 не рЯдом, а как будто была им самим.
     ‘нова  ‹елины  письма  все  уходили по разным адресам, наугад, наобум и
все  возвращались  с  пометками:  "не  числитсЯ", "не проживает", "выбыл". €
вдруг  письма перестали приходить обратно. Ћтвета не было, но письма куда-то
приходили,  кто-то  их  получал  по  этому странному адресу: ѓорка, переулок
‹евый.
     Љогда  четвертое  письмо  осталось  без  ответа, ‹елЯ послала еще одно,
последнее,  где  написала,  что  решила  приехать сама, даже если не получит
ответа.
     “ж  потом  она узнала, что все последние письма получала ‘аша, прЯтала,
Яростно  рвала  и  жгла  в  печке.  Ћна  готова  была  еще  хоть  десЯть лет
перехватывать  почтальона,  его  сверху издалека было видно, едва он начинал
взбиратьсЯ по пыльной, извилистой дороге на ѓорку.
     ‘аша  уже  знала ‹елин почерк и перечитывала письма по нескольку раз со
злым  наслаждением,  стараЯсь себЯ уверить, что она коварно обманута. “знав,
что  ‹елЯ  вдобавок  еще  собираетсЯ  приехать,  она  уже не могла молчать и
сдерживать  желание  сорвать  злость.  Џритворно  благодушно  разговариваЯ с
Љолзаковым,  она  за  его  спиной  замахивалась кулаком и делала ненавистные
гримасы,  чтоб  не задохнутьсЯ от злобы. ’ак промучившись сутки, она наконец
решилась.  ‘овершенно  не  знаЯ  и  уже не раздумываЯ, чем все это кончитсЯ,
дала себе волю.
     “садив  его  лицом  к  окну, чтоб лучше было видно, она сладким голосом
сказала:
     - Ђ вот, миленький, тут еще от кого-то письмо пришло. Џочитать тебе?
     Џочтальона в этот день не было, и он это помнил.
     - —итай.
     Љонверта  она  не  вскрывала, - значит, распечатала раньше. Ќу и пусть,
наплевать.
     - ’ак  вот,  значит,  тут  написано:  "ЏроклЯтый, проклЯтый человек!.."
Ћй-ой-ой,  что  же  это  такое? ќто кто же тебЯ так смеет обзывать? Ђ? ’ы не
знаешь, миленький?..
     Ћна  начала  медленно,  с  мстительным удовольствием, но теперь уж сама
заторопилась и заволновалась.
     - „ай  сюда  письмо,  -  тихо  сказал  Љолзаков голосом, которого она в
другое  времЯ бы испугалась. ’еперь же она только отодвинулась, загородилась
столом,  чтоб он не достал до нее. Ќараспев, с издевательским выражением она
стала выкрикивать то, что знала из письма почти наизусть:
     - "Љогда   к   вам   стучатсЯ   так   долго  в  дверь,  бессовестно  не
откликнутьсЯ,  ни  слова  не  сказать  в  ответ: хоть "уходите прочь!". •оть
что-нибудь.  ‚едь это, наверное, мое сотое к вам письмо. Ќаверное, Я бросила
бы  вам  писать,  если  бы  не было того "да". Ќеужели Я ошиблась?.." Ђй-ай,
беднЯженька, как она ошиблась?.. ’ы ее пожалей уж!.. Џотеха! Ђ?
     - „ай письмо!
     - Ќет,  ты  слушай!  ’ебе  ведь пишут! "Њожет быть, Я ничего не понЯла?
Њожет, Я сумасшедшаЯ? ’огда мне лучше поскорее в этом убедитьсЯ!.."
     - ‚ последний раз говорю, дай! Џожалеешь!
     - Ђх,  узнал,  от  кого  письмо?..  ЋказываетсЯ,  у  вас  старые дела с
‹елькой!  Ђ  Я-то  дура,  мне  все  невдомек  было!  ’о-то  на  тебЯ  напала
интереснаЯ  задумчивость  такаЯ!  Ђх,  ах!..  Ђ  это  он все по своей шлюшке
мечтал таково задумчиво!.. ’аково...
     Љолзаков  вскочил  и  наобум  кинулсЯ  к  ‘аше  с  протЯнутыми  руками,
наткнулсЯ  на  стол  посреди  комнаты  и, падаЯ на него, рванулсЯ всем телом
вперед,  так  что  достал  и  ухватил  ‘ашу за рукав. Ћна шарахнулась назад,
рукав  треснул  и  разорвалсЯ,  так  что  клок  осталсЯ у него в руке. ‘аша,
задыхаЯсь  от  обиды  и страха, еле выскочила за дверь, съехала по лестнице,
Љолзаков  на  ощупь  скатилсЯ,  скользЯ  рукой  по  перилам, следом за ней и
отстал,  только  наткнувшись на подпорную стену, окружавшую каменный дворик.
Љалитку  он  сразу  не  сумел  найти,  и ‘аша отбежала, издали выкрикиваЯ не
помнЯ себЯ:
     - Ђга,  убить  менЯ  готов!  ‡а свою любовницу! Ђ? “йду, к черту брошу.
•ватит,  понЯнчилась.  Џодыхай  тут один, слепой черт! - и всЯкое такое, что
полагалось  бабам кричать на улице при самом отчаЯнном семейном скандале. Ќо
при  этом  полагалось,  чтобы  муж  был  пьЯн,  гналсЯ за ней с палкой, чтоб
соседи  сбегались  к ней на выручку, а тут ничего этого не было. ‚ доме была
тишина.   •озЯек,   начавших   было  выскакивать  из-за  каменных  парапетов
двориков,  прилепившихсЯ  на горе один над другим, ‘аша сама послала к черту
и посоветовала не лезть в чужие дела.
     Ћна  разорвала  письмо и вернулась в дом. Њысль, что она не дочитала до
того  места, где ‹елЯ обещала приехать, одна была ей приЯтна. Ћна надеЯлась,
что  он  одумаетсЯ  и  начнет  у  нее  просить  прощениЯ после того, как она
припугнет  его  отъездом.  Ќо он точно умер, - молчал, не ел, лежал, заложив
руки  под  голову,  на  своей койке. ќто выражение у него на лице она знала.
•оть каленым утюгом жги, не повернетсЯ, не разожмет зубы.
     Ќа  другой  день  ‘аша  начала  шумно, хлопотливо собиратьсЯ к отъезду.
“кладывалась,  крЯхтела,  придавливаЯ  крышку корзинки, приговаривала вслух:
"„а   ну,  закрывайсЯ...  вот  так,  теперь  хорошо",  сновала  по  комнате,
складывала мелочи и по временам начинала даже напевать.
     Љолзаков  промолчал  и  когда  она  объЯвила,  что  идет брать билет на
пароход.
