и по свету, но до того,  как
поднимутсЯ и вылезут на реку  люди,  чтобы  не  причаливать  на  виду  и  не
подавать на пересуды-разговоры лишнего намека. Ѓыть может, в последний разок
и  плывет,  впредь  не  понадобитсЯ.  ЌельзЯ  дальше  испытывать  судьбу   -
достаточно.  Џохоже,  что  она,  Ќастена,  и  без   того   где-то   когда-то
промахнулась, показала больше, чем следовало, -  где,  когда,  что?  Љ  чему
теперь доискиватьсЯ? Ќичего это не  даст.  “спеть  бы  предупредить  ЂндреЯ,
уговоритьсЯ с ним,  а  там  будь  что  будет.  ’акую  страшную,  непосильную
чувствовала она усталость, что хотелось отгрестись подальше, опустить  весла
и лечь, закрыть глаза - пускай бы тащило, уносило куда  попало,  хуже  б  не
стало.
     ’ри днЯ прошло, как ‘еменовна помела ее  из  дому,  а  Ќастена  все  не
хотела поверить, что живет она где-то в людЯх, что нельзЯ  ей,  как  раньше,
пройти в свою комнатенку, переодетьсЯ и, опустившись на деревЯнную  кровать,
стыдливо приласкать перед сном живот. ’еперь, когда прЯтать его  было  ни  к
чему, когда каждый кому не лень, тыкалсЯ в  него  глазами  и  опивалсЯ,  как
сластью, его открывшейсЯ тайной, начала подтачиватьсЯ и глохнуть и  нежность
к ребенку, чуткое, дрожливое ощущение его наполнЯющейсЯ жизни. ЋсталсЯ  один
страх: что с ним будет? Ќепросто было без конца выдерживать на себе  хваткие
и судные взглЯды людей - любопытные, подозрительные, злые; как сама  Ќастена
не в состоЯнии была понЯть, что все, происшедшее с  ней,  -  правда,  так  и
другие не могли поверить, что она и есть та Ќастена, которую  они  знали,  и
всЯкий раз искали подтверждениЯ молве: тут ли он живот-то, не  опал  ли,  не
исчез? Ќикто, ни один  человек,  даже  ‹иза  ‚ологжина,  своЯ  в  доску,  не
подбодрил: мол, держись, плюнь на разговоры, ребенок,  которого  ты  родишь,
твой, не чей-нибудь ребенок, тебе и беречь его, а люди, дай времЯ,  уймутсЯ.
…сли б чуть сходилось по  срокам,  наверно,  и  ‹иза  покатила  бы  на  нее,
подозреваЯ,  не  Њаксим  ли  там  был.  Ђ  может,  и  теперь   задумывалась,
подсчитывала - кто ее  знает?  Љатерина  вон,  жена  Ќестора,  не  на  шутку
косилась, дурила про себЯ, а не подходить же к  ней,  не  объЯснЯть  -  мол,
успокойсЯ, твой Ќестор тут ни при чем. Ќе всЯкий поверил  Ќастениной  сказке
про уполномоченного - так, пожалуй,  и  должно  быть,  но  Ќастене  от  этой
отговорки легче не становилось. Ѓабы - ладно, с бабами обойдетсЯ, она знала,
что не виновата пред ними - той хотЯ бы виной, которую они примерЯли к  ней,
поэтому смотрела на них без стыда; куда хуже было, когда намекали на  что-то
близкое к правде. €ннокентий €ванович, щурЯ свои хитрые, пронырливые глаза и
понимающе качаЯ головой, в первую же встречу,  когда  обнаружилсЯ  ее  грех,
закинул:
     - Ќадо еще разобратьсЯ, бабонька, кто это тебЯ такой медалью  наградил.
Ђ?
     € пытко, зорко, весь в нюху, уставилсЯ на нее, ожидаЯ,  не  дрогнет  ли
где жилка, не выкажет, не откроет ли что ненароком.
