гда  поЯвилось что клепать, лезли курицы, опускались
и  небесные птички,  и  „арьЯ  решила  поставить  пугало.  Ћна  натЯнула  на
крестовину палок  свой старый  и драный малахай; не найдЯ подходЯщей  шапки,
повЯзала  сверху  грЯзную трЯпицу  и, отойдЯ, не  видЯ  за ботвой воткнутого
черенка,  вдруг поразилась: да  ведь это она и есть. Ћна, она...  ‚стать вот
так посреди грЯды, раскинуть руки  - и  ни одна курица не подойдет, ни  одна
птичка не подлетит. Ђ она еще искала, спрашивала себЯ, на кого она похожа...
ѓосподи милостивый! €ли так надо?
     ’олько на четвертый день вернулсЯ Ђндрей и  рассказал, что отца таскают
по комиссиЯм, историЯ эта  скоро не кончитсЯ... решили не  косить. Ќо  „арьЯ
думала уже не о сене, она перепугалась:
     - „ак он-то при чем? …го там не было. Ћн тут был. Џошто его-то таскают?
     - ‡а технику безопасности он отвечает.
     -  Ќу и че ему тепери будет... за эту  опасность? - ‡а  век  свой „арьЯ
давно убедилась, что человеческий спрос часто неразборчив: на  кого  пальцем
покажут,  того и  метит,  того  и  судит,  и что человеческаЯ  вина  нередко
прилипает без глаз.
     -  Ќичего не будет,- как всегда, уверенно  отвечал  Ђндрей.- Џотаскают,
нервы потреплют, ну, выговор на всЯкий пожарный случай дадут. € все.
     - ќто он тебе говорел?
     - Ћн говорил. џ и сам знаю. €звестнаЯ штука.
     Ћн  собралсЯ уезжать, но взЯлсЯ длЯ чего-то оправдыватьсЯ перед „арьей,
объЯснЯЯ, что  дальше тЯнуть нельзЯ, что скоро попрет из армии  солдат и  на
работу устроитьсЯ будет непросто. Ќо „арьЯ и не удерживала, не напомнив ни о
сене,  ни о могилах,- все  шло так,  как  она и  догадывалась.  ‚ этот вечер
приплелсЯ Ѓогодул и долго сидел, скырныкаЯ на ЂндреЯ зубами, который тоже, в
свою очередь,  косилсЯ на  старика задиристым, недобрым взглЯдом. ‚ молчании
пили  втроем  чай,  но  Ђндрей скоро  выскочил из-за  стола и,  насвистываЯ,
напеваЯ что-то, стал укладывать чемоданчик, не скрываЯ радости, что уезжает.
     ђаньше  „арьЯ не  стерпела бы  свиста: "’ы кого высвистываешь,  кого из
избы высвистываешь, такой-сЯкой?" ’еперь ей было все равно. ‚сех  высвистЯт,
никого не оставЯт. Ѓогодул крЯкал, возмущаЯсь, почему она молчит, терпит, но
она сделала вид, что не слышит, не понимает и этих знаков.
     Џосле,  когда  рассерженный,  недовольный  ею Ѓогодул  ушел,  Ђндрей  с
возмущением спросил:
     - —е ты его, бабушка, принимаешь?  —е не гонишь от себЯ, зверюгу такую?
ќто же не человек, это зверь.
     -  Џошто  не  человек?  -  с  какой-то  непосильной  душевной  нехотью,
усталостью и скорбью отвечала она.- Ћн человек.
     -  Љакой  он  человек?  ’ы  поглЯди  хоть раз  внимательно на него,  на
образину.  ‘трах  берет.  Ћн  и говорить-то,  как  люди  говорЯт, не  может,
по-звериному рычит да бурчит.
     - Ђ Я его и без лишнего разговора понимаю. € он  менЯ  понимает. џ ить,
Ђндрюшка, потеперь  ищу, кто ровнЯ мне, не как-нить. ‘ама-то Я  лутше, ли че
ли? Ќикого уж не остаетсЯ, кто бы менЯ понимал.
     “тром, в отъезд, „арью обидело, что Ђндрей стал прощатьсЯ с нею в избе,
не хотел,  чтобы  она  проводила его до  лодки.  Ћна все-таки проводила.  Ќо
сильней и больней этой  обиды была  другаЯ, которую и назвать нельзЯ, потому
что нет длЯ нее подходЯщего слова.  …ю можно  только мучитьсЯ,  как мучаютсЯ
тоской или хворью, когда непонЯтно, что и где болит. Ћна помнила хорошо:  со
вчера, как  приехал, и  по сегоднЯ, как  уезжать,  Ђндрей не  выходил никуда
дальше своего двора. Ќе прошелсЯ по Њатере, не погоревал  тайком, что больше
ее никогда не увидит, не подвинул душу... ну, есть же все-таки,  к чему ее в
последний раз на этой земле, где он родилсЯ и поднЯлсЯ,  подвинуть, а взЯл в
руки чемоданчик, спустилсЯ ближней дорогой к берегу и завел мотор.
     Џрощай  и  ты,  Ђндрей.  Џрощай.  Ќе  дай  господь,  чтобы  жизнь  твоЯ
показалась тебе легкой.
     Ђ скоро фыркнул без всЯких объЯснений куда-то опЯть Џетруха, и Љатерина
снова перебралась к „арье.
     ќто уже  шел  август,  месЯц-поспень. Џоспевало  в огородах, в полЯх, в
лесах, поспела,  по-бабьи вызрев и отгулЯв,  Ђнгара, в которой после  ильина
днЯ  отрезно, как после свадьбы, никто не купалсЯ, потому что "олень в  воду
написал", нельзЯ.  Ћтцветало  небо и солнечными днЯми  смотрелось тЯжелым  и
мЯкотным.  Џогода  больше  не   дурила,  стоЯла   ветренаЯ,  сухаЯ,  но  уже
чувствовалось,  чувствовалось  времЯ: ночами  было  студено;  Ярко, блескуче
горели  звезды  и  часто  срывались,   догораЯ  на  лету,  прочеркиваЯ  небо
прощальными огненными полосами, при виде которых что-то  тревожно обрывалось
и в  душе,  сиротЯ  и сжимаЯ  ее; по  утрам, после  особенно  звонких ночей,
наплывали  серые  мутные туманы,  держась покуда возле  берегов, не застилаЯ
всей сплошью  Ђнгару, а дни, ставшие заметно короче, но не потерЯвшие силы и
мощи, казались до  предела  полными  и тугими, вобравшими в себЯ больше, чем
они могут свезти.
     € верно, случалсЯ словно бы затор, и раза два или три, и все под  вечер
где-то далеко, за небом,  недовольно грозил гром, но только грозил, до дождЯ
и буйства не доходило.
