кресенской церкви, а
нехристей сожгли в колодах на пустыре у ѓлухой башни. ‡а стенами острога, за
оврагом  ЏрЯмицей, над  частоколами городища  тоже  висели  хвосты  дыма  от
погребальных костров.  „уши-птицы отважных манси и стойких коми вдоль заката
вместе улетали на свое соколиное небо.

     ’ретьим  днем с утра  кнЯзь  поехал  на осмотр  острога,  с  рындами  и
десЯтниками, в  самой  богатой одежде  --  будто не  сидела ножом  меж ребер
остраЯ боль, будто без лубка не  пухла голень. Ќарод глЯдел недоверчиво, но,
видЯ  в   небе  хоругвь  с  серебрЯным  медведем,  крестилсЯ  и  кланЯлсЯ  с
обновленной верой в глазах.
     ‘  первого  взглЯда   Њихаил  понЯл,   как  жестоко  поразил  чердынцев
вогульский приступ.  Џусть  не в обиду пермскому медведю  будет  сказано  --
вогульский приступ был,  как  страшное, заплесневелое рыло  медведЯ-людоеда,
которое вдруг выбило окошка запертой избы. ‘ловно сердце  схватили  клещами.
‘ловно бросили  в ледЯную иордань -- долго не побарахтаешьсЯ. Ќо что делать?
…сли вогулы  разорЯт и  сожгут —ердынь  --  второй раз ей уже  не поднЯтьсЯ.
Ќикто  не пойдет жить на землю,  которую слой за слоем  складывает  горький,
бесславный пепел пожарищ.
     Ћднажды на край рва к воротам ‘пасской башни подъехал всадник и кликнул
кнЯзЯ. ‚скоре Њихаил поднЯлсЯ на разбитый обход. ‚низу его ждал Ђсыка.
     -- •акан?-- удивилсЯ Њихаил.
     ђынды кнЯзЯ, стражники на валах, вратари в  бойницах замерли, навострив
уши и ожидаЯ, чего станут говорить кнЯзьЯ.
     -- Њихан,-- негромко обратилсЯ Ђсыка.
     Њихаил вздрогнул. Њихан -- так звала его только ’иче.  ‡начит, пока она
жила у Ђсыки, Ђсыка с ее слов привык называть его так же, как она...
     -- Њихан,--  продолжил Ђсыка.-- ‚ыходи битьсЯ со мной как воин и кнЯзь:
один на один.
     -- џ ранен,-- просто возразил Њихаил.
     -- ’ы ранен оружием, а Я -- старостью. ‚ыходи.
     Њихаил покачал головой.
     -- Ќет, Ђсыка, Я не выйду. џ слаб, чтобы убить тебЯ.
     -- ’ы трус.
     -- џ боюсь, что моЯ гибель будет бессмысленной.
     -- Ќет, не бессмысленной. …сли ты менЯ  убьешь,  манси уйдут  сами.  Ќо
если Я убью тебЯ, то Я уведу их отсюда.
     -- Њожет, мне тогда попросту зарезатьсЯ?-- усмехнулсЯ Њихаил.
     Ђсыка молчал, не знаЯ, как ответить на насмешку.
     --  —его бы ни случилось с тобой или со мной, вогулы не уйдут,-- сказал
Њихаил.-- ’ебе —ердынь не нужна, а им нужны золото и серебро, рухлЯдь, рыбий
клык, Њамонтова кость и соль из чердынских амбаров, им  нужны брони и шлемы,
мечи и кони чердынских ратников. € без хабара они не уйдут. ’ы это знаешь.
     Ђсыка продолжал молчать. € Њихаил пощадил его самолюбие --  развернулсЯ
и первым пошел прочь.

     „ень за днем  просверкивали в  глазах —ердыни, одинаковые,  как  звеньЯ
кольчуги.  €з  розового молока  белой  ночи всплывало алое, круглое  солнце.
€скрилась  Љолва под горЯчим ветром  с  далеких  гор. Џахло  хвоей  и прелью
пармы, плыли облака, с шумом пробегали быстрые, почти невидимые дожди.  ‚есь
окоем словно бы медленно,  тихо  вращалсЯ  вокруг  —ердыни,  врытой в землю,
будто кол.
     “  Њихаила  было много  времени,  чтобы думать, но  как-то не думалось.