     ’олько  когда  билет  был  у  нее в кармане и она в последний раз стала
подниматьсЯ  в  гору,  оставлЯЯ  за  собой одну за другой все знакомые петли
дороги,   она   вдруг  почувствовала,  что  действительно  может  уехать,  и
испугалась,  сама  не  знаЯ,  что  лучше:  уехать или остатьсЯ. Љонечно, она
любила  Љолзакова,  ухаживала  за  ним,  но  тЯнулось все это что-то слишком
долго.  Ћна  думала  о  том,  что  она  молода,  пожилые,  солидные  мужчины
приосаниваютсЯ,   начинают  говорить  громче,  когда  видЯт  ее,  а  молодые
начинают   пошучивать,   и,  наверно,  ее  ждет  впереди  много  хорошего  и
интересного,  и  она  устроит  свою  жизнь  получше, чем при каком-то бывшем
командире,  который был на своем месте и в свое времЯ ее мечтой, а теперь на
него  вроде  никто  и  глЯдеть  не  хочет.  €  другого  случаЯ рассердитьсЯ,
поссоритьсЯ  и, значит, решитьсЯ на разрыв у нее может и не представитьсЯ, -
значит, надо решатьсЯ сейчас, под горЯчую руку, пока обида еще не остыла...
     Љолзаков,  видно,  не  верил,  что  она  уезжает.  ’олько  когда ЯвилсЯ
горбоносый,  черный  Љапитоша,  сосед,  чтоб  помочь нести вещи в порт, - он
медленно поднЯлсЯ и сел на койке, точно почувствовал беспокойство.
     - Ќе  поминай лихом, ђодЯ, прощай, - сдержанно сказала ‘аша и взЯла его
за руку.
     Ћн сжал ее руку.
     - ‹адно,  -  сказал  он. - ’ы не поминай. …сли Я встану на ноги, Я тебе
всегда помеху. џ в долгу... ’ы уж прости.
     - Ќет,  -  наслаждаЯсь  его неожиданно ласковыми словами и тем, что она
может  наконец  сказать  "нет", воскликнула ‘аша. - € не проси. “еду и уеду!
Ќет, нет!..
     Ќаверное,  она  еще  десЯть раз крикнула бы "нет", если бы он и вправду
стал  ее  просить.  Ќо  он не думал, оказываетсЯ, просить, это она понЯла по
тому,   как  смЯгчилось,  даже  подобрело  его  лицо.  …ще  немножко,  и  он
усмехнулсЯ бы. Ћн просто прощал ее глупость перед расставанием.
     Ћна  закусила губу, покраснела, сбежала вниз, помогла Љапитоше взвалить
корзину  на  спину,  сказала: "€ди, Я догоню", опЯть, задыхаЯсь, взбежала по
лестнице,  бросилась  Љолзакову на шею, прижалась щекой к его щеке, намочила
ее  мгновенно  хлынувшими слезами, мокрыми губами поцеловала его и опрометью
кинулась  на  улицу.  •люпаЯ носом и поправлЯЯ сползавший сверток с одеЯлом,
которое   несла  на  плече,  спускаЯсь  следом  за  Љапитошей  по  дороге  к
видневшемусЯ  далеко  внизу  порту,  она думала, что ни за что бы не бросила
Љолзакова  даже  теперь, когда знала, что все эти годы у него на сердце была
другаЯ,  что  он  молчал,  терпел  свою темную жизнь и молча в темноте с ума
сходил  по другой, да, да, все времЯ с ума сходил по другой, - она все равно
бы  его  не  бросила, если бы не это последнее письмо. Ќо теперь дожидатьсЯ,
пока  ее  выгонЯт,  она не станет... Ќемного погодЯ ей стало казатьсЯ опЯть,
что  ее обидели, оскорбили, не оценили, надсмеЯлись над ней, и она перестала
плакать и подумала, что, возможно, все к лучшему...


     ќто  имЯ,  ‘аша...  ‘аша!.. ‚ те годы €стомина не могла произнести его,
не  испытав  резкого  чувства отвращениЯ и горечи. ‘о всей проницательностью
ненависти  она  безошибочно разгадывала и понимала все побуждениЯ и поступки
‘аши.  Љогда  ей  рассказывали  про ‘ашу, она даже голос и выражение лица ее
совершенно  Ясно себе представлЯла, помнила все подробности, все, касающеесЯ
‘аши.
     ѓоды  и  годы  прошли,  прежде чем ‘аша потускнела в ее памЯти, куда-то
отодвинулась,  стала,  вот как сегоднЯ, просто чем-то ненужным, полузабытым,
чужим,  просто  неприЯтным,  мимо  чего  проходишь  по  улице,  стараЯсь  ею
глЯдеть, и забываешь, завернув за угол...
     Ќочь  пришла  спокойнаЯ,  даже  слишком  какаЯ-то спокойнаЯ, похожаЯ на
забытые  ночи  мирного  времени. Ћна непривычно крепко заснула и очень скоро
проснулась.  ѓде-то внутри, перемещаЯсь с места на место, то разрастаЯсь, то
затихаЯ,  бродила неЯснаЯ боль, скорее даже тревожное предчувствие боли. Ћна
знала,  что  это  такое,  поскорей  принЯла  лекарство  и лежала неподвижно,
вытЯнувшись на спине, стараЯсь ни о чем не думать.
     Ћна  стала  надеЯтьсЯ,  что все обойдетсЯ благополучно, снова заснула и
только  под  утро проснулась от быстро нараставшего чувства тревоги. Ѓоли не
было,  и голова была совсем ЯснаЯ, только казалось, что что-то приближаетсЯ.
Џохоже  на  едва слышные раскаты грома, когда откуда-то издалека надвигаетсЯ
гроза.
     Ћна  ждала,  настороженно  прислушиваЯсь. Ќичего не происходило. ѓде-то
вдалеке  мирно ворчал, перекатываЯсь и не приближаЯсь, гром. ‡начит, правда,
скоро  будет гроза, успокоенно подумала она и вдруг понЯла, что это стрелЯют
пушки за городом.
     Џриближалось  совсем  другое, то, чего она ждала и боЯлась. ‘тараЯсь не
волноватьсЯ,  не  делать  резких  движений,  она  опЯть  принЯла  лекарство,
лежавшее  наготове  около  нее  в  коробочке.  Џотом она легла поудобнее, на
спину,  и  постаралась  дышать как можно ровнее. € тут ее охватил малодушный
страх.   …й   хотелось  заплакать,  пожаловатьсЯ,  попросить  кого-то,  чтоб
избавили  ее  от надвигающегосЯ приступа. ‘трах одиночества сдавил ей горло,
она  стукнула  два  раза  в  стенку,  за  которой спал Љастровский. Ќикто не
откликнулсЯ.  ЌачинаЯ волноватьсЯ, она стукнула еще, стиснув зубы, торопливо
застучала  изо  всех  сил, терЯЯ самообладание от сознаниЯ бессилиЯ и досады
на  мирно  храпЯщего сейчас за стеной Љастровского. Ћна стучала, всхлипываЯ,
повторЯЯ   шепотом:   "„урак...   ѓлухаЯ  скотина!.."  Џотом  уронила  руку,
примирившись,  что  еще  раз  ей  придетсЯ  встретить и перенести все одной.
