руки  французского  драгуна.  Џусть
полковник   передаст  Ѓонапарту,  что  русский  генерал,  которого  он  спас
когда­то,  убит французским драгуном, а австрийский  учитель, из­за которого
началась эта война, расстрелЯн на московской улице, и теперь император может
спокойно  возвращатьсЯ в свою  ”ранцию.  ‚  Љалужской  губернии  есть сельцо
‹ипеньки, где  Я буду ‚ас ждать  по  окончании войны. џ знаю, что ‚ы русскаЯ
душою. Џрощайте, дорогаЯ ‹уиза, и не поминайте лихом...</i>
     <i>‚аш</i> ’имофей €гнатьев.

     ‘олдатский  плащ, раскинув пустые рукава,  прикрывал холодное сено.  ‡а
окном вставал сентЯбрьский серый рассвет. Ћ ’имоша, ’имоша, Я знала, что так
должно случитьсЯ!
     ...‚ Њоскве  в те дни нельзЯ было  горевать долго.  "Њосква  слезам  не
верит", --  сказал  мне господин  ‘вечин с обычным раздражением. џ обреченно
кивнула ему, но не смогла согласитьсЯ с этой бессердечной пословицей.
     -- „а  где же вы  усмотрели бессердечие, сударынЯ?  --  удивилсЯ он, не
глЯдЯ на менЯ. -- Ќаша историЯ была слишком сурова, чтобы придавать значение
такой мелочи, как слезы (нельзЯ было понЯть, шутит  он или говорит всерьез).
—то  значат  горести  отдельных людей среди  всеобщих страданий? ќто говорит
скорее о  мужестве, о  силе духа... -- Ћн объЯснЯлсЯ со мною так, словно Я в
чем­то перед ним провинилась.
     -- € все же Я предпочитаю слезы и обычные слабости и умение  быть к ним
снисходительным,  -- упрЯмо  возразила Я. --  ‘лезы одного  человека гораздо
горЯчее,  чем  все ваши  славословиЯ  мужеству  и силе. џ слышу  достаточное
количество  восклицаний,  но  ’имоша,  прежде  чем уйти,  плакал, милостивый
государь...
     -- „а  Я  и  не отрицаю права  плакать, --  сказал  ‘вечин,  еще  более
раздражаЯсь. -- ‚ы  судите о  предмете по­дамски. Џлачьте сколько угодно, да
есть ли в том толк?
     €  все  же менЯ  постепенно переставала угнетать его манера говорить со
мной,  выказываЯ чуть ли не  отвращение. ‡ато потом (Я  знала),  когда  вино
снимет с него искусственные оковы, Я увижу его  молодую улыбку и  почувствую
горЯчую ладонь на своем плече. "ђади этого стоит терпеть", -- думала Я.
     Љак­то  Я  спросила полковника в одну из его свободных минут, кто такой
господин ‘вечин.
     -- ’рудно  сказать,  --  пожал  он  плечами, --  он  был  замечательным
студентом,  теперь остыл, одиночество придумало  ему маску. Ћн лишилсЯ почти
всего, но это, как видите, не очень его огорчает. Љо  мне относитсЯ  хорошо,
но завтра  забудет,  как, впрочем, и  вас, -- и при этом внимательно на менЯ
посмотрел, --  он  оставалсЯ  в Њоскве  с  какими­то  туманными намерениЯми,
кажетсЯ, собиралсЯ вести дневники, но летописец из него не получилсЯ, ибо он
хоть и лазает по Њоскве самым добросовестным образом, но возвращаетсЯ  столь
удрученным, что поддерживает свой дух вином, становитсЯ мЯгче и приветливей,
однако к перу  не прикасаетсЯ. Ћн всегда жил длЯ себЯ, как мне  кажетсЯ, но,
может быть, так  мне лишь кажетсЯ. Ћн в высшей степени благороден и смел, но
Њосква, как видите, сгорела, а когда мы бессильны, у нас искажаютсЯ лица...
     -- Ђ кто же эта дама на портрете, дорогой Џасторэ? -- спросила Я как бы
между прочим.
     -- Ќе знаю, -- пожал он плечами, -- не помню, что­то там, видимо, было:
то ли он ей не угодил, то ли она ему... ‚о всЯком случае, где­то у него есть
жена и, кажетсЯ, дочь...
     -- “ж не она ли? -- спросила Я равнодушно.
     --  Ђх нет, -- засмеЯлсЯ полковник, вглЯдываЯсь в менЯ, -- это фантазиЯ
живописца. ђусские жены обычно дородны и немного испуганны.
     Ѓыло начало октЯбрЯ. „ни стоЯли  великолепные, однако по  ночам выпадал
иней, и скоро следовало ждать  снега. ‹овкач  ”рансуа раздобыл  мне какое­то
платье, украл ли,  выпросил  ли,  это не  имело  значениЯ, оно  было изрЯдно
поношено, зато стеганое, теплое и  могло хорошо мне  послужить.  џ как могла
приспособила его под свой рост, и полковник наградил менЯ аплодисментами.
     -- ‹уиза,  -- вдруг сказал он, -- к середине октЯбрЯ мы покинем Њоскву.
‚еликаЯ драма завершилась. ‚ам следовало бы сделать выбор.
     џ  услышала  его слова, но  думала  о  том, что  нелепо  соперничать  с
красавицей на портрете. € все­таки какие­то цепкие узы протЯнулись от менЯ к
железному  сердцу  господина ‘вечина. Ђх,  Я не  строила иллюзий и  вовсе не
собиралась приносить свою молодую жизнь в жертву случайной страсти, но маска
этого  человека,  о  которой  упомЯнул полковник,  казалась  мне бумажной  и
малоопасной, особенно после всего, что мне пришлось пережить...
     Џолковник Џасторэ ждал от менЯ ответа.
     -- џ уже выбрала, -- ответила Я  спокойно,  -- когда французскаЯ  армиЯ
покинет ђоссию, Я вернусь в Џетербург и все начну сначала.
     -- Ќо вы француженка, ‹уиза. ђоссиЯ стала кладбищем.  Љроме того, здесь
долго будут  ненавидеть все  свЯзанное с вашей родиной. Ђ там,  -- он указал
рукой  вдаль,  подразумеваЯ  ”ранцию,  --  там  найдутсЯ  почитатели  вашего
таланта. џ помогу вам...
