расспрашивает, расспрашивает. ‹ицо его темно от общего
нашего страданиЯ.
     Ћ, как одно и  то же, но в разных жизнЯх, воспринимаетсЯ нами в  разном
масштабе! ‚от эта самаЯ  опухоль,  повидимому  раковаЯ, -- какой бы удар она
была на воле, сколько переживаний,  слЈзы близких. Ђ здесь, когда головы так
легко отлетают от туловищ,  эта же самаЯ опухоль -- только повод полежать, Я
о ней и думаю мало.
     џ  лежу  в больнице среди раненых и калеченых в ту  кровавую ночь. …сть
избитые надзирателЯми  до  кровавого  месива  -- им  не на  чем лежать,  всЈ
ободрано. Ћсобенно  зверски  бил один рослый надзиратель -- железной  трубою
(памЯть, памЯть! -- фамилии сейчас не вспомню). Љто-то уже умер от ран.
     Ђ  новости обгонЯют  одна  другую:  на "российском" лагпункте  началась
расправа. Ђрестовали сорок человек. ЋпасаЯсь нового мЯтежа, сделали это так:
до последнего  днЯ  всЈ было по-прежнему добродушно, надо  было думать,  что
хозЯева разбираютсЯ, кто там из них виноват. ’олько в намеченный день, когда
бригады уже  проходили ворота,  они замечали, что их  принимает удвоенный  и
утроенный конвой. ‡адумано было взЯть  жертвы так, чтобы ни друг другу мы не
помогли,  ни  стены  бараков  или строительства  --  нам. ‚ыведЯ из  лагерЯ,
разведЯ колонны по степи, но никого еще не доведЯ до цели, начальники конвоЯ
подавали команду:  "‘той! Ћружие -- к бою! Џатроны --  дослать! ‡аключЈнные,
садись! ‘читаю до трЈх, открываю огонь -- садись! ‚се садись!"
     €  снова,  как в прошлогоднее крещение, рабы  беспомощные  и  обманутые
скованы  на снегу. €  тогда офицер разворачивал  бумагу и  читал  фамилии  и
номера тех, кому надо было встать и выйти за оцепление из бессильного стада.
€ уже отдельным конвоем эту группку  в  несколько мЯтежников  уводили назад,
или  подкатывал  за  ними  воронок.  Ђ  стадо,  освобождЈнное  от  ферментов
брожениЯ, поднимали и гнали работать.
     ’ак  воспитатели  наши  объЯснили  нам,  можно  ли  им  когда-нибудь  в
чЈм-нибудь верить.
     <i>‚ыдЈргивали</i> в тюрьму и среди опустевшей на день зоны лагпункта. € через
ту  четырЈхметровую стену, через  которую забастовка перевалитьсЯ не смогла,
аресты перепорхнули легко и стали клевать  в украинском лагпункте.  Љак  раз
накануне назначенной мне операции арестовали и хирурга џнченко, тоже увели в
тюрьму.
     Ђресты или взЯтиЯ  на этап -- это трудно было различить -- продолжались
теперь уже без  первичных  предосторожностей.  ЋтправлЯли куда-то  маленькие
этапы человек по двадцать -- по тридцать. € вдруг 19  февралЯ стали собирать
огромный этап  человек в семьсот. ќтап особого режима: этапируемых на выходе
из  лагерЯ заковывали в наручники. ‚озмездие судьбы!  “краинцы,  оберегавшие
себЯ от помощи москалЯм, шли на этот этап еще гуще, чем мы.
     Џравда,  перед   самым   их  отъездом  они  салютовали  нашей  разбитой
забастовке.  Ќовый  деревообделочный  комбинат,  сам весь тоже  зачем-то  из
дерева  (в Љазахстане,  где  леса нет,  а  камнЯ много!) -- по  невыЯсненным
причинам (знаю точно, был поджог) загорелсЯ сразу из нескольких мест --  и в
два часа сгорело три миллиона  рублей.  ’ем, кого везли  расстреливать,  это
было  как похороны викинга -- древний  скандинавский обычай  вместе с героем
сжигать и его ладью.
     џ лежу в послеоперационной. ‚ палате Я один: такаЯ заваруха, что никого
не кладут, замерла больница. ‘ледом  за моей комнатой, торцевой в бараке, --
избушка  морга и  в  ней уже который  день  лежит  убитый доктор  Љорнфельд,
хоронить которого некому и некогда. (“тром и вечером надзиратель,  доходЯ до
конца поверки, останавливаетсЯ  перед моей палатой и, чтобы упростить  счЈт,
обнимающим  движением руки обводит  морг  и  мою  палату: "и  <i>здесь</i>  два". €
записывает в дошечку.)
     Џавел Ѓоронюк,  тоже  вызванный на большой этап, прорываетсЯ сквозь все
кордоны и приходит обнЯтьсЯ  со мной на прощание. Ќе наш один лагерь, но всЯ
вселеннаЯ  кажетсЯ  нам сотрЯсаемою, швырЯемою бурей. Ќас  бросает, и нам не
внЯть, что  за зоной  -- всЈ, как прежде, застойно и тихо. Њы чувствуем себЯ
на больших  волнах  и  что-то  утоплЯемое под  ногами,  и  если когда-нибудь
увидимсЯ,  -- это будет совсем  другаЯ страна. Ђ на всЯкий случай -- прощай,
друг! Џрощайте, друзьЯ!

        ___

     ЏотЯнулсЯ томительный  тупой год  --  последний мой  год в ќкибастузе и
последний сталинский год на Ђрхипелаге. ‹ишь немногих,  подержав  в тюрьме и
не найдЯ улик, вернули в зону. Ђ многих-многих, кого мы за эти годы узнали и
полюбили,  увезли:  кого --  на  новое следствие и  суд; кого в изолЯцию  по
нестираемой галочке на деле (хотЯ  бы арестант давно  стал ангелом);  кого в
джезказганские рудники; и  даже был такой этап "психически неполноценных" --
запекли туда Љишкина-шутника и устроили врачи молодого ‚олодю ѓершуни.
     ‚замен  уехавших выползали  из  "камеры  хранениЯ"  по  одному стукачи:
сперва боЯзливо, оглЯдываЯсь, потом наглей и  наглей. ‚ернулсЯ в зону  "сука
продажнаЯ"  ‚олодька ЏономарЈв  и  вместо простого  токарЯ  стал  заведующим
посылочной.  ђаздачу  драгоценных  крох,  собранных  обездоленными  семьЯми,
старый чекист Њаксименко поручил отъЯвленному вору!
