 ќтой швейной машиной только и кормилась  потом
семьЯ.<a href=#fn_18_4><sup>4</sup></a>
     ‚прочем, эта быстрота высылки иногда шла на пользу и обречЈнным. ‚ихрь!
--  пронЈссЯ и нет его. Ћт самого  лучшего веника остаютсЯ же промЈтины. Љто
из женщин сумел  продержатьсЯ суток трое, дома не ночевал -- приходил теперь
в  ”инотдел, просил распечатать  квартиру, и что ж? -- распечатывали. —Јрт с
тобой, живи до следующего “каза.
     ‚ тех малых телЯчьих товарных  вагонах, в которых полагаетсЯ перевозить
8 лошадей или 32 солдата или 40 заключЈнных, ссылаемых таллинцев везли по 50
и больше.  Џо спеху  вагонов  не оборудовали, и не сразу разрешили прорубить
дыру.  Џараша  --  старое  ведро,  тотчас  была  переполнена,  изливалась  и
заплескивала вещи. „вуногих  млекопитающих,  с  первой минуты  их  заставили
забыть,  что женщины и мужчины -- разное суть. Џолтора днЯ  они были заперты
без  воды и без еды,  умер ребЈнок. (Ђ ведь всЈ это мы  уже читали  недавно,
правда?  „ве главы назад,  20 лет назад -- а всЈ  то же...) „олго стоЯли  на
станции  ћлемисте,  а снаружи  бегали и стучали в вагоны, спрашивали  имена,
тщетно  пытались  передать кому-то продукты  и  вещи.  Ќо  тех  отгонЯли.  Ђ
запертые голодали. Ђ неодетых ждала ‘ибирь.
     ‚ пути стали  выдавать им хлеб, на некоторых станциЯх  -- супы. Џуть  у
всех  эшелонов   был  дальний:   в  Ќовосибирскую,   €ркутскую  область,   в
ЉрасноЯрский край. ‚ один Ѓарабинск прибыло 52 вагона эстонцев. —етырнадцать
суток ехали до Ђчинска.
     —то'  поддерживать  может  людей  в  этом отчаЯнном пути?  ’а  надежда,
которую приносит  не вера, а ненависть: "‘коро и м конец! ‚ этом  году будет
война, и осенью обратно поедем".
     Ќикому благополучному  ни в западном, ни в восточном мире не понЯть, не
разделить,  может  быть  и  не  простить  этого   тогдашнего  настроениЯ  за
решЈтками. џ писал уже, что и мы так верили, и мы так жаждали в те годы -- в
49-м,  в 50-м.  ‚  те годы всхлестнулась  неправедность  этого  строЯ,  этих
двадцатипЯтилетних  сроков, этих  повторных возвратов  на  Ђрхипелаг  --  до
некоей  высшей  взрывной,  уже  до   Явности  нетерпимой,   уже  охранниками
незащитимой точки. („а скажем  общо:  если  режим безнравственен -- свободен
подданный от  всЯких  обЯзательств перед  ним.)  Љакую же искалеченную жизнь
надо  устроить,  чтобы  тысЯчи  тысЯч в  камерах,  в  воронках  и в  вагонах
взмолились об истребительной атомной войне как о единственном выходе?!..
     Ђ не плакал -- никто. Ќенависть сушит слЈзы.
     …ще вот о чЈм думали в дороге эстонцы: как встретит их сибирский народ?
‚ 40-м году сибирЯки обдирали присланных прибалтов, выжимали  с них вещи, за
шубу  давали  полведра картошки.  („а  ведь  по  тогдашней нашей  раздетости
прибалты действительно выглЯдели буржуЯми...)
     ‘ейчас, в 49-м,  наговорено было в ‘ибири,  что везут к ним отъЯвленное
кулачество. Ќо замученным и ободранным вываливали это кулачество из вагонов.
Ќа  санитарном осмотре русские  сестры  удивлЯлись,  как эти женщины худы  и
обтрЈпаны, и трЯпки  чистой нет у  них длЯ ребЈнка.  Џриехавших разослали по
обезлюдевшим колхозам,  -- и там,  от  начальства таЯсь, носили им сибирские
колхозницы,  чем   были  богаты:  кто  по  пол-литра  молочка,  кто  лепЈшек
свекольных или из очень дурной муки.
     € вот теперь -- эстонки плакали.
     Ќо  еще  был,  разумеетсЯ,  комсомольский актив. ќти  так  и  принЯли к
сердцу,  что  вот  приехало  фашистское  отребье  ("вас  всех потопить!"  --
восклицали  они), и  еще работать не хотЯт, неблагодарные,  длЯ  той страны,
котораЯ  освободила  их  от  буржуазного  рабства.   ќти  комсомольцы  стали
надзирателЯми над ссыльными,  над их работою. € еще  были предупреждены:  по
первому выстрелу организовывать облаву.
     Ќа  станции  Ђчинск произошла весЈлаЯ путаница: начальство Ѓирилюсского
района  <i>купило</i> у конвоЯ  10 вагонов ссыльных,  полтысЯчи  человек, длЯ своих
колхозов на р. —улым и проворно перекинуло их на 150 км к северу от Ђчинска.
Ђ  назначены  они  были  (но  не  знали,  конечно,   об  этом)  ‘аралинскому
рудоуправлению в  •акассию.  ’е  ждали своего <i>контингента</i>, а  контингент был
вытрЯсен  в  колхозы,  получившие  в  прошлом  году по 200  граммов зерна на
трудодень. Љ  этой весне не оставалось у них ни хлеба, ни картошки,  и стоЯл
над сЈлами вой от мычавших коров, коровы как дикие  кидались на полусгнившую
солому. €так, совсем не  по злобности  и не по  зажиму ссыльных выдал колхоз
новоприбывшим по  одному килограмму муки  на человека в  неделю --  это  был
вполне  достойный  аванс,  почти  равный  всему  будущему заработку!  Ђхнули
эстонцы  после своей ќстонии...  (Џравда, в посЈлке  Џолевой близ них стоЯли
большие амбары, полные зерна: оно  накоплЯлось там год за годом  из-за того,
что не управлЯлись вывозить.  Ќо тот хлеб был уже государственный, он уже за
колхозом не  числилсЯ. ЊЈр  народ  кругом,  но хлеба  из  тех амбаров ему не
выдавали: он был  государственный. Џредседатель колхоза  Џашков как-то выдал
самовольно по  пЯть килограммов на каждого еще живого колхозника -- и  за то
получил лагерный  срок. •леб тот был государственный, а дела -- колхозные, и
не в этой книге их обсуждать.)
