нью, чтобы не лезла на стол.
     Ћтец  ‚али  сейчас  же  вскочил и бросилсЯ к нему навстречу, протЯгиваЯ
старую шлЯпу, в которой лежало несколько неровно склеенных коробочек.
     - ‚ам  сюрприз!.. “ нас всем сюрпризы, - смеЯсь от удовольствиЯ, кричал
отец. - ‚ыбирайте любую! ЏопугайнаЯ судьба, предсказание на Ќовый год!
     Ћрехов, хмурЯсь, спросил:
     - ‚ыбирать?
     - ‹юбую,  любую! ’еперь потЯните за хвостик! ’Яните, не бойтесь, сейчас
узнаете, что вас ожидает в новом году! Ќу? —то?
     Ћрехов  потЯнул, в коробочке что-то щелкнуло, оттуда брызнуло несколько
кружочков  самодельного  конфетти,  коробочка  развалилась,  и  там оказалсЯ
вырезанный из раскрашенного картона розовый поросенок.
     †енщины   сдержанно   засмеЯлись,   та,   что   с  ребенком,  при  этом
неодобрительно  покачала головой, а старичок, заметив, что все смеютсЯ, тоже
радостно рассмеЯлсЯ.
     - ќмблема  изобилиЯ!  -  кричал отец. - ‚ас ожидает изобилие и счастье!
Џрисаживайтесь к столу!
     - Ѓольше похоже, мне кто-нибудь должен свинью подложить.
     Ћрехов  сел  рЯдом  с  ‚алей.  Љартонный репродуктор шумел и стрекотал,
передаваЯ  музыку,  ребенок  хныкал,  а  отец,  чуть  захмелев, изо всех сил
поддерживал   праздничное   настроение,   произносил  тосты  за  победу,  за
присутствующих  воинов  и,  протЯгиваЯ  всем  по  очереди  блюдо с маленьким
пирогом,  уговаривал  брать  побольше и потом в разговоре рассеЯнно подбирал
щепоткой  высыпавшуюсЯ  начинку  и,  улыбаЯсь  среди  оживленного разговора,
отправлЯл ее в рот.
     ‚алЯ,  привстав,  потЯнулась через стол, чтоб подать женщине с ребенком
тарелку  с  капустой,  и, опустившись на свое место, по-прежнему глЯдЯ не на
Ћрехова, а куда-то в пространство, поверх стола, усмехаЯсь, сказала:
     - —ему   это  приписать,  что  вы  вдруг  Явились?  Љак  это  вы  адрес
запомнили? “дивительно!
     Ћн  не  отвечал,  и  она  обернулась  наконец и посмотрела, чего это он
молчит.  €  именно в эту минуту, когда он увидел опЯть ее глаза, ее длинную,
мЯгко  повернутую  шею  и  подбородок,  ее неприЯзненно сжатый рот, он разом
вспомнил  ее  всю,  со звуком ее голоса, стремительной походкой, с теплом ее
дыханиЯ  около своего рта, с шершавой штопкой на локте кофточки, что была на
ней  и  сейчас, и тогда, когда она, высоко сидЯ на выкрашенной белой краской
табуретке  посреди  палаты,  читала  вот  этим своим милым голосом, когда-то
последним  отзвуком  ускользающего  мира  замиравшим в пустоте наркоза перед
операцией.  €  вот теперь он с изумлением, точно ему кто-то дал прочесть то,
что  с  полной  Ясностью сложилось в мозгу, начал понимать: "џ люблю ее, что
же  это  такое? џ люблю ее, совершенно не знаю, что это значит, и все-таки Я
ее люблю".
     - —то   с   вами?   -   вдруг  внимательно  спросила  ‚алЯ,  пристально
вглЯдываЯсь.
     - ‚ы сказали, что Я вас позабыл...
     - Ќе говорила.
     - џ ничего не позабыл. Ќикогда этого не было, чтоб забыл.
     - Ђ что же тогда!
     - џ  откладывал,  -  сказал  он  убитым  голосом.  -  Џочему-то  Я  все
откладывал.
     - Ђ теперь уезжать?
     - ’еперь  уезжать.  џ  никак не могу объЯснить, как Я это мог. џ сейчас
сам этого совершенно понЯть не могу.
     ‚алЯ быстро встала и поднЯла стакан.
     - ‡а  благополучный отъезд! - крикнула она и чокнулась с Ћреховым. - ‡а
отъезжающих! “ра!
     †енщина с ребенком выпила и сказала старику:
     - ‚ы,  папа,  рот  призакройте,  молчите  и  кушайте,  - и положила ему
немножко пирога.
     ‘тарик  радостно  посмотрел  на пирог, прибрал со стола бороду и закрыл
рот, продолжаЯ сиЯть: ему, кажетсЯ, больше всех сегоднЯ был праздник.
     ‚  сенЯх  тЯжело  затопали, дверь отворилась, пахнуло морозным дымом, в
комнату  ввалилось  двое.  ЊЯсистый,  коротконогий  ‚алуев и другой, тощий и
белесый, какого-то постного вида.
     - ѓостечка  вам  привел,  принимайте!  - пропускаЯ тощего впереди себЯ,
возглашал  ‚алуев,  оживленно  потираЯ  замерзшие  руки.  - ‹юбите, жалуйте,
‚асильвасилич!
     Ћба они были выпивши, но не сильно.
     - Њилости  просим! - раскланиваЯсь с вошедшими, веселилсЯ отец и тотчас
же подставил им шлЯпу со своими клееными коробочками.
     - Џожалуйте! ‘юрприз на выбор!
     - Џостой,  погоди!  -  отстранил  его ‚алуев. ‚ытащив из кармана шубы и
оборвав  приставшую  бумагу,  обнажил  бутылку  коньЯку  и  поставил посреди
стола.
     - Ќу,  знаете!  -  всплеснул  руками  отец. - ќто что-то невероЯтное! ‚
наше времЯ - и армЯнский коньЯк! —удо!
     - ќто  от  ‚асильвасилича!  ‘адись  за  это  с барышней, ‚асильвасилич,
рЯдом!   -   ‚алуев,  закусив  губу,  с  сосредоточенным  видом,  точно  при
химическом  опыте, раскупорил бутылку и налил тощему, потом себе, потом ‚але
и  Ћрехову,  нерешительно потЯнулсЯ к бородатому старику, но старикова дочка
отодвинула из деликатности стакан в сторону.
     - Ђ  папаше?  -  голосом  расслабленного больного сказал ‚асильвасилич.
‚алуев, спохватившись, бросилсЯ наливать ‚алиному отцу.
     ‚се,  кому  налили, выпили. ЏроснулсЯ и заплакал ребенок на руках одной
из женщин.
     - ’еперь  вам  сюрприз! - опЯть подхватив шлЯпу с коробочками, закричал
отец.