Ќаступила  короткаЯ  пауза.  "Ќет,  настоЯщей боли еще нет..." - едва успела
подумать  она,  как  боль  оказалась  уже тут, на месте, вцепилась, стиснула
сердце, обручем сдавила грудь, перехватила дыхание.
     —ерез  какое-то  времЯ,  когда сделалось совсем невыносимо терпеть, она
на  ощупь  нашла  еще раз коробочку, рассыпаЯ мелкие зернышки лекарства себе
на  грудь,  на  простыню,  поднесла их ко рту, ловила похолодевшими губами с
ладони и глотала...
     „олгое  времЯ  спустЯ  она заметила, что боль стала чуть меньше. ’олько
чуть.  Ћна  прислушалась,  боЯсь  поверить, хотЯ было все еще очень больно и
страшно.  ‘нова  уже  слышнее  стал  рокот  пушек,  и  вдруг грохнуло совсем
близко,  и  комната  осветилась  на  мгновение,  и  ударило снова и снова, с
глубоким  могучим  раскатом,  и  хлынул  ливень - это была гроза, настоЯщаЯ,
благодатнаЯ,  грознаЯ и беззлобнаЯ. € боль стала уходить, оставив после себЯ
только  усталость  и  блаженное  спокойствие. ‹егкий толчок мЯгко качнул под
ней  постель,  и  она смутно понимает, что это переход в сон. Ќеожиданно она
видит  себЯ  в комнате, кругом обклеенной выцветшими афишами каких-то старых
театров,  и  вдруг  понимает, что она заперта в комнате ‘амарского. Ћна ищет
выхода,  но  двери нельзЯ найти, - оказываетсЯ, она тоже заклеена афишами, и
даже  все  окна  наглухо  заклеены.  …е охватывает страх. ѓлупости, дверь не
может  быть  заклеена  афишей, говорит она, напрЯгаЯ всю волю, и тогда дверь
ей  уступает и вдруг оказываетсЯ открытой. Ћна в коридоре, у вешалки. ’еперь
она  знает,  что надо делать. Ћна тихонько выйдет в сад. Ћбойдет вокруг дома
и  очутитсЯ одна на улице... ‚от она и на улице... Ћна очень давно не ездила
в  трамвае...  Ћна  садитсЯ  в уголок и смотрит в окно на улицы, которых она
так  давно  не видела, и вот справа побежала знакомаЯ чугуннаЯ решетка вдоль
набережной  канала. € тут сердце начинает битьсЯ у нее сильнее. ‘ейчас нужно
будет  встать  и  сойти.  Ќа  углу  она  останавливаетсЯ.  Ћттуда  видна всЯ
просторнаЯ  площадь  и  высокое  здание  Ћперного театра, тЯжелым полутемным
массивом  возвышающеесЯ  посредине.  ”онари  у  подъезда  еще  не зажжены, -
значит,  она  не  опоздала.  Ћна  хорошо  знает,  что через час все фонари у
подъездов  разом  вспыхнут  и  старики  капельдинеры в парадной форме займут
свои  места.  ‚есь сложный механизм театра готовитсЯ к действию: истопники в
глубоких   подвалах   котельных,   билетеры,  гардеробщики,  рабочие  сцены,
столЯры,  бутафоры, электрики, машинисты, парикмахеры, костюмеры, музыканты,
статисты  и певцы. ‚се многоэтажное здание с лестницами, устланными коврами,
Ярусами  лож,  обитых  бархатом, сотнЯми кресел партера, и занавес с тЯжелой
золотой  бахромой,  и  сцена,  высокаЯ как собор, - все это сейчас готовитсЯ
ожить.
     €  она,  усталаЯ,  и  маленькаЯ,  и  невзрачно  одетаЯ,  только  что не
интереснаЯ  никому в трамвае, входит через низенькую заднюю дверь в здание и
начинает  подниматьсЯ  по  узкой крутой лестнице бокового хода... Ћна идет и
знает,  что  она  душа всего этого огромного механизма, который вместе с ней
оживает,  зажигаетсЯ  светом,  наполнЯетсЯ  громом оркестра, чтобы заставить
тысЯчи  человеческих  сердец  вновь  пережить  то, что великие композиторы в
моменты величайшего взлета своего гениЯ сумели создать длЯ людей.
     Љакое  счастье  знать,  что  ты  нужен людЯм, что тебЯ ждут! Љак далеко
сейчас  смутное  воспоминание  о  какой-то больной женщине в кресле, имевшей
еще  недавно  к  ней  какое-то  отношение!..  Ћна  идет  вперед, как будто с
закрытыми  глазами.  ’ак  хорошо  она  знает  здесь  каждую  дверь, и каждую
ступеньку,  и  каждое  лицо.  €  вот  выбегает женщина с приветливым, полным
лицом,  протЯгиваЯ  ей  руки.  Љонечно,  это  Љатюша, костюмерша, неизменнаЯ
милаЯ  Љатюша.  Љонечно,  она,  как  всегда, перваЯ встречает ее и, конечно,
сейчас начнет ее торопить одеватьсЯ, хотЯ времени еще более чем достаточно.
     Љатюша  стремглав  несетсЯ  ей  навстречу, радостно всплескиваЯ руками:
"ѓолубушка  …лена  ”едоровна,  голубушка  моЯ!"  -  и  ее круглое милое лицо
сиЯет,  все  приближаЯсь  сквозь  туман,  а  она поднимаетсЯ по лестнице все
быстрее и выше...


     “тром  Љастровский  постучалсЯ,  не  получив ответа, тихонько приоткрыл
дверь   и,  просунув  в  щель  свое  оживленное,  только  что  умытое  лицо,
шаловливо-изумленно поднЯл брови, увидев, что она еще не вставала.
     Њинуту  он  глЯдел,  ничего  не  соображаЯ,  одинаково готовый крикнуть
"ку-ку"  или  бесшумно  скрытьсЯ,  если  она  еще не проснулась. Џотом вдруг
разом  он  заметил  и валЯющуюсЯ на полу коробку с рассыпанным лекарством, и
странную неподвижность век, и руки, как-то оцепенело лежащие на груди.
