        ‚алентин ђаспутин. „очь €вана, мать €вана (фрагмент)

---------------------------------------------------------------
   &copy; ‚алентин ђаспутин
   Џовесть
   "Ќаш современник", No11, 2003 і http://nashsovr.aihs.net/
   Origin: http://nashsovr.aihs.net/p.php?y=2003&n=11&id=1 і  http://nashsovr.aihs.net/p.php?y=2003&n=11&id=1
---------------------------------------------------------------

     <b>„Ћ—њ €‚ЂЌЂ, ЊЂ’њ €‚ЂЌЂ</b>
     Џовесть

        —асть перваЯ

     Љухонное окно было над  подъездом, над его визгливой дверью, голосившей
всЯкий  раз,  когда входили и  выходили. ‚ том нетерпении, горевшем огнем, в
каком находилась ’амара €вановна, она бы услышала звук двери из любого угла,
даже из спальни на другой боковине квартиры, где уснул муж, но уже несколько
часов продолжала  стоЯть у окна, точно  вытЯнувшаЯсЯ  струна, направленнаЯ в
улицу и ожидающаЯ прикосновениЯ. Ќо там  было темно и  глухо. ‘ветовое пЯтно
от  лампочки у  подъезда  едва  доставало  до  низкого  штакетника,  которым
огорожен сквер и детскаЯ площадка в  нем среди высоких, шатром  разбросавших
ветви старых  тополей. € никто в него,  в этот недвижный  и блеклый световой
круг,  не  входил.  ’амара  €вановна   была  так  напрЯжена,  сама   пугаЯсь
продолжительности  накала  внутри,  до  сих  пор  не испепелившего  ее,  что
заметила бы любую тень в черном до темна  сквере  и услышала  бы любой скрад
шага  из-за  угла,  если  бы  они  только Явились.  Ќо  нет,  все замерло  и
оцепенело. ‘ улицы, загороженной и приглушенной спЯщими домами, поначалу еще
пошумливали машины -- точно запоздавшие птицы снимались с кормежки, теперь и
там вымерло.
     ‘амый глухой час ночи, наверное, уже больше трех.
     Њуж спит. Љак  же все-таки по-разному  устроены  мать и отец: разве она
могла бы уснуть? ‚ детЯх, может, и есть половина отца,  да только малаЯ она,
эта половина, без вынашиваньЯ и без того  вечного, неизносного присутствиЯ в
своем  чреве, которое чувствует  мать. €, рожаЯ  дитЯ  свое,  превращающеесЯ
затем  во  взрослого  человека,  не все она в родах и корчах выносит наружу:
впитавшеесЯ в стенки  то же самое  дитЯ остаетсЯ в ней навсегда. € не сердце
одно болело теперь у ’амары €вановны, а всЯ она превратилась в сгусток боли,
все  в ней исходило в пытке. Ќо скреблось  что-то и отдельно, особой  болью,
скреблось  и  скреблось,  разрываЯ ткани и выстанываЯ  одно слово. ‘креблась
она, ‘ветка, зовущаЯ мать...
     ‚ечером,  когда началась эта пытка, ЂнатолиЯ,  мужа,  дома  не было. Ќо
’амара  €вановна знала,  что он  у „емина, они затевали какое-то общее дело,
уже с месЯц дальше разговоров никуда не продвинувшеесЯ. ‡аводилой был „емин,
более  решительный  и  опытный  в  новой  жизни. Ћн  сразу  же,  как  только
покатилась  стараЯ жизнь  с высокой горки, грохоча, кувыркаЯсь и разбрасываЯ
обломки, ушел с автобазы, где они с Ђнатолием  сошлись до дружбы,  поработал
где-то снабженцем, а теперь имел свой киоск  на центральном рынке и торговал
всЯким шурум-бурумом от электролампочек и краски до запчастей к автомашинам.
Ђнатолий же застрЯл на  базе, которой отдал пЯтнадцать лет,  все реже и реже
выезжал в рейсы, да и то пустЯковые, возвращалсЯ обратно -- стыд сказать! --
то  с дровами, то  с навозом,  а то  и совсем порожнЯком. ’ерпел,  терпел  и
дотерпелсЯ   до  того,  что  выставлЯли  его  теперь  на  улицу.  Ћтрубалась
безжалостно за ненадобностью не только часть жизни, но и часть души: там, на
автобазе,  и  встретил он  ’амару, три года  она  рЯдом  с мужиками  крутила
баранку.
     ’амара €вановна отыскала его по телефону у „емина уже после одиннадцати
вечера.  „о этого она  сбегала на соседнюю  улицу к ‘веткиной подружке ‹юсе,
рослой и пышной  девчонке, которую  можно было принЯть  за  совсем вызревшую
женщину, если  бы  не  откровенно  кукольное  лицо  --  круглое, с  большими
вращающимисЯ  глазами  и  щеками-подушечками.  €  по  этому   лицу,  деланно
испуганному  и одновременно восторженному, нельзЯ  было  понЯть,  говорит ли
девчонка правду, будто она видела  ‘ветку только днем. ‚идела  на рынке, они
ходили  спрашивать  про  работу,  с  ними  была и  ‹ида  ’ополь.  ђаботы  не
сыскалось, и она, ‹юсЯ,  уехала, оставив подружек возле торгового комплекса.
Љогда  уходила,  заметила,  как  к ‘ветке  и ‹иде  подошел  какой-то  парень
кавказской национальности в джинсовой куртке.
     Ћдин был толк от  этого похода: ‹юсЯ назвала адрес ‹иды ’ополь, та жила
далеко, в микрорайоне.
     Џосле того, возвратившись домой, ’амара €вановна и позвонила Ђнатолию и
уже без  всЯких сомнений  сказала,  что  ‘ветка  потерЯлась.  ’акого еще  не
бывало,  чтобы она приходила  позже  девЯти. ќтот час  и  был ей указан  как
домашний порог, и задержатьсЯ где-нибудь по  своей воле после девЯти она  бы
не решилась. €вану,  младшему  на полтора года, дозволЯлось  больше, он  мог
летом,  как  сейчас, носитьсЯ  хоть до  полуночи,  и  никого  это не пугало:
парень.  € совсем  иное  дело  --  девчонка  шестнадцати  лет,  хорошенькаЯ,
нетвердаЯ,  любопытнаЯ, уже и  к этой поре соступившаЯ с проложенной дороги.
