ровенок  от  стада-то
нашего осталось! ‚торой  бригаде  поле,  что  повыше,  посуше,  -  это
лопатой да мотыгой. € ништо - огороды-то ведь копаем, выходит.  Ќу,  а
третьЯ - на взгорье, там  песочек,  под  картофель,  значит,  земельку
готовим; этим вовсе легко: там ребЯтишек с лопатами копать заставим  и
кои бабы слабые  -  тех.  Ђ  там,  глЯдишь,  и  помощь  нам  будет  от
правительства, значит. Ќу, а не будет, опЯть невелика беда.  “ж  мы  и
сами как-нибудь, уж мы земельку непокрытой не оставим. ‘пасибо,  немца
отсюда шугнули, а теперь жисть  пойдет.  “  нас  народ  жилист,  любую
тЯготу вытЯнет.
   „ед долго не мог уснуть, ворочалсЯ  на  соломе,  крЯхтел,  чесалсЯ,
стонал: "Ћ господи, боже ты мой!"  -  несколько  раз  сползал  с  нар,
подходил к ведру с водой, гремел ковшом, и слышно было, как он громко,
точно запаленный конь, пьет крупными, жадными глотками. Ќаконец он  не
выдержал, засветил от кресала лучину, потрогал  ЂлексеЯ,  лежавшего  с
открытыми глазами в тЯжелом полузабытьи:
   - ‘пишь, Ђлеха? Ђ Я вот все думаю. Ђ? ‚се вот думаю, знаешь. …сть у
нас в деревне на старом месте дубок на площади, да... …го лет тридцать
назад, как раз в николаевскую войну, молнией  полоснуло  -  и  вершина
напрочь. „а, а он крепкий,  дубок-то,  корень  у  него  могучий,  соку
много. ‚верх ему ходу не стало, дал  вбок  росток,  и  сейчас,  глЯди,
какаЯ опЯть шапка кудрЯва...  ’ак  вот  и  Џлавни  наши...  ’олько  бы
солнышко нам светило, да земелька рожала, да роднаЯ наша власть у нас,
а мы, брат Ђлеха, лет за пЯток отойдем, отстроимсЯ! †ивучие. Ћх-хо-хо,
будь здоров! „а еще - чтоб война бы поскорей кончилась! ђазбить бы их,
да и за дело всем, значит, миром! Ђ, как думаешь?
   ‚ эту ночь Ђлексею стало плохо.
   „едова банЯ  встрЯхнула  его  организм,  вывела  его  из  состоЯниЯ
медленного, оцепенелого угасаниЯ. ‘разу  ощутил  он  с  небывалой  еще
силой и  истощение,  и  нечеловеческую  усталость,  и  боль  в  ногах.
ЌаходЯсь в бредовой полудреме, он металсЯ на тюфЯке, стонал, скрежетал
зубами, кого-то звал, с кем-то ругалсЯ, чего-то требовал.
   ‚арвара всю  ночь  просидела  возле  него,  подобрав  ноги,  уткнув
подбородок в колени  и  тоскливо  глЯдЯ  большими  круглыми  грустными
глазами. Ћна клала ему то на голову, то  на  грудь  трЯпку,  смоченную
холодной водой, поправлЯла на нем полушубок,  который  он  то  и  дело
сбрасывал, и  думала  о  своем  далеком  муже,  неведомо  где  носимом
военными ветрами.
   —уть свет поднЯлсЯ старик. Џосмотрел на  ЂлексеЯ,  уже  утихшего  и
задремавшего, пошепталсЯ с  ‚арей  и  стал  собиратьсЯ  в  дорогу.  Ћн
напЯлил на валенки большие самодельные калоши из автомобильных  камер,
лычком   крепко   перепоЯсал   армЯк,   взЯл    можжевеловую    палку,
отполированную его  руками,  котораЯ  всегда  сопровождала  старика  в
дальних походах.
   Ћн ушел, не сказав Ђлексею ни слова.


        17

   Њересьев  лежал  в  таком  состоЯнии,  что  даже   и   не   заметил
исчезновениЯ хозЯина. ‚есь  следующий  день  пробыл  он  в  забытьи  и
очнулсЯ только  на  третий,  когда  солнце  уже  стоЯло  высоко  и  от
волокового оконца в потолке через всю землЯнку, до самых ног  ЂлексеЯ,
не рассеиваЯ мрака, а, наоборот, сгущаЯ его, тЯнулсЯ светлый и плотный
столб солнечных лучей, пронизавший сизый, слоистый дым очага.
   ‡емлЯнка  была  пуста.  ‘верху  сквозь   дверь   доносилсЯ   тихий,
хрипловатый голос ‚ари. ‡анЯтаЯ, должно быть, каким-то делом, она пела
старую, очень распространенную в этих лесных  краЯх  песню.  ќто  была
песнЯ об одинокой  печальной  рЯбине,  мечтающей  о  том,  как  бы  ей
перебратьсЯ к дубу, тоже одиноко стоЯщему где-то поодаль от нее.
   Ђлексею не раз и раньше  доводилось  слышать  эту  песню.  …е  пели
девчата, веселыми табунами приходившие из окраинных селений ровнЯть  и
расчищать аэродром. …му нравилсЯ медленный, печальный мотив. Ќо раньше
он как-то не вдумывалсЯ в слова песни, и  в  суете  боевой  жизни  они
скользили мимо сознаниЯ. Ђ вот теперь из уст этой молодой большеглазой
женщины они вылетали, окрашенные таким чувством и столько в  них  было
большой  и  не  песенной,  а  настоЯщей  женской  тоски,   что   сразу
почувствовал Ђлексей всю глубину  мелодии  и  понЯл,  как  ‚арЯ-рЯбина
тоскует о своем дубе.

                       ...Ќо нельзЯ рЯбине
                       Љ дубу перебратьсЯ.
                       ‚идно, сиротине
                       ‚ек одной качатьсЯ... -

пропела она, и  в  голосе ее почувствовалась  горечь настоЯщих слез, а
когда смолк этот голос,  Ђлексей  представил,  как  сидит  она  сейчас
где-то там, под деревьЯми, залитыми весенним солнцем, и слезами  полны
ее большие круглые тоскующие глаза. Ћн  почувствовал,  что  у  него  у
самого защекотало в горле, ему захотелось  поглЯдеть  на  эти  старые,
заученные наизусть письма,  лежащие  у  него  в  кармане  гимнастерки,
взглЯнуть на фотографию тоненькой девушки, сидЯщей на лугу. Ћн  сделал
движение, чтобы дотЯнутьсЯ до гимнастерки, но рука бессильно упала  на
тюфЯк.  ‘нова  все  поплыло  в  сероватой,   расплывавшейсЯ   светлыми
радужными кругами тьме. Џотом в этой тьме, тихо шелестевшей  какими-то
колючими звуками, услышал он два голоса - ‚арин и еще другой, женский,
старушечий, тоже знакомый. ѓоворили шепотом:
   - Ќе ест?
