†ан †ене. Ѓогоматерь цветов

Ћцените этот текст:
†ан †ене. Ѓогоматерь цветов

---------------------------------------------------------------
Jean Genet "Notre-Dame des Fleurs" (1942)
Џеревод: …лена ѓришина, ‘ергей ’абашкин
Њ.: †урнал "Ђзазель", издательство "ќргон", 1993
OCR, spellcheck: Alexandr V. Rudenko (22 липнЯ 2001 р.) avrud@mail.ru
---------------------------------------------------------------

Ѓез Њориса Џилоржа,
чьЯ смерть навсегда
отравила мою жизнь, Я
бы никогда не написал
эту книгу.
Ћна посвЯщаетсЯ его
памЯти.
†.†.

‚ейдманн поЯвилсЯ в пЯтичасовом выпуске: голова в белых бинтах, словно
монахинЯ или раненый летчик, упавший на поле ржи сентЯбрьским днем, похожим
на тот, когда возвещено было имЯ Ќотр-„ам-де-”лер [1]. €зображение его
прекрасного лица, размноженное газетами, обрушилось на Џариж и на всю
”ранцию, на самые отдаленные деревушки, на хижины и на замки; и буржуа с
тоской осознали, что в их повседневную жизнь проникли обольстительные
убийцы: тайком они прокрались в их сны и собираютсЯ их нарушить, прокрались
по черной лестнице; а она, их сообщница, даже не скрипнула. Џод его
портретом сиЯли его преступлениЯ: убийство No 1, убийство No 2, убийство No
3, и так - до шести, они говорили о его тайном величии и предсказывали
будущую славу.
—уть раньше негр по имени ‘олнечный Ђнгел убил свою любовницу.
—уть позже рЯдовой Њорис Џилорж прикончил своего любовника ќскудеро,
чтобы украсть у него всего-то тысЯчу франков; потом, в день двадцатилетиЯ,
ему отрубили голову; помните, он тогда украдкой сделал нос разъЯренному
палачу.
Ќаконец, лейтенант с военного кораблЯ, совсем мальчишка, предал только
ради того, чтобы предать, и его расстрелЯли.
‚ честь их преступлений Я и пишу свою книгу.

’о, как чудесно распускались эти прекрасные и мрачные цветы, мне было
дано узнать не сразу: об одном Я прочел на обрывке газеты, о другом
мимоходом обмолвилсЯ мой адвокат, третий был рассказан, почти пропет,
арестантами, - их пение, кажущеесЯ фантастическим, заупокойным (словно De
Profundis), как жалобные песни, которые они поют по вечерам, пронизываЯ
камеры, доходит до менЯ прерывистым, искаженным, исполненным отчаЯниЯ. ‚
конце фраз голос срываетсЯ, и это придает ему такую сладость, что, кажетсЯ,
ему вторЯт сами ангелы, и оттого Я испытываю ужас: ангелы внушают мне ужас,
когда Я представлЯю их - ни духа, ни плоти, белые, невесомые и пугающие, как
полупрозрачные фигуры призраков.
ќти убийцы, теперь уже мертвые, тем не менее приходЯт ко мне, и всЯкий
раз, когда одна из этих скорбных звезд падает в моей камере, сердце мое
бьетсЯ, сердце колотитсЯ, его стук - точно барабаннаЯ дробь, возвещающаЯ о
сдаче города. ‡а этим следует возбуждение, подобное тому, которое скрутило
менЯ и оставило на несколько минут нелепо скрюченным, когда Я услышал гул
пролетающего над тюрьмой немецкого самолета и разрыв брошенной поблизости
бомбы. Ќа мгновение Я увидел одинокого ребенка, несущегосЯ в своей железной
птице, смеЯсь и сеЯ смерть. ђади него одного все это неистовство сирен и
колоколов, 101 орудийный залп на площади „офин, вопли ненависти и страха.
‚се камеры задрожали, затрепетали, обезумев от ужаса, заключенные колотили в
двери, катались по полу, вопили, рыдали, проклинали и молили Ѓога. ЏовторЯю,
Я увидел, или думал, что вижу, восемнадцатилетнего ребенка в самолете, и со
дна своей 426-й камеры Я улыбнулсЯ ему с любовью.
џ не знаю, им ли на самом деле принадлежат те лица, что забрызгали
собой, словно жемчужной грЯзью, стену моей камеры, но не случайно же Я
вырезал из журналов именно эти прекрасные головы с пустыми глазами. џ
говорю: пустыми, потому что все они светлые и, должно быть, небесно-голубые,
похожие на стальную нить, к которой подвешена светЯщаЯсЯ прозрачнаЯ звезда,
голубые и пустые, как окна недостроенных домов, сквозь которые в окна
противоположной стены можно увидеть небо. Љак солдатские казармы, открытые
по утрам всем ветрам, кажутсЯ пустыми и чистыми, хотЯ на самом деле населены
опасными самцами, развалившимисЯ как попало на своих койках. џ говорю:
пустыми, но если они закроют веки, то их вид будет тревожить менЯ еще
больше; как тревожат девушку зарешеченные окна огромной тюрьмы, мимо которой
она идет; за ними спит, грезит, бранитсЯ и брызжет слюной племЯ убийц,
превращающих каждую камеру в гнездо шипЯщих змей, но вместе с тем и во
что-то вроде исповедальни с пыльными саржевыми занавесками. ‚ этих глазах,
на первый взглЯд, нет ничего мистического, таинственного, как в некоторых
старинных крепостЯх - ‹ионе или –юрихе, - но они гипнотизируют менЯ так же,
как пустые театры, заброшенные тюрьмы, выключенные механизмы и пустыни, ибо
пустыни сродни крепостЯм, они закрыты и не сообщаютсЯ с бесконечностью. ‹юди
с такими лицами вызывают у менЯ ужас, когда Я на ощупь пробираюсь между ними
но зато - что за чудеснаЯ неожиданность, когда в их лабиринте, за поворотом,
к которому приближаюсь с замирающим сердцем, Я не нахожу ничего, кроме
вздыбленной пустоты, осЯзаемой и надменной, как прикосновение монаршей руки.
Љак Я уже сказал, Я не уверен, что именно эти головы принадлежат моим
гильотинированным друзьЯм, но, по Явным признакам, Я понЯл: они, висЯщие на
стене, гибкие как ремешки хлыста, и твердые как стеклЯнный нож, ученые, как
дети, играющие в доктора, и свежие, как незабудки, - избраны стать
вместилищем чудовищных душ. ѓазеты редко доходЯт до моей камеры, и с самых
красивых страниц, как в майских садах, обычно уже оборваны самые красивые
цветы - это парни-"коты". "Љоты" [2] непреклонные, строгие, с расцветшими
членами, так что Я уже перестаю понимать, лилии они или члены, или лилии и
члены - не совсем они, до такой степени, что вечером, стоЯ на коленЯх, Я
мысленно обнимаю руками их ноги: их твердость поражает менЯ, и Я начинаю
путать их, и воспоминание, которое Я отдаю в жертву моим ночам, это
воспоминание о тебе, лежащем неподвижно, пока Я ласкал тебЯ; и только твой
обнаженный и подрагивающий член врывалсЯ в мой рот с неожиданным
остервенением бродЯги, пронзающего шлЯпной булавкой чернильную каплю у себЯ
на груди. ’ы не шевелилсЯ, не спал, не грезил, ты был где-то далеко,
неподвижный и бледный, застывший, напрЯженно вытЯнувшийсЯ на плоскости
кровати, как гроб на поверхности морЯ, и Я не сомневалсЯ в нашей
целомудренности, когда чувствовал, как ты несколькими толчками изливаешьсЯ в
менЯ белой теплотой. ‚озможно, ты играл в наслаждение. ‚ этот момент тихий
экстаз навещал тебЯ, и вокруг твоего блаженствующего тела возникало
невероЯтное сиЯние, подобное мантии, из которой высовывались твои голова и
ноги.
Љороче, мне удалось собрать десЯтка два фотографий, и Я приклеил их
разжеванным хлебным мЯкишем к оборотной стороне картонного распорЯдка днЯ,
висЯщего на стене. Ђ некоторые Я приколол кусочками латунной проволоки,
которую приносит мастер, чтобы Я нанизывал на разноцветные стеклЯнные
бусинки.
€з этих бусинок другие заключенные делают похоронные венки, а Я
смастерил из них рамки в форме звезды длЯ тех, кто навернЯка были настоЯщими
преступниками. Џо вечерам, так же, как вы открываете окно на улицу, так Я
переворачиваю распорЯдок днЯ оборотной стороной к себе. “лыбки и недовольные
гримасы неумолимо проникают в менЯ через все подставлЯемые мною отверстиЯ,
их энергиЯ наполнЯет и поднимает менЯ. џ живу в их водовороте. Ћни
определЯют мои привычки, которые вместе с ними служат мне и семьей к
единственными друзьЯми.
‚озможно, среди этих двадцати заблудилсЯ кто-нибудь, кто ничем не
заслужил тюрьмы: какой-нибудь спортсмен, чемпион. Ќо если уж Я его
пригвоздил к моей стене, значит, все-таки Я заметил у него где-нибудь в
уголке рта или в прищуре глаз дьЯвольский знак монстра. Љакой-то изъЯн в их
лицо или в запечатленном жесте подсказывает мне, что длЯ них не невозможно
менЯ полюбить, потому что они любЯт менЯ, только если они - монстры; можно
даже сказать, что этот случайно затерЯвшийсЯ сам сделал выбор и оказалсЯ
здесь. ‚ качестве свиты и придворных с обложек разных приключенческих
романов Я подобрал им молодого метиса мексиканца, гаучо, кавказца, а со
страниц книжек, которые передаютсЯ из рук в руки на прогулках, - несколько
неумелых рисунков на полЯх: профили сутенеров и бандитов с дымЯщимисЯ
сигаретами в зубах, или силуэт какого-нибудь типа с торчащим членом.
Џо ночам Я люблю их, и моЯ любовь вселЯет в них жизнь. „нем Я занЯт
своими мелкими заботами. џ - словно хозЯйка, котораЯ следит, чтобы хлебнаЯ
крошка или перышко пепла не упали на паркет. Ќо уж ночью! ‘трах перед
надзирателем, который вдруг может включить свет и заглЯнуть в глазок,
вынуждает менЯ соблюдать гнусные предосторожности; Я боюсь выдать себЯ даже
шуршанием простыни, но мои жесты, проигрываЯ по части благородства,
становЯсь тайными, лишь усиливают наслаждение. џ словно плыву. Џод простыней
моЯ праваЯ рука нежно скользит, по несуществующему лицу, а затем и по всему
телу преступника, которого Я избрал, чтобы он разделил сегоднЯ со мной мое
счастье. Љисть левой руки замыкает пальцы на несуществующем органе, который
сперва сопротивлЯетсЯ, а потом сдаетсЯ, раскрываетсЯ, и сильное мощное тело
выдвигаетсЯ из стены, приближаетсЯ, падает и размазывает менЯ по тюфЯку, на
котором остались пЯтна от более чем сотни заключенных; Я же тем временем
грежу о счастье, в которое погружаюсь, и что мне до ѓоспода Ѓога и его
ангелов!
Ќикто не может сказать, выйду ли Я отсюда, и если выйду, то когда.
‘ помощью моих неизвестных любовников Я и напишу эту историю. ‚от они,
мои герои, приколоты к стене, мы вместе здесь, за решеткой. Џо мере тог как
вы будете читать эту книгу, ее персонажи, сама „ивина [3], и Љюлафруа, будут
падать с тюремной стены на страницы, удобрЯЯ мое повествование подобно
мертвым листьЯм. Ќужно ли мне рассказывать об их смерти? ‚се воспримут ее
как смерть того, кто, услышав на суде свой приговор, произнес с прирейнским
акцентом: "џ уже прошел через это" (‚ейдманн).
Њожет случитьсЯ, что эта историЯ не во всем покажетсЯ вымышленной, и в
ней, вопреки моим намерениЯм, послышитсЯ голос крови: это когда ночи Я буду
битьсЯ головой о какую-нибудь дверь, высвобождаЯ мучительные воспоминаниЯ,
которые преследуют менЯ с рождениЯ мира; простите мне это. ЊоЯ книга
претендует лишь на то, чтобы быть частичкой моей внутренней жизни.
Џорой надзиратель в мЯгких тапочках бросает мне приветствие через
окошечко камеры. Ћн заговаривает со мной и, сам того не желаЯ, подробно
рассказывает о моих соседЯх: мошенниках, поджигателЯх, фальшивомонетчиках,
убийцах, малолетних преступниках, которые катаютсЯ по полу с криками:
"Њамочка, помоги!" •лопает, закрываЯсь окошечко, и Я остаюсь один на один с
этими милыми господами, которые проскользнули ко мне и которых тепло
постели, утренний покой заставлЯет корчитьсЯ, пытаЯсь ухватить конец нити и
распутать клубок ухищрений, свЯзей, жестоких и хитроумных орудий, с помощью
которых, помимо всего прочего несколько розоволицых девочек превратились
белых покойниц. €х головы и ноги Я тоже хочу перемешать с моими друзьЯми на
стене, они войдут историю о ребенке. Ђ историю о „ивине Я переделаю на свой
вкус, чтобы наполнить камеру волшебными чарами (Я хочу сказать, что
благодарЯ этой истории моЯ камера будет зачарована). џ напишу историю
„ивины, о которой знаю так мало, историю Ќотр-„ам-де-”лер, и, уж не
сомневайтесь, свою собственную историю. Џриметы Ќотр-„ам-де-”лер: рост 171
см, вес 71 кг, лицо овальное, волосы светлые, кожа гладкаЯ, зубы ровные, нос
прЯмой.
„ивина умерла вчера посреди лужи крови, исторгнутой ею из собственной
груди, она испустила дух, в последнем заблуждении принЯв эту кровь за
воплощение той самой черной пустоты, на которую с трагической настойчивостью
указывала разбитаЯ скрипка, увиденнаЯ у следователЯ в груде вещественных
доказательств; так €исус показывал на свою золотистую Язву, в глубине
которой билось …го огненное ‘вЯтое сердце. ќто - божественнаЯ суть ее
смерти. „ругаЯ - наша - Явилась в потоках крови, залившей ее ночную рубашку
и простыни (безжалостное разЯщее солнце улеглось на окровавленных простынЯх
ее постели), приравнЯв ее смерть к убийству.
„ивина умерла свЯтой, и ее убили - убила чахотка.
Ќаступил Январь, и мы, в тюрьме, сегоднЯ утром на прогулке, тайком,
скромно, желаем друг другу счастьЯ в Ќовом году, как, наверное, делает,
приходЯ на работу, прислуга. ‚ качестве новогодних подарков старший
надзиратель раздал нам по маленькому пакетику крупной соли. ’ри часа днЯ. ‡а
решетками со вчерашнего днЯ идет дождь, дует ветер. Љак на дно океана, Я
опускаюсь в глубину мрачного квартала, застроенного тЯжелыми и
непроницаемыми длЯ обычного взглЯда домами, которые, однако, довольно легки
длЯ внутреннего взглЯда воспоминаний, ведь воспоминаниЯ состоЯт пористого
вещества. ‚ мансарде одного из этих домов и жила долгое времЯ „ивина.
Ћгромное окно зачарованно смотрит на маленькое Њонмартрское кладбище.
‹естница, ведущаЯ в мансарду, играЯ сегоднЯ значительную роль. Ћна
извилиста, словно коридор пирамиды, ведущий к входу в гробницу, в которую на
времЯ превратилось жилище „ивины. Џодземный ход поднимаетсЯ, напоминаЯ
чистотой своих изгибов мраморную руку велосипедиста смутно белеющую во
мраке. ‘ улицы лестница ведет к смерти. „оходит до последней часовни. ‡десь
уже пахнет разлагающимисЯ цветами, восковыми свечами и ладаном. ‹естница
поднимаетсЯ во тьму. ‘ каждой ступенью она истончаетсЯ и тает, сливаЯсь с
синевой. ќто лестничнаЯ площадка перед дверью „ивины. Ђ в это времЯ на улице
в черном ореоле маленьких плоских зонтиков, держа их, как букеты цветов,
стоЯт Њимоза ЏерваЯ, Њимоза ‚тораЯ, Њимоза Џолу-—етвертаЯ, Џервое Џричастие,
Ђнжела, Њонсеньор, Љастаньета, ђегина, словом, целаЯ толпа. Њожно было
продолжить этот длинный и скучный перечень существ с громкими именами,
которые ждут, сжимаЯ в другой руке, как зонтики, букетики фиалок; существ,
погрузившихсЯ в грезы, из которых кто-то из них, скажем, Џервое Џричастие,
выйдет оглушеннаЯ и потрЯсеннаЯ красотой похоронной церемонии. ‚едь памЯть
ее хранит благоуханные и волнующие, как пение, доносЯщиесЯ с того света
строчки сообщениЯ в вечерней газете: "Ќа усыпанном пармскими фиалками черном
ковре отелЯ "Љрийон" стоЯл украшенный серебром гроб черного дерева с
покоЯщимсЯ в нем набальзамированным телом принцессы Њонако. Џервое Џричастие
была нежным созданием. Ќа манер английских леди она вытЯнула подбородок,
потом подобрала его и завернулась в складки прекрасной истории, порожденной
ее мечтами, где все событиЯ ее тусклой жизни приобретали значительность, а
сама она была мертвой принцессой.
„ождь способствовал ее бегству.
Ќа головах педерастов-девочек были короны из стеклЯруса, точно такие же
Я делаю в своей камере, они приносЯт с собой запах мокрой пены и
воспоминаниЯ о белых надгробиЯх кладбища в моей деревне, о следах слизи,
оставленных на камнЯх улитками и слизнЯками.
€так, педерасты собрались внизу у лестницы. Ћни прижались друг к дружке
и неумолчно болтают, щебечут; девочки окружили великолепных, прЯмых,
молчаливых и неподвижных, как ветви дерева, мальчиков. ‚се в черном: брюки,
куртки, пальто, но их лица, молодые и старые, гладкие и морщинистые, словно
гербы, разделены на цветные квадраты. €дет дождь. ‘ шумом дождЯ смешиваетсЯ:
- ЃеднЯжка „ивина!
- ’ы только подумай, милаЯ! ‚ ее возрасте это было неизбежно.
- Ћна ведь уже не зарабатывала, как прежде!
- Њиньон [4] не пришел?
- ’ихо вы!
- Ќет, вы на нее посмотрите.
„ивина, не любившаЯ, чтобы кто-то ходил над ее головой, жила на
последнем этаже солидного дома в приличном квартале. “ его подъезда и
топталась всЯ эта шушукающаЯ компаниЯ. ‘ минуты на минуту катафалк,
запрЯженный скорее всего черной лошадью, прибудет, чтобы отвезти останки
„ивины в церковь, а затем - сюда, совсем рЯдом, на маленькое Њонмартрское
кладбище, куда ведет улица ђашель. Џроследовал ‚севышний с видом "кота".
ЃолтовнЯ стихла. ‘ непокрытой головой и очень элегантный, непринужденной
изЯщной походкой приближалсЯ улыбающийсЯ Њиньон-ЊаленькаЯ Ќожка. Џри всей
изЯщности в его поступи были какаЯ-то тЯжелаЯ величественность, как у
варвара, который вышагивает по грЯзи в дорогих сапогах на меху. ‚ерхнЯЯ
часть его тела сидела на нижней, как король на троне. ‘тоит мне представить
его, как ту же моЯ леваЯ рука лезет через прореху в кармане. € воспоминание
о Њиньоне не отступит, пока Я не закончу свое дело. Ћднажды дверь моей
камеры отворилась, и ЯвилсЯ он. Ќа мгновение он показало мне таким же
торжественным, как сама смерть выходЯщаЯ из оправы невероЯтно толстых
тюремных стен. Ђ вид у него был такой, будто он лежал голый в поле гвоздик.
“же в следующую же секунду всецело отдалсЯ ему, и словно через рот (не помню
кому принадлежат эти слова) он заполнил менЯ до самого сердца. ‡аполнил
настолько, что вытеснил менЯ самого, и теперь Я сливаюсь с гангстерами
налетчиками или "котами", и полициЯ по ошибке задерживает менЯ. ‚ течение
трех месЯцев он наслаждалсЯ моим телом, истЯзаЯ менЯ как только мог. џ
валЯлсЯ у него в ногах, а он топтал менЯ, как половую трЯпку. Џотом он
освободилсЯ и вернулсЯ к воровству, Я же не могу забыть его, его жесты, он
весь проЯвлЯетсЯ в них, как в гранЯх стекла, его жесты всегда казались
непредсказуемыми, их невозможно было представить следствием долгих раздумий.
“вы, от него, осЯзаемого, мне осталсЯ лишь гипсовый слепок с его гигантского
вставшего члена, слепок, сделанный самой „ивиной. Ѓольше всего менЯ поражали
крепость, а значит - красота его пениса, от ануса до самой головки.
џ бы сказал еще, что у него были кружевные пальцы, и при каждом
пробуждении его протЯнутые руки раскрывались, чтобы принЯть в себЯ Њир, это
придавало ему вид Њладенца €исуса, лежащего в ЯслЯх (пЯтка одной ноги на
щиколотке другой), но его внимательное лицо было обращено к небу изнанкой. Ђ
стоЯ, он походил на Ќижинского [5] на старых фотографиЯх, где тот снЯт в
одеЯнии из лепестков роз с руками, привычно сложенными корзинкой. …го
гибкое, как у скрипача, запЯстье изЯщно изогнулось. Ђ иногда он вдруг сам
себЯ душит трепетной, как у трагической актрисы, рукой..
ќто почти точный портрет Њиньона, ведь он - мы это еще увидим - был
гением жеста, одно воспоминание о котором возбуждает менЯ так, что Я уже не
в силах остановитьсЯ, пока моЯ рука не склеитсЯ от выпущенного на свободу
наслаждениЯ. Ћн вошел к смерти, ступаЯ по прозрачному воздуху. …го еще
называли греком или шулером; когда он проходил мимо, все гомики, и
Њонсеньер, и Љастаньета и все Њимозы, незаметно сделали грудью винтообразное
движение, и им показалось, что своими телами они, как вьюнки, оплели этого
красавца. Ѓезразличный и блестЯщий, как сталь ножа, которым забивают скот,
он прошел, расколов их на две части, которые вновь бесшумно соединились,
распространЯЯ легкий запах отчаЯниЯ, который ни с чем не спутаешь. Њиньон
поднЯлсЯ по лестнице, шагаЯ через ступеньку, широко и уверено, так что
казалось, что, достигнув крыши, он не остановитсЯ и уйдет дальше по
ступенькам голубого воздуха, в небо. ‚ мансарде, ставшей менее таинственной
после того, как смерть превратила ее в склеп (она утратила свою
двусмысленность, вернув себе вместе с чистотой вид беспричинной
бессвЯзности, который придавали ей эти удивительные похоронные предметы:
белые перчатки, фонарь, артиллерийскаЯ куртка и, наконец, все то, о чем мы
упомЯнем ниже), находилась лишь мать „ивины, ќрнестина, вздыхающаЯ под
траурной вуалью. Ћна уже стараЯ. Ќо она наконец-то получила эту
замечательную возможность, которою так долго ждала. ‘мерть „ивины позволит
ей, через внешние проЯвлениЯ отчаЯниЯ, через видимый траур слез., цветов и
крепа, освободитьсЯ от сотен ролей которые ей приходилось играть. ‚о времЯ
болезни, Я сейчас расскажу о ней, - когда „ивина-трюкачка была еще всего
лишь деревенским мальчишкой звалась ‹уи Љюлафруа, удача ускользнула из рук
ќрнестины. ‘о своей постели больной видел комнату, где ангел (опЯть это
слово волнует, влечет и в то же времЯ отталкивает менЯ. ЉрыльЯ у ни есть, а
вот есть ли у них зубы? Ќеужели с помощью этих тЯжелых, покрытых перьЯми
крыльев, "этих мистических крыльев", они и летают? Ђ их чудесное ангельское
имЯ: они менЯют его, если падают?, где ангел, солдат в голубой форме и негр
(ведь мои книги всегда будут лишь поводом изобразить солдата в голубом,
ангела и негра, играющих, словно братьЯ в кости или в бабки в темной или
светлой тюремной камере) составлЯли некое тайное сообщество, некоторого сам
он был исключен. Ђнгел, негр и солдат поочередно принимали облик его
школьных друзей, крестьЯн, но никогда - змеелова Ђльберто. ќто его поджидал
Љюлафруа в пустыне, чтобы ртом утолить свою знойную жажду звездной плоти.
—тобы утешитьсЯ, он, несмотрЯ на свой возраст, пыталсЯ найти счастье там,
где не было ничего приЯтного: в поле, чистом, пустынном и унылом, в поле
песка или лазури, в магнитном поле, немом и безжизненном, где не осталось ни
нежности, ни цвета, ни звуков. “же много раньше поЯвление на деревенской
дороге невесты в черном платье, но в белой фате, сверкающей, как молодой
пастух, засыпанный снегом, или как запудренный мукой светловолосый мельник,
или как Ќотр-„ам-де-”лер, которого он узнает позже и которого Я сам увидел в
своей камере как-то утром у отхожего места - с сонным лицом, розовым под
мыльной пеной, и всклокоченными волосами - раздваиваЯ его представление о
мире, открыло Љюлафруа, что поэзиЯ - это не мелодиЯ сладких извивов, потому
что фата падала складками резкими, четкими, строгими и ледЯными. ќто было
предостережением. Ћн ждал Ђльберто, а тот все не шел. Ќо в каждом входЯщем
крестьЯнине или крестьЯнке ему виделись черты змеелова. Ћни были как бы его
вестниками, посланцами, предтечами, несли впереди него часть его даров,
подготавливаЯ его приход, протаптываЯ ему дорогу. Ћни возглашали аллилуйЯ. “
одного была походка Ђльберто, у других - его жесты, или цвет и вельвет его
брюк, или его голос; и Љюлафруа, как человек, который очень чего-то ждет, не
сомневалсЯ, что в конце концов все эти разрозненные детали соединЯтсЯ,
сделав возможным торжественное, долгожданное и удивительное поЯвление в его
комнате уже целого Ђльберто; так в моей камере поЯвилсЯ
Њиньон-ЊаленькаЯ-Ќожка, и мертвый и живой одновременно.
Љогда деревенский свЯщенник, пришедший узнать новости, сказал
ќрнестине: "Њадам, умереть молодым - это счастье", - она ответила: "„а, мсье
герцог" - и сделала реверанс.
‘вЯщенник внимательно взглЯнул на нее. - Ћна, улыбаЯсь, разглЯдывала в
блестЯщем паркете свое отражение, бывшее ее антиподом, делавшее ее пиковой
дамой, злой вдовой.
- Ќе пожимайте плечами, мой друг, Я не сумасшедшаЯ.
Ћна действительно не была сумасшедшей.
- ‹у Љюлафруа умирает. џ это чувствую. Ћн сейчас умрет, Я знаю.
"Ћн сейчас умрет, Я знаю," - это выражение из одной книги вылетело
живым и кровоточащим, как крылышко воробьЯ (или ангела, если только ангелы
способны истекать алой кровью), слова, с ужасом произнесенные героиней
дешевого романа, напечатанного мелким шрифтом на пористой бумаге, похожей,
говорЯт, на совесть распутников, развращающих детей.
- џ буду танцевать под похоронное пение. €так, нужно было, чтобы он
умер. Ђ чтобы пафос этого событиЯ стал более резким, она сама должна была
вызвать его смерть. Њораль, страх перед адом или тюрьмой здесь ни при чем,
верно? ‚плоть до мельчайших подробностей ќрнестина -- а значит, и Я тоже --
представила, как она будет действовать. Ћна выдаст это за самоубийство: "џ
скажу, что он сам себЯ убил". ‹огика ќрнестины сродни логике театра и не
имеет ничего общего с тем, что называют правдоподобием; ведь правдоподобие
предполагает наличие Ясных мотивов. Ќе будем удивлЯтьсЯ, давайте лучше
восхитимсЯ.
Ћгромный револьвер в глубине выдвижного Ящика определил ее поведение.
Ќе впервые вещи побуждают к действию, и они должны были бы нести страшную по
сути, но им ничем не грозЯщую ответственность за преступление. ђевольвер -
кто бы мог подумать? - стал непременной принадлежностью ее поступка. Ћн стал
продолжением ее напрЯгшейсЯ руки героини пьесы; он не давал ей покоЯ, -
нужно же это сказать наконец, - с властной настойчивостью, от которой у нее
горели щеки, с той настойчивостью, с которой плотные руки Ђльберто в
раздувшихсЯ карманах не давали покоЯ деревенским девушкам. Ќо точно так же,
как Я сам согласилсЯ бы убить только нежного подростка, чтобы после смерти
мне досталсЯ труп, но труп еще теплый, и призрак, который так приЯтно
обнимать; так и ќренестина шла на убийство только при условии, что она
избежит ужаса, которого невозможно избежать на этом свете (конвульсии, упрек
и отчаЯние в глазах жертвы, брызги крови и мозга), и ужаса ангельского,
потустороннего, именно поэтому, а может быть, и длЯ того, чтобы придать
больше торжественности моменту, она надела свои украшениЯ. ’ак и Я когда-то
делал себе кокаиновые инъекции, специально выбираЯ длЯ этого шприц в форме
изЯщной пробки длЯ графина, и надевал на указательный палец кольцо с
огромным бриллиантом. „ействуЯ таким образом, она не понимала, что усложнЯет
свой жест, придаваЯ ему исключительность, странность, которые угрожали все
испортить. ’ак и получилось. Џлавно и медленно спускаЯсь, комната слилась с
роскошной квартирой, в золоте, со стенами, обитыми гранатовым бархата с
дорогой стильной мебелью, в полумраке созданном красными фаевыми портьерами,
и увешанной большими зеркалами с хрустальными подвесками на канделЯбрах.
‚ажнаЯ деталь: с потолка свисала огромнаЯ люстра, а пол был застелен
пушистым сине-фиолетовым ковром.
‚о времЯ свадебного путешествиЯ в Џариж, как-то вечером с улицы
ќрнестина мельком увидЯ через занавеси окна эти великолепные апартаменты,
идЯ под руку с мужем, она робко, пока робко мечтала умереть там от любви к
какому-нибудь тевтонскому рыцарю! ѓарденал [6] и цветы... Џот! когда она уже
успела умереть так несколько раз, квартира освободилась длЯ драмы более
страшной чем ее собственнаЯ смерть.
џ усложнЯю, запутываю, вы скажете: это ребЯчество. „а, это ребЯчество.
‚се заключенные - дети, и только дети бывают так изворотливы, скрытны, так
понЯтны и непоследовательны. "Ђ еще хорошо бы, - подумала ќрнестина, - чтобы
о в каком-нибудь роскошном городе, в Љаннах или в ‚енеции, чтобы Я могла
совершать туда паломничества".
†еной или любовницей дожа, остановитьсЯ в каком-нибудь отеле на берегу
Ђдриатики, скажем, в "ђитце", и потом с охапкой цветов в руках по крутой
тропинке взбиратьсЯ к кладбищу, сесть на простую плиту из белого выпуклого
камнЯ и замереть, упиваЯсь ароматом страданиЯ!
Ќе возвращаЯ ее в реальность, которой она и не покидала, подготовка
декораций длЯ спектаклЯ заставила ее, однако, стрЯхнуть с себЯ эти видениЯ.
Ћна пошла за револьвером, который уже давно был зарЯжен
предупредительным Џровидением, и когда ќрнестина взЯла его, тЯжелый, как
восставший фаллос то осознала, что беременна убийством, беременна смертью.
‚ам неведомо это нечеловеческое, это экстатическое состоЯние ослепленного
убийцы, сжимающего в руке пистолет, нож, ружье или пузырек с Ядом, или
убийцы, который уже сделал шаг, ведущий его к пропасти. Џоследний жест
ќрнестина могла бы исполнить быстро, но она, как, впрочем, и Љюлафруа,
следует сценарию, которого не читала, который пишу Я, и в котором развЯзка
наступит в свое времЯ. ќрнестине известна лишь ущербнаЯ, чисто литературнаЯ
сторона ее поступка, но то обстоЯтельство, что она должна подчинитьсЯ плохой
литературе, делает ее еще более трогательной и в ее собственных, и в моих
глазах. ‚ драме, как и в жизни, она избегает надменной красоты.
‚сЯкому преднамеренному убийству, предшествует подготовительный
церемониал и всегда, вслед за ним, следует церемониал искупительный. ‘мысл и
того и другого обычно не доходит до сознаниЯ убийцы. ‚се идет своим чередом.
“ ќрнестины времени было как раз, чтобы резатьсЯ перед траурным залом
прощаниЯ. Ћна выстрелила. ЏулЯ пробила висЯщий под стеклом почетный диплом
ее покойного мужа. ‘трашный ѓрохот. Ћдурманенный снотворным ребенок ничего
не слышал. ќрнестина тоже: она выстрелила в квартире с гранатовым бархатом,
и пулЯ, разбив (зеркала, подвески, хрусталь, искрошив мрамор, прорвав
обивку, сломав, наконец, всю выдуманную конструкцию, обрушила на голову
падающей ќрнестины, вместо сверкающей крови, хруст, люстры и подвесок и
серый пепел.
Ћна пришла в себЯ посреди обломков собственной драмы. ‚ руках ее уже не
было револьвера, он исчез под кроватью, как топор на дне пруда, как бродЯга
в стене; ее руки, легкие, мысли, порхают вокруг нее. Џотом она ждет.
‚от такой, пьЯной от горЯ, ее и застал Њиньон. …му стало не по себе:
она была красива и при этом казалась безумной, но, скорее, все-таки его
испугала ее красота. Ћн сам был красив, чего же ей боЯтьсЯ? “вы, мне слишком
мало, а точнее, почтиничего не известно о скрытых отношениЯх
между красивыми людьми, знающими, что они красивы; и уж совсем ничего Я не
знаю об отношениЯх между красивыми мальчиками, которые кажутсЯ друзьЯми,
хотЯ, возможно, на самом деле ненавидЯт друг друге. Љогда они просто
улыбаютсЯ друг другу, вкладывают ли они бессознательно в эту улыбку какую-то
нежность и как это влиЯет на них? Њиньон неумело перекрестилсЯ над гробом.
…го застенчивость можно было принЯть за отрешенность, но именно в этой
застенчивости заключено все его очарование.
‘мерть тЯжелой печатью, как сургуч на старинных грамотах, повисла на
занавесках, на стенах и на коврах. Ќо особенно на занавесках. Ћни ведь
наиболее чувствительны. Ћни чувствуют смерть и, как собаки, возвещают о ней.
Ћни облаивают смерть своими складками, которые приоткрываютсЯ, чернеЯ, как
рты и глаза масок в трагедиЯх ‘офокла, или выгибаютсЯ, становЯсь выпуклыми,
как веки христианских аскетов. ‘тавни были закрыты, свечи зажжены. Њиньон,
который не узнавал мансарды, где жили они с „ивиной, вел себЯ сдержанно, как
молодой человек, наносЯщий визит.
…го чувства у гроба? Ќикаких. Ћн уже забыл „ивину.
‘лужащие похоронного бюро Явились почти тут же, очень кстати выручив
его.
‚ пелене дождЯ чернаЯ процессиЯ, пестрЯщаЯ размалеванными лицами,
пахнущаЯ румЯнами и цветами, тронулась вслед за катафалком. Љруглые плоские
зонты, покачиваЯсь в такт шагам, поддерживали ее между небом и землей.
Џрохожие уже не видели ее, она была такой легкой, что уже поднЯлась на
десЯть метров над землей; лишь служанки да лакеи еще могли бы рассмотреть
ее, если только в эти 10 часов утра первые не подносили чашку шоколада в
постель хозЯйке, а вторые не открывали двери утренним посетителЯм. Љ тому же
процессиЯ двигалась так быстро, что была почти невидима. Ћси колес катафалка
были снабжены крыльЯми. Џервым под дождь вышел свЯщенник, распеваЯ Deus
Irae. Ћн приподнимал подол сутаны, его научили делать так в дождливую погоду
еще в семинарии. ќтот хотЯ и непроизвольный жест, как бы высвобождал в нем
из плаценты благородства целый рЯд грустных и загадочных существ.
Џрикрывшись полой черного бархатного облачениЯ, сшитого из того же бархата,
что и полумаска ”антомаса или супруги венецианского дожа на карнавале, он
попыталсЯ ускользнуть, но тут землЯ сама ускользнула из-под его ног, и мы
сейчас увидим, в какую ловушку он попал. Ќа мгновение показалась нижнЯЯ
часть его лица. ‘вЯщенник этот был совсем молод: под его траурным облачением
угадывалось тело страстного атлета. €ными словами, он носил чужую одежду.
‡аупокойнаЯ служба в церкви ограничилась "Faites ceci en memoire de
moi" [7], после чего свЯщенник волчьей походкой подошел к алтарю, молча
открыл отмычкой замок дарохранительницы, отодвинул покров тем жестом, каким
в полночь раздвигают двойной полог алькова, затем, затаив дыхание, взЯл
дароносицу с осторожностью взломщика, не надевшего перчаток, и, разломив,
проглотил подозрительного вида облатку.
„орога от церкви до кладбища была долгой, а текст требника слишком
хорошо известен. •отЯ заупокойное пение и черное шитое серебром облачение
были прелестны. ‘вЯщенник тащилсЯ по грЯзи, как если бы шел по лесу. Љакому
лесу? -спросил он себЯ. Ќу, скажем, Ѓогемский лес в одной чужой стране.
‘корей всего - в ‚енгрии. Ќесомненно, к выбору именно этой страны его
подтолкнуло мудрое предположение, что венгры -единственные азиаты на
европейском континенте. ѓунны. Ђтилла жжет траву, а его солдаты греют сырое
мЯсо себе на обед, зажав его куски между лЯжками, такими же, а может, и еще
более мощными, чем лЯжки Ђльберто, Њиньона, ѓорги и даже чем бока их
лошадей. Ћсень. ‚ венгерском лесу идет дождь.
‚ода с веток стекает на лоб свЯщенника. ‘лышен лишь шум капель,
стучащих по мокрым листьЯм. ‚ечереет, в лесу становитсЯ все тревожнее.
‘вЯщенник поплотней запахивает на своих великолепных бедрах серый оплЯнд [8]
, широкий, как. его сегоднЯшнее облачение, в которое он завернут там.
‚ лесу есть лесопилка, двое парней, которые на ней работают, ушли на
охоту. €х здесь никто не знает. Ћни, свЯщенник узнал об этом, кажетсЯ, в
одном из своих снов, вернулись недавно из кругосветного путешествиЯ.
‘вЯщенник так же, как и там, читал здесь заупокойную молитву, в момент,
когда наткнулсЯ на одного из этих чужеземцев, того, который помоложе, с
лицом, точь-в-точь как у мЯсника из моей деревни. ’от возвращалсЯ с охоты. ‚
уголке рта - погасший окурок. ‘лово "окурок" и привкус размокшего табака
заставили спину свЯщенника напрЯчьсЯ, и тремЯ маленькими резкими движениЯми
он кончил; наслаждение отозвалось дрожью во всех его мышцах вплоть до самой
последней, котораЯ содрогнулась и извергла звездное семЯ.
ѓубы пильщика прильнули ко рту свЯщенника, впихнув в него окурок Языком
более властным, чем королевский указ. ‘вЯщенник был сражен любовью и без
чувств упал на пропитанный водой мох. ђаздев его почти догола, незнакомец
ласкал его с благодарностью, даже, как показалось свЯщеннику, умиленно.
Џотом он одним движением перекинул через плечо свой Ягдташ, в котором лежал
лесной кот, подобрал ружье и ушел, беззаботно посвистываЯ.
‘вЯщенник огибал склепы, педерасты шли за ним, спотыкаЯсь о камни, по
мокрой траве, среди могил они походили на ангелов. Њальчик-певчий, жалкий
замухрышка, который и не подозревал о приключении, только что пережитом
свЯщенником, спросил, можно ли ему не снимать скуфью. ‘вЯщенник разрешил. Ќа
ходу, не вынимаЯ руку из кармана, ногой он сделал то, чисто танцевальное,
„вижение, которым заканчиваетсЯ танго. Ћн слегка присел на чуть выставленную
вперед на носок ногу и резко выставил вперед колено, отчего сутана
закачалась, подобно широким штанинам морЯка или гаучо, шагающего вразвалку.
€ затЯнул псалом.
Љогда процессиЯ подошла к могиле, навернЯка вырытой тем самым
могильщиком, за которым „ивина когда-то наблюдала из своего окна, гроб с
покойницей, завернутой в белые кружева, был опущен. ‘вЯщенник освЯтил могилу
и передал кропило сперва Њиньону, который покраснел, ощутив в руке тЯжесть
этого предмета (ведь он был уже далеко от „ивины, на полпути назад к своему
племени, родственному племени молодых цыган, которые соглашаютсЯ вас
"покачать" [9], но только ногами), а потом педерастам, и все вокруг
наполнилось визгом и фырканием. €менно о таком уходе, в обстановке,
созданной причудливым переплетением фантазии и гнусности, „ивина, должно
быть, и мечтала.

„ивина умерла. “мерла и похоронена.
...“мерла и похоронена.

ђаз „ивина умерла, поэт может воспевать ее, рассказывать легенду, сагу
или предание о „ивине. ‘агу о „ивине нужно бы танцевать, изображать жестами
и мимикой, изредка поЯснЯЯ действие легкими ремарками. Ќевозможность
представить вам ее балетное воплощение, заставлЯет менЯ прибегать к
многословию, дабы создать нужное впечатление, но Я постараюсь избежать при
этом выражений банальных, пустых, бессодержательных и бесцветных.
—его хочу Я, сочинЯЯ эту историю? ‚осстановив ход своей жизни,
проследив ее путь, Я стремлюсь наполнить мою камеру наслаждением, стать тем,
чем Я чуть было не стал, вновь найти те мгновениЯ, когда Я блуждал в сложных
лабиринтах ловушек подземного неба, погружаЯсь в них, как в черную пустоту.
Њедленно передвигать массы зловонного воздуха, обрезать нити, на которых
букетами висЯт мои чувства, наблюдать, как из неведомо какого звездного
потока возникнет, возможно, цыган, которого Я ищу, мокрый, в пене волос,
играющий на скрипке, дьЯвольски ловко спрЯтанный за алым бархатным занавесом
ночного кабаре.
ѓоворЯ о „ивине, Я буду, в зависимости от своего настроениЯ, смешивать
мужское и женское, а если мне придетсЯ цитировать, по ходу повествованиЯ,
какую-нибудь женщину, Я найду способ, как-нибудь исхитрюсь, чтобы не
возникло путаницы.

ЏоЯвившись однажды в Џариже, „ивина так и прожила там двадцать лет, до
самой смерти. Ћна всегда была худенькой, и подвижной, хотЯ к концу жизни
черты ее приобрели некоторую угловатость. Ћколо двух часов ночи она вошла в
кафе ѓраффа на Њонмартре. Џосетители его были сплошь из еще сырой и
бесформенной глины, „ивина же всЯ была из чистой воды. Ѓольшое кафе с
закрытыми окнами, завешенными шторами на выгнутых карнизах, было набито
людьми, тонувшими в сигаретном дыме; „ивина внесла сюда с собой какую-то
скандальную свежесть, свежесть утреннего ветерка, и упоительную сладость
стука каблуков по каменному полу храма; и, как ветер крутит листьЯ, так она
заставила повернутьсЯ ставшие вдруг легкими и дурными головы банкиров,
коммерсантов, альфонсов, гарсонов, управлЯющих, полковников, уродов.
Ћна села за пустующий столик и заказала чаю.
- € лучше китайского, мой милый, - сказала она.
‘ улыбкой. ЏосетителЯм ее улыбка показалась возмутительно дерзкой.
Ћбычно принЯто покачивать головой, говорЯ о таких улыбках. Ќо пусть длЯ
поэта и длЯ читателЯ ее улыбка будет загадочной.
‚ тот вечер она была в шелковой блузе цвета шампань, в краденых
матросских брюках и кожаных сандалиЯх. Ќа одном пальце, кажетсЯ, на мизинце,
сверкал Яркий, как гангренознаЯ Язва, камень. Џринесенный чай она пила как
дома: маленькими глоточками (точно голубка), поднимаЯ и ставЯ назад чашку и
отставлЯЯ в сторону мизинец. ‚от ее портрет: волосы темно-русые и вьющиесЯ,
их завитки падали ей на глаза и на щеки, эту прическу можно было бы назвать
"кошка с семью хвостами". —уть выпуклый чистый лоб. ѓлаза, несмотрЯ на
живущее в них отчаЯние, поют, и их мелодиЯ передаетсЯ от глаз зубам, оживлЯЯ
их, а от зубов дальше - всем ее движениЯм вплоть до малейшего жеста. ‘труЯсь
из глаз, ее очарование волнами докатываетсЯ до босых ног. …е тело изысканно,
как Янтарь. …е ноги становЯтсЯ быстрыми, когда ей случаетсЯ убегать от
призраков, от ужаса на них вырастают крыльЯ. Ћна очень проворнаЯ, ведь чтобы
сбить призраков со следа, ей нужно мчатьсЯ быстрее собственных мыслей. Ћна
пила свой чай под взглЯдами тридцати пар глаз, выражение которых Явно
противоречило тому, что произносилось презрительными, раздосадованными,
грустными и увЯдшими ртами.
„ивина была изЯщной, но напоминала при этом тех праздных бродЯг,
которые слонЯютсЯ в поисках красивых зрелищ и редких ощущений, таскаЯ за
собой весь неизбежный хлам пройденных сказочных городов. Џри малейшем
движении, завЯзывают ли они галстук или стрЯхивают пепел с сигареты, тут же
включаютсЯ "однорукие бандиты". „ивина свЯзывала в узел сонные артерии. Ћна
была непреодолимо соблазнительна. Ѓудь моЯ волЯ, Я бы сделал из нее рокового
героЯ, на свой вкус. ђоковой длЯ менЯ - это такой, от которого зависит
судьба всех тех, кто в оцепенении смотрит на него. џ изваЯл бы ее с
каменными бедрами, гладкими блестЯщими щеками, тЯжелыми веками, с Языческими
коленЯми, столь восхитительными, что в них отражались бы безнадежно-мудрые
лица мистиков. џ бы лишил ее всЯкой чувственной привлекательности. Џусть бы
она согласилась быть ледЯной статуей. Ќо ведь Я прекрасно знаю, что беднЯга
„емиург вынужден создавать свое творение по своему подобию и что он не
выдумал ‹юцифера. Ќужно, чтобы понемногу дрожь моего тела передалась граниту
стен моей камеры. џ долго пробуду с ним наедине и заставлю его жить в моем
дыхании и в запахе моих газов, таких торжественных или сладких. € на
протЯжении книги Я бы постепенно высвобождал ее из камнЯ и, передаваЯ
понемногу ей мои страданиЯ и избавлЯЯ понемногу от зла, Я подвел бы ее за
руку к свЯтости.
ѓарсон, который прислуживал „ивине, не прочь был и позубоскалить, но не
осмелилсЯ этого сделать перед ней. “правлЯющий же подошел к ее столику,
приготовившись, как только она допьет свой чай, попросить ее уйти и таким
образом предупредить ее поЯвление в другой раз.
Ќаконец она достала пестрый носовой платок и промокнула им свой
белоснежный лоб. ‡атем положила ногу на ногу; на щиколотке у нее была
цепочка с медальоном, в каких обычно хранитсЯ прЯдь волос. Ћна улыбнулась
всем, но вместо ответа все отвернулись; впрочем, это и было ответом. ‚ кафе
наступила такаЯ тишина, что отчетливо был слышен малейший звук. ‚сем эта
улыбка (длЯ полковника это была улыбка гомосексуалиста; длЯ коммерсантов -
голубого, длЯ банкиров и гарсонов -гомика; длЯ альфонсов - "этой")
показалась мерзкой. „ивина не стала настаивать. €з крошечного черного
атласного кошелька она достала несколько монет и бесшумно положила их на
мраморный стол. Љафе исчезло. „ивина обратилась в одного из зверей, которых
изображают на стенах - химеру или грифона - это кто-то из посетителей, думаЯ
о ней, непроизвольно прошептал магическое слово:
"Џедераст".
‚ тот вечер на Њонмартре она впервые искала клиента- …й не повезло. €
тогда она без предупреждениЯ поЯвилась у нас; у посетителей не хватило
времени, и особенно хладнокровиЯ, чтобы спасти репутацию и свою и своей
самки. ‚ыпив чай, „ивина ушла, безразличнаЯ (внешне она такой казалась),
извиваЯсь в, букете цветов, ронЯЯ за собой блестки и шелестЯ невидимыми
оборками. € вот уже ее, решившую вернутьсЯ домой, столб дыма поднЯл в
мансарду, где на двери была приколота огромнаЯ роза из выцветшей кисеи.
Ћна любила духи с сильным вульгарным запахом. Џо ним сразу можно
понЯть, что вульгарность ей вообще нравилась. “ „ивины был хороший,
устоЯвшийсЯ вкус, а в том, что ее, такую утонченную, жизнь то и дело ставит
в непотребное положение, толкает во всЯкую грЯзь, в этом нет ничего
удивительного. Ћна обожает вульгарность, потому что самую большую любовь в
своей жизни она испытала к чернокожему бродЯге. Ќа нем и под ним, когда он
пел, прижавшись губами к ее губам, цыганские песни, которые пронизывали ее
тело, она научилась ценить прелесть вульгарных тканей, таких как, например,
шелк, и всЯкие золотые нашивки, которые обычно очень идут бесстыдным
существам. Њонмартр пылал. „ивина пересекла разноцветные огни и, невредимаЯ,
погрузилась в ночь бульвара Љлиши, в ночь, котораЯ скрывает бедные, старые и
уродливые лица. Ѓыло три часа ночи. Ћна направилась было в сторону площади
Џигаль, с улыбкой всматриваЯсь в каждого одинокого мужчину. Ќо те не
решались, а может, это она еще не приспособилась к привычному ритуалу:
поворот головы клиента, его колебаниЯ, его неуверенность, когда он подходит
к мальчику, возбудившему в нем желание. “томившись, она села на скамейку, и
тут же, несмотрЯ на усталость, была захвачена, околдована теплотой ночи. Ќа
момент всего одного удара сердца она вдруг словно лишилась чувств и так
объЯснила себе свое волнение: "ќти ночи без ума от менЯ, как жены султана.
Ѓоже мой, они мне строЯт глазки! Ћ! Ћни наматывают себе на пальцы мои волосы
(ведь пальцы ночей - это мужские члены!). Ћни гладЯт менЯ по щеке, ласкают
мои Ягодицы." Ћна думала так, не поднимаЯсь, однако, и не падаЯ в
выхолощенную поэзию земного мира. ЏоэзиЯ никак не сказываетсЯ на ее
состоЯнии. Ћна всегда останетсЯ проституткой, озабоченной поисками
заработка.
‚сЯкому мужчине по утрам приводилось испытывать вместе с чувством
усталости возбуждающий прилив нежности. Љак-то раз на рассвете мне случилось
в приступе беспредельной любви прильнуть губами к обледеневшим перилам на
улице Ѓерт, в другой раз - поцеловать собственную руку, а еще бывает, когда
не в силах сдержать эмоции, захочешь проглотить себЯ самого, вывернув свой
непомерно разинутый рот на голову, захватив все свое тело, а вместе с ним и
весь мир; и превратитьсЯ в шар из того, что проглочено, в шар, который
понемногу тает и исчезает: таким Я представлЯю себе конец света. „ивина
отдавалась ночи, чтобы та ее поглотила из нежности и уже никогда бы не
извергла обратно. Ћна голодна. Љругом пусто. Џусты бульварные сортиры,
пустынна землЯ бульвара. ‚он идет компаниЯ молодых рабочих, у которых всЯ
беспорЯдочнаЯ юность в плохо завЯзанных шнурках, болтающихсЯ по земле;
-парни покидают мир наслаждений и быстрым шагом возвращаютсЯ по домам.
Џиджаки с широченными плечами, надетые, как кираса или хрупкий панцирь,
скрывают неискушенность их тел; но, благодарЯ своей мужественности, пока еще
столь же легкой, как надежда, они неприкосновенны длЯ „ивины.
ќтой ночью она ничего не сделает. ‘толь велико ее удивление тем, что
возможные клиенты так и не спохватились. ‘ ощущением голода в желудке и в
сердце она вынуждена будет вернутьсЯ в свою мансарду. „ивина встала, чтобы
уйти. Љакой-то человек приближалсЯ, пошатываЯсь. ЏоравнЯвшись с ней, он
неожиданно схватил ее за локоть. - Ћ, простите, - сказал он, - извините.
Ћт него разило вином.
- Ќичего, - ответил педераст.
ќтим прохожим был Њиньон-ЊаленькаЯ-Ќожка.
Џриметы Њиньона: рост 175 см., вес 75 кг., лицо овальное, волосы
светлые, глаза сине-зеленые, кожа гладкаЯ, зубы ровные, нос прЯмой.

Ћн тоже был молод, почти так же молод, как и „ивина, и Я хочу, чтобы он
таким и оставалсЯ до конца книги. Љаждый день надзиратели открывают дверь
моей камеры, чтобы выпустить менЯ на прогулку в тюремный двор. ‡а короткое
времЯ Я успеваю встретитьсЯ на лестницах и в коридорах с ворами и
хулиганами, их лица входЯт в мое, тела -издалека - сбивают менЯ с ног. џ
страстно желаю обнЯть их, однако ни один из них не в силах вызвать во мне
образ Њиньона.
Љогда Я познакомилсЯ с ней в тюрьме ”рен, „ивина много рассказывала мне
о нем, повсюду в тюрьме она искала воспоминаний о нем, искала его следов, но
Я так и не сумел представить себе его лица, и теперь у менЯ есть соблазн
смешать его в воображении с лицом и фигурой ђоже.
Ћт этого корсиканца в моей памЯти мало что осталось: рука с невероЯтно
крупным большим пальцем, котораЯ играет крошечным ключиком, и неЯсный образ
светловолосого мальчика (он поднимаетсЯ по улице Љанебьер), с цепочкой из
чистого золота на ширинке, которую эта цепочка как бы застегивает. ‚от он в
группе самцов, надвигающихсЯ на менЯ с неумолимостью шагающих лесов. ‚ моих
видениЯх Я представлЯю, что его зовут ђоже, это имЯ звучит одновременно и
по-детски и солидно, с апломбом. “ ђоже был апломб. џ только что вышел из
тюрьмы ав и удивлЯлсЯ, что его там не встретил. —то нужно мне было
совершить, чтобы стать достойным его красоты? Њне недоставало смелости даже
на то, чтобы восхищатьсЯ им. Љогда не было денег,, Я устраивалсЯ на ночлег
за кучами углЯ, в доках, и каждый вечер Я брал его с собой. ‚оспоминание о
нем уступило место воспоминаниЯм о других мужчинах. € теперь снова, уже
второй день, в своих видениЯх Я смешиваю его жизнь (вымышленную) с моей. Њне
бы хотелось, чтобы он любил менЯ, и, естественно, он делает это с
готовностью, в которой навернЯка есть долЯ извращенности, иначе как бы он
мог менЯ любить? „ва днЯ подрЯд Я питал его образом видение, которого обычно
хватает на 4 - 5 часов, и оно было так прекрасно, что Я отдал ему в жертву
мальчика. ’еперь Я уже просто не в состоЯнии придумать обстоЯтельства, в
которых он еще менЯ не любил. џ измучен вымышленными путешествиЯми,
грабежами, изнасилованиЯми, взломами, арестами, изменами, в которых мы были
замешаны, которые мы совершали один длЯ другого, один ради другого, и
никогда не ради себЯ и не длЯ себЯ, когда приключениЯми были мы сами и никто
больше. џ выбилсЯ из сил, мое запЯстье сводит судорога. Ќаслаждение
истощилось до последней капли. џ жил им и с ним в своих четырех голых
стенах, и за эти два днЯ все, что может дать жизнь, повторилось раз
двадцать, и Я был заполнен им до такой степени, что эта жизнь казалась мне
более настоЯщей, чем жизнь подлиннаЯ- џ отказалсЯ от мечтаний. џ был любим.
џ отказалсЯ, как отказываетсЯ от борьбы гонщик ’ур-де-”ранс, и все же
воспоминание о его глазах, его усталом взглЯде, который мне приходитсЯ
ловить на лице какого-нибудь юнца, выходЯщего из борделЯ, круглые икры его
ног, его мощный член, такой крепкий, что Я чуть было не сказал - узловатый,
и его лицо, оно ничем не скрыто и ищет прибежища, как странствующий рыцарь,
- это воспоминание не желает рассеиватьсЯ, как рассеЯлись воспоминаниЯ о
других моих выдуманных спутниках. Ћно расплываетсЯ. Ћно уже не такое
отчетливое, как раньше, но все еще живет во мне. Ќекоторые детали изо всех
сил цеплЯютсЯ, желаЯ удержатьсЯ: например, маленький полый ключик, в который
он иногда свистит, большой палец его руки, его свитер, его голубые глаза...
…сли Я буду настаивать, он придет и овладеет мной так, что на теле у менЯ
останутсЯ стигматы. џ больше не в силах удерживать его в себе. џ сделаю из
него персонажа и сам его помучаю: это будет Њиньон-ЊаленькаЯ-Ќожка. Ћн
останетсЯ 20-летним, хотЯ ему суждено стать и отцом и любовником
Ќорт-„ам-де-”лер.

„ивине он сказал:
- €звините!
•мель помешал Њиньону заметить необычный вид этого прохожего, вежливо,
но настороженно спросившего :
- ’ы что, друг?
„ивина остановилась. Џосле обмена шутливо-угрожающими репликами все
вышло так, как и следовало желать. „ивина привела Њиньона к себе, на улицу
Љоленкур. ‚ ту самую мансарду, где она умерла и из которой, подобно морю
перед взором марсового, открывалсЯ вид на кладбище, на могилы. Џоющие
кипарисы. „ремлющие призраки. Љаждое утро „ивина будет вытрЯхивать в окно
пыльную трЯпку и прощатьсЯ с призраками. Ћднажды, глЯдЯ в бинокль, она
обнаружит молодого могильщика. "„а простит менЯ ѓосподь, - закричит она, -
но на могиле стоит бутыль с вином!" ќтот могильщик состаритсЯ вместе с
„ивиной, а потом и похоронит ее, так ничего и не узнав о ней.
€так, они с Њиньоном поднЯлись наверх. “же в мансарде, закрыв дверь,
она раздела его. Ѓез брюк, куртки и рубашки он оказалсЯ белым и вЯлым, как
осевший снег. Љ вечеру они очнулись в одной постели в куче влажных смЯтых
простыней.
- Љакие деньги? ’ы что? џ же ничего вчера не соображал!
Ћн неестественно расхохоталсЯ и оглЯделсЯ вокруг. Љомната „ивины
находилась под самой крышей. Џол застелен потертыми коврами, на стене -
фотографии убийц со стены моей камеры, и великолепные изображениЯ красавцев,
которые „ивина стащила с витрины фотоателье. ‚се они были помечены знаком
тьмы.
- Ќичего себе выставка!
Ќа камине, на маленьком раскрашенном деревЯнном паруснике, стоЯл флакон
с гарденалом, с его помощью комната могла отделЯтьсЯ от каменной массы дома
и повисать, как клетка, между небом и землей.
Џо манере говорить, зажигать спичку и курить сигарету „ивина понЯла,
что Њиньон - сутенер. ‘начала она забеспокоилась: а вдруг он ее побьет,
ограбит или оскорбит? Џотом она ощутила гордость от того, что угодила
"коту". „аже не подумав, к чему все это может привести, скорее
бессознательно, подобно кролику, который отправлЯетсЯ к удаву в пасть,
„ивина, будто зачарованнаЯ, произнесла:
"ЋстаньсЯ", и поколебавшись немного: "…сли хочешь."
- „а ты никак влюбилась в менЯ? Њиньон осталсЯ.
.‚ ее просторную монмартрскую мансарду с маленьким окошком, откуда,
глЯдЯ в промежуток между оборками занавесок, собственноручно сшитых ею из
розового муслина, „ивина наблюдает за белыми колыбельками, проплывающими по
спокойному синему морю так близко, что можно различить лежащие в них цветы,
из которых вытЯгиваетсЯ застывшаЯ в балетном па нога; в эту мансарду Њиньон
притащит синюю походную куртку, свЯзку отмычек, инструменты, он свалит свои
пожитки в кучку на полу, а сверху положит белые, похожие на парадные,
резиновые перчатки. ’ак, в этой комнате, опутанной проводами от ворованного
радиатора, ворованного радиоприемника и ворованных ламп, и началась их
совместнаЯ жизнь.
Ћни завтракают после полуднЯ. „нем спЯт или слушают радио. Џотом
красЯтсЯ и выходЯт на улицу. Љак правило, по вечерам „ивина вкалывает на
площади Ѓланш, а Њиньон идет в кино. „ивина долго будет пользоватьсЯ
успехом. ЃлагодарЯ покровительству и советам Њиньона, она знает, когда и
кого обчистить, кого пошантажировать. Ћни неуловимы, в кокаиновом тумане
расплываютсЯ очертаниЯ их жизни, блуждают тела.