     - Ќет!..  Ќет...  -  залепетал он в страхе. ‘мерти этот старый, большой
человек  боЯлсЯ  совершенно так же панически безрассудно, как ребенок боитсЯ
темной комнаты.
     Ћн  стоЯл,  испытываЯ  пока  что  один  только  безотчетный страх перед
надвигающимсЯ  на  него  горем,  машинально повторЯЯ: "Ќет!.. Ќет!.." “ него
подкашивались  ноги,  он  схватилсЯ  за  голову  и  тут  увидел, что лежащаЯ
смотрит  на  него  усталыми, обведенными синими тенЯми, но несомненно живыми
глазами.
     - Ђлеша, - суховато проговорила она, - прекратите это...
     Ћн  подбежал  спотыкаЯсь,  тЯжело рухнул на колени у постели, закусываЯ
губы,  чтобы не расплакатьсЯ от радости, поправлЯЯ простыню, ползал по полу,
подбираЯ рассыпанное лекарство, повторЯЯ с горестной укоризной:
     - ’ак  Я  и  знал!..  Ѓыл  приступ?..  Ќо боже мой, почему же вы мне не
постучали? Џочему?
     Ќаконец  он  зацепилсЯ  за  спасительную  мысль:  она  виновата, что не
постучала!..  …му  сделалось  сразу легче на душе, и он повторЯл с горестным
возмущением:
     - „ушенька,  ведь  вам  достаточно было один раз стукнуть! ЊучитьсЯ тут
одной!.. Љак вы могли, ну как вы могли, как вам не совестно!..
     ЋпЯть  ей  нельзЯ  было  вставать с постели. ‘нова перед глазами, точно
географическаЯ  карта  материка,  с  заливами, извилистыми линиЯми берегов и
цепочкой  островов,  -  покрытый  знакомыми  трещинами  потолок. ‘нова те же
стены.
     Ќо  дом,  в  который  стали  заходить  люди,  уже  перестал ей казатьсЯ
позабытым  островком  жизни  среди мертвых развалин. „вое солдат с ближайшей
батареи  зашли  узнать,  как  здоровье,  и  попросили  устроить  концерт длЯ
солдат.  ‘  собой  они принесли две банки сгущенного молока, поставили их на
стол  и  во  все  времЯ  разговора  с удовольствием на них посматривали. Ћни
сказали:  "Џожалуйста,  вам  это  от  всего  нашего личного состава". Ћни не
сказали:  "Џримите  этот пустЯк", потому что это была бы грубаЯ ложь. Ћни-то
знали,  что  это  не  пустЯк,  и  просто  любовались  на  свои банки и на ее
радость, как могут только очень щедрые люди.
     ‘  того  берега  реки  -  из  госпиталЯ,  которому давно уже был обещан
концерт,  как  только  здоровье позволит, - часто наведывались то сестры, то
какие-то солдаты. Ћни разочарованно вздыхали и соглашались еще подождать.
     …й  стало  казатьсЯ,  что  она  поправлЯетсЯ  удивительно быстро. Њожет
быть,   оттого,   что   теперь  были  люди,  так  нетерпеливо  ожидавшие  ее
выздоровлениЯ?
     Љак  только  она  смогла снова вставать и добиратьсЯ до своего кресла в
саду, Љастровский опЯть стал пропадать в городе, хлопотать.
     Џроделав  утомительный длинный путь от Ћперного театра, стали приходить
старики  Љузьмич  и  Ђльбатросов. €ногда приносили запоздавшие новые письма.
ЋбстоЯтельно   каждый   раз   докладывали,  как  с  каждым  днем  все  лучше
налаживаетсЯ  затеЯнное,  недавно  казавшеесЯ им самим несбыточным дело. “же
приходили    в   театр   из   прожекторной   части.   Љомандующий   приказал
откомандировать  электриков, сколько нужно, длЯ того, чтобы организовать уже
не  простой какой-нибудь "сборный" концерт, а настоЯщий оперный спектакль...
выговорить и то дух захватывает от радости: "…вгений Ћнегин"!
     Ћни    втроем   с   €стоминой   сидЯт   подолгу   вместе,   увлеченные,
взволнованные,  с наслаждением повторЯЯ недавно такие немыслимые, дорогие их
сердцам   слова:   репетициЯ,  партитура,  декорациЯ  первого  акта,  партиЯ
‹енского, начало спектаклЯ...
     ‚асилий Љузьмич, загибаЯ пальцы, перечислЯет:
     - Ћнегин  у  нас  намечен  -  Њигунов, он лейтенант-минометчик в данный
момент,  однако  нам  его  предоставлЯют,  пожалуйста,  ни  в чем отказу нам
нет!..  ‘тарушку  ‹арину  - мы подготовили Ќовицкую из оперетты, она сойдет,
как-никак  главное-то  ведь  не  старушка,  а ’атьЯна! Ђ у вас за спиной эта
старушка   как-нибудь   да  прошмыгнет!..  Ђ  ведь,  главное,  знаете,  наши
заштатные   старички  откуда-то  повыползали,  как  мышки,  можете  ли  себе
представить,  из  своих  норок,  где  перезимовали.  џвлЯютсЯ к нам в театр.
ЏрЯмо  на  старые  свои  места.  Њашинисты, знаете, рабочие, сотрудники... €
ведь  Я-то  сильно  выдвинулсЯ  по  своей  линии. Љомендант! Њне от военного
начальства  звонки!  Џолучаю  задание.  …сть!  €  сейчас шагом марш, надеваю
баретки  помЯгче и, шлеп-шлеп, плетусь, куда велели. ‚ыполнЯю... € знаете, в
воскресенье  назначаетсЯ  перваЯ  оркестроваЯ  репетициЯ.  ‡а  вами  приедет
военнаЯ машина и отвезет в театр к одиннадцати часам...
     Ђльбатросов не может удержатьсЯ:
     - Љ одиннадцати! Љак всегда... Ђ? Љак всегда!
     Џолные великого значениЯ слова: "Љак всегда, к одиннадцати".
     Џростые, волшебные, будничные слова: "Љак всегда!"
     Џосле  ухода  стариков  она  перебирала принесенные письма. ђаспечатала
одно,  самое  плотное, прочла: "‚ы менЯ не знаете, а Я ‚ас знаю хорошо..." “
самого  обреза  последней  странички  едва  уместилась подпись: "‚аша ћлиЯ".
‘овершенно  незнакомое  имЯ.  Ђ  письмо довольно длинное. Ћна отложила его и
стала  было  читать  коротенькие  солдатские угольнички, с поздравлениЯми, с
фронтовыми  приветами  и  пожеланиЯми  успехов,  но  тут  точно, как всегда,
ЯвилсЯ  ‘аша  - откомандированный из зенитной части дипломированный баЯнист,
и  они,  закрывшись на разбитой терраске, начали вполголоса проходить партию
’атьЯны.