     Ћтстрадовали покосчики: на лугу стоЯло восемь больших зародов. „лЯ себЯ
из всей деревни насмелились  косить два дома:  Љошкины или Љоткины,  которые
своей большой дружной семьей намахали на корову шутЯ, и „арьина соседка ‚ера
Ќосарева. Ќо эта на  диво отчаЯннаЯ баба: и в дождь, и в  ночь,  не разгибаЯ
спины, тюкала и тюкала одна,  без всЯкой пособи, и натюкала на корову. Џочти
одна же, потому что от девчонки на двенадцатом году пользы немного, сгребла,
стаскала в копны, а  сметать  под запал, из уважениЯ и удивлениЯ  к ‚ериному
упрЯмству, помог
     после общей работы народ. € хоть после  метки выставила  баба угощенье,
Ясно было, что не ради него колхозом навалились на ‚ерино сенцо люди, а ради
нее, решившейсЯ наперекор всему и в укор им не попуститьсЯ коровой, отстоЯть
свое право на собственное, непокупное молоко длЯ ребЯтишек. €, глЯдЯ на нее,
думала  с  упреком себе „арьЯ,  что  надо бы и  ей  попробовать  взЯтьсЯ  за
литовку. Ђ  там бы видно  было...  тогда, глЯдишь, пожил  бы еще Ђндрей и не
стрЯслась  эта  оказиЯ  с  Џавлом. Ћттого, может,  и  стрЯслась,  что  долго
раздумывали,  ждали у морЯ погоду. Џочему бы в  дождь  не косить!  Ќи холеры
зеленой траве  от него не будет. ‘похватилась -  нечего сказать. ќх,  да что
толку, что прожила она восемьдесЯт и больше годов, если и  этого не взЯла  в
разум?!
     ‚овсю  подкапывали молодую картошку  и жарили  ее с  маслЯтами, которых
высыпало видимо-невидимо,- будто за все оставшиесЯ наперед, оборванные годы.
ѓде  стоит  хоть  одна  сосенка  или  елочка,-  обЯзательно  густой россыпью
маслЯта. Џодошли и грузди, осиновые и березовые, но эти всходили  степенно и
разборчиво, без спешки  и  колготни. ‚ообще это последнее лето, словно знаЯ,
что  оно  последнее,  было  урожайным  на Ягоды и грибы. ‚след  за  кислицей
поспела  по  берегам  чернаЯ смородина;  „арьЯ раз  на  обыденок сходила и в
момент нахлестала большое  ведро,  едва дотащила его до  кладбища и оставила
там  у  родных  могилок в  кустах.  Џод вечер  только  вторым ходом вместе с
Љатериной перенесла домой. Ѓабы и ребЯтишки зачастили на Џодмогу - там росла
голубица, и тоже было вдоволь. ‚ последние  годы стали брать "воронью Ягоду"
- жимолость, котораЯ, по слухам,  хорошо помогает  от большого  давлениЯ, но
старые люди, не знаЯ, что такое давление, с чем его едЯт, не ели по-прежнему
эту  горьковатую,  и верно, как длЯ ворон  водившуюсЯ,  дикую Ягоду, любЯщую
вырубки и хлам. €  уж одно то, что она подделывалась под голубицу и не имела
своего чистого вида, не говорило в  пользу этой жимолости. ‚от и имЯ чудное,
какое-то нечистое и жидкое, раньше  на  Њатере его  не знали.  „ругое дело -
смородина,  черемуха  или  брусника,  их  никак   невозможно  заподозрить  в
худородстве. Ѓрусники,  правда, на островах,  на том  и другом,  было  мало,
только  в рот  покидать,  за ней  плавали за  реку, на  старые гари.  Ќо длЯ
брусники еще и времЯ не вышло. ‚от уж кто всем Ягодам Ягода, ни вороньей, ни
медвежьей никто никогда не осмеливалсЯ ее называть.
     „арьЯ ждала ‘оню, невестку, думала, что, быть  может, ‘онЯ  приплывет и
побегает, посбирает,  а  она, „арьЯ, потом бы  сварила.  Ќет, ‘онЯ и глаз не
казала - так, видно,  поглЯнулось ей  на  новом месте. Ќе  все же  времЯ она
работает...  Ќу  да  как  хотЯт, им жить.  ’олько на второй неделе  приехал,
отделавшись и от  истории своей, и от  бригадирства, Џавел, привез  старухам
чаю  и  сахару,  сказал, что будет теперь  работать на  тракторе, нагрузилсЯ
огородной  всЯчиной  и,  не пробыв полного днЯ,  опЯть  утарахтел  на  своей
моторке. „арьЯ вышла за деревню к мысу и долго смотрела на его сгорбленную в
лодке,  неподвижную  фигуру,  отлетающую  словно   от  какой-то  посторонней
пущенности, и  тЯжело,  устало  размышлЯла: нет, не хозЯин себе Џавел.  € не
‘онЯ им руководит, этого он не позволит,- просто подхватило всех их и несет,
несет куда-то,  не  даваЯ оглЯнутьсЯ...  своим шагом мало кто  ходит. “ехать
разве  к €вану, второму сыну,  в  леспромхоз?  Ђ что там? ‘торона  хоть и не
дальнЯЯ, да  чужаЯ, чужие люди, чужие вещи, и  неизвестно,  не чужой ли сын.
Њожет,  съездить  поначалу  в  гости, посмотреть? Ќет, надо прежде проводить
Њатеру.  Џроводить Њатеру и  лучше  всего к своим - туда, где своих в десЯть
раз  больше, чем здесь. ‚ерхней, скользЯщей памЯтью  „арьЯ помимо воли стала
вспоминать, перечислЯЯ тех, кто  там, и  вдруг вспомнила  старика  своего  -
Њирона.  ‚спомнила  и замерла от стыда: стала забывать о  нем, редко, совсем
редко приходит он  на  ум. ѓосподи, как легко  расстаетсЯ человек с близкими
своими,  как  быстро он забывает всех, кто не дети ему: жена  забывает мужа,
муж жену; сестра забывает брата, брат сестру.  •оронит - волосы рвет на себе
от горЯ, на ногах стоЯть  не может, а проходит полгода, год, и  того, с  кем
жили  вместе двадцать, тридцать лет, с кем рожали детей и не чаЯли друг  без
дружки ни  единого днЯ, будто бы никогда и не было. —то это? ’ак суждено или
совсем  закаменел  человек?  € о  детЯх  своих, уложенных  раньше  себЯ,  он
страдает потому лишь,  что чувствует свою вину: он обЯзан был беречь их и не
сберег.  Ђ  со  всеми  остальными  случайно  или не  случайно  -  от  одного
отца-матери -  встретилсЯ, побыл, поговорил, поиграл в родство и разошелсЯ -
каждому своЯ дорога. Ќет,  дик, дик человек,  этак  и зверь не умеет.  ‚олк,
потерЯвши подругу, отказываетсЯ жить...
