и слабо, будто билась лбом о стенку:
     - Ќу, бесовый! Ќу, бесовый! Љак  знала!  Љак знала!  –арица небеснаЯ! -
Џодхватилась и  со всех  своих ног кинулась туда  -  домой,  что еще  только
вечером  было ее домом.  Ѓогодул,  заторопившийсЯ  было  за ней, с полдороги
переиначил и повернул на нижний край добуживать деревню.
     Љогда  Љатерина  подбежала,  изба  полыхала  вовсю.   Ќе  было  никакой
возможности  отбить  ее от огнЯ, да и  не  было в  этом нужды.  Ћдин Џетруха
металсЯ среди молча стоЯщих,  неотрывно глЯдЯщих  на огонь людей  и  пыталсЯ
рассказать, как он чуть не сгорел, как в последний момент проснулсЯ "от дыма
в легких и от жара в волосах -  волоса аж  потрескивали". "Ђ то  бы хана,  -
повторЯл он с усмешкой. - €жжарилсЯ бы без остатку, и не нашли  бы, где че у
менЯ  было", - и, присаживаЯ голову, заглЯдывал в глаза: верЯт, не верЯт? Ћт
него, как от чумного,  отодвигались, но Џетруха особенно и не рассчитывал на
веру,  он  знал Њатеру,  знал,  что и его  знают  как облупленного, а потому
допускал и свою невольную вину. "џ вечером печку топил и лег спать, - лез он
с никому не нужными  объЯснениЯми. -  Њожет, уголь  какой холерный выскочил,
натворил делов", - и опЯть принималсЯ  рассказывать, как он спассЯ. „лЯ него
только это и было важно - что он сам мог сгореть и лишь чудом уцелел, он так
уверилсЯ в этом, что, рассказываЯ, добивалсЯ у себЯ слезы и дрожи в голосе -
того, что  требовалось длЯ правды. Џро печку и уголь он здесь же и забывал и
грозил:  "“знать бы,  какаЯ падла чиркнула,  Я  бы..."  -  и  точил  кулаки,
пристукиваЯ ими один о другой, как точат ножи. €ли он опьЯнел от пожара, или
с  вечера  еще  не  просох окончательно,  но  казалсЯ  Џетруха  нетрезвым  и
пошатывалсЯ, оступалсЯ;  лохматый  и  грЯзный,  был  он в майке,  одна лЯмка
которой сползла с плеча, и в сапогах - обутьсЯ все-таки успел старательно. Љ
тому же Џетруха успел кое-что и выбросить из  огнЯ: на земле валЯлось ватное
лоскутное  одеЯло,  стараЯ  дошонка  и  "подгорна"  -  гармошка,  котораЯ  в
Џетрухиных руках знала только: "’ы Џодгорна,  ты Џодгорна, широкаЯ улица, по
тебе никто не ходит - ни петух,  ни курица..." Џетруха все хваталсЯ за нее и
все переносил с места на место, подальше от жара; люди тоже отступали, когда
припекало,  но  не расходились и не  сводили  с огнЯ  тревожных,  пытающихсЯ
что-то рассмотреть и понЯть глаз.
     ’ут была  всЯ  оставшаЯсЯ  живаЯ деревнЯ, даже  ребЯтишки.  Ќо и они не
гомонили, как обычно; стоЯли завороженные и подавленные страшной силой огнЯ.
‘тарухи  с суровыми  и скорбными лицами держались не вместе,  а  кто где - с
какой  стороны  подбежала  каждаЯ  и  уперлась  перед  жаром.  Љак  никогда,
неподвижные лица их при свете огнЯ казались слепленными,  восковыми; длинные
уродливые  тени подпрыгивали  и  извивались.  Љатерина, прибежав, закричала,
заголосила, протЯгиваЯ руки к  горЯщей избе, в рыданиЯх наклонЯЯсь, кланЯЯсь
в ее  сторону  - на нее оглЯнулись, узнаваЯ,  кто она и почему  имеет  право
кричать,  узнали,  молча пожалели  и опЯть в  мертвом раздумье уставились на
огонь. €з  темноты вынырнула „арьЯ  и встала рЯдом с Љатериной - и остальным
сделалось спокойней,  что  „арьЯ  там,  рЯдом,  что она,  понадобитсЯ  если,
удержит около себЯ Љатерину и что они, стало быть, могут оставатьсЯ на своих
местах. Ќо  и Љатерина,  поддаваЯсь  этому жуткому и внимательному  молчанию
людей, вскоре тоже умолкла, поднЯла глаза и не убирала их больше с того, что
с малых лет было ее домом.
     ‹юди забыли, что каждый из них не один, потерЯли друг друга, и  не было
сейчас друг  в  друге надобности.  ‚сегда  так:  при  неприЯтном,  постыдном
событии, сколько бы много ни было имеете народу, каждый стараетсЯ, никого не
замечаЯ, оставатьсЯ один - легче затем освободитьсЯ от стыда. ‚ душе им было
нехорошо, неловко, что стоЯт они без движениЯ, что они и не пытались совсем,
когда еще  можно было, спасти  избу,  - не к чему было пытатьсЯ. ’о же самое
будет  и  с другими избами - скоро  уж - Џетрухина  перваЯ.  € они смотрели,
смотрели,  ничего не  пропускаЯ, как это есть, чтобы знать, как это будет, -
так человек с исступленным вниманием вонзаетсЯ  глазами в  мертвого, пытаЯсь
заранее представить в том же положении, которого ему не миновать, себЯ.
     Ќастолько Ярко, безо всЯких помех, осветилась этим огнем судьба каждого
из них, та не делимаЯ  уже ни с кем,  у близкого краЯ остановившаЯсЯ судьба,
что и не верилось в людей рЯдом, - будто было это давным-давно.
     ЏламЯ уже охватило всю избу и взвивалось высоко вверх, горело сильно  и
ровно, и горело,  раскалившись  от  жара, сплошным огнем все - стены, крыша,
сени, стрелЯло головешками, искрило, заставлЯЯ людей спЯчиватьсЯ; лопались и
плавились стекла; изнутри  хлестким  взмахом, точно плескал кто  бензином, с
фуканьем выметывались длинные  буйные Языки. Џылало так, что  не видно  было
неба. „алеко  кругом  озарено  было  этим жарким  недобрым  сиЯнием - в  нем
светились  ближние, начинающиесЯ улицей,  избы и тоже как горели, охваченные
мечущимисЯ  по дереву бликами; им озарЯлась Ђнгара под берегом,  и там,  где
она озарЯлась, зиЯла открытой раной с пульсирующей плотью; бугор за дорогой,
который то  выхватывало из  темноты,  то  снова задвигало  в  нее  прыгающим
сиЯнием,  казалсЯ бурым, опаленным. ‡а пылающими стенами что-то обваливалось
и стучало, как  от взрывов;  в  окна выбрасывало  раскаленные  угли;  высоко
поднимались  и отлетали,  терЯЯсь  в звездах,  искры; полымЯ наверху шипело,
переходЯ  в  слабый  дым. ’есина на крыше вдруг  поднЯлась в  огне стоймЯ и,
чернаЯ, угольнаЯ, но все же горЯщаЯ, загнулась  в сторону деревни - там, там
быть пожарам, туда  смотрите.  € почти в  тот  же  миг кровлЯ рухнула, огонь
опал,  покатились  верхние  горЯщие  венцы  -  люди вскрикнули  и отскочили.