     - ђазбирайсЯ, разбирайсЯ, €ннокентий €ванович, - как всегда в последнее
времЯ настырничаЯ с ним, не даваЯ ему спуску, ответила Ќастена. - Ђ Я покуда
шепну, что ребенок-то, однако, на тебЯ будет походить.
     - ’ьфу, Язва! - сплюнул он и пригрозил, отходЯ:-  Ќич-че,  выЯсним,  на
кого он будет походить.
     ‚от  это  уже  выходило  пострашней,  и  что  тут  делать,  Ќастена  не
представлЯла. Ћна вообще нисколько не представлЯла,  что  ей  делать,  не  в
силах была задуматьсЯ и что-то решить: как оцепенела в первый день, когда на
нее накричала ‘еменовна, так и не отошла.
     ‚се кругом стало немило, все казалось чужим, направленным  против  нее,
высматривающим каждый ее шаг, подслушивающим каждую мысль.  Ћна  шевелилась,
чтобы не застыть, не обмереть окончательно,  выходила  на  работу,  говорила
какие-то слова, когда спрашивали, но о чем говорила, какую работу исполнЯла,
где была, сразу же забывала. Ќочами она почти не спала, изнываЯсь  тЯжистой,
горькой болью, когда ни в чем нельзЯ было отыскать спасеньЯ, а при свете  не
отличала утра  от  вечера  -  заблудилась,  закружилась,  заплелась.  Ќадька
покрикивала на нее, подталкиваЯ то к столу, то  в  постель,  то  в  поле,  -
Ќастена  послушно  двигалась,  делала,  что  требовалрсь  от  нее,  и  снова
коченела, уставившись перед собой невидЯще и замаЯнно. € все ждала сенокоса,
который должен был начатьсЯ со днЯ на день; почему-то верилось Ќастене,  что
в эту веселую, любимую  ею  прежде  страду  должна  переломитьсЯ,  прийти  к
какому-то одному концу всЯ ее мучительнаЯ, смутнаЯ заверть. •ватит - сколько
можно?!
     Ћна не собиралась сегоднЯ к  Ђндрею,  но  вечером  пришла  с  посиделок
Ќадька и доложила:
     - ‘лушай-ка, Ќастена, че про  тебЯ  говорЯт...  ѓоворЯт,  будто  ты  от
родного мужика, а не от чужого, пузо-то наростила.
     Ќастена почувствовала, как ее с головой захлестнуло жаром.
     - ѓде бы Я его взЯла, своего-то?  -  заставила  она  себЯ  хмыкнуть.  -
—етыре-то года, однако, много будет длЯ пуза?
     - ќто €ннокентий €ванович догадки все строит.  Ћт  него,  мне  кажетсЯ,
пошло, - объЯснила Ќадька. - ЌейметсЯ ему, старому хрычу.  ‘ам-то  длЯ  бабы
бесполезный человек - вот и мутит народ, придумывает что поинтересней.
     - Ћт своего - так от своего, -  согласилась  Ќастена,  чтобы  показать:
говорите что хотите, не жалко.
     “же после разговора ее  пробрал  страх:  а  ведь  дотЯнетсЯ,  ушлЯтина,
дотЯнетсЯ. „ругого такого €ннокентиЯ €вановича  во  всем  свете  нет.  Ѓудет
рыскать до тех пор, пока не выйдет на прЯмую дорожку: раз уж запало ему - не
отступитсЯ. Џоедет в район, разыщет уполномоченного и с подмигом  ему:  мол,
скоро в Ђтамановке ждут от него приплод. Ђ  тот,  Ясное  дело,  откреститсЯ,
возмутитсЯ, и пойдет разговор у них всерьез. Ќет, надо уходить Ђндрею - хоть
куда, в какую угодно сторону, но уходить. €ли выходить и сдаватьсЯ: когда по
своей воле, надежды на пощаду  больше.  ѓосподи,  да  сколько  веревочке  ни
витьсЯ, а конец будет. Љакую заварил кашу... какую кашу... к  чему!  …сли  и
уйдет он, укроетсЯ на веки вечные, будто его и не было вовсе, - она уж и  не
знала, чего хотела! - все равно на  ребенка  после  этого  падет  слава,  от
которой больше всего он хотел его уберечь: ходил-де в свою  пору  слух,  что
отец ему - беглЯк с войны. € ничем эту славу  не  вытравить  -  так  устроен
человек, что скажи ему, будто кто-то рожден от самого дьЯвола,  он  поверить
не поверит, но про дьЯвола не забудет и даже найдет сотню доказательств:  от
него, от нечистого. ‘тало быть, и ребенок родитсЯ  на  стыд,  с  которым  не
разлучатьсЯ ему всю жизнь. € тут не выйдет, как хотели, - ничего не  выйдет.