     Ћдно лишь находилось у  „арьи оправдание, да  и то если  искать  его. “
Њирона, у старика ее,  не  было своей могилы, на которой  можно  посидеть и,
вынув душу, погоревать, поплакать, вспоминаЯ,  что было, и  представлЯЯ, что
могло быть дальше. Ћн ушел осенью в тайгу за свою Ђнгару и пропал. “шел и не
пришел,  как  сквозь  землю провалилсЯ. € ни одна душа не сказала, что с ним
сталось. Љогда  на второй раз вышло  времЯ,  на которое  он брал харч, „арьЯ
всполошилась  не  на  шутку,  забегала  по  деревне и добилась,  что  мужики
снарЯдились  на розыски, знаЯ,  где  Њирон  промышлЯл,  но никаких следов не
отыскали.  ‚месте  с  ним  сгинули две  собаки  - попробуй  догадайсЯ, какаЯ
принЯла всех  их  смерть.  Ћн не  старик  и был,  это  она,  применЯЯ  его к
теперешним своим  годам,  говорит "старик",  а  ему тогда едва перевалило за
пЯтьдесЯт, в самой мужицкой поре. Џримерно столько же, сколько сейчас Џавлу.
Ќо  с  Џавлом  его  не  сравнить:  отец  был покрепче,  поживей,  характером
потверже.  €ли это теперь только кажетсЯ?  Њногое, поди, было  на самом деле
другим,  чем  видитсЯ  ныне, снесенное  временем и  ненадежной, изнурившейсЯ
памЯтью. ‚от вспомнилсЯ Њирон, но как-то спокойно и ровно, не тронул сердца.
‚ыстудилось оно. ‚ыстудилось и болит только ближним, что рЯдом с сегоднЯшним
днем,- той же Њатерой... Ќеужели  и о Њатере  люди, которые останутсЯ, будут
вспоминать  не  больше, чем о  прошлогоднем  снеге? …сли даже о родных своих
забывают так скоро...
     "Џрости  нам, господи, что слабы  мы,  непамЯтливы  и  разорены душой,-
думала  она.- ‘ камнЯ не спроситсЯ, что камень он, с человека  же спроситсЯ.
€ли ты устал спрашивать? Ћтчего же вопросы  твои не доходЯт до нас?  Џрости,
прости, господи, что спрашиваю Я. •удо мне.  Ђ уйти ты не даешь. џ уже не по
земле хожу и не по  небу, а как подвешеннаЯ меж небом и землей: все вижу,  а
понЯть, че к чему,  не умею. ‹юдей сужу, а кто дал мне такое право? ‚ыходит,
отсторонилась  Я от них, пора убирать. Џора, пора... Џошли за мной, господи,
просю тебЯ. ‚сем Я тут чужаЯ. ‡абери менЯ к той родине... к той, к которой Я
ближе".
     ’екла в солнечном  сиЯнии Ђнгара... текло под  слабый верховик с легким
шуршанием времЯ.  ‡а  спиной лежала Њатера,  омываемаЯ  той и другой  течью;
высоко над головой возносилось небо. Џрекрасна, значит, землЯ под ним,  если
так красиво и жутко небо. ЋстановЯт Ђнгару - времЯ не остановитсЯ, и то, что
казалось одним движением, разойдетсЯ на части. “йдет под воду  Њатера  - все
так же будет сиЯть и  праздновать Ясный день и Ясную ночь небо. "—то небу-то
до Њатеры? - поправлЯла себЯ „арьЯ.- ќто людское дело.  Ћна у людей в руках,
оне над  ей распорЯжаютсЯ". €  все же что-то в  „арьиных скорых и невольных,
как  наплывающих со  стороны,  омывающих  ее,  рассуждениЯх обрывалось,  длЯ
чего-то полного и  понЯтного не хватало свЯзи. € билась, билась, короткаЯ  и
упрЯмаЯ, оборваннаЯ мысль: течет Ђнгара, и течет времЯ...
     € хотелось с  чем-то спорить, доказывать свое, знаЯ даже, что правда не
твоЯ.
     ‚ечером, укладываЯсь спать, спросила „арьЯ у Љатерины:
     - “ тебЯ не бывало, что никого нету, а будто кто с тобой говорит?
     - Љто говорит? - испуганно отозвалась Љатерина.
     - Ќе знаю. џ седни  пришла в себЯ,  а Я вслух разговариваю. Ќавроде как
кто со мной рЯдом был. ‘прашивал у менЯ, а Я с им говорела.
     - –арица небеснаЯ! Ћб чем спрашивал-то?
     -  ‚се смутливое, тЯжело...  € не  сказать  об чем. ‚идно, с ума схожу.
‘корей бы уж, ли че ли...


        16

     ќто были уже последние,  не то чтобы спокойные, но все-таки мирные, как
бы  домашние, дни. Џотом  нагрЯнула  на уборку орда  из  города,  человек  в
тридцать,-  все, за исключением  трех  молодых,  но уже подержанных бабешек,
мужики - тоже молодые, разудалые. ‚ первый же день, захватив Њатеру и почуЯв
вольницу, они  перепились,  передрались меж собой, так что  на завтра  двоих
пришлось отправлЯть к  врачу. € на завтра они  шумели, разбираЯсь, кто прав,
кто виноват, снарЯдили лодку  в магазин  за добавкой,  к вечеру добавили, но
уже  полегче,   без   боЯ.  Њатере  хватило  одного  днЯ,  чтоб   до  смерти
перепугатьсЯ;  мало кто без  особой  нужды  высовывал нос  за  ограду,  а уж
контору,  где обосновалась  орда,  старались  обходить  за  версту.  € когда
постучали к „арье два парнЯ, она готова была пасть  на колени: пожалейте, не
губите  христианскую душу.  Ќо парни  попросили  луку, даже  совали за  него
деньги  и  ушли; „арьЯ  после, запомнив, выделЯла их из всего войска. ’олько
Ѓогодул, не боЯвшийсЯ ни черта  и ни  дьЯвола, как нарочно,  лез к конторе и
смотрел  на  приезжих  пристально и недовольно, а они, чувствовалось, хоть и
задирали его и потешались над  ним, но  и  побаивались: не  человек - леший,
мало ли что  такому в голову взбредет.  Ѓосой, лохматый  и  красноглазый,  с
огромными,  как у обезьЯны, руками и  цепким пугающим  взглЯдом, он поневоле
внушал к себе почтение, а когда кто-то из деревенских  подсказал, что на нем
есть грех, а может, и не один за убийство, Ѓогодула и задирать стали меньше.
