есно знать, что ‘инЯвский написал "Џрогулки с Џушкиным" в
мордовском лагере, но ни улучшить, ни ухудшить книгу это обстоЯтельство не в
силах.
     €так,  …катерина даровала  ђадищеву бессмертие,  но что ее  толкнуло на
этот опрометчивый шаг?
     Џрежде  всего,  "Џутешествие  из Џетербурга в  Њоскву" путешествием  не
ЯвлЯетсЯ -- это лишь формальный прием. ђадищев разбил книгу на главы, назвав
каждую именем городов и деревень, лежащих на соединЯющем две столицы тракте.
     Љстати,  названиЯ  эти  сами  по себе  замечательно  невыразительны  --
‡авидово,  —ернаЯ  ѓрЯзь,  ‚ыдропуск,  џжлебицы,  •отилов.  Ќе зрЯ  ‚енедикт
…рофеев  соблазнилсЯ все  той же  топонимической  поэзией в  своем сочинении
"Њосква-Џетушки".
     Џеречислением географических точек и ограничиваютсЯ собственно дорожные
впечатлениЯ ђадищева. ‚се остальное -- пространный трактат о... пожалуй, обо
всем на  свете.  Ђвтор  собрал  в  свою  главную  книгу все  рассуждениЯ  об
окружающей и  неокружающей его жизни, как бы подготовил собрание сочинений в
одном  томе. ‘юда  вошли и написанные ранее ода  "‚ольность"  и риторическое
упражнение  "‘лово  о ‹омоносове",  и  многочисленные выдержки  из  западных
просветителей.
     –ементом,   скреплЯющим  все  это   аморфное   образование,   послужила
доминирующаЯ  эмоциЯ  --  негодование,  которое  и позволило  считать  книгу
обличительной энциклопедией российского общества.
     "’ут  Я задрожал в  Ярости человечества",--  пишет  герой-рассказчик. €
дрожь эта не оставлЯет читателЯ а всем нелегком  пути из Џетербурга в Њоскву
сквозь 37 страниц немалого формата.
     ЏринЯто  считать, что ђадищев обличает Язвы царизма: крепостное  право,
рекрутскую повинность,  народную нищету. Ќа самом  же деле, он  негодует  по
самым разным поводам.  ‚от  ђадищев  громит  фундаментальный шторок  ђоссии:
"Њожет ли  государство, где две трети граждан  лишены гражданского  званиЯ и
частию мертвы в законе, называтьсЯ блаженным?!" Ќо тут же с неменьшим  пылом
атакует обычай чистить зубы: "Ќе сдирают они (крестьЯнские девушки --  Ђвт.)
каждый день лоску зубов своих ни щетками, ни порошками". ’олько автор прочел
отповедь  цензуре ("цензура  сделалась нЯнькой рассудка"), как его  внимание
отвлечено  французскими  кушаньЯми,  "на  отраву  изобретенными".  €ногда  в
запальчивости ђадищев пишет нечто  уж совсем несуразное.  Ќапример, описываЯ
прощание  отца с сыном, отправлЯющимсЯ в столицу на  государственную службу,
он восклицает:  "Ќе захочетсЯ  ли тебе  сынка  твоего  лучше удавить,  ежели
отпустить в службу?"
     Ћбличительный  пафос  ђадищева  до  странности  неразборчив.  Ћн  равно
ненавидит  беззаконие и сахароварение. Ќадо сказать, что и эта универсальнаЯ
"Ярость  человечества" имела долгую историю в  нашей литературе. ѓоголь тоже
нападал  на  "причуду"  пить чай с сахаром. ’олстой не любил  медицины.  Ќаш
современник  ‘олоухин с равным усердием призывает  спасать иконы  и изводить
женские  брюки.  ‚асилий Ѓелов выступает против  экологических  катастроф  и
аэробики.
     Ћднако  тотальность радищевской мании правдоискательства ускользнула от
читателей.   Ћни  предпочли  обратить  внимание  не  на  обличение,  скажем,
венерических заболеваний, а на атаки против правительства и крепостничества.
€менно так поступила …катерина.
     ЏолитическаЯ программа  ђадищева, изложеннаЯ по  словам  Џушкина, "безо
всЯкой свЯзи и  порЯдка", представлЯла собой  набор общих мест  из сочинений
философов-просветителей -- ђуссо, Њонтескье, ѓельвециЯ.  ‘амое  пикантное во
всем этом, что любой образованный человек в ђоссии мог рассуждениЯ о свободе
и равенстве прочесть в оригинале -- до ”ранцузской  революции никто ничего в
ђоссии  не запрещал  (цензура находилась  в ведомстве Ђкадемии наук, котораЯ
цензурой заниматьсЯ не желала).
     Џреступление   ђадищева   заключалось  не  в  популЯризации   западного
вольнодумиЯ, а в том, что он применил чужую теорию к  отечественной практике
и описал случаи немыслимого зверства.
     „о сих пор наши представлениЯ о крепостном праве во  многом зиждЯтсЯ на
примерах ђадищева. ќто из него мы черпаем  страшные картины торговли людьми,
от ђадищева  пошла традициЯ  сравнивать русских крепостных  с  американскими
чернокожими рабами, он  же привел  эпизоды  чудовищного произвола помещиков,
который  проЯвлЯлсЯ, судЯ по ђадищеву, зачастую  в сексуальном плане. ’ак, в
"Џутешествии"   описан   барин,  который  "омерзил   60   девиц,  лишив   их
непорочности". (‚озмущеннаЯ  …катерина велела разыскать преступника.) ’ут же
с  подозрительными  по   сладострастию   подробностЯми  выведен  развратник,
который, "лишен став  утехи, употребил  насилие. —етыре  злодеЯ, исполнителЯ
твоеЯ воли,  держа руки и  ноги ее... но  сего не кончаем". Ћднако  судить о
крепостном праве по ђадищеву, наверное, то же самое, что оценивать  античное
рабство по фильму "‘партак".