     "‚полне вероЯтно,  -- подумала Я, --  в один прекрасный день, когда все
вокруг снова станет прекрасным, господин ‘вечин скинет свою маску и обомлеет
от лицезрениЯ моей молодости,  когда Я  Явлюсь перед  ним в  белом платье из
батиста, в темном  бархатном  спенсере, в розовой шлЯпе со страусовым пером,
окруженнаЯ моими былыми друзьЯми..."
     џ засмеЯлась. ѓосподин Џасторэ вздохнул и в шутку погрозил мне пальцем.
     -- џ  люблю  ђоссию, -- сказала Я.  -- ’ам, во ”ранции, Я  была слишком
юна, легкомысленна  и  наивна  и у менЯ были прозрачные крылышки, а  здесь Я
приобрела  плоть  и  научилась понимать  жизнь и  даже  могу  вполне  сносно
разговаривать по­русски, хотЯ здесь это почти не обЯзательно.
     "Љроме того,  -- подумала  Я, -- когда Я начну все  сначала, все пойдет
быстрее,  чем в первый  раз, и мне  не придетсЯ  затрачивать  лишних усилий,
чтобы  восстанавливать свои  потери. “ менЯ будут две шубки из легких шкурок
сибирского зверька, Я сниму квартиру на Њойке..."
     --  “  менЯ  будут  две шубки из легких  шкурок  сибирского зверька, --
сказала Я полковнику, -- две вместо  одной, украденной французским офицером,
Я сниму  квартиру на Њойке. ‚аши пророчества менЯ не пугают -- ђоссиЯ всегда
была добра ко мне.
     ‡а окном лежали обгорелые развалины. ‚лажный запах пепелища, с  которым
мы давно свыклись, Я ощутила внезапно, словно впервые.
     Ѓолее  недели  Я  не выходила из  дому и постепенно,  не соприкасаЯсь с
царЯщим на  улицах адом, стала приходить в себЯ. ѓде­то там, за  стенами, за
картоном в  окнах, продолжались,  видимо, бесчинства, но здесь, под  защитой
молчаливого  жилистого ”рансуа, в  окружении моих пожилых спасителей, царили
мир  и  спокойствие.  џ  понимала,  что  мир тот  выдуман,  что  спокойствие
временно,  что  еще предстоит не ведомое никому из нас  и, может быть, самое
худшее, но  полковник Џасторэ, изредка отрываЯсь от дел, успевал  дарить мне
тепло  и  симпатию, а мой  милый  жестокосердный  ‘вечин,  третируЯ  менЯ  и
презираЯ,  постепенно  все­таки  расслаблЯлсЯ под  действием  вина,  и тогда
проступала  истиннаЯ его  сущность -- ранимаЯ,  утонченнаЯ и  страдающаЯ.  џ
больше всего боЯлась остатьсЯ одна и лихорадочно принимала меры, хотЯ -- что
это были за  меры? џ расточала свое жалкое обаЯние перед  полковником, чтобы
он  не забывал обо мне среди  повседневных  хлопот, Я  старалась, как могла,
услужить  суровому  своему  господину ‘вечину, чтобы приручить  его,  словно
дикого  лесного зверЯ. Ћднако если мне удалось преуспеть с первым и интуициЯ
подсказывала  мне, что  полковник внимателен к бедной французской нищенке не
только благодарЯ  ее  несовершенным проискам, то со вторым Я была бессильна.
Џо­прежнему  он  презирал  менЯ и  отталкивал  и  замечал лишь  во  хмелю, с
удивлением  разглЯдываЯ,  и  лишь  на короткий миг его  колючие карие  глаза
теплели... ‚прочем, мне  хватало и  нескольких  участливых  слов,  чтобы  не
впасть в отчаЯние.
     €ногда  по ночам до  менЯ доносились из­за окон выстрелы, и Я понимала,
что жива  лишь  по милости Ѓожьей. ‚  воздухе пахло переменами. ЏредсказаниЯ
полковника  уже не  казались  фантастичными. ‚ыпал  первый  снег  € растаЯл.
”рансуа все с большим трудом раздобывал доски  длЯ камина. Ђх, ‘вечин, жизнь
сама распорЯжалась нашими судьбами покруче, чем любой из царей, а тут еще мы
сами... вы сами... —то­то должно было случитьсЯ.  Ќаш призрачный союз не мог
продолжатьсЯ вечно. Њифический император­злодей замерзал в своем логове. Љак
будто он не мог в  свое времЯ ограничитьсЯ  Ђвстрией, Џруссией, ну, €спанией
или  €талией,  покорил бы, наконец,  Ђнглию, вместо того чтобы вторгатьсЯ  в
ђоссию и переворотить  мою  жизнь  за каких­то  три­четыре месЯца! Џолковник
Џасторэ все  настойчивее  предлагал  мне  собиратьсЯ  в дорогу. …го  уговоры
походили  на предложение руки и сердца. Ѓыло бы мне за тридцать  --  лучшего
шанса  и не  представить. Ќо кому  Я нужна во  ”ранции, полковник? €ли стать
содержанкой до первых морщин?
     -- „орогаЯ ‹уиза, не говорите глупостей, -- сказал он, -- нам с вами ни
о   чем   не   придетсЯ  сожалеть.   Љроме  того,   вы  уже  сейчас  сможете
зарекомендовать  себЯ с  самой  лучшей  стороны.  Џредставьте,  граф  Ѓоссе,
префект  двора,  собирает  труппу,  чтобы  дать  несколько  представлений  и
концертов  перед  императором.  Ћн  уверЯл  менЯ,  что вы  приЯтнаЯ  певица.
‘читайте,  что это начало вашей французской карьеры.  ‚ конце концов,  войны
войнами, а искусство вечно...
     -- Љак!  -- поразилась Я. -- џ должна  буду петь перед императором?! Ќо
ведь Я очень скромнаЯ певица романсов и маленьких песенок,  и потом, кто мог
рассказать обо мне графу Ѓоссе? € потом, где труппа в этом сумасшедшем доме?
     -- Џоверьте, -- сказал он, улыбаЯсь, -- артисты  есть. Џодобно вам, они
ютились в  скворечниках, на ветках, в  стенных  щелЯх, но Њельпомена созвала
их, и они слетелись... …сли вы истиннаЯ актриса, вы не сможете удержатьсЯ от
соблазна продемонстрировать свое искусство...
     -- „а, но перед императором... -- сказала Я упавшим голосом.
     -- ’ем более, -- засмеЯлсЯ он.
     -- Ћн разорил страну,  которую Я люблю, --  почти  крикнула Я, -- лишил
менЯ всего, что Я имела, и вы предлагаете ублажать его на этих развалинах.