Љатерина  снова  заплакала  навзрыд,  невидЯще  кланЯЯсь  поверженной  избе,
которую   ненадолго  окутало  дымом,   пока   передохнуло,   отдыхиваЯсь   и
отрыгиваЯсь,  и  с  новой  силой  направилось  пламЯ,  из  которого  частЯми
выхватывалась, будто плЯсала, русскаЯ печка. Ћгонь полез по  забору во двор,
но и  тут не захотели  его остановить  - к чему  двор без  избы?  Љто станет
спасать ноги, оставшись без головы?
     Љогда  верх избы рухнул и не стало избы, внимание людей к огню ослабло.
Џо какому-то точно наущению они  оглЯнулись на Џетруху.  Ћни оглЯнулись и на
Љатерину,  котораЯ  всхлипывала, пожалели ее  уже  большей жалостью,  но  на
Џетрухе они задержали глаза. Љак он? —то он  делает? —то  испытывает теперь?
„оволен или испуган?  Џетруха стоЯл, теребЯ  руками голую грудь и неспокойно
подергиваЯ головой;  пытливые  взглЯды людей обозлили  его. …го давно уже, с
той поры как прибежала мать, терзало, что она не подошла к нему, не спросила
и не обругала,  не пристыдила, она будто совсем забыла о нем,  отказалась от
него,  поэтому  Џетруху подмывало подойти самому и напомнить,  что он здесь,
посмотреть, как  поведет себЯ мать. €  теперь,  обозлившись,  он решилсЯ  и,
подойдЯ, сказал - да такое и так нахально, грубо, что и сам испугалсЯ:
     - Њать, дай закурить.
     Ћна непонимающе и все еще всхлипываЯ, поднЯла на него лицо.
     -  ’ы же  нюхаешь  табак, Я знаю. “ тебЯ должон быть, - не  остановилсЯ
Џетруха. „арьЯ расслышала.
     -  џ те щас закурю! - негромко, во напористо, властно пригрозила она. -
џ  те щас головешкой в рожу  закурю! џ тЯ,  зажигателЯ, щас  подведу  и  дам
понюхать, чем там пахнет. Ћн ишо над матерью изгалЯтьсЯ,  ишо мало ему! Ђ ну
уметайсЯ отсель, покуль Я за тЯ не взЯлась!
     - •ек! - только и нашелсЯ ответить Џетруха и отступил в темноту.
     Ќо  темнота уже заметно помЯкла,  поникла, с  неба разливалсЯ  рассвет.
’еперь,  когда огонь опал и лишь понизу  подбирал оставшеесЯ дерево, сильнее
запахло  гарью  и  понесло сажными лохмотьЯми.  Љурились на  траве и  дороге
отлетевшие головешки.  „еловито,  без  страсти  и  буйства,  оттЯнувшись  на
сторону, горел амбар. Џри набирающемсЯ утреннем свете светлел и огонь.
     ‹юди  стали расходитьсЯ. Ћни уходили, неуверенно, боЯзливо осматриваЯсь
кругом: вот и нарушилсЯ порЯдок  Њатеры, с одного  краЯ деревнЯ оголилась, и
теперь этот край  беззащитен. ‚ерно,  отсюда и пойдет  огонь  дальше, ничем,
никаким миром от него не спастись...
     Ћб этом и говорила „арьЯ Љатерине, успокаиваЯ  и уводЯ ее с пожарища. “
всех будет  то же  самое, никто  не минует этой судьбы. Љатерине  она выпала
первой - легче будет потом: не страдать, не мучитьсЯ в  ожидании своего огнЯ
и, дождавшись, не смотреть на него, обжигаЯ сердце. Ћна свой черед прошла.
     € верно,  огнем изба  горит  недолго, два-три часа,  но многие  еще дни
куритсЯ,  не остываЯ, избище и  остро пахнет  горелым,  но не выгоревшим  до
конца, ничем не убиваемым жилым духом.

     •озЯин  в  эту  ночь рано вышел на  пост,  загодЯ  выбранный на ближнем
бугре,  откуда  было удобно и безопасно наблюдать пожар. €  он  видел все от
начала до конца. Ћн видел  отблеск первой спички, особую, ненуждовую вспышку
которой  сразу  выделила  и почувствовала  изба: она натЯнулась  и, с  болью
скрипнув, осела. •озЯин  подбежал к ней, прижалсЯ  на мгновение в  последний
раз к ее сухому замершему дереву, чтобы показать, что он здесь и будет здесь
до конца, и тут же вернулсЯ обратно.
     Ћн видел,  как замерцала  изнутри  изба,  сначала  прерывистым,  слабым
сиЯнием, которое  все  набиралось и набиралось, пока окна  не залило  сплошь
играющей  краской.  •озЯин смотрел,  и сквозь  стены  видЯ  то, что творитсЯ
внутри. Ћгонь  долго прихватывалсЯ за  плотный и гладкий, веками вышорканный
пол и никак не мог зацепитьсЯ за  него, соскальзывал и смазывалсЯ - и вдруг,
углЯдев, ринулсЯ на тонкую дощатую заборку  и легко выскочил по  ней наверх.
‡атрещали, накалЯЯсь,  стены,  и  то  ли  от  жара,  то  ли от  постороннего
вмешательства  мЯгко  хлопнуло, как пролилось, стекло в выходЯщем на  Ђнгару
окне. Ћттуда, будто поддувалом, плеснуло свежим воздухом,  и огонь, свободно
вздохнув, загудел и пошел гулЯть по всей избе, подбираЯ любую горЯщую мелочь
и продолжаЯ накалЯть потолок и стены.
     •озЯин видел, как бежали люди, как металсЯ на виду у первых прибежавших
Џетруха, размахиваЯ руками  и показываЯ ими  на объЯтую  пламенем избу.  ‚сЯ
жизнь, какаЯ  была в дереве, к  этому  времени  сварилась,  и оно горело без
страданиЯ. ЏламЯ выбилось наружу и навалилось  на  постройку с обеих сторон.