     - Ќу  чего тебе еще? ЏотЯнуть? ‚асильвасилич, как? ЏотЯнуть мы можем? -
кричал ‚алуев и уступил ему очередь тЯнуть первому.
     - ЏотЯнуть?   ќто   мы   можем!   -  расслабленным  голосом  согласилсЯ
‚асильвасилич,  сильно дернул за Язычок коробочки, Язычок оборвалсЯ так, что
ничего  не  получилось,  и  затем уже не обращал вниманиЯ на болтовню отца и
подставленную шлЯпу.
     ‚алуев   разломал   коробочку   руками,  там  оказалась  вырезаннаЯ  из
игральной карты дама бубей.
     - ’ебе дамочка выходит! Ђ, ‚асильвасилич! „амочка!
     ђебенок заплакал громче, ‚алуев досадливо сморщилсЯ, обернувшись:
     - Ќу это еще чего?
     Ќо тотчас лицо у него проЯснилось: ‚асильвасилич тихо засмеЯлсЯ.
     - ќто напоминает, слышишь, ‚алуев?..
     - Ќу, ну, слушаю, - с готовностью улыбаЯсь, придвинулсЯ ‚алуев.
     - ...Ќу  там  у  одного...  ну, с одной... эти, шуры-муры... Џонимаешь?
‚се  у  них  шито-крыто...  †ена не подозревает, все вроде обошлось, и вдруг
ему  на  квартиру  телефон звонит. Ћн снимает: "Ђле, слушаю?" - ему оттудова
пишшит: "Џапоцка, Я уже родилсЯ!" ќто Я анекдот говорю!
     ‚алуев   громко   расхохоталсЯ,   а   ‚асильвасилич   почти   беззвучно
рассмеЯлсЯ,  но  как-то  внутрь  себЯ, а не наружу, как все люди, и при этом
лицо у него только еще больше вытЯнулось.
     ‚асильвасилич  молча налил ‚але и себе коньЯку и отдал бутылку ‚алуеву,
чтоб наливал дальше.
     ’от,  зайдЯ с другой стороны, постукал ‚алю толстым пальцем, нагнувшись
к  самому  уху,  сделал страшные глаза и, как о вещи настолько значительной,
что о ней не говоритсЯ вслух, просипел ей в самое ухо:
     - ќто знаешь кто? „иректор спирто-водочного! џсно? ЏонЯтно? ‚от кто.
     - ЉоньЯчькю,  -  предложил  довольно бойко ‚асильвасилич ‚але, - у нас,
знаете, этого добра... ‚ы себЯ не стеснЯйте.
     ‚алЯ  отметила,  что  его  расслабленный,  затухающий  голос происходил
вовсе   не   от   немощи,   но   исключительно   только  от  сознаниЯ  своей
значительности.
     „вери  опЯть  хлопнули  одна за другой, и в комнату ворвалась краснаЯ с
мороза ‘има, приЯтельница ‚али, секретарша из исполкома.
     - ‘  Ќовым годом, привет собравшимсЯ, с новым счастьем! - скороговоркой
закричала  она  с  самого  порога. - ‚алЯ, Я за тобой, скорей одевайсЯ, тебЯ
ждут!
     - Ќо-но-но!  -  загрозилсЯ толстым пальцем ‚алуев. - ’ы, ‘имочка, того!
Њы тут в гостЯх!
     - ‚от и гостите, а ‚алю утащу, сидите, сидите, Я ненадолго!
     - ‚иола,  это  же  неудобно!.. - обиженно заговорил отец, но она вдруг,
точно ждала ‘иму, вскочила и бросилась к двери.
     - Џостой,  ты постой! ќто вдруг как же? Људа, куда?.. - привскакиваЯ со
стула,   всполошилсЯ,   точно   в   погоню  готовЯсь  кинутьсЯ,  по-гусиному
встревоженно загоготал ‚алуев. - ќто куда?
     - Ќу,  провожу  подругу!  - отмахнулась от него ‚алЯ, туго затЯгиваЯ на
голове  шарфик  и  уже  на ходу подсовываЯ концы под воротник своего легкого
пальто, и вместе с ‘имой выскочила на улицу.
     ‚алуев подумал и потЯнулсЯ снова разливать коньЯк.
     - Ќет,   -   угрюмо  сказал  Ћрехов,  прикрываЯ  рюмку  ладонью  и  уже
раздумываЯ, как бы самому уйти.
     ‘тарик  сосед,  все  сидевший  в  блаженном оцепенении, держась за краЯ
тарелки,  когда  ему  хотел  было налить ‚алуев, от восторга так ужаснулсЯ и
размахалсЯ руками, что тот даже отпрЯнул.
     - ђуки  приберите,  папа,  - чопорно заметила женщина, - не мелькайте у
людей перед глазами, когда вас за стол посадили.
     ‘има  и  ‚алЯ  в  это  времЯ,  выскочив с разбегу, вприпрыжку бежали по
белой пустынной улице среди сугробов.
     - Љ  свиньЯм  собачьим  таких кавалерчиков! - прикрываЯ рот варежкой от
мороза,   весело   болтала   ‘има.   -   ’оже   мне   компаниЯ!  Ђ  уж  этот
спирто-водочный,   прЯмо   как...   осклизлый  какой-то,  а  все  перед  ним
преклонЯютсЯ, всем нужно!
     - Џостник какой-то. Џостник-пакостник!
     ‘има громко фыркнула:
     - Ћй, ‚алька скажет - ну точно!
     - Ђ куда это мы бежим? - спросила вдруг ‚алЯ.
     - Љак  куда?  Љо  мне! ’ы мне позарез нужна, там у менЯ музыка, чучелки
всЯкие  собравшись,  да  это  -  петрушка, а ты должна на моих двоих женихов
резолюцию дать!
     - Ђ ну тебЯ!
     - Ќе  шутЯ,  мне  решатьсЯ  надо.  ’ы  сейчас  увидишь. ‹еонид молодой,
привЯзанный  ко  мне, хорошо играет на инструменте, и голос мЯгкий. ќто тоже
приЯтно,  а  то  будет  какой-нибудь  всю  жизнь у тебЯ над ухом несмазанным
колесом  скрипеть. Ќо ведь ему на фронт! џ же привЯжусь как кошка, а его там
убьют...  €  с чем Я тогда осталась? Ђ другой постарше, Ђфанасий, тоже вроде
ничего,  он  техник,  но вообще мужиковатый. ‡ато у него руки по локоть нет.
ќтот  уж  никуда  не  денетсЯ,  со  мной будет. Њожет, Я и к нему привЯжусь.
Ќаверное, привЯжусь.
     - „а кто тебе-то, дуре, по душе? Ѓолтаешь, слушать тошно!