     --  ‹уиза, -- поморщилсЯ он, --  вам не к лицу выкрикивать политические
лозунги. ’еперь уже ничто не имеет значениЯ.  џ думаю не  об императоре, а о
вас. -- € тихо добавил: -- €, если хотите, о себе.
     џ прикинулась дурочкой.
     --  „а,  но он большой знаток, -- сказала Я  многозначительно,  --  ему
трудно угодить. Ћдна мысль об этом парализует менЯ.
     ‚ечером  в  присутствии  полковника  Я  рассказала  о  его  предложении
‘вечину.  џ  загадала: если он  отнесетсЯ  ко всему  этому с  обычной  своей
Язвительностью, Я откажусь выступать перед императором захватчиков.
     -- ђазумеетсЯ,  --  сказал он с ужасающей  гримасой, как всегда,  глЯдЯ
мимо  менЯ, --  если  французскаЯ  шансонетка  может доставить  удовольствие
французскому  ’амерлану,  да  еще он ей за  это  пожалует русское  кольцо  с
большим  сапфиром,  так  отчего же  и  не  спеть?  Ѓыло  бы  странно  видеть
французскую даму, ублажающую  русского государЯ таким способом,  а своего --
отчего же?
     џ понЯла, что мне следует отказатьсЯ, но сказала полковнику с вызовом:
     -- Џередайте графу Ѓоссе, что Я согласна.
     “силиЯми  полковника Џасторэ Я была  приодета и познакомилась с графом.
Ќа  нем  был  генеральский  мундир,  но манеры и  интонации  выдавали  в нем
человека  невоенного. Ћн был весьма любезен, Я быстро справилась с робостью,
и  мы вскоре остановились на одном знакомом мне водевиле. Ќачали  собиратьсЯ
некоторые  артисты, оставшиесЯ в Њоскве и чудом извлеченные людьми графа  из
самых невероЯтных укрытий. ‘реди  них оказалось  несколько знакомых,  в  том
числе и  старый ’оркани, с которым мы, бывало,  пели всевозможные дуэты.  Њы
принЯлись делитьсЯ  впечатлениЯми последних месЯцев, радуЯсь встрече и плача
об  утратах. Џостепенно  профессиональные привычки делали свое дело, и мы  с
головой погрузились в работу.
     € вот, когда ощущение роли и сцены вновь начало возвращатьсЯ  ко  мне и
гитара  в  моих  руках превратилась из  жесткого,  равнодушного  предмета  в
теплую, милую партнершу, когда голос мой зазвучал в привычном тембре, и, как
оказалось, бури и страсти нисколько его  не  надломили, и ощущение счастьЯ и
театральной лихорадки охватили менЯ, в этот момент полковник Џасторэ сообщил
мне, что  мы уже  не  вернемсЯ,  увы,  в  прежний  залатанный дом  господина
‘вечина, чтобы более не обременЯть хозЯина.
     Њне  будет  выделена  небольшаЯ квартирка,  годнаЯ даже  длЯ  маленьких
приемов.
     --  Ќеужели Я  не  смогу  даже  попрощатьсЯ  с господином  ‘вечиным? --
спросила Я непослушными губами.  --  Ћн был так добр  ко  мне и  ’имоше... ‚
конце концов, это просто неучтиво.
     -- Ђх,  до учтивости  ли  тут, --  сказал  полковник вЯло,  -- он очень
ожесточен последнее времЯ, и Я рад, что мы можем его оставить в  покое. -- €
добавил,  вглЯдываЯсь  в менЯ: -- Љроме того,  разве вы не  понЯли, что ваше
волшебное обаЯние ему безразлично? —то поделаешь...
     ќто было  ужасно, но пришлось смиритьсЯ. "џ  не дама с большими  синими
глазами, -- подумала Я  с горькой усмешкой, --  Я актриса, у менЯ инаЯ роль.
Њной руководит попутный ветер искусства, а он уносит менЯ в другую сторону".
Ћднако это не принесло мне успокоениЯ.
     €грать мы  должны  были  в ЏозднЯковском театре  на  Ѓольшой Ќикитской,
единственном театре,  уцелевшем от  огнЯ. Џри нем же, как оказалось, была  и
моЯ квартирка,  показавшаЯсЯ  мне  роскошной.  ‚черашнЯЯ  нищенка,  Я  вновь
становилась на ноги. "Ќужно уметь падать", -- говорила Я себе.
     ’еатр приспособили к  спектаклЯм. ЌашелсЯ кое­какой реквизит. ђаздобыли
цветы  и ленты. €  вот пришел день  первого представлениЯ. ‚се обошлось  как
нельзЯ  лучше. ‡атем  последовало  второе.  Њы  играли с большим успехом,  и
репертуар  наш разрасталсЯ.  ‘начала Я  очень боЯлась  увидеть  императора и
думала, что,  увидев  его, упаду в обморок,  но,  когда  однажды ему наконец
пришла  фантазиЯ  присутствовать  на  спектакле  и  Я  увидела  его,  страха
почему­то  не было. ѓде­то  передо  мной, терЯЯсь  в полумраке, сидел  он  в
кресле, маленький,  располневший,  весьма  скромно  одетый.  „авалась  пьеса
"ЋткрытаЯ  война".  џ  пела   на   сцене  у  окна  выбранный  мною   романс.
Ђплодисментов  не  полагалось  в  присутствии  императора,  но  этот романс,
которого еще никто не слышал, произвел  впечатление. ђаздались аплодисменты.
Љо мне за кулисы ЯвилсЯ граф Ѓоссе с просьбой повторить романс. џ была очень
взволнована, Я пела, не  сводЯ глаз с Ѓонапарта. Ћн оставалсЯ неподвижен. Ћн
слушал, а может быть, делал вид, думаЯ о чем­то своем. Ћ чем он думал в этот
момент:  о словах  ли  романса  или о  собственной судьбе?  ЋжесточалсЯ  или
сожалел?  …го поредевшаЯ армада еще была жива, но рука мертвой Њосквы лежала
на всем вокруг тЯжким камнем.  Ќе  об этом ли он думал, застывши в  кресле и
обратив на менЯ белое лицо?
     ЊенЯ  поздравлЯли. Љлеман ’интиньи, ординарец императора, преподнес мне
цветы, но  Я­то знала цену этому успеху. "’еперь  или никогда", -- решила Я,
машинально  принимаЯ  цветы  и  поздравлениЯ.  џ  попросила  у  графа  Ѓоссе
какой­нибудь экипаж,  который тут же был  мне предоставлен,  наскоро привела
себЯ в  порЯдок и отправилась на —истые пруды. "Ћн дома, он пьет, страдаЯ от
одиночества, -- без надежды думала Я, -- он будет  расслаблен и  улыбчив, но
жалкаЯ замарашка  ЯвитсЯ  перед ним, и кто знает, не захочетсЯ  ли ему вновь
прикоснутьсЯ ладонью к моему плечу?.."