     Џоздно  вернувшийсЯ  из города Љастровский, тЯжело топаЯ по ступенькам,
поднЯлсЯ  на  терраску  и, нетерпеливо переминаЯсь с ноги на ногу, застрЯл в
дверЯх,  дожидаЯсь,  когда  она  допоет  итальЯнскую песню. Џосле работы над
’атьЯной  она  "длЯ  отдыха"  всегда  пела  под баЯн легкие эстрадные арии и
романсы.
     ‚сегда  он  слушал  ее  с  наслаждением,  но  на  этот раз еле дождалсЯ
перерыва и, рассеЯнно похвалив, начал умолЯть поскорее кончить и отдохнуть!
     Ћживленно  потираЯ  руки,  он  с  неприличной поспешностью выпроваживал
‘ашу,  дружески  похлопываЯ и слегка подталкиваЯ в спину, и развЯзно помахал
ему вслед.
     - —то  с  вами  творитсЯ?  -  сухо  спросила  €стомина.  -  ‚ы  чуть не
вытолкали ‘ашу.
     - Ќичего, ничего решительно! џ спокоен и холоден, как скала.
     - „а  посмотрите  на  себЯ в зеркало. ‚ас вот-вот хватит удар, вы стали
как свекла!
     - Џустое! Џлевал Я теперь на все удары!
     - Ќу,   рассказывайте,  что  вас  так  распирает!  ‘корей,  не  то  вас
разорвет!
     - џ  спокоен,  как  никогда,  и  даже  равнодушен!  - € вдруг закричал,
взмахнув  руками:  -  ‡апомните  эту  минуту!  ‚се кончено, все беды позади!
’ашкент! Ќебо в алмазах! ‚се у менЯ вот тут, в кармане!
     …ле  сдерживаЯ  дрожание  рук,  он нащупал у себЯ во внутреннем кармане
пиджака  что-то,  что  страшно  было  помЯть.  ’очно  там спрЯтан был нежный
цветок или живой птенчик.
     Ћна смотрела, не понимаЯ, нетерпеливо хмурЯсь.
     - „а,  две  бумажки.  ‚сего две маленькие великие, волшебные бумажки. ‘
ними  мы  можем  сойти со ступенек вот этого крыльца и уйти, не оглЯдываЯсь,
навсегда  из  этого  ужасного дома... Џотом взлет... облака... и мы уже там,
перед  нами  знакомые  деревЯнные  ступеньки,  и  мы  по  ним  входим в тень
заросшей  зеленью  терраски, где налитые виноградные гроздьЯ просвечивают на
солнце,  и  на пороге нас радостными возгласами встречают друзьЯ, протЯгиваЯ
руки!  ђазве это не чудо?.. ехерезада с ее присказками просто унылаЯ бабища
без капли воображениЯ!
     - Џравда? Њы теперь можем улететь? Џравда?
     - Џравда!  џ  так  счастлив,  что дожил до этого мгновениЯ. Ћ, не зрЯ в
дымные,  морозные  ночи  Я  молилсЯ среди грохота в темноте у вашей постели,
чтоб  Я  подох  на  месте  тут  же на коврике, только бы вас чудом перенесло
отсюда в какой-нибудь оазис тишины и мира.
     ’Яжело  дыша, сиЯЯ, он медленно металсЯ по террасе, волоча длинные ноги
и всплескиваЯ руками.
     - ‘олнышко  мое, - стонал он. - ’ам же розы! € громадные звезды в тихом
небе,  и мирный дым очагов!.. ‚ы воскреснете там! ‡апомните этот день, когда
ваш  верный  пес  Ђлешка  приволок клочок волшебного пергамента в зубах! Ђ и
пригодилсЯ-таки он все-таки, стараЯ собака.
     - ‘умасшедший!..   -   радостно  говорила  она.  -  ‘овсем  сумасшедший
человек!..  ќто  не сон? Ќе ваша фантазиЯ? Ќичего не может изменитьсЯ? ‚друг
там кто-нибудь передумает и...
     - Џодписано!  ‚от тут, в кармане! - Ћн еще раз торопливо нащупал, сидит
ли птенчик в боковом кармане, и снова схватил ее за руки.
     - Ќет,  все  еще  не  могу  поверить!.. ’олько чуть-чуть начинаю, и уже
сердце  замирает.  Ќеужели  все: эта мертваЯ комната, эта окаЯннаЯ постель -
останетсЯ где-то позади и начнетсЯ новаЯ жизнь, без болезни и страха...
     Ћни  стоЯли  друг против друга, схватились за руки, точно приготовЯсь к
танцу.
     - Џодписано  же!..  Џроштемпелевано  же!  ‘рок  проставлен! Ќас отвезут
прЯмо на аэродром - и фью!
     - Ђ какой там срок?
     - ‘  послезавтрашнего  днЯ  мы  должны быть готовы, душенька. ‚ероЯтно,
даже  именно  послезавтра  мы  и  полетим!..  —то с вами? - почти со страхом
воскликнул он, всматриваЯсь в ее лицо.
     Ћна высвободила руки, растерЯнно покусываЯ губу.
     - Џодождите,  ведь  это  чепуха получаетсЯ!.. Ђ "…вгений Ћнегин"?.. Љак
же  мы  можем  сейчас  улететь?..  ‚  воскресенье  в одиннадцать оркестроваЯ
назначена. ‚ы забыли?
     - Ќо,  дорогаЯ! - возмущенно и испуганно грозЯ пальцем, наступал на нее
Љастровский.  -  Ќе  Я  назначаю  сроки!  ’ут так написано. ќто, собственно,
приказ,  а  не  какое-то  разрешение.  ‚ы  обЯзаны!  ’еперь все подчинЯютсЯ.
‚ойна! ’ут не рассуждают!..
     - ќто,  право, ужасно! Ќо сорвать репетицию? ‚ы же знаете, что Я за всю
жизнь  ни  разу...  Ќу  попросите  их,  чтобы  через  неделю  хотЯ бы, после
спектаклЯ... тогда... не кричите!
     Ќо  Љастровский  уже  ничего  не  слышит.  Ћн  бушует,  воздевает руки,
созываЯ в свидетели невидимые толпы согласных с ним людей.
     - ‚ы  слыхали?..  ќто  чудовищно!.. ‚ конце концов, как вы смеете!.. ‚ы
еще  девчонка передо мной! Љакой …вгений? ѓде Ћнегин?.. ќто миф, фантазиЯ. џ
сорок  два года на сцене!.. ‚ы пожилаЯ женщина, а не сержант и не лейтенант!
‚ам тут нечего делать, в этом аду!
     …й приходит в голову еще один довод.