   - ѓде там ест!.. ’ак,  пожевал  вчера  лепешечки  самую  малость  -
стошнило. ђазве это еда? Њолочко вот тЯнет помаленьку. „аем.
   - Ђ Я вот, глЯди, супчику принесла... Њожет, примет душа супчик-то.
   - ’етЯ ‚асилиса! - вскрикнула ‚арЯ. - Ќеужто...
   - Ќу да, куриный, чего всполохнулась?  Ћбыкновенное  дело.  Џотрожь
его, побуди - можа, поест.
   € прежде чем  Ђлексей,  слышавший  все  это  а  полузабытьи,  успел
открыть глаза, ‚арЯ затрЯсла его сильно, бесцеремонно, радостно:
   - ‹ексей Џетрович,  ‹ексей  Џетрович,  проснись!..  Ѓабка  ‚асилиса
супчику куриного принесла! Џроснись, говорю!
   ‹учина, потрескиваЯ, горела, воткнутаЯ в стену у входа. ‚  неровном
чадном свете  ее  Ђлексей  увидел  маленькую,  сгорбленную  старуху  с
морщинистым длинноносым сердитым лицом. Ћна возилась у большого  узла,
стоЯвшего на столе, развернула мешковину, потом  старый  шушун,  потом
бумагу, и там обнаружилсЯ чугунок; из него  ударил  в  землЯнку  такой
вкусный и жирный дух куриного супа, что Ђлексей почувствовал  судороги
в пустом желудке.
   Њорщинистое  лицо  бабки  ‚асилисы  сохранЯло  суровое  и  сердитое
выражение.
   - Џринесла вот, не побрезгуйте, кушайте  на  здоровье.  Њожет,  бог
даст, на пользу пойдет...
   € вспомнилась Ђлексею печальнаЯ историЯ бабкиной семьи,  рассказ  о
курице, носившей смешное прозвище: Џартизаночка, и все -  и  бабка,  и
‚арЯ, и вкусно дымившийсЯ на столе котелок - расплылось в  мути  слез,
сквозь которую сурово, с бесконечной жалостью и участием  смотрели  на
него строгие старушечьи глаза.
   - ‘пасибо, бабушка, - только и  сумел  сказать  он,  когда  старуха
пошла к выходу.
   € уже от двери услышал:
   - Ќе на чем. —то тут благодарить-то? Њои-то тоже воюют. Њожет, и им
кто супчику даст. Љушайте себе на здоровье. ЏоправлЯйтесь.
   - Ѓабушка, бабушка! - Ђлексей рванулсЯ к ней, но руки ‚ари удержали
его и уложили на тюфЯк.
   - Ђ вы лежите, лежите! …шьте вот лучше супчик-то.  -  Ћна  поднесла
ему вместо тарелки старую алюминиевую крышку от немецкого  солдатского
котелка, из  которого  валил  вкусный  жирный  пар.  ЏодносЯ  ее,  она
отвертывалась, должно быть, длЯ того, чтобы скрыть невольную слезу:  -
…шьте вот, кушайте!
   - Ђ где дед Њихайла?
   - “шел он... Џо делам ушел, район искать.  ‘коро  не  будет.  Ђ  вы
кушайте, кушайте вот.
   € у самого своего  лица  увидел  Ђлексей  большую,  почерневшую  от
времени,  с  обгрызенным  деревЯнным  краем  ложку,  полную  Янтарного
бульона.
   Џервые же ложки супа разбудили в нем звериный аппетит - до боли, до
спазм в желудке, но он позволил себе  съесть  только  десЯть  ложек  и
несколько  волоконцев  белого  мЯгкого  куриного  мЯса.  •отЯ  желудок
настойчиво требовал еще и еще, Ђлексей решительно отодвинул еду, знаЯ,
что в его положении излишнЯЯ пища может оказатьсЯ Ядом.
   Ѓабкин супчик имел чудодейственное свойство. Џоев, Ђлексей заснул -
не впал в забытье, а именно заснул -  крепким.  оздоравливающим  сном.
ЏроснулсЯ, поел и снова заснул, и ничто  -  ни  дым  очага,  ни  бабий
говор, ни прикосновение ‚ариных рук, котораЯ, опасаЯсь, не умер ли он,
нет-нет да и наклонЯлась послушать, бьетсЯ ли  у  него  сердце,  -  не
могло его разбудить.
   Ћн был жив, дышал ровно, глубоко. Ћн проспал остаток  днЯ,  ночь  и
продолжал спать так, что казалось, нет в мире силы, котораЯ  могла  бы
нарушить его сон.
   Ќо вот ранним утром где-то  очень  далеко  раздалсЯ  совершенно  не
отличимый среди других шумов, наполнЯвших  лес,  далекий,  однообразно
воркующий звук. Ђлексей  встрепенулсЯ  и,  весь  напружившись,  поднЯл
голову с подушки.
   —увство дикой, необузданной радости  поднЯлось  в  нем.  Ћн  замер,
сверкаЯ глазами. Џотрескивали в очаге остывающие камни, вЯло  и  редко
пиликал уставший за ночь  сверчок,  слышно  было,  как  над  землЯнкой
спокойно и ровно звенЯт старые сосны и  даже  как  барабанит  у  входа
полновеснаЯ весеннЯЯ капель. Ќо сквозь все это слышалсЯ ровный  рокот.
Ђлексей угадал, что это тарахтит мотор "ушки" - самолета “-2. ‡вук  то
приближалсЯ и нарастал, то слышалсЯ глуше, но  не  уходил.  “  ЂлексеЯ
захватило дух. Ѓыло Ясно, что самолет где-то поблизости, что он кружит
над лесом, то ли что-то высматриваЯ, то ли ища место длЯ посадки.
   - ‚арЯ, ‚арЯ! - закричал Ђлексей, стараЯсь приподнЯтьсЯ на локтЯх.
   ‚ари не  было.  ‘  улицы  слышались  возбужденные  женские  голоса,
торопливые шаги. ’ам что-то происходило.
   Ќа мгновение приоткрылась дверь землЯнки, в  нее  сунулось  пестрое
лицо ”едьки.
   - ’етЯ ‚арЯ! ’етЯ  ‚арЯ!  -  позвал  мальчуган,  потом  возбужденно
добавил: - ‹етит... Љружит... Ќад нами кружит... -  Ћн  исчез  прежде,
чем Ђлексей успел что-нибудь спросить.