Ћна пошла в школу рано, шести лет, и рано же, после девЯтого класса, бросила
школу,  заразившись  поветрием,  невесть  откуда   налетевшим,  что  учитьсЯ
необЯзательно. Џошла на девЯтимесЯчные курсы  продавцов, поближе  к красивой
жизни. ‡акончила эти курсы,  а  не  работу не  берут: несовершеннолетнЯЯ.  €
вместе с подружками, с  которыми училась на курсах, принЯлась  похаживать на
рынок, выпрашивать торгашеское занЯтие,  трЯсти перед покупателем  хозЯйским
товаром.
     ‚от так.
     Ђнатолий  приехал с „еминым, в  деминской  машине.  ’амара €вановна, не
находЯ себе иного места, вот так  же стоЯла возле  кухонного окна и  видела,
как беззвучно и валко, вышариваЯ в густых сумерках дорогу в узком и дырЯвом,
Яма на Яме,  проезде,  подплыла "семерка" и выскочил Ђнатолий,  а  выскочив,
застопорил,  поджидаЯ „емина.  ’ак легко  было  догадатьсЯ: не хотелось  ему
одному подниматьсЯ  сейчас  в  родное гнездо с  нагрЯнувшей  туда угрозой  и
встретить  испуганный и требовательный  взглЯд  жены.  Ќо и ’амара  €вановна
вздохнула легче, увидев „емина. ‘ ним надежней. „емин выбралсЯ из  машины и,
как  всегда,  горбатисто,  клонЯсь  вперед,  со  свисающими с  плеч длинными
руками,  похожий  на  первобытного человека,  каким рисуют  его  в  школьных
учебниках,  первым шагнул  в  подъезд.  Ђ войдЯ в  открытую дверь, понЯв  по
напрЯженному лицу ’амары €вановны,  что девчонки по-прежнему нет,  сказал по
обыкновению гулко и с хрипотцой:
     -- Ќе паникуй. ђано паниковать. ‚ремЯ-то еще детское.
     Ќо все  услышали, в  том  числе  и  сам он, что  это были только слова.
Ќенужные слова.
     Ћставили дома €вана,  наказав ему не ложитьсЯ, пока  они  не  вернутсЯ,
дежурить неотлучно у телефона, и вышли.
     Џоехали.
     Ќочь  наступала теплаЯ, темнаЯ и вЯлаЯ, должно быть, к  дождю. Џрохожих
уже и не  было, зато разудало, почуЯв свободу, неслись  машины, в три-четыре
года свезенные сюда со  всего света, чтобы  устраивать гонки. € эти гонки на
чужом были  теперь во всем -- на трЯпках и коже, на чайниках  и сковородках,
на  семенах  морковки  и  картошки,  в  обучении  ребЯтишек  и  переобучении
профессоров,  в устройстве  любовных  утех и  публичных  потех,  в карманных
приборах и самолетных двигателЯх, в уличной рекламе и государственных речах.
‚се  хлынуло разом, как в  пустоту,  вытеснив свое в отвалы. ’олько хоронили
по-старому. € так часто теперь хоронили,  отпеваЯ в  церквах, что  казалось:
одновременно   с  сумасшедшим   рывком  вперед,   в   искрЯщуюсЯ  и  горЯчую
неизвестность,   происходит  и   испуганное  спЯчивание  назад,  в  знакомое
устройство жизни, заканчивающеесЯ похоронами. € казалось,  что поровну их --
одни, как бабочки, рвутсЯ к огню, другие, как кроты, закапываютсЯ в землю.
     …хали молча, только „емин покрЯхтывал, когда  "подрезали"  его иномарки
или ослеплЯли мощными встречными фарами,  не  считаЯ нужным переключатьсЯ на
ближний  свет. ‘пустились  в центр, по старому  мосту  перескочили  на левый
берег Ђнгары, повернули вправо и оставили  город позади. Џо сторонам  встала
темнота. —тобы не оцепенеть, ’амара €вановна на заднем сиденье, пригибаЯсь и
выворачиваЯ  перед стеклом голову, принЯлась высматривать в  небе звездочки.
€х не было,  широко стоЯло там, в высоте, как болотнаЯ рЯска, радужно-гнилое
свечение от электрического  разлива  города.  ’амара  €вановна,  не  отыскав
звездочки,  стала вспоминать,  загадывала ли она что-нибудь, высматриваЯ их,
но не  могла вспомнить, словно разошлась, разделилась уже на две части,  меж
которыми слабое сообщение.
     -- ’ихо едем? -- по-своему понЯл ее шевеление „емин.
     --  „а нет, „емин, не тихо. ’оропитьсЯ раньше  надо  было, -- уже  себе
сказала она.  Ђ  ему  добавила:  --  Љак въедем, у  второго  или  у третьего
светофора направо.
     -- ’очней некуда, -- хмыкнул „емин. Џосле молчаниЯ  они рады были любым
словам.
     -- „а... вот...  -- начал  и Ђнатолий,  и не  сложилось у него, что  он
хотел сказать.
     -- ѓде "вот"? -- не понЯл „емин.
     -- ѓде что?
     -- ’ы сказал: вот. ѓде "вот"?
     -- ‚от не знаю. џ тут не бываю, -- сказал Ђнатолий так простодушно, что
„емин хохотнул.
     „олго  искали  улицу по названию —еремуховаЯ;  если судить по названию,
должна была она находитьсЯ на краю поселка и быть  деревЯнной. ‘ворачивали и
у второго светофора, и  у третьего, утыкались то в болотину,  то в ангарский
берег, у каждого перекрестка останавливались,  наводили свет на угловые дома
и  заборы,  чтобы  отыскать   надпись,  но  микрорайон  в  этой  стороне  на
постороннего  человека  не  был рассчитан и имена  своих улиц  не  оставлЯл.
‘просить  было не у кого, шел первый час ночи. ’олько однажды разглЯдели они
фигуру, крадущуюсЯ по тротуару вдоль забора; „емин, опустив стекло, окликнул
ее с дружелюбием, на какое был способен, но фигура, походившаЯ на подростка,
вдруг сделала мгновенный прыжок и  провалились сквозь землю. „еревЯнные дома
лежали в темноте, какой-то  особенно плотной,  словно из освещенного  центра
она  всЯ  отступала  сюда;  в  каменных, этажных домах освещенных  окон было
больше,  но попробуй  достучись,  доберись  до них  за двойными  и  тройными
запорами.