     „ворЯнский революционер ђадищев  не только  обличал  свой  класс, но  и
создал  галерею  положительных образов  --  людей  из народа.  Ђвтор,  как и
последующие  поколениЯ  русских  писателей,  был убежден  в  том, что только
простой народ способен противостоЯть гнусной власти: "џ не  мог  надивитьсЯ,
нашед толико благородства образе мыслей у сельских жителей".  Џри этом народ
изображении  ђадищева остаетсЯ  риторической  фигурой.  ’олько внутри  жанра
просветительского  трактата могут существовать  мужики,  восклицающие:  "Љто
тело предаст  общей нашей матери, сырой земле". ’олько автор таких трактатов
мог приписывать крестьЯнам  страстную  любовь к гражданским правам.  ђадищев
пишет:  "‚озопил  Я наконец сице: человек родилсЯ  в мир равен всем другим",
что в  переводе на  политический Язык  эпохи означает  введение  конституции
наподобие  только  что принЯтой  в Ђмерике. €менно это  ставило ему  в  вину
императрица, и именно этим он заслужил посмертную славу.
     ‚  представлении  потомков  ђадищев   стал  интеллектуальным  двойником
Џугачева.  ‘   легкой  руки   …катерины  пара  --  интеллигент-диссидент   и
казак-бунтовщик  --  стала  прообразом  русского инакомыслиЯ.  ‚сегда у  нас
образованные  люди,  которые  говорЯт  от  лица  непросвещенного  народа  --
декабристы,  народники, славЯнофилы, либералы, правозащитники. Ќо, говорЯ от
лица народа, они говорЯт далеко не то, что говорит сам народ.
     ‹учше всего это должен был бы знать сам ђадищев, который познакомилсЯ с
пугачевским движением во времЯ службы в армейском штабе в качестве прокурора
(обер-аудитора).
     ђадищев требовал  длЯ народа свободы и равенства. Ќо сам народ мечтал о
другом. ‚ пугачевских манифестах самозванец жалует своих подданных "землЯми,
водами,  лесом,  жительством,  травами, реками,  рыбами,  хлебом,  законами,
пашнЯми,  телами, денежным жалованьем, свинцом и  порохом, как  вы желали. €
пребывайте, как степные  звери". ђадищев пишет о свободе -- Џугачев о  воле.
Ћдин облагодетельствовать  народ конституцией  -- другой  землЯми и  водами.
Џервый  предлагает  стать  гражданами,   второй  --   степными  зверЯми.  Ќе
удивительно, что у Џугачева сторонников оказалось значительно больше.
     Џушкина в судьбе ђадищева больше всего занимал один вопрос: "Љакую цель
имел ђадищев? —его именно он желал?"
     „ействительно,  благополучный чиновник (директор таможни) в собственной
типографии выпускает книгу, котораЯ не может не погубить автора. Ѓолее того,
он  сам разослал  первые  экземплЯры важным вельможам, среди которых  был  и
„ержавин. Ќе  полагал  же он в  самом деле свергнуть  абсолютную монархию  и
установить в стране строй, списанный из французской ќнциклопедии?
     ‚озможно,   одним  из   мотивов  странного  поведениЯ   ђадищева   было
литературное  честолюбие.  ђадищев  мечтал  стЯжать   лавры   пиита,   а  не
революционера. "Џутешествие"  должно  было стать ответом  всем  тем, кто  не
ценил  его  литературные  опыты. Ћ многочисленных зоилах он глухо упоминает,
говорЯ о своей оде  "‚ольность": "‚  Њоскве не хотели  ее печатать  по  двум
причинам:  перваЯ,  что смысл  в  стихах  не  Ясен и много  стихов  топорной
работы..."
     “Язвленный подобными  критиками, ђадищев намеревалсЯ поразить  читающую
ђоссию  "Џутешествием". Ћ таком  замысле  говорит многое. ЌеобъЯтный размах,
рассчитанный  на универсального читателЯ.  Ћбличительный характер, придающий
книге   остроту.   Ќазидательный   тон,   наконец.   €зобилующее   проектами
"Џутешествие" есть  своего рода "Џисьмо вождЯм". ђадищев все времЯ помнит  о
своем адресате, обращаЯсь к нему напрЯмую:  "‚ластитель мира, если читаЯ сон
мой, ты улыбнешьсЯ с насмешкой или нахмуришь  чело..." ђадищев знал о судьбе
„ержавина, обЯзанного карьерой поэтическим наставлениЯм императрице.
     Ћднако  главный аргумент  в  пользу  писательских амбиций  ђадищева  --
художественнаЯ  форма  книги.  ‚  "Џутешествии" автор  выступает  отнюдь  не
политическим  мыслителем. Ќапротив,  просветительские  идеи -- лишь фактура,
материал  длЯ  построениЯ  сугубо  литературного  произведениЯ.   Џоэтому-то
ђадищев  и  избрал  длЯ  своей  главной  книги   модный   тогда  образец  --
"‘ентиментальное путешествие по ”ранции и €талии" ‹оренса ‘терна.
     ‘терном  зачитывалась всЯ …вропа. Ћн открыл новый литературный  принцип
-- писать ни о чем, постоЯнно  издеваЯсь  над читателем, иронизируЯ  над его
ожиданием, дразнЯ полным отсутствием содержаниЯ.
     Љак и у ђадищева, в "Џутешествии" ‘терна нет никакого путешествиЯ. …сть
только сотнЯ  страниц, наполненных  мозаичными  случайными рассуждениЯми  по
пустЯчным поводам. Љаждое из этих рассуждений никуда не ведет, и над  каждым
не забывает  подтрунивать  автор. ‡аканчиваетсЯ книга  ‘терна замечательно и
характерно  --  последнее  предложение: "’ак  что, когда Я протЯнул  руку, Я
схватил горничную за --- ".
     Ќикто  уже  не узнает,  за  что  схватил  горничную  герой  ‘терна,  но
читателей покорила  как раз эта издевательскаЯ недосказанность.  ђадищев был
среди этих читателей. Ћдна его глава кончаетсЯ так: "‚сЯк плЯшет,  да не как
скоморох,-- повторЯл Я, наклонЯЯсЯ и, поднЯв, развертываЯ..."
     "Џутешествие"  ђадищева  почти  копирует  "Џутешествие"  ‘терна  за тем
исключением,  что  ђадищев  решил заполнить  намеренно  пустую форму  ‘терна
патетическим  содержанием. ЉажетсЯ, он  принЯл за  чистую монету  дурашливые
заЯвлениЯ  ‘терна:  "ђЯдись,  как  угодно,  ђабство,  все-таки  ты   горькаЯ
микстура!"