   Ћн сделал усилие и сел. ‚сем телом своим он чувствовал, как  бьетсЯ
сердце, как возбужденно пульсирует, отдаваЯсь в  висках  и  в  больных
ногах, кровь. Ћн считал круги, совершаемые самолетом,  насчитал  один,
другой, третий и упал на  тюфЯк,  упал,  сломленный  волнением,  снова
стремительно и властно ввергнутый в  тот  же  всемогущий,  целительный
сон.
   …го разбудил звук молодого, сочного, басовито рокочущего голоса. Ћн
отличил  бы  этот  голос  в  любом  хоре  других  голосов.   ’аким   в
истребительном  полку  обладал  только  командир   эскадрильи   Ђндрей
„егтЯренко.
   Ђлексей открыл глаза, но ему показалось, что он продолжает спать  и
во сне видит это широкое, скуластое, грубое, точно сделанное  столЯром
вчерне, но не обтертое ни шкуркой, ни стеклышком добродушное угловатое
лицо друга с багровым шрамом на лбу, со светлыми  глазами,  опушенными
такими же светлыми и  бесцветными,  свиными  -  как  говорили  недруги
ЂндреЯ - ресницами. ѓолубые глаза с недоумением всматривались в дымный
полумрак.
   - Ќу, дидусь, показуй свий трофей, - прогудел „егтЯренко.
   ‚идение  не  пропадало.  ќто  был  действительно  „егтЯренко,  хотЯ
казалось совершенно невероЯтным,  как  друг  смог  найти  его  тут,  в
подземной деревеньке, в лесной глуши. Ћн стоЯл, большой, широкоплечий,
с расстегнутым, по обыкновению, воротом. ‚  руках  он  держал  шлем  с
проводками радиофона и еще  какие-то  кулечки  и  сверточки.  ‹учинный
светец освещал его сзади. ‡олотой  бобрик  коротко  остриженных  волос
нимбом светилсЯ над его головой.
   €з-за спины „егтЯренко  виднелась  бледнаЯ,  совершенно  измученнаЯ
физиономиЯ деда Њихайлы с возбужденно вытаращенными глазами, а рЯдом с
ним стоЯла медсестра ‹еночка, курносаЯ и озорнаЯ, смотревшаЯ  во  тьму
со зверюшечьим  любопытством.  „евушка  держала  под  мышкой   толстую
брезентовую сумку с красным  крестом  и  прижимала  к  груди  какие-то
странные цветы.
   ‘тоЯли молча. Ђндрей „егтЯренко с  недоумением  оглЯдывалсЯ, должно
быть ослепленный темнотой. ђаза два взглЯд его равнодушно скользнул по
лицу ЂлексеЯ, который  тоже  никак  не  мог  освоитьсЯ  с  неожиданным
поЯвлением друга  и  все  боЯлсЯ, не  окажетсЯ  ли  все  это  бредовым
видением.
   - „а вот же он, господи, вот лежит! -  прошептала  ‚арЯ,  срываЯ  с
Њересьева шубу.
   „егтЯренко еще раз недоуменно скользнул взглЯдом по лицу ЂлексеЯ.
   - Ђндрей! - сказал Њересьев, силЯсь поднЯтьсЯ на локтЯх.
   ‹етчик с недоумением, с плохо скрытым испугом смотрел на него.
   - Ђндрей, не узнаешь? - шептал Њересьев, чувствуЯ,  что  его  всего
начинает трЯсти.
   …ще мгновение летчик смотрел на  живой  скелет,  обтЯнутый  черной,
точно обугленной, кожей,  стараЯсь  признать  веселое  лицо  друга,  и
только в глазах, огромных, почти круглых, поймал он знакомое упрЯмое и
открытое мересьевское выражение. Ћн протЯнул руки вперед. Ќа  землЯной
пол упал шлем, посыпались свертки  и  сверточки,  раскатились  Яблоки,
апельсины, печенье.
   - ‹ешка, ты? - ѓолос летчика  стал  влажен,  бесцветные  и  длинные
ресницы его слиплись. - ‹ешка, ‹ешка!  -  Ћн  схватил  с  постели  это
больное, детски легкое тело, прижал его к себе,  как  ребенка,  и  все
твердил: - ‹ешка, друг, ‹ешка!
   Ќа секунду оторвал от себЯ, жадно посмотрел на него  издали,  точно
убеждаЯсь, действительно ли это его друг,  и  снова  крепко  прижал  к
себе.
   - „а то ж ты! ‹ешка! Ѓисов сын!
   ‚арЯ и медсестра ‹ена старались вырвать из его  крепких,  медвежьих
лап полуживое тело.
   - „а пустите ж его, бога ради, он еле жив! - сердилась ‚арЯ.
   - …му ж вредно ж волноватьсЯ, положите! - скороговоркой,  пересыпаЯ
свою речь бесконечными "ж", твердила сестра.
   Ђ летчик, по-настоЯщему поверив наконец, что этот  черный,  старый,
невесомый человек действительно не кто иной, как Ђлексей Њересьев, его
боевой товарищ, его друг, которого они всем полком мысленно давно  уже
похоронили, схватилсЯ за  голову,  издал  дикий,  торжествующий  крик,
схватил его за плечи и, уставившись в его черные, радостно  сверкающие
из глубины темных орбит глаза, заорал:
   - †ивый! Ђх, мать честнаЯ! †ивый, бис тоби в лопатку! „а где  ж  ты
был столько дней? Љак же ты так?
   Ќо сестра - эта  маленькаЯ  смешнаЯ  толстушка  с  курносым  лицом,
которую все в полку звали, игнорируЯ ее лейтенантское звание, ‹еночкой
или сестрой медицинских наук,  как  однажды  она,  на  погибель  себе,
отрекомендовалась начальству, певуньЯ и хохотушка ‹еночка,  влюбленнаЯ
во всех лейтенантов сразу, - сурово и твердо отстранила расходившегосЯ
летчика:
   - ’оварищ капитан, отойдите ж от больного!
   Ѓросив на стол  букет  цветов,  за  которыми  еще  вчера  летали  в
областной город, букет, оказавшийсЯ совершенно ненужным, она  раскрыла
брезентовую сумку с красным крестом и деловито приступила  к  осмотру.
Љоротенькие ее пальчики ловко бегали  по  ногам  ЂлексеЯ,  и  она  все
спрашивала:
   - Ѓольно? Ђ так? Ђ так?
   ‚ первый раз по-настоЯщему Ђлексей обратил внимание на  свои  ноги.
‘тупни чудовищно  распухли,  почернели.  Љаждое  прикосновение  к  ним
вызывало боль, точно током пронзавшую все тело.  Ќо  что  особенно  не
нравилось, видимо, ‹еночке - это то, что кончики пальцев стали черными
и совсем потерЯли чувствительность.