     Ћперуполномоченные опЯть  вызывали к себе в  кабинеты  сколько хотели и
кого хотели.  „ушнаЯ была весна.  “  кого  рога  или уши слишком выдавались,
спешили нагнутьсЯ и спрЯтать их. џ не вернулсЯ больше на должность бригадира
(уже и  бригадиров опЯть хватало),  а стал подсобником  в  литейке. ђаботать
приходилось в тот  год много и вот  почему.  Љак единственную  уступку после
разгрома всех  наших просьб и надежд, “правление лагерЯ  дало нам <i>хозрасчЈт</i>,
то есть такую систему, при которой труд, совершенный нами, не просто канывал
в  ненасытное  хайло  ѓ“‹ага,  но  оценивалсЯ,  и  45%  его считалось  нашим
<i>заработком</i> (остальное  шло  государству). €з этого  "заработка" 70%  забирал
лагерь  на содержание  конвоЯ,  собак,  колючки,  Ѓ“ђа,  оперуполномоченных,
офицеров  режимных, цензорных и  воспитательных, --  всего,  без чего  мы не
могли  бы  жить,  --  зато   оставшиесЯ  тридцать-десЯть  процентов  всЈ  же
записывали на  лицевой счЈт заключЈнного, и хоть не все эти деньги, но часть
их (если ты ни в чем не провинилсЯ, не  опоздал, не был груб, не разочаровал
начальства) можно было по ежемесЯчным заЯвлениЯм переводить в новую лагерную
валюту -- <i>боны</i>,  и эти боны  тратить. € так была построена система,  что чем
больше  ты лил пота  и  отдавал крови,  тем  ближе  ты  подходил к  тридцати
процентам,  а если ты  горбил недостаточно,  то  весь  труд  твой  уходил на
лагерь, а тебе доставалсЯ шиш.
     € большинство -- о, это <i>большинство</i> нашей истории,  особенно когда  его
подготавливают  <i>изъЯтиЯми!</i>  --  большинство  было  заглатывающе  радо  такой
<i>уступке</i> хозЯев и теперь укладывало своЈ здоровье на работе, лишь бы купить в
ларьке сгущЈнного молока,  маргарина,  поганых конфет или  в  "коммерческой"
столовой взЯть себе второй ужин. Ђ так как расчЈт руда вЈлсЯ по бригадам, то
и всЯкий кто не хотел  укладывать  своЈ здоровье  за маргарин -- должен  был
класть его, чтобы товарищи заработали.
     ѓораздо  чаще прежнего стали возить в зону и  кинофильмы.  Љак всегда в
лагерЯх, в  деревнЯх,  в  глухих поселках,  презираЯ зрителей,  не объЯвлЯли
названиЯ  загодЯ, -- свинье  ведь  тоже не  объЯвлЯетсЯ  заранее, что  будет
вылито в еЈ корыто. ‚сЈ равно  заключЈнные  --  да  не те ли самые,  которые
зимой так героически  держали  голодовку?! --  теперь толпились, захватывали
места за  час до того, как еще занавесЯт окна, нимало  не беспокоЯсь, сто'ит
ли этого фильм.
     •леба и зрелищ!.. ’ак старо, что и повторЯть неудобно...
     ЌельзЯ было  упрекнуть людей, что после  стольких лет голода  они хотЯт
насытитьсЯ. Ќо  пока мы насыщались здесь -- тех товарищей наших, кто изобрел
боротьсЯ, или кто в Январские дни  кричал в бараках "не сдадимсЯ!", или даже
вовсе ни в чЈм не замешанных --  где-то сейчас судили, одних  расстреливали,
других увозили на новый срок в закрытые изолЯторы, третьих изводили новым  и
новым следствием,  вталкивали  длЯ  внушениЯ в камеры, испестренные крестами
приговоренных к  смерти, и  какой-нибудь змей-майор,  заходЯ  в  их  камеру,
улыбалсЯ обещающе:  "Ђ,  Џанин!  Џомню-помню. ‚ы <i>прохо'дите</i> по нашему  делу,
<i>проходите!</i> Њы вас <i>оформим!</i>"
     Џрекрасное слово -- <i>оформить!</i>  Ћформить  можно на тот свет,  и оформить
можно на  сутки карцера, и выдачу поношенных штанов тоже  можно -- оформить.
Ќо дверь захлопнулась,  змей ушЈл,  улыбаЯсь загадочно, а ты гадай, ты месЯц
не  спи, ты месЯц  бейсЯ  головой о  камни -- как'  именно  собираютсЯ  тебЯ
оформить?..
     Ћб этом только рассказывать легко.
     ‚друг  собрали в  ќкибастузе  этапик  еще человек на двадцать. ‘транный
какой-то этап.  ‘обирали их неспешно, без  строгостей, без изолЯции -- почти
так, как собирают  на освобождение. Ќо никому  из них  не подошел  еще конец
срока. €  не было  среди  них ни  одного  заклЯтого  зэка,  которого хозЯева
изводЯт карцерами и режимками, нет, это  были  всЈ  <i>хорошие</i>  заключЈнные, на
хорошем  у начальства  счету:  всЈ  тот же  скользкий самоуверенный бригадир
авторемонта   Њихаил   Њихайлович   ѓенералов,   и   бригадир    станочников
хитро-простоватый   Ѓелоусов,   и   инженер-технолог   ѓультЯев,   и   очень
положительный  степенный  с  фигурой  государственного  деЯтелЯ   московский
конструктор ‹еонид ђайков; и милейший "свой в доску" токарь †енька Њилюков с
блинно-смазливым лицом;  и еще один токарь  грузин Љокки  Љочерава,  большой
правдолюб, очень горЯчий к справедливости перед толпою.
     Људа же их?  Џо составу Ясно,  что не  на штрафной.  "„а вас  в хорошее
место! „а вас расконвоируют!" -- говорили им. Ќо ни у одного ни на минуту не
проблеснула радость. Ћни  уныло качали головами, нехотЯ собирали вещи, почти
готовые оставить их здесь, что ли. “ них был побитый, паршивый вид.  Ќеужели
так полюбили они беспокойный ќкибастуз? Ћни и  прощались какими-то  неживыми
губами, неправдоподобными интонациЯми.
     “везли.
     Ќе не дали времени их забыть. —ерез три недели слух: их опЯть привезли!
Ќазад? „а.  ‚сех? „а... ’олько они сидЯт в штабном бараке и по своим баракам
расходитьсЯ не хотЯт.