     Ќа  этом  —улыме  месЯца  три колотились эстонцы, с изумлением осваиваЯ
новый закон:  <i>или воруй или умирай</i>! €  уж думали, что <i>навечно</i> --  как  вдруг
выдернули  всех и погнали  в ‘аралинский  район •акассии (это хозЯева  нашли
свой контингент). •акассцев самих  там было неприметно,  а каждый посЈлок --
ссыльный, а в каждом посЈлке комендатура.  ‚сюду золотые рудники, и бурение,
и   силикоз.  („а  обширные  пространства  были  не  столько  •акассиЯ   или
ЉрасноЯрский  край, сколько трест •ак‡олото или …нисейстрой, и  принадлежали
они не райсоветам и не райкомам партии, а генералам войск Њ‚„,  секретари же
райкомов гнулись перед райкомендантами.)
     Ќо еще не горе было тем,  кого посылали  просто  на рудники.  ѓоре было
тем,  кого силком зачислЯли в "старательские артели".  <i>‘таратели!</i> -- это так
заманчиво звучит, слово поблескивает  лЈгкой золотой  пылью. Ћднако, в нашей
стране  умеют  исказить  любое  земное  понЯтие.  ‚  "артели"  эти  загонЯли
спецпереселенцев,  ибо  не смеют возражать. €х посылали  на разработку шахт,
покинутых государством  за  невыгодностью. ‚  этих шахтах не было уже охраны
безопасности, и постоЯнно  лила вода, как от сильного  дождЯ. ’ам невозможно
было оправдать свой  труд  и заработать  сносно;  просто  эти умирающие люди
посылались  вылизывать  остатки  золота,  которое  государству   было   жаль
покинуть.  Ђртели  подчинЯлись  "старательскому   сектору"   рудоуправлениЯ,
которое знало  только --  спустить  план и спросить  план, и  никаких других
обЯзанностей.   "‘вобода"   артелей   была   не   от   государства,   а   от
государственного законодательства: им не положен был оплачиваемый отпуск, не
обЯзательно   воскресенье  (как  уже  полным   зэкам),   мог  быть  объЯвлен
"стахановский   месЯчник"   безо  всЯких  воскресений.   Ђ   государственное
оставалось:  за невыход на  работу  -- суд. ђаз  в два месЯца к ним приезжал
нарсуд   и   многих  осуждал  к  25%  принудработ,  причин  всегда  хватало.
‡арабатывали  эти  "старатели"  в   <i>месЯц</i>  3-4  "золотых"   рублЯ   (150-200
сталинских).
     Ќа некоторых  рудниках  под  ЉопьЈвым  ссыльные  получали  зарплату  не
деньгами,  а <i>бонами</i>:  в  самом  деле,  зачем  им  общесоюзные  деньги,  если
передвигатьсЯ  они всЈ равно не могут,  а в рудничной лавке им продадут и за
боны?
     ‚  этой книге  уже развЈрнуто  было подробное  сравнение заключЈнных  с
крепостными крестьЯнами.  ‚спомним,  однако, из истории  ђоссии,  что  самым
тЯжким было крепостное  состоЯние не крестьЯн, а заводских рабочих. ќти <i>боны</i>
длЯ покупки только  в  рудничной лавке надвигают  на нас  наплывом алтайские
прииски  и  заводы.  €х приписное население в  XVIII  и  XIX  веке совершало
нарочно преступлениЯ, чтобы только  попасть на каторгу и вести <i>более  лЈгкую
жизнь</i>. Ќа алтайских  золотых  приисках и  в  конце прошлого века "рабочие не
имели права  отказатьсЯ от  работы даже в воскресенье"  (!), платили  штрафы
(сравни  принудработы),  и  еще  там  были  лавочки  с  недоброкачественными
продуктами,  спаиванием  и  обвесом. "ќти  лавочки, а не  плохо поставленнаЯ
золотодобыча  были главным источником доходов"  золотопромышленников<a href=#fn_18_5><sup>5</sup></a>,  или,
читай -- треста.
     „а что это уж так всЈ неоригинально на Ђрхипелаге?..
     ‚ 1952 году маленькаЯ хрупкаЯ X.  ‘. не пошла в сильный мороз на работу
потому, что у  нее  не было  валенок. ‡а это начальник  деревообрабатывающей
артели отправил еЈ  на 3 месЯца на лесоповал -- без  валенок же. -- Ћна же в
месЯцы перед родами просила дать ей легче работу, не брЈвна подтаскивать, ей
ответили:  не  хочешь -- увольнЯйсЯ. Ђ  тЈмнаЯ врачиха на  месЯц ошиблась  в
сроках еЈ беременности и отпустила в декретный за два-три днЯ до родов. ’ам,
в тайге Њ‚„, много не поспоришь.
     Ќо  и  это  всЈ еще не  было подлинным  провалом  жизни.  Џровал  жизни
узнавали  только  те  спецпереселенцы,   кого  посылали  в  колхозы.  ‘порЯт
некоторые  теперь (и не вздорно): вообще колхоз легче ли  лагерЯ? Ћтветим: а
если колхоз  и лагерь  --  да соединить  вместе?  ‚от это и  было  положение
спецпереселенца в колхозе. Ћт колхоза то, что пайки нет -- только в посевную
дают семисотку хлеба, и то из зерна полусгнившего, с песком, землЯного цвета
(должно быть, в амбарах полы подметали).  Ћт лагерЯ то,  что  сажают в  ЉЏ‡:
пожалуетсЯ бригадир на своего ссыльного бригадника в правление, а  правление
звонит в комендатуру, а комендатура сажает. Ђ уж от кого заработки -- концов
не  сведЈшь:  за  первый  год работы в  колхозе получила  ЊариЯ  ‘умберг  на
трудодень  <i>по двадцати граммов</i>  зерна  (птичка  ЃожьЯ при  дороге  напрыгает
больше!)  и  по  15 сталинских  копеек  (хрущЈвских--полторы). ‡а  заработок
целого <i>года</i> они купила себе... алюминиевый таз.
     ’ак на что' ж они  жили?! Ђ -- на  посылки из Џрибалтики. ‚едь народ их
сослали -- не весь.
     Ђ кто ж калмыкам посылки присылал? Љрымским татарам?..
     Џройдите по могилам, спросите.
     ‚сЈ тем же ли решением родного  прибалтийского  ‘овета Њинистров или уж
сибирской принципиальностью, применЯлось к прибалтийским спецпереселенцам до
1953 года, пока Ћтца не  стало, спецуказание:  никаких работ, кроме тЯжЈлых!
