 который все теснит
в угол от себЯ бутыль.
     - Ђ  черт  знает, какой они туда химии насобачили. Ќа голове мне у себЯ
их возить, идолов окаЯнных? …ще лопнет по дороге, обольет!..
     Љонечно,  он  не  упоминал  идолов  и прочего, тут в ходу совсем другие
выражениЯ, но они до того привычные, что их просто не замечаешь.
     ‡амечали обратное. Љраюхин никогда матерно не ругалсЯ, не знаю почему.
     - ‹опнет,  тебЯ  же насквозь обдезинфекцирует! - насмешливо ободрЯет он
шофера. - Ќи одной воши к тебе пЯть лет не подступитсЯ!
     Њы  трогаемсЯ  и  на  ходу  стараемсЯ  застегнуть  занавеску над задней
дверцей  -  надо  просунуть  в веревочные петли вместо пуговиц продолговатые
деревЯшки,  тогда  не  будет  так  дуть.  Њы  долго  возимсЯ,  но  ничего не
получаетсЯ: петли оборваны, а где сохранилась петлЯ, нет деревЯшки.
     Њы  прижимаемсЯ  друг  к другу, потом даже обнимаемсЯ длЯ тепла, прЯчем
руки.
     ‹ежащий  на носилках, редко мигаЯ, смотрит в потолок машины все теми же
широко, удивленно раскрытыми глазами.
     - ‚от кому горЯ мало, он и холода-то небось не чувствует!
     џ толкаю …всееву боком:
     - ’ы все-таки потише!
     - Ћ-о? „а он глухой. Ќачисто оглохший.
     - ѓлухие все по губам могут понимать.
     - „а  что  ты?  ќто  которые  настоЯщие  глухие.  Љоторые с детства или
вообще  давно.  Ђ  этот  в  голову  контуженный. Ћн же недавний глухой... ’ы
разве  не  видишь?  …го  же  тут  нет,  с  нами. Ћн тихий. …му, может, какаЯ
спокойнаЯ  картина  сейчас  чудитсЯ,  что  его  мамка  на  руках качает. ‚от
увидишь,  так  и  будет  лежать, не понимаю, зачем еще тебЯ со мной послали?
Љакое  соображение?  Џросто  сдуру?  ’ебе  кто ехать-то велел? Ђртамкин? ќто
сдуру.
     - Ќет, врач.
     - Ђ-а...  Ќу,  возможно,  какое  соображение... Ћх и холодюга исподнизу
задувает...
     Њашина  медленно  бежит  за  городом,  по  обледенелому шоссе. ‘права и
слева  нечистый,  как будто прошлогодний, снег. Ѓыла грЯзнаЯ оттепель, потом
разом все схватило морозом, обледенело, а нового снега нет.
     Ќаверное,  и  прежде  много  раз  бывала  такаЯ  погода: небо, размытое
мутными  водЯнистыми  подтеками на серых облаках, но сейчас мне кажетсЯ: вот
именно  такаЯ  погода и должна быть, когда все идет и идет эта война. Љак-то
по  всему  окружающему  видно. ‚се на месте, а все изменилось: люди цепочкой
шагают  по  обочине  вдоль  длинного  заводского  забора. €м скользко идти и
холодно.  ђаньше тоже бывало скользко и мороз, и забор был тот же, но сейчас
точно написано на нем во всю длину: в-о-й-н-а.
     Џоселок,  баба  несет  через двор в тазу белье, Я даже лица ее не вижу,
но уверена, она бы совсем не так шла, если б не война.
     Џотом  навстречу  нам  попадаютсЯ  ребЯтишки,  идут  из школы. Ћни вЯло
пробуют  баловатьсЯ,  толкают  друг друга, раскатываютсЯ по ледЯной дорожке,
но  как-то  скованно,  не  по-настоЯщему  у них получаетсЯ, точно они и сами
знают,  что  главное война, а все остальное - это так, по привычке делаетсЯ,
без настоЯщей радости...
     „а  так  и  есть:  Я  помню  эти  места,  когда деревьЯ стоЯли зеленые,
густые,   а  теперь  как  будто  всЯ  радость  опала  с  деревьев  вместе  с
разноцветными  осенними  листьЯми,  всю  ее выдуло начисто, начисто вымело с
улиц  и дворов этих поселков, изо всех уголков, так что нигде не осталось ни
листика ее, ни тоненького стебелька...
     Љогда  мы,  своротив  с  шоссе, колыхались и переваливались по дороге к
•отунову, начало совсем уже темнеть.
     Џроехали  под  жидкой  приветственной  аркой  бывшего дома отдыха, мимо
занесенных  снегом  качелей,  замерзшего  пруда  и танцплощадки, утонувшей в
сугробах.
     ‘дали  раненого,  и  наш шофер поехал сдавать бутылки на склад и искать
завхоза,  который их должен принимать. Ђ мы с …всеевой отогреваемсЯ в уголке
на  кухне, пьем чай около кипЯтильника и греем руки о кружки. ‘обственно, не
на  кухне, а в комнатке, где кипЯтильник, и мелкие дрова длЯ него сложены, и
чайники,  громадные,  выстроенные  на  полке,  шесть  штук,  смотрЯт  на нас
носами.  —айники  вычищены и стоЯт нос в нос - одинаково повернутые, - тут у
них порЯдок, по всему видно.
     - ‘ейчас  нас отсюда шибанут, - говорит …всеева, торопливо прихлебываЯ.
- Ќачальство какое-то ужасное поЯвилось.
     ‘удомойки,  которые  нас  сюда  пустили, объЯснЯют, кто мы такие, с кем
приехали,  мы  не  слышим,  что  они  объЯснЯют, но все очень понЯтно, а эта
стоит  не  шелохнувшись  и слушает. Љак непроницаемый, беспристрастный судьЯ
перед  вынесением  приговора.  €ли  как  недобраЯ баба, небольшой и даже вот
именно тем особенно и Ядовитой, что небольшой власти.
     •алат  на  ней - хоть на выставку халатов, а на судомойках такие, какие
и  бывают,  когда  вымоешь по двести мисок, двести тарелок в смену, да еще и
полы в придачу.
     - ‚се равно посторонние не допускаютсЯ.
     - ‘лышим,  слышим,  -  хотЯ говоритсЯ это не нам, очень громко отвечает
…всеева.
     Њы встали, оставив недопитые кружки со сладким чаем.
     ‚се  молчат  и смотрЯт, пока мы проходим мимо, через кухню и выходим во
двор.
     Ћбходим  по  снегу  вокруг  дома,  машины  еще  нет,  и  входим снова с
парадного  подъезда, через терраску, где прежде отдыхающие, наверное, играли
в домино или в шашки по вечерам.
     - Њогли  в коридор выйти, а ты сразу на мороз, на улицу... “х, какаЯ...
непокореннаЯ! - хмыкает …всеева.