     - Џо  душе!..  Њне  замуж  выйти  по  душе!  €  чтоб  всерьез. ќти дуры
рассуждают:  война кончитсЯ, мужики вернутсЯ. ”ига два!.. Ђ сколько девчонок
за  это  времЯ  подросло!  Ќет  уж,  мне  надо либо ‹еньку, либо Ђфоньку. ’ы
только поглЯди и определи, кто из них стоющий.
     - Љак будто Я знаю!
     Ћни  вбежали во двор деревЯнного домика, где за намерзшими окнами глухо
гудела  гармошка, по скрипучим мерзлым ступенькам вскочили в холодные сени и
вошли в теплую кухню с русской печью.
     ‚  соседней  комнате дым коромыслом, в табачных облаках играла гармонь,
пожилой  мужчина,  взмахиваЯ  руками,  плЯсал,  топаЯ  каблуками,  в  полном
одиночестве,  сам  с  собой,  кто  закусывал, кто пробовал затЯнуть песню, а
четыре  пары,  из  которых  три  были  девичьи,  топтались  между постелью и
столом, стараЯсь танцевать.
     ‘има   по   очереди  вытащила  напоказ  из  сутолоки  сперва  ЂфанасиЯ,
поздоровавшегосЯ   с   ‚алей  левой  рукой,  потом  мокрогубого,  растерЯнно
моргавшего ‹еонида, спровадила их обратно в тесноту и спросила:
     - Ќу как?
     ‚але  они показались один другого противнее, она только плечами пожала,
чтоб  не  расстраивать  ‘иму,  и, улучив минуту, пробралась обратно в кухню,
где  хлопотала  старушка, перемываЯ посуду, которую она все времЯ потихоньку
отбирала  из-под  рук  у  гостей  и  утаскивала  к  себе. ‚алЯ, отыскав свое
пальто, никем не замеченнаЯ, вышла опЯть на улицу.
     Џосле  табачища,  духоты  и  сутолоки  она  сразу  хлебнула  воздуха  -
вкусного,  крепкого,  студеного  до  ломоты  в зубах, точно пьешь родниковую
воду,  -  и,  прислушиваЯсь  к одинокому поскрипыванию своих шагов в тишине,
пошла  к  дому.  Ќе  доходЯ до последнего перекрестка, она увидела человека,
медленно  шагавшего  взад  и  вперед  размеренным  шагом  часового, и узнала
Ћрехова.
     - „а, - быстро сказал он. - џ тут решил вас дожидатьсЯ.
     - Ђ если бы Я там до утра проплЯсала?
     - Њне все равно деватьсЯ некуда.
     Ћни подошли к двери ‚алиного дома, и Ћрехов сказал:
     - Ћни все еще там. Ќе ходите туда, а?
     - Ќу не пойду, - и остановилась под деревом.
     - ‚ы что? ‡асмеЯлись? - неуверенно догадалсЯ он погодЯ минуту.
     - —то-то мне похорошело на душе.
     - Ђ нехорошо было?
     - •уже  некуда...  -  Ћна  стоЯла,  закинув  голову, глЯдЯ в бездонное,
темное,    заполненное   океаном   морозного   воздуха,   блещущее   зимними
раскаленными звездами небо.
     Ћн тихонько взЯл ее за руку, но она нетерпеливо отдернула:
     - ‚ы лучше смотрите!
     Ћн тоже поднЯл голову, стал смотреть в небо и долго молчал.
     - Ќикогда  не  видел.  ’опталсЯ  тут, а не видел ничего. Ќе догадывалсЯ
морду поднЯть. ‚от теперь вижу.
     - —то?
     - „ух захватывает. Ђ посмотреть все некогда. „ела.
     - ‡наете,   отчего  нам  сегоднЯ  так  легко,  свободно  разговаривать?
Ћттого, что это в последний раз в жизни.
     - Џочему в последний? —то мне уезжать?
     - „а.   €   не   только   поэтому,   а   потому,  что  день  особенный:
здравствуй-прощай!  Ќет у нас ни прошлого, ни будущего, и настоЯщее не очень
настоЯщее,  и  вы сейчас все поймете, что Я ни скажу. ’очно освободились ото
всего  лишнего,  все  важное стало неважным, а неважное - важным! ’ак бывает
редко.  Њы  точно  просыпаемсЯ  в  какие-то  особенные  дни,  когда  умирает
кто-нибудь  близкий и вдруг все остальное оказываетсЯ чепухой. €ли видимсЯ в
первый  и в последний раз и понимаем, до чего хорошо бы так жить всегда, все
дорогое  видеть,  как  в  последний раз, и все хорошее понимать в людЯх. Ќас
почему-то  нужно встрЯхнуть, чтоб мы опомнились и начали видеть. Ђх, как нас
здорово  нужно  встрЯхнуть,  чтоб  мы  опомнились  и  продрали глаза... Ќет,
целовать  менЯ  не  нужно,  - она уперлась рукой ему в плечо, не подпускаЯ к
себе.
     - Ђ  Я  не  могу  больше  смотреть  тебе  в  лицо  и  не поцеловать. Ќу
невозможно... ’огда ты отвернись и не говори ничего.
     Ћна перестала говорить и покачала головой, печально и строго.
     - Ќу что?
     - ЌельзЯ менЯ целовать... “ходи, голубчик мой... Њне надо домой.
     - Ќет!  -  отчаЯнно  выговорил  он, схватил ее и, дернув к себе, крепко
поцеловал в ледЯные, твердо сжатые губы.
     - Ќе  надо, - еще тверже повторила она. - џ же сказала, не надо, нельзЯ
менЯ целовать.
     Ћн  ее  не отпускал, и она упрЯмо, с силой нагнув голову, уперлась лбом
ему в плечо, и так они простоЯли молча и не двигаЯсь минуту, две, три...
     - Ђ  все-таки  дезинфекцией  еще  чуточку пахнет! - Ћн услышал, что она
нежно усмехнулась.
     Ћн  попробовал снизу за подбородок приподнЯть ее туго пригнутую голову,
но  она,  неожиданно  вырвавшись, порывисто обхватила сама его обеими руками
и,  не  отнимаЯ  губ,  легко  стала  целовать,  скользЯ  по  уголкам рта, по
подбородку  и  губам,  прерывисто  повторЯЯ:  "ЌельзЯ,  милый, уходи скорей,
нельзЯ менЯ целовать, уходи!.."
     - Ќичего  не  понимаю,  -  оглушенно говорил он, еле переводЯ дух. - ’ы
дрожишь.  Ќу  как  ты  одета,  ты  же  окоченела  всЯ...  -  Ћн расстегнул и
распахнул  свою  шинель  и  кое-как  прикрыл  ‚алю, запахнув полы. Њороз был
лютый, и все же под шинелью показалось тепло.
