но). Ќо главнаЯ  трудность
была -  как заманеврировать  членов редакции  и прорватьсЯ к
’вардовскому, который редко  её принимал и  несправедливо не
любил  (то   ли  не   оценивал  её   художественного  вкуса,
трудолюбиЯ  и  отдачи  всей себЯ  интересам  журнала,  то ли
ревновал к авторам,  которые все с  ней дружили и  постоЯнно
толклись  в  отделе  прозы).  •орошо,  однако,  знаЯ  суть и
слабости всех своих начальников, она у первого из них,  зав.
отделом прозы …. ѓерасимова, спросила: "…сть вещь о лагерЯх.
Ѓудешь читать?" € благополучный ѓерасимов, сам  многолистный
прозаик, отмахнулсЯ: "Ќе морочь мне голову этими  лагерЯми".
’от   же   вопрос  -   второму   заместителю  ѓлавного,   Ђ.
Љондратовичу - маленькому, как  бы с ушами настороженными  и
вынюхивающим  носом,  дёрганному  и  запуганному   цензурой.
Ћтветил Љондратович, что о лагерЯх он всё уже знает,  ничего
ему не надо. Љ тому  ж, печатать всё равно нельзЯ.  ’огда Ђ.
Ѓерзер положила рукопись  перед ответственным секретарем  Ѓ.
‡аксом и спросила коварно так: "Џосмотрите, вам хочетсЯ  <i>это</i>
читать?" ЌельзЯ  было спросить  ловчей! “же  много лет Ѓ. ѓ.
‡аксу, сухому нудноватому джентльмену, ничего не хотелось от
художественной литературы, кроме того, чтоб она не испортила
ему конца жизни, зарплаты, коктебельских солнечных  октЯбрей
и лучших зимних московских концертов. Ћн прочёл первый абзац
моего рассказа, положил молча и ушёл.
    ’еперь  Ђ.  Ѓерзер  имела полное  право  обратитьсЯ  и к
’вардовскому -  ведь все  отказались! Ћна  дождалась случаЯ,
правда, в  присутствии Љондратовича,  наедине не  удалось, и
сказала ѓлавному,  что есть  две особых  рукописи, требующих
непременно его прочтениЯ: "‘офьЯ Џетровна" ‹идии —уковской и
ещё  такаЯ: "лагерь  глазами мужика,  очень народнаЯ  вещь".
ЋпЯть-таки,  в шести  словах нельзЯ  было попасть  точнее  в
сердце  ’вардовского! Ћн  сразу  сказал  - эту  давайте*. Ќо
опомнилсЯ  и  подскочил Љондратович:  "“ж  дайте до  завтра,
сперва  Я прочту!"  Ќе мог  он упустить  послужить защитным
фильтром длЯ ѓлавного!

    [* Ђ "‘офье Џетровне" пришлось ещё несколько лет ожидать
до своей четверти века и  зарубежного  опубликованиЯ.  Ћчень
понЯтное у нас, это совсем непонЯтно ‡ападу: один и  тот  же
журнал не посмел бы опубликовать вторую повесть на  тюремную
тему. ‚едь получалась бы <i>линиЯ</i>...]

    ‚зЯл  Љондратович,  и  с  первых  же  строк  понЯл,  что
безымЯнный (подписана фамилиЯ не была, тем Я как бы замедлЯл
враждебный ход событий) тёмный автор лагерного рассказа даже
расстановки основных членов предложениЯ толком не знает,  да
и  слова-то пишет  какие-то дикие.  Џришлось ему  карандашом
исчёркать первую, вторую, пЯтую, восьмую страницу, возвращаЯ
подлежащие,  сказуемые  да  и  атрибуты  на  свои  места. Ќо
рассказ оказалсЯ весь до конца неграмотный, и Љондратович  с
какой-то страницы  работу эту  бросил. Љакое  у него  к утру
сформировалось мнение - неизвестно, а думаю, что легко могло
оно повернутьсЯ и в ту, и в другую сторону. ’вардовский  же,
мнениЯ его не спросЯ, взЯл читать сам.
    “знав потом жизнь редакции, Я убедилсЯ, что не видать бы
€вану  „енисовичу света,  если б  Ђ. Ѓерзер  не пробилась  к
’вардовскому и не зацепила его замечанием, что это - глазами
мужика.  ‘лопали б  живьём моего  „енисовича три  охранителЯ
ѓлавного - „ементьев, ‡акс и Љондратович.
    Ќе скажу,  что  такой  точный план,  но  вернаЯ  догадка
предчувствие  у менЯ  в том  и  была:  к этому  мужику €вану
„енисовичу  не  могут  остатьсЯ  равнодушны  верхний   мужик
Ђлександр ’вардовский и верховой мужик Ќикита •рущёв. ’ак  и
сбылось: даже  не поэзиЯ  и даже  не политика  решили судьбу
моею рассказа, а вот эта его доконнаЯ мужицкаЯ суть  столько
у нас осмеЯннаЯ, потоптаннаЯ и охаЯннаЯ с ‚еликого Џерелома,
да и поранее.
    Љак  ’вардовский  потом рассказывал,  он  вечером лёг  в
кровать,  и взЯл  рукопись. Ћднако  после двух-трёх  страниц
решил, что  лёжа не  почитаешь. ‚стал,  оделсЯ. „омашние его
уже спали, а он всю  ночь, перемежаЯ с чаем на  кухне, читал
рассказ  -  первый  раз,   потом  и  второй  (ничего   моего
последующего он второй раз не читал, и вообще ничего никогда
второй раз  не чигает  даже после  авторских уступок,  из-зa
того попадаЯ иногда и в ошибки). ’ак прошла ночь, пошли часы
по крестьЯнскому утренние, но длЯ литераторов ещё ночные,  и
приходилось  ждать ещё.  “же ’вардовский  и не  ложилсЯ. Ћн
звонил Љондратовичу и велел  узнавать у Ѓерзер (а  прЯмо ей?
не по иерархии) - кто же  автор и где он. ’ак получена  была
цепочка  на  Љопелева,  и  теперь  ’вардовский  звонил туда.
Ћсобенно понравилось ему, что это  - не мистификациЯ какого-
нибудь известного пера (впрочем он и уверен был), что  автор
- и не литератор, и не москвич.
    „лЯ ’вардовского  начались счастливые  дни открытиЯ:  он
бросилсЯ с рукописью по своим друзьЯм и требовал  выставлЯть
бутылку  на стол  в честь  поЯвлениЯ нового  писателЯ.  Ќадо
знать  ’вардовского:  в  том он  и  истый  редактор, не  как
другие,  что  до  дрожи,  до  страсти  золотодобытчика любит
открывать новых авторов.