     ’амара  €вановна из машины не  выходила. Ћтвалившись на спинку сиденьЯ,
упершись коленЯми в  переднее сиденье,  в странной  напрЯженной забывчивости
ждала, когда найдетсЯ  нужный дом. ’упо смотрела она в темноту и еще тупей в
запутанные  ходы тоннелЯ, по которым,  вспарываЯ перед  собой  фарами черную
плоть,  колесила  машина.  ‡амечала  и не  замечала, как мигает светом „емин
редким  встречным машинам, просЯ  остановки, не возмущалась и не удивлЯлась,
чувствуЯ  в этом  какое-то  даже  утешение, когда  те  проскальзывали мимо и
прибавлЯли ходу. Ќаконец одна, храбраЯ, затормозила. „емин зашагал  к ней, к
нему   вышел  коротышка,  похожий  на  бочонок,  и,  разминаЯ   ноги,  точно
приплЯсываЯ перед огромным „еминым, принЯлсЯ крутить руками.
     —еремуховаЯ  оказалась  вовсе  и  не в  стороне, а  рЯдом с центральной
улицей, протЯнувшейсЯ через весь микрорайон, и оказалась она переулком всего
с несколькими четырехэтажными домами. Ћстановились  у подъезда, конечно  же,
забронированного  железной   дверью,   совсем   темного,  во  мраке  как  бы
вдавленного  внутрь. „емин  на  ощупь воткнул  в круглую дыру один зубристый
штырь, потом второй -- дверь щелкнула и подалась.
     -- Њне идти? -- спросил он у ’амары €вановны.
     -- Ќе надо.
     € вот  перед нею и Ђнатолием втораЯ  ‘веткина  подружка  -- с вытЯнутым
вперед узким зверушечьим лицом  на сдавленной  по бокам  голове  и с живыми,
мечущими   мгновенные   взглЯды   круглыми   мигающими   глазами.   ‚ысокаЯ,
черноволосаЯ,  сметливаЯ,  старшаЯ  рЯдом со ‘веткой и ‹юсей, она  бывала  у
‚оротниковых.  ’амара  €вановна   мимоходом  присматривалась:  кто   из  них
верховодит?  €  не высмотрела,  все они притЯгивались  друг к другу какой-то
равно невеликой силой -- как временные  попутчицы,  ищущие общих занЯтий. Ќо
эта,  ‹ида, была  хитрее.  ‚строен был  в нее особый инструмент, дающийсЯ не
всем, на  котором она умела играть. …сть люди,  нисколько не скрывающие, что
они хитрЯт, хитрость у  них написана на лице,  выдающем  поиски замысловатых
боковых ходов,  но  так  она  располагающа,  такой она  кажетсЯ  невинной  и
бестолковой, более того -- приЯтной, что никаких подозрений не вызывает.
     ‹иду поднЯли с постели, и теперь она, испуганнаЯ, с нервно двигающимисЯ
тонкими губами, в коротком и узком застиранном халатике, едва сходЯщемсЯ  на
скромной груди, стоЯла  возле  круглого  голого  стола рЯдом  с  зашторенным
окном. Џо другую сторону стола сидела мать, вЯлаЯ  и невыразительнаЯ женщина
с  таким  же,  как  у  дочери,  вытЯнутым  лицом,  подавленнаЯ  не  приходом
непрошеных гостей среди ночи, а подавленнаЯ чем-то давно и безысходно. ѓлаза
ее смотрели пронзительно и устало, с какой-то пронизывающей тупостью. ’амару
€вановну и  ЂнатолиЯ усадили на диван, уже раздвинутый длЯ сна, со скатанной
в валик постелью.
     ‹иду   застали  врасплох,  она  не  знала,  как  отвечать.  €  отвечала
осторожно,   выдаваЯ  недосказанное   подергиваниЯми   плеч,   то  ли   себЯ
выгораживаЯ,  то ли  ‘ветку.  Џрежде чем говорить, спросила:  а  что сказала
‹юсЯ? ‘казала,  что она уехала? Ќет,  не  обманула, вправду  уехала. Ђ к ним
возле  торгового  комплекса  подошел парень.  Ћн на  рынке фруктами торгует,
приезжий.  Љак  зовут?  Ћн  сказал, как  зовут,  Я  нерусские имена  не умею
запоминать.  ѓоворил?   Ћн  к  ‘ветке   приставал,  говорил,   что  она  ему
понравилась, он к  ‘ветке  не  в первый раз подходит. ѓоворил: зачем ты менЯ
обманула, тебЯ  зовут  не  Њарина. ‘казал...  город ему  понравилсЯ,  просил
показать  город... џ, говорит,  поймаю  машину,  вы  мне  покажете. Ќет,  не
согласились.  Њы  уходим,  а он не отстает, прилип.  Љое-как  убежали. Џотом
‘ветка пошла к дЯде ‚олоде, а Я поехала домой.
     „ЯдЯ  ‚олодЯ -- это „емин, у него на рынке киоск, куда ‘ветка, и верно,
забегала частенько.
     ђасспрашивал Ђнатолий, ’амара  €вановна не вмешивалась. Ћна и  слушала,
казалось, вполуха, занЯтаЯ пристальным и тЯжелым изучением обстановки в этом
жилье.   „вухкомнатнаЯ  квартира  была  запущенной,  до  последней  бедности
оставалось немного. ђжавые потеки с отставшей известью на  потолке, когда-то
зелененькие обои, выцветшие,  померкшие, разлохмаченные в швах. Њать пьющаЯ,
взглЯд застывающий,  невидЯщий. ЏьющаЯ, должно  быть, не в последней стадии,
есть еще куда падать. Џродолжает обманыватьсЯ, что устоит. Њать с дочерью не
в ладах, доходит до крика,  а потом  мать плачет перед дочерью, а потом дочь
плачет в одиночестве. €  рветсЯ вырватьсЯ, и боитсЯ опоздать, рано услышав в
себе беспощадный отсчет времени. Ѓольшой рыжий кот третсЯ  о ноги, вычесываЯ
шерсть, и просительно задирает голову, в глазах тоска...
     -- ‚се рассказала? -- спросил Ђнатолий.
     -- ‚се.
     € тогда, уставив беспощадный взглЯд на подружку дочери, ’амара €вановна
отчеканила:
     --  ‚от  что,  милаЯ.  ’ы рассказала...  как ты рассказала -- нам  надо
сейчас  ехать  в милицию и  писать заЯвление. ‘ветки-то нет, она пропала. ’ы
была последнЯЯ, кто ее видел. „ЯдЯ ‚олодЯ  внизу в машине, ‘ветка к нему  не
приходила. Њы напишем заЯвление  и еще до  утра милициЯ приедет с  допросом.
’ам другой разговор будет. ’ак что давай-ка дальше. ’ы не все рассказала.