     - Љак  ты в таком пальтишке ходишь? „а и под ним-то что? - говорил он с
ужасом. - ‚едь так замерзнуть и умереть можно.
     Ћна, стараЯсь унЯть дрожь, стоЯла, прижавшись к нему боком.
     Њорозные  блестки  перебегали  по  сугробу,  освещенному  окном, в двух
шагах  от  них. ЏодвыпившаЯ праздничнаЯ компаниЯ с гармоникой прошла мимо по
другой  стороне за белыми буграми сугробов. ‚переди, лихо сдвинув солдатскую
ушанку  на  один  бок,  шла  девушка-гармонист,  в  полушубке, наигрываЯ без
передышки, взахлеб, сбивчиво, но залихватски.
     - ЌельзЯ  тебе так стоЯть, ты в самом деле замерзнешь, - обнимаЯ ее под
шинелью  одной  рукой  и  чувствуЯ  всю тонкость и легкость того, что на ней
надето, повторил он с тревогой.
     - Ќу, пошли.
     Ћни  обошли  заснеженную  площадь,  вернулись и опЯть остановились у ее
дома.  Ћна  подумала,  что  сейчас  войдет в дверь и через минуту перестанет
болеть  грудь  и  спина,  колени  и лоб от мороза, отойдут нестерпимо ноющие
пальцы  на  ногах,  все  мучительно  окоченевшее тело, но в ту же минуту все
кончитсЯ, она его больше не увидит, они простЯтсЯ навсегда.
     - Џойдемте,  -  еле  шевелЯ помертвевшими губами, выговорила. - Џоходим
еще.
     - Људа идти?
     - Џойдемте. ’ак.
     - •оть в прорубь?
     - “гу, хоть в прорубь.
     Ћни  опЯть  шли  мимо  каких-то домов, перешли улицу через проход между
двумЯ  сугробами.  Ћрехов  с отчаЯнием сказал: "Ќет, так больше нельзЯ". Ћни
куда-то  свернули,  он  толкнул  обледенелую, примерзшую к порогу дверь, они
очутились  в  темноте,  и  вдруг  им  в  лицо  пахнуло таким блаженным сухим
теплом,  точно  жарким  летом  они  вышли  в  ночную, нагретую дневным зноем
степь.
     - Људа  мы  попали?  - шепотом спрашивала ‚иола. - ђазве ты тут живешь?
’еплынь  какаЯ...  ЋбогреемсЯ  минуточку  и  сейчас пойдем дальше, хорошо?..
ЉакаЯ благодать!
     Ћн  снЯл  с  нее  туфли  и, стоЯ на коленЯх, оттирал пальцы ног, а она,
вскрикиваЯ  шепотом,  просила потише, потому что очень больно. ’еплый воздух
понемногу  волнами  окутывал  ее  со всех сторон, проникал под одежду, точно
погружаЯ  в  мЯгкую  сухую  ванну.  ‹ицо и все твердо окостеневшее на морозе
тело еще болело, горело, но уже оживало, мЯгчело.
     - ’еперь  нам  уже можно уходить, - сказала она. - Ќадо уходить. ’ы что
же,  неужели  не веришь, что Я правду тебе говорю? - Ћна говорила испуганно,
тревожно  отводЯ  его лицо ладонью. Љакое-то горькое отчаЯние слышалось в ее
голосе,  но,  целуЯ  ее,  он  уже как бы не слышал, что она просила: "Ћставь
менЯ...  Ќу  еще  бы!  ’ы  думаешь:  сама пришла, а теперь говорит - оставь!
Ќаверное,  все так говорЯт, но мне-то ты поверь, ведь Я люблю тебЯ и говорю:
не можем мы с тобой... Ќе можем..."
     „олгаЯ  зимнЯЯ  ночь белела снегами, наметенными под самые окна, бревна
сруба  громко  и  сухо  потрескивали  от  мороза,  потоки тепла струились от
натопленной  печи,  в  углу,  точно  занЯтые  своим собственным самым важным
делом,  бодро  щелкали,  размахиваЯ  в  темноте  маЯтником,  ходики, и ‚иоле
казалось,  что  она бесконечно давно слышит их размашистые, щелкающие шажки,
слышала  их  и вчера и, может быть, когда-то давно, в прошлой жизни, когда у
нее  еще  был  свой  город  с  любимыми улицами, и дом, и та дверь, с порога
которой  она,  вбежав,  с  размаху бросалась в протЯнутые мамины руки. € то,
как  они  стоЯли  с  Ћреховым  на  морозе,  обнЯвшись  на  белой площади, ей
казалось  таким  же  далеким  прошлым, и даже то, как они пришли в тепло его
комнаты,  тоже,  казалось  ей, было очень давно, и с тех пор в их жизни было
уже   лето,  и  опЯть  весна,  и  вот  теперь  наступила  осень,  притихшаЯ,
умиротвореннаЯ,  а  бодрые  ходики  все  еще  щелкали  своими металлическими
шажками.
     ‚иола  сидела  поперек  постели,  прижавшись спиной к нагретому полотну
печи,  спрЯтав  ноги  под  одеЯло, а он лежал, закинув руки под голову, и не
отрываЯсь  смотрел  на  ее  слабо  отсвечивающее  лицо привыкшими к полутьме
глазами.
     Ћн   молчал   и  думал  о  том,  как  бывает:  много  раз  смотришь  на
какой-нибудь  узор или на беспорЯдочное переплетение веток дерева у себЯ под
окном,  до  тех  пор,  пока  однажды  вдруг  не  разглЯдишь  в них очертаний
скачущих  всадников с развевающимисЯ волосами или парЯщей птицы. € с тех пор
стоит  тебе  взглЯнуть,  и  ты  сразу  же  видишь  именно  то,  что  однажды
распознал.  € он думал, что теперь уже никогда не сможет не видеть того, что
распознал  в  лице  ‚иолы,  чего-то,  чему  названиЯ не придумаешь, ставшего
родным, прекрасного и скрытого от других.
     - ’ебе  тепло?  -  спросил  он,  поглаживаЯ  ее тонкую теплую руку выше
локтЯ.
     - ’ак, точно Я согрелась в первый раз с тех пор.
     - ‘ каких пор?
     - Ќу  с тех... ‘ до войны... ‘ давних-прошлых пор, когда менЯ выбросило
из  жизни  взрывной  волной.  џ  тебе  что-то  болтала  про это? €ли это все
спилось?
     - Ќет, помню. Џро какую-то собачонку...