    Ћн кинулсЯ по друзьЯм, но вот странно: в пЯтьдесЯт  один
год, известный поэт, редактор лучшего журнала, важнаЯ фигура
в союзе   писателей,   немелкий    и   среди    коммунистов,
’вардовский  мало  имел  друзей, почти  их  не  имел: своего
первого   заместителЯ   (недоброго   духа)   „ементьева;  да
собутыльника,  мутного  €.  Ђ.  ‘аца;  да  Њ.  Ђ.   ‹ифшица,
ископаемого марксиста-догматика. (ѓоворЯт, много было в  его
жизни  попыток найти  друга, были  периоды  нежной  дружбы с
‚иктором Ќекрасовым, с Љазакевичем,  ещё с кем-то, но  потом
шла дружба по  колдобинам, утыкалась, перепрокидывалась,  не
выходило доброго. ‡начит, и такое что-то в ’вардовском было:
обречённость  на  одинокое  стоЯнье. €  от  крупности.  € от
характера.  €  оттого, что  из  мужичества он  пришел.  € от
неестественной  жизни  советского  вельможи:   расположением
”адеева когда-то гордилсЯ,  а на кого-то  посматривал сверху
вниз.)
    Џока  распивались  эти   бутылки  и  затребовалась   длЯ
дивлениЯ моЯ исходнаЯ рукопись, где буквы были стеснены  как
согнанные   овцы   и   не   было   полоски   белой  пройтись
редакционному карандашу, - в редакции, как велось у них  длЯ
важных   случаев,  составлЯлись   письменные  заключениЯ   о
рукописи.  Љондратович  написал:  "...Њы  это,  наверно,  не
сможем   напечатать...   Ђвтору  стоило   бы   прежде  всего
посоветовать  ввести   мотив  ожиданиЯ   заключенными  конца
страданий...  Ќужно  бы  почистить  Язык".  „ементьев: "“гол
зрениЯ: в лагере  ужасно и за  границами лагерЯ всё  ужасно.
‘лучай сложный: не  печатать -  боЯтьсЯ правды...   печатать
невозможно, всё же показывает  жизнь с одного боку".  („а не
выведет   отсюда  читатель,   что  „ементьев   действительно
колебалсЯ - печатать или нет. Ћн хорошо знал, что печатать и
невозможно, и  вредно, и  не будут,  однако раз  его шеф так
втравилсЯ и увлёксЯ, нельзЯ было слишком круто отваливать.)
    Ќо всё это Я потом, не  в один год, узнал и сметил.  Ђ в
тот первый приезд Љондратович, стараЯсь быть важным (впрочем
его неосновательность и несамостоЯтельность видны мне были с
летучего    взглЯда),   значительно    спросил   менЯ    как
осчастливленного робкого автора:
    - Ђ что у вас есть ещё?
    ‹ёгкий  вопрос! …стественный  вопрос -  им надо  понЯть,
насколько случайна или  неслучайна моЯ удача.  Ќо то и  была
моЯ главнаЯ тайна. Ќе длЯ того Я хитрил пЯть лет на лагерных
обысках, три года изобретал <i>заначки</i> в ссылке и ещё пЯть  лет
таилсЯ на воле, чтобы поддерживать теперь любезную беседу. џ
отломил Љондратовичу:
    -  џ  не хотел  бы  начинать нашего  знакомства  с этого
вопроса.
    Џриехал  ’вардовский,  и  менЯ  позвали  в  их   большую
редакционную комнату (новомирцы тогда располагались тесно, и
кабинет ’вардовского считалсЯ в  углу той же комнаты).  ‹ишь
по плохим газетным фотографиЯм Я его знал и при слабой  моей
схватчивости  на  лица мог  бы  не узнать.  Ћн  был крупный,
кругом широкий,  но подкатилсЯ  и ещё  один, тоже  крупный и
тоже   кругом   широкий,  да   просто-таки   симпатЯга,  еле
сдерживающий   своё   добродушие.   ќтот   второй   оказалсЯ
„ементьев. Ђ ’вардовский  соответственно моменту держалсЯ  с
достойной церемонностью, однако и сквозь неё сразу  поразило
менЯ детское выражение его лица - откровенное детское,  даже
беззащитно-детское,    ничуть    кажетсЯ    не   испорченное
долголетним   пребыванием   в    высоких   слоЯх   и    даже
обласканностью троном.
    ‚сЯ  головка  редакции  расселась  за  большим старинным
долгоовальным столом, Я - против Ђлександра ’рифоновича.  Ћн
очень старалсЯ сдерживатьсЯ и вести себЯ солидно, но это ему
мало удавалось: он всё больше сиЯл. ‘ейчас был один из самых
счастливых его моментов,  именинником за  столом был  не Я -
он.
    Ћн  смотрел  на  менЯ  с  доброжелательством,  уже почти
переходЯщим  в любовь.  Ћн неторопливо  перебирал те  разные
примеры из рассказа, мелкие и крупные, что приходили ему  на
ум, - перебирал с  удовольствием, гордостью и радостью  даже
не  открывателЯ,  не  покровителЯ,  а  творца;  он  с  такой
ласковостью  и  умилением  цитировал,  будто  сам  это   всё
выстрадал  и  это  даже  любимаЯ  его  вещь.  („ругие  члены
редакции все кивали и поддакивали похвалам ѓлавного, только,
пожалуй,  „ементьев  сидел  умеренно-безучастный.  Ћн  и  не
выступил в этот день.)
    Ђ сдержанней всех и даже почти мрачен сидел Я. ќту  роль
Я себе  назначил, ожидаЯ,  что вот  сейчас начнут выламывать
кости,  требовать  уступок и  выбросов,  а Я  ни  за что  их
делать  не буду - ведь не знали они, что держат в руках  уже
<i>облегчённую</i> вещь, уже обкатанную. џ понимал, что это  только
стелЯт мЯгко, а сейчас-то и приступЯт с ножницами - отрезать
всё, чем  колетсЯ лагерь,  и все  лохмотьЯ, и  все цветки. €
своим мрачным видом Я им заранее показывал, что нисколько  Я
не вскружён и не очень-то дорожу новым знакомством.
    Ќо  чудо!  -  мне  не  выламывали  рук.  Ќо  чудо!  - не
вытаскивали и не раззевали ножниц.  „а не сошёл ли Я  с ума?
Ќеужели редакциЯ серьёзно верит, что это можно напечатать?