€ грех родительский достанетсЯ ему, суровый, истошный грех,  -  куда  с  ним
деватьсЯ?! € не простит, проклЯнет он их - поделом.
     ’емно; до чего темно, беспросветно кругом! € давит,  давит  тЯжестью  с
неба, и нет берегов  -  только  вода,  котораЯ  в  любой  момент  может,  не
останавливаЯсь, разомкнутьсЯ и снова сомкнутьсЯ. € не понЯть, светит ли еще,
не умерк ли робкий огонек бакена - то сверкнет, то потерЯетсЯ. Ќочью на воде
неживой дух - дух размытого старого кладбища,  когда  свербит  и  свербит  в
горле поврежденной кислой затхлостью, а душа  боЯзливо  замирает  в  уголке,
прЯчась от неЯсных подзывов, и  чудитсЯ,  что  вот-вот  мелькнет  в  глубине
голос, скажет что-то зловеще-верное, с чем не захочетсЯ дальше и плыть.
     Ќастена мЯгко, без всплесков, опускала лопашны и осторожно  протЯгивала
их в воде, подаваЯ лодку вперед. Ћна двигалась, казалось ей, бесшумно, чутко
внимаЯ каждому звуку -  речному,  чужому  ли,  потустороннему,  -  ко  всему
настороженнаЯ, ко всему готоваЯ. € когда на берегу  что-то  коротко  и  сухо
стукнуло, будто опустили дерево на дерево, она тотчас поймала  этот  стук  и
замерла. € сразу же услышала тот внЯтный, скребущий шум, с каким  сталкивают
с галечника лодку. Ѓулькнула потревоженнаЯ вода, затем все стихло, но  скоро
до Ќастены донеслись мерные, чуть чмокающие чесы одноручного весла.
     ‘омневатьсЯ не приходилось:  кто-то  плыл  за  ней.  Љто-то  скараулил,
подождал, пока она отгребла, и тронулсЯ следом.  Љто  -  Њихеич  или  чужой?
Ќеподалеку под одним Яром стоЯли еще две  лодки  -  €ннокентиЯ  €вановича  и
Ђгафьи ‘омовой, можно было взЯть любую, та и другаЯ не  замыкались.  Ќастена
не шевелилась; шитик ее развернуло и понесло, лопашны растопыренно бороздили
по воде. Ќечего было и думать, чтобы  двигатьсЯ  дальше:  если  слышит  она,
услышат и ее. ‘плавала, предупредила! Ќадо возвращатьсЯ. „обро бы  Њихеич  -
не так страшно, а вдруг не он? Љто б это ни был, воду ему она уже показала.
     ’а  лодка,  потерЯв  Ќастену,  тоже  примолкла,  потом  опЯть  тихонько
заработало кормовое весло. Ќастена догадалась, подлаживаЯсь под  его  звуки,
грести к берегу. „о него было неблизко, но ниже далеко в  Ђнгару  выдавалась
релка, там на камнЯх билась вода. „отЯнуть бы до релки - и греби без боЯзни,
только не стучи. Ђккуратные, едва различимые всплески  весла  поравнЯлись  с
Ќастеной и прошли мимо; снова там затаились, ожидаЯ,  чтобы  Ќастена  выдала
себЯ, и снова, не дождавшись, тронулись дальше.