     - ’ы бы и пошла в коридор, а не на мороз!
     - Ђ Я хуже тебЯ?
     Њы  сидим  у  тепловатой батареи отоплениЯ в вестибюле - от дверей дует
вовсю.  ђаненых не видно. Ћни, кажетсЯ, все тут такие, что не разгуливают по
коридорам.
     Џроходит  какаЯ-то  женщина в медицинском халате. ‚от такой Я почему-то
и представлЯла себе сестру по фамилии Џортугалова.
     - ‚ы не Џортугалова? - спрашиваю Я.
     - Ќет,  - она останавливаетсЯ с удивлением. - Џочему вы подумали? Ђ вам
нужна Џортугалова?
     џ ей объЯснЯю, что просил наш главврач, она пожимает плечами:
     - Џонимаете, вы поздно уж очень приехали, она ушла с дежурства.
     - Љогда же у вас дежурства кончаютсЯ? Ќе с утра?
     - „а,  конечно.  „ежурство  у  нее  сегоднЯ утром кончилось, а ушла она
совсем недавно, перед ужином, бывает всЯкое...
     Ћна   не   уходит,   хмуритсЯ,  что-то  неЯсно  припоминаЯ,  неуверенно
предлагает:
     - џ  не знаю, право, про кого там разговор был, и насчет фамилии ничего
не слышала. …сли хотите, пойдемте со мной, Я вам могу показать.
     - €ди,  иди,  - говорит …всеева. - ђаз он тебЯ просил. Ђ мы подождем, Я
его не пущу, черта, без тебЯ уехать.
     Њы  поднимаемсЯ  по  лестницам,  входим  в какой-то удивительно тихий и
безлюдный, будто и, нежилой вовсе, коридор.
     Џол  блестит,  пахнет  дезинфекцией,  а  так  вовсе  не  похоже  на наш
обыкновенный  госпиталь  -  двери  закрыты,  никто  не бродит по коридору, и
очень уж тихо.
     ‚ходим  в  какую-то комнатку, узенькую, в одно окно, вместо стен справа
и  слева  стеклЯнные  перегородки  в мелких переплетах, закрытые одинаковыми
старыми  плакатами,  -  видно, от дома отдыха остались: Яркое солнце, пышнаЯ
зелень,  веселаЯ  девушка  прыгает  за  мЯчом, смеетсЯ парень в майке, и все
повторЯетсЯ, прыгает девушка за мЯчом, парень смеетсЯ, и опЯть все сначала.
     †енщина отгибает угол одного плаката.
     - Ќу вот, поглЯдите на этого, у самой перегородки.
     —ерез стекло Я вижу койку, лежащего на спине человека.
     - Џлохо видно, темно.
     - ‘ейчас зажгут. ‚ы не спешите... ‚ы волнуетесь?
     - Ќет, что вы, просто видно неважно... џ ничего не думаю.
     - Џогодите. ‚от ему несут ужин, сейчас увидите.
     џ  вижу,  как  за  стеклЯнной  перегородкой  зажигаетсЯ новаЯ лампочка,
входит нЯнЯ с подносом, на котором только одна миска, одна кружка и хлеб.
     Ћна  присаживаетсЯ  на край постели, и когда сетка под ней прогибаетсЯ,
белое  лицо  лежащего,  похожее  мертвой неподвижностью на слепок, на маску,
какие  снимают с великих людей на памЯть, только странно видеть такую маску,
хмурую,  курносую,  с  отсутствием  осмысленного  выражениЯ,  какое  даже  у
спЯщего  не  бывает,  вдруг угрюмо оживлЯетсЯ: из-под одеЯла выползает худаЯ
рука.
     ЌЯнЯ  его  начинает  кормить,  а  он, как маленький, который хочет и не
умеет  "сам",  цеплЯетсЯ  за  ее  руку,  когда она несет ложку ему ко рту, и
заранее широко открывает рот.
     - Ќет,  -  говорю  Я.  - Ќет! Ђ что вы так смотрите? Ќе видала Я его, в
жизни не видала.
     - џ  разве  смотрю?  -  удивлЯетсЯ  сестра.  -  •отЯ, может, правда. ‚ы
думаете, не бывает, что так вот посмотрЯт и отказываютсЯ? Ѓывает.
     - Ћт своих?
     - Ѓывает все на свете. “-у, как еще бывает!
     - ‚от этого знаю, - говорю Я.
     - Ћ?
     - Њы  его  к  вам привезли сегоднЯ! ‚ы только одеЯло сменили, одеЯло не
наше.
     - „а,  это  сегоднЯшний...  †алко,  вы так поздно приехали, про кого же
это ’атьЯна звонила?
     - Љто это ’атьЯна?
     - ‘естра Џортугалова, вы же ее спрашивали.
     Њы  выходим в коридор, спускаемсЯ в вестибюль опЯть. …ще издали слышно,
как   …всеева   ругаетсЯ  с  нашим  шофером,  который  рветсЯ  ехать  домой.
ЋказываетсЯ,  девушка,  которую  просили сходить за Џортугаловой, не застала
ее дома, и теперь шофер бунтует, не желает больше ждать.
     - Ђх,  дома  ее нет? - удивлЯетсЯ сестра, котораЯ водила менЯ наверх. -
‡начит, она и не уходила никуда. ѓде-нибудь здесь.
     ‚от  отсюда,  с этой минуты, Я вдруг плохо помню, что было, то есть все
помню,  но  путаю,  что после чего. Ќаверное, кто-то нашел Џортуталову и это
она  менЯ  повела,  а  Я  опЯть  шла,  куда менЯ вели, и через перегородку с
мелкими  стеклами  увидела,  узнала  на  подушке  лицо,  родное  лицо  моего
мальчика,  постаревшее  длЯ  других,  но длЯ менЯ только усталое, замученное
лицо мальчика, моего ‚али, ‚афельки.
     Џортугалова  стоит и ждет, Я не знаю, что сказать, она все ждет, пока Я
наконец наберу столько воздуха, что смогу выговорить:
     - Њой.
     - ’очно?..  Ќу,  вижу,  вижу...  Џочему  же  вы, однако, сказали, что у
ваших детей другаЯ фамилиЯ?
     - ќто  правда. Ќаверное, Я с ума сошла... ‡атмение. “ него-то... “ него
же одного из всех фамилиЯ моЯ... ’верской, да.
     - —то же он, не родной? “ вас что, не все родные?
     - ‚се, и он родной, Я же говорю, мой.
     - “  нас  кое-какие  данные  были:  ’верской.  Ђ  что  такое  ’верской?
”амилиЯ? €ли так кто-то вспомнил, что был тверской парень!..
     ‘иделка  присаживаетсЯ  к  нему  и  начинает  кормить,  но  лицо у него
остаетсЯ  неподвижным,  замкнутым. Ћна привычно, ложкой слегка разжимает ему
зубы,  и  он слабо сопротивлЯетсЯ, с отвращением, нехотЯ проглатывает жидкую
кашу и опЯть сжимает зубы, до следующей ложки.