“ Њиньона, хоть он и негодЯй, лицо было Ясное. Љрасивый малый, горЯчий
и нежный, прирожденный "кот", он казалсЯ мне всегда голым, столь благородны
были его манеры, за исключением одного смешного и трогательного движениЯ:
снимаЯ брюки и трусы, он выгибал спину дугой и переступал с ноги на ногу.
…ще до рождениЯ, в теплой утробе матери, Њиньон был крещен, можно даже
сказать, причислен к лику свЯтых, почти канонизирован. ќто было что-то вроде
"белого" крещениЯ, которое после смерти приведет его прЯмо в преддверие раЯ;
короче, один из быстрых, но исполненных таинственности и чрезвычайно
драматических ритуалов в рамках закрытого сообщества, пышной церемонии, на
которую слетаютсЯ ангелы, собираютсЯ все божественные силы и даже само
Ѓожество. Њиньон знает и одновременно не знает об этом, потому что ни разу
за всю свою жизнь никто не рассказал ему об этих тайнах громко и внЯтно,
кажетсЯ, что кто-то просто нашептывает ему про них. € это крещение, с
которого началась его жизнь, освещает ее всю золотистым сиЯнием, теплым и
слабым, возносЯ его сутенерскую жизнь на пьедестал, увитый цветами, как
могила девушки бывает увита плющом, пьедестал массивный и при этом легкий, с
которого с 15 лет Њиньон мочитсЯ, стоЯ в такой позе: ноги раздвинуты, колени
слегка согнуты, а струЯ его настолько сильнаЯ, насколько это возможно в 18
лет. ‚едь - и на этом мы настаиваем особо - нежнейший нимб всегда ограждает
его от слишком сильных соприкосновений со своими собственными острыми
углами. …сли он говорит: "џ выпустил жемчужину" или "Ћдна жемчужина упала",
это значит, что он пукнул как-то по-особенному, очень мЯгко, так что газы
вышли без треска. Џоразительно, но это и в самом деле напоминает матовую
жемчужину: его приглушенное истечение, словно тайное бегство, кажетсЯ нам
молочно-бледным, как жемчуг. Њиньон при этом предстает перед нами каким-то
необыкновенно изысканным альфонсом или индусом, или принцессой,
любительницей жемчуга. †емчужно-матовый запах, который он тихо испускал в
тюрьме, как сиЯние, обволакивает его с головы до ног и отделЯет от всего
окружающего, но в меньшей степени, чем выражение, которое он при своей
необыкновенной красоте не боЯлсЯ произнести. фраза "џ уронил жемчужину"
указывает на то, что он пукнул без звука. …сли газы вышли с шумом, это
неприлично, и когда так делает какой-нибудь бродЯга, Њиньон говорит:
- ‚от, задница треснула!
Љаким-то сверхъестественным образом, магией своей высокой и светлой
красоты Њиньон более властно, по-моему, чем это сделал бы негр-убийца,
переносит нас в саванну, в самое сердце черных континентов; Њиньон
прибавлЯет:
- “жасно вонЯет. џ не могу больше оставатьсЯ рЯдом с собой.
Љороче, он несет свою низость, как стигматы от раскаленного железа на
коже, но эти драгоценные стигматы облагораживают его, подобно лилии на плече
проходимца в старинные времена. Џодбитый глаз - позор длЯ "кота", а длЯ
Њиньона:
- Њои букетики фиалок, - так он говорит. Ђ еще он говорит по поводу
желаниЯ посрать:
- “ менЯ сигара во рту.
“ него совсем мало друзей. …сли „ивина своих друзей терЯет, то он своих
продает полицейским - „ивина об этом еще ничего не знает: любЯ
предательство, он длЯ себЯ одного бережет свой образ предателЯ. „ивина
встретила его как раз в тот день, когда он вышел из тюрьмы, откуда его,
несмотрЯ на обвинение, как минимум, в грабеже и в хранении краденого,
выпустили после того, как он совершенно хладнокровно заложил своих
сообщников и даже друзей, которые не были сообщниками.
Љак-то вечером, прежде чем отпустить Њиньона из' участка, куда тот
попал в результате облавы, инспектор вдруг сказал ему тем ворчливым тоном,
что, казалось, за его словами ничего не стоит: "’ебе там нечем занЯтьсЯ?
’огда нужно поработать на нас, и все устроитсЯ". Њиньон испытал, вы бы
сказали, какое-то постыдное удовольствие, тем более сладкое оттого, что он
сам считал его постыдным. Ћн постаралсЯ придать себе развЯзный вид и сказал:
- Ќо это рискованно.
Џри этом он заметил, что уже говорит тише обычного.
- Ќу, со мной тебе нечего боЯтьсЯ, честное слово, - настаивал
инспектор. - Љаждый раз ты будешь получать сто франков.
Њиньон согласилсЯ. Џродавать других ему нравилось, это делало его
бесчеловечным. ЋбесчеловечитьсЯ - вот к чему Я внутренне стремлюсь. Ћн вновь
и вновь рассматривал помещенную на первой странице вечерней газеты
фотографию молодого морского лейтенанта, который, помните, был расстрелЯн за
предательство. "„ружище! Ѓратишка," - подумал Њиньон.
…го переполнЯл детский восторг: "џ - фальшивый жетон!" ‘пускаЯсь по
улице „анкур, пьЯный от сознаниЯ своего тайного величиЯ, словно он нашел
клад, и от собственной низости (ибо лучше, чтобы она нас пьЯнила, если мы не
хотим, чтобы ее размеры нас погубили), он бросил взглЯд на витрину магазина,
из которой на него смотрел Њиньон, сиЯющий от тайной гордости, брызжущий ею.
Ћн увидел Њиньона, одетого в костюм принца “эльского: мЯгкаЯ шлЯпа
набекрень, неподвижные плечи, которыми он старалсЯ не двигать при ходьбе,
чтобы походить на Џьеро-дю-’ополь, а Џьеро не двигал плечами, чтобы походить
на Џоло-ла-‚аш, а Џоло - чтобы походить на ’иуи и так далее: список
настоЯщих, абсолютно безупречных "котов" завершалсЯ Њиньоном, "фальшивым
жетоном", и казалось, потершись среди них, украв их манеры, он их, вы бы
сказали, замарал своей гнусностью. Њне хочетсЯ, чтобы он был именно таким,
цепочка на запЯстье, мЯгкий галстук, как Язык пламени, и эти невероЯтные
туфли, которые носЯт только "коты", светло-желтые, тонкие и остроносые. ‚едь
понемногу, благодарЯ „ивине, Њиньон сменил свою одежду, изношенную за
месЯцы, проведенные в тюрьме, на элегантные костюмы из тонкой шерсти и
надушенное белье. Ћн был в восторге от такого преображениЯ, ведь он был еще
"кот-дитЯ". „уша скандалиста и хулигана была отброшена вместе со старым
трЯпьем. ’еперь в кармане он нащупывает и поглаживает рукой, рЯдом с членом,
револьвер калибра 6/35. Љогда здесь лежал нож, ощущение было совсем не то.
Ќо обычно ведь одеваютсЯ длЯ себЯ, а Њиньон одеваетсЯ длЯ тюрьмы. ‘ каждой
новой покупкой он думает, какой бы эффект это произвело на его возможных
товарищей во ”рен или в ‘анте. ‚ы их себе как представлЯете? „вое-трое
"бывалых", которые, увидев его впервые, сразу признают в нем своего,
несколько мрачных мужчин протЯнут ему руки или, выходЯ или возвращаЯсь с
прогулки, бросЯт ему на ходу, не разжимаЯ губ:
"—ао, Њиньон." Ќо, в основном, его товарищами будут босЯки, которых
легко обмануть. ’юрьма - это нечто вроде Ѓога, такой же варвар, которому
преподносЯт золотые часы, ручки, перстни, платки, носовые и шейные, ботинки.
Њиньон меньше всего мечтает о том, чтобы во всем великолепии своих новых
костюмов покрасоватьсЯ перед какой-нибудь •шлюхой или о своих ежедневных
встречах на воле, он думает о том лишь, как войдет в камеру со сдвинутой на
нос шлЯпой, ворот шелковой белой рубахи распахнут (галстук у него отнЯли при
обыске), английский реглан расстегнут. € вот уже беднЯги заключенные смотрЯт
на него с уважением. ‘тоило ему поЯвитьсЯ, и они покорены: "Ќу, и рожи будут
у них!" - подумал бы он, если бы умел думать о своих желаниЯх. Ћн сидел
дважды, и тюрьма так повлиЯла на него, что всю оставшуюсЯ жизнь он жил уже
только длЯ нее. …го роль там была четко определена, и смутно он
догадываетсЯ, что обречен всегда играть эту роль. ‚озможно, он понЯл это,
когда на странице библиотечной книги увидел такую надпись:
Ќе доверЯйте:
- ‚о-первых, †ану Љлементу по кличке ‹опе,
- ‚о-вторых, ђоберу Њартену, по кличке Џедаль,
- ‚-третьих, ђоже ”альгу, по кличке ’ата,
- ‹опе стучит Џти-Џре [10],
- ’ата - ”ерье и ѓрандоту,
- Џедаль - Њальвуазену.
…динственное средство избежать страха это отдатьсЯ ему. …му страстно
захотелось, чтобы среди этих имен поЯвилось и его имЯ. ‚ конце концов,
понЯтно, что любой может устать от героического напрЯжениЯ человека,
преследуемого законом, и что с полицией начинаешь сотрудничать, чтобы
вернутьсЯ вновь к ограбленному тобой человечеству. „ивина ничего не знала об
этой стороне жизни Њиньона. Ќо узнай, она бы лишь сильнее полюбила его, ведь
длЯ нее любовь то же самое, что отчаЯние. ’огда бы они выпили чаю, а „ивина
пьет чай, как голубь чистую воду. ’ак пил бы, если бы пил, „ух ‘вЯтой в
образе голубки. Њиньон танцует Яванский танец, не вынимаЯ рук из карманов.
Љогда он ложитсЯ, „ивина льнет к нему.
ѓоворЯ о Њиньоне, „ивина задумчиво складывает руки:
- џ обожаю его. Љогда он лежит голым, мне хочетсЯ отслужить мессу на
его груди.
Њиньону понадобилось некоторое времЯ, чтобы привыкнуть говорить о ней
"она" и обращатьсЯ к ней в женском роде. Ќаконец, это ему удалось, но он не
терпел, когда она обращалась с ним, как с подружкой, и лишь потом понемногу
начал уступать. € вот наконец „ивина осмелилась ему сказать:
- Ђ ты красиваЯ, - и добавила:
- Љак "рыбка"... [11]
‚ результате ночных и дневных вылазок Њиньона в мансарде скапливаютсЯ
бутылки с ликерами, шелковые платки, флаконы с духами, поддельные
драгоценности. Љаждый предмет привносит с собой в эту комнату очарование
мелкой кражи, быстрой, как призывный взглЯд. Њиньон крадет с полок больших
магазинов, из автомобилей, крадет у своих немногочисленных друзей, крадет
везде, где только может.
‚ воскресенье они с „ивиной идут к мессе. ‚ правой руке у „ивины
молитвенник с позолоченными застежками. ‹евой рукой в перчатке она
Џридерживает воротник пальто. Ћни идут, не глЯдЯ по сторонам.
ЏриходЯт в Њадл [12] и садЯтсЯ, они верЯт в свЯщенников в золотых
облачениЯх. ‘лужба восхищает „ивину. „лЯ нее все выглЯдит очень
естественным. Љаждый жест свЯщенника понЯтен и кажетсЯ ей точным, любой
сумел бы его выполнить. Љогда свЯщенник складывает два кусочка разломанной
облатки, краЯ их не сливаютсЯ воедино, и когда он поднимает ее, держа двумЯ
руками, то не пытаетсЯ заставить поверить в чудо. “ „ивины мурашки бегут по
спине.
Њиньон молитсЯ: "Њатерь наша, сущаЯ на небесах..." €ногда они
причащаютсЯ у свЯщенника с противной физиономией, который со злобным видом
сует им в рот облатку.
Њиньон ходит в церковь еще и ради шика. ‚ернувшись в мансарду, они
ласкают друг друга. „ивина любит своего мужчину. Ћна печет ему пироги,
намазывает маслом тосты. Ћна думает о нем, даже когда он в туалете. Ћна
обожает его в любой позе.
Љлюч бесшумно отворЯет дверь, и стена разверзаетсЯ, как разверзаютсЯ
небеса, чтобы показать ''—еловека, подобного тому, которого Њикеланджело
изобразил обнаженным в "‘трашном ‘уде". Љогда дверь затворЯетсЯ вновь, с
осторожностью, с какой можно затворить и дверь хрустальную, Њиньон кидает
шлЯпу на диван, кидает окурок куда попало, скорее всего в потолок. „ивина
бросаетсЯ к своему мужчине, льнет к нему; он стоит твердый и неподвижный,
словно чудовище Ђндромеды, обратившеесЯ камень.
„рузьЯ избегают его, поэтому Њиньон иногда водит „ивину в "ђокси". Ћни
играют в покер.
Њиньону нравитсЯ элегантное движение, которым смешиваютсЯ фишки. ‘
таким же наслаждением он следит за пальцами, которые изЯщным движением
скручивают папиросу или снимают колпачок с ручки. ‚ремЯ с его секундами,
минутами, часами не существует длЯ него. …го жизнь - подземное небо,
населенное барменами, сутенерами, педерастами, ночными красавицами, пиковыми
дамами, но жизнь его - Ќебо. Ћн любит удовольствиЯ. Ћн знает все кафе в
Џариже, в которых есть туалеты с сиденьем.
- —тобы как следует облегчитьсЯ мне нужно сидеть, - говорит он.
Ћн способен пройти километры, бережно несЯ в своей утробе желание
высратьсЯ, которое с важным видом удовлетворит в отделанных сиреневой
мозаикой туалетах на вокзале ‘ен-‹азар.
џ мало что знаю о его происхождении. „ивина однажды назвала мне его
имЯ, кажетсЯ, Џоль ѓарсиЯ. Ќесомненно, он родилсЯ в одном из кварталов,
наполненных запахом экскрементов, которые, завернув в газету, выбрасывают на
улицу из окон с обЯзательным цветочным горшком на подоконнике.
Њиньон.
Љогда он трЯсет своей кудрЯвой головой, видно, как в его ушах качаютсЯ
золотые кольца, какие в давние времена носили его предки-грабители. „вижение
ноги, которым он на ходу раскачивает низ брюк, походит на движение пЯтки у
женщины, расправлЯющей оборки юбки, чтобы закружитьсЯ в вальсе.
€так, наша парочка живет счастливо, что без труда может подтвердить их
консьержка, имеющаЯ возможность наблюдать за их жизнью из своей каморки под
лестницей. Ѓлиже к вечеру ангелы слетаютсЯ, чтобы подмести и прибрать в их
комнате.
„лЯ „ивины ангелы - это движениЯ, которые делаютсЯ сами по себе, без ее
участиЯ.
Ђх, до чего же мне сладко говорить о них! ‹егионы солдат в форме из
толстого серо-голубого сукна, цвета речной воды, в кованых башмаках упорно
расстреливают небесную синеву. ђыдают самолеты. ‚есь мир умирает от
панического страха. ‘твол орудиЯ поднимаетсЯ и выстреливает, и пЯть
миллионов разноЯзыких юношей сейчас умрут. ‚ благоухании собственной плоти
люди гибнут, как мухи. “мирание плоти исполнено торжественности. € мне
сейчас доставлЯет удовольствие рассуждать об этих чудесных мертвецах:
вчерашних, сегоднЯшних, завтрашних. џ вижу мансарду, где живут мои
любовники. Ћни впервые крупно поссорились, ссора закончилась любовью. „ивина
рассказала мне, как однажды Њиньон проснулсЯ к вечеру, настолько вЯлый, что
не мог открыть глаза и, услышав, как она ходит по комнате, спросил: "—то ты
делаешь?"
Љогда мать „ивины, ќрнестина, затевала стирку, она обычно говорила:
"Џойду-ка, поиграю в корыто"; каждую субботу она "играла с корытом". Ќу,
„ивина и отвечает: "џ играю в корыто".
Џоскольку ванны у Њиньона не было, он мылсЯ в корыте. ‘егоднЯ, или в
какой-то другой день, но мне кажетсЯ, что сегоднЯ, он во сне забиралсЯ в
корыто. Ђнализировать собственные мысли он не умеет и никогда этого не
делает, но он так же чувствителен к проделкам судьбы, как к трюкам в театре
ужасов. Љогда „ивина отвечает: "џ играю в корыто", он воспринимает это, как
если бы она сказала: "џ играю, будто Я корыто". (‘ таким же успехом она
могла бы сказать: "џ играю в паровоз") [13]. Ћн вдруг возбуждаетсЯ,
представив, как во сне проникает в „ивину. —лен из его сна входит в „ивину,
котораЯ снитсЯ „ивине, и он овладевает ею на этой воображаемой оргии. € в
мозгу его вертелось: "„о самого сердца, по самую рукоЯтку, по самые Яйца, по
горло".
Њиньон влюбилсЯ.
Њне нравитсЯ выдумывать разные способы, с помощью которых любовь ловит
людей. Ћна, как €исус, входит в сердце горЯчо верующих, а еще она может
входить тайно, как вор.
’ут один тип рассказал мне историю наподобие известной притчи о том как
два соперника знакомЯтсЯ с ќросом. Ћн рассказывал так:
- Љак Я втюрилсЯ. ќто было в тюрьме. ‚ечером нужно было раздеватьсЯ,
даже рубашку стаскивать, чтобы показать надзирателю, что у тебЯ ничего нет
(ну, шнурков, там, напильника или лезвиЯ). ‘тою так с парнем в чем мать
родила. џ позырил в его сторону: так ли он мускулист, как казалсЯ. џ не
успел разглЯдеть его как следует, холодно было. Ћн быстро оделсЯ. Ќо, чтобы
заметить, до чего он хорош - просто шикарный! - времени мне хватило. Ѓыло на
что посмотреть! „уш из розовых лепестков! џ тогда даже позавидовал. —естное
слово! џ свое, конечно, получил (это прозвучало помимо его воли как: получил
по морде). ќто длилось всего ничего: четыре или пЯть дней...
Ћстальное нас не интересует. ‹юбовь устраивает и худшие западни. ‘амые
дикие. ‘амые странные. Ћна использует совпадениЯ. Ќадо же сделать так, чтобы
какой-то мальчишка засунул два пальца в рот и пронзительно свистнул как раз
в тот момент, когда моЯ душа переживала момент крайнего напрЯжениЯ и только
ждала этого пронзительного свиста, чтобы разорватьсЯ снизу доверху. Ђ как
выбираетсЯ момент, чтобы два существа полюбили друг друга до смерти? "’ы -
солнце в моей ночи. ЊоЯ ночь - это солнце в твоей ночи" Њы сталкиваемсЯ лоб
в лоб. Њы не соприкасаемсЯ, но издалека мое тело проходит сквозь твое, и
твое, тоже издалека, -сквозь мое. Њы создаем мир. ‚се изменЯетсЯ... а там!
€ пока не расстанемсЯ, будем любить друг друга, как два молодых
боксера, которые дерутсЯ, рвут друг на друге майки а потом, уже голые, с
изумлением замечают, как они оба красивы, словно видЯт себЯ в зеркале,
оторопело замирают на мгновение, потом, досадуЯ на ошибку, встрЯхивают
своими спутанными волосами, улыбаютсЯ друг другу влажной улыбкой и
обнимаютсЯ, как два классических борца: один вкладывает свои мускулы в
углублениЯ, предлагаемые мускулами другого, они опускаютсЯ на ковер, и вот
их теплаЯ сперма, брызнув вверх, чертит по небу млечный путь, созвездиЯ
которого Я легко узнаю: созвездие Њатроса, созвездие Ѓоксера, ‚елосипедиста,
‘крипки, ‘паги [14], Љинжала. ’ак на стене мансарды, в которой живет „ивина,
поЯвлЯетсЯ новаЯ карта звездного неба.
Љак-то раз „ивина приходит домой после прогулки в парке Њонсо. € вдруг
в вазе видит черную, корЯвую ветку вишневого дерева с розовыми
распустившимисЯ цветами. „ивина оскорблена. ‚ деревне крестьЯне научили ее с
уважением относитьсЯ к фруктовым деревьЯм, не считать их цветы
декоративными, и она уже никогда не сможет ими любоватьсЯ. ‘ломаннаЯ ветвь
оскорблЯет ее так же, как вас бы оскорбило убийство юной девушки. Ћна
делитсЯ своими переживаниЯми с Њиньоном, а он в ответ хохочет во все горло.
„итЯ большого города, плевал он на крестьЯнские глупости. ’огда „ивина,
чтобы довести до конца свЯтотатство и, завершив, тем самым преодолеть его,
а, может, просто разнервничавшись, рвет цветы. Џощечины. Љрики. € наконец,
любовное смЯтение, потому что стоит ей дотронутьсЯ до мужчины, как все ее
оборонительные жесты превращаютсЯ в ласку. Љулак, занесенный длЯ удара,
разжимаетсЯ, пальцы нежно прикасаютсЯ и гладЯт. Џеред настоЯщим самцом
слабым педикам не устоЯть. ‘тоило ‘еку ѓорги чуть потереть, почти не
касаЯсь, бугор, который образовывал под брюками его гигантский член, чтобы
они, и те и другие, уже не могли отстать от него, он притЯгивал их, как
магнит металлическую стружку, сам того не желаЯ. „ивина была достаточно
сильной физически, чтобы за себЯ постоЯть, но ее смущали оборонительные
жесты, ведь они были мужскими, и еще она стеснЯлась гримас, поЯвлЯющихсЯ на
лице от напрЯжениЯ. Ћна стыдилась этого и еще стыдилась мужских эпитетов в
отношении себЯ. Ќа арго ни она, ни ее подруги не говорили. ‡аговорить на
арго было бы длЯ нее столь же дико, как пронзительно хулигански засвистеть
или держать руки в карманах брюк (да еще отбрасываЯ при этом назад полы
расстегнутого пиджака) или подтЯнуть штаны, помогаЯ себе движением бедер.
“ педерастов был свой особый Язык. Ђрго - это длЯ мужчин. ќто Язык
самцов. Љак мужской Язык островитЯн Љарибского морЯ, арго стал вторичным
половым признаком. Љак цветистое оперенье птиц-самцов или пестрые одеЯниЯ из
шелка, которые имеют право носить только воины племени. Ћн был как гребешок
и шпоры. ‚сем понЯтно, но говорить на нем могли только мужчины, которые при
рождении получили в дар жесты, бедра, ноги, руки, глаза, грудь, то есть все
необходимое длЯ того, чтобы на нем говорить. Љак-то в одном баре, когда
Њимоза отважилась вставить в свою речь реплику: "Ћн чернуху лепит", мужчины
тут же нахмурили брови, а один угрожающе произнес:
- ќта девка корчит крутую.
Ђрго в устах их мужчин производил на педерастов сильное впечатление. Ќо
все-таки искусственные слова этого Языка будоражили их меньше, чем
выражениЯ, которые "коты" украли из обихода нормальных людей и которые,
попав в сточную канаву или в их постель, были приспособлены ими длЯ своих
таинственных, извращенных, противоестественных нужд. Ќапример, они говорили:
"’ак ловко" или еще: "‚стань и ходи". “ говорившего эти последние слова,
позаимствованные из …вангелиЯ, на губах всегда виднелись прилипшие крупинки
жеваного табака. ”раза произносилась тЯгуче, нараспев и обычно завершала
рассказ о каком-нибудь похождении, которое удачно закончилось:
- ‚стань... - говорили "коты". € еще, отрезаЯ:
- Џроехали.
€ еще: "Џритухнуть". Ќо длЯ Њиньона слова имели совсем другой смысл,
чем длЯ ѓабриэлЯ (солдата, который должен поЯвитьсЯ, о чем возвещает хотЯ бы
уже эта фраза, котораЯ кажетсЯ мне восхитительной и котораЯ, по-моему,
только ему одному и подходит: "Џлачу Я"). Њиньон понимал: нужно держать ухо
востро. ѓабриэль думал: нужно заткнутьсЯ. ђазве у менЯ в камере два котЯры
только что не сказали: "Ќу что, возлЯжем в наших дворцовых покоЯх?" Ћни
хотели сказать, что собираютсЯ стелить постели, а менЯ вдруг нечто вроде
блестЯщей идеи превратило в дворцового сторожа или конюха с расставленными
ногами, который, подобно некоторым молодым людЯм, "возлегающим с цыпочками",
"возлегает с дворцовыми пажами".
„ивина же просто сознание терЯла от наслаждениЯ, слушаЯ их речь или
различаЯ - при этом ей казалось, что она расстегивает ширинку, засовывает
руку под рубашку, - различаЯ отдельные Яванские слова со вставленными
слогами, похожие на нарЯд травести-Ђрго отправил своих тайных посланцев в
отдаленные французские деревни, и даже ќрнестина познала его прелесть.
‘ама себе она говорила: "ѓолуаз, цигарка, папироска". Ћна падала в
кресло и, глотаЯ тЯжелый сигаретный дым, шептала эти слова. —тобы об этой ее
слабости никто не узнал, она закрывалась в комнате, поворачивала задвижку и
курила. Ћднажды поздно вечером, войдЯ, она увидела, как в глубине комнаты
горит огонек сигареты. Ћна перепугалась, как будто на нее было наведено дуло
пистолета. Ќо страх был недолгим и сменилсЯ надеждой. Ќе в силах
сопротивлЯтьсЯ тайно присутствующему в комнате самцу, она сделала шаг,
другой и рухнула в кресло, но в тот же миг огонек погас. Ћна понЯла, что с
порога видела в зеркале напротив отделенное от нее темнотой комнаты
отражение огонька собственной сигареты, которую, с наслаждением чиркнув
спичкой, она зажгла в темном коридоре. Њожно сказать, что именно в тот вечер
был заключен ее настоЯщий брак. …е супругом стало то, что объединЯет всех
мужчин: сигарета.
‘игарета еще сыграет с ней злую шутку. Љак-то она шла по главной улице
деревни, а навстречу ей, с недокуренной сигаретой в уголке рта и
посвистываЯ, шел молодой негодЯй, один из тех, чьи лица Я вырезал из
журналов. ЏоравнЯвшись с ќрнестиной, он опустил голову так, что можно было
подумать, что он исподтишка коситсЯ на нее, и ќрнестина решила, что он
смотрит на нее с "бесцеремонной заинтересованностью", а на самом деле его
движение было вызвано тем, что ему всего-навсего в глаза попал дым от
собственной сигареты. Ћн прищурил глаза, скривил рот, и это было похоже на
улыбку. ќрнестина приосанилась, быстро взЯла себЯ в руки и сдержалась.
€нцидент так ничем и не закончилсЯ, потому что в тот -момент этот
деревенский хулиган, который даже и не видел ќрнестину, вдруг почувствовал,
что его рот расплываетсЯ в улыбке, а глаз подмигивает, тогда лихим движением
он подтЯнул штаны, как бы показываЯ, что его гримасы не были случайностью.
Ѓыли и другие выражениЯ, которые потрЯсали ее, хотЯ вас они могли бы
смутить и в то же времЯ удивить странным сочетанием слов: "ѓоры и чудеса"
или еще почище: "“тащить за Яйца в ’артар" ќти выражениЯ ей хотелось
просвистеть или станцевать, как Яву. „умаЯ о своем кармане, о самой себе,
она говорила: "Њой подвал."
‚ гостЯх у подруги: "Џрикинь", "Ћна получила на орехи". Ћ
привлекательном прохожем: "Ћн от менЯ тащитсЯ".
Ќе подумайте только, что это от нее „ивина унаследовала свою любовь к
арго. ќрнестина ни разу не дала застигнуть себЯ врасплох. Ќеосторожного
"скукожитьсЯ" в прекрасных устах было достаточно, чтобы и длЯ матери, и длЯ
сына тот, кто это произнес, превратилсЯ в ворчливого коренастого коротышку,
с бульдожьим лицом, как у молодого английского боксера Љрана, который тоже
висит у менЯ на стене.
Њиньон ходил бледный. Ћн ограбил розового голландца. Ќо зато карманы
его набиты гульденами. ’еперь обитатели мансарды познали радости безбедного
существованиЯ. Џо ночам „ивина и Њиньон спЯт. „нем они обедают дома, голые,
переругиваютсЯ, забывают занЯтьсЯ любовью, включают радио, радио чего-то
бормочет, они курЯт. Њиньон чертыхаетсЯ, а „ивина, желаЯ еще больше походить
на свЯтую …катерину ‘иеннскую, котораЯ провела целую ночь в камере
приговоренного к смерти, положив голову на его член, „ивина читает „етектив.
‡а окном дует ветер. ‚ мансарде уютно и тепло от электрообогревателЯ. Њне
хочетсЯ дать небольшую передышку, даже немного счастьЯ идеальной паре.
Ћкно приоткрыто в сторону кладбища.
ЏЯть часов утра.
„ивина слышит, как звонит колокол (ведь она не спит). € звон его - не
ноты, звучащие в воздухе, а пЯть ударов, падающих на мостовую, и вместе с
ними на мокрую мостовую падает „ивина, котораЯ три или четыре года назад в
этот же час бродила по улицам маленького городка и искала хотЯ бы хлебной
корочки среди отбросов в мусорном баке. ‚сю ночь она провела под моросЯщим
дождем, прижимаЯсь к стенам домов, чтобы меньше промокнуть, в ожидании
утреннего звона колокола (вот колокол звонит к ранней мессе, и „ивина
вспоминает тоску бездомных дней, дней колокола), объЯвлЯющего, что церкви
открыты длЯ старых дев, кающихсЯ грешников и клошаров. € теперь в
благоухающей духами мансарде утренний колокольный звон насильно вновь
превращает ее в несчастного бродЯжку, пришедшего в церковь послушать мессу,
причаститьсЯ, дать отдых своим ногам и немного отогретьсЯ. ’еплое тело
спЯщего Њиньона прижалось к ней. „ивина закрывает глаза; и в то мгновение,
когда веки ее смыкаютсЯ и отделЯют ее от мира, который рождаетсЯ вместе с
зарей, начинаетсЯ дождь, вызываЯ в ней ощущение такого полного счастьЯ, что
она громко и с глубоким вздохом произносит: "џ счастлива". Ћна собиралась
было заснуть, но к ней, утверждаЯ ощущение счастьЯ замужней женщины,
возвращаютсЯ, и уже без горечи, воспоминаниЯ о тех временах, когда она была
Љюлафруа и когда, сбежав из дома с шиферной крышей, очутилась в маленьком
городке, где золотыми, розовыми или тусклыми утрами клошары, эти существа с
наивной на первый взглЯд кукольной душой собираютсЯ вместе, обмениваЯсь
приветственными жестами, которые хочетсЯ назвать братскими. Ћни только что
проснулись и встали со скамеек на аллеЯх, на площади или выбрались с газонов
общественного парка. Ћни делЯтсЯ друг с другом секретами Џриютов, ’юрем,
Љонной полиции, Њолочник им не мешает. Ћн свой. ‡а несколько дней Љюлафруа
тоже стал здесь своим- Ѓывали дни, когда он питалсЯ несколькими найденными в
мусорном баке черствыми горбушками вперемежку с волосами. Ћднажды вечером он
даже хотел покончить собой, так был голоден. Њысли о самоубийстве очень
занимали его: песнЯ гарденала, поэма снотворного. Ћн столько раз стоЯл на
краю смерти, что только каким-то чудом избежал ее, словно чьЯ-то невидимаЯ
рука - чьЯ? - отталкивала его от краЯ. Ћднажды у менЯ под рукой оказалсЯ
пузырек с Ядом, достаточно было поднести его ко рту и потом ждать. ‚
невыносимой тоске ждать результата невероЯтного поступка и поражатьсЯ тому,
что этот безумно-необратимый шаг повлечет за собой конец света. ЊенЯ никогда
не удивлЯл тот факт, что самаЯ легкаЯ неосторожность еще даже и не движение
или движение не законченное, которое хочешь вернуть и исправить, такое еще
близкое и безобидное, что его можно было бы и не заметить - но невозможно!
-это движение способно привести, например, на гильотину; но менЯ, повторю,
это не удивлЯло до того днЯ, когда Я сам, сделав один из таких
незначительных жестов, которые получаютсЯ у нас против нашей воли и от
которых невозможно избавитьсЯ, ощутил тоску в собственной душе, тоску
несчастного, у которого нет другого выхода, кроме как признатьсЯ. € ждать.
†дать и успокаиватьсЯ, потому что тоска и отчаЯние возможны лишь, если
существует видимый или скрытый выход доверитьсЯ смерти, как Љюлафруа
когда-то смог доверитьсЯ ранее недоступным ему змеЯм.
Џока что присутствие рЯдом пузырька с Ядом или провода под высоким
напрЯжением ни разу не совпало с периодами помутнениЯ рассудка, но Љюлафруа,
и позже „ивина, будут страшитьсЯ этого момента, и одновременно готовитьсЯ к
тому, что это случитсЯ очень скоро по воле ђока, и чтобы смерть все равно
Явилась следствием их решениЯ или их отвращениЯ к жизни.
ќто были прогулки без цели, бессонными ночами по черным улицам города.
Ћн останавливалсЯ и заглЯдывал в окна на залитые золотистым светом интерьеры
через гипюр занавесей с вышитыми цветами, акантовыми листьЯми, амурами,
стрелЯющими из лука, кружевными оленЯми, и эти интерьеры напоминали ему
дарохранительницы, скрытые за занавесками, в массивных и темных алтарЯх.
Џеред окнами и по их сторонам на ступенЯх алтарЯ фонари, как восковые свечи,
выстроились в почетном карауле среди деревьев с еще необлетевшей листвой, на
которых распускались букеты лилий эмалевых, металлических, тканевых. ‘ловом,
это были обычные выдумки маленького бродЯги, в представлении которого мир
заключен в магическую сеть, которую они сами ткут вокруг глобуса и
завЯзывают пальцами ловкими и крепкими, как у Џавловой [15]. ќти дети умеют
быть невидимыми длЯ других. Љонтролер не разглЯдит их в вагоне, полицейский
на пристани, даже в тюрьмы они, кажетсЯ, попадают тайком, как табак, чернила
длЯ татуировки, свет луны или луч солнца, или как звуки фортепьЯно. Њалейший
жест служит им подтверждением того, что хрустальное зеркало, которое их
кулак покрывает серебристыми паутинками, заключает в себе целый мир домов,
ламп, люлек, крещений, - мир людей. ђебенок, о котором идет речь, был
настолько далек от всего этого, что от времени своих скитаний он, кажетсЯ,
удержал в памЯти лишь одну мысль: "‚ городе у женщин в трауре красивые
туалеты". Ќо в своем одиночестве он может умилЯтьсЯ при виде чужих мелких
неприЯтностей: присевшаЯ на корточки старушка, внезапно застигнутаЯ
ребенком, обмочила черные хлопчатобумажные чулки; а стоЯ перед окнами еще не
заполненных посетителЯми ресторанов, взрывающихсЯ Яркими огнЯми, хрусталем и
серебром, он, затаив дыхание, наблюдает сцены из трагедий, которые гарсоны
во фраках, театрально обмениваЯсь репликами и обсуждаЯ вопросы первенства,
разыгрывали до прихода первой элегантной пары, ломающей своим поЯвлением все
действо; или педерасты, которые, заплатив ему только 50 сантимов, сбегали
полные счастьЯ, которого им хватит на целую неделю; на больших вокзалах он
из зала ожиданиЯ ночами наблюдал, как мужские тени в свете печальных огней
прожекторов пересекают бесчисленное множество рельсов. “ него болели ноги и
плечи. …му было холодно.
„ивина вспоминает эти грустные моменты из жизни бродЯги: вот ночью на
дороге какаЯ-то машина, внезапно осветив его фарами, выставлЯет напоказ и
ему и себе его бедные лохмотьЯ.
“ Њиньона горЯчее тело. „ивина вжалась в него. Ќе знаю, то ли это уже
во сне или она еще вспоминает: "Љак-то утром (совсем рано, на рассвете) Я
постучала в твою дверь. џ не могла больше бродить по улицам среди
старьевщиков и отбросов. џ искала твою постель, котораЯ была скрыта от менЯ
кружевами, кружева, кружевной океан, кружевной мир. €з самого далекого
уголка мира кулак боксера забросил менЯ в узкую сточную канаву". €менно в
этот момент раздавалсЯ звон колокола- ’еперь она засыпает в кружевах, и их
соединенные тела плывут.

ќтим утром, после того, как Я целую ночь напролет с особой нежностью
ласкал мою дорогую парочку, мой сон прерываетсЯ грохотом засова, который
отодвигал тюремщик, пришедший за мусором. џ встаю и, пошатываЯсь, бреду к
параше, еще не выйдЯ из странного сна, в котором Я сумел получить прощение
своей жертвы. џ был погружен в ужас по самый рот. “жас входил в менЯ. џ
жевал его- џ был полон им. Ћн, моЯ юнаЯ жертва, сидел рЯдом со мной и свою
голую левую ногу, вместо того, чтобы положить на правую, подсунул под лЯжку.
Ћн ничего не сказал, но Я совершенно точно знал, что он думает: "џ все
сказал судье, ты прощен. Љ тому же Я буду присутствовать на судебном
заседании. ’ы можешь признатьсЯ. € быть уверенным: ты прощен." € тут же, как
это обычно и бывает во снах, он превратилсЯ в маленький труп -не крупнее
фигурки с рождественского пирога, не крупнее вырванного зуба - лежащий на
дне бокала с шампанским среди греческого пейзажа с витыми обломками колонн,
вокруг которых обвиваютсЯ и развеваютсЯ, как серпантин, длинные белые черви;
и все залито светом, который бывает только в сновидениЯх. џ уже не
припоминаю, где был Я при этом, но знаю, что поверил его словам. ‘
пробуждением ощущение того, что менЯ простили, не прошло. Ќо о том, чтобы
вернутьсЯ в мир реальных ощущений, в мир камеры, об этом нет и речи. џ снова
ложусь до времени, когда разносЯт хлеб. Ђтмосфера ночи, запах, который идет
от параши, полной дерьма и желтой воды, поднимают во мне, словно черную
землю, подкопанную кротами, воспоминаниЯ детства. Ћдно воспоминание вызывает
другое; всЯ та жизнь, которую Я считал подземной и навеки скрытой, выходит
на поверхность, на свежий воздух, под грустное солнце, отчего приобретает
запах гнили, которым Я упиваюсь. Ќаиболее болезненное воспоминание - это
воспоминание об уборной в доме с шиферной крышей. Ћна была моим убежищем.
†изнь, которую Я воспринимал как что-то далекое и запутанное, через темноту
уборной и ее запах -- трогательный запах, в котором преобладает аромат
бузины и плодородной земли, поскольку уборнаЯ находилась в отдаленном углу
сада, возле ограды, -- эта жизнь казалась мне особенно приЯтной, ласковой,
легкой, даже слишком легкой, то есть и вовсе лишенной веса. ѓоворЯ о жизни,
Я имею в виду то, что происходило вне уборной, весь остальной мир, который
не был моим маленьким закутком из досок, изрешеченных ходами насекомых. Њне
казалось, что она немного колеблетсЯ, подобно нарисованным снам, в то времЯ
как Я, в своей дыре похожий на личинку, возвращалсЯ к спокойному ночному
существованию, и порой у менЯ возникало ощущение, что Я медленно погружаюсь
то ли в сон, то ли в озеро, то ли в утробу матери или, что то же, - в
кровосмешение - то есть в духовный центр земли. Њинуты этого счастьЯ никогда
не были длЯ менЯ минутами счастьЯ светлого, а мой мир никогда не был тем,
что литераторы и теологи зовут "небесным покоем". € это хорошо: ведь длЯ
менЯ было бы невыносимо ужасно быть отмеченным Ѓогом, им избранным; Я
уверен, что, если заболев, Я был бы излечен чудом, то не пережил бы этого.
—удо - гнуснаЯ вещь: покой, который Я искал в отхожем месте и который Я буду
искать в воспоминаниЯх о нем, этот покой внушает мне доверие, этот покой
приЯтен.
€ногда начиналсЯ дождь, Я слышал стук капель по цинковой крыше; тогда
мое грустное блаженство, мое угрюмое наслаждение усугублЯлось еще и
ощущением скорби. џ приоткрывал дверь, и вид мокрого сада с побитой дождем
зеленью приводил менЯ в отчаЯние. џ часами сидел в этой камере,
примостившись на деревЯнном сиденье; мои душа и тело, добыча запаха и
темноты, пребывали в состоЯнии мистической взволнованности, ибо самаЯ тайнаЯ
часть существа приходила сюда именно с тем, чтобы разоблачатьсЯ, как
приходЯт в исповедальню. ЏустаЯ исповедальнЯ таила в себе длЯ менЯ такую же
сладость. Ќа картинках из старых журналов мод, валЯвшихсЯ там, женщины 1910
года непременно носили муфту, зонтик или платье с турнюром.
Њне понадобилось много времени, чтобы, распознав их, прибегнуть к
колдовству этих низменных сил, которые за ноги тЯнули менЯ к себе, махали
вокруг менЯ черными крыльЯми, похожими на ресницы вампиров, и вонзали
самшитовые пальцы в мои глаза.
‚ соседней камере спустили воду. ’ак как наши унитазы соединены, вода в
моем забурлила и еще одна волна запаха захлестнула камеру. Њой твердый член
зажат в трусах, и стоит прикоснутьсЯ к нему рукой, как он, освобожденный,
упираетсЯ в простыню, и та сразу приподнимаетсЯ. Њиньон! „ивина! Ђ Я здесь
один...
џ люблю Њиньона особенно нежно, поэтому не сомневайтесь - в конце
концов это свою судьбу, истинную или ложную - Я то как лохмотьЯ, то как
судейскую мантию надеваю на плечи „ивины.
Њедленно, но верно Я стремлюсь избавить ее от всЯкого счастьЯ, чтобы
сделать из нее свЯтую. •отЯ огонь, сжигающий ее, уничтожил тЯжелые оковы, ее
уже опутывают новые: ‹юбовь. ’ак рождаетсЯ мораль, котораЯ, конечно, не
ЯвлЯетсЯ моралью в общепринЯтом смысле (это мораль под стать „ивине), но
все-таки это мораль, со своими понЯтиЯми о „обре и ‡ле. „ивина еще не стоит
по ту сторону добра и зла, там, где и должно быть свЯтому. Ђ Я, скорее
добрый, чем злой, демон веду ее за руку.
‚от "„ивинариана", составленнаЯ длЯ вас. ’ак как Я хочу описать
несколько произвольно взЯтых эпизодов, то оставлЯю читателю самостоЯтельно
разобратьсЯ с хронологией описываемых событий, принЯв за данное, что на
протЯжении этой, 1-й главы ей будет от двадцати до тридцати лет.

„ивинариана
„ивина говорит Њиньону: "’ы мое безумие".

„ивина скромна. Ћна отличает роскошь лишь по тайне, котораЯ в ней
таитсЯ и котораЯ ее пугает. ђоскошные отели, словно логово ведьм, держат
пленников силой своих чар, и лишь наши заклинаниЯ способны высвободить их из
мрамора, ковров, бархата, черного дерева и хрусталЯ. …два разбогатев
благодарЯ одному аргентинцу, „ивина приобщилась к роскоши. Ћна накупила
кожаных чемоданов с окованными углами, пахнущих мускусом... ‘емь или восемь
раз на дню она садилась в вагон поезда, распихивала свой багаж, устраивалась
на подушках, а за несколько секунд до свистка, звала двух или трех
носильщиков, выгружалась, брала машину и просила отвезти ее в ѓранд-Ћтель,
где останавливалась лишь на времЯ, необходимое, чтобы быстро и роскошно
устроитьсЯ. –елую неделю она вела жизнь звезды и теперь умеет и ступать по
ковру, и говорить с лакеем, и не потерЯтьсЯ среди роскошной мебели. Ћна
приручила волшебство и спустила роскошь на землю. ’еперь крутые закруглениЯ
и завитки на мебели, картинных рамах и деревЯнных стенных панелЯх,
вырезанные в стиле эпохи ‹юдовика XV, придают особую элегантность ее жизни,
котораЯ развертываетсЯ перед ней, словно раздваивающаЯсЯ дворцоваЯ лестница.
Ђ уж когда во взЯтой напрокат машине она проезжает мимо кованой решетки или
выписывает на улице восхитительную петлю, тогда она -- инфанта.

‘мерть это не мелочь. „ивина уже боитсЯ оказатьсЯ застигнутой ею
врасплох. Ћна хочет умереть достойно. Љак тот младший лейтенант авиации,
который отправлЯлсЯ на боевой вылет в парадной форме, чтобы смерть, случайно
залетев в самолет, обнаружила и запечатлела бы его в образе офицера, а не
бортмеханика. ‚от и у „ивины всегда при себе засаленный серый диплом о
высшем образовании-

-- Ћн глуп, как пуговица... (Њимоза собираетсЯ сказать: от ботинок).
„ивина нежно: от ширинки.
“ нее всегда при себе, в рукаве, маленький веер из газа и белой
слоновой кости. Љогда она произносила слово, которое ее смущало, то с
быстротой фокусника вынимала из рукава веер, раскрывала его, и вдруг
возникшее порхающее крыло прикрывало нижнюю часть ее лица. ‚сю ее жизнь веер
будет порхать возле нее. Ћна обновит его у торговца домашней птицей на улице
‹епик. „ивина с подругой зашли туда купить курицу. ‘ледом вошел сын хозЯина.
ѓлЯдЯ на него, „ивина загоготала, подозвала подругу и, засунув палец в гузку
курицы, лежащей на разделочном столе, закричала: "Ћ, смотрите же, вот
красотка из красоток!" Ђ веер уже порхал возле ее покрасневших щек. Ћна еще
раз влажным взглЯдом посмотрела на хозЯйского сына.
Џолицейские задержали „ивину на бульваре, она была немного навеселе.
Џронзительным голосом она поет Veni Creator [16]. € каждый прохожий, словно
наЯву, видит перед собой маленькие пары новобрачных: скрытые под белыми
кружевами, они преклонЯют колени на вышитой скамеечке длЯ молитвы; а оба
сержанта видЯт себЯ шаферами на свадьбе у кузины. Ћднако они все же ведут
„ивину в участок. ‚сю дорогу туда она третсЯ о них, а они, возбудившись,
лишь крепче держат ее и нарочно спотыкаютсЯ, чтобы лишний раз прикоснутьсЯ к
ее бедрам своими. €х гигантские члены ожили, они бьют, они колотЯт, они
напирают в отчаЯнном и кровавом приступе на дверь штанов толстого голубого
сукна. Ћни, как свЯщенник в ‚ербное воскресенье у закрытой двери церкви,
требуют открыть ее. Ђ молодые и старые педерасты стоЯт на бульваре и
наблюдают, как „ивину уводЯт под торжественное свадебное песнопение Veni
Creator:
- Ќа нее наденут наручники!
- Љак на матроса!
- Љак на каторжника!
- Љак на роженицу!
ЋстанавливаютсЯ буржуа, их много, но никто из них ничего не видит и
ничего не понимает, и едва ли их мирное доверчивое настроение испортит такой
пустЯк:
„ивина, ведомаЯ под руки, и жалеющие ее подруги.
ЋтпущеннаЯ на свободу, назавтра вечером она снова на своем посту на
бульваре. ѓлаз у нее синий и распухший.
- Ѓоже, миленькие мои, Я ведь чуть в обморок не упала. †андармы менЯ
поддержали. Ћни все менЯ окружили и обмахивали клетчатыми носовыми платками.
Ћни, как свЯтые женщины, осушали мое лицо. Њое Ѓожественное ‹ицо: "Џридите в
себЯ, „ивина, придите, придите, придите в себЯ!" Ћни менЯ воспевали!
Ћни отвели менЯ в темный карцер. Ќа белой стене кто-то (Ћ, этот
"кто-то"! џ буду искать его среди мелких строк тЯжелых страниц романов с
продолжением, населенных восхитительно прекрасными пажами и хулиганами. џ
развЯзываю, расшнуровываю камзол и туфли одного из пажей свиты †ана-—ерные
ЏодвЯзки, потом Я отпускаю его, жестокий нож в одной руке, а его напрЯженный
член зажат в другой, он стоит лицом к стене и вот -- полюбуйтесь на этого
молодого пленника, невероЯтно девственного. Ћн прижимаетсЯ щекой к стене. Ћт
одного поцелуЯ он начинает лизать поверхность стены, и штукатурка жадно
впитывает его слюну. Џотом ливень поцелуев. …го движениЯ обрисовывают
очертаниЯ невидимого партнера, который сжимает его в объЯтьЯх и которого не
отпускает жестокаЯ стена. Ќаконец, от тоски и отчаЯниЯ, от избытка любви,
паж рисует...) нарисовал фарандолу таких... Ђх! Њилочки, вы только
представьте себе и напейтесь, чтобы туда попасть, но Я же могу только
обрисовать: такое крылатое, вздувшеесЯ, толстое, важное, как амурчик, с
роскошными сахарными... . Ђ вокруг, милые дамы, самых прЯмых и крепких из
них обвивались клематисы, вьюнки, настурции, и скрюченные "котики". Ђх, что
за колонны! Љамера неслась во весь опор: это какое-то безумие, безумие,
безумие!

Њилые тюремные камеры! Џосле чудовищной мерзости моего ареста, моих
разных арестов, каждый из которых всегда был первым, ибо ЯвлЯлсЯ моему
внутреннему зрению в своей непоправимости, со скоростью и блеском
головокружительными,. фатальными, после заключениЯ моих рук в стальной
кабриолет, блестЯщий, как драгоценность или теорема, - после этого тюремнаЯ
камера, которую Я теперь люблю, как порок, сама по себе стала мне утешением.
‡апах тюрьмы - это запах мочи, формалина и краски. ‚о всех тюрьмах
…вропы Я узнавал его, и Я осознал, что этот запах в конце концов превратитсЯ
в запах моей судьбы. ‚сЯкий раз, попадаЯ туда, Я ищу на стенах следы моих
предыдущих заключений, а значит - моих предыдущих отчаЯний, сожалений,
желаний, которые другой заключенный оставил бы за менЯ. џ исследую
поверхности стен в поисках следов, оставленных мне другом. џ не знаю, что
такое настоЯщаЯ дружба, какие следы оставлЯет на сердце, а иногда и на коже,
дружба двух мужчин друг к другу; в тюрьме Я иногда хочу испытать именно
чувство братской дружбы, но всегда к мужчине обЯзательно моего возраста,
который был бы красив и Я бы ему полностью доверЯл, который был бы
сообщником в моих любовных похождениЯх, в моих кражах, моих преступных
желаниЯх; но это не дает мне представлениЯ о такой дружбе, о запахе одного и
другого из друзей в их самых интимных местах, потому что Я строю из себЯ в
этом случае мужчину, который знает, что таковым не ЯвлЯетсЯ. џ жду, что на
стене проЯвитсЯ какаЯ-то ужаснаЯ тайна, убийство или предательство в дружбе
или надругательство над Њертвыми, длЯ которой Я был бы блистающим склепом-
Ќо Я находил лишь какие-то отдельные слова, нацарапанные булавкой на
штукатурке, выражениЯ любви или возмущениЯ, а чаще - покорности судьбе:
"†ожо де ла Ѓастож всегда будет любить свою женушку." "Њое сердце к такой-то
матери, мой елдак - шлюхам, мою голову -- „ейблеру." ќти наскальные надписи
почти всегда ЯвлЯютсЯ обращением к женщине или просто стишками, которые
известны всем блатным во ”ранции:

“голь станет белым-белым,
Ѓелым снегом сажа станет,
Ќо никогда родной тюрЯге
Ќе изменит моЯ памЯть.

Ђх, эти свирели Џана! Ћни отмечают прошедшие дни!
€ наконец: удивительнаЯ надпись, выбитаЯ на мраморе под козырьком
парадного подъезда: "’юрьма основана 17 марта 1900 года"; она вызывает в
моем воображении кортеж, состоЯщий из важных чинов, которые торжественно
приводЯт сюда первого заключенного.
„ивина: "‘ердце на ладони, а ладонь дырЯваЯ, а рука в мешке, мешок
закрыт, и сердце мое попалось".

„оброта „ивины. Ћна полностью и без оглЯдки доверЯла мужчинам с
правильными и резкими чертами лица, и густыми, прЯдью падающими на лоб
волосами, и казалось, это доверие согласуетсЯ с тем влиЯнием, которое такие
мужчины оказывали на „ивину. Ћна, с ее живым критическим умом, часто
оказывалась обманутой. Ћна понЯла это, вдруг или постепенно, и захотела
изменить свое поведение, и интеллектуальный скептицизм в борьбе с
сентиментальной услужливостью победил и утвердилсЯ в ней. Ќо ее продолжают
обманывать, так как теперь в ней пробудилась всепоглощающаЯ страсть к
молодым мужчинам, она чувствует к ним неотвратимое притЯжение. Ћна принимает
их признаниЯ в любви с иронией в улыбке или в словах, за которой проступают
и плохо скрытаЯ слабость (как слабость педерастов перед бугром на штанах
ѓорги), и все ее усилиЯ устоЯть перед их чувственной красотой (их
неприступностью), между тем как они всегда отвечают ей такой же, но только
жестокой улыбочкой, как будто вылетев между зубов „ивины, она отскочила от
их более острых, более холодных и оттого - более красивых зубов.
—тобы наказать себЯ за злобу на злых, „ивина отказываетсЯ от своих
намерений и начинает унижатьсЯ перед сутенерами, а они ничего не понимают.
…е доброта доходит порой до щепетильности. Ћднажды в полицейском фургоне по
дороге из суда, куда „ивина попадала частенько, особенно за кокаин, она
спрашивает соседа-старичка:
- ‘колько дали? Ћн отвечает:
- ’роЯк. Ђ тебе?
Ћна, получив только два месЯца, отвечает:
- € мне троЯк.

14 июлЯ. Џовсюду сине-бело-красное. „ивина же одеваетсЯ в другие цвета
из любезности к ним,, всеми позабытым.

„ивина и Њиньон. Џо-моему, это пара идеальных любовников. €з своей
зловонной дыры, из-под шероховатой шерсти одеЯла, с носом, мокрым от пота, и
вытаращенными глазами, оставшись наедине с ними, Я смотрю на них.
Њиньон - великан, он стоит, чуть согнув и расставив ноги в
небесно-голубых штанах с напуском, ноги его закрывают половину земного шара.
Ћн дрочит. ’ак мощно и так уверенно, что анусы и влагалища надеваютсЯ на его
член, как кольца на палец. Ћн дрочит. ’ак мощно и уверенно, что его
мужественность, отмеченнаЯ небесами, обретает проникающую силу батальонов
белокурых воинов, которые "оседлал [17] нас 14 июлЯ 1940 года; они шли
неспешно, серьезно, глЯдЯ прЯмо перед собой, печатаЯ шаг в пыли под солнцем.
Ќо они могут служить лишь длЯ изображениЯ Њиньона, изогнувшегосЯ и
напрЯженного. €х гранит не дает им возможности стать "котами" очарованными.
џ закрываю глаза. „ивина: это тысЯча соблазнительных форм, вышедших из
моих глаз, рта, локтей, колен, не знаю, откуда еще. Ћни говорЯт мне: "†ан!
Љак Я рада, что живу в „ивине и вместе с Њиньоном!"
џ закрываю глаза. „ивина и Њиньон. „лЯ Њиньона „ивина - это лишь
предлог, случай- Љогда ему случалось думать о ней, он пожимал плечами, как
бы пытаЯсь стрЯхнуть с себЯ эти мысли, как если бы его мысли были когтистыми
драконами, вцепившимисЯ ему в спину. Ќо длЯ „ивины Њиньон - это все. Ћна
ухаживает за членом Њиньона. Ћна щедро и нежно ласкает его, прибегаЯ к
сравнениЯм, которые, находЯсь в игривом настроении, используют приличные
люди, типа "маленький, малыш в колыбельке, €исус в ЯслЯх, тепленький твой
братик", не произносимые ею, тем не менее приобретают свое прЯмое значение.
…е чувствам они подходЯт буквально. —лен Њиньона длЯ нее - это весь Њиньон,
чистый предмет ее роскоши, предмет ее чистой роскоши. …сли „ивина и
соглашаетсЯ видеть в своем мужчине что-то, кроме теплого фиолетового члена,
то это значит, что она может проследить его продолжение до самого ануса и
обнаружить, что он продолжаетсЯ и простираетсЯ на все остальное тело, что он
это и есть возбужденное тело Њиньона, оканчивающеесЯ бледным изможденным
лицом, с глазами, носом, ртом, ввалившимисЯ щеками, вьющимисЯ волосами,
капельками пота на лбу.
џ закрываю глаза под моим занюханным одеЯлом. —уть расстегнув штаны,
„ивина завершила таинственный ритуал ухода за своим мужчиной. “крашены
лентами волосы и член, цветы продеты в петли пуговиц на ширинке (в таком
нарЯде Њиньон выходит по вечерам вместе с ней). ‚ывод: длЯ „ивины Њиньон
есть не что иное, как великолепное представительство на земле, осЯзаемый
образ или даже -- символ существа (может быть, Ѓога) или идеи, оставшейсЯ на
небе- Ћни не общаютсЯ- „ивину можно сравнить с Њарией-Ђнтуанеттой, которой в
заключении, если верить моему учебнику истории ”ранции, волей-неволей
пришлось выучить арго, употреблЯвшеесЯ тогда, в XVIII веке- ЃеднаЯ милаЯ
королева!

Љогда „ивина визжит: "Ћни приволокли менЯ в суд!", сразу представлЯешь
себе пожилую графиню ‘оланж в старинном платье с кружевным треном, которую
на коленЯх за свЯзанные вместе руки солдаты тЯнут по каменным плитам дворца
ЏравосудиЯ.
- џ умираю от любви, - говорит она. †изнь в ней замирала, но жизнь
вокруг нее продолжалась, ей казалось, что она идет навстречу потоку времени
и, безумно пугаЯсь мысли о том, что при такой скорости она дойдет до начала,
до Џервопричины, она, наконец, начинала делать движениЯ, которые
возобновлЯли биение ее сердца.

€ еще о доброте этой безумицы. Ћна задает вопрос молодому убийце, с
которым мы познакомимсЯ позже (Ќотр-„ам-де-”лер). ќтот вопрос, без всЯкого
на то умысла, причинЯет убийце такое страдание, что лицо его мгновенно
искажает гримаса. € сразу бросаЯсь вслед за причиненной ею" болью, чтобы
догнать и остановить ее, заикаЯсь и захлебываЯсь слюной, котораЯ от
переживаниЯ становитсЯ похожей на слезы, она кричит:
- Ќет, нет, это Я!
Џодруга семьи - самаЯ безумнаЯ из всех, кого Я там знал, - Њимоза II.
Њимоза ‚еликаЯ, ЏерваЯ, сейчас живет на содержании у одного старика- “ нее
вилла в ‘ен-Љлу. Ћна любила Њимозу II, когда та была еще
мальчишкой-молочником, и потому оставила ей свое имЯ. Њимоза II, ничего не
поделать, красавицей не была. „ивина пригласила ее к себе на чай. ’а пришла
к пЯти часам. Ћни с „ивиной поцеловали друг друга в щечку, очень стараЯсь,
чтобы их тела не соприкоснулись. Њиньону же она по-мужски пожала руку; и вот
она уже сидит на диване, рЯдом с лежащей „ивиной- Њиньон готовит чай, у него
свои причуды.
- Љак мило, что ты пришла, Њимо, мы так редко видимсЯ.
- „орогаЯ, это не моЯ вина. Џоверь, Я обожаю твое гнездышко. Ћно
напоминает мне дом сельского свЯщенника с видом на парк. Љак должно быть
приЯтно иметь в соседЯх мертвецов!
„ействительно, вид из окна был прекрасен. €ногда кладбище освещала
луна. Ќочью в лунном сиЯнии оно казалось „ивине, лежащей в постели, светлым
и глубоким. ‘вет был таким сильным, что под травой могил и под мрамором
хорошо различалось призрачное шевеление мертвецов. ‚ид этого кладбища в
окаймлении оконной рамы напоминал светлый глаз, мерцающий в красивом разрезе
век, или еще лучше: голубой стеклЯнный глаз, какими бывают глаза
светловолосых слепых, лежащий на ладони негра. Ћно плыло в танце, вернее -
ветер качал траву и кипарисы. Ћно танцевало, оно было музыкально, тело его
шевелилось, как тело медузы. Љладбище вошло в душу „ивины, подобно тому, как
некоторые фразы входЯт в текст: буква - сюда, буква -- туда. Љладбище было с
ней повсюду: и в кафе, и на бульваре, и в тюрьме, и под одеЯлом, и в
уборной. €ли даже, если хотите, жило в ней подобно тому, как в Њиньоне жил
верный и послушный пес, порой придаваЯ взглЯду сутенера кротость и грусть
собачьих глаз.
Њимоза высовываетсЯ из окна, в оконный проем “сопших и, вытЯнув палец,
ищет могилу. Ћтыскав, вопит:
- Ђ! Њерзавка и потаскуха, наконец-то ты сдохла! ‚от она ты, лежишь под
холодным камнем, а Я хожу по коврам, шлюха!
- ’ы что, обалдела? - сказал Њиньон, и ругательство чуть было не
сорвалось с его губ.
- Ђ Я, Њиньон, может быть, свихнулась от любви к тебе, ужасный Њиньон!
Ќо там в могиле - арлотта. арлотта там!
Њы рассмеЯлись, потому что знали, что арлотта - это ее дедушка, он
похоронен в глубине кладбища, на участке, купленном в вечное пользование.
- Љак поживает ‹уиза? (отец Њимозы). € ‹юси? (мать) - спросила „ивина.
-- Ђх, „ивина, не спрашивай, они превосходно себЯ чувствуют. Ћни-то не
сдохнут, прошмандовки! ЌегодЯйки!
Њиньон любил послушать педерастов. Ћсобенно ему нравилось, как они
наедине рассказывают ему о себе. ‡авариваЯ чай, он слушал, улыбка не сходила
с его губ. “лыбка Њиньона никогда не бывала застывшей. ЏостоЯнное
беспокойство, казалось, заставлЯло его щуритьсЯ. Ѓольше обыкновенного он
беспокоилсЯ сегоднЯ; вечером он должен будет бросить „ивину. Џоэтому Њимоза
кажетсЯ ему сейчас ужасной, прЯмо-таки волчицей. „ивина ничего не знает о
том, что ее ждет. ‹ишь потом она вдруг поймет, что ее бросили и почему такой
злобной была Њимоза. Ћни ловко провернули это дело. ђоже, мужчина Њимозы,
уехал в ѓрив.
- Ћна отправилась воевать, эта ђоже. Ћна вообразила себЯ амазонкой.
’ак однажды Њимоза сказала Њиньону, и тот, шутЯ, предложил ей заменить
ђоже. Ќу, она и согласилась.
Ќаши семьи, законы нашего „ома не похожи на ваши. ‡десь любЯт без
любви. ‹юбовь не носит сакраментального характера. Џедерасты в высшей
степени безнравственны. Ќе моргнув глазом, после шести лет союза, не считаЯ
себЯ свЯзанным и не думаЯ о том, что поступает дурно и причинЯет зло, Њиньон
решил бросить „ивину. Ѓез угрызений совести, лишь немного беспокоЯсь, как бы
„ивина не отказалась с ним видетьсЯ.
—то касаетсЯ Њимозы, то ей, чтобы ощутить счастье от содеЯнного зла,
достаточно причинить его сопернице.
„ва педераста щебетали, в сравнении с игрой их глаз, их речи казались
самыми заурЯдными. Ћни не хлопали ресницами, не морщили веки. Џросто глазное
Яблоко скользило справа налево, слева направо, вращаЯсь так, как будто его
приводила в движение целаЯ система шарикоподшипников. ’еперь послушаем, о
чем они шепчутсЯ;
толстокожий Њиньон уже подошел к ним и, стоЯ рЯдом, предпринимал
титанические усилиЯ, чтобы их понЯть.
Њимоза шепчет:
- „ушенька, Ћни мне нравЯтсЯ, когда Ћни еще в брюках. ‘мотришь на Ќих,
и Ћни твердеют. ‘ ума можно спЯтить, с ума спЯтить! Ђх, эта складка! Ћна не
кончаетсЯ, она тЯнетсЯ до самых ступней! ЏрикоснешьсЯ и ведешь по ней рукой
до пальцев ног, как Љрасотка спускаетсЯ, говорЯт. € длЯ этого особенно
рекомендую тебе морЯков.
Њиньон едва заметно улыбалсЯ. Ћн знает. ’олстаЯ Љрасотка мужчин его не
волнует, но теперь он больше не удивлЯетсЯ . тому, что она волнует „ивину
или Њимозу.
Њимоза говорит Њиньону:
- ’ы изображаешь хозЯйку, чтобы не сидеть с нами.
Ћн отвечает:
- џ готовлю чай.
Љак бы понЯв, что этих слов недостаточно, он добавлЯет:
- “ тебЯ есть новости от этого типа, от ђоже?
-- Ќет, - отвечает Њимоза, -- џ ‚сЯ-ЋдинокаЯ. …й бы хотелось прибавить:
џ ‚сЯ-€змученнаЯ. †елаЯ выразить чувство, которое обычно сопровождаетсЯ
излишне взволнованным жестом или интонацией, педерасты ограничиваютсЯ
словами: "џ ‚сЯ-‚сЯ", произнесенными доверительным голосом, почти шепотом,
подчеркиваЯ эти слова движением руки в перстнЯх, дабы успокоить невидимую
бурю. —еловек, знакомый, еще со времени Њимозы ‚еликой, с дикими
проЯвлениЯми необузданных чувств, дерзкими жестами и воплЯми, от которых
кривитсЯ рот, загораютсЯ глаза, обнажаютсЯ зубы, -этот человек не может не
спросить себЯ, какаЯ таинственнаЯ нежность сменила те неистовые страсти?
…сли „ивина начинала свою "молитву", она останавливалась, лишь полностью
обессилев. ‚ первый раз, когда он это услышал, Њиньон застыл в изумлении.
Џока они были у себЯ в комнате, ему это казалось забавным, но когда „ивина
продолжила это уже на улице, он сказал:
- ќй, девка, заткнись! Ќечего менЯ позорить перед друзьЯми.
•олодность его слов говорила о готовности на самые крайние меры, и
„ивина узнала ѓолос своего “чителЯ. Ћна сдержалась. Ќо ведь прекрасно
известно, что нет ничего опасней, чем подавление собственных эмоций. Љак-то
вечером, за стойкой в баре, где собирались "коты", на площади Љлиши (обычно
Њиньон из осторожности ходил туда без нее), „ивина заплатила по счету и,
взЯв сдачу, забыла оставить на стойке чаевые. ‡аметив это, она издала такой
вопль, что в баре чуть было не треснули зеркала и не полопались лампочки, ее
крик потрЯс "котов":
- Ѓоже мой, Я ‚сЯ-ЌенормальнаЯ!
„ве оплеухи справа и слева с безжалостной быстротой заставили ее
замолчать, низведЯ ее до размера левретки, так что ее голова уже не доходила
до стойки. Њиньон был вне себЯ. ‚ свете неоновой лампы он казалсЯ зеленым.
"Џошла вон", - прошипел он. ‘ам же осталсЯ допивать свой коньЯк.
ќти крики (Њиньон сказал бы: "Ћна ронЯет свои крики", как думал, сидЯ
на толчке: "’ы ронЯешь свои плоды" или, воруЯ: "’ы подбираешь бабки") были
одной из привычек, перенЯтых „ивиной у Њимозы I. Љогда они, несколько
девочек, собирались на улице или в кафе длЯ педерастов, из их болтовни (слов
и жестов) раскрывались целые букеты цветов, среди которых они вели себЯ
самым естественным образом, обсуждаЯ заурЯдные домашние проблемы:
- џ всЯ, всЯ, всЯ ‚сЯ-ЃесстыжаЯ.
- Ђх, сударыни, какаЯ Я потаскуха.
- ’ы зна-а-а-а-ешь (звук "а" они тЯнули очень долго), Я ‚сЯ-‚-’оске.
- ‘мотрите, смотрите, какаЯ прошла, ‚сЯ-елестЯщаЯ.
Љак-то на бульваре полицейский инспектор спросил одну из них:
"’ы кто?"
Ћна ответила: "џ - ‚сЯ-’рогательнаЯ."
Џонемногу они сокращали свои реплики, и в конце концов им уже было
достаточно произнести:
"џ ‚сЯ-‚сЯ", и наконец - "џ ‚-‚."
’о же и с жестами. “ „ивины было одно движение, когда, достав из
кармана платок, ее рука описывала широкую кривую, прежде чем прижать платок
к губам. ЏопытайсЯ кто-нибудь разгадать этот жест, он непременно бы ошибсЯ,
ибо тут были сведены воедино два жеста: один, уже потерЯвший свое
первоначальное значение, и другой, который продолжал и завершал первый,
возникнув там, где первый прервалсЯ. €так, вынимаЯ руку из кармана, „ивина
намеревалась встрЯхнуть за край развернутый кружевной платок. ‚стрЯхнуть на
прощание или уронить пудру или флакончик с духами, которых в платке не было,
это был повод. Ђ широкий жест был необходим, чтобы поведать о скрытом
переживании: "џ одна. Љто может, помогите." Њиньон так и не сумел до конца
уничтожить этот жест, но сократил его так, что, не опошлившись, тот
скрестилсЯ с другим и от этого стал необычным. Ќарушив его, он сделал этот
жест великолепным. Ћб этих стараниЯх Њиньона Њимоза как-то сказала:
- Ќаши самцы пытаютсЯ сделать из нас каких-то паралитичек.
Љогда Њимоза ушла, Њиньон тут же попыталсЯ найти повод длЯ ссоры с
„ивиной, чтобы бросить ее. Ќе получилось. ќто его разозлило, он обозвал ее
шлюхой и ушел.
€ вот „ивина осталась одна в целом свете. Љого дать ей в любовники?
’ого цыгана, которого- Я ищу повсюду, его фигура благодарЯ высоким каблукам
марсельских сапог похожа на гитару. Џо его ногам поднимаютсЯ, обвиваЯсь,
чтобы равнодушно обнЯть Ягодицы; матросские штаны.
„ивина одна. ‘о мной. –елый мир стоит в карауле у стен тюрьмы ‘анте и
ничего не знает и не желает знать о смЯтении, царЯщем в маленькой камере,
затерЯвшейсЯ среди других, настолько похожих друг на друга, что Я часто
путаюсь. ‚ремЯ не дает мне отсрочки, Я ощущаю его бег. —то мне делать с
„ивиной? …сли Њиньон вернетсЯ, то задержитсЯ ненадолго. Ћн познал сладость
разрыва. Ќо „ивина уже не способна жить без потрЯсений, они сжимают ее,
дробЯт и склеивают вновь, ломают, чтобы в конце концов оставить мне лишь
немного ее сущности, что-то вроде эссенции, которую Я мечтаю добыть- € вот
мсье ђоклор (ул. „уэ, 127, служащий “правлениЯ общественного транспорта
парижского муниципалитета), около семи часов утра отправлЯЯсь в Џти Џаризьен
за молоком длЯ себЯ и длЯ мадам ђоклор (она в это времЯ расчесывала волосы
на кухне), нашел на полу темного подъезда своего дома растоптанный веер.
ЏластмассоваЯ ручка инкрустирована фальшивыми изумрудами. Ћн по-мальчишески
отфутболил обломки сперва на тротуар, а затем в сточную канаву. ќтот веер
принадлежал „ивине. ‚ ту самую ночь „ивина совершенно случайно встретила
Њиньона и пошла с ним, ни словом не упрекнув его в бегстве. ‘лушаЯ ее
болтовню, он что-то насвистывал и, возможно, немного раскаивалсЯ. Њимоза
застала их вместе. „ивина, приветствуЯ ее, поклонилась до самой земли, а
Њимоза мужским голосом, впервые на памЯти „ивины, закричала:
- Џошла вон, грЯзнаЯ шлюха, задница вонючаЯ! ќто кричала уже не Њимоза,
а мальчишка-молочник. ’ак бывает, когда втораЯ натура, не устоЯв, дает
выплеснутьсЯ первой, прорвавшейсЯ в приступе бешеной злобы. Њы бы и не
заговорили об этом, если бы в подобных случаЯх не проЯвлЯлась бисексуальнаЯ
натура педерастов. Њы еще встретимсЯ с этим Явлением, говорЯ уже о „ивине.
„ело, однако, принимало серьезный оборот. Њиньон проЯвилсЯ в этой
ситуации еще и как замечательный трус (Я считаю, что малодушие - это
активное качество, которое, достигнув определенной степени интенсивности,
словно призрак, начинает распространЯть белое сиЯние вокруг хорошеньких
боЯзливых подростков, которые медленно, словно по морскому дну,
передвигаютсЯ в нем). Љороче, Њиньон не соизволил вмешатьсЯ. ђуки в
карманах:
-- Ђ вы убейте одна другую, - сказал он, посмеиваЯсь-
’аким же смехом, он до сих пор звенит у менЯ в ушах, смеЯлсЯ как-то
вечером, стоЯ передо мной, один 16-летний ребенок. Џо этому смеху вы легко
можете представить себе, что такое сатанизм. „ивина и Њимоза подрались.
Џрислонившись к стене дома, „ивина наносила короткие удары ногой и махала
кулаками (в пустоту) сверху вниз. Њимоза была крепче и била сильнее. „ивине
удалось вырватьсЯ, но когда она добежала до приоткрытой двери одного из
домов, Њимоза настигла ее. ‘хватка, уже не такаЯ шумнаЯ, продолжалась в
коридоре. †ильцы спали, консьержка ничего не слышала. „ивина думала:
"Љонсьержка ничего не скажет, ведь ее зовут мадам Њюлл [18]. ЃезлюднаЯ
улица. Њиньон стоЯл на тротуаре, все так же - руки в карманах, и внимательно
разглЯдывал мусор в стоЯщем рЯдом баке. Ќаконец, он повернулсЯ и ушел:
- Ќу и сучки!
Џо дороге он подумал: "…сли у „ивины вскочит фонарь под глазом, Я ей
вмажу по ее грЯзной роже. Џидовки проклЯтые." Ќо к „ивине он вернулсЯ-
’ак „ивина вновь обрела своего "кота" и свою подругу Њимозу и вернулась
к прежней чердачной жизни, котораЯ должна продлитьсЯ еще пЯть лет-Њансарда
на мертвецах. Ќочной Њонмартр. Џристанище ‘тыда. Њы приближаемсЯ к ее
тридцатилетию... ЊоЯ голова все еще находитсЯ под одеЯлом, пальцы лежат на
глазах, мысль потерЯна, осталась только нижнЯЯ часть тела, отделеннаЯ от
головы пальцами, вдавленными в глазницы.
Њимо камеры проходит надзиратель; входит в камеру, но ничего не говорит
о Ѓоге капеллан; Я их уже не вижу, Я уже далеко от ‘анте. Ђ беднаЯ ‘анте все
пытаетсЯ удержать менЯ у себЯ.
Њиньон, сам того не ведаЯ, любит „ивину все больше, все глубже. ѓоворЯ
напрЯмую, он привЯзываетсЯ к ней. Ћднако при этом он уделЯет ей все меньше
вниманиЯ. Ћна остаетсЯ в мансарде одна, она дарит Ѓогу свою любовь и боль.
‚едь Ѓог - по словам иезуитов - имеет тысЯчи способов войти в душу: золотым
дождем, лебедем, быком, голубкой и кто знает, как еще? „лЯ альфонса, который
пошел в уборную, он, возможно, изберет способ, еще не изученный теологами,
решив предстать, например, в виде унитаза? Њожно задатьсЯ и таким вопросом:
какие формы принимала бы свЯтость (Я не говорю о путЯх ее спасениЯ) „ивины и
всех свЯтых, если бы не существовало церкви. Њы уже знаем, что жизнь „ивины
обрела смысл. Ћна принимает, всю без остатка, жизнь, которую Ѓог ей дал и
котораЯ ведет ее к Ќему. ‘ловом, у Ѓога нет золотого оклада. Џеред его
мистическим престолом бесполезно принимать пластические позы, столь милые
взглЯду грека. „ивина сжигает себЯ. џ бы мог рассказать не хуже ее, что то
презрение, которое Я сношу с улыбкой или с хохотом, это еще не (и станет ли
когда-либо?) презрение к презрению, но Я поступаю так, чтобы не казатьсЯ
смешным и униженным чем-либо и кем-либо, сам себЯ заранее принижаЯ. €
по-другому Я бы не смог. Љогда Я заЯвлЯю, что Я стараЯ шлюха, никто не
сможет менЯ переплюнуть, Я лишаю смысла всЯкое оскорбление. € тем более
невозможно плюнуть мне в лицо. € Њиньон, так же, как и вы все, может только
презирать менЯ. џ ночи напролет проводил за этой игрой: вызываЯ всхлипы,
доводЯ их до глаз и оставлЯЯ слезы непролившимисЯ, так что утром Я
пробуждалсЯ с окаменевшими, тЯжелыми, больными веками, как от солнечного
ожога. ђыдание могло бы пролитьсЯ слезами, но оно остаетсЯ в глазах, давит
на веки, как приговоренный - на двери карцера. €менно в такие моменты Я
особенно отчетливо осознаю размеры моего несчастьЯ. ‚от наступает очередь
еще одного приступа слез, затем еще одного. џ вновь проглатываю все это и со
смехом выплевываю. ‚ такие моменты моЯ улыбка, -- иные назовут ее хорошей
миной при плохой игре, - это не более чем необходимость (котораЯ сильнее
всего остального) заставить двигатьсЯ мускулы, чтобы высвободить эмоции. ‚
конце концов трагизм ситуации, когда одно чувство вынуждено заимствовать
выражение у противоположного, дабы сбить со следа ищеек, достаточно хорошо
известен. —увство рЯдитсЯ в платье своего соперника.
Љонечно, великаЯ земнаЯ любовь могла бы справитьсЯ с этим несчастьем,
но Њиньон еще не попал в число избранных. ‹ишь позже поЯвитсЯ ‘олдат, чтобы
„ивина смогла получить отсрочку в общем крушении жизни. Њиньон - всего лишь
жулик ("обаЯтельный жулик" - так зовет его „ивина), и нужно, чтобы он им и
оставалсЯ, чтобы сохранить мой рассказ. ’олько при таком условии он может
мне нравитьсЯ. џ говорю о нем, как обо всех моих любовниках, о которых Я
спотыкаюсь и разбиваюсь: "Џусть он будет исполнен равнодушиЯ, пусть он
окаменеет от слепого безразличиЯ."
„ивина использует эту фразу, говорЯ о Ќотр-„ам-де-”лере.
ќто вызвало у „ивины смех отчаЯниЯ. Љак расскажет сам ѓабриэль, один
офицер, влюбленный в него, не придумав ничего лучше, чтобы показать свою
любовь, его наказывал.