     - „а,  Я  тебе  про  тот  день говорила... ‡наешь, у менЯ была красиваЯ
мама.  ЊолодаЯ, добраЯ, нежнаЯ - Я знаю, ей радостно, что Я так тебе про нее
говорю.  Ќет,  Я  не  сумасшедшаЯ...  Ќу,  если  человек уходит из комнаты и
знает,  и  верит,  что  все  оставшиесЯ  в  его отсутствие будут с любовью и
нежностью  о нем говорить. Ћт этого ему радостно? Ќу, вот и мама знала, что,
когда  она  уйдет,  Я  буду  мечтать и думать так о ней и говорить человеку,
которого  Я  полюблю... € мне радостно, мне отрадно вспоминать, что моЯ мама
бывала  счастлива. ЊенЯ еще на свете не было, и они единственный раз поехали
с  папой  в Љрым, им казалось, что это только самое начало, что самое лучшее
у  них  еще  все  впереди!  €м  было  хорошо,  мама рассказывала, они жили в
каком-то  бывшем  дворце,  где  среди  пахучих  зарослей  у  лестницы стоЯли
маленькие  курчавые  мраморные  львы. џ их никогда не видела, но Я рада, что
мама  их любила гладить. „нем они были горЯчие от солнца, а к ночи остывали,
и,  положив ладонь им на голову, можно было угадать, давно ли началась ночь,
-  к  утру  они становились совсем прохладными. ’е же самые звезды, на какие
мы  с  тобой  смотрели сегоднЯ, там блестели гораздо Ярче, и в воздухе среди
одурЯющего  запаха  роз носились бесчисленными искорками летающие светлЯчки,
похожие  на  световой  дождик,  который не падает, а только играет в воздухе
зелеными  капельками  света.  Ђ  потом  при голом свете потолочной лампочки,
освещавшей  одни шапки и плечи столпившихсЯ людей да кирпичные стены подвала
домоуправлениЯ,  маму  внесли  со двора и уложили на продавленный клеенчатый
диван  после  того,  как  вытащили  из-под  рухнувшей  во  дворе стены, и ей
казалось,  что  кирпичи  все  еще  давЯт  ей  на  грудь,  и  она нетерпеливо
показывала,  чтоб  их  снЯли.  Џотом  подошел кто-то в белом халате, надетом
поверх  толстого  пальто,  и  сказал  мне:  "Ћтойдите!" Ќо Я не двинулась. €
тогда  он  сказал:  "Ћтвернитесь!" € Я отвернулась. —еловек этот очень скоро
отошел,  громко  спрашиваЯ:  "ѓде  тут  еще пострадавшие?" ’ут же скоро дали
сигнал  отбоЯ  воздушной  тревоги,  и  все,  толкаЯсь и шаркаЯ ногами, пошли
наверх  из  подвала,  а  Я  осталась  одна,  гладила маме ладонь и почему-то
думала  все  времЯ,  что  вот  этой  милой  ладонью  она  гладила  курчавого
маленького  льва  среди  тех пахучих зарослей. Џотом Я вынула платок и стала
вытаскивать  из уголков глаз у мамы крошки известки, которые насыпались туда
во  времЯ  взрыва,  и  менЯ  насильно  вывели  наверх,  и  тут,  это  Я тебе
рассказывала,  Я  увидела  мальчика  и  собачонку, придавленную той же самой
стеной,  и  ее  глаза, тоже засыпанные известкой... ќто тебе не нужно, что Я
рассказываю?  џ  никому  не  говорила.  € никогда никому больше не скажу. „о
самой смерти. ќто ничего? ‘егоднЯ такой день, что все можно?
     - ‘пасибо,  что  ты  мне  говоришь...  •очешь,  мы  поедем туда потом и
погладим их курчавые морды! •орошо?
     - •орошо...  ’олько  этого  никогда  не  будет.  ќто все только сегоднЯ
можно. ‘егоднЯ первый и последний наш день. ‚се можно, все не считаетсЯ.
     Џотом,  держась в темноте друг за друга, они прежней дорогой пробрались
через скрипучие сени на крыльцо. Џеред светом на улице еще похолодало.
     - „альше  не  ходи.  ’еперь  прощай.  € уезжай спокойно. ’ы ни о чем не
думай  и не старайсЯ до отъезда увидетьсЯ, Я так прошу, так мне нужно, и все
равно  будет,  как Я говорю, только мне будет больней, пожалей менЯ, хорошо?
Ќе ходи за мной и не ищи. Џрощай, милый.
     Ћна  прижалась  к  нему,  обнЯла и поцеловала, как целуют близких не на
счастье - на долгое прощанье.
     ѓлЯдЯ  ей  вслед, он осталсЯ стоЯть на крыльце. ‘траннаЯ она, думал он,
все  хорошо, только некоторые нежности лишние, разговоры эти, да еще все эти
"в  последний  раз"...  ‚от  сейчас  дойдет до угла, обЯзательно обернетсЯ и
помашет  ему рукой, это уж совершенно точно, почему-то все они так делают. €
он   ласково,  снисходительно  усмехнулсЯ,  чувствуЯ,  как  потерЯнное  было
чувство мужского превосходства возвращаетсЯ к нему.
     ‘воим  легким  и  быстрым  шагом  она  дошла  до угла, Ћрехов уже начал
приподнимать  руку,  чтоб  тут же помахать ей в ответ - наверно, все-таки ей
это  приЯтно  будет,  -  но  она,  даже не запнувшись ни на мгновение, круто
завернула  и  скрылась  за углом. аги ее, затихаЯ, еще вскрипывали вдали, а
угол был пуст.
     Ћрехов  смотрел  на этот пустой угол и ничего не мог понЯть. “шла, даже
головы  не  повернула!  …ще не соображаЯ, зачем это делает, он, выругавшись,
спрыгнул  с  крыльца,  быстро  побежал  за  ней следом. “же на бегу он решил
только  заглЯнуть  за  угол,  чтоб  она  его  не  заметила,  и  ни за что не
окликать.
     Ћн  добежал  и  заглЯнул  - и увидел ее неожиданно почти рЯдом. Ћна шла
неровным,  заплетающимсЯ шагом, медленно, все медленнее и скоро остановилась
совсем,  ухватившись  за  столбик чужого крыльца. € вдруг села на заметенную
снегом  ступеньку.  ’огда  он  испугалсЯ. Ћна не так села, как присаживаютсЯ
молодые  женщины,  легко  и  прЯмо, тотчас же машинальным движением поправив
платье  на  коленЯх,  нет.  ‚иола  опустилась  на ступеньку так, как садЯтсЯ
усталые  старухи  при дороге после долгого пути, тЯжко сгорбЯсь, уронив руки
ладонЯми кверху на колени.
     - —то  с  тобой?  ‡аболела?  - Ћн быстро подошел и остановилсЯ, боЯсь к
ней прикоснутьсЯ, чтоб не причинить лишней боли.
     - ‡ачем  пришел?  -  с  тоской  сказала, не разжимаЯ зубы. - џ ведь так
просила. “ходи домой... Џрошу...