     -- џ все рассказала.
     -- Љогда вы со ‘веткой разошлись?
     -- Ќе помню точно... часов в пЯть.
     -- Ђ когда ты приехала домой?
     ‹ида молча вела какие-то подсчеты; мать ответила за нее:
     --  —асов  в девЯть. -- €  сказала дочери без нажима:  --  ђассказывай,
‹идиЯ, затаскают.
     ‚идно было, что девчонка  струсила, уже не только по губам, а по  всему
лицу  стали прокатыватьсЯ судороги, подсчеты  подходили к тому  концу,  куда
направлЯла их ’амара €вановна.
     -- ‚ы вместе куда-то пошли или поехали? -- наступала она.
     -- Џоехали...
     € рассказала, сначала под  продолжающимисЯ вопросами, а затем уже и без
них, говорЯ  и  испуганно  взглЯдываЯ на ’амару €вановну, пугаЯсь  ее вида и
говорЯ уже с отчаЯнием, -- рассказала подружка, что кавказец, узнав, что они
продавцы без товара и ищут работу, предложил им поехать к своему двоюродному
брату, тот ищет  таких,  как они, потому  что  ему  надо  срочно  распродать
большую  партию  китайских  товаров.  Ћни  долго  не соглашались,  но парень
настаивал, показал какой-то документ, говорил, что это недалеко  и они скоро
вернутсЯ,  у  него  Яблоки на прилавке, ему  задерживатьсЯ нельзЯ.  Џока они
раздумывали, он  остановил машину,  затолкал  упирающихсЯ  девчонок и сказал
шоферу, куда ехать. …хать действительно было недалеко, на бульвар Џостышева,
в общежитие  длЯ малосемейных. ‚ однокомнатной квартире был старик, он сразу
ушел. Ќикакого брата не оказалось. Ћни просидели  часа два, пили чай, парень
предлагал вино. Ќо вино не  пили. ‚сЯкий раз, когда они поднимались уходить,
он  кричал: "Џридет! Џридет!" ќто он о брате. Џотом  стал говорить,  что  он
знает, где брат, надо поехать к  нему, тут тоже недалеко. —тобы выбратьсЯ из
этой  квартиры,  они  согласились,  хотели  обмануть  его.  Ќа машине  ехать
отказались, пошли на трамвай. Џарень взЯл  ‘ветку под руку и не выпускал. Ќа
трамвайной остановке было много народу, но он все равно не выпускал, как она
ни  вырывалась.  ’ам,  на  остановке,  она  от   них,   от  этого  кавказца,
вцепившегосЯ в ‘ветку, сбежала.
     Љо  всему  была готова ’амара €вановна,  но  все  равно как  топором ее
оглушило. Ђнатолий расспрашивал,  как найти это общежитие длЯ малосе­мейных;
девчонка,  повторЯЯ  "визуально",  "визуально",  нравЯщеесЯ   ей,  очевидно,
звучанием, как и большинство чужих  слов, довольно  толково  рассказала, где
оно и как отыскать квартиру.
     ‚озле общежитиЯ ’амара €вановна и из  машины выходить не стала, сидела,
уставившись в темноту,  дышала  с  подсвистом, как больнаЯ, и ничего,  кроме
затвердевшей, туго спеленавшей  ее черноты, не  ощущала. —увствительность  и
боль нахлынули  потом, когда,  воротившись  домой ни  с чем,  встала  она  в
одиночестве  возле  кухонного  окна  под  наплывающие   и  все  жуткие,  все
обдирающие сердце картины того, что могло быть со ‘веткой.
     * * *
     Њуж называл ’амару €вановну  телеграфисткой. Ћна,  и верно,  начинала в
городе с того,  что работала после курсов на телеграфе и усвоила,  не будучи
от природы словоохотливой, четкий  и сжатый стиль разговора. Ќа  болтливость
она  смотрела, как  на распущенность, как  на неумение  владеть собой, и  по
первости, как сошлись, нередко с удивлением и даже с некоторой завистью к не
свойственному  ей  таланту останавливала  ЂнатолиЯ,  любившего  пускатьсЯ  в
длинные рассуждениЯ:
     -- “дила бы  тебе от уздечки  под  Язык, чтоб поменьше  молол! ѓнет  бы
какой,  чтобы он усталь знал,  не  балаболил, как заводной. -- € прищуривала
свои  красивые карие  глаза, видЯ, казалось, всю гору мЯкины, которую мог он
намолоть, если не остановить.
     Ћн не оставалсЯ в долгу:
     -- Ќа  менЯ уздечку, ладно,  уздечку, а тебе подрезать бы его маленько,
Язык-то твой, подрезают же ребЯтенкам в детстве, когда он врастет в гортань,
как полено. Ђ эту девочку упустили, она только и знает, что тпру да ну!
     -- ’пру-у‡амолчи, ботало!
     -- ‚от-вот.
     € -- как накаркала ’амара  €вановна: в последние годы прикусил Ђнатолий
Язык. ’акой гнет свалилсЯ  на них,  так придавил, что  и  сказать  оказалось
нечего, всЯкое слово, если не произносилось оно  длЯ самой простой житейской
надобности, стало  представлЯтьсЯ  не  просто пустым,  а  и чужим, словно бы
сказанным по наущению через тебЯ длЯ твоего же унижениЯ.
     Ћни  оба были  крепышами, прочно  и  аккуратно  сбитыми по одной мерке,
вызывающими, когда  шли  рЯдом, удовлетворенные взглЯды -- как  от  хорошего
сорта  чего бы то ни  было.  Ћна  ходила по-мужски, уверенным  и размашистым
шагом,  "ступью",  как  говорили раньше, желаЯ  сказать  о  весомости  шага,
чувствуемого землей. „а и все делала с  заглубом,  с запасом: если разводила
стрЯпню, то  на две  семьи; картошки накапывали,  капусты насаливали больше,
чем могли съесть, и корила себЯ за это,  и ничего не могла с собой поделать,
а оказалась права, когда наступили времена,  что любого запаса стало мало. Љ
Ђнатолию присматривалась почти год, прежде чем сказать "да" и позволить себЯ
обнЯть;  через полтора года после  дочери  родила сына  и сразу же  пошла на
третью  беременность, да жестокаЯ  желтуха заставила  отказатьсЯ  от  родов.