     „верь в доме  была  распахнута.  ‚ вестибюле царил  все  тот  же  хаос.
Њедленно и задыхаЯсь, Я поднималась по темной лестнице наугад, на ощупь, уже
не заботЯсь о последствиЯх своего визита, желаЯ  только одного, чтобы он был
добр и  набралсЯ  терпениЯ  вслушатьсЯ  в мои  слова. џ  сильно постучала  и
распахнула  дверь. ‚ зале было темно и тихо. ‚незапно  отворилась дверь  его
комнаты, и вышел он со свечой в руке. ‹ицо его было жестче, чем обычно.
     --  Ђ,  это  вы... -- сказал  он мрачно. --  Ќо господин Џасторэ уверЯл
менЯ, что теперь Я буду предоставлен самому себе...
     ‘ердце разрывалось от жалости. ‚ клетчатом  жилете, с  не  очень свежим
шарфом  на  шее, он казалсЯ  мне  совершенством, но совершенством  длЯ иного
мира, не этого, утопающего в крови и пепле. џ была бессильна  произнести то,
что Я намеревалась сказать ему.
     ‚о  мне все кипело -- страсть и  губительнаЯ нежность, слепой восторг и
ужас -- как перед падением в пропасть.
     -- Њне  страшно подумать, что  вы в полном одиночестве, -- выпалила  Я,
едва переводЯ  дыхание,  -- Я хочу вам сказать, что могу  приходить к вам...
заботитьсЯ  о вас... ‚ы  совсем  один, мне это ничего  не  стоит...  у  менЯ
достаточно времени, чтобы прислуживать вам...
     -- „орогаЯ, -- сказал он,  терЯЯ терпение, и  это  "дорогаЯ" прозвучало
как  пощечина,  --  одиночество  длЯ менЯ привлекательнее,  чем  присутствие
малознакомой дамы с чуждыми мне привычками.
     -- ‚ам это кажетсЯ! -- выкрикнула Я.
     Ћн сделал движение рукой, словно указываЯ мне на дверь.
     -- џ люблю вас, -- выговорила Я с трудом и крепко зажмурилась.
     Ћн помолчал, затем сказал с оскорбительным спокойствием:
     -- ‚ы сошли с ума. —то между нами общего? „а и потом, вы слишком молоды
и слишком француженка, чтобы нам было о чем с вами говорить...
     ‚незапно  мною овладела Ярость.  Њне захотелось ударить  его,  унизить,
оскорбить, заставить  отшатнутьсЯ,  чтобы свеча вывалилась из его  рук и все
загорелось:  этот дрЯхлый  шарф, портрет этой  дамы, его  дурацкие  книги...
‘кажите пожалуйста, не о чем говорить!
     --  ‡ато  у  менЯ есть кое­что еще,  так что можно будет обойтись и без
разговоров! -- крикнула Я, ожесточаЯсь почище, чем он.
     џ крикнула  и отшатнулась, потому что мне показалось, что он хочет менЯ
ударить.  ђушилсЯ мир. Њне бы следовало целовать ему руки, валЯтьсЯ в ногах,
взывать к его великодушию.
     -- ќтим обладают все женщины, -- сказал  он очень спокойно, -- в равной
степени.
     џ повернулась  и  пошла прочь.  ’а самаЯ русскаЯ барынЯ  провожала менЯ
взглЯдом. Ћни понимали друг друга. Ћни существовали в своем мире. ќто Я была
пришелицей, и мои притЯзаниЯ были напрасны.
     Ћн нагнал менЯ в темном вестибюле.
     -- Џослушайте, -- проговорил он, задыхаЯсь, -- мне хочетсЯ разбить себе
голову о стену, потому что Я все потерЯл... а тут еще вы с вашим французским
вздором! џ все  потерЯл...  Я ничего не могу... „а  погодите же!.. Ђ тут еще
вы...  ќто все равно  что потерЯть  руку,  а  плакать об утрате  перчатки...
стремитьсЯ сохранить перчатку... Ђх, моЯ перчатка! Љак Я покажусь в свете?..
„а? ‚ы менЯ понЯли?.. ‚ы менЯ понЯли?..
     -- „а, -- сказала Я, прикасаЯсь к  его  руке, чтобы  его успокоить,  --
разумеетсЯ...
     Ќа  следующий день Я была  бледна. €грала плохо.  ѓосподин  Џасторэ, не
пропускавший  ни  одного спектаклЯ  с моим  участием, был очень удручен,  но
молчал, и  Я видела по его лицу, что он догадываетсЯ, мудрый интендант, куда
Я неслась в предоставленном мне экипаже и что произошло потом.
     Љогда спустЯ несколько дней мне удалось немножечко успокоитьсЯ, так как
актриса  не может умирать вечно, Я  понЯла, что должна снова  отправитьсЯ  к
этому человеку. Ќо теперь  уж  Я Явлюсь к  нему  не  жалкой  попрошайкой,  а
спасительницей,  добрым ангелом.  "Њой  дорогой,  -- думала Я, --  мне  ведь
ничего от вас  не нужно, вглЯдитесь: разве Я похожа на женщину, собирающуюсЯ
стать русской  барыней? Џоверьте, Я бескорыстна, как  луговаЯ ромашка... ’ак
чего же ты  хочешь?" -- спросила  Я сама  у  себЯ,  обливаЯсь слезами. Љакой
злосчастный миг столкнул менЯ  с этим господином! Њало выпало  на  мою  долю
горестей, чтобы в довершение всего еще такое! ЃлагодарЯ доброте графа  Ѓоссе
мне удалось раздобыть несколько  бутылок красного вина, которые Я с трепетом
уложила в  плетеную корзинку, чтобы снова  предпринЯть  беспримерный воЯж на
—истые  пруды,  как  вдруг  стало  известно,  что французскаЯ армиЯ покидает
Њоскву...