   ‡а столом сидели дед Њихайла и „егтЯренко.  Џотихоньку  угостившись
на радостЯх из флЯги летчика,  они  вели  оживленную  беседу.  „робным
старческим тенорком дед Њихайла, по-видимому  уже  не  в  первый  раз,
принималсЯ рассказывать:
   - ’ак, значит, выходит, ребЯтишки наши на вырубке его  и  отыскали.
Ќемцы лес на блиндажи там рубили, ну, ребЯтишек  этих  мать,  то  есть
дочка моЯ, за щепой туда и погнала. ’ам они его и увидели. Ђга, что за
чудо за такое? ‘перва им,  значит,  медведь  померещилсЯ,  -  дескать,
подстреленный и катитсЯ этак-то. Ћни  было  тЯгу,  да  любопытство  их
повернуло: что за медведь за  такой,  почему  катитсЯ?  Ђга!  Ќе  так?
‘мотрЯт, значит, катитсЯ с боку на бок, катитсЯ и стонет...
   - Љак  это  "катитсЯ"?  -  усомнилсЯ  „егтЯренко  и  протЯнул  деду
портсигар: - Љуришь?
   „ед взЯл  из  портсигара  папиросу,  достал  из  кармана  сложенный
кусочек газеты, аккуратно оторвал уголок, высыпал  на  него  табак  из
папиросы, свернул и, закурив, с удовольствием затЯнулсЯ.
   - Љак не курить, курим-потЯгиваем. Ђга!  ’олько  мы  при  немце  не
видали его, табаку-то. Њох курим,  опЯть  же  сухой  молочайный  лист,
да!.. Ђ как он катилсЯ, ты его спроси. џ не видел. ђебЯта говорЯт, так
и катилсЯ - со спины на брюхо, с брюха  на  спину:  ползти-то  ему  по
снегу, вишь, не под силу было, - вот он какой!
   „егтЯренко все  порывалсЯ  вскочить,  посмотреть  на  друга,  возле
которого возились женщины, укутываЯ его в серые,  привезенные  сестрой
армейские одеЯла.
   - Ђ ты, друг, сиди, сиди, не наше это, мужское дело - пеленать!  ’ы
слушай, да  на  ус  мотай,  да  начальству  какому-нибудь  там  своему
перескажи... ‚еликого подвига человек этот!  ‚ишь,  он  какой!  Џолную
неделю всем колхозом его отхаживаем, а он шевелитьсЯ не  может.  Ђ  то
вот сил в себе насбирал, по лесам да по болотам нашим  полз.  Ќа  это,
брат, мало кто способный! € свЯтым отцам по житиЯм  такого-то  подвига
совершать не приходилось. Људа там! ќкое дело, подумаешь -  на  столбе
стоЯть! —то, не так? Ђга, а ты, парень, слушай, слушай!..
   ‘тарик наклонилсЯ к уху „егтЯренко и защекотал его  своей  пушистой
мЯгкой бороденкой.
   - ’олько, сдаетсЯ мне, он, того, - как бы не помер, а? Ћт  немца-то
он, вишь, уполз, а от нее, от косой, нешто уползешь? Ћдни кости, и как
он полз, не постигну Я. “ж очень,  должно  быть,  к  своим  тЯнуло.  €
бредит-то все одним: аэродром, да аэродром, да слова  там  разные,  да
ЋлЯ какаЯ-то. …сть у вас там такаЯ? Ђль жена, может?.. ’ы слышишь менЯ
или нет, летун, а летун, слышишь? Ђу...
   „егтЯренко не  слышал.  Ћн  старалсЯ  представить  себе,  как  этот
человек, его товарищ, казавшийсЯ  в  полку  таким  обычным  парнем,  с
отмороженными или перебитыми ногами день и ночь ползет по талому снегу
через леса и болота, терЯЯ силы, ползет, катитсЯ, чтобы только уйти от
врага  и  попасть  к  своим.  ЏрофессиЯ  летчика-истребителЯ  приучила
„егтЯренко к опасности. ЃросаЯсь в воздушный бой, он никогда не  думал
о смерти и даже чувствовал какую-то особую, радостную взволнованность.
Ќо чтобы вот так, в лесу, одному...
   - Љогда вы его нашли?
   - Љогда? - ‘тарик зашевелил губами, снова взЯл папиросу из открытой
коробки, изувечил ее и принЯлсЯ делать  цигарку.  -  Љогда  же?  „а  в
чистую субботу, под самое прощеное воскресенье, - стало быть, как  раз
с неделю назад.
   ‹етчик прикинул в уме числа, и вышло,  что  полз  Ђлексей  Њересьев
восемнадцать суток. Џроползти столько времени раненому, без пищи - это
казалось просто невероЯтным.
   - Ќу, спасибо тебе, дидусь! - ‹етчик крепко обнЯл и прижал  к  себе
старика. - ‘пасибо, брат!
   - Ќе на чем, не на чем, за что тут благодарить! €шь спасибо! —то Я,
чужак иностранный какой! Ђга! ‘кажешь, нет? -  €  он  сердито  крикнул
невестке, стоЯвшей в извечной позе бабьего горького раздумьЯ, подперев
щеку ладонью: - Џодбери с  полу  продукт-то,  ворона!  €шь  разбросали
такую ценность!.. "‘пасибо", ишь ты!
   ’ем временем ‹еночка закончила укутывать Њересьева.
   - Ќичего, ничего ж, товарищ старший лейтенант, - сыпала она  чистые
и мелкие, как горох, словечки, - в Њоскве ж вас в два  счета  на  ноги
поставЯт. Њосква ж - город же! Ќе таких излечивают!
   Џо тому, что была она излишне оживлена, что  без  умолку  твердила,
как вылечат Њересьева  в  два  счета,  понЯл  „егтЯренко:  осмотр  дал
невеселые результаты и дела его приЯтелЯ  плохи.  "€  чего  стрекочет,
сорока!" - с  неприЯзнью  подумал  он  о  "сестре  медицинских  наук".
‚прочем, в полку никто не принимал эту девушку  всерьез:  шутили,  что
лечить  она  может  только  от  любви,  -  и  это  несколько   утешало
„егтЯренко.
   ‡авернутый в одеЯла, из  которых  торчала  только  голова,  Ђлексей
напоминал „егтЯренко мумию какого-то  фараона  из  школьного  учебника
древней истории. Ѓольшой  рукой  провел  летчик  по  щекам  друга,  на
которых кустилась густаЯ и жесткаЯ рыжеватаЯ поросль.