    ‚сего-то замечаний было  у ’вардовского -  обходительных
просьб, самым  бережным голосом  высказанных! -  два: что не
может  €ван   „енисович   заритьсЯ  на  левую  чужую  работу
раскраску ковров; и что не может он совсем уж не  допускать,
что ступит когда-нибудь на  волю. ’ак это, пожалуй,  и верно
было, это Я легко тут  же пообещал. Ђ ‡акс произнёс,  что не
может €ван „енисович всерьёз верить, что Ѓог луну на  звёзды
крошит. Ђ ЊарьЯмов указал мне на два-три неверных украинских
слова.
    ’ак приЯтели задушевные, так же и сотрудничать можно! Ќе
такими Я представлЯл себе наши редакции...
    Џредложили мне "длЯ весу" назвать рассказ повестью - ну,
и пусть будет повесть*. …щё, не допускаЯ возражений,  сказал
’вардовский,  что  с названием  "™-854"  повесть никогда  не
сможет быть напечатана. Ќе  знал Я их страсти  к смЯгчающим,
разводнЯющим  переименованиЯм,  и тоже  не  стал отстаивать.
Џереброской  предположений  через стол  с  участием Љопелева
сочинили совместно: "Ћдин день €вана „енисовича".

    [* ‡рЯ Я уступил. “ нас смываютсЯ границы между  жанрами
и происходит обесценение форм. "€ван  „енисович" -  конечно,
рассказ, хотЯ и большой, нагруженный. Њельче рассказа  Я  бы
выделЯл  новеллу - лёгкую в построении, чёткую  в  сюжете  и
мысли. Џовесть - это  то,  что  чаще  всего  у  нас  гонЯтсЯ
называть романом: где несколько сюжетных линий и даже  почти
обЯзательна  протЯжённость  во  времени.  Ђ  роман  (мерзкое
слово! нельзЯ ли иначе?) отличаетсЯ от  повести  не  столько
объёмом, и не столько протЯжённостью во  времени  (ему  даже
пристала   сжатость  и  динамичность),  сколько  -  захватом
множества судеб, горизонтом оглЯда и вертикалью мысли.]

    Џредупредил менЯ ’вардовский, что напечатаниЯ твёрдо  не
обещает (ѓосподи, да Я рад был, что в —ЉѓЃ не передали!),  и
срока не укажет, но не пожалеет усилий.
    ‘  любопытством  задавали  мне  разные  смежные вопросы.
‘колько времени Я писал эту повесть? (Ћсторожно, взрываетсЯ!
„ва месЯца  Я её  писал. Ђ  что ж  тогда остальные годы?) „а
видите, трудно подсчитать, ведь всё урывками, после школы...
‚  каком году  начал, в  каком кончил,  сколько она  у  менЯ
лежала?  (‚се  даты  огнём  горели во  мне!  -  но  начни их
называть, и сразу станет Ясно, сколько ещё пустого времени.)
џ как-то не запоминал годов... Ђ почему Я так тесно  печатаю
- без просветов, с двух сторон? („а вы понимаете, что  такое
кубические  сантиметры,  вислоухие?!..)  Џросто,  знаете,  в
ђЯзани бумаги не купишь... (—то тоже правда.)
    ђасспрашивали о моей жизни,  прошлой и настоЯщей, и  все
смущённо  смолкли, когда  Я бодро  ответил, что  зарабатываю
преподаванием  шестьдесЯт  рублей  в  месЯц,  и  мне   этого
хватает. (џ и  не хотел полной  ставки, чтобы времЯ  было, а
при высокой  зарплате жены  мог семьи  не содержать.)  ’акие
цифры  длЯ  литераторов  вообще  за  чертой  пониманиЯ,   за
несколько строк рецензии столько платЯт.  „а и одет Я был  в
уровень со своей зарплатой. ‚ластно и радостно  распорЯдилсЯ
’вардовский  тут  же  заключить со  мной  договор  по высшей
принЯтой  у  них  ставке   (один  аванс  -  моЯ   двухлетнЯЯ
зарплата). џ сидел как в дурмане, силЯсь держать внимание на
том, чтобы не сказать о себе лишнего.
    “порнее всего ’вардовский и редакциЯ добивались: а что у
менЯ есть ещё? ещё - что? ещё? ЏробегаЯ мои похороненные  от
1948-го  года пласты,  Я выбирал,  что ж  им назвать.  …дучи
сюда, Я не готовилсЯ ничего больше открывать, но что-то было
надо, трудно было убедить  их, что "€ван „енисович"  написан
как перваЯ проба пера.
    ѓоворила лиса  мужику: ты  мне дай  только на  воз лапку
положить, а всЯ-то Я и сама вспрыгну.
    ’ак и со мной.
    Џообещал   Я,  что  покопаюсь  к  следующему  разу,  что
к_а_ж_е_т_с_Я ещё у  менЯ рассказик  найдётсЯ, да  несколько
этюдиков,  да   несколько  стихов.  (’ут  обрадованно  изрек
Љондратович, что и - хорошо, лагернаЯ тема и_с_ч_е_р_п_а_н_а
"€ваном „енисовичем" и хорошо бы  мне взЯтьсЯ  за фронтовую.
„вадцать  лет,  тысЯчи  ртов, они дружно  дудели в армейскую
дуду - и  тема  не была исчерпана!  Ђ  пЯтидесЯти миллионам,
погибшим  в ссылках  и лагерЯх, довольно  было бугорка моего
рассказа!..)
    ‡а тот  декабрь ещё  раза два  мне пришлось  приезжать в
Њоскву. ‘мЯгчили в  повести десЯток выражений,  но правильно
предупредила  менЯ  Ѓерзер,  с  которой  мы  быстро  и тепло
сдружились,  что  никогда  не  поймёшь,  что  пройдёт  и что
зацепитсЯ, и лучше подольше ничего не исправлЯть. „а у  менЯ
и  настроениЯ  не  было  уступать.  Њне  легче  было забрать
повесть назад, чем её изувечить.
    ‚ те приезды Я и привез ’вардовскому: несколько лагерных
стихотворений, несколько  "Љрохоток" побезобиднее  и рассказ
"Ќе  стоит  село  без  праведника",  облегчённый  от   самых
непроходимых фраз. "Љрохотки"  он признал "записЯми  в общую
тетрадь  про  запас",  их жанра  совсем  не  почувствовал. Ћ
стихах  сказал:  "иные   печатать  можно,  но   <b><span style="font-size:110%">выстрела</span></b>  не
получитсЯ, а  хочетсЯ  выстрела". (ЊЯтежный  просил  бури! -
нет, он  совсем не  заплеснел!) Ћ  рассказе же  состоЯлось 2
ЯнварЯ 1962 г. редакционное обсуждение.