Џочти до тридцати годов носила русую косу во всю  спину --  из одного только
упрЯмства,  из сопротивлениЯ  моде,  по которой  весь женский пол  поголовно
смахивает косы, как свЯзанные овцы шерсть,  -- пока не прочитала в одном  из
старых журнальных советов, что  невысоким  и  широколицым  девушкам  коса не
идет. Ќу, не идет так не  идет --  всему  старому  она доверЯла больше,  чем
новому, -- и смахнула, а потом долго смотрела на себЯ в  зеркало с  досадой,
будто все сразу в ней, и без того не рослой, стало короче -- и ноги, и руки,
и шеЯ. € больно кольнуло, когда ‘ветка в пЯтом, кажетсЯ,  классе запросилась
под ножницы: ну как девочке без косы, прЯмо разор какой-то, ведь не косу она
в малолетстве убирает,  а жизнь  направлЯет.  Њода? „а что  это за владычица
такаЯ, что все  перед ней на колени, никто устоЯть  не моги?!  ’орговка это,
устраивающаЯ  перемену  товара,  наживающаЯсЯ на  всесветном раболепии. Ќо и
сама одевалась хоть и не броско, но по моде, дав моде притеретьсЯ в  народе,
приглЯдевшись, что в ней хорошо и что нет. „жинсы -- да ведь это крепчайшаЯ,
хоть на  камнЯх дери, ткань; эту моду давай сюда. Љожаные куртки пошли -- да
ведь кожа  испокон была у  нас в носке, забыли о ней  по великой бедности, а
миновала  нужда, и о  коже пора  вспомнить. Ћна и представить себе не могла,
что совсем  не за долгими годами  суждено ей быть закройщицей на фабрике, да
не на какой-нибудь, а на кожаной, и фабрика эта к той поре станет называтьсЯ
фир-мой.
     Ћна рано убежала из деревни, еще  и семнадцати  не исполнилось. ‚се они
рвались тогда в город, как бабочки на огонь, и сгорали  в нем.  ‘горали одни
сразу, в первые же годы, другие позже, но кончалось, за малыми исключениЯми,
одинаково --  загубленной  жизнью  и бабьей обездоленностью.  Џовыдергают  у
неопытной еще,  еще  не  запасшейсЯ умишком девчонки  перышки,  а там  лети.
’амара  €вановна  могла  считать  себЯ  везучей   --  при  надежном  муже  и
неиспорченных  детЯх, умевшаЯ оберегатьсЯ и от безоглЯдного сломЯголовства в
опьЯнении новизной, и  от цыплЯчьей доверчивости, этими  двумЯ нетерпеливыми
вожатыми, которые  и  приводЯт деревенских девчонок к беде. ’амара  €вановна
продвигалась  вперед неторопливыми  и  выверенными шагами,  выстраиваЯ  свою
судьбу как крепость, без единого серьезного ушиба, только дальше и дальше.
     Ќо страннаЯ  это была прЯмоходность -- не подхватывающаЯсЯ из  одного в
другое, не  выматывающаЯ  одну  нить,  все обрастающую и  обрастающую  новой
нажитью,  а топорщилась  эта  нить на подвЯзЯх узелками. € все подвЯзи имели
начало там,  в  деревне. ђодилась  девочкой -- значит,  должна была,  в свою
очередь, рожать, обихаживать и воспитывать детей, натакивать  их на добро. €
никаких  ошибок  тут,  если   дети  живы-здоровы  и  знай  себе  растут  под
родительской  опекой, казалось, и быть не могло;  не  считать  же  за ошибку
повторЯющуюсЯ беременность...  Ќо  и  это  только казалось.  ‚ телеграфистки
пошла -- запала в памЯть прочитаннаЯ в детстве книжка о молодых радистках на
войне.  —итала  она  ее летом  на  сеновале, прЯчась,  чтобы не  нашли и  не
помешали. ‚се  вокруг звучало  и пело  в торжестве  сытой  природной  жизни,
надрывались  петухи,  утомленно и  гулко трубили  возвращающиесЯ с поскотины
коровы, напевали ласточки над головой на крыше, тарахтел трактор на холостом
ходу, то взвываЯ мотором, то переходЯ на усталый  бормоток. ‚  воздухе стоЯл
сплошной  гул  от  мухоты; от  дыха низкого вечернего  солнца  похаживал  по
сеннику, по  сухому, измЯтому в лепешку прошлогоднему накосу слабый ветер. €
мать кричала с крыльца, растЯгиваЯ "а": "’омка-а-а!", прерываЯ себЯ коротким
и нетерпеливым на "о": "’омка, лешаЯ, куда  ты запропастилась!" Ђ ’омка, как
в младенчестве,  уткнувшись лицом в открытую  книгу, чтобы ее не было видно,
выжидала,  когда стихнет зов,  и снова хватала, хватала  воровато  куски  из
книги и никак не могла насытитьсЯ.
     Ќичего  в  памЯти  из книги  не  осталось,  кроме того,  что героинЯ  в
чувственном отчаЯнии посылает в эфир  признание в любви молодому лейтенанту,
отозванному в другую  часть, те самые слова, которые она не решалась сказать
при встречах с ним. Ќо осталась затаеннаЯ мечта тоже что-то посылать в эфир,
в  это могучее  и  прекрасное  пространство,  посылать  личное, несказанное,
такое, от  чего вознеслась бы  сразу и  расцвела всЯ  ее  неказистаЯ  жизнь.
ЋсталсЯ звучащий  на разные голоса, но одно  выпевающий, одно обещающий, как
оркестр,  небесный  простор  и то счастливое до блаженства состоЯние,  когда
она, покачиваЯсь, как на  волне, вздымаЯсь и опускаЯсь, плыла и плыла по его
золотистому  безбрежью.  €,  наткнувшись в городе на  объЯвление о наборе на
курсы телеграфисток, ни минуты не сомневаЯсь, она по нему и пошла.
     „ва  года проработала на  телеграфе --  все  не  так,  как  мерещилось.
‘начала нравилось, но больше, пожалуй,  от тихой гордости собой: захотела --
и  исполнила свою грезу,  ничто  не смогло  остановить.  Џотом стало обручем
давить  однообразие работы и унылые тексты телеграмм, которые  можно уложить
всего-то  в десЯток  образцов: поздравлениЯ, оправданиЯ,  просьбы, похороны,
рождениЯ,  приезды и отъезды... ‘тали замечатьсЯ и  дым коромыслом в туалете
от  курЯщих девчонок, и  неинтересные, неискренние  разговоры в коридоре,  и
грубость старшей по смене, и выжженный электричеством воздух в операторской.
Ћказалось,  кроме того, что и душу  ей послать в эфир  некому.  Ћна  ушла из
телеграфисток, так и  не  взлетев  ни  разу  в  это  великолепное  и  гулкое
пространство, по которому лучиками и звездочками мчатсЯ навстречу друг другу
неземной любви признаниЯ.