     €  вот все кончилось. ’еатр умер  сам собой.  Ќикому  не стало  дела до
искусства. Џод холодным дождем по разрушенной Њоскве молча двигались одна за
одной колонны.  ѓоворили,  что гвардиЯ выступила  раньше. ‚ид  солдат,  да и
офицеров, был ужасен.  џ отсиживалась в своей  пустой  холодной  квартире  в
полном  отчаЯнии,  не  знаЯ, что  же наконец предпринЯть.  Џолковник Џасторэ
заглЯнул  ко мне на несколько минут и  попросил менЯ  собиратьсЯ и ждать его
сигнала. —то было собирать? ЉакаЯ насмешка. ‚се, что Я имела, было на мне да
бесполезнаЯ  корзинка с красным вином. Њожет быть,  выпить за вас,  господин
‘вечин? Ћднако былое благоразумие не совсем оставило менЯ.  Ћно шепнуло мне,
что все  в моей власти и если  у  менЯ хватило сил дожить до этого часа,  то
предстоЯщие испытаниЯ -- ничто рЯдом с предшествующими. Џолковник Џасторэ не
может быть моим  спасителем.  ќта роль не длЯ него.  џ не отталкивала его, Я
просто не  могла продать душу. „уша моЯ  оставалась здесь, в этом несчастном
городе, превращенном в кладбище моими  соотечественниками. џ вглЯдывалась  в
их молчаливые  колонны, дрожа от холода и безнадежности,  и слышала им вслед
свист и  улюлюканье  всей …вропы. Њои соотечественники, мои братьЯ в грЯзных
мундирах, в рваных сапогах,  ослепленные  собственным кумиром!.. ‚ерните мне
мою  шубку  из  шкурки сибирского  зверька!  ‚ерните  мне мое легкомысленное
прошлое, полное очаровательных надежд!..
     ‚сю  ночь  Я  плакала,  а  когда  наконец  сон  сморил менЯ, Я  увидела
императора. Ћн стоЯл напротив менЯ  спиной к окну в сером сюртуке и лосинах.
‚осковое лицо его выступало из полумрака, в глазах стоЯла такаЯ тоска, что Я
не выдержала и закричала... Ѓыло серое утро. Џолковник Џасторэ разбудил менЯ
и  торопливо  сообщил, что  Љлеман ’интиньи  предоставил  в мое распорЯжение
прекрасный экипаж и что мне пора выходить, как бы ни было поздно.
     -- ‚аш кучер --  мой ”рансуа, -- сказал он, -- он все  знает и  отвезет
вас в назначенное место.
     џ машинально вышла из дому. Џолковник Џасторэ, помахав  мне, отъезжал в
своей   колЯске.   Џеред  моим   домом  стоЯл   отличный   дормез,   который
предназначалсЯ мне, французской актрисе.  Ќа козлах  восседал ”рансуа. ’ут Я
вспомнила  о  своем  решении и,  чтобы не возобновлЯть  ненужных разговоров,
погрузила в экипаж плетеную корзинку со своим богатством.
     -- ”рансуа, --  сказала Я,  -- езжайте  к ‘трастному монастырю  и ждите
менЯ у ворот. “ менЯ остались еще кое­какие дела...
     Ћн кивнул мне и  тронулсЯ по  направлению  к  монастырю.  "ЃеднЯжка, --
подумала  Я,  --  тебе  придетсЯ  ждать   менЯ  вечно!"  џ   осталась  одна,
предоставленнаЯ  самой себе,  и ощущение былой  легкости снизошло  на  менЯ.
„ождь не прекращалсЯ. „ул промозглый ветер... —то­то изменилось вокруг, но Я
не сразу понЯла, что это неприЯтельские войска оставили город.
     €  вот  уже замаЯчили отдельные фигурки жителей Њосквы, они вылезали на
свет божий из  всевозможных щелей  и укрытий,  их  становилось больше, и они
медленно, украдкой двигались в том направлении, куда ушла французскаЯ армиЯ.
Љакой­то господин в помЯтой шинели, выйдЯ из ворот, тихо крикнул: "“ра!" ‚се
молча шли, еще не совсем доверЯЯ происшедшему. Ћни приблизились:  господин в
помЯтой шинели,  старуха с сучковатой палкой в руке, мужик  с рыжей бородой,
какие­то мастеровые по виду, горничнаЯ, торговка с пустым  лотком. Ѓоже мой,
какие  у них были лица: желтые, отекшие, с блуждающими глазами; как они были
грЯзны и  оборванны! џ пошла рЯдом с  ними. Њы шли медленно, почти  крались,
выглЯдывали из­за углов зданий, и новые жители присоединЯлись к нам.
     --  Ђ  французы­то  тю­тю,  --  сказал  один  мастеровой,  и  все  тихо
засмеЯлись.
     -- ’еперь они больше  не вернутсЯ, -- крикнула Я по­русски, ликуЯ, -- Я
знаю! Њожно не боЯтьсЯ... Vive Moscou!<sup>1</sup>
     Ћни внезапно остановились. Љто­то спросил:
     -- Ђ ты кто такаЯ?..
     --  џ француженка,  -- сказала Я упавшим голосом, -- но Я  давно живу в
Њоскве, и Я осуждаю моих соотечественников...
     -- ‘учка, -- прохрипел господин в помЯтой шинели.
     Ћни тотчас окружили  менЯ. Ћни задыхались от злобы, что­то клокотало  в
них. џ сделала попытку вырватьсЯ из  их кольца, но старуха, разеваЯ беззубый
рот и что­то крича, ударила менЯ в грудь палкой...
     -- —то вы  делаете! -- закричала Я. -- џ ни в  чем не виновата! -- ЊенЯ
схватили за волосы, кто­то бил по спине,  чьи­то пальцы подбирались к горлу.
-- ‘жальтесь! ‘жальтесь! -- кричала Я.
     Ћни  били менЯ,  Я видела  среди них ‘вечина и даму с громадными синими
глазами. ‡атем что­то обрушилось, и Я потерЯла сознание.
     Ћчнулась Я на том  же месте. џ лежала под дождем. ‘начала вокруг никого
не было, затем стали поЯвлЯтьсЯ одинокие прохожие. Ћ, как они были невинны и
кротки, как робка была их походка, как сдержанны жесты...
     "‘корей, скорей, -- подумала Я, с трудом подымаЯсь, -- скорей, пока они
вновь не  собрались в толпу!" Љ моей великой радости, дормез все еще стоЯл в
условленном  месте, ”рансуа  нетерпеливо  вертелсЯ  на  козлах,  и  лицо его
выражало испуг.
     -- “ вас было, как  видно,  непростое  дельце, сударынЯ, -- сказал  он,
оглЯдев менЯ, и тронул лошадей.
     џ ехала по Њоскве, и слезы катились по моим щекам, и, плача среди этого
смрада  и  пепла, среди развалин,  несправедливости  и  тихого ликованиЯ,  Я
понЯла, что уже ничего воротить невозможно, и навсегда покинула ђоссию.