€ вот через дверь преступлениЯ, потайную дверь, котораЯ ведет на
"черную", но роскошную лестницу, торжественно входит Ќотр-„ам-де-”лер.
Ќотр-„ам поднимаетсЯ по лестнице, как по другим лестницам поднимались многие
другие убийцы. Љогда он добираетсЯ до нужной площадки, ему 16 лет. Ћн стучит
в дверь и ждет. ‘ердце колотитсЯ, ведь он решилсЯ. Ћн знает, что это его
судьба и от нее не уйти, он понимает (Ќотр-„ам понимает или только кажетсЯ,
что понимает это лучше, чем кто-либо), что каждое мгновение предопределено
его судьбой.и это знание свЯзано с чисто мистическим ощущением, что через
убийство, через крещение кровью он станет:
Ќотр-„ам-де-”лер. ‚зволнованный, он стоит перед или за этой дверью,
словно жених в белых перчатках... Ћттуда спрашивают:
- Љто там?
-- ќто Я, - шепчет подросток. „верь доверчиво распахиваетсЯ и
закрываетсЯ за ним.
“бить легко, сердце жертвы находитсЯ слева, как раз напротив руки,
сжимающей оружие, а шеЯ так хорошо помещаетсЯ между сведенными пальцами.
’руп старика, одного из тысЯч стариков, которым суждено умереть такой
смертью, лежит на голубом ковре- …го убил Ќотр-„ам. “бийца. € хотЯ ни слова
не было произнесено, Я вместе с ним . слышу, как в его голове звонит
колокол, который, должно быть, отлит из всех колокольчиков ландыша, весенних
цветов, фарфоровых колокольчиков, стеклЯнных, водЯных или воздушных- …го
голова, словно поющаЯ роща. Ђ сам он - украшеннаЯ лентами свадьба, котораЯ
катитсЯ вниз по апрельской дороге, впереди - скрипач, на черных пиджаках -
флердоранж. …му, еще подростку, кажетсЯ, что он перескакивает с одной
цветочной лужайки на другую, и так - до соломенного тюфЯка, в котором старик
прЯтал деньги. Ћн несколько раз переворачивает, потом вспарывает,
встрЯхивает и потрошит тюфЯк, но ничего не находит, ведь нет ничего труднее,
чем отыскать деньги после преднамеренного убийства.
- ѓде он прЯчет свою фанеру, сволочь? -произносит он громко.
‘лова не выговорены, они лишь почувствованы, и выплевываютсЯ из глотки
перемешанными в кучу. Љак хрип.
Ћт одного предмета он переходит к другому. Ќервничает. ‹омает ногти.
ђвет обивку на мебели. ЏытаетсЯ взЯть себЯ в руки, останавливаетсЯ, чтобы
отдышатьсЯ, и (в тишине) среди этих предметов, утративших всЯкое значение
теперь, когда их привычный хозЯин перестал существовать, он вдруг чувствует
себЯ затерЯнным в чудовищном мире, населенном мебелью и вещами. …го
охватывает паника. Ћн вздуваетсЯ, как воздушный шар, становЯсь огромным,
способным вместить мир и самого себЯ вместе с ним, а потом сдуваетсЯ. Ћн
хочет сбежать. Љак можно медленнее. Ћн уже не думает ни о теле убитого, ни о
потерЯнных деньгах, ни о потраченном времени, ни о. провалившемсЯ деле.
ЏолициЯ, должно быть, уже выследила его. ‘корее уйти. ‹октем он опрокидывает
стоЯщую на комоде вазу. ‚аза падает, и 20 тысЯч франков услужливо
рассыпаютсЯ у его ног.
‘покойно он открыл дверь, вышел на лестничную площадку, свесилсЯ вниз и
посмотрел: в глубине тихого колодца между квартирами мерцает гранЯми
стеклЯнный шар. ‡атем он спустилсЯ на ночной ковер, и в ночном воздухе, со
ступеньки на ступеньку, через тишину, подобную тишине космоса - в ‚ечность.
“лица. †изнь больше не кажетсЯ ему гадкой. Ќа душе легко. Ћн бежит в
маленькую гостиницу, котораЯ оказываетсЯ домом свиданий, и снимает комнату.
’еперь, чтобы усыпить его, постепенно наступает настоЯщаЯ, звезднаЯ ночь;
его немного тошнит от ужасного ощущениЯ: он испытывает физическое
отвращение, какое обычно испытывает убийца к жертве в первый час после
убийства, об этом чувстве многие мне говорили. Ћн преследует вас, да?
Њертвец сильный. ‚аш мертвец вошел в вас: смешалсЯ с вашей кровью, течет в
ваших венах, сочитсЯ из-под кожи, ваше сердце питаетсЯ им, подобно
кладбищенскому цветку, который прорастает из трупов... Ћн выходит из вас
через глаза, уши, рот.
Ќотр-„ам-де-”лер хотел бы выблевать своего жмурика. ЌаступившаЯ ночь не
избавлЯет от страха. Љомната пахнет шлюхой. ‘мердит и благоухает.
—тобы избавитьсЯ от ужаса, как мы уже говорили, надо полностью в него
погрузитьсЯ.
ђука убийцы сама находит член, тот встает. “бийца ласкает его под
одеЯлом, сперва нежно, с легкостью порхающей птицы, потом стискивает,
сжимает и, наконец, кончает в беззубый рот задушенного старика. € засыпает.
‹юбить убийцу. Њечтать совершить преступление в сговоре с молодым
метисом с обложки разорванной книги. џ хочу воспеть убийство, ибо Я люблю
убийц. ‚оспеть, ничего не приукрашиваЯ. Ќе рассчитываЯ таким образом
получить искупление (хотЯ мне этого очень бы хотелось), мне просто было бы
приЯтно убить. џ скажу во всеуслышание: и особенно убить не старика, а
красивого светловолосого мальчика, чтобы после того, как нас соединЯт
словесные узы, которые привЯзывают убийцу к убитому (один стал им благодарЯ
другому), менЯ, как замок с привидениЯми, в дни и ночи меланхолии и
отчаЯниЯ, посещал бы изЯщный призрак. Ќо пусть минует менЯ этот ужас --
разрешитьсЯ шестидесЯтилетним мертвецом или мертвецом-женщиной, не важно,
молодой или старой. џ прекрасно могу удовлетворить мою страсть к убийству
тайно, любуЯсь царственным великолепием заходов солнца. „остаточно моим
глазам погрузитьсЯ туда... Ќо перейдем к моим рукам. Ќо убить тебЯ, †ан,
убить. Ќе в том ли все дело, что Я хочу знать, как буду себЯ вести, глЯдЯ,
как ты умираешь от моей руки?
Ѓольше, чем о других, Я думаю о Џилорже. …го лицо, вырезанное из
„етектива, затемнЯет стену своим ледЯным сиЯнием, сотканным из убитого им
мексиканца, из его желаниЯ смерти, из его мертвой молодости, из его смерти.
Ћн забрызгивает стену осколками взрыва, который можно описать, лишь столкнув
два взаимоисключающих понЯтиЯ: свет и тьму. Ќочь выходит из его глаз и
ложитсЯ на его лицо, и оно становитсЯ похожим на сосны грозовым вечером, на
сады, через которые Я проходил ночью: легкие деревьЯ, пролом в стене и
решетки, потрЯсающие решетки, украшенные гирлЯндами решетки. € легкие
деревьЯ- Ћ, Џилорж! ’вое лицо, как ночной сад, одинокий сад, затерЯнный в
мирах, где вращаютсЯ бесчисленные солнца. € эта неосЯзаемаЯ грусть на всем,
словно в саду с легкими деревьЯми. ’вое лицо мрачно, точно тень большого
солнца легла на твою душу- ’ы, верно, испытал от этого легкий озноб, и тело
твое дрожит дрожью еще менее осЯзаемой, чем падение у твоих ног вуали из
тюлЯ, который зоветсЯ "тюль-иллюзиЯ", ведь лицо твое покрыто сеточкой
микроскопически тонких, легких, скорее нарисованных, чем настоЯщих, морщин.
“бийца уже вызывает у менЯ невольное уважение. Ќе только потому, что он
обрел редкий опыт, но потому, что он вдруг подменил собою бога на
жертвеннике, будь этот жертвенник из шатких досок или лазурного воздуха.
ЏонЯтно, Я говорю об убийце сознательном, читай - циничном, который
осмеливаетсЯ взЯть на себЯ право нести смерть, не взываЯ ни к каким другим
силам; ибо солдат, убиваЯ, не несет ответственности, равно и сумасшедший или
ревнивец, или тот, кто знает, что будет оправдан; но лишь тот, кто проклЯт,
кто наедине с собой еще колеблетсЯ, прежде чем заглЯнуть на дно колодца,
куда он броситсЯ из любознательности, сложив ноги вместе, в прыжке веселой
отваги. Ћбреченный человек.
Џилорж, дружок, мой мальчик, мой милый, вот и отлетела твоЯ красиваЯ
лживаЯ голова. „вадцать лет. ’ебе ведь было двадцать или двадцать два года.
€ мне тоже!.. џ завидую твоей славе. ’ы мог бы, как говоритсЯ, пристроить
менЯ в могилу, точно так же, как того мексиканца. ‡а те месЯцы, что ты
провел в камере, ты нежно выплюнул на мою памЯть всю тЯжелую мокроту,
скопившуюсЯ в твоей носоглотке.
Њне было бы легко идти на гильотину вслед за другими, за Џилоржем,
‚ейдманном, ‘олнечным Ђнгелом, ‘оклеем. ‚прочем, Я и не уверен, что смогу ее
избежать, ибо во сне мой мозг заботливо отправлЯет менЯ в приЯтные
путешествиЯ по множеству удивительных жизней. Ћднако порой менЯ посещает
грустнаЯ мысль о том, что многие из порождений моего мозга полностью
истерлись из памЯти, несмотрЯ на то, что они составлЯли все мое прошлое
духовное равновесие. џ даже не помню были ли они вообще, так что случись мне
теперь видеть во сне одну из тех жизней, она кажетсЯ мне еще непрожитой, и Я
отправлЯюсь странствовать по ней, как по морю, и плыву, даже не вспоминаЯ,
что десЯть лет назад Я уже садилсЯ в эту лодку и она утонула, погрузившись в
море забвениЯ. —то за монстры продолжают жить в глубинах моего сознаниЯ? €х
выделениЯ, их экскременты, их тленные останки, возможно, порождают ростки
ужаса или красоты, и те распускаютсЯ во мне. ’ак Я познаю очарование
бесчисленных драм, ими вдохновленных. Њой мозг не перестает порождать
прекрасные химеры, однако ни одна из них до сих пор не смогла обрести плоть.
’ак и не смогла. Ќи разу. ’еперь, стоит мне начать грезить, как горло мое
пересыхает, отчаЯние жжет мне глаза, стыд заставлЯет опускать голову, и
мечта моЯ вдруг разбиваетсЯ- џ чувствую, как возможное счастье ускользает от
менЯ, ускользает потому, что Я его уже промечтал.
“ныние, приходЯщее следом, делает менЯ во многом похожим на
потерпевшего кораблекрушение: он, увидев на горизонте парус, уже считает
себЯ спасенным, когда вдруг вспоминает, что на стекле его подзорной трубы
был дефект -- запотевший кусочек размером именно с тот самый парус, который,
как ему показалось, он разглЯдел.
€ вот мне остаетсЯ лишь то, о чем Я никогда не мечтал, и поскольку Я
никогда не мечтал о несчастьЯх, мне не остаетсЯ переживать ничего другого,
кроме несчастий. „аже когда речь идет о смерти, ибо Я мечтал о прекрасной,
геройской, славной смерти на войне, и никогда - о смерти на эшафоте. ’ак что
она одна мне и остаетсЯ.
Ђ что нужно мне, чтобы ее заслужить? Џочти уже ничего.
Ќотр-„ам-де-”лер совершенно не похож на тех убийц, о которых, Я
говорил. Ћн был - можно так сказать - убийца невинный. џ возвращаюсь к
Џилоржу, образ и смерть которого не дают мне покоЯ. ‚ двадцать лет ради
того, чтобы отнЯть какие-то жалкие гроши, он убил ќскудеро, своего
любовника. ‘тоЯ перед судьЯми, он издевалсЯ над ними, разбуженный палачом,
он смеЯлсЯ и над ним;
разбуженный навЯзчивым видением теплой и ароматной крови Њексиканца, он
засмеЯлсЯ ему в глаза; разбуженный призраком своей матери, он нежно
усмехнулсЯ и ей. ’ак Ќотр-„ам-де-”лер родилсЯ из моей любви к Џилоржу, с
улыбкой в сердце и на иссинЯ-белых зубах, улыбкой, которую даже
всепобеждающий ужас не сможет с него сорвать.
Ћднажды, слонЯЯсь без дела, Њиньон познакомилсЯ на улице с женщиной лет
сорока, и та неожиданно влюбилась в него до беспамЯтства. †енщины,
влюбленные в моих любовников, настолько ненавистны мне, что Я спешу
сообщить: эта женщина припудривала свое толстое красное лицо рисовой пудрой.
ќто легкое облако пудры на ее лице вызывало ассоциации с семейным абажуром
из прозрачного розового муслина. ‚ вульгарной и зализанной привлекательности
состоЯтельной женщины и в самом деле было что-то от абажура.
Њиньон шел по улице и курил, и тут как раз навстречу женскаЯ душа,
сквозь внешнюю неприступность ее проглЯдывает одиночество, которое цеплЯетсЯ
за крючок, заброшенный хитрыми лицемерами. ‘тоит вам по небрежности оставить
незастегнутыми полы вашей нежности, и вот вы уже попались. ‚место того,
чтобы держать сигарету между первой фалангой указательного и среднего
пальцев, Њиньон сжимал ее большим и указательным, прикрываЯ остальными,
подобно тому как мужчины и даже маленькие мальчики, спрЯтавшись за деревом
или в темноте, держат свой "конец", когда мочатсЯ. ќта женщина (в разговорах
с „ивиной Њиньон называл ее "подстилкой", а „ивина - "этой женщиной") не
знала смысла таких манер, да и сама манера поведениЯ во многом была ей
незнакома, но тем быстрее она поддалась очарованию. Ћна сразу понЯла, сама
не знаЯ как, что Њиньон бандит, потому что бандит в ее понимании -это прежде
всего самец, у которого "стоит". Ћна потерЯла голову, но было слишком
поздно. …е округлые формы и мЯгкаЯ женственность уже не производили
впечатлениЯ на Њиньона, успевшего привыкнуть к жестким прикосновениЯм
напрЯженного члена. ђЯдом с женщинами он оставалсЯ инертным. Џропасть
страшила его. € все же он сделал некоторое усилие, чтобы преодолеть
отвращение и привЯзать к себе эту женщину ради ее денег. Ћн изображал
галантную предупредительность. Ћднако настал день, когда, не выдержав, он
призналсЯ, что любит одного -немного раньше он бы сказал мальчика, но теперь
он должен был говорить - мужчину, ведь „ивина -мужчина, - мужчину стало
быть. „ама оскорбилась и назвала его "гомиком". Њиньон дал ей пощечину и
ушел.
Џравда, не желаЯ лишитьсЯ десерта - если считать „ивину бифштексом, -
он однажды снова пришел встречать свою даму на вокзал ‘ен-‹азар, куда та
каждый день приезжала из ‚ерсалЯ. ‘ен-‹азар -- это вокзал кинозвезд.
Ќотр-„ам-де-”лер, еще и уже одетый в легкий, развевающийсЯ, мЯгкий, до
безумиЯ тонкий - как у призрака - костюм из серой фланели (костюм этот был
на нем в день преступлениЯ и будет в день смерти), пришел покупать билет до
ѓавра. “же выходЯ на платформу, он обронил свой толстый бумажник с двадцатью
"штуками". Ћн почувствовал, что бумажник упал, и обернулсЯ как раз в тот
момент, когда его поднимал Њиньон. ‚зглЯдом спокойным, но выражавшим некую
роковую неизбежность, Њиньон внимательно рассматривал находку, ведь, хотЯ он
и был настоЯщим вором, но тем не менее, не знал, как себЯ вести в такой
непривычной ситуации, и копировал поведение чикагских или марсельских
гангстеров. ќто небольшое наблюдение позволит нам, кроме всего прочего,
понЯть, какую роль играет воображение в жизни мелкого воришки, но, в первую
очередь благодарЯ ему, Я лишний раз хочу дать понЯть всем, что собираюсь
окружить себЯ лишь бездельниками, то есть личностЯми, ничем не выдающимисЯ,
лишенными героизма и, следовательно, благородства. Њои любимые герои - из
тех, кого бы вы назвали: низкосортные подонки.
Њиньон пересчитал деньги, половину оставил себе и положил в карман, а
остальное протЯнул ошеломленному Ќотр-„аму. Ћни подружились.
џ предоставлЯю вам самим придумать их диалог. ‚ыберите то, что вам
нравитсЯ. Њожете допустить, что они почувствовали голос крови или что
влюбились друг в друга с первого взглЯда, или что Њиньон по неопровержимым и
невидимым длЯ простого глаза приметав разоблачает грабителЯ... ‚ообразите
себе самые дикие и невероЯтные вещи. ‡аставьте замереть всю их тайную
сущность, когда они столкнутсЯ в перепалке на арго. ‘оедините их вдруг в
объЯтиЯх или в братском поцелуе. „елайте, что вам угодно.
Њиньон был счастлив, найдЯ эти деньги, но совершенно не знаЯ, что
сказать, он лишь процедил сквозь зубы: "Ѓез глупостей, приЯтель." Ќотр-„ам
был в бешенстве. Ќо что поделаешь? Ѓлизко знакомый с законами, царЯщими в
районе площадей Џигаль и Ѓланш, он знал, что не следует особенно
хорохоритьсЯ перед настоЯщим "котом". Ђ у Њиньона были налицо все внешние
признаки "кота". "Ќе стоит выступать", - подумал Ќотр-„ам. €так, он потерЯл
свой бумажник, и это увидел Њиньон. ‚от продолжение: Њиньон отвел Ќотр-„ама
сначала к портному, потом к сапожнику и, наконец, к шлЯпнику. ’ам он заказал
длЯ них обоих все те мелочи, которые делают мужчину сильным и неотразимо
привлекательным: замшевый ремень, мЯгкую шлЯпу, шотландский галстук и тому
подобное. Џотом они снЯли номер в отеле на улице ‚аграм. ‚аграм - бой,
выигранный боксерами!
Ћни жили в полной праздности. ‘овместные прогулки взад и вперед по
…лисейским полЯм все теснее сближали их. Ћни спорили о женских ногах.
€х замечаниЯ, из-за отсутствиЯ в обоих чувства юмора, не отличались
тонкостью. €х ничто не тревожило. ‹егко и непринужденно они скользили по
илистому дну поэзии. ‘орванцы, которых озолотила судьба, и длЯ менЯ было
столь же занЯтно отдать им это золото, как и выслушивать какого-нибудь
американского проходимца, который о, чудо! произносит слово "доллар" и
говорит по-английски. “сталые, они возвращались в отель и подолгу сидели в
больших кожаных креслах в холле. “же тогда их близость начинала
разрабатывать свою алхимию. ’оржественнаЯ мраморнаЯ лестница вела в
коридоры, устланные красными коврами. Џо ним проходили, хранЯ безмолвие.
Љак-то раз во времЯ большой мессы в церкви Њадлен, глЯдЯ на ступающих по
ковру свЯщенников, при молчавшем органе, Њиньон почувствовал, что его
тревожит уже один вид этого таинства, глухого и слепого: эти шаги по ковру
он узнавал теперь в отеле и, медленно ступаЯ по пушистому ворсу ковра, он
думает на своем воровском Языке: "‚ этом, возможно, что-то есть". €бо речь
идет о нижних мессах [19] в глубине коридоров больших отелей, где красное
дерево и мрамор зажигают и задувают свечи. Џанихида и свадебнаЯ служба
вместе, в течение всего года, тайно свершаютсЯ здесь. ‡десь передвигаютсЯ,
словно тени. ‘тоит ли говорить, что моЯ восторженнаЯ душа вора не упустит ни
малейшей возможности, чтобы ощутить это восхитительное состоЯние?
—увствовать, как летишь на кончиках пальцев, хотЯ подошва ставитсЯ плашмЯ!
„аже здесь, во ”рене, несмотрЯ на математически точную прочность стен,
длинные и вонючие тюремные коридоры, которые сами себЯ кусают за хвост,
возвращают в менЯ душу гостиничной крысы [20] , которой мне хочетсЯ быть.
икарные клиенты проходили перед ними- Ћни снимали шубы, перчатки,
шлЯпы, пили портвейн, курили "Љравен" и гаванские сигары. ‘уетилсЯ молодой
лакей. ЏриЯтели казались себе персонажами из какого-нибудь фильма. ‘оединив
в мечте свои поступки, Њиньон и Ќотр-„ам незаметно длЯ самих себЯ шли к
братской дружбе. Њне стоит многих усилий, чтобы удержатьсЯ и не сблизить их
еще сильнее, не сделать так, чтобы Њиньон одним движением бедра, с полнейшей
и бессознательной невинностью и терЯЯ голову от ощущениЯ счастьЯ, глубоко
погрузил свой тЯжелый гладкий член, блестЯщий и теплый, как колонна на
солнце, в раскрытый в форме буквы "Ћ" рот подростка-убийцы, уничтоженного
чувством благодарности!
’ак могло бы случитьсЯ, но не случитсЯ. Њиньон и Ќотр-„ам, ваша судьба,
какой бы суровой Я ее ни изобразил, всегда будет неприметно омрачатьсЯ тем,
что еще могло бы произойти, но не произойдет благодарЯ мне.
…стественно, однажды Ќотр-„ам призналсЯ в своем убийстве. Ђ Њиньон
рассказал о „ивине. ’огда Ќотр-„ам сообщил, что его зовут Ќотр-„ам-де-”лер.
€м обоим понадобилась редкаЯ уступчивость, чтобы без особых потерь выбратьсЯ
из капканов, расставленных перед их чувством уважениЯ друг к другу. ‚ этой
ситуации Њиньон проЯвил всю свою обворожительную деликатность.
Ќотр-„ам лежал на диване, Њиньон сидел у него в ногах и слушал
исповедь. ђечь шла об убийстве.
Њиньон стал сценой, на которой разыгралась эта глухаЯ безвестнаЯ драма.
‚ нем боролись страх оказатьсЯ сообщником, дружескаЯ привЯзанность к этому
мальчику и желание, даже страсть, донести. Ћставалось только узнать кличку.
Ќаконец, понемногу дело дошло и до этого. Џока произносилось тайное имЯ,
было так тЯжко наблюдать за тем, как извиваетсЯ удивительный красавец
убийца, как неподвижные и отвратительные кольца мраморных змей на его спЯщем
лице приходЯт в движение; и Њиньон осознал тЯжесть признаниЯ настолько
глубоко, что спросил самого себЯ: а не блеванет ли сейчас Ќотр-„ам? Ћн взЯл
обеими руками свесившуюсЯ с дивана руку ребенка.
- Џонимаешь, это ребЯта так менЯ назвали... Њиньон не отпускал руку.
ѓлазами он вытЯгивал признание.
- Ѓывает, бывает...
Џока длилась всЯ эта процедура, Њиньон не отрываЯсь смотрел в глаза
друга. “лыбка застыла на его губах: он чувствовал, что малейшее проЯвление
эмоций с его стороны, малейший знак, даже вздох, могут все разрушить...
’огда бы Ќотр-„ам-де-”лер "сломалсЯ".
€ когда наконец в комнате прозвучало это имЯ, из мельчайших частиц
смущенного открывшегосЯ убийцы возник и засветилсЯ в сиЯнии славы алтарь, на
котором, утопаЯ в розах, возлежала женщина, сотканнаЯ из света и плоти.
Ђлтарь покачивалсЯ на грЯзной поверхности позора, в который погрузилсЯ
сам убийца. Њиньон притЯнул его к себе, чтобы крепче обнЯть. Њне так хочетсЯ
представить их совсем в других позах, если бы мои видениЯ еще подчинЯлись
моей воле: но днем все нарушаетсЯ переживаниЯми, свЯзанными с моим
процессом; а вечером, перед сном, реальные предметы и впечатлениЯ днЯ
потихоньку покидают мою душу, оставлЯЯ менЯ на краю сна, в полном
одиночестве, словно заплутавшегосЯ в бурю путника посреди песчаной равнины.
Њиньон, „ивина, Ќотр-„ам стремглав убегают от менЯ, уносЯ с собой утешение,
которое дает их существование во мне, и они не довольствуютсЯ только лишь
бегством, они уничтожают себЯ, растворЯютсЯ в ужасной непрочности моих
видений или, лучше, моего сна и становЯтсЯ моим сном; они расплавлЯютсЯ в
самом веществе моего сна, они составлЯют его. ‚ тишине Я зову на помощь,
машу обеими руками моей души, еще более немыми, чем водоросли, но Я
призываю, конечно же, не какого-то друга, твердо стоЯщего на земле, а некую
кристаллизацию нежности, котораЯ кажетсЯ столь прочной, что заставлЯет менЯ
верить в ее вечность.
џ зову: "‘пасите менЯ! “держите менЯ здесь!" џ удираю в кошмарное
сновидение, которое проникнет сквозь тьму камер, тьму проклЯтых, падших душ,
рты надзирателей и груди судей, в конце которого менЯ мучительно медленно
заглатывает гигантский крокодил, состоЯщий из сгустков зловонного тюремного
воздуха. ќто страх суда.
Ќа мои бедные плечи давЯт тЯжкий груз правосудиЯ, облаченного в
судейскую мантию, и тЯжесть моей участи.
‘колько всЯких агентов полиции и инспекторов, выбиваЯсь, что
называетсЯ, из сил, днЯми и ночами бились, распутываЯ загадку, которую Я им
загадал! џ уже считал дело прекращенным, в то времЯ как они продолжали
искать, занимаЯсь расследованием так, что Я об этом ничего не знал. Ћни
трудились над делом †ене, шли по фосфоресцирующим следам поступков †ене,
трудились надо мной во мраке.
‹овко же мне удалось возвысить эгоистичную мастурбацию до уровнЯ
культа! Љак только Я начинаю это занЯтие, грЯзное и противоестественное
превращение путает всю правду. џ становлюсь само поклонение. ‚нешние
признаки моих желаний лишь указывают на то, как далеко Я ушел из этого мира.
“довольствие одиночки, благодарЯ этому жесту ты становишьсЯ
самодостаточным, интимно обладаЯ другими, а они служат, сами того не ведаЯ,
твоему наслаждению, которое даже наЯву придает малейшим движениЯм вид
наивысшего безразличиЯ по отношению ко всем прочим, а равно некоторую
неловкость, так что если однажды ты уложишь в свою постель какого-нибудь
мальчика, тебе кажетсЯ, что ты ударилсЯ лбом о гранитную плиту.
„олгое времЯ Я был вынужден упражнЯть свои пальцы в воровстве! Ќеплохо
схлопотать чир [21]. ЊоЯ добраЯ, ласковаЯ моЯ подружка, камера моЯ! Њое
одинокое убежище, Я так люблю тебЯ! …сли бы мне пришлось на свободе жить в
каком-нибудь другом городе, Я бы первым делом отправилсЯ в тамошнюю тюрьму
поискать "своих" людей, принадлежащих моей расе, а заодно разыскать там и
тебЯ...
‚чера менЯ вызывал следователь. Ћт запаха "тюремного фургона", в
котором менЯ везли из ‘анте до „ворца ЏравосудиЯ, и от запаха карцера мне
сделалось дурно; Я поЯвилсЯ перед следователем белый как полотно.
“же на пороге кабинета менЯ охватило уныние, это чувство, несмотрЯ на
пыльное и тайное цветение, которое чудилось мне во всЯком уголовном деле,
внушила мне сломаннаЯ скрипка. „ивина тоже видела ее. ’ак похожаЯ на
распЯтие, она вызвала во мне чувство жалости. —увство тем более сильное
оттого, что Я вспомнил и сон, в котором моЯ жертва менЯ простила. ‘удьЯ и в
самом деле излучал доброжелательность. џ узнал в его улыбке улыбку моей
жертвы из сна и вспомнил или заново осознал, что она сама должна выступать
судьей на суде, и Я, возможно - нарочно, перепутал ее со следователем, а что
касаетсЯ следователЯ: знаЯ, что Я жертвой прощен, спокойный, уверенный, не
той уверенностью, котораЯ рождаетсЯ логикой, но желанием мира, возвращениЯ к
человеческой жизни (это последнее желание заставило Њиньона служить полиции,
чтобы вновь обрести свое место среди людей и в то же времЯ совершать
нечеловеческие мерзости), уверенный, что все забыто, загипнотизированный
прощением, Я доверчиво ему призналсЯ.
‘екретарь занес признание в протокол, Я подписал.
Њой адвокат был ошеломлен, сражен: - —то ты наделал? Љто обманул тебЯ?
Ќебо? Ќебо, обитель ѓоспода Ѓога и его ‘ердца?
Џо подземным переходам „ворца Я проделал обратный путь, чтобы вновь
оказатьсЯ в своей маленькой черной холодной - камере тюрьмы ‘урисьер.
Ђриадна в лабиринте. ‘амый живой мир и самые нежные люди, они из мрамора. Ќа
своем пути Я сею опустошение. Џеред моим мертвым взглЯдом проходЯт города с
окаменевшими жителЯми. Ќо выхода нет. Ќевозможно забрать признание назад,
аннулировать его, распустить и смотать нить времени, которое его соткало.
Ѓежать? ЉакаЯ мысль! ‹абиринт еще более извилист, чем мотивировки судей.
Ћхранник, который сопровождает менЯ? Ћхранник из массивной бронзы, к
которому Я прикован наручником. џ быстро придумываю способ соблазнить его:
встать пред ним на колени, прижатьсЯ сначала лбом к его бедру, с
благоговением расстегнуть его .синие брюки... —то за чушь! ‘о мной все
кончено. Ќу почему Я не украл, как собиралсЯ, в аптеке тюбик стрихнина,
который можно было спрЯтать, утаить при обыске. € однажды, слишком устав от
страны •имер -единственно подходЯщей длЯ жизни, ибо таково ничтожество
человеческих вещей, что "за исключением существа, существующего самого по
себе, нет ничего прекрасного за исключением того, чего нет "(Џоп) - Я бы,
отказавшись от ненужного украшениЯ этого событиЯ, просто взЯл бы и
отравилсЯ. ‚едь, друзьЯ мои, мне светит Љаторга.
Ѓывают моменты, когда вдруг понимаешь ускользавший до сих пор полный
смысл некоторых выражений. €х проживаешь и шепчешь. Ќапример:
"џ почувствовал, как землЯ ускользает у менЯ из-под ног." ќту фразу Я
читал и произносил тысЯчи раз, но не чувствовал ее. „остаточно же было при
пробуждении десЯть секунд задержатьсЯ на ней в момент, когда менЯ посетило
воспоминание о моем аресте (оставшись от ночного кошмара), чтобы
обстоЯтельства, вызвавшие это выражение из сна, вновь обступили менЯ и
вызвали во мне эту внутреннюю висцеральную жизнь, влекущую в ту же бездну, в
какую неизменно падаешь ночью. Џрошлой ночью Я так и падал. Ќи одна
протЯнутаЯ милосерднаЯ рука не захотела менЯ удержать. Ќесколько утесов,
может быть, и протЯгивали мне свои каменные руки, но при этом так, чтобы Я
не смог бы за них ухватитьсЯ. џ падал. Ђ чтобы оттЯнуть момент последнего
удара - ведь ощущение падениЯ пьЯнило менЯ, равно наполнЯЯ и безнадежностью
и счастьем, и кроме того, страхом пробуждениЯ, возвращениЯ к событиЯм,
отдалЯющим удар о дно пропасти, страхом пробуждениЯ в тюрьме в смЯтении
перед самоубийством или каторгой, - Я нагромождал катастрофы, несчастные
случаи вдоль вертикали пропасти, Я призывал невероЯтные препЯтствиЯ на пути
к конечному пункту. €менно накануне рокового днЯ влиЯние еще не
развеЯвшегосЯ сна заставило менЯ нагромождать все новые и новые, и все
одинаково значительные, подробности в смутной надежде, что они отдалЯт срок
расплаты. џ медленно увЯзал.
€ тем не менее, вернувшись в свою 426 камеру, Я почувствовал, что
прелесть моего поступка околдовывает менЯ. Џервые же шаги, которые Я делаю -
руки лежат на покачивающихсЯ бедрах -дают ощущение, что в менЯ проникает
идущий следом Њиньон. € вот Я снова погружен в утешительную прелесть отелЯ,
который все же придетсЯ покинуть, потому что 20 тысЯч франков не вечны.
‡а времЯ своего пребываниЯ в отеле Њиньон ни разу не поЯвлЯлсЯ в
мансарде. Ќаша дорогаЯ „ивина умирала от беспокойства, не имеЯ вестей о нем.
Ћн подумал о возвращении, лишь когда у них с Ќотр-„амом кончились деньги.
Ћдетые, как короли-самозванцы, они поЯвились в мансарде, где длЯ убийцы на
ковре была устроена постель из ворованных автомобильных чехлов. Ћн заснул
там, рЯдышком с „ивиной и Њиньоном. Љогда они поЯвились, „ивина подумала,
что она забыта и место ее занЯто другим. Ќо нет. Њы увидим дальше, как двух
приЯтелей свЯзало некое подобие инцеста.
„ивина работала на двух мужчин, один из которых был ее мужчиной.
„о сих пор она любила только мужчин, которые были сильнее ее, немного
старше и мускулистей. Ќо ЯвилсЯ Ќотр-„ам, хрупкий и нежный, как цветок, и
она влюбилась в него. —то-то новое, вроде ощущениЯ собственной силы, взошло
(в растительном смысле, в смысле прорастаниЯ) в „ивине. Ћна ощутила, что
становитсЯ мужественной. ЃезумнаЯ надежда делала ее сильной, крепкой,
смелой. Ћна чувствовала, как вздуваютсЯ ее мускулы и она становитсЯ похожей
на высеченную из камнЯ статую, подобную микеланджелову рабу. Ќе напрЯгаЯ ни
одной мышцы, но с внутренней Яростью она боролась с собой, подобно ‹аокоону,
который пыталсЯ задушить чудовище. Џотом, когда руки и ноги ее обрели плоть,
она осмелела и захотела дратьсЯ по-настоЯщему, но очень скоро получила на
бульваре хороший урок, ведь она, забываЯ о боевой эффективности своих
движений, подходила к ним с мерками чисто эстетическими. Џри таком подходе
из нее в лучшем случае мог получитьсЯ более или менее ладно скроенный мелкий
хулиган. …е движениЯ, особенно - удары по корпусу, должны были любой ценой,
даже ценой победы, сделать из нее даже не „ивину-драчуна, а скорее некоего
сказочного боксера, а иногда - сразу нескольких великолепных боксеров.
Њужественные жесты, которым она пыталась научитьсЯ, редко встречаютсЯ у
мужчин. Ћна и свистела, и руки держала в карманах, но все это подражание
было таким неумелым, что казалось, за один вечер она могла предстать
одновременно в четырех или пЯти разных образах. ‡ато уж в этом она добилась
великолепной разносторонности. Ћна металась между" девочкой и мальчиком, и
на этих переходах, из-за новизны такого стилЯ поведениЯ, часто спотыкалась.
ЏрихрамываЯ, она устремлЯлась вслед за мальчиком. Ћна всегда начинала с
жестов ‚еликой ‚етренницы, потом, вспомнив, что, соблазнЯЯ убийцу, она
должна вести себЯ по-мужски, обращала их в шутку, и эта двойственность
давала неожиданный эффект, превращаЯ ее то в по-обывательски боЯзливого,
робкого шута, то в назойливую сумасшедшую. Ќаконец, в довершение этого
превращениЯ бабы в самца, она сочинила дружбу мужчины к мужчине, чтобы та
свЯзала ее с одним из безупречных "котов", о которых уж никак нельзЯ
сказать, что его жесты двусмысленны. „лЯ большей уверенности она изобрела
длЯ себЯ Њаркетти. ’ут же выбрала длЯ него внешность; в тайном воображении
одинокой девушки имелсЯ ночной запас бедер, рук, торсов, лиц, зубов, волос,
коленей, и она умела собирать из них живого мужчину, которого наделЯла
душой, всегда одной и той же, вне зависимости от ситуации такой, какую бы ей
хотелось иметь самой. ‚ыдуманный Њаркетти тайно пережил с ней несколько
приключений, потом как-то ночью она сказала ему, что пресытилась Ќотр-„амом
и согласна уступить его ему. ‘оглашение было скреплено мужским рукопожатием.
‚идение:
Њаркетти притаскиваетсЯ в тюрьму, руки в карманах брюк:
- Џривет, крошка, - говорит он „ивине. ‘адитсЯ, они беседуют,
по-мужски, о делах. Џриходит Ќотр-„ам. †мет руку Њаркетти. „евичьЯ
физиономиЯ Њаркетти его немного смущает. џ (говорит „ивина про себЯ), Я
делаю вид, что больше его не замечаю. …динственное, Я уверена, что теперь
именно благодарЯ мне Ќотр-„ам сошелсЯ с Њаркетти. (“ него слишком красиваЯ
фамилиЯ, чтобы подыскивать ему еще и имЯ). ’рех минут мне достаточно, чтобы
они чувствовали себЯ здесь как дома. џ усаживаюсь спиной, чтобы не смущать
их. Љогда Я оборачиваюсь, то вижу, что они целуютсЯ, а Њаркетти расстегивает
ширинку. ‹юбовь начинаетсЯ.
„ивина не возмужала, она постарела. ’еперь ее мог взволновать
подросток, отсюда у нее и возникло ощущение, что она стала стараЯ, и эта
уверенность распускалась в ее душе подобно крыльЯм множества летучих мышей
на ночной стене. ‚ечером, раздеваЯсь в мансарде, она новыми глазами увидела
свое белое, без единой волосинки, гладкое, сухое, местами костлЯвое тело.
Ћна устыдилась его и поспешила погасить лампу. ќто тело было телом •риста из
слоновой кости, как на распЯтии 18-го века, а даже малейшее сходство с
божеством или его изображением было ей отвратительно.
Ќо вместе с унынием в ней зарождалась и новаЯ радость.
ђадость, котораЯ предшествует самоубийству. „ивину пугала ее
повседневнаЯ жизнь. „уша и плоть ее страдали. „лЯ нее настал сезон слез, так
же как мы говорим: сезон дождей. ‘отворив ночь поворотом выключателЯ, ни за
что на свете она не сделает шага из постели, где ощущает себЯ в безопасности
так же, как в безопасности она ощущает себЯ в собственном теле. ‚нутри она
чувствует себЯ достаточно хорошо защищенной. ‚овне же царит ужас. Ћднажды
ночью она все же решилась открыть дверь и ступить на темную лестничную
площадку. Џлач сирен наполнЯл лестницу, они звали ее вниз. ’очнее, это был
не совсем плач или пение, к тому же и не сирен вовсе; но это было Явным
приглашением к безумству или к смерти, к падению.
‚не себЯ от страха она вернулась в комнату. ќто момент на рассвете,
перед тем, как зазвонит колокол. …сли страхи пощадили ее теперь, то днем ее
поджидало еще одно мучение: она краснела. €з-за всЯкого пустЯка она
становилась џрко-Љрасной, Џурпурной, ‡аметной. Ќе следует думать, однако,
что она стыдилась своей профессии. Ћна слишком хорошо и слишком молодой
узнала отчаЯние, чтобы умирать от стыда в ее теперешнем возрасте. ЌазываЯ
сама себЯ старой, развратной шлюхой, „ивина лишь хотела предупредить
насмешки и оскорблениЯ в свой адрес. Ќо она краснела из-за мелочей, которые
казались безобидными и которым мы не придаем никакого значениЯ, до тех пор,
пока, присмотревшись получше, не осознала, что краска заливает ее лицо в тот
момент, когда ее унижают по неосторожности. ЏустЯк мог заставить „ивину
почувствовать себЯ униженной. ’ак же, как в бытность ее Љюлафруа, унижение
одной только силой слов заставлЯло ее буквально проваливатьсЯ сквозь землю.
‚ применении к ней слова вновь приобретали очарование каменного мешка, в
конечном счете пустые и не содержащие ничего, кроме тайны. ‡акрытые,
запечатанные, непроницаемые слова, даже если они раскрываютсЯ, их смысл тут
же ускользает прыжками, сбивающими с толку. Џриворотное зелье, которым
ЯвлЯетсЯ колдовское слово, привело менЯ к одной старой деве, она готовит
кофе, добавлЯет цикорий и процеживает смесь. Џо кофейной гуще (это фокус)
совершаетсЯ колдовство. ‘лово Њитридат. Љак-то утром неожиданно „ивина его
находит. Ћно открылось однажды, показав Љюлафруа свои магические свойства, и
ребенок, вернувшись, назад от века к веку, до века 16-го, окунулсЯ в эпоху
папского ђима.
Ѓросим взглЯд на этот период в жизни „ивины. ’ак как единственным Ядом,
который он мог раздобыть, был аконит [22], то каждую ночь, запахнувшись в
длинный домашний халат с жесткими складками, он открывал дверь комнаты,
выходившей во двор, перешагивал через перила - движением влюбленного, вора,
балерины, лунатика, или акробата - и спрыгивал в огород, по краЯм которого
росли кусты бузины, шелковицы и терновника;
корень можно было отыскать между грЯдками овощей, окаймленных резедой и
ноготками. Љюлафруа срывал в цветнике лепестки аконита Ќапель. €змерЯЯ их
линейкой, каждый раз увеличиваЯ дозу, он скручивал их и проглатывал. Ќо Яд
обладал двойным свойством: убивать и воскрешать из мертвых тех, кого он
убил, и он действовал быстро. —ерез рот. ‚озрождение завладевало ребенком,
как Ѓогочеловек - девочкой, котораЯ, высунув Язык, с благоговением
проглатывает облатку. Ѓорджиа, Ђстрологи, Љондотьеры, Џорнографы, Џринцы,
Ђббатисы, –иники принимали его обнаженными на своих коленЯх, жестких под
шелковыми одеЯниЯми, он нежно прижималсЯ щекой к напрЯгшемусЯ члену,
несокрушимо каменному, какими должны быть под перламутровым атласом куртки
тела негров-джазистов.
ќто происходило в зеленом алькове, предназначенном длЯ весельЯ, которое
завершалось приходом смерти в виде кинжала, надушенных перчаток, отравленной
облатки. ‚ свете луны Љюлафруа становилсЯ этим миром отравителей,
педерастов, жуликов, магов, воинов, куртизанок, а окружающаЯ его природа,
огород пребывали тем же, чем были всегда, оставлЯЯ его одного, властителЯ и
раба эпохи, ходЯщим босиком вокруг грЯдок с капустой и салатом, мимо
валЯвшихсЯ там граблей и лопаты, и вольным вызывать и с гордым видом сносить
насмешки. ‚ основе видениЯ не лежали исторические событиЯ или литературные
сюжеты. Џри этом достаточно было произнести шепотом несколько магических
слов, чтобы мрак сгустилсЯ и из него вышел паж или рыцарь, неутомимый самец,
растрепанный после ночи в тонких полотнЯных простынЯх. Datura fastuosa.
Datura stramonium. Belladona.
Ћт ночной свежести, проникавшей сквозь белое одеЯние, его охватывала
дрожь, он подходил к большому открытому окну, пролезал под перилами,
закрывал окно и ложилсЯ в огромную кровать. ‘ приходом днЯ он вновь
становилсЯ бледным робким школьником, сгибающимсЯ под тЯжестью книг. Ќо не
бывает так, чтобы дни не сохранЯли от колдовских ночей каких-нибудь следов,
подобных синеве под глазами. ќрнестина одевала его в очень короткие штанишки
из синей саржи, в длинную черную школьную блузу с белыми фарфоровыми
пуговицами на спине; обувала в черные деревЯнные сабо и чулки из черного
хлопка, которые скрывали его едва обозначенные икры. Ћн носил черное не в
знак траура по кому-либо, но вид у него был трогательный. Ћн относилсЯ к
типу детей подвижных, вспыльчивых, неистовых даже. ќмоции портЯт лица,
лишают безмЯтежности их выражение, увеличивают губы, морщат лбы, заставлЯют
брови мелко дрожать и судорожно двигатьсЯ. ’оварищи прозвали его "‡аднюшко
[23], и это имЯ, произносимое в разгар игры, звучало, как пощечина. Ќо такие
дети, как и бродЯги, имеют в запасе набор невероЯтных и удивительных
хитростей, благодарЯ которым перед ними открываютсЯ двери уютных и теплых
убежищ, где пьют пьЯнЯщее красное вино и где тайком любЯт. —ерез крышу
деревенской школы, как вор, за которым гонЯтсЯ, Љюлафруа ускользал и среди
ничего не подозревающих школьников во времЯ своих тайных увеселений (ребенок
- это воссоздатель неба и земли) он встречал †ана-—ерные-ЏодвЯзки. Џосле
уроков он возвращалсЯ в свой дом, ближайший к школе, и таким образом избегал
участиЯ в Языческих таинствах школьников, в четыре часа днЯ вырывавшихсЯ
из-под опеки родителей и учителей. …го комната представлЯла собой клетушку с
мебелью из красного дерева, украшенную цветными гравюрами с осенними
пейзажами, на которые, впрочем, он никогда не смотрел, так как на них не
было изображено ни одного лица, кроме лиц трех зеленых нимф. „етство
отказываетсЯ от условности мифов, оно насмехаетсЯ над раскрашенными феЯми и
декоративными чудовищами; моими феЯми были гибкий мЯсник с остроконечными
усами, чахоточнаЯ учительница, аптекарь, феей был весь мир, отделенный
сиЯнием от недоступного и неприкосновенного существованиЯ, и сквозь это
сиЯние Я различал лишь жесты, продолжение которых, а значит, и логика и то,
на чем она держалась - ускользали от менЯ, а каждаЯ деталь порождала новый
вопрос и, значит, беспокоила менЯ.
Љюлафруа входил в свою комнату. € вот он уже папа римский в своем
‚атикане. Ћн кладет набитый книгами и тетрадЯми ранец на соломенный стул,
вытаскивает сундук из-под кровати. ’ам свалены старые игрушки, альбомы с
рваными и мЯтыми гравюрами, облезлый плюшевый медведь, и из этого убежища
теней, этой могилы славы, еще дымЯщейсЯ и сверкающей, он вытаскивает
картонную скрипку, которую смастерил сам. Ћт собственной нерешительности он
краснеет. Ћн испытывает унижение более сильное, чем здоровый стыд от плевка
в спину, такое же, какое испытывал, когда делал ее - но не когда задумывал
ее сделать - всего девЯть дней назад, из сероватой обложки альбома с
гравюрами, куска палки от метлы и четырех нитей белой проволоки - струн. ќто
была плоскаЯ сераЯ скрипка, двухмернаЯ скрипка, из доски и грифа, на которые
четыре белые струны были натЯнуты геометрически точно, ровно до нелепости,
не скрипка, а какое-то чудище. ‘мычком служила ветка орешника, с которой он
ободрал кору. Љогда Љюлафруа впервые попросил свою мать купить ему скрипку,
та никак не отреагировала на просьбу. Ћна солила суп. Ќи одна из этих
картин: река, огни, украшенные гербами орифламмы [24], каблук в стиле
‹юдовика XV, паж в голубом трико, скрученнаЯ, вывернутаЯ душа пажа - не
представилась четко ее взору, однако то беспокойство, которое каждаЯ из них
вызвала в ней, погружение в черное чернильное озеро, это беспокойство на миг
поместило ее между жизнью и смертью, а когда спустЯ две-три секунды она
пришла в себЯ, ее охватил нервный озноб, от которого задрожала рука,
солившаЯ суп. Љюлафруа не знал, что искривленные формы скрипки волновали его
чувствительную мать и что сам он прогуливаетсЯ в ее снах в компании ласковых
кошек, по углам, под балконами, где жулики делЯт ночную добычу, по улицам,
где шпана крутитсЯ вокруг газового рожка, на лестницах, скрипЯщих, как
скрипки, с которых заживо сдирают кожу. ќрнестина заплакала от бессилиЯ и
бешенства, что не может убить своего сына, ведь Љюлафруа был не тем, кого
можно убить, ибо, - мы еще увидим это, -то, что в нем было убито,
возрождаетсЯ вновь: прутьЯ, плетки, порки, пощечины терЯют свою власть или,
лучше сказать, смысл. ‘лово "скрипка" не произносилось больше ни разу. —тобы
учитьсЯ музыке, то есть чтобы изображать те же жесты, что и какой-нибудь
хорошенький мальчишка с журнальной картинки, Љюлафруа сам смастерил
инструмент, но он больше не желал произносить перед ќрнестиной слов,
начинающихсЯ с "viol" [25]. ‘делал он скрипку ночью в страшной тайне. „нем
он прЯтал ее на дне сундука со старыми игрушками. Љаждый вечер он доставал
ее. ‘мирившись, он сам училсЯ класть пальцы левой руки на белые струны,
следуЯ советам старого учебного пособиЯ, найденного на чердаке. Љаждое такое
немое занЯтие изматывало его. Ћт обманчивого скрипа, который смычок вырывал
из струн, душа его покрывалась гусиной кожей. ‘удорожные паузы-призраки
звуков тЯнули и терзали его сердце. € так - весь урок. Ћбучение
сопровождалось постоЯнным чувством стыда в сочетании с замкнутостью и
смирением, подобными тому чувству, какое бывает у нас в Ќовый год. ‘вои
тайные желаниЯ мы произносим шепотом, как, должно быть, гордые слуги и
прокаженные. Џоскольку речь идет о жестах, свойственных господам, у нас
часто возникает ощущение, будто мы пользуемсЯ их туалетами, чтобы
утвердитьсЯ. Ћни нас стеснЯют, как должен стеснЯть фрак без шелковых
отворотов, который носит ученик метрдотелЯ. Ћднажды вечером Љюлафруа
исполнил широкий и чрезмерно трагический жест. †ест, который преодолел объем
комнаты, вошел в ночь и протЯнулсЯ до звезд, среди Њедведиц и дальше, затем,
подобно кусающей собственный хвост змее, он возвратилсЯ во мрак комнаты и в
ребенка, который там тонул. Ћн провел смычком от начала до основаниЯ
медленно и величественно; эта последнЯЯ тоска допилила его душу: тишина,
мрак и тщетнаЯ надежда избавитьсЯ от всего, что нависло над ним со всех
сторон, привели к тому, что видение рассыпалось. Ћн уронил руки, отбросил
скрипку и смычок и расплакалсЯ, как ребенок. ‘лезы текли по его маленькому
гладкому лицу. Ћн лишний раз понЯл, что ничего тут не поделать. ЊагическаЯ
сеть, которую он пыталсЯ прорвать, вновь сомкнулась вокруг него, заключаЯ
его в себе. Ћпустошенный, он подошел к маленькому зеркалу на туалетном
столике и посмотрел на свое лицо, к которому испытывал такую же нежность,
какую испытывают к пусть некрасивой, но своей собачонке. Ќевесть откуда
идущаЯ, сгущалась темнота. Љюлафруа не мешал ей. …го интересовали лишь лицо
в зеркале и его изменениЯ: Яблоки светЯщихсЯ век, сиЯние тени, черное пЯтно
рта, всегда освещенный указательный палец, который поддерживал опущенную
голову. Ћн опускал голову, тобы видеть себЯ в зеркале, и эта поза заставлЯла
его поднимать глаза и рассматривать себЯ словно исподтишка, как это делают
актеры в .кино: "џ мог бы стать великим артистом". Ћн не сформулировал четко
эту мысль; тем не менее ее великолепие заставлЯло его еще немного опустить
голову. "’Яжесть судьбы", - подумал он. Ќа гладкой палисандровой поверхности
туалетного столика он увидел мимолетную сцену, по существу похожую на многие
другие, которые часто ЯвлЯлись ему:
маленький мальчик сидит на корточках под зарешеченным окном темной
комнаты, по которой прохаживаетсЯ он сам, засунув руки в карманы.
Џосреди его песчаного детства вдруг рисовались капители. Љапители как
кактусы под небом. Љактусы как зеленые солнца, сверкающие острыми лучами,
смоченными Ядом кураре. …го детство - как ‘ахара, совсем маленькое или
огромное - неизвестно, -защищенное светом, запахом и потоком личного
обаЯниЯ, исходЯщими от гигантской цветущей магнолии, котораЯ поднимаетсЯ в
небо, глубокое, как пещера, поверх невидимого, но все-таки присутствующего
солнца. ќто детство сохло на жгучем песке, с мыслью - в какие-то мгновениЯ,
быстрые, как стрелы, и такие же тонкие, тонкие, как тот рай, что виднеетсЯ
между веками монгола, - о невидимой магнолии; эти мгновениЯ были во всем
похожи на те, о которых говорит поэт: "џ увидал в пустыне твое разверстое
небо..."
ќрнестина с сыном жили в единственном на всю деревню доме, крытом, как
и церковь, шифером. ќто было солидное строение, сложенное из каменных плит,
прЯмоугольное, разделенное на две части коридором, который раскрывалсЯ, как
героический пролом в диких скалах: ќрнестина имела приличный доход,
оставленный ей мужем, который покончил с собой, бросившись в зеленые воды
рва местного замка. Ћна бы могла жить в роскоши, в окружении многочисленных
слуг, среди огромных зеркал и ковров, закрывающих стены до самого
позолоченного потолка. Ќо она отказалась от роскоши и красоты, ибо они
убивают мечту. ’ак же, как и любовь. Љогда-то любовь бросила и с силой
придавила ее к земле, как борец, привыкший расправлЯтьсЯ с другими силачами.
‚ двадцать лет она дала жизнь легенде; когда позже крестьЯне будут говорить
о ней, они уже не смогут не вспомнить это существо с лицом, перевЯзанным
подобно лицу раненого летчика, лицу ‚ейдманна, в котором лишь рот и глаза
оставались открытыми; лицо, забинтованное газовыми бинтами, а под ними
густой слой специального крема, защищавшего ее кожу от солнечного загара, и
частичек сена, которое она ворошила летом у своего отца. Ќо, подобно
кислоте, горечь, разъедаЯ, уже прошлась по ней. ’еперь она боЯлась всего, о
чем нельзЯ говорить просто, с непринужденной улыбкой. ќтот страх один
доказывал опасность возвращениЯ к власти Џрожорливой Љрасоты. Џочти все ее
привЯзанности были слабыми, но были и такие, что приковывали и отдавали ее
силам, одно прикосновение или только приближение к которым ее потрЯсало. ќто
- искусство, религиЯ, любовь, окруженные свЯтостью (ведь над свЯтым,
которое, увы, называют духовным, не принЯто шутить или смеЯтьсЯ: оно
исполнено грусти. …сли это имеет отношение к Ѓогу, значит, и Ѓог грустен.
‡начит, Ѓог - это понЯтие свЯзанное с мукой. ‡начит, Ѓог есть ‡ло?), к ним
относЯтсЯ с оберегающей их почтительностью. ‘реди прочих
достопримечательностей деревни был старый феодальный замок, окруженный
рвом, из которого доносилось кваканье лЯгушек; а кроме того - кладбище, дом
матери-одиночки и сама мать-одиночка, трехарочный каменный мост,
отражавшийсЯ в прозрачной воде, по утрам на нем висел плотный туман,
медленно поднимавшийсЯ к перилам. ‘олнце резало туман на лоскуты, и они на
миг повисали на худых черных деревьЯх, делаЯ их похожими на оборванных
цыганЯт.
ѓолубые, с острыми углами, плитки шифера, гранитные блоки, стекла
высоких окон отделЯли Љюлафруа от остального мира. €гры мальчиков, живших за
рекой, были длЯ него неведомыми, усложненными математикой и геометрией. ‚
них играли вдоль изгородей, а в роли внимательных зрителей выступали козы и
жеребЯта. ‘ами же игроки, эти актеры-дети, выйдЯ за ворота сельской школы,
вновь становились погонщиками быков, разорЯли птичьи гнезда, лазали по
деревьЯм, косили рожь, воровали сливы. …сли они были длЯ Љюлафруа племенем
демонов-искусителей (при этом сами они не могли хорошенько разглЯдеть его,
но подозревали о его присутствии), то сам Љюлафруа обладал длЯ них
авторитетом, который создавали ему его уединение, изысканность манер,
изЯщество легенды об ќрнестине и, кроме того, шифернаЯ крыша их дома- Џри
всеобщей к нему ненависти не было ни одного мальчика, который не завидовал
бы тому, как пострижены его волосы или его элегантному кожаному , портфелю.
„ом с шиферной крышей должен был вмещать сказочные богатства, среди которых
Љюлафруа имел неоценимую привилегию неторопливо передвигатьсЯ, мог позволить
себе фамильЯрно побарабанить пальцами по крышке стола или ручке кресла, или
прокатитьсЯ по гладкому паркету среди убранства, которое казалось им
царским; привилегию улыбатьсЯ улыбкой дофина, и даже, возможно, играть там в
карты. Љюлафруа, казалось, источал какую-то королевскую таинственность.
Џринцы слишком часто встречаютсЯ среди детей, чтобы сельские школьники могли
принимать это всерьез. Ќо они поставили ему в вину столь Явную демонстрацию
своего происхождениЯ, что каждый из них тщательно прЯтал в себе и что
оскорблЯло их собственное величие. ‚едь королевскаЯ идеЯ свойственна этому
миру, и если человек не обладает ею в силу кровных уз, то он должен
приобрести ее и тайно ею гордитьсЯ, ради того только, чтобы сохранить
уважение к самому себе. Њечты и сны детей пересекались в ночи, и каждый из
них овладевал другим без его ведома, насильно (в этом и состоЯло
изнасилование) и почти всецело. „еревнЯ, которую они воссоздавали длЯ
собственных нужд и где, как мы уже сказали, дети были монархами, всЯ была
опутана естественными длЯ них обычаЯми деревни странных ночей, где вечером
хоронили мертворожденных младенцев, которых их сестры относили на кладбище в
сосновых Ящиках, узких и лакированных, как футлЯр длЯ скрипки; где другие
дети бегали по полЯнкам и прижимались голыми животиками, прикрытыми, однако,
лунным светом, к стволам буков и дубов (таких же крепких, как взрослые горцы
с короткими толстыми лЯжками, на которых трещали кожаные штаны), в тех
местах, где была содрана кора, чтобы почувствовать нежной кожей ток весенних
соков, где €спанка проходила, высматриваЯ стариков, больных, паралитиков, из
глаз которых она вырывала душу, слушаЯ, как они умирают (старики умирают так
же, как рождаютсЯ дети), держа их в своих руках, а руки ее пощады не знали;
деревнЯ, дни которой были не менее странными, чем ночи, когда шествиЯ в
праздники ’ела ѓосподнЯ или ‚ознесениЯ пересекали равнину, съежившуюсЯ под
лучами полуденного солнца, шествиЯ, состоЯвшие из девочек с фарфоровыми
головами, одетых в белые платьЯ и с искусственными цветами в волосах,
детей-певчих из церковного хора, размахивающих на ветру кадилами со следами
медной окиси, чопорных женщин в черном или зеленом муаре, мужчин в черных
перчатках, несущих восточный балдахин, увенчанный султаном из страусовых
перьев, под которым шагал свЯщенник с дароносицей в руках. Џод солнцем,
среди ржи, сосен и люцерны, переворачиваЯсь в прудах, вверх ногами.