     Ћтец научил ’амару в четырнадцать лет водить мотоцикл, в пЯтнадцать она
села в  машину. Џоэтому, недолго размышлЯЯ, чем ей занЯтьсЯ, пошла она после
телеграфа на курсы  шоферов, а потом устроилась на автобазу облпотреб­союза,
где и встретилась с Ђнатолием ‚оротниковым, своим будущим мужем. Ћн, как это
и заведено  было среди мужиков, все звал ее в  напарницы длЯ дальних рейсов,
пока она не ответила насмешливо:
     -- ‡овешь, а сам боишьсЯ: а ну как соглашусь!
     Ћн с растерЯнным смешком согласилсЯ:
     -- Ѓоюсь.  ‡аклюет  братва.  Ќо и не хочу,  чтоб  ты к другому пошла  в
напарницы. ’огда уж лучше ко мне. џ не обижу.
     Љончилось тем, что она пошла к нему  в напарницы длЯ самого дальнего  и
тЯжелого рейса -- длЯ жизни.
     ‚ шоферах  ей нравилось. ‹юбила она, когда в дороге на нее оглЯдывались
-- женщин  за баранкой  тЯжелых машин тогда  было раз-два  и  обчелсЯ, и  на
тракте,  во  встречном  потоке,  парни  в  мгновенном ухажерстве  вскидывали
дурашливо  руки, округлЯли глаза,  сигналили,  а пожилые,  с  большим стажем
водители, должно быть  фронтовики, одинаково склонЯли головы и прикла­дывали
руку  к  виску,  отдаваЯ  честь.  Ќравилось ей это дорожное братство  людей,
занЯтых  тЯжким  и  важным  делом.  ‹юбила  ровное  гудение  мотора,   свист
разрываемого  воздуха,  стукоток  кузова  за спиной,  научилась чувствовать,
будто в себе самой, и натЯг  мотора, и тЯжесть груза, и то, как он уложен, и
меру  сцеплениЯ  резиновых скатов  с асфальтом. Ћсобенно  любила  утренние и
вечерние  часы  в дороге;  утром  свежо,  воздух  упругий,  тело после  ночи
отдохнувшее,   ловкое,  жаждущее  движениЯ,   словно   бы  разматывающее   и
разматывающее,  как  лебедка,  силы,   и  машина  тоже   все  разбегаетсЯ  и
разбегаетсЯ, становитсЯ все мощней и послушней, и вздохи ее при переключении
скоростей все  легче. ‚ечером, особенно  осенью, при заходЯщем  солнце, оно,
большое, наплывшее, играет с нею, перекидываетсЯ с левого  борта на правый и
обратно, приседает  совсем низко  к горизонту и вдруг откидываетсЯ, ищет длЯ
прислона неколючий выгорбок; в небе плавно качаютсЯ большие птицы;  кружатсЯ
перед  глазами  разрЯженные  перелески; капот  разрисован  травЯной  пыльцой
причудливыми  картинками.  ‚ечерами  в  уставшем   теле  ЯвлЯетсЯ   какаЯ-то
особеннаЯ, спокойнаЯ и зрЯчаЯ, все замечающаЯ, на все откликающаЯсЯ любовь к
жизни.
     …й досталась крепкаЯ,  ходившаЯ в хороших руках, машина ‡€‹-130,  и она
года  два  не  знала  с  нею  горюшка.  Ђ  если  где  в  дороге  приходилось
приторма­живать и задирать капот,  склонЯЯсь над ходовым хозЯйством, уж  как
пить дать  скоро  кто-нибудь  подъезжал  и предлагал помощь.  ’огда это было
делом  обычным.  Ќо она  и сама хорошо  разбиралась в машине, тоже с деревни
еще, от  отца. „а и в дальние рейсы ходила  мало:  не приспособлены они  длЯ
женщины.  Ќа  постоЯлых дворах  одно  мужичье,  так что  и  места  не найти,
назойливое внимание,  грубые  шуточки.  €  она  стала соглашатьсЯ только  на
поездки, укладывающиесЯ  в  день.  Ќа  базе их, женщин  за рулем, было всего
трое;  одну,  разбитную  безмужнюю  Љлавку,   называли  почему-то  Ѓрашей  и
распевали:

     Људы Ѓраша, туды Я,
     ’уды Я, тудыт менЯ...

     ‚тораЯ, с двадцатилетнем стажем за рулем, крупнаЯ, с  вырубленным грубо
лицом, пугающаЯ  ’амару своей мужиковатостью, бесстрашнаЯ и громкаЯ ‚икториЯ
•лыстова,  не боЯлась  ни начальства, ни мужиков,  ни дорог,  ни  постоев. €
начальство, и мужики ее побаивались. ѓлЯдЯ на нее, бабе можно было поучитьсЯ
постоЯть за  себЯ в мужичьем коллективе,  но заодно надо было учитьсЯ  и  не
перебирать в этом умении до потери в себе женщины.  ѓлавный же урок, который
выучила  ’амара  €вановна, присматриваЯсь  к ‚иктории,  было понимание,  что
нельзЯ тут, среди этого неженского дела, задерживатьсЯ надолго, иначе и сама
не заметишь, как превратишьсЯ в железЯку.
     Ћна уходила по беременности,  но на родившейсЯ девочке не остановились,
вслед за первой беременностью решились под запал на вторую -- и ушла совсем.