’очно все уже передумано и  расставлено по местам, и  нечего ломать  голову,
надрывать  душу. Ћн  осталсЯ  один. „авно уж  не было ни матери с отцом,  ни
брата, и  даже удивительно  было вспоминать:  неужели они когда-то и  впрЯмь
существовали? Ќе стало и Ђннушки, солнечного лучика. ѓорит этот лучик где-то
на синей €ньве,  и  тонкое,  нежное сиЯние  его не  увидеть  через  леса  из
—ердыни.  ‚от ушел и Њатвей.  „а что Њатвей?.. Ћн ведь  сам,  еще в детстве,
когда  перекинулсЯ служить Џестрому, надломил ветку своего родства, и теперь
ветка эта засохла. "„а  мой  ли  это  сын?-- думал Њихаил.-- €ли Я совсем уж
никудышный  отец?..  €ли  всегда  так  бывает,  что детей  своих  не  можешь
понЯть?.." ‘ огульной детской жестокостью, не разбираЯсь, Њатвей отверг все,
что было дорого отцу. Ђ нашел ли что-нибудь свое? Ћт него не дознаешьсЯ... €
’иче... ‚ечнаЯ боль -- ’иче...
     Ћн привез ее из-за Љаменных гор, но не  вернул ее душу. „уша затерЯлась
в вогульских болотах, заблудилась среди диких скалистых тумпов, зачарованнаЯ
Ќеройками и џлпынгами, околдованнаЯ  на  капищах, затЯнутаЯ  в морок древних
заклинаний. ’ак уж вышло в жизни:  кому-то -- другое, а  ему -- это. ‘пасибо
за то,  что хоть когда-то  она была человеком, что когда-то женщина, тоскуЯ,
шептала ему: "Њихан, не ходи за Љамень...", что когда-то девушка  выходила к
нему из тени Џрокудливой Ѓерезы, и звенели на ее поЯске лошадки-обереги, что
когда-то маленькаЯ девочка, плача, бежала к отцу по окровавленному  снегу...
’иче жила в —ердыни, дома, как хотела,  и ни в чем ей не  было запрета. ‹юди
ее чурались, но она  того уже не замечала. ѓлаза ее глЯдели словно бы сквозь
окружающую жизнь и видели то, чего не видел никто.  ‡а те несколько лет, что
’иче прожила в —ердыни, Њихаил  и пальцем ее не коснулсЯ. Ћн  был заботлив и
ласков  с ней, как с несмышленным ребенком. Ђ  когда она забеременела, кнЯзю
стало страшно.  Љого она  встретила там, в нехоженой  парме, или  кого здесь
сбила с пути? Љакой  черный замысел вызрел в  ее уже не человеческом разуме?
Љого она родит:  невинное дитЯ или будущего  хумлЯльта? Ќо  никто не заметил
смЯтениЯ кнЯзЯ. € родилсЯ мальчик, окрещенный €ваном, которого кнЯзь  назвал
своим сыном. Џусть его тайна будет известна только троим.

     Ђ долгие дни осады тЯнулись над —ердынью, как нескончаемые плесы-тЯгуны
на  ровной,  длинной реке. ‹ето  звенело зноем по  заливным  лугам, верещало
птицами, играло огнЯми на  Љолве, дЯтлом стучало  из близкой, но недоступной
пармы.  Џосад стоЯл  пустым, его  улочки  и  дворики  заросли  травой,  окна
затЯнуло паутиной, на крышах и в пазах бревен Ярко зазеленел мох.  Ћдичавших
кошек и  собак уже не было  видно, исчезли  брошенные гуси и куры. ‚огулы не
занЯли даже дальних,  крайних  изб  на околице  -- опасались  ночной вылазки
осажденных. Ќа реке дни напролет чернели пыжи вогульских рыбаков, вдоль воды
паслись вогульские  кони, на  опушке  и в городище дымили вогульские чувалы.
‚огулы  упрЯмо  ждали, изматываЯ —ердынь, и —ердынь упрЯмо  ждала, испытываЯ
вогулов своим терпеньем.
     ЉнЯзь видел,  как тЯжела длЯ людей осада. “же  провалилась скудельнЯ  у
‚оскресенской церкви, и огромный крест с кровлей ударил плечом в бревенчатую
скулу  алтарЯ.  Ќо  вокруг  этой  скудельни  зарЯбила россыпь  новых  могил,
одиночных -- умирали раненые в бою под башней, умирали старики, вырванные из
своей  привычной  жизни, как  деревьЯ  из  земли, умирали младенцы.  “прЯмое
терпенье —ердыни натЯнулось, как струна, и могло лопнуть, вышвырнув людей за
городские стены под поющие стрелы  и голодные мечи вогулов. ‹юди  были злы и
раздражены,  но  кнЯзь  каждое  утро  объезжал острог --  все такой  же, как
раньше, в броне и богатой одежде, и уже не такой: побледневший, осунувшийсЯ,
седеющий на глазах, словно осень  его жизни была  столь же скоротечна, как и
осень земли.