ќто было частью детства „ивины. Љак и многое другое, о чем мы расскажем
позже. Ђ теперь нужно бы вернутьсЯ к ней.
Џора уже сказать, что никогда ее любови не заставлЯли ее боЯтьсЯ гнева
ѓосподнЯ, презрениЯ €исуса или сладкого отвращениЯ ‘вЯтой „евы, никогда, до
тех пор, пока ѓабриэль не сказал ей об этом, потому что с того момента она
обнаружила в себе присутствие семЯн этих страхов: гнева, презрениЯ,
божественного отвращениЯ, „ивина сделала из своих ‹юбовей бога выше Ѓога,
€исуса и ‘вЯтой „евы, которому они поклонЯлись, как все остальные, тогда как
ѓабриэль, несмотрЯ на свой огненный темперамент, от которого часто краснело
его лицо, боЯлсЯ ада, ибо он не любил „ивины.
Ђ кто любил ее, кроме Њиньона?
Ќотр-„ам-де-”лер улыбалсЯ и пел, он пел, как эолова арфа, голубоватый
ветерок проходил .сквозь струны его тела; он пел телом: он не любил. ЏолициЯ
не подозревала его. Ћн не подозревал полицию. ќтому ребенку все было
настолько безразлично, что он даже не покупал газет: он шел, куда его вела
мелодиЯ.
„ивина думала, что Њиньон пошел в кино, а Ќотр-„ам промышлЯет в
каком-нибудь большом магазине, однако... Ђмериканские ботинки, мЯгкаЯ шлЯпа,
золотаЯ цепочка, короче говорЯ, настоЯщий "кот" - к вечеру Њиньон выходил из
мансарды, спускалсЯ по лестнице и... ’ут поЯвлЯетсЯ неизбежный солдат.
Ћткуда он взЯлсЯ? ‚озможно, просто вошел с улицы в бар, где сидела „ивина. ‘
каждым поворотом вертЯщейсЯ двери, подобно часовому механизму на одной из
колоколен ‚енеции, взору ЯвлЯлись то солидный сержант полиции, то изЯщный
паж, то образчик ‚ысокого ѓомосексуализма, то есть один из тех "котов",
предки которых были завсегдатаЯми притонов времен мадемуазель Ђдна, носили
кольца в ушах, и между ног которых сегоднЯ, когда они шествуют по бульвару,
брызжут, прорываютсЯ, резкие свистки.
ѓабриэль поЯвилсЯ. џ вижу еще, как он сбегает по идущей почти
вертикально вниз улице, похожий на околдованную собаку, котораЯ как-то
поЯвилась на деревенской площади; он, должно быть, столкнулсЯ с „ивиной,
когда та выходила из бакалейной лавки, где купила дудочку-сюрприз, и как раз
в тот момент колокольчик на стеклЯнной двери звЯкнул два раза. џ бы хотел
поговорить с вами о встречах. џ полагаю, что момент, который делал или
делает их неизбежными, находитсЯ вне времени, что от столкновениЯ брызги
обдают все вокруг, и пространство и времЯ, но возможно, Я и ошибаюсь, ведь
длЯ менЯ важны те встречи, которые Я вызываю и навЯзываю ребЯтам из моей
книги. Њожет быть, он из тех моментов, что зафиксированы на бумаге, как и
множество многолюдных улиц, на которые случайно падает мой взглЯд: сладость,
нежность ставЯт их вне мгновениЯ; Я очарован, и, не знаю почему, нет ничего
слаще этой толкотни длЯ моих глаз. џ отворачиваюсь, потом смотрю снова, но
больше уже не нахожу ни сладости, ни нежности. “лица начинает мне казатьсЯ
угрюмой, как утро после бессонной ночи, ко мне возвращаетсЯ Ясность ума, а с
ней возвращаетсЯ поэзиЯ, котораЯ была изгнана этой поэмой: какое-то
юношеское лицо, плохо различимое в ней, осветило толпу, а потом исчезло. Њне
открылсЯ Ѓожественный смысл. €так, „ивина встретила ѓабриэлЯ. Ћн прошел
мимо, развернув плечи, как стена или скала. ‘тена эта была не так уж и
широка, но от нее на мир обрушивалось столько величиЯ, то есть столько
спокойной силы, что „ивине показалось, что он отлит из бронзы; стена тьмы,
из которой, расправив огромные крыльЯ, вылетает черный орел.
ѓабриэль был солдатом.
ЂрмиЯ - это краснаЯ кровь, котораЯ течет из ушей артиллериста, это
маленький снежный стрелок, распЯтый на своих лыжах, это спаги, чьЯ лошадь на
всем скаку остановилась и замерла на краю ‚ечности, это принцы в масках и
братство убийц в ‹егионе; это клапан, заменЯющий ширинку на штанах матросов,
чтобы, всеизвинЯющее объЯснение, те не цеплЯлись за снасти во времЯ
маневров, это, наконец, сами морЯки, которые очаровывают сирен, обвиваЯсь
вокруг мачт, как шлюхи вокруг "котов"; заворачиваЯсь в паруса, они с хохотом
играют ими, как испанка веером, или, засунув руки в карманы, стоЯ прЯмо на
качающейсЯ палубе, насвистывают самый настоЯщий вальс голубых воротничков.
- € сирены терЯют головы?
- Ћни мечтают о том месте, где заканчиваетсЯ сходство между их телами и
телами морЯков. " ѓде начинаетсЯ тайна?" - спрашивают они себЯ. € именно
тогда они и поют.
ѓабриэль был рЯдовым пехотинцем, в форме из голубого сукна, толстого,
ворсистого. Љогда мы узнаем его поближе и станем меньше о нем говорить, мы
дадим его портрет. …стественно, „ивина зовет его Ђрхангелом. € еще: "Њой
сладкий". Ћн невозмутимо принимает обожание. Ћн позволЯет себЯ обожать. €з
страха перед Њиньоном, из страха его огорчить, „ивина не осмеливаетсЯ
привести солдата в мансарду. Ћна встречает его вечером на бульваре, где он
мило рассказывает ей историю своей жизни, потому что ничего другого не
знает. Ђ „ивина:
- ’ы рассказываешь мне не о своей жизни, Ђрхангел, а о тайных
подземельЯх моей, которых Я сама не знала.
€ли вот еще :
- џ люблю тебЯ так, как будто ты был в моем животе. €ли:
- ’ы не друг мне, ты - Я сама. Њое сердце, или мой член. ЊоЯ веточка.
€ ѓабриэль растроганный, но гордый, улыбаЯсь:
-Ћ!
Љогда он улыбалсЯ, в уголке губ пенилось несколько деликатных пузырьков
белой слюны.
Џринц-Њонсеньор повстречал их как-то ночью; округлив пальцы рук в
кольцо, как аббат во времЯ проповеди, он подмигивает „ивине: "€шь, нашла!" и
исчезает, оставив их вместе.
‚се прочие, от Ѓланш до Џигаль, посылают в их адрес проклЯтьЯ,
благословлЯЯ их таким образом.
‘тареющую „ивину гложет тревога. Ћна как несчастнаЯ женщина, котораЯ
спрашивает себЯ:
"Џолюбит ли он менЯ? Ђх, найти нового друга! поклонЯтьсЯ ему, стоЯ на
коленЯх, а он чтобы просто простил менЯ. џ хочу хитростью привести его к
любви." џ слышал о том, что собак приручают, примешиваЯ каждый день к их
похлебке ложку мочи хозЯина. „ивина решает попробовать. ‚сЯкий раз, когда
она приглашает Ђрхангела на обед, она находит способ добавить ему в тарелку
немного своей мочи.
‡аставить полюбить себЯ. Њедленно подводить его, ничего не
подозревающего, к этой любви, как к запретному городу, таинственному городу,
черно-белому ’амбукту, черно-белому и волнующему, как лицо одного из
любовников, на щеке которого играет тень лица второго. Џриручить Ђрхангела,
заставить его научитьсЯ собачьей преданности. Ќайти ребенка, инертного, но
пылкого, затем почувствовать, как от ласк он возбуждаетсЯ еще сильней, как
набухает под моими пальцами, наполнЯетсЯ и проскакивает, как сами знаете
что. „ивина любима!
Ќа диване в мансарде она крутитсЯ и извиваетсЯ, как стружка, выходЯщаЯ
из-под рубанка. …е руки изгибаютсЯ, сплетаютсЯ и расплетаютсЯ, белые,
душащие призраков. Ќужно было, чтобы однажды она привела ѓабриэлЯ к себе.
‡анавески задернуты, он оказываетсЯ в темноте, тем более плотной, что здесь
настаивалсЯ годами, словно застарелый запах ладана, неуловимый экстракт
выпущенных газов.
‚ голубой шелковой пижаме с белыми отворотами „ивина лежала на диване.
“павшие на глаза волосы, бритый подбородок, чистый рот, лицо отполировано
охровой водой. ’ем не менее она притворилась еще непроснувшейсЯ:
-- ‘адись.
ђукой указала место рЯдом с собой на краю дивана, протЯнула кончики
пальцев другой руки.
- Ќу, как дела?
ѓабриэль был в своей небесно-голубой форме. Ќа животе висел плохо
затЯнутый ремень кожаной портупеи.
ѓрубое сукно и такой нежный голубой цвет! „ивину это возбуждало. Џозже
она скажет:
- џ "торчала" от его штанов.
’онкое и такое же голубое сукно подействовало бы на нее менее
возбуждающе, чем толстое черное сукно, потому что это ткань деревенских
свЯщенников и ткань ќрнестины, и толстое серое сукно - ткань приютских
детей.
- ќта шерсть не кусаетсЯ?
- „а ты что? “ менЯ ведь еще рубашка и трусы, шерсть не прикасаетсЯ к
коже.
“дивительно, не правда ли, „ивина, что при небесно голубой одежде он
осмеливаетсЯ иметь такие черные глаза и волосы?
- Љстати, есть шерри, выбирай, что хочешь, и мне тоже налей.
ѓабриэль, улыбаЯсь, наливает себе ликер. Џьет. Ћн снова сидит на
краешке дивана. Ћни немного стеснЯютсЯ друг друга.
- ‘лушай, здесь душно, можно мне снЯть куртку?
- Ћ, снимай, что угодно.
Ћн расстегивает портупею, снимает куртку. ум снимаемой портупеи
превращает мансарду в казарму с потными солдатами, вернувшимисЯ с маневров.
„ивина, Я уже говорил, тоже всЯ в голубом. Ћна блондинка, под
соломенными "волосами лицо ее кажетсЯ немного морщинистым; оно, говорит
Њимоза помЯто (Њимоза говорит это со злости, чтобы ранить „ивину), но это
лицо нравитсЯ ѓабриэлю. „ивина, котораЯ жаждет в этом убедитьсЯ, обращаетсЯ
к нему, трепеща, как пламЯ свечи:
- џ состарилась, мне скоро тридцать. ѓабриэль с подсознательной
деликатностью не хочет льстить ей ложными утешениЯми, мол, "по тебе не
скажешь". Ћн отвечает:
- Ќо это же самый хороший возраст. ‚ этом возрасте во всем разбираешьсЯ
лучше. Ћн прибавлЯет:
- ќто настоЯщий возраст.
ѓлаза, зубы „ивины сиЯют, их сиЯние передаетсЯ глазам и зубам солдата.
- Ќу, конечно, ничего в этом хорошего нет. Ћн смеетсЯ, но Я чувствую,
он смущен. Ћна счастлива. ѓабриэль сейчас вЯлый, рЯдом с ней,
бледно-голубой: два ангела, уставшие летать, и усевшиесЯ на телеграфном
столбе, но ветер сбросил их в Яму с крапивой, они больше не целомудренны.
Ћднажды ночью Ђрхангел стал фавном. Ћн держал „ивину перед собой, лицо
к лицу, и его член, вдруг став более мощным под ней, пыталсЯ проникнуть
внутрь. Ќаконец, найдЯ, немного согнувшись, он вошел. ѓабриэль достиг такой
виртуозности, что мог, оставаЯсь сам совершенно неподвижным, придать своему
члену дрожь, сравнимую с дрожью разъЯренного конЯ. Ћн ворвалсЯ со своей
обычной Яростью, и ощущение собственной мощи было столь сильно, что он
-горлом и носом -- победно заржал - так неудержимо, что „ивина решила, что
он вошел в нее всем своим телом кентавра, и лишилась чувств от любви, как
нимфа в стволе дерева.
ќто повторЯлось часто. ‚ глазах „ивины поЯвилсЯ блеск, а кожа сделалась
нежнее. Ђрхангел всерьез играл свою роль самца. Џри этом он пел Њарсельезу,
поскольку теперь начал испытывать гордость от того, что был французом,
гальским петухом, чем одни только мужчины и могут гордитьсЯ. Џотом он погиб
на войне. Ћднажды вечером он пришел к „ивине на бульвар:
- Њне дали увольнительную, Я попросил ее ради тебЯ. Џошли пожрем, у
менЯ сегоднЯ есть бабки. „ивина поднЯла глаза:
- ’ак ты любишь менЯ, Ђрхангел? ѓабриэль раздраженно повел плечами:
- ‘ледовало бы тебе дать по морде, - процедил он сквозь зубы. - ’ы что,
не видишь?
„ивина закрыла глаза. Ћна улыбнулась и глухим голосом произнесла:
- “ходи, Ђрхангел. “ходи, Я уже насмотрелась на тебЯ. ’ы приносишь мне
слишком много радости, Ђрхангел.
Ћна говорила, как сомнамбула, если бы сомнамбула говорила, прЯмаЯ,
напрЯженнаЯ, с застывшей на лице улыбкой.
- “ходи, иначе Я упаду в твои объЯтьЯ. € прошептала:
- Ћ, Ђрхангел!
ѓабриэль ушел, улыбаЯсь, ступаЯ медленно и широко, потому что был в
сапогах. Ћн погиб на войне за ”ранцию, и немецкие солдаты закопали его там,
где он упал, у решетки ’уренского замка. „ивина могла прийти на его могилу,
посидеть там и выкурить по сигарете с „жимми.
Њы видим, как она сидит там, положив одну на другую свои длинные ноги и
держа возле губ сигарету- Ћна улыбаетсЯ почти счастливой улыбкой.

‚ойдЯ в кафе ѓраффа, „ивина увидела Њимозу, та ее тоже заметила. Ћни
обменЯлись едва заметным приветственным жестом, так, не жест - пустЯчок.
- „обрый день! Ќу, моЯ милаЯ, как твоЯ Ќотр-„ам?
- Ћ, не спрашивай менЯ о ней. Ћна убежала. Ќотр-„ам уехала, улетела. …е
унесли ангелы. …е у менЯ украли. Њимо, ты видишь, Я ‚сЯ-ЃезутешнаЯ. „ай
девЯтидневный обет, Я собираюсь постричьсЯ в монахини.
- ’воЯ Ќотр-„ам унесла ноги? Ћна унесла лЯжки, твоЯ Ќотр-„ам? Ќо это
безобразие! Ђх, потаскуха!
- ‡абудем, забудем о ней.
Њимоза захотела, чтобы „ивина села за ее столик. Ћна сказала, что на
весь вечер избавилась от клиентов-
- џ в кабаке с воскресеньЯ, да-да. ‚ыпей джина, девочка моЯ.
„ивине было не по себе. Ћна не настолько любила Ќотр-„ама, чтобы
страдать при мысли, что на него донесли, если все равно он совершил
преступление; но она помнила, как Њимоза проглотила его фотографию, -- так
проглатывают облатку, - и как сильно та была задета, когда Ќотр-„ам сказал
ей: "’ы нерЯха". Ќо все же она улыбнулась, вплотную приблизив свою улыбку к
лицу Њимозы, как длЯ поцелуЯ, и их лица вдруг оказались так близко, что им
почудилось, будто они присутствуют на собственной свадьбе. ќто ужаснуло
обоих педерастов. Џо-прежнему дивно улыбаЯсь, „ивина прошептала:
- џ тебЯ ненавижу.
Ћна не сказала этого. ‘лова только возникли в горле, и тут же ее лицо
снова закрылось, как клевер в сумерки. Њимоза ничего не понЯла. „ивина
скрывала тот случай со странным причащением Њимозы, она боЯлась, что, узнав
о нем, Ќотр-„ам обрадуетсЯ и начнет кокетничать с ее соперницей. Ќотр-„ам
был кокетка почище любого педика. Ћн был такой же потаскухой, как последний
альфонс. ‘амой себе „ивина объЯснЯла свое поведение желанием избавить
Ќотр-„ама от греха гордости, ибо „ивине, как известно, больших усилий стоило
быть аморальной и удавалось ей это лишь с помощью множества уловок, которые
причинЯли ей страданиЯ. …е индивидуальность скована тысЯчами чувств и их
противоположностей, которые переплетаютсЯ, распутываютсЯ, завЯзываютсЯ,
развЯзываютсЯ, порождаЯ безумный беспорЯдок. Ћна старалась взЯть себЯ в
руки. Џервой мыслью, пришедшей ей в голову, было: "Њимоза не должна ничего
знать; терпеть не могу эту шлюху." ќто как бы мысль в чистом виде. ‚
ощущениЯх „ивины она выглЯдела несколько по-другому, свЯтые втихомолку
следили за ней с небес; „ивина боЯлась их не потому что они такие грозные и
карают за дурные мысли, а потому, что они сделаны из гипса, их ноги утопают
в кружевах и цветах, и при этом они всезнающи. Њысленно она говорила:
"Ќотр-„ам такой гордый. € такой глупый." ќто было Ясно уже из первого
предложениЯ, из которого следовал естественный вывод. Ќо мораль, котораЯ
содержалась в этом выводе, давала ему право быть высказанным. ’олько
расхрабрившись и пересилив себЯ, она могла сказать: "ќта мерзкаЯ девчонка
ничего не узнает" (Њимоза), но даже и в этом случае она прЯтала свою
ненависть под шуточной мишурой, говорЯ о Њимозе то "она". ‘кажи „ивина то
"он", это было бы гораздо серьезней. Њы увидим это позже. „ивина была не
настолько самоуверенной, она понимала, что Њимоза предложила ей сесть не
ради того, чтобы наслаждатьсЯ ее обществом. Ќе доверЯЯ Њимозе, она сказала
громко:
- ќто такой тайный Язык.
- —то-что? - не понЯла Њимоза. „ивина рассмеЯлась:
- „а то, что Я ѓлупаЯ „евочка.
Љонечно, ђоже, мужчина Њимозы, почуЯл что-то неладное. Ћн потребовал
объЯснений. Ћпыт подсказывал „ивине, что ей не под силу справитьсЯ с Њимозой
II. •отЯ она и не знала, в какие моменты проЯвлЯетсЯ проницательность ее
подруги, зато доказательств детективных способностей, которыми та обладала,
у нее было предостаточно. "Њимо получает сведениЯ из ничего." Ќикто не может
лучше ее отличить это "ничего" и заставить его говорить:
- ‡начит, ты уходишь? € забираешь Ќотр-„ам? ’ы злюка. € эгоистка.
- Џослушай, ангел мой, увидимсЯ позже. ‘егоднЯ Я спешу.
„ивина поцеловала ладошку и подула в сторону Њимозы (несмотрЯ на
улыбку, лицо „ивины вдруг стало важным, как у дамы из ‹Ярусса, котораЯ
разбрасывает вокруг себЯ семена одуванчиков), и удалилась, шагаЯ будто под
руку с неким невидимым другим, то есть медленно, устало и отрешенно.
ѓоворЯ, что Ќотр-„ам гордый и что, узнав о том, как Њимоза съела его
фотографию, он почувствует к ней расположение, „ивина ошибалась. Ќотр-„ам не
был гордым. Ћн пожал плечами даже без улыбки и просто сказал:
- ќта девка грубо работает. Џусть себе жрет бумагу.
ќто безразличие, возможно, было следствием того, что Ќотр-„ам не
чувствовал так, как чувствует Њимоза, и не представлЯл себе, что можно
испытывать какие-нибудь эмоции, сливаЯсь в буквальном смысле с образом
желанного существа, выпиваЯ его ртом; он был не способен распознать в этом
дань уважениЯ его мужественности или красоте. €з чего мы можем сделать
вывод, что ему это просто не было нужно. ’ем не менее, и мы это увидим, ему
нравилось принимать поклонение. —то касаетсЯ „ивины, заметим, что она
однажды ответила Њимозе: "ѓордости Ќотр-„ам нет предела. џ хочу сделать из
него статую гордости", думаЯ при этом: "—тобы он окаменел от гордости, стал
воплощением гордости." ЌежнаЯ молодость Ќотр-„ама, ибо у него тоже бывали
моменты нежности, не могла удовлетворить потребность „ивины подчинЯтьсЯ
грубой силе. €деи о гордости удивительно точно сочеталась с идеей о статуе,
а с ними обеими - идеЯ о непреклонной твердости. •отЯ понЯтно, что гордость
Ќотр-„ама была лишь предлогом.
џ уже сказал, что Њиньон больше не поЯвлЯлсЯ в мансарде и даже не
встречалсЯ с Ќотр-„амом в саду ’юильри. Ћн не сомневалсЯ, что Ќотр-„ам знает
о его подлостЯх. ‚ своей мансарде „ивина жила лишь чаем и. печалью. Ћна ела
свою печаль и пила ее. ќта кислаЯ пища иссушила ее тело и разъела душу.
‡аботы ее о своей внешности, салоны красоты -ничего не помогало ей избавитсЯ
от худобы и мертвенной бледности. Ћна носила парик, который прикреплЯла с
большим искусством, но тюлеваЯ основа его была заметна на висках. €з-под
пудры и крема все равно проступала полоска на лбу. Њогло показатьсЯ, что у
нее искусственнаЯ голова. ‚о времена, когда он еще жил в мансарде, Њиньон
потешалсЯ бы над всеми этими ухищрениЯми, будь он просто "котом", но он был
"котом", который слышал голоса. Ћн не смеЯлсЯ и даже не улыбалсЯ. Ћн был
красив и дорожил своей красотой, понимаЯ, что, лишившись ее, он лишитсЯ
всего; его оставлЯли холодным самые прихотливые ухищрениЯ, направленные на
то, чтобы привЯзать его к себе, это его не трогало, не вызывало даже
жестокой улыбки. € это естественно. ’акое множество старух любовниц
красилось перед ним, что он знал, что недостаток в красоте исправлЯетсЯ безо
всЯкого волшебства. ‚ комнатах домов свиданий он был свидетелем умелого
восстановлениЯ внешности, подмечал колебаниЯ женщины с помадой, поднесенной
к губам. Њного раз он помогал „ивине прикрепить ее парик. Ћн делал это
ловкими и, если так можно выразитьсЯ, естественными движениЯми. Ћн научилсЯ
любить такую „ивину. Ћн прониксЯ всеми уродствами, из которых она состоЯла,
он их рассмотрел: слишком белаЯ и сухаЯ кожа, худоба, ввалившиесЯ глаза,
припудренные морщины, накладные волосы, золотые зубы. Ћн ничего не упустил.
Ћн сказал себе, - что все это есть, и продолжал любить это. Ћн узнал
наслаждение и увЯз в нем. ‘ильный Њиньон, весь мускулистый, поросший теплой
шерстью, без ума влюбилсЯ в искусственную дешевую пидовку. “ловки „ивины
были тут не причем. Њиньон бросилсЯ очертЯ голову в этот разврат, но затем
понемногу ему стало надоедать. Ћн потерЯл интерес к „ивине и бросил ее. €
тогда, в мансарде, она познала ужас отчаЯниЯ. ‘тарость подталкивала ее к
гробу. Ћна дошла до того, что не осмеливалась на прежние жеманные жесты.
‹юди, которые знакомились с ней в тот период, говорили, что она старалась
быть незаметной. Ќо она все еще нуждалась в удовольствиЯх, которые ей
приносили постель и церковь; она дошла до того, что искала себе клиентов в
туалетах, и даже тогда ей приходилось платить своим любовникам. ‚о времЯ
любви с ней происходили ужасные вещи; так, она напугала одного пылкого
мальчика: когда она стоЯла на коленЯх, он, то ли теребЯ ее волосы, то ли
слишком резко прижав ее голову к себе, отклеил ее парик. …е наслаждение было
окружено мелкой суетой. Ћна не выходила из мансарды и занималась там
онанизмом. „ни и ночи она проводила, лежа в постели, занавески на окне
мертвых, на оконном проеме “сопших были задернуты. Џила чай, ела пирожные.
Џотом, накрывшись с головой одеЯлом, она изобретала самые невероЯтные оргии:
вдвоем, втроем или вчетвером, во времЯ которых все партнеры вместе должны
были на ней, в ней и длЯ нее получать наслаждение. Ћна вызывала в себе
воспоминаниЯ об узких, сильных, крепких, как сталь, бедрах, которые словно
пронзали ее с разных сторон. Ќе заботЯсь о вкусах партнеров, она заставлЯла
их совокуплЯтьсЯ с собой. Ћна соглашалась быть единственным объектом всех
этих брачных игр, и ее рассудок, чтобы принЯть их всех одновременно,
стремилсЯ утонуть в сладострастии, стекающемсЯ к нему отовсюду. …е тело
дрожало с головы до ног. Ћна чувствовала, как сквозь нее проходЯт незнакомые
ей люди. …е тело кричало:
"Ѓог, вот Ѓог!" Ћна падала обессиленнаЯ. ‘коро наслаждение ослабело.
’огда „ивина надела на себЯ тело самца, став вдруг сильной и мускулистой,
она видела себЯ твердой, как сталь, руки в карманах, посвистывающей. Ћна
видела себЯ совокуплЯющейсЯ с самой собой. Ќаконец, она почувствовала, что
ее мускулы, как во времЯ того ее опыта с приданием себе мужественности,
выступают и твердеют на бедрах, на лопатках, на руках, и расстроилась. €
этот огонь тоже угас. Ћна сохла. “ нее даже исчезли круги под глазами.
€менно тогда она вызвала в себе воспоминание об Ђльберто и им
утешилась. ќто было ничтожество. ‚се в деревне сторонились его. Ћн был вор,
грубиЯн и сквернослов. „евушки морщились, когда при них упоминали его имЯ;
но по ночам, а иногда внезапно во времЯ тЯжелой работы они вспоминали его
мощные бедра, тЯжелые руки, которые раздували карманы и поглаживали его
бока, были неподвижны или слабо шевелились, осторожно поднимаЯ натЯнутую или
вздувшуюсЯ ткань брюк. Љисти рук, большие, широкие, короткопалые, с
восхитительным большим пальцем, с величественным, мощным холмом ‚енеры,
свисали, как куски дерна. Љак-то летним вечером дети, которые обычно
приносЯт потрЯсающие известиЯ, сообщили в деревне, что Ђльберто ловит змей.
"‡меелов, это ему подходит", -подумали старухи. ќто был лишний повод, чтоб"
поставить на нем крест. “ченые предлагали заманчивую награду за каждую
пойманную живую змею. ‘лучайно, шутЯ, Ђльберто поймал одну, доставил ее
живой и получил обещанную награду. ’ак родилось новое звание, которое ему
нравилось и одновременно его бесило. Ћн не был ни сверхчеловеком, ни
развратным фавном: это был парень с заурЯдными мыслЯми, который умел делать
сластолюбие более привлекательным. Љазалось, он постоЯнно пребывает в
состоЯнии наслаждениЯ или опьЯнениЯ. Љюлафруа неминуемо должен был его
повстречать. ‹етом он шаталсЯ по дорогам. …ще издали завидев силуэт
Ђльберто, он понЯл, что смысл и цель его прогулки именно там. Ђльберто
неподвижно стоЯл на краю дороги, почти во ржи, будто поджидаЯ кого-то,
расставив широко свои красивые ноги, в позе колосса ђодосского или в позе,
какую нам демонстрировали такие гордые и важные под своими касками немецкие
часовые. Љюлафруа он понравилсЯ. ЏроходЯ мимо с безразличным и храбрым
видом, мальчик покраснел и опустил голову, а Ђльберто с улыбкой на губах
наблюдал за ним. …му было 18 лет, и поэтому „ивина видит, его как взрослого
мужчину.
Ќазавтра он пришел снова. Ђльберто был там, часовым или статуей, на
краю дороги. "„обрый день" - сказал он с улыбкой, искривившей его губы. (ќта
улыбка была особенностью Ђльберто, им самим. Љто угодно мог иметь или
приобрести жесткость его волос, цвет его кожи, его походку, но не его
улыбку... Љогда теперь „ивина ищет исчезнувшего Ђльберто, она хочет
нарисовать его на себе, выдумываЯ своим ртом его улыбку. Ћна напрЯгает
мышцы, ей кажетсЯ, - она верит, в это, чувствуЯ, как кривитсЯ ее рот, - что
эта гримаса делает ее похожей на Ђльберто, до того днЯ, когда ей приходит в
голову проделать это перед зеркалом. € тут она видит, что ее гримасы не
имеют ничего общего с тем смехом, который мы уже как-то назвали звездным.)
"„обрый день!" - пробормотал Љюлафруа. ќто было все, что они сказали друг
другу, но с того днЯ ќрнестина вынуждена была смиритьсЯ с его исчезновениЯми
из дома с шифером. Ћднажды:
- •очешь заглЯнуть в мою корзинку? Ђльберто указал на маленькую корзину
из ивовых прутьев, закрытую и застегнутую на ремешок. ‚ тот день в ней была
лишь одна изЯщнаЯ и злобнаЯ змеЯ.
- џ открываю?
- Ћ нет-нет, не открывайте, - сказал он, потому что всегда питал
непреодолимое отвращение к рептилиЯм.
Ђльберто не стал открывать крышку, но зато положил свою жесткую и
нежную, в царапинах от колючего кустарника, руку на затылок Љюлафруа,
который чуть было не стал на колени. ‚ другой раз там извивались уже три
спутанные змеи. Ќа головах у них были надеты маленькие капюшоны из твердой
кожи, шнурком завЯзанные на шее.
- Њожешь потрогать, они тебе ничего не сделают.
Љюлафруа не шевелилсЯ. ‘ловно повстречав привидение или небесного
ангела, он не мог бежать, скованный ужасом. Ћн даже отвернутьсЯ не мог, змеи
загипнотизировали его, и в то же времЯ он почувствовал, что сейчас его
стошнит.
- Ќу, ты что, дрейфишь? Ќу, скажи, со мной раньше было то же самое.
ќто было неправдой, он хотел успокоить ребенка. Ђльберто медленно и
властно запустил руку в клубок рептилий и вынул одну, длинную и тонкую,
хвост которой как хлыст, мгновенно, но бесшумно, обвилсЯ вокруг его голой
руки. "Џотрогай" -- сказал он и одновременно подвел руку мальчика к
чешуйчатому и ледЯному телу, но Љюлафруа сжал руку в кулак и лишь костЯшки
пальцев прикоснулись к змее. ќто даже не было прикосновением. •олод удивил
его. Ћн вошел ему в кровь, и посвЯщение состоЯлось. Џокрова спали, но
Љюлафруа еще не знал, перед каким изображением: его взглЯд не мог этого
различить. Ђльберто взЯл другую змею и положил ее на голую руку Љюлафруа,
она обвилась вокруг точно так же, как и перваЯ.
- ‚идишь, они не делают тебе ничего плохого (Ђльберто говорил о змеЯх в
женском роде).
Ђльберто, восприимчивый подобно его члену, который увеличиваетсЯ от
прикосновениЯ пальцев, чувствовал, как в ребенке поднимаетсЯ чувство, от
которого тот напрЯгсЯ и задрожал. ЃлагодарЯ змеЯм между ними зарождалась
скрытаЯ дружба. Ћднако мальчик еще не прикоснулсЯ к змее, даже не задел ее
тела органом осЯзаниЯ, кончиками пальцев, где на них вздуваетсЯ бугорок, с
помощью которого читают слепые. Џришлось Ђльберто раскрыть его руку и
провести ею по ледЯному мрачному телу. ќто стало откровением. ‘ этого
мгновениЯ мальчику стало казатьсЯ, что если множество змей заползет,
проникнет в него, то он не ощутит ничего, кроме радости дружбы и что-то
вроде грусти; а тем временем властнаЯ рука Ђльберто не отпускала его руки, а
бедро Ђльберто продолжало касатьсЯ его бедра, и таким образом он уже был не
вполне он. Љюлафруа и „ивина, с их утонченным вкусом, всегда будут вынуждены
любить то, что им ненавистно, в этом отчасти и проЯвлЯетсЯ их свЯтость,
здесь есть что-то от самоотречениЯ.
Ђльберто научил его ловить змей. Ќужно дождатьсЯ полуднЯ, когда змеи
застывают на камнЯх, нежась в лучах солнца. Ћчень осторожно подходишь к ней,
хватаешь за шею, как можно ближе к голове, зажимаЯ голову между двумЯ
фалангами указательного и среднего пальцев, выгнутых так, чтобы она не
вырвалась и не укусила, а затем быстро, пока, она свистит от отчаЯниЯ,
надеваешь на голову капюшон, завЯзываешь шнурок и кидаешь в Ящик. Ђльберто
носил вельветовые брюки, гетры, серую рубашку с закатанными по локоть
рукавами. Ћн был красив, как и все самцы в этой книге, сильные и нежные, но
не сознающие собственной прелести. …го жесткие непослушные волосы падали на
лицо до самых губ, их одних было достаточно, чтобы придать ему королевское
величие в глазах хрупкого замкнутого ребенка. Ћбычно они встречались около
десЯти часов утра у гранитного креста. Ќемного болтали о девочках и
отправлЯлись в путь. “рожай еще не был убран. †есткие колосьЯ ржи и пшеницы,
будучи неприкосновенными длЯ остальных, служили им надежным укрытием. Ћни
растЯгивались под открытым небом и ждали полуднЯ. Љюлафруа сначала играл с
руками Ђльберто, на следующий день - с ногами, на следующий за двумЯ первыми
- со всем остальным. „ивина увлекаетсЯ этим воспоминанием, она вновь видит
себЯ втЯгивающей щеки, словно свистЯщий мальчишка. Ђльберто насиловал
ребенка со всех сторон, пока сам не рухнул обессиленный. Ћднажды Љюлафруа
сказал:
- џ пошел домой, Ѓерто.
- €ди, тогда до вечера, ‹у. Џочему "до вечера"? ќта фраза вырвавшаЯсЯ у
Ђльберто, прозвучала так непосредственно, что и Љюлафруа она показалась
совершенно естественной и он ответил:
- „о вечера, Ѓерто.
Ћднако день кончилсЯ, они увидЯтсЯ лишь завтра, и Ђльберто это знал. Ћн
глуповато улыбнулсЯ, подумав, что у него вырвалась фраза, которую он и не
собиралсЯ произносить. Љюлафруа, со своей стороны, не пыталсЯ проникнуть в
смысл этих прощальных слов. Ћни взволновали его, как волнуют некоторые
простые стихи, логика и грамматика которых становЯтсЯ нам Ясной, лишь когда
мы уже насладимсЯ их очарованием. Љюлафруа же был совершенно очарован. ‚
доме с шиферной крышей это был день стирки. Ќа сушилке в саду висели
простыни, образуЯ лабиринт, по которому скользили привидениЯ. џсно, что
Ђльберто будет ждать его именно там. Ќо в каком часу? Ћн ничего об этом не
сказал. ‚етер колыхал белые простыни, как рука актрисы - декорацию из
разрисованной ткани. Ќочь сгущалась, с нежностью возводила жесткие постройки
из широких поверхностей, заполнЯла их тенью. Џрогулка Љюлафруа началась в
тот-момент, когда в небо поднЯлась шаровиднаЯ и дымЯщаЯсЯ луна. „рама должна
была разыгратьсЯ там. Њожет, Ђльберто придет, чтобы ограбить их? …му нужны
были деньги "длЯ своей цыпочки", как он говорил. ђаз у него была цыпочка,
значит, он настоЯщий петух. —то до ограблениЯ, то это вполне возможно:
однажды он уже расспрашивал о меблировке дома с шиферной крышей. ќта мысль
понравилась Љюлафруа. Џусть Ђльберто приходит с такой целью, он все равно
будет ждать. ‹уна поднималась в небо с торжественностью, рассчитанной, чтобы
произвести впечатление на людей, которые не спЯт. ’ысЯчи звуков, которые
составлЯют ночную тишину, теснились вокруг ребенка; словно хор из трагедии,
в котором мощь оркестровой меди сопрЯгаетсЯ с тайной, витающей в домах, в
которых совершаютсЯ преступлениЯ, и еще тюрем, где - о, ужас! - никогда не
слышен звон ' свЯзки ключей. Љюлафруа босиком ходил между простынЯми. Ћн
переживал эти легкие мгновениЯ, словно танцуЯ менуэт волнениЯ и нежности. Ћн
даже рискнул сделать балетное па на носках, но простыни, образуЯ висЯчие
перегородки и коридоры, простыни неподвижные и скрытные как трупы,
объединившись, могли его схватить и задушить, как порой поступают ветви
некоторых деревьев в жарких странах с неосторожными дикарЯми, которые
отдыхают в их тени. ЌесмотрЯ на то, что он прикасалсЯ к земле лишь легкими
шажками, выпрЯмлЯЯ подъем ноги, движениЯ эти могли оторвать его от земли и
бросить в мир, откуда он никогда бы не вернулсЯ, в пространство, где бы его
ничто уже не остановило. —тобы крепче держатьсЯ на земле, он встал на всю
ступню. Ђ танцевать он умел. €з "Љиномира" он вырвал картинку: маленькаЯ
балерина, снЯтаЯ в платье из накрахмаленного тюлЯ, с поднЯтыми руками, ее
пуанты, словно острые пики, вонзенные в землю. € под фотографией подпись:
"ѓрациознаЯ Љети ђафлей, 12 лет." ‘ удивительной интуицией этот
ребенок, никогда не видевший ни балета, ни сцены, ни единого актера, понЯл
длинную статью, в которой говорилось о фигурах, антраша, байто-жете, пачках,
балетных тапочках, декорациЯх, рампе, балете. Џо написанию слова "Ќижинский"
(Nijinsky) (подъем в N, спуск петли J, прыжок Љ и падение “, графическаЯ
форма имени, которое, кажетсЯ, хочет изобразить порыв танцора, который - еще
не знает, на какую ногу приземлитсЯ) он догадалсЯ о легкости артиста, как
узнает однажды, что ‚ерлен не может быть ничем иным, как именем
поэта-музыканта. Ћн сам научилсЯ танцевать, как сам научилсЯ играть на
скрипке. Џоэтому он танцевал так же, как и играл. …го движениЯ
сопровождались жестами, но диктовались они не ситуацией, а всей
хореографией, превращавшей его жизнь в вечный балет. Ћн быстро научилсЯ
ходить на пуантах и делал это везде: в сарае, собираЯ дрова, в хлеву, под
вишней... Ћн снимал сабо и танцевал в мЯгких шерстЯных носках на траве,
задеваЯ руками нижние ветки деревьев. Ћн населил поле множеством фигурок,
которые были танцовщицами в пачках из белого тюлЯ, оставаЯсь при этом
бледным школьником в черном фартуке, собирающим грибы или одуванчики. Ѓольше
всего он боЯлсЯ, что кто-нибудь застанет его за этим занЯтием, особенно
-Ђльберто. "—то Я ему тогда скажу?" ђазмышлЯЯ над тем, какой способ
самоубийства мог бы его спасти, он выбрал веревку. Ќо вернемсЯ к той ночи.
Ћн удивлЯлсЯ и пугалсЯ малейших движений веток, малейшего порыва ветра. ‹уна
пробила десЯть часов. ’еперь пришло мучительное беспокойство. ‚ своем
сердце, в своей груди ребенок обнаружил ревность. ’еперь он не сомневалсЯ,
что Ђльберто не придет, что он напьетсЯ; мысль о предательстве Ђльберто была
столь горькой и так деспотично укоренилась в мозгу Љюлафруа, что он
произнес: "Њое отчаЯние безгранично". Ћбычно, когда он был один, у него не
было потребности произносить вслух свои мысли, но сегоднЯ глубокое осознание
трагичности случившегосЯ обЯзывало его исполнить необычный протокол, и он
произнес: "Њое отчаЯние безгранично". Ћн засопел, но не заплакал. „екорации
вокруг утратили чудесный загадочный вид. Ќичто не сдвинулось со своего
места: это были все те же белые простыни на металлической проволоке,
прогнувшейсЯ под их тЯжестью, все то же небо, усыпанное блестками, но смысл
всего окружающего стал другим. „рама, котораЯ здесь разыгрывалась, достигла
сейчас своего самого патетического пика, своей развЯзки: актеру оставалось
лишь умереть. Љогда Я пишу, что смысл окружающих декораций уже изменилсЯ, Я
не хочу сказать, что декорации были длЯ Љюлафруа, а затем длЯ „ивины, чем-то
иным, чем длЯ кого-то другого, а именно - чем-то большим, чем выстиранное
белье, сохнущее на металлической проволоке. Ћн прекрасно понимал, что
ЯвлЯетсЯ пленником простыней, но Я прошу вас увидеть в этом и нечто
удивительное: пленником обычных, хотЯ и жестких простыней, при свете луны, -
и тем он отличалсЯ от ќрнестины, котораЯ, глЯдЯ на простыни, тут же
воображала парчовую обивку мебели или коридоры мраморного дворца; она,
котораЯ шагу не могла ступить по лестнице, не подумав слова "ступенька", в
подобных обстоЯтельствах не преминула бы испытать глубокое отчаЯние и
заставила бы декорации изменить свое предназначение, превратив их в гробницу
из белого мрамора, - возвысив их до собственной боли, прекрасной как склеп;
в то времЯ длЯ Љюлафруа ничего не переменилось, и это безразличие декораций
еще больше подчеркивало их враждебность. ЉаждаЯ вещь, каждый предмет были
результатом чуда, воплощение которого восхищало мальчика. ђавно и каждый
жест. Ћн не понимал слов "комната", "сад" или "деревнЯ". Ћн не понимал
ничего, не понимал даже, что камень -- это камень, и его изумление перед
тем, что есть декорациЯ, котораЯ в конце концов перестает существовать через
свое собственное существование, -- делало его жертвой переплетавшихсЯ в нем
простых и примитивных эмоций: боли, радости, гордости и стыда.
Ћн заснул, как пьЯный Џьеро в театре, завернувшись в свои развевающиесЯ
рукава, в траве при свете Яркой луны. Ќазавтра он ничего не сказал Ђльберто.
‹овлЯ змей и отдых во ржи - все было как обычно. Ќочью Ђльберто на миг
пришла идеЯ побродить вокруг дома с шифером, руки в карманах .и посвистываЯ
(свистел он чудесно, с металлической пронзительностью и виртуозностью, эта
было не последней чертой в его привлекательности. ‘вист был магическим, он
околдовывал девушек. Џарни завидовали ему, понимаЯ его власть. ‚озможно,
этим свистом он околдовывал и змей), но он не пошел, ведь поселок относилсЯ
к нему враждебно, и особенно если он, словно демон, залетал туда ночью. Ћн
лег спать.
€х любовные встречи среди змей продолжались. „ивина вспоминает о них.
Ћна решает, что это была самаЯ прекраснаЯ пора в ее жизни.

Љак-то вечером на бульваре она повстречала ‘ека ѓорги. Ѓольшой негр, с
сиЯющим лицом, хотЯ и был всего лишь тенью Ђрхангела ѓавриила, искал
приключений.
Ћн был одет в серый костюм из гладкой шерсти, который плотно облегал
его плечи и бедра, а пиджак выглЯдел еще более бесстыдно, чем слишком тесное
трико, которым танцовщик †ан Ѓорлен обтЯгивал свои круглые Яйца.
ђозовый галстук, шелковаЯ кремоваЯ рубашка, золотые кольца с
поддельными или искусственными (какаЯ разница!) бриллиантами на пальцах с
удивительно длинными ногтЯми, темными, а у основаниЯ - белыми, как
расколотые прошлогодние орехи. „ивина тотчас снова превратилась в „ивину
девЯтнадцатилетнюю, потому что у нее возникла смутнаЯ наивнаЯ надежда, что,
будучи черным, рожденным в жарких странах, ѓорги не заметит ее старости, не
рассмотрит морщины и парик. Ћна сказала:
- Ћ, кого Я вижу! Љак Я рада! Ћн рассмеЯлсЯ:
- „а, ну а как ты?
„ивина прижималась к нему. Ћн держалсЯ прЯмо, но чуть откинувшись
назад, неподвижный и крепкий, в позе мальчика, с портфелем наизготовку,
собирающегосЯ помочитьсЯ в пустоту или, еще, - в позе, в какой ‹у нашел
Ђльберто - в позе колосса ђодосского, в той мужественной позе часовых, с
расставленными ногами в сапогах, между которыми они вбили в землю винтовку
со штыком, доходЯщим им почти до рта, и сжимают ее обеими руками.
- —то поделываешь? €граешь на саксе?
- Ќет, с этим все, Я в разводе. џ бросил Ѓанджо! -- сказал он.
- „а неужели? Ђ она была довольно милаЯ, эта Ѓанджо.
’ут добраЯ „ивина вопреки своему обыкновению добавила:
- —уть полновата, чуть толстовата, но в общем у нее был хороший
характер. Ђ сейчас?
ѓорги в эту ночь был свободен. Ћн приходил в себЯ- …му были нужны
деньги. „ивина принЯла удар, не моргнув глазом.
- ‘колько, ѓорги?
- ЏЯть луидоров.
џсно. Ћн получил свои 100 франков и пошел с „ивиной на чердак. “ негров
нет возраста. Њадемуазель Ђделина объЯснила бы нам, что если они хотЯт
сосчитать, то запутываютсЯ в расчетах, потому что хорошо знают, что
родились, к примеру, в эпоху голода, или смерти трех Ягуаров, или в пору
цветениЯ миндального дерева, и эти обстоЯтельства, смешавшись с цифрами,
приводЯт их к полной путанице. ѓорги, наш негр, был сильным и подвижным. Ћт
одного движениЯ его спины комната трЯслась; так ‚иллаж, черный убийца, делал
в своей тюремной камере. Њне захотелось почувствовать вновь, в этой камере,
где Я пишу сегоднЯ, запах падали, который негр с гордым видом, как
благоухание, распространЯл вокруг, и благодарЯ ему Я могу изобразить ‘ека
ѓорги более живо. џ уже рассказывал о своей любви к запахам. Љ сильным
запахам земли, туалета, бедер у арабов и особенно к запаху своих собственных
газов (но не к запаху своего дерьма), запаху настолько великолепному, что Я
тут же прЯчусь под одеЯло, собираю в сложенную трубочкой ладонь свои
вышедшие газы и подношу к носу. Ћни открывают мне тайные сокровища, счастье.
џ вдыхаю. џ глотаю их. џ чувствую, как они почти плотные, твердые проходЯт
через мои ноздри. Ќо восторгает менЯ лишь запах моих газов, а запах газов
самого прекрасного мальчика наводит на менЯ ужас, достаточно даже, чтобы Я
засомневалсЯ в том, от кого исходит запах, от менЯ или от другого, чтобы Я
уже не стал его пробовать. €так, когда Я узнал его, Љлемент ‚иллаж наполнЯл
камеру запахом более сильным, чем сама смерть. Ћдиночество сладко. Ћно
горько. ‘читаетсЯ, что голова в нем должна освобождатьсЯ от всех прошлых
записей, истощение, предшествующее очищению, но вы хорошо понимаете, читаЯ
менЯ, что здесь нет ничего подобного. џ был в отчаЯнии. Ќегр мне немного
помог. Љазалось, что его сверхъестественной сексуальной силы хватит, чтобы
успокоить менЯ. Ћн был сильным, как море. …го сиЯние успокаивало лучше любых
лекарств. …го присутствие действовало завораживающе. џ спал.
‚ руках он вертел солдатика, у которого глазами были две ферматы [26],
нарисованные моим пером на гладком розовом лице; с тех пор Я не могу
повстречать небесно-голубого солдата, чтобы тут же не представить его на
груди негра, и не почувствовать дразнЯщий запах отвердевших газов, которым
вместе с его запахом вонЯла камера. ќто было в другой французской тюрьме,
где коридоры, длинные, как в королевском дворце, прЯмолинейные, строили и
ткали геометрию, по которой скользили маленькие по сравнению с размерами
коридоров, в войлочных туфлЯх, скрюченные заключенные. ЏроходЯ мимо дверей,
Я на каждой читал табличку с указанием категории ее обитателЯ. Ќа первой
было:
"‡аключение", дальше: "‘сылка", на остальных:
"Љаторжные работы". ’ут Я испытал потрЯсение. Љаторга материализовалась
у менЯ на глазах. Ћна переставала быть словом и становилась плотью. џ
никогда не доходил до конца коридора, потому что он казалсЯ мне концом
света, концом всего, тем не менее он посылал мне сигналы, и не было
сомнениЯ, что Я дойду и до конца коридора. Њне кажетсЯ, хотЯ Я и знаю, что
это не так, что там на дверЯх написано: "‘мерть", или, может быть, что еще
хуже:
"‘мертнаЯ казнь".
‚ этой тюрьме, не буду называть ее, у каждого заключенного был
маленький двор, где каждый кирпич стены содержал послание другу: "Џ.‚.†.
[27] от ‘ебасто - †ако дю ’ополь передает Џ.Ќ. [28]‹юсьену де лЯ
апель", призыв, посвЯщение матери или позорный столб: "Џоло из бара "“
„жипса" -доносчица." €менно в этой тюрьме раз в году старший надзиратель в
качестве новогоднего подарка вручал каждому пакетик крупной соли.
Љогда Я вошел в камеру, большой негр раскрашивал в голубой цвет своих
оловЯнных солдатиков, самый большой из которых был меньше его мизинца. Ћн
брал их за лЯжку, как когда-то ‹у-„ивина хватала лЯгушек, и покрывал слоем
голубой краски, затем ставил на пол, где они сохли в мелком раздражающем
беспорЯдке, к которому негр добавлЯл новых, приставлЯЯ их похотливо вплотную
одного к другому, ведь и в нем одиночество возбуждало похоть. Ћн встретил
менЯ улыбкой, отчего у него на лбу поЯвилась складка. Ћн вернулсЯ из
централи Љлевро, где провел пЯть лет, и уже год ожидал здесь отправки на
каторгу. Ћн убил свою женщину, а потом посадил ее на подушку из желтого
шелка в зеленый цветочек и заложил кирпичами, придав сооружению форму
скамьи. Ћн огорчилсЯ, узнав, что Я не помню эту историю, о которой вы
навернЯка читали в газетах. ђаз уж это несчастье разбило его жизнь, пусть
оно послужит его славе, ведь нет ничего хуже, чем быть ѓамлетом и не быть
принцем: "џ Љлемент, - сказал он -Љлемент ‚иллаж."
‘воими большими руками с розовыми ладонЯми он, словно, истЯзал
оловЯнных солдатиков. …го круглый лоб без единой морщинки, как у ребенка
(лоб "мульерически [29], сказал бы ѓаль) низко склонЯлсЯ над ними.
- џ делаю пехотинцев.
џ научилсЯ раскрашивать их. Ћни заполонили всю камеру. ‘тол, этажерка,
пол были покрыты этими крошечными воинами, холодными и твердыми, как трупы,
со странной, из-за их многочисленности и нечеловечески малых размеров,
душой. ‚ечером Я расталкивал их ногой, укладывалсЯ на своем тюфЯке и,
окруженный ими, засыпал. Љак обитатели ‹илипутии, они свЯзали менЯ, и, чтобы
высвободитьсЯ, Я подарил „ивину Ђрхангелу ѓабриэлю.
„нем мы с негром работали молча. Ћднако Я был уверен, что рано или
поздно он расскажет мне свою историю. џ не люблю историй такого рода. џ
невольно думаю о том, сколько раз рассказчик уже повторЯл ее, и мне кажетсЯ,
что она доходит до менЯ, как одежда, которую носили до тех пор, пока... ‚
конце концов, у менЯ есть свои истории. ’е, что бьют из моих глаз. “ тюрем
есть свои собственные безмолвные истории, и у тюремщиков, и даже у пустых
оловЯнных солдатиков. Џустых! “ одного солдатика отломалась нога, и в культе
оказалась дыра. ќто доказательство существованиЯ их внутренней жизни
одновременно обрадовало и расстроило менЯ. „ома у нас был гипсовый бюст
королевы Њарии-Ђнтуанетты. ЏЯть или шесть лет Я жил рЯдом, не обращаЯ
вниманиЯ на него, пока однажды гипсовый шиньон бюста чудесным образом не
оказалсЯ разбитым, и Я увидел, что бюст полый. Њне нужно было прыгнуть в
пустоту, чтобы ее увидеть. ‡ачем мне эти истории негров-убийц, когда такие
тайны - тайна "нет" и тайна "ничего," -посылают мне свои сигналы и
открываютсЯ, как в деревне они открылись ‹у-„ивине. –ерковь сыграла при этом
роль шкатулки с сюрпризом. –ерковные службы приучили ‹у к великолепию, а
каждый религиозный праздник волновал его, потому что он видел, как из
какого-то тайника поЯвлЯлись позолоченные канделЯбры, лилии из белой эмали,
расшитые серебром скатерти, из ризницы -- зеленые, фиолетовые, белые, черные
муаровые и бархатные ризы, белые негнущиесЯ стихари, новые облатки. ‡вучали
невероЯтные, неслыханные гимны, и среди них самый волнующий: Veni Creator,
который поетсЯ во времЯ свадебного богослужениЯ. Џрелесть Veni Creator была
прелестью дра [30] и восковых бутонов флердоранжа, прелестью белого тюлЯ (к
этому добавлЯютсЯ и другие прелести, например та, котораЯ особенно
сохранилась в мороженщиках, и мы об этом еще поговорим), украшенных бахромой
повЯзок длЯ первых причастий, белых носков; Я должен это назвать: свадебное
очарование. ‚ажно сказать об этом, ведь именно оно уносило ребенка Љюлафруа
в заоблачные выси. Ђ почему - не знаю.

‘вЯщенник крестообразным движением трЯсет кропилом над золотым кольцом,
лежащим на белой ткани на подносе, который он держит перед молодыми; на
кольце остаютсЯ четыре маленькие капельки.

Ќа влажном кропиле всегда есть капелька, как утром на стоЯщем "конце"
Ђльберто, который только что помочилсЯ.

‘воды и стены часовни ЏресвЯтой „евы выбелены известью, а у „евы
передник голубой, как воротнички у морЯков.
‘торона, которой алтарь обращен к верующим, выглЯдит аккуратно;
сторона, обращеннаЯ к Ѓогу -это беспорЯдок из пыльного дерева и паутины.

‘умки сборщиц пожертвований сшиты из обрезков розового шелка от платьЯ
сестры Ђльберто. Ќо ко всему в этой церкви Љюлафруа уже привык; только
церковь соседнего селениЯ еще могла бы предложить ему новый спектакль.
Џостепенно и она была покинута богами, которые убегали при Џриближении
ребенка. Џоследний вопрос, который он им задал, получил резкий, как шлепок,
ответ. Ћднажды, в полдень, каменщик ремонтировал паперть часовни. ‘тоЯвший
на верхней ступеньке стремЯнки, он не показалсЯ Љюлафруа архангелом, ведь
этот ребенок никогда не умел принимать всерьез изображений
сверхъестественных существ. Љаменщик и был каменщик. ‚прочем, красивый
парень. ‚ельветовые брюки четко обрисовывали его Ягодицы и развевались
вокруг ног. ‚ воротничке расстегнутой рубашки его шеЯ била ключом из жестких
волос, точно ствол дерева из нежной травы подлеска. „верь церкви была
открыта. ‹у прошел под ногами стремЯнки, опустив голову и глаза под небом,
заполненным вельветовыми брюками, и проскользнул на хоры. Љаменщик, заметив
его, ничего не сказал. Ћн подумал, что мальчик хочет подстроить какую-нибудь
шутку свЯщеннику. ‘або Љюлафруа простучали по плитам пола до того места, где
пол покрывал ковер. Ћн остановилсЯ под паникадилом и церемонно преклонил
колени на обшитой ковром скамеечке. Њанера сгибать колени и жесты его были
точной копией того, что делала сестра Ђльберто каждое воскресенье. Ћн
упивалсЯ их красотой. ‚едь эстетическое и моральное значение поступков
напрЯмую зависит от способностей того, кто их совершает. џ вот спрашиваю
себЯ, что означает чувство, которое какаЯ-нибудь глупаЯ песенка вызывает во
мне точно так же, как и признанный шедевр. ќту способность данную нам, мы
ощущаем внутри себЯ, и она становитсЯ вполне приемлемым движением, когда мы,
к примеру, наклонЯемсЯ, чтобы сесть в машину, потому что в тот момент, когда
мы наклонЯемсЯ, неуловимые воспоминаниЯ превращают нас в звезду или в королЯ
или в бродЯгу (а это еще один король), который наклонЯлсЯ так же и которого
мы видели на улице или на экране. Љогда Я приподнимаюсь на носке правой ноги
или поднимаю правую руку, чтобы снЯть со стены зеркальце или взЯть с
этажерки миску, эти движениЯ превращают менЯ в принцессу ’., потому что Я
видел, как выполнЯла их она, ставЯ на место рисунок, который только что мне
показала. ‘вЯщенники, которые повторЯют символические жесты, чувствуют, как
им передаютсЯ свойства, но не символа, а первого исполнителЯ; свЯщенник,
который, отпеваЯ „ивину, незаметно повторЯл жесты, сопровождающие кражи или
взломы, хвасталсЯ этими жестами, как трофейными доспехами вознесшегосЯ на
небо гильотинированного.
Џосле того, как ‹у зачерпнул несколько капель из кропильницы при входе,
Ягодицы и твердые груди †ермены привились к Љюлафруа, как позже привились
мускулы, и он должен был носить их по тогдашней моде. ‡атем, принЯв
соответствующую позу, он шепотом помолилсЯ, делаЯ акцент на поклонах головы
и благородной медлительности крестного знамениЯ. ’ьма звала его из всех
углов хоров, из всех кресел в алтаре. ЊаленькаЯ лампа светилась; в полдень
она искала человека. Љаменщик, который насвистывал под портиком входа,
принадлежал миру, †изни, а ‹у, один здесь, чувствовал себЯ властителем
несметных сокровищ. Ћтветить на призывы труб, уйти в кромешную плотную тьму.
Ћн молча поднЯлсЯ, его сабо ступаЯ перед ним, несли его с бесконечными
предосторожностЯми по пушистому ковру, и застарелый запах ладана, Ядовитый,
как запах старого табака в обкуренной трубке, как дыхание любовника,
притуплЯл страхи, новые и мучительные, которые рождались при каждом его
жесте. Ћн медленно шевелил уставшими, вЯлыми, как у водолаза, мышцами,
онемевшими от запаха, который так отдалЯл мгновение, что Љюлафруа, казалось,
был и не там и не сегоднЯ. Ќеожиданно перед ним на расстоЯнии протЯнутой
руки возник алтарь, словно ‹у нечаЯнно сделал гигантский шаг; и он догадалсЯ
о свЯтотатстве. Ђпостольские посланиЯ лежали на каменной плите. ќта тишина
была тишиной особенной, настоЯщей, которую не могли нарушить внешние шумы.
Ћни разбивались о толстые стены церкви подобно гнилым фруктам, брошенным
мальчишками; и если шумы извне и были слышны, то нисколько не мешали тишине.
- Љюла! - позвал каменщик.
- ’ес, не кричите в церкви.
„ве реплики, как огромнаЯ трещина в здании тишины, тишины дома, в
котором орудуют грабители. „войные занавески дарохранительницы были
задвинуты небрежно, оставлЯЯ щель, котораЯ выглЯдела столь же непристойно,
как и расстегнутаЯ ширинка, виден был торчащий маленький ключ, на который
закрывалась дверца. ђука Љюлафруа была уже на ключе, когда он пришел в
чувство, чтобы тут же его вновь лишитьсЯ. —удо! Љровь должна потечь из
облаток, если Я возьму одну из них! Ћпрометчиво рассказанные истории о
кощунственных иудеЯх, кусающих тело и кровь ѓосподнЯ, истории о чудесах,
когда облатки, падающие с Языка ребенка, оставлЯют следы крови на плитах и
скатертЯх, истории о церковных грабителЯх подготовили этот ужасный момент.
ЌельзЯ сказать, чтобы сердце ‹у забилось сильнее, напротив - что-то вроде
прикосновениЯ пальцев, которые в тех местах называют пальцами ‘вЯтой „евы,
уменьшило силу и размах ударов сердца, - или чтобы в ушах у него шумело:
сама тишина выходила из них. ЏриподнЯвшись на цыпочках, он нашел ключ. Ћн не
дышал. —удо. Ћн приготовилсЯ увидеть, как гипсовые статуи вываливаютсЯ из
своих ниш и падают на него; он не сомневалсЯ, что они так и сделают; длЯ
него самого это было уже свершившимсЯ фактом. Ћн ждал проклЯтиЯ с
безропотностью приговоренного к смерти: уверенный в его неотвратимости, он
ждал его совершенно спокойно. Ђ значит, он действовал уже после тайно
состоЯвшегосЯ акта. ’ишина (утраиваЯсь, учетверЯЯсь) готова была разорвать
церковь, сотворить ослепительный, божественный фейерверк. „ароносица была
там, он открыл ее. Џоступок показалсЯ настолько необычным, что ему
захотелось взглЯнуть на себЯ со стороны. ‚идение чуть было не обрушилось.
‹у-Љюлафруа схватил три облатки и швырнул их на ковер. Ћни опустились
неуверенно, планируЯ как листьЯ, падающие в безветренную погоду. ’ишина
бросалась на ребенка, опрокидывала его, как толпа боксеров, прижимала
плечами к земле. Ћн выпустил из рук дароносицу, с пустым звуком та упала на
ковер.
€ чудо произошло. —уда не было. Ѓог оказалсЯ пустым. Џросто дырка, а
вокруг неважно что. ЉрасиваЯ форма, как гипсоваЯ голова Њарии-Ђнтуанетты,
как солдатики, которые были дыркой с тонким слоем олова вокруг.

’ак Я и жил среди бесконечного множества дыр в форме людей. џ спал на
матрасе, на полу, потому что на единственной кровати спал Љлемент, и снизу Я
смотрел на него, вытЯнувшегосЯ, как на скамье, как на камне алтарЯ. ‡а всю
ночь он пошевелилсЯ только один раз: чтобы сходить в отхожее место, он
совершил эту церемонию с величайшей таинственностью. ’айно, тихо. ‚от его
историЯ, как он мне ее рассказал. Ћн был из ѓваделупы и танцевал обнаженным
в Caprice Viennoise [31]. Ћн жил со своей любовницей-голландкой по имени
‘онЯ в маленькой квартирке на Њонмартре. Ћни жили так, как, мы уже видели,
жили „ивина и Њиньон, то есть той чудесной, легкой жизнью, котораЯ может
лопнуть от малейшего дуновениЯ, - так думают буржуа, они-то хорошо чувствуют
поэзию жизни создателей поэзии: негров-танцоров, боксеров, проституток,
солдат, но они не видЯт, что эти жизни крепко привЯзаны к земле, потому что
полны ужаса. Њайским утром 1939 года между ними произошла одна из сцен,
обычнаЯ длЯ отношений между сутенером и проституткой, из-за денег. ‘онЯ
заЯвила, что уходит. Ћн дал ей пощечину. Ћна завопила. Ћна обругала его
по-немецки, но дом был населен людьми воспитанными и тактичными, и никто не
услышал. ’огда она решила достать свой чемодан, спрЯтанный под кроватью, и
стала молча наспех засовывать туда свое белье. Ѓольшой негр подошел к ней.
ђуки в карманах. Ћн сказал:
- ‘онЯ, брось.
‚озможно, во рту у него была сигарета. Ћна продолжала запихивать в
чемодан шелковые чулки, платьЯ, пижамы, полотенца.
- ‘онЯ, брось!
Ћна не отвечала. —емодан стоЯл на кровати-Љлемент толкнул на него
любовницу. Ћна покачнулась и, падаЯ назад, ногами в серебристых туфлЯх
угодила ему прЯмо по носу. ѓолландка тихонько вскрикнула. Ќегр взЯл ее под
мышки, и, поднЯв, как манекен, головокружительным, блистательным жестом,
сделал пол-оборота вокруг себЯ и разбил ей голову о спинку маленькой медной
кровати. Љлемент пересказывал мне все это со своим мЯгким креольским
выговором, в котором отсутствует звук "р", растЯгиваЯ концы фраз.
- Џонимаешь, миссие †ан, Я стукнул ее головой, ее голова разбилась о
медную кровать.
Џальцами он сжимал солдатика, симметричное лицо которого не выражало
ничего, кроме тупости, и производило впечатление неловкости, какое остаетсЯ
от примитивных рисунков, которыми заключенные украшают стены в тюрьме,
рисуют на полЯх библиотечных книг и на собственной груди, когда собираютсЯ
сделать татуировку, на этих рисунках профили изображены с одним глазом
анфас. Ќаконец, Љлемент рассказал об ужасе, в который его повергло
продолжение драмы: солнце, говорил он, светило в окно квартирки, он никогда
раньше не замечал этого качества солнца: недоброжелательности. Ћно было
единственным живым предметом. ‘олнце было не столько зрителем, сколько
торжествующим свидетелем, коварным, важным, как свидетель (свидетели почти
всегда бывают свидетелЯми обвинениЯ), завистливым как актриса, которой не
дают ведущей роли. Љлемент растворил окно, и ему показалось, что этим он
публично созналсЯ в преступлении; улица толпой входила в комнату,
переворачивала вверх дном порЯдок и беспорЯдок трагедии, чтобы в ней
поучаствовать. ќта фантастическаЯ атмосфера продержалась в комнате еще
некоторое времЯ. Ќегр высунулсЯ в окно, в самом конце улицы он увидел море.
Ќе знаю, возможно, пытаЯсь воссоздать состоЯние души преступника, который с
ужасом постигает гибельные последствиЯ своего поступка, Я тайно пытаюсь
найти наилучший способ (который лучше всего подходит моей натуре) длЯ того,
чтобы не поддатьсЯ ужасу, когда в моей жизни настанет подобный момент. ‡атем
способы избавитьсЯ от ‘они вдруг представились ему, все вместе,
.переплетаЯсь, прижимаЯсь друг к другу, предлагаЯ себЯ на выбор, как на
лотке. Ћн не помнил, приходилось ли ему слышать о замурованном трупе, однако
это средство показалось ему намеченным еще прежде, чем он выбрал его. "€так,
Я закрыл дверь на ключ. Џоложил ключ в карман. џ снЯл чемодан с кровати, Я
приготовил постель. џ уложил ‘оню. ќто было глупо, миссие †ан, держать ‘оню
там. Љровь запеклась у нее на щеке." €менно тогда он начал эту долгую
героическую жизнь, котораЯ продлитсЯ целый день. Њощным усилием воли он
заставил себЯ отрешитьсЯ от обыденности, удерживаЯ свой дух в области
сверхъестественного, где он был богом, создающим одним мановением руки тот
странный мир, в котором поступки его были неподконтрольны морали. Ћн
преобразилсЯ. Ћн сделалсЯ генералом, свЯщенником, жрецом, служителем культа.
Ћн навел порЯдок, отомстил, совершил жертвоприношение, даровал, он не убивал
‘оню. ‘ каким-то невероЯтным чутьем он использовал эту уловку, чтобы
оправдать свой поступок. ‹юди с больным воображением, должно быть, взамен
наделены этой прекрасной и поэтичной возможностью: отрицать наш мир и его
ценности, чтобы воздействовать на него с царственной легкостью. Љак человек,
который перед тем, как впервые войти туда, преодолевает страх воды и
пустоты, он глубоко вздохнул и, решившись на максимальную сдержанность,
сделалсЯ бесчувственным и безучастным. Ќепоправимое свершилось, и он,
смирившись и привыкнув к этому, принЯлсЯ за поправимое. Љак снимают пальто,
он избавилсЯ от своей христианской души. Ћн освЯтил свои действиЯ
благодатью, котораЯ не имела никакого отношениЯ к Ѓогу, осуждающему
убийство. Ћн закрыл глаза своему рассудку. ‚есь день, как бы автоматически,
его тело подчинЯлось приказам мира потустороннего. ќто был не столько ужас
от свершившегосЯ убийства, он боЯлсЯ трупа. …му внушала робость белаЯ
покойница, в то времЯ как чернаЯ смутила бы его меньше. €так, он вышел из
квартиры, тщательно запер ее и в первом часу этого днЯ направилсЯ на стройку
за десЯтью килограммами цемента. „есЯти было достаточно. ‚ отдаленном
квартале на бульваре ‘евастополь он купил мастерок. Ќа улице в него
вернулась его человеческаЯ душа, он вел себЯ, как человек, вкладываЯ в свои
поступки самый заурЯдный смысл: ему надобно возвести небольшую стенку. Ћн
купил пЯтьдесЯт кирпичей, приволок их на соседнюю улицу и оставил там на
взЯтой напрокат тележке. Ѓыл уже полдень. Ћставалось лишь занести кирпичи в
квартиру. Ћн сделал десЯть заходов от тележки до своей квартиры, каждый раз
переносЯ по пЯть-шесть кирпичей, прикрыв их сверху плащом. Љогда весь
строительный материал был сложен в комнате, он вернулсЯ в свои эмпиреи. Ћн
открыл мертвую, теперь он был один. Ћн положил ее у стены камина, собираЯсь
замуровать ее стоЯ, но труп уже окоченел и скрючилсЯ. Ћн попыталсЯ разогнуть
ноги, но те одеревенели и не гнулись. Љости затрещали, как петарды; тогда он
оставил ее на корточках у стены и начал работу. ѓениальное произведение во
многом зависит от помощи обстоЯтельств и создателЯ. ‡акончив свой труд,
Љлемент заметил, что придал творению на удивление точно форму скамьи. ќто
его устраивало. Ћн работал, как сомнамбула, отрешенный, упорный. Ћн
отказалсЯ заглЯнуть в пропасть, боЯсь головокружениЯ, того самого, перед
которым позже, через сто страниц, не устоит Ќотр-„ам-де-”лер. Ћн знал: если
он заколеблетсЯ, то есть откажетсЯ от выбранного поведениЯ, строгого, как
стальной прут, за который он цеплЯлсЯ, он погибнет. Џропадет, то есть
побежит в комиссариат и там зальетсЯ слезами. Ћн понимал это и повторЯл про
себЯ все времЯ работы, мешаЯ увещеваниЯ с мольбами. Џока длилось
повествование, оловЯнные солдатики быстро мелькали в его толстых легких
пальцах. џ слушал внимательно. Љлемент был красив. ‚ы знаете, из Џари-‘уар,
что он был убит во времЯ бунта в Љайенне. Ќо он был красив. ‚озможно, он
самый красивый из всех негров, каких Я когда-либо видел. Љак же Я буду
лелеЯть в памЯти образ, который Я с его помощью составлю из ‘ека ѓорги, Я
хочу, чтобы он был таким же красивым, нервным и вульгарным! ‚озможно, его
судьба прибавила ему еще красоты. ’ак, незамысловатые песенки, которые Я
слушаю здесь по вечерам, доходЯ до менЯ через камеры и камеры каторжников,
обретают особую задушевность. …го далекое рождение, его танцы по ночам, его
преступление, наконец, были теми элементами, которые окружали его поэзией.
…го лоб, Я уже говорил, был круглым и гладким, его смеющиесЯ глаза украшали
длинные загнутые ресницы. Ћн был нежным и надменным. ѓолосом евнуха он
мурлыкал старые песни островов. Ќаконец, не знаю, при каких обстоЯтельствах,
полициЯ арестовала его.
Ќаступление солдатиков продолжалось, но вот однажды мастер принес еще
одного, который был уже лишним. ‚иллаж сказал мне жалобно :
- џ больше не могу, миссие †ан. ‘мотрите, еще один рЯдовой.
‘ этого днЯ он стал более молчаливым. џ знал, что он менЯ ненавидит,
хотЯ и не мог понЯть, за что, к тому же наши товарищеские отношениЯ от этого
не страдали. ’ем не менее он начал проЯвлЯть ненависть и раздражение в
мелочах, против которых Я ничего не мог поделать, ведь он был неуЯзвим.
Ћднажды утром, проснувшись, он сел в кровати, оглЯдел комнату, полную
дурацких фигурок, валЯющихсЯ повсюду, фигурок бесчувственных и Ќасмешливых,
как племЯ зародышей, как китайские палачи. ‚ойско отвратительными волнами
шло на штурм гиганта. Ћн почувствовал, что шатаетсЯ. Ћн тонул в этом море
абсурда, и своим отчаЯнием, как в воронку, увлекал к гибели и менЯ. џ
схватил одного солдатика. Џовсюду на полу их были тысЯчи, десЯтки тысЯч,
сотни тысЯч! џ держал его, зажав в '' теплой ладони, но он оставалсЯ
холодным и
бездыханным. ‚се вокруг в комнате было голубым, голубаЯ грЯзь в миске,
голубые пЯтна на стенах, на моих ногтЯх. ѓолубое, как передник Ќепорочного
зачатиЯ, голубое, как эмали, голубое, как знамЯ. ‘олдатики поднимали зыбь,
котораЯ покачивала камеру.
- Џосмотри на менЯ.
Љлемент сидел на кровати и времЯ от времени вскрикивал пронзительным
голосом. …го длинные руки поднимались и бессильно падали на колени (так
делают женщины). Ћн плакал. …го красивые глаза распухли от слез, которые
стекали, падаЯ на губы:
"Ђй! Ђй!" Ќо Я, когда Я тут один, Я помню лишь этот у гибкий мускул,
который он погружал без помощи рук, Я помню этот живой член, которому хотел
бы воздвигнуть храм. ’ак же ‘ек ѓорги овладел „ивиной, а „иоп, Ќ'голо,
‘майл, „иань - всеми прочими.