Њаленьких надо  было  устраивать в  Ясли  -- и устроила бы, упорства  ей  не
занимать,  но  как представишь: утром чуть свет бегом тащить их, полусонных,
силою   вырванных   из  постели,  одну  на  своих  ножонках,  упирающуюсЯ  и
всхлипывающую, второго на руках, а потом вприпрыжку  на работу, вечером надо
вовремЯ поставить машину,  вовремЯ забрать ребЯтишек домой,  а что такое  на
разъездной грузовой машине  "вовремЯ", там  все часы, весь порЯдок кувырком;
как  представила все это, надрывающее ребЯтишек и себЯ,  и с решительностью,
привыкнув все делать решительно,  устроилась  рЯдом  с  ними нЯнечкой. Џосле
шоферов  --  попки  вытирать;  после  мужской,  полетной  удалой  работы  --
внаклонку, чуть не ползком, в глухих стенах, всегда с  мокрыми руками; после
упругого,  струйного,  песенного  звука  мотора  --  беспрестанно  вЯзкий  и
надрывный  крик.  "Ќу,  развели  опЯть   ораторию",  --  добродушно  ворчала
заведующаЯ, рыхлаЯ и томнаЯ бурЯтка с  печальными глазами и больными ногами,
по  имени  Ћлимпиада  €ннокентьевна,  всегда,  зимой и  летом, кутавшаЯсЯ  в
пуховую серую шаль.  ’амара €вановна, толком не  знаЯ,  что такое  ораториЯ,
воображаЯ  только, что  это  должно  быть что-то  громкое  и напыщенное, что
поетсЯ в театре, полюбила  это слово; пройдет три года, она сама  подниметсЯ
до заведующей и, точно так же входЯ в ползунковую группу, с которой начинала
и в которой никогда не стихал надсадный ор, будет с удовольствием повторЯть:
"ђазвели  опЯть  свою ораторию" и с  насмешкой смотреть на себЯ в большое, в
рост человека,  дымного стекла зеркало в прихожей, не переставаЯ удивлЯтьсЯ,
как  она здесь оказалась.  “ нее было  острое, как  у животного,  чувственно
сильное  восприЯтие жизни с необыкновенно развитым обонЯнием,  перелившимсЯ,
должно быть, из  глубокой древности, еще в детстве она различала запахи даже
в ключевой воде, которую пила; ей казалось,  что она  чувствует  приближение
опасности из самого  воздуха,  когда  он  только еще занимаетсЯ тревогой,  и
шесть лет, отданных садику,  казались  ей  не жизнью, а  робким и  невнЯтным
топтанием  возле жизни, словно  ходишь,  ходишь кругами рЯдом,  а  решимости
проникнуть внутрь  не  хватает. …й этого  было  мало,  ее  натура  требовала
большего.  Ќо что же!  --  отслужить эту  службу ради ребЯтишек надо было, и
’амара  €вановна  ни разу не позволила  себе пожалеть о  своем  затЯнувшемсЯ
сидении с сопливыми ангелочками.
     Џотом ребЯтишки пойдут в школу, и быстро рассеютсЯ у нее воспоминаниЯ о
ЯслЯх-садике, будто  их  и  не было. ЋстанетсЯ  в  памЯти  почему-то  рослаЯ
грудастаЯ деваха  …вдокиЯ  с  широким  красивым  лицом и тЯжелыми  руками  и
ногами, с напористым  эхозвучным голосом, за который  ее прозвали ‘ормовской
--  в  честь  знаменитого   волжского  завода.  „усЯ  ‘ормовскаЯ   числилась
воспитатель­ницей  в  садиковой группе  и в  свои  восемнадцать  лет  нажила
закоренелую страсть не ставить ни во что мужиков. ‚сЯкий раз, изготавливаЯсь
к атаке,  она  находила против них столь серьезные доводы, что спорить с нею
было трудно. џсельные и садиковые группы соединЯл тоннелеподобный полутемный
кирпичный  коридор с узкими  и высоко  задранными  бойницами  окон, гулкий и
неуютный,  из  него  и  выплывала …вдокиЯ с  припухшими  от  скуки  большими
ленивыми глазами, не знавшими краски. …е тут же кто-нибудь поддевал:
     --  Ќе влюбилась, ‘ормовскаЯ?  Ќикакой  мужчина  еще  не  зауздал тебЯ,
кобылицу?
     --  Њуж-чина,  -- презрительно  растЯгиваЯ слово, „усЯ  кривила полные,
аккуратным ровиком располагавшиесЯ вокруг рта губы. -- ‚ы только посмотрите:
мужчина... Ђ почему мужчина? ќто слово  женского рода.  †енщина,  к примеру,
это она, она и есть женщина. € мужчина тоже она, а не он.
     -- Љак  же  не он? Ђ кто?  —то ты городишь?  --  обЯзательно  находилсЯ
кто-нибудь,  и  не  из  девчонок,  а из поживших, пожилых  баб,  кто  тут же
втЯгивалсЯ в спор.
     „усЯ неторопливо  выбирала  место, где шевелЯщихсЯ под ногами карапузов
было меньше,  прочно устанавливалась на нем раздвинутыми ногами под короткой
юбочкой в обтЯжку и принималась вразумлЯть:
     -- Ќазвание-то не мужское. Џосмотрите. Њуж-чина.  ‘карлатина с таким же
окончанием -- это она,  скарлатина. ‘котина -- она. ™етина, ангина,  равнина
-- все она...
     --  „ружина,  дрезина,  резина,  калина-малина, стремнина, осина...  --
наперебой начинали подсказывать воспитательницы.
     -- Џропастина, образина, кручина, лучина, пучина, картина, турбина...
     -- ‚от! -- торжественно провозглашала „усЯ. -- € что из этого выходит?
     Ќа „усю смотрели насмешливо и обескураженно: в самом  деле что-то не то
выходит.  Џолзунки  и  те,   взволнованные   собранием,  задирали  головы  и
застывали.
     -- Ќе может быть! -- подавалсЯ опЯть голос  в защиту мужчины. -- „олжны
быть мужские слова.
     -- ѓовори, если должны быть.
     -- ‘разу на ум не приходЯт.
     -- €  не придут. Ќету таких  слов. ђусский Язык давно разобралсЯ с этим
мужчиной. Љисель он, студень... одно выражение мужское. ‚ыраженец.
     -- …вдоки-и-Я! -- раздавалось  из садикового отсека. --  ‘ормовска-а-Я!
ќй  вы,  Ясельки!  ’урните вы  ее от  себЯ, чтоб  место знала! •ристом-Ѓогом
молим: турните“ нее ребЯтишки убиваютсЯ, а она дурью своей бродит-трЯсет!
     „усЯ сочувственно кивала на крик и выстанывала мощный, трубный вздох из
одной истинной правды. Ѓабам не хотелось отпускать ее победительницей.
     --  —то  ты так  на  них  окрысилась-то?  -- спрашивали  ее. -- Љак  на
вражину! —его тебе от них надо?
     -- —его  надо! Њужика хорошего  надо.  —тоб промЯл  до  кости, повытрЯс
гонор-то. ‘разу шелковой станет.
     -- ђебЯтенков своероженых  надо.  ‚трескатьсЯ надо  так, чтоб  из  глаз
искры сыпались.
     „усЯ, уходЯ, отдразнивалась:
     --  ’ю-тю-тю,  тю-тю-тю. ЏрозЯвили жизнь попусту,  а теперь  оправдание
себе ищете.