     Џри этом ђадищев тоже пыталсЯ  быть смешным и  легкомысленным ("когда Я
намерилсЯ  сделать  преступление  на  спине  комиссарской"),  но  его  душил
обличительский и реформаторский пафос. Ћн хотел одновременно писать  тонкую,
изЯщную, остроумную прозу, но и приносить  пользу отечеству, бичуЯ  пороки и
воспеваЯ добродетели.
     ‡а смешение жанров ђадищеву дали десЯть лет.
     •отЯ  эту  книгу давно  уже не  читают, она сыграла  эпохальную роль  в
русской литературе. Ѓудучи первым мучеником  от  словесности, ђадищев создал
специфический русский симбиоз политики и литературы.
     Џрисовокупив  к  званию  писателЯ  должность  трибуна,  защитника  всех
обездоленных,   ђадищев  основал  мощную  традицию,   квинтэссенцию  которой
выражают неизбежно актуальные стихи: "Џоэт в ђоссии больше, чем поэт".
     ’ак,   развитие  политической  мысли  в  ђоссии  стало  неотделимо   от
художественной  формы,  в  которую  она облачалась.  “  нас были Ќекрасов  и
…втушенко, но не было „жефферсона и ”ранклина.
     ‚рЯд ли такаЯ подмена пошла на пользу и политике и литературе.


        …‚ЂЌѓ…‹€… Ћ’ €‚ЂЌЂ. Љрылов


     ‚  безусловной,  широчайшей  славе  €вана Ђндреевича Љрылова  ощущаетсЯ
привкус  второсортности.  ќта  терпкость  --  конечно, от оскомины,  которую
набили за два века  крыловские  басни.  Ћднако и современники не все  были в
восторге  от  его  произведений:  весьма критически,  например,  смотрел  на
Љрылова  саркастический  интеллектуал   ‚Яземский.  Ќо  он  и  ему  подобные
находились в  Явном  меньшинстве. "‡а Љрылова" были и  Џушкин с †уковским, и
Ѓулгарин с  ѓречем, и ѓоголь с Ѓелинским. Ќаверное, такое единодушие как раз
и смущало ‚Яземского.
     „альше  -- по всей российской истории -- в  любви  к  Љрылову  сходЯтсЯ
консерваторы и либералы, монархисты  и  социал-демократы, красные  и  белые.
‚опреки  завету  Ќекрасова, никто  не нес и не  несет с  базара Ѓелинского и
ѓоголЯ, а вот Љрылова --  несут и знают  наизусть.  ‘  популЯрностью дедушки
Љрылова  может  сравнитьсЯ  разве что  Џушкин.  ’о,  что  в  массовой памЯти
хранЯтсЯ только  отдельные строчки -- это  нормально, иначе  и не  бывает  в
общественном функционировании стихов. ‘ Џушкиным  дело обстоит точно так же:
"Њой дЯдЯ самых честных правил", "џ помню чудное мгновенье", "Ѓогат и славен
Љочубей" -- а как дальше?
     Љогда Љрылов  умер,  последовало высочайшее  повеление  воздвигнуть ему
памЯтник. Љак  сказано в циркулЯре министерства просвещениЯ, "сии памЯтники,
сии олицетворениЯ народной славы, разбросанные от берегов ‹едовитого морЯ до
восточной   грани  …вропы,  знамениЯми   жизни  и  духовной   силы  населЯют
пространство нашего необозримого отечества".
     Љрылову  предстоЯло немедленно  после  кончины стать  символом духовной
силы, каким до него были признаны только три литератора: ‹омоносов, „ержавин
Љарамзин.
     ЉомпаниЯ  характернаЯ.  Ћснователь   первого  университета,  реформатор
русского  Языка  ‹омоносов,  величественный   одописец   „ержавин,   главный
российский историк  Љарамзин. €  с  ними --  автор  стишков,  по определению
ѓегелЯ, "рабского жанра".  Ѓасенник. ЏамЯтник был  поставлен в петербургском
‹етнем и  в жизнь  ђоссии вошел не только  автор запоминающихсЯ строк, но  и
конкретный человек:  толстый, сонный,  невозмутимый, в  окружении  зверюшек.
„едушка. Њудрец. Ѓудда.
     ќтой  поистине баснословной славе  не могли помешать никакие вЯземские.
‚ведение  плебеЯ  --  по рождению  и  по жанру  --  в сонм  русских духовных
небожителей было только  частичной расплатой  за  науку.  Џризнание, которым
облекали Љрылова  все режимы и все  --  лишь малаЯ толика  долга, в  котором
пребывает перед Љрыловым ђоссиЯ. Џотому  что его басни -- основа морали, тот
нравственный  кодекс,  на котором выросли поколениЯ  российских  людей.  ’от
камертон  добра  и  зла,  который  носит  с  собой  каждый  русский.   ’акаЯ
универсальность Љрылова ввергает  его  в  гущу массовой  культуры. Ћтсюда  и
ощущение второсортности -- слишком  уж все Ясно.  •оть  парадоксы  и двигают
мысль, в сознании закреплЯютсЯ только банальные  истины. Љогда обнаружилось,
что  сумма  углов  треугольника  всегда равна  180  градусам, а параллельные
прЯмые  могут  и   пересечьсЯ  --  обрадоватьсЯ   могли   лишь   извращенные
интеллектуалы.  Ќормального  человека  эти  новости  должны раздражать,  как
бесцеремонное вторжение в налаженный умственный быт.
     ‡аслуга Љрылова не в том, что он произнес бесконечно банальные и оттого
бесконечно верные  истины, были известны и до него. ‚  конце концов,  нельзЯ
забывать, что  Љрылов следовал известным образцам -- от ќзопа  до ‹афонтена.
ѓлавным его  достижением прописные  истины. (так в  тексте -- ocr.) Ќо самое
важное  совершил  даже  не  сам  поэт,  а  годы  и обстоЯтельства российской
истории,  благодарЯ  которым значение  €вана  Ђндреевича Љрылова  в  русской
культуре грандиозно  и не идет  ни в  какое  сравненение  с ролью  ќзопа длЯ
греков или ‹афонтена длЯ французов.
     Ќезатейливые крыловские басни во многом заменили в  ђоссии нравственные
установлениЯ и институты.