‘ ѓорги „ивина быстро достигла вершины блаженства. Ћн играл с ней, как
кот с мышью. Ћн стал просто безжалостен. Џрижавшись щекой к черной груди -
парик на голове сидит крепко - „ивина снова думает о его сильном Языке и о
своем - мЯгком. ‚ „ивине все мЯгко. Ћднако мЯгкость или твердость - это
только свойство тканей, более или менее насыщенных кровью, и
„ивина совсем не слабаЯ. Ћна мЯгкаЯ. ’о есть у нее мЯгкий нрав, мЯгкие щеки,
мЯгкий Язык, гибкий член. “ ѓорги же все это жесткое. „ивину удивлЯет, что
между такими различными мЯгкими предметами может существовать какаЯ-то
свЯзь. ’вердость же равнозначна мужественности... …сли бы у ѓорги была всего
одна твердаЯ вещь... ведь это свойство ткани... ЋбъЯснение ускользает от
„ивины, она сознает теперь только одно: "џ ‚сЯ-ЊЯгкаЯ".
€так, ѓорги поселилсЯ в мансарде, парЯщей на крыльЯх могил, над
колоннами надгробий. Ћн захватил с собой белье, гитару и саксофон. —асами он
играл по памЯти незатейливые мелодии. Љипарисы за окном внимали ему. „ивина
не питала к ѓорги никакой особенной нежности, она равнодушно готовила чай, а
когда сбережениЯ стали подходить к концу, вернулась к своему ремеслу, и это
хоть как-то отгонЯло от нее скуку. Ћна пела. ‘ ее губ слетали бесформенные
мелодии, перемешивающие нежность и выспренность, как старинные распевы
-единственное, что может взволновать, - как некоторые молитвы, псалмы, как
важные, торжественные позы, диктуемые канонами древних литургий, свободных
от чистого и богохульного смеха, - позы, еще запЯтнанные желаниЯми
божественных начал: Љрови, ‘траха, ‹юбви. Њиньон пил дешевые аперитивы,
ѓорги предпочитает коктейли из дорогих ликеров, зато мало ест. Ћднажды
утром, часов в восемь, в дверь мансарды постучал Ќотр-„ам. ‘вернувшись
клубочком, „ивина лежала в благоухающей, как саванна, тени негра, беззаботно
уснувшего на спине. ‘тук в дверь пробудил ее. Љак известно, что с некоторых
пор она с этой стала надевать на ночь пижаму. ѓорги продолжал дремать.
Џрижавшись к его пылающему голому животу, она перелезла через него, опершись
о вспотевшие, но крепкие бедра, и спросила:
- Љто там?
-џ.
-Љто?
- —ерт возьми! Ќе узнаешь, что ли? ‚пусти, „ивина!
Ћна открыла. ‡апах сказал Ќотр-„аму больше, чем самый вид негра.
- Ќу, и вонища! „а у тебЯ жилец... Ќеплохо. ‹адно, мне надо выспатьсЯ,
Я просто падаю. ЌайдетсЯ место?
ѓорги просыпалсЯ. Ћн смутилсЯ, обнаружив, что у него поднЯлсЯ член, как
это случаетсЯ по утрам. Ћт природы он был застенчив, но белые научили его
бесстыдству, и страстно желаЯ походить на них, он их даже превзошел.
ЋпасаЯсь, что его движение покажетсЯ смешным, он не стал натЯгивать на себЯ
одеЯло. Ћн просто подал руку Ќотр-„аму, которого прежде не знал. „ивина
представила их друг другу.
- —аю выпьешь?
- Љак скажешь.
Ќотр-„ам присел на кровать. Ћн приноравливалсЯ к запаху. Џока „ивина
готовила чай, он распутывал узлы на шнурках. Њожно было подумать, что
обувалсЯ и разувалсЯ он в темноте. ‘нЯл пиджак и бросил его на ковер. ‚ода
уже закипала. ‚месте с ботинками он попыталсЯ стЯнуть и носки: ноги у него
потели, и он боЯлсЯ, что запах почувствуетсЯ в комнате. “ него не совсем
получилось, однако ноги ничем не пахли. Ћн удерживалсЯ, чтобы не бросить
взглЯд на негра, и думал: "џ должен дрыхнуть рЯдом ‘негурочкой? Њожет, он
все-таки сползет с кровати?" „ивина была не совсем уверена в ѓорги. Ђ вдруг
он был одним из тех бесчисленных стукачей, что работают на полицию нравов?
Ћна не стала ни о чем расспрашивать Ќотр-„ама. ‚прочем, Ќотр-„ам был таким
же, как обычно. Ќи в глазах, ни в уголках губ не было заметно следов
усталости, только волосы слегка спутались. Ќесколько прЯдей спадало на
глаза. Љак после весело проведенной вечеринки. Ћн ждал на краю кровати,
уперев локти в колени и поскребываЯ нечесаную гриву.
- Ќу, что там с водой?
- Љипит.
‚ода на электроплитке закипела „ивина заварила чай. Џриготовила три
чашки. ѓорги уже сидел. Ћн пробуждалсЯ, медленно проникаЯсь окружающими его
предметами и существами, и прежде всего самим собой. Ћн ощущал свое
существование. Ћн излучал несколько робких мыслей: тепло, незнакомый парень,
у менЯ поднЯлсЯ член, чай, пЯтна на ногтЯх (лицо американки, не пожелавшей
пожать руку одному из его приЯтелей), десЯть минут девЯтого. Ћн не помнил,
чтобы „ивина рассказывала ему об этом незнакомце. ‚сЯкий раз, когда „ивина
говорила о нем, она говорила "друг", потому что убийца просил никогда не
называть его Ќотр-„ам-де-”лер при незнакомых. ‚последствии это уже не имело
никакого значениЯ. ѓорги снова смотрит на него. —уть сзади он видит его
профиль и затылок. ќто как раз та голова, что приколота к стене английской
булавкой. Ќо в жизни он кажетсЯ лучше, и Ќотр-„ам, чуть повернувшись к нему:
- ‘лушай, приЯтель, уступи мне немного места. џ всю ночь не сомкнул
глаз.
- ђади бога, старик. џ уже встаю.
Љак известно, Ќотр-„ам никогда не извинЯлсЯ. Ќе то, чтобы все были ему
чем-то обЯзаны, просто все, что случалось, должно было случитьсЯ неизбежно
(и случалось .в порЯдке очередности), - и лично ему ничего не полагалось,
никакого особенного вниманиЯ, никаких знаков почтениЯ, так что все в конце
концов происходило в соответствии с единственно возможным порЯдком.
- „ивина, подай мне брюки, - сказал негр.
- Џодожди, выпей чаю.
„ивина протЯнула по чашке ему и Ќотр-„аму. € снова начинаетсЯ жизнь
втроем в мансарде, нависшей над мертвецами, срезанными цветами, пьЯными
могильщиками, таинственными призраками, разорванными солнцем. Џризраки - это
не дым и не пар, густой и непроницаемый: они прозрачны, как воздух. Њы
проходим сквозь них днем, чаще всего днем. €ногда они вдруг четко
прорисовываютсЯ в наших чертах, на ноге, скрещивают свои бедра с нашими,
проЯвлЯютсЯ в одном из наших жестов. Њного дней „ивина провела с тем
бесплотным прозрачным Њаркетри, который бежал вместе с Ќотр-„амом и довел
его до безумиЯ - почти прикончил; проходЯ сквозь его призрак, Ќотр-„ам
всегда увлекал в своем движении искрЯщиесЯ лохмотьЯ, неприметные глазу
Њиньона и его большого друга (может быть, желаЯ сказать "хороший друг",
однажды он сказал "милый друг"). Ћн берет сигарету. Ќо это Њаркетти щелчком
исподтишка выбивает ее из пачки. ’о здесь, то там лохмотьЯ призрака Њаркетти
цеплЯютсЯ за Ќотр-„ама. Ћни преображают Ќотр-„ама до неузнаваемости. ќти
призрачные лохмотьЯ смотрЯтсЯ на нем неуклюже. Ћн и вправду выглЯдит, как
рЯженый, какими бывают только крестьЯне-беднЯки на карнавале - с их нижними
юбками, шалЯми, митенками, ботинками на пуговицах и с каблуком а' 1а ‹юдовик
XV, капорами, косынками, которые они хранЯт в бабушкиных и сестриных шкафах.
Ќотр-„ам-де-”лер понемногу обрывает лепестки своего приключениЯ. ђеального
или мнимого? € то и другое. ‚месте с Њаркетти они взЯл сейф, скрытый в
письменном столе. ЋбрезаЯ электропровод, соединЯющий его со звонком у
сторожа, Њаркетти (красивый тридцатилетний корсиканец, чемпион по
греко-романской борьбе) прикладывает палец к губам и говорит:
- ‚от он и затих.
‘идЯ на корточках, скорее всего, на коврике, они будут искать шифр - и
найдут его, прежде безнадежно запутавшись в сочетаниЯх, перемешавших их
возрасты, волосы, безусые лица их любимых, кратные и множители. Ќаконец, эта
путаница выстроилась в круглый витраж, и дверца столика приоткрылась. Ћни
положили в карман триста тысЯч франков и кучу фальшивых бриллиантов. ‚
машине, на марсельском шоссе (даже если нет намерениЯ уехать, после подобных
дел всегда едут в порт. Џорты находЯтсЯ на краю света), Њаркетти,
единственно по причине собственной нервозности, ударил Ќотр-„ама в висок,
разбив его до крови своей золотой печаткой. Џотом (Ќотр-„ам узнал об этом
позже, из признаниЯ, сделанного Њаркетти одному малому) его дружку пришла
мысль уложить его из пистолета. ‚ Њарселе, после дележа, Ќотр-„ам доверил
ему всю добычу;
Њаркетти бежал, бросив юношу.
- ‘волочь он, а, „ивина? Љак ты думаешь?
- ’ы был безумно в него влюблен, - сказала „ивина.
- ’ы, наверно, спЯтила.
€ все же Њаркетти был красив. (Ќотр-„ам рассказывает о свитере,
который, точно бархат, облегал его торс; он прекрасно чувствует, что в этом
сокрыто неотразимое очарование. †елезнаЯ рука в бархатной перчатке.)
‘ветловолосый корсиканец с глазами... голубого цвета. Ѓорьба была...
греко-романскаЯ. Џечатка... золотаЯ. Џо виску Ќотр-„ама текла кровь. ‚
сущности, он был обЯзан жизнью тому, кто, только что прикончив его, его
воскрешал. Њаркетти своей милостью повторно рождал его на свет. Џотом, в
мансарде, Ќотр-„аму становитсЯ и грустно и весело вместе. ‘ловно он поет
песню смерти на мотив менуэта. „ивина слушает. Ћн говорит, что Њаркетти,
попавшись, будет сослан. ЋтправитсЯ в ссылку. Ќотр-„ам точно не знает, что
такое ссылка, лишь однажды он слышал, как какой-то парень сказал, говорЯ о
судьЯх: "ќти круто засылают", но он подозревает, что это будет ужасно. „лЯ
„ивины же, котораЯ знает тюрьмы и их задумчивых гостей, Ясно, что Њаркетти -
она объЯснЯет это Ќотр-„аму - исполнит обычный обрЯд, возможно, тот, что
исполнил один смертник: всю ночь - от заката до рассвета того днЯ, когда
голова его скатилась в опилки, - он распевал все песни, какие знал. Њаркетти
будет петь голосом ’ино ђосси. Ћн сложит свои пожитки. Ћтберет фотографии
своих самых красивых любовниц. ”отографию матери. Ћбнимет мать в комнате
свиданий. “едет. Ђ потом будет море, то есть чертов островок, чернокожие,
заводы, на которых делают ром, кокосовые орехи, колонисты в панамах. €
красавец побег! [32] Џобег будет прекрасен! Њаркетти будет прекрасен! ќта
мысль способна так растрогать менЯ, что Я готов заплакать от нежности,
припав к его восхитительным мышцам, покорным мышцам других тварей. "Љот",
борец, завоеватель сердец, станет королевой каторги. Ќа что сгодЯтсЯ там его
греческие мышцы? …го будут звать Ѓлуэттой [33], пока не прибудет прохвост
помоложе. Ќо нет же. Њожет быть, сам ѓосподь смилостивилсЯ над ним? Ћтправка
в Љайенну теперь запрещена указом. „о конца своих дней ссыльные остаютсЯ в
массивных централах. Ќет больше шанса, надежды на побег. Ћни умрут в тоске
по этой родине - их настоЯщей родине, которую они никогда не видели и в
которой им отказывают. …му тридцать лет. „о скончаниЯ века Њаркетти
останетсЯ меж четырех белых стен, и, чтобы не сдохнуть с тоски, он в свой
черед будет выдумывать себе жизни, им непрожитые, без надежды когда-либо их
прожить. Ќадежда умрет. ђоскошные жизни, которые заключены в камере,
напоминающей по форме игральную кость. ќто радует менЯ. Џускай этот спесивый
и красивый "кот" в свою очередь узнает муки, которые суждены слабакам. Њы
призываем все свои способности, чтобы сочинить себе самые блистательные роли
в самых роскошных жизнЯх; мы выдумываем их такое множество, что нам не
хватает сил на то, чтобы их исполнить, и если бы какаЯ-нибудь из них
случайно осуществилась, то мы не обрели бы счастьЯ, так как истощили в себе
сухое наслаждение - многократно вызываЯ в себе воспоминание о его призраке -
от тысЯчи возможностей обрести славу и богатство. Њы пресыщены. Ќам сорок,
пЯтьдесЯт, шестьдесЯт лет; нам по силам лишь растительное существование, мы
пресыщены. ’воЯ очередь, Њаркетти. Ќе изобретай способов сколотить себе
состоЯние, не ищи надежного пути длЯ провоза контрабанды, не выдумывай новой
хитрости (все они затасканы, крайне затасканы), чтобы обманывать ювелиров,
умыкать девушек, усыплЯть свЯщенников, сдавать фальшивые карты, потому что
если тебе не хватит смелости на попытку бежать, смирись с тем, что однажды
сорвешь куш (не уточнЯЯ до конца, чем он может быть), который позволит тебе
навсегда уйти от дел, и наслаждайсЯ этим, как можешь, в глубине своей
камеры. €бо Я ненавижу вас от любви.
„ивинариана
(продолжение)
ЌесмотрЯ на все отвращение, которое вы, быть может, к ней питаете,
„ивина по-прежнему королева бульвара. Љакой-нибудь новенькой (лет
пЯтнадцать), плохо одетой и не обращающей вниманиЯ на подмигиваниЯ в ее
сторону, "кот", легонько толкнув ее, скажет: - Ћна - „ивина; ты - оборванка.

„ивину видели на рынке около восьми утра. ‘ авоськой в руке она
приценивалась к овощам, фиалкам, Яйцам.
‚ тот же вечер, пЯть подружек за чаем:
- Ђ знаете, милочки, „ивина вышла замуж за Ѓога. ‚стает с первыми
петухами, чтобы пойти причаститьсЯ, ‚сЯ-ЉающаЯсЯ.
•ор подружек:
-- Џоми-и-илуй, поми-и-луй „иви-и-ину-у!
Ќа следующий день:
- ‘лышала, Њалышка, в участке „ивину заставили раздетьсЯ догола. “ нее
все тело в ссадинах. Њиньон бьет ее.
•ор подружек:
-- “-лю-лю-лю-лю! „ивина получает взбучку! Ђ „ивина носила прЯмо на
голом теле облегающую власЯницу, о чем не подозревали ни Њиньон, ни ее
клиенты.

Љакой-то тип разговаривает с „ивиной (это солдат, который хочет
вернутьсЯ на службу):
- Ќет денег на жизнь. —то делать? „ивина:
- ђаботать.
- ђаботу сразу не найдешь.
Ћн искушает „ивину и настаивает:
- Ќу, что?
Ћн надеетсЯ, что она скажет или подумает:
"‚оровать". Ќо „ивина ответить не решилась: размышлЯЯ о своих действиЯх
в подобном случае, она представлЯла, как своими скудными крохами кормит с
ладони птиц, и думала: "Џросить милостыню".

„ивина:
- Њы видели велосипедистов, которые насвистывали песню и, увитые ее
гирлЯндами, стремительно спускались под вечер по склону небесного холма. Њы
ждали их в долине, и они подлетают к нам в виде маленьких комочков грЯзи.
‚елосипедисты „ивины вызывают во мне первобытный ужас.

Њне любой ценой нужно возвратитьсЯ в себЯ, больше доверЯть себе. џ
хотел составить эту книгу из преобразованных и облагороженных подробностей
моей тюремной жизни, Я боюсь, что они проговорЯтсЯ о моих навЯзчивых идеЯх.
•отЯ Я и стремлюсь к сухому, даже костлЯвому стилю, Я желал бы из глубин
своей тюрьмы обратитьсЯ к вам с книгой, исполненной цветов, белоснежных
юбок, голубых лент. Ќет лучшего времЯпрепровождениЯ.
Њир живых вовсе не так далек от менЯ. џ отдалЯю его от себЯ, как могу,
всеми средствами, которыми располагаю. Њир отступает и становитсЯ
всего-навсего золотой точкой в небе - таком сумрачном, что бездоннаЯ
пропасть между нашим и другим миром оставлЯет из реальности лишь нашу
могилу. € в ней Я начинаю жизнь настоЯщего мертвеца. џ отсекаю от этой жизни
все больше фактов, прежде всего самых мелких, способных сразу же напомнить
мне, что настоЯщий мир расстилаетсЯ в двадцати метрах отсюда, прЯмо у
подножиЯ стен. €з рЯда ежедневных забот Я устранЯю прежде всего те, которые
чересчур живо напомнили бы мне, что они ЯвлЯлись следствием моей
принадлежности к определенному кругу: двойной узел на шнурках, например,
слишком напоминал бы мне о том, что в мире Я вЯзал его, чтобы шнурки не
распускались при многокилометровых переходах, которые Я совершал. џ не
застегиваю ширинку - это вынудило бы менЯ -вновь увидеть свое отражение в
зеркале или представить себе, как Я выхожу из сортира. џ пою то, чего
никогда не пел бы там; например, это ужасное "Њы - хулиганы, мы -
разбойники, бандиты..." - песнЯ, котораЯ с той поры, как Я,
пЯтнадцатилетний, распевал ее на улице ђокетт, приходит мне на памЯть всЯкий
раз, когда Я возвращаюсь в тюрьму. џ читаю то, чего никогда не читал бы в
другом месте (и верю этому): романы ЏолЯ ”евалЯ [34]. џ верю в тюремный мир,
в его порицаемые всеми привычки. џ соглашаюсь жить в нем, как мертвецом
согласилсЯ бы жить на кладбище, если бы только Я жил там, как настоЯщий
мертвец. Ћднако необходимо, чтобы отвлекало различие не в занЯтиЯх, а в их
сути. ЌельзЯ делать ничего чистого, гигиеничного: чистота и гигиена - это
свойства земного мира. Ќужно питатьсЯ суетой судов. ЏитатьсЯ грезами. Ќе
кокетничать и не украшать себЯ новыми украшениЯми, кроме галстука и
перчаток, но отказатьсЯ от кокетства. Ќе желать быть красивым: желать
другого. ЏользоватьсЯ другим Языком. € всерьез считать, что заключен на
вечные времена. €менно это называетсЯ "сделать себе жизнь", - отказатьсЯ от
воскресений, от праздников, забыть про погоду на улице. џ нисколько не был
удивлен, когда познакомилсЯ с привычками арестантов - привычками, ставЯщими
этих людей особнЯком от живых - расщеплЯть спички, мастерить зажигалки,
затЯгиватьсЯ вдесЯтером одним окурком, наматывать круги по камере и т.д. џ
думаю, что Я нес эту жизнь, до поры тайную, в себе и что мне было достаточно
с ней соприкоснутьсЯ, чтобы она раскрылась длЯ менЯ извне во всей своей
реальности.
Ќо теперь мне страшно. ЊенЯ преследуют знамениЯ, и Я терпеливо
преследую их. Ћни хотЯт погубить менЯ. ђазве по дороге в суд не видел Я на
террасе одного кафе семерых морЯков, изучавших расположение небесных светил
сквозь семь бокалов светлого пива за круглым одноногим и, возможно,
вращающимсЯ столиком? ‡атем паренька-велосипедиста, который нес послание от
бога к богу, зажав в зубах железную нить с круглым горЯщим - бумажным
фонариком, пламЯ которого, подрумЯниваЯ, освещало его лицо? —удо настолько
чистое, что он сам не знал, что он чудо. Љруги и сферы неотвЯзно преследуют
менЯ: апельсины, шары Японского бильЯрда, бумажные фонарики, обручи
жонглера, круглый мЯч в руках вратарЯ. Њне нужно будет сформулировать и
обосновать целую внутреннюю астрономию.
‘трах? Ђ что может со мной случитьсЯ хуже того, что случитсЯ? Љроме
физических страданий, Я ничего не боюсь. ‘ моралью менЯ свЯзывает лишь
тонкаЯ ниточка. Ћднако мне страшно. ђазве накануне суда Я вдруг не поймал
себЯ на мысли, что ждал этого мгновениЯ восемь месЯцев, сам о том не
подозреваЯ? ‹ишь в редкие моменты мне удаетсЯ не поддаватьсЯ ужасу. ‚ редкие
моменты жуткие ощущениЯ не сопровождают мое восприЯтие существ и событий.
„аже тех - и прежде всего тех, -которые обычно считаютсЯ прекраснейшими.
‚чера, в одной из тесных камер ‘урисьер [35], где ожидают часа, чтобы
поднЯтьсЯ в кабинет следователЯ, мы, двенадцать человек, стоЯли, плотно
прижавшись друг к другу. џ был в глубине камеры, возле отхожего места, рЯдом
с молодым итальЯнцем, который с хохотом рассказывал о своих незамысловатых
похождениЯх. Ќо его выговор, его французский привносили в речь патетическую
дрожь. џ принЯл его за животное, превращенное в человека. џ чувствовал, что
моЯ вера в его слова дает ему привилегию внезапно, по простому, даже
невыраженному, желанию, превратить менЯ в шакала, лисицу или куропатку.
‚озможно, эта его привилегиЯ менЯ гипнотизировала. ‚ какой-то момент он
обменЯлсЯ несколькими наивными и убийственными репликами с молоденьким
"котом". ‘реди прочего он сказал: "џ обобрал одну женщину", как говорЯт о
кролике: "џ ободрал его", то есть разделал, или как говорЯт: "‘бросьте
старую кожу". € еще он сказал: "Ќу, директор говорит мне: "‚ы просто конь с
Яйцами", а Я отвечаю: "‡апомните, что кони с такими Яйцами, как у менЯ,
стоЯт коней с Яйцами, как у вас". џ размышлЯю о слове "Яйцо" в устах детей.
ќто ужасно. ЊагиЯ ужаса было такой, что, вспоминаЯ эти мгновениЯ (они
говорили об игре в кости), Я словно вижу этих парней висЯщими в воздухе, без
опоры, с ногами, оторванными от пола, и кричащими свои слова в безмолвии.
Њне кажетсЯ, Я так Ясно помню, что они висели в воздухе, что рассудок
вопреки моей воле пытаетсЯ сообразить, не было ли у них в распорЯжении
какой-нибудь штуковины, позволившей им приподнЯтьсЯ, -скрытого механизма,
невидимой пружины под паркетом или чего-нибудь еще такого же
правдоподобного. Ќо поскольку все это было невозможно, мое воспоминание
блуждает в свЯщенном ужасе грез- ‘трашные мгновениЯ - и Я ищу их, - когда
нельзЯ созерцать без отвращениЯ ни своего тела, ни своего сердца. ѓде бы ни
сталкивалсЯ Я с каким-нибудь заурЯдным и внешне безобидным происшествием,
оно порождает во мне гнуснейший ужас: будто бы Я труп, и его преследует
труп, которым ЯвлЯюсь Я. ќто запах параши. ќто рука смертника с обручальным
кольцом на пальце; Я вижу, как он протЯгивает ее в окошко камеры, чтобы
.взЯть котелок с похлебкой, который передает ему тюремщик: сам он остаетсЯ
незримым, а его рука -как рука божка из недостроенного храма, и эта камера,
где ни ночью, ни днем не гаснет свет - это сплав Џространства и ‚ремени в
прихожей смерти -бессоннаЯ ночь в ожидании боЯ, ночь, котораЯ будет длитьсЯ
45 раз .по 24 часа. ќто Њиньон, с приспущенными штанами, сидЯщий на белом
фаЯнсовом толчке. …го лицо перекошено. Љогда теплые комьЯ, повисев
мгновение, падают, волна запаха извещает менЯ, что этот белокурый герой был
набит говном. € греза поглощает менЯ целиком. ќто блохи, которые менЯ
кусают; Я знаю, что они злые и кусают менЯ с рассудительностью сначала
человеческой, а затем - более, чем человеческой.
€звестно ли вам какое-нибудь стихотворение-Яд, стихотворение-бомба,
которое разметало бы мою тюрьму на венки незабудок? Ћружие, которое убило бы
прекрасного юношу, живущего во мне и вынуждающего менЯ давать приют целому
сонму животных?
‹асточки ютЯтсЯ у него под мышками. Ћни построили там гнездо из сухой
земли. Ѓархатные гусеницы табачного цвета переплетаютсЯ с локонами его
волос. Џод ногами у него роЯтсЯ пчелы, а в глубине глаз - выводки черных
аспидов. Ќичто не волнует его. Ќичто не беспокоит его, кроме маленьких
причастниц, которые подставлЯют свЯщеннику Язык, сложив ладони и опустив
глаза. Ћн холоден, как снег. џ знаю, он очень скрытный. ‚ид золота едва
заставит его улыбнутьсЯ, но если он улыбаетсЯ, он изЯщен, как ангел.
ЌайдетсЯ ли бродЯга, которому достанет проворства, чтобы ^г
избавить менЯ от него неотвратимым ударом кинжала? …му потребуетсЯ
расторопность, глазомер, полное равнодушие. €... убийца займет его место. Ћн
возвратилсЯ сегоднЯ утром, проведЯ ночь в притонах, где, наверное, встречал
матросов, девочек - рука одной из них оставила на его щеке кровавый след. Ћн
может уходить очень далеко, но он предан, как голубь. Ћднажды вечером стараЯ
актриса оставила у него в петлице цветок камелии; Я хотел смЯть его,
лепестки упали на ковер (какой ковер? моЯ камера выложена каменными плитами)
большими каплЯми прозрачной теплой воды. ’еперь Я едва отваживаюсь глЯдеть
на него: когда мой взглЯд пересекает его хрустальную плоть, множество
твердых граней рождает в ней такое множество радуг, что Я начинаю плакать.
Љонец.
‚ам это покажетсЯ пустЯком, однако это стихотворение принесло мне
облегчение. џ высрал его.

„ивина:
- ЏостоЯнно повторЯЯ себе, что Я не существую, Я смирЯюсь, когда вижу,
что люди больше не обращают на менЯ вниманиЯ.

…сли Њиньон растерЯл свЯзи из-за своих предательств, то „ивина,
наоборот, увеличила их число. ‚ ее блокноте, знаменитом своей странностью,
где каждаЯ втораЯ страница была исчеркана хаотическими карандашными
завитками, интриговавшими Њиньона до тех пор, пока она не призналась, что
эти страницы служили ей в "кокаиновые" дни длЯ записи счетов, долгов и
свиданий, мы читаем имена трех Њимоз (династиЯ Њимоз царствовала на
Њонмартре со времени триумфов Њимозы ‚еликой, шуршалочки высокого полета),
Љоролевы-Ћрианы, Џервого ЏричастиЯ, “тиного Љлюва, ‘они, Љлеретты,
’олстушки, Ѓаронессы, ђумынской Љоролевы (почему ее звали ђумынской
Љоролевой? Ћднажды нам сказали, что она будто бы любила королЯ, тайно любила
королЯ ђумынии за его цыганскую внешность, которую придавали ему его чернаЯ
шевелюра и усы. —то ѓ будто бы совокуплЯЯсь с самцом, представлЯющим десЯть
миллионов самцов, она чувствовала, как в нее втекает сперма десЯти миллионов
мужчин, тогда как один член, как мачта, возносил ее в самый центр пылающих
солнц), ‘ульфурозы, Њоники, ‹ео. Џо ночам они часто ходили в маленькие
тесные бары, в атмосфере которых не было веселой непринужденности самых
двусмысленных вечеринок. ‚ ужасе, который рождает в нас изЯщнейшаЯ греза,
они любили там друг друга. Ќашу любовь отличает какаЯ-то грустнаЯ веселость,
и, хотЯ в ней больше рассудочности, чем в любви воскресных влюбленных на
берегу, наш рассудок притЯгивает несчастье. ‘мех здесь рождаетсЯ из драмы.
ќто крик боли. ‚ одном из этих баров: как и всегда по вечерам, у „ивины на
голове небольшаЯ корона (как у баронессы) с поддельным жемчугом. Ћна похожа
на венценосного геральдического орла, на шее которого из-под пера его боа
проступают сухожилиЯ. Ќапротив нее Њиньон. ‚округ, за другими cтоликами,
Њимозы, ЂнтинеЯ, Џервое Џричастие. 0ни беседуют об отсутствующих подружках.
‚ходит ћдит и до земли склонЯетсЯ перед „ивиной:
- „обрый день, мадам!
- „ура! - вопит „ивина.
- Die Puppe hat gesprochen [36], - говорит молодой немец.
„ивина разражаетсЯ хохотом. †емчужнаЯ корона падает на землю и
разбиваетсЯ. ‘ледуют соболезнованиЯ, которым злорадство придает богатство
интонаций: "„ивина развенчана!.. ‚еликаЯ-ЏоверженнаЯ!.. ЃеднаЯ
€згнанница!..". †емчужинки катЯтсЯ в опилки, которыми усеЯн пол, и
становЯтсЯ похожими на дешевые стеклЯнные бусинки - такие уличные торговцы
продают детЯм - а те, в свою очередь, похожи на бусинки, которые мы изо днЯ
в день нанизываем на километры латунной нити, после чего в других камерах из
них сплетают погребальные венки - подобные тем, что устилали кладбище моего
детства - заржавленные, разбитые, распылЯемые ветрами и дождЯми, но
сохранившие на конце легкой почерневшей латунной проволоки розового
фарфорового ангелочка с голубыми крыльЯми. ‚се педики в кабачке внезапно
преклонЯют колени. ‚озвышаютсЯ только мужчины. ‚друг „ивина разражаетсЯ
каскадом пронзительного смеха. ‚се навострЯют уши: это ее сигнал. €з
раскрытого рта она выдергивает вставную челюсть, водружает ее себе на череп
и, с запавшими губами, взволнованно, но победоносно, восклицает изменившимсЯ
голосом:
- —ерт подери, господа, все-таки Я буду королевой!
Љогда Я сказал, что „ивина была создана из чистой воды, Я должен был
уточнить, что она была высечена из слез. Ќо красота ее первого жеста
померкла в сравнении с величием, которое ей потребовалось, чтобы сделать
следующий: вытащить мост из волос, вернуть его в рот и там закрепить.
ќта пародиЯ на королевское коронование не была длЯ нее пустЯком. Љогда
она жила с ќрнестиной в доме с шиферной крышей:
‡натное происхождение чарует. ‘амый рьЯный приверженец равенства, даже
если он не желает с этим смиритьсЯ, чувствует это и покорЯетсЯ. ‚ отношении
знатности возможны две манеры поведениЯ: уничиженность или надменность; обе
ЯвлЯютсЯ недвусмысленным признанием ее власти. ’итулы свЯщенны. ‘вЯщенное
окружает и порабощает нас. Ћно подчинЯет одну плоть другой. –ерковь
свЯщенна. …е неторопливые ритуалы, отЯгченные золотом, подобно испанским
галионам, исполненные древнего смысла, далекого от духовности, придают ей
такое же могущество на земле, какое имеют красота и знатность. ‹егкотелый
Љюлафруа, не способный ускользнуть от этой власти, сладострастно отдавалсЯ
ей, как он отдавалсЯ бы €скусству, если бы знал его. “ знатности необычные
утЯжеленные имена, как у змей (такие же сложные, как имена утраченных
древних божеств), странные, как знаки, гербы или почитаемые животные, тотемы
древних фамилий, воинственные кличи, титулы, меха, эмали, - гербы, которые
скреплЯли их владельцев узами тайны, как печать скреплЯет пергамент,
рукопись, эпитафию, могилу. Ћна очаровывала ребенка. …е кортеж сквозь годы
-неразличимый и вместе с тем Явный, и сущий -суровых воинов, конечным
воплощением которых, то есть ими самими, он себЯ считал - кортеж, смыслом
существованиЯ которого было единственно достижение этого результата: бледный
ребенок, пленник убогой деревушки, - вызывал в нем больше волнениЯ, чем этот
зримый кортеж, состоЯщий из загорелых воинов, во главе которых он будто бы
стоЯл. Ћднако он знатен не был. Ќикто в этом селении знатен не был, во
всЯком случае, ни на ком не было отпечатка знатности. Ќо однажды среди
чердачного хлама он обнаружил старую историю Љапфига. ‘реди тысЯчи
упоминавшихсЯ в ней имен рыцарей и баронов он увидел лишь одно: Џикиньи.
„евичьЯ фамилиЯ ќрнестины была Џикиньи. Ќикаких сомнений: она происходила из
знатного рода. Њы приводим отрывок из "Љонституционной и административной
истории ”ранции" Њ. Љапфига (447 стр.): "Џодготовительное секретное
заседание татов, проведенное Њарселем и эшевенами Џарижа". ‚прочем, вот как
оно проходило. †ан де Џикиньи вместе с несколькими воинами прибыл в
небольшой замок, где содержалсЯ плененный король Ќаваррский. "†ан де Џикиньи
был губернатором Ђртуа, и воины, амьенские буржуа, приставили лестницы к
подножию стены и застали врасплох стражу, которой не причинили никакого
вреда...". —тобы выЯснить некоторые подробности про эту семью, он целиком
прочел "€сторию" Љапфига. …сли бы в его распорЯжении имелись библиотеки, он
рылсЯ бы в них, расшифровывал неразборчивые рукописи, - л именно так
возникают пристрастиЯ эрудитов, - но он не обнаружил ничего, кроме этого
островка, всплывшего из морЯ благородных имен. Џочему же в имени ќрнестины
не было частицы? ѓде был герб? € что представлЯл из себЯ ее ѓерб? ‡нала ли
сама ќрнестина об этом отрывке и о своем благородном происхождении? …сли бы
Љюлафруа был постарше и не был таким мечтательным, он бы заметил, что уголок
447-й страницы засален пальцами. Ћтец ќрнестины знал про эту книгу. ’аким же
чудесным образом она раскрылась в том же месте и показала ему это имЯ.
Љюлафруа нравилось, что знатность была скорее достоЯнием ќрнестины, чем его
самого, и уже в этом штрихе мы могли бы увидеть знак его судьбы. ‚озможность
быть рЯдом с ней, наслаждатьсЯ ее близостью, ее особыми милостЯми была ему
по душе так же, как кому-то больше нравитсЯ быть фаворитом государЯ, чем
самим государем, или жрецом бога, чем самим богом, ведь таким образом он
может обрести Ѓлагодать. Љюлафруа не мог удержатьсЯ и не сообщить ќрнестине
о своем открытии, и, не знаЯ, как начать, он сказал ей напрЯмик:
- ’ы благородна. џ видел твое имЯ в истории ”ранции.
Ћн иронично улыбалсЯ, дабы уверить ее в своем презрении к знати, о
тщеславии которой напыщенно говорил школьный учитель всЯкий раз, когда мы
возвращались к событиЯм ночи 4 августа [37]. Љюлафруа думал, что презрение
означает безразличие. „ети, и в первую очередь ее собственный ребенок,
вызывали в ќрнестине смущение почти так же, как во мне вызывает смущение
прислуга; она краснеет и думает, что ее разгадали; или думает, что ее
разгадали, и краснеет, не знаю. Ћна тоже хотела быть благородной. Ћна
задавала тот же вопрос своему отцу, который краснел точно так же. „олжно
быть, "€сториЯ" находилась в семье давно, играЯ в какой-то мере роль
дворЯнской грамоты, и, может быть, именно ќрнестина, измученнаЯ слишком
богатым воображением, превращавшим ее то в несчастную графиню, то в одну или
сразу нескольких маркиз с тЯжеловесными гербами и коронами, отправила книгу
на чердак, подальше от себЯ, чтобы ускользнуть от ее чар; но она не знала,
что, помещаЯ ее у себЯ над головой, она никогда не сможет избавитьсЯ от нее,
ибо единственным по-настоЯщему действенным средством было закопать ее в
землю, или же утопить, или сжечь. Ћна не ответила, но если бы он мог читать
в ее душе, Љюлафруа увидел бы там опустошениЯ, произведенные единственно
этой непризнанной знатностью, в которой она не была уверена и котораЯ в его
глазах возвышала ее над сельчанами и приезжими из города. Ћна описала герб.
‚едь теперь она была знакома с геральдикой. Ћна добралась до Џарижа, чтобы
порытьсЯ в сочинениЯх д'Ћзье [38]. ’ам она изучила €сторию. Њы уже говорили,
что ученые почти никогда не действуют иначе, из других побуждений. ”илолог
не признаетсЯ (впрочем, он об этом и не знает), что его вкус к этимологии
восходит к поэзии (верит ли он, или смог бы поверить, но его побуждает сила
плоти), содержащейсЯ в слове "клавиша", где угадываютсЯ, если ему угодно,
слово "ключ" и слово "колено" [39]. “знав однажды, что самка скорпиона
пожирает своего самца, молодой человек становитсЯ энтомологом, а другой
делаетсЯ историком, когда прочтет, что ”ридрих II Џрусский принуждал
воспитывать детей в изолЯции. ќрнестина попыталась избежать стыда этого
признаниЯ -вожделенного желаниЯ быть дворЯнкой, - быстро сознавшись в менее
позорном грехе. ќто стараЯ уловка: хитрость частичных признаний. Џо своей
инициативе Я признаюсь в немногом, чтобы надежнее утаить самое главное.
‘ледователь сказал моему адвокату, что если Я разыгрывал комедию, то делал
это блестЯще: но играл Я лишь времЯ от времени. џ преумножил ошибки защиты,
и это было прекрасно. ‘удебный секретарь, казалось, думал, что Я симулировал
простодушие -- мать оплошностей. ‘удьЯ вроде бы верил в мое чистосердечие.
Ћба они ошибались. џ действительно указывал на компрометирующие детали, о
которых они сперва не знали. (џ много раз повторЯл: "ќто было ночью"
-обстоЯтельство отЯгчающее в моем случае, как мне сказал следователь, - но Я
думал также и о том, что опытный преступник не призналсЯ бы в этом: мне
нужно было показатьсЯ новичком. €менно в кабинете следователЯ мне пришло в
голову сказать, что "это было ночью", потому что той самой ночью произошли
некоторые событиЯ, которые мне нужно было скрыть. џ уже намеревалсЯ отвести
обвинение в новом преступлении, совершенном той ночью, но, поскольку тогда Я
не оставил никаких следов, то и не придавал этому значениЯ. Џозже значение
проклюнулось и стало расти - не знаю, почему, - и Я машинально сказал
"ночью", машинально, но настойчиво. Ђ на втором допросе Я вдруг понЯл, что
недостаточно хорошо путал событиЯ и даты. џ все просчитал и предусмотрел с
такой точностью, что она сбила следователЯ с толку. ќто было чересчур ловко.
Њне нужно было заботитьсЯ только о своем деле: у него их было двадцать.
‘ледователь же допросил менЯ не о том, о чем должен был бы допрашивать, если
бы был проницательнее или имел больше времени, и на что Я подготовил ответы,
- но о деталЯх довольно крупных, на которых Я не останавливалсЯ, потому что
не предполагал, что следователь может о них подумать). ќрнестине не хватило
времени, чтобы изобрести преступление: она описала герб. "Ќа
серебрЯно-лазурном поле, рассеченном на десЯть частей, червленый с золотыми
когтЯми и Языком лев. ‚ нашлемнике феЯ Њелузина". ќто был герб рода ‹узиньЯн
[40]. Љюлафруа слушал сию блестЯщую поэму. ќрнестина досконально знала
историю этой семьи, из которой вышли и короли €ерусалима, и государи Љипра.
€х бретонский замок был Якобы построен Њелузиной, но ќрнестина не
довольствовалась этим: это была легенда, а ее рассудку длЯ ирреальных
построений требовались более прочные материалы. ‹егенда -все равно что
ветер. ќрнестина не верила в фей -созданий, посланных длЯ того, чтобы
сбивать с прЯмой дороги дерзких мечтателей; волнение охватывало все ее
существо при чтении хроник:
"...‡аморскаЯ ветвь... ѓерб, который воспевает..." [41]
Ћна знала, что лгала. †елаЯ прославитьсЯ древним происхождением, она
уступала зову ночи, земли и плоти. Ћна искала свои корни. Ћна хотела ощущать
за собой могущество оплодотворЯющей династической силы. ‘ловом,
геральдические изображениЯ впрЯмую прославлЯли ее.
ѓоворЯт, что скрюченнаЯ поза "ЊоисеЯ" Њикеланджело была задана
компактной формой мраморной глыбы, которую он должен был обработать. „ивине
постоЯнно попадаютсЯ причудливые куски мрамора, заставлЯющие ее создавать
шедевры. Љюлафруа представитсЯ такой случай, когда, уже после побега, он
окажетсЯ в городском саду. Ћн брел по аллеЯм, пока в конце одной из них не
увидел, что должен вернутьсЯ, чтобы не ступить на газон. ђазворачиваЯсь, он
подумал: "Ћн сделал резкий поворот", и слово "поворот", схваченное на лету,
заставило его выполнить легкий полуоборот. Ћн вот-вот должен был начать
танец со сдержанными, еще не продуманными до конца движениЯми, существующий
лишь в замыслах, но подметка его дырЯвого башмака протащилась по песку и
произвела постыдно вульгарный звук (ибо необходимо еще отметить:
Љюлафруа, или „ивина, с присущим им утонченным вкусом, то есть
претенциозным, куртуазным -- ведь мысленно наши герои разыгрывают сцену
влечениЯ молодых девушек к чудовищам - всегда в конце концов оказывались в
ситуациЯх, которые им самим были отвратительны). Ћн услышал звук скребущей
по земле подметки. ќтот призыв к порЯдку заставил его опустить голову. Ћн
тут же принЯл задумчивый вид и медленным шагом возвратилсЯ назад. ѓулЯющие
по саду смотрели на него, и Љюлафруа знал, что они отмечали его бледность,
худобу, опущенные веки, тЯжелые и круглые, как шарики. Ћн еще ниже склонил
голову, шаги его еще более замедлились - настолько, что, казалось, будто он
горЯчо взывал к кому-то, и он - не подумал, но проговорил кричащим шепотом:
- ѓосподи, Я - среди избранных вами. ‡а мгновениЯ, в которые он делал
эти несколько шагов, ѓосподь подхватил его и поставил перед своим престолом.
„ивина - вернемсЯ к ней - стоЯла на бульваре, прислонившись к дереву.
‡десь не было никого, кто не знал бы ее. ’ри прохвоста из местных
направлЯлись в ее сторону. ‘перва они шли, посмеиваЯсь над чем-то, -
возможно, над „ивиной, -затем поздоровались с ней и спросили про успехи.
„ивина держала в руке карандаш; она машинально провела им по ногтЯм,
нарисовав сперва какое-то неровное кружево, потом, уже более сознательно,
ромб, розетку, листок падуба. ЌегодЯи стали ей хамить. Ћни говорили, что
это, верно, очень неприЯтно - члены, которые старики... что в женщинах
больше очарованиЯ... что они сами сутенеры... и тому подобное; конечно, они
говорили без злобы, но их слова все же ранили „ивину. …е смущение растет.
Ћни совсем молоденькие, а ей уже тридцать лет, она могла бы заставить их
замолчать одним ударом наотмашь. Ќо они мужчины. …ще молодые, но с крепкими
мышцами и твердым взглЯдом. ‚от они стоЯт, все трое безнадежно непреклонные,
как Џарки. ™еки у „ивины горЯт. Ћна делает вид, что всерьез увлечена
рисунком на ногтЯх и ничем больше: "‚от какие слова, -подумала она, -
заставЯт их поверить, что Я ничуть не смущена". €, протЯгиваЯ ребЯтам руку с
выставленными ногтЯми, улыбаЯсь, говорит:
- џ заведу новую моду. „а-да, новую моду. ‚ы увидите - это будет
премило. †енщины-мы и женщины-другие будут заказывать себе кружевные узоры
на ногтЯх. €з Џерсии выпишут художников, и они будут рисовать миниатюры,
которые можно будет рассматривать в лупу! Ђх, Ѓоже мой!
Џарни пришли в замешательство, и один сказал за всех троих:
- —ертова „ивина. Ћни удалились.
€менно в этом месте и в этот день родилась мода украшать ногти
персидскими миниатюрами.
„ивина думала, что Њиньон в кино, а Ќотр-„ам изучает витрины в
каком-нибудь большом универмаге. Ѓлиже к вечеру Њиньон в американских
ботинках, мЯгчайшей шлЯпе и с золотой цепочкой на запЯстье спускалсЯ по
лестнице. ‘тоило ему пересечь порог дома, как его лицо утрачивало мраморную
твердость и голубоватый стальной отблеск. ѓлаза размЯгчались настолько, что
в них исчезал взглЯд, и они превращались в два отверстиЯ, в которые
проникало небо. Ќо при ходьбе он, как и прежде, продолжал раскачиватьсЯ. Ћн
шел до ’юильри и садилсЯ там в чугунное кресло.
Ќевесть откуда возникал Ќотр-„ам; он что-то насвистывал, ветер трепал
его волосы. Ћн устраивалсЯ в соседнем кресле. Ќачиналось:
- ’ак на чем ты остановилсЯ?
- ‘амо собой, Я выиграл битву. ’еперь предстоЯт торжества. Ћфицеры
устраивают праздник в мою честь. Ђ Я раздаю награды. Ђ ты?
- Ќу, Я... џ по-прежнему всего-навсего король ‚енгрии, но ты устроишь,
чтобы менЯ выбрали западным императором. Џросекаешь? Њиньон, это же клево! €
Я остаюсь с тобой.
- Ќу конечно, корешок.
Њиньон обнЯл Ќотр-„ама за шею. •отел было его поцеловать. ‚друг из
Ќотр-„ама выскочили восемь молоденьких дикарей: плоские, они, казалось,
отслаивались от него, как будто составлЯли его толщину, саму его плоть; они
кинулись на Њиньона, словно желаЯ его прикончить. ќто был сигнал. Ћн
отпустил шею Ќотр-„ама, а сад притих, он (сад), не хранЯ зла, простил.
Ѓеседа императора и королЯ возобновилась. Ќотр-„ам и Њиньон накручивали „руг
на друга свои фантазии, которые сплетались, словно мелодии двух скрипок, -
так и „ивина наматывала на ложь своих клиентов свою собственную ложь, так
что получалсЯ некий невероЯтный клубок, скрученный туже, чем заросли лиан в
бразильской сельве, и ни один из собеседников уже не был уверен в том, что
продолжает собственную тему, а не тему другого. ќти игры велись сознательно,
не длЯ того, чтобы обмануть, а длЯ того, чтобы очаровать. ЌачинаЯсь в тени
деревьев парка или перед остывшим кофе со сливками, они продолжались до
самого дома свиданий. ’ам шепотом произносЯт имЯ и тайком показывают
документы, но клиенты неизбежно утопали в той чистой и коварной воде, какой
была „ивина. Ѓез усилиЯ она распутывала ложь одним словом или одним
движением плеча, взмахом ресниц и вызывала сладостную растерЯнность, чем-то
подобную волнению, которое Я испытываю, когда читаю книгу, смотрю на
картину, слушаю мелодию, когда, наконец, ко мне приходит вдохновение. ’ак
изЯщно, неожиданно, Ясно и светло разрешаетсЯ конфликт в моих глубинах.
„оказательством тому служит душевное умиротворение, которое возникает
следом. Њожно сравнить этот конфликт с теми морскими узлами, которые морЯки
называют "бабскими".
Љак мне объЯснить тот факт, что „ивине сейчас тридцать или даже больше?
‚едь нужно, чтобы она была одного со мною возраста, чтобы Я в конце концов
унЯл свою потребность говорить о себе, жаловатьсЯ и старатьсЯ, чтобы
читатель полюбил менЯ! Њинуло то времЯ между двадцатью и двадцатью семью
годами, когда „ивина изредка поЯвлЯлась среди нас, ведЯ сложную, зыбкую,
запутанную жизнь содержанки. ’о было роскошное времЯ. Ћна совершила круиз по
‘редиземноморью, затем побывала на ‡ондских островах: нескончаемое
путешествие на белой Яхте с любовником -- молодым американцем, скромно
гордЯщимсЯ своим богатством. Љогда они возвратились, причалив Яхту в
‚енеции, „ивиной увлексЯ какой-то кинорежиссер. Ќесколько месЯцев они
прожили в огромных залах полуразрушенного замка, которые скорее сгодились бы
длЯ гигантских стражников или закованных в латы всадников.
‡атем - ‚ена, роскошный отель, свернувшийсЯ клубочком под крыльЯми
черного орла. Ќочи в объЯтиЯх английского лорда в кровати с пологом и
балдахином- Џрогулки в лимузине. ‚озвращение в Џариж. Њонмартр и тамошние ее
подружки. ‚изит в изЯщный дворец в стиле ђенессанс в обществе ѓи де
ђобюрана. Ћна - владелица замка. „ивина не забывала о своей матери и о
Њиньоне. Њиньону она посылала денежные переводы, иногда драгоценности,
которые он носил один вечер и тут же продавал, чтобы оплачивать ужины своих
приЯтелей. ‚озвращениЯ в Џариж, новые путешествиЯ, и всегда жизнь среди
теплой, золотистой роскоши. ђоскоши такой, что мне достаточно времЯ от
времени воскрешать в памЯти образы ее нежного уюта, чтобы неприЯтности моей
жалкой арестантской жизни исчезли, чтобы Я утешилсЯ; утешилсЯ при мысли, что
эта роскошь существует. € поскольку мне в ней отказано, Я вызываю ее в
памЯти с таким отчаЯнным рвением, что иногда (и не раз) Я верил, что
довольно будет какого-нибудь пустЯчного, легкого, неуловимого смещениЯ
плана, в котором Я живу, и эта роскошь окружит менЯ, станет реальной, и
по-настоЯщему моей, что довольно легкого усилиЯ моей мысли - и Я отыщу те
волшебные слова, которые откроют путь все затоплЯющему потоку.
€ изобретаЯ длЯ „ивины самые уютные апартаменты, Я располагаюсь в них
сам.
Ќаконец, возвратившись, она все глубже погружаетсЯ в жизнь педерастов.
…е можно встретить повсюду, во всех крошечных барах. Ћна отрЯхиваетсЯ, как
птица после купаниЯ, взъерошиваетсЯ и уверена, что разбрасывает вокруг себЯ
и среди нас лепестки роз, рододендронов и пионов, как в селениЯх девочки
разбрасывали их на пути шествиЯ в праздник тела ѓосподнЯ. ‘амаЯ большаЯ из
ее подруг - подруга-недруг - Њимоза II. —тобы понЯть, кто это такаЯ,
необходимо привести отрывки из "†итиЯ Њимозы".

„ивине:
- Њне нравитсЯ, когда у моих любовников ноги колесом, как у жокеев, -
так они плотнее будут прижиматьсЯ к моим бедрам, когда оседлают менЯ.

‚ ’авернакле, ее подруги-педерасты:
Ћдна, маркиз де?...
- Њимоза II попросила нарисовать герб графа де Ђ... на своих Ягодицах.
’ридцать шесть поколений знатного рода на заднице; цветными чернилами.

„ивина познакомила ее с Ќотр-„ам-де-”лером. Ќа другой день - добраЯ
девочка - показала маленькую фотографию убийцы.
Њимоза берет карточку, кладет ее на высунутый Язык и проглатывает.
- џ обожаю ее, твою Ќотр-„ам, Я ею причащаюсь.
Ћ „ивине, Џервому Џричастию:
- ЏредставлЯешь, „ивина ведет себЯ, как великие трагические актрисы,
она умеет сыграть своим козырем. …сли лицо дает осечку, она показывает
профиль, если и он летит к черту, то спину. Љак Њэри ѓарден, она тихонько
попердывает за кулисами.

‚се педерасты ’авернаклЯ и окрестных баров, о Њимозе:
- ќто чума.
- „рЯнь.
- ‘учка, девоньки, сучка.
- ‘атана.
- Veneno [42].

„ивина с легкостью принимает эту жизнь пЯденицы [43]. Ћна немного
пьЯнеет от алкоголЯ и неонового света, но прежде всего от хмельных жестов и
от словечек педерастов. "ЊенЯ с ума сводит эта жизнь по-сатанински", и она
говорила "по-сатанински", как говорЯт: "волосы по-собачьи", "мушка на лице
по-помпадурски", "чай по-русски". Ћтлучки Њиньона из мансарды учащались.
Ѓывало, что он не поЯвлЯлсЯ несколько ночей крЯду. ‚сЯ "бабскаЯ" улица,
улица де лЯ арбонньер, передавала его из рук в руки, потом он осел у одной
женщины. Њы долго не увидим его. Ћн уже перестал воровать с витрин и теперь
позволЯл себЯ содержать. …го массивный член умел произвести впечатление, а
кружевные руки мигом опустошали сумку сводницы. ‡атем настал черед исчезнуть
Ќотр-„аму, но его мы скоро увидим вновь.

Ќи гроша бы не дали ни Я, ни „ивина за судьбы всех этих замечательных
Њаркетти, если бы они не напоминали мне о страданиЯх, пережитых мною за
времЯ моих славных похождений, и если бы они не напоминали „ивине о ее
беспомощности. Џрежде всего, рассказ Ќотр-„ам-де-”лера словно унЯл нынешнее
времЯ, ибо даже слова в устах убийцы становЯтсЯ волшебными и разлетаютсЯ
звездными россыпЯми, как слова тех невероЯтно красивых негодЯев, которые
произносЯт слово "доллар" с правильным ударением. Ќо что сказать об одном из
самых странных поэтических феноменов: пусть весь мир -- ужасающе
неприглЯдный, черный, как сажа, обугленный, по-Янсенистски сухой, суровый и
обнаженный мир заводских рабочих - обвивают чудеса, каковыми ЯвлЯютсЯ
народные песни, затерЯнные на ветру, пропетые голосами богатейшими,
золотистыми, в алмазных блестках и шелках; и в этих песнЯх есть такие фразы,
что мне делаетсЯ стыдно, поскольку Я знаю, что их поют серьезные голоса
рабочих, фразы, в которых встречаютсЯ слова вроде "изнемогает... нежность...
дурман... розовый сад... дворец... мраморные ступени... любовницы...
прекраснаЯ любовь... жемчуга... корона... о, моЯ королева... прекраснаЯ
незнакомка... золотаЯ гостинаЯ... дама высшего света... корзина цветов...
сокровище плоти... золотистый закат... мое сердце тебЯ боготворит...
усыпанный цветами... краски заката... изысканный и розовый...", короче
говорЯ, те знаки жестокой роскоши, которые должны кромсать им плоть, как
кинжал, инкрустированный рубинами. Ћни поют их, может, не очень-то и
задумываЯсь, насвистывают их, засунув руки в карманы. € Я, бедный,
стыдливый, содрогаюсь, знаЯ о том, что самый грубый из этих рабочих помногу
раз на дню украшает себЯ гирлЯндами цветов - резеды и роз, распустившихсЯ ;
среди великолепных, золотистых, алмазных голосов и подобных девушкам,
простым или роскошным, пастушкам и принцессам. ‘мотрите, как прекрасны эти
рабочие! €х тела, искривленные машинами, нарЯжаютсЯ, как локомотив перед
первым рейсом, как украшаютсЯ
трогательными выражениЯми крепкие тела сотни тысЯч встречных пройдох,
ведь народные преданиЯ, не написанные на бумаге и потому легкие, легкие и
летЯщие из уст в уста, на |ветру, говорЯт о них: "Џроказник", "ђазбойник",
"Ќегодник", "Џаршивец" (надо отметить, что уменьшительные суффиксы, если они
относЯтсЯ ко мне или к чему-то близко менЯ касающемусЯ, волнуют менЯ; даже
если мне говорЯт "†ан, твои волосики" или "твой пальчик", Я уже потрЯсен).
ќти выражениЯ, несомненно, имеют мелодическую свЯзь с молодыми людьми, и
обладают сверхчеловеческой красотой, очарование которой исходит из грЯзной
грезы, - такой могущественной, что она сразу же заставлЯет нас проникнуть в
нее, - и мы вдруг чувствуем, что "обладаем" ею (в двух значениЯх слова: быть
полным ею и перешагнуть через нее), обладаем ею в такой полноте, что в этом
полном обладании не остаетсЯ места ни длЯ малейшего вопроса. ’ак, некоторые
животные своим взглЯдом € заставлЯют нас тотчас же стать обладателЯми их
абсолютного существа: змеи, собаки. ‚ мгновение ока мы "знаем" их до такой
степени, что думаем, будто это они - знают, и оттого испытываем какое-то
беспокойство, смешанное со страхом. ќти выражениЯ поют. € разбойники,
негодЯи, паршивцы, проказники восприимчивы, как хрусталь к пальцам, к этим
мелодическим извивам (чьи ноты здесь нужно было бы привести, чтобы лучше
передать их), которые (так мне кажетсЯ, когда Я вижу, как они проникают в
песню улиц) выйдут из них незамеченными. Ќо, видЯ их колыхающиесЯ или
съеживающиесЯ тела, Я понимаю, что они ухватили извив и что все их существо
указывает на свЯзь с ним. ‚от какой страшный период детства ‹у-„ивины
предназначалсЯ длЯ того, чтобы подсластить его горечь. Џосле своего побега
из дома с шиферной крышей она оказались в тюрьме. Ќет нужды приводить
подробности ареста. Џростого полицейского хватало, чтобы вселить в нее
тревогу, достойную смертника, тревогу, которую приходилось испытывать
каждому, равно как каждый человек в своей жизни познал радостное
возбуждение, сопутствующее коронованию монарха. ‚се дети, сбежавшие из дома,
ссылаютсЯ на то, что с ними грубо обращались; им бы никто не поверил, но они
так ловко умеют расцветить этот предлог новыми обстоЯтельствами,
подлаженными под них, под их имена и даже под их лица, словом, такими
своеобразными, что все романы и хроники, повествующие о детЯх, украденных,
незаконно лишенных свободы, опороченных, проданных, покинутых,
изнасилованных, понуждаемых и истЯзаемых стремительно возникают в памЯти, и
даже самые недоверчивые по природе люди - следователи, свЯщенники и
жандармы, - не говорЯ ничего вслух, думают: "Ђ кто его знает?", и серные
испарениЯ, медленно поднимающиесЯ с отЯгощенных страниц дешевых романов,
баюкают, хвалЯт, ласкают их. Љюлафруа выдумал историю о злой мачехе. …го
отвели в тюрьму; не по злобе, не по черствости сердца, а по привычке. …го
карцер был сумрачен, тесен и обитаем. ‚ темном углу закопошилась куча
грЯзных одеЯл и высвободила небольшую головку -черноволосую, грЯзную,
курчавую и улыбающуюсЯ.
- Ќу что, приЯтель?
Љюлафруа не видел ничего более грЯзного, чем этот карцер, и ничего
более мерзкого, чем эта голова. Ћн не ответил, он задыхалсЯ. ’олько вечер,
принесЯ успокоение, сделал его доверчивее и развЯзал ему Язык.
- ‘бежал от стариков? Њолчание.
- Њожешь рассказывать. ‘о мной боЯтьсЯ нечего. Њы же с тобой мужики.
Ћн засмеЯлсЯ и прищурил свои маленькие глазки. Љогда он обернулсЯ к
лежащему рЯдом свертку в бурых трЯпках, раздалсЯ железный лЯзг. —то бы это
значило? Ѓыло темно. ‘квозь закрытое слуховое окно сиЯло холодное небо с
вольными и подвижными звездами. € произошло чудо - как страшнаЯ катастрофа -
ослепительное, словно решение математической задачи, ошеломлЯющее своей
точностью.. Њаленький злодей кокетливо приподнЯл покрывала и попросил:
- Џомоги мне отстегнуть ногу, а?
“ него была деревЯннаЯ нога, котораЯ крепилась к культе системой ремней
и застежек. Џри виде физических недостатков Љюлафруа испытывал такое же
отвращение, как и при виде пресмыкающихсЯ.
…го охватил тот же ужас, который мешал ему прикасатьсЯ к змеЯм; и здесь
уже не было Ђльберто, чтобы своим присутствием, взглЯдом, благословением
больших рук сообщить ему зарЯд веры, сворачивающей горы. Њальчишка
расстегнул застежки и высвободил обрубок ноги. ‚еличественным усилием ‹у
одержал верх. Ћн поднес руку к дереву, словно к пламени, потЯнул на себЯ и
быстро прижал протез к груди. ’еперь этот орган был живой плотью, как рука
или нога, отделеннаЯ от туловища хирургической операцией. „еревЯшка провела
ночь стоЯ, без сна, прислоненнаЯ в углу к стене. Њаленький калека попросил
также, чтобы ‹у спел, но, вспомнив про Ђльберто, ‹у ответил, что он в
трауре, и эта причина не удивила ни одного, ни другого. Љюлафруа привел ее
еще и длЯ того, чтобы она стала ему украшением и, как чернаЯ кисеЯ, защитила
бы от холода и беспомощности.
- €ногда мне хочетсЯ умотать в Ѓразилию, но с моей недоделанной лапой
еще тысЯчу раз подумаешь.
„лЯ хромого ЃразилиЯ была островом за морЯми и солнцами, где
широкоплечие, как атлеты, люди с обветренными лицами рассаживаютсЯ по
вечерам вокруг огромных костров, словно людские толпы на празднике ‘вЯтого
†ана, и снимают тонкие вьющиесЯ ремешки кожуры с огромных апельсинов,
которые они держат в одной руке, длинный нож - в другой, как императоры на
картинках державу и скипетр- ќто видение так настойчиво преследовало его,
что с его губ слетело слово: "...солнца...". ќто слово-поэма выпало из его
видениЯ и начало превращать его образы в камень; ночной куб камеры, где
кружились, словно солнца (там же мелькали и ноги акробата в лазурном трико,
исполнЯющего "солнышко" на перекладине), апельсины, притЯнутые словом
"ЃразилиЯ". ’огда ‹у, даваЯ пробитьсЯ обрывку мысли, жившей в нем уже
некоторое времЯ, произнес: "—его требует народ?" ќту фразу он мысленно
проговорил однажды вечером, предчувствуЯ, что окажетсЯ в тюрьме. Ќо
предчувствовал ли он это, глЯдЯ на красное дерево туалетного столика, или,
может быть, бессознательное восприЯтие соединило то место (его комнату) и
тот момент с этим словом и с этим моментом (но что тогда вызвало в нем
воспоминание о комнате?), накладываЯ две мысли друг на друга так, чтобы
заставить его поверить в предчувствие?
„ети уснули. ‚последствии они будут отданы под опеку - или в колонию -
так называемого "€справлениЯ „етства". ‚ первый же день по прибытии в
исправительный дом ‹у-„ивину поместили в камеру. ’ам он провел весь день,
сидЯ на корточках. Ћн был внимателен ко всему, в чем предполагал тайну
проклЯтых детей (тех, что делают на руке наколку "ѓоремыки"). ‚о дворе
маленькие запыленные ножки в медленном темпе поднимали и опускали тЯжелые
башмаки. ‚ этих движениЯх угадывалсЯ молчаливый хоровод наказанных
мальчишек.
‚о времЯ паузы он услышал вот что:
- ...из окна слесарки.
- ...
- ќто ѓерманец.
- ...
- „а, если увижу его вечером.
- ...
- Ђ как же, работа такаЯ.
Ќизкий голос, который он слышал, был приглушенным, словно свет фонарей
старинных бродЯг, и направлЯлсЯ в одну точку рукой, сложенной, как раковина,
у губ ребенка. ѓолос обращалсЯ со двора к приЯтелю в камере, ответов
которого Љюлафруа расслышать не мог. Њожет быть, речь шла об арестанте,
бежавшем из центральной тюрьмы, находившейсЯ неподалеку от детской колонии.
’ак что колониЯ меркла в лучах этих солнц - мужчин, - сиЯвших в мрачных
камерах, и мальчишки ждали, когда возраст позволит им перебратьсЯ туда же, к
молодцам, которых они боготворили, воображаЯ, как те, дерзкие и прекрасные,
нагло задираютсЯ на тюремщиков. Њальчишки ждали, когда, наконец, у них
поЯвитсЯ возможность совершить настоЯщее преступление, которое будет
предлогом, чтобы отправитьсЯ в преисподнюю.
‚ этой монастырской колонии маленькие злодеи искусно играли роль
шалунов-первооткрывателей. €х словарь был затемнен заговорщицкими
выражениЯми, их жесты были по-лесному дикими и в то же времЯ воскрешающими в
памЯти узкие улочки, обрывки сумрака, куски стен и оград, через которые они
перемахивали. ‘реди этого мирка, управлЯЯ им ровно настолько, чтобы из него
не вырывалось наружу ничего, кроме бесстыдной ухмылки, двигались монахини в
своих пышных, как пачки балерин, юбках. Љюлафруа сразу же сочинил длЯ них
балет-гротеск. ‘огласно либретто, все эти ‘ерые ‘естры - хранительницы
гиперборейских ночей -выходили на монастырский двор и, словно опьЯненные
шампанским, присаживались на корточки, поднимали руки вверх и трЯсли
головой. ‚ безмолвии. ‡атем они вставали в кружок и вращались наподобие
школьниц в хороводах, наконец, как танцующие дервиши, вертелись по кругу,
пока не падали, умираЯ от смеха, в то времЯ как капеллан с достоинством
проходил в середину с дароносицей в руках. Љощунство танца - кощунство,
таЯщеесЯ в самом его замысле -- волновало Љюлафруа, как взволновало бы его,
если бы он был мужчиной, надругательство над еврейкой.
Ћчень быстро, несмотрЯ на свою склонность к мечтательности, или, может
быть, как раз по причине этой мечтательности, он внешне стал походить на
других. ’ем, что одноклассники не принимали его в свои игры, он был обЯзан
дому с шиферной крышей, который выставлЯл его принцем. Ќо здесь в глазах
других мальчишек он стал всего-навсего арестованным бродЯжкой, как и они
сами, преступником с той лишь особенностью - впрочем, существенной, - что
прибыл издалека. …го утонченно жестокаЯ наружность, преувеличенно
непристойные жесты и грубаЯ речь создали ему такой образ, что и циничные, и
простодушные дети признали его за своего, а он, стремЯсь быть добросовестным
и до конца играть роль выдуманного персонажа, из вежливости старалсЯ ему
соответствовать. Ћн не хотел разочаровывать. Ћн принимал участие в дерзких
вылазках. ‚ компании с несколькими ребЯтами - компании, организованной по
образцу настоЯщей банды - он помог совершить небольшую кражу в колонии.
ѓоспожа ЌастоЯтельница, по слухам, происходила из знаменитой семьи. ’ому,
кто выспрашивал немного ласки, она отвечала: "џ всего лишь слуга слуги
ЃожиЯ". ’акой надменный пьедестал внушает страх. Ћна спросила у ‹у, ; почему
он украл, он сумел ответить лишь:
- Џотому что другие думали, что Я вор.
ѓоспожа ЌастоЯтельница ничего не понЯла в этой детской утонченности. Ћн
был объЯвлен лицемером.
Љюлафруа, впрочем, питал к этой монахине неприЯзнь, возникшую странным
образом: в день его прибытиЯ она привела его в свою маленькую гостиную,
ЯвлЯвшую собой кокетливо украшенную келью, и заговорила с ним о христианской
жизни. ‹у спокойно выслушал ее и должен был ответить фразой, начинавшейсЯ
так: "‚ день моего первого причастиЯ...", но оговорившись, произнес: "‚ день
моей свадьбы...". Ћт смущениЯ он растерЯлсЯ. “ него было полное впечатление,
что он совершил неловкость. Ћн покраснел, запнулсЯ, сделал усилие, чтобы
прийти в себЯ; но тщетно. ѓоспожа ЌастоЯтельница глЯдела на него с улыбкой,
которую она сама называла улыбкой милосердиЯ. Љюлафруа, напуганный тем, что
вызвал в своей душе такой водоворот (который, достигнув илистого дна, поднЯл
его оттуда в платье с белым сатиновым шлейфом и увенчанного флердоранжем),
возненавидел старуху за то, что та Явилась причиной и свидетелем этого
прекраснейшего и тайного событиЯ. "Њоей свадьбы!"
‚от какими были ночи в этом монастыре - или колонии. ѓоловы исчезают
под одеЯлами на неподвижных койках. Ќачальник скрылсЯ в своей комнатке в
конце спальни. Ќа полчаса воцарЯетсЯ тишина - тишина джунглей, полных
зловониЯ и каменных чудовищ, котораЯ словно прислушиваетсЯ к сдержанным
тигриным вздохам. ‘огласно ритуалу, дети возрождаютсЯ из мертвых.
ЏриподнимаютсЯ головы, осторожные, как у змей, и такие же смышленые, хитрые,
едкие и Ядовитые, затем тела целиком выбираютсЯ из коек, даже не скрипнув
крюками. Ћбщий вид спальни - если смотреть сверху - не менЯетсЯ. •итроумные
колонисты умеют уложить одеЯла и взбить их так, чтобы казалось, что под ними
покоЯтсЯ лежащие тела. ‚се происходит внизу. Ѓыстро, ползком, приЯтели
собираютсЯ вместе. ‚исЯчий город опустел. ‘тальные кресала бьют по кремню,
поджигают трут огнива и тонкие, как солома, сигареты возгораютсЯ. Ћни курЯт.
‚ытЯнувшись под койками, небольшими группами они разрабатывают подробные
планы побега, обреченные на неудачу. Љолонисты живут. Ћни сознают, что
свободны, и чувствуют себЯ властелинами ночи; они создают королевство,
живущее по суровым законам, со своим деспотом, пэрством, разночинцами. Ќад
ними покоЯтсЯ белые покинутые подвесные койки. ѓлавное же ночное занЯтие,
добавлЯющее ночам ощущениЯ волшебства - это изготовление татуировок. ’ысЯчи
и тысЯчи ударов тонкой иглы до крови прокалывают кожу - и самые невероЯтные
длЯ вас фигуры красуютсЯ в самых неожиданных местах. Љогда раввин медленно
разматывает ’ору, тайна пронизывает дрожью все тело; то же происходит при
взглЯде на раздевающегосЯ колониста. ‘инева, кривлЯющаЯсЯ на белой коже,
придает неЯсное, но могущественное очарование мальчику, которого она
покрывает, как чистаЯ и равнодушнаЯ колонна становитсЯ свЯщенной под
высеченными на ней иероглифами. Љак тотемный столб. €ногда наколки покрывают
их веки, подмышки, пах, Ягодицы, половой орган и даже подошвы. ‡наки были
варварскими и исполненными смысла, как и полагаетсЯ варварским знакам:
изречениЯ, луки, пронзенные сердца, ронЯющие капли крови, лица одно на
другом, звезды, полумесЯцы, копьЯ, стрелы, ласточки, змеи, корабли,
треугольные кинжалы, девизы и предостережениЯ, целаЯ пророческаЯ и страшнаЯ
литература.
Џод койками, в магии этих занЯтий, рождалась, разгоралась и умирала
любовь, со всем, что обычно сопутствует любви: ненавистью, алчностью,
нежностью, утешением, местью.
—то отличало царство колонии от царства живых людей, так это перемены в
символах и, в некоторых случаЯх, в ценностЯх. “ колонистов был свой диалект,
родственный тюремному, и, следовательно, особаЯ мораль и политика. ђежим
правлениЯ, замешанный на религии, был режимом силы -покровительницы Љрасоты.
‡аконы их соблюдаютсЯ всерьез: они не принимают смеха с его разрушительной
мощью. Ћни выказывают редкую склонность к трагической манере поведениЯ.
Џреступление начинаетсЯ с берета, надетого набекрень. ќти законы рождены не
абстрактными указами: их преподал некий герой, спустившийсЯ с небес ‘илы и
Љрасоты, плоть и дух которого суть на самом деле от божественного права.
‚прочем, им и не удаетсЯ избежать судьбы героев, и во дворе колонии всегда
можно, среди смертных, встретить их в чертах булочника или слесарЯ. Ѓрюки
колонистов имеют только один карман: это тоже отдалЯет их от мира.
Ћдин-единственный карман, слева. ‚сЯ общественнаЯ система расстраиваетсЯ
этой простой деталью костюма. €х брюки имеют всего один карман, как трико
дьЯвола вовсе не имеет их, как брюки морЯков не имеют ширинки, и это,
несомненно, унижает их, как если бы у них отнЯли мужскую плоть - вот о чем
речь; карманы, которые играют в детстве такую большую роль, ЯвлЯютсЯ длЯ нас
символом превосходства над девочками. ‚ колонии, как и на флоте - это брюки,
и, если хочешь быть мужчиной, "береги портки". ЊенЯ восхищает смелость
взрослых, которые предназначили семинарию детству, готовЯщему себЯ к роли
героЯ мечты, и так хорошо смогли распознать детали, которые сделают из детей
маленьких чудовищ -злобных или ласковых, легкомысленных, блестЯщих, суровых,
коварных или простодушных.
€дею бежать подсказал Љюлафруа вид монашеских одежд. …му оставалось
только осуществить план, который задумали сами эти одежды. Њонахини на всю
ночь развешивали свое белье в сушилке, а чулки и чепчики складывали в общей
комнате, дверь в которую и способ ее открыть Љюлафруа скоро нашел. ‘
осторожностью шпиона он рассказал о своем плане одному расторопному
пареньку.
- …сли бы кто-то захотел...
- ’ак что, бежим?
- ...Ђга!
- „умаешь, далеко уйдем?
- Љонечно. „альше, чем так (он указал на свою смешную униформу), а
потом можно будет собирать милостыню.
Ќе объЯвлЯйте это неправдоподобным. ’о, что последует дальше, -
неправда, и никто не обЯзан принимать это за чистую монету. Џравда -- не мой
случай. Ќо "нужно лгать, чтобы быть правдивым". € даже идти дальше. Ћ какой
правде хочу Я говорить? …сли Я и в самом деле арестант, который разыгрывает
(разыгрывает длЯ себЯ самого) сцены своей внутренней жизни, то вы не станете
требовать ничего, кроме игры.
€так, наши дети дождались, когда настанет ночь, благоприЯтнаЯ длЯ их
предприЯтиЯ, и стащили каждый по юбке, кофте и чепчику; вот только не найдЯ
ничего на ноги, кроме слишком тесных туфель, они остались в своих башмаках.
€з окна туалета они выбрались на темную улицу. Ѓыло около полуночи. ‚
подворотне они быстро переоделись, помогаЯ друг другу, тщательно надели
чепчики. Ќа несколько мгновений мрак был потревожен шуршанием шерсти,
скрипом булавок в зубах, шепотом: "‡атЯни мне шнуровку... ЏодвиньсЯ." Ќа
маленькой улочке у окна послышались вздохи. ќтот постриг в монахини
превратил город в мрачный монастырь, мертвый город, долину ‘корби.
‘удЯ по всему, в колонии не сразу заметили кражу одежды, потому что за
целый день никто так и не бросилсЯ "в погоню за беглецами". агали они
быстро. ЉрестьЯне не особенно удивлЯлись; их скорее восхищал вид этих двух
сестричек с серьезными лицами - одна в башмаках с деревЯнными подошвами,
другаЯ прихрамывающаЯ, -спешивших по дороге, мило приподнимаЯ двумЯ тонкими
пальчиками три оборки тЯжелых серых юбок. —ерез некоторое времЯ голод свел
им желудки. Ћни не решились попросить у кого-нибудь хлеба, но, поскольку
находились на дороге, ведущей к деревне Љюлафруа, то, конечно, скоро
добрались бы туда, если бы вечером к Џьеру не подбежала, принюхиваЯсь,
пастушьЯ собака. Џастух, молодой и воспитанный в богобоЯзни, посвистел было
ей, но овчарка не послушалась- Џьер решил, что раскрыт, и дал деру,
подгонЯемый проворным страхом. ‘потыкаЯсь, он добежал до ближайшей одинокой
сосны на обочине и вскарабкалсЯ на нее. Љюлафруа забралсЯ на другое дерево.
“видев это, собака опустилась на колени под голубым небом, в вечернем
воздухе, и произнесла молитву: "‘естры, как сороки, вьют гнезда на соснах.
’ак отпусти мне мои грехи, ѓосподи!" ‡атем, перекрестившись, она поднЯлась и
возвратилась к стаду. Ћна пересказала чудо о соснах своему хозЯину, и все
окрестные деревни были извещены о нем в тот же вечер.
џ вернусь к рассказу о „ивине, но о „ивине в своей мансарде, между
Ќотр-„амом, каменным сердцем, и ѓорги. Ѓудь она женщиной, она не была бы
ревнива. Ќе питаЯ ни к кому злобы, она согласилась бы по вечерам в одиночку
ловить клиентов среди деревьев бульвара. Љакое ей было бы дело до того, что
эти два самца проводЯт свои вечера вместе? Ќапротив, семейнаЯ обстановка,
свет абажура наполнЯли бы все ее существо; но „ивина еще и мужчина. Џрежде
всего она ревнует к Ќотр-„аму - простодушному, молодому и прекрасному. Ћн
рискует поддатьсЯ очарованию своего собственного имени: Ќотр-„ам,
бесхитростному и жеманному, как англичанка. Ћн может спровоцировать ѓорги.
ќто проще простого. ‚ообразим их сидЯщими однажды днем в кино, бок о бок во
мраке искусственной ночи. - ‘ек, у тебЯ есть платок? Џри этих словах его
рука ложитсЯ на карман негра. Ћ! ”атальный жест. „ивина ревнует к ѓорги.
Ќегр - ее мужчина, а этот разбойник Ќотр-„ам молод и красив. Џод деревьЯми
бульвара „ивина разыскивает старых клиентов, и ее терзает ужас двойной
ревности. Љ тому же „ивина, будучи мужчиной, думает: "Њне нужно кормить их
двоих вместе. џ рабынЯ". Ћна раздражаетсЯ. ‚ кино, благоразумные, как
школьники (но стоит школьникам разом наклонить головы к парте, как над ними
начинает витать готоваЯ к броску безумнаЯ шалость), Ќотр-„ам и ѓорги курЯт и
видЯт лишь картины на экране. ‘ейчас они спокойно пойдут выпить по кружечке
пива и возвратЯтсЯ в мансарду, причем Ќотр-„ам будет разбрасывать по
тротуару пистоны, а ѓорги, забавлЯЯсь, щелкать их стальными краЯми своих
ботинок так что под ногами у него, как свистки сутенеров, звучат и
вспыхивают искорки.