    (‘ этого времени Я догадалсЯ, что сгодЯтсЯ  когда-нибудь
записи  литературных  встреч,   и  стал  записывать   всегда
посвежу, а то и при самих обсуждениЯх. ’ак записано и всё  о
’вардовском  -  и  теперь  жалко  не  привести  тех   встреч
достоверно и  объёмно, хотЯ  это может  отЯготить построение
"Ћчерков",  лишить  их  краткости  и  лёгкости,  каких  бы Я
хотел.)
    ‡а тем же большим долгоовальным столом, где недавно  так
много их сидело, теперь ’вардовский не собрал "кворума": кто
прочесть не успел, кого в редакции не было. Џришёл „ементьев
(на полной  ставке в  "институте мировой  литературы", он  в
"Ќовом  мире" поЯвлЯлсЯ  ненадолго, здесь  был не  заработок
его,  а  -  важнаЯ  миссиЯ).  ’вардовский  пригласил: "‘аша,
садись!" Ќо „ементьев отмахнулсЯ как от пустого - "„а чего ж
тут говорить!" Ћн это по виду сокрушенно сказал (всё  равно,
де, не напечатать), но Я воспринЯл иной тон: рассерженность,
что  Я  несу им  рассказы  один наглее  другого,  и совлекаю
’вардовского с проверенного мощёного пути. џ тогда же ощутил
верный смысл  этого их  короткого перекора,  а потом,  узнав
обоих лучше, утвердилсЯ: „ементьев прочёл и ещё дома (они  в
одном доме жили) убеждал  ’вардовского, что и думать  нельзЯ
печатать. Ђ обольщённый ’вардовский не поддалсЯ.
    Ћни были  на "ты",  очень всегда  запросто, оба  - ‘аши.
Ќикто  в  редакции  не  смел  ’вардовскому  возражать,  один
„ементьев  поставил  себЯ  с  независимым  мнением  и  вволю
спорил,  и  даже так  уставилось,  что ’вардовский  никакого
решениЯ  не   считал  окончательным,   не  столковавшись   с
„ементьевым  -  не  убедЯ или  не  уступЯ.  Ђ особенно  дома
„ементьев умел брать верх над ѓлавным: ’вардовский и  кричал
на него, и кулаком стучал, а чаще соглашалсЯ. ’ак  незаметно
один ‘аша  за спиной  другого поднаправлЯл  журнал. ѓоворЯт,
влиЯл „ементьев осторожно, очень взвешенно. ’вардовский врЯд
ли бы  потерпел, если  б „ементьев  всегда только  удерживал
его. Ќемало было случаев, что он и подталкивал - нечего, де,
робеть (так  было с  рассказами ‚.  ѓроссмана, например).  €
почти неизменно он выставлЯл - "‘аша, ты не прав! ќто  будем
печатать!", когда  ’вардовский упиралсЯ  по каким-то  личным
причинам, по личному  нерасположению (не редко  такое было).
„ементьев спорил - но  и знал меру, где  отступить, признать
себЯ побитым. Ћн никогда не бывал пусто-чванен, надут, и это
облегчало существование ему самому и членам редакции. Љ нему
не боЯзно  было обратитьсЯ  любому редактору,  ничто тут  не
зависело,  как у  ’вардовского, от  дурного или  милостивого
настроениЯ.  „ементьев  всегда  был  настроен  делово,  живо
выхватывал  суть,  и  какую  статью  или  абзац  можно  было
пособить протолкнуть, - набросив ширмочку, переставив  слова
- пособлЯл непременно.  Ћн не безразличен  был, как ‡акс,  к
тому, какой  получитсЯ журнальный  номер, он  способствовал,
чтоб журнал был и посвежей, и посочней и даже поострей -  но
всё в  рамках <b><span style="font-size:110%">разумного</span></b>!  но стЯнутое  проверенным партийным
обручем и накрытое проверенной партийной крышкой!
    Ћн и с авторами разговаривал свободно, успешно: лишённый
всЯкого самодовольства, он  имел глаза рассмотреть  автора и
правильно с ним обратитьсЯ. Ћн очень приЯтно окал,  улыбалсЯ
приЯтно, и  знал за  собой, как  он нравитсЯ  собеседникам -
толстоморденький   симпатичный   мужичок,   с   очень    уже
прореженными, чуть вьющимисЯ  волосами, под шестьдесЯт  лет.
Ћн  и прищуритьсЯ  умел и  вполголоса намекнуть  -  свойский
парень, понЯтный  каждому. „а  вот он  охотно принимает вашу
рукопись!  -  "ну   поработаем,  конечно,  <b><span style="font-size:110%">поработаем</span></b>!"   (и
исковеркаем). Ћн и перед ѓлавным, перед которым вы  робеете,
умеет  за  вас замолвить:  "‘аша,  ты прав,  это  дерьмо, но
автору же  нельзЯ вложить  твою голову.  Ќу, поддержим  его,
подправим, напечатаем".
    Ќо там, где  разрывалсЯ обруч,  где выбивалась  крышка -
там  „ементьев  не  понимал,  о  чём  можно  толковать?  ’ам
вступало  сердце  и  зрение  ’вардовского.  ’ак  сорвалось у
„ементьева  с  "€ваном  „енисовичем":  впечатлениЯ бессонной
ночи и двойного чтениЯ были слишком сильны над  ’вардовским,
чтобы рывку его  поэтического и мужицкого  чувства „ементьев
отважилсЯ противостать.
    ‚прочем, это тоже  всё годами позже  Я узнал и  понЯл. Ђ
тогда  только  чувствовал  в  „ементьеве  врага.  џ  ещё  не
понимал,  что  главное обсуждение  "Њатрёны"  уже состоЯлось
между ними двумЯ, дома, втихую, что на этот раз второй  ‘аша
уже одолел  первого. Ћдолел  редактора, но  не мог заглушить
чувства  в поэте.  € ’вардовский,  обречённый отказать  мне,
мучилсЯ и длЯ того и  кликал второго ‘ашу за стол  ничего не
решающего  обсуждениЯ,  чтоб  тот  помог  разобратьсЯ  в его
собственном  смЯтении  и  объЯснить  мне,  почему  рассказ о
Њатрёне ни в коем, ни в коем случае не может быть напечатан.
(Љак будто Я им это предлагал! џ принёс рассказ, чтоб только
откупитьсЯ от расспросов). Ќо  ушёл „ементьев, не помог  - и
досталось  ’вардовскому  "обсуждать"   самому  -  при   трёх
молчащих сотрудниках редакции и моих редких слабых  ответах.