‚ысоким заревом вспыхнула крыша, свет достал и до •озЯина, которому пришлось
ползком выбиратьсЯ в темноту.
     € пока  изба горела в рост, •озЯин  смотрел на деревню.  ‚ свете  этого
щедрого пожарища он хорошо  видел блеклые покуда, как  нарисованные, огоньки
над живыми еще избами - только он  мог их  видеть и  видел, отмечаЯ, в какой
очередности  возьмет их  огонь. €  он видел возле  них чужих людей - их было
много. ЏоднЯв глаза еще выше, •озЯин увидел дымы над материнскими лесами,  и
дымы эти без ветра долго носило прощальными кругами по острову.
     ѓорела Џодмога...
     Ћн  видел  дым  над  кладбищем,  тот  самый, который  старухи  не  дали
добыть...
     Ћн видел,  подобрав опЯть глаза  к  Џетрухиной избе, как  завтра придет
сюда Љатерина  и будет ходить тут до ночи, что-то отыскиваЯ, что-то вороша в
горЯчей золе и в памЯти, как придет она послезавтра, и после... и после...
     Ќо он видел и дальше...


        9

     Џавел  приезжал   все   реже,  а  приезжаЯ,  не  задерживалсЯ,  наскоро
поправлЯлсЯ  с  делами  и  обратно.  ќти  беспрестанные   поездки  туда-сюда
изматывали его, он поднималсЯ  с берега усталый и молчаливый, он и вообще-то
не был из породы  говорунов, а теперь и вовсе присушил Язык. ‚ колхозе Џавел
работал  бригадиром,  потом  завгаром,  с  делом справлЯлсЯ,  а какое  место
определЯт ему в совхозе, он еще толком не знал, да и никто, похоже, этого не
знал. Ћдна из  нелегких задач, терзавших новое начальство,- куда  растолкать
многочисленное  прежнее колхозное  чинство,  людей  из  среднего  и  высшего
звеньев,  познавших хоть маленькую,  да  власть,  с которой  не вдруг слазь,
научившихсЯ командовать  и разучившихсЯ, само собой, работать под  командой.
Џавел готов  был идти куда угодно, он на себЯ  много не ставил, но он видел,
как  снуют, оглЯдываЯсь  друг на  друга, охочие до должностей люди,  с какой
растерЯнностью и  ужимками  разговаривают они  с большими  и  маленькими, не
ведаЯ, куда, к тем или другим, их занесет.  Џавла покуда поставили на ремонт
техники, назначив бригадиром,  и сначала он был  один, но скоро рЯдом с  ним
поЯвилсЯ второй  бригадир, а теперь  еще наклевывалсЯ третий. ќто  значит  -
спросить будет  не  с  кого, а спрашивать  есть за что: техника,  и стараЯ и
новаЯ,  без  дорог и  забот ломалась,  запчастей, как всегда, не хватало,  а
приказчиков  успело  развестись вдоволь,  причем  за  приказом часто  гналсЯ
отказ, за отказом переуказ.  ’о же  самое получалось  у них, у бригадиров, с
рабочими - те  не знали, кого  слушать. Ќе работа, а нервотрепка.  € лучшего
нельзЯ  было  ждать,  пока совхоз  полностью не вытащит  из Ђнгары ноги,  не
подберет весь  народ и  все хозЯйство и не  определитсЯ, не устроитсЯ  новаЯ
жизнь.
     Љогда Љатерина  перебралась к „арье, стало  поспокойней и Џавлу: вместе
старухам будет все-таки поспособней, полегче, и он мог меньше  тревожитьсЯ о
матери. Љатерина и по хозЯйству поможет, тоже еще шевелитсЯ, и побормочет не
поперек разговора. Џавел,  правда,  и  сам  просилсЯ на последние месЯцы, на
сенокос и  уборку, сюда, в Њатеру, чтобы по-свойски и по-хозЯйски подчистить
и   отпустить  под   воду  остров,-  ему  отвечали  с  обычной  дальнозоркой
туманностью:  "’ам  видно  будет",  и  он не  особенно  надеЯлсЯ,  что с ним
согласЯтсЯ. Ќо  он,  верно,  не очень  и настаивал, боЯсь,  что после уборки
хлеба его  же  заставЯт  заодно  проводить  еще  и  другую  уборку - сжигать
постройки. Љто-то должен  потом будет братьсЯ и за такую работу, но Џавел  и
представить не мог, как бы  он  стал командовать  пожогом родной деревни.  €
двадцать, и  тридцать, и  пЯтьдесЯт лет спустЯ  люди будут вспоминать: "Ђ-а,
Џавел Џинигин, который Њатеру спалил..." ’акой памЯти он не заслужил.
     ЏриезжаЯ  в Њатеру, он всЯкий раз поражалсЯ тому,  с какой  готовностью
смыкаетсЯ вслед за ним времЯ: будто  не было никакого нового поселка, откуда
он только что приплыл, будто никуда он из  Њатеры не отлучалсЯ. Џоселок этот
стоит там, на том берегу, но к нему, к Џавлу, никакого отношениЯ не имеет. Љ
кому-то имеет, а к нему нет. Ћн там бывал, видывал его - хороший поселок, но
мало ли  их, хороших поселков, на белом свете? „ом у него здесь, а дома, как
известно,  лучше.  ‚от  что  решительно выстраивалось перед Џавлом,  едва он
поднималсЯ на Яр и  открывалась перед  ним  роднаЯ деревнЯ  со всем тем, что
знал  и видел он  с самого  детства. Џриплыл  - и невидимаЯ дверка за спиной
захлопывалась,  памЯть услужливо подсказывала только  то,  что относилось  к
тутошней жизни, заслонЯЯ и отдалЯЯ все последние перемены.
     Ђ что перемены? €х не  изменить и не  переменить... €  никуда от них не
детьсЯ. Ќи от него, ни от кого другого это не  зависит. Ќадо - значит, надо,
но  в  этом  "надо" он  понимал  только одну  половину,  понимал,  что  надо
переезжать с  Њатеры, но не понимал, почему надо  переезжать в этот поселок,
сработанный хоть  и  богато, красиво, домик к домику,  линейка к линейке, да
поставленный  так  не по-людски и несуразно,  что только руками развести.  €
когда,  собираЯсь вместе, маракуЯ,  что к чему, старались догадатьсЯ мужики,
зачем, по какой такой причине надо было относить его за пЯть верст от берега
морЯ,  которое разольетсЯ здесь,  и заносить в глину да  камни, на  северный
склон сопки,  ни  одна,  даже  самаЯ  веселаЯ  отгадка  в голову  не  лезла.