     Џеред —ердынью, угрюмо  замкнувшейсЯ в себе на крутоЯре, времЯ медленно
разматывало свой бесконечный свиток. Џо ночам на  опушке выли волки;  хищный
зверь в  безопасности жирел  и наглел,  а  в глухих урманах,  в берлогах,  в
гнездах, в норах,  никем не  тревожимые, росли  детеныши, не  знавшие страха
перед человеком. Ќе потоптанное людьми, не ощипанное скотом,  по берегам, по
еланЯм  разлилось сказочное многоцветное  разнотравье,  и  в  его дремучести
затерЯлись, растворились  лоскутьЯ полей,  дикаЯ гречиха и васильки задушили
посевы. Њыши дочиста  обглодали кости соболей в ловушках и капканах; медведи
точили  когти  о  столбы,  ронЯЯ  высокие  амбары-сомъЯхи; белки без  опаски
шнырЯли  по окнам, столам и топчанам охотничьих заимок; замыло илом и дрЯнью
склизкие  вешки  запруд  на  лесных  речках; забыли хозЯев  оленьи гурты  на
дальних урочищах. ’олько труд,  только ежедневнаЯ забота берегли и оборонЯли
людей в океане лесов, и сейчас океан быстро затопил человеческие дела -- еле
след найдешь.
     Ћтсверкал, отгрохотал €льин день. Ќачали остывать утренние  росы. €з-за
вогульских, гор потЯнулись тучи;  они цеплЯлись утробами за каменные гребни,
распарывались  и ронЯли дожди.  ‚  березах  вдруг солнечными зайцами  начали
вспыхивать  желтые листьЯ.  ‘ обхода  башни Њихаил глЯдел на  синюю Џолюдову
гору,  и ему  почему-то  казалось, что —ердынь  -- как маленькаЯ  часовнЯ, к
которой  с разных сторон идут три путника: с полуночи  -- осень, с запада --
ђусь, с востока -- смерть. Љто поспеет раньше?
     ѓолод к —ердыни еще не подступил, хотЯ и припасов осталось мало. ‡абили
коров, все равно те перестали доитьсЯ:  сено съели, а солому,  надерганную с
крыш,  отдали  лошадЯм.  Џочти опустошили  амбары  с  кнЯжьей  десЯтиной  --
посевной рожью. Ќедолог час,  когда придетсЯ  валить  на мЯсо боевых  коней.
‹юдЯм  надо  есть, а  коней  все равно кормить  нечем. ‚сю  траву в  остроге
скосили,  все лопухи и крапиву --  все снесли в  стойла.  ‡емлЯ  была голой,
утоптанной,  пыльной,  потому  что  даже стерню выщипали. ’равинки и корешки
жевали как лекарство: кое у кого  начали кровоточить десны, зашатались зубы.
„ико было  циножеть, когда  за  стенами крепости  невпроворот  боровой дичи,
дикого  лука,  хвои  и  коры  на  отвары,  всЯкой Ягоды  -- луговой, лесной,
болотной.  Ќо  ђусь  не  шла на  подмогу. —ердынь ждала,  сопротивлЯлась, не
сдавалась. „ень проходил за днем, неделЯ за неделей, а ђусь не шла.
     ‚огулы в  городище вкопали высокий столб, и  наблюдатель со столба  мог
видеть все, что творитсЯ в остроге. Љогда в остроге завалили на мЯсо первого
конЯ, вогулы всполошились. ђусский конь-добыча не менее ценнаЯ, чем оружие и
брони, золото  и рухлЯдь.  €  добыча  эта дома  еще  размножитсЯ,  удвоитсЯ,
утроитсЯ, удесЯтеритсЯ. ‚огулы не  хотели  ждать,  пока роччиз перебьют всех
коней. Џусть лучше манси полЯжет на сотню больше, зато русские кони перейдут
победителЯм.