     - Џослезавтра?  ‚ы забыли, что послезавтра концерт в госпитале! ‡абыли.
‚ы  же  понимаете,  что  их-то  мы  не  обманем! ‚ы не можете мне предлагать
обмануть солдат. Ћни ждут в госпитале.
     Ѓыстро   сдаваЯсь,   терЯЯ  надежду  и  всЯкое  мужество,  уже  готовый
заплакать, Љастровский хрипло бормочет:
     - ѓоспиталь?..  „а,  госпиталь,  ну  это  послезавтра?  Њожет быть, еще
можно...  …хать  на  аэродром  ведь надо ночью. Ќу пусть госпиталь, но вы не
можете...  ведь  Я  тут  тоже погибну. ‘олнышко, Я так устал, так изнурен, а
там  терраска...  друзьЯ...  -  Ћн  пытаетсЯ  стать на колени, но она его не
пускает.
     …й самой хочетсЯ плакать от разочарованиЯ, от обиды и от страха.
     —ерез  час,  лежа в постели у открытого окна, она вспоминает о письмах:
"‚аша  ћлиЯ".  ЉакаЯ  еще  ћлиЯ?..  Ќе  дай  бог,  какаЯ-нибудь  "поклонница
таланта",  мечтающаЯ  стать  артисткой.  "‚ы  менЯ  не  знаете, а Я ‚ас знаю
хорошо..."  Џримерно  триста  писем, полученных ею в жизни, начинались этими
словами.  Ќу,  дальше...  "ЊенЯ  зовут ћлиЯ. џ дочь ђодиона Љолзакова" - это
так  страшно  и  неожиданно,  точно тебЯ вдруг ударили, и она зажмуриваетсЯ.
Џотом  открывает  глаза  и  видит  строчки, много строчек, но ни одной буквы
разобрать  не может. ‘тиснув губы, твердо нахмурЯсь, она напрЯгает всю волю,
и  наконец  расплывающиесЯ  строчки  сжимаютсЯ, делаютсЯ Ярче, темнее, и она
может опЯть прочесть:
     "...дочь  ђодиона  Љолзакова.  џ прочитала про ‚ас во фронтовой газете,
узнала,  где  ‚ы, и сейчас же послала письмо отцу в госпиталь. ’ак что ждите
от   него  письма,  только  не  очень  скоро,  он  на  другом  фронте.  Ћтец
поправлЯетсЯ  после  ранениЯ. Ќомер его почты Я ‚ам пишу. ‚от все, что Я ‚ам
хотела  сообщить,  и  тут  могла  бы кончить письмо. Ќо мне вдруг захотелось
один  раз  в  жизни  написать ‚ам от себЯ, хоть ‚ы менЯ не знаете. ћлиЯ менЯ
зовут  в ‚ашу честь. Љонечно, это только мы с отцом знаем, что в ‚ашу честь.
ќто  потому,  что  вы пели „жульетту - ћлию. ‘ отцом мы близкие друзьЯ, и от
менЯ  он  ничего  не  скрывал.  Ћн бы менЯ ‹елей назвал, но это было нельзЯ,
потому что всем было бы понЯтно.
     Џочему  Я  ‚ам это все выкладываю, точно близкому человеку? Ќе думайте,
что  это  мальчишество  или,  как  там  говорЯт  про  девушку, одним словом,
телЯчьи  нежности.  џ никак не телЯчьей породы, и всЯкие нежности мне только
противны.
     Ќадо  смотреть  правде  в  глаза.  Њожет так получитьсЯ, что с отцом ‚ы
никогда  не  встретитесь.  џ  и сама на фронте. € в случае чего некому будет
сказать  ‚ам  то,  что  знаем  только  он да Я. € ради него Я хочу, чтобы ‚ы
знали.  Њожет  быть, ‚ам это будет интересно... хотЯ нет, Я уверена, что ‚ам
это важно, иначе и слова бы не написала.
     ‚се  те  долгие  годы  после  того,  как вы расстались с моим отцом, он
никогда  не  переставал  ‚ас  любить.  Њожет  быть,  ‚ы  этого не знали? €ли
знаете?  Њожет  быть, смешно покажетсЯ: он и менЯ заставил ‚ас полюбить. ‚ам
это  понЯтно?  Љак  это  человек  своей  любовью  может  и другого заставить
полюбить? Њне не совсем понЯтно. Ќо Я давно уже ‚ас полюбила.
     Њаму  Я  не  любила.  ЌеприЯтно  в этом признаватьсЯ, тем более теперь,
когда ее уже нет в живых, однако нужно быть честной. ќто так.
     ‚ообще-то  мы  жили  всегда  мирно,  у нас никаких драм и объЯснений не
происходило,  хотЯ мама часто цеплЯлась к отцу, что-то толкало ее как-нибудь
его  разбередить,  вызвать на громкую, некрасивую ссору. Ќо с его характером
у  нее  из  этого ничего не получалось. Ћн никогда не сердилсЯ на нее и даже
менЯ  оттаскивал  прЯмо за уши, когда Я, как моська, кидалась в драку на его
защиту.
     Џотом  он  менЯ  успокаивал  и объЯснЯл, что не надо сердитьсЯ на маму,
потому  что  она  нас  обоих  любит. Џозже Я понЯла, что это значит: она его
любит, а он ее нет, поэтому ему легче быть к ней добрым.
     “  отца  были  большие  неприЯтности в жизни. ‘перва его все понижали в
должности.  Ђ  потом  других  повышали,  а его никогда, и он одно времЯ стал
самым  старым командиром батальона в округе, а потом, ‚ы, наверное, слышали,
было  и  того  хуже,  и  только  перед  самой  войной его восстановили, и он
вернулсЯ  в  армию.  Ћн  опЯть  стал  по-своему боротьсЯ за улучшение боевой
подготовки,  и  это  опЯть  некоторым  стало  не  нравитьсЯ. ЋпЯть уже стало
получатьсЯ,  что  он часто оказываетсЯ не прав в спорах и на бумаге. Ђ когда
дело  с  карты  перешло  на  поле  боЯ,  и  проверка  пошла не по процентным
показателЯм  и  флажкам  на  булавочках,  и  вместо  чистеньких  посредников
проверку  повела тЯжелым боем и большой кровью сама война, и решать все надо
было  на  месте  самому, а не по инструкции, где предусмотрено все на свете,
даже  как  должен  вести  себЯ  правильный  противник, - он оказалсЯ в очень
тЯжелых условиЯх окружениЯ со своим новым полком.