Џоставили  -  и хоть  лопни! Ѓудто,  как в старых  сказках,  пустили  наугад
стрелу, и куда ветер ее занес, туда и пошли. ЋбъЯснение простое: не длЯ себЯ
строили, смотрели только, как легче построить, и меньше всего думали, удобно
ли будет жить. ‘читалось, когда привЯзывали этот  новый поселок, что есть  в
комиссии  свой  человек,  который постоит  за  интересы  жителей,-  директор
совхоза, но этот "свой" со  стороны ЯвилсЯ и  куда-то  на сторону тут  же  и
провалилсЯ,  едва успев поставить согласную подпись. Ћн бы  так же  спокойно
поставил  ее  и под  тем, чтобы строитьсЯ под землей. ђассказывают, что даже
начальник ѓќ‘строЯ, ставившего новые  поселки, приехав  и посмотрев, что это
за град заложен, будто бы выматерилсЯ  и признал, что, будь его волЯ, он  ни
за чем бы не постоЯл, а перенес поселок куда следует. Ќо нет,  дело уже было
сделано,  деньги   угроханы,  и  деньги  немалые,   изменить  что-то   стало
невозможно. †изнь, на то она и жизнь, чтоб продолжатьсЯ, она все перенесет и
приметсЯ везде, хоть  и на голом  камне и  в зыбкой  трЯсине, а  понадобитсЯ
если, то и под  водой, но зачем же без нужды испытывать  ее таким  образом и
создавать длЯ людей никому не нужные трудности, зачем,  заботЯсь о маленьких
удобствах,  создавать  большие  неудобства?  ‚от  о чем думал  и что пыталсЯ
понЯть  Џавел. € не мог понЯть.  Ђ поэтому  и  не мог полностью принЯть этот
новый поселок, хоть  и  знал, что жить в нем так или  иначе  придетсЯ  и что
жизнь в конце концов там наладитсЯ.
     Ќадо  - значит, надо, но, вспоминаЯ, какаЯ будет затоплена землЯ, самаЯ
лучшаЯ,  веками ухоженнаЯ и удобреннаЯ дедами и  прадедами и вскормившаЯ  не
одно  поколение, недоверчиво  и тревожно замирало  сердце:  а не слишком  ли
дорогаЯ цена? Ќе переплатить бы? Ќе больно терЯть это только тем, кто тут не
жил, не работал,  не  поливал своим потом каждую борозду. ‚от  оно -  гектар
новой пашни разодрать стоит тысЯчу рублей; на него, на этот золотой  гектар,
посеЯли нынче пшеничку, а она даже не взошла. ‘верху землЯ чернаЯ, а поднЯли
ее  -  она  краснаЯ, впору  кирпичный  завод  ставить.  Џришлось  пересевать
люцерной  по пословице "с паршивой овцы хоть шерсти клок", и неизвестно еще,
уродитсЯ ли люцерна. Љто знает, сколько надо времени,  чтоб приспособить эту
дикую  и бедную лесную землицу под  хлеб, заставить ее  делать то, что ей не
надо. Ђ со старой пашни, помнитсЯ,  в  былые  времена и сами кормились, и на
север, на восток многие тысЯчи пудов везли. ‡наменитаЯ была пашнЯ!
     "Ќет, старею, видно,- ставил себЯ Џавел на место.- ‘тарею, если не могу
понЯть.  Њолодые вон понимают. €м  и  в голову не  приходит сомневатьсЯ. Љак
делают - так  и  надо. Џостроили поселок тут - тут ему и следует стоЯть, это
его единственное возможное место.  ‚се,  что  ни происходит,-  к лучшему,  к
тому, чтобы жить было интересней и счастливей. Ќу и живи: не оглЯдывайсЯ, не
задумывайсЯ. •леб не родит землЯ - привезут тебе хлеб, готовенький, смолотый
- испеченный, в белых,  черных и серых булках, ешь от пуза! Њолока не станет
от собственной  коровы -  привезут и молоко, чтоб  не возитьсЯ тебе  с  этой
коровой,  не  хвостатьсЯ  по  кустам,  собираЯ сенцо. €  картошку, и редьку,
луковку  -  все  привезут... Ђ где возьмут  -  не твоЯ забота. “ нас поселок
городского типа - вот и будет в нем как в городе, ничуть не хуже. „еньги  за
разодранную пашню, за то, что  будешь  сеЯть-пересевать  ее, ты получишь, на
деньги  эти,  что  потребуетсЯ,  купишь.  ‚от  какой  выстеклили  магазин  -
любо-дорого смотреть. ђЯдом стеклЯт другой, там на очереди третий... Ђ плохо
станет здесь - уедешь в другое место, где хорошо, дорога никуда не заказана.
     ‘тарею,-  признавал  он.- Џостарел уж - чего там!  ‘читаю, что  мать по
недомыслию хватаетсЯ за старое, а далеко ли и сам ушел от нее? Ќеужели и мое
времЯ  вышло?  Њать живет  в  одной  уверенности, молодые в другой, а тут  и
уверенности никакой нету. Ќи туда, ни сюда, меж теми и другими. ‚озраст, что
ли, такой?  Ќе  успеешь разгадать  одну  загадку,  наваливаетсЯ  втораЯ, еще
похитрей.  Ќо мать-то свой  век отжила,  а  тебе еще  жить  и  работать.  Ќе
понимаю, что ли, что новое на  пустом месте не  построишь  и  из  ничего  не
возьмешь, что ради него приходитсЯ попускатьсЯ чем-то и дорогим,  привычным,
вкладывать немаленькие труды? Џрекрасно понимаю. € понимаю, что без техники,
без самой большой техники ничего нынче не сделать и никуда не уехать. Љаждый
это понимает, но как  понЯть, как  признать  то,  что сотворили  с поселком?
‡ачем  потребовали  от  людей,  кому  жить тут,  напрасных  трудов? ‘колько,
выгадываЯ  на  один день, потерЯли  наперед - и почему бы это не  подсчитать
заранее? Њожно,  конечно,  и  не  задаватьсЯ  этими вопросами, а  жить,  как
живетсЯ, и плыть, как плыветсЯ,  да ведь на том  замешен: знать, что почем и
что длЯ чего, самому докапыватьсЯ до истины. Ќа то ты и человек".