     Ќастене показалось, что светлеет; в  воздухе  поЯвились  мутные  ржавые
разводины. Џеред  утром  настужалось,  натЯгивалсЯ  ветерок,  определЯЯсь  в
низовку, за бортом  зарЯбила  мырь.  Џо-прежнему  таЯсь,  Ќастена  добралась
наконец до релки и шестом подтолкалась к берегу. ‘ейчас бы  не  сторожитьсЯ,
а, наоборот, застучать, загреметь, чтобы знал он, тот, кто гонЯетсЯ за  ней,
что она и не собиралась  переплывать  Ђнгару,  а  всего-навсего  с  бессоньЯ
вздумала прокатитьсЯ под своим берегом, развеЯть грусть-тоску.  “стала  она,
от всего устала. €змоталась. ‘корей бы конец: любой конец лучше такой жизни.
•отелось спать, но она понимала, что от неудачи,  от  того,  что  попасть  в
Ђндреевское не удалось, она не заснет. ’олько навредила: выдала Ђнгару.
     Ћна пристала к берегу и неизвестно зачем вскарабкалась на Яр. € правда,
светлело: в темном небе со стороны горы мерцали проглЯди. Ќочь  подвинулась;
похоже, шевельнулась и погода может, к белому дню все-таки стЯнет с неба эту
угрюмую железную навесь. ’ЯжелаЯ, недобраЯ ночь - в такую ночь  маютсЯ  и  с
чистой душой, а у нее, у Ќастены, истерзаннаЯ, беспутнаЯ душа надорвалась  и
только ноет, ноет, жалуЯсь и плача без капли надежды.
     Ќастена  вдруг  оступилась   и   вскрикнула,   ухватившись   рукой   за
покосившийсЯ деревЯнный  крест.  ѓосподи,  куда  попала?!  Људа  попала?!  Љ
утопленникам! Ћт ужаса ее  продрал  мороз,  ноги  обмЯкли  и  не  слушались.
Џолзком Ќастена выбралась из обвалившейсЯ могилы и покатилась вниз, к лодке.
ѓосподи, пожалей! —то же это такое?! Љ чему это, зачем? Ќеужто мало  ей  еще
своих страхов? Ќе раздумываЯ, что ее могут услышать, она схватилась за  шест
и изо всей мочи погнала шитик  вверх,  прочь  от  поганого,  жуткого  места.
Љладбище это развел за лето Њишка-батрак, еще в начале войны  прибившийсЯ  к
Ђтамановке из детдома мальчишка, вымахавший с тех  пор  почти  во  взрослого
парнЯ.
     Ќынче, как никогда, много несло утопленников. Ћтчего? ‚ойна  кончилась,
надежды стало больше - или жизнь сделала  слишком  крутой  крен,  и  не  все
удержались на повороте, слабые попадали в Ђнгару? Љто знает... Њишка-батрак,
которому дали прозвище за то, что пробавлЯлсЯ он по-первости  в  работниках,
не брезговал вылавливать их и хоронить,  получаЯ  от  сельсовета  за  каждую
могилу по  десЯть  рублей.  ‡аработок  этот  ему  понравилсЯ,  целыми  днЯми
Њишка-батрак пропадал  на  реке,  высматриваЯ  цепкими  Ястребиными  глазами
добычу, и зарыл на нижней поскотине уже четверых -  зарыл  как  попало,  без
усердиЯ, лишь бы колхоз заверил справку, что  зарыт,  по  которой  сельсовет
выплачивал деньги.
     € всю дорогу, пока Ќастена заталкивалась, ее трЯсло. ‚едь  помнила  же,
помнила, днем за версту обходила, боЯлась взглЯнуть в ту  сторону,  а  ночью
полезла. ЏрЯмо в могилу завалилась - что ж это такое?! €,  ахаЯ,  содрогаЯсь
от страха и омерзениЯ, уже боЯлась за себЯ: залЯпалась. € мыла,  мыла  потом
руки, которыми  хваталась  за  глинистую,  липкую  могильную  землю,  и  все
казалось ей, что пахнут они чем-то похожим на дрожжи.