Ќо вдобавок к старому дали ему еще одно прозвище - "‘нежный человек", на что
он, как и положено сошедшему с гор снежному человеку, рычал и матюкалсЯ.
     •удо ли,  хорошо ли, но  приезжие все-таки копошились, что-то делали, и
хлеб потихоньку убиралсЯ.  •орошо работать они не могли: не свое собирают  -
не им и страдать.  ‚се равно без  хлеба теперь не сидЯт, все равно эта землЯ
родит в последний раз, а могло случитьсЯ так, что и  нынче б уже не родила -
все равно... Љто-то уезжал, кто-то взамен приезжал;  лодка сновала в поселок
и  магазин чуть  не каждый день. € посеЯно было  нынче  много меньше  против
прошлых  колхозных лет,  могли управитьсЯ своими силами, но почему-то отдали
на откуп этим... Ђ свои, закончив  сенокос, опЯть  перебрались  в поселок до
картошки и окончательного переезда, опЯть в деревне остались в сторожах одни
старухи. Џеред тем как выйти в улицу, они выглЯдывали из ограды в щели - все
ли  там  спокойно;  по улице ходили  крадучись; дома  сидели тихо,  на  ночь
закрывались на вес запоры.
     Ђ  времЯ шло.  „ень да  ночь - сутки прочь,  а за сутки  еще ближе, еще
непоправимей  подворачивала осень.  “тренники  стоЯли  холодные  и  ленивые,
подсыхало  от росы и туманов поздно, солнце всходило высоко. ѓромко и бранно
звучали голоса от конторы, где то  ругались, то смеЯлись, подолгу урчала там
заведеннаЯ машина, пока наконец не влезали в нее и не отъезжали. Џосле этого
у  поварни  за  конторой  начинали  мелькать  бабешки, которых  трудно  было
различить со стороны: все три бойкие, горластые, в мужицких штанах, все три,
как  родные  сестры, низкорослые и  мЯсистые. Ќо про одну  говорили, что она
чьЯ-то,  кто  здесь  же, с ней,  жена;  две  другие,  безмужние,  страдовали
нелегкую страду. Љ обеду вылезал из двери какой-нибудь парень, почесываЯсь и
зеваЯ, щурилсЯ  на  солнце, шел справлЯть нужду  и задумывалсЯ, что дальше -
снова  спать  или жить?  ’ут,  подкараулив,  брали  его  в  оборот  бабешки,
заставлЯли  колоть дрова, подносить из бочки воду, прислуживать в поварне, и
тогда оттуда, из поварни, слышались вознЯ, шлепки и смех.
     „нЯми припекало, струилсЯ  перед глазами нагревшийсЯ воздух и горчил от
спелого сухого духа, исходЯщего от трав, от  хлебов, от  всего,  что  принес
урожай. ‘  полей доносилсЯ  приЯтный, будто  и  не машинный  вовсе,  стрекот
комбайнов: на одном работал свой, материнский  парень из семьи  Љошкиных, на
другом - кто-то из приезжих. Љ правому, удобному длЯ погрузки берегу рЯдом с
пинигинским  покосом  подогнали  баржу,  котораЯ  доставила на остров вторую
машину и трактор и  в которую ссыпали от комбайнов зерно.  ‘овхоз  под конец
лета  обзавелсЯ  катером,  он и  притЯнул  баржу, на  нем  теперь  подвозили
приезжим продукты и  шло всЯкое иное сообщение  между Њатерой и поселком. €,
пользуЯсь  катером,  из  боЯзни  к  чужому  народу,  начали бабы  потихоньку
эвакуировать  из  деревни мелкую  живность - куриц, поросЯт, овец.  ќто ведь
как:  только покажи одна, и  пошло-поехало...  Људахтанье и визг раздавались
каждый день. Љоровы пока гулЯли. „лЯ них, а также длЯ сена рубилась мужиками
и  на  плаву  стЯгивалась  в   одно  высокаЯ,  в  два  наката  со  стоЯками,
большегрузнаЯ платформа.
     ‚идать,  видать  конец... €  назначенный  срок не опоздает,  и  люди не
оробеют - вон как взЯлись, сколько понагнали рук!
     Ќа Џодмогу, где не было полей, только выпасы да леса, высадилась другаЯ
бригада - эта из леспромхоза. ‚есь скот оттуда в  день велено было перегнать
на  Њатеру  - хорошо,  вода  в протоке стоЯла  низкаЯ.  € запылала Џодмога -
вспыхнули старые, какие там были,  постройки длЯ скота, потом занЯлись огнем
леса.  „ула низовка, и весь дым с Џодмоги несло  на Њатеру - не видно в иные
часы было  неба, солнце, выныриваЯ, проглЯдывало  бледным  круглЯшком.  ‘кот
забивалсЯ в  стайки  и  мычал,  совхозные  коровы,  оставшиесЯ  от  колхоза,
носились  по острову с дурным ревом,  сбиваЯсь  в кучи, топоча и ронЯЯ с губ
пену;  кони,  их и  осталось-то  немного, вели  себЯ поспокойней,  но  и они
боЯлись земли и жались к воде. ‘вои люди возмущались:
     - —то делают-то? —то делают?! Џошто было не  подождать маленько! ќтак и
Њатере  недолго пыхнуть. ‘ушь такаЯ... ‡ароды стоЯт, хлеб  стоит.  ’ут одной
искринки хватит.
     Ђ не свои, больше некому, подожгли в ответ мельницу - или по чьей тихой
команде,  чтоб потихоньку  подчищать,  или без  нее, из одного озорства: все
равно гореть -  ну и пускай горит, мы посмотрим. —то чужой дым глотать  - мы
свой добудем, с треском, с огоньком! € добыли. ‚ечером „арьЯ вышла на  улицу
и ахнула, увидев  высокое зарево уже  и не с нижней стороны, от Џодмоги, а с
верхней, слева от  деревни.  Љроме как мельнице пылать было  там  нечему. €,
воротЯсь  торопливо  в  избу,  „арьЯ  растормошила  Љатерину,   котораЯ  уже
улеглась:
     - Џойдем, простимсЯ с ей.  ’ам, поди-ка, все чужие. Љаково ей середь их
- никто добрым словом не помЯнет! Џошли, Љатерина.
     - Људы? Ћ чем ты? - испугалась та; всего они в последнее времЯ боЯлись,
от каждого стука замирали, при каждом нежданном  слове вздрагивали - не беду
ли оно несет, не о худом ли скажет?
     -  Њельницу  запалили.  Џомешала  она  имЯ.  ‘коль она,  христовенькаЯ,
хлебушка нам перемолола! ‘обирайсЯ, хошь  мы  ей покажемсЯ.  Џускай хошь нас
под послед увидит.
     Ќа подъезде возле горЯщей мельницы, и правда, толпились  одни приезжие.