Џочти   три   часа   длилось   это   <b><span style="font-size:110%">обсуждение</span></b>   -  монолог
’вардовского.
    ќто  была  сбивчиваЯ,  растерЯннаЯ  и  сердечнаЯ   речь.
(‘идевшаЯ среди нас  Ѓерзер говорила мне  потом, что за  все
годы  в "Ќовом  мире" не  помнила, не  слышала  ’вардовского
таким.)
    Ћн  делал  круг  над   рассказом  и  потом  круг   общих
рассуждений,  и  опЯть  над  рассказом,  и  опЯть  -   общих
рассуждений. •удожник  истинный, он  не мог  упрекнуть менЯ,
что здесь  неправда. Ќо  признать, что  это и  есть правда в
полноте, - подрывало его партийные, общественные убеждениЯ.
    „а не  первый же  раз, да  сколько раз  уже, конечно, он
переживал это  разрушительное душевное  столкновение, только
может быть  не сходилось  таким острым  клином! Ћн  и жил-то
единственным  истоком: русской  литературой -  с тех  первых
некрасовских стихов,  заученных босоногим  мальчишкой, и  со
своего первого стихотворениЯ, написанного в тринадцать  лет.
Ћн  предан  был  русской литературе,  её  свЯтому  подходу к
жизни. € хотелось ему быть только - как те, Џушкин и кто  за
ним.  ЏовторЯЯ  …сенина,  он  охотно  бы  умер  от  счастьЯ,
сподобленный пушкинской судьбе. Ќо не тот был век, и всеми и
всюду была признана  и в каждого  внедрена, - а  тем более в
главного редактора,  -   другаЯ,  более   важнаЯ  истина   -
партийнаЯ. ЌаправлЯть  сегоднЯ русскую  литературу, помогать
ей он не мог бы без партийного билета. Ђ партийный билет  он
не мог  носить неискренно.  €, как  воздух, нужно  было ему,
чтоб эти две правды  не раздваивались, а сливались.  (Џотому
вскоре он так  полюбит и приблизит  ‹акшина, что тот  сумеет
ладить  между   этими  двумЯ   правдами,  сумеет   пластично
переходить от  одной к  другой, не  выЯвлЯЯ трещины.) ‚сЯкую
рукопись   полюбив  сперва   чувством  первым,   ’вардовский
непременно должен  был провести  её через  второе чувство  и
лишь тогда печатать - как произведение <b><span style="font-size:110%">советское</span></b>.
    Њы все  сидели неподвижно,  а он  вставал и  использовал
простор позади  своего стула,  похаживал два-три  шага туда-
сюда. ѓоворил  так: "“ж  до такой  степени у  вас деревнЯ  с
непарадной стороны - ну, хоть бы один заходик с  парадной...
‚се вокруг - дегенераты, вурдалаки, - а ведь из каких-то  же
деревень и  генералы выходЯт,  и директора  заводов, и потом
сюда в отпуск  приезжают". Ќо тут  же сам себЯ  поворачивал:
"Ќет, Я не говорю вам, чтоб  вы сделали  Љиру  комсомолкой".
’о    находил    он    "слишком    христианским"   отношение
повествователЯ  к  жизни.  ’о как  на  приколе  ходил вокруг
мысли,  что  стало  у  нас  <b><span style="font-size:110%">добро</span></b>  -  имуществом,  и ’олстой
выступал ему  напомин: "дети,  старик <b><span style="font-size:110%">добро</span></b>  вам говорил!" €
хвалил мой рассказ за сходство с моральной прозой  ’олстого.
€  упрекал,  что   он  "художественно  пожиже",   чем  "€ван
„енисович". (‚едь если художественно пожиже, так вот  почему
и  можно  не  печатать...)  Ќо тут  же  опЯть  хвалил  то за
народные слова, то за сельские наблюдениЯ.
    „ошёл до того, что хвалил "реализм без  прилагательных",
и признавалсЯ, что  ему приходитсЯ <i>критический</i>  нисколько не
хуже социалистического.
    € потом ещё много было  о материально-технической базе -
о той, котораЯ и в Ђмерике, и в веции выше, и мы за 20  лет
её  не  достигнем,  но  уже  сейчас  "с  отвращением  от неё
отталкиваемсЯ".  € тут  же вспоминал,  как ‘талин,  возражаЯ
’роцкому, обещал построить социализм "не за счёт  ограблениЯ
деревни". € вдруг остановилсЯ, как застигнутый снопом света,
и, изумлёнными глазами  обведЯ нас, спросил:  "Ђ за счёт  же
чего  он построен?"  Ќо мы  не протЯнули  ему соломинки,  мы
молчали,  и  снова  он брёл  по  вЯзкому  паркетному полу  и
рассуждал о  разрыве между  материально-технической базой  и
моралью.  Ћднако,  настаивал   он,  "религиЯ  имела   слабое
сдерживающее влиЯние на дурные инстинкты". (ЌепонЯтно, что ж
их тогда сдерживало?..)
    ’ак он  вёл свой  почти непрерывный  монолог, то светЯсь
благородством, то  сгибаЯсь под  догматическим потолком;  то
вздрагиваЯ от чутьЯ правды,  опережающего и пальцы, и  глаза
поэта,  то  как бульдозер  натужно  выталкиваЯ наперёд  себЯ
баррикадой авгиевы завалы.
    Ђ  мы  не  возражали  и  не  соглашались  -  мы молчали.
‚озражал  же  ему  -   рассказ  о  нищей  старухе   Њатрёне,
безмолвнаЯ   рукопись,   которую   он   обещал    „ементьеву
отвергнуть. € не получив ни единого возражениЯ вслух, но как
будто  битый  по  всем  аргументам,  Ђлександр  ’рифонович с
раскаЯнным стоном выложил свой последний и главный:
    - Ќу  да нельзЯ  же сказать,  чтоб ЋктЯбрьскаЯ революциЯ
была сделана зрЯ!
    Ќикто из нас  этого не говорил!  никто не писал!  Ќо вот
конфуз - и сейчас никто из нас не подтвердил, не  улыбнулсЯ,
ни даже кивнул. Њы неприлично молчали.
    Љак! - мы и этого простейшего не понимали! ‚ недоумении,
как всё ещё переослеплённый светом фар, Ђлександр ’рифонович
стал против нас быковато и воскликнул в тоске:
    -  ’ак ведь  если б  не революциЯ  - не  открыт бы  был
€саковский! Ђ кем бы был Я, если б не революциЯ!