     Џортугалова ждет, потом смотрит мне в лицо и еще раз спрашивает:
     - Ќу?
     - Њой  же,  мой!  -  повторЯю  Я. - —то вы еще спрашиваете? Њожно мне к
нему?
     - ”амилиЯ  его,  значит,  ’верской действительно? ‘пешить, к сожалению,
вам нечего. …ще все увидите. ‘начала пойдемте со мной.
     ЋпЯть  она  менЯ куда-то ведет, приводит в комнату, зажигает настольную
лампу.
     - ‚ы писать сами сейчас сможете?
     - —то писать?.. Ђ что с ним?
     - ‚ам  все  объЯснит  врач.  Џишите,  что  опознали,  и все его данные.
Њожете?
     - ѓоворите. џ могу.
     - џ  только  позвоню врачу. ‡начит, фамилиЯ? “ нас камень с души - ведь
он неопознанный: мало их, рЯзанских, тверских и всЯких...
     - Ђ  он  сам  не говорит?.. Ћн... - Я все хотела, никак не могла задать
этот вопрос. - Ћн... не слышит, а глаза?
     - ЉонтузиЯ,  да и потерЯ зрениЯ в результате контузии... Ќет, Я не вам,
ѓригорий  Њихайлович...  ѓоворит  Џортугалова,  вы  можете  представить, тут
опознали  нашего  последнего,  насчет кого мы сегоднЯ звонили, действительно
’верской,  и  отыскалась  мать...  Ћна тут у вашего кабинета сидит, пишет...
•орошо, конечно, подождет... - вешает трубку.
     - Ћн   просит  подождать,  сюда  идет...  Ђ  вы  лист  весь  испортили,
погодите,  Я  вам  другой  дам.  ‚от.  ‚ы  же  в  госпитале  работаете, пора
привыкнуть.  ѓлаза  у  него  целы,  контузиЯ,  это  часто восстанавливаетсЯ.
—астично  или  совсем...  Ќо наше положение - лежит, не говорит, не слышит и
слепой.  …го  вывезли  на  самолете  из  партизанского  района  - с ним одна
записка  была.  ‚ообще  немножко загадочный, потому что слух-то вроде у него
есть,  но  слова  до  сознаниЯ  не  доходЯт,  смысл...  —то  же вы с бумагой
делаете?  ЋпЯть  испортили,  всю  закапали.  ‚се-таки  он  живой, его лечить
будут, вы подумайте, а скольким хуже бывает?
     - Ђ потом мне его отдадут?
     - Џодлечат же его у нас сперва. ‚ы его возьмете? “словиЯ у вас есть?
     - Љакие  условиЯ?  ‚се есть... —его еще?.. Љонечно, хоть сейчас возьму.
Љак отдадут. Љровать есть, комната. —его еще?
     - Џрекратите это! - слышу Я голос. - џ сказал!
     ‚оенврач  входит стремительно, так что распахнутый халат развеваетсЯ на
нем,  как плащ. Ћн тут какой-то главный, по голосу сразу слышно: показалось,
что  он рЯвкнул на человека, который так и отскочил обратно за дверь. Ђ ведь
он  вполголоса  сказал.  „аже  тише,  чем обычно разговаривают два человека,
сидЯ рЯдом за столом.
     - Ќу, что тут? - Ћн говорил все так же властно и быстро, вполголоса.
     - ‚от она заЯвлЯет, что опознает. —то ЯвлЯетсЯ матерью этого...
     - ‡наю которого. ’ак это вы? ‡начит, вы его видели?
     - —ерез стекло только. Ђ мне к нему вы разрешите?
     - ‚ы знаете, что он не видит и не слышит?
     - ‘казали вот... Ђ это... навсегда?
     - Њы же тут лечим, ничего не бывает навсегда, кроме смерти.
     - Ќо жить-то он будет?
     - „а, отчего же ему не жить. ‚полне.
     - ‘лава богу... € тогда вы его мне отдадите?
     ‚рач оборачиваетсЯ к Џортугаловой:
     - ‡аЯвлЯет,  что  ЯвлЯетсЯ...  ‚ы  что,  сами не видите, что мать? Ђ не
"ЯвлЯетсЯ"...
     - ‘тароверцева  тоже  была  мать,  - обиженно, глЯдЯ в сторону, говорит
Џортугалова.
     - ‘терва, а не мать.
     - Ќе одна она. Ђ эта...
     - ‘терва, а не жена!
     - Ђ можно мне сейчас к нему, а, товарищ военврач?
     - ‘ейчас  мы  пойдем  вместе.  ‘перва  только  выслушайте,  что  Я  вам
скажу...  Ѓросьте  вы  эту  писанину,  вы менЯ слушайте. …го доставили после
аварии  самолета  в  таком состоЯнии. ‘обственно, какаЯ там авариЯ, их сбили
при  перелете  линии  фронта, с какого-то партизанского пЯтачка летели. Ќаши
даже  видели,  как  падал  и  горел  самолет. Ќо на нем ожоги несущественные
были.  …му  повезло...  его  наши  подобрали - вот в таком состоЯнии. Ѓольше
никого.
     ‚  каком  он  состоЯнии  был  до  аварии? Ћн был забинтован, заживающие
раны,  -  значит,  его  переправлЯли  на  Ѓольшую  землю  раненым. ‹егких не
переправлЯют, как вы понимаете.
     Џри  нем нашли записку карандашом: "’верской, по предположению". Ћн кем
был?
     - џ написала. €стребитель, летчик.
     - „а,  да...  ‚есьма  возможно. ’ак вот что, идемте, если хотите, но не
ждите  ничего  хорошего,  вообще ничего не ждите, хорошо? ‘луховой аппарат у
него  как  бы  действует,  то есть он может действовать, но в сознании он не
облекаетсЯ  в  определенную  форму,  слышит, но не понимает, что ли... Њежду
сигналом  и  сознанием  -  заслонка,  -  это  не  то что просто весь аппарат
сломан...  Њы  будем,  конечно, принимать свои меры. ‚ы мою мысль понимаете?
Ќапример,  и с глазами - если их нет, то и суда нет. Ђ когда они целы, но не
видЯт, тут поле деЯтельности длЯ нас не закрыто...
     Њы  проходим  через  вестибюль,  и …всеева кидаетсЯ мне наперерез. Ќе с
радостью, а с ужасом.
     - ’ы  что,  неужели  тут сына нашла? Ћй, судьба какаЯ. Љакой, какой он?
Ѓезнадежный? Ћй... ђодной сын?
     - ќто  еще  кто?  -  быстро  проходЯ  мимо, отмахиваетсЯ военврач. - Ќе
мешайтесь... ‚едите себЯ спокойно, Я вам скажу, когда можно будет подойти.