     Ќо она не забыла проверить: тот, кто плыл за  ней,  взЯл  лодку  Ђгафьи
‘омовой.
 
        22 
 
     “тром Ќастена не вышла на работу. Ќе вышла и Ќадька - ничего плохого  в
этом не было: завтра выезжали на покос, а последний  день,  кому  надо,  как
обычно отдавалсЯ на сборы. Ќаконец-то Ќастена дождалась сенокоса, на который
возлагала нынче какие-то особенные спасительные помыслы, хотЯ  и  близко  не
ведала, чем он ей сможет помочь. Ќо ведь сенокос же...  ‚сегда  в  эту  пору
чувствовала она себЯ просветленно и празднично, податливо к любому покосному
делу. ‹юбила еще до солнца выйти по росе,  встать  у  краЯ  делЯны,  опустив
литовку к земле, и первым пробным взмахом пронести ее сквозь траву, а  затем
махать и махать, всем телом ощущаЯ сочную взвынь  ссекаемой  зелени.  ‹юбила
стоЯлый, стонущий хруст послеобеденной косьбы, когда еще  не  сошла  жара  и
лениво, упористо расходЯтсЯ после отдыха руки, но расходЯтсЯ, набирают пылу,
увлекаютсЯ и забывают, что делают они работу, а не творЯт  забаву;  веселой,
зудливой страстью загораетсЯ душа - и  вот  уже  идешь,  не  помнЯ  себЯ,  с
игривым подстегом смахиваЯ траву, и кажетсЯ, будто вонзаешьсЯ, ввинчиваешьсЯ
взмах за взмахом во что-то забытое, утаенно-родное.  ‹юбила  даже  гребь  по
мертвой жаре, когда сухо и ломко шебуршит собираемое сено  и  густым,  едким
дурманом пахнет урожайное разнотравье; любила спорое, с оглЯдкой на  небо  и
вечер, пока не отошло сено, копненье; любила тесную суету у зародов - любила
все от начала и до конца, от первого и до последнего днЯ.
     Ќо то  была  другаЯ  Ќастена.  ’о  была  другаЯ  Ќастена,  но  эта  еще
нетерпеливей той, с непонЯтным  порывистым  чаЯнием  и  слепой  верой  ждала
сенокоса, будто от него решалась всЯ ее судьба. € верно,  мерещилось  ей:  в
сенокосные дни все и выЯснитсЯ - где ей быть, с кем жить, на кого злобитьсЯ,
на кого молитьсЯ. € так хотелось выйти опЯть  до  солнца  одной-одинешеньке,
встать на меже по поЯс в заросшей дурнине и взмахнуть литовкой -  и  упрЯмо,
задиристо махать, не опинаЯсь, до тех пор,  пока  не  выстелетсЯ  дорожка  к
другому краю гона. € тогда оглЯнутьсЯ и вздохнуть свободно. Ќе зрЯ  говорЯт:
работа робит человека, но она же, работа, до  гроба  кормит  его  и  хранит.
ѓлавное, что хранит.
     Ќо и это было вчера, а сегоднЯ,  после  ночи,  когда  Ќастене  не  дали
увидатьсЯ с Ђндреем, она совсем потерЯлась; усталость  перешла  в  желанное,
мстительное отчаЯние. Ќичего ей больше не хотелось, ни на что не  надеЯлось,
в душе засела пустаЯ, противнаЯ тЯжесть. ’о, что  вчера  еще  представлЯлось
возможным, просветным, сегоднЯ опустилось стеной. ‡а ночь  она  не  сомкнула
глаз, голова болела - и не болела уже,  а  истЯгивалась  непрерывной  мукой;
что-то давило и занывало внутри - там, где ребенок, и она не  знала,  должно
так быть или она успела покалечить ребенка. "€шь что вознамерилась, - угрюмо
клЯла она себЯ и терЯла мысль. - ’ак тебе и надо".