   - Ќичего, ‹ешка! ‚ылечат! …сть приказ - тебЯ сегоднЯ  в  Њоскву,  в
гарный госпиталек. Џрофессора там сплошные. Ђ сестры, - он  прищелкнул
Языком и подмигнул на ‹еночку, - мертвых на ноги подымают!  Њы  еще  с
тобой в воздухе пошумим! - ’ут „егтЯренко  поймал  себЯ  на  том,  что
говорит  он,  как  и  ‹еночка,  с  таким  же   напускным,   деревЯнным
оживлением; руки же его,  гладившие  лицо  друга,  вдруг  ощутили  под
пальцами влагу. - Ќу, где носилки? Џонесли, что  ли,  чего  тЯнуть!  -
сердито скомандовал он.
   ‚месте со стариком осторожно уложили  они  спеленатого  ЂлексеЯ  на
носилки. ‚арЯ собрала и свернула в узелок его вещички.
   - ‚от что, - остановил ее Ђлексей, когда  стала  она  засовывать  в
узелок эсэсовский кинжал, который не раз  с  любопытством  осматривал,
чистил, точил, пробовал на палец хозЯйственный дед Њихайла, -  возьми,
дедушка, на памЯть.
   -  Ќу,  спасибо,  Ђлеха,  спасибо!  ‘талька  знатнаЯ,  глЯди-ка.  €
написано что-то не по-нашему вроде. - Ћн показал кинжал „егтЯренко.
   - "Ђллес фюр „ойчланд" - "‚се длЯ ѓермании", -  перевел  „егтЯренко
выведенную по лезвию надпись.
   - "‚се длЯ ѓермании", - повторил Ђлексей,  вспомнив,  как  досталсЯ
ему этот кинжал.
   - Ќу, берись, берись, старик! -  крикнул  „егтЯренко,  впрЯгаЯсь  в
передок носилок.
   Ќосилки заколыхались и с трудом, осыпаЯ землю со стен,  пролезли  в
узкий проход землЯнки.
   ‚се, кто набилсЯ в нее провожать найденыша, хлынули наверх.  ’олько
‚арЯ осталась дома. Ќе торопЯсь поправила она лучину в светце, подошла
к полосатому  тюфЯку,  еще  хранившему   вмЯтые   в   него   очертаниЯ
человеческой фигуры, и погладила его рукой. ‚зглЯд ее упал на букет, о
котором впопыхах все позабыли. ќто было несколько веточек оранжерейной
сирени,  бледной,  чахлой,  похожей  на  жителей  беглой   деревеньки,
проведших зиму в сырых и  холодных  землЯнках.  †енщина  взЯла  букет,
вдохнула хилый, еле уловимый в угарной копоти нежный весенний запах  и
вдруг повалилась на нары и залилась горькими бабьими слезами.


        18

   Џровожать неожиданного своего гостЯ вышло  все  наличное  население
деревни Џлавни. ‘амолет стоЯл за лесом на подтаЯвшем у краев,  но  еще
ровном и крепком льду продолговатого лесного озерка.  „ороги  туда  не
было. Џо рыхлому, крупитчатому снегу, прЯмо по  целине,  вела  стежка,
протоптаннаЯ час назад дедом Њихайлой, „егтЯренко и  ‹еночкой.  ’еперь
по этой стежке валила к  озеру  толпа,  возглавлЯемаЯ  мальчишками  со
степенным ‘еренькой и восторженным ”едькой впереди. Ќа правах  старого
„руга, отыскавшего  летчика  в  лесу,  ‘еренька  солидно  шагал  перед
носилками, стараЯсь, чтобы не застревали в снегу огромные,  оставшиесЯ
от убитого отца валенки, и властно покрикивал на  чумазую,  сверкавшую
зубами, фантастически оборванную детвору. „егтЯренко и  дед,  шагаЯ  в
ногу, тащили носилки, а сбоку, по целине, бежала ‹еночка, то  подтыкаЯ
одеЯло, то закутываЯ голову ЂлексеЯ  своим  шарфом.  Џозади  грудились
бабы, девчонки, старухи. ’олпа глухо гомонила.
   ‘начала Яркий, отраженный  снегом  свет  ослепил  ЂлексеЯ.  Џогожий
весенний день так ударил ему в глаза, что  он  зажмурилсЯ  и  чуть  не
потерЯл сознание. ‹егонько приоткрыв веки,  Ђлексей  приучил  глаза  к
свету и тогда  оглЯделсЯ.  Џеред  ним  открывалась  картина  подземной
деревни.
   ‘тарый лес стоЯл стеной, куда  ни  глЯнь.  ‚ершины  деревьев  почти
смыкались над головой. ‚етви  их,  скупо  процеживаЯ  солнечные  лучи,
создавали внизу полумрак. ‹ес был смешанный. Ѓелые колонны  голых  еще
берез, вершины которых походили на сизые, застывшие  в  воздухе  дымы,
соседствовали с золотыми стволами сосен, а между ними то тут,  то  там
виднелись темные треугольники елей.
   Џод деревьЯми, защищавшими от вражьих глаз и с земли и  с  воздуха,
где снег был давно вытоптан сотнЯми ног, были  накопаны  землЯнки.  Ќа
ветвЯх  вековых  елей  сохли  детские  пеленки,  на   сучьЯх   сосенок
проветривались опрокинутые глинЯные горшки  и  кринки,  а  под  старой
елкой, со ствола которой свешивались бороды седого мха,  у  самого  ее
могучего комлЯ, на земле меж жилистыми корнЯми, где  по  всем  статьЯм
полагалось  бы  лежать  хищному  зверю,  сидела   стараЯ,   засаленнаЯ
трЯпичнаЯ  кукла  с  плоской  добродушной  физиономией,   нарисованной
чернильным карандашом.
   ’олпа, предшествуемаЯ носилками, медленно двигалась по  вытоптанной
на мху "улице".
   Ћчутившись  на  воздухе,  Ђлексей  ощутил  сначала  бурный   прилив
неосмысленной животной радости, потом на смену  ей  пришла  сладкаЯ  и
тихаЯ грусть.
   Њаленьким платочком ‹еночка утерла с его лица  слезы  и,  по-своему
истолковав их, приказала носильщикам идти потише.
   - Ќет, нет, быстрее, давайте быстрее, ну! - заторопил Њересьев.
   …му и без того казалось, что его несут слишком медленно.  Ћн  начал
боЯтьсЯ,  что  из-за  этого  можно  не  улететь,  что  вдруг  самолет,
посланный за ним из Њосквы, уйдет, не дождавшись их, и ему не  удастсЯ
сегоднЯ попасть в спасительную  клинику.  Ћн  глухо  стонал  от  боли,
причинЯемой ему торопливой  поступью  носильщиков,  но  все  требовал:
"‘корее, пожалуйста, скорее!" Ћн торопил, хотЯ слышал, что дед Њихайла
задыхаетсЯ, то и дело спотыкаетсЯ и  сбиваетсЯ  с  ноги.  „ве  женщины
сменили старика. „ед Њихайла засеменил рЯдом с  носилками,  по  другую
сторону от  ‹еночки.  ‚ытираЯ  офицерской  своей  фуражкой  вспотевшую
лысину, побагровевшее лицо, морщинистую шею, он довольно бормотал:
   -  €шь  гонит,  а?  ’оропитсЯ!..  Џравильно,  ‹еша,  истина   твоЯ,
торопись! ђаз человек торопитсЯ, жизнь в нем крепка, найденыш  ты  наш
разлюбезный. —то, скажешь  -  нет?..  ’ы  нам  пиши  из  госпиталЯ-то!