     Џалата   маленькаЯ,   на   четыре  койки,  прохладно,  шипит  в  тишине
отопление.  Ћчень  уж тихие все четверо, что тут лежат. ‡а черными окнами на
морозе голые сучьЯ, освещенные лампой из комнаты.
     ‚оенврач,   обе   сестры   и   нЯнЯ,   собиравшаЯ  миски  после  ужина,
разговаривают так, будто никого, кроме них, в палате нет.
     Џортугалова  по  знаку  врача  откидывает одеЯло, оголЯет живот одному.
‚рач  подсаживаетсЯ  на  койку.  Ќажимает  рукой  на живот, мнет потихоньку,
сосредоточенно-вдумчиво глЯдЯ в сторону:
     - ќтого готовить на операцию...
     ‹ежит  с  закрытыми  глазами,  морщитсЯ,  слегка  мычит, когда давЯт на
живот,  а  когда  говорЯт про операцию, это его как будто не касаетсЯ. Ђ вот
когда его снова прикрыли, опЯть - касаетсЯ, это он чувствует.
     ‘реди  громких  разговоров, пока они переходЯт от одной койки к другой,
Я  стою, смотрю в лицо сыну, моему последнему сыну, и все крепче зажимаю рот
ладонью.  ‹ицо безжизненное, тупое, даже страшнее - отключенное от того, что
здесь,  вокруг  него.  ’очно  он  в каком-то другом месте... Њожет быть, это
теперь  только  Я так думаю? ‘корей всего, только теперь. Џотому что так оно
и  было  на  самом  деле  тогда  -  он  и был в другом месте, совсем другом,
ужасном, но узнала Я это после.
     ‚оенврач  подходит  энергичной  походкой,  властно  берет ‚алю за руку,
стоЯ  слушает  пульс, но его отзывают, он быстро откладывает руку от себЯ, и
она  так  и  остаетсЯ,  неудобно,  нелепо  повернутаЯ  ладонью вверх, лежать
поперек груди, как неживаЯ.
     - Ќу что? Њожет, пойдемте отсюда?
     Џортугалова  трогает  менЯ  за  локоть,  а  Я  все  жду, когда врач мне
разрешит подойти, все боюсь что-нибудь испортить, не знаю что.
     - Њожно  мне  подойти  ему  руку  поправить?  - спрашиваю Я, еле разжав
ладонь на губах.
     - Џодойдите, подойдите, - говорит врач. - џ сейчас подойду тоже.
     ђука,  длЯ менЯ неожиданно теплаЯ, страшно худаЯ, но тЯжелаЯ, Я бережно
поворачиваю,  кладу ее ладонью книзу, прижимаюсь к ней щекой и целую и, став
на колени у койки, глажу ее своей щекой, кажетсЯ, мокрой щекой.
     - Ќу  вот,  нашли...  - говорит доктор очень неопределенным, совершенно
неслужебным  тоном  и  не  торопит менЯ, хотЯ Я мешаю ему, не отпускаю руку,
котораЯ ему нужна прощупать пульс.
     - Ќашла... Њне можно теперь к нему приходить?
     €  тут  Я  слышу испуганный, торопливый голос, почти крик Џортугаловой,
она   говорит   что-то  вроде:  "Ћй,  товарищ  доктор,  что  это  такое?  ‚ы
посмотрите. ‹ицо... лицо, поскорей!"
     џ  вскидываюсь,  выпрЯмлЯюсь,  и  мы, наверное все, кто есть в комнате,
смотрим  ему  в  лицо,  с  которым  происходит  что-то пугающее. …сли бы это
неподвижное  лицо  было  покрыто  известью  и  вдруг  застывшаЯ  корка стала
лопатьсЯ у нас на глазах, рассыпаЯсь в куски, - вот так бы это выглЯдело.
     …го  глаза  слепы,  но  лицо  - стало видеть, это невозможно по-другому
сказать,  все оно оживало у нас на глазах: лоб, затрепетавшие веки невидЯщих
глаз,  углы  рта,  складки  кожи,  он  глотал  воздух,  как твердые комки, с
напрЯжением,  с  трудом,  у него перекатывалсЯ кадык, он закашлЯлсЯ коротко,
грубо,  хрипло,  промычал невнЯтно и вдруг легко и прерывисто, Ясным детским
голосом  очень  тонко  выговорил:  "Ња-ма...  ма"  -  и протЯнутыми в воздух
руками потЯнулсЯ, стал шарить и схватилсЯ за менЯ...
     - Њама,  где  Я? - Ћн, вцепившись, не отпускает менЯ, как будто боитсЯ,
что Я вырвусь, и повторЯет: - Њама, мы где? ѓде Я сейчас?
     €  тут Я совсем ничего не могу вспоминать подрЯд. “же не могу теперь не
знать  того,  что  узнала  потом.  Ќе  могу вспомнить, что думала, как было,
когда  Я  только  без  памЯти его обнимала, еще не знаЯ. Ќичего не знаЯ, как
знаю теперь. ‚се, что он рассказал мне потом.
     "...‚се  обыкновенно так было на аэродроме в тот день. Њы позавтракали,
Я  вышел  во  двор  покурить,  воздух  до  того  свежий, Ясный, осень только
начинаетсЯ - кое-где понемножку желтеет, а так все еще зелено.
     Џрохоров †енЯ мне говорит:
     - Љакой воздух, чисто длЯ загородных экскурсий! Џрозрачность до чего!
     - „а,  -  говорю,  -  очень  подходЯщий  длЯ  экскурсий. € особенно длЯ
прицельной бомбежки!
     ‘меетсЯ:
     - Љто  про  что, а заЯц все про морковку. Ќа-ка возьми пачку - попробуй
сигареты трофейные, нам пехота прислала целый Ящик. ‡а наш подвиг.
     - ‡а какой?
     - Ђ  прошлую  пЯтницу.  ‡абыл? €м очень понравилось, как мы перехватили
тех... ну, которые их бомбить начали. Џехота этого не любит.
     џ попробовал сигарету, даже закашлЯлсЯ, очень паршиваЯ.
     - Ќет,  ты  не  бросай!  -  говорит †енЯ. - ‘перва противно, а немножко
втЯнешьсЯ, терпеть можно.
     Ќу, Я потЯнул, потЯнул и все-таки бросил:
     - Џускай ее ѓитлер курит!
     ‚от  и  все...  Ќет, еще подавальщица нашей столовой ЌадЯ, симпатичнаЯ,
выходит и мне говорит:
     - —то  ж  вы  поросенка  на  столе бросили? Ќе совестно? - и подает мне
поросенка.  ќто  она  мне  на  счастье  подарила,  а  Я  его на столе забыл.
Џоросенок  мЯгкий,  ватный,  что  ли,  такой розовый, с мизинец величиной. џ
извинилсЯ  и  кладу  его  в  карман.  Ќу и все. …ще в воздухе, когда мы круг
делали,  Я  глЯнул  вниз:  леса,  желтеет,  кое-где  красное  рдеет,  сверху
красиво.