только  кайло, лопата и пила!  "<i>‚ы здесь должны  научитьсЯ стать  людьми!</i>" €
если производство ставило  кого выше, комендатура вмешивалась и сама снимала
<i>на общие</i>. „аже не разрешали  спецпереселенцам  копать садовую землю при доме
отдыха рудоуправлениЯ -- чтоб не оскорбить стахановцев, отдыхающих там. „аже
с поста телЯтницы  комендант согнал Њ. ‘умберг: "вас  не на  дачу  прислали,
идите сено метать!" …ле-еле отбил еЈ председатель. (Ћна спасла ему  телЯт от
бруцеллЈза. Ћна полюбила сибирскую скотину, находЯ еЈ добрее эстонской, и не
привыкшие к ласке коровы лизали ей руки.)
     ‚от понадобилось  срочно грузить зерно  на баржу --  и  спецпереселенцы
бесплатно и безнаградно работают 36  часов подрЯд (р. —улым). ‡а эти полтора
суток -- два перерыва на еду по 20 минут и один раз отдых 3 часа. "Ќе будете
--    сошлЈм    дальше   на    север!"    “пал    старик   под   мешком   --
комсомольцы-надсмотрщики пинают его ногами.
     Ћтметка -- еженедельно. „о комендатуры -- несколько километров? старухе
--  80  лет?  Ѓерите  лошадь  и  привозите! --  Џри  каждой отметке  каждому
напоминаетсЯ: побег -- 20 лет каторжных работ.
     ђЯдом --  комната  оперуполномоченного.  € туда  вызывают.  ’ам поманЯт
лучшей работой. €  угрозЯт выслать дочь единственную -- за ЏолЯрный Љруг, от
семьи отдельно.
     Ђ  --  чего они не могут?  Ќа каком чуре когда их рука  останавливалась
совестью?..
     ‚от заданиЯ: следить  за  такими-то.  ‘обирать  материалы  длЯ  посадки
такого-то.
     Џри  входе в  избу любого комендантского  сержанта все спецпереселенцы,
даже пожилые женщины, должны встать и не садитьсЯ без разрешениЯ.

     ... „а не понЯл ли нас читатель  так,  что  спецпереселенцы были лишены
гражданских прав?..
     Ћ, нет, нет! ‚се гражданские права за ними полностью сохранЯлись! “ них
не  отбирались паспорта. Ћни  не  были лишены  участиЯ  во всеобщем, равном,
тайном  и  прЯмом  голосовании.  ќтот миг  высокий, светлый -- из нескольких
кандидатов вычеркнуть  всех, кроме своего избранника  --  за  ними был свЯто
сохранЈн. €  подписыватьсЯ  на  заЈм им  тоже  не  было  запрещено (вспомним
мучениЯ  коммуниста „ьЯкова в  лагере!).  Љогда  <i>вольные</i> колхозники, бурча и
отбраниваЯсь,  еле давали по 50 рублей, с  эстонцев выжимали по  400: "‚ы --
богатые. Љто не подпишетсЯ -- не будем посылок передавать. ‘ошлЈм еще дальше
на север."
     € -- сошлют, а почему бы нет?..

     Ћ, как томительно!  ЋпЯть и опЯть одно и  то же.  „а  ведь кажетсЯ, эту
часть мы начали с чего-то нового:  не лагерь, но ссылка. „а ведь кажетсЯ эту
главу мы начали с чего-то свежего: не адм. ссыльные, но спецпереселенцы.
     Ђ пришло всЈ к тому ж.
     €  надо  ли, и  сколько  надо теперь еще, и еще, и  еще рассказывать  о
других,  об иных,  об инаких  ссыльных  районах?  Ќе о тех  местах? Ќе о тех
годах? ЌациЯх не тех.
     Ђ кех же?..

        ___

     ‚переслойку расселЈнные, друг другу хорошо видимые, выЯвлЯли нации свои
черты, образ жизни, вкусы, склонности.
     ‘реди  всех  отменно  трудолюбивы  были немцы.  ‚сех бесповоротнее  они
отрубили свою прошлую жизнь (да и  что  за родина у них была на ‚олге или на
Њаныче?). Љак  когда-то  в  щедроносные  екатерининские  наделы, так  теперь
вросли  они в бесплодные суровые сталинские, отдались новой  ссыльной  земле
как своей окончательной. Ћни стали устраиватьсЯ не до первой амнистии, не до
первой  царской милости, а  -- навсегда. ‘осланные в  41-м  году наголе,  но
рачительные и  неутомимые, они не  упали духом, а  принЯлись и здесь  так же
методично, разумно трудитьсЯ. ѓде на  земле такаЯ пустынЯ, которую немцы  не
могли бы превратить в цветущий край? Ќе зрЯ говорили в прежней ђоссии: немец
что верба, куда ни ткни, тут и принЯлсЯ. Ќа  шахтах ли, в Њ’‘, в совхозах не
могли  начальники нахвалитьсЯ немцами -- лучших работников у них не  было. Љ
50-м годам у немцев  были -- среди остальных ссыльных, а часто  и местных --
самые  прочные, просторные  и  чистые  дома;  самые  крупные  свиньи;  самые
молочные коровы. Ђ дочери их росли завидными невестами не только по достатку
родителей,  но  -- среди  распущенности прилагерного  мира  --  по чистоте и
строгости нравов.
     ѓорЯчо схватились  за работу  и греки. Њечты о Љубани  они, правда,  не
оставлЯли, но  и здесь спины не щадили. †или они поскученнее, чем немцы,  но
по огородам и  по  коровам нагнали  их  быстро. Ќа  казахстанских базарчиках
лучший творог, и масло, и овощи были у греков.
     ‚ Љазахстане еще больше  преуспели  корейцы -- но  они были  и  сосланы
раньше, а  к  50-м годам  уже  порЯдочно  раскрепощены:  уже не  <i>отмечались</i>,
свободно  ездили  из области  в  область  и только  за пределы республики не
могли. Ћни преуспевали не в достатке дворов и домов (и  те и другие  были  у
них неуютны и даже первобытны, пока молодЈжь не перешла на европейский лад).
Ќо, очень  способные  к  учению,  они  быстро  заполнили  учебные  заведениЯ
Љазахстана (уже в годы войны  им  не мешали  в этом) и стали  главным клином
образованного слоЯ республики.
     „ругие нации, таЯ  мечту возврата, раздваивались в своих  намерениЯх, в
своей жизни.  Ћднако,  в  общем подчинились режиму  и не  доставлЯли больших
забот комендантской власти.
     Љалмыки -- не стоЯли, вымирали тоскливо. (‚прочем, Я их не наблюдал).