     ’ам  некоторые  командовали  дивизиЯми  и  выходили  с  ротой,  а он из
окружениЯ  вывел  тысЯчи  бойцов,  своих  и  чужих,  с оружием. ’аких людей,
которые  в  тот  момент  были  ђодине  на вес чистого золота: измученных как
черти,  все  повидавших  и  злых как черти, хоть сейчас обратно в бой. џ про
все  это  спокойно не могу писать. џ думаю, что длЯ командира такой момент -
отчет  ђодине  за  всю  прожитую  жизнь,  и  горжусь, что мой отец скидок не
просил и объЯснений, почему вышло плохо, не писал...
     ‚аши  письма, которые ‚ы когда-то ему писали, толстаЯ пачка, все целы и
сохранны.  …сли  отца  убьют,  а  Я  останусь  жива,  тогда  Я имею право их
прочесть.  ‚аша любовь, не знаю, как ее назвать - несчастнаЯ или счастливаЯ,
-  сыграла  в  моей  жизни  большую  роль. џ многое понЯла и даже думаю, что
немножко  лучше  стала,  когда убедилась, какаЯ это бывает любовь, чтобы шла
сквозь всю жизнь...
     •оть  бы  мне увидеть ‚ас вместе на минуточку! џ не знаю, что за это бы
отдала.  ‡наете,  какаЯ у менЯ самаЯ главнаЯ песенка всей моей жизни? Њне ее
передал  отец.  ќто  ‚аша,  которую  ‚ы так удивительно пели когда-то совсем
молоденькой:

                Ћтец мой был солдатом-коммунаром
                ‚ великом девЯтнадцатом году!..

     Џомните?  Љонечно,  помните.  ‚едь это про моего отца. € пели это ‚ы. €
‚ы  мне ее передали, и Я клЯнусь не изменить ей до конца жизни - осталсЯ мне
один день или пЯтьдесЯт лет.
     ‚аша, ‚аша
                                                                      ћлиЯ".


     ЋдетаЯ,  как  всегда, задолго до назначенного времени, она вышла в сад,
прислушиваЯсь  к  сердцу.  Џоходила  по  дорожке,  стараЯсь дышать глубоко и
ровно,  не  делать  резких  движений,  и все-таки где-то в глубине возникало
глухое предчувствие боли.
     Ќаблюдавший  из  окна  Љастровский  вышел  за  ней следом и молча подал
рюмку  с  лекарством.  Ћна не глЯдЯ выпила и села на берегу, поджидаЯ лодку,
хотЯ все еще было очень рано.
     ‚ернувшись  в дом, Љастровский заметалсЯ по комнатам. ’оропливо собирал
вещи  в дорогу, стаскивал все в один угол и то и дело тревожно выглЯдывал из
окна.  “бедившись,  что  она  все  сидит  на  своем  месте  в саду, он опЯть
бросалсЯ  торопливо собирать вещи, впихивал их в чемодан, путал, вытаскивал,
откладываЯ  одно и хватаЯсь за другое, стараЯсь всунуть еще и еще, когда уже
не  было  места, и снова испуганно кидалсЯ к окну, посмотреть, не вздумалось
ли  ей  вдруг  вернутьсЯ  и  заглЯнуть  в свою комнату. „ва саквоЯжа, тючок,
свЯзанный  из  шерстЯной  занавески,  и  чемодан  были  судорожно, торопливо
набиты  битком,  когда  он  спохватилсЯ,  что толстые альбомы с вырезками из
газет  и  фотографиЯми  остались на столе. ‘о стоном он пыталсЯ их вдавить в
переполненный  чемодан  и  не  смог.  ’огда он выхватил из чемодана лежавший
сверху свой собственный потертый фрак и швырнул его на кровать.
     Ќо  и  после  этого  альбомы  не  давали  закрыть крышку. Ћн, подцеплЯЯ
ногтЯми  защелки,  с  перекошенным  от отчаЯниЯ лицом толкал и давил крышку.
Ќаконец последний замочек щелкнул, закрываЯсь.
     ‘  трудом  разогнувшись, он выпрЯмилсЯ, потираЯ поЯсницу. ”рак лежал на
постели  ничком,  как  обессилевший  человек,  в  изнеможении  рухнувший  на
постель.  Љастровский  снова  поспешно опасливо выглЯнул из окна, вернулсЯ к
чемодану,  оттащил  его  в  угол,  где  были  сложены  все остальные вещи, и
прикрыл все своим старым пальто.
     Ѓольше  спешить  было  незачем.  Ћн ровно разложил брюки и расправил на
одеЯле  фрак,  чтобы  тому  было спокойно лежать, и тихонько погладил его по
плечу  и по скользкому отвороту. Ќемного погодЯ он в перламутровом галстуке,
повЯзанном  поверх  широкого,  хомутом  повисшего  на  тощей шее воротничка,
спустилсЯ  в  сад  и,  потираЯ руки, стал прохаживатьсЯ вдоль берега. Џлавно
вскинув  руку,  он замахал ею в воздухе, издали приветствуЯ приближающуюсЯ с
того берега лодку.
     - ’очно  какаЯ-то  ‚енециЯ,  а? Ќе правда ли? Ќа гондоле - в концерт! -
любезным  тоном  обратилсЯ он к €стоминой, потом озабоченно пожевал губами и
задумчиво добавил: - ’олько чтой-то она очень уж того... маленькаЯ!
     ‹егкаЯ  прогулочнаЯ  лодка,  из  тех,  что  до  войны  выдавались здесь
напрокат  отдыхающим, стремительно подлетела к набережной. ‘тоЯвший наготове
на  носу  солдат  уперсЯ  обеими руками в поперечное бревно креплениЯ свай и
подтЯнул ее бортом к удобному спуску.
     €стомина  в  коротеньком сером пальто, надетом поверх длинного голубого
концертного  платьЯ, опасливо подошла к самому краю и протЯнула руки. ‘олдат
бережно  принЯл ее и осторожно усадил на кормовую скамеечку, где уже заранее
была разостлана шинель.
     Љастровский,  пересиливаЯ  страх,  самонадеЯнно  приговаривал: "Ќичего,
ничего,  голубчик...  “ж  Я-то  как-нибудь  сам!"  - и то протЯгивал солдату
руку,  то  вырывал  ее обратно. Ќаконец он вцепилсЯ солдату в плечо, замер в
неустойчивом  равновесии,  порывисто  шагнул,  еле  устоЯв  на  своих  плохо
гнущихсЯ длинных ногах, и, побагровев от усилиЯ, рухнул на скамейку.
     ‘олдаты  потихоньку  оттолкнулись и осторожно стали выгребать наперерез
течению.
     ЋглЯнувшись  назад, €стомина увидела дорожку, спускающуюсЯ к реке, свое
опустевшее  кресло,  дом,  уже едва проглЯдывавший сквозь зелень деревьев, и
ей   вдруг   захотелось  громко  засмеЯтьсЯ  от  радости  -  наконец-то  она
вырвалась!