     Ђ  возвращалсЯ   в  поселок,   заходил  в  свой   дворик,   к  которому
волей-неволей успел прилипнуть, и  смирЯлась  душа: жить можно.  Ќепривычно,
неудобно, чувствуешь себЯ квартирантом, да оно квартирант и есть, потому что
дом не твой и  хозЯином-барином себЯ в нем не поведешь, зато и ЯвлЯешьсЯ  на
готовенькое: дрова не  рубить, печку  не  топить... ‚оду, верно,  носить еще
приходитсЯ,  но  обещают  и воду  на дом.  —то  и  говорить  - жизнь настала
облегченнаЯ.  Џришел  с  работы,  умылсЯ  и  можешь  полеживать,  в  потолок
поплевывать,   никаких  забот,  никаких  переживаний...  ’олько   при   этой
облегченности и себЯ чувствуешь как-то не во  весь свой вес, без твердости и
надежности,  будто  любому дурному ветру ничего не  стоит подхватить  тебЯ и
сорвать,-  ищи  потом,  где  ты  есть;   какаЯ-то   противнаЯ  неуверенность
исподтишка  точит  и  точит:  ты  это или  не ты? Ђ если ты,  как  ты  здесь
оказалсЯ?
     Ќичего, привыкнет и к этому...
     Џавел удивлЯлсЯ, глЯдЯ на ‘оню, на жену свою: она  как вошла в  дом - в
квартиру  теперь  надо  говорить,  не в  дом,-  как  вошла,  ахнула,  увидев
сверкающую игрушку - электроплиту, цветочки-лепесточки на стенах, которые  и
белить, оказываетсЯ, не  надо,  шкафчики,  вделанные внутрь, да еще ванную с
кафелем,  а  в ней  сидЯк, пока,  правда, без воды,  бездействующий,  да еще
зелененькую и веселенькую,  с одной стороны полностью застекленную веранду -
будто  тут всегда и была. ‚ день освоилась, сбегала к  соседЯм  - как у них,
взЯлась  распорЯжатьсЯ,  что  куда  ставить,  что  не  стыдно  из  имеющейсЯ
мебелишки  привезти и что придетсЯ  покупать,  раскинула,  где  можно вырыть
подвал  и  как   расширить  кладовку,  носилась  разгорЯченнаЯ,  суматошнаЯ,
предовольнаЯ и  готова была, кажетсЯ, приковать себЯ к этой квартире. Ђ ведь
тоже деревенскаЯ баба, с  кнЯзьЯми да дворЯнами не возжалась, красивой жизни
не нюхала, но вот поди ж ты - распушилась, откуда что и взЯлось? Љак жареный
петух  в  одно место клюнул. „лЯ  бабы и  верно  заманка: красиво, чисто, не
носитьсЯ как угорелой со двора в кухню и обратно, все здесь, все под руками.
“  ‘они  к тому  же две сестры в  €ркутске:  одна, выйдЯ  замуж  за человека
расторопного и  удачливого, работающего  по  снабженческой  части, жила  как
барынЯ, в квартире своей чего только не  имела, и ‘онЯ немало ей завидовала.
ЏриезжаЯ из города, когда  удавалось  туда вырватьсЯ,  недобро  смотрела  на
ухваты да чугунки, а однажды попробовала сманить  в €ркутск и Џавла. …й  там
нагородили  с  три короба, как хорошо да  ладно, культурно  да  уважительно,
своЯк по снабженческой части посулил пристроить куда-то и его, Џавла,- она и
растаЯла,  поддалась, полетела чуть  ли не укладыватьсЯ.  Џавел тоже едва не
дрогнул, потому как раз пошли слухи о затоплении и  переселЯтьсЯ куда-то все
равно предстоЯло, но сдержалсЯ.  ‚  городе  тем хорошо, кому город  хорош, а
кого матушка-деревнЯ взрастила да до старости довела - сиди уж,  не рыпайсЯ.
Ђ вышло, что и  ехать  в город ни к чему, город сам сюда пожаловал. ’еперь и
‘онЯ могла успокоитьсЯ,  а то нет-нет да попрекала мужика. €з грЯзи вылезли,
в кнЯзи пошли...
     Џотихоньку  да помаленьку жизнь притретсЯ, человек приспособитсЯ, иначе
не  бывает.  Ќарежут потом  где-нибудь  на остатках старых полей землицу под
картошку - все  не завезешь, как  ни старайсЯ, спохватЯтсЯ, что и без коровы
трудновато, на  общественное стадо надейсЯ,  а свою коровку держи  - и,  как
великий дар, дадут  позволенье: держи, кому надо, городи,  коси,  пурхайсЯ с
темна  до темна, если нравитсЯ. Ђ верно, понравитсЯ уже далеко  не всем, уже
другую привычку народ возьмет.
     €м легче, ‘оне и сейчас ничего  больше  не надо, он  приспособитсЯ,  но
Џавел хорошо понимал, что матери здесь не  привыкнуть. Ќи  в какую. „лЯ  нее
это  чужой  рай.  Џривезут  ее -  забьетсЯ  в закуток  и  не  вылезет,  пока
окончательно не засохнет. …й эти перемены не по силам. €, будто не собираЯсь
никуда, она  почти  и  не  расспрашивала  его, что там  да как,  а когда  он
проговаривалсЯ о  чем-то сам, и  ахала, и  всплескивала руками,  но как  над
далекой  и посторонней чудовиной,  никакого  отношениЯ к ней не имеющей. „лЯ
нее этот новый поселок был не ближе и не  родней,  чем какаЯ-нибудь Ђмерика,
где  люди, говорЯт, чтобы  не  маЯть  ноги,  ходЯт на головах.  ЌаблюдаЯ  за
матерью, Џавел все больше убеждалсЯ,  что,  рассуждаЯ о  переезде, себЯ  она
нигде, кроме Њатеры, не  видит и  не представлЯет, и боЯлсЯ того днЯ,  когда
придетсЯ все-таки ее с Њатеры увозить.


        10

     Џетруха у Љатерины, как  и следовало  ожидать, на другой же день  после
пожара убралсЯ и вот уже неделю не давал о себе знать.  € корки хлеба матери
не  оставил, Љатерина  жила  на „арьиных чаЯх. ЏоследнЯЯ  мучонка в кладовке
сгорела. Ќичего вроде в  доме  не было, а стала разбиратьсЯ после  огнЯ - то
сгорело, это  сгорело... Ѓольше  всего убивалась  Љатерина по самовару; она,
переходЯ к „арье, не думала, конечно, о пожаре и оставила самовар до другого
днЯ  - после  разгребла в  золе только  оплавленный  медный  слиток. Џетруха
гармонь  свою   безголосую  не   забыл,  вынес,  а  заслуженный,  вспоивший,
вскормивший его самовар кинул. Ѓез него и вовсе осиротела Љатерина.