     —ердынцы  видели,  что  вогулы  собираютсЯ брать  крепость  через стены
напольной  стороны.  ‘колотив большие, крепкие щиты, они  установили  их  на
кольЯх вдоль своего краЯ  рва  --  защищались  от  чердынских стрел. Ѓлижние
домишки растащили на бревна, бревна подкатили ко  рву и  стали сбрасывать на
дно.  Ќе так уж  и глубок был ров, чтобы  бревен потребовалось много. ‘верху
его  бутили жердЯми, обломками досок, всЯким мусором;  потом  повалили щиты.
ђва   словно   не   стало,  высота  стен   сократилась  вдвое.  Ђ  вдали,  в
недосЯгаемости длЯ стрел, другие воины несли из  леса длинные еловые стволы,
срубали  с  них ветви,  оставлЯЯ  пеньки.  ќти пеньки  на  стволах  будут  и
ступенЯми,  по которым  вверх  полезут  люди,  и  крючьЯми,  которыми  ствол
зацепитсЯ  за  впадину   между   двумЯ  зубцами   частокола.  Љалина,   что,
сощурившись, следил за вогульскими приготовлениЯми, сказал, что вогулы так и
называют эти простые лестницы -- "вангкрип  мувлахи таганэтал",  "крючьЯ  из
обтесанных стволов".
     € —ердынь не сидела сложа руки. ’очили оружие, которого  теперь хватало
на всех: мечи, бердыши,  клевцы, чеканы, шестоперы, копьЯ, топоры. Ќедостало
наконечников  стрел  --  на них перековали  ножи, последние  серпы  и  косы,
повыдергали из стен все гвозди и скобы, использовали даже рыболовные крючки.
Џроезды в башнЯх намертво засыпали землей и  затрамбовали.  Џустые  амбары и
стойла  разобрали на  бревна, распилили их на  длинные чурбаки и закатили на
валы.  €з  земли  выворотили все каменьЯ, что нашли, сложили кучами. —ердынь
уже ничего не боЯлась, кроме смертной тоски осады.

     €  вогулы, и чердынцы  завершили приготовленьЯ к вечеру второго днЯ. Ќа
третий  день  следовало  ждать  приступа.  —ердынцы  усыпали валы,  обламы и
обходы,  оглЯдываЯ  посад  и   подступы.  ‚огулы  жгли  костры  на  околице,
разъезжали на  конЯх,  кучами сидели  на крышах  уцелевших изб, рассматриваЯ
заново башни и частоколы, примериваЯсь. ‡а их спиной -- над ђусью --  горела
тусклаЯ вечернЯЯ зарЯ, какаЯ-то малиноваЯ, словно остывающий металл, и вдоль
ее высоко поднЯтых  рваных  хоругвей в дыму  плыли сизые, узкие тучи,  будто
насеченные  из железных  полос. Ђ за  спиной  —ердыни, за Љолвой, над ћгрой,
вставало крыло тьмы, но все никак не могло распрЯмитьсЯ, взмахнуть и накрыть
собою —ердынь -- точно боЯлось обжечь  оперенье о раскаленный багровый уголь
Џолюдовой горы.
     Њихаил в сумерках позвал людей на сход.
     -- Ќадо ль говорить, что  нас завтра ждет?-- спросил кнЯзь.-- ‚ас,-- он
обвел  рукой толпу  мужиков, баб,  отроков, стариков,-- мне  учить стойкости
нечего. ќто наша землЯ. Ћна наши города и храмы держит,  кормит  нас хлебом,
принимает в себЯ наши кости. Њы  правы, нам себЯ корить не за что, и  Ѓог за
нас.  ‘лавьте имЯ его. Џока у нас  еще есть  ночь, покайтесь и причаститесь,
грехи замолите, простите долги и обиды. ‘ чистым  сердцем до победы ближе. џ
же сам у мира прошу прощеньЯ...-- он замолчал, стоЯ на крыльце и разглЯдываЯ
бледные в полумраке лица в толпе.-- Њожет, завтра закат и не увижу...
     --  —то  ж мы,  кнЯзЯ не  убережем?..-- раздалсЯ в темноте неуверенный,
одинокий голос.
     -- џ  не  о  том.  ‚се может быть. ‚огулы могут и одолеть. €х вдесЯтеро
больше. Ќо мы должны дратьсЯ. ’ак?.. Њне город наш дорог. џ его и потерЯл, и
заново отстроил... Ќо город -- это люди. Ѓыла бы возможность, Я бы откупилсЯ
и городом,  и  кнЯжьей казной,  чтобы  сберечь  людей. Њог бы -- под защитой
дружины с  боем вывел  бы  всех к  лесу. Ќо  судьба мне того не позволила. €
менЯ, и вас судьба с —ердынью  намертво свЯзала. Џорознь -- мы ничто, никто.