Ћни спустЯтсЯ с мансарды втроем. Ћни полностью готовы. ѓорги держит
ключ. “ каждого во рту сигарета. „ивина чиркает кухонной спичкой (она каждый
раз подносит огонь к хворосту, сложенному длЯ ее собственной казни),
зажигает свою сигарету, сигарету Ќотр-„ама, протЯгивает спичку ѓорги:
- Ќет, - говорит он, - только не третьим: плохаЯ примета. „ивина:
- Ќе шути с этим: неизвестно, что к чему приведет.
Ћна кажетсЯ уставшей и ронЯет спичку, почерневшую и истончившуюсЯ, как
цикада. € добавлЯет:
- Ќачнешь с простого суевериЯ, а потом окажешьсЯ у Ѓога в объЯтиЯх.
Ќотр-„ам думает: "’очно - в постели у кюре". ‚верх по улице ‹епик есть
маленькое кабаре, о котором Я уже рассказывал: ’авернакль, где колдуют,
составлЯют снадобьЯ, гадают на картах, на кофейной гуще, расшифровывают
линии на левой руке (если ее расспрашивают, судьба склонна отвечать правду,
говорила когда-то „ивина), где красивые молодые мЯсники иногда превращаютсЯ
в принцесс, одетых в платьЯ со шлейфом. Љабаре маленькое, с низкими
потолками. ‚ нем заправлЯет Њонсеньер. ’ам собираютсЯ: все, но прежде всего
Џервое Џричастие, Ѓанджо, Љоролева ђумынии, †инетта, ‘онЯ, Џерсефесса,
•лоринда, Ђббатиса, Ђгнесса, Њимоза, „ивина. € их кавалеры. Љаждый четверг
дверца со штифтиком закрываетсЯ длЯ любопытных обывателей и случайных
прохожих. Љабаре предоставлено "нескольким избранным". Њонсеньер (однажды:
"Ћни плачут от менЯ каждую ночь", говорЯ о взломанных сейфах, скрипевших под
его ломом) играет роль тамады. Њы были как у себЯ дома. ”ортепианнаЯ музыка.
Ќам прислуживали три официанта с глазами, полными лукавства, порочные и
веселые. Ќаши мужчины играют в кости и покер. Ђ мы танцуем. —тобы прийти
сюда, принЯто одеватьсЯ, как мы. Ќикого, кроме безумных рЯженых женщин,
ластЯщихсЯ к молоденьким "котам". € ни одного взрослого. ѓрим и освещение и
так хорошо изменЯют внешность, но здесь любЯт надеть еще черные полумаски и
взЯть в руки веер, чтобы доставить себе удовольствие узнавать друг друга по
походке, взглЯду, голосу, удовольствие ошибатьсЯ, примерЯть друг к дружке
разные лица. ќто место было бы идеальном длЯ совершениЯ убийства, такого
таинственного, что перепуганные и охваченные паникой девочки (хотЯ одна из
них, исполнившись материнской строгости, быстро сумела бы превратитьсЯ в
стремительного и точного полицейского) и прижавшиесЯ к ним с перекошенными
от ужаса лицами и с напрЯженными животами мальчики-"коты" тщетно будут
пытатьсЯ понЯть, кто жертва, а кто убийца. Џреступление в маскараде.
„лЯ той вечеринки „ивина отыскала два шелковых платьЯ покроЯ 1900-х
годов, которые она хранила, как воспоминание о великопостных четвергах. Ћдно
из них черное, с черной оторочкой; она наденет его, а другое предлагает
Ќотр-„аму.
- ’ы что, больна? Ђ наши друзьЯ?
Ќо ѓорги настаивает, и Ќотр-„ам знает, что это развеселит всех
знакомых, и никто из них не станет насмехатьсЯ: они уважают его. Џлатье
заключает в оболочку тело Ќотр-„ама, обнаженное под шелками. ‚ нем он
чувствует себЯ прекрасно. …го ноги сблизились, и покрытые пушком, даже чуть
мохнатые бедра соприкоснулись. Ћн наклонЯетсЯ, поворачиваетсЯ, смотритсЯ в
зеркало. Џод платьем, которое как раз по фигуре, выделЯетсЯ его зад,
напоминаЯ виолончель. ‚ставим в его растрепанные волосы бархатный цветок. Ћн
надевает дивинины туфли из желтой кожи, с прЯжкой и на высоком каблуке, но
оборки юбки полностью скрывают их. ‚ тот вечер они собрались быстро,
поскольку их ожидала масса удовольствий. „ивина надела платье из черного
шелка, поверх нее - розовую жакетку, и взЯла веер из тюлЯ с блестками. Ќа
ѓорги - фрак и белый галстук. „алее следует приведеннаЯ сцена со спичкой.
Ћни спустились по лестнице. ’акси. ’авернакль. Џортье, совсем молоденький и
до невозможности красивый, бросает на них три беглых взглЯда. Ќотр-„ам
ослеплЯет его. Ћни вступают в фейерверк, вспыхивающий в шелковых воланах и
кисее, сливающихсЯ с табачным дымом. ‡десь танцуют танец дыма. ЉурЯт музыку.
Џьют из уст в уста. „рузьЯ устраивают овацию в честь Ќотр-„ам-де-”лера. Ћн
не учел, что его крепкие бедра будут так сильно натЯгивать ткань. ‚ообще-то
ему плевать, если кто-то видит, как набухает его член, но не до такой же
степени, не перед своими приЯтелЯми. Ћн хочет скрытьсЯ. Ћн поворачиваетсЯ к
ѓорги и, слегка розовеЯ, показывает ему свое вздувшеесЯ платье и шепчет:
- ‘ек, куда мне это спрЯтать?
Ћн натужно усмехаетсЯ. …го глаза, кажетсЯ, полны слез, ѓорги не поймет,
от весельЯ это или от огорчениЯ; тогда он берет убийцу за плечи, прЯчет его,
прижимает к себе, задвигает между своих огромных бедер выступающую шишку,
котораЯ вздымает шелк, и увлекает, прижав к самому сердцу, в вальсах и
танго, которые будут продолжатьсЯ до самого утра. „ивине хотелось
разрыдатьсЯ от досады, ногтЯми и зубами разодрать батистовые платки. Џотом
это состоЯние вдруг вызвало в ее памЯти картинку: "Ћна, кажетсЯ, была в
€спании-Њальчишки гнались за ней, крича "тапсоп [44] и бросаЯ в нее камни.
Ћна добежала до запасного пути и забралась в стоЯвший там вагон. Њальчишки
снизу продолжали ее оскорблЯть и швырЯть камнЯми в дверцу вагона.
‘крючившись под вагонной полкой, „ивина отчаЯнно проклинала ораву юнцов,
хрипЯ от ненависти. …е грудь вздымалась; ей хотелось вздохнуть поглубже,
чтобы ненависть не задушила ее. Џотом она Ясно почувствовала, что ей не
истребить этих мальчишек, не разорвать их зубами и когтЯми, как ей хотелось
бы, и она полюбила их. €з избытка Ярости и ненависти хлынуло прощение, и она
успокоилась. €з Ярости она соглашаетсЯ полюбить любовь, возникшую между
негром и Ќотр-„амом. „ивина в комнате Њонсеньера. Ћна сидит в кресле; по
ковру разбросаны маски. ‚низу танцуют. „ивина только что перерезала всем
глотку и видит в зеркале шкафа, как ее пальцы загибаютсЯ в смертоносные
крюки, словно пальцы дюссельдорфского вампира на обложках романов. Ќо вальсы
стихли. Ќотр-„ам, ‘ек и „ивина покидали бал одними из последних. „ивина
открыла дверь, и Ќотр-„ам совершенно естественным движением взЯл ѓорги за
руку. ‘оюз, на мгновение разрушенный прощаниЯми, восстановилсЯ так внезапно,
что обнажил притворство нерешительности, и „ивина почувствовала в боку
чувствительный укус выраженного ней пренебрежениЯ. Ћна умела проигрывать;
она осталась сзади, делаЯ вид, что поправлЯет завЯзку на чулке. ‚ пЯть часов
утра улица ‹епик по прЯмой спускалась к морю, то есть к бульвару Љлиши.
ђассвет был серым, немного хмельным, не слишком уверенным в себе, готовым
упасть и проблеватьсЯ. ђассвет был тошнотворным, когда трио было еще в
начале улицы. Ћни спустились. ѓорги очень удачно напЯлил на свою курчавую
голову шапоклЯк, чуть сдвинув его на ухо. ЃелаЯ манишка еще сохранЯла
жесткость. ЉрупнаЯ хризантема увЯдала в петлице. ‚ид у него был веселый.
Ќотр-„ам держал его за руку. Ћни спустились между двумЯ рЯдами урн, полных
пепла и грЯзных расчесок, урн. на которые каждое утро падают первые косые
взглЯды гулЯк, урн, наискось тЯнущихсЯ вдоль тротуара.
…сли бы мне нужно было поставить театральную пьесу с женскими
персонажами, Я бы потребовал, чтобы их роли исполнЯли юноши, и предупредил
бы об этом публику при помощи плакатов, висЯщих по обе стороны декораций в
течение всего представлениЯ. Ќотр-„ам в платье из бледно-голубого фаЯ,
отделанном белым валансьеном, превзошел самого себЯ. Ћн был самим собой и
одновременно своим дополнением. џ без ума от травести. Џорою воображаемый
любовник моих тюремных ночей - это принц (но Я заставлЯю его быть в рубище
нищего), а порою - хулиган, которого Я облачаю в королевские одежды; самое
великое наслаждение Я, быть может, испытаю в тот момент, когда буду играть,
представлЯЯ себЯ наследником древней итальЯнской фамилии, но
наследником-самозванцем, потому что моим настоЯщим предком будет бредущий
босиком под звездным небом прекрасный бродЯга, который дерзнет занЯть место
этого принца Ђльдини. џ люблю обман. €так, Ќотр-„ам спускалсЯ по улице, как
умели спускатьсЯ только великие, самые великие куртизанки, то есть держась
не слишком напрЯженно и не слишком вилЯЯ бедрами, не ударЯЯ ногой в шлейф,
который бесстрастно подметал серые мостовые, увлекаЯ за собой соломинки и
травинки, поломанную расческу и пожелтевший лист аронника. Ќебо становилось
чище. „ивина отстала довольно далеко. ‚не себЯ от Ярости, она наблюдала за
ними. ђЯженые негр и убийца слегка пошатывались и поддерживали друг друга.
Ќотр-„ам пел:
- ’арабум, дье!
’арабум, дье! ’арабум, дье!
Ћн пел и смеЯлсЯ. …го Ясное, безусое лицо, с линиЯми и чертами, смЯтыми
ночью весельЯ, танцев, суматохи, вина и любви (шелк платьЯ был перепачкан),
подставлЯлось начинающемусЯ дню, как леденЯщему поцелую покойника. ђозы в
его волосах были матерчатыми; несмотрЯ на это, они завЯли на латуни, хотЯ
держались по-прежнему стойко и походили на жардиньерку, в которой забыли
сменить воду. Њатерчатые розы были мертвы. —тобы придать им более
привлекательный вид, Ќотр-„ам поднЯл свою обнаженную руку, и в этом жесте
убийцы было чуть больше резкости, чем в движении, которым поправлЯла свой
шиньон ќмильена дЂлансон. Ћн и в самом деле был похож на ќмильену дЂлансон.
’юрнюр его голубого платьЯ (то, что называетсЯ "ложным задом") доводил до
легкого обалдениЯ большого славного негра. „ивина смотрела, как они
спускаютсЯ к плЯжу. Ќотр-„ам пел среди урн. Џредставьте себе некую белокурую
ќжени Ѓюффе в шелковом платье, поющую утром во дворах под ручку с негром во
фраке. “дивительно, что на улице не отворилось ни единого окна с заспанным
лицом торговки маслом или ее приЯтелЯ. ќти люди никогда не знают, что
происходит под их окнами, и слава Ѓогу. €наче они умерли бы от огорчениЯ.
ЃелаЯ рука (с грЯзными ногтЯми) Ќотр-„ама покоилась на предплечье ‘ека
ѓорги. Џрикосновение рук было таким нежным (кино сделало свое дело), что его
можно было мысленно сравнить только со взглЯдом мадонн ђафаэлЯ, который,
быть может, кажетсЯ столь целомудренным лишь оттого, что несет в себе его
чистое имЯ, ведь он проЯснЯет взглЯд маленького ’овиЯ [45]. “лица ‹епик
спускалась вниз отвесно, как пик. Ќегр во фраке улыбалсЯ, как улыбаютсЯ
после выпитого шампанского, - с праздничным, то есть отсутствующим, видом.
Ќотр-„ам пел:
- ’арабум, дье!
’арабум, дье! ’арабум, дье!
Ѓыло прохладно. ‘вежесть парижского утра леденила ему плечи, и его
платье трепетало сверху донизу.
- ’ебе холодно, - сказал ѓорги, глЯдЯ на него.
- Ќемного.
Ќикто не успел опомнитьсЯ, как рука ‘ека обнЯла плечи Ќотр-„ама. едшаЯ
сзади „ивина постаралась придать своему лицу и походке такой вид, чтобы,
обернувшись, тот или другой подумал, что она увлечена чисто практическим
осмотром своего туалета. Ќо никого из них, казалось, не заботило отсутствие
или присутствие „ивины. ЏослышалсЯ утренний звон колоколов, грохот молочного
бидона. Џо бульвару проследовали трое рабочих на велосипедах с зажженными
фонариками, хотЯ было уже светло. Џрошел, даже не взглЯнув, полицейский,
возвращающийсЯ домой, где его, возможно, ждала, как надеЯлась „ивина, пустаЯ
кровать, потому что он был молод. Њусорные баки источали запах кухонных
раковин и домохозЯек. ќтот запах цеплЯлсЯ за белые валансьены платьЯ
Ќотр-„ама и за гирлЯнды оборок розовой жакетки „ивины. Ќотр-„ам продолжал
петь, а негр -улыбатьсЯ. ‚незапно все трое очутились на краю отчаЯниЯ.
‘казочный путь осталсЯ позади. ’еперь начиналсЯ гладкий и банальный
асфальтированный бульвар, самый обычный бульвар, такой непохожий на потайную
тропинку, которую они только что проложили в хмельном рассвете - своими
запахами, шелками, смехом, пением - сквозь дома, ронЯющие собственные
потроха, дома, расколотые с фасада, где, продолжаЯ свой сон, в подвешенном
состоЯнии остались старики, дети, альфонсы, альфонсины - девочки-цветочки,
бармены; такой непохожий, как Я сказал, на ту затерЯнную тропку, что молодые
люди направились к машине такси, дабы избежать тоскливого возвращениЯ к
обыденности. ’акси их и поджидало. ‚одитель открыл дверцу, и первым в машину
сел Ќотр-„ам. ‘начала должен был пройти ѓорги, стоЯвший ближе всех, но он
подвинулсЯ, пропускаЯ Ќотр-„ама. Џускай думают, что "кот" никогда не уступит
дорогу женщине, тем более любовнице, которой длЯ него в эту ночь все-таки
стал Ќотр-„ам; должно быть, ѓорги ценил его очень высоко. „ивина покраснела,
когда он сказал:
- Џроходи, „ани.
€ тотчас же „ивина возвратилась в „ивину, которую во времЯ спуска по
улице ‹епик она покинула, чтобы проворнее мыслить, потому что если она
ощущала себЯ "по-женски", то думала "по-мужски". Њожно было бы решить, что
если „ивина с такой легкостью возвращаетсЯ к своей настоЯщей природе, то она
всего лишь накрашенный самец, распалЯющий себЯ фальшивой жестикулЯцией; но
здесь .речь не идет о феномене родного Языка, к которому прибегают в трудные
минуты. —тобы четко размышлЯть, „ивине никогда не требовалось вслух
формулировать длЯ себЯ свои мысли. Љонечно, ей уже случалось громко
произносить: "ЃеднаЯ Я девочка!", но, почувствовав это, она уже этого не
чувствовала и, говорЯ так, уже так не думала. ‚ присутствии Њимозы,
например, ей удавалось думать "по-женски" о вещах серьезных, но о главных
-никогда. …е женственность была только маскарадом. Ќо в полной мере думать
"по-женски" ей мешали ее органы. „умать - значит совершать поступок. —тобы
действовать, необходимо - освободитьсЯ от ветренности и поставить мысль на
прочный фундамент. ’огда к ней на помощь приходило понЯтие прочности,
которое она соединЯла с понЯтием мужественности, и именно в области
грамматики оно становилось ей доступным. Џотому что если длЯ выражениЯ
своего состоЯниЯ „ивина и решалась употреблЯть женский род, то длЯ выражениЯ
своих поступков она этого делать не могла. € все "женские" суждениЯ, которые
она формулировала, были на самом деле поэтическими выводами. Џоэтому лишь в
такие минуты „ивина бывала настоЯщей. Ѓыло бы любопытно узнать, чему
соответствовали женщины в сознании „ивины, и прежде всего в ее жизни. ‘ама
она, наверное, не была женщиной (то есть самкой в юбке); она дорожила этим
только из-за возможности подчинитьсЯ властному самцу, и ќрнестина, котораЯ
была ее матерью, тоже длЯ нее не женщина. Ђ все женское заключалось в
маленькой девочке, с которой Љюлафруа был знаком в деревне. …е звали ‘оланж.
‡нойными днЯми они усаживались на белокаменной скамейке в тенистой пелене,
тонкой и узкой, как подрубленный край у материи, подобрав ноги под
передники, чтобы их не омывало солнце; под сенью дерева они чувствовали и
размышлЯли сообща. Љюлафруа влюбилсЯ, и когда ‘оланж отдали в монастырь, он
совершал туда паломничества. ‘ходил он и к утесу Љротто. ’амошние матери
пользовались этой гранитной глыбой, как пугалом, и, желаЯ навести на нас
страх, населЯли ее полости разными зловредными существами, торговцами
песком, продавцами тесьмы, булавок и судеб. Ѓольшинство детей не придавало
значениЯ этим историЯм, продиктованным материнской осторожностью. ’олько
‘оланж и Љюлафруа, направлЯЯсь на утес (и стремЯсь делать это как можно
чаще), ощущали в душе свЯщенный ужас. ‚ один из летних вечеров, в котором
витало предчувствие затаенной грозы, они Явились туда. “тес выступал вперед,
как нос кораблЯ над океаном золотой пшеницы с голубыми отсветами. Ќебо
опускалось на землю, как синий порошок в стакане воды. Ќебо навещало землю.
Ђтмосфера таинственнаЯ и мистическаЯ, как в храме; ее до сих пор в любое
времЯ года умели сохранить лишь места, удаленные от человеческого жильЯ:
населенный саламандрами пруд в обрамлении еловых рощ с растворЯющимисЯ в
зеленоватой воде отражениЯми. …ли - удивительные деревьЯ, которые Я часто
замечал на картинах итальЯнских художников. Ћни идут на изготовление
рождественских Яслей и, таким образом, имеют то же очарование, что и зимние
ночи, волхвы, цыгане-музыканты и торговцы почтовыми открытками, гимны,
поцелуи, принЯтые и подаренные ночью босиком на коврике. ‚ их ветвЯх
Љюлафруа всегда ожидал найти чудесную девственницу, котораЯ, чтобы стать
завершенным чудом, была бы сделана из раскрашенного гипса. ќта надежда была
необходима ему, чтобы вытерпеть природу. Ќенавистную, непоэтичную природу,
людоедку, пожирающую любую духовность. ’акую же людоедку, как прожорливаЯ
красота. ЏоэзиЯ - это видение мира, добываемое усилием, подчас изнурЯющим,
выгнутой от напрЯжениЯ воли. ЏоэзиЯ своевольна. Ћна - не раскованность, она
не проникает к нам в душу с легкостью через органы чувств; она не
смешиваетсЯ с чувственностью, но, противЯсь ей, рождалась, например, по
субботам, когда мы выходили на ближайший зеленый лужок, чтобы нам привели в
порЯдок комнаты, кресла и стульЯ красного бархата, золоченые зеркала и
столики из красного дерева.
‘оланж стоЯла на самой вершине утеса. Ћна немного откинулась назад, как
бы длЯ глубокого вдоха. Ћна открыла рот, чтобы сказать что-то, и смолчала.
Ћна ждала громового раската или вдохновениЯ, но те не пришли. Ќесколько
мгновений протекло в замысловатом смешении страха и радости. ‡атем она
вымолвила беззвучным голосом:
- —ерез год отсюда сброситсЯ человек.
- Џочему через год? Љакой человек?
- €диот.
Ћна описала человека, который Якобы будет толстым, одетым в серые брюки
и охотничью куртку. Љюлафруа был так потрЯсен, как если бы ему сказали, что
самоубийство было совершено только что и еще теплое тело лежало под скалой в
кустах ежевики. ‚озбуждение проникало в него легкими, стремительными,
всепоглощающими волнами и выходило из ног, рук, волос, глаз, чтобы
затерЯтьсЯ в природе - по мере того, как ‘оланж описывала фазы этой драмы,
замысловатой, как, должно быть, замысловата ЯпонскаЯ драма. Ћна привносила в
нее оттенок самолюбованиЯ, она выбрала длЯ нее тон трагических речитативов,
в которых голос никогда не падает на тонику.
- ќтот человек идет издалека, никто не знает, зачем. ќто, должно быть,
торговец свиньЯми, возвращающийсЯ с базара.
- Ќо дорога далеко отсюда. ‡ачем ему сюда идти?
- —тобы умереть, глупый. ЌельзЯ себЯ убить на дороге.
Ћна пожала плечами и встрЯхнула головой. Џрекрасные локоны, как
свинцовые плети, ударили ее по щекам. ЊаленькаЯ пифиЯ присела на корточки.
ђазыскиваЯ на скале веские слова длЯ своего пророчества, она походила на
курицу, котораЯ ворошит песок, чтобы найти зерно и показать его цыплЯтам.
‚последствии они часто стали ходить к утесу. Ћни ходили туда, как ходЯт на
могилу. ќто почитание будущего мертвеца порождало в них нечто вроде ощущениЯ
голода или одного из тех приступов слабости, которые чередуютсЯ с
лихорадкой.
Ћднажды Љюлафруа подумал: "Џрошло девЯть месЯцев, а в июне возвращаетсЯ
‘оланж. ‡начит, в июле она будет здесь, чтобы увидеть, как разразитсЯ
трагедиЯ, автором которой она была". Ћна возвратилась. € вдруг он понЯл, что
она была частью мира, отличного от его мира. Ћна больше ему не принадлежала.
Ћна завоевала свою независимость; теперь эта девочка была подобна
произведениЯм, давно покинувшим своего автора: не будучи больше только что
отделившейсЯ плотью от его плоти, они лишаютсЯ права на его материнскую
нежность. ‘оланж стала похожа на один из кусочков кала, которые Љюлафруа
откладывал в смородинных кустах у подножиЯ садовой стены. Љогда они были еще
теплыми, он некоторое времЯ находил в их запахе нежное удовольствие, но с
безразличием - а иногда с ужасом - он отталкивал их, когда они слишком долго
уже не были им самим. € если ‘оланж больше не была целомудренной девочкой,
созданной из его ребра, девочкой, котораЯ имела привычку покусывать свои
волосы, поднесЯ их ко рту, то и сам он словно превратилсЯ в пепел, живЯ
возле Ђльберто. ‚ нем произошла химическаЯ реакциЯ, породившаЯ новые
соединениЯ. Џрошлое обоих детей было уже далеко позади. Ќи ‘оланж, ни
Љюлафруа больше не возвращались к прошлогодним играм и словам. Ћднажды они
пришли в орешник, где год назад, летом, играли свадьбу, крестили кукол и
пировали орехами. ‚новь увидев место, которое сохранЯло прежний вид
стараниЯми пасущихсЯ там коз, Љюлафруа вспомнил о пророчестве на Љротто. Ћн
хотел заговорить о нем с ‘оланж, но та про него забыла. …сли быть точным, о
жестокой смерти торговца она объЯвила тринадцать месЯцев назад, но с тех пор
ничего не произошло. Љюлафруа увидел, как развеиваетсЯ в прах еще одно
сверхъестественное свойство. …ще одна мера добавилась к тому отчаЯнию,
которое должно было сопутствовать ему до самой смерти. Ћн еще не знал, что
значение любого событиЯ нашей жизни заключаетсЯ лишь в том резонансе,
который оно в нас вызывает, в той ступеньке к аскетизму, которую оно
заставлЯет нас преодолевать. „лЯ него, не получающего от судьбы ничего,
кроме ударов, ‘оланж на своем утесе была воодушевлена не больше, чем он.
—тобы выглЯдеть интереснее, она - играла роль; но тогда, если тайна
разрушилась от одного удара, возникала другаЯ, еще более замысловатаЯ:
"„ругие, - думает он, - могут изображать, что они не те, кто есть на самом
деле. Ђ значит, Я существо не исключительное". ‘ловом, он неожиданно
открывал длЯ себЯ одну из граней женского блеска. Ћн был разочарован, но
главное, он чувствовал, что был переполнен другой любовью и - немного -
жалостью к бледной, хрупкой и далекой девочке. Љак шпиль притЯгивает молнию,
все чудеса внешнего мира притЯнул к себе Ђльберто. Љюлафруа в нескольких
словах рассказал ‘оланж, что такое ловлЯ змей, и сумел, как искусный актер,
сделать и утаить признание. Ћна водила по земле веткой орешника. Ќекоторые
дети, сами о том не подозреваЯ, имеют в руках орудиЯ колдовства, и, наивные,
удивлЯютсЯ изменениЯм, производимым ими в законах зверей и семей. ‘оланж
была когда-то феей утренних пауков - предвестников Џечали, как говорит
поверье. џ прервусь здесь, чтобы понаблюдать "сегоднЯ утром" паука, который
ткет в - самом темном углу моей камеры. ‘удьба исподтишка навела мой взглЯд
на него и его паутину. Џредостережение ЯвлЯетсЯ. Њне остаетсЯ лишь
склонитьсЯ, без проклЯтий: "’ы - твоЯ собственнаЯ судьба, ты соткал свое
собственное колдовство". ‘о мной может случитьсЯ только одно несчастье, то
есть самое ужасное. ‚от Я и примирилсЯ с богами. Ѓогословские науки не
вызывают во мне никаких вопросов, поскольку они божественны. џ хотел бы
возвратитьсЯ к ‘оланж, к „ивине, Љюлафруа, к существам тусклым и грустным,
которых Я оставлЯю иногда ради прекрасных танцоров и злодеев; но даже они,
прежде всего они, стали мне далеки с тех пор, как Я испытал потрЯсение от
этого предостережениЯ. ‘оланж? Ћна, как женщина, слушала признаниЯ Љюлафруа.
Ќа мгновение она смутилась и рассмеЯлась таким смехом, что, казалось, по ее
сжатым зубам скакал скелет с молоточком, стучащий по ним сухими ударами.
Џосреди деревушки она почувствовала себЯ узницей. Ѓудто ее только что
свЯзали. „евичьЯ ревность. …й едва хватило слюны, чтобы спросить: "’ы
действительно любишь его?"; она с трудом сглотнула, как если бы ее заставили
проглотить пучок булавок. Љюлафруа колебалсЯ с ответом. ”еЯ рисковала быть
забытой. ‚ секунду, когда нужно было это сделать, когда ответ был нависшим
"да", полным и Явным, ‘оланж выронила ореховую палочку и, чтобы подобрать
ее, склонилась в смешной позе как раз в тот момент,когда
вырывалсЯ фатальный крик, брачное "да", так что он смешалсЯ с шорохом песка,
который она скребла; он был приглушен, и потрЯсение ‘оланж смЯгчено. „ивина
никогда больше не имела дела с женщинами.

‚озле такси, когда размышлЯть было больше не о чем, она стала прежней
„ивиной. ‚место того, чтобы войти (она уже ухватила двумЯ пальцами оборку
своего черного платьЯ и приподнЯла левую ногу), поскольку ѓорги,
устроившись, приглашал ее -- она прыснула пронзительным смехом, полным
весельЯ или безумиЯ, оборотилась к шоферу и, смеЯсь ему в лицо, сказала:
- Ќет-нет. ‘ шофером. џ всегда сажусь с шофером, вот.
Ћна сделалась нежной и ласковой.
- офер не против?
офер был веселым малым, знавшим свое дело (все таксисты везде суют нос
и торгуют белой пудрой). ‚еер в руках у „ивины не раскрылсЯ. „ивина потому и
не брала веер, чтобы сбить с толку:
она была бы огорчена, если бы ее спутали с одной из этих ужасных
сисЯстых самок. "Ћ, эти женщины, дрЯнные, дрЯнные, отвратительные, девочки
длЯ матросов, оборванки, грЯзнули. Ћ, эти женщины, как Я их ненавижу!" -
говорила она. офер открыл дверцу со своей стороны и, любезно улыбаЯсь,
сказал „ивине:
- Ќу, садись, маленький.
- Ћ, этот шофер, он, он, он...
Џулеметный треск тафты изрешетил роскошную лЯжку шофера.
„ень уже полностью пробудилсЯ, когда они добрались до мансарды, но
полумрак, установившийсЯ от задернутых штор, аромат чаЯ, еще больше запах
ѓорги погрузи их в волшебницу-ночь. „ивина, как обычно, прошла за ширму,
чтобы снЯть свое траурное платье и надеть пижаму. Ќотр-„ам сел на кровать,
прикурил сигарету; у ног мшистаЯ масса кружев его платьЯ была ему подобием
трепещущего пьедестала; опершись локтЯми о колени, он смотрел, как перед ним
-случай принЯл их и мгновенно упорЯдочил - фрак, белый сатиновый жилет,
туфли-лодочки ѓорги на ковре принимали форму свидетельства, которое
разорившийсЯ джентльмен оставлЯет в третьем часу ночи на берегах ‘ены. ѓорги
лег совершенно голым. „ивина поЯвилась в зеленой пижаме, потому что в
комнате зеленый цвет ткани хорошо шел к ее лицу, напудренному охрой.
Ќотр-„ам еще не докурил | своей сигареты.
- ’ы ложишьсЯ, „ани?
- „а-да, подожди, Я сейчас закончу.
Џо своему обыкновению, он ответил так, как отвечают со дна глубоких
мыслей. Ќотр-„ам ни о чем не задумывалсЯ, и именно поэтому казалось, что он
знает все с первого раза, словно по чьей-то | милости. Ѓыл ли он любимцем
‘оздателЯ? ‚озможно, Ѓог просветил его. …го взглЯд был более чистым
(пустым), чем взглЯд „юбарри после объЯснениЯ своего любовника-королЯ. (Љак
и „юбарри, в тот | момент он не знал, что шел прЯмой дорогой на эшафот; но
поскольку литераторы объЯснЯют, что | глаза маленьких €исусов смертельно
грустны от предвидениЯ ‘трастей •ристовых, то у менЯ есть полное право
просить вас разглЯдеть в глубине зрачков Ќотр-„ама микроскопическую
картинку, не заметную невооруженному глазу, гильотины. Ћн казалсЯ
окаменевшим. „ивина провела рукой по белокурым волосам Ќотр-„ам-де-”лера.
- •очешь, Я помогу?
Ћна собиралась расстегнуть и снЯть с него платье.
- „авай.
Ќотр-„ам бросил окурок, раздавил его на ковре и, упираЯсь носком, снЯл
ботинок, потом второй. „ивина расшнуровывала спинку платьЯ. Ћна лишила
Ќотр-„ам-де-”лера одной части, самой красивой части его имени. Ќотр-„ам был
немного пьЯн. Ћт последней сигареты его стало мутить. ѓолова закружилась и
резко упала на грудь - как у гипсовых пастушков, преклонивших колени перед
рождественскими ЯслЯми, когда в щель опускают монету. „ремота и плохо
усвоенное вино вызывали в нем икоту. Ќе помогаЯ ни единым движением, он дал
стащить с себЯ платье, и, когда был уже голым, „ивина за ноги опрокинула его
в кровать, где он привалилсЯ к ‘еку. Ћбычно „ивина спала между ними. Ћна
отчетливо понЯла, что сегоднЯ ей придетсЯ лечь с краю, и ревность, владевшаЯ
ею во времЯ спуска по улице ‹епик и в ’авернакле, вновь вызвала в ней
чувство досады. Ћна выключила свет. ‘квозь плохо задернутые шторы врывалсЯ
тонкий лучик дневного света, тонувший в белой пыли. ‚ комнате воцарилась
светотень поэтического утра. „ивина легла. ‚незапно она привлекла к себе
Ќотр-„ама, в теле которого, казалось, не было ни костей, ни нервов, только
мышцы, вскормленные молоком. Ќа его губах блуждала неЯснаЯ улыбка. ’акаЯ же
снисходительнаЯ улыбка была у него в минуты легкого весельЯ, но „ивина
заметила ее лишь в тот момент, когда взЯла руками его голову и повернула к
себе лицо, прежде обращенное к ѓорги. ѓорги лежал на спине. ‚ино и напитки
расслабили его, как и Ќотр-„ама. Ћн не спал. „ивина взЯла в рот сомкнутые
губы Ќотр-„ама. Љак известно, его дыхание было нечистым. ’ак что „ивина
постаралась оборвать поцелуй на губах. Ћна скользнула в глубь кровати, по
пути полизываЯ покрытое пушком тело Ќотр-„ама, который пробуждалсЯ от
желаниЯ-„ивина прижалась головой к ногам и животу убийцы и замерла в
ожидании. Љаждое утро повторЯлась та же сцена, сперва с Ќотр-„амом, потом с
ѓорги. …й не пришлось долго ждать. Ќотр-„ам вдруг перевернулсЯ на живот и,
помогаЯ себе рукой, резко сунул еще гибкий член в приоткрытый рот „ивины.
Ћна отвела голову и сжала губы. ‚збесившись, член стал как будто каменным
(валЯйте, кондотьеры, рыцари, пажи, распутники, головорезы, - пусть у вас
под вашими атласами поднимаютсЯ члены, прижатые к дивининой щеке), он хотел
силой войти в закрытый рот, но ткнулсЯ в глаза, в нос, подбородок, скользнул
по щеке. ќто была игра. Ќаконец он нашел губы. ѓорги не спал. Ћн ощущал
движениЯ по их отголоску на обнаженных Ягодицах Ќотр-„ама.
- ‚ы, сволочи, почему в одиночку? ЊенЯ это возбуждает.
Ћн двинулсЯ. „ивина вела игру, подставлЯЯсь и уворачиваЯсь. Ќотр-„ам
неровно дышал. ђуки „ивины обхватили его бока, ласкаЯ и поглаживаЯ их, но
слегка, чтобы почувствовать их трепет кончиками пальцев, словно когда хотЯт
почувствовать, как закатываетсЯ под веко глазное Яблоко. …е руки спустились
на Ягодицы Ќотр-„ама -- и „ивина все понЯла. ѓорги взобралсЯ на белокурого
убийцу и пыталсЯ проникнуть в него. “жасное, глубокое, ни с чем не сравнимое
отчаЯние вырвало ее из игры, которую вели мужчины. Ќотр-„ам все еще искал
рот „ивины, натыкаЯсь на веки, волосы, и произнес голосом, срывающимсЯ от
тЯжелого дыханиЯ, но сквозь улыбку:
- ’ы готов, ‘ек?
- „а, - сказал негр.
…го дыхание, должно быть, приподнимало белокурые волосы Ќотр-„ама.
ђезкое движение прошло над „ивиной.
"’акова жизнь", - успела подумать „ивина. Џоследовала пауза, нечто
вроде вибрации. Ќагромождение тел обрушилось в бездну сожалениЯ. „ивина
поднЯлась головой до подушки. Ћна была оставлена одна, покинута. ‚озбуждение
прошло, и впервые она не почувствовала потребности пойти в туалет, чтобы
своей рукой покончить с означенной любовью. „ивина, несомненно, утешилась
бы, если бы обида, которую причинили ей ‘ек и Ќотр-„ам, не была нанесена ей
у нее дома. Ћна забыла бы о ней. Ќо оскорбление могло стать хроническим,
ведь все трое, казалось, прочно обосновались в мансарде. Ћна одинаково
ненавидела и ‘ека, и Ќотр-„ама, но Ясно чувствовала, что ненависть исчезла
бы, если бы эти двое расстались. €так, она ни за что не оставит их в
мансарде. "џ не желаю выкармливать этих двух хорьков". Ќотр-„ам стал ей
ненавистен, как соперница. ‚ечером, когда все они встали, ѓорги взЯл
Ќотр-„ама за плечи и, смеЯсь, поцеловал в затылок. „ивина, готовившаЯ чай,
принЯла рассеЯнный вид, но не смогла помешать себе бросить взглЯд на ширинку
Ќотр-„ама. Ќовый приступ Ярости охватил ее: его член поднималсЯ. Ћна думала,
что ее взглЯд осталсЯ незамеченным, но, поднЯв голову, глаза, она успела
перехватить лукавый взор Ќотр-„ама, указывавшего на нее негру.
- Џо крайней мере, можно было бы соблюдать приличиЯ, - сказала она.
- Њы не делаем ничего дурного, - ответил Ќотр-„ам.
- „а, ты думаешь?
Ќо она не хотела, чтобы казалось, будто она делает влюбленным
замечание, ни даже что она раскрыла их любовный сговор. Ћна добавила:
- Ќи минуты не можете не бузить.
- Њы не бузим, дурашка. ‘мотри. Ћн показал, забрав в горсть, шишку под
трепещущей тканью.
- ќто всерьез, - сказал он, рассмеЯвшись.
ѓорги отпустил Ќотр-„ама. Ћн начищал свои ботинки. Ћни выпили чаю.
Ќикогда прежде „ивина не думала, что станет завидовать внешности
Ќотр-„ам-де-”лера. Ћднако есть все основаниЯ считать, что эта зависть жила
тайно, скрыто. ‚спомним лишь пару фактов: отказ „ивины дать Ќотр-„аму свою
тушь длЯ ресниц; ее радость (быстро скрытаЯ) в тот момент, когда она впервые
и с ужасом почувствовала зловонное дыхание, исходЯщее из его рта. €, сама не
отдаваЯ себе отчета, она приколола к стене, среди прочих, самую неудачную
фотографию Ќотр-„ама. Ќа этот раз зависть к его внешности (известно,
насколько она горька) стала ей очевидна. Ћна замыслила и мысленно
осуществила планы ужасной мести. Ћна царапала, рвала, рассекала, кромсала,
обдирала, поливала кислотой. "—тоб он стал чудовищным калекой", - думала
она. ‚ытираЯ чашки, она жестоко расправлЯлась с ним. Ѓросив полотенце, она
вновь становилась чиста, но все равно возвращалась к смертным с рассчитанной
постепенностью. ќто налагало отпечаток на ее действиЯ. ЊстЯ
сопернику-педерасту, „ивина, несомненно, преуспела бы в чуде мученичества
свЯтого ‘ебастьЯна. Ћна выпустила бы несколько стрел, - но с той присущей ей
грацией, с какой она говорила: "џ стрелЯю в тебЯ глазками" или даже "џ
запускаю в тебЯ автобусом". Ќесколько единичных стрел. Џотом залп.
Ћбрисовала бы стрелами контуры девчонки. ‡аключила бы ее в клетку из стрел
и, в конце концов, пригвоздила бы ее намертво. Ћна хотела использовать этот
метод против Ќотр-„ама. Ќо такое должно исполнЯтьсЯ на публике. …сли
Ќотр-„ам мог позволить все что угодно в мансарде, то не снес бы насмешки в
присутствии своих приЯтелей. Ћн был обидчив. ‘трелы „ивины наткнулись на
гранит. Ћна искала ссор и, естественно, нашла их. Ћднажды она застала его на
месте преступлениЯ худшего, чем эгоизм. Ћни были в мансарде. „ивина еще не
вставала. Ќакануне Ќотр-„ам купил пачку "Љравен". Џроснувшись, он поискал
пачку: в ней оставались только две сигареты. Ћдну он протЯнул ѓорги, вторую
оставил себе и прикурил. „ивина не спала, но не открывала глаз, притворЯЯсь
спЯщей. "Џосмотрим, что они будут делать", - подумала она. ‹гуньЯ прекрасно
знала, что это было предлогом, который послужит ей, чтобы не показатьсЯ
задетой, если при распределении про нее забудут, и который позволит ей
сохранить достоинство. …е шокировала любаЯ мелочь: она, в молодости
обладавшаЯ наглостью, от которой содрогались бармены, краснела - и
чувствовала, что краснеет - из-за сущего пустЯка, напоминавшего, самой
хрупкостью символа, те состоЯниЯ, в которых она действительно могла
почувствовать себЯ униженной. ‹егкое потрЯсение -и чем легче, тем ужаснее -
отбрасывало ее во времена нищеты. “дивительно, что с возрастом
чувствительность „ивины возрастала, тогда как принЯто считать, что с
течением жизни кожа грубеет. …й в самом деле больше не стыдно было быть
пидовкой, торгующей собой. ‚ случае надобности она гордилась бы тем, что она
- та самаЯ пидовка, в девЯть отверстий которой вытекает сперма. ЋскорблениЯ
женщин и мужчин тоже были ей безразличны. („о каких пор?) Ќо она потерЯла
контроль над собой, густо покраснела и, чтобы прийти в себЯ, чуть было не
устроила скандал. Ћна цеплЯлась за свое достоинство. ‡акрыв глаза, она
представлЯла, как ‘ек и Ќотр-„ам корчат гримасы, извинЯЯсь за то, что не
учли ее, когда Ќотр-„ам имел неосторожность вслух высказать это соображение
(которое привело в отчаЯние „ивину, скрывшуюсЯ в темной норе закрытых глаз),
соображение, которое подчеркивало и доказывало, что произошел долгий и
сложный обмен знаками по ее поводу: "‡десь только две сигареты". Ћна это
хорошо знала. Ћна услышала, как чиркнула спичка. "‚се-таки они не собирались
делить одну на двоих". € ответила себе: "Ќу да, он должен был поделитьсЯ (он
- это Ќотр-„ам) или даже не брать сигарету себе, а оставить ее мне". ‘ этой
сцены началсЯ период, когда она стала отказыватьсЯ от того, что ей
предлагали ‘ек и Ќотр-„ам. Ћднажды Ќотр-„ам притащил коробку конфет. ‚от
сцена. Ќотр-„ам -„ивине:
- •очешь конфетку? („ивина заметила, что он уже закрывал коробку. Ћна
сказала:
- Ќет, спасибо.
—ерез несколько секунд „ивина добавила:
- ’ы ничего не даешь от чистого сердца.
- Ќет, Я от сердца; если бы Я не хотел, Я бы не предлагал. џ никогда не
предлагаю дважды, если не хочу.
„ивина подумала с еще большим стыдом:
"Ќикогда и ничего он не предлагал мне дважды". ’еперь она стала
выходить из дома только одна. ќта привычка имела лишь одно следствие: еще
более тесное сближение негра и убийцы. ‘ледующей была фаза бурных упреков.
„ивина больше не могла сдерживать себЯ. ѓнев, словно скорость, придавал ее
уму обостренную Ясность. Ћна во всем находила умысел. €ли, может, Ќотр-„ам
подчинЯлсЯ, сам того не знаЯ, игре, которую она заказывала и вела ее к
одиночеству и, еще дальше, к отчаЯнию? Ћна поносила Ќотр-„ама на чем свет
стоит. Ћн был скрытен, как глупцы, не умеющие лгать. Џойманный в ловушку, он
иногда краснел, его лицо вытЯгивалось в буквальном смысле слова, потому что
складки у рта напрЯгали его и тЯнули вниз. Ћн выглЯдел жалким. Ћн не знал,
что ответить, и мог только улыбатьсЯ. ќта улыбка, при всей ее
неестественности, расправлЯла его черты, поднимала настроение. ‚ каком-то
смысле можно сказать, что он проходил, раздираЯсь, как солнечный луч сквозь
терновник, сквозь куст ругательств, но, выходЯ из них, умел показатьсЯ
невредимым, даже без единой царапины. ’огда „ивина, разъЯреннаЯ, стала
преследовать его своими колкостЯми. Ћна становилась безжалостной, какой
умела быть, когда преследовала. ‚ конечном счете ее стрелы причинЯли мало
вреда Ќотр-„аму - мы сказали, почему, - и если иногда, находЯ более уЯзвимое
место, острие входило в него, то „ивина загонЯла стрелу до самого оперениЯ,
которое она покрывала заживлЯющим бальзамом. ‚ то же времЯ она опасалась
Ярости раненого Ќотр-„ама и упрекала себЯ в том, что выказала слишком много
горечи, так как думала, (впрочем, напрасно), что Ќотр-„ам будет этому рад. Љ
каждому своему отравленному замечанию она добавлЯла мЯгкого целебного
средства. Џоскольку Ќотр-„ама всегда занимало только добро, которого ему
желали - потому он и слыл доверчивым и беззлобным, - или, может быть, еще
из-за того, что, ухватываЯ лишь окончание каждой фразы, он судил по этому
окончанию и „умал, что оно венчало длинный комплимент. Ќотр-„ам словно
зачаровывал усилиЯ, которые прилагала „ивина, чтобы поиздеватьсЯ над ним,
но, сам того не подозреваЯ, он оказывалсЯ пронзен вредоносными стрелами.
Ќотр-„ам был счастлив, вопреки „ивине и благодарЯ ей. Љогда однажды он
сделал это унизительное признание (что его обобрал и бросил Њаркетти),
„ивина держала руку Ќотр-„ам-де-”лера. •отЯ она была взволнована до такой
степени, что у нее перехватывало горло, она продолжала мило улыбатьсЯ, чтобы
они оба не растрогались до отчаЯниЯ, которое продлилось бы, конечно, лишь
несколько минут, но оставило бы в них отпечаток на всю жизнь, и чтобы
Ќотр-„ам не растворилсЯ в этом унижении. ’а же сладкаЯ нежность тронула менЯ
до слез, когда:
- Љак тебЯ зовут? - спросил менЯ метрдотель.
- †ан, и когда он должен был в первый раз позвать менЯ в контору, он
закричал: "†ан!" ’ак приЯтно было услышать свое имЯ. € Я почувствовал себЯ в
лоне семьи, вновь обретенной благодарЯ нежности слуг и хозЯев. ‘егоднЯ Я
признаюсь вам: Я никогда не ощущал ничего, кроме видимости горЯчих ласк,
нечто вроде глубоко нежного взглЯда, который, будучи адресован какому-нибудь
красивому молодому существу, стоЯщему позади менЯ, проходил сквозь менЯ и
менЯ потрЯсал. ѓорги почти никогда не думал, или скрывал, что думает. Ћн
спокойно прогуливалсЯ под выкриками „ивины, заботЯсь только о своем белье.
Ћднажды все-таки эта близость с Ќотр-„амом, порожденнаЯ ревностью „ивины,
заставила негра сказать:
- €дем в кино, у менЯ есть билеты. Џотом он спохватилсЯ:
- Љакой же Я дурак, мне всегда кажетсЯ, что нас только двое.
„лЯ „ивины это было уже слишком, и она решила покончить с этим. Ќо с
кем? Ћна знала, что ‘еку нравилось такаЯ счастливаЯ жизнь, у него был кров,
пища, дружба, и боЯзливаЯ „ивина опасалась его гнева: он, конечно, не ушел
бы из мансарды, не отомстив. Љ тому же она снова - после некоторой паузы -
стала предпочитать безмерную мужественность, и в этом отношении ‘ек ее
удовлетворЯл. Џожертвовать Ќотр-„амом? Ќо как? € что скажет ѓорги? …й
поможет Њимоза, которую она встретила на улице. Њимоза, стараЯ дама:
- џ видела ее! Ѓа-Ѓе-Ѓи-Ѓо-Ѓу, Я люблю твою Ќотр-„ам. ‚сегда такаЯ
свежаЯ, всегда такаЯ ЃожественнаЯ. ќто она настоЯщаЯ „ивина.
- Ћна тебе нравитсЯ? (Њежду собой педики говорили о своих друзьЯх в
женском роде). ’ы хочешь ее?
- —то Я слышу! Ћна больше тебЯ не хочет, моЯ милаЯ старушка?
- Ќотр-„ам мне осточертела. ‚о-первых, она глупа, к тому же она мне
кажетсЯ размазней-
- ’ебе больше не удаетсЯ даже возбудить ее! „ивина подумала: "џ тебЯ
проучу, шлюха".
- Ќу что, ты и вправду оставлЯешь ее мне?
- ’ебе нужно только взЯть ее. …сли сможешь. Ћдновременно она надеЯлась,
что Ќотр-„ам не поддастсЯ:
- ’ы знаешь, что она тебЯ ненавидит.
- „а-да-да. „а-да-да. ‘начала менЯ ненавидЯт, а потом менЯ обожают. Ќо
послушай, „ивина, мы можем быть подругами. џ хотела бы позволить себе
Ќотр-„ам. Ћставь ее мне. “слуга за услугу, моЯ миленькаЯ. Њожешь во мне не
сомневатьсЯ.
- Ћ, Њимо, ты не представлЯешь, как Я тебЯ знаю. џ доверЯю тебе,
моЯ-‚еЯ.
- ‚от именно. Џослушай-ка, Я тебЯ уверЯю, Я, в сущности, хорошаЯ
девочка. Џриведи ее с собой как-нибудь вечерком.
- Ђ ђоже, твой мужчина?
- Ћна отправлЯетсЯ в армию. —то ты! ’ам, с офицершами, она забудет
менЯ. Ђх! џ буду ‚сЯ-‚довушка! € вот Я беру Ќотр-„ам и оставлЯю ее при себе.
“ тебЯ есть две. “ тебЯ есть все!..
- Ќу, хорошо, Я поговорю с ней об этом. ‡аходи к нам часов в пЯть,
выпьешь чаю.
- ЉакаЯ же ты добраЯ девочка, „ивина, как же Я тебЯ обнимаю. ’ы же еще
такаЯ миленькаЯ, знаешь. Ќемножечко помЯтаЯ, очень миленько помЯтаЯ, и такаЯ
добраЯ.
Ѓыло около двух часов днЯ; они шли, сцепившись мизинцами, согнутыми в
крючок. —уть позже „ивина встретила ѓорги и Ќотр-„ама вместе. Ћна дождалась,
когда негр, уже не отходивший от Ќотр-„ама ни на шаг, пошел в туалет. ‚от
как „ивина подготовила Ќотр-„ама:
- ‘лушай, „ани, хочешь заработать сто монет?
- Ђ в чем дело?
- ‚от в чем. Њимоза хотела бы поспать с тобой часок-другой. ђоже идет в
армию, она остаетсЯ одна.
- Ќу, сотни мало. …сли цену назначала ты, то плохо старалась.
Ћн ухмыльнулсЯ. Ђ „ивина:
- –ену назначала не Я. Џослушай-ка, иди с ней, и все устроитсЯ, Њимоза
не жмотитьсЯ, если мальчик ей нравитсЯ. ’ы, конечно, поступай, как хочешь. џ
тебе говорю, а ты как хочешь. ‚о всЯком случае она зайдет к нам часов в
пЯть. Ќужно только избавитьсЯ от ѓорги, понимаешь, чтобы чувствовать себЯ
свободнее.
- Њы будем трахатьсЯ в мансарде вместе с тобой?
- Ћ, да нет же, ты пойдешь к ней. “ тебЯ будет времЯ поговорить. Ќо
только не прихвати у нее ничего, прошу тебЯ, не надо: могут возникнуть
сложности.
- Ђ! ’ам есть, что стащить? Њожешь успокоитьсЯ: Я не беру у приЯтелей.
- ЏостарайсЯ протЯнуть подольше, будь мужчиной.
„ивина умышленно и ловко навела на мысль о воровстве. ќто был надежный
способ раздразнить „ани. Ђ ѓорги? Љогда он вернулсЯ, Ќотр-„ам поставил его
обо всем в известность.
- Ќужно сходить, „ани.
Ќегр не видел ничего, кроме сотни франков. Ќеожиданно в его голове
возникло подозрение; до сих пор он считал, что деньги, которые водились у
Ќотр-„ама, тот имел от своих клиентов;
разборчивость, которую он обнаружил в нем сегоднЯ, заставила его
заподозрить что-то другое. Ћн хотел узнать, что именно, но убийца
выскальзывал, как уж. Ќотр-„ам вернулсЯ к торговле кокаином. ‚ маленьком
баре на улице ќлизе-де-Ѓо-‡ар, исполненном в стиле тюремной камеры, он раз в
четыре днЯ встречалсЯ с Њаркетти, который без гроша вернулсЯ в Џариж и
теперь снабжал его наркотиками. Ћни были упакованы в маленькие пакетики из
шелковой бумаги, которые помещались в другой, побольше, из коричневой ткани.
‚от что он придумал: он засовывал левую руку в "ЏродырЯвленный карман брюк,
чтобы усмирить или поласкать свой неудержимый член. ќтой рукой он удерживал
длинный шнурок, на котором висел, покачиваЯсь в штанине, мешочек из
коричневой ткани.
- …сли заЯвлЯетсЯ полициЯ, Я отпускаю ‚ веревочку и пакетик бесшумно
падает на землю. Ћчень удобно.
ќта ниточка свЯзывала его с одной тайной организацией. ‚сЯкий раз,
когда Њаркетти передавал ему наркотик, он говорил: "‹адно, малыш",
сопровождаЯ эти слова беглым взглЯдом, который Ќотр-„ам отмечал у
корсиканцев, когда те, столкнувшись на тротуаре, бормотали друг другу:
- ‘лао Љ [46].
Њаркетти спрашивает у Ќотр-„ама, хватит ли у | того смелости:
^:
- “ менЯ ее полные карманы!
- Ћ! барси [47] - отвечает кто-то.
‡десь Я не могу не возвратитьсЯ к тем словам арго, которые вырываютсЯ
из уст "котов" подобно тому, как пуки (жемчужины) вырываютсЯ из нежного зада
Њиньона. Ћдно из них, которое, кажетсЯ, больше других волнует менЯ - или,
как любит выражатьсЯ Њиньон, терзает, потому что оно жестоко - Я услышал в
одной из камер ‘урисьер, которую мы называем "’ридцать шесть плиток", камере
такой узкой, что ее можно считать корабельным коридором. џ услышал, как
кто-то проговорил об одном крепком охраннике: "„а Я его на палубе имел!",
затем, немного спустЯ, "„а Я его на рею насадил!". € сразу стало Ясно, что
человек, произносивший эти слога, проплавал лет семь. ‚еликолепие такого
выражениЯ - реЯ вместо кола -заставлЯет менЯ трепетать с головы до ног. €
тот же человек сказал позже: "€ли же, если ты гомик, ты спускаешь штаны, и
следователь простреливает тебе мишень..." Ќо это выражение было уже чересчур
вольной шуткой; неуместное, оно разрушило очарование предыдущего, и Я вновь
оказывалсЯ на том твердом основании, которым ЯвлЯетсЯ шутка, тогда как поэма
всегда уводит почву из-под ваших ног и всасывает вас в лоно колдовской ночи.
Ћн сказал еще: "Љопенгаген!", но это было не лучше. €ногда, в самые
горестные мои минуты, когда менЯ окончательно допекут надзиратели, Я пою про
себЯ эту поэму: "џ его на рею насадил!", которую Я, пожалуй, никому не
посвЯщаю, но котораЯ утешает менЯ, осушает непролитые слезы, ведет менЯ по
успокоенным морЯм - матроса той команды, которую мы видели в 17-м году на
фрегате Љюлафруа.
Њиньон слонЯлсЯ от одного универмага к другому. Ћни были единственной
роскошью, к которой он мог подойти вплотную и котораЯ могла лизнуть его. …го
притЯгивали лифты, зеркала, ковры (прежде всего ковры, приглушающие
внутреннюю работу органов его тела; тишина входила в него через ноги,
обволакивала изнутри и вносила в его душу такое спокойствие, что он
переставал ощущать себЯ); продавщицы не слишком его привлекали, потому что
из него нечаЯнно, хотЯ и очень сдержанно, вырывались жесты и привычки
„ивины. ‘перва он осмелилсЯ лишь на некоторые из них -ради смеха; но они,
притворные, мало-помалу завоевывали крепость, а Њиньон даже не замечал
своего превращениЯ. ќто чуть позже - и мы скажем, как - он понЯл всю фальшь
своего восклицаниЯ, прозвучавшего как-то вечером: "Њужик, который трахнет
другого мужика, - вдвойне мужик". Џеред тем, как войти в ѓалери ‹афайет
[48], он отстегнул золотую цепочку, ударЯвшую ему по ширинке. Џока он
находилсЯ на улице, борьба была еще возможна, но в петлЯх приземистых
переулков, которые прилавки и витрины сплетают в подвижную сеть, он
потерЯлсЯ. Ћн был во власти "другой" воли, набивавшей его карманы
предметами, которые он не мог узнать, расставлЯЯ их на столе в своей
комнате, - настолько знак, продиктовавший их выбор в момент кражи, имел мало
общего с Ѓожеством и Њиньоном. ‚ миг, когда „ругое вступало во владение им,
из глаз, ушей, из приоткрытых и даже сомкнутых уст Њиньона убегали, проворно
порхаЯ крылышками, маленькие серые или красные Њеркурии с крылатыми
лодыжками. Њиньон -суровый, хладнокровный, непоколебимый, "кот" Њиньон -
оживлЯлсЯ, как отвеснаЯ скала, из которой выскакивает, из каждой ее влажной
мшистой впадины, живой воробушек, порхающий вокруг самого себЯ, словно стаЯ
крылатых членов. ‘ловом, ему нужно было уступить, то есть с-вор-овать. Ћн
уже неоднократно предавалсЯ этой игре: на витрине, среди выставленных
предметов и в самом труднодоступном месте он выкладывал, как бы по
оплошности, какую-нибудь мелочь, заранее купленную и по правилам оплаченную
в отдаленной кассе. Ћн оставлЯл ее полежать там на несколько минут, отводил
от нее взглЯд и рассматривал окружающие товары. Љогда предмет растворЯлсЯ
среди остальных товаров на витрине, он воровал его. „важды инспектор
задерживал его, и дважды дирекции приходилось извинЯтьсЯ, поскольку Њиньон
предъЯвлЯл чек, выданный кассиршей.
Љража с витрин производитсЯ несколькими способами, и, наверное, каждый
тип витрины требует предпочесть какой-то один. Ќапример, можно ухватить
рукой два небольших предмета (бумажника), держать их так, как если бы он был
один, не спеша рассмотреть их, уронить один в рукав, и наконец, возвратить
другой на место, будто бы он не подошел. Џеред кипами отрезов шелка нужно
небрежно сунуть руку в продырЯвленный карман своего пальто. Џодходишь к
прилавку, пока не упрешьсЯ в него животом, и, пока свободнаЯ рука ощупывает
и разбрасывает ткань, приводит шелка в беспорЯдок, рука в кармане
поднимаетсЯ к плоскости прилавка (на уровне пупка), тащит на себЯ самый
нижний отрез в кипе и затЯгивает его (он же гибкий) под пальто, которое его
и скрывает. Ќо Я привожу здесь рецепты, известные всем домохозЯйкам, всем
покупательницам. Њиньон предпочитал схватить предмет и описать им
стремительную параболу с витрины в свой карман. ќто было дерзко, но красиво.
”лаконы духов, трубки, зажигалки, как падающие звезды, скатывались по
правильной короткой кривой и раздували его бедра. €гра была опасной. ‘тоила
ли она свеч, мог судить только сам Њиньон. ќта игра была наукой, котораЯ
требовала подготовки и упражнениЯ, .как военнаЯ наука. Џрежде всего нужно
было изучить расположение зеркал и направление их граней, не забыв про те,
что подвешены к потолку под углом и показывают вас в толпе вниз головой, а
сыщики с помощью набора ползунов, действующих у них в мозгу, ставЯт, как
положено, и ориентируют в пространстве. Ќужно было улучить момент, когда
глаза продавщицы отведены в сторону и когда на вас не смотрЯт покупатели -
вечные предатели. Ќаконец, нужно отыскать, как утерЯнную вещь, - или, лучше
сказать, как персонажа загадок, спрЯтанного в силуэтах деревьев и облаков на
десертных тарелках, - сыщика. Ќайдите сыщика. ќто женщина. Љино - среди
прочих игр - обучает естественности, но естественности, полностью
составленной из искусственности и в тысЯчу раз более обманчивой, чем правда.
Ќастойчиво пытаЯсь добитьсЯ сходства с конгрессменом или акушеркой, сыщик из
фильмов придал лицу настоЯщих конгрессменов и настоЯщих акушерок лицо
сыщика, а настоЯщие сыщики, обезумев среди этого беспорЯдка, перемешивающего
лица, вконец измучившись, выбрали длЯ себЯ вид сыщиков, что ничего не
упрощает... "пион, похожий на шпиона, был бы плохим шпионом", - сказала мне
как-то одна танцовщица. (Ћбычно говорЯт: "Ћдна танцовщица, однажды
вечером".) џ этому не верю.
Њиньон собиралсЯ выйти из магазина. Ћт нечего делать и чтобы выглЯдеть
естественным, и еще потому, что трудно было выпутатьсЯ из этого вихрЯ, из
этого броуновского движениЯ, такого же многонаселенного, хаотичного и
волнующего, как утренний покой, - он неторопливо разглЯдывал на ходу витрины
с рубашками, баночками с клеем, молотками, кольцами, резиновыми губками. “
него в кармане были две серебрЯные зажигалки и портсигар. …го преследовали.
Љогда он был уже совсем рЯдом с дверью, охранЯемой гигантским унтером,
маленькаЯ старушка спокойно сказала ему:
- —то вы украли, молодой человек?
Њиньона очаровали слова "молодой человек". …сли бы не они, он бы
бросилсЯ бежать. ‘амые невинные слова как раз и ЯвлЯютсЯ самыми опасными,
именно их нужно остерегатьсЯ. —ерез мгновение гигант был уже над ним и
схватил его за запЯстье. Ћн нахлынул на него, как великолепнейшаЯ волна на
купальщика, задремавшего на плЯже. ‘о словами старушки и движением мужчины
новаЯ вселеннаЯ внезапно открылась Њиньону: вселеннаЯ непоправимого. Ћна -
та же самаЯ, в которой мы находились, но вот с какой особенностью: вместо
того, чтобы действовать и ощущать себЯ действующими, мы сознаем себЯ
подвергающимисЯ действию. ‚зглЯд - возможно, это смотрим мы сами -
приобретает неожиданную остроту и точность ЯсновидЯщего, и порЯдок этого
мира - увиденного . наизнанку - ЯвлЯетсЯ в неизбежности таким совершенным,
что этому миру остаетсЯ только исчезнуть. Ћн это и делает в мгновение ока.
Њир выворачиваетсЯ, как перчатка. ЋказываетсЯ, что перчатка - это Я, и Я
наконец понимаю, что в судный день Ѓог позовет менЯ моим собственным
голосом: "†ан! †ан!"
Њиньон, как и Я, слишком хорошо знал толк в концах света, чтобы,
приходЯ в себЯ после очередного такого конца, стал бы горевать или
бунтовать. Ѓунт завершилсЯ бы вздрагиваниЯми карпа на половичке, и выставил
бы его в смешном виде. Џокорно, как на поводке или во сне, он позволил
портье и сыщику-женщине увести себЯ в контору особого полицейского комиссара
при магазине, в подвал. Ћн влип, залетел. ‚ тот же вечер полицейский фургон
увез его в камеру предварительного заключениЯ, где он провел ночь среди
толпы бродЯг, нищих, воров, жуликов, сутенеров, чернушников [49], людей,
вышедших из проемов между камнЯми зданий, воздвигнутых один напротив другого
в самых темных тупиках. Ќа следующий день Њиньона вместе со всеми
препроводили во ”ренскую тюрьму. Ћн должен был назвать свою фамилию, фамилию
своей матери и имЯ своего отца, до поры тайное. (Ћн придумал: ђомуальд!). Ћн
назвал также свой возраст и профессию.
- ‚аша профессиЯ? - спросил секретарь суда.
- ЊоЯ?
- „а-да, ваша.
Њиньон почти увидел, как из его губ бантиком выходит: "‘иделка", но он
ответил:
- “ менЯ нет профессии. џ не привык ишачить. Ћднако эти слова имели длЯ
Њиньона цену и значение слова "сиделка".
Ќаконец, он был раздет, а его одежда исследована вплоть до подшивки.
Џолицейский заставил его открыть рот, осмотрел его, запустил руку в густые
волосы Њиньона и украдкой, рассыпав их по лбу, слегка провел по его затылку,
еще впалому, теплому и трепещущему, чувствительному и готовому причинить при
самой легкой ласке ужасающие повреждениЯ. €менно по этому затылку мы узнаем,
что Њиньон мог бы быть отменным морЯком. Ќаконец, он сказал ему:
- Ќаклонитесь вперед.
Ћн наклонилсЯ. Џолицейский посмотрел на анус и увидел черное пЯтнышко.
- ...дальше! - вскричал он.
Њиньон покашлЯл. Ќо он ошибсЯ. Џолицейский крикнул "Ђ ну-ка дальше!".
—ерное пЯтно было довольно большим куском кала, который нарастал с каждым
днем и который Њиньон уже много раз пыталсЯ вырвать, но при этом ему
пришлось бы или выдернуть волоски, или принЯть теплую ванну -
- ’ы наделал в штаны, - сказал полицейский. (Ђ ведь "наделать в штаны"
означает еще перепугатьсЯ, но полицейский этого не знал).
Њиньон с его благородными манерами, красивыми бедрами, неподвижными
плечами! ‚ колонии надзиратель (ему было двадцать пЯть лет, он носил сапоги
рыжеватой кожи, доходившие ему до самых лЯжек, навернЯка мохнатых) заметил,
что полы рубашек у колонистов были перемазаны дерьмом. Љаждое воскресное
утро при смене бельЯ он заставлЯл нас показывать наши грЯзные рубашки,
которые мы держали перед собой за два растЯнутых рукава. Ћн виртуозно
хлестал плетью по лицу колониста, - уже и так искаженному унижением, -полы
рубашки которого внушали подозрение. Њы не решались ходить в уборную, но
когда нас гнали туда внезапные колики, то, за отсутствием там бумаги,
обтерев палец об известковую стену, уже, пожелтевшую от мочи, мы
приподнимали полы рубашки (сейчас Я говорю "мы", но тогда каждый колонист
думал, что это делает только он), - и тогда пачкалась белаЯ мотнЯ брюк.
Љаждое воскресное утро мы ощущали в себе лицемерную чистоту девственниц.
Ћдин ‹арошдье к концу недели всегда запутывалсЯ в полах своей рубашки и
марал их. ‚ этом не было, однако, ничего страшного, хотЯ три года,
проведенные им в исправительной тюрьме, были отравлены этими хлопотами
воскресных утренников - которые видЯтсЯ, мне теперь украшенными гирлЯндами
маленьких рубашек, расцвеченных легкими мазками желтого кала, всегда перед
тем, как идти на мессу - так что субботними вечерами он тер своей рубашкой
об известковую стену, стараЯсь выбелить ее. ЏроходЯ перед ним, уже
четвертованным, уже пригвожденным к позорному столбу на кресте в пЯтнадцать
лет, надзиратель в кожаных сапогах и со сверкающим хищным взглЯдом резко
останавливалсЯ. ‚незапно он напускал на свои грубые черты (чувства, о
которых мы скажем, по причине этой грубости рисовались у него на лице, как
шарж) гримасу отвращениЯ, презрениЯ и ужаса. —опорный, он плевал в самую
середину каменного лица ‹арошдье, который и . не ждал ничего, кроме плевка.
—то же касаетсЯ нас, читающих это, то мы прекрасно догадываемсЯ, что полы
рубашки самого надзирателЯ и изнанка его трусов были перемазаны говном.
’аким образом, Њиньон-ЊаленькаЯ-Ќожка почувствовал, что может представлЯть
из себЯ душа беднЯги ‹арошдье, которому плюют в зад. Ќо он почти не обращал
вниманиЯ на эти мимолетные перемены в душе. Ћн никогда не знал, почему после
некоторых ударов судьбы с удивлением обнаруживаешь себЯ как ни в чем ни
бывало. Ћн не сказал ни слова. Ћни с полицейским были в раздевалке одни. …го
грудь разрывалась от Ярости. ‘тыда и Ярости. Ћн вышел из комнаты, волоча за
собой свой благородный зад, - и именно по этому заду было видно, что из него
получилсЯ бы блестЯщий тореадор. …го заперли в камере. Ќаконец, в тюрьме он
почувствовал себЯ свободным и чисто вымытым, его обломки вновь склеились в
единое целое, в прежнего Њиньона, нежного Њиньона. …го камера могла бы
находитьсЯ где угодно. Ѓелые стены, белый потолок, но пол ее покрыт черной
грЯзью, и это обстоЯтельство опускает ее на землю и оставлЯет именно там, то
есть среди тысЯчи других камер, которые, хотЯ и кажутсЯ легкими,
раздавливают ее на четвертом этаже ”ренской тюрьмы. ‚от мы и там. ‘амые
длинные окольные пути в конце концов приводЯт менЯ туда, в мою тюрьму, в мою
камеру. ’еперь Я мог бы почти без прикрас, без искажений, без посредника
рассказать, как Я жил здесь. Љак Я живу.
‚доль всего рЯда камер тЯнетсЯ внутреннЯЯ галереЯ, на которую выходит
каждаЯ дверь. Ќапротив двери мы и стоим, ожидаЯ, когда надзиратель ее
откроет, в позах, характерных длЯ каждого из нас; например, поза этого
фрайера с протЯнутой фуражкой в руке указывает, что обычно он просит
милостыню на паперти. ‚озвращаЯсь с прогулки и ожидаЯ надзирателЯ, арестанты
не могут не услышать гитару, исполнЯющую серенаду, или не почувствовать,
лежа на сетчатой койке, как огромный подлунный корабль резко
переворачиваетсЯ вверх дном и начинает тонуть. ЊоЯ камера имеет правильную
кубическую форму. Џо вечерам, как только Њиньон растЯгиваетсЯ на своей
кровати, окно уносит его к западу, отделЯет от кирпичного блока и убегает
вместе с ним, волоча его за собой, как челн. “тром, как только дверь
открываетсЯ, - а все они закрыты, и это глубокаЯ тайна, как тайна гармонии
Њоцарта или, в трагедии, тайна выхода на сцену хора (в тюрьме больше дверей
запирают, чем открывают) - упругаЯ сила вытЯгивает его из пространства, в
котором он покачивалсЯ, и возвращает на место: тогда заключенный должен
вставать. Ћн мочитсЯ, прЯмой и крепкий, как вЯз, в унитаз, слегка
встрЯхивает свой размЯгченный член; облегчение от мочи, вытекающей из него,
возвращает его к активной жизни, ставит на землю (но осторожно, нежно),
распутывает шнурки ночи, и он одеваетсЯ. Ћн собирает метелкой частички
пепла, пыли. Џроходит надзиратель, на пЯть секунд отпираЯ двери, чтобы можно
было вынести мусор. Џотом снова запирает их. ‡аключенный еще не до конца
избавилсЯ от тошноты, возникшей от резкого пробуждениЯ. ‚о рту у него
ощущение сухости. Џостель еще теплаЯ. Ќо он не ложитсЯ. Ќужно сражатьсЯ с
будничной тайной. †елезнаЯ кровать, прикрепленнаЯ к стене, полочка,
прикрепленнаЯ к стене, стул из крепкого дерева, прикрепленный к стене цепью,
- эта цепь, отголосок древнего порЯдка, когда тюрьмы назывались острогами
или темницами, когда узники, как морЯки, были каторжниками на галерах,
увлажнЯет современную камеру романтическим брестским или тулонским туманом,
отдалЯет ее во времени и умело заставлЯет Њиньона вздрагивать от подозрениЯ,
что он сидит в крепости (цепь - символ чудовищной мощи; утЯжеленнаЯ Ядром, ,
она удерживала окоченевшие ноги каторжников на королевских галерах) -
матрац, набитый морскими водорослЯми, сухой, узкий, как саркофаг восточной
царицы, лампочка без плафона, свисающаЯ с потолка, тверды, словно завет,
словно оголившиесЯ кости и шатающиесЯ зубы. ‚озвратившись к себе в мансарду,
Њиньон, когда он будет сидеть, лежать или пить чай, уже не сможет забыть,
что отдыхает или спит на каркасе кресла или дивана. †елезнаЯ рука под
бархатной перчаткой призывает его к порЯдку. Џусть поднимут этот покров.
Ћдинокие в камере, в почти грудном ритме (словно дышащие рты), белые
фаЯнсовые унитазы испускают свое утешающее дыхание. Ћни человечны.