     Џримечательно, что  и  сам Љрылов,  и его  современники -- даже  весьма
проницательные -- полагали,  что он растет как  раз от моралистики к высокой
поэзии, и не ценили утилитарную пользу басен. "Њногие в Љрылове хотЯт видеть
непременно  баснописца,  мы видим в нем нечто большее",-- писал Ѓелинский. €
далее: "ЃаснЯ  как нравоучительный  род поэзии в наше времЯ -- действительно
ложный  род; если  она длЯ кого-нибудь годитсЯ, так  разве  длЯ детей...  Ќо
баснЯ  как сатира есть истинный  род  поэзии".  Џримерно так же  отзывалсЯ о
крыловских баснЯх Џушкин.
     ‚ этих  суждениЯх Явственен элемент  оправданиЯ: все  же  баснЯ -- дело
служебное, низменное, детское. „ругое дело, если она -- сатира...
     ‚еликие русские умы оказались неправы.  Љрылов написал две сотни басен,
из  которых уцелели  длЯ отечественной  культуры не  больше  двух  десЯтков.
„есЯть процентов --  это  очень высокий показатель.  Ќо существенно  то, что
уцелели  вовсе   не  те  стихи,   которыми  гордилсЯ  автор  и   восхищались
современники. ’олько в специальных работах упоминаютсЯ когда-то сенсационные
"Џестрые  овцы"  или "ђыбьЯ плЯска", в  которых Љрылов разоблачал и бичевал.
Ћни  --  за  пределами  массового сознаниЯ,  как пересекающиесЯ параллельные
прЯмые.  ‡ато бессмертны строки  "Ђ  вы,  друзьЯ,  как ни  садитесь,  все  в
музыканты не годитесь".  Ќеслаженные квартеты существуют во все времена, без
всЯких политических аллегорий.
     Ѓасне достаточно того, что она по сути своей -- и так аллегориЯ. ЏерваЯ
метафора  в  человеческом  сознании. Љогда  человек задумалсЯ, как ему вести
себЯ  в  окружающем  мире,  он  проиллюстрировал  свое  мнение  примером.  Ђ
обобщенный пример -- и есть баснЯ. ’олько на помощь пришла младенческаЯ идеЯ
антропоморфизма: так поЯвились говорЯщие лисы, львы, орлы.
     ’о, что на струнных играют проказница Њартышка, Ћсел, Љозел и косолапый
Њишка  -- уже забавно, уже достаточно. ‹ишь скуку  может вызвать  знание  --
кого обозначают эти звери:  департаменты законов, военных дел, гражданских и
духовных  дел, государственной  экономики.  ЏосвЯщенные  современники  могли
тонко улыбатьсЯ: как  отхлестал Љрылов Њордвинова с Ђракчеевым. Ќо уже через
несколько недель никто не помнил о разногласиЯх в ѓосударственном  совете --
тем более, через годы. Ћсталась складно выраженнаЯ банальнаЯ истина: суть не
подменишь суетой, умение --  болтовней. ’ем и жив "Љвартет" -- а не сатирой.
Ќо Љрылов не  мог знать, кем останетсЯ в памЯти потомков, и уж, конечно,  не
думал оставатьсЯ моралистом. Њоралистом он уже был -- с самого начала.
     Ќасмотревшись на  разные  стороны  жизни  (с девЯти  лет в  чиновничьей
службе --  в ’вери, а потом в Џетербурге), Љрылов обличал порок с 15-летнего
возраста,  когда  написал комическую оперу  "Љофейница". ‡атем  пришел черед
журнала "Џочта духов", который он писал и издавал в одиночку.
     ќто  были  зады Ќовикова  и  ”онвизина --  российский  просветительский
классицизм:   тщеславнаЯ   ’аратора,   глупый  граф   „убовой,  вертихвостка
Ќовомодова, бездарный ђифмоград, распутницы Ѓесстыда, ‚семрада, Ќеотказа. Џо
сути,   такие  произведениЯ   не   предназначены   длЯ  чтениЯ:   достаточно
ознакомитьсЯ со списком действующих  лиц. €мена  исчерпывают  классицистское
негодование  при  виде  пустоты  петиметров  и щеголих,  засильЯ  французов,
ничтожества  идеалов  светского человека:  "џ сыскал цуг  лучших  английских
лошадей, прекрасную танцовщицу и невесту; а что  еще более, так  мне обещали
прислать  маленького  прекрасного  мопса;  вот желаниЯ,  которые  уже  давно
занимали  мое  сердце!"  Њрачным обличителем  бродит  моралист  по  балам  и
приемам,  резко выделЯЯсь  стилизованной  простотой  на фоне  общества:  "€з
Ђмерики  или   из  ‘ибири  изволили  вы   сюда  прибыть?  --   спросил  менЯ
незнакомый.-- џ  очень  люопытно желал бы  услышать  от вас о тамошних диких
народах; по  вашим  вопросам мне кажетсЯ,  что  они  еще не  лишились  своей
невинности." Ќевинное  сознание  обличителЯ  Љрылова  более всего  возмущали
браки по расчету, супружеские  измены, проворный  разврат, любовники знатных
дам,  набранные из  сословиЯ лакеев и волосочесов. …го несоразмернаЯ  Ярость
заставлЯет подозревать  какую-то  личную  обиду.  ‚о  всЯком  случае,  облик
невозмутимого Ѓудды,  добродушного дедушки,  не  вЯжетсЯ с этим ‘аваноролой.
Џримечательно, что к баснЯм Љрылов пришел, когда ему уже было за сорок -- и,
похоже, это  возрастное:  как громогласные прокламации  молодости  сменЯютсЯ
старческим    брюзжанием   --   так   классицистские   проповеди   сменились
нравоучительными аллегориЯми про лисичек и петушков.
     Ќо  и  в  баснЯх  Љрылов оставалсЯ, в  первую  очередь,  моралистом  --
несмотрЯ на  стараниЯ  современных  и позднейших  любителей  его  творчества
выЯвить остросатирическую тенденцию. Љому  сейчас есть дело  до политических
убеждений   баснописца?   Ћн  по  какому-то   недоразумению  окончательно  и
бесповоротно зачислен в некий прогрессивный лагерь. ќто  Љрылов, автор басен
"Љонь  и  всадник"  --  о  необходимости  обузданиЯ свободы,  "‘очинитель  и
разбойник" -- о том, что вольнодумец хуже убийцы, "Ѓезбожник" -- о покарании
даже намека на неверие!
     Ќо в исторической перспективе все сложилось правильно: этих басен никто
не знает,  и не надо -- потому что они скучны, замысловаты, длинны, темны. Ђ
лучшие  написаны стройно и просто  -- настолько, что  ЯвлЯют  собой одну  из
загадок русской литературы: никто  до  Џушкина так не писал.  Љроме Љрылова.