‚от еще и поэтому мы должны  выстоЯть. Ћблик свой человеческий -- и, значит,
божий --  сохранить. ‚огулы хотЯт нас измором  взЯть, а измором мы их взЯли.
Ћни первыми не выдержали. ‘оберите  силы, подождите отчаиватьсЯ --  нам надо
вогулов  во второй раз сломить. €  больше они  не оправЯтсЯ. “йдут.  Њы ведь
собою ђусь закрыли.
     -- —то ж, без  нас вогулы до Њосквы  дойдут?-- насмешливо и зло крикнул
кто-то.
     -- „о  Њосквы вогулы не  дойдут,-- спокойно согласилсЯ Њихаил.--  Ќо из
Њосковитии на  наши заповедные  земли идут жить  люди  --  так же, как и  вы
когда-то пришли.  € если мы завтра не сдюжим, вогулы их еще сотню лет резать
будут,  как  скот.  Ђ наша  землЯ, хоть и  малолюдна,--  тоже  ђусь. Њы свою
маленькую  ђусь защищаем.  …сли  каждый  свой  дом защитит  --  всЯ  держава
неприступной  будет.  …сли  каждый по лучине  зажжет -- все  небо  в зареве.
‚еликое  из  малого  слагаетсЯ.  €  нам  оружие по  замаху подбирать надо, а
великим пусть царь и Ѓог правЯт.
     -- ’ак пусть ђусь-большаЯ  нам  и поможег!--  выкрикнул из толпы тот же
голос.-- „олжна ведь она?
     -- „олжна,-- согласилсЯ кнЯзь.--  Ќо что ж нам делать, коли ее все нет?
‘удьба нас искушает,  пермские бесы. Ђ  вы не поддавайтесь, стойте крепко. €
молитесь, чтобы ђусь пришла. Њолитесь, насколько сердца хватит.

     “тро словно не  хотело  рассветать над людьми,  мглисто расплылось  над
—ердынью,  угрюмое, злое,  тусклое. —ердынцы  уже стоЯли на  валах в бронЯх,
держали  в руках снЯтые шеломы и крестились. ’Яжелый и сырой ветер трепал их
светлые волосы, отросшие и кудлатые бороды, рукава и подолы белых рубах.
     ‚огулы подступили ордой. Ћни шли молча, бренчали деревЯнными доспехами,
волокли свои  зубастые  мувлахи --  лестницы из еловых стволов. ‡а  спиной у
каждого висел щит. ‹учники полезли на кровли изб.
     …ще с вечера к стене ‘пасской  башни  намертво прибили гвоздЯми высокое
древко с пермской хоругвью.  Џолотнище  раскачивалось,  колыхалось,  и  было
похоже,  что серебрЯный медведь  с  книгой на спине медленно переходит вброд
кровавый речной перекат. Њихаил решил битьсЯ под хоругвью, как на €скорке. ‘
его увечной ногой ему оставалось лишь одно --  взЯтьсЯ за самострел. ‡ацепив
носком  сапога  стремЯ на острие ложа, он  с трудом перекинул  тугой  рычаг,
запер  тетиву  крючком и  вложил в желоб  толстый болт  с шипастым  лезвием.
“крывшись за выпуском бревен  на углу обхода, он подпер самострел рогаткой и
нацелилсЯ на берег рва, придерживаЯ наклоненный болт пальцем.
     Љак  на   камлании,  дружно  взвыли  вогульские  ведьмы.   ‘трелы  тупо
забарабанили по бревнам  частокола, по  венцам башен, зафыркали, перемахиваЯ
зубцы  и падаЯ  на крыши амбаров  в остроге.  —ердынцы прЯтались,  сидЯ  под
зубцами на корточках. ‚огулы ринулись на приступ всем войском, сразу засыпав
и  берег, и забутованный  ров.  Љак копьЯ, они несли длинные мувлахи, поднЯв
повыше их острые клювы.
     ђедкие чердынские стрелы  скользнули  из  бойниц и  исчезли бесследно в
толпе  вогулов, как капли в  волне.  Њихаил тоже дернул  крючок, и самострел
крЯкнул, подпрыгнув. ЉнЯзь увидел, как его болт  ударил  прЯмо в шлем одного
вогула,  и  шлем  разъехалсЯ,  расклепалсЯ на бронзовые  лепестки, а  вогул,
оглушенный, упал на четвереньки, выронив щит и меч.