     Ћна  все еще  не терЯла надежду,  что Џетруха остепенитсЯ, устроитсЯ на
работу  и возьмет ее к себе. € о самоваре она вздыхала, представлЯЯ, что дом
у них будет,  а  самовара в дому  не будет, теперь их  не делают,  нигде  не
возьмешь. ‘тол без  самоварного  возглавиЯ  - это уже  и  не стол, а  так...
кормушка, как у  птиц и зверей, ни приЯтности, ни чинности. €з веку почитали
в доме трех  хозЯев - самого, кто главный в семье, русскую печь и самовар. Љ
ним подлаживались,  их уважали, без  них, как правило, не раскрывали  белого
днЯ, с их наказа и почина делались все остальные дела. ’еперь одним разом не
стало у Љатерины ни дома, ни самовара,  ни  русской печи  (она, печь-то,  не
сгорела,  потрескавшаЯсЯ и раскрытаЯ, торчала на пепелище, как памЯтник - да
белый  свет, что ли,  ею обогревать?). •озЯина у Љатерины после отца не было
никакого.
     “  „арьи, у  той в  голове не укладывалось, как можно  было без времени
сжечь свою избу,  она  снова  и снова принималась  костерить Џетруху, требуЯ
ответа:   как,  как   на  такое  рука   поднЯлась?   Љатерина,   затаившись,
отмалчивалась,  виновато  убираЯ  глаза, будто  срамили  ее, и, когда  „арьЯ
подступала вплотную и надо было что-то отвечать, торопливо отговаривалась:
     - Ѓеспутный, дак че...
     €  не  было  в  этих  коротких  словах  ни  злости, ни  обиды  на сына,
оставившего  ее без крова и хлеба,-  один охранный, всепрощающий смысл: мол,
такой он у менЯ уродилсЯ, что с него взЯть?!
     -  ‚от, вот,-  распалЯЯсь, тыкала в нее пальцем „арьЯ.-  ‚сюю  жисть ты
так. ‚сюю  жисть  поблажки давала,  исповадила  донельзЯ. ’ак  тебе тепери и
надо. ’ак и надо, так тебе и надо. Ћн живую избу спалил, он и  тебЯ живьем в
землю  зароет. Ќе в землю,- с досадой спохватилась она,-  в  воду он тебЯ, в
воду, чтоб не хоронить.  Ђ ты  же сама будешь просить, чтоб он  тебе  камень
поболе привЯзал на шею... чтоб не всплыть тебе.
     - Ђ он может,- вздыхала Љатерина.- Ѓеспутный, дак че...
     - ‚от и поговори с ей,- всплескивала „арьЯ  руками.- џ ей про дело, она
-  про козу белу... Ќу и захвати  тебЯ с Џетрухой  вместе! - вот дал господь
кормильца...
     Љатерина  замуж  не  выходила,  Џетруху  она  прижила  от   своего  же,
материнского, мужика Ђлеши ‡вонникова, теперь давно уже неживого, убитого на
войне. Љатерина  была много  моложе  его; когда они схлестнулись, у него уже
бегало четверо по лавкам, но так прищемил он  ей сердце, что ни  за кого она
не пошла, хоть  охотников в молодые годы находилось вдоволь. Ђлеша ‡вонников
тоже был порЯдочный баламут, и Џетруха взЯл от него по этой части немало, но
он и до работы был охочий мужик и имел же что-то особенное, если смирилась с
Љатериной его  роднаЯ баба и если сама Љатерина, ни на что  не надеЯсь,  всЯ
светилась  и  обмирала от радости, когда  в ночь-полночь подворачивал  к ней
чужой мужик. Ћна и  сейчас, вспоминаЯ о нем, менЯлась в лице  и оживала, как
от вина, глаза  ее раскрывались и счастливо уставлЯлись  туда, в дни  и ночи
сорокалетней  давности, и то, что видела она там, еще теперь согревало ее. €
говорила  она  об  Ђлеше, как о своем, и в  Њатере  она имела  на это право,
потому что Ђлешина семьЯ после войны съехала с острова.
     ‘вЯзь  между Љатериной и Ђлешей скрыть было невозможно, в деревне знали
о  ней все. Џотом,  когда родилсЯ Џетруха, Ђлеша и вовсе перестал  таитьсЯ и
открыто взЯл на себЯ заботу о новой своей  семье, среди бела днЯ на глазах у
народа привозил Љатерине дрова и сено, поднимал завалившеесЯ прЯсло. ’ак, на
две семьи, и жил года  три или четыре, пока не свалилась война, и в Њатере к
этому скоро привыкли и перестали судачить. Ћб Ђлеше особенно и не посудачишь
-  всЯкие  пересуды от  него отскакивали  как от стенки горох. Ћн и сам кого
хошь мог  остыдить и просмеЯть, с ним не всЯкий  решалсЯ схватыватьсЯ. "Ђ  Я
таковский,-  любил  он прихвастнуть,- менЯ  не  перетакуешь".  €  десЯть,  и
пЯтнадцать  лет спустЯ  после  войны про  задиристых,  ухлестистых парней  и
мужиков в деревне говорили: "Ќу ишо один Ђлеша ‡вонников объЯвилсЯ".
     ‚от эту легкость, разговорную тароватость Џетруха с  избытком перенЯл у
незаконного  своего отца. Ќо если  у того она была  не на пустом месте -  за
делом Ђлеша лЯсы не точил, знал прежде дело, а уж потом все остальное,- то у
Џетрухи вышло наоборот. ђаботник он был  аховый: за что  ни  возьметсЯ - все
через пень-колоду, ни в чем  толку. ’ам,  где надо  руками  шевелить,  он их
закладывал  за  спину.  где  надо  смекалку  показать  -  только  гоношилсЯ,
раскидывал так  и этак,  а  получалось никак.  Џослали  от колхоза на  курсы
трактористов, полгода проучилсЯ, дали ему, как доброму, новенький "Ѓеларусь"
на  больших  колесах  -  он  этими  колесами  половину  заборов  по  деревне
перекрушил, гонЯЯсь за  кошками да собаками, у себЯ в  ограде и  на  скотном
дворе за неделю  оставил  ровное поле.  Љак выпьет -  так  за руль,  и пошел
кружить, только  щепки  во все стороны.  Љатерина выскочит: "’ы  че творишь,
Џетруха?  Ћпомнись - че ты творишь, куда ездишь?! ’ут длЯ того, че ли, место
сроблено, чтоб ты его давил?" Ћн отмахнетсЯ: "Ќиче ты, стараЯ, не понимаешь.
’ак  полагаетсЯ.  ’акаЯ  разнарЯдка на  севодни"  - и дальше,  а Љатерина  и
отойдет в раздумье: кто  его знает, может, и верно, полагаетсЯ, чтоб научить
трактор ровно ходить по полю, не выскакивать из борозды.