     €  дальше  все  было одинаково, как всегда. Ќе так все складно и ловко,
как  рисуетсЯ приезжему корреспонденту в штабе дивизии, ну и не так ужасно и
страшно,  как  другим  кажетсЯ.  ‚се  сколько  раз  уже бывало. ‚озвращались
домой,   бомбардировщики,   которых  мы  прикрывали,  и  трое  истребителей:
Џрохоров  †енЯ, Я и еще Џрохоров Ђльберт, два Џрохоровых было, только они не
братьЯ,   не   родственники,  а  просто  вместе  летали,  и  вот  мы  видим:
выскакивают  из облаков истребители фашистские. ‘тараютсЯ к бомбардировщикам
добратьсЯ.  Њы, конечно, ввЯзались с ними в бой. џ одного выбрал, иду в лоб,
однако  он  тоже  в лоб и никак не думает отворачивать. ‚от черт, упрЯмый. џ
открыл  огонь  в подходЯщий момент, не поторопилсЯ, даже уверен, что хорошо,
прЯмо  чувствую,  что  не  мимо.  ‚се как со мной уже бывало, и вдруг что-то
такое,  чего  никогда  не  было.  —то  такое?.. ‚идимость пропала, и Я будто
нырнул  куда-то. Ќу, думаю, все - сбили, а вроде будто и нет. Ќо почему-то и
видимости  нет. Њотор работает, и Я, к удивлению, лечу! ‘о лба течет что-то,
заливает  глаза.  Ђга,  думаю, это где-нибудь голову задело, залило глаза. €
вот  перчаткой  протираю  глаза,  протираю, ничего не понимаю, все на месте,
только  мне  как-то немножко равнодушно все, вроде сквозь сон. Ќо в общем-то
понЯтно,  что  Я  ничего  не  вижу, а лечу, куда сама идет машина. € даже не
знаю,  в  какую  сторону  -  к  фронту,  или вдоль линии, или вообще прЯмо в
ѓерманию.  „алеко  так  не  долетишь, конечно. Џотом и мотор начинает давать
перебои,  и  Я  нахожусь, может быть, над облаками, и надо мной сиЯет чистое
небо,  а  Я  может быть, уже иду на бреющем и сейчас в какой-нибудь пригорок
врежусь.
     ‘ижу,  сцепив  зубы, и жду. Џеребои все хуже. Ќет, уж какие там облака,
с  такими  перебоЯми  мы  проваливаемсЯ  начисто, сейчас все! ‘лышу какой-то
посвист,  треск,  толчок, удар! Њотора уже не слышно, менЯ наклонило на один
бок,  покачнуло  на  другой, и все. ќто мы по верхушкам леса резанули. џ жду
удара, нет удара. ‡астрЯли мы где-то на деревьЯх. ‚едь это надо!
     ‚  голове  у менЯ муть и глупаЯ мысль: ай да поросенок, все-таки помог,
значит!  Ђ  больше  ничего  умного  в  голове  нет,  даже не помню - ремни Я
отстегивал  или  нет.  Њожет,  Я вывалилсЯ из кабины, потому что чувствовал,
как  лицу  горЯчо  делаетсЯ,  слышал, как потрескивает огонь, машина горит и
ветки  кругом  горЯт,  хвойный  дым.  ѓорелой  хвоей пахнет, слышу, и больше
ничего...
     ЊенЯ  вроде  вовсе  не  было,  и времени не было, ничего не было, и вот
понемногу  чувствую,  что  Я  где-то  есть.  „ышу, могу пальцами пошевелить,
только  ничего  не  вижу,  и  в  голове  гул такой, будто в ней мощный мотор
работает, и даже голову трЯсет от его работы.
     Џонемногу  Я  соображаю  даже,  что сижу и менЯ под мышки поддерживают,
чтоб  Я  не свалилсЯ, и что-то мне на ухо кричат, спрашивают, а у менЯ мотор
работает,   Я   плохо  разбираю,  что  мне  говорЯт,  и  стараюсь,  стараюсь
разобрать,  потому  что соображаю, что тут все решаетсЯ - где Я? Људа попал?
‚есь  вопрос  жизни,  ну,  это  Ясно  каждому...  €  вдруг  до менЯ доходит:
русские! Џо-русски менЯ спрашивают, вот какое счастье! Љ своим попал.
     џ  шевелил губами, наверное, и слышу, тот же голос мне говорит: "Ќу на,
бери,  пей!  ’ы  что,  окосел,  не  видишь?.. џ ж тебе даю!" Ќемного погодЯ,
чувствую,  мне  тычут к губам какую-то жестЯнку, Я взЯл ее тогда в обо руки,
одной  мне  не  удержать  было,  отпил  немного,  и в это времЯ тот же голос
хмыкает  и произносит по-немецки что-то коротко, что - Я не понимаю, да и не
слышу  почти,  только  что-то  по-немецки.  „окладывает, и не докладывает, а
просто,  по  всей  дисциплине, коротко, четко, почтительно. € вот это передо
мной как на картинке все нарисовали. ‚се мне стало Ясно.
     џ  молчу,  ничего  не  отвечаю,  начинаетсЯ  допрос по всей форме: кто?
какой  части? сколько машин? где аэродром? Ђ Я, идиот несчастный, чуть у них
попить  не  просил,  а?  ќто одно счастье, что они не заметили раньше, что Я
слепой! ќто повезло.
     ’олкает  менЯ,  орет  какой-то дурак, думаю: ты ори, надрывайсЯ, мне-то
тебЯ  еле  слышно,  во  мне  мотор  стучит.  Џотом пистолетом в менЯ тыкали.
ЏридавЯт  к  виску  и  держат,  долго.  „о  того,  что  ствол  холодный даже
согреетсЯ.
     ‘перва  в животе что-то напрЯгаетсЯ, ждешь, вот сейчас бахнет, и все!..
Ђ  когда  долго  это  потЯнулось,  Я  потерЯл  эту  надежду,  думаю, нет, не
застрелит менЯ, сразу бы могли, а теперь что-нибудь другое будет, похуже.
     ’ак  и вышло - этот разговорщик-то русский на прощанье мне безо всЯкого
смысла,  просто  от  себЯ лично, со злости, как даст по зубам, и тут же менЯ
куда-то  поволокли. Џускай тащат, думаю, ногами Я ради вас двигать не стану.
Људа-то  привезли,  протащили  через  порог  - в дом какой-то, значит, опЯть
посадили  на  лавку  и  держат,  чтоб Я не свалилсЯ как куль. Љто-то мне тут
глаза промыл. ђука грубаЯ, но, чувствую, умелаЯ, какой-нибудь медик ихний.
     Џотом  пальцами  мне  веки  растопырил, ощупал. ™елк! ‡ажигалкой у менЯ
водит перед глазами - Я тепло чувствую, и бензин горит - по запаху слышу.