—то  делает  огонь  пожирающий  с  людьми,  почему  так  страшно  он на  них
действует? ќти  как с ума посходили: они прыгали, кричали, бросались под жар
-  кто дальше  забежит, дольше  подержитсЯ, погеройствует, и, не выдерживаЯ,
падаЯ  на опаленную  бурую землю, с гиком  откатывались  назад.  ‚звизгивали
бабешки,  их   было  здесь  две,  когда  их,  пугаЯ,  подталкивали  к  огню,
замахивались на мужиков кулаками, стучали по спинам и были довольны, веселы,
счастливы. Љакой-то парень,  совсем еще молоденький, глупый, залез на березу
и,  болтаЯ ногами, ошалев от огнЯ, выкрикивал оттуда частушки.  Ќа него, как
на  зверЯ, гавкала снизу  собачонка,  тоже беспутнаЯ,  тронувшаЯсЯ  от всего
происходЯщего кругом,- на парнЯ  и на нее показывали пальцами и покатывались
со смеху.  ‘обака, понимаЯ, что она угождает, старалась и того пуще. Џотеха,
потеха... Ќа  березе свертывались, подрагиваЯ, листочки,  западали с  жаркой
стороны  тЯжелые  ветки,  и  всЯ она  в Ярком  зареве  казалась  бесцветной,
прозрачной. Џрозрачными, бесплотными казались и лица людей.
     ѓорело  с  жутким,  идущим  изнутри подвывом;  высокое  пламЯ  загибало
поверху ветром и обрывало; сажные лохмотьЯ неслись дальше. „арьЯ с Љатериной
стоЯли в сторонке, напротив боковой стены, закрытые от чужих людей  кустами,
чтоб  их  не  было видно,  чтоб  видела  их  только  мельница.  Ћна  всЯ уже
потерЯлась  в  огне  - казалось, он, играЯ, то поднимал  ее  над  землей, то
опускал; верилось даже,  что  все  это огромное бешеное полымЯ может клубком
сорватьсЯ  с места  и,  вознесшись, полететь,  полететь над  Ђнгарой,  пугаЯ
народ, празднуЯ свою буйную сатанинскую радость.
     ‘тарухи не услышали, когда к ним подошел незнакомый,  тоже из приезжих,
но немолодой уже мужик в распущенной клетчатой рубахе -  где было и услышать
в том гуде и треске!
     ЏостоЯв рЯдом, мужик спросил - в голосе его прозвучало участие:
     - •орошаЯ была мельница?
     - •орошаЯ,- без испуга ответила „арьЯ.
     - Џонимаю,-  кивнул  он.-  Џослужила, выходит, службу.-  € протЯнул:  -
Џо-е-ехала!
     ‘лово  это - "поехала"  - не выходило потом у  „арьи, из головы и стало
главным,  все  объЯснЯющим,  ко  всему,  что происходило вокруг, приложимым.
‚изжал  поросенок в  мешке,  которого тащили  за  спиной на катер,  и  „арьЯ
смотрела вслед: поехал. ѓнали к Ђнгаре совхозный скот,  чтоб переправлЯть на
тот, на дальний, где поселок, берег, но не в поселок, а на выпасы у реки,- и
„арьЯ шла провожать, глЯдела, как затЯгивают на большой, огороженной жердЯми
плот не плот, паром не паром упирающихсЯ коров и телЯт, как подвЯзывают их к
скобам и  трогают от  земли. Џоехали.  Ќесли горький черный  дым с  Џодмоги,
который набиралсЯ в жилье и доводил до кашлЯ, и она думала: поехала Џодмога,
поехала. ‘дала Љлавка ‘тригунова в  совхоз бычка городским на мЯсо - поехал,
христовенький...  ’Янули к берегу зароды  -  пое-ехали! ‚се  меньше и меньше
оставалось своего, привычного, все  торопилось съехать,  убратьсЯ с опасного
острова  подальше. € деревнЯ стоЯла сираЯ, оголеннаЯ, глухаЯ, тоже готоваЯ к
отъезду; голоса чужих людей звучали в ней  как в бочке, а собственные где-та
терЯлись,  пропадали. € уже сквозно, далеко видели глаза  - пустела  Њатера,
свободно было взглЯду.
     Љлавка  ‘тригунова,  с  помощью  забитого  бычка  сойдЯсь  с приезжими,
подговорила их спалить и ее избу - не терпелось Љлавке получить деньги. Ћни,
конечно, в удовольствие себе за милу душу спалили; спасибо хоть - не пустили
огонь на  соседние  постройки. Ќо  теперь  и  посреди  деревни  зиЯла чернаЯ
дымЯщаЯсЯ Яма,  а глаз, не  находЯ опоры, проваливалсЯ и  обрывалсЯ,  как  в
колодец, в дальний ангарский простор. ђазъединилась, распалась Њатера на две
стороны...
     ‚ тот вечер,  когда  "поехала" мельница, „арьЯ с  Љатериной, воротЯсь в
темноте с  пожара домой, натолкнулись на крыльце на ‘иму  с мальчишкой.  Ћни
сидели  перед  запертой  дверью: Љолька  хныкал,  ‘има,  успокаиваЯ,  что-то
наговаривала ему. Ћна  торопливо поднЯлась навстречу старухам и, как всегда,
когда нервничала, поглаживаЯ себЯ ладонью по щеке, взмолилась:
     - Џустите  севодни к себе...  боимсЯ мы.  € он не спит, плачет,  и Я не
могу. ’ак страшно... так страшно...
     €х уклали на  кровать, и кровать эта больше не пустовала: днем ‘има еще
уходила к себе, копошилась там по дому  и огороду, на ночь же возвращалась к
„арье. ‚зЯв страх один раз,  она уже больше не могла  от него избавитьсЯ. Ќо
страшно было не одной только ‘име. „аже Ѓогодул  разглЯдел как-то висЯщую  у
„арьи в сенЯх под шубой берданку и обрадовалсЯ:
     - „ай-ка мне. Љур-рва! “бью-у!
     - Љого убьешь?  - всполошилась  „арьЯ.-  Љак Я тебе ее дам?  €шо правду
убьешь! ’ы че это? Ќа кого так?
     - ѓор-розЯт, кур-рва! Џожгут бар-рак. џ их...- Ћн гулко, как выстрелил,
прукнул губами.
     - €з ее,  однако  что, и стрелить  нельзЯ. Ќе помню, чтоб кто брал. €шо
сам живой был...
     Ќо Ѓогодул снЯл берданку и унес - разве что попугать кого, потому что о
патронах, о зарЯдах он не вспомнил. ‘ патронами „арьЯ  и не дала бы: у  него
ума  достанет  и пальнуть,  если  разгорЯчитсЯ,  на то он и  Ѓогодул. ’еперь
только этого и не хватало.  ‘ него взЯтки гладки, с нее, с „арьи, тоже много
не спросишь - таскать, стало быть, возьмутсЯ опЯть Џавла.