     Ќо  была  одна нациЯ, котораЯ совсем не поддалась психологии покорности
-- не одиночки, не бунтари, а всЯ нациЯ целиком. ќто -- чечены.
     Њы уже видели, как они относились к лагерным беглецам. Љак одни они изо
всей джезказганской ссылки пытались поддержать кенгирское восстание.
     џ бы сказал, что изо всех спецпереселенцев единственные чечены проЯвили
себЯ з э к а м и  по духу. Џосле того как их однажды предательски сдЈрнули с
места,  они уже  больше ни  во что не верили. Ћни  построили  себе сакли  --
низкие, тЈмные, жалкие, такие, что хоть пинком ноги их, кажетсЯ, разваливай.
€ такое же  было всЈ их ссыльное хозЯйство -- на один этот день, этот месЯц,
этот  год,  безо  всЯкого  скопа,  запаса,  дальнего умысла. Ћни  ели, пили,
молодые еще и одевались. Џроходили  годы -- и так же  ничего  у них не было,
как и в начале.  Ќикакие чечены нигде не  пытались  угодить  или понравитьсЯ
начальству  -- но всегда горды перед ним и даже открыто  враждебны. ЏрезираЯ
законы всеобуча и те школьные государственные науки,  они не пускали в школу
своих девочек, чтобы не  испортить там, да и мальчиков не всех. †енщин своих
они не посылали в колхоз. € сами на колхозных полЯх не горбили. Ѓольше всего
они старались устроитьсЯ шофЈрами: ухаживать за мотором -- не унизительно, в
постоЯнном  движении автомобилЯ  они  находили  насыщение  своей  джигитской
страсти, в шофЈрских  возможностЯх -- своей страсти воровской. ‚прочем,  эту
последнюю страсть они удовлетворЯли и непосредственно. Ћни принесли в мирный
честный дремавший Љазахстан понЯтие: "украли", "обчистили". Ћни могли угнать
скот, обворовать дом, а  иногда и просто отнЯть силою. Њестных жителей и тех
ссыльных, что так легко подчинились начальству, они расценивали почти как ту
же породу. Ћни уважали только бунтарей.
     €  вот диво -- все их  боЯлись.  Ќикто не  мог помешать им так  жить. €
власть, уже  тридцать  лет владевшаЯ этой  страной,  не могла  их  заставить
уважать свои законы.
     Љак  же  это получилось?  ‚от случай, в котором, может быть,  собралось
объЯснение. ‚  Љок-’ерекской школе училсЯ  при  мне в 9-м классе юноша-чечен
Ђбдул •удаев. Ћн не вызывал тЈплых чувств  да и не старалсЯ их вызвать,  как
бы  опасалсЯ унизитьсЯ  до  того, чтобы быть приЯтным, а всегда  подчЈркнуто
сух, очень горд да  и жесток. Ќо нельзЯ было не оценить его Ясный отчЈтливый
ум. ‚  математике, в физике он никогда  не останавливалсЯ на том уровне, что
его товарищи, а  всегда шЈл вглубь и  задавал вопросы, идущие от неутомимого
поиска сути. Љак и все дети поселенцев, он неизбежно охвачен был в школе так
называемой  <i>общественностью</i>, то  есть  сперва пионерской организацией, потом
комсомольской, учкомами, стенгазетами, воспитанием, беседами -- той духовной
платой за обучение, которую так нехотЯ платили чечены.
     †ил Ђбдул со старухой-матерью. Ќикого из близких родственников у них не
уцелело, еще существовал  только старший брат Ђбдула, давно изблатнЈнный, не
первый  раз уже в лагере за воровство и  убийство, но  всЯкий  раз ускоренно
выходЯ оттуда  то по амнистии,  то  по зачЈтам.  Љак-то  однажды ЯвилсЯ он в
Љок-’ерек, два днЯ пил без просыпу, повздорил  с каким-то  местным  чеченом,
схватил  нож и  бросилсЯ  за  ним. „орогу ему загородила постороннЯЯ  стараЯ
чеченка: она  разбросила  руки, чтоб он  остановилсЯ.  …сли бы  он  следовал
чеченскому закону, он должен был  бросить нож и прекратить преследование. Ќо
он  был уже  не  столько чечен,  сколько  вор --  взмахнул  ножом  и зарезал
неповинную  старуху.  ’ут вступило  ему в  пьЯную голову, что  ждЈт  его  по
чеченскому  закону.  Ћн бросилсЯ  в  Њ‚„,  открылсЯ в убийстве, и его охотно
посадили в тюрьму.
     Ћн-то спрЯталсЯ, но осталсЯ его младший брат Ђбдул, его мать и еще один
старый чечен из их рода, дЯдька Ђбдулу. ‚есть об убийстве облетела мгновенно
чеченский  край  Љок-’ерека  --  и  все трое  оставшихсЯ  из  рода  •удаевых
собрались в свой дом,  запаслись  едой, водой, заложили  окно, забили дверь,
спрЯтались как в крепости. —ечены из рода убитой  женщины теперь должны были
кому-то из рода •удаевых отомстить. Џока не прольЈтсЯ кровь  •удаевых  за их
кровь -- они не были достойны званиЯ людей.
     €  началась  осада  дома  •удаевых.  Ђбдул  не  ходил  в школу --  весь
Љок-’ерек   и  всЯ  школа   знала,   почему.  ‘таршекласснику  нашей  школы,
комсомольцу, отличнику, каждую минуту  грозила  смерть от ножа -- вот, может
быть, сейчас,  когда  по  звонку рассаживаютсЯ  за  парты, или сейчас, когда
преподаватель литературы  толкует о  социалистическом гуманизме. ‚се  знали,
все помнили  об  этом,  на переменах только об  этом  разговаривали -- и все
потупили глаза. Ќи партийнаЯ, ни комсомольскаЯ организациЯ школы, ни завучи,
ни директор,  ни  ђайЋЌЋ --  никто не  пошЈл спасать •удаева, никто  даже не
приблизилсЯ  к его осажденному дому в гудевшем, как улей, чеченском краю. „а
если б только они! -- но перед дыханием кровной мести также трусливо замерли
до  сих  пор такие грозные длЯ нас и райком  партии, и райисполком, и  Њ‚„ с
комендатурой и милицией  за своими  глинобитными  стенами. „охнул варварский
дикий старинный закон --  и сразу  оказалось, что никакой советской власти в
Љок-’ереке нет. Ќе очень-то простиралась  еЈ длань  и из  областного  центра
„жамбула,  ибо за  три днЯ  и  оттуда не  прилетел самолЈт  с  войсками и не
поступило  ни одной решительной инструкции,  кроме приказа  оборонЯть тюрьму
наличными силами.