     Ћтобрали у Џетрухи от греха подальше трактор, ссадили на землю,  а он к
той  поре и вовсе  избаловалсЯ, ничего не  хотел делать:  туркали с места на
место, с работы на работу, и нигде от него проку, всюду старались от Џетрухи
поскорей  отбоЯритьсЯ  и  не  скрывали  этого  даже  перед  ним  -  он  лишь
похохатывал, слушаЯ,  что  о  нем говорЯт,  подначиваЯ  говорить  посильней,
пооткровенней,  словно  это  доставлЯло  ему  какое-то  удовольствие.  Ќичем
Џетруху  пронЯть было  нельзЯ. € когда переливали колхоз  в совхоз - колхоз,
умираЯ, мог быть доволен: наконец-то он избавилсЯ от этого работничка.
     Џод сорок человеку, а все продуритьсЯ не  хочет, все как мальчишка:  ни
семьи (два раза каким-то чудом  привозил из-за  реки баб, но та и  другаЯ на
первом же месЯце летом улетывали от него через Ђнгару), ни рук,  способных к
работе,  ни  головы, способной к жизни.  ‚се  трын-трава.  ‹ишь  бы  прожить
сегоднЯшний  день,  а  что  будет завтра  -  это его  не касаетсЯ,  короткие
разудалые  мысли  до  этого  не  достают. ЏодписалсЯ  поначалу  на  совхоз и
отказалсЯ,  собираЯсь в  город, потом вдруг, как муха укусила, заговорил  об
охотничьей  артели,  хотЯ из ружьЯ  за  всю  свою жизнь  стрелЯл  только  по
бутылкам, да  и  то  мимо. Ђ  в  последнее времЯ  стал  снитьсЯ ему север  с
большими рублЯми... Ќо  до севера  только доехать надо терпение  иметь, а  у
Џетрухи его не водилось ни капли.
     ‚от  и посудите теперь, каково быть  матерью такого  человека.  ЃоЯлась
Љатерина: чьЯ душа  во  грехе,  та  и  в  ответе, поэтому вину за  Џетрухино
сумасходство перекладывала на себЯ. Ћна говорила:
     - „ак ежли он такой и есть - че с им самдели? ѓолову на плаху?
     -  Ђ какой он  у  тебЯ будет, когда  ты  распустила  его  до  последней
степени? - подхватывала „арьЯ.- Ћн избу сжег, ты ему слово сказала?
     - ‘ама говорела: так и этак бы сожгли...
     - „а не своей же рукой! Љак она  у его не отсохла, что спичку чиркала?!
ќто надо камень заместо сердца держать, он  в  ей родилсЯ, в ей рос, и он же
ее поперед всех спалил! Ќу!
     - Ћн, может, самдели незначай.
     -   ‚от  христовенькаЯ,   вот   христовенькаЯ!  -  приходила   „арьЯ  в
восхищение.- €шо бы - конешно, незначай. Ћн тебе  сам ее  срубил, богачество
нажил -  золотые руки у твово Џетрухи. Џошто бы нарочно он сжигать ее стал -
эва че придумали про мужика. Ќезначай, незначай...
     Љатерина умолкала.
     - Ђ как такие люди получаютсЯ? - пыталась  она понЯть - не в первый раз
пыталась понЯть и знала  уже, что не поймет, и  все-таки спрашивала, надеЯсь
на недолгое облегчение и прощение  себе,  когда и вместе  с „арьей не сумеют
они ни  в чем  разобратьсЯ.-  Ћн  с  малолетства беспутный.  ’ы говоришь:  Я
исповадила.  Ђ че  Я исповадила? Ќикакой сильно повады не  было. џ  с  им  и
добром, и по-всЯкому - дак ежли он уродилсЯ такой. Ћн маленький был, ниче не
хотел понимать. ѓлаза  заворотит - и хошь говори ты ему, хошь  кол на голове
теши. Њного ты с ребЯтами возилась?
     - Љогда мне с имЯ было возитьсЯ? ‘ темна до темна в беготне.
     -  Ђ  все  люди. Ќи один не  свихнулсЯ. Њне его баловать тоже... не  до
баловства было. ‚ запустенье,  правда что, не ходил. ‘тараласЯ. џ поглЯжу на
Љлавкиных  ребЯтишек... лучше самдели с мачехой жить. ђоднаЯ она мать, да не
своим деткам. Ќи уходу, ни привету - на подзатыльниках да на кусках, бедные.
Ђ  какие  славные ребЯтишки, ласковые, послушные... ‘ чего, с каких дрожжей,
ежели она только и знает, что собачитьсЯ? Ћна, че ли, воспитала?
     - Ќ-ну,- хмыкнула „арьЯ, полностью отказываЯ в этом Љлавке.
     ђечь шла о Љлавке ‘тригуновой.
     - „ак  че тогды? Ћдного кажин день  лупцуют  - человек выходит. „ругого
никакаЯ лупцовка не берет - был разбойник и вырос разбойник. Ћдного нежат  -
на пользу, другого - на вред. ќто  как? ‚ ком че есть, то и  будет?  €  хошь
руки ты об его обломай, хошь испечальсЯ  об  ем - он свое  возьмет.  Ќикакой
правью не  поправить. ’ак, че ли? ’ы говоришь: Я  не спрашиваю с его. –арица
небеснаЯ! џ надсадилась спрашивать.  Ђ тепери самдели отступилась, вижу, что
без толку.  ’еперь какой  есть, такой  и есть. ‚сЯ  злость вышла...  жалость
одна, что он такой. „ак не на плаху же, самдели? Џущай как хочет. …му жить.
     - „ак ты  тоже не  из могилы  это  говоришь. ’ебе тоже  доживать как-то
надо.
     -  Ђ-а,  че  будет,- отмахнулась  Љатерина.- Њы  уж тепери так и так не
своим ходом живем. ’ащит. Људы затащит, там и ладно.
     - —то тащит... правда, что тащит,- согласилась „арьЯ.
     -  Џотом  оне   же,  Љлавкины  ребЯты,  вырастут,-  подчищаЯ  разговор,
вернулась  Љатерина,- и  будут ее  на руках носить, что  она длЯ их  доброго
слова не знала.  ѓоворЯт: какой  привет  - такой  ответ... а-а,- несогласным
стоном протЯнула она,- ниче не сходитсЯ. Љому как на роду написано. Њало, че
ли: другаЯ мать дюжину  их подымет и  живет на старости с  имЯ хуже,  чем  у
чужих. —ужие-то постеснЯютсЯ галитьсЯ. Ђ свои, как право им такое дадено, до
того лютуют... злого ворога больше жалеют. ‡а что? Џомнишь старуху Ђграфену?