     ‚есла  с  равномерным всплеском опускались и взлетали, оставлЯЯ на воде
винтом завивающиесЯ воронки, точно маленькие водоворотики.
     Ћна   опустила   пальцы   в  воду.  ‚се  было  знакомо:  тугое  нажатие
забурлившей  вокруг  пальцев холодной воды, ощущение глубины под дном лодки,
запах речного ветра, порывами сеющего прохладные брызги в лицо...
     ‹одка  с  разгона  выскочила  носом  на  пологий  берег и остановилась.
‘олдаты  подтЯнули ее еще подальше. …лена ”едоровна, перешагнув через низкий
борт,  ступила  на влажный песок, и они все вместе пошли вдоль спускавшегосЯ
в  воду  заграждениЯ  из  спиралей  колючей  проволоки к зеленому грузовику,
ждавшему под деревьЯми.
     ‚  парке  синели  сумерки. ЋжидавшаЯ их машина, громко захрустев шинами
по  сырому  песку,  медленно  тронулась,  осторожно  огибаЯ  крутые повороты
парковых  аллей,  где  прежде запрещалось ездить. ’еперь все было можно, все
было  пусто,  безлюдно, и на песке дорожек, как тЯжкаЯ печать войны, глубоко
оттиснуты следы гусениц.
     “нылаЯ   цепочка   намертво  погашенных  войной  фонарей,  сгорбившись,
выстроилась  по  бокам  длинной  сумрачной  аллеи.  ‘права побежали чугунные
копьЯ ограды, и машина свернула к дому.
     Џросторный  двухэтажный  вестибюль  с широкой белой мраморной лестницей
был  полон  людей.  €х  было  так много, что она никого не могла разглЯдеть,
только  чувствовала  на  себе  множество  взглЯдов и видела смутно, не знаЯ,
куда  девать  глаза,  чьи-то  толсто  забинтованные  руки,  подогнутые ноги,
стриженные под машинку головы, белые повЯзки и бледные лица.
     €м  навстречу  уже  шел с приветливым достоинством маленький военврач в
развевающемсЯ  на  ходу белом халате. ‡дороваЯсь, он слегка набок наклонил и
тотчас  вздернул  голову,  точно  хотел  сказать:  немножко  поклонилсЯ  - и
хватит,  большего  от  менЯ  не  дождетесь. €стомина заметила только большие
выпуклые  глаза за сильными стеклами очков и что-то уж очень большой и очень
розовый нос.
     ‚оенврач проводил их в свой голый, белый и холодный кабинет.
     Љастровский  с  обычной  общительной  болтливостью,  едва  успел сесть,
осведомилсЯ   насчет   имени-отчества   маленького   (хотЯ,  как  оказалось,
главного)  врача  и тотчас завЯзал тактичный разговор на "медицинские" темы,
начинаЯ  каждую  фразу:  "‚от  вы  говорите,  Ћсип  …всеевич..." - хотЯ Ћсип
…всеевич  сам  решительно  ничего  не  говорил,  а  только устало морщилсЯ и
неохотно, но обстоЯтельно отвечал на вопросы.
     €стомина  несколько  минут  молчала,  радуЯсь,  что  на нее не обращают
вниманиЯ.  ‘  сочувствием  подумала  о том, как, вероЯтно, трудно маленькому
человеку  с  таким выдающимсЯ, унылым, точно подмороженным носом держатьсЯ с
гордым  достоинством  и  что  все-таки,  кажетсЯ,  ему  это каким-то образом
удаетсЯ.
     Ќаконец  Љастровский  наткнулсЯ глазами на ее строгий, предостерегающий
взглЯд, скомкал фразу и замолчал.
     Ћна спросила, где ей придетсЯ петь.
     - ‚ы  проходили  через  вестибюль?  ’ам  очень просторно. Ћчень высокий
потолок  и нечто вроде купола, так что, насколько Я понимаю, там недурной...
резонанс.  -  ‘  каким-то  удовольствием  произнесЯ это слово, он покраснел,
точно  проговорилсЯ,  и  сейчас  же  строго  и  настороженно  оглЯделсЯ, как
сердитаЯ носатаЯ птица.
     ‡а закрытыми дверьми плавно заиграл баЯн ‘аши, начинавшего концерт.
     - Џрекрасный   резонанс,   -   сказала  €стомина.  -  ‚ы  не  ошиблись,
действительно прекрасный.
     Џодошла  девушка  в  белом  халате и косынке, помогла ей снЯть пальто и
подержала  перед  ней  небольшое  круглое,  очень  Ясное зеркальце, пока она
поправлЯла волосы и подкрашивала губы. Џотом она вдруг спросила:
     - Ђ  можно  Я  вам  поЯсок  поправлю?  -  Ћна  нагнулась  и  с  видимым
удовольствием  расправила поЯс и складки на платье; отодвинувшись, осмотрела
издали,  так,  точно  оправила  куклу или ребенка, и мечтательно призналась,
что просто ужасно любит все голубое.
     ‘аша  играл  уже вторую вещь - певучий вальс с раскатами и замираниЯми.
‚от-вот  уже  нужно  было  выходить.  ‚олнуЯсь с каждой минутой сильней, она
перестала отвечать на вопросы, стоЯла, опустив глаза, и хмурилась.
     ‚оенврач  вышел  в вестибюль, через минуту вернулсЯ и что-то ей сказал,
чего  она  почти  не расслышала, понЯла только, что уже больше нельзЯ стоЯть
на  месте,  надо  собрать  все  силы  и выйти в открывшуюсЯ перед ней дверь.
ЃорЯсь  с  желанием  опЯть  опустить  голову,  чтоб  ничего  не  видеть, она
быстрыми шагами пошла по узкому проходу через толпу.
     ‹ица,  лица,  спокойные,  усталые,  безразличные,  любопытные, угрюмые.
Љостыли,  кресла  на  колесах,  забинтованные  головы,  гипсовые  повЯзки. ‚
стороне,  у дверей боковых коридоров, несколько носилок, и на них недвижные,
какие-то  странно  плоские  под  серыми  одеЯлами тела людей с недоверчиво и
строго ждущими глазами.
     Ћсип  …всеевич,  показываЯ  дорогу,  довел  ее  до  подножьЯ  мраморной
лестницы,  запруженной  ранеными.  ‚  том  месте,  где  лестница  с площадки
начинала   широкий   поворот  ко  второму  этажу,  стоЯл  в  ожидании  ‘аша,
придерживаЯ  на  груди  баЯн. Ћни встретились глазами на мгновение. "Ћн тоже
волнуетсЯ,  боитсЯ  за  менЯ, - подумала она с отчаЯнием. - ‡ачем Я так рано
согласилась  петь,  ведь  Я  еще  не  поправилась, Я не могу,