     - Љак же уйти? Ђ ты так сидеть будешь? Љак мне уйти?
     - “йдешь.  -  Ћна  вдруг, твердо выпрЯмившись, вскочила одним толчком и
пошла  прочь прежней своей упругой, быстрой походкой так, что он едва за ней
поспевал.  -  ђади  бога, оставь ты менЯ... „а ладно, пускай, все равно... “
менЯ  будет  ребенок... ‚от, выговорила... Ќе знаю... наверное, будет, какаЯ
разница  тебе-то.  ‚от так случилось... - Ћн что-то попыталсЯ выговорить, но
она  перебила  и  четко,  с  отвращением  договорила:  -  Ќе  надо менЯ было
заставлЯть  говорить,  тебЯ  это  не касаетсЯ... ’еперь уходи, не хочу даже,
чтоб ты смотрел на менЯ!
     Љогда  он  опомнилсЯ, она была уже за другим углом, наверное за многими
углами,  где-нибудь  недалеко  от  своего  дома.  ‚се в нем смешалось: стыд,
отвращение, обида, брезгливое чувство и гнев.
     Ћн  сплюнул на снег, крепко вытер кулаком губы, которые она целовала, и
пошел к дому.
     „о  самого вечера он валЯлсЯ на кровати. ђаздумывал долго и попеременно
приходил  к  выводу,  что  историЯ  получилась  постыднаЯ и самаЯ пошлаЯ. Ћн
вспоминал  все  эти  словечки,  нашептанные в точно снЯщейсЯ темноте комнаты
прошлой  ночью,  и стискивал зубы от стыда, от оскорблениЯ и досады, что его
обманули, запачкали, впутали куда-то...
     ’о  вдруг  все  это  легко  слетало  с  него,  точно  пух от ветра, все
делалось  терпимо  и  простительно - беднаЯ девчонка, попавшаЯ в беду, а сам
он  не  лучше  того,  другого,  но тут же, вспомнив о существовании другого,
опЯть  чуть  зубами  не  скрипел  от нестерпимой жажды набить кому-то морду,
отомстить.  €  отлично понимал, что ее и на свете-то нету, к сожалению, этой
воображаемой  морды,  которую  так часто хочетсЯ набить, чтобы отвести душу;
можно  только  срывать  обиды  и злость на тех, кто послабее или беззащитнее
тебЯ.
     Љ  вечеру  все в нем улеглось, встало на свое место и вернулось прежнее
сознание благополучной устроенности и улаженности жизненных дел.
     Љогда  он  постучал  в  дверь комнаты-лавочки, ему открыли сразу, точно
ждали этого стука каждую минуту. ‚алЯ стоЯла, загораживаЯ вход.
     - ‚ам  что?  -  торопливо  и тихо заговорила она, глЯдЯ мимо него. - ‚ы
зачем сюда?
     - ’ы  что  же,  пустить  менЯ  не  хочешь? - спокойно сказал он заранее
приготовленное  и  увидел, как от этого "ты" белые пЯтна начали проступать у
нее на скулах.
     €з-за  второй,  неплотно  прикрытой двери уже слышен был голос ее отца,
благодушно   приглашавший   его  заходить,  радушный,  гостеприимный,  голос
владельца   глубоких   мЯгких  кресел,  приветливо  потрескивающего  камина,
невыразимо  нелепый  в  этой  пустой  комнате  со  столом,  покрытым  вместо
скатерти желтой газетой с круглыми следами закопченного чайника.
     - “  нас тут деловой разговор! - громко сказал Ћрехов. - Ќам поговорить
надо.
     Ќе  отрываЯ  от него недоверчивых, стерегущих глаз, она протЯнула назад
руку,  на  ощупь  нашла,  сорвала  со  стенки свое на рыбьем меху пальтишко,
накинула  шарф  и  почти  вытолкнула его на улицу. ‘ейчас же плотно прикрыла
дверь и прислонилась к ней спиной.
     - Љак  вы  посмели  ЯвитьсЯ?  Љто  вам  дал право?.. —то надо? ‡ачем вы
здесь?..  - прижимаЯсь спиной к двери, точно решив умереть - не впустить его
в  дом,  что  было  и  смешно  немножко,  ломитьсЯ ведь он не собиралсЯ, она
ожесточенно и торопливо говорила еще что-то, но он перебил:
     - Џойдем немножко поговорим, как люди, разумно, спокойно.
     - Љакие  у  нас  могут  быть разговоры? —то за разговоры? - нетерпеливо
поморщилась  она,  но  все-таки  пошла  с  ним  рЯдом.  -  ’олько  поскорее,
пожалуйста.
     - ќто недолго... - сказал Ћрехов.
     - Џоскорее... Њне это тЯжко...
     - „а  быстро  и надо. ‚опрос только один, другого не будет. …сть у тебЯ
кто-нибудь? ‘ейчас, понимаешь, или ты одна?
     - ‡ачем это? Ќу конечно, одна...
     - џ  так и предполагал. ‚ таком случае лучше всего будет сделать, как Я
предлагаю.  „ело  простое,  и  давай  без  глубоких  переживаний, а спокойно
рассудим.  ЊенЯ  через три днЯ тут не будет. †изнь у всех сама знаешь какаЯ.
ЋстанешьсЯ  одна,  а  городишко  маленький,  тут курица петухом запоет, и то
весь город обсуждает этот вопрос.
     - ‚се  сказали?  ’огда  Я пойду. ‚ообще Я вас и слушать не обЯзана. —то
это вы вообразили...
     - џ  вообразил,  что сходим мы в загс. ђаспишемсЯ, невелико это дело, а
в  такое  времЯ  бумажка  с  печатью  -  полезнаЯ  вещь.  ‘ейчас без бумажки
пропадешь.   ‚о-первых,   пальцем  никто  показывать  не  будет.  ‚о-вторых,
какаЯ-нибудь  льгота  небольшаЯ...  вообще  пригодитсЯ,  а  мне-то  ведь это
ничего  не  стоит,  Я  как раз случайно неженатый... Њне без очереди оформЯт
живо  -  ведь на фронт!.. џ зашел к военкому ђодионову, узнал. ’ьфу ты, даже
вспотел, это с тобой трудно так разговаривать. Ќу?
     - Њерзко. Џротивно все это. Ћбман!
     - ”ормальность.  ѓде  обман?  Љто кого обманывает? џ тебЯ не обманываю,
ты  менЯ  тоже, да пойми ты, жизнь такими корЯвыми лапами мнет людей, так их
комкает,  тут  не  до  тонких  переживаний, а насчет всего такого, что и как
было,  Я и слушать не хочу. ’ак неужели один человек другому такое маленькое
удобство  доставить  не  может?  „а  Я  длЯ себЯ это делаю. ‚се-таки мы люди
ведь,  а?  “  менЯ,  думаешь,  очень  приЯтно на душе? ’ак взЯть и уехать?..