     ‹ишь  этой  чЈрточки   не   хватало,   чтобы  завершить   экибастузскую
трЈхтысЯчную забастовку -- забастовка предателей!.. ’о-то так не хотелось им
ехать! ‚ кабинетах следователей, <i>закладываЯ</i> наших друзей и подписываЯ иудины
протоколы, они  надеЯлись,  что келейной тишиной  всЈ и  кончитсЯ. ‚едь  это
десЯтилетиЯми у  нас: политический донос считаетсЯ документом неоспоримым, и
лицо сексота не открываетсЯ никогда. Ќо  что-то было  в  нашей забастовке --
необходимость ли оправдатьсЯ перед своими  высшими? -- что заставило  хозЯев
устроить где-то в  Љараганде большой юридический процесс. € вот этих взЯли в
один день -- и посмотрев друг другу в беспокойные глаза, они узнали о себе и
о  других,  что едут свидетелЯми  на суд. „а  ничто  б им суд, а  знали  они
ѓ“‹аговское послевоенное установление:  заключЈнный, вызванный по  временным
надобностЯм,  должен быть возвращЈн в прежний лагерь. „а им  обещали,  что в
виде исключениЯ оставЯт  их в Љараганде! „а какой-то нарЯд и был выписан, но
не так, не правильно -- и Љараганда отказалась.
     € вот  они три недели ездили. €х гонЯли из  столыпинов в  пересылки, из
пересылок  в  столыпины, им  кричали:  "‘адись на  землю!",  их  обыскивали,
отнимали вещи, гонЯли в баню,  кормили селЈдкой и не давали воды -- всЈ, как
изматывают обычных, не благонастроенных зэков. Џотом под  конвоем их вводили
на суд, они еще  раз посмотрели  в лица тем, на кого донесли, там они забили
гвозди в  их гробы,  навесили замки  на  их  одиночные  камеры, домотали  им
километры  лет до новых <i>катушек</i> -- и  опЯть через все пересылки привезены и,
разоблачЈнные, выброшены в прежний лагерь.
     Ћни больше не нужны. „оносчик -- как перевозчик...
     €, кажетсЯ --  разве лагерь не замирЈн? ђазве не  увезена отсюда  почти
тысЯча человек? ђазве мешает им теперь кто-нибудь ходить в кабинет кума?.. Ђ
они -- нейдут из штаба! Ћни забастовали -- и не хотЯт  в зону! Ћдин Љочерава
решаетсЯ нагло сыграть прежнего правдолюбца, он идЈт в бригаду и говорит:
     -- Ќэ знаем, зачем возили! ‚озили-возили, назад привезли..
     Ќо на  одну только ночь и на один только  рассвет хватает его дерзости.
Ќа следующий день он убегает в комнату штаба, к своим.
     ќ-э,  значит  не впустую прошло то, что  прошло,  и не зрЯ легли и <i>сели</i>
наши товарищи. ‚оздух лагерЯ уже не может быть возвращен  в прежнее гнетущее
состоЯние.  Џодлость реставрирована, но очень непрочно. Ћ политике в бараках
разговаривают свободно. €  ни один  нарЯдчик и ни один бригадир не осмелитсЯ
пнуть ногой  или замахнутьсЯ  на зэка.  ‚едь теперь  все узнали,  как  легко
делаютсЯ ножи и как легко вонзаютсЯ <i>под ребрину</i>.
     Ќаш островок сотрЯссЯ -- и отпал от Ђрхипелага...
     Ќо  это  чувствовали в ќкибастузе, едва  ли -- в Љараганде. Ђ  в Њоскве
навернЯка  не чувствовали. ЌачалсЯ  развал  системы  Ћсоблагов  --  в одном,
другом,  третьем месте,  --  Ћтец же и “читель об этом понЯтиЯ не  имел, ему
конечно не доложили (да не умел он  ни от чего отказыватьсЯ, и от каторги бы
не  отказалсЯ,  пока под  ним стул бы  не загорелсЯ). Ќапротив, длЯ новой ли
войны, он намечал в 1953 году большую новую волну арестов, а длЯ того в 1952
расширЯл систему Ћсоблагов. € так постановлено было экибастузский лагерь  из
лаготделениЯ то ‘теплага, то Џесчанлага обратить в головное отделение нового
крупного прииртышского Ћсобого лагерЯ (пока условно названного „альлагом). €
вот сверх уже имевшихсЯ многочисленных рабовладельцев, приехало в  ќкибастуз
целое новое “правление дармоедов,  которых мы тоже должны  были всех окупить
своим трудом.
     Ћбещали не заставить себЯ ждать и новые заключЈнные.

        ___

     Ђ  зараза свободы тем временем  передавалась --  куда  ж было деть еЈ с
Ђрхипелага?  Љак когда-то дубовские привезли еЈ нам, так теперь наши повезли
еЈ дальше. ‚ ту весну во всех уборных казахстанских пересылок было написано,
выскреблено, выдолблено: "Џривет борцам ќкибастуза!"
     € первое  изъЯтие  "центровых мЯтежников", человек  около  сорока, и из
большого февральского этапа 250 самых "отъЯвленных" были довезены до Љенгира
(поселок Љенгир,  а станциЯ  „жезказган  -- 3-го лаготделениЯ ‘теплага,  где
было  и  “правление  ‘теплага  и  сам  брюхатый полковник  —ечев.  Ћстальных
штрафных  экибастузцев  разделили  между  1-м  и  2-м  отделениЯми  ‘теплага
(ђудник).
     „лЯ устрашениЯ  восьми  тысЯч  кенгирских  зэков  объЯвлено  было,  что
привезены <i>бандиты</i>. Ћт  самой станции  до нового зданиЯ кенгирской  тюрьмы их
повели в наручниках. ’ак закованною  легендой  вошло наше движение в рабский
еще Љенгир, чтоб  разбудить и его. Љак в  ќкибастузе  год  назад, здесь  еще
господствовали кулак и донос.
     „о   апрелЯ  продержав  четверть  тысЯчи   наших  в  тюрьме,  начальник
Љенгирского лаготделениЯ  подполковник ”едотов  решил,  что  достаточно  они
устрашены, и распорЯдилсЯ выводить на работу. Џо централизованному снабжению
было  у  них  125   пар  новеньких   никелированных  наручников   последнего
фашистского образца --  а,  сковываЯ  двоих по одной  руке, как  раз на  250
человек (этим, наверное, и определилась принЯтаЯ Љенгиром порциЯ).
     Ћдна рука свободна -- это можно жить! ‚ колонне было уже немало ребЯт с
опытом лагерных тюрьм, тут и тЈртые беглецы (тут  и ’энно, присоединенный  к
этапу), знакомые со всеми особенностЯми наручников, и они разъЯснили соседЯм
по колонне,  что  при одной свободной руке ни черта не  стоит  эти наручники
снЯть -- иголкой и даже без иголки.
     Љогда подошли к рабочей зоне, надзиратели стали снимать наручники сразу
в разных местах колонны, чтоб не умедлЯ  начать рабочий день. ’ут-то и стали
умельцы проворно  снимать наручники с себЯ и с других и прЯтать под полу: "Ђ
у нас уже другой  надзиратель  снЯл!" Ќадзору и в голову не пришло посчитать
наручники прежде чем запустить колонну, а при входе на  рабочий объект еЈ не
обыскивают никогда.
     ’ак в первое же утро наши ребЯта унесли 23 пары наручников  из 125 пар!
‡десь,  в рабочей зоне,  их стали разбивать камнЯми и  молотками,  но  скоро
догадались  острей:  стали  заворачивать  их  в  промасленную  бумагу,  чтоб
сохранились  лучше, и вмуровали в стены и  фундаменты домов, которые клали в
тот день (20-й жилой квартал против „ворца Љультуры Љенгира), сопровождаЯ их
идеологически несдержанными записками: "Џотомки! ќти дома строили  советские
рабы! ‚от такие наручники они носили!"
     Ќадзор клЯл, ругал <i>бандитов</i>, а на обратную дорогу всЈ же поднЈс ржавых,
старых. Ќо как ни стерЈгсЯ  он -- у входа  в  жилую зону ребЯта  стащили еще
шесть. ‚  два следующих выхода на работу --  еще по несколько. Ђ каждаЯ пара
их стоила 93 рублЯ.
     € -- отказались кенгирские хозЯева водить ребЯт в наручниках.
     ‚ борьбе обретЈшь ты право своЈ!
     Љ маю стали экибастузцев постепенно переводить из тюрьмы в общую зону.
     ’еперь надо было обучать кенгирцев уму-разуму. „лЯ начала учинили такой
показ:  придурка, по праву сунувшегосЯ в  ларек без очереди, придушили не до
смерти. „овольно было  длЯ слуха: что-то новое будет! не такие приехали, как
мы. (ЌельзЯ сказать, чтоб до того в джезказганском лагерном гнезде совсем не
трогали  стукачей, но это не стало направлением. ‚ 1951 г. в  тюрьме ђудчика
как-то вырвали  ключи  у  надзирателЯ, открыли нужную камеру и  зарезали там
Љозлаускаса.)
     ’еперь  создались  и  в  Љенгире  подпольные  <i>–ентры</i>  --  украинский  и
"всероссийский". Џриготовлены были ножи, маски длЯ <i>рубиловки</i> -- и всЯ сказка
началась с начала.
     "ЏовесилсЯ"  на  решЈтке  в  камере  ‚ойнилович.  “биты  были  бригадир
Ѓелокопыт и  благонамеренный стукач ‹ифшиц, член реввоенсовета в гражданскую
войну на фронте против „утова. (‹ифшиц  был  благополучным библиотекарем Љ‚—
на лаготделении ђудник, но слава его шла впереди, и в Љенгире он был зарезан
в  первый  же  день по прибытии.)  ‚енгр-комендант зарублен  был около  бани
топорами.  €,  открываЯ  дорожку  в "камеру  хранениЯ", побежал туда  первым
‘ауер, бывший министр советской ќстонии.
     Ќо  и лагерные хозЯева  уже  знали,  что  делать. ‘тены между  четырьмЯ
лагпунктами здесь  были  давно.  Ђ теперь придумали  окружить  своей  стеной
каждый барак  -- и  восемь тысЯч  человек в свободное времЯ  начали над этим
работать. € разгородили каждый барак на  четыре несообщающихсЯ секции. € все
маленькие зонки и каждаЯ секциЯ  брались под  замки.  ‚сЈ-таки в идеале надо
было разделить весь мир на одиночки!
     ‘таршина, начальник кенгирской тюрьмы, был профессиональный  боксЈр. Ћн
упражнЯлсЯ на заключЈнных, как  на грушах. …ще у него в тюрьме изобрели бить
молотом  через фанеру,  чтобы не оставлЯть  следов. (<i>Џрактические</i>  работники
Њ‚„,  они знали, что без побоев и убийств перевоспитание невозможно: и любой
<i>практический</i> прокурор был с  ними  согласен. Ќо ведь мог наехать и теоретик!
-- вот из-за этого маловероЯтного приезда теоретика приходилось подкладывать
фанеру.)  Ћдин западный украинец,  измученный пытками и боЯсь выдать друзей,
повесилсЯ. „ругие вели себЯ хуже. € прогорели оба <i>–ентра</i>.
     Љ  тому  же  среди "боевиков"  нашлись  жадные проходимцы,  желавшие не
успеха движению, а добра себе. Ћни требовали, чтобы им  дополнительно носили
с кухни и еще выделЯли "от  посылок".<a href=#fn_12_3><sup>3</sup></a>  ќто тоже  помогло очернить и пресечь
движение.
     Љак будто пресекли. Ќо присмирели от первой репетиции и стукачи. ‚сЈ же
кенгирскаЯ обстановка очистилась.
     ‘емЯ было брошено.  Ћднако  произрасти ему  предстоЯло  не  сразу и  --
иначе.

        ___

     •оть  и  толкуют нам, что личность, мол, истории не куЈт, особенно если
она  сопротивлЯетсЯ  передовому  развитию,  но  вот четверть  столетиЯ такаЯ
личность  крутила нам  овечьи  хвосты  как хотела, и мы даже  повизгивать не
смели. ’еперь  говорЯт: никто ничего не понимал  -- ни  хвост не понимал, ни
авангард не  понимал,  а самаЯ  стараЯ гвардиЯ  только понимала, но  избрала
отравитьсЯ в углу, застрелитьсЯ в дому, на пенсии тихо  дожить, только бы не
крикнуть нам с трибуны.
     €  вот  освободительный  жребий досталсЯ  самим  нам,  малюткам. ‚от  в
ќкибастузе, пЯть  тысЯч плечей  подведЯ  под эти  своды  и поднапрЯгшись  --
трещинку  мы всЈ-таки вызвали.  Џусть  маленькую, пусть издали не  заметную,
пусть сами больше надорвались -- а с трещинок разваливаютсЯ пещеры.
     Ѓыли волнениЯ и кроме нас, кроме Ћсоблагов, но всЈ кровавое прошлое так
заглажено,  замазано, замыто швабрами,  что даже  скудный  перечень лагерных
волнений мне сейчас невозможно установить. ‚от узнал случайно, что в 1951 г.
в сахалинском  €’‹овском лагере ‚ахрушево была пЯтидневнаЯ голодовка пЯтисот
человек  с большим возбуждением и арестными изъЯтиЯми -- после того как трое
беглецов были исколоты штыками у вахты. €звестно сильное волнение в Ћзерлаге
после убийства в строю у вахты 8 сентЯбрЯ 1952 года.
     ‚идно, в начале  50-х  годов  подошла  к  кризису  сталинскаЯ  лагернаЯ
система и  особенно в Ћсоблагах. …ще  при  жизни ‚семогущего  стали  туземцы
рвать свои цепи.
     Ќе  предсказать, как бы это пошло при  нЈм  самом.  „а  вдруг  -- не по
законам экономики,  или  общества --  остановилась медленнаЯ  стараЯ грЯзнаЯ
кровь в жилах низкорослой рЯбой <i>личности</i>.
     € хотЯ  по Џередовой ’еории ничто и нисколько  от этого не должно  было
изменитьсЯ, и не боЯлись этого те голубые фуражки, хоть и плакали 5 марта за
вахтами, и  не  смели  надеЯтьсЯ те чЈрные телогрейки, хоть  и  тренькали на
балалайках,  доведавшись (их за зону в тот  день не выпустили), что траурные
марши передают и вывесили флаги с каймой, -- а что-то неведомое в подземельи
стало сотрЯсатьсЯ, сдвигатьсЯ.
     Џравда,  концемартовскаЯ  амнистиЯ  1953  года,  прозваннаЯ  в  лагерЯх
"ворошиловской", своим духом  вполне была  верна  покойнику:  холить воров и
душить политических. €ща популЯрности у шпаны, она,  как крыс, распустила на
всю  страну, предлагаЯ жителЯм пострадать, решЈтки ставить  себе на  вольные
окна, а милиции -- заново вылавливать всех, прежде выловленных. ЏЯтьдесЯт же
‚осьмую она освободила  в привычной пропорции:  на  2-м лагпункте Љенгира из
трЈх тысЯч человек освободилось... трое.
     ’акаЯ амнистиЯ  могла убедить  каторгу только  в  одном: смерть ‘талина
ничего не  менЯет.  Џощады им как не было, так и  не будет. € если они хотЯт
жить на земле, то надо боротьсЯ!
     €  в 1953  году  лагерные  волнениЯ  продолжались  в разных  местах  --
заварушки  помельче, вроде 12-го  лагпункта  Љарлага: и крупное  восстание в
ѓорлаге (Ќорильск), о котором сейчас  была бы  отдельнаЯ глава, если бы хоть
какой-нибудь был у нас материал. Ќо никакого.
     Ћднако, не впустую прошла смерть тирана. Ќеведомо отчего что-то скрытое
где-то сдвигалось,  сдвигалось -- и вдруг  с жестЯным  грохотом,  как пустое
ведро, покатила кубарем еще одна <i>личность</i> -- с  самой верхушки лестницы да в
самое навозное болото.
     €  все теперь -- и  авангард, и хвост, и даже гиблые туземцы Ђрхипелага
понЯли: наступила новаЯ пора.
     ‡десь, на Ђрхипелаге, падение Ѓерии было особенно громовым: ведь он был
высший Џатрон и Ќаместник Ђрхипелага! Ћфицеры  Њ‚„  были озадачены, смущены,
растерЯны. Љогда уже объЯвили по радио,  и нельзЯ  было заткнуть этого ужаса
назад  в  репродуктор,  а надо было  посЯгнуть  снЯть  портреты этого милого
ласкового ЏокровителЯ  со стен  “правлениЯ ‘теплага, полковник —ечев  сказал
дрожащими губами: "‚сЈ  кончено".  (Ќо  он ошибсЯ. Ћн  думал -- на следующий
день   будут  судить  их  всех).<a href=#fn_12_4><sup>4</sup></a>  ‚  офицерах  и  надзирателЯх   проЯвилась
неуверенность,  даже растерЯнность, остро  замечаемаЯ арестантами. Ќачальник
режима 3-го кенгирского лагпункта, от которого зэки взглЯда  доброго никогда
не  видели, вдруг  пришЈл  на работу к <i>режимной</i> бригаде, сел и стал  угощать
режимников  папиросами. (…му надо было рассмотреть, что за искры пробегают в
этой  мутной стихии и какой опасности от них ждать.) "Ќу, что? -- насмешливо
спросили  его.  --  ‚аш  главный-то  начальник  --  враг  народа?"  --  "„а,
получилось", -- сокрушилсЯ режимный офицер. -- "„а ведь праваЯ рука ‘талина!
-- скалились  режимники.  -- ‚ыходит  -- и ‘талин  проглЯдел?" "„а-а-а... --
дружески калЯкал  офицер.  -- Ќу что ж, ребЯта,  может,  освобождать  будут,
подождите..."
     ЃериЯ  пал,  а пЯтно  берианцев он  оставил в наследство  своим  верным
<i>Ћрганам</i>. …сли до сих пор ни  один заключЈнный, ни один <i>вольный</i>  не  смел без
риска смерти даже помыслом усомнитьсЯ в кристальности любого офицера Њ‚„, то
теперь достаточно было налепить гаду "берианца" -- и он уже был беззащитен!
     ‚  ђечлаге  (‚оркута) в июне  1953 г.  совпало: большое возбуждение  от
смещениЯ Ѓерии и приход из Љараганды  и ’айшета эшелонов мЯтежников (большей
частью  западных украинцев). Љ этому времени еще была ‚оркута рабски-забита,
и приехавшие зэки изумили местных своей непримиримостью и смелостью.
     € весь  тот  путь,  который долгими месЯцами  проходили  мы, здесь  был
пройден в  месЯц. 22 июлЯ  забастовали цем-завод, строительство ’ќ–-2, шахты
7-Я,  29-Я и  6-Я. Ћбъекты видели друг  друга --  как  прекращаютсЯ  работы,
останавливаютсЯ колЈса шахтных копров. “же не повторЯли экибастузской ошибки
--  не голодали. Ќадзор  сразу  весь  сбежал из зон, однако -- <i>отдай  пайку,
начальничек!</i> --  каждый день подвозили  к  зонам  продукты  и  вталкивали  в
ворота.  (џ думаю, из-за падениЯ Ѓерии они  стали такие исполнительные, а то
бы  вымаривали.)  ‚  бастующих   зонах  создались   забастовочные  комитеты,
установилсЯ "революционный порЯдок",  столоваЯ сразу перестала воровать и на
том же пайке пища заметно улучшилась. Ќа 7-й шахте вывесили красный флаг, на
29-й, в сторону близкой  железной дороги...  портреты  членов  Џолитбюро.. Ђ
что'  было  им вывешивать?.. Ђ  что'  требовать?..  ’ребовали  снЯть номера,
решЈтки и замки -- но сами не снимали, сами не срывали. ’ребовали переписки,
свиданий, пересмотра дел.
     “говаривали  бастующих  только  первый  день.  Џотом  неделю  никто  не
приходил,  но  на  вышках  установили  пулемЈты  и  оцепили  бастующие  зоны
сторожевым охранением. Ќадо думать, сновали чины в Њоскву и из Њосквы назад,
нелегко  было в новой обстановке  понЯть, что' правильно. —ерез неделю  зоны
стали  обходить генерал  Њасленников, начальник  ђечлага генерал  „еревЯнко,
генеральный прокурор ђуденко в сопровождении множества офицеров (до сорока).
Љ этой блестЯщей свите всех собирали на лагерный плац. ‡аключенные сидели на
земле, генералы стоЯли  и ругали  их  за  саботаж, за  "безобразиЯ". ’ут  же
оговаривались,  что "некоторые  требованиЯ  имеют основаниЯ" ("номера можете
снЯть", о  решЈтках  "дана команда").  Ќо -- немедленно приступить к работе:
"стране нужен  уголь!"  Ќа  7-й шахте кто-то крикнул  сзади: "а нам нужна --
свобода, пошЈл ты на  ...!"  -- и  стали заключЈнные подниматьсЯ  с  земли и
расходитьсЯ, оставив генералитет.<a href=#fn_12_5><sup>5</sup></a>
     ’ут же  срывали номера, начали выламывать и решЈтки. Ћднако, уже возник
раскол, и дух упал: может, хватит? бо'льшего не добьЈмсЯ. Ќочной развод  уже
частично вышел, утренний полностью. ‡авертелись колЈса копров, и, глЯдЯ друг
на друга, объекты возобновлЯли работу.
     Ђ 29-Я шахта -- за  горой, и она не  видела остальных. …й объЯвили, что
все уже  приступили к работе -- 29-Я не  поверила и  не пошла.  Љонечно,  не
составлЯло труда взЯть  от  неЈ делегатов, свозить на другие  шахты.  Ќо это
было бы  унизительное цацканье с заключЈнными, да и жаждали генералы пролить
кровь: без крови не победа, без крови не будет этим скотам науки.
     1 августа 11  грузовиков с солдатами проехали к 29-й шахте. ‡аключенных
вызвали  на плац,  к воротам.  ‘ другой  стороны ворот  сгустились  солдаты.
"‚ыходите на работу -- или примем жестокие меры!"
     Ѓез  поЯснений  --  какие.  ‘мотрите  на  автоматы. Њолчание.  „вижение
людских молекул в толпе. ‡ачем же погибать? Ћсобенно -- краткосрочникам... “
кого  осталсЯ год-два, те толкаютсЯ  вперед.  Ќо  решительнее их пробиваютсЯ
другие  -- и  в  первом  рЯду,  схватЯсь  руками, сплетают оцепление  против
штрейкбрехеров. ’олпа в нерешительности. Ћфицер пытаетсЯ разорвать цепь, его
ударЯют железным прутом. ѓенерал „еревЯнко отходит в сторону и  дает команду
"огонь!". Џо толпе.
     ’ри залпа, между ними -- пулеметные очереди.  “бито 66 человек.  (Љто ж
убитые? -- передние:  самые  бесстрашные да прежде всех  дрогнувшие.  ќто --
закон  широкого  применениЯ, он  и в  пословицах.) Ћстальные бегут. Ћхрана с
палками и прутьЯми бросаетсЯ вслед, бьЈт зэков и выгонЯет из зоны.
     ’ри днЯ (1-3 августа) -- аресты по  всем бастовавшим лагпунктам. Ќо что
с ними  делать? Џритупели  Ћрганы от потери кормильца, не разворачиваютсЯ на
следствие.  ЋпЯть в эшелоны, опЯть везти  куда-то, развозить заразу  дальше.
Ђрхипелаг становитьсЯ тесен.
     „лЯ оставшихсЯ -- штрафной режим.
     Ќа крышах бараков  29-й шахты  поЯвилось много  латок из драни  --  это
залатаны дыры  от  солдатских  пуль,  направленных  выше  толпы.  ЃезымЯнные
солдаты, не хотевшие стать убийцами.
     Ќо довольно и тех, что били в мишень.
     Ѓлиз терриконика  29-й шахты  кто-то  в  хрущЈвские  времена поставил у
братской могилы крест -- с высоким стволом, как телеграфный столб. Џотом его
валили. € кто-то ставил вновь.
     Ќе знаю, стоит ли сейчас.


     <a name=fn_12_1></a><sup>1</sup>  …го всЈ-таки зарубили, но уже не мы,  а  блатные,  сменившие  нас  в
ќкибастузе в 1954 году. ђезок он был, но и смел, этого не отнимешь.

     <a name=fn_12_2></a><sup>2</sup>  ‚прочем  почти  с  тех  лет  перестали календари  отмечать  кровавое
воскресенье -- как случай в общем-то заурЯдный и не достойный напоминаниЯ.

     <a name=fn_12_3></a><sup>3</sup> ‘реди тех, кто идЈт  путем  насилиЯ, вероЯтно, это неизбежно.  „умаю,
что налетчики Љамо, сделав банковские деньги в партийную кассу, не оставлЯли
свои карманы  пустыми.  € чтобы  руководЯщий ими Љоба  осталсЯ  без денег на
вино?  Љогда в  военный коммунизм  по  всей ‘оветской ђоссии  запрещено было
употребленние  вина,  держал  же  он  себе  в  Љремле  винный  погреб,  мало
стеснЯЯсь.

     <a name=fn_12_4></a><sup>4</sup>  Љак  приметил  Љлючевский,  н а   с л е д у ю щ и й   д е н ь  после
освобождениЯ (“каз  о вольностЯх  18 февралЯ 1762 г.)  освободили и крестьЯн
(19 февралЯ 1861 г.) -- да только через 99 лет!

     <a name=fn_12_5></a><sup>5</sup> Џо другим рассказам где-то так и вывесили: "Ќам -- свободу, ђодине --
углЯ!"  ‚едь   "нам   свободу!"   --  это  уже   крамола,  скорей  добавлЯют
извинительно: "родине -- углЯ".

--------
        ѓлава 12. ‘орок дней Љенгира

     Ќо в падении Ѓерии была длЯ  Ћсоблагов и другаЯ сторона: оно обнадЈжило
и тем  сбило,  смутило,  ослабило  каторгу.  ‡азеленели  надежды  на  скорые
перемены -- и отпала у каторжан охота гонЯтьсЯ за стукачами, садитьсЯ за них
в тюрьму, бастовать, бунтовать.  ‡лость прошла. ‚се и без того, кажетсЯ, шло
к лучшему, надо было только подождать.
     €  еще такаЯ  сторона:  погоны с голубой окаЈмкой  (но  без авиационной
птички), до сей  поры самые почЈтные, самые  несомненные во всех ‚ооружЈнных
‘илах, -- вдруг понесли  на себе  как бы печать порока  и не только в глазах
заключЈнных или  их родственников  (шут бы с ними) -- но  не  в глазах  ли и
правительства?
     ‚ том  роковом 1953  году  с  офицеров  Њ‚„ снЯли вторую  зарплату ("за
звЈздочки"), то есть они стали  получать только один  оклад  со  стажными  и
полЯрными  надбавками,  ну и премиальные, конечно.  ќто  был большой удар по
карману, но еще бо'льший по будущему: значит, мы становимсЯ <i>не нужны?</i>
     €менно из-за того, что  пал  ЃериЯ,  охранное  министерство должно было
срочно и въЯвь доказать свою преданность и нужность. Ќо как?
     ’е мЯтежи, которые  до  сих  пор казались  охранникам  угрозой,  теперь
замерцали  спасением:  побольше  бы волнений,  беспорЯдков,  чтоб надо  было
<i>принимать меры</i>. € не будет сокращениЯ ни штатов, ни зарплат.
     Њеньше чем за  год несколько раз кенгирский конвой стрелЯл по невинным.
ел случай за случаем; и не могло это быть непреднамеренным.<a href=#fn_13_1><sup>1</sup></a>
     ‡астрелили ту девушку ‹иду с  растворомешалки, котораЯ  повесила  чулки
сушить на предзоннике.
     Џодстрелили  старого  китайца  --  в  Љенгире  не  помнили  его  имени,
по-русски китаец почти  не говорил, все знали его переваливающуюсЯ фигуру --
с трубкой в  зубах  и лицо  старого  лешего. Љонвоир  подозвал его  к вышке,
бросил  ему  пачку махорки  у самого предзонника,  а когда  китаец потЯнулсЯ
взЯть -- выстрелил, ранил.
     ’акой же  случай, но конвоир с вышки бросил патроны, велел заключЈнному
собрать и застрелил его.
     ‡атем известный случай стрельбы разрывными пулЯми по колонне, пришедшей
с обогатительнлой  фабрики,  когда вынесли 16  раненых.  (Ђ еще десЯтка  два
скрыли свои легкие ранениЯ от регистрации и возможного наказаниЯ.)
     ’ут  зэки не смолчали --  повторилась  историЯ ќкибастуза: 3-й лагпункт
Љенгира  три днЯ  не выходил  на  работу (но  еду принимал),  требуЯ  судить
виновных.
     Џриехала комиссиЯ  и уговорила,  что  виновных будут судить (как  будто
зэков позовут на суд, и они проверЯт!..) ‚ышли на работу.
     Ќо в феврале  1954 года  на „еревообделочном  застрелили  еще одного --
"евангелиста", как  запомнил  весь Љенгир (кажетсЯ: Ђлександр  ‘ысоев). ќтот
человек отсидел из  своей десЯтки 9  лет  и 9  месЯцев.  ђабота  его была --
обмазывать  сварочные  электроды,  он   делал  это  в  будке,  стоЯщей  близ
предзонника. Ћн вышел  оправитьсЯ близ будки  --  и при этом был застрелен с
вышки. ‘  вахты  поспешно прибежали конвоиры и стали  подтаскивать убитого к
предзоннику, как  если б он его нарушил. ‡эки не выдержали, схватили  кирки,
лопаты, и отогнали  убийц от убитого. (‚сЈ  это времЯ близ зоны  „Ћ‡а стоЯла
оседланнаЯ лошадь оперуполномоченного ЃелЯева -- "Ѓородавки", названного так
за бородавку на левой щеке. Љапитан ЃелЯев был энергичный садист, и вполне в
его духе было подстроить всЈ это убийство.)
     ‚сЈ в зоне „Ћ‡а взволновалось. ‡аключенные сказали, что убитого понесут
на лагпункт на плечах.  Ћфицеры  лагерЯ не  разрешили. "‡а  что  убили?"  --
кричали им. ЋбъЯснение у  хозЯев уже  было готово: виноват  убитый сам -- он
первый  стал бросать  камнЯми в вышку. (“спели  ли они прочесть  хоть личную
карточку убитого? -- что ему три месЯца осталось и что он евангелист?..)
     ‚озвращение в зону было мрачно и напоминало, что идЈт не о  шутках. ’ам
и сЯм в снегу лежали пулемЈтчики, готовые к стрельбе (уже кенгирцам известно
было, что -- слишком готовые...) Џулеметчики дежурили и на крышах конвойного
городка.
     ќто было опЯть всЈ на том же 3-м лагпункте, который знал уже 16 раненых
за один раз.  € хотЯ нынче был всего только один убитый, но  наросло чувство
незащищЈнности, обречЈнности,  безвыходности:  вот и год  уже прочти  прошЈл
после смерти ‘талина, а псы его не изменились. € не изменилось вообще ничто.
     ‚ечером  после ужина сделано было так. ‚ секции вдруг выключалсЯ свет и
от  входной  двери кто-то невидимый  говорил: "Ѓратцы! „о  каких  пор  будем
строить, а взамен  получать пули? ‡автра на работу не выходим!" € так секциЯ
за секцией, барак за бараком.
     Ѓрошена была записка через стену и во второй лагпункт. Ћпыт уже был,  и
обдумано  раньше  не  раз,  сумели   объЯвить  и  там.   Ќа  2-м  лагпункте,
многонациональном, перевешивали  десЯтилетники, и у многих сроки шли к концу
-- однако они присоединились.
     “тром мужские лагпункты -- 3-й и 2-й, на работу не вышли.
     ’акаЯ  повадка  --   бастовать,  а  от  казЈнной  пайки  и  хлЈбова  не
отказыватьсЯ, всЈ больше начинала пониматьсЯ арестантами, но всЈ  меньше  --
их хозЯевами.  Џридумали: надзор и конвой вошли  без оружиЯ  в забастовавшие
лагпункты, в бараки, и вдвоЈм берЯсь за одного зэка -- выталкивали, выпирали
его из барака. (‘истема слишком гуманнаЯ, так пристально нЯнчитьсЯ с ворами,
а  не с  врагами  народа.  Ќо  после расстрела Ѓерии  никто из  генералов  и
полковников  не  отваживалсЯ  первый  отдать  приказ  стрелЯть  по  зоне  из
пулемЈтов.) ќтот труд, однако, себЯ не оправдал: заключЈнные  шли в уборную,
слонЯлись по зоне, только не на развод.
     „ва днЯ так они выстоЯли.
     ЏростаЯ мысль -- наказать конвоира, который убил евангелиста, совсем не
казалась хозЯевам ни простой, ни правильной. ‚место этого в ночь со  второго
днЯ забастовки на  третий ходил по баракам уверенный в своей  безопасности и
всех будЯ  бесцеремонно,  полковник из  Љараганды с  большой свитой:  "„олго
думаете <i>волынку</i> тЯнуть?"<a href=#fn_13_2><sup>2</sup></a>  € наугад, никого не знаЯ  тут, тыкал пальцем: "’ы
-- выходи!.. ’ы  -- выходи!.. ’ы! -- выходи!" €  этих  случайных людей  этот
доблестный  волевой распорЯдитель  отправлЯл в тюрьму,  полагаЯ  в том самый
разумный ответ на <i>волынку</i>.  ‚илл  ђозенберг, латыш, видЯ  эту  бессмысленную
расправу,  сказал  полковнику: "€ Я пойду!" -- "€ди!"  -- охотно  согласилсЯ
полковник. Ћн даже н е  п о н Я л, наверно, что это был -- протест, и против
чего тут можно было протестовать.
     ‚  ту же  ночь было объЯвлено,  что  демократиЯ  с  питанием кончена  и
невышедшие  на работу будут получать штрафной паЈк. 2-й лагпункт утром вышел
на работу. 3-й не вышел еще и в  третье утро. ’еперь  к  ним применили ту же
тактику  выталкиваниЯ, но уже  увеличенными силами:  мобилизованы  были  все
офицеры,  какие только служили в Љенгире  или съехались туда  на  помощь и с
комиссиЯми.  Ћфицеры во  множестве  входили  в  намеченный  барак,  ослеплЯЯ
арестантов  мельканием  папах и  блеском погонов,  пробирались,  нагнувшись,
между  вагонками  и, не гнушаЯсь, садились своими чистыми брюками на грЯзные
арестантские  подушки из стружек: "Ќу, подвиньсЯ, подвиньсЯ, ты же видишь, Я
подполковник!"  €  дальше  так,  подбоченЯсь  и  пересаживаЯсь,  выталкивали
обладателЯ  матраца в проход, а там его за рукава  подхватывали надзиратели,
толкали к  разводу,  а тех,  кто  и  тут еще слишком упиралсЯ  -- в  тюрьму.
(Ћграниченный объЈм двух кенгирских тюрем очень стеснЯл командование -- туда
помешалось лишь около полутысЯчи человек.)
     ’ак забастовка была  пересилена, не щадЯ офицерской чести и привилегий.
ќта жертва вынуждалась двойственным временем. ЌепонЯтно было, что же надо? и
опасно  было  ошибитьсЯ!  Џерестаравшись  и  расстрелЯв  толпу,  можно  было
оказатьсЯ подручным Ѓерии.  Ќо не  достаравшись и  не вытолкнув энергично на
работу, можно было оказатьсЯ его же подручным.<a href=#fn_13_3><sup>3</sup></a> Љ тому же личным и  массовым
своим участием в  подавлении  забастовки офицеры Њ‚„ как никогда доказали  и
нужность своих погонов длЯ защиты свЯтого порЯдка, и несокрушаемость штатов,
и индивидуальную отвагу.
     Џрименены  были   и  все  проверенные  ранее  способы.  ‚  марте-апреле
несколько  этапов  отправили  в  другие лагерЯ.  (Џоползла  зараза  дальше!)
—еловек  семьдесЯт (среди них  и ’энно) были  отправлены в закрытые тюрьмы с
классической  формулировкой:  "все  <i>меры  исправлениЯ</i> исчерпаны,  разлагающе
влиЯет на заключЈнных, содержанию в лагере не подлежит". ‘писки отправленных
в закрытые  тюрьмы были длЯ устрашениЯ вывешены в лагере. Ђ длЯ того,  чтобы
<i>хозрасчЈт</i>, как некий  лагерный ЌќЏ, лучше бы  заменЯл  заключЈнным свободу и
справедливость, -- в ларьки, до того  времени скудные, навезли широкий набор
продуктов. € даже -- о, невозможность!  --  выдали заключЈнным <i>аванс</i>,  чтобы
эти продукты брать. (ѓ“‹аг верил туземцу в долг! -- это небывало!)
     ’ак  второй  раз нараставшее здесь,  в Љенгире,  не  дойдЯ до  назреву,
рассасывалось.
     Ќо тут хозЯева двинули лишку. Ћни потЯнулись за своей  главной дубинкой
против  ЏЯтьдесЯт ‚осьмой --  за блатными! (Ќу, а в самом деле!  -- зачем же
пачкать руки и погоны, когда есть социально-близкие?)
     Џеред  первомайскими праздниками  в 3-й  мЯтежный  лагппункт,  уже сами
отказываЯсь  от  принципов Ћсоблагов,  уже  сами признаваЯ,  что  невозможно
политических  содержать  беспримесно  и  дать им  себЯ  <i>понЯть</i>,  --  хозЯева
привезли  и  разместили  650 воров, частично и бытовиков (в том числе  много
малолеток).  "Џрибывает  <i>здоровый контингент</i>! -- злорадно предупреждали  они
ЏЯтьдесЯт ‚осьмую.  --  ’еперь  вы не шелохнеЈесь".  Ђ  к привезЈнным  ворам
воззвали: "‚ы у нас наведЈте порЯдок!"
     €  хорошо понЯтно было хозЯевам, с  чего нужно  <i>порЯдок</i>  начинать: чтоб
воровали,  чтоб   жили  за  счЈт  других,  и  так   бы  поселилась  всеобщаЯ
разрозненность. € улыбатьсЯ только ворам, когда  те, услышав, что есть рЯдом
и  женский лагпункт, уже канючили в развЯзной своей манере: "Џокажи нам баб,
начальничек!"
     Ќо  вот он,  непредсказуемый  ход человеческих  чувств  и  общественных
движений!  ‚прыснув  в  ’ретий  кенгирский  лагпункт  лошадиную  дозу  этого
испытанного  трупного  Яда, хозЯева получили не замирЈнный лагерь,  а  самый
крупный мЯтеж в истории Ђрхипелага ѓ“‹ага!