     - Ђ  не  доживай  до  этакой  старости,-  вдруг  ни с чего  со  злостью
вскинулась „арьЯ.- ‡най свой срок,-  и  пригасила, опустила голос,  понимаЯ,
что не дано его человеку знать.- ‡а грехи, ли че ли, за какие держит господь
боле,  чем  положено.  Ћй,  страшные надо иметь  грехи,  чтоб  так... ѓде их
набрать?  —еловек  должен жить, покуль польза  от  его есть.  Ќету пользы  -
слезай, приехали.  Ќашто  его  самого маЯть, других маЯть? †ивые...  им жить
надо, а  не  смерть в  дому  держать, горшки с-под ее таскать. џ  потаскала,
знаю. €з-под менЯ скоро с-под самой хошь таскай, мигом  от горшка до  горшка
долетела,  а помню.  ‘векровку  свою  помню, как  Я на ее  смотрела. Ђ  то и
смотрела,- непонЯтно на  что опЯть  осердЯсь,  продолжала она,-  что думала:
"Љогды тебЯ  бог  приберет?  Ќадоела хужей горькой редьки".  ќто мы с ей ишо
хорошо жили, она  покладистаЯ была. Ђ Я была небрезгливаЯ. Ђ помню: до  того
мне  под  конец  тошно  к  ей  подходить.  Ќавроде все  понимала,  что  она,
христовенькаЯ,  невиноватаЯ,  а все равно ниче с собой  сделать не могла. Ќе
могу, и  все, хошь из дому беги. € думаю: а  ежели бы это мамка  моЯ пластом
так лежала  - Я бы тоже ей смерти хотела? ‘ама отговариваюсь, а  сама слышу,
издали  голос идет:  а  тоже хотела  бы. Џущай  не так, и терпениЯ давала бы
поболе, а в худые минуты тоже про себЯ, поди,  срывалась бы. ќто уж и  не от
менЯ идет  - от  чего-то другого. Ќет, Љатерина, старость запускать  нельзЯ.
Ќикому это не надо.
     - „ак че - удавку, че ли, на шею? „арьЯ не стала отвечать.
     - € хоронют оне  нас,  плачут...  оне  плачут не об  нас,  кого в  гроб
кладут,  а кого  помнют...  какие мы  были,-  говорила  она.- € жалко нас...
потому  что себЯ жалко. Ћне  видЯт, что  состарютсЯ,  нисколь не  лучше  нас
будут.  Ђ без нас оне скорей старютсЯ. Џро себЯ  оне  нас раньше похоронили.
‚от тогда бы и убратьсЯ,  скараулить тот миг.  Ђ мы все за жисть ловимсЯ. —е
за  ее ловитьсЯ -  во вред только. Џомоложе  уберешьсЯ, тебЯ же лутше  будут
помнить, и памЯть об тебе останетсЯ покрасивей. Џобольней останетсЯ  памЯть,
позаметней. Ђ  ежели  в  гроб  тебЯ,  как кащею,  кладут  - дак ить  глЯдеть
страшно. ’акаЯ страхолюдина всю до-прежнюю памЯть отшибет...
     - Ђ мы-то в чем виноватые?
     -  Ђ  в  том  и виноватые, что  привычку к себе, как  собачонку  какую,
держим.  —тоб нас она  оберегала, на других  полаивала.  ‘кажи в  молодости,
какую ты себЯ  опосле будешь терпеть - перекрестишьсЯ, не  поверишь. Ќиче уж
живого нету, все вывалилось, окостенело,  ни  зубов,  ни рогов, ни холеры  -
нет, милей  тебЯ белый свет нее не видывал. „а нашто? ’ебе господь жить дал,
чтоб ты дело сделала, ребЯт оставила - и  в землю... чтоб землЯ  не убывала.
’ам  тепери  от  тебЯ  польза.  Ђ ты  все  тут хорохоришьсЯ,  людЯм поперек.
ЋтстрЯпалась и уходи, не мешай. „ай другим свое дело спроворить, не отымай у
их времЯ. “ их его тоже в обрез.
     -  Људа так  торопитьсЯ-то?  - отказывалась  Љатерина.-  †ить  бегом  и
помирать бегом? „ругой раз, может, не живать будет?
     - Ћно и потеперь, может, не ты жила...
     -  Ђ кто? ’ы уж говори, да  не заговаривайсЯ. Љто  за-место  менЯ будет
жить?
     - Њожет, кто другой. Ђ  тебЯ  обманули,  что ты. Ђ ежели ты - пошто  ты
тогда с Џетрухой со своим не можешь сладить? Џошто не живешь как охота, а по
чужой указке  ходишь?  Џошто всю  жисть маешьсЯ? Ќет, Љатерина,  Я про себЯ,
прости господи, не возьмусь сказать, что это Я  жила... ‘ильно много со мной
не сходитсЯ...
     ...‚двоем  и  правда  было  легче  и  за  хозЯйственной управой,  и  за
разговорами. „ни стоЯли  длинные, старухи  успевали  все и, устав,  ложились
после обеда отдохнуть, но не засыпали, а разговаривали лежа. € разговаривали
поднЯвшись, в ожидании вечерней уборки,  а  потом и  после нее -  так  и шло
времЯ,  так незаметно  и соскальзывали  с  одной стороны  на другую  длинные
летние  дни.  Ќа  разговоры подходила  ‘има  со своим  неотвЯзным  хвостом -
Љолькой;  заЯвлЯлсЯ Ѓогодул, крЯхтЯ и  поругиваЯсь,  и тоже норовил вставить
слово; приходила глуховатаЯ тунгуска с трубкой в зубах, которую она почти не
вынимала, а потому  почти не говорила; приходили на чай и беседы другие, кто
еще оставалсЯ в  Њатере... Џоминали старое, дивились новому,  смыкали вместе
то  и  другое,  жизнь  и   смерть...  Ќикогда  раньше  так  подолгу  они  не
разговаривали.
     €  мало  осталось, что было  ими  не переговорено, и  мало, несмотрЯ на
большую жизнь, было что в ней понЯто.
     Ђ впереди, если смотреть на оставшиесЯ дни, становилось  все просторней
и свободней. ‚переди уже погуливал в пустоте ветер.


        11

     Ќо еще сумела, всплеснулась жизнь на Њатере -  когда  началсЯ  сенокос.
Љормов  по новым угодьЯм было  не набрать,  да их  и не  было  еще, новых-то
угодий, двинулись в последний  раз на старые. Џришлось совхозу  расползатьсЯ
опЯть  по колхозам  - кто  где  жил,  туда на страдованье  и  поехал.