Ђдресок-то запомни: ЉалининскаЯ область,  Ѓологовский  район,  будущаЯ
деревнЯ Џлавни, а? ЃудущаЯ, а? Ќичего, дойдет, не  забудь,  адресок-то
верный!
   Љогда носилки  поднимали  в  самолет  и  Ђлексей  вдохнул  знакомый
терпкий запах авиационного бензина, он  снова  испытал  бурный  прилив
радости. Ќад ним закрыли целлулоидную крышку. Ћн не видел, как  махали
руками провожающие, как маленькаЯ носатаЯ старушка,  похожаЯ  в  своем
сером платке на сердитую ворону, преодолеваЯ страх и  поднЯтый  винтом
ветер, прорвалась к сидевшему уже в кабине  „егтЯренко  и  сунула  ему
узелок с  недоеденной  курЯтиной,  как  дед  Њихайла  суетилсЯ  вокруг
машины, покрикиваЯ на баб, разгонЯЯ  ребЯтишек,  как  сорвало  с  деда
ветром фуражку и покатило по  льду  и  как  стоЯл  он,  простоволосый,
сверкаЯ лысиной  и  серебристыми  жиденькими  сединками,  развеваемыми
ветром,  похожий  на  Ќиколу-угодника  немудреного  сельского  письма.
‘тоЯл, махаЯ рукой вслед убегающему самолету, единственный  мужчина  в
пестрой бабьей толпе.
   Ћторвав самолет от ледЯного наста, „егтЯренко прошел  над  головами
провожавших и осторожно, почти  касаЯсь  лыжами  льда,  полетел  вдоль
озера под прикрытием высокого обрывистого берега и скрылсЯ за лесистым
островом.  Ќа  этот  раз  полковой  сорвиголова,  которому  на  боевых
разборах частенько доставалось от  командира  за  излишнюю  лихость  в
воздухе, летел осторожно, - не летел, а кралсЯ, льнул к земле, шел  по
руслам ручьев, прикрываЯсь озерными берегами. Ќичего этого Ђлексей  не
видел и не слышал. ‡накомые запахи бензина, масла, радостное  ощущение
полета заставили  его  потерЯть  сознание,  и  очнулсЯ  он  только  на
аэродроме, когда его носилки вынимали из самолета, чтобы перенести  на
скоростную санитарную машину, уже прилетевшую из Њосквы.


        19

   Ћн  попал  на  родной  аэродром  в  самый   разгар   летного   днЯ,
загруженного до предела, как и все дни той боевой весны.
   ѓул моторов не затихал ни на минуту.  Ћдну  эскадрилью,  севшую  на
дозаправку, сменЯла в воздухе другаЯ,  третьЯ.  ‚се,  от  летчиков  до
шоферов бензоцистерн и кладовщиков, выдававших горючее, сбились в этот
день с ног. Ќачальник штаба потерЯл голос и теперь  исторгал  какое-то
пискливое сипенье.
   ЌесмотрЯ на всеобщую занЯтость и  чрезвычайное  напрЯжение,  все  в
этот день жили ожиданием Њересьева.
   - Ќе привезли? - кричали пилоты механикам сквозь рев мотора, еще не
подрулив к своему капониру.
   - Ђ об нем не слыхать? - интересовались "бензиновые короли",  когда
очередной бензовоз подруливал к закопанным в землю цистернам.
   € все слушали, не трещит ли где-нибудь над леском знакомый полковой
санитарный самолет...
   Љогда Ђлексей очнулсЯ на упруго покачивающихсЯ носилках, он  увидел
плотный  круг  знакомых  лиц.  Ћн  открыл  глаза.  ’олпа   обрадованно
зашумела. ‚озле самых носилок увидел он молодое неподвижное, сдержанно
улыбающеесЯ лицо командира полка, рЯдом с ним широкую красную и потную
физиономию начальника штаба  и  даже  круглое,  полное  и  белое  лицо
командира ЃЂЋ - батальон аэродромного обслуживаниЯ, - которого Ђлексей
терпеть не мог за формализм и скупость. ‘колько знакомых лиц!  Ќосилки
несет долговЯзый ћра. Ћн все  времЯ  безуспешно  стараетсЯ  оглЯнутьсЯ
назад, посмотреть на ЂлексеЯ и  потому  спотыкаетсЯ  на  каждом  шагу.
ђЯдом бежит рыженькаЯ девушка - сержант с метеостанции. Ђлексею раньше
казалось, что она за что-то не любит его, стараетсЯ не попадатьсЯ  ему
на глаза и всегда исподтишка следит за ним каким-то странным взглЯдом.
утЯ он называл ее "метеорологическим сержантом". ‚озле семенит летчик
Љукушкин, маленький человек с неприЯтным, желчным  лицом,  которого  в
эскадрилье не любЯт за вздорный нрав. Ћн тоже  улыбаетсЯ  и  стараетсЯ
попадать в такт огромным шагам ћры. Њересьеву вспомнилось,  что  перед
отлетом он в большой компании зло разыграл Љукушкина за не отданный им
долг, и был уверен, что этот злопамЯтный человек  никогда  не  простит
ему обиды. Ђ вот сейчас он бежит около носилок,  бережно  поддерживает
их и свирепо расталкивает локтЯми толпу,  чтобы  предохранить  его  от
толчков.
   Ђлексей никогда и не подозревал, что у  него  столько  друзей.  ‚от
они, люди-то, когда раскрываютсЯ! …му стало  жаль  "метеорологического
сержанта", который его почему-то боЯлсЯ, было неловко перед командиром
ЃЂЋ, о скаредности которого он  пустил  по  дивизии  столько  шуток  и
анекдотов, захотелось извинитьсЯ перед Љукушкиным и  сказать  ребЯтам,
что это вовсе уж не такой неприЯтный и неуживчивый человек. “  ЂлексеЯ
было ощущение, что после всех мучений он попал наконец в родную семью,
где все ему искренне рады.
   …го бережно несли через поле к серебристому  санитарному  самолету,
замаскированному на опушке голого березового леска.  Ѓыло  видно,  что
техники уже запускают с помощью резинового амортизатора остывший мотор
"санитара".
   -  ’оварищ  майор...  -  сказал  вдруг  Њересьев  командиру  полка,
стараЯсь говорить как можно громче и увереннее.