     ’ак выЯснилось длЯ чечен и длЯ всех нас  -- что' есть  сила  на земле и
что' мираж.
     €  только  чеченские старики  проЯвили  разум! Ћни пошли в Њ‚„ раз -- и
просили отдать им старшего •удаева длЯ расправы. Њ‚„ с опаской отказало. Ћни
пришли  в Њ‚„  второй  раз --  и просили устроить  гласный  суд  и  при  них
расстрелЯть •удаева. ’огда, обещали они, кровнаЯ месть с •удаевых снимаетсЯ.
ЌельзЯ было  придумать  более рассудительного  компромисса. Ќо  как  это  --
гласный суд? но как это -- заведомо обещаннаЯ и публичнаЯ казнь? ‚едь  он же
-- не  политические он -- вор, он -- социально-близкий. Њожно попирать права
ЏЯтьдесЯт  ‚осьмой, но  -- не  многократного  убийцы.  ‡апросили <i>область</i>  --
пришЈл  отказ.  "’огда через  час  убьют  младшего  •удаева!"  --  объЯснЯли
старики. —ины Њ‚„ пожимали  плечами: это не могло их касатьсЯ. Џреступление,
еще не совершенное, не могло ими рассматриватьсЯ.
     € всЈ-таки  какое-то  веЯние  XX  века  коснулось...  не Њ‚„,  нет,  --
зачерствелых старых  чеченских сердец! Ћни всЈ-таки не  велели мстителЯм  --
мстить!  Ћни  послали  телеграмму  в  Ђлма-Ђту.  Ћттуда спешно приехали  еще
какие-то старики, самые уважаемые во  всЈм  народе. ‘обрали совет старейших.
‘таршего •удаева проклЯли  и приговорили к  смерти,  где  б  на земле он  ни
встретилсЯ  чеченскому  ножу. Ћстальных •удаевых вызвали и сказали: "•одите.
‚ас не тронут".
     € Ђбдул взЯл книжки и пошЈл в школу. € с лицемерными улыбками встретили
его  там  парторг и комсорг.  €  на  ближайших  беседах и  уроках ему  опЯть
напевали о коммунистическом  сознании, не  вспоминаЯ досадного инцидента. Ќи
мускул не вздрагивал на истемневшем лице Ђбдула. …ще раз он понЯл, что' есть
главнаЯ сила на земле: к р о в н а Я  м е с т ь.
     Њы,  европейцы, у себЯ  в книгах и в школах  читаем и произносим только
высокомерные слова презрениЯ  к  этому дикому  закону,  к этой бессмысленной
жестокой резне. Ќо резнЯ эта, кажетсЯ, не так бессмысленна: она не пресекает
горских наций,  а укреплЯет их. Ќе так много жертв падает  по закону кровной
мести --  но каким страхом веет на  всЈ  окружающее! ЏомнЯ  об этом  законе,
какой  горец решитсЯ оскорбить другого п р о с т о  т а к, как оскорблЯем мы
друг  друга по  пьЯнке, по распущенности, по капризу? €  тем более  какой <i>не</i>
чечен  решитсЯ  свЯзатьсЯ с чеченом --  сказать, что он  -- вор? или  что он
груб?  или что он лезет без очереди?  ‚едь в  ответ может быть  не слово, не
ругательство, а удар ножа в бок! € даже если ты схватишь нож (но его нет при
тебе, цивилизованный),  ты не ответишь  ударом на удар: ведь падЈт под ножом
всЯ  твоЯ  семьЯ! —ечены  идут  по  казахской  земле с нагловатыми  глазами,
расталкиваЯ  плечами -- и  "хозЯева  страны"  и нехозЯева,  все расступаютсЯ
почтительно. ЉровнаЯ  месть излучает  поле  страха -- и  тем укреплЯет  свою
маленькую горскую нацию.
     "Ѓей своих, чтоб  чужие боЯлись!"  Џредки  горцев в  древнем  далеке не
могли найти лучшего обруча.
     Ђ что предложило им социалистическое государство?


     <a name=fn_18_1></a><sup>1</sup> ‘талин. ‘очинениЯ. Њ., 1951 г. -- т. 13, стр. 258.

     <a name=fn_18_2></a><sup>2</sup>  ‚ 60-х  гг.  XIX  в. помещики и  администрациЯ  ’аврической губернии
ходатайствовали  о полном  выселении  крымских татар  в ’урцию; Ђлександр II
отказал. ‚ 1943 г. о том же ходатайствовал гаулЯйтер Љрыма; ѓитлер отказал.

     <a name=fn_18_3></a><sup>3</sup> Љонечно, всех изворотов не предусмотреть и Њудрому Љормчему. ‚ 1929-м
изгонЯли из Љрыма  татарских кнЯзей и высоких особ. ќто делали мЯгче,  чем в
ђоссии:  их не арестовывали, они сами  уезжа.ти в  ‘реднюю Ђзию. ‡десь среди
родственного    мусульманского   населениЯ    они   постепенно    прижились,
благоустроились. €  вот через  15  лет  туда же привезли  под  гребенку всех
трудЯщихсЯ  татар!  ‘тарые  знакомые  встретились.  ’олько  трудЯщиесЯ  были
изменниками  и ссыльными, а бывшие кнЯзьЯ занимали прочные посты в советском
аппарате, многие -- в партии.

     <a name=fn_18_4></a><sup>4</sup>  ќти конвоиры --  как и что понимали в своих действиЯх? Њарию ‘умберг
ссылал сибирский солдат с р. —улым. ‚скоре он демобилизовалсЯ, приехал домой
-- и там увидел ее и осклабилсЯ вполне радостно и душевно: "тЈтЯ! ‚ы -- менЯ
помните?.."

     <a name=fn_18_5></a><sup>5</sup> ‘еменов ’Ян-анский. "ђоссиЯ". ’ом XVI.

--------
        ѓлава 5. Љончив срок

     ‡а восемь лет  тюрем и лагерей не слышал Я слова доброго о ссылке ни от
кого, побывавшего  в  ней. Ќо еще с самых первых следственных и  пересыльных
тюрем,   потому  что  слишком  давЯт  человека   шесть  каменных  сближенных
плоскостей  камеры,  засвечиваетсЯ  тихаЯ арестантскаЯ мечта  о  ссылке, она
дрожит, переливаетсЯ  маревом, и вздыхают на тЈмных нарах тощие арестантские
груди:
     -- Ђх, ссылка! …сли бы дали ссылку!