“зник-Њиньон расхаживает коротким шагом вразвалку. Ћн один в своей
камере. Ћн выдергивает у себЯ из носа лепестки акаций и фиалок; потом,
повернувшись спиной к двери, за которой постоЯнно поглЯдывает безымЯнный
глаз, съедает их, вывернув большой палец, на котором отрастил длинный ноготь
книгочеев, ищет еще. Њиньон - не настоЯщий "кот". Џланы, которые он
замышлЯет, внезапно срываютсЯ в поэтический бред. Џоступь его почти всегда
равномерна и бессознательна: его беспокоит навЯзчиваЯ идеЯ. ‘егоднЯ он ходит
взад и вперед по камере. Ћн ничем не занЯт, что бывает редко, потому что он
работает почти постоЯнно, тайно, но хранЯ верность своему горю. Ћн подходит
к полочке и поднимает руку до уровнЯ, на котором в мансарде на шкафчике
лежит револьвер. „верь открываетсЯ с громким, словно при ковке, скрежетом
замка, и надзиратель кричит:
- Ѓыстро, полотенца!
Њиньон остаетсЯ стоЯть с чистыми полотенцами в руках, полученными в
обмен на грЯзные. Џосле чего он рывками продолжает движениЯ драмы, которую
играет, сам того не подозреваЯ. ‘адитсЯ на кровать; проводит рукой по лбу.
Ќаконец, с минуту поколебавшись, идет к грошовому зеркальцу, прибитому к
стене, убирает с виска прЯди светлых волос и бессознательно ищет на нем след
от пули.
Ќочь расшнуровывает на Њиньоне жесткий корсет своевольного "кота". ‚о
сне он смЯгчаетсЯ, но может схватить лишь валик подушки, вцепитьсЯ в него,
нежно прижатьсЯ щекой к шершавой холстине - щекой мальчишки, готового
разрыдатьсЯ - и сказать: "ЋстаньсЯ, прошу тебЯ, любовь, останьсЯ". ‚ глубине
сердца каждого "мужчины" разыгрываетсЯ пЯтисекунднаЯ трагедиЯ в стихах.
‘соры, крики, блеск кинжалов или тюрьма, котораЯ приводит к развЯзке,
освобожденный человек только что. был свидетелем и темой поэтического
произведениЯ. џ долгое времЯ думал, что поэтическое произведение создает
конфликты: оно их уничтожает.
“ подножиЯ тюремных стен преклонЯет колени ветер. ’юрьма увлекает за
собой камеры, в которых спЯт арестанты, становитсЯ легкой и убегает.
’оропитесь, критики, воры - далеко. ‚зломщики поднимаютсЯ. Џо лестницам или
на лифте. Ћни проворно воруют. ‘крывают. ‘рывают платьЯ. Ќа лестничной
площадке обыватель-полуночник, дрожащий от осознаниЯ ужасной тайны
малолетнего воришки, юноши, отмыкающего двери, обобранный обыватель не
отваживаетсЯ крикнуть: "„ержи вора!" Ћн лишь едва поворачивает голову. ‚ор
вынуждает головы поворачиватьсЯ, дома - покачиватьсЯ, замки - танцевать,
тюрьмы - летать.
Њиньон спит у подножиЯ стены. ‘пи, Њиньон, похититель безделиц,
похититель книг, колокольных канатов, конских грив и хвостов, велосипедов,
роскошных собачонок. Њиньон, коварный Њиньон, умеющий украсть у женщины
пудреницу; у свЯщенника (при помощи палочки и клеЯ) - деньги из кружки длЯ
пожертвований; у богомолок, причащающихсЯ на нижней мессе, - сумку, которую
они оставили на скамеечке длЯ молитвы; у "котов" их клиентов, у полицейских
- ксивы, дающие поблажки стукачам, у консьержей - их дочерей или сыновей,
спи, спи, утро едва брезжит, когда луч восходЯщего солнца опускаетсЯ на твои
белокурые волосы и снова заключает тебЯ в твою тюрьму. € дни, следующие один
за другим, делают твою жизнь скорее длинней, чем шире.
Џосле подъема дежурный арестант обегает этаж по галерее и стучит
кулаком в каждую дверь. Ћдин за другим, с одинаковыми жестами, три тысЯчи
узников встрЯхивают тЯжелую атмосферу камер, встают и исполнЯют мелкие
утренние надобности. Џозднее надзиратель откроет окошко камеры 329, чтобы
передать суп. Ћн смотрит, не произносЯ ни слова. ‚ этой истории надзиратели
также играют свою роль. Ќе все они дураки, но все полностью безразличны к
тому, что играют. Ћни совершенно не сознают красоты своей роли. ‘ недавних
пор они носЯт темно-синюю униформу - точную копию костюма летчиков, и Я
думаю, что если у них благороднаЯ душа, то им стыдно быть карикатурой на
героев. Ћни - летчики, упавшие с неба в тюрьму, разбив стеклЯнную крышу. Ћни
сбежали в тюрьму. “ них на воротничке еще держатсЯ звезды, которые вблизи
кажутсЯ белыми и вышитыми, потому что мы видим их при свете днЯ. Ќетрудно
догадатьсЯ, что они в ужасе выбросились из своего самолета (раненый мальчик
ѓюинме падал, съежившись от страха; он падал с крылом, переломленным потоком
жесткого воздуха, который приходилось рассекать, тело кровоточило радужным
керосином, и именно это означало упасть посреди самой славы); наконец, они
оказались среди тех, кто не вызывает в них удивлениЯ. Ћни могут, они имеют
право проходить перед камерами, не открываЯ их, смотреть на преступников -
нежных и смиренных сердцем. Ќет. Ћни не думают о них, потому что не желают
их. Ћни летали в небе: и теперь они не желают открывать окошки с глазком в
виде бубнового туза, не желают подмечать простых жестов убийц и воров,
застигать их, когда те стирают белье, стелЯт на ночь кровати, завешивают
окно, и, из экономии, с помощью своих толстых пальцев и булавки расщеплЯют
спичку на две или на четыре, и не желают сказать им банальное - то есть
человеческое - слово, чтобы посмотреть, не превратЯтсЯ ли они вдруг в рысь
или лисицу. Ћни - стражи могил. Ћни отпирают и вновь запирают двери, не
проЯвлЯЯ интереса к сокровищам, которые за ними таЯтсЯ. €х честное
(осторожно со словом "благородный" и со словом "честный", которые Я только
что употребил), их честное лицо, вытЯнутое книзу, отполированное отвесным
падением без парашюта, не исказилось от прикосновений жуликов, воров,
"котов", скупщиков краденого, чернушников, убийц, фальшивомонетчиков. Ќи
один цветок не запачкал их униформы, ни одна складка сомнительной
элегантности, и если Я смог сказать об одном из них несколько дней спустЯ,
что он шел на "бархатных" ногах, то это потому, что он должен был совершить
предательство, переметнутьсЯ в противоположный лагерь, летающий лагерь,
вновь поднЯтьсЯ прЯмо на небо, с сундуком под мышкой. џ заметил его в
часовне во времЯ мессы. ‚ момент причащениЯ свЯщенник спустилсЯ с алтарЯ и
подошел к одной из ближайших камер (часовнЯ тоже разделена на пЯтьсот Ячеек,
стоЯщих гробов), несЯ облатку арестанту, который на коленЯх ожидал его.
€так, этот надзиратель в фуражке -находившийсЯ возле угла алтарного
возвышениЯ, руки в карманах, ноги расставлены, словом, в той позе, которую Я
с таким удовольствием отмечал у Ђльберто, улыбнулсЯ, но какой-то радостно
милой улыбкой, которой Я не мог бы предположить у охранника. …го улыбка
сопровождала свЯтое причастие и возвращение пустой дароносицы, и Я подумал,
что он, наверное, потешалсЯ над богомольцем, левой рукой потираЯ себе Яйца.
џ уже спрашивал себЯ, что произойдет при встрече молодого и красивого
надзирателЯ с молодым и красивым преступником. џ с наслаждением воображал
себе эти две картины: кровавый и смертельный удар или сверкающее объЯтие в
океане спермы и прерывистого дыханиЯ; но прежде Я этого надзирателЯ не
замечал, и вот, наконец, увидел его. €з моей камеры, находившейсЯ в
последнем рЯду, Я слишком плохо различал его лицо, чтобы наделить его
чертами молодого и трусливого мексиканца-метиса, изображение которого Я
вырезал из обложки приключенческого романа. џ думал: "Ќу, скотина, уж Я
заставлю тебЯ причаститьсЯ!" ЊоЯ ненависть и мой ужас при виде этого
отродьЯ, должно быть, еще , сильнее заставили менЯ возбудитьсЯ, и Я
почувствовал, как под пальцами у менЯ набухает член, - и Я трЯс им до тех
пор, пока наконец... - не отрываЯ взглЯда от надзирателЯ, еще мило
улыбавшегосЯ. ’еперь Я могу честно сказать себе, что улыбнулсЯ он другому
надзирателю или убийце, и, поскольку Я находилсЯ между ними, эта светлаЯ
улыбка прошла сквозь менЯ и расчленила менЯ. Њне показалось, Я вправе так
считать, что надзиратель был повержен и исполнен благодарности.
Џеред тюремщиками Њиньон чувствовал себЯ мальчишкой. Ћн ненавидел и
уважал их. Ћн курит весь день напролет, пока не опрокинетсЯ на кровать. ‚
его рвоте светлые пЯтна образуют островки: это жест любовницы, это безусое
гладкое лицо, как у боксера или у молоденькой девушки. Ћн швырЯет окурки,
получаЯ удовольствие от самого жеста. (Њожно всего ожидать от "кота",
который сам сворачивает сигареты, потому что это придает пальцам известное
изЯщество, который носит обувь на каучуковой подошве, чтобы беззвучными
шагами поразить встречных прохожих, которые изумленно будут глЯдеть на него,
оценЯт его галстук, позавидуют его' бедрам, плечам, затылку, и, сами того не
подозреваЯ и несмотрЯ на то, что не знают его, по цепочке от одного к
другому образуют его пеструю свиту, времЯ от времени оказывающую ему знаки
почтениЯ, придаваЯ некую прерывистую, мимолетную царственность этому
незнакомцу, все атрибуты царственности которого неизбежно приведут к тому,
что в конце своих дней он почувствует себЯ монархом.) Џо вечерам он собирает
рассыпавшийсЯ табак и закуривает. ‚ытЯнувшись на спине на кровати и
раздвинув ноги, правой рукой он стрЯхивает пепел со своей сигареты. ‹еваЯ
рука заведена за голову. Њгновение счастьЯ, оно соткано из восхитительной
легкости, с которой Њиньон в этой позе обретает свою самую сокровенную
сущность, заставлЯющую его жить настоЯщей жизнью. ‹ежа на жесткой кровати,
затЯгиваЯсь сигаретой, кем он мог бы быть? Њиньон никогда не будет страдать,
он всегда сумеет выпутатьсЯ из затруднениЯ с той же легкостью, с какой
напЯливает на себЯ жесты какого-нибудь обожаемого типа, оказавшегосЯ в таком
же положении, и если из книг или анекдотов он не мог почерпнуть материала
длЯ его созданиЯ, - его желаниЯ (но он заметил это слишком поздно, когда уже
не было времени отступить) не были желанием стать контрабандистом, королем,
менестрелем, путешественником, работорговцем, а желанием стать одним из
контрабандистов, одним из королей, менестрелей и т.д., то есть, как...
ЌаходЯсь в самом жалком положении,
Њиньон всегда сумеет вспомнить, что в таком же оказывалсЯ кто-то из его
кумиров (а если нет, то он бы вынудил их к этому), и его положение станет
свЯщенным, и тем самым более чем сносным. (Ћн, таким образом, похож на менЯ,
воскрешающего этих людей - ‚ейдманна, Џилоржа, ‘оклеЯ - в моем желании быть
ими; но он отличаетсЯ от менЯ своей верностью этим персонажам, поскольку Я
давно смирилсЯ с тем, что Я - это лишь Я сам. Ќо именно моЯ вожделеннаЯ
мечта о блестЯщей судьбе спрессовала, если можно так сказать, во что-то
вроде уменьшенной копии -компактной, прочной и ослепительно сверкающей
-трагические, окрашенные в багровые цвета элементы прожитой мною жизни, и
мне порой доводитсЯ быть обладателем того многосложного облика „ивины,
котораЯ прежде всего есть сама она, и в то же времЯ - в чертах лица и жестах
- иногда еще и такие реальные, хотЯ и воображаемые, избранные существа, с
которыми, в самой ее глубине, у нее происходЯт ссоры, которые мучат или
возбуждают ее, но никогда не оставлЯют в покое, придают ей, благодарЯ едва
уловимому движению морщин и дрожанию пальцев, тревожащий вид
множественности, потому что она остаетсЯ немой и закрытой, как могила,
исполненнаЯ гнусности). ‹ежа на жесткой кровати и затЯгиваЯсь сигаретой, кем
он мог бы быть? "’ем, кто в этой позе обретает свою самую сокровенную
сущность, то есть арестованным "котом", курЯщим сигарету, то есть самим
собой". ’ак что можно понЯть, до какой степени внутреннЯЯ жизнь „ивины
отличалась от внутренней жизни Њиньона.
Њиньон написал „ивине письмо, на конверте которого был обЯзан пометить
"Њесье такому-то", и Ќотр-„ам-де-”леру тоже. „ивина в клинике. Ћна посылает
перевод на пЯтьсот франков. …го письмо мы прочтем позже. Ќотр-„ам не
ответил.
Ќадзиратель отпирает дверь и вталкивает в камеру новенького. Љто будет
принимать его - Я или Њиньон? Ћн несет с собой одеЯло, котелок, кружку,
деревЯнную ложку и свою историю. Ќа первых же словах Я прерываю его. Ћн
продолжает говорить, но Я уже далеко.
- Љак тебЯ зовут?
-†ан.
ќтого довольно. …го зовут †ан - как менЯ и как того мертвого ребенка,
длЯ которого Я пишу. ЉакаЯ разница, впрочем, если бы он был менее красив,,
но мне не везет. †ан там. †ан здесь. Љогда Я говорю одному из них, что люблю
его, Я сомневаюсь, не Я ли это. џ уже далеко, потому что снова стараюсь
пережить то, что испытал, когда он несколько раз позволЯл мне ласкать его. џ
решалсЯ на все, и, чтобы приручить его, соглашалсЯ с тем, чтобы он имел надо
мной превосходство самца; его член был крепким, как у мужчины, а юношеское
лицо - сама нежность, так что когда он, растЯнувшись на моей кровати в моей
комнате, прЯмой и неподвижный, кончал мне в рот, он ни на йоту не терЯл
девственного целомудриЯ. ‡десь свою историю рассказывает мне другой †ан.
’еперь Я не один, но потому-то Я и одинок, как никогда. џ имею в виду, что
одиночество тюрьмы давало мне свободу быть с сотней †анов †ене, виденных
мельком в моменты, когда Я воровал их черты у сотни прохожих, ведь Я похож
на Њиньона, тоже воровавшего Њиньонов, необдуманный жест которого выхватывал
их из всех незнакомцев, им задетых; но новый †ан возвращает в менЯ - как
сложенный веер рисунки на газе -возвращает, сам не знаю что. џ далек,
однако, от неприЯзни к нему. Љ тому же он довольно глуповат, чтобы Я
испытывал к нему какую-то нежность. Ќебольшие черные глаза, смугловатаЯ
кожа, всклокоченные волосы и настороженный вид... Ќечто вроде греческого
мальчишки-прохвоста, которого можно заметить присевшим у подножиЯ невидимой
статуи ЊеркуриЯ; он прикидываетсЯ дурачком, но следит взглЯдом за богом,
чтобы стащить у него сандалии.
- ’ебЯ за...?
- џ - "кот". ЊенЯ зовут Џролаза с Џигаль.
- —то-то не сходитсЯ. ’ы не так одет. Ќа Џигаль только девочки.
ђассказывай.
ѓреческий мальчик рассказывает, что его взЯли как раз в тот момент,
когда он вытаскивал из выдвижной кассы бистро руку, набитую банкнотами.
- Ќо Я отомщу. Љак только выйду, Я разобью камнЯми все стекла, ночью.
Ќо перед тем, как собирать камни, надену перчатки. —тоб без отпечатков. џ
нехороший.
џ продолжаю чтение своих дешевых романов. ‚ них моЯ любовь находит
удовлетворение в негодЯЯх, переодетых в дворЯн. Ђ также мое пристрастие к
обману, пристрастие к подделке, которое заставило бы менЯ написать на своих
визитных карточках:
"†ан †ене. лже-граф де ’ийанкур". ‘о страниц этих внушительных книг с
приплюснутым шрифтом мне ЯвлЯютсЯ чудеса. ЏрЯмые, как лилии, возникают
молодые люди, они, отчасти благодарЯ мне, - принцы и нищие одновременно.
…сли из себЯ Я делаю „ивину, из них Я делаю ее любовников: Ќотр-„ама,
Њиньона, ѓабриэлЯ, Ђльберто, парней, которые умеют классно свистеть и на
голове которых, если приглЯдетьсЯ, в ореоле можно заметить королевскую
корону. џ не сумел бы сделать так, чтобы они испытывали тоску по дешевым
романам со страницами серой, как небо ‚енеции и ‹ондона, бумаги,
испещренными рисунками и зловещими знаками заключенных: глаза анфас на
профилЯх, окровавленные сердца. џ читаю эти тексты, нелепые длЯ рассудка, но
моему рассудку не интересны книги, из которых на менЯ обрушиваютсЯ
отравленные и оперенные, точно стрелы, фразы. ђука, выпускающаЯ их,
обрисовывает, пригвождаЯ, в некоторых местах, неЯсный силуэт †ана, который
узнает себЯ и не решаетсЯ двинутьсЯ с места, ожидаЯ той, котораЯ, метЯ в
самое сердце, заставит его содрогатьсЯ в агонии. џ до безумиЯ люблю, как
люблю тюрьму, эти сжатые строчки, компактные, как кучка нечистот, полные,
как простыни, кровавых , следов, мертвых кошачьих зародышей, и Я не знаю,
фаллосы ли это, жестко воздвигнутые, превращаютсЯ в суровых рыцарей, или
рыцари -- в вертикальные фаллосы.
€ потом, в сущности, нужно ли так прЯмо говорить о себе? Њне гораздо
больше нравитсЯ описывать себЯ в ласках, которые Я приберегаю длЯ своих
любовников. …ще немного, и этот новый †ан . стал бы Њиньоном. —его ему
недоставало? Љогда он с сухим звуком выпускает газы, он делает полуприсед,
не вынимаЯ рук из карманов и немного поворачиваЯ туловище, как бы завинчиваЯ
его. ќто движение морЯка за штурвалом. Ћн воссоздает Њиньона, в котором мне
среди прочего нравилось вот что: когда он напевал мелодию Явы, он делал
танцевальное па и поднимал руки перед собой, как бы обнимаЯ талию партнерши
(по желанию он делал эту талию тоньше или толще, разводЯ или сводЯ свои
всегда подвижные руки); казалось еще, что он сжимает чувствительный руль
велосипеда на почти прЯмой трассе; а еще он казалсЯ возбужденным боксером,
отражающим ловкими и уверенными движениЯми рук удары в печень; это движение
было свойственно также многочисленным героЯм, которыми вдруг становилсЯ
Њиньон, и всегда оказывалось, что его жест наиболее точно символизировал
самого изЯщного самца. Ћн делал те волшебные жесты, благодарЯ которым мы
оказываемсЯ у них на коленЯх. Љрутые жесты, которые пришпоривают нас и
заставлЯют стонать, как тот виденный мною город, чьи бока кровоточили жидкой
массой движущихсЯ статуй, приподнЯтых дремотой, статуй, марширующих в едином
ритме. Ѓатальоны-сомнамбулы продвигаютсЯ по улицам, как ковер-самолет или
колесо, проваливающеесЯ и подскакивающее в согласии с медленным тЯжелым
ритмом. €х ноги спотыкаютсЯ об облака: тогда они пробуждаютсЯ, но офицер
произносит слово: они засыпают вновь и во сне отбывают, а на их сапогах,
тЯжелых, как пьедестал, переливаетсЯ пыль. Џодобные Њиньонам, прошедшим
сквозь нас, далеким на своих облаках. …динственное их отличие - это стальные
бедра, которые никогда не позволЯт им превратитьсЯ в гибких и изворотливых
"котов". џ восхищен тем, что сутенер •орст ‚ессель, говорЯт, дал жизнь
легенде и народному плачу.
Ќевежественные, оплодотворЯющие, как золотой дождь, они обрушились на
Џариж, который всю ночь унимал биение своего сердца.
Њы же дрожим у себЯ камерах, поющих и стенающих от навЯзанного им
наслаждениЯ, потому что при одной только мысли об этом гульбище самцов мы
кончаем, как если бы нам было дано увидеть гиганта с раздвинутыми ногами и
напрЯженным членом.
Њиньон около трех месЯцев находилсЯ в тюрьме, когда - в то времЯ Я
часто встречал малолеток с лицами, казавшимисЯ мне, несмотрЯ на их
молодость, волевыми, суровыми, резче оттенЯющими дрЯблость моих бедных белых
телес, которые уже ничем не напоминают мне беспощадного колониста из
Њеттрей, хотЯ Я без труда узнаю их, и боюсь их -он спустилсЯ в комнату
свиданий. ’ам молодой человек рассказал ему про Ќотр-„ам-де-”лера. ’о, о чем
Я поведаю вам от начала и до конца, Њиньон собирал по разным источникам,
узнавал из слов, -тайком произнесенных за сложенной веером ладонью, в
течение целого рЯда свиданий. ‡а всю свою удивительную жизнь Њиньон, знаЯ
обо всем, никогда ни о чем не узнает. Џоскольку ему останетсЯ неизвестным,
что Ќотр-„ам - это его сын, он не узнает, что в той истории, которую
рассказывает ему паренек, Џьерро Љорсиканец, - это Ќотр-„ам, взЯвший себе
прозвище, чтобы торговать, наркотиками. €так, Ќотр-„ам находилсЯ у паренька,
который будет рассказчиком, когда на лестничной площадке остановилсЯ лифт.
‡вук его остановки обозначил мгновение, начинаЯ с которого нужно было
смиритьсЯ с неизбежным. ум останавливающегосЯ лифта заставлЯет учащенно
колотитьсЯ сердца тех, кто слышит его, словно звук, забиваемых вдалеке
гвоздей- Ћн делает жизнь бьющейсЯ, как стекло. ‚ дверь позвонили. ‡вонок
звучит не столь фатально, как лифт; отчасти он возвратил чувство уверенности
в себе, ощущение обыденности. …сли бы после шума лифта ничего больше не
послышалось, то парнишка и Ќотр-„ам умерли бы от страха. „верь открыл
паренек.
- ЏолициЯ! - сказал один из двух мужчин, отворачиваЯ известным вам
жестом лацкан пиджака.
Ћбраз фатального длЯ менЯ теперь - это треугольник, который составлЯют
три человека с повадками слишком банальными, чтобы не внушать опасений.
Џредположим, Я поднимаюсь по улице. ‚се трое находЯтсЯ на тротуаре слева,
где Я пока что их не видел. Ќо они менЯ уже заметили: один переходит на
правый тротуар, второй остаетсЯ на левом, а последний слегка замедлЯет шаг и
образует вершину треугольника, в котором Я вот-вот окажусь: это ЏолициЯ.
- ЏолициЯ.
Ћн прошел в прихожую. Џол был полностью укрыт ковром. —тобы согласитьсЯ
привнести в свою будничную жизнь - где шнуруют башмаки, пришивают пуговицы,
удалЯют угри с лица -- приключениЯ в духе детективного романа, в каком-то
смысле нужно самому обладать душой, свойственной феЯм. Џолицейские шагали,
сжимаЯ в карманах пиджаков револьверы со взведенными курками. ‚ глубине
квартиры, над камином, возвышалось огромное зеркало, обрамленное хрустальным
рокайлем со сложным рисунком граней; несколько кресел, обитых желтым шелком,
располагались без всЯкой системы. торы были задернуты. ‘вет падал от
небольшой люстры: был полдень. Џолицейские чуЯли криминал - и были правы,
поскольку квартира воспроизводила спертую атмосферу комнаты, в которой
Ќотр-„ам, задыхаЯсь, со скованными учтивостью и страхом движениЯми, удавил
старика. Ќа камине напротив них стоЯли розы и аронники. ’ак же, как и у
старика, полированнаЯ мебель ЯвлЯла лишь изгибы, из которых свет, казалось,
скорее исходил, чем опускалсЯ на них, - словно на Ягодах винограда.
Џолицейские продвигались вперед, и Ќотр-„ам наблюдал, как они движутсЯ в
жуткое безмолвие, подобное вечному безмолвию неведомых пространств. Ћни
двигались, как и сам он, в вечность.
Ћни попали в самую точку. Џосреди комнаты на большом столе, прЯмо на
красном бархатном ковре, было распластано большое обнаженное тело.
Ќотр-„ам-де-”лер, стоЯ подле стола, внимательно смотрел на подходивших
полицейских. Ћдновременно с тем, как их посетила тЯжеловеснаЯ мысль об
убийстве, мысль о том, что это убийство было ненастоЯщим, уничтожала
убийство; чувство досады от такой посылки, досады от ее абсурдности и
возможности -ненастоЯщее убийство - привело полицейских в замешательство.
Ѓыло совершенно Ясно, что труп здесь никто не расчленЯл. Џечатки у
полицейских были из настоЯщего золота, узлы на галстуках -подлинные. Љак
только - и перед тем, как - они очутились у краЯ стола, они Ясно увидели,
что труп был восковым манекеном, какие используют портные. Ћднако мысль об
убийстве спутала простые условиЯ задачи. "џ по твоей роже вижу, на что ты
способен". ќто сказал Ќотр-„аму полицейский постарше, потому что лицо
Ќотр-„ам-де-”лера - это лицо такое лучезарно чистое, что у всЯкого сразу же
возникала мысль, будто оно фальшиво, что этот ангел должен быть двуликим,
состоЯщим из пламени и дыма, потому что каждый хоть раз в жизни имел случай
сказать "‚ тихом омуте черти водЯтсЯ" и желает любой ценой оказатьсЯ хитрее,
чем судьба.
€так, поддельное убийство подчинЯло себе все происходЯщее. Џолицейские
искали только кокаин, который разнюхал у парнЯ какой-то стукач.
- ‚ыкладывайте наркотики, быстро.
- “ нас нет наркотиков, начальник.
- „авайте быстрее, мальчики; иначе мы вас задерживаем и производим
обыск. ‚ам же будет хуже.
Џарнишка поколебалсЯ секунду, три секунды. Ћн знал методы полицейских и
знал, что попалсЯ. Ћн решилсЯ.
- ‚от. Ѓольше у нас нет.
€ он протЯнул крошечный мешочек - сложенный, как аптекарский пакетик с
порошками, - который достал из-под крышки наручных часов- Џолицейский
положил его в карман жилетки.
- Ђ он?
- “ него нет. ’очно, начальник, можете обыскать.
- Ђ это откуда?
Њанекен. ‡десь, наверное, нужно признать влиЯние „ивины. Ћна - повсюду,
где возникает необъЯснимое. Ћна, ЃезумнаЯ, раскидывает за собой сети,
скрытые ловушки, помойные Ямы, при резком повороте рискуЯ оказатьсЯ в них
сама, и благодарЯ ей, в голове у Њиньона, Ќотр-„ама и их приЯтелей роЯтсЯ
совершенно бессмысленные поступки. ќти ротозеи постоЯнно проваливаютсЯ,
обрекаЯ себЯ на худшую участь. ’от парень - друг Ќотр-„ама - тоже был
грабителем, и как-то ночью они с Ќотр-„ам-де-”лером украли в оставленном
автомобиле картонную коробку, распаковав которую, нашли жуткие куски
разобранного воскового манекена.
‹егавые надевали пальто. Ћни не ответили. ђозы на камине были
прекрасны, тЯжелы и щедро благоухали. Џолицейским это лишь убавлЯло
самоуверенности. “бийство было ложным или неоконченным. Ћни пришли искать
наркотики. Ќаркотики... лаборатории, устроенные в комнате прислуги...
которые взрываютсЯ... и взрывают все вокруг... ’ак это опасно, кокаин? Ћни
отвели двух молодых людей в участок и в тот же вечер возвратились с
комиссаром, чтобы сделать обыск, который принес им триста граммов кокаина.
Џосле этого парнишку и Ќотр-„ама в покое уже не оставили. Џолицейские делали
все, что могли, чтобы вытЯнуть из них как можно больше сведений. Ћни
наседали, давили, чтобы размотать какие-нибудь ниточки, ведущие к новым
добычам. Ћни подвергли их современным пыткам - удары ногами в живот,
пощечины, линейки в ребра и прочие игрушки, -переходЯ от одного к другому.
- ЏризнавайсЯ! - орали они.
Џод конец Ќотр-„ам закатилсЯ под стол. ‚не себЯ от Ярости, один из
полицейских кинулсЯ на него, но другой ухватил его за руку, пробормотав
что-то и произнесЯ затем во весь голос:
- Ћставь его, ѓобер. Ћн все же не сделал ничего противозаконного.
- ‚от этот, с кукольным личиком? Љак раз этот и смог бы.
’рЯсЯсь от страха, Ќотр-„ам вылез из-под стола. …го усадили на стул. ‚
конце концов, дело ведь было только в кокаине, и в соседней комнате со
вторым парнем обращались куда более сносно.
Ќачальник участка, остановивший избиение, осталсЯ с Ќотр-„амом наедине.
Ћн сел и протЯнул ему сигарету.
- ђасскажи, что тебе известно. Ќичего страшного тут нет. €з-за горстки
кокаина на гильотину не посылают.
Њне будет трудно точно объЯснить и подробно описать то, что происходило
в душе Ќотр-„ам-де-”лера. ‚рЯд ли здесь можно говорить о признательности к
более ласковому полицейскому. ђазрЯдка, которую испытал Ќотр-„ам при фразе
"Ќичего страшного тут нет", тоже не то. Џолицейский сказал:
- ќто ваш манекен вывел его из себЯ. Ћн посмеЯлсЯ и затЯнулсЯ
сигаретой. ЏрониксЯ. ‘трашилсЯ ли Ќотр-„ам малейшего наказаниЯ? ‘перва от
печени к самым губам подступило признание в убийстве старика. Ћн не
призналсЯ. Ќо признание поднималось все выше, выше. …сли только он откроет
рот, он все выронит. Ћн почувствовал, что пропадает. “ него вдруг
закружилась голова. Ћн отчетливо видит себЯ на фронтоне высокого храма. "Њне
восемнадцать лет. ЊенЯ могут приговорить к смерти", - быстро проноситсЯ у
него в мозгу. ‘тоит ему разжать пальцы - и он сорветсЯ. „а ладно, он взЯл
себЯ в руки. Ќет, он ничего не скажет. ‘казать было бы замечательно, славно.
Ќет, нет, нет! ѓосподи, нет!
Ђх! Ћн спасен. Џризнание отступает - отступает, так и не пробившись.
- џ убил старика.
Ќотр-„ам сорвалсЯ с фронтона храма, и спокойное отчаЯние мгновенно
убаюкивает его. Ћн немного передохнул. Џолицейский почти не шевелилсЯ.
- Љто это, что за старик? Ќотр-„ам передумал. Ћн засмеЯлсЯ:
- „а Я шучу, просто прикалываюсь. ‘ головокружительной быстротой он
готовит себе алиби: убийца признаетсЯ по собственной инициативе и
по-идиотски, с невозможными подробностЯми, в убийстве, чтобы его принЯли за
сумасшедшего и снЯли с него подозрениЯ. Ѓесполезный труд. Ќотр-„ама вновь
истЯзают. Ќапрасно он кричит, что только хотел разыграть:
полицейские желают знать все. Ќотр-„ам знает, что они будут знать, а
отбиваетсЯ, потому что молод. ќто утопающий, который боретсЯ со своими
собственными движениЯми, и в которого все же медленно опускаетсЯ покой -
знаете, .покой утопленников. ’еперь полицейские называют имена убитых за
последние пЯть или десЯть лет и чьи убийцы не найдены. ‘писок растет;
Ќотр-„ам делает бесполезное открытие о крайней неосведомленности полиции.
‚ереница кровавых смертей проходит у него перед глазами. Џолицейские
называют имена, имена, и бьют. Ћни собираютсЯ, наконец, сказать |.
Ќотр-„аму: "Њожет, ты не знаешь его имени?". …ще нет. Ћни называют имена и
пристально вглЯдываютсЯ в багровое лицо ребенка. ќто игра. €гра в загадки.
‘ейчас теплее? ђагон?... ‹ицо слишком распухло, чтобы по нему можно было
что-то понЯть. ‚се на нем смешалось. Ќотр-„ам кричит:
- „а, да, он! Ћтпустите.
‚олосы падают ему на глаза, он откидывает их рывком головы, и это
простое движение - его коронное кокетство - означает длЯ него суетность
мира. Ћн едва утирает слюну, стекающую изо рта.
‚оцарЯетсЯ такое спокойствие, что никто не знает, что делать дальше.
€мЯ Ќотр-„ам-де-”лера вдруг стало известно всей ”ранции, а ”ранциЯ
привыкла к путаницам. ’е, кто лишь пролистывает журналы, не задержались
взглЯдом на имени Ќотр-„ам-де-”лера- ’е же, кто проникает в самую глубь
статей, почуЯв необычное и всЯкий раз нападаЯ на его след, выудили чудесный
улов: этими читателЯми были школьники, а также старушки, живущие в глубине
провинций и похожие на ќрнестину, родившуюсЯ старой, как еврейские дети, в
четыре года имеющие то же лицо и те же жесты, что и в пЯтьдесЯт. ќто как раз
ради нее, ради того, чтобы привнести очарованиЯ в ее закат, Ќотр-„ам убил
старика. ‘ тех самых пор, как она стала сочинЯть свои роковые сказки или
истории с вЯлым, банальным действием, в которых, однако, некоторые фразы,
словно взрыв, раздирали занавес, показываЯ сквозь прорехи, если можно так
сказать, часть кулис, все с изумлением понЯли, почему она так разговаривала.
“ нее был полон рот сказок, и любопытно, как они могли родитьсЯ у нее,
читавшей по вечерам лишь пресную газетенку: ее сказки возникали из газетных
статей, как мои - из дешевых романов. ‘идЯ, словно в засаде, за оконным
стеклом, она дожидалась почтальона. Џо мере того, как приближалось времЯ
почты, ее все больше охватывало мучительное волнение, и когда она наконец
прикасалась к страницам -- серым, пористым и сочащимсЯ кровью разыгравшихсЯ
драм (кровью, запах которой она путала с запахом бумаги и типографской
краски), когда она разворачивала их на коленЯх, как салфетку, она в
изнеможении опускалась в глубь старенького красного кресла.
‘ельский свЯщенник, услышав, что вокруг него витает имЯ
Ќотр-„ам-де-”лера, не дожидаЯсь указаний епархии, на воскресной проповеди
велел прихожанам молитьсЯ и рекомендовал новый культ к особому поклонению.
‚ерующие на скамьЯх, потрЯсенные до глубины души, не смогли вымолвить ни
слова, не помыслили ни мысли.
Ќа одном из хуторов имЯ цветка, называемого "королевой лугов" [50],
вызвало вопрос у маленькой девочки, которую не покидала мысль о
Ѓогоматери-–ветов:
- ‘кажи, мама, это чудом спасенный?
Џроисходили и другие чудеса, привести которые здесь мне не хватает
времени.
Њолчаливый и возбужденный путешественник, приехав в город, не преминет
пойти прЯмо в трущобы, притоны, кварталы, пользующиесЯ дурной славой. Ћн
ведом таинственным чувством, говорЯщим ему о зове скрытой любви; или, может
быть, повадками, маршрутом тамошних завсегдатаев, которых он узнает по милым
знакам и паролЯм, брошенным друг другу на уровне подсознании, и за которыми
доверчиво следует. ’ак ќрнестина сразу обращалась к крохотным строчкам
происшествий - убийств, краж, изнасилований, вооруженных нападений -
газетному Barrios Chin [51]. Ћна спала и видела их. €х лаконичнаЯ жестокость
и точность не оставлЯла ни пространства, ни времени на то, чтобы сквозь них
могла просочитьсЯ какаЯ-либо греза: они сражали ее наповал. Ћни ЯвлЯлись
грубо, звучно, в живых красках: багровые руки на лице танцовщицы, зеленого
цвета лица, синие веки. Љогда это цунами угасало, она вычитывала в
радиорубрике названиЯ всех музыкальных отрывков, но того, чтобы звуки музыки
проникли к ней в комнату, она бы не потерпела - до такой степени самаЯ
легкаЯ мелодиЯ уродует поэзию. ѓазеты тревожили так, словно их заполнЯли
исключительно колонки происшествий, колонки кровавые и искалеченные, как
пыточные столбы. € хотЯ процессу, о котором мы прочтем завтра, пресса скупо
уделила лишь десЯть строк, расставленных пошире, чтобы между чересчур
жестокими словами мог циркулировать воздух, эти десЯть строк, -
гипнотизирующие сильнее, чем ширинка повешенного, чем слово "виселица", чем
слова "штрафнаЯ рота", - эти десЯть строк заставили учащенно битьсЯ сердца
старушек и завистливых детей. Џариж не спал. Ћн надеЯлсЯ, что завтра
Ќотр-„ам будет приговорен к смерти; он желал этого.
“тром метельщики, народ нечувствительный к нежному и скорбному
отсутствию смертников, мертвых или живых, которым Џалата ЏрисЯжных
предоставлЯет приют, поднЯли едкую пыль, полили паркет, поплевали,
побогохульствовали, посмеЯлись с судебными исполнителЯми, раскладывавшими
дела. ‘лушание начнетсЯ ровно в двенадцать сорок пЯть, и в полдень
привратник распахнул двери.
‡ал нельзЯ назвать величественным, но он высок, так что в нем
доминируют вертикальные линии, словно линии спокойного дождЯ. Џри входе на
стене видна большаЯ картина, изображающаЯ правосудие в образе женщины,
облаченной в красную ткань со спадающими складками. ‚сем своим весом она
опираетсЯ на негнущуюсЯ саблю, называемую здесь "мечом". Џод ней находЯтсЯ
возвышение и стол, за который присЯжные и Џредседатель, в мантиЯх и в
красных одеждах, усЯдутсЯ, чтобы судить ребенка. ЏредседателЯ зовут "г-н
Џредседатель ‚аз де ‘ент-Њари". ‚новь, чтобы достичь своей цели, судьба
пользуетсЯ грЯзными методами. . „венадцать присЯжных - это двенадцать
молодцов, неожиданно ставших верховными судьЯми. €так, с полуднЯ зал
заполнилсЯ. Ѓанкетный зал. ‘тол накрыт. Њне бы хотелось говорить об этой
толпе присЯжных с симпатией; не потому, что она не была враждебна
Ќотр-„ам-де-”леру, - это мне безразлично, - но потому, что она искритсЯ
тысЯчью поэтических жестов. Ћна трепетна, как тафта. Ќотр-„ам танцует на
краю пропасти, ощетинившейсЯ штыками, гибельный танец. ’олпе не весело, в
душе ее смертельнаЯ грусть. Ћна тесно уселась на скамьЯх, сжала колени,
Ягодицы, высморкалась, исполнила, наконец, сотню надобностей толпы, под
тЯжестью которых проседает величественность. Џублика приходит сюда лишь
постольку, поскольку здесь одно-единственное слово способно привести к
обезглавливанию, и тогда она удалитсЯ, как свЯтой „ени, несущий в руках свою
отсеченную голову. €ногда говорЯт, что смерть нависает над людьми. Џомните
высохшую чахоточную итальЯнку, чем она была длЯ Љюлафруа, чем она
впоследствии станет „лЯ „ивины? ‡десь смерть - это всего лишь черное крыло
без тела, крыло, сотканное из кусочков черной кисеи, натЯнутых на тонкий
каркас зонтовых спиц, пиратское знамЯ, без древка. ќто кисейное крыло
плавало над „ворцом, который невозможно спутать ни с каким другим, потому
что это „ворец ЏравосудиЯ. Ћно окутывало его своими складками, указав залу
на зеленый шелковый галстук - …е представителЯ- Ќа столе у ЏредседателЯ
галстук был единственным вещественным доказательством. ‚идимаЯ здесь ‘мерть
была галстуком, и мне нравитсЯ, что это так: это была легкаЯ ‘мерть.
’олпе было стыдно, что она не убийца. —ерные адвокаты зажимали под
мышками папки с делами и, улыбаЯсь, подходили друг к другу. €ногда они
дерзко приближались вплотную к Њаленькой ‘мерти. Ђдвокаты были женщинами.
†урналисты стоЯли рЯдом с адвокатами. Џредставители опекунства негромко
переговаривались между собой. Ћни оспаривали друг у друга человеческую душу.
Њожет, ее следовало разыграть в кости, чтобы отправить в ‚огезы? [52]
Ђдвокаты, не имеющие, несмотрЯ на то, что были одеты в длинные шелковистые
платьЯ, той кроткой, устремленной к смерти осанки, котораЯ присуща духовным
лицам, собирались в группы и разбредались вновь. Ћни находились возле самого
возвышениЯ, на котором восседали судьи, и толпа слышала, как они сыгрывают
свои инструменты длЯ похоронного марша. ’олпе было стыдно, что она не
умирала. ќто было религией момента - ждать молодого убийцу и завидовать ему.
“бийца вошел. Ќо публика увидела лишь караул, состоЯщий из огромных
гвардейцев. Њальчик показалсЯ со стороны одного из них, а другой снЯл с его
рук цепи.
‚олнение толпы при поЯвлении знаменитого преступника описано
журналистами; так что Я, если угодно, отошлю читателей к их статьЯм,
поскольку моЯ роль и мое искусство состоЯт не в том, чтобы описывать сильные
переживаниЯ толпы. ’ем не менее Я отважусь сказать, что глаза всех
присутствующих могли прочесть отпечатавшиесЯ в ауре Ќотр-„ам-де-”лера слова:
"џ - Ќепорочное ‡ачатие". ЌесмотрЯ на недостаток воздуха и света в камере,
его лицо не выглЯдело ни чересчур бледным, ни слишком опухшим; рисунок его
сжатых губ был рисунком суровой улыбки; его светлые глаза не знали об Ђде;
его лицо (но, быть может, оно было длЯ вас чем-то вроде тюрьмы, котораЯ
оставалась лишь зловещей стеной длЯ проходившей мимо женщины, певшей в ночи,
тогда как все ее камеры незаметно поднимались в воздух, несомые бьющимисЯ,
словно крыльЯ, руками узников, захваченных этим пением), его облик и жесты
освобождали пленных демонов или на несколько оборотов ключа запирали ангелов
света. Ћн был одет в мЯгкий костюм из серой фланели; воротник его рубашки
был распахнут. …го белокурые волосы все времЯ норовили упасть на глаза, - вы
знаете, каким движением он откидывал их. €так, представ перед залом,
Ќотр-„ам, этот убийца, который вот-вот умрет, убитый в свою очередь, сделал,
подмигнув, легкий взмах головой и откинул назад вьющуюсЯ прЯдь, спадавшую
ему почти на нос. ќта простаЯ сцена уносит нас ввысь, то есть она вознесла
это мгновение, подобно тому, как возноситсЯ и застывает в воздухе отрешенный
от мира факир. Њгновение было уже не земным, а небесным. ‚се вокруг внушало
опасение, что заседание будет прервано этими жестокими мгновениЯми, которые
распахнут люки под ногами судей, адвокатов, Ќотр-„ама, гвардейцев и на
вечные времена оставЯт их застывшими в воздухе факирами, пока слишком
глубокое дыхание не приподнимет к ним саму жизнь.
ѓромко стуча коваными сапогами и звЯкаЯ штыками, вошел взвод почетного
караула (солдаты колониальных войск). Ќотр-„ам решил, что это и был отрЯд,
назначенный длЯ исполнениЯ приговора.
Ќе забыл ли Я сказать? Џублика состоЯла, в основном, из мужчин; но эти
мужчины, все в темной одежде, с зонтиками в руках или газетами в карманах,
трепетали сильнее, чем аллеЯ глициний, чем кружевной полог колыбели. ќто
Ќотр-„ам был причиной того, что зал суда, наводненный празднично нарЯженной
причудливой толпой, стал майской изгородью. “бийца сидел на скамье
подсудимых. Ћн сунул освобожденные от цепей руки в карманы; казалось, он был
не здесь, а скорее где-нибудь в приемной конторы по найму, на скамейке
городского сада, разглЯдываЯ издали фигурку полишинелЯ в киоске, или, может
быть, в церкви, на четверговом катехизисе. ЉлЯнусь, он ожидал чего угодно.
Ћн вдруг вытащил руку из кармана и, как минуту назад, откинул ею, помогаЯ
резким движением своей хорошенькой головки, светлую вьющуюсЯ прЯдь. ’олпа
затаила дыхание. Ћн окончил свое движение, пригладив волосы назад к затылку,
и снова Я испытываю странное впечатление: когда у персонажа, обожествленного
славой, вдруг отмечаешь привычный жест, какую-нибудь заурЯдную черту (вот,
скажем: резким движением головы откинуть волосы), разбивающие окаменевшую
корку, то сквозь прелестную щель, -такую, как, например, улыбка или
заблуждение -становитсЯ виден кусочек неба.
џ уже замечал нечто подобное у одного из тысЯч предшественников
Ќотр-„ама, ангела-провозвестника этой девственницы, молодого белокурого
мальчика ("Ѓелокурые, словно юноши, девушки..." џ никогда не смогу
пресытитьсЯ этой фразой, соблазнительной, как выражение
"кавалерист-девица"), исполнЯвшего вольные гимнастические упражнениЯ. …го
движениЯ были заданы фигурами, которые он должен был изображать, и потому он
был всего лишь знаком. Ќо всЯкий раз, когда он должен был поставить колено
на пол и, как рыцарь на посвЯщении, по команде простереть руки, волосы
падали ему на глаза, и он разрушал гармонию гимнастической фигуры, откидываЯ
их назад к вискам, потом за свои небольшие уши жестом, описывавшим кривую,
обеими руками, которые на секунду охватывали и сжимали, как диадема, его
продолговатый череп. ќто могло бы быть жестом монашки, приподнимающей вуаль,
если бы при этом он не встрЯхивал головой, как птица после питьЯ.
’акое же открытие человека в боге заставило в одночасье Љюлафруа
полюбить Ђльберто за его трусость. “ Ђльберто выкололи левый глаз. ‚ деревне
такое событие - дело непустЯчное; словом, из поэмы (или басни), которой оно
дало жизнь (обновленное чудо Ђнны де Ѓолейн [53]: из дымЯщейсЯ крови
возникает розовый куст, быть может, куст белых роз, но, несомненно,
благоухающих), было взЯто только основное - чтобы добратьсЯ до правды, в
беспорЯдке разбросанной под мрамором. €з нее следовало, что Ђльберто не мог
избежать ссоры с соперником из-за своей подружки. Ћн всегда был трусом, что
было известно всему селению, и это дало его противнику победоносное
преимущество в быстроте. “даром ножа тот выколол ему глаз. € любовь Љюлафруа
набухла, если можно так сказать, когда он узнал о происшедшем. Ћна набухла
от страданиЯ, героизма и материнской нежности. Ћн полюбил Ђльберто за его
трусость. ‚ сравнении с этим чудовищным изъЯном все остальные выглЯдели
бледными и безобидными, их могла уравновесить любаЯ добродетель, и прежде
всего самаЯ прекраснаЯ. (џ употреблЯю обычное слово в обычном смысле, так
хорошо ему подходЯщем, лучше всего выражающем признательность силе плоти:
храбрость.) Ћ человеке, испорченном пороками, можно сказать: не все
потерЯно, пока у него нет "того" порока- Ђ у Ђльберто был тот. Џоэтому было
безразлично, имел ли он все другие; они не прибавили бы ему позора. Ќе все
потерЯно, пока остаетсЯ решительность, а Ђльберто не доставало
решительности. “ничтожить этот порок - например, начисто его отрицаЯ, - и
думать не имело смысла, но разрушить его умалЯющее действие было просто,
любЯ Ђльберто за его трусость. Џоскольку признаки его вырождениЯ были
Явными, они, если и не украшали Ђльберто, то поэтизировали его. Њожет быть,
это и привлекало к нему Љюлафруа. ‘мелость Ђльберто не удивила бы его и не
оставила бы равнодушным, но вот вместо этого он открывал длЯ себЯ другого
Ђльберто, более человека, нежели бога. Ћн открывал плоть. ‘татуЯ плакала.
‘лово "трусость" не имеет здесь морального - или аморального - смысла,
который ему обыкновенно придают, и влечение Љюлафруа к красивому молодому
человеку, сильному и трусливому, не ЯвлЯетсЯ странностью, извращением.
Љюлафруа теперь видел Ђльберто искалеченным, с кинжалом, воткнутым прЯмо в
глаз. Ћн умрет? ќта мысль заставила его размышлЯть о декоративной роли вдов,
тЯнущих за собой длинный креп и промакивающих глаза белыми платочками,
собранными в комочек, стиснутыми, слепленными, как снежки. …го теперь
занимало лишь наблюдение за внешними признаками своего страданиЯ, но так как
он не мог сделать его заметным людЯм, то вынужден был перенести его внутрь
себЯ, как ‘вЯтаЯ Љатерина - свою келью. ЉрестьЯне увидели ребенка,
волочившего позади себЯ церемониальный траур; они не узнали его. Ћни не
понЯли смысла его медленной походки, наклона головы, его блуждающего
взглЯда. „лЯ них все это было лишь позами, продиктованными надменностью
ребенка, родившегосЯ в доме под шиферной крышей-
Ђльберто отвезли в больницу, где он скончалсЯ: злой дух был изгнан из
селениЯ.
Ќотр-„ам-де-”лер. …го рот был приоткрыт. €ногда его взглЯд опускалсЯ
вниз, на ноги, обутые, как надеЯлась толпа, в балетные туфли. Ѓезо всЯкого
на то основаниЯ от него ждали движениЯ танцовщика. ‘лужащие непрерывно
перетрЯхивали папки с делами. ЊаленькаЯ гибкаЯ ‘мерть на столе была
неподвижна и казалась бездыханной. тыки и каблуки сверкнули.
- ‘уд идет!
‘уд вышел из потайной двери, проделанной в настенном гобелене позади
стола присЯжных. Ќотр-„ам, наслышанный в тюрьме о пышности судов,
представлЯл себе, что сегоднЯ по какой-то грандиозной ошибке он войдет через
распахнутый настежь главный вход, как в ‚ербное ‚оскресенье
свЯщеннослужители, обычно выходЯщие из ризницы через дверь сбоку от хоров,
приводЯт верующих в изумление, поЯвлЯЯсь у них за спиной. ‘уд вошел, с
фамильЯрной величественностью принцев, через служебную дверь. “ Ќотр-„ама
возникло предчувствие, что заседание будет сфальсифицировано и что к вечеру
его голова окажетсЯ отсеченной, как в трюке с зеркалами. Ћдин из гвардейцев
потрЯс его за плечо и сказал:
- ‚стань.
Ћн хотел сказать: "‚станьте", но не решилсЯ. ‡ал стоЯл безмолвно. ‡атем
шумно опустилсЯ на скамьи. ѓ-н ‚аз де ‘ент-Њари носил монокль. Ћн искоса
взглЯнул на галстук и обеими руками принЯлсЯ копатьсЯ в деле. „ело было
напичкано деталЯми, как кабинет следователЯ был напичкан делами. ‡аместитель
прокурора, сидевший напротив Ќотр-„ама, молчал, как могила. Ћн чувствовал,
что одно его слово, чересчур обыденный жест тут же превратЯт его в адвоката
дьЯвола и подтвердЯт канонизацию убийцы. ќто был труднопереносимый момент;
он рисковал своей репутацией. Ќотр-„ам сел. ‹егкое движение тонкой руки г-на
‚аз де ‘ент-Њари заставило его встать.
„опрос началсЯ:
- ‚аше имЯ Ђдриан Ѓайон?
- „а, месье.
- ‚ы родились 19 декабрЯ 1920 года?
- „а, месье.
-‚...?
- ‚ Џариже.
- ’ак. ‚ каком округе?
- ‚ ‚осемнадцатом, месье.
- ’ак. ‚ы... ‚ вашем кругу вы имели прозвище... (Ћн поколебалсЯ,
затем:)
- Ќазовите его суду.
“бийца ничего не ответил, но имЯ, даже не будучи произнесенным,
вырвалось на крыльЯх через лоб из головы толпы. Ћно поплыло над залом,
незримое, благоухающее, тайное и таинственное.
Џредседатель ответил вслух:
- „а, именно так. € вы ЯвлЯетесь сыном..?
- ‹юси Ѓайон.
- Ћтец неизвестен. ’ак. Ћбвинение... (’ут присЯжные - их было
двенадцать - принЯли удобные позы, которые, благоприЯтствуЯ их склонностЯм,
в то же времЯ позволЯли им сохранЯть достоинство. Ќотр-„ам по-прежнему
стоЯл, его руки свисали вдоль туловища, как у скучающего и зачарованного
королевича, глЯдЯщего со ступеней дворцовой лестницы на военный парад).
Џредседатель продолжал:
- ...в ночь с 7 на 8 июлЯ 1937 года, не оставив видимых следов взлома,
проник в квартиру, расположенную на пЯтом этаже зданиЯ по улице ‚ожирар, 12
и занимаемую господином ђагоном Џолем, шестидесЯти семи лет.
Ћн поднЯл голову и взглЯнул на Ќотр-„ама:
- ‚ы признаете эти факты?
- „а, месье.
- ‘ледствие уточнЯет, что вам открыл сам господин ђагон. ’ак, по
крайней мере, вы заЯвили, не представив тому доказательств. ‚ы подтверждаете
это?
- „а, месье.
- „алее, господин ђагон, который был знаком с вами, Якобы обрадовалсЯ
вашему приходу и предложил вам выпить. ‡атем, неожиданно длЯ него, при
помощи... (он поколебалсЯ) ...этого галстука вы его задушили.
Џредседатель взЯл галстук.
- ‚ы признаете, что этот галстук принадлежал вам и ЯвилсЯ орудием
преступлениЯ?
- „а, месье.
Џредседатель держал в руке этот гибкий галстук, похожий на вызванного
духа, галстук, на который нужно было смотреть, пока еще было времЯ, потому
что он мог с минуты на минуту исчезнуть или, как половой орган, жестко
напрЯчьсЯ в сухой руке ЏредседателЯ, почувствовавшего, что если эта эрекциЯ
или исчезновение произойдут, то он будет выставлен на посмешище. Џоэтому он
поторопилсЯ вручить орудие преступлениЯ первому присЯжному, а тот передал
его своему соседу, и так далее, причем ни один не решилсЯ задержатьсЯ с его
признанием, потому что, казалось, рисковал у себЯ же на глазах превратитьсЯ
в испанскую танцовщицу. Ќо предосторожности этих господ оказались тщетными,
и, сами того не заметив, они полностью переменились. ‘тыдливые жесты
присЯжных, казавшихсЯ заодно с судьбой, управлЯвшей убийством старика,
неподвижный убийца, похожий на духа, которого вопрошает медиум, и благодарЯ
этой неподвижности отсутствующий, и само место этого отсутствиЯ -- все это
погружало зал во мрак, а толпа хотела видеть все четко. Џредседатель говорил
и говорил. ‚от он дошел до вопроса:
- Љто навел вас на мысль воспользоватьсЯ этим способом убийства?
- Ћн.
€ весь мир понЯл, что Ћн - это мертвый старик, который теперь, уже
погребенный и пожираемый червЯми и личинками, вновь играл свою роль.
- “битый!
Љрик, который вырвалсЯ у ЏредседателЯ, был ужасен:
- ‘ам убитый указал вам, каким способом его нужно было умертвить?
Ќу-ка, ну-ка, поЯсните.
Ќотр-„ам, казалось, смутилсЯ. ЌежнаЯ стыдливость мешала ему говорить. Ђ
также робость.
- „а. ќто... - сказал он, - на господине ђагоне был галстук, который
сдавливал ему шею. Ћн весь побагровел. € он снЯл его.
€ убийца, тихо-тихо, как если бы он шел на нечестную сделку или
милосердный поступок, призналсЯ:
- ’огда Я подумал, что если бы жал Я, то было бы хуже.
€ еще немного тише, чтобы было слышно только гвардейцам и Џредседателю
(а толпа не услышала):
- Џотому что у менЯ хорошие руки. Џредседатель, подавленный, опустил
голову:
- Ќесчастный! - сказал он. - Ќо зачем?
- џ был сказочно беден.
Џоскольку слово "сказочное" используют, как определение богатства,
казалось возможным применить его и к бедности. ќта сказочнаЯ бедность
соорудила Ќотр-„аму облачный пьедестал: он был так же волшебно славен, как
тело •риста, возносЯщегосЯ, чтобы остатьсЯ одиноким и неподвижным в залитом
полуденным солнцем небе. Џредседатель ломал свои красивые руки. ’олпа
хмурила лица. ‘екретари комкали листы копирки. Ђдвокаты внезапно приобрели
взглЯд ЯсновидЯщих кур. ѓвардейцы свЯщеннодействовали. ЏоэзиЯ работала над
своим материалом. Ћдин Ќотр-„ам был в одиночестве и сохранЯл свое
достоинство, то есть он еще оставалсЯ персонажем древнего мифа и не ведал ни
о своей божественности, ни о своем обожествлении. Ћстальные не знали, что и
думать, и предпринимали сверхчеловеческие усилиЯ, чтобы оставатьсЯ на
берегу. ђуки с вырванными ногтЯми цеплЯлись за любую спасительную досточку:
закидывать ногу на ногу и обратно, уставитьсЯ на пЯтнышко на пиджаке, думать
о семье задушенного, ковырЯть в зубах.
- ђасскажите суду, как вы действовали. ќто было жестоко.. Ќотр-„аму
снова нужно было объЯснЯть. Џолицейские требовали подробностей, следователь
тоже, теперь была очередь суда. Ќотр-„аму стало стыдно, не за свой поступок
"(это было невозможно), но за то, что придетсЯ снова пережевывать ту же
историю. …му пришла в голову дерзкаЯ мысль изложить новую версию, настолько
он устал заканчивать свой рассказ словами: "Џока он не выдохсЯ". Ћн решил
рассказать что-нибудь другое. Ћднако в то же времЯ он рассказывал в точности
ту историю, которую он теми же словами поведал полицейским, следователю,
адвокату, психиатрам. ‚едь длЯ Ќотр-„ама любой жест - это поэма и может быть
выражен всегда, всегда одним и тем же символом. Ђ от его поступков
двухлетней давности ему не осталось ничего, кроме казенных фраз. Ћн
перечитывал свое преступление, как перечитывают летопись, но теперь он
говорил не совсем о преступлении. Џри этом часы, висевшие перед ним на
стене, методично тикали; но времЯ вышло из строЯ, так что на каждой секунде
стрелки отсчитывали интервалы и длинные и короткие.
€з двенадцати почтенных стариков-присЯжных четверо носили очки. €х
стеклышками - скверными проводниками, скорее изолЯторами - они были отделены
от зала и следили за происходЯщим по-своему. Ќа самом деле никого из них,
казалось, не занимало дело об убийстве. Ћдин из стариков постоЯнно
поглаживал себе бороду; он единственный казалсЯ внимательным, но,
приглЯдываЯсь к нему, мы видим, что глаза его пусты, как у статуи. „ругой
дремал. ’ретий рисовал на зеленом сукне стола круги и звезды; в обычной
жизни он был художником, и, обладаЯ чувством юмора, иногда раскрашивал в
разные цвета лукавых воробушков, примостившихсЯ на огородном чучеле.
—етвертый времЯ от времени выплевывал зубной протез в бледно-синий
(французской голубизны) носовой платок. Ћни поднЯлись и последовали за
Џредседателем в маленькую потайную дверь. ‘овещание - такаЯ же тайна, как
избрание главарЯ в бандитской шайке, как расправа над предателем внутри
братства. ’олпа вздохнула, зеваЯ, потЯгиваЯсь и отрыгиваЯ. Ђдвокат Ќотр-„ама
встал со своей скамьи и подошел к подзащитному:
- Ѓодрее, малыш, бодрее! - сказал он, пожимаЯ тому руки. - ‚ы прекрасно
ответили, вы были искренни, и, Я думаю, суд с нами.
Џри этих словах он пожимал руки Ќотр-„ама, держа его или держась за
него. Ќа губах Ќотр-„ама возникла улыбка, котораЯ запросто разъЯрила бы
судей. “лыбка такаЯ лазурнаЯ, что даже гвардейцы интуитивно поверили в
существование Ѓога и начал геометрии. Џредставьте себе словно сотканную из
лунного света трель, которую выводЯт по ночам жабы: она так чиста, что
бродЯга замирает на дороге и не двигаетсЯ с места, пока не услышит ее снова.
- Ћни просекли? - сказал он, подмигнув.
- „а-да, все в порЯдке, - сказал адвокат. Џочетный конвой взЯл на
караул, и судьи с обнаженными головами поЯвились из стены. ‚ безмолвии сел
господин ‚аз де ‘ент-Њари, затем шумно расселись остальные. Џредседатель
обхватил голову своими красивыми белыми руками и сказал:
-- Џриступаем к опросу свидетелей. Ђх, да, прежде сообщение полиции.
Џредставители комиссариата в зале?
“дивительнаЯ вещь: Џредседатель ‘уда присЯжных был так рассеЯн, что
забыл про столь важную вещь. ќта ошибка шокировала Ќотр-„ама, как шокировала
бы его орфографическаЯ ошибка (если бы он знал орфографию) в тюремном
распорЯдке. ‘удебный исполнитель впустил двух полицейских, арестовавших
Ќотр-„ама. ’от, что вел расследование два года назад, умер. Ћни кратко
изложили факты: сногсшибательную историю о том, как ложное убийство помогло
раскрыть настоЯщее. ќто невозможно, думаю Я. "€з-за пустЯка!". Ќо, в
принципе, Я уже могу допустить возможность этого нелепого происшествиЯ со
смертельным исходом, после того, как надзиратель забрал у менЯ мою рукопись,
которую Я носил при себе во времЯ прогулок. џ чувствую, что это катастрофа,
и не решаюсь предположить, что такаЯ катастрофа могла бы быть логическим
следствием столь ничтожной неосмотрительности. Џотом Я думаю, что
преступники терЯют голову из-за такой ничтожной неосмотрительности, такой
ничтожной, что они должны были бы иметь право исправить ее, вернув все
назад, что судьЯ уважил бы подобную просьбу -ведь это так просто - и что
сделать это невозможно. ЌесмотрЯ на свое образование, которое они называют
картезианским, присЯжные будут старатьсЯ зрЯ, когда через несколько часов
приговорЯт Ќотр-„ама к смерти, они усомнЯтсЯ - за то ли, что он задушил
куклу, или за то, что разрезал на куски какого-то старика. Џолицейские, эти
подстрекатели-анархисты, удалились, расшаркавшись перед Џредседателем. ‡а
окнами падал снег. ќто угадывалось по движениЯм рук в зале, приподнимавших
воротники пальто. Џогода была пасмурнаЯ. ‘мерть волчьим шагом продвигалась
по снегу. ‘удебный исполнитель вызвал свидетелей. Ћни ожидали в маленькой
комнате в кулисах боковой части зала; ее дверь находилась как раз напротив
скамьи подсудимых. „верь каждый раз приотворЯлась ровно настолько, чтобы
дать им проскользнуть наискосок, и одного за другим, каплю по капле, их
впускали в зал. Ћни подходили к барьеру, поднимали правую руку и отвечали
"клЯнусь" на вопрос, который никто не задавал. Ќотр-„ам увидел, как входит
Њимоза II. ‘удебный исполнитель прокричал, однако, "•ирш ђене", затем на
вызов "Ѓертолле Ђнтуан" поЯвилась Џервое Џричастие, на вызов "Њарсо ќжен"
поЯвилась ђайское џблочко. ’аким образом, в глазах изумленного Ќотр-„ама все
девочки от Ѓланш до Џигаль лишались лучшего своего украшениЯ: их имена
терЯли лепестки, - словно бумажный цветок, который держит в пальцах
танцовщик и который по окончании спектаклЯ становитсЯ всего-навсего железным
прутиком. Ќе лучше ли ему было танцевать весь танец с обыкновенной железной
проволокой? ‚опрос заслуживает изучениЯ. Џедерасты показывали тот самый
каркас, который распознавал Њиньон под шелком и бархатом каждого кресла. Ћни
были низведены до ничтожества, и это еще самое лучшее, что было сделано до
сих пор. Ћни входили - с видом вызывающим или робким, надушенные,
накрашенные - и начинали изысканно выражатьсЯ. Ћни больше не казались
рощицами завитой бумаги, расцветающими на террасах кафе. Ћни были
размалеванными убожествами. (Ћткуда берутсЯ клички у педерастов? ‘перва
отметим, что ни одна из них не была выбрана ее обладательницей. —то касаетсЯ
менЯ, это другое дело. џ врЯд ли смогу объЯснить причины, по которым выбирал
те или эти имена: „ивина, Џервое Џричастие, Њимоза, Ќотр-„ам-де-”лер,
Њонсеньер поЯвились не случайно. Њежду ними есть сродство, как в запахе
ладана и оплывающей свечи, и иногда у менЯ рождаетсЯ впечатление, что Я
собрал их среди искусственных или живых цветов в часовне „евы Њарии, в мае,
у подножиЯ той гипсовой статуи, в которую был влюблен Ђльберто и за которой
в детстве Я прЯтал склЯнку со своей спермой.) Ќекоторые произносили какие-то
жуткие уточнЯющие слова, как-то: "Ћн жил в доме 8 по улице Ѓерт" или "‚
последний раз мы виделись 17 октЯбрЯ. ќто было у ѓраффа". Њизинец,
отставленный так, словно другие два пальца, указательный и большой, держали
чайную чашечку, нарушал тЯгостную серьезность судебного заседаниЯ, и по этой
непослушной соломинке распознавалась его трагическаЯ тЯжеловесность.
‘удебный исполнитель прокричал: "ѓосподин Љюлафруа ‹уи". ЏоддерживаемаЯ
ќрнестиной, невероЯтно прЯмой и одетой в черное, единственной настоЯщей
женщиной, поЯвившейсЯ на процессе, вошла „ивина. ‚се, что еще оставалось от
ее красоты, исчезало на глазах. ’ени и линии в панике покидали свои посты.
…е прекрасное лицо издавало душераздирающие призывы и вопли, трагические,
словно крик покойницы. Ќа „ивине было широкое пальто из верблюжьей шерсти,
коричневое, с шелковистым отливом. Ћна тоже сказала:
- ЉлЯнусь.
- —то вы можете сказать об обвинЯемом? -произнес Џредседатель.
- Њы знакомы давно, господин Џредседатель, и Я считаю его очень
наивным, просто ребенком. џ не могу отметить в нем ничего, кроме учтивости.
Ћн мог бы быть моим сыном.
Ћна рассказала также, в выражениЯх очень тактичных, о том, как они
столь долгое времЯ жили вместе. Ћ Њиньоне речь не заходила. „ивина наконец
стала взрослым человеком, в чем ей отказывали в любом другом месте. …ще бы,
вот же он, свидетель, вылупившийсЯ наконец из ребенка Љюлафруа, которым он
оставалсЯ до этих самых пор. …сли за всю свою жизнь он не сделал ничего
простого, так это потому, что лишь некоторым старикам назначено быть
простыми, то есть чистыми, очищенными и упрощенными, как чертеж, и это,
возможно, и есть то самое состоЯние, о котором €исус говорил: "...будьте как
дети", но ни один ребенок на самом деле не таков - этого не всегда можно
достичь даже изнурЯющим трудом в "течение всей жизни. Ћн не сделал ничего
простого, даже не улыбнулсЯ; свою улыбку он, забавлЯЯсь, показывал правым
уголком рта или широко вытЯгивал на лице, сжав зубы.
‚еличие человека зависит не только от его способностей, ума,
одаренности, какими бы они ни были: оно слагаетсЯ также из обстоЯтельств,
выбравших его, чтобы служить им опорой. —еловек велик, если у него великаЯ
судьба; но такое величие принадлежит к разрЯду видимых, измеримых величий.
Ћно - великолепие, увиденное извне. †алкое, быть может, при взглЯде изнутри,
оно в то же времЯ становитсЯ поэтическим, если вы согласны с тем, что поэзиЯ
- это разрыв (или, скорее, встреча в точке разрыва) видимого и невидимого.
‘удьба Љюлафруа была жалкой, и именно поэтому его жизнь была составлена из
тайных поступков, каждый из которых по сути ЯвлЯетсЯ поэмой, как самое
неуловимое движение пальца балийской танцовщицы ЯвлЯетсЯ знаком, способным
привести мир в движение, потому что он исходит из мира, множественный смысл
которого невозможно осознать. Љюлафруа стал „ивиной; он стал поэмой,
написанной только длЯ него,, и недоступной длЯ тех, кто не имеет от нее
ключа. ‚ сущности, в этом и заключалась его тайнаЯ слава, подобнаЯ той,
которой Я наградил себЯ, чтобы достичь, наконец, успокоениЯ. € Я обладаю ею,
потому что цыганка на Ярмарке нагадала мне по руке, что однажды Я
прославлюсь. Ќо чем? ’репет пронизывает менЯ. € все же этого пророчества
достаточно, чтобы унЯть мою давнюю потребность считать себЯ гением. џ
бережно несу в себе фразу гадалки: "Ћднажды ты прославишьсЯ". Ћна тайно
живет во мне - и в этом Я подобен семьЯм, которые по вечерам у зажженной
лампы предаютсЯ сверкающим воспоминаниЯм о своем осужденном на смерть, если
таковой у них есть. Ћна озарЯет и ужасает менЯ. ќта потенциальнаЯ
известность облагораживает менЯ, как запись на пергаменте, которую никто не
сможет разобрать, как знатное происхождение, хранимое в секрете, как
внебрачное королевское рождение, как маска или, возможно, божественное
родство - в общем, что-то похожее на то, что испытала †озефина, всегда
помнившаЯ, что родила ту, котораЯ станет прелестнейшей женщиной селениЯ, -
Њарию, мать ‘оланж -- богиню, рожденную в хижине, с телом, гуще покрытым
гербами, чем Ягодицы и жесты Њимозы, и знатностью, чем амбюр. ќтот род
посвЯщениЯ отдалил †озефину от других женщин (других матерей) ее возраста.
…е положение в селении было близко к положению матери €исуса среди женщин
ѓалилеи. Љрасота Њарии несла городку славу. Ѓыть человеческой матерью
божества - положение более любопытное, чем положение божества. Њать €исуса
должна была испытывать ни с чем не сравнимые переживаниЯ, когда носила
своего сына, а затем жила, спала бок о бок с сыном, который был Ѓогом - то
есть всем вокруг, вместе с нею - который мог сделать так, чтобы мир
прекратил свое существование, чтобы его мать, чтобы он сам прекратили свое
существование, Ѓогом, длЯ которого нужно было готовить, как †озефина длЯ
Њарии, желтую кукурузную похлебку.
‚прочем, не то, чтобы Љюлафруа - ребенок и „ивина - был существом
исключительно тонкой организации, но обстоЯтельства исключительной
странности без его ведома избрали его и скрепили свой выбор таинственными
письменами. Ћн служил поэме, по прихоти рифмы лишенной всЯкого смысла. ќто
позже, в час своей кончины, он смог одним изумленным взглЯдом перечитать
жизнь, с закрытыми глазами написанную им на собственной плоти. Ђ теперь
„ивина выходит наружу из своей внутренней драмы, из того трагического зерна,
которое несет она в себе, и впервые в жизни ее воспринимают всерьез в
балагане смертных. Џомощник прокурора прекратил балаган. €з приоткрытой
двери вновь вышли свидетели. ЏоЯвлЯЯсь лишь на секунду, они сгорали на ходу:
неведомое поглощало их. Џодлинными средоточиЯми жизни были комната длЯ
свидетелей - „вор чудес -и совещательнаЯ комната, ибо в них во всех деталЯх
реконструировалась комната преднамеренного убийства. “дивительнаЯ вещь,
галстук все еще находилсЯ там, притаившись на зеленом столе; он выглЯдел
бледнее, чем обычно, обмЯкший, но готовый к прыжку, как хулиган,
развалившийсЯ на скамье в комиссариате. ’олпа была беспокойна, словно
собака. Ѓыло объЯвлено, что ‘мерть запаздывала: сошла с рельсов. ‘разу стало
темно. Ќаконец, Џредседатель произнес имЯ эксперта-психиатра. ‚от уж этот
действительно выскочил из-под незримой крышки незримой коробки. Ћн сидел
среди ничего не подозревавшей публики. ЏоднЯлсЯ и подошел к барьеру. Ћн
зачитал присЯжным свой доклад. €з этого крылатого доклада на землю выпадали
такие слова, как: "Ќеуравновешенность... психопатиЯ... нездоровые
фантазии... соматическаЯ нервнаЯ система... шизофрениЯ... возбудимость...
возбудимость... возбудимость... возбудимость... будильник", и вдруг,
душераздирающее, кровоточащее: "ЃольшаЯ симпатическаЯ". Ќо на этом он не
остановилсЯ: "...Ќеуравновешенность... невменЯемость... секрециЯ... ”рейд...
ћнг... Ђдлер... секрециЯ..." Љоварный голос этого человека ласкал некоторые
слоги, а своими жестами он словно бы сражалсЯ с неприЯтелем: "Ћтче,
берегитесь слева, берегитесь справа"; некоторые слова рикошетом отскакивали
от его коварного голоса (как в тех жаргонных словечках, в которых среди
слогов нужно распознать другие слова, наивные или омерзительные). ЏонЯтно
было следующее: "—то есть злоумышленник? ѓалстук, танцующий в лунном свете,
припадочный ковер, лестница, по-пластунски ползущаЯ вверх, кинжал, которым
пользуютсЯ с начала мира, обезумевшаЯ склЯнка с Ядом, руки в перчатках во
мраке ночи, голубой воротничок морЯка, открытаЯ последовательность, череда
простых и безобидных жестов, молчаливый шпингалет". ‚еликий психиатр наконец
зачитал свое заключение: "—то он (Ќотр-„ам-де-”лер) психически
неуравновешен, легковозбудим, аморален. ‚месте с тем в любом преступном
действии, как и вообще в любом действии, содержитсЯ волеваЯ часть, не
ЯвлЯющаЯсЯ следствием раздражающего пособничества предметов. ‘ловом, Ѓайон
частично несет ответственность за убийство".
Џадал снег. ‚округ зала царило молчание. Џалата присЯжных была затерЯна
в пространстве, в совершенном одиночестве. Ћна уже не подчинЯлась земным
законам. Ћна стремительно неслась среди звезд и планет. ’ам, в пространстве,
она была каменным домом ЏресвЯтой „евы. Џассажиры больше не ждали никакой
помощи извне. вартовы были обрублены. €менно в этот момент растерЯвшаЯсЯ
часть зала (толпа, присЯжные, адвокаты, гвардейцы) должна была преклонить
колени и запевать гимны, тогда как другаЯ его часть (Ќотр-„ам),
освобожденнаЯ от тЯжести плотских деЯний (умерщвление - это плотское
деЯние), составила пару, чтобы пропеть: "†изнь - это сон... прекрасный
сон...". Ќо толпе чуждо чувство величиЯ. Ћна не подчинилась этому
драматическому велению, и мир не ведал ничего менее серьезного, чем то, что
последовало. ‘ам Ќотр-„ам почувствовал, как мЯгчает его надменность. Ћн
впервые человеческими глазами посмотрел на ЏредседателЯ ‚аз де ‘ент-Њари.
‹юбовное чувство так сладостно, что он не смог не растворитьсЯ в сладкой,
доверчивой нежности к Џредседателю. "Ђ может, и не такаЯ уж он скотина!" -
подумал он. ‚незапно его сладкое бесчувствие кануло в небытие, и облегчение,
которое он при этом испытал, было подобно избавлению от мочи после ночного
воздержаниЯ. ‚спомните, что Њиньон при пробуждении вновь ощущал себЯ на
земле только после того, как мочилсЯ. Ќотр-„ам полюбил своего палача, своего
первого палача. ќто было нечто вроде неустоЯвшегосЯ, недозревшего прощениЯ,
которое он даровал ледЯному моноклю, металлическим волосам, земным устам,
грЯдущему приговору, произнесенному в соответствии со страшным Џисанием. —то
в действительности есть палач? ђебенок в одеждах Џарки, некто невинный,
отделенный от мира великолепием своих пурпурных лохмотьев, некто бедный,
некто смиренный. ‡ажглись люстры и бра. ‘лово взЯл общественный обвинитель.
Џротив юноши убийцы, высеченного из глыбы прозрачной воды, он не сказал
ничего, кроме самых справедливых слов, под стать Џредседателю и присЯжным.
‚едь нужно же было защитить рантье, живущих иногда чуть ли не под самой
крышей, и заставить умереть мальчиков, убивающих их... ‚се это было толково
и произнесено весьма изЯщным, а временами весьма благородным тоном. ЏомогаЯ
себе головой:
- ...„остойно сожалениЯ (в миноре, потом начинает снова - в мажоре)...
достойно сожалениЯ...
Ћт его руки, вытЯнутой к убийце, веЯло непристойностью.
- Љарайте строго! - кричал он. - Љарайте строго! ‡аключенные между
собой звали его "пижон". Ќа этом торжественном заседании он точно
иллюстрировал табличку, прибитую к массивной двери. ‡атерЯннаЯ в черноте
толпы, стараЯ маркиза подумала: "ђеспублика гильотинировала уже пЯтерых из
нас...", но ее мысль не пошла глубже. ѓалстук по-прежнему лежал на столе.
ЏрисЯжные не прекращали. попыток преодолеть страх. Џримерно тогда часы
пробили пЯть. ‚о времЯ обвинительной речи Ќотр-„ам сел. Ћн представлЯл себе,
что „ворец ЏравосудиЯ находитсЯ между зданиЯми, в глубине одного из
дворов-колодцев, куда выходЯт окна кухонь и туалетов и куда склонЯютсЯ
растрепанные горничные, которые, приставив ладонь к уху, слушают, стараЯсь
не упустить ни слова. есть этажей с четырех сторон. ѓорничные беззубы; они
поглЯдывают назад; взглЯд, пересекаЯ мглу кухни, может различить несколько
золотых или плюшевых блесток в тайне роскошных квартир, где старики с
головой из слоновой кости спокойными глазами смотрЯт, как к ним приближаютсЯ
убийцы в домашних тапочках. Ќотр-„аму кажетсЯ, что „ворец ЏравосудиЯ
располагаетсЯ на дне этого колодца. Ћн маленький и легкий, как греческий
храм, который Њинерва несет на своей открытой ладони. ѓвардеец, находившийсЯ
по левую руку от него, заставил его встать, ибо Џредседатель спрашивал: "—то
вы имеете сказать в свою защиту?" ‘тарый бродЯга, сокамерник по ‘анте,
подготовил длЯ него несколько подходЯщих слов, которые можно было бы сказать
на суде. Ћн попыталсЯ вспомнить их и не сумел. ”раза "џ не нарочно"
сложилась у него на губах. …сли бы он произнес ее, она бы никого не удивила.
‚се ожидали худшего. Ћтветы, которые напрашивались на Язык, приходили на
арго, а чувство приличиЯ требовало от него говорить по-французски, но каждый
знает, что в ответственные моменты родной Язык одерживает верх над другими.
Ћн чуть было не обрел естественность. •отЯ быть естественным в тот миг
означало быть актером, но неловкость уберегла его от нелепости и отрубила
ему голову. Ћн был поистине велик. Ћн сказал:
- ‘тарик был обречен. “ него уже ни на кого не вставал.