   Љомандир, по обычаю своему тихо, загадочно улыбаЯсь,  наклонилсЯ  к
нему.
   - ’оварищ майор... разрешите мне не  лететь  в  Њоскву,  а  тут,  с
вами...
   Љомандир сорвал с головы шлем, мешавший ему слушать.
   - Ќе надо в Њоскву, Я хочу здесь, в медсанбате.
   Њайор снЯл меховую перчатку, нащупал под  одеЯлом  руку  ЂлексеЯ  и
пожал ее.
   - —удак, вас же лечить надо серьезно, по-настоЯщему.
   Ђлексей замотал головой. …му было хорошо, покойно. Ќи пережитое, ни
боль в ногах не казались уже страшными.
   - —его он? - просипел начальник штаба.
   - Џросит оставить его тут, с нами, - ответил командир, улыбаЯсь.
   € улыбка его в этот  момент  была  не  загадочнаЯ,  как  всегда,  а
теплаЯ, грустнаЯ.
   - „урак! ђомантика,  пример  длЯ  "Џионерской  правды",  -  засипел
начальник штаба. - …му честь, за ним самолет  из  Њосквы  прислали  по
распорЯжению самого командующего армией, а он - скажи пожалуйста!..
   Њересьев хотел было ответить,  что  никакой  он  не  романтик,  что
просто уверен он - тут, в палатке медсанбата, где  он  однажды  провел
несколько дней, залечиваЯ вывих ноги после неудачного  приземлениЯ  на
подбитой машине, в родной атмосфере, он поправитсЯ скорее,  чем  среди
неведомых удобств московской клиники. Ћн  подобрал  уже  слова,  чтобы
ответить начальнику штаба поЯзвительнее, но произнести их не успел.
   ’оскливо  завыла  сирена.  ‹ица  у  всех  сразу   стали   деловыми,
озабоченными. Њайор отдал несколько коротких приказаний, и люди  стали
разбегатьсЯ, как муравьи: кто  к  самолетам,  притаившимсЯ  на  опушке
леса, кто к землЯнке командного пункта, холмиком возвышавшейсЯ у  краЯ
полЯ.  кто  к  машинам,  спрЯтанным  в  леске.  Ђлексей  увидел  четко
вычерченный  дымом  на  небе  и  медленно  расплывавшийсЯ  седой  след
многохвостовой ракеты. Ћн понЯл: "‚оздух!"
   ‘ердце его забилось, ноздри заходили, и  он  почувствовал  во  всем
своем слабом теле возбуждающий холодок, что  всегда  бывало  с  ним  в
минуту опасности.
   ‹еночка, механик ћра и "метеорологический сержант", которым  нечего
было делать в охватившей аэродром напрЯженной  суете  боевой  тревоги,
втроем подхватили  носилки  и  бегом,  стараЯсь  попадать  в  ногу  и,
конечно, от волнениЯ не попадаЯ, понесли их к ближайшей лесной опушке.
   Ђлексей застонал.  Ћни  перешли  на  шаг.  Ђ  вдали  уже  судорожно
тарахтели автоматические зенитки. “же выползали на  взлетную  дорожку,
мчались по ней и уходили в небо один за  другим  звеньЯ  самолетов,  и
сквозь знакомый звон своих  моторов  Ђлексей  уже  слышал  наплывающий
из-за леса неровный, качающийсЯ гул, от которого мускулы у него как-то
сами собой собирались в комки,  напруживались,  и  он,  этот  немощный
человек,  привЯзанный  к  носилкам,   почувствовал   себЯ   в   кабине
истребителЯ  несущимсЯ  навстречу  врагу,  почувствовал  себЯ  гончей,
учуЯвшей дичь.
   Ќосилки не влезли в узкую "щель". Љогда заботливый  ћра  и  девушка
хотели снести ЂлексеЯ вниз на руках, он запротестовал и сказал,  чтобы
оставили носилки на опушке, в тени большой коренастой березы. ‹ежа под
ней, он стал очевидцем  событий,  стремительно,  как  в  тЯжелом  сне,
развернувшихсЯ в последние минуты. ‹етчикам редко приходитсЯ наблюдать
с земли воздушный бой. Њересьеву, летавшему в боевой авиации с первого
днЯ войны, не доводилось видеть воздушный бой с земли ни разу.  €  вот
он, привыкший к молниеносным скоростЯм воздушной схватки, с удивлением
смотрел, каким медленным и нестрашным выглЯдит воздушный  бой  отсюда,
как тЯгучи движениЯ стареньких тупоносых "ишачков" и каким  безобидным
слышитсЯ сверху гром их пулеметов, напоминающий здесь что-то домашнее:
не то стрекотанье швейной машины, не то  хруст  медленно  разрываемого
коленкора.
   „венадцать немецких бомбардировщиков гусиным строем обошли аэродром
стороной и исчезли в Ярких  лучах  высоко  стоЯвшего  солнца.  Ћттуда,
из-за облаков с полыхающими от солнца краЯми, на которые  больно  было
смотреть, слышалсЯ басовитый, похожий на гуденье майских жуков рев  их
моторов.
   …ще отчаЯннее бесновались и лаЯли в леске  автоматические  зенитки.
„ымки  разрывов  расплывались  в  небе,  похожие  на  летЯщие   семена
одуванчика. Ќо видно  ничего  не  было,  кроме  редкого  взблескиваниЯ
крыльев истребителей.
   ѓуд гигантских майских жуков все чаще и  чаще  перебивали  короткие
звуки разрываемого коленкора: гррр, гррр, гррр! ‚ сверкании  солнечных
лучей шел невидимый с земли бой, но был он  так  непохож  на  то,  что
видит  участник  воздушной  схватки,  и   казалсЯ   он   снизу   таким
незначительным и неинтересным, что Ђлексей следил  за  ним  совершенно
спокойно.
   „аже когда сверху послышалсЯ  пронзительно  сверлЯщий,  нарастающий
визг и, точно черные капли, стрЯхнутые  с  кисточки,  понеслись  вниз,
стремительно увеличиваЯсь в объеме, серии  бомб,  он  не  испугалсЯ  и
слегка приподнЯл голову, чтобы посмотреть, куда они упадут.
   ’ут несказанно удивил ЂлексеЯ  "метеорологический  сержант".  Љогда
визг бомб поднЯлсЯ до самой высокой ноты, девушка, стоЯвшаЯ по поЯс  в
щели и, как всегда, исподтишка смотревшаЯ на  него,  вдруг  выскочила,
бросилась к носилкам, упала и всем дрожащим от волнениЯ и страха телом
закрыла его, прижимаЯ к земле.
   Ќа мгновение рЯдом, возле  самых  глаз,  увидел  он  ее  загорелое,
совсем детское, с пухлыми губами и тупым  облупившимсЯ  носиком  лицо.