‚от... ’ак ради менЯ хоть не спорь ты, пожалуйста.
     - ’ы  добрый,  наверное,  -  нехотЯ  выговорила она, - но Я не желаю. џ
выслушала. ’еперь - все! Џрощай... Ќо спасибо тебе.
     ’огда он сказал:
     - Ќу, пошли! - и повернул в обратную сторону, назад к дому.
     - Људа?.. —то это?
     - Љ твоему отцу. Ќадо же ему сказать.
     Ћн  быстро  шел,  и  она  почти  бежала рЯдом с ним и дергала за рукав,
стараЯсь остановить:
     - ‘  ума сошел? ‘лышишь?.. Ћтца не смей трогать... ќто подло, это подло
даже, Я запрещаю!.. џ умолЯю, не надо!
     Ћн  почти  тащил  ее  за собой, и, так ни о чем и не договорившись, они
ввалились  в  комнату,  и  отец, приветливо щурЯсь, отложил в сторону очки и
газету, улыбаЯсь, поднЯлсЯ им навстречу, и Ћрехов громко объЯвил:
     - Њы  пришли  сообщить  вам...  ќто  немножко неожиданно... Њы решили с
‚иолой  поженитьсЯ!  -  он  услышал,  как  ‚иола  у  него за спиной коротко,
возмущенно охнула, задержав готовый вырватьсЯ возглас.
     - „а...  ќто правда неожиданно... џ никак не предполагал. ‚иола, как же
так? - растерЯнно бормотал отец.
     - —то поделаешь: война! Њне на фронт!
     ‚иола  нелепо  стоЯла  у  него  за спиной - он крепко взЯл ее за руки и
подвинул  вперед, поставив рЯдом с собой. €скоса с опаской глЯнул ей в лицо,
ему  казалось, что она еле удерживаетсЯ, чтобы его не ударить, тихонько сжал
ей  локоть,  успел  уловить  ее  вопросительно-удивленный, неверЯщий взглЯд,
поскорей распрощалсЯ и вышел, пока чего-нибудь не случилось.
     Ћна  вышла  сейчас  же  следом  за  ним  и, удержав его за рукав, долго
молчала, не отпускаЯ, трудно дыша, как будто бегом взбежала на гору.
     - џ  не  желаю,  чтоб получилось, будто Я с негодованием отказываюсь, а
сама...   Џоложение,  правда,  ужасное.  Њне  отвратительно,  но  приходитсЯ
согласитьсЯ... если вы не передумаете до завтра.
     - Ќе передумаю.
     Ћна  медленно  возвратилась в комнату и, бросив на стул пальто, села на
постель.
     Ћтец,  возбужденно шлепаЯ туфлЯми, ходил из угла в угол и все порывалсЯ
начать  разговор  о  том,  что он не думает ставить в пример самого себЯ! Ќо
все-таки  он  с  гордостью  может  теперь  вспомнить!..  €  смело смотреть в
глаза!..  —то  он прожил большую жизнь... € еще многое другое, что она знала
так хорошо и могла бы все ему рассказать сама.
     Ѓесконечно  тЯнулось  времЯ,  пока он не погасил наконец с оскорбленным
видом  лампочку и со страдальческим вздохом не улегсЯ в постель. Ћчень скоро
начал похрапывать.
     ’огда  ‚иола  сорвала  с  себЯ  кофточку, юбку с такой быстротой, точно
раздевалась,  чтоб  броситьсЯ  спасать  утопающего,  и,  нырнув  под одеЯло,
укрылась  с  головой, всЯ сжавшись, повернулась лицом к стене и наконец дала
себе  волю.  ‚споминать  все, как оно было и как оно могло бы быть. ѓлавное,
как  могло  бы  быть.  € дала наконец себе волю придушенно зареветь, завыть,
мотаЯ в отчаЯнии головой, глубоко уткнувшись лицом в подушку.


     ‚  нетопленной  комнатушке загса дымила печка. “ заведующей был насморк
в  самом  разгаре,  и  она, борЯсь с неудержимым желанием расчихатьсЯ, одной
рукой  вписывала  в  книгу  фамилии, имена и отчества, а другой, придерживаЯ
локтем книгу, крепко зажимала скомканным платком нос.
     Ћрехов  расписалсЯ и показал ‚але, где нужно расписыватьсЯ. Ћна принЯла
из   его  руки  ледЯными  пальцами  ручку  и  сейчас  же  потерЯла  строчку.
‡аведующаЯ  два раза быстро коротко вздохнула с открытым ртом и зажмурилась,
изо всех сил стараЯсь удержатьсЯ.
     Ћрехов  увидел,  что  ‚алЯ,  как слепаЯ, не видит строчек, и взЯл ее за
руку,  чтобы  помочь,  но  вместо того, чтобы расписыватьсЯ, она обернулась,
посмотрела  ему  в  лицо,  но  тут  же быстро отвернулась, сама нашла нужную
строчку и негнущимисЯ пальцами медленно вывела свою фамилию.
     ‡аведующаЯ  с  плотно  зажатым  носом  строго выпрЯмилась, встала из-за
стола  и поздравила их от всей души, протЯнула было руку, но тут же спрЯтала
ее  за  спину,  извинившись  за насморк, и пожелала им светлой, счастливой и
дружной совместной жизни.
     - Ќе  беда, - успокоил ее Ћрехов насчет насморка. - Ђ это все остальное
у нас и так будет!
     Џосле  этого  они  вышли  на улицу, и ‚алЯ спросила, приходить ли ей на
станцию его провожать.
     - Ќе  обЯзательно,  -  сказал  Ћрехов. - ќто уж по желанию... •отЯ нет,
как  же  так?  ’ам  людей  будет полно, что за жена, не пришла мужа на фронт
проводить! Ќадо прийти.
     - •орошо, - сказала ‚алЯ покорно, - Я приду.
     - Ќу, а мне теперь нужно тут в военкомат к ђодионову.
     - „а,  да,  конечно,  -  поспешно  согласилась  ‚алЯ, и они разошлись в
разные стороны.
     Ќа  другой  день ‚алЯ гораздо раньше назначенного времени, спотыкаЯсь о
мешки,  обходЯ  спЯщих  людей,  пробралась  и стала в уголке зала ожиданиЯ у
закрытого  газетного  киоска.  •лопали  обмерзшие  входные двери, каждый раз
обдаваЯ   ноги   морозным  сквозным  ветром,  кругом  люди  спали  вповалку,
укачивали  закутанных ребЯт, пили кипЯток из жестЯных кружек, но большинство
просто  ждали,  -  видно,  уже  очень  давно  сидели,  безразлично  провожаЯ
взглЯдом  сновавших мимо солдат и баб, или, не глЯдЯ никуда, просто ежились,
мерзли,  моргали,  занЯтые самым бессмысленным делом на свете - ожиданием, -
и  казалось, они не поезда вовсе ожидают, а просто чего-то, что наконец само
должно с ними случитьсЯ.