     ’ак, с поночевщиками, с ‘имой и  мальчишкой, стали держатьсЯ вместе уже
и не вдвоем, а вчетвером, как в том теремке... Љартошки, всЯкой другой овощи
было вдоволь, мучица оставалась  еще из старых, из  колхозных  запасов, чай,
соль  Џавел  если  не сам  привозил, так с кем-нибудь  посылал -  он  теперь
работал на тракторе, корчевал  лес под полЯ и не вдруг мог сорватьсЯ. Њолоко
свое; „арьЯ была рада,  что есть наконец кому пить его, и подливала Љольке и
утром, и  вечером, наказывала  прибегать днем.  ‘ама  она  спала  на  печке,
Љатерина, как и раньше, стелилась на топчане, ‘име с Љолькой отдали кровать.
Џосле  отъезда  ЂндреЯ  чаще  наведывалсЯ  Ѓогодул  -  этот, наоборот,  мало
выводилсЯ днем, а  ночевать  уходил к себе, боЯлсЯ,  не подожгли  бы  барак.
—тобы  показать берданку,  он  несколько раз прошелсЯ с  ней  мимо  конторы,
громко покрЯкиваЯ, покашливаЯ, обращаЯ на себЯ внимание. Џриезжие вываливали
на крыльцо, кричали:
     - ќй ты! Џартизан!
     - ‘нежный человек!
     - ’урок!
     - ‘ кем воевать собралсЯ, а? Љакого она у тебЯ образца, пушка твоЯ?
     - ’ы спроси, какого он сам образца. Ќе служил ли он у Џетра Џервого?
     - Ђ у €вана ѓрозного не хошь?
     -- „а она у него и не стрелЯет.
     Ѓогодул только и ждал этих слов.
     - ‚ыдь! - показывал он в сторонку и снимал берданку из-за спины.- ‚ыдь,
кур-рва!
     Ќо охотников проверить  на  себе, стрелЯет ли берданка, не  находилось;
Ѓогодул, победно  рЯвкнув,  закидывал ее  за плечо  и  под смех  и свист, не
оборачиваЯсь больше, удалЯлсЯ.


        17

     Ђ  у  „арьи вечерами  подолгу  за  разговорами  не  спали.  ‹ожились  в
сумерках, не добываЯ  огнЯ, и поначалу говорили о том, с  чем  легли,- после
раздольного   чаевничаньЯ  и   неспешных  последних  хлопот.   Љак  водитсЯ,
жаловались на  старые кости, возились, крЯхтели, укладывались помЯгче, чтобы
услужить им; коротко, как расписываЯсь, подтверждаЯ, что  знали его, были  в
нем,  поминали  только что  канувший день.  Ќо  все  больше и больше мерк за
окнами и  изникал  свет, замирали шумы,  отступали мелкие заботы, и разговор
успокаивалсЯ, выбираЯсь на вольную  волю, становилсЯ  задумчивей, печальней,
откровенней. ‘тарухи уже  и не видели, а только  слышали  друг друга; сладко
посапывал  во сне  возле ‘имы  мальчишка, леденисто  мерцали окна, огромной,
одна на весь  белый  свет,  казалась изба,  в которой все  еще стоЯл слабый,
дразнЯщий,  с кислинкой,  запах  дотлевающих  в  самоваре  углей  -  и слова
возникали как бы сами собой, без усилий, памЯть была легкой и покладистой. Ћ
чем говорили? Ђ о чем можно говорить? Људа заносил разговор, то и пытали, но
от  Њатеры да от самих себЯ отворачивали редко, так одно по одному на разные
лады и толкли.
     Ќа  этот  раз  должно  было  икатьсЯ  Џетрухе:  начали  с  него.  Љлава
‘тригунова, ездившаЯ  в район  получать  за  избу деньги,  встретила  его на
пристани в Џодволочной. Џетруха, рассказывала она, там при  деле: занимаетсЯ
пожогом оставленных домов. “ своих  руки на такую  работу не  поднимаютсЯ, в
это можно  поверить, а  Џетрухе она - дело  знакомое, он с  ней  управлЯетсЯ
почем зрЯ. Љлавка уверЯла, что за каждую сожженную постройку Џетрухе платЯт,
и  платЯт вроде неплохо, он не жалуетсЯ. "‘ытый, пьЯный,  и  нос в табаке",-
будто хвалилсЯ он Љлавке, и верно, неизвестно, сытый ли, но пьЯный был, а на
пароход  прибегал за новой  бутылкой.  Ћн звал угоститьсЯ  и  Љлавку, но она
Якобы отказалась,  потому что мужик,  который стоЯл с Џетрухой, показалсЯ ей
ненадежным, а она была при деньгах.
     Љатерина, примирившаЯсЯ с потерей своей избы, не могла простить Џетрухе
того, что он жжет чужие.  ‚есь день  после разговора с  Љлавкой она ахала со
стыдом и страхом:
     -  Ћй,  какой страм! Ћй, страм  какой! Ћн  че, самдели последнюю голову
потерЯл?! Љак он опосле того в глаза людЯм хочет смотреть?! Љак он по  земле
ходить хочет? Ћ-е-ей!
     „нем „арьЯ, и сама возмущаЯсь Џетрухой, поддакивала:
     - Ќашел все  ж таки  по себе  работенку. Ђ то никак не мог сыскать.  Ќу
дак: жегчи - не строить.  ‘оломки подложил, спичку чиркнул, от той же спички
ишо  папиресу запалил,  и  грейсЯ - куды тебе с добром! Џодволошна - деревнЯ
большаЯ, версты на три, однако что, растЯнулась... ’ам ему работенки хватит.
     Ќо  Љатерина  не успокаивалась, и вечером, когда улеглись, „арьЯ на  ее
причитаньЯ сказала:
     - —е ты  расстоналась? —е  ты себЯ  так маешь?  Ќе  знала ты, ли че ли,
какой он есть, твой Џетруха? Ђли только он один  у тебЯ такой? Њы с тобой на
мельницу  ходили,  ты рази  не  видала, сколь их там  было?  ‘кажи им:  хлеб
убирать али избы жегчи - кто на поле-то останетсЯ? ‡аладила: страм, страм...
Ќе он, дак другой бы сжег. ‘вЯто место пусто не бывает  - прости, господи! -
Џущай  другой... пущай другой. Ћн-то пошто? Ћн  на  себЯ до  смерти славушку
надел, ему не отмыть ее будет.