ѓрЯнул разрыв - где-то в лесу. ‘разу же ближе раздалсЯ другой, третий,
четвертый. ЏЯтый грохнул так, что, подпрыгнув,  загудела  землЯ  и  со
свистом упала обрубленнаЯ осколком широкаЯ крона березы,  под  которой
лежал Ђлексей. …ще раз мелькнуло  перед  глазами  бледное,  искаженное
ужасом девичье лицо, он почувствовал на своей щеке ее прохладную щеку,
и в коротком перерыве между грохотом двух бомбовых очередей губы  этой
девушки испуганно и неистово шепнули:
   - Њилый!.. Њилый!
   ЌоваЯ бомбоваЯ очередь потрЯсла землю. Ќад  аэродромом  с  грохотом
взметнулись к небу столбы разрывов - точно выскочила из земли  шеренга
деревьев, их  кроны  мгновенно  распахнулись,  потом  с  громом  опали
комьЯми мерзлого грунта, оставив  в  воздухе  бурый,  едкий,  пахнущий
чесноком дым.
   Љогда дым осел, кругом было уже тихо.  ‡вуки  воздушного  боЯ  едва
слышались из-за леса.  „евушка  уже  вскочила  на  ноги,  щеки  ее  из
зеленовато-бледных стали багровыми, она покраснела до слез и, не глЯдЯ
на ЂлексеЯ, извинЯлась:
   - џ не сделала вам больно? „ура Я, дура, господи, извините менЯ!
   - —то ж теперь каЯтьсЯ? - ворчал ћра, которому обидно было, что  не
он, а эта вот девчонка с метеостанции закрыла собой его друга.
   ‚орча, он отрЯхнул свой  комбинезон,  почесал  в  затылке,  покачал
головой, смотрЯ на  лучистый  излом  обезглавленной  осколком  березы,
ствол которой быстро  заплывал  прозрачным  соком.  ќто  сок  раненого
дерева, сверкаЯ, стекал по мшистой коре и капал  на  землю,  чистый  и
прозрачный, как слеза.
   - ѓлЯдите ж, береза плачет, - сказала  ‹еночка,  котораЯ  в  минуту
опасности не потерЯла своего задорного удивленного вида.
   - ‡аплачешь! - мрачно ответил ћра. - Ќу,  сеанс  окончен,  понесли.
–ел санитар-то, не пригрело его?
   - ‚есна! - сказал Њересьев, посмотрев на израненный  ствол  дерева,
на прозрачный, сверкающий на солнце сок, частыми каплЯми  падающий  на
землю, на курносого, в не по росту большой шинели  "метеорологического
сержанта", которого он не знал даже, как зовут.
   Љогда втроем - ћра спереди, а девушки сзади - несли его  носилки  к
самолету через дымЯщиесЯ еще воронки, в которые натекала  талаЯ  вода,
он с любопытством косилсЯ на маленькую крепкую руку, высовывавшуюсЯ из
грубого обшлага шинели и цепко державшую носилки. —то с ней?  €ли  эти
слова померещились ему с испугу?
   ‚ этот знаменательный длЯ ЂлексеЯ Њересьева день ему довелось стать
свидетелем еще одного событиЯ. “же близок был  серебристый  самолет  с
красными  крестами  на  крыльЯх  и  фюзелЯже,  уже  видно  было,  как,
покачиваЯ головой, ходит вокруг него бортмеханик, оглЯдываЯ, не побило
ли машину осколком и взрывной волной, - когда  один  за  другим  стали
садитьсЯ истребители. Ћни вырывались из-за леса и, скользнув вниз,  не
делаЯ обычного круга, приземлЯлись  и  с  ходу  подруливали  к  лесной
опушке, к своим капонирам.
   ‘коро небо стихло. Ђэродром очистилсЯ, смолкла воркотнЯ  моторов  в
лесу. Ќо у командного пункта  еще  стоЯли  люди  и  смотрели  в  небо,
загораживаЯ ладонЯми глаза от солнца.
   - "„евЯтка" не пришла! Љукушкин застрЯл! - сообщил ћра.
   Ђлексей  вспомнил  маленькое  желчное  личико   Љукушкина,   всегда
сохранЯвшее брюзгливое выражение, и вспомнил, как этот самый  Љукушкин
сегоднЯ заботливо поддерживал его носилки. Ќеужели? ќта  мысль,  такаЯ
обычнаЯ длЯ летчиков в горЯчие дни, сейчас, когда  Ђлексей  выключилсЯ
из жизни аэродрома, заставила его вздрогнуть.
   ‚ это времЯ в небе послышалсЯ рокот.
   ћра радостно подскочил:
   - Ћн!
   “ командного пункта произошло движение. —то-то случилось. "„евЯтка"
не садилась, а шла над аэродромом по  широкому  кругу,  и,  когда  она
проходила над головой ЂлексеЯ, он увидел, что часть крыла у нее отбита
и - самое страшное! - из фюзелЯжа виднелась только одна "нога". ‚оздух
одна за другой вспороли красные  ракеты.  Љукушкин  снова  прошел  над
головами. …го  самолет  напоминал  птицу,  кружащуюсЯ  над  разоренным
гнездом и не знающую, куда ей сесть. Ћн шел уже на третий круг.
   - ‘ейчас прыгнет, бензин на исходе, на соплЯх дожимает! - прошептал
ћра, смотрЯ на часы.
   ‚  таких  случаЯх,  когда  посадка  была  уже  невозможна,  летчику
разрешалось, набрав высоту, выбрасыватьсЯ с парашютом. ‚ероЯтно, такой
приказ получила уже с земли и  "девЯтка".  Ќо  она  упрЯмо  ходила  по
кругу.
   ћра смотрел то на самолет, то на  часы.  Љогда  ему  казалось,  что
мотор работает тише, он приседал и отворачивалсЯ.  Ќеужели  он  думает
спасти машину? "Џрыгай, да прыгай же!" - думал каждый.
   ‘  аэродрома  соскользнул  истребитель  с   единицей   на   хвосте:
рванувшись в воздух, он с первого же  круга  мастерски  подстроилсЯ  к
раненой  "девЯтке".  Џо  спокойно-мастерскому  стилю  полета   Ђлексей
угадал, что это сам командир полка. ђешив, очевидно, что  у  Љукушкина
испортилось радио или что он растерЯлсЯ,  он  пошел  к  нему,  покачал
крыльЯми, сигналЯ: "делай, что Я", и стал уходить в  сторону,  забираЯ
ввысь. Ћн приказывал ему отойти в сторону и прыгать.  Љак  раз  в  это
времЯ Љукушкин сбавил газ и пошел на посадку. ђаненый  самолет  его  с
поломан