        —асть третьЯ

        Ћ ’ЋЊ,
        —’Ћ ‚‘ЏЋЊЌ€‹Ћ‘њ ‚ Џђ…Љ‹ЋЌЌ›… ‹…’Ђ

        1

     ‘удЯ   по   рассказам,   ликование  в  Џетербурге   выглЯдело   ленивым
празднеством  рЯдом  с московскими безумствами.  Ќынче, конечно, все видитсЯ
как бы  в  синей  дымке,  но ароматы, звуки,  радостные улыбки  и  стенаниЯ,
переливы мартовских сугробов живы  в памЯти. „а  еще  сильный дух махорки...
Љонечно, если бы не  ‘вечин, Я бы всего этого не запомнила. Џодумать только,
лишили жизни императора Џавла и почти все веселЯтсЯ и  ликуют! Ћн был отнюдь
не  дурным человеком, но публика всегда печетсЯ о собственных выгодах, а все
остальное  ее мало касаетсЯ. ‚прочем, если  уж стремитьсЯ быть справедливой,
ему  были присущи и тЯжелые недостатки. Ђ  кто не без греха?  џ знала многих
достойных людей, искренно его оплакивавших, хотЯ и переживших в  свЯзи с ним
много печального. џ  даже, помню, краснела всЯкий  раз,  как  слишком громко
хохотали, слишком истерически  поздравлЯли друг  друга  с падением тиранства
или  взрывали  петарды,  будто  сама  была причастна ко всему  происшедшему.
Ћднако тиранство  никому  не мило, даже такое болезненное и жалкое, ибо  все
устали каждый день  считать последним, устали от глупейших  запретов,  и мне
понЯтны страх и негодование благородных людей, не застрахованных  от кнута и
розги по высочайшему бзику.
     €  вот  все высыпали  на  улицы  Њосквы,  едва  лишь  известие  до  нас
докатилось, и все суетились, бегали взапуски, раскрасневшиесЯ от мартовского
морозца,  и пили  шампанское,  а  купчишка  и  челЯдь  -- водку,  целовались
взасос... ‚се перемешалось. Ђ одежда  была так внезапна, так неправдоподобна
-- снова круглые шлЯпы на мужчинах, запрещенные  почившим императором, снова
французские  фраки  под распахнутыми  шубами, и  военные  все  словно  разом
отрезали гатчинские  косички,  и воистину  помнитсЯ,  как  чернели на желтом
весеннем снегу то там, то  здесь черные ленты с мужских косичек, похожие  на
мертвых птиц, как самозабвенно их  топтали, пританцовываЯ... € сильный запах
махорки, не успевший выветритьсЯ, это запомнилось.
     „а, все целовались. Љто с кем. ’ут уж было не  до приличий, ибо безумие
заразительно, как инфлюэнца, а безумие радости особенно. џ тоже сподобилась,
попав в этот круговорот, и уже почти не отдавала себе отчета: зачем, почему,
длЯ  чего...  ‘начала  менЯ одолела  пожилаЯ  дама  громадных размеров, и  Я
запуталась в ее руках, в ее шубе и оглохла от ее  причитаний, хотЯ  отчаЯнно
старалась укрыть губы от разверзшегосЯ влажного рта, что мне и удалось,  так
что поцелуй  ее  пришелсЯ  в  щеку.  ‡атем  подкатилсЯ кавалергард  и  очень
обстоЯтельно и  долго впивалсЯ  в  менЯ,  на  мгновение отводил  мою голову,
разглЯдывал менЯ с восторгом слепца и спешил  приложитьсЯ  вновь; тут  уж  Я
была в  полной его власти, напоминаЯ самой  себе трЯпичную куклу, так он был
силен, ловок и опытен. џ уже  не могла выйти из  этого заколдованного круга,
что­то  со  мной тоже  стрЯслось: ликовать в двадцать  четыре  года даже без
видимых  причин --  всегда  наслаждение.  €, уж теперь точно не припомню,  Я
переходила из рук в руки, постепенно терЯЯ присущее мне чувство брезгливости
и сливаЯсь со стонущими толпами, хотЯ машинально еще укрывала губы...
     €   вдруг   передо  мной   возник  молодой  господин  (видимо,   судьба
распорЯдилась),   немногим   старше    менЯ,    такой    же    разгорЯченный
обстоЯтельствами,  всей  этой  вакханалией  и все же показавшийсЯ  мне менее
безумным,  чем все вокруг. Ќе понимаю, что со мной  произошло, но не он, а Я
перваЯ его оценила, увидев его прищуренные насмешливые глаза,  слегка впалые
щеки и столь же насмешливые Яркие губы. "—его мне стыдитьсЯ! -- подумала Я с
внезапным облегчением. -- “ж  если  менЯ  обнимали все  кому не  лень,  даже
пропахшие  дегтем  и водкой чудовища,  пусть он  целует..." € приблизилась к
нему,  протЯнула руки. ‡апах  лаванды,  молодого свежего  тела,  мартовского
морозца  -- все перемешалось.  џ закрыла глаза. Џриродной расчетливости моей
как  не бывало. ђука  сама  обхватила его  шею, пальцы  сами  скользнули  по
прохладному меху его воротника... —то это было? Ћзорство, вожделение, каприз
или глубокие  предчувствиЯ? Ќе  знаю, но, видимо, и то и другое, в противном
случае разве  Я устремилась бы к нему? ‚се длилось  мгновение, а казалось --
вечно.  џ почувствовала, что  задыхаюсь, и  он  разжал  объЯтиЯ  и  внезапно
покраснел, наблюдаЯ,  как моЯ рука медленно и  неохотно выползает из­под его
воротника.  џ  покраснела  тоже.  Ќадо  было кинутьсЯ прочь и  затерЯтьсЯ  в
беснующейсЯ толпе (подумаешь, катастрофа!), но ноги не слушались. „а и он не
спешил. Ќе хватало слов, чтобы  все  обратить  в шутку. "‚озможно ли?" -- со
страхом   и  надеждой   подумала  Я,  подразумеваЯ   свое,  тайное,  глубоко
запрЯтанное и  единственное, как мне тогда казалось. ‚прочем, нынче понимаю,
что ничем не отличалась от любой мало­мальски нормальной московской барышни,
хотЯ  и успела  побывать  в  замужестве,  печальном и  несуразном,  подобном
пустому, стершемусЯ сновидению.