     -  Ђ начто  ему  отмывать? Ћн  и с  ей проживет  нe хуже других. €шо  и
хвалитьсЯ  будет.  ’ы  об  ем,  Љатерина,  сильно  не печальсЯ.  ’ы  об себе
попечальсЯ. Ђ он че: эта работенка кончитсЯ, другаЯ такаЯ же найдетсЯ.
     - „ак Я мать ему или  не мать? €ть он и на менЯ  позор кладет. € в менЯ
будут пальцем тыкать...
     - Ќе присбирывай.  Љто в  тебЯ будет пальцем тыкать,  кому ты нужна? ’о
тебЯ и не знают. ’ы сколько жить собралась - сто годов, ли че ли?
     -  Њожет,  поехать  туды?  -  не  отвечаЯ,  осторожно  подала  на совет
Љатерина.- Ћчурать его? ‘казать: че ты делаешь?
     „арьЯ с удовольствием подхватила:
     -  Џоезжай, поезжай. ЏоглЯди, чьи избы лутче горЯт - подволошенские али
материнские? Ћн тебе  за-ради праздничка, что ты приехала, две,  а  то и все
три  зараз запалит -  ох, хорошо будет  видать.  Ћпосле нам расскажешь,  чью
деревню  солнышко больше грело. “тресь подымешьсЯ и  собирайсЯ, не тЯни. „лЯ
этого  дела тебЯ  на катере отвезут. Ћчурай его. —е это  он чужие избы жгет,
ежли  свои ишо  не  все погорели.  Ћх, Љатерина,  пошто  мы  с  тобой  такие
простофили? †или, жили и нисколь  ума не  нажили. —то дети малые, что  мы...
Ќу?
     € замолчали, оставив бесполезный разговор. Љатерина  знала, что  никуда
она не  поедет  и ничем Џетруху  не  проймет и  не вразумит:  был  Џетруха и
останетсЯ Џетруха. ’ак, видно,  до смерти  своей и  не  бросит  петрухатьсЯ,
такаЯ ему судьба. Ђ ей  судьба - быть матерью  Џетрухи. Ќадо  ее бессловесно
нести,  смиритьсЯ с нею и  ни  на что  не  роптать.  ‹юди... Љатерина  стала
думать, следует  ли ей стыдитьсЯ перед людьми, знакомыми и  незнакомыми,  за
себЯ  и за Џетруху,  если  сам  он не  ведает стыда? € если она теперь стала
никому не нужной - ни  сыну, ни, тем паче, чужим  людЯм, будто ее  и нет  на
свете? Ђ  может, и верно,  сделать вид, что ее  нет,  а то, что  ходит  в ее
шкуре, ни длЯ чего не годитсЯ -  ни  длЯ  совести,  ни длЯ  стыда? —то толку
мучитьсЯ и стыдитьсЯ, если никому твой  стыд не надобен, никто его не ждет и
ни одна  душа, перед которой хотелось бы повинитьсЯ, на него не ответит? —то
толку? „арьЯ... Ћна все понимает. „арьЯ ее не осудит. ‡амереть и жить только
собой... и жить-то уж ничего не осталось...
     Ђ „арьЯ думала о  том, что она чувствовала бы на месте Љатерины, какими
защищалась бы словами.  ’о же самое, наверное,  и  чувствовала бы,  то же  и
говорила. € так же отвечала бы, наверно, Љатерина на ее, на „арьином, месте.
ќто что  же такое? „арьЯ впервые так близко задумалась над тем, что значит в
жизни  человека  положение, место,  на котором  он стоит.  ‚от  ей  не  надо
стыдитьсЯ  своих детей, и она  уже  взЯла  за право спрашивать с Љатерины за
Џетруху,  поучать  ее,  чуть  ли  не   виноватить.  €  так  же,  получаетсЯ,
разговаривала бы  с  нею Љатерина, окажись  „арьЯ  матерью Џетрухи. Ђ где же
тогда характер  человека,  его  собственнаЯ, ни  на какую  другую не похожаЯ
натура, если так много зависит от того,  повезло тебе или  нет? € стань она,
„арьЯ, в  положение ‘имы, живущей  в  чужой деревне, без родни  и защиты,  с
малолетним  внучонком на руках  - тоже была бы тише воды, ниже травы? Ђ  что
поделаешь? - наверно, была бы. Љак мало, выходит, в человеке своего, данного
ему от рождениЯ, и сколько в нем от  судьбы, от того, куда он на сегоднЯшний
день приехал и что  с собой привез. Ќеужели  правда  она могла бы быть такой
же, как ‘има? - совсем  ведь разные  люди. ‘има что-то  тихонько нашептывала
засыпающему Љольке. ‚ечерний  свет  погас,  и  теперь после недолгой темноты
всходил  ночной: Ярче обозначались  окна, мертвым  сиЯнием  дробилсЯ  мутный
воздух, выплывали, покачиваЯсь, из  невиди предметы, ложились слабые дроглые
тени.  ѓде-то  на  другом  конце  деревни, как  нанЯлась,  гавкала  давно  и
безостановочно собака - устало, беззлобно, лишь бы не дать о себе забыть. €з
‘иминого шепота доносились отдельные бессвЯзные слова - будто тоже тени слов
настоЯщих,  такими они были тихими и  одинокими. € опЯть Љатерина негромко и
печально начала:
     - Ђ много ли, кажись, надо... –арица небеснаЯ, послушай. ’олько и надо:
чтоб пристроилсЯ он, беспутный, куды... ‡анЯлсЯ человечьим делом.  Ћно и без
Њатеры, поди, жить можно. „али бы ему  где угол, а туды  и на менЯ, глЯдишь,
такой же  от  топчан  бы  влез. џ  бы его  утром  будила:  вставай, Џетруха,
вставай,  на работу пора. ‘обирала  бы узелок  на обед. Џущай  бы он на менЯ
ругалсЯ, пущай хошь че - Я бы стерпела. џ бы не то стерпела, а знать бы, что
на путь он стал.
     -  †енить  его надо,- недовольно сказала „арьЯ: опЯть  она, Љатерина, о
Џетрухе.- …жли ты с ним не можешь сладить, такую бы бабу ему, чтоб она его в
ежовые рукавицы взЯла. €наче толку не будет.
     - Љто за его, беспутного, пойдет...
     - „ак ежли бы он маленько за ум взЯлсЯ - пошто не подти?!
     - Ћн  так-то  добрый,-  обрадовалась Љатерина  тому,  что вот и  „арьЯ,
значит, не считает его  совсем пропащим  человеком, что и она видит длЯ него
пусть слабое, ненадежное, но спасение.- ‘ердце у его мЯгкое...
     „арьЯ наверху, на печке, хмыкнула: как не мЯгкое... мЯгче некуда.
     - Ќет, правда. Љогды нечем, Я его выгораживать не стану.  Ђ тут правда.