Џушкин открыл шлюзы потоку простоты и внЯтности, но Љрылов как-то просочилсЯ
раньше.
     —еканные нравоучительные концовки крыловских басен легко было заучивать
гимназистам. ѓимназисты росли, у них поЯвлЯлись дети и ученики, которых  они
усаживали за те же басни. —иновники и государственные деЯтели были выросшими
гимназистами, воспитанными опЯть-таки на аллегорической крыловской мудрости.
ђоссийскую гимназию сменила советскаЯ школа, но басни остались, демонстрируЯ
тезис о нетленности искусства.
     Љогда Ѓелинский писал, что баснЯ "годитсЯ разве  длЯ  детей",  он  Явно
недооценивал такое функционирование жанра. „етское сознание охотно усваивало
и несло  по жизни нравственные нормы, гладко  изложенные  в рифму при помощи
интересных лисичек и петушков.
     Ќа это накладывались обстоЯтельства российской истории.
     ‘трана, не  знавшаЯ  ђеформации -- парадоксально  лишь  контрреформацию
(раскол),  народ, часто  путавший, где Ѓог, а  где  царь --  ориентировались
более на евангельскую букву, чем на евангельскую притчу. “пор на  буквальное
прочтение  текста  способствовал  развитию  в ђоссии  литературоцентристской
культуры, с  которой  свЯзаны  высочайшие  взлеты и  глубочайшие  падениЯ  в
истории нации.
     ѓлавный нравственный источник западного мира -- Џисание -- многосмыслен
и  альтернативен.  „аже  самаЯ  определеннаЯ  из речей  €исуса  --  ЌагорнаЯ
проповедь -- допускает множество  толкований.  „аже  когда "ученики  сказали
…му: длЯ чего  притчами говоришь  им? Ћн сказал им в ответ: ...потому говорю
им притчами, что они видЯ не видЯт, и слыша не слышат, и не разумеют" (Њатф.
13:11-15) -- это  снова иносказание. €  так со всеми евангельскими притчами:
истина, скрытаЯ в них, всегда неоднозначна, сложна, диалектична.
     ђоссийскаЯ мысль подошла было к понЯтию  альтернативной нравственности.
Ќо произошли исторические событиЯ -- и вновь  воцарилась  догма, однозначнаЯ
мораль.  Ѓасни  Љрылова  --  тоже  догма,  но куда  более удобнаЯ,  внЯтнаЯ,
смешнаЯ.  Ђ главное  --  усвоеннаЯ в  детстве, когда  вообще все усваиваетсЯ
надежнее и долговечнее.
     Ќо раз в силу отсутствиЯ демократических институтов и гласности, мораль
в  ђоссии  тЯготела  к одноплановой  определенности,  то не  отразил  ли это
Љрылов, опираЯсь  на народную мудрость?  Џишет  же  ѓоголь:  "Ћтсюда-то  (из
пословиц)  ведет  свое  происхождение  Љрылов".  ‚  любом  учебнике  русской
литературы  --  общее  место,  что моралистические концовки  басен  вытекают
непосредственно из народных пословиц. Ќо так ли это?
     Ќа  самом деле, фольклор отнюдь  не  сводитсЯ к рЯду  прописных  истин.
„ействительно, любой басне Љрылова можно подобрать аналог среди пословиц. Ќо
с тем же успехом  -- и прЯмо противоположную концепцию. ’ам, где  баснописец
предлагает готовый рецепт, народное сознание ставит перед выбором.
     ‚ басне "Њартышка и очки" бичуетсЯ невежество. Џословица вторит: "“мный
смирЯетсЯ, дурак надуваетсЯ". Ќо рЯдом существует и другое изречение: "Њного
ума -- много греха". €ли еще циничнее: "Ќе штука разум, штука деньги".
     •вастатьсЯ  и  врать нехорошо  --  поучает  Љрылов в басне  про синицу,
котораЯ грозила  поджечь море. Џравильно  -- соглашаетсЯ народ: "„оброе дело
само себЯ хвалит". Ќо и: "Ќе бывает полЯ без ржи, а слова без лжи".
     "‹арчик" ратует за простоту без  суемудриЯ. Џословица  тоже  умилЯетсЯ:
"ѓде просто, там  ангелов со сто",  но тут  же опровергает:  "Џростота  хуже
воровства".
     ‘   детства   всем   известно,   что  трудолюбивый  Њуравей  --   герой
положительный, а попрыгуньЯ ‘трекоза -- отрицательный.  Ђ народ сомневаетсЯ:
есть и "•очешь есть калачи,  так не сиди на печи", и -- "Ћт работы не будешь
богат, а будешь горбат".
     €  так  -- с любой темой. ‡наменитое русское хлебосольство  отражено  в
пословицах нарЯду с известным "ѓость в дом -- Ѓог в дом" и  менее популЯрным
"•орош гость, коли редко ходит". „иалектический  подход блестЯще представлен
в  пословицах о  пьЯнстве: от  "Њного вина  пить,  беде  быть" -- к "ЏьЯница
проспитсЯ, к делу годитсЯ" -- и до "ЏьЯн да умен, два угодьЯ в нем".
     ‚се   это  не  похоже  на  лапидарность  крыловских   формул,   которые
выскакивают из русского человека  быстрее, чем он успевает их осмыслить. "‡а
то, что  хвалит он  Љукушку", "Ђй,  Њоська, знать  она сильна", "“  сильного
всегда  бессильный виноват", "ђечей не тратить по-пустому,  где нужно власть
употребить"...
     Џроизошло удивительное.  Ќе Љрылов зафиксировал  нравственную  мудрость
народа в  форме басен.  ќто народ  зафиксировал в  своем сознании крыловские
басни в качестве нравственной мудрости.
     ‘лишком   многое   в  российской  истории  сопротивлЯлось  тому,  чтобы
моральным кодексом управлЯла  принципиальнаЯ  диалектичность этических норм,
идущаЯ от мифов, ‘ократа, евангельской притчи, рационализма, индивидуализма.
‚се эти глобальные идеи трансформировались в ђоссии особым образом.
     Ђ  Љрылов   --   всегда   рЯдом.  “добный,   простой,   запоминающийсЯ,
однозначный. ‘набдивший набором  нетленных  истин  про  мартышек  и кукушек.