     Ќужно  было что­то  сказать,  но  слов не было.  Ћн  мне нравилсЯ, этот
молодой  господин,  и расстатьсЯ  с  ним так  просто  и,  конечно,  навсегда
представлЯлось бедствием.  Ќо где же таилась  та  ниточка, с помощью которой
только  и можно  было  бы спастись,  удержатьсЯ  на  этой  земле всего  лишь
мгновение,  достаточное,  чтобы  не растворитьсЯ  в  равнодушном  московском
воздухе? ‚последствии,  спустЯ  много  лет, в редкую  минуту расположениЯ ко
мне, он сказал как­то, что лихорадочно думал о том же  и  мечтал придумать и
выкрикнуть нечто такое,  волшебное, способное пригвоздить менЯ к  московской
мостовой, не нарушаЯ  правил приличиЯ и  не вызываЯ во мне ужаса. ‘уществуют
ли  такие  слова? Ќо  тогда мы стоЯли безмолвные  среди разверзшихсЯ стихий,
постепенно приходЯ  в  себЯ  и приближаЯсь  к той  роковой минуте,  когда  и
вступали в  силу те  самые правила приличиЯ,  перед которыми был бы бессилен
даже вкус его поцелуЯ на моих губах. ‘лов не было.
     ‚идЯ  нашу беспомощность, природа  делала  свое дело. џ рассердилась на
него, затем на толпу, на Њоскву, на себЯ, на запах лаванды, а может быть,  и
махорки, исходивший  от его  шубы. џ не нашла  изъЯнов в  его  лице, если не
считать слегка впалых  щек, которые мне  как раз  и нравились. Ћн смотрел на
менЯ с удивлением, слегка наклонив голову, будто живописец на неодушевленную
модель. ‘лов по­прежнему не было, и  мы разошлись, даже не поклонившись друг
другу.
     Љогда  же  страсти  в  ђоссии  отбушевали  и новый император  Ђлександр
Џавлович,  с  приЯтным  румЯнцем  на  щеках, с аккуратной  слегка  рыжеватой
шевелюрой,  оглЯдел  нас  голубыми  глазами,  все  улеглось,  и  можно  было
подумать,  что  излишние  страсти  теперь  уже  неуместны.  •отЯ  кто  может
похвастать  своим  умением  определЯть  грань,  за  которой  кончаютсЯ  наши
иллюзии?  „умаю, что  никто,  как  не  мог  и новый император,  оказавшийсЯ,
кстати, моим ровесником. ‚ последующие  годы Я  молилась за него, ибо судьбе
было угодно доверить ему  наше спасение и он оказалсЯ на высоте. € хотЯ в те
годы,  кроме  радостных  надежд  на него,  никто  почти  иных  чувств  и  не
испытывал, однако мрачные пророчества  все­таки  возникали то здесь, то там,
исподволь,  как  бы случайно, но нынче, спустЯ четверть века, Я понимаю, что
общество тем самым само разрушало себЯ, нисколько о том не беспокоЯсь...
     €так, все улеглось, и следовало продолжать прежнюю жизнь, но оказалось,
что молодой господин, которого Я  сама выбрала в толпе и бесстыдно целовала,
он не забылсЯ. ‚ общем­то, банальный случай: любаЯ  бы на моем  месте,  да в
мои годы,  да не склоннаЯ к  ханжеству, не  смогла  бы устоЯть  перед  таким
соблазном и  уж  обвилась бы вокруг  непременно. —то Я и  сделала. Ќо спустЯ
некоторое  времЯ  воспоминание  отнюдь не  потускнело,  а, наоборот,  ожило,
ожило,  одухотворилось,  заполнило  менЯ.  Љто­то  не  слишком   благородный
старалсЯ  во тьме ночной,  придумываЯ  способы  усложнить мою жизнь. ‚идимо,
удача ему сопутствовала. ћнаЯ  барышнЯ, читающаЯ эти строки,  пожмет плечами
оскорбленно, что в подобных случаЯх делала и Я, покуда загадочнаЯ моЯ судьба
не заставила менЯ кинутьсЯ  самой на  шею первому встречному. “верена, что в
моем доме и среди моих знакомых не было никого, кто мог бы  похвастать,  что
разглЯдел во  мне внезапную  перемену.  „а  это  не  утешало.  ‚  зеркале  Я
выглЯдела привычно и вполне пристойно, но червь точил изнутри.
     Њои доброжелатели и всЯческие опекуны, родственники, дальние и близкие,
-- все вокруг  продолжали  печьсЯ о моей  судьбе как ни в чем  не бывало, не
замечаЯ   глубокой   пропасти,   разверзшейсЯ   предо   мною.   Ћни   видели
двадцатичетырехлетнюю особу  с  имением  в  ѓубине,  с собственным  домом  в
Њоскве,  в  ‘тароконюшенном,  с  приличным  годовым  доходом,   неглупую,  с
приЯтными чертами лица,  несколько, может быть, непокладистую, даже трудную,
успевшую погубить молодого, ленивого, доброго, пустого мужа (скончалсЯ после
развода от неуемного пристрастиЯ к еде), рано потерЯвшую родителей, а потому
слишком  рано познавшую слабость к  независимости...  Џеред ними маЯчила эта
молодаЯ  особа,  которую  следовало  прибрать  к  рукам   и  приспособить  к
привычному образу семейной дамы, не выходЯщей из общего круга, не пугающей и
их самих, и унылых дочерей  и не  приводЯщей их сыновей в состоЯние опасного
экстаза.
     „олжна признатьсЯ, что Я и не отвергала их намерений, слишком очевидных
и посему  добрых, и с  легкостью отдавалась  этой житейской игре, натурально
навострив ушки,  чтобы  по  милости  их  добросердечиЯ  однажды  не  попасть
впросак.
     "‘лужи, ‚арвара, их  прихотЯм, -- говорила  Я себе,  -- но предпочтение
отдавай своим собственным".  € ‚арвара  им  служила, кланЯлась, и  расточала
благодарности,  и всплескивала руками в  нужные моменты,  и все это чтобы не
разрушить их самозабвенных усилий и  чтобы не остановить нормального течениЯ
жизни.
     Џо природе своей она не была разрушительницей  и  злодейкой, да и замуж
заторопилась, чтобы спасти, как ей казалось, удачливого молодого добрЯка  от
московской лени и  излишнего жирка. "—то за беда, -- твердили ей, -- если  у
человека  потребность, прости  господи,  напузыритьсЯ  до  отвала? Ќа  сытый
желудок  творЯтсЯ добрые дела". „обрые дела оставались в области фантазий, и
она с  ним рассталась. ‘ горЯ, в одиночестве страсть его разгорелась пуще, и
на том  все кончилось. Љое­кто втихомолку считал ее виновницей несчастьЯ, но
живые пекутсЯ о живых, и они вновь принЯлись за привычное дело.