     „елать она ничего не делала, ни за что не бралась, мыкалась и  мыкалась
с опущенными руками из угла в угол, из избы на улицу и обратно, будто что-то
искала, чего-то ждала - и не находила, не  могла  дождатьсЯ.  ‹овила  ‹идку,
обнимала, ласкала ее и надоела той. ‹идка стала прЯтатьсЯ от нее.
     - ’ронулась ты, че ли?  -  прикрикнула  на  нее  Ќадька.  -  ѓде  ночью
блудила-то?
     Ќастена не удивилась и не испугалась: и  верно,  блудила  -  почему  не
спросить?
     - Љ мужику своему хотела пробратьсЯ,  да  раздумала,  -  ответила  она.
Љогда говоришь правду, легче не верЯт.  Ђ  ей  легче  говорить  ее.  Ќадоело
обманывать. ‚се надоело.
     - ’ронулась, - решила Ќадька. - Ќу и черт с тобой, если  ты  человечьих
слов не понимаешь. ђожай ты скорей и не изводи себЯ. ђебенка же родишь -  не
щененка.
     ‘пасибо Ќадьке, хоть она не гонит. Ђ больше Ќастене и держатьсЯ некого.
’олько что ей жаловатьсЯ на людей? ‘ама от них ушла. ’ой же Ќадьке,  котораЯ
к ней с открытой душой, она врет, будто клЯтому врагу.  Ќадька  простоватаЯ,
верит, но когда-нибудь и она увидит, что ее водЯт за нос, и не поблагодарит.
‡аплуталась, некуда идти.
     Џеред обедом, пробравшись заулком,  пожаловал  Њихеич  и  вызвал  опЯть
Ќастену в ограду. Ћн торопилсЯ и заговорил сразу, глЯдЯ в  упор  на  Ќастену
без капли тепла и жалости и точно отрубаЯ слова:
     - ‘лушай, дева. …сли он здесь, пускай скорей уходит или ишо че,  покуль
не словили. Њужики, кажись, чего-то задумали. ’уту них  €ннокентий  €ванович
комиссарит. Ќестор седни в Љарду поехал. Ќеспроста это...
     Ќастена молчала. Џовернувшись уже уходить, Њихеич добавил  все  тем  же
сухим, каленым голосом:
     - ЏроклЯл бы Я тебЯ, дева, что не дала мне с им свидетьсЯ, да  на  твою
голову и так достанет хулы. Ђ грех этот на  тебе,  никуды  тебе  от  его  не
детьсЯ. - € выбилась все-таки горькаЯ горечь, признал Њихеич: -  €  он  тоже
гусь: с отцом испугалсЯ поговорить. Ђ-а, ну вас...
     €, махнув рукой,  он  полез  обратно  через  заплот,  смешно,  уродливо
задираЯ хромую ногу.
     Ђ Ќастена замерла и, долго еще оставалась без движениЯ посреди  ограды,
пытаЯсь достать, сработать какое-то важное и нужное решение и не дотЯгиваЯсь
до него,  раз  за  разом  прокручиваЯсь  невнЯтной  мыслью  впустую.  ‚се  -
выгорело, а пепел не молотЯт. „а и что теперь придумаешь? Џоздно.
     Ћна уже ничему не верила - ни тому, что был Њихеич, ни тому, что  ночью
кто-то выслеживал ее на Ђнгаре. …й чудилось, что  она  выдумала  все  это  с
больной  головы  и  забыла,  что  выдумала.  Ћна  любила  раньше  от   скуки
представлЯть, будто с ней случаютсЯ всЯкие забавные истории, и  заигрывалась
порой до того, что с трудом отличала правду от неправды.  ’ак,  наверное,  и
тут. ѓолова действительно разламывалась. Ќастена готова была содрать с  себЯ
кожу. Ћна старалась поменьше думать и шевелитьсЯ  -  не  о  чем  ей  думать,
некуда шевелитьсЯ. •ватит.
     ‚ечером Ќадька принесла новое  известие:  приехал  Ѓурдак,  милиционер.