€збавивший от хлопот  альтернативного мышлениЯ, химеры терпимости,  разброса
плюрализма, утомительной многослойности демократического сознаниЯ.
     …сть соображение о том,  что полнота жизни терпит ущерб от  незнаниЯ  и
неумениЯ осознать многообразие путей добра и зла. Ќо и на это есть  баснЯ --
про ‹Ягушку, котораЯ хотела раздутьсЯ до размеров ‚ола, да лопнула.
     Ћбщественное,   идеологическое,   надлитературное    значение   Љрылова
подчеркиваетсЯ  даже его  долголетием. Ћн как-то  сумел охватить весь период
становлениЯ русской словесности. Џочти ровесник Љарамзина, он был на 30  лет
старше Џушкина и на 45 -- ‹ермонтова, и пережил их всех. Ћн  вошел в историю
культуры  патриархом -- беспечным, ленивым, спокойным, знающим что-то такое,
что доверил только безмолвному клодтовскому зверью у основаниЯ памЯтника.
     Ђ  ђоссиЯ уже столько лет бьетсЯ над загадкой  Љрылова, которого лучшие
умы  либо   недолюбливали  (‚Яземский),   либо  хвалили   за  несущественное
(Ѓелинский, ѓоголь) и несуществующее (Џушкин) и обсуждали: низкий жанр баснЯ
или нет, подлиннаЯ поэзиЯ у Љрылова или  второразрЯднаЯ. Ќо Љрылов создал не
литературный  жанр,   а   этическую  систему,  даже  предусмотрел  в   своем
универсальном  басенном комплексе  недооценку и неблагодарность  --  написав
"‘винью под дубом".


        —“†Ћ… ѓЋђ…. ѓрибоедов


     Ћдин из  главных  вопросов  российского  общественного  сознаниЯ  можно
сформулировать так: глуп или умен —ацкий?
     "Њы  в  ђоссии  слишком много  болтаем,  господа",--  цедили  поколениЯ
мыслЯщих русских людей. ‚ этой  сентенции предполагалсЯ  ответ на  множество
проклЯтых вопросов  --  настолько было  Ясно, что слово  и дело  понЯтиЯ  не
просто разные, но и антагонистические.
     …сли  —ацкий  глуп  -- все в  порЯдке. ’ак  и  должно  быть:  человеку,
исполненному подлинной глубины и силы, не пристало то  и дело психопатически
разражатьсЯ длинными  речами,  беспрестанно  каламбурить и потешатьсЯ над не
достойными вниманиЯ объектами.
     —еловек, противопоставивший  себЯ обществу -- а сюжет "ѓорЯ от ума"  на
этом  и  построен --  обЯзан  осознать  свою  нелегкую,  но честную  миссию.
Џустозвонство  же  —ацкого  --  раздражает.  Ћн ошарашивает  с первых реплик
своего поЯвлениЯ, до всех  ему  есть дело:  "’от  черномазенький, на  ножках
журавлиных... Ђ  трое из  бульварных лиц,  которые с полвека молодЯтсЯ?..  Ђ
тетушка? все девушкой, Њинервой?.. Ђ ѓильоме, француз, подбитый ветерком?.."
€ так далее -- —ацкий тараторит, не останавливаЯсь,  так что ‘офьЯ вынуждена
резонно  вставить:  "‚от  вас  бы  с  тетушкою  свесть,  чтоб всех  знакомых
перечесть".
     € точно:  —ацкий,  знаменитый  острЯк,  пробавлЯетсЯ  досужими толками,
перемыванием косточек, сплетнЯми.
     …сли он декабрист, борец, революционер, диссидент -- зачем ему все это?
—ацкий ничуть не  похож на  современных ему лучших  людей  ђоссии: в нем нет
вдохновенной   пылкости   ђылеева,    угрюмой   сосредоточенности   ЏестелЯ,
лихорадочной готовности на все Љаховского.
     Љак к пустослову и отнеслись к герою ѓрибоедова критические умы.
     Џушкин: "—ацкий  совсем  не  умный  человек...  Џервый  признак  умного
человека -- с первого взглЯда знать, с кем  имеешь  дело, и не метать бисера
перед ђепетиловым и тому под."
     Ѓелинский: "—ацкий... хочет исправить общество от его глупостей:  и чем
же?  своими собственными  глупостЯми,  рассуждаЯ с  глупцами и  невеждами  о
"высоком  и  прекрасном"...  ќто  просто крикун, фразер,  идеальный  шут, на
каждом шагу профанирующий все свЯтое, о котором говорит".
     ‚  самых последних словах,  пожалуй, и  есть  разгадка такого неприЯтиЯ
—ацкого:  он профанирует  свЯтое.  ‘ознание  сверхзадачи  ("хочет  исправить
общество") обЯзано сообщать  человеку черты сверхсущества. Џо сути, он лишен
права иметь недостатки, естественные  надобности,  причуды. € уж,  во всЯком
случае,   наделенный  свЯтыми   намерениЯми  человек  не  может   понапрасну
расплескивать свой праведный гнев.
     ‚ основе  такого представлениЯ о борце,  выступающем против общества --
вера   в  серьезность.  ‚се,  что  весело  --  признаетсЯ  легкомысленным  и
поверхностным.  ‚се, что серьезно  -- обЯзано быть  мрачным и  скучным.  ’ак
ведетсЯ в ђоссии от ‹омоносова до наших дней. …вропа уже столетиЯми хохотала
над своими „он-Љихотами, ЏантагрюэлЯми, ‘имплициссимусами,  ѓулливерами, а в
ђоссии  литераторов ценили не столько за юмор и веселье, сколько вопреки им.
„аже Џушкина. „аже ѓоголЯ!
     ‡ов к  высоким идеалам  и бичевание  пороков -- вот занЯтие  достойного
российского человека. ’ут все серьезно, и программные документы  декабристов
нельзЯ отличить от царских указов, а декларации диссидентов по Языку и стилю
-- близнецы постановлений –Љ.
     Ђ  вот  конфликт   —ацкого  с   обществом  ”амусова  --  прежде  всего,
стилистический, Языковой. —ацкий изъЯснЯетсЯ изЯщно, остроумно, легко, а они
-- банально, основательно,  тЯжеловесно. Џримечательно, что самые знаменитые
реплики противников —ацкого запомнились не своей реакционностью, а редкостью
юмористической   окраски:   например,   идеЯ  ‘калозуба   заменить  ‚ольтера
фельдфебелем  --  очень смешна. Ќо  это одно  из  немногих  исключений.  ‚се
веселое (читай: легкомысленное, поверхностное) в пьесе принадлежит  —ацкому.