    ’олько   эти   факультативные   поэтические   событиЯ  и
подвернулись ему на Язык  в ту минуту!  (Ђ …сенин, а Љлюев -
с_т_а_л_и без революции!)
    € завершилось "обсуждение" тем, что - нет, конечно  нет,
безусловно нет, "эта вещь не может быть напечатана".
    Ќо  хотЯ естественно  было после  того вернуть  рукопись
автору, ’вардовский с виноватой заминкой сказал:
    - Ђ всё-таки, оставьте её пока в редакции. Џочитает кое-
кто.
    ‚се равно её обнаружив, ничего Я теперь не терЯл, если и
оставить.
    € ещё A. T. попросил менЯ (после сказанного многого  это
совсем изумительно звучало):
    - ’олько пожалуйста,  не станьте <b><span style="font-size:110%">идейно-выдержанным</span></b>!  Ќе
напишите  такой  вещи,  которую  бы  редакторы  и  без моего
ведома, сами, решились бы запустить.
    ’о  есть,  ничего  из   принесённого  мною  он  не   мог
напечатать - и просил впредь писать не иначе!!
    Љак раз это Я легко ему мог обещать.
    ’ем более желаЯ  смЯгчить отказ, A.  T. стал говорить  о
мерах   но   печатанию  "€вана   „енисовича"   -  пока   ещё
фантастических. € упнулсЯ. Ћн действительно сам не знал  что
предпринимать?   с   какой   стороны?   когда?   ‘казал  мне
примирительно:
    - Ќу, вы нас не торопите. Ќе спрашивайте, в каком номере
будет.
    „а Я и не собиралсЯ.  Ћбошлось без ‹убЯнки - и  спасибо.
Џроиграл  Я только  то, что  вообще рассекретилсЯ  и  теперь
должен был с тройной осторожностью прЯтать свои готовые вещи
и текущую работу. џ ответил:
    - ќто в молодости важно - скорей увидеть себЯ в  печати.
Ђ теперь уж у менЯ другое дыхание.
    ’ак  мы  и  расстались довольно  надолго.  џ  не торопил
’вардовского и в тот  год не находил ничего  неправильного в
его  медлительности.  „а  и с  чем  было  эту медлительность
сравнивать,   какой   единицей  измерЯть!   ђазве   в  нашей
литературе до того был подобный случай?
    ‚  пустой  след  упрекать  легко.  Љогда  куриное   Яйцо
поставлено с малой смЯтинкой  тыльца, то все видЯт,  что оно
может стоЯть. Ђ до того оно у всех валилось. Љто из  вельмож
советской литературы до ’вардовского или кроме  ’вардовского
захотел  бы  и одерзел  бы  такую разрушительную  повестушку
предложить наверх?  ‚ начале  1962 года  совсем нельзЯ  было
догадатьсЯ какими путЯми придумает он действовать? насколько
всё это ему удастсЯ?
    Ќо миновали  годы, мы  знаем, что  ’вардовский напечатал
повесть  с  задержкой  в  11  месЯцев,  и  теперь  легко его
обвинить, что  он не  торопилсЯ, что  он недопустимо  тЯнул.
Љогда моЯ  повесть только-только  пришла в  редакцию, Ќикита
ещё рвал и метал против ‘талина, он искал, каким ещё  камнем
бросить   -  и   так  бы   пришлась  ему   к  руке   повесть
пострадавшего! „а если б сразу тогда, в инерции XXII съезда,
напечатать   мою   повесть,   то   ещё   бы   легче   далось
противосталинское улюлюканье вокруг  неё и, думаю,  Ќикита в
запальчивости охотно бы закатал в "Џравду" и мои главы "Ћдна
ночь  ‘талина"   из  "Љруга   первого".  ’акаЯ   правдинскаЯ
публикациЯ с тиражиком в  5 миллионов мне очень  Ясно, почти
зрительно рисовалась, Я её видел как въЯвь.
    € теперь не знаю как же правильно оценить. Ќе сам же  бы
Я  понёс   и  донёс   повесть  к   Ќиките.  Ѓез   содействиЯ
’вардовского никакой бы и XXII  съезд не помог. Ќо вместе  с
тем как не сказать  теперь, что упустил ’вардовский  золотую
пору,  упустил приливную  волну, котораЯ  перекинула бы  наш
бочонок  куда-куда  дальше  за  грЯду  сталинистских  скал и
только там бы раскрыла содержимое. Ќапечатай мы тогда, в 2-3
месЯца после съезда,  ещё и главы  о ‘талине -  насколько бы
непоправимей  мы  его  обнажили,  насколько  бы   затруднили
позднейшую подрумЯнку. ‹итература могла ускорить историю. Ќо
не ускорила.
    ‚иктор  Ќекрасов,  нервничаЯ, говорил  мне  в июле  1962
года:
    - џ не  понимаю, зачем такие  сложные обходные пути?  Ћн
собирает  какие-то  отзывы, потом  будет  составлЯть письмо.
‚едь ему же доступна трубка <b><span style="font-size:110%">того</span></b> телефона. Ќу, сними  трубку
и позвони прЯмо Ќиките! ЃоитсЯ...
    •арактер  ’вардовского,  действительно,  таков,  что ему
тошнотно напарыватьсЯ на отказ в просьбах. ѓоворили, что  он
переносит с мучением,  когда просЯт его  походатайствовать о
ком-нибудь,  о чьей-нибудь  квартире: а  вдруг ему, депутату
‚ерховного ‘овета и кандидату –Љ, откажут? - унизительно...
    Њожно  допустить,  что  он  и  пЋвести  боЯлсЯ повредить
слишком прЯмым и  неподготовленным обращением к  •рущёву. Ќо
думаю, что больше  здесь была привычнаЯ  неторопливость того
номенклатурного круга, в котором так долго он обращалсЯ: они
лениво  живут  и  не  привыкли  спешить  ковать ускользающую
историю - потому ли, что никуда она не уйдёт? потому ли, что
не ими,  собственно, куётсЯ?  Ђ ещё  была у  ’вардовского на
несколько  месЯцев  и  некаЯ  насыщенность  своим открытием,
повесть довлела ему и ненапечатаннаЯ. Ћн, не торопЯсь, давал
читать её —уковскому, Њаршаку - и не только, чтоб их именами
подкрепить будущее движение рукописи, но чтоб отзывами этими
и самому понаслаждатьсЯ, почитать их вслух и членам редакции
и повезти  хорошим знакомым  (только мне  не показал,  боЯсь
менЯ  испортить).  €  ”едину давал  рукопись  (тот  никак не
отнёссЯ), и не мешал дать прочесть Џаустовскому и  ќренбургу
(недолюбливаЯ, сам  им не  предложил). Ћн  долго подгонЯл  к
повести  предисловие (а  собственно, его  могло и  не  быть:
зачем  ещё   оправдыватьсЯ?).  ’ак   вёл  он   многомесЯчную
неторопливую   подготовку,   ещё   не   определив,   как  же
продвигатьсЯ <b><span style="font-size:110%">выше</span></b>. Џросто отдать в набор и послать в цензуру
казалось ему губительно (да  губительно и было): цензура  не
только запретит,  но немедленно  донесёт в  "отдел культуры"
–Љ, и тот успеет с враждебными предупредительными шагами.
    Ђ месЯцы шли - и остывал, и совсем уже миновал пыл  XXII
съезда. ЌепостоЯнный во всех  своих начинаниЯх, а тем  более
продолжениЯх, неустойчивый в  настроении, Ќикита должен  был
ещё и  поддерживать Ќасера,  и снабжать  ракетами Љастро,  и
изобретать  окончательный   (уже  самый   наилучший)  способ
спасениЯ и полного  расцвета сельского хозЯйства,  да где-то
же и  космос подогнать,  и лагерЯ  укрепить, ослабшие  после
падениЯ Ѓерии.
    € ещё одна, неожиданнаЯ длЯ ’вардовского, опасность была
в  этом   методе  прочтений,   рекомендаций  и   планомерной
подготовки: в наш машинописный и фотографический век  быстро
растекались копии рукописи  (кому достаточно было  длЯ этого
суток,  а  кому и  двадцати  минут). ‚  сейфе  "Ќового мира"
исходные экземплЯры хранились под строгим учётом, - а  между
тем уже  десЯтки, если  не сотни,  перепечатков и отпечатков
расползлись  по  Њоскве,  по  ‹енинграду,  проникли  в Љиев,
Ћдессу,   ‘вердловск,   Ќижний   Ќовгород.   ђаспространение
подогревалось всеобщей уверенностью, что эту вещь никогда не
напечатают. ’вардовский сердилсЯ, искал "измену" в редакции,
не понимаЯ техники и темпов нашего века, не понимаЯ, что сам
же он, с этим сбором устных восторгов и письменных рецензий,
был  главный  распространитель. Ћн  всё  мЯлсЯ, не  решалсЯ,
месЯцы шли - и вот наросла уже ЯвнаЯ опасность, что  повесть
утечёт на ‡апад, а  там люди попроворнее, -  и, напечатаннаЯ
там, она  никогда уже  не будет  напечатана у  нас. (‹огика,
вполне понЯтнаЯ советскому человеку и совершенно  непонЯтнаЯ
западному. ‚едь длЯ  нас мир -  не мир, а  постоЯнно воюющие
"лагерЯ",  мы  так  приучены.)  Џожалуй,  эта  опасность   и
заставила  ’вардовского   поспешить.  ‚   июле  он   передал
рукопись, окружённую букетом рекомендаций, эксперту  •рущева
по культуре ‚ладимиру ‘емёновичу ‹ебедеву.
    Њежду тем менЯ ’вардовский ни разу не звал, и Я лишь  по
рассказам Ѓерзер вызнавал, что  там в редакции делаетсЯ.  „а
начинал  иногда  знакомитьсЯ  с  людьми,  уже  читавшими мою
повесть.  Џосле  подпольного   затишьЯ  два  десЯтка   таких
читателей  создавали  длЯ  менЯ  ощущение  толпы  и   бурной
известности.
    џ спешил подготовитьсЯ к новому опасному периоду  жизни.
Ћдно дело  прЯтать рукописи,  когда Я  песчинка среди других
таких  же;  другое  -  когда  Я  открылсЯ,  и  ‹убЯнка может
проЯвить  более  настойчивую  любознательность,  чем  "Ќовый
мир", и прислать  своих неторопливых лоботрЯсов  - поискать,
что  ж  у  менЯ написано  ещё.  ‘тал  Я пересматривать  свои
похоронки -  и показались  они мне  слишком простыми, вполне
отгадными  длЯ этих  взломщиков. €  Я сам  теперь  некоторые
взламывал и уничтожал, так чтоб не было и следа; дожигал все
лишние  варианты  и  черновики.  Ћстального  решил  дома  не
держать,  и  под  новый  1962 год  мы  с  женой  повезли мой
хранимый архив  к её  приЯтелю ’еушу  в Њоскву  (через три с
половиной  года он-то  и будет  захвачен опричниками).  ќтот
переезд  Я  особенно  запомнил  потому,  что  в  праздничной
электричке   какой-то   ворвавшийсЯ   пьЯный   хулиган  стал
глумитьсЯ над  пассажирами. €  так получилось,  что никто из
мужчин не противодействовал ему:  кто был стар, кто  слишком
осторожен. …стественно было вскочить мне - недалеко Я сидел,
и рЯжка у менЯ была изрЯднаЯ. Ќо стоЯл у наших ног  заветный
чемоданчик со  всеми рукописЯми,  и Я  не смел:  после драки
неизбежно было потЯнутьсЯ в  милицию, хотЯ бы свидетелем,  с
чемоданчиком ли, без  - обое рЯбое.  ‚полне была бы  русскаЯ
историЯ, чтоб вот на таком хулигане оборвались бы мои хитрые
нити.  €так,  чтобы  выполнить русский  долг,  надо  было не
русскую выдержку иметь. € Я позорно, трусливо сидел,  потупЯ
глаза от женских упреков, что мы - не мужчины.
    Њожет  быть  не  в  такой  постыдной  форме,  но  так же
отЯготительно  сколько   раз  моЯ   изнурЯющаЯ  литературнаЯ
конспирациЯ   лишала   менЯ   свободы   поступков,   свободы
высказываний, свободы выпрЯмленной спины. ‚сех нас гнуло, но
менЯ  ещё  этот подвальный  огрузнЯющий  этаж как  пригибал,
сколько  души отбирал  от литературы.  ‚се кости  ноют, все
кости просЯт - разогнутьсЯ!! - и хоть умереть.
    Ћтвёз Я архив,  но из Январской  встречи в "Ќовом  мире"
понЯл,  что в  печать, собственно,  ничто не  идёт. ‚  новом
уЯзвимом положении надо было  и дальше, совмещаЯ со  школой,
писать в урывки дней. Ѓыла  у менЯ потребность ещё в  одной,
последней, перепечатке "Љруга", и с ЯнварЯ 62 г. Я  рискнул.
—етыре месЯца, до конца апрелЯ, ничем другим Я не был занЯт,
а  в судьбе  "€вана „енисовича"  только тем  озабочен, чтоб
лучше эти месЯцы ничего не страгивалось, не менЯлось,  пусть
и не продвигаетсЯ - лишь бы спокойно мне кончить роман.
    €   молитьсЯ   было  не   надобно:   ничего  с   "€ваном
„енисовичем" и не стронулось. Ќа майские праздники развёз  Я
благополучно   экземплЯры   отпечатанного   романа,   и  ещё
занималсЯ разными  доработками, и  уж лето  подошло, и  надо
было  славно  провести его  в  движении. ‚сё  дело  с "Ќовым
миром" настолько казалось заглохшим (и к лучшему! - думал Я,
вернусь постепенно в безопасное состоЯние), что придумали мы
с женой  ехать на  …нисей и  на Ѓайкал  (был Я  в ‘ибири, но
только в "‘толыпине" и только до Ќовосибирска). ’ак и  вышло
по пословице  "бедному женитьсЯ...".  €менно в  €ркутске, не
ближе   никак,   ожидала  менЯ   копиЯ   срочной  телеграммы
’вардовского, приглашающего  "на короткое  времЯ" заехать  в
редакцию.
    …щё до  того "короткого  времени" езды  от €ркутска было
четверо суток, и оставалсЯ Ѓайкал неосмотренным.
    ЋпЯть устроили всередакционное заседание.  Ќеопределённо
было  мне  объЯвлено,  что  в  одной  важной  инстанции (это
значило  -  B.  C.  ‹ебедевым)  повесть  моЯ  одобрена.   Ќо
высказаны некоторые  пожеланиЯ к  её <i>улучшению</i>.  ’вардовский
считал, что  этих пожеланий  совсем немного,  и он  бы очень
просил   менЯ   выполнить   их,   не   упустить  поЯвившейсЯ
возможности.
    Ћн  очень  себЯ  сдерживал,  чтоб  не  ликовать  слишком
открыто. „етскость  его проЯвлЯлась  непогасимой радостью  в
глазах. Ћчень он  был доволен своим  удающимсЯ многомесЯчным
планом и  только из  редакционной церемонийности  делал вид,
что добавлЯет  какие-то свои  замечаниЯ, а  иных от  менЯ не
хотел, лишь  бы Я  принЯл лебедевские.  Ќо так  прЯмо он  не
говорил, а  серьёзно вёл  заседание и  предлагал всем членам
высказыватьсЯ о необходимых исправлениЯх.
    ѓоворили что-то, но  никто ничего существенного,  потому
что не имели другой цели, как угодить ѓлавному редактору,  и
не хотели даже иметь собственного мнениЯ, от него отличного.
Љогда-нибудь   с   удивлением   изучит   и   узнает  историЯ
литературы,  что   эта  свободолюбиваЯ,   самаЯ  либеральнаЯ
журнальнаЯ  редакциЯ  в  ‘‘‘ђ в  эти  годы  поношениЯ культа
личности  ‘талина  содержалась  внутри  себЯ  по  культовому
принципу. (€  это не  ’вардовский так  сложил, это  само так
сложилось в  журнале, естественно,  по подобию  всЯкой части
своему целому,  это сложилось  как во  всЯком учреждении, во
всЯком звене  советской системы,  - только  именно здесь это
выглЯдело вопиюще,  а у  ’вардовского не  хватило простоты и
юмора  заметить  это и  растеплить.)  Ќо „ементьев-то  сидел
здесь, и  он-то видел,  что лопаетсЯ  обруч, что  выбиваетсЯ
крышка.  Ђлександр ѓригорьевич  „ементьев, кто  в злом  1949
году не замЯлсЯ  на должности палача-парторга  ленинградской
писательской  организации,  а  в  хрущёвские  времена   стал
комиссаром самого либерального журнала, - кем-то же и зачем-
то же был послан сюда? - долею освежитьсЯ, долею  очиститьсЯ
- но и <i>не пущать</i> же!  Џеред теми, кем послан был он  сюда на
полставки, но с ответственностью  двойной, не мог он  теперь
признать авторитет  даже хрущёвского  референта и  поддатьсЯ
благодушию  всей  редакции. „еловой  человек,  он не  спорил
тогда, в декабре 1961-го, когда все менЯ хвалили и  ласкали:
он-то знал, что повесть эта всё равно не будет напечатана.
    Ќо сейчас,  когда искажённым,  незаконным ходом  событий
прорисовалось повести  вырватьсЯ в  свет -  сейчас он должен
был сделать всё, чтоб её и_с_п_р_а_в_и_т_ь.
    € куда  же  делось  то  лукаво-дружеское,  то   душевно-
дружеское его выражение в приЯтном отклоне седеющей  головы?
€ как  ожестело его  покорЯюще-милое оканье!  Љак нарумЯнило
его, как  распалило, и  до самых  ушей! Ћдно  только: он  не
вещал громом  с Ћлимпа,  а спорил,  волнуЯсь, -  волнуЯсь не
выиграть,   не  убедить.   ђаскаты  были   только  в   самих
формулировках - в коммунизме, в патриотизме, в материализме,
в  соцреализме.  ‚олЯ  бы  „ементьева,  он  всю  повесть мою
сострогал бы под гладь, не  осталось бы ни задоринки. Ќо  уж
тут надо было бить по Ядру. € обвинил он менЯ, что Я  позорю
знамЯ и символ советского искусства - "Ѓроненосец Џотёмкин",
и весь разговор о нём надо снЯть. Ђ ещё надо снЯть  разговор
ухова с Ђлёшкой о Ѓоге - потому что он художественно совсем
невыразительный,  а  идеологически  неправильный,  и длинный
слишком, и только  портит хорошую повесть.  Ђ ещё не  должен
автор уклонЯтьсЯ от  политически точной оценки  бендеровцев,
даже в их лагерном  существовании, ибо они запачканы  кровью
наших  советских  людей.  Ђ  ещё...  „а  оказываетсЯ,  он на
рукописи  сделал  много  пометок и  может  мне  их конкретно
показать, только рукопись мою забыл дома.
    ђаспалённым Яростным кабаном выглЯдел „ементьев к  концу
своего монолога, и положить  бы сейчас перед ним  полтораста
страниц моей повести - он бы, кажетсЯ, клыками их разметал.
    Ђ  ’вардовский  молчал.  …щё бы  не  верно!  очень верно
рассуждал политический комиссар,  он хотел из  моей аморфной
повести выковать оружие соцреализма - и что же мог возражать
ему главный редактор? Ћн не мог ему возражать, но он поч