     ‚олосы  на  голове  стали  выстригать, какой-то дезинфекцией промывать,
потом  чем-то  острым ковырЯли - боль такаЯ, мне кажетсЯ, дырка, наверное, у
менЯ  в  полчерепа,  -  и  вдруг  разом  потерЯл  Я сознание. •отЯ это самое
неподходЯщее  к этому случаю выражение: "потерЯл"! Ѓудто держалсЯ, держалсЯ,
ах,  да и выронил! Ђ тут наоборот: избавилсЯ Я от сознаниЯ, освободилсЯ, как
от  проклЯтиЯ,  но,  к сожалению, вернулось-таки оно ко мне, окаЯнное, через
сколько-то времени вернулось! € опЯть Я с тоской соображаю, кто Я и где Я.
     Љругом  тишина,  прелой сырой соломой пахнет, навозом. Џодо мной солома
теплаЯ,  а  вокруг  холоднаЯ,  -  значит, Я давно на ней уже валЯюсь. ‡апахи
деревенские,  но  до  того  тишина!  Ќе то что просто тишина, а еще и воздух
ночной,  чувствуетсЯ  -  хорошей  ночью  пахнет.  Љалитка заскрипела, прошли
невдалеке  солдаты, куда-то мимо, переговариваютсЯ по-своему, по-немецки. Џо
мЯгкому  шаги  глухие,  а  на  камнЯх,  где  замощено,  слышно  - солдатские
подкованные  сапоги.  Џошаркали,  обтираЯ  подошвы,  звЯкнули - это автоматы
когда  снимали,  кольца  на  ремнЯх, наверное. ‡аговорили - один подвыпивши,
болтает,  другой  на  него вроде шикнет и сам смеетсЯ. ‡ахлопнулась дверь за
ними.  ЋпЯть  тишина:  от  ветра  сухаЯ  трава  третсЯ  о  стенку  снаружи -
чертополох  ли,  вообще  бурьЯн какой-то. ‘олома начинает сильно шуршать, ко
мне  какой-то  человек  подкатываетсЯ,  шарит  рукой,  прижимаетсЯ ко мне, к
самому уху даже, шепчет, дышит:
     - Ђ  тебЯ они били? - џ молчу и молчу, а он горЯчо так шепчет: - Ђ менЯ
ух  били!  „а  теперь  так  и  так  расстрел, что тебе, что мне. Ђ в погребе
четверо  наших  заперты,  до  утра...  ’ы  двигатьсЯ можешь? —то молчишь-то,
струсил?.. Ќу молчи, черт с тобой, Я один попробую...
     Њне  слышно,  что  он  осторожно, быстро начинает копать чем-то. ‘тенка
деревЯннаЯ  подрагивает,  развороченным навозом сильно потЯнуло, потом сырой
землей.  Љопает не на шутку человек, по дыханию слышно. ‡амрет, прислушаетсЯ
и опЯть беретсЯ за свое.
     ЏьЯные   голоса  заспорили  недалеко,  он  все  бросил,  опЯть  ко  мне
подкатилсЯ, привалилсЯ.
     - ЏьЯнствуете,  сволочи!..  Љабы все знали, что Я знаю, так шнапс бы на
землю  вылили,  дьЯволы!  Ћни знаешь чего боЯтсЯ? Ќервничают, ожидают нашего
наступлениЯ,   и  вот  им  прощупать  до  зарезу  -  на  каком  участке  что
сосредоточивают  и  все такое! Ћго, да они, никак, тебе голову перевЯзали? -
Ћн,  прищелкиваЯ Языком, ощупал менЯ... - –-ц-ц!.. „ело плохо - это они тебЯ
берегут,   надеютсЯ   из   тебЯ  что-нибудь  выпытать!..  ’ебЯ  запросто  не
расстрелЯют,  нет...  ’ы  сам  покопать-то  немножко  не можешь? “ менЯ руки
устали...  „оски  там  подгнивши,  вдруг да выберемсЯ... а коли подстрелЯт -
так  с  ходу!  ‚се-таки  лучше...  Ќу  лежи, не отвечай, Я без тебЯ... Џес с
тобой.  Њы  таких  повидали: в строю - грудь колесом, а от своих отбилсЯ - в
одиночку и руки по швам... ‚алЯйсЯ тут...
     €  он  опЯть  копает,  отчаЯнно, слышу, с хрипом даже, а Я лежу, сердце
колотитсЯ, думаю, а вдруг правда? Ђ вдруг обман?
     Ќа   дворе   опЯть   калитка  проскрипела...  туда...  обратно,  громко
загорланили,  кто-то входил, и тут доска хрустнула, он удачно момент выбрал.
„а,  слышно, гнилаЯ доска, как всегда в том месте, где она не на воздухе, не
в земле, а так, присыпана землей на четверть.
     - Џротиснусь,  пожалуй,  -  шепчет, - только отдышусь. Џротиснусь, была
не  была!  џ тут кругом все знаю, мне бы только через огород, а там по ручью
вброд  и  до  самого  лесу!  Ђ  уж  там  свое  царство... ”-фу, вот никак не
отдышусь...  Џрощай, браток. †иви до утра. Ђ мне до некоторой степени пожить
тоже охота! ‘частливо оставатьсЯ...
     ЋпЯть он копает, возитсЯ, ругаетсЯ сквозь зубы, шепотом:
     - ‘атана, и гвоздь откуда-то!.. Ќикак ведь не протиснешьсЯ!
     ќто  Я все слышу и думаю: а вдруг Я это лежу таким подлецом, не помогаю
товарищу,  а  он надрываетсЯ, стремитсЯ вырватьсЯ? Ќет у менЯ сил все лежать
да прислушиватьсЯ.
     џ  приподнЯлсЯ  и  кое-как  пополз,  пока прЯмо в него не ткнулсЯ, и он
вкладывает  мне  в  руку  обломок  косы, и Я рукой ощупываю подкопанный лаз,
соображаю,  откуда  лучше  копнуть.  ‘илы  у  менЯ в руках совсем мало, но Я
напрЯгаюсь, выгребаю землю.
     - Џотише  ты,  -  он  говорит,  -  вон уже фонарь во дворе видать, надо
выглЯнуть, что там у них творитсЯ.
     - Ђ Я не вижу ничего. џ, кажись, ослеп начисто.
     - Ќеужто совсем? Ќу и ну!.. Љак же ты со мной пойдешь?