Џоследнее слово так и не вышло из маленьких дерзких уст; тем не менее
двенадцать стариков быстро и разом выставили ладони перед ушами, чтобы не
впускать туда слово крепкое, как половой орган; и оно, не найдЯ другого
отверстиЯ, вошло, напрЯженное и теплое, в их разинутые рты. Њужественность
двенадцати стариков и ЏредседателЯ была высмеЯна славным бесстыдством юноши.
‚се мигом переменилось. ’е, что были испанскими танцовщиками с кастаньетами
на пальцах, вновь стали присЯжными, вновь стал присЯжным утонченный
художник, вновь стал присЯжным дремавший старик, и нелюдим тоже, и тот, что
был ђимским Џапой, и тот, что был ‚естрисом [54]. Ќе верите? €з зала
вырвалсЯ Яростный вздох. Џредседатель своими красивыми руками сделал жест,
который своими красивыми руками делают трагические актрисы. …го красное
платье трижды мелко вздрогнуло, как театральный занавес, как если бы в его
полы, ближе к икрам, вцепились отчаЯнные когти агонизирующей кошки, мышцы
лап которой были сведены тремЯ смертными содроганиЯми. Ћн нервно призвал
Ќотр-„ама к приличию, и слово взЯл адвокат защиты. „елаЯ (он в самом деле
делал их, как будто негромко попердывал) под платьем мелкие шажки, он
подошел к барьеру и обратилсЯ к суду. ‘уд улыбнулсЯ. ’ой самой улыбкой,
которую рождает на лице суровый, уже сделанный выбор между справедливостью и
несправедливостью (по-королевски строгаЯ складка на лбу служит им
разграничением) - выбор того, кто понЯл, рассудил и выносит приговор. ‘уд
улыбалсЯ.
‘ лиц спало напрЯжение, тела вновь обретали свою мЯгкость; кое-кто
отваживалсЯ на недовольные гримаски, но, испугавшись, быстро возвращалсЯ в
свою скорлупу. ‘уд был доволен, даже очень доволен. Ђдвокат старалсЯ изо
всех сил. Ћн говорил обильно, поток его фраз не иссЯкал. —увствовалось, что,
рожденные из молнии, они должны были вытЯгиватьсЯ в хвосты комет. Љ понЯтиЯм
чистого права он пристегивал и то, что, по его словам, было воспоминаниЯми
детства (его собственного детства, в котором он, Якобы, сам был искушаем
„ьЯволом). ЌесмотрЯ на такое сочетание, чистое право оставалось чистым и в
серой пене речи сохранЯло блеск твердого кристалла. Ђдвокат сперва говорил о
воспитании неудачами, примере улицы, голоде, жажде (не собиралсЯ ли он, мой
Ѓоже, сделать из ребенка Ћтца де ”уко, ЊишелЯ ‚ьешанжа [55]?), он говорил
также о почти плотском искушении, которое вызывает шеЯ, словно нарочно
созданнаЯ так, чтобы ее удобно было сдавливать. Љороче, он спЯтил. Ќотр-„ам
оценил это красноречие- Ћн все еще не верил словам адвоката, но готов был
что угодно предпринЯть, что угодно взЯть на себЯ. Ћднако тревожное чувство,
смысл которого он понЯл только потом, каким-то неЯсным образом указывало ему
на то, что адвокат его губил. ‘уд проклинал столь посредственного адвоката,
не дававшего ему даже получить удовольствие от преодолениЯ жалости, которое
он, должно быть, привык испытывать, слушаЯ защитительную речь. Љакую игру
вел этот глупый адвокат? Џусть он произнесет слово, нежное или грубое,
которое, по крайней мере, заставило бы пространство и времЯ, подмигнув,
сразить юношу, присЯжных, воспылать страстью к его трупу и, отомстив таким
образом за задушенного старика, ощутить в себе душу убийцы - в себе,
спокойных, сидЯщих в тепле, не подверженных никакому риску, разве что
крошечного ‚ечного ЏроклЯтиЯ. €х довольство улетучивалось. Ќужно ли было
выносить оправдательный приговор только потому, что адвокат был болваном? Ќо
пришло ли кому-нибудь в голову, что эта речь могла быть искуснейшим
мошенничеством адвоката-поэта? ѓоворЯт же, что Ќаполеон проиграл ‚атерлоо,
потому что ‚еллингтон совершил грубый промах. ‘уд почувствовал, что нужно
было благословить этого парнЯ. Ђдвокат исходил слюной. ‚ тот момент он
говорил о возможности перевоспитаниЯ -- и четыре представителЯ от опеки
„етства и ћношества на отведенной им скамье поставили на кон в кости судьбу
души Ќотр-„ам-де-”лера. Ђдвокат просил оправдать. Ћн умолЯл. …го больше не
слышали. Ќаконец, будто бы с ловкостью распознав среди тысЯчи момент длЯ
произнесениЯ самого главного слова, Ќотр-„ам, как всегда мЯгко, сделал
печальную гримасу и сказал не думаЯ:
- Ђх! Љоррида! „а нет, не стоит, Я предпочел бы сдохнуть сразу.
Ђдвокат сперва ошалел, потом живо щелчком Языка собрал свой
разрозненный рассудок и пролепетал:
- „итЯ мое, ну же, дитЯ мое! „айте мне вас защитить. ѓоспода, - сказал
он суду (он мог бы с тем же успехом, как королеве, сказать ему "Њадам"), --
это ребенок.
‚ то времЯ, как Џредседатель спрашивал у Ќотр-„ама:
- Ќу, что же вы говорите? Ќе будем забегать вперед!
ђезкость произнесенного слова обнажила судей и оставила на них из
одежды только величественность. ’олпа прокашлЯлась. Џредседатель не знал,
что "Љоррида" на арго - это исправительный дом. ‘тепенный, массивный,
неподвижно сидЯщий на деревЯнной скамье между гвардейцами, перетЯнутыми
желтыми кожаными ремнЯми, в сапогах и касках, Ќотр-„ам-де-”лер чувствовал
себЯ танцующим легкую жигу. ЋтчаЯние пронзило его, словно стрела, словно
клоун - шелковую бумагу на обруче, отчаЯние прошло сквозь него, не оставив
ему ничего, кроме дыры, облачившей его в белые лохмотьЯ. ЌесмотрЯ на
повреждениЯ, он держалсЯ стойко. Њира уже не было в этом зале. Џо заслугам.
Ќужно, чтобы все закончилось. ‘уд возвращалсЯ. Џриклады почетного отрЯда
ударили тревогу. ‘тоЯ с непокрытой головой, монокль зачитал приговор. Ћн
впервые произнес вслед за именем Ѓайона: "по прозвищу Ќотр-„ам-де-”лер".
Ќотр-„ама приговорили к смертной казни. ЏрисЯжные стоЯли-ќто был апофеоз.
Љончено. Љогда Ќотр-„ам-де-”лер был передан в руки охранников, им
показалось, что он обрел свЯщенное свойство, близкое к тому, которым некогда
обладали искупительные жертвы, будь то козел, бык или ребенок, и которым до
сих пор обладают короли и евреи. Ќадзиратели говорили с ним и служили ему
так, как если бы знали, что он несет на себе тЯжесть грехов всего мира, и
хотели снискать себе благословение €скупителЯ. ‘пустЯ сорок дней весенней
ночью в тюремном дворе была сооружена машина. Ќа рассвете она была готова к
работе. ѓолова Ќотр-„ам-де-”лера была отсечена самым настоЯщим ножом. €
ничего не произошло.
—его ради? Џокрову храма не нужно разрыватьсЯ снизу доверху, если бог
испускает дух. ќто ничего не докажет, кроме того, что ткань плохого качества
и изрЯдно обветшала. •отЯ к этому следовало бы отнестись безразлично, Я бы
еще согласилсЯ, чтобы дерзкий пострел продырЯвил его ударом ноги и убежал
прочь, вопЯ о чуде. ќто пикантно и весьма подходЯще длЯ того, чтобы лечь в
основу ‹егенды.

џ перечитал написанные главы. Ћни теперь завершены окончательно, и
приходитсЯ признать, что ни одной радостной улыбкой не наделил Я ни
Љюлафруа, ни „ивину, ни ќрнестину, ни кого-либо еще. ‹ицо мальчишки,
которого Я заметил в комнате свиданий, наводит менЯ на эти размышлениЯ и
заставлЯет вспомнить о детстве, о воланах белых юбок моей матери. ‚ каждом
ребенке, которого Я вижу, - а Я вижу их так редко - Я пытаюсь отыскать того,
кем был Я, полюбить его за то, чем был Я. Ќо, встретившись с малолетками в
комнате свиданий, Я поглЯдел на две эти мордашки и вышел в крайнем волнении,
потому что сам Я был другим - ребенком бледным, как недопеченый хлеб; Я
люблю в них мужчин, которыми они станут. Љогда они прошли передо мной,
покачиваЯ бедрами и широко расправив плечи, Я увидел у них на лопатках
горбики мышц, прикрывающие корни крыльев.
€ все же мне хотелось бы думать, что Я был похож вот на этого. “видев
себЯ в его лице, прежде всего в линии лба и в глазах, Я вот-вот узнал бы
себЯ окончательно, когда - хлоп! -- он улыбнулсЯ. ќто был уже не Я, потому
что в детстве, как и во все другие периоды моей жизни, Я не умел ни
смеЯтьсЯ, ни даже улыбатьсЯ. …сли можно так сказать, стоило ребенку
засмеЯтьсЯ, как Я рассыпалсЯ в крошки у себЯ на глазах.
Љак и все дети, подростки или взрослые, Я охотно улыбалсЯ, иногда мог
даже похохотать; но по мере того, как моЯ жизнь проходила, Я ее
драматизировал. “странЯЯ шалости, проЯвлениЯ легкомыслиЯ или ребЯчества, Я
оставлЯл в ней лишь элементы собственно драмы: ‘трах, ЋтчаЯние, печальную
‹юбовь... и, чтобы освободитьсЯ от них, Я декламирую все эти поэмы,
сведенные судорогой, как лица сивилл,, Ћни проЯснЯют мне душу. Ќо если
ребенок, в котором, как мне кажетсЯ, Я вижу себЯ, засмеетсЯ или улыбнетсЯ,
он ломает . строй разработанной драмы, которой становитсЯ моЯ жизнь, когда Я
размышлЯю о ней; он разрушает, искажает ее уже потому, что привносит в нее
поступок, который персонаж совершить не мог; он разрывает на части
воспоминание о гармоничной (хотЯ и горестной) жизни, заставлЯет менЯ видеть,
как Я становлюсь другим, и к одной драме прививает другу.

„ивинариана
(продолжение и окончание)
€так, вот последние части „ивинарианы. џ тороплюсь отделатьсЯ от
„ивины. Ќавалом, беспорЯдочно Я набрасываю эти заметки, разбираЯ которые вы
попытаетесь отыскать непреходЯщую сущность ЏресвЯтой.

‚ мимикрии „ивина мысленно доходит до того, чтобы точно принимать
положение, которое имел Њиньон в этом же самом месте. ’ак, ее голова
находитсЯ на месте головы Њиньона, ее рот -- на месте его рта, ее член -- на
месте его и т.д., затем она повторЯет - с предельно возможной точностью --
не без колебаний,, потому что это должно быть поиском (только поиск, трудный
поиск делает игру осознанной), -жесты Њиньона. Ћна последовательно занимает
все пространство, которое занимал он. Ћна следует за ним, непрерывно
заполнЯЯ все, что его содержало.

„ивина:
-- ЊоЯ жизнь? Њне ужасно горько, Я всЯ -- „олина ѓоречи.
€ эта долина подобна -- с ее черными соснами под грозой -- тем
картинам, что открывались мне во времЯ моих воображаемых путешествий, в
которые Я пускалсЯ из-под бурых вшивых тюремных одеЯл; Я называл их „олиной
“ныниЯ, “тешениЯ, „олиной Ђнгелов.

Ћна („ивина), возможно, поступала не по-христиански. …й ставили это в
упрек. Ђ она: "Ђ ‹ифарь разве танцует по пути из Ћпе [56] домой?"

Ћна настолько безразлично относитсЯ к миру, что говорит: "Љакое мне
дело до того, что думает Љ... о той „ивине, которой Я была? Љакое мне дело
до воспоминаниЯ, которое он хранит обо мне. џ другаЯ. џ каждый раз буду
другаЯ". ’аким образом, она боролась с тщеславием. ’аким образом, она всегда
оказывалась готова к любой новой гнусности, не опасаЯсь бесчестиЯ.

Ћна обрезала себе ресницы, чтобы казатьсЯ еще отвратительней. € думала
при этом, что так сжигает свои корабли.

“ нее пропал тик. …й удавалось сделать так, что все замечали ее по
сдержанности. ‘делать лицо ледЯным. Љогда-то при оскорблении она во что бы
то ни стало должна была подвигать мускулами. ’оска принуждала ее к этому
роду самообмана; мышцы лица сокращались и рождали гримасу в виде улыбки. …е
лицо окоченело.

„ивина, о себе самой:
-- „ама ‚ерховной Џедерастии.

„ивина не смогла слушать по радио марш из "‚олшебной флейты", не
вынесла. Ћна целует свои пальцы, а затем, измученнаЯ, поворачивает ручку
приемника.
…е бесцветный голос, (голос, который Я мечтал бы слышать у киноактеров,
приплюснутый голос, голос, в котором нет глубины), небесный голос, когда,
обращаЯсь ко мне, она указывает пальцем на мое ухо:
-- †ан, у тебЯ еще и там есть дырочка.

Ћна движетсЯ по улице, словно призрак. Њимо следует молодой
велосипедист -- пешком, держа свою машину за руль.
Џриблизившись к нему вплотную, „ивина немного сгибает руку, как бы
желаЯ обнЯть его за талию. ‚елосипедист неожиданно поворачиваетсЯ к „ивине и
на самом деле оказываетсЯ в ее объЯтиЯх. Ћн ошеломленно смотрит на нее
какое-то мгновение, не произносЯ ни слова, вскакивает на велосипед и
удирает.
„ивина возвращаетсЯ в свою скорлупу и поднимаетсЯ на свое внутреннее
небо.

‚ присутствии красивого парнЯ, мимолетное желание:
-- ќто …ще схватило менЯ за горло. ’еперь она будет жить только ради
того, чтобы спешить к ‘мерти.

‹ебедь, которого поддерживает масса его белых перьев, не может нырнуть
на дно за тиной; €исус не может согрешить.
„лЯ „ивины совершить преступление ради того, чтобы избавитьсЯ от гнета
морали, еще означает быть тесно свЯзанной с моралью. Ћна не желает красивых
преступлений. Ћна трезвонит повсюду, что подчинЯетсЯ чувству вкуса.

Ћна ворует и предает своих друзей. ‚се способствует тому, чтобы вокруг
нее - вопреки ей -- воцарилось одиночество. Ћна просто живет в уюте своей
славы, славы, которую она сделала маленькой и драгоценной.
-- џ, -- говорит она, - Ѓернадетта ‘убиру в монастыре арите много дней
спустЯ после видениЯ. Љак и Я, она жила обычной жизнью, не забываЯ о том,
что была на "ты" с ЏресвЯтой „евой.
Ѓывает так, что по пустыне движетсЯ войско, и от него - по тактическим
соображениЯм - отделЯетсЯ небольшаЯ колонна и берет другое направление.
Љакое-то времЯ эта колонна может следовать рЯдом с войском, в течение часа
или дольше. ‹юди из обеих частей могли бы разговаривать, видеть друг друга,
но они не разговаривают и не видЯт: как только отрЯд сделал шаг в новом
направлении, он почувствовал, что в нем рождаетсЯ личность. Ћн понЯл, что он
один и что его действиЯ - это только его действиЯ.
—тобы оторватьсЯ от мира, „ивина сотни раз начинала делать этот
маленький маневр. Ќо как бы далеко она ни удалЯлась, мир призывает ее к
себе.
‘вою жизнь она провела, вновь и вновь бросаЯсь с вершины утеса.
’еперь, когда у нее нет тела (или остаетсЯ его так мало - белого,
бледного, костлЯвого и в то же времЯ мЯгкого), она устремлЯетсЯ к небу.

„ивина о себе самой:
-- Њадам урожденнаЯ ’айна.

‘вЯтость „ивины.
‚ противоположность большинству свЯтых, она знала о ней. ‚ этом нет
ничего удивительного, ведь свЯтость была ее видением Ѓога и, более того, -
ее союзом с Ќим. ќтот союз возник не без зла и страданиЯ и с той, и с другой
стороны. ‘о стороны „ивины зло состоЯло в том, что она была вынуждена
оставить свое надежное, привычное и уютное положение ради чудеснейшей славы.
—тобы сохранить свое положение, она делала то, что считала разумным делать:
жестикулировала. € всем ее телом завладела страсть остатьсЯ. “ нее были
жесты жестокого отчаЯниЯ, жесты несмелых попыток, жесты колебаний перед тем,
как отыскать зацепку, ухватитьсЯ за землю и не поднЯтьсЯ к небесам. Њожет
показатьсЯ, что последнЯЯ фраза подразумевает, будто „ивина Якобы
вознеслась. Ќичего подобного. ЏоднЯтьсЯ к небесам здесь означает: не сделав
ни единого движениЯ, покинуть „ивину ради Ѓожества. …сли бы чудо произошло в
глубине души, оно было бы непередаваемо жестоким. Ќужно было держатьсЯ во
что бы то ни стало. ‘опротивлЯтьсЯ Ѓогу, который в молчании призывал ее. Ќе
отвечать. Ќо примерЯть на себе те жесты, которые удержат ее на земле,
которые приклеЯт ее к материи. ‚ пространстве она принимала все новые и
новые варварские формы: потому что интуитивно догадывалась, что
неподвижность позволит Ѓогу слишком легко удачным приемом американской
борьбы унести вас с собой. € она танцевала. Ќа прогулке. Џовсюду. …е тело
проЯвлЯло себЯ каждую секунду. ЏроЯвлЯло себЯ в тысЯче тел. Ќикто не знал,
что происходило, и не ведал о трагических мгновениЯх „ивины, сражающейсЯ с
Ѓогом. Ћна принимала удивительные позы, подобные тем, что принимают Японские
акробаты. Ћна казалась потерЯвшей рассудок трагической актрисой, котораЯ
больше не может вернутьсЯ в свой собственный образ и ищет, ищет... € вот
как-то раз, когда она застыла на кровати, неожиданно длЯ нее самой Ѓог
принЯл ее за свЯтую. ‡десь следует напомнить один характерный случай. Ћна
захотела убить себЯ. “бить себЯ. “бить мою доброту. €так, к ней пришла
блестЯщаЯ идеЯ, и она ее осуществила: некогда ее балкон на восьмом этаже
большого дома выходил на замощенный двор. ‚ железных перилах имелись широкие
просветы, затЯнутые проволочной сеткой. “ одной из соседок был двухлетний
ребенок, маленькаЯ девочка, которую „ивина часто приглашала к себе и угощала
конфетами. ђебенок любил бегать на балкон и смотреть через сетку на улицу.
Ћднажды „ивина решилась: она отцепила сетку, оставив ее прислоненной к
перилам. Љогда девочка пришла к ней, она заперла ее в комнате и бегом
скатилась по лестнице. Ћчутившись во дворе, она дождалась, пока ребенок
выйдет поиграть на балкон и обопретсЯ о сетку. ‚ес тела опрокинул девочку в
пустоту. „ивина наблюдала снизу. Ћна не упустила ни одного пируэта малышки.
‚ ней было что-то сверхчеловеческое -- до такой степени, что без слез, без
крика, без трепета, надев перчатки, она собрала то, что осталось от ребенка.
Ћна провела три месЯца в камере по подозрению в непреднамеренном убийстве,
но доброта ее умерла. ‚едь "Љ чему мне быть теперь тысЯчу раз доброй? —тобы
загладить вину за это неискупимое преступление? ’ак что будем скверной".
ЃезразличнаЯ, как нам казалось, к остальному миру, „ивина умирала.
ќрнестина долгое времЯ была в неведении относительно того, чем стал ее
сын, которого она потерЯла из виду во времЯ его второго побега. Љогда до
нее, наконец, дошли о нем вести, тот был в армии. Ћна получила от него
несколько стыдливое послание с требованием небольшой суммы денег. Ќо увидела
она своего сына, ставшего „ивиной, лишь много позже, в Џариже, куда по
примеру всех провинциалок приехала оперироватьсЯ. „ивина в то времЯ жила в
относительном довольстве. ќрнестина, ничего не знавшаЯ о его пороке,
догадалась о нем почти мгновенно и подумала: "“ ‹у между Ягодицами
сберегательный банк". Ћна не сделала никакого другого замечаниЯ. Њнению,
которое она о себе имела, едва ли вредила мысль о том, что она отелилась
чудовищным существом, ни самцом, ни самкой, наследником или наследницей
семьи Џикиньи, двусмысленным завершением знатной фамилии, матерью которой
была сирена Њелузина. Њать и сын были так далеки друг от друга, словно
находились на расстоЯнии, приникаЯ к пустоте: соприкосновение бесчувственных
кож. ќрнестина никогда не говорила себе: "ќто плоть от моей плоти". „ивина
никогда не говорила себе: "Ћднако вот эта менЯ высрала". Љак мы показали это
в начале, „ивина была длЯ своей матери лишь предлогом длЯ театральных
жестов. „ивина же, из ненависти к этой шлюхе Њимозе, питавшей отвращение к
собственной матери, делала вид, что почтительно любит свою. ќта
почтительность нравилась Њиньону, который, будучи нормальным "котом",
настоЯщим блатным, в глубине сердца хранил, что называетсЯ, "чистый уголок,
предназначенный старушке матери", которую он, впрочем, не знал. Ћн
подчинЯлсЯ земным законам, властвующим над "котами". Ѓудучи католиком и
патриотом, он любил мать. ќрнестина навестила умирающую „ивину. Ћна принесла
кое-какие сладости, но по признакам, заметным лишь деревенским жителЯм -
признакам, более красноречивым, чем креп - она узнала, что „ивина умирает.
"Ћн уходит", - сказала она себе.
‘вЯщенник - тот самый, странную службу которого мы видели - принес
облатку. Ќа чайном столике, подле черного распЯтиЯ и чаши со свЯтой водой, в
которой мокла сухаЯ и пыльнаЯ самшитоваЯ ветвь, горела свеча.
€з религии ќрнестина обычно принимала лишь чисто волшебное (а не тайну,
наложенную на тайну и скрывающую ее); то волшебное, которое она находила в
ней, было подлинным, как золото. ‘удите сами: в ненастные дни, знаЯ, что
молнии приходит фантазиЯ влетать через каминную трубу и вылетать из окна,
она, сидЯ в кресле, видела себЯ проходЯщей сквозь оконное стекло (причем
бюст, шеЯ, ноги, юбки сохранЯли свою жесткость, словно складки
накрахмаленной материи), падающей на траву или взмывающей в небо со
сведенными вместе пЯтками, как если бы она была статуей: так она
проваливалась вниз или вверх, будто ангелы и свЯтые, летающие на полотнах
старых мастеров, так же просто, как поднимаетсЯ на небо €исус, без несущих
его облаков.
ќто и было ее религией. Љак и прежде, в дни великой суеты, в дни
мистического разгула: "Ђ не повеселитьсЯ ли, поверив в Ѓога?", - говорила
она себе. € трепетала от предвкушениЯ.
‚ час кончины „ивины она повеселилась, поверив в Ѓога так глубоко, что
стала свидетельницей восхитительной сцены.
Ћна увидела Ѓога, глотающего Яйцо. ‘лово "видеть" использовано здесь
только длЯ удобства изложениЯ. Ћб откровении Я не могу сказать почти ничего,
потому что, в сущности, знаю о нем лишь то, что было мне дано узнать,
благодарение Ѓогу, в югославской тюрьме. ЊенЯ перевозили из города в город,
по прихоти этапов тюремного вагона. ‚ тюрьме каждого из городов Я оставалсЯ
на день, на два или дольше. Љак-то раз менЯ поместили в довольно большую
камеру, заполненную двумЯ десЯтками арестантов. ’ри цыгана организовали в
ней школу воров-карманников. ‚от как все происходило: пока один из узников
спал, растЯнувшись на нарах, нам нужно было по очереди вытаскивать из его
карманов -- и класть обратно, - не разбудив его, предметы, которые там
находились. „ело довольно тонкое, ведь нередко спЯщего приходилось так или
иначе щекотать, чтобы ом перевернулсЯ во сне и освободил карман, на который
налегал всем весом своих бедер.
Љогда настал мой черед, цыган, который был за главного, подозвал менЯ и
велел работать. —ерез ткань пиджака Я ощутил, как бьетсЯ сердце, -- и
потерЯл сознание. ЊенЯ перенесли на нары, где Я и оставалсЯ, пока не пришел
в себЯ. џ сохранил точное воспоминание об обстановке места действиЯ. Љамера
представлЯла собой нечто вроде кишки, оставлЯющей ровно столько места, чтобы
по всей длине протЯнулись наклонные деревЯнные нары. ‚ одном из концов,
напротив входной двери, из слухового окна, слегка выгнутого и снабженного
решетками, косо падал желтый свет, сходивший с невидимого длЯ нас неба -- в
точности, как это изображают на гравюрах и в романах.
Ћчнувшись, Я увидел, что нахожусь в углу, ближайшем к окну. џ присел на
манер берберов или маленьких детей, обернув ноги покрывалом. ‚ другом углу
стоЯли, сбившись в кучу, остальные.
‚зглЯнув на менЯ, они разразились смехом. Џоскольку Я не знал их Языка,
один из них, указываЯ в мою сторону, производит такой жест: чешет у себЯ в
волосах и, будто отыскав там вошь, делает вид, что жует ее, - с обезьЯньими
гримасами.
џ не помню, были ли у менЯ вши. ‚о всЯком случае, Я никогда их не ел.
ЊоЯ голова была покрыта белой перхотью, образовавшей на коже корку, которую
Я отколупывал ногтем и затем счищал с ногтЯ зубами, а иногда проглатывал.
€менно в этот момент Я постиг, что такое эта камера. џ познал - за
какое-то неощутимое времЯ -- ее сущность. ЋставаЯсь одной камерой, она стала
мировой тюрьмой. ‘воим чудовищным страхом Я был изгнан на край несусветной
мерзости (присущей не-свету), прЯмо к грациозным ученикам школы карманников:
Я Ясно увидел ("видеть" - как в случае с ќрнестиной), чем была эта камера и
эти люди, какую роль они играли: а это была самаЯ перваЯ роль в движении
мира. ќта роль была началом мира и в начале мира. Њне вдруг показалось,
благодарЯ некоей чрезвычайной Ясности взглЯда, что Я понимал эту систему.
Њир ужалсЯ, и ужалась его тайна, как только Я был от него отрезан. ќто было
действительно сверхъестественное мгновение, подобное, в смысле отрыва от
всего человеческого, тому, что подарил мне в тюрьме ерш-Њиди старший
надзиратель ‘езари, который должен был подать рапорт о моих нравах. Ћн
спросил менЯ: "‚от это слово (он не решилсЯ произнести "гомосексуалист"),
оно пишетсЯ в два слова?" € указал мне на листок бумаги кончиком вытЯнутого
пальца... не прикасавшимсЯ к написанному слову.
џ был восхищен.
Љак и менЯ, ќрнестину восхищали Ѓожьи Ђнгелы, которые суть детали,
встречи, совпадениЯ такого порЯдка: биение пуанта или, быть может,
пересечение бедер той балерины, что вырастает, как цветок, в пустоте моей
груди от улыбки возлюбленного солдата. Ћна мгновение подержала мир в своих
пальцах и поглЯдела на него со строгостью школьной учительницы.
Љогда началась подготовка к соборованию, „ивина вышла из комы. “видев
свечу - маЯк ее последней гавани, - она перепугалась. Ћна почувствовала, что
смерть всегда была частью жизни, но ее символическое лицо было прикрыто
чем-то вроде усов, которые приноравливали устрашающую действительность ко
вкусам днЯ, -- тех франкских усов солдата, что, упав под ножницами,
заставили его смутитьсЯ, как оскопленного, ибо лицо его стало вдруг нежным,
хрупким, бледным, с маленьким подбородком, выпуклым лбом, подобным лику
свЯтой на романском витраже или лицу византийской императрицы, лицу, которое
привычно видеть увенчанным высокой тиарой с вуалью. ‘мерть была так близка,
что могла прикоснутьсЯ к „ивине, постучать в нее сухим перстом, как в дверь.
Ћна согнула свои одеревеневшие пальцы и натЯнула простыню, котораЯ тоже
утратила гибкость, окоченела.
- Ќо, - сказала она свЯщеннику, - Я ведь не умерла еще, Я слышала, как
на потолке пердЯт ангелы.
"...“мерла еще", -- повторила она себе, и в грозовых тучах,
сладострастно стройных, тошнотворных и, в общем-то, райских, „ивина вновь
увидела умершую - и смерть умершей -- старую Ђделину из деревни, котораЯ
рассказывала ей-- и ‘оланж -- истории из жизни чернокожих.
Љогда старушка (его кузина) умерла, он не смог заплакать и, чтобы тем
не менее уверить окружающих в своей скорби, надумал смочить сухие глаза
слюной. „ымный клубок переворачиваетсЯ у „ивины в животе. Џотом она
чувствует, что ее одолевает, как морскаЯ болезнь, душа старушки Ђделины, чьи
ботинки на пуговицах и высоком каблуке после ее смерти ќрнестина заставлЯла
Љюлафруа надевать в школу.
‚ вечер траурного бдениЯ любопытство поднЯло его с кровати. Ћн на
цыпочках вышел из комнаты, где из каждого угла вылетали мириады душ,
создаваЯ препЯтствие, которое он должен был преодолеть. Ћн входил в их гущу,
сильный своей свЯщенной миссией, испуганный, восхищенный, скорее мертвый,
чем живой. „уши, тени выстраивались в многочисленный, громадный кортеж, они
выскакивали из начал мира - до самого погребального ложа он тащил за собой
целые поколениЯ теней. ќто был страх. Ћн шел босиком и как можно менее
торжественно.
’еперь он двигалсЯ так, как, принЯто думать, ходит ночной вор, как,
может быть, много раз по ночам он подбиралсЯ к шкафу, чтобы стащить оттуда
драже, подаренное ќрнестине в день крестин или свадьбы; он разгрызал его с
особым почтением, - не как обычное лакомство, но как свЯщенную пищу, символ
чистоты, ставЯ его в рЯд с флердоранжем из белого воска, помещенным в
стеклЯнный шар: едва уловимые запахи ладана, призраки белых вуалей. € этот
мотив: Vini Creator...
- Ђ если у тела плакальщица, что он скажет?... Ќо та пила кофе на
кухне.
Љомната была пустой. Ћпустошенной. ‘мерть создает пустоту иначе и
лучше, чем компрессор. ЏростынЯ на кровати намечала рельеф лица, как глина,
едва тронутаЯ скульптором.
Љюлафруа, вытЯнув напрЯженную руку, приподнимает ее. Џокойница
по-прежнему здесь. Ћн подошел ближе, чтобы меньше боЯтьсЯ. Ћн решилсЯ
потрогать лицо и даже поцеловать веки, круглые и ледЯные, как шарики агата.
’ело казалось оплодотворенным действительностью. Ћно изрекало истину.
‚ этот момент ребенок был словно охвачен роем беспорЯдочных
воспоминаний о прежде прочитанных и услышанных историЯх, а именно: о том,
что комната Ѓернадетты ‘убиру в час ее кончины была наполнена ароматом
незримых фиалок. Ћн инстинктивно принюхалсЯ и не ощутил запаха, которым, как
считаетсЯ, обладает свЯтость. Ѓог забыл о своей рабе. € прекрасно.
‚о-первых, не следует расточать цветочные ароматы над кроватью только что
почившей старой девы; а во вторых следует опасатьсЯ посеЯть панику в детских
душах.
Ќо, кажетсЯ, именно из этого мгновениЯ протЯнулась нить, котораЯ должна
была привести Љюлафруа-„ивину, с неизбежностью, устроенной высшей силой, к
смерти. ‘лепые попытки начались гораздо раньше. €зучение -расследование, -
которое велось вначале с восхищением, нахлынувшим при первых ответах,
возвращало его к тем отдаленным, туманным, непроницаемым эпохам, когда он
принадлежал народу богов, подобных пещерным людЯм, которые еще пеленаютсЯ в
свои пропахшие мочой лохмотьЯ и хранЯт это достоинство, делЯ его с детьми и
некоторыми животными: степенность и благородство, справедливо называемое
античным. ’еперь -- все больше и больше, и так до чисто поэтического
восприЯтиЯ мира с приобретением ‡наниЯ пеленки разворачивались. Љаждый
допрос или опрос, рождаЯ все более пустой отзвук, указывали ему на смерть --
единственную реальность, переполнЯющую нас.
Џропала радость от столкновений с действительностью. Џри каждой попытке
прикоснутьсЯ к ней испытующий пальчик слепца погружалсЯ в пустоту. „вери
вращались сами собой и никуда больше не вели. Ћн поцеловал старуху в глаза,
и змеиный холод сковал его. Ћн уже готов был пошатнутьсЯ, даже упасть, когда
на помощь выступило ‚оспоминание: воспоминание о бархатных брюках Ђльберто;
как человек, которому неожиданно даетсЯ привилегиЯ бросить взглЯд в глубь
самой сокровенной тайны, торопитсЯ отвернутьсЯ, чтобы ощутить под ногами
земную твердь, Љюлафруа в ужасе отпрЯнул, втЯнув голову в плечи, в теплое и
обволакивающее воспоминание о брюках Ђльберто, в которых его взглЯду
предстал успокаивающий, утешающий выводок синиц.
Џотом он вернулсЯ, несомый спустившимсЯ с неба Ђльберто, в свою
комнату, в кровать, и заплакал. Ќо -пусть вас это не удивлЯет - он заплакал
оттого, что не может заплакать.
‚от как умерла наша ‚еликаЯ „ивина.
Џоискав свои золотые часики, она нашла их меж бедер и, зажав в кулаке,
протЯнула ќрнестине, сидевшей у изголовьЯ. €х руки соединились, сложив
раковину с часами в середине. ѓлубочайший физический покой ослабил „ивину;
почти жидкие нечистоты растеклись под ней тепловатым озерцом, в которое
нежно и очень медленно -- как корабль, еще хранЯщий тепло императора,
потерЯвшего свою последнюю надежду, опускаетсЯ в воды озера Ќе [57] - она
погрузилась, и это облегчение вырвало из нее вздох, наполнивший рот кровью,
и затем еще один вздох -- последний.
’ак она скончалась, можно сказать, затонула.
ќрнестина ждала. Ќе знаю, каким чудом, она вдруг Ясно понЯла, что
биение, исходившее из их соединенных рук, было тиканьем часов.
†ивЯ среди знамений и примет, она не была суеверной. ’ак что, в полном
одиночестве, приступила к подготовке погребального туалета и надела на
„ивину вполне благопристойный, английского покроЯ костюм из синего шевиота.
‚от она и покойна. ‚сЯ-Џокойна. ’ело ее завернуто в простыню. ќто, с
головы до ног, как и прежде, корабль в ледоходе, скованный припаем,
неподвижный, застывший и плывущий к бесконечности: ты, милый сердцу †ан, как
Я уже говорил, неподвижный и застывший, плывущий на моей кровати к
счастливой ‚ечности.
’еперь, когда „ивина мертва, что мне остаетсЯ делать? Ћ чем говорить?

‘егоднЯ вечером разгневанный ветер Яростно сшибает друг с другом
тополЯ, от которых мне видны лишь верхушки. ЊоЯ камера, убаюканнаЯ этой
спокойной смертью, так ласкова сегоднЯ!
Ђ если завтра Я буду свободен?
(‡автра суд.)
‘вободен, то есть сослан к живым. џ создал себе душу соразмерно со
своим жилищем. ‘вободен -пить вино, курить, глЯдеть на обывателей. Љаким же
будет завтрашний суд? џ представил самый суровый приговор, которым он мог бы
менЯ покарать. џ тщательно к нему подготовилсЯ и подобрал себе гороскоп (на
основе того, что Я мог вычитать о нем в собственном прошлом) - лицо судьбы.
’еперь, когда Я уже умею ему следовать, печаль моЯ не так велика. Ћна
исчезла перед лицом непоправимого. ќто мое отчаЯние и то, что еще будет,
будет. џ отказалсЯ от своих желаний. џ тоже "уже прошел через это"
(‚ейдманн). ’ак пусть на всю человеческую жизнь останусь Я среди этих стен.
Љого будут судить завтра? Љакого-то незнакомца, носЯщего имЯ, которое прежде
было моим. џ могу продолжать умирать до самой своей смерти посреди всех этих
вдовцов. ‹ампа, миска, распорЯдок днЯ, метла. € соломенный тюфЯк, моЯ
супруга.
- Њне не хочетсЯ ложитьсЯ. ‡автрашнее слушание это торжество, которому
необходим сочельник. €менно в этот вечер Я хотел бы оплакать - как тот, кто
остаетсЯ, - мои расставаниЯ. Ќо Ясность моего ума - все равно что нагота.
‚етер за окнами все свирепеет и перемешиваетсЯ с дождем. ’ак стихиЯ
предварЯет завтрашнюю церемонию. ‘егоднЯ, кажетсЯ, 12-е? ’ак на чем же мне
становитьсЯ? ѓоворЯт, предостережениЯ исходЯт от Ѓога. Ћни мне не интересны.
џ уже чувствую, что не принадлежу тюрьме. ђазорвалось утомительное братство,
соединЯвшее менЯ с людьми из могилы. Ѓыть может, Я буду жить...
€ногда взрыв дикого хохота, возникшего неизвестно отчего, сотрЯсает
менЯ. Ћн звенит во мне, как радостный крик в тумане, стремЯщийсЯ, кажетсЯ,
рассеЯть его, но не оставлЯющий после себЯ никакого следа, кроме тоски по
солнцу и празднику.
Ђ если менЯ приговорЯт? џ вновь облачусь в грубую шерсть, и эти одеЯниЯ
с цветом ржавчины вынудЯт менЯ сделать монашеский жест - запрЯтать руки в
рукава, - и вслед за этим ЯвитсЯ соответствующий образ мыслей: Я почувствую,
что становлюсь славным и смиренным, а затем, зарывшись в одеЯла, - это в
"„он †уане" персонажи драмы оживают на сцене и обнимают друг друга - Я, как
и прежде, стану создавать, зачаровываЯ свою камеру, Њиньону, „ивине,
Ќотр-„аму и ѓабриэлю новые восхитительные жизни.

џ читал трогательные письма, переполненные чудесными находками,
отчаЯнием, надеждами, песнЯми; и другие, более сдержанные. џ выбрал из них
одно - то, которое Њиньон написал „ивине, из тюрьмы:

"ЊилаЯ,
Џосылаю тебе это короткое письмо, чтобы сообщить, что новости у менЯ
невеселые. ЊенЯ. взЯли за кражу. ’ак что постарайсЯ встретитьсЯ с адвокатом
и договоритьсЯ о моей защите. ЏозаботьсЯ также о том, чтобы он получил
деньги. € еще вышли не перевод, потому что, как ты догадываешьсЯ, здесь
можно подохнуть с голоду. ЏостарайсЯ еще добитьсЯ со мной свиданиЯ и принеси
белье. Ќадень пижаму из бело-голубого шелка. € трико. ЊилаЯ, Я страшно злюсь
из-за того, что со мной произошло. ‘огласись, мне просто не везет. Џоэтому Я
рассчитываю на твою помощь. џ бы очень хотел обнЯть тебЯ, приласкать и
крепко прижать к себе. ‚спомни о наших наслаждениЯх. ЏостарайсЯ узнать
пунктир. € поцелуй его. Џрими, милаЯ, тысЯчу крепких поцелуев от твоего
Њиньона."

Џунктир, о котором говорит Њиньон, - это силуэт его члена. џ видел, как
сутенер, который чересчур возбудилсЯ, сочинЯЯ девчонке письмо, положил на
стол на бумагу свой тЯжелый член и пометил его контуры. џ хочу, чтобы эти
черточки добавились к нарисованному мной Њиньону.

”ренскаЯ тюрьма, 1942

ЏримечаниЯ

[1] Notre Dame des Fleurs - Ѓогоматерь –ветов (фр.).
[2] mac - "кот", сутенер (фр.).
[3] Divine -- ЃожественнаЯ (фр.).

[4] Mignon - голубчик, лапочка (фр.).

[5] Ќижинский ‚ацлав ”омич (1889-1950) - русский танцовщик и
балетмейстер.

[6] сильнодействующее снотворное.

[7] ..."сие творите в Њое воспоминание" - от ‹уки, 22, 19.

[8] длинное широкое одеЯние типа пальто

[9] мастурбировать (арго).

[10] Petit-Pres - ЏолициЯ по борьбе с наркотиками (фр.).

[11] член (арго).

[12] церковь в Џариже.

[13] игра слов: "играть в паровоз" -- гомосексуальный акт.

[14] солдат частей французской армии, формировавшихсЯ в ‘еверной
Ђфрике.

[15] Џавлова Ђнна Џавловна (1881-1931) - выдающаЯсЯ балерина.

[16] Џриди, ‘оздатель (католическое свадебное песнопение).

[17] изнасиловали (арго).

[18] игра слов, "muet" - немой (фр.)

[19] месса без песнопений.

[20] гостиничнаЯ крыса -- вор-домушник (арго).

[21] десЯть лет.

[22] волчий корень.

[23] €гра слов Culasse -- Culafroy.

[24] буквально "золотое пламЯ", старинное знамЯ французских королей. Ќа
его красном полотнище были вышиты Языки золотого пламени. ‚ битве это знамЯ
должно было находитьсЯ впереди армии.

[25] игра слов: violon (скрипка) - violer (насиловать).

[26] фермата -- нотный знак.

[27] поцелуй в ж...

[28] пошел на х..

[29] mulier (лат.) - женщина.

[30] по обычаю, после венчаниЯ молодых осыпают драже.

[31] парижское кабаре.

[32] игра слов - La Belle -- красавица и побег (арго).

[33] €скорка.

[34] Џоль ”еваль (1817-1887) - французский писатель, автор рЯда
мелодрам и приключенческих романов.

[35] тюрьма во ”ранции.

[36] Љукла заговорила - (нем.).

[37] 4 августа 1789 года “чредительное собрание ”ранцузской республики
принЯло закон, упразднЯющий некоторые дворЯнский привилегии

[38] Џьер д'Ћзье (1592-1660) -- французский генеалогист.

[39] игра слов -- clavus (лат.) -- лысый.

[40] ‹узиньЯн -- стариннаЯ французскаЯ феодальнаЯ фамилиЯ, котораЯ,
согласно семейному преданию, ведет родословную от волшебницы-феи Њелузины.

[41] Ћдин из ‹узиньЯнов в XII веке основал ветвь т.н. заморских
‹узиньЯнов, женившись на королеве. €ерусалимской. ‡аморские ‹узиньЯны носили
также титулы королей Љипра и Ђрмении.

[42] ЯдовитаЯ змеЯ (лат.).

[43] ночнаЯ бабочка.

[44] педик (исп.).

[45] ’овий - библейский персонаж, сын ’овита. Љнига ’овита не входит в
канонический текст ‚етхого ‡авета.

[46] —ао, приЯтель (итал.).

[47] ласковаЯ кличка педераста (арго.).

[48] дорогой магазин в Џариже.

[49] изготовители фальшивых документов.

[50] таволга, спиреЯ.

[51] китайский квартал.

[52] горы на северо-востоке ”ранции.

[53] Ђнна де Ѓолейн (1507-1536) - втораЯ жена английского королЯ
ѓенриха VIII. ЋбвиненнаЯ в супружеской измене, по приказу ѓенриха была
предана суду и казнена.

[54] ѓатэано ‚естрис (1729-1808) - итальЯнский танцовщик и
балетмейстер. ђаботал в "ѓранд-Ћпера".

[55] французские миссионеры. Ѓыли убиты в ѓабоне.

[56] ѓранд-Ћпера - театр оперы и балета в Џариже.

[57] озеро вблизи итальЯнского города Ђреццо (в эпоху римской империи -
ЂрициЯ). ‚ 1930 - 31 годах из озера были извлечены два кораблЯ, построенные
в эпоху €мперии (предположительно при Љаллигуле).

Last-modified: Thu, 26 Jul 2001 07:00:10 GMT
Ћцените этот текст: