л рукава пальто и повернулся уходить.
Сделал несколько шагов в сторону, резко крутнулся на месте, подбежал к
Сергею и рванул за плечо.
- Не дури, паря! Туда всегда успеешь! 3 глузду зъихав, чи шо! Сидай в
машину.
Сопротивляться чужой воле у Сергея не было сил. Ему вдруг стало все
безразлично. Какая-то незнакомая доселе пустота души и мысли завладела им.
Слегка подталкиваемый в спину водителем такси, он шел к машине и не мог
сообразить, где он, зачем, что собирался делать и куда ведет его этот
незнакомый человек.
- Как тебя зовут? Где ты живешь? - допытывался шофер, а Сергей
смотрел на него пустыми стекляшками глаз и молчал. Чувствовал, как в его
мозг остриями вкалываются ледяные иголки, не вызывая ни холода, ни боли, ни
страха. На короткие мгновения появлялось желание ответить на вопросы
таксиста, но что и как на них отвечать, Сергей не знал.
Водитель включил мотор и дал газ. Машина сорвалась с места и, круто
развернувшись, устремилась в город. Куда и сколько они ехали, Сергей не
помнил. Когда такси выехало за город, к нему, как обрывок незапомнившегося
сна, пришло: вернулась Таня и увидела разбитое окно.
- Куда мы?.. - встрепенулся Сергей.
- Мозги проветрить! - сердито ответил шофер, I С минуту опять ехали
молча. Водитель достал папиросу, покрутил ее в руке и, скомкав, выбросил в
окно. Сергея начинало знобить. Холод зарождался где-то внутри и, медленно
расползаясь, заполнял все тело.
- Колы в мене загынув сын... - вдруг тихо заговорил водитель, - я
теж... А потим подумав: що ж це робится? Виталик своих дел не доделав на
земле, и я сдаюсь... Говорю соби: Тимохвей, скилькы ты друзив потеряв на
шляху вид Смоленска до Берлину? Богато... А як ты мстив хвашистам за них!
Так будь же солдатом до кинця дней своих! Зажми сердце, як рану в бою, и
вперед... Живи, працюй... за двоих... Самовбивство це не выхид с
положения... А писля смерти сына житы не можно було... Один вин в мене. Вся
радисть и надия... десятый класс кинчав... на мотоцикле с дружком поихав,
и... тот калика, а мий... и не дыхнув... - Водитель помолчал, вновь достал
папиросу, постукал себя по карманам и, не найдя спичек, скомкал ее. - Ну, а
как ты живешь? С кем?
- С женой...
- Она що... покынула тебя?
- Нет... она хорошая...
- Давно... руки-то?..
- В этом году.
- Жинка вид постели, навить, не видходила, кормила, поила...
- Откуда вы знаете?
- Морду тоби набыти, и того мало! Откуда знаю... Самого себя жалко
стало? Герой... Де дом?
- На Ленинской.
У ворот машина остановилась.
- Сколько я должен? - буркнул Сергей.
- Добряче по шее, если перед женой на коленях прощения не
попросишь! - ответил шофер и потянулся открыть дверку.
Из калитки бледная, с заплаканными глазами выбежала Таня. Сергей вылез
из машины, понурив голову, остановился рядом. Таня повернула голову и
увидела его.
- Сережа! - вырвался крик.
Она медленно подошла, каким-то отрешенным, невыносимо
усталым движением стянула с головы косынку, уронила- ее на дорогу и
ткнулась лицом в грудь Сергею.
- Непутевый ты мой...
Подняла голову, Сергей посмотрел ей в глаза и покраснел. Боль, обида,
горючий упрек невысказанными, незаслуженными застыли в них.
- Предатель! - Таня неловко замахнулась и хлестко ударила Сергея по
щеке.
Пыталась бежать, но тут же повернулась, порывисто обняла голову мужа,
прижала ее к груди и, глотая слезы, зашептала:
- Я и в "скорой помощи", и в милиции... Не любишь ты меня, Сережка...
скажи, за что ты так... Разве я виновата в чем?..
4
В начале ноября Сергей получил вызов с Харьковского протезного завода.
Все нужные документы были отосланы туда еще из Донецка. Сергей мучился в
догадках: согласится завод изготовить ему протезы или нет. "Их цеплять-то
не за что, за плечи или за шею разве... Говорили же в больнице: "Для такой
высокой ампутации протезы не делают". И вот: "Предлагаем вам прибыть в г,
Харьков по вопросу изготовления протезов плеч".
Всю ночь перед отъездом Сергей и Таня не сомкнули глаз. Строили
предположения, какими будут искусственные руки, что можно будет ими делать,
и оба боялись: а вдруг скажут там, в незнакомом городе, - напрасно ехали,
помочь ничем не можем...
Утром, едва засерел рассвет, Петровы, смиряя нетерпение, отправились
на вокзал.
В Харьков приехали во второй половине дня. Завод находился метрах в
пятистах, прямо перед вокзалом.
Серое двухэтажное здание с небольшими, точно в старом жилом доме,
окнами, коричневая дверь, перед ней скверик с засохшими цветами, пустые
скамейки - вот все, что жадно схватил Сергей одним взглядом, ожидающим,
недоверчивым, тревожным.
Метрах в пяти от дверей он остановился. Таня потянула
за рукав:
- Ты что, Сережа?
- Подожди, дай отдышаться...
- Страшно? - напрямик спросила жена, : - Да, - : не скрывая, ответил
он.
- Где наша не пропадала! - задорно улыбнулась Таня.
- Что ждет за этой дверью? Убьют надежду или... - тихо сказал Сергей.
Врач, седой человек в очках, не отрываясь от бумаг, привычно
приказал: - Раздевайтесь! Что у вас?
- Ампутация обеих рук в верхней трети плеча, ограниченные движения
правой стопы с обширной ожоговой поверхностью, - одним духом выпалил
Сергей.
- Вы из Луганска? - сняв очки, поднялся из-за стола врач.
- Да. Только с поезда, - подтвердила Таня.
- Хорошо, - неизвестно к кому обращаясь, проворчал протезист. - Где
это вас угораздило?
- В шахте, - кашлянул Сергей.
- Протез правого плеча мы вам изготовим. О левом не может быть и
речи. Ампутация слишком высокая. Предварительно вам необходимо сделать
операцию. У вас не в порядке кость, и нервные окончания выходят на
поверхность кожи. При таком состоянии вы не сможете пользоваться протезом.
- А без операции можно обойтись? - заволновалась Таня.
- Таня! - укоризненно перебил Сергей. - Раз надо, значит, надо. - И к
доктору: - Я согласен на все.
К вечеру Сергей лежал в больнице. Таня категорически отказалась
вернуться в Луганск и, сняв квартиру неподалеку от клиники, осталась жить в
Харькове.
И опять потянулись нудные, длинные больничные дни. Нельзя сказать, что
Сергей не боялся предстоящей операции. Нет, он боялся. С внутренней дрожью
вспоминал все прошлые, с ярким светом огромных ламп, с гнетущей тишиной
операционной, с дурманящей волной крови, насыщенной новокаином и болью,
отчего хотелось рвануться со стола и закричать: "Хватит! Ведь есть же
предел человеческому терпению!"
Побороть, подавить страх помогала засветившаяся надежда получить
протез. Как никогда раньше, Сергей понимал теперь нужность и значение этой
последней операции. Только она откроет ему возможность какой-либо
деятельности. И Сергей торопил время. Он готов был немедленно пойти в
операционную, лечь на стол и еще раз пройти через боль, страх, лишь бы
скорее получить протез.
Таня в обход больничного режима, позволяющего посещать больных два
раза в неделю в строго отведенные часы, добилась разрешения приходить
каждый день.
Целыми днями простаивал Сергей у окна палаты, всматриваясь в
многолюдный поток, проплывающий по тротуару мимо больницы. И о чем бы он ни
думал в эти часы, глаза его машинально скользили по толпе, отыскивая в ней
жену. И когда в людском водовороте мелькала зеленая косынка, которую он
всегда безошибочно узнавал среди сотен таких же, глаза его загорались
радостью, сердце начинало учащенно биться, и он забывал обо всем на свете,
кроме этого родного, с задорно вздернутым кверху носиком человека.
В палату Таня входила в белом халате, с застенчивой улыбкой на губах,
и Сергею каждый раз казалось, что вместе с ней в помещение врывалось яркое
солнце, которое властно раздвигало стены, наполняло все до краев ласковым
теплом и светом. И, глядя со стороны на счастливых от встречи супругов,
нельзя было подумать, что над этими людьми пронеслась свирепая жизненная
гроза. Трудно было поверить, что этот молодой человек с поседевшей головой
и двадцатилетняя женщина, пройдя через нечеловеческие боль и страдания,
сумели сберечь кристально чистыми, необыкновенно нежными и по-человечески
возвышенными чувства друг к другу.
- Счастливый ты человек, Сергей! - с завистью говорили ему его новые
друзья.
- Уж чего-чего, а счастья на мою долю выпало с излишком, на пятерых
хватило бы! - не понимая причин зависти, иронически отвечал Сергей.
- Что руки... Ты бы посмотрел на себя с Таней нашими глазами.
Любовь - это тоже счастье. - Говоривший задумался, помолчав, добавил: -
Некоторые и с полным комплектом рук и ног, а вот не находят общего языка,
калечат друг другу жизнь... да еще как... и не замечают этого...
Назначенный день и час операции надвигались все ближе и ближе. Были
сделаны последние предоперационные анализы, проведены исследования, а
Сергей не решался сказать Тане, на какое время назначена операция. Не
хотелось прибавлять волнений в ее и без того беспокойную жизнь, и вместе с
тем Сергей чувствовал, что обидит ее, если не скажет. Лучше пусть обидится
на меня, чем будет затыкать уши под дверью операционной", - решил наконец
он.
В день операции Таня пришла в клинику раньше обычного. Улыбаясь,
вбежала. в палату и остановилась в дверях.
Сергей лежал на постели в знакомой позе, бледный, крестнакрест
перепоясанный через грудь бинтами.
- Что такое, Сережа? - шепотом спросила она.
- Все в порядке! Только с операции... - слабо улыбнулся Сергей.
- Я так и знала. Все утро меня как магнитом тянуло в больницу.
Чувствовала, тут что-то неладно.
- Чего ж неладного? Жив... даже улыбаться могу...
- Как... операция?..
- Хорошо, Танечка, хорошо. Разве может быть плохо?
- Больно было?
- Испытывал себя - выдержу или нет, чтоб не пикнуть, А ассистент,
черт, все время забывал новокаин вводить.
- Ты бы сказал...
- Говорил. Смеется: "Смотри, доктор, сегодня у тебя два ассистента".
А тот ему: "Такие больные, коллега, не хуже нас в медицине разбираются. На
собственной шкуре практику проходили",
В больнице обедали. Таня сидела рядом с Сергеем и кормила его. Они
всегда затягивали время, отведенное на еду, чтобы подольше побыть вместе,
поговорить или просто молча посмотреть друг на друга.
В дверь вошла дородная женщина и оглядела больных,
- Петров есть здесь?
- Да, я... - Сергей почему-то испугался.
- Вас просят сойти вниз, протез примерить,
- Чего?
- Протез.
- Уже готов? - не веря своим ушам, переспросил Сергей,
- Первый раз заказываешь?
- Всю жизнь только тем и занимался, что протезы заказывал, - буркнул
Сергей.
Не верилось, что сейчас, через минуту, он сойдет вниз, на первый этаж,
и увидит руку, не живую, искусственную, которая отныне займет место той -
мускулистой и сильной, и он должен принять ее, свыкнуться с ней, как с
частью своего тела. Сергей испуганно посмотрел на Таню, сорвавшимся голосом
спросил:
- Что делать, Тань?..
Протез лежал на столе, согнутый в локте, с натянутой на кисть черной
перчаткой. Непомерно длинный большой палец неуклюже прижимался одним
кончиком к указательному, образуя неестественную щепоть. От локтя тянулись
ремни, сходились на уровне плеча в перепутанный клубок. Сверху, на локтевом
сгибе, блестела никелированная гайка.
"А если она раскрутится? - мелькнула шальная мысль.
Человек в черном фартуке поднялся со стула и взял протез в руки. Тот
щелкнул и разогнулся в локте. Ладонь оказалась перевернутой вверх, и Сергей
с внезапной неприязнью отметил: "У меня пальцы были короче..."
- Примерь-ка! Если что не так, не стесняйся, говори. Чтобы потом
претензий не было. А то вы народ какой!.. Поскорей получить и айда, а
потом - тут не так, там не эдак, трет, жмет, и понеслось...
- Я первый раз...
- И никогда не видел?
- Не приходилось...
- Тогда смотри. Вот эта тяга отжимает палец. Вот так, - протезист
потянул за кожаный шнур, большой палец отошел от указательного и с легким
щелчком вновь сомкнулся в щепоть. - В локте протез сгибается от движения
плеча вперед. Вот и вся механика.
- Ясно, - ничего не поняв, сказал Сергей и насупился. Он уже видел,
что прекрасная искусственная рука, гибкая и подвижная, рисовавшаяся ему в
долгие часы послеоперационных ночей, останется всего лишь мечтой. "Но,
может быть, этот примитивный прибор, называемый протезом верхней
конечности, хоть как-нибудь поможет..."
Надев протез, Сергей ощутил неживой, отталкивающий холод металла и
толстой бычьей кожи. Холод проникал до самых отдаленных клеток мозга,
студил сердце, жестко отталкивал от себя. И, будто приняв этот непонятный
вызов несовместимости, вражды и неприязни, все клетки организма Сергея
восстали против протеза, так же жестко отталкивали его, не хотели не только
принять, но и допустить приближения к себе. Первым желанием было поскорее
сбросить с себя этот инструмент и бежать прочь. "А что же делать,
другого-то пет, может, свыкнусь..."
- Неловко? - сочувственно спросил мастер. - Так, дружище, у всех
поначалу. С протезом надо сжиться.
- Долго?
- Кто как. Одни быстро, другие долго. Бывает, вообще не могут
привыкнуть. Мучаются, мучаются, психанут - и в печку протез.
- А потом?
- Что ж потом! Винят нас, протезистов. А сам посуди: при чем тут мы?
Так природа устроена.
- Я не выброшу. Мне работать надо. Да и зачем тогда было ехать сюда?
- Это ты правильно сказал: работать. От безделья-то с ума сойти
можно. Был у нас месяца три назад гастролер один. Кистей рук нет.
Ба-тюш-ки-и! Чего он только не вытворял! Что ни день, то пьянка, дебош.
Выгнали как миленького из больницы! А он даже за протезами на завод не
зашел. Я так понимаю: совсем они ему не нужны. Голову зря морочил!
- Если бы мне только кистей недоставало... А то отчекрыжили... дальше
некуда, - вздохнул Сергей.
- Ты не унывай! - бодро перебил его мастер. - Главное, чтобы человек
сам себя не потерял вместе с конечностями. Вот ведь в чем вопрос! А руки?..
Дело всегда найдется. Было бы желание и, - мастер потряс кулаком, - это
самое... понял?
Серым, непогожим днем Петровы возвращались в Луганск. В купе сидели
втроем. Щуплая седая женщина лег шестидесяти, их попутчица, переводила
взгляд с Сергея на Таню, с Тани на Сергея и украдкой вздыхала. Всем было
неловко, и потому молчали. Вагон вздрагивал, как в ознобе, дробно стучал
колесами, за окном мелькала тусклая, однообразная картина, и мысли Сергея
текли медленно и безрадостно. "Неужели ничего не смогу делать протезами? Не
может быть. Я должен научиться. Просто обязан! Иначе как же тогда... Ведь
для чего-то же делают их. Пусть неуклюж, некрасив, но это, наверное, с
непривычки. Да разве в красоге дело! Лишь бы работать научиться ими".
- Жена али кто будешь? - осмелев, быстро спросила попутчица.
- Жена, - коротко ответила Таня и вся как-то подобра-лась и
вытянулась.
- Пензия-то хоть большая? - допытывалась старушка.
- Нам хватает! - резко сказала Таня и отвернулась к окну.
Сергей попросил папиросу, и Таня, ловко чиркнув спичкой, прикурила ее
и подала ему.
- Спасибо! - буркнул он и вышел в тамбур.
"Ну и вредный народ эти бабки! И все-то им надо, до всего-то им дело.
Теперь, пока всю биографию не разузнает, не отстанет!" - с раздражением
думал Сергей; затягиваясь папиросой. Постепенно он успокоился, и мысли его
опять занялись протезом.
"Вот хотя бы для начала научиться папиросу держать". - Сергей согнул
протез в локте и поднял кисть ко рту. В соседнем купе щелкнула дверь, и в
коридор вышла женщина. Он засмущался и опустил протез. "Можно! - радостно
мелькнуло в голове. - А там, глядишь, и..." Разогнувшись в локте, протез
упал вниз и громко стукнул кистью о поручень. Из-за двери выглянула Таня, и
Сергей, окончательно смущенный, ушел в купе. "Если бы живой рукой так
ударился, было бы больно", - зло подумал он, но тут же прогнал эту мысль.
Успокоившись, стал строить планы, как он начнет осваивать протез.
Таня сидела рядом, веселыми глазами смотрела на мужа, и весь ее вид
без слов говорил: "Все в порядке, Сережа! Операция позади, мы едем домой, а
там все будет хорошо". - "Все будет хорошо!" - улыбнувшись одними глазами,
поддержал ее Сергей.
Старушка осмелела и нетерпеливо ерзала по лавке. "Непременно допрос
над Татьяной учинила, - сдерживая улыбку, подумал Сергей, - и по позе
видно, всю подноготную нашу знает. Таня, она человек общительный, любит
поговорить".
- То, что от мамы на частную квартиру ушли, так это нехорошо, -
очевидно продолжая прерванный разговор, сказала старушка.
- Ничего плохого тут нет, - возразила Таня. - Комнатка у нее
маленькая, и потом, зачем ей и видеть, и переживать наши невзгоды. Мы так
решили.
- За квартиру-то сколько берут?
- Двадцать рублей.
- Креста на них нет, на хозяевах ваших!
- А мы неверующие, - вступил в разговор Сергей.
- Вы вот что, касатики... - медленно сказала старушка, -
переходите-ка жить ко мне. Платы мне никакой не надо, нам со стариком
пензии хватает. Места на всех будет. Переходите. И нам веселее, и вам
сподручнее. Дом у нас свой, кирпичный, под черепицу, газ намедни провели.
Переходите, касатики.
- Ну что вы, Даниловна, - смущенно ответила Таня. - Нам и там хорошо.
Правда, Сереж?
- Как же... вот так сразу и... переходите... Вы нас, мы вас не
знаем, - возразил Сергей.
- И-и-и-их, сынок... - вздохнула Даниловна и подперла подбородок
рукой, - шестьдесят второй годок на людей гляжу, чай, пора и различать их
научиться. На лбу у каждого и не написано, кто он, да все равно видно. Она
сидела маленькая, тихая, с большими грубыми руками в темных прожилках вен,
и Сергею вдруг стало стыдно за свои скоропалительные мысли о ней. "Из
породы Егорычей", - подумал он.
- Спасибо, Даниловна! - искренне сказал Сергей. - Пока нужды большой
в этом нет, а припечет... - Дело ваше. Подумайте. А адресок на всяк случай
возьмите. Это недалеко от вас, на улице Артема. И перебраться поможем.
В Луганск поезд пришел вечером. Над городом висели тяжелые осенние
тучи, сеял холодный дождь. Тане, как и в день отъезда, хотелось пройтись
пешком, но, видя желание Сергея скорее добраться домой, она передумала и
взяла такси.
Сергею действительно очень хотелось скорее попасть домой.
Ставшие нестерпимыми фантомные болн в отсутствующих конечностях
подтверждали предположение о том, что с протезом не так-то легко сжиться.
Желание сбросить его с себя как можно скорее становилось с каждой минутой
все настойчивей |и непреоборимей. Казалось, сними сейчас протез - и сразу
же утихнут, угомонятся обжигающие боли в пальцах, локтях, мышцах,
перестанут выкручиваться несуществующие суставы и исчезнет сковывающая все
тело тяжесть. v "Так вот какой ты жестокий!" - думал Сергей.
Ночью он долго не мог заснуть. Беспокойно ворочался с боку на бок, не
находя телу удобного положения. Ждал, когда утихнут боли, а они не утихали.
Мысленно сжимал и разжимал кулаки и чувствовал, как у самого плеча
дергаются мышцы, больно натягивая кожу.
После харьковской операции воображаемый средний палец на правой руке
заметно переставал слушаться. Он словно прирос к большому, и все попытки
Сергея оторвать его не приносили успеха. У безымянного пальца исчезло
ощущение ногтя. В последние дни он сильно болел, словно ноготь медленно
срывали, и вот боль ушла, и вместе с ней ушло ощущение ногтя. Сергей знал
из рассказов врачей, что ощущение ампутированных рук может совсем, навсегда
исчезнуть. Знал и боялся этого. Вот уже полгода, как у него нет рук, но он
чувствует их, они живут в ощущениях, снятся по ночам, болят всеми болячками
и царапинами, приобретенными еще в детстве и в последующие годы. Особенно
отчетливо Сергей чувствовал указательный палец левой руки и порез на нем
ниже сгиба.
Ему было лет восемь, когда, играя перочинным ножом, он поранил палец.
Восьмилетний Сережа очень перепугался и с оглушительным ревом прибежал к
матери: "Палец отрезал, что же теперь будет?!"
Но все обошлось. Палец зажил, только остался на всю жизнь бугристый
шрам. I
И вот теперь, спустя полгода после ампутации рук, потерять их еще раз
было страшно. Однажды он хотел рассказать Тане об ощущении рук, но она
неожиданно заплакала и, уткнувшись ему в грудь, попросила: "Не надо,
Сережа, я боюсь..."
Теперь, лежа рядом с ней, Сергей не решался поделиться своими
опасениями.
- Почему не спишь, Сережа? - шепотом спросила Таня,
- А ты?..
- Я...
Таня замолчала. По окну шуршал дождь, далеко в ночи тяжело пыхтел
паровоз, протяжно и жалобно гудел, словно безнадежно звал кого-то на
помощь. Сергей вдруг сказал:
- В народе говорят: медведя и того можно научить танцевать.
Попробуем!
СЕМЕЙНЫЙ ДНЕВНИК ПЕТРОВЫХ
Первые записи в дневнике случайны, не. помечены датами и сделаны в
большинстве своем чернилами, рукой Тани под диктовку Сергея.
x x x
О войне прочитано много книг. Попадались хорошие. Но впервые я увидел
войну своими глазами в книгах К. Симоно-ва "Солдатами не рождаются" и
"Живые и мертвые". Навсегда запомнились скорбные шеренги военнопленных и
слова! "Казалось, что всю Россию взяли в плен".
x x x
- "За бортом по своей воле". Смелый парень Ален Бомбар! Вот бы
попробовать, как он! А, Тань?
- Ночью страшно. Акулы...
- Представляешь, кораблекрушение, люди в море... И вместо паники -
надежда! Он же смог быть в океане шестьдесят пять суток, чем мы хуже?! Да,
надежда - великая сила!
x x x
Куприн - замечательный писатель. Перечитал всего. Только почему его
герои такие бездеятельные? Мечутся из угла в угол, как мыши в мышеловке, и
не знают, что делать.
x x x
Как много хороших стихов!
Эх ты, модница, злая молодость, : Над улыбкой - седая прядь! Это даже
похоже на подлость - За полтинник седою стать!
И еще:
И какому кощунству в угоду, И кому это ставить в вину? Как нельзя
вводить горе в моду, Так нельзя вводить седину.
Написала моя землячка - Румянцева. Молодец, Майя!
x x x
Братцы проходчики дали всесоюзный рекорд. Бригадир - мой друг, вместе
техникум кончали. Эх, Витька, Витька!.. Хоть на денек бы к тебе в забой...
Наработался бы до чертиков, подышал бы шахтным воздухом, ей-богу, легче бы
стало... Сны меня, друг, замучили... совсем изведут... Всю ночь застилают
глаза копры, терриконы...
x x x
Сережка. Какая силища!
Его буранами шатало
От кроны до седых корней,
А он стоял.
Жег суховей,
А он стоял.
Мороза жало Зима вонзала до костей, А он стоял.
Плетьми огней
Сто молний по стволу хлестало, А он стоял.
Стал только злей И выстоял.
В Харьюзов. Умеют люди писать...
x x x
Жизнь дорога каждому человеку. Каким бы он ни был. Жизнь - постоянная
надежда на лучшее. Одни подразумевают под этим лучшим материальное
состояние, другие - моральное удовлетворение, третьи, и их большинство, и
то и другое. Разнит людей вопрос, что в их деятельности первично -
моральное удовлетворение или материальное состояние. И из этого вытекает:
одни любят жить, другие - жизнь. Одни говорят: я дышу - значит, существую;
другие: я приношу пользу людям - значит, живу. Но умирать не хочется любому
из них. Первый надеется пожить, второй - испытать гордую радость от
сознания, что он нужен людям. Третьего не дано.
x x x
1 ноября. Последний месяц осени, а на дворе теплынь. Скоро праздник...
Что подарить тебе, Танечка?
- Подари мне город на широкой ладони степи!
- Если б мог, подарил бы самую яркую звезду с неба. Ведь ты подарила
мне жизнь! Свою и мою.
- Нет. Любовь!
- Это равносильно.
x x x
Горсовет обещает к Новому году выделить комнату. А чем до того времени
топить эту халупу? По ночам становится прохладно. Сверчок в углу напоминает
детство. У отца в деревенской избе такой же певун заливается трелями ночи
на-кролет. Миллион лет прошло с тех пор.
Порой кажется, какая-то волна выбросила нас на другую планету -
планету боли и безысходного отчаянья.
- Не сгущай краски, Сережа.
- Рад бы... А куда спрячешься от солнца, людского смеха? Я ведь тоже
человек..
x x x
"Комсомольская правда" опубликовала письмо одного парня. Работать он
не хочет, всех, кто трудится, презирает, любит красиво одеваться,
танцульки, ресторан... Ну, и, как у нас водится, рядом печатают ответы ему!
Воспитывают, стыдят! Черт побери, неужели то, что труд и жизнь - понятия
неразделимые, одинаково необходимые человеку, как мозг и сердце, надо еще
кому-то доказывать! Обезьяны знали это!.. Да этого выродка надо взять за
шиворот и тряхнуть как следует.
Говорят, что тот, кто долго живет далеко от родины, заболевает
ностальгией. Что это за болезнь - не знаю. Но, наверное, что-то похожее на
мучительную тоску по работе. Знал бы тот младенец, какая это жестокая
пытка!
x x x
- Таня, не пытайся угадать мои мысли.
- Я не угадываю, я знаю.
- Ну и что?
- Не принимай неудачу с письмом как поражение. И я уверена, что, будь
твоя нога здоровой, ты бы научился писать. Но что делать?.. А я разве
плохой секретарь?
- Отличный. Но где мне взять уверенность, что я еще что-то могу?
x x x
Вчера мужчина спешил к автобусу. Запыхался, мокрый весь, на работу
опаздывал. Подбежал, и... дверь закрылась, машина уехала. Как он, бедолага,
ругался! Я стоял рядом и от зависти чуть не плакал. Я-то никуда уже не
опаздываю, меня никто и нигде не ждет.
5
Город секли грозы. Поздние, ярые... Столбами вздымался песок в
переулках и островками оседал на асфальт, грузный, недвижимый, пришпаренный
косым дождем.
Таня боялась грозы. Раскат грома наводил на нее панический страх. Она,
как ребенок, забивалась в угол, укрывала голову, затыкала уши и дрожащим
голосом спрашивала: "Сережа, кончилось?" Сергей не понимал ее страха. Более
того - он неожиданно почувствовал, что во время грозы ему трудно сидеть на
месте, его неудержимо тянет на улицу. Что-то созвучное своей душе, своим
мыслям и чувствам находил он в диком неистовстве природы. Но что? Сергей и
сам не мор понять. Может быть, ему хотелось вот так же буйно, свободно и
широко излить свою душу, высказаться о чем-то сокровенном, что глубоко
сидело в нем и настойчиво просилось наружу.
Вспомнил Сергей свой давнишний разговор с Егорычем. "Трудно держать в
себе все пережитое, перечувствованное, - говорил старик. - И даже будет
такой момент, когда не высказаться, не поделиться с большим кругом людей
своими думами станет невмоготу. Человека потянет к бумаге. Ты не исключай
этой возможности, Сережа".
"Соломинку подбрасывает Егорыч, - думал Сергей. - Заблуждается по
своей доброте душевной. Кроме всего прочего, чего у меня нет, чтобы излить
свою душу, нужны еще и способности. А их не приобретешь, с ними рождаются".
После смерти Ларина Сергей несколько раз возвращался мысленно к тому
разговору. Но дальше заключения о том, что из этой затеи ничего не выйдет,
не шел.
Однажды он вспомнил, как в школе, в порыве гнева за несправедливо (по
его мнению) поставленную двойку, он тут же, на уроке, глотая слезы, сочинил
стих. Стихотворение было длинным, злым и нескладным. На общешкольном
собрании секретарь комсомольского бюро, девчушка с куцыми косичками, во
всеуслышанье дала Сергееву творенью оценку и в качестве первого гонорара
потребовала объявить поэту строгий выговор с занесением в личное дело.
"У русских поэтов всегда были трудные судьбы!" - утешил себя Сергей.
- Декабрист! - издевались над сгорающим от стыда поэтом хохотуньи из
соседнего класса.
Тернии оказались очень колкими, и школьник Сережка Петров, решив, что
он родился не в тот век, прервал свой путь к вершинам Парнаса.
Позднее, в армии, Сергей попробовал написать рассказ, В творческих
муках дневальный по подразделению не заметил, как в казарму прокрался
рассвет и вместе с ним сердитый старшина. Солдаты поспали две минуты сверх
нормы, а рядовой Петров со всеми армейскими почестями отхватил два наряда
вне очереди за грубейшее нарушение устава внутренней службы.
В газете "Советский воин" вскоре появилась короткая заметка о воинах,
поехавших после демобилизации на освоение целинных и залежных земель.
С замершим от волнения сердцем солдат прочитал свою фамилию: "С.
Петров, авиамеханик Н-ской части".
- Я же целый рассказ написал! - удивился опомнившийся
корреспондент. - Что они с ним сделали! Здесь же пятая часть от
написанного!
Но в душе был рад и этой части, гордился ею, а газету долго хранил в
солдатском вещмешке.
Дальнейшие попытки Сергея напечатать свои творения на страницах газет
не имели успеха. Все его рассказы и очерки возвращались редакциями назад с
односложными, обидными ответами: "Опубликовать не можем, советуем больше
читать современных авторов, работать над языком..."
И солдат читал, работал, но за перо больше не брался, твердо решив:
способностей у него нет.
Эти мысли, как тучки, робкие, неуверенные, медленно собирались в
большую тучу. Туча не могла быть пленницей, ей становилось тесно, она
рвалась на простор, на свободу. Ей не хватало молний. Егорыч не ошибся в
прогнозе. Исподволь Сергей копил силы и жадно ждал грозу. Не осмыслив, не
выплеснув наружу всего пережитого - жить стало невмоготу.
ИЗ СЕМЕЙНОГО ДНЕВНИКА ПЕТРОВЫХ
"...в глубоком понимании горя, душевного страдания, скорби таится
огромная нравственная сила, помогающая лю-. дям мужественно переносить
тяжкие удары судьбы".
x x x
Решено! Начинаю учить английский язык. Пригодится!
x x x
Сережа, по ночам читать вредно. Или тебе дня не хватает?.
x x x
Человеческая жизнь мизерно коротка для познания того, что человека
интересует, В юности мы преступно небрежно
тратили свое время. Что мы читали? Чем интересовались? Да и читали ли
с должным вниманием? Сейчас перечитываю читаное, и в каждой строке
открытие.
x x x
Мне все говорят, что я не изменилась, только в глазах какая-то
озабоченность и усталость. Правда, Сереж? Ты об этом не говорил.
x x x
Помнишь песню:
Глаза твои усталые Еще красивей кажутся.
x x x
Давай забудем и больше никогда не вспомним о вчерашнем. Без упреков,
без оправданий... Ничего не было. Была водка. Ее больше не будет. И спасибо
тому таксисту.
x x x
Пришел вызов на Харьковский протезный завод. Быть или не быть?
x x x
Харьков. Я взяла нашу тетрадь. Не обижайся, что без тебя продолжаю
записи. Еще в Луганске я знала: если тебя положат в больницу, я одна домой
не вернусь. Не могу. И напрасно уговариваешь.
x x x
Ты знаешь, Сергей, в своей любви к тебе я открыла что-то новое. Что
это, не пойму. Но, наверное, подобное чувство испытывает мать, выстрадавшая
свою любовь к ребенку. Не знаю, может быть, это не так, но я люблю тебя все
сильней и сильней.
Четверг. Волнения и боль прошедших операций делили пополам, так что же
случилось - ты не хотел поделиться со мной этой, последней? Неужели
сознание того, что вместе с тобой, за дверями операционной, переживает,
волнуется близкий тебе человек, не придает сил?
Как увидела тебя в бинтах, испугалась. Показалось, что мы в Донецке, а
впереди вечность операций.
Ты уже спишь, Сережа? Сейчас 23, а у вас в 22 отбой. Что тебе снится?
Друзья? Шахта? Угадала? Послушай, я прочитаю тебе стихотворение Марины
Цветаевой:
Любовь -
Ятаган? Огонь?
Поскромнее, - куда как громко!.
Боль, знакомая, как глазам - ладонь,
Как губам -
Имя собственного ребенка.
Спокойной ночи, родной.
x x x
- Опять начала крутить волосы в колечки? - спросил ты у меня.
Полгода не крутила, думала, забуду, так нет же, вспомнила. А почему,
не знаю.
x x x
Вторник. Не ожидала, что протез будет таким примитивным. Тебе он тоже
не нравится. В наш век и... такая стыка...
Отчего это так? Где же высокий технический уреввиь, кибернетика,
электроника?
Крикунов и хвастунов у нас много. Сделают электронную букашку -
шуму... на всю вселенную... А вот останется без рук такой букашечник,
всучат ему допотопный костыль... Тогда бы, наверное, призадумался, что
человек - это звучит гордо.
x x x
Луганск. Протезы - это не массовое производство, дохода они не дают,
затраты на их изготовление большие. Так кому они нужны! Инвалиды как-нибудь
перебьются с первобыт-ными костылями.
Потерпевший кораблекрушение увидел спасательное судно, но оно прошло
мимо.
Что он чувствует в этот момент? Наверное, ему хочется превратиться в
чайку! Ну почему нет на свете волшебства! Неужели нет надежды на протез?
x x x
- Сережа, не верю! Я понимаю тебя. Нам трудно сейчас. Но тем крепче
должны быть наши нервы, тем настойчивей должны мы быть. Надо искать. И без
паники.
Помнишь у Горького? Одни упали на дно лодки, испугались и погибли.
Другие наперекор всему боролись и победили!
x x x
- Ты права. Выше голову, черт возьми! Когда задыхался в бреду, было
не легче. Выжил же...
x x x
- У тебя опять в кровь растерта спина проклятыми ремнями протеаа. Мне
страшно смотреть на протез, он весь в крови. Сколько же это может
продолжаться?
- Пака не научусь писать.
- А если это физически невозможно?
x x x
Врач запретил пользоваться протезом. Лечат растертую спину и плечи.
Кажется, его и незачем больше надевать. Разве только для того, чтобы не
болтался пустым рукав.
Кому нужны были эти поездки, волнения, операция, ожидания, надежда?
Никому.
Снег выпал ночью. Сначала он шел вперемешку с дождем, но к утру зима
одолела осень. Большие мохнатые хлопья повалили, как пух из распоротой
перины, и за несколько минут одели город во все белое. Ударил мороз, подул
северный ветер, и завыла зима снежной круговертью.
Так уж устроен мир - с переменами в природе человек всегда ждет
каких-то изменений в своей жизни. Ждал их и Сергей.
Но... по-прежнему длинно и однообразно тянулись дни, серые, скучные, с
утра до ночи заполненные бесплодными попытками овладеть протезом, вырваться
из опостылевшей беспомощности.
Первая задача - сжиться с протезом - Сергею удалась довольно быстро.
Превозмогая боль и неловкость, он трое суток не снимал его с плеч.
Измученный днем, Сергей заставлял себя и на ночь ложиться в постель с
протезом. Сон походил на пытку. Металлические части давили в бок, ремни
врезались в тело, плечи нестерпимо горели, протез превращался в чудовищный
капкан. Лишь на четвертый день Сергей почувствовал облегчение.
"Сжился! - победно мелькнула мысль, и сразу стало легче на душе. -
Теперь за карандаш! Писать! Если научусь, то буду готовиться в институт!"
Но шли дни, недели, спина и плечи Сергея превратились в сплошную
кровоточащую рану, а успехов не было. И чем больше прилагал он усилий,
чтобы научиться писать, тем менее оставалось надежд на это. В короткие
минуты передышки, прижимая к щеке холодные, мертвые пальцы, Сергей, словно
живых, просил их: "Ну не упрямьтесь, пожалуйста... Почему вы не хотите
помочь мне? Вы же теперь мои, мои, мои... Я приучил себя к вам, мне это
дорого стоило! Так неужели все напрасно?"
Помогая ртом, ногами зажимал черными негнущимися пальцами карандаш и
продолжал бесплодные попытки написать хотя бы одну аршинную букву. Но и это
не удавалось. И когда подступало отчаяние, Сергей сбрасывал протез на пол и
бил его, бил до изнеможения, до кровавых ссадин на собственных ногах. И
вновь казалось, что жизнь кончилась.
ИЗ СЕМЕЙНОГО ДНЕВНИКА ПЕТРОВЫХ
В дневнике пропущено несколько чистых листов. Дальнейшие записи
сделаны карандашом, большими печатными буквами, неуклюже разбегающимися в
разные стороны.
17 марта. Ура, Таня! Пишу! Сам! Сам! Сам! Пишу!
x x x
Два часа ночи. Утром ты проверишь мою писанину. Не ставь, пожалуйста,
двойку. Ты и так их сыпала как из рога изобилия за те мои палочки и
крючочки, что я терпеливо выводил, как заправский первоклассник. Поставь
мне пятерку, мой строгий учитель! Я очень хочу получить ее. Ты никак не
хочешь понять, что даже самый плохой первоклассник выводит свои палочки
рукой, а я зубами.
x x x
Я плачу от радости. Те двойки, что я ставила за написан ные тобой
палочки и крючочки по программе первого класса которые ты писал, сгрызая
карандаши, стоят четырех пятерок, вместе взятых. Ведь нельзя же измерить
обычными оценками твой титанический труд, твое упорство и настойчивость
Буквы Ж, Щ, Ф потренируйся писать. Задание: по двести строчек каждую
x x x
20 марта. Месяца через два буду писать вполне прилично. Только бы не
болели глаза и челюсть. Интересно, каким будет почерк?
Встретил вчера в городе Борю Кулакова. Армейский друг! Женат. Растет
дочь. А сам нисколько не изменился. Вспомнили солдатское житье-бытье.
Никогда не подумал бы, что Борис такой тактичный парень. Наверно, чтобы не
бередить мне душу, так и не спросил, как все случилось. Дал адрес и сказал:
"Если нужна будет моя помощь, не стесняйся, зови". А живет-то он в Казани.
К нам попал случайно, в командировку. Зови... Нет, Боря, не позову.
Не тот я уже, твой бывший комсорг. Людей стесняться стал. Надломилось
что-то во мне. А что, сам не пойму.
x x x
Самое трудное - это сознание собственной ненужности. Потерять руки,
перенести все кошмары операций - еще не самое страшное. Остаться за бортом
жизни в расцвете сил, почувствовать свою ненужность обществу - вот самое
жестокое испытание, которое может выпасть на долю человека.
Из письма друзей: ..а еще сообщаем тебе - наша бригада
коммунистического труда каждую смену дает одну норму сверх плана. Нас
девять, а в наших сердцах ты десятый. Так что не погасла твоя шахтерская
лампочка! Все мы здесь очень жалеем, что ты не вернулся жить в поселок. Его
теперь не узнать. Летом утопает в зелени. Очень пригодился твой совет о
саженцах. Шесть тысяч корней пересадили с той балки. Еще раз напоминаем:
пожелай - и мы мигом перевезем вас сюда. Квартира будет - какую пожелаешь.
x x x
Может быть, то была ошибка. Может, правы Николай и Рафик? Нет, нет,
нет... Раненый всегда производит гнетущее впечатление на тех, кто идет в
бой.
x x x
27 марта. Что заставило меня побежать отключать тран-сформатор? Я же
знал - это опасно.
Черт знает что... И ни о чем я не думал, когда бежал. Просто
мельтешили перед глазами лица ребят, что были там, в лаве...
x x x
В чем смысл жизни? Сколько копий поломано на этом вопросе! Смешно, как
вспомню сейчас те дискуссии! О каком смысле может идти речь, если во главу
угла не ставить труд. Будничный, повседневный, честный труд. Отбери у
человека возможность трудиться - и все блага жизни теряют смысл.
x x x
30 марта. Московский журнал "В мире книг" предлагает своим читателям
поделиться мыслями о личных библиотеках. Не попробовать ли? Опыт у меня
невелик да и библиотека не солидна, но ведь есть люди, у которых и этого
нет.
x x x
Я никогда не вижу себя во сне без рук. Всегда снится, что у меня
чего-то не