     - Људа  мне  идти?  Ќикуда  не  уйду.  ќто  Я  тебе копал, иди сам, - и
отодвигаюсь,  даю  ему  место  и  слышу,  как  он протискиваетсЯ толчками, с
усилием,  и  никак  не  пролезет  мимо  менЯ  в  этот подкопанный лаз, и уже
сапогами  по  земле  скребет,  отталкиваетсЯ,  и  Я ему плечо подставлЯю длЯ
упора  - и чувствую, весь он ушел наружу. “хо мне ободрал каблуком, а Я лежу
затаив  дыхание  и  жду - уйдет ли, нет ли? ЉаждаЯ минута проходит, и мне на
сердце  за  него  все  легче,  уже  отполз,  наверное...  а может, до ограды
добралсЯ,  и  так Я за него радуюсь: ох, думаю, он, может, уже в огородах! €
вдруг  он  снаружи  опЯть  ко  мне  в  сарай головой просунулсЯ: "‚ылезай! -
шипит.  -  ‚ылезай,  Я  тебЯ выведу. ‡а руку поведу, вылезай живей, может, и
уйдем!"
     ‚от какой парень, обратно за мной возвратилсЯ, за слепым.
     ‚ытиснулсЯ  Я,  куда  - сам не знаю. ‘лышу: вставай! џ поднЯлсЯ кое-как
на  ноги  - ничего, оказываетсЯ, стою. € он хватает менЯ сейчас же за руку и
тащит.  ’о  он шепнет, и мы к стенке прижмемсЯ, замрем, дышать боимсЯ, то он
менЯ  толкнет,  и  мы  ничком  на  землю  повалимсЯ,  а  то побежим вслепую,
споткнемсЯ  да о разгона сами попадаем. € наконец Я чувствую на ощупь, землЯ
рыхлаЯ  и  пахнет ботвой картофельной, укропом, - значит, мы на огородах, до
огородов добрались.
     Џерешли  речонку  какую-то  вброд,  держась  рука за руку, и по ровному
полю   шли   долго,  сворачивали  туда-сюда,  мелкие  елочки  стали  ветками
цеплЯтьсЯ.  €  вот  он  идет  все  тише  и  останавливаетсЯ совсем: кажетсЯ,
говорит,  пришли...  стой,  а  то как бы свои не пристрелили. Ќочной птичкой
подает  условный сигнал - плачевным птичьим голоском посвистывает протЯжно и
тоненько. € мы стоим, ждем, ждем...
     € наконец отвечает такаЯ же птичка издали.
     Њой спаситель дут перевел, будто из-под воды вынырнул.
     - ”ф-у...  Ќаши.  ’еперь  все  в  норме... ќто уж партизаны, точно. - €
правда, шуршат шаги по траве, трещат по сухим веточкам.
     - Љто такие? - спрашивают издали чисто по-русски.
     - ‘вои, свои!
     - —то за свои! Џароль давай.
     - ’аганка!
     ‘лышу, подходЯт ближе.
     - „а  это  Њитька ’елЯгин, никак? “драл?.. Ќу... ну, молодец, а с собой
кого привел?
     - ‹етчик, наш, он, понимаешь, сейчас слепой вроде.
     - Ђ тебе кто сказал, что летчик?
     - ’ьфу ты... ‘амолет давеча в лес врезалсЯ, не видали, что ли?
     - Ђ  ты,  значит,  его вытащил и к нам привел? Ђ нам причудилось, будто
того немцы тащили.
     - „а... кажись, это он и должен быть. „а говорю, ведь он слепой.
     - ‚идали  мы  и  слепых, и косых. ђасшифровывали!.. Ђ ты, дурень, в лес
ведешь за руку, а кого - не знаешь! ‡а это знаешь что полагаетсЯ?
     - „а, братцы, свой же парень, что вы... Ќу, сразу же можно определить.
     - —то  он  сам-то  молчит?  Џо-русски плохо выучилсЯ? ’ы погоди за него
разглагольствовать...  Ќу-ка,  летчик-пулеметчик,  кто ты такой есть? ’олько
не крути кривду, разом давай. “ нас времЯ на учете!
     - Ћн все верно сказал, - отвечаю.
     - Џроверим. Љак звать?
     - ’верской.
     - Ќу,  дальше,  какой  части,  как  командира  фамилиЯ, мы проверим, не
беспокойсЯ.
     ѓолос  басистый,  злой, властный. Ђ с чего ему добрым быть - партизаны.
Ћни  живут  кругом  карателЯми  окружены, Я все радостно усмехаюсь и отвечаю
ему  терпеливо,  мне  даже  его  злоба приЯтна - таким, думаю, тут им и надо
быть,  таких  голыми руками не возьмут! Ћни переругиваютсЯ с моим товарищем,
тот  менЯ  защищает,  а  мне  их  обоих  обнЯть хочетсЯ - свои же, свои, это
понЯть  надо,  и  Язык  такой  хороший,  хотЯ и со всЯкой руганью, да это-то
наплевать.
     Ћднако  болтать Я с ними не стал, говорю, чтоб вели к командиру ихнему,
там поговорим, а не тут, на лесной опушке.
     Ћни  сперва  поспорили,  потом  зашептались,  ладно,  говорЯт, пошли, -
опЯть  дают  мне  руку,  идем,  вправо, влево сворачиваем, в самую чащобу, в
глубь  леса  менЯ  уводЯт  и  уже  идут  не  таЯсь, - значит, тут они полные
хозЯева.  Џо  дощатому  мосточку  через  ручеек  или  речонку  переходим,  и
привели.  Њне слышно: кругом люди стоЯт, один шевельнулсЯ, другой кашлЯнул в
кулак,  на  менЯ  уставились,  наверное, и Я представлЯю себе - тут какаЯ-то
леснаЯ полЯна, землЯнки, значит.
     ђуку  мою  бросили, и Я стою и жду, когда позовут командира и Я ему все
четко объЯсню.
     ‘тою,  будто  на  какой-то вышке, очень высокой, с закрытыми глазами, и
дощечка  подо  мной  узенькаЯ,  и менЯ уже пошатывать начинает, и именно тут
слышу  звук,  ужаснее какого длЯ менЯ в то времЯ и быть не могло: заскрипела
калитка,  отворилась, заскрипела, пристукнула, затворилась, и звук этот Я ни
с  чем  не  спутаю:  Я  его  будто целый год слыхал, пока валЯлсЯ в сарае на
соломе.  Ќа  всю  жизнь  запомнил. Џривели менЯ в аккурат в тот двор, откуда
вывели! Љругом, значит, поводили и обратно привели.
     - Ќу  вот,  браток, - говорит мне мой сволочь-спаситель, - ты на месте.
’ребовал командира - командир отрЯда перед тобой! Ћтвечай...
     €  тут  от  этой  невыносимой  подлости Я сошел с ума: кинулсЯ прЯмо на
этот  голос,  схватил кого-то и стал рвать его и душить, менЯ бьют, а Я всех
рву,  вслепую,  кого  могу  достать. Ѓезусловно, Я тогда был бешеный, потому
что  был  же  Я  очень  ослабевший,  и все это вслепую, а они-то видЯт, куда
бить,  но  все  равно  получилась  свалка  - менЯ кто-то сапогом, а Я в ногу
вцепилсЯ  и  его  к  себе  рву, и тот весь на менЯ рушитсЯ, и они никак менЯ
из-под  него  не  могут  окончательно  достать,  удивительно  даже,  сколько
возились.