“  нас телка была... не  доглЯдишь ежли - весь хлебушко ей скормит. ђежет на
ломти, солью сластит и ей. Ћна уж его знала: подойдет  вечером под  ворота и
кричит, кричит: это она его зовет.  џ отгоню -  она со двора зайдет и тошней
того кричит. „ашь ей из своих рук такой же ломоть - съест, а не  успокоитсЯ,
надо, чтоб  он  вышел. Ђ он даст - самдели уйдет.  €  раньше  корова была...
увидит, что она мое сено подчистила, тайком от менЯ, чтоб Я не ругалась, ишо
ей кинет.  ’оже  подкармливал.  Ђ сколько этих щенков  перетаскал! ѓде он их
только подбирал?! Ћсобливо ежли нетрезвый - ну обЯзательно щенка под пазухой
тащит. “ нас одно времЯ четыре, однако что, собаки собралось. џ надселась на
их кричать. Љажной кусок надо бросить,  и их, кусков-то, на себЯ не хватало.
Ќет, он ничего не понимал.
     - €шь, до чего добрый!  - не утерпела, ковырнула „арьЯ.- ‘обак блудЯщих
он  кормил, жалел, а мать  родную кинул. Љак  хошь,  так и живи.  ќто не его
дело.
     -  Ѓеспутный. џ говорю, что беспутный,- привычно ответила Љатерина.- Ћн
и корове  подбрасывал, не  думал, а хватит ей до весны или не хватит. џ даю,
чтоб растЯнуть, по норме даю, а он как попало. Ђ потом, под весну,  и росить
нечего.
     - —е  ты мне опеть про корову? ’ы-то, христовенькаЯ, че  делать будешь,
как сгонют нас отсель? ‘гонют ить. ’ы-то  куда? ’ы об етим подумала? Ћна мне
про корову толкует, коровы уж сто годов в живых нету.
     - џ и говорю... - ‘казать Љатерине было нечего,  голос ее без твердости
и надежды звучал пусто.- …жли бы он куды пристроилсЯ... дали бы угол...
     „арьЯ громко, на всю избу вздохнула: ах, кабы не цветы да не морозы...
     Ќо, видно, так уж направилсЯ разговор, и не завернуть: вступила, усыпив
Љольку, ‘има, и она потЯнула его туда же, в ту же сторону.
     ‘има сказала:
     - Љаждому свое. ’ебе, Љатерина,  возле сына бы жить, хлопотать за  ним.
‚нучонка бы дождатьсЯ, нЯнчитьсЯ...
     - Ћй, не  говори,  ‘има,- простонала Љатерина,  не смеЯ и  надеЯтьсЯ на
такое счастье.- Ќе говори.
     - “ менЯ тоже от дочери помочи ждать не приходитсЯ. ’оже не  знаю, куда
голову приклонить.  “ менЯ хоть ЉолЯнЯ  есть. „лЯ него из последних сил надо
жить. Ђ как  жить?  „ень и ночь  думаю, день и ночь думаю:  как  жить?  куда
двинутьсЯ? ЌашелсЯ бы старичок какой...
     - ѓосподи! -  взмолилась „арьЯ.- €ть  это надо! “ самой уж... а она все
про старичка! Ќу... Љакого тебе ишо старичка, невеста ты, прости господи, на
семьдесЯт  семь дырок. €  из  каждой песок сыпитсЯ.  —е ты у старичка делать
будешь?
     ‘има обиженно молчала.
     - Ќу, на что он тебе? Џо каку холеру он тебе потребовалсЯ? - добивалась
„арьЯ.- Џошто ты нам не скажешь?
     - Њне, „арьЯ ‚асильевна,  скрывать нечего.- …сли "„арьЯ ‚асильевна", не
на шутку, значит,  разобижена ‘има.- Ђ  мечтать  никому не  запрещаетсЯ, да.
Љатерина мечтает  возле сына  жить,  и  Я мечтаю. Њне  тоже  охота свой угол
иметь. џ не так чтоб совсем стараЯ,  на домашнюю  работу сгожусь. ‚ошла бы в
дом, никто не пожалел бы. Њне много, „арьЯ ‚асильевна,  не надо. ‚  мои годы
люди  сходЯтсЯ не  детишек рожать,  а  полегче  друг  возле  дружки старость
принЯть.  € Љолька бы  рос, у  менЯ об  Љольке  забота. џ  об чем  попало не
мечтаю. Ђ на что гожусь, на то гожусь. € постирала бы, и сготовила.
     - ѓодисьсЯ, годисьсЯ...
     - Ђ если тебе мечтать не о чем - че ж... Ќе наше кукованье. „ети в люди
вышли, не отказывают. ќто нам на сирую голову... Ќе все же плакать...
     - € песенку старичку бы спела?
     - Ђ славный старик бы попалсЯ, и песенку бы спела. Ћн бы послушал.
     ’еперь   замолчала,   отступив,   „арьЯ,   смущеннаЯ  позабытым  словом
"мечтать". ‘име ли его говорить? „арье ли его слушать? Њечтают в девичестве,
приготовлЯЯсь к жизни, ничего о  ней еще толком  не  знаЯ, а как почал  тебЯ
мужик да  обзавелась  семьей  - остаетсЯ  только  надеЯтьсЯ. Ќо и  надежды с
каждым годом  все  меньше,  и  она тает,  как снег, пока  не  истает совсем,
впитавшись в  землю,-  и вот уже перед тобой не надежда, а  парком дымЯщиесЯ
из-под  земли воспоминаниЯ.  Ќу так  ‘има  - что с  нее  взЯть!  ‚  мечтаниЯ
ударилась!  ‘ираЯ  голова, да не головкой звать. ‚ольнаЯ  птица, да присесть
некуда, все места занЯты. Ђ летать - крылышки не те. "•ошь ‘има - да мимо",-
вспомнила  „арьЯ дразнилку. Њимо и будет, не иначе. Ќо, размышлЯЯ  об  этом,
„арьЯ с тоской  подумала, что, пожалуй, ‘има говорит  правду, что ничего ей,
„арье, от завтрашнего днЯ не надо... Ќе то  что  мечтать - куда там! - не то
что надеЯтьсЯ, но и самых простых желаний, кажетсЯ, не осталось. ‚се сошло в
одну сторону. Ќа  что  ей, верно, надеЯтьсЯ? Ќа смерть? ќтого не минуешь, на
это можно не  тратить надежду. Ђ  на что еще? Ќе на что. ‘тало быть, скоро и
помирать, если жить больше не с чем. Ђ ‘има с Љатериной подержатсЯ, поживут,
и  не потому, что они  помоложе,  силенки у  ней тоже не  все  еще  вышли, а
потому,  что есть у  них тут дело: ‘име  -  поднимать мальчонку, Љатерине  -
беспокоитьс