     ...“шла  ’амара €вановна  из садика, когда вслед за ‘веткой  подоспел к
школе и €ван. Ѓольше  ей  делать там  было нечего. Ѓудто  вместе с выросшими
дочерью и сыном  вышла она  из возраста, который  доставлЯл  удовольствие  и
терпение возитьсЯ с малышами. Љак  у роженицы поЯвлЯетсЯ  грудное молоко длЯ
кормлениЯ ребенка, а потом  в свой срок исчезает, почувствовала  она  в себе
вычерпанность   от   долгой   нутрЯной   истЯги.    Ѓудто   однообразные   и
невыразительные круги  крутила над солнечной  сердцевиной жизни.  ‡ахотелось
движениЯ, жизни, физической усталости от здоровой работы.
     * * *
     “тром, так  и  не приклонившись к подушке, она  поднЯла ЂнатолиЯ  рано:
надо было что-то делать. Ћн, поспавший, но невыспавшийсЯ, пил крепкий чай и,
зеваЯ, оглаживаЯ  лицо, снимаЯ с него сон,  одурь и нерешительность,  сидЯ в
кухне  напротив  окна,  угрюмо  смотрел  в  него  по тополЯм,  только-только
выпустившим зелень.  ‚оздух, окаймлЯвший  ее,  был  фиолетовый,  без солнца.
Џодошла ’амара €вановна и села напротив.
     -- Ќу что, отец, делать будем? -- требовательно спросила  она, выставив
руки и сцепив пальцы в замок.
     -- Ќе знаю, мать, -- в тон ей ответил он и отвел глаза. -- Ќе знаю.
     Ћна посидела еще, маЯтно откидываЯсь назад и оборачиваЯсь к окну, возле
которого  ночью  высмотрела глаза  до  синЯков под  ними, и  вдруг  стукнула
кулаком по столу, крикнула в никуда:
     -- „а как же так!.. -- и вышла, удивленнаЯ собой.
     Ђнатолий соскабливал  с  лица  выросшую вдвое гуще  за вчерашний  вечер
щетину, когда позвонил „емин. Ћн даже и вопроса не задал, ждал, что скажут.
     -- Ќету пока, -- сказал Ђнатолий каким-то новым, прыгающим голосом.
     -- џ  у себЯ буду, в киоске, --  объЯснил „емин. -- …сли часам к десЯти
пришлете  мне кого-нибудь  из  девчонок...  лучше  ту,  котораЯ  видела  его
вблизи... Њы бы с ней прошлись по рЯдам.
     -- ЏонЯл.
     €ван  спал, поднимать его не стали. ‘пал он на узком и  длинном диване,
занимавшем  в  проходной  комнате,  котораЯ  считалась  гостиной, почти  всю
лобовую  стену, едва  оставив  место длЯ  двери в  ‘веткину  комнату, сейчас
прикрытую... „верь  в  родительскую  спальню  была  слева, в  двух  шагах от
дивана, из нее  и падал свет на погруженного  в  сон парнЯ.  Ћкно в гостиной
оставалось зашторенным. €ван развалилсЯ на спине,  свесив правую ногу и чуть
покачиваЯ ею, точно баюкаЯ себЯ; лицо с тонкой девичьей кожей подрагивало --
как от пробегающих сновидений. ’амара €вановна постоЯла  возле него, слепо и
натужно  всматриваЯсь: вот  он здесь, а где  сейчас ‘ветка? --  и решительно
направилась к выходу.
     Ќа улице  уже было  людно -- торопились на работу.  Ќа остановке стоЯли
большой покорной  толпой, развернувшейсЯ  влево,  откуда  ждали троллейбуса.
Ѓеспрерывным потоком, припускаЯ и с ходу приседаЯ, катили машины; поток этот
где-то  впереди запрокидывало и разворачивало второй стороной улицы обратно.
Ќебо  в  дымчатом, тонкорунном покрове быстро  белело  и таЯло,  взблескиваЯ
голубыми провалами. ’роллейбус постоЯнно дергало со скрежетом, плотно,  один
к  другому, стоЯщих  в  проходе  грузно раскачивало,  оживлЯло  до вскриков.
‚торой троллейбус, в  который пересели возле кинотеатра на пересечении  двух
потоков, заполнен был пожилым энергичным народом -- дачниками, выбиравшимисЯ
за город.  Ћни без стеснениЯ  перекликались, громко обсуждали пользу лунного
календарЯ  длЯ  посадок на  грЯдках, уговорили кондукторшу,  вьюном вьющуюсЯ
среди  них молодую  низкорослую девчонку  с  хриплым  голосом,  притормозить
троллейбус между остановками, откуда было ближе до пригородного автобуса, --
вели  себЯ, словом, как  именно  те люди,  дело которых  абсолютно правое. €
ехали в двух троллейбусах не более получаса, а уж небо очистилось, последние
кудрЯшки  с  облаков  стЯгивало  за горизонт  за  рекой.  ‘олнце  открылось,
трепетала  от  его  тЯги мелкаЯ,  еще не  раскрывшаЯсЯ листва  на  тополЯх и
кленах, и стоЯл в них воробьиный гвалт. „ень обещал быть жарким.
     Ќашли  опЯть  общежитие  длЯ  малосемейных,  в  котором  ночью  побывал
Ђнатолий.  ЏоднЯли  опЯть старика,  хозЯина однокомнатной  квартиры в  конце
правого коридорного рукава на третьем этаже.  Љоридор был узкий, запущенный,
с закопченными  избитыми стенами, доведенными до  такого отчаЯниЯ, когда  на
них  поЯвлЯютсЯ  неприличные  надписи.  ‡апущенной  оказалась   и  маленькаЯ
квартира,  где  все было стеснено  до  последней  степени -- и  комнатка,  и
кухонка,  и низко  нависал потолок, и  тускло  смотрели  в улицу  всего  два
окошка. ‘тарик стоЯл  перед  ними  в  донельзЯ заношенной, сетчатой  от дыр,
майке и  в щеголеватых спортивных  штанах  с  фирменными  надписЯми вдоль по
штанинам. ‹ицо заросшее, неглупое, мелкие слезЯщиесЯ глаза в мутной рЯске.
     -- —то не спрашиваешь, кто  идет? -- напористо  начал  Ђнатолий. -- €ли
все, кому не лень, к тебе идут?
     --  ‚се  идут,  --  скрипуче и  спокойно  отозвалсЯ старик  и продолжал
смотреть на ЂнатолиЯ.
     -- џ ночью у тебЯ был... не помнишь?
     ‘тарик нехотЯ  вспомнил,  махнул  рукой, чтобы  проходили,  проследовал
поперед по коридорчику