     Џотом  менЯ  одолели, и было все, как бывает, - одинаково: допрашивали,
повЯзку  с  головы  сорвали,  все  вообще  срывали  и по голове били, сперва
осторожно  тыкали,  боЯлись  вовсе  убить, потом разошлись и потерЯли всЯкую
осторожность.
     џ  мертво молчу, но одного боюсь ужасно - вдруг, очутившись без памЯти,
Я  что-нибудь  проболтаю  в  бреду.  €  вот, к примеру, они менЯ спрашивают,
сколько  каких  машин, и Я, предположим, знаю: истребителей двадцать один, а
Я  себе  внушаю,  что  восемь, восемь, восемь, сам себЯ путаю. Љогда прибыло
пополнение?  џ  знаю,  что  позавчера,  а  себе  твержу  -  весной,  весной,
представлЯю   себе   весну.   €   знаю  рощу  с  оврагами,  где  наши  танки
сосредоточиваютсЯ,  и  Я  ее стираю из памЯти - нету такой рощи, хотЯ Я ее с
воздуха  видел.  Ќету!  € она стараетсЯ, и делаетсЯ пустое место, потом даже
озеро  заливает  это  место,  и Я говорю себе: да, озеро там, озеро!.. € уже
сам путаю, где правда...
     ‚оскресаю  к  жизни в полной тишине, ну и во тьме, конечно, добили они,
что  оглохнул  наконец. Ћчень мне холодно, Я трЯсусь от холода. ‚алЯюсь Я на
мокром  в  одном  белье,  а  менЯ  еще кто-то трЯсет и теребит, а что с менЯ
взЯть? џ не ваш, Я ушел...
     џ  и  вспомнить  не  смогу,  даже  если  захочу  теперь.  Ђ кто захочет
вспоминать?  Ћдного  раза хватит, не то что опЯть вспоминать. Џочему-то Я не
умер,  похоже,  менЯ  куда-то  тащили,  перекладывали.  ‡убы разжимали. ‹ьют
воду,  глотаю.  Ќе  Я,  горло глотает, чтоб не захлебнутьсЯ. € это так долго
было...
     €  вот  Я покачиваюсь где-то между небом и землей и вдруг с изумлением,
как  сквозь  сон,  начинаю расслышивать слабый звук, и он все громче, быстро
нарастает,  потом прЯмо гремит - непонЯтный своей громкостью, и долго спустЯ
Я  соображаю, что это капли, дождевые капли капают в воду, в лужицу, и после
глухоты  и  тишины этот вернувшийсЯ звук мне показалсЯ такой, будто барабаны
бухают.
     Џотом  Я нормально стал понимать все на слух. Ќо Я уж начал молчать, ни
за  что  не показываю, что слышу, а они, эти, кто вокруг, не то верЯт, не то
нет  -  свою  тЯнут какую-то линию. џ не рассуждал, что они там затеЯли, мне
сперва  и  думать-то  свЯзно не удавалось. Ѓыло во мне только одно: молчать.
Њолчать до смерти.
     Љормит  менЯ  какаЯ-то,  по  голосу  вроде  старушка,  ведьма слащаваЯ,
подколоднаЯ.  ‚  рот  мне  кашу  сует  и  все  приговаривает,  и  все  чисто
по-русски,  а  с  фальшью,  вроде  бы  баюкает.  €  между  делом  проклинает
фашистов,  совсем  даже  не  к  месту,  среди разных присказок да причитаний
вставит. џзык-то русский, да Я-то его хуже всех и боюсь. Њолчу.
     Љакие-то  приходЯт,  про  менЯ все расспрашивают, не говорил ли чего? €
фамилию  мою  знают.  Ћткуда же? Ђ так, по разговору, они вроде партизанские
дела обсуждают.
     џ молчу.
     „ругой  раз  эти  же  приходЯт,  слышу,  как дверь отворилась и на менЯ
морозным воздухом пахнуло, со снега, - значит, уже крепкаЯ зима.
     €  менЯ так это добродушно, так ловко расспрашивать стали. ђаз уж зимой
запахло,  менЯ сомнение берет - что же из менЯ они выпытать хотЯт? Љак будто
все  всЯкое  значение  потерЯло. Ђ ведь что-нибудь, значит, длЯ ихней пользы
нужно, раз они менЯ кормЯт. € старуху ко мне подсадили.
     Ћдин  присел и стал закуривать. Ђ автомат около менЯ прислонил, у самой
моей  руки.  џ  медленно,  медленно,  как  букашка  ползет,  пальцами  повел
потихонечку  и  ощупал.  ’очно.  Ђвтомат  немецкий.  €  тут  во  мне  так  и
вспыхнуло:  закурил  он  с  шиком  от  зажигалки. Ќе скручиваЯ самокрутку, а
готовую  сигарету,  и  запах  этой  сигареты  Я запомнил: немецкаЯ сигарета,
знаю, пробовал.
     џ  и  так  молчал.  Ђ  тут уж Я как мертвую задвижку за собой задвинул.
Ќавсегда.
     џ  даже  во  сне  молчал.  ЏриснитсЯ  мне, что Я сейчас заговорю сонным
разговором,  и  Я  от  страха, от тревоги просыпаюсь. џ во сне всегда помнил
свое  главное: молчать. ’ут уж не в военной тайне какой-нибудь дело стало, а
так:  ответ  за  всю подлость, за все, за все, одно у менЯ оружие боротьсЯ -
молчать.  џ  никому,  ни  в  чем  ни на сколько не мог верить. Љак-то музыку
потом  услышал,  Я и музыке не верю - это она менЯ усыпить, успокоить хочет,
сволочь, играй, Я тебЯ все равно как не слушаю.
     Џотом  мне  стало  казатьсЯ,  что  вправду  разучилсЯ  говорить, Я стал
вспоминать  слова  про себЯ... стал старатьсЯ думать по порЯдку - направлЯть
свою  мысль,  куда мне хочетсЯ, потому что без порЯдка с ума сойдешь. Љто Я?
‘олдат,  летчик.  ’ак. Ќо Я списан, как моЯ машина, что сгорела в лесу. Ќо Я
два  с  половиной самолета сбил - один вдвоем с Ђльбертом. ќто точно... Ќет,
последний-то  тоже  не  ушел,  упрЯмый этот черт, который так и не отвернул,
одинаково со мной упрЯмый!..
     ќто  все  так,  и теперь Я как в отпуске. ‚ вечном отпуске, бессрочном.
Њолчу.
     Љому  Я  теперь нужен? —то мне осталось? Љто тут сейчас со мной? Љто со
мной  в  темноте? Ќа чужой койке, среди врагов и всЯких этих пре