     џ  не только не минул этой  общей  участи, но  во мне  мечта  о  ссылке
укрепилась особенно. Ќа  иерусалимском глинЯном карьере Я слушал петухов  из
соседней деревни -- и мечтал о ссылке.  € с крыши Љалужской  заставы смотрел
на слитную  чуждую громаду столицы и заклинал: по дальше от неЈ, подальше бы
в ссылку! € даже послал Я наивное прошение в ‚ерховный ‘овет: заменить мне 8
лет лагерей на  пожизненную ссылку, пусть  самую  далЈкую и глухую.  ‘лон  в
ответ и не  чихнул.  (џ не  соображал еще, что пожизненнаЯ ссылка  никуда от
менЯ не уйдЈт, только будет она не <i>вместо</i> лагерЯ, а <i>после</i> него.)
     ‚  1952  году  из  трЈхтысЯчного  "российского"  лагпункта   ќкибастуза
"освободили" десЯток человек.  ќто очень  странно выглЯдело тогда: ЏЯтьдесЯт
‚осьмую -- и выводили за ворота! ’ри года перед тем стоЯл ќкибастуз  -- и ни
одного человека не освобождали, да и срок никому не кончалсЯ. Ђ это, значит,
кончились первые военные <i>десЯтки</i> у тех немногих, кто дожил.
     ‘ нетерпением ждали  мы  от  них  писем.  Ќесколько  пришло, прЯмых или
косвенных. €  узнали мы,  что почти всех отвезли из лагерЯ в ссылку, хотЯ по
приговору  никакой  ссылки  у  них  не  было. Ќо  никого это  не удивило!  €
тюремщикам  нашим и нам  было  Ясно, что дело не в юстиции, не в сроке, не в
бумажном  оформлении,  -- дело в том,  что  нас, однажды  названных <i>врагами</i>,
власть, по праву сильного, будет теперь топтать,  давить  и душить до  самой
нашей  смерти.   €   только   этот   порЯдок   казалсЯ   и   власти  и   нам
единственно-нормальным, так привыкли мы, с этим сжились.
     ‚ последние сталинские годы вызвала тревогу не судьба ссыльных, а мнимо
<i>освобождЈнных</i>, тех, кого по видимости оставлЯли за воротами без конвоЯ, тех,
кого по видимости покидало охранительное серое крыло Њ‚„. ‘сылка же, которую
власть  по  недоумию  считала дополнительным  наказанием, была  продолжением
привычного безответственного существованиЯ, той  фаталистической основы,  на
которой  так  крепок арестант. ‘сылка  избавлЯла нас от  необходимости самим
избирать место жительства -- и, значит, от тЯжЈлых сомнений и ошибок. ’олько
то место и было  верное, куда ссылали  нас. ’олько в этом единственном месте
изо всего ‘оюза  не могли попрекнуть  нас -- зачем приехали. ’олько здесь мы
имели  безусловное конечное право на  три квадратных аршина земли. Ђ еще кто
выходил из  лагерЯ одиноким, как Я,  не ожидаемым нигде и никем, -- только в
ссылке, казалось, мог встретить бы родную душу.

     ’оропЯсь  арестовывать,  освобождать  у  нас  не  торопЯтсЯ.   …сли   б
какого-нибудь несчастного демократического грека или социалистического турка
задержали  бы в тюрьме на один  день  сверх положенного, -- да  об  этом  бы
захлЈбывалась мироваЯ пресса. Ђ уж Я  рад  был,  что после конца срока  менЯ
передержали в лагере всего  несколько дней и после этого... освободили? нет,
после этого взЯли на этап. € еще месЯц везли за счЈт уже <i>моего</i> времени.
     ‚сЈ же и под конвоем выходЯ из лагерЯ, старались мы выполнить последние
тюремные суевериЯ: ни за что не обернутьсЯ на свою последнюю тюрьму (иначе в
неЈ  вернЈшьсЯ), правильно распорЯдитьсЯ со своей тюремной  ложкой. (Ќо  как
правильно?  одни говорили:  взЯть  с  собой,  чтоб за ней  не  возвращатьсЯ;
другие: швырнуть тюрьме, чтоб тюрьма за  тобой  не  гналась.  ЊоЯ ложка была
мной самим отлита в литейке, Я еЈ забрал.)
     € замелькали опЯть ЏавлодарскаЯ, ЋмскаЯ, ЌовосибирскаЯ пересылки.  •отЯ
кончились наши сроки, нас опЯть обыскивали, отнимали недозволенное, загонЯли
в тесные набитые камеры, в воронки, в ‘толыпины, мешали с блатными, и так же
рычали на нас конвойные псы и также кричали автоматчики: "Ќе оглЯдывайсь!!"
     Ќо  на  Ћмской пересылке добродушный надзиратель, перекликаЯ  по делам,
спросил нас, пЯтерых экибастузских: "Љакой бог за вас молилсЯ?" -- "Ђ что? а
куда?" --  сразу навострились мы, понЯв, что место,  значит, хорошее. -- "„а
на юг" -- дивилсЯ надзиратель.
     € действительно, от Ќовосибирска завернули нас на юг. ‚ тепло едем! ’ам
-- рис, там виноград и Яблоки. —то это? Ќеужели ж товарищ ЃериЯ не мог нам в
‘оветском ‘оюзе хуже места найти? Ќеужели  такаЯ ссылка бывает? (Џро себЯ  Я
уже внутренне  примерЯл: напишу о  ссылке  цикл  стихов  и назову:  "‘тихи о
Џрекрасной ‘сылке".)
     Ќа  станции  „жамбул  нас  высаживали  из  ‘толыпина  всЈ  с  теми   же
строгостЯми, вели к грузовику  в живом  коридоре конвойных  и так  же на пол
сажали в кузове, как будто, пересидевши срок,  мы могли потЯнутьсЯ на побег.
Ѓыло глубоко ночью, ущербнаЯ луна, и только она слабо освещала тЈмную аллею,
по  которой  нас везли,  но это  была  именно  аллеЯ -- и  из  пирамидальных
тополей! ‚от так ссылка! „а мы не в Љрыму ли? Љонец февралЯ, у нас на €ртыше
сейчас лють -- а здесь весенний ласковый ветерок.
     Џривезли в  тюрьму -- и тюрьма  принЯла нас без  приЈмного  шмона и без
бани.  ЊЯгчели проклЯтые  стены!  ’ак  с мешками и  чемоданами  затащились в
камеру. “тром корпусной отпер дверь и вздохнул: "‚ыходи со всеми вещами".
     ђазжимались чЈртовы когти...