Ќастена молча усомнилась: может, приехал, а может, и  нет.  ’очно  никто  не
знает. ‚ерь им, они наговорЯт. Ђ хоть и приехал -  что  страшного?  Њало  ли
зачем  понадобилось  ему  в  Ђтамановку?  ђыбки,  к  примеру,  половить  или
подогнать своей властью тех, кто не вносит налогопоставки. Ђтамановка -  его
участок, он тут волен околачиватьсЯ каждый день. Џриехал  и  приехал  -  что
такого?
     Ћна легла рано и тут же, несмотрЯ на возню Ќадькиных ребЯтишек,  уснула
легким и скорбным сном. ’очно в загаданное мгновение будто кто подтолкнул ее
- она  очнулась.  —увствовала  она  себЯ  отдохнувшей  и  бодрой,  в  голове
установилсЯ покой. Ќастена  не  знала,  сколько  прошло  ночи  -  ходики  на
заборке, обвиснув гирькой, молчали, - но почему-то верила, что не  опоздала,
что ее не успели опередить. Ћделась не таЯсь и так же не таЯсь вышла, плотно
притворив за собой дверь. Љогда не  скрываешьсЯ,  не  прЯчешьсЯ,  получаетсЯ
удачней, а удача на этот раз была ей необходима позарез.
     ’олько сейчас Ќастена заметила, что  за  день  худо-бедно  проЯснило  и
теперь на небе мигали, пробиваЯсь, звездочки. Ќочь была  тихаЯ,  потемистаЯ,
но в ровном бедном свете виделось все же достаточно хорошо, а на  Ђнгаре,  в
длинном просторном коридоре, и того лучше. Ќастена  снЯла  с  берега  лодку,
оттолкнула и сразу  взЯлась  за  лопашны.  Ќадо  успеть,  надо  предупредить
мужика. Ќадо попрощатьсЯ. Ќавсегда, до других ли времен - неизвестно:
     ‘тыдно... почему так истошно стыдно и перед Ђндреем, и перед людьми,  и
перед собой? ѓде набрала она вины длЯ такого стыда?
     „о чего легко, способно жить в счастливые дни и до чего горько, окаЯнно
в дни несчастные!  Џочему  не  дано  человеку  запасать  впрок  одно,  чтобы
смЯгчать затем тЯжесть другого? Џочему между тем и другим  всегда  пропасть?
ѓде ты был, человек, какими игрушками ты играл, когда назначали тебе судьбу?
‡ачем ты с ней согласилсЯ? ‡ачем  ты,  не  задумавшись,  дал  отсекать  себе
крыльЯ именно тогда, когда они больше всего необходимы, когда  требуетсЯ  не
ползком, а летом убегать от беды?
     Ќастена гребла и с покорным, смирившимсЯ чувством  соглашалась  с  тем,
что происходило: так, видно, надо, это она и заслужила... „оверь  непутевому
человеку после одной его жизни вторую, все равно не научитсЯ жить.  „о  чего
тихо, спокойно в небе. Ђ вчерашней ночью было  жутко;  боЯзно,  когда  глаза
совсем  ничего  не  различают  в  темноте,  мерещитсЯ,  что  вот-вот  что-то
случитсЯ. Џравду ли говорЯт, что звезды со  своей  вышины  видЯт  под  собой
задолго вперед? ѓде они ее, Ќастену, разглЯдели за этой ночью, что они чуют?
‘лабенькие сегоднЯ звездочки - куда им задолго?
     Ћна гребла, смутившись непривычными и непосильными, праздными  мыслЯми,
удивлЯЯсь, что душа тщитсЯ отвечать им.
     Ќа душе от чего-то было тоже празднично и  грустно,  как  от  протЯжной
старинной песни, когда слушаешь и терЯешьсЯ, чьи это голоса - тех, кто живет
сейчас, или кто жил сто, двести лет назад. ‘молкает хор, вступает  второй...
€ подтЯгивает третий...
     Ќет, сладко жить; страшно жить; стыдно жить.
     € вдруг посреди этих мыслей ее  застигли  другие,  совсем  не  песенные
голоса. Ћна удивленно обернулась и увидела на берегу фигуры людей.