ќтим он и  раздражает общество.  ‹юбое  общество  -- в том числе и Џушкина с
Ѓелинским.
     ‚еликий  русский  поэт врЯд  ли  прав  в  оценке  грибоедовского героЯ:
метание бисера не есть признак человека неумного и  пустого. ќто просто иной
стиль, другаЯ манера, противоположное мировоззрение. € характерно, что самым
Ярким представителем такого несерьзного  стилЯ  в  ђоссии был -- сам Џушкин.
ЌечеловеческаЯ (буквально) легкость  возносила Џушкина над  эпохой и людьми.
Ќечто родственное такому необЯзательному полету -- и у —ацкого.
     Љритик  режима  и неЯвный  революционер, —ацкий обЯзан  был,  вероЯтно,
выглЯдеть  и  вести  себЯ  иначе.  ‚  духе  времени  это  могло  быть что-то
байроническое  -- бледное  и в плаще. Ќо  те грандиозные годы  дали  русской
литературе две спровоцированные Ѓайроном фигуры большого масштаба -- Ћнегина
и Џечорина. —ацкий же -- персонаж другого театра: шекспировского.
     —ацкий ЯвлЯетсЯ, выкрикиваЯ и насмехаЯсь,  и сразу напоминает одного из
самых  Ярких героев  експира -- Њеркуцио. Ћчаровательный балаболка, фиглЯр,
не  щадЯщий  никого  ради  красного  словца,  тот так  же неизбежно  идет  к
трагическому финалу. ‚  первых сценах "ђомео  и  „жульетты" мы еще не знаем,
что Њеркуцио произнесет потрЯсающий монолог о королеве Њаб и  умрет от шпаги
’ибальта. €  первоначальнаЯ безмЯтежнаЯ болтовнЯ —ацкого никак не предвещает
Яростных проповедей и позорного изгнаниЯ в звании сумасшедшего.
     Ќо Њеркуцио умирает за три  действиЯ  до  конца пьесы и потому не может
пройти  естественный  путь  развитиЯ,  становЯсь тем,  кем мог бы  стать  --
ѓамлетом. Ђ —ацкий проходит всю дорогу надежд, разочарований, горечи, краха,
на глазах читателЯ набираЯсь желчи и мудрости.
     „атского  принца и  российского дворЯнина  объединЯет  не только клеймо
официального безумиЯ. ‘хожи  их наблюдениЯ над жизнью и сделанные выводы,  и
даже монологи  и реплики находЯтсЯ в стилевом соответствии. "ђаспалась свЯзь
времен" -- по-русски это вышло чуть многословнее:

     € точно, начал свет глупеть,
     ‘казать вы можете, вздохнувши;
     Љак посравнить да посмотреть
     ‚ек нынешний и век минувший.

     Џолтора ученых  века  вставлЯли  —ацкого в  привычную шкалу  ценностей,
неважно  --  с каким  знаком. Џодвижник свЯтого дела -- значит, борец.  …сли
болтун -- значит,  предатель свЯтого дела. ЋпЯть-таки не важно, какое именно
дело имеетсЯ в виду: что-то достойное, благородное, нужное.
     Џолтора  школьных  века  заучивали  общественно-полезные  монологи:   о
помещике, обменЯвшем крепостных на собак; о Њаксим Џетровиче, упавшем наземь
перед императрицей; о французике из Ѓордо и французско-нижегородском говоре.
‡а всей этой социальной Яростью потерЯлсЯ истинный, свой, голос героЯ.

     Ќу вот и день прошел, и с ним
     ‚се призраки, весь чад и дым
     Ќадежд, что душу наполнЯли.
     —его Я ждал? что думал здесь найти?
     ѓде прелесть этих встреч? участье в ком
     живое?
     Љрик! радость! обнЯлись! -- Џустое.
     ‚ повозке так-то на пути
     Ќеобозримою равниной, сидЯ праздно,
     ‚се что-то видно впереди
     ‘ветло, синe, разнообразно;
     € едешь час, и два, день целый; вот резво
     „омчались к отдыху; ночлег: куда ни
     взглЯнешь,
     ‚се та же гладь и степь, и пусто и мертво...
     „осадно, мочи нет, чем больше думать
     станешь

     Љто произнес эти страшные безнадежные  слова,  эти сбивчивые  строки --
одни  из  самых  трогательных  и  лиричных в русской поэзии? ‚се  он  же  --
Ђлександр Ђндреич —ацкий, российский ѓамлет.
     ‡десь  гладкопись   "ѓорЯ   от   ума"   начисто   исчезает,   и  ловкий
четырехстопный Ямб переходит в пЯти-, а затем и в тЯжеловесный шестистопный.
ќто нестройное мышление истинно трагического героЯ.
     ќто   шекспировский  тупик  умного,  несчастного,   глубоко   и   тонко
чувствующего человека. Џросто времЯ иное, да и жанр другой. Џотому рЯдом  не
обреченнаЯ ЋфелиЯ, а ветренаЯ ‘офьЯ ("не то блЯдь, не то московскаЯ кузина",
по Џушкину). € противник  --  не ‹аэрт  с  отравленной  шпагой, а Њолчалин с
бумагами.  €  после  главных  слов  поЯвлЯетсЯ не кающаЯсЯ мать,  а  балагур
ђепетилов.
     Љарнавально, по-меркуциевски  начав,  —ацкий избежал  его  смертельного
исхода -- хотЯ мог и не избежать: дуэли были в ходу, и был же ранен на дуэли
с џкубовичем сам ѓрибоедов. Ћднако "ѓоре  от ума" --  комедиЯ,  стрельба тут
неуместна. Ќо конец —ацкого так  же трагичен, как конец ѓамлета, до которого
не  успел  вырасти  Њеркуцио.  —ацкий,   конечно,  остаетсЯ  жив  и  куда-то
благополучно  уезжает  в карете. Ќо  это  и есть гибель --  исчезновение  со
сцены. ‚ конце концов, куда унесли ѓамлета четыре капитана? ‡а кулисы.
     Ќо в соответствии с гражданским подходом к  литературе закулисное бытие
грибоедовского героЯ тоже волновало общественность -- и не меньше, чем бытие
сценическое.  ’е, кто оценивал пьесу как прогрессивную, полагали, что —ацкий
пойдет  прЯмиком   в   революцию.  Ћднако   почвенник  „остоевский  по-иному
анализировал реплику "Ѓегу, не оглЯнусь, пойду искать по свету..." Ћн писал:
"‚едь у него только и свету, что в его  окошке, у московских  хорошего круга
--  не  к  народу же он пойдет. Ђ так как московские его отвергли, то значит
"свет" означает здесь …вропу. ‡а границу хочет бежать."
     Љонцовка  соображениЯ  звучит  прЯмым  доносом,  и это  современно. ’ак
современен и своевременен главный вопрос: глуп или умен —ацкий? …сли, будучи
носителем прогрессивных оппозиционных идей -- глуп, то тогда понЯтно, почему
он  суетитсЯ, болтает, мечет бисер и профанирует. …сли  же  признать —ацкого
умным,  то надо признавать и то, что  он  умен по-иному.  ЋсмелимсЯ сказать:
умен  не  по-русски.  Џо-чужому.  Џо-чуждому.  „лЯ  него  не  разделены  так
бесповоротно слово и дело,  идеЯ  обЯзательной серьезности  не  давит на его
живой, темпераментный интеллект.
     Ћн  иной  по стилю. ђазве общество отвергает —ацкого за  идеи?  Џрочтем
отрывок:
     Ђ все Љузнецкий мост, и вечные французы,
     Ћттуда моды к нам, и авторы, и музы:
     ѓубители карманов и сердец!
     Љогда избавит нас творец
     Ћт шлЯпок их! чепцов! и шпилек! и булавок!
     € книжных и бисквитных лавок!
     Џо шутовскому образцу:
     •вост сзади, спереди какой-то чудный выем,
     ђассудку вопреки, наперекор стихиЯм;
     „виженьЯ свЯзаны, и не краса лицу;
     ‘мешные, бритые, седые подбородки!
     Љак платьЯ, волосы, так и умы коротки!..

     Џламенное проклЯтие иноземному  засилию.  Љто  же это так  возмущен? „а
все:  первые  шесть строк  в этом составном  монологе принадлежат  ”амусову,
последние шесть -- —ацкому.
     ’ак кочуют по пьесе и по жизни основополагающие российские идеи.  Ђ кто
высказывает их -- не различить под гладким покровом русского Ямба.
     —ацкий враг ”амусову в ином. Ћбществу не нравитсЯ его стиль: ерничанье,
шпильки, неуместный смех. —еловек положительный и рассудительный так себЯ не
ведет.  ќто -- осознанно  или  нет --  ощущаетсЯ  и персонажами  пьесы, и ее
читателЯми. ‚едь и  сумасшедшим  —ацкого объЯвлЯют  всего лишь за насмешки и
несерьезность. Џоводом становитсЯ реплика ‘офьи после очередной  пикировки с
—ацким: "Ћн не своем уме". •отЯ в той конкретной перебранке —ацкий ничего из
рЯда вон выходЯщего не сказал:

     Њолчалин! -- кто другой так мирно все уладит!
     ’ам моську вовремЯ погладит,
     ’ут впору карточку вотрет...

     ‚Ялые  нападки,  но примечательные.  Њолчалин  и  все другие  соблюдают
правила  игры  ("вовремЯ  погладит").  Ђ  —ацкий -- нет.  Ћн играет по своим
правилам.
     ‘тилистическое   различие  важнее  идейного,   потому  что  затрагивает
неизмеримо  более  широкие аспекты жизни -- от манеры сморкатьсЯ  до  манеры
мыслить. Џоэтому так  странен окружающим —ацкий, поэтому так  соблазнительно
объЯвить его сумасшедшим, взбалмошным, глупым, поверхностным. Ђ он, конечно,
вменЯем, умен, глубок. Ќо -- по-другому. Ћн -- чужой.
     ќта чуждость  обусловила не утихающие полвека  споры  --  кто  ЯвлЯетсЯ
прототипом  —ацкого.  ‘лишком   непонЯтен   грибоедовский  герой,  требуетсЯ
поместить его в какую-нибудь шкалу:  ретроградов или революционеров, дураков
или мудрецов, или уж, по крайней мере, найти ему соответствие в истории.
     €  во  всех  концепциЯх сквозит недоумение: зачем с такой парламентской
страстью   выступать   перед  недоумками?  ‚  этом  и  вправду  присутствует
недостаток  здравого смысла  -- но  не ума! ќто  разные  категории,  и  если
здравым смыслом обладает как раз  масса, то ум -- удел одиночек. …сли же эти
одиночки еще и  преступно  веселы, то осуждение  следует незамедлительно: за
отказ  от положительных идеалов, нигилизм, беспринципность, цинизм, пустоту,
забвение свЯтынь. ЃлестЯщие интеллектуальные вертопрахи, вроде  —ацкого,  во
все  российские времена портили правильную  картину  противостоЯниЯ  добра и
зла.
     ЌерусскаЯ  новизна  грибоедовского героЯ вызывала сомнениЯ  и  в  самом
качестве "ѓорЯ от ума". "Ќи плана, ни мысли главной, ни истины" не обнаружил
в  комедии  Џушкин,  тут же воздав должное  автору:  "ѓрибоедов очень умен".
Џримерно то же писал ѓрибоедову Љатенин: "„арованиЯ больше, чем искусства".
     ЏодтверждаЯ  характеристику  Џушкина,   ѓрибоедов   возражал  Љатенину:
"€скусство только в том и состоит, чтоб подделыватьсЯ под дарование".
     ќто   --  блистательнаЯ   отповедь   гениального   дилетанта   крепкому
профессионалу.  ’огда,  в самом начале  русской  литературы, такое торжество
дара над ремеслом еще было возможно. ѓрибоедов и был одним из последних, кто
занимал промежуточное место между любимцем муз и властителем дум.
     “ него была другаЯ профессиЯ, но в истории ђоссии. ѓрибоедов осталсЯ не
дипломатом, а писателем.  Ћн, погибший в 34  года, занЯл место рЯдом с вечно
молодыми поэтами  ђоссии -- Џушкиным,  ‹ермонтовым, …сениным, ЊаЯковским. Ќо
пал жертвой  не поэтической  деЯтельности: персы  растерзали  его  как посла
империи