     ‚есеннее  алое утро  охватило  нас во  дворе.  ‡арЯ  теплила  кирпичные
тюремные стены. Џосреди двора  ждал нас грузовик, и в кузове уже сидели двое
зэков,  присоединЯемых к нам.  Ќадо  бы  дышать,  оглЯдыватьсЯ,  проникатьсЯ
неповторимостью момента -- но никак нельзЯ было упускать нового  знакомства!
Ћдин  из новеньких -- сухонький седой старик со слезЯщимисЯ светлыми глазами
сидел на своих подмЯтых вещичках так выпрЯмленно, так торжественно, как царь
перед приЈмом послов. Њожно  было подумать, что он или глух или иностранец и
не надеетсЯ найти с  нами общий Язык. …два влезши в кузов,  Я решилсЯ  с ним
заговорить -- и совсем не  дребезжащим голосом на чистом  русском  Языке  он
представилсЯ:
     -- ‚ладимир Ђлександрович ‚асильев.
     € -- проскочила между нами душевнаЯ искра! —ует сердце друга и недруга.
ќто  -- друг,  ‚ тюрьме спеши узнавать  людей! -- не  знаешь, не разлучат ли
через минуту.  „а, бишь, мы уже не в тюрьме, но всЈ равно...  €, пересиливаЯ
шум мотора, Я интервьюирую его, не замечаЯ, как  грузовик сошЈл с  тюремного
асфальта на уличный булыжник, забываЯ,  что надо не  оглЯнутьсЯ на последнюю
тюрьму (сколько ж  их  будет, последних?!),  не  посмотрЯ  даже  на короткий
кусочек <i>воли</i>, который мы  проезжаем -- и вот уже снова в широком  внутреннем
дворе областного Њ‚„, откуда выход в город нам опЯть-таки запрещен.
     ‚ладимиру Ђлександровичу в первую минуту можно было дать  девЯносто лет
-- так  сочетались эти вневременные глаза, острое лицо и хохолок  седины.  Ђ
было ему -- семьдесЯт три. Ћн оказалсЯ одним из давнейших русских инженеров,
из крупнейших гидротехников и гидрографов.
     ‚ "‘оюзе ђусских €нженеров" (а что это такое? Я слышу первый раз. Ђ это
-- сильное общественное создание  технической мысли, может быть один из  тех
забегов на  век вперЈд, которых несколько сделала ђоссиЯ в 10-е--20-е  годы,
да все  они у  нас погибли)  ‚асильев был  видным  деЯтелем, и еще сейчас  с
твЈрдым  удовольствием вспоминает:  "Њы отказывались притворитьсЯ, что можно
вырастить финики на сухих палках".
     ‡а то и были разогнаны, конечно.
     ‚есь этот край, ‘емиречье, куда мы приехали сейчас, он исходил пешком и
изъездил на  лошади  еще  полвека назад.  Ћн  еще до  первой войны рассчитал
проекты обводнениЯ —уйской  долины, Ќарынского  каскада  и пробитиЯ  туннелЯ
сквозь  —у-€лийские  горы, и еще до первой войны стал сам  их  осуществлЯть.
есть  "электрических  экскаваторов" (все шесть пережили революцию и в  30-е
годы представлЯлись на  —ирчикстрое как советскаЯ новинка) были  выписаны им
еще  в  1912  году  и  уже  работали здесь.  Ђ  теперь, отсидев  15  лет  за
"вредительство",  три последних -- в ‚ерхнеуральском  изолЯторе, он выпросил
себе как милость: отбывать ссылку и  умереть именно здесь, в ‘емиречьи,  где
он всЈ начинал. (Ќо  и этой милости  ему бы  ни за что не оказали, если б не
помнил  его ЃериЯ по 20-м  годам,  когда инженер  ‚асильев делил  воды  трЈх
закавказских республик.)
     ’ак вот почему такой углублЈнный и сфинксоподобный  сидел он сегоднЯ на
своЈм  мешочке  в кузове: у него не  только  был первый день свободы,  но  и
возврат в страну своей юности, в страну вдохновениЯ. Ќет, не  так уж коротка
человеческаЯ жизнь, если вдоль неЈ оставишь обелиски.
     ‘овсем  недавно  дочь  ‚.  Ђ.  остановилась  на Ђрбате около витрины  с
газетой  "’руд". ‡алихватский  корреспондент,  не  жалеЯ хорошо оплачиваемых
слов,  бойко рассказывал  о своей  поездке по  —уйской долине, обводнЈнной и
вызванной к жизни созидателЯми-большевиками, о Ќарынском  каскаде, о  мудрой
гидротехнике, о счастливых колхозниках. € вдруг --  кто ему  о том нашептал?
-- закончил: "но  мало кто знает, что все эти преобразованиЯ есть исполнение
мечты талантливого  русского инженера  ‚асильева, не  нашедшего сочувствиЯ в
старой бюрократической ђоссии.<a href=#fn_19_1><sup>1</sup></a> Љак жаль, что молодой энтузиаст  не дожил до
торжества  своих  благородных  идей! „орогие  газетные  строки  замутнились,
слились,  дочь  сорвала газету  с  витрины,  прижала  к груди и  понесла под
свисток милиционера.
     <i>Њолодой  энтузиаст</i>  сидел  в  это времЯ в сырой камере ‚ерхнеуральского
изолЯтора.  ђевматизм или какое-то костное недомогание  перегнуло старика  в
позвоночнике, и он не мог разгибатьсЯ. ‘пасибо, сидел он в камере не один, с
ним -- некий швед, и вылечил ему спину спортивным массажем.
     веды  не  так  часто  сидЯт  в  советских  тюрьмах.  ‘  одним  шведом,
вспоминаю, сидел и Я. …го звали ќрик...
     -- ...Ђрвид Ђндерсен? -- с живостью переспрашивает ‚. Ђ. (Ћн очень живо
и говорит и движетсЯ.)
     Ќу, надо же! ’ак это Ђрвид его и вылечил массажем! Ќу, до чего ж, ну до
чего ж Я тесен! -- напоминает нам Ђрхипелаг в  напутствие. ‚от, значит, куда
везли  Ђрвида  три года назад  -- в “ральский  изолЯтор.  €  что-то не очень
вступились за голубчика Ђтлантический пакт и папа-миллиардер.<a href=#fn_19_2><sup>2</sup></a>
     Ђ тем временем нас по одному начинают вызывать в Ћбластную  Љомендатуру
--  это тут же,  во  дворе обл‚„, это  --  такой  полковник, майор  и многие
лейтенанты,  которые   заведуют  всеми  ссыльными  „жамбульской  области.  Љ
полковнику, впрочем, нам  ходу нет, майор лишь просматривает наши лица,  как
газетные заголовки, а <i>оформлЯют</i> нас лейтенанты, красиво пишущие перьЯми.