     - ‚он она, вон! - кричал Ќестор. Џо  воде  хорошо  слышно  было  и  что
говорили и кто  говорил.  Ќестор  матюкнулсЯ  лЯпким,  хлестким,  словом,  и
Ќастена догадалась, что слово это  послано  ей.  -  Џомела,  поперед  хотела
проскочить. Ќе выйдет, голуба, не выйдет. „огоним.
     - ‚торую лодку сталкивай, -  это  уже  голос  €ннокентиЯ  €вановича.  -
‘корей - чего телишьсЯ!
     - „оста-а-нем!
     ‘ испугу Ќастена кинулась было грести во весь дух, но тут  же  опустила
весла. Људа? ‡ачем? Ћна и без того отплыла достаточно, дальше  грести  ни  к
чему.
     “стала она. ‡нал бы кто, как она устала и  как  хочетсЯ  отдохнуть!  Ќе
боЯтьсЯ, не стыдитьсЯ, не ждать со страхом завтрашнего днЯ, на  веки  вечные
сделатьсЯ вольной, не помнЯ ни себЯ, ни других, не помнЯ ни капли  из  того,
что пришлось испытать. ‚от оно  наконец,  желанное,  заработанное  мучениЯми
счастье, - почему она не  верила  в  него  раньше?  —его  она  искала,  чего
добивалась? Ќапрасно, все напрасно.
     ‘тыдно... всЯкий ли понимает, как стыдно жить, когда  другой  на  твоем
месте сумел бы прожить  лучше?  Љак  можно  смотреть  после  этого  людЯм  в
глаза?.. Ќо и стыд исчезнет, и стыд забудетсЯ, освободит ее...
     Ћна встала  в  рост  и  посмотрела  в  сторону  Ђндреевского.  Ќо  оно,
Ђндреевское, задалено было темью...
     ‹одки приближались. ‘ейчас, сейчас уже будет поздно.
     Ћна шагнула в корму и  заглЯнула  в  воду.  „алеко-далеко  изнутри  шло
мерцание, как из жуткой красивой сказки, - в нем струилось и трепетало небо.
‘колько людей решилось пойти туда и скольким еще решатьсЯ! ч
     Џоперек Ђнгары проплыла широкаЯ тень: двигалась ночь. ‚  уши  набиралсЯ
плеск - чистый, ласковый  и  подталкивающий,  нем  звенели  десЯтки,  сотни,
тысЯчи колокольчиков... €  сзывали  те  колокольчики  кого-то  на  праздник.
Љазалось Ќастене, что ее морит сон. Ћпершись коленЯми в борт, она  наклонЯла
его все ниже и ниже, пристально, всем зрением, которое было отпущено  ей  на
многие годы вперед, вглЯдываЯсь в глубь, и увидела: у самого  дна  вспыхнула
спичка.
     - Ќастена, не смей! Ќасте-е-о-на! - услышала  еще  она  отчаЯнный  крик
Њаксима ‚ологжина  -  последнее,  что  довелось  ей  услышать,  и  осторожно
перевалилась в воду.
     Џлеснула Ђнгара, закачалсЯ шитик, в слабом ночном свете  потЯнулись  на
стороны круги. Ќо рванулась Ђнгара сильней  и  смЯла,  закрыла  их  -  и  не
осталось на том месте даже выбоинки, о которую бы спотыкалось течение.
     ’олько на четвертый день прибило Ќастену к берегу  недалеко  от  Љарды.
‘ообщили в Ђтамановку, но Њихеич лежал при смерти, и за  Ќастеной  отправили
Њишку-батрака.  Ћн  и  доставил  Ќастену  обратно  в  лодке,   а   доставив,
по-хозЯйски вознамерилсЯ похоронить ее на  кладбище  утопленников.  Ѓабы  не
дали. € предали  Ќастену  земле  среди  своих,  только  чуть  с  краешку,  у
покосившейсЯ изгороди.
     Џосле  похорон  собрались  бабы  у  Ќадьки  на  немудреные  поминки   и
всплакнули: жалко было Ќастену.