     џ воспринимала их усилиЯ всерьез и даже с благодарностью, хотЯ где­то в
глубине души чувствовала, что хлопоты эти пустые. Ќе то чтобы претенденты на
мою благосклонность,  которых они мне подсовывали,  были дурны  или порочны.
Њногие мне даже нравились, но Яд  былой неосмотрительности еще присутствовал
в крови. џ не спешила.
     Ђ тут этот поцелуй.
     Ќо  так как он исчез бесследно, этот молчаливый господин, не объЯвив ни
имени   своего,   ни   званиЯ,   мне   оставалось   проклинать   собственную
нерешительность тогда, когда  Я почти держала его  в руках, да одуревать  от
бессильных  фантазий, которые нам  только  и остаютсЯ при утратах.  ли дни,
постепенно  забывались его черты, облик,  лишь ощущение жаркого  поцелуЯ  на
губах было свежим и губительным.  € тут уж, видимо,  не какие­то там  высшие
соображениЯ руководили мной, не  чувство долга, не движение  души, не всЯкие
там высокопарности, а вездесущий голос плоти. ‚ фантазиЯх мой гений выглЯдел
уже другим, и  Я рассказывала в  вечернем кругу  об одной молодой особе, так
неправдоподобно столкнувшейсЯ на мгновение с избранником судьбы, канувшим  в
московском водовороте, "у —истых прудов, господа...".
     џ рассказывала эту историю довольно часто, вызываЯ  повышенный интерес,
и не удивилась бы, узнав,  что к  —истым прудам сходЯтсЯ  любопытные  толпы.
‚есна уже  вступила в  полную силу, а  страсть моЯ  и боль не  утихали.  ‚се
прочее было  мне безразлично.  "Ќо если страсть ее, как вы рассказываете, не
утихала  на  протЯжении многих лет, -- говорили  мне,  --  стало  быть,  это
знамение,  а  не пустой случай, и вашей  знакомой  надо было не покладаЯ рук
искать свою пропажу..." -- "Ќе покладаЯ ног..." -- нервно посмеивались иные.
     Ќа  какое­то  времЯ мой красочный  рассказ, как  мне  показалось,  даже
затмил успехи молодого Ѓонапарта и  первые шаги нашего  нового царствованиЯ.
Ќо  что же было делать не  героине  моего рассказа,  а мне  самой,  живой  и
трепетной, со всем этим свалившимсЯ на менЯ несчастьем? “же если это был  не
пустой вульгарный поцелуй, а знак судьбы, значит, и следовало ждать, как она
сама,  судьба,  распорЯдитсЯ.  Ќо  ждать  недоставало сил.  Њне  было  впору
уподобитьсЯ  воображаемым  барышнЯм и толочьсЯ у —истых  прудов ежедневно  с
рассвета до сумерек -- авось он промелькнет за стволами дерев.
     џ пренебрегла самолюбием и отправилась в злополучное место. ќто было то
самое место, но преобразившеесЯ. ‘вежаЯ  листва украшала  деревьЯ.  ‘нега не
было и в помине.  Џублики не было.  ’рава  спускалась к  самой воде. Њолодой
гусар  объезжал  скакуна. „енщик держал стремЯ.  ЏроезжаЯ  мимо менЯ,  гусар
подбоченилсЯ.  ‚  зеленой  воде  отражались  майские  деревьЯ.  ’онкий запах
лаванды витал в воздухе.
     ’ерЯла ли Я надежду? Ћтнюдь.  џ уже отвергла случайность и уверовала во
вмешательство высших  сил, и это  менЯ  поддерживало. Њартовский поцелуй жег
губы, и никакаЯ сила, даже моЯ природнаЯ  насмешливость, не могла  бы теперь
помешать мне надеЯтьсЯ и ждать.  Ќет,  Я  не обольщалась, что первое же  мое
поЯвление  у  —истых  прудов  вознаградит  менЯ за дни отчаЯниЯ,  но  судьба
судьбою, а не мешало и самой быть расторопнее и  зорче. џ понЯла, что отныне
мне  суждено ЯвлЯтьсЯ в это место и обреченно бродить вдоль зеленого берега,
иначе Я проклЯну сама  себЯ, оскорблю ближних, взорвусь, подожгу Њоскву... €
тут Я увидела его.
     Ћн шел в мою сторону в тени деревьев в сером фраке, как мне показалось,
держа  под руку даму в малиновом нарЯде, шел, размахиваЯ тростью  и беспечно
смеЯсь...  „ама  выглЯдела  расплывчато,  зато  он  был  четок,  словно омыт
весенним ливнем. џ хотела отбежать в  сторону, но ноги не слушались... и эта
дама... "‚озможно ли?" -- подумала  Я, холодеЯ. Ћни приблизились. ќто был не
он...
     „оходило  до нелепостей.  Ћднажды  мы  пили  чай  на прогретой  майской
веранде.  ‚ тот год еще продолжали восторгатьсЯ ‘уворовым. џ ничего не имела
против  прославленного генералиссимуса,  но  постоЯнные восторги  окружающих
побуждали  менЯ к  бунту.  ‚  самый  разгар  очередных  панегириков  молодой
Џреображенский  капитан,  мой  давнишний  доброжелатель   Ђрсений  Ѓочкарев,
взорвал бомбу в самом центре стола, меж самоваром и калачами, произнесЯ, как
всегда, шепотом:
     -- Ѓонапарт уничтожил сословиЯ,  и крестьЯнин, французский  крестьЯнин,
который у него в солдатах, рассчитывает на одинаковые с командирами награды,
Я уж не говорю, что солдат этот сам может стать командиром... ЏредставлЯете,
как он деретсЯ! Ћни ведь в  большинстве  своем, французы, замухрышки, но как
они дерутсЯ!..  Ќашего солдата  дома секли,  в строю секут... ЏредставлЯете,
какаЯ сила у французского генерала! Ќаш солдат терпелив... ‚от что  важно...
‘уворов, конечно, гений, но одним гением ничего не сделать.
     ‘лучилось легкое замешательство, и все молчали.
     џ вспомнила, как год назад обидела бедного генерала Ћпочинина, молодого
великана с  круглым  лицом  и  детским взором,  вернувшегосЯ из швейцарского
похода  и  пышущего  батальным  вдох