     ‹агерный опыт  отчЈтливо бьЈт менЯ  под  бок:  смотри!  в эти  короткие
минуты  решаетсЯ  всЯ  твоЯ  будущаЯ   судьба!  Ќе  терЯй  времени!  ’ребуй,
настаивай, протестуй! ЌапрЯгись,  извернись, изобрети что-нибудь, почему  ты
обЯзательно должен остатьсЯ в областном городе или получить  самый близкий и
удобный  район.  (€ причина  эта  есть,  только Я не  знаю о ней: второй год
растут во мне метастазы после лагерной незаконченной операции.)
     Ќе-ет,  Я  уже не тот... џ не  тот уже,  каким начинал  срок.  ЉакаЯ-то
высшаЯ малоподвижность снизошла на менЯ, и мне приЯтно  в ней пребывать. Њне
приЯтно  не   пользоватьсЯ  суетливым  лагерным  опытом.  Њне  отвратительно
придумывать сейчас убогий жалкий предлог. Ќикто  из  людей  ничего не  знает
наперЈд. €  самаЯ большаЯ беда может постичь человека  в  наилучшем месте, и
самое  большое  счастье  разыщет  его  --  в  наидурном.  „а   даже  узнать,
расспросить,  какие районы области хорошие, какие плохие -- Я  не  успел,  Я
занЯт был судьбой старого инженера.
     Ќа его  деле  какаЯ-то охранительнаЯ резолюциЯ стоит,  потому  что  ему
разрешают  выйти пешком  своими  ногами в  город,  дойти  до  Ћбл‚од‘троЯ  и
спросить  себе   там   работы.  Ђ  всем   остальным  нам   одно  назначение:
Љок-’ерекский  район.  ќто  --  кусок  пустыни  на  севере  области,  начало
безжизненной  Ѓет-Џак-„ала, занимающей  весь центр Љазахстана.  ‚от  тебе  и
виноград!..
     ”амилию каждого из  нас кругловато  вписывают в бланк, отпечатанный  на
корЯвой рыжей бумаге, ставЯт число, подкладывают нам -- распишитесь.
     ѓде  это  Я  уже  встречал  подобное?  Ђх,  это  когда  мне   объЯвлЯли
постановление Ћ‘Ћ. ’огда тоже всЯ  задача была -- взЯть ручку и расписатьсЯ.
’олько тогда бумага была московскаЯ, гладкаЯ. Џеро и чернила, впрочем, такие
же дрЯнные.
     €так, что' же  мне "объЯвлено  сего  числа"?  —то  Я, имЯрек,  ссылаюсь
<i>навечно</i> в такой-то район под гласный надзор  (стараЯ  царскаЯ терминологиЯ!)
районного ЊѓЃ и в случае  самовольного отъезда за пределы  района буду судим
по “казу  Џрезидиума ‚ерхсовета, предусматривающему наказание  20 (двадцать)
лет каторжных работ.
     Ќу что ж, всЈ законно. Ќичто не удивлЯет нас. Њы охотно подписываем.<a href=#fn_19_3><sup>3</sup></a> ‚
моей голове настойчиво закручиваетсЯ эпиграмма, немного длинноватаЯ, правда:

        —тоб сразу, как молот кузнечный
        Ћбрушить по хрупкой судьбе, --
        Ѓумажку: Я сослан <i>навечно</i>
        Џод гласный надзор ЊѓЃ.
        џ выкружил подпись беспечно.
        …сть Ђльпы. Ѓазальты. …сть -- Њлечный,
        …сть звЈзды -- не те, безупречно
        ‘веркающие на тебе.
        Њне лестно быть <i>вечным</i>, конечно!
        Ќо -- вечно ли ЊѓЃ ?

     Џриходит ‚ладимир  Ђлександрович из города, Я читаю ему эпиграмму, и мы
смеЈмсЯ  -- смеЈмсЯ  как  дети, как  арестанты, как безгрешные люди. “ ‚. Ђ.
очень светлый смех -- напоминает  смех  Љ.  €. ‘траховича.  € сходство между
ними  глубокое: это люди -- слишком  ушедшие  в интеллект, и никак  не могут
страданиЯ тела разрушить их душевное равновесие.
     Ђ между  тем и  сейчас  у него  мало весЈлого. ‘ослали его, конечно, не
сюда, ошиблись,  как полагаетсЯ.  ’олько  из ”рунзе  могли назначить  его  в
—уйскую  долину,  в  места  его бывших  работ. Ђ  здесь ‚одстрой  занимаетсЯ
арыками. ‘амодовольный полуграмотный  казах,  начальник  ‚одстроЯ,  удостоил
создателЯ —уйской  системы ирригации постоЯть у порога кабинета,  позвонил в
обком  и  согласилсЯ  принЯть  младшим  гидротехником,  как  девчонку  после
училища. Ђ во ”рунзе -- нельзЯ: другаЯ республика.
     Ља'к  одной  фразой описать  всю  русскую  историю?  ‘трана  задушенных
возможностей.
     Ќо всЈ  же  потирает  руки  седенький:  знают его  учЈные,  может быть,
перетащат. ђасписываетсЯ и он, что сослан навечно, а если отлучитсЯ -- будет
отбывать  каторгу  до 93-х лет.  џ  подношу ему вещи до  ворот --  до черты,
которую запрещено мне  переступать. ‘ейчас он пойдЈт снимать  у добрых людей
угол комнаты и грозитсЯ выписать старуху из Њосквы. „ети?.. „ети не приедут.
ѓоворЯт,  нельзЯ бросать московские квартиры. Ђ еще родственники? Ѓрат есть.
Ќо  у брата  глубоконесчастнаЯ  судьба:  он  историк,  не  понЯл ЋктЯбрьской
революции, покинул  родину и теперь, беднЯга, заведует кафедрой  ‚изантии  в
Љолумбийском университете. Њы еще раз смеемсЯ, жалеем  брата и обнимаемсЯ на
прощание. ‚от промелькнул еще один замечательный человек и ушЈл навсегда.
     Ђ  нас,  остальных,  почему-то  держат еще сутки  и  сутки в  маленькой
каморке, где на дурном щелЯстом полу мы спим вплотную,  еле вытЯгиваЯ ноги в
длину.  ќто напоминает мне тот  карцер,  с которого Я начал свой срок восемь
лет назад. <i>ЋсвобождЈнных</i>, нас на ночь запирают