     Џрибежала,  отпросившись с работы, ‘има пострадать за компанию с ‚алей.
‚скоре  с  маленьким  чемоданчиком  пришел  и  сам  Ћрехов  в  сопровождении
военкома ђодионова.
     ‘има,  к  счастью, что-то болтала, так что можно было не разговаривать.
‚алин  отец  тоже  ЯвилсЯ  на вокзал; как человек, умеющий стать выше личных
счетов,  но  все  же  оскорбленный,  он пришел ровно за три минуты до отхода
поезда,  но  поезд  уже  опаздывал  на  четыре  с половиной часа, совершенно
неизвестно  было,  на сколько еще опоздает, и от усталости ожиданиЯ его лицо
скоро   потерЯло   заготовленное  выражение  сосредоточенной  замкнутости  и
холодной  учтивости. Ћн попросилсЯ присесть на чей-то фанерный чемоданчик и,
заметив  кого-нибудь из знакомых, подавив вздох, как бы с некоторой скромной
гордостью объЯснЯл: "„а, вот... провожаем!.. Ќа фронт!.."
     Џоезда  все  не  было. Ћн не прошел даже ближайшую узловую в ста десЯти
километрах  от  станции,  когда  среди ожидающих пронеслась волна оживлениЯ,
спЯщие  попросыпались,  многие вскочили с места, кое-кто, уже волнуЯсь, стал
поднимать  и взваливать на плечи перевЯзанные на две поклажи чудовищные кули
чуть  не  в  человеческий  рост,  но тут же все улеглось и снова мало-помалу
пришло в состоЯние неподвижного ожиданиЯ: подходил воинский эшелон.
     Ћн   медленно   полз   вдоль  платформы,  кажетсЯ  вовсе  не  собираЯсь
останавливатьсЯ.  ‘  равномерным стуком катились крытые брезентом санитарные
автомобили  и  пушки,  кухни  и  платформы  с  Ящиками,  присыпанные снегом,
часовые,  сгорбленные,  прЯчущиесЯ  от ветра между чехлов, обнЯв винтовку, и
товарные  вагоны  с  дверьми,  загороженными  доской, опираЯсь на которую из
приоткрытой  щели  смотрели на проплывающую мимо маленькую станцию солдаты в
полушубках.  € вдруг эшелон стал замедлЯть, все замедлЯть ход и не успел еще
совсем  остановитьсЯ, как из высоких вагонов теплушек попрыгали на платформу
солдаты и, размахиваЯ чайниками, побежали за кипЯтком.
     Ћрехов  быстро  пошел,  расспрашиваЯ  на  ходу  солдат,  побежал  вдоль
эшелона  и  пропал  в толпе. ‚алЯ, пробираЯсь за ним следом, совсем потерЯла
его  из  виду,  как вдруг заметила, что он оживленно машет ей издали. Ћн уже
стал  чем-то  похожим  на  солдат, которые стоЯли вокруг него или, оттопырив
руку,  чтоб  не  обваритьсЯ,  весело  разбегались  по  вагонам  с громадными
чайниками, из которых валил пар.
     - Ќу,  Я  поехал!  -  крикнул  ей  Ћрехов,  когда  она  подошла.  - Њне
разрешили!  -  Ћн  поднЯл  и  сунул  чемоданчик  в  дверь теплушки. Љакой-то
капитан  нагнулсЯ,  отодвинул  от  краЯ чемодан и с интересом стал смотреть,
как  они  будут прощатьсЯ. € в этот момент Ћрехову вдруг стыдно стало за то,
что  у  него  опЯть  все устроилось, пришло в порЯдок и вошло в норму, а она
тут    остаетсЯ    одна   со   всей   своей   неустроенностью,   беспомощной
незащищенностью, со своей бедой.
     ‚се  плохое, жалкое и гадливое, что у него было к ней, вдруг отхлынуло,
он  приглЯделсЯ.  Ќу,  так и есть, смотрит, просто впилась в него отчаЯнными
глазами,  уже  белые  пЯтна  на  скулах проступают, только этого не хватало,
чтоб  она  на  прощание  выкрикнула  что-нибудь  несообразное  от своих этих
преувеличенных  переживаний... „аже не бабьих, скорее, каких-то девчоночьих,
кто их там разберет.
     - Ќу,  давай  прощатьсЯ,  -  сказал  он, неуверенно улыбнувшись, но она
стоЯла,  опустив  руки,  и смотрела ему в лицо, скулы у нее совсем побелели,
точно  отмороженные,  и  военком  ђодионов и незнакомый капитан, который ему
разрешил  сесть  в  эшелон,  внимательно  смотрели  на  них. € тогда он тихо
сказал: - Ќу давайте обнимайте, что ли, как-нибудь... ‘мотрЯт.
     Ћна покорно протЯнула руки и несмело положила ему на плечи.
     —ерт  его знает, что за глаза, насмотришьсЯ в них, и у самого, глЯдишь,
опЯть в голове все перемешаетсЯ.
     - Ќу,  ничего!..  -  сказал  он  ласково  и  опЯть улыбнулсЯ. - Ќичего.
Ќичего!..
     €  даже  на  это пустое слово, которое и вправду значить-то могло всего
ничего,  она  со  стесненным  вздохом,  громко заикнувшись вслух, благодарно
кинулась  и  прижалась,  вцепилась  в  него, закинув голову, шепча дрожащими
губами одно и то же:
     - Ќикто... Ќикогда... Ќикто... Ќи-икогда!
     €  это  было  все.  ѓде-то  далеко  заревел паровоз, лЯзгнули и замерли
вагоны,  капитан  протЯнул ему руку, помогаЯ вскочить, пол знакомо закачалсЯ
под  ногами,  и  станциЯ  пошла уходить назад, и скоро не стало видно людей,
оставшихсЯ  на  платформе.  Ћрехов  закурил,  стоЯ  рЯдом с капитаном, и они
заговорили,  называЯ  разные  направлениЯ, фронты и фамилии генералов, точно
отыскиваЯ  общих знакомых, курили, и сквозь дыру расщепленного пола теплушки
видны  были убегающие шпалы и грЯзный снег, и надо всем стоЯл такой знакомый
немолчный  перестук  колес  товарного состава - все знакомое, даже обгорелаЯ
щель казалась старой знакомой...
     ѓоды  спустЯ,  после  их  новой  встречи,  закончившейсЯ длЯ ‚али двумЯ
об