     ’упые  морды  мувлах  полезли между зубцов, цеплЯЯсь сучьЯми за  бревна
частокола. Ќа миг кнЯзю  показалось, что уже нет  ни одного промежутка между
остриЯми бревен, куда бы не всунули мувлаху. €х приставили к  стене столько,
что  —ердынь вмиг  напомнила Њихаилу  тысЯче-весельную ладью. ‘отни вогулов,
прикрываЯ головы  щитами,  стремительно кинулись вверх по  мувлахам к гребню
стены, будто кошки на охлупень.
     Ќо десЯтки чердынских острых шеломов выросли над стеной, будто частокол
удвоилсЯ, и началась не сеча, а рубка. Ѓердыши  и секиры, клевцы и чеканы на
длинных ратовищах с широкого, как на свадьбе, замаха били по  сучьЯм и рылам
мувлах,  по  лицам и грудЯм  вогулов, взлетевших  на  зубцы. Љровь и  железо
расплескались над стеной;  с частоколов посыпались вниз дробный стук, звон и
хрЯск.
     ‚огулы валились друг на друга; убитые сшибали живых с мувлах, как шишки
с кедра; люди катились под стены, точно репы из порванного мешка. Ќо что там
три сажени  высоты частокола? “павшие  вылезали  из-под раненых и  мертвых и
опЯть лезли наверх. Љак пьЯнаЯ бражнаЯ пена над краем кружки, вогулы, бурлЯ,
нависли над  гребнем стены. Ќависли  --  но  не  могли упасть,  будто что-то
держало их в воздухе, не даваЯ коснутьсЯ земли валов.
     Њихаил  стрелЯл  в гущу вогульских  шеломов, ободрав  тетивой пальцы, и
там,  внизу,  капли  его крови  на  болтах, наверное,  искрами  вонзались  в
вогульскую  кровь.  Ђ  чердынцы  осатанело  рубились  у   зубцов,   хрипели,
задыхались и  кололи  на поленьЯ черный  вогульский  сухостой.  Ќикакой щит,
дважды  обтЯнутый лосиной  кожей, не мог  выдержать  литого удара  клевца  и
разлеталсЯ щепками;  кованые  ребра  чердынских  чеканов и  шипы  шестоперов
вминали  в  мозг,  вьщавливаЯ глаза,  раздробленные кости черепов и  обломки
шеломов;  булатные хорасанские мечи  вогульских косатых богатырей вырывались
из рук, ломаЯ пальцы, когда перекрещивались с Ясным железом пудового боевого
топора.
     Џока  одни чердынские ратники бились  с вогулами, повиснув на  стене  с
зубьЯми  частокола  подмышками   и  поражаЯ  врага  на  внешней  стороне,  с
внутренней   стороны  другие  ратники  отрубали   сучьЯ  на  концах  мувлах,
рогатинами, натужась, поднимали над частоколами еловые бревна с сидЯщими  на
них врагами и сбрасывали их наружу наискосок.  —ерез частокол перекатывали и
пускали  вниз заготовленные чурбаки, которые, крутЯсь, катились по мувлахам,
как  по сходнЯм, заматываЯ  вогулов  вокруг себЯ в клубок.  Њальчишки тащили
стрелкам пучки подобранных  стрел, бабы  волокли на  валы  короба с камнЯми.
‚огулы наваливались волна за волной, как волчьи выводки, но —ердынь дралась,
как загнанный в берлогу медведь, направо и налево расшвыриваЯ волков лапами,
полосуЯ когтЯми, разрываЯ клыками.
     ‚огулов было  достаточно,  чтобы затопить весь острог,  но  все  меньше
оставалось лестниц, не измочаленных и не расщепленных чердынцами. ‚огульскаЯ
орда, редеЯ, оползала по стенам вниз, как обессилевшаЯ туча туманом сползает
по склонам горы в дол, оставлЯЯ чистую скалу вершины. ’олько Яростнее взвыли
вогульские  стрелы, в  досаде долбЯ  непокорные частоколы.  Њихаил отошел за
угол  четверика и поразилсЯ: ему  казалось,  что  прошло всего  чуть-чуть, а
солнце уже взмыло в самое поднебесье, будто в страхе шарахнулось подальше от
—ердыни.
     ђатники сидели на валах спиной к  частоколу,  тЯжело  дышали, стирали с
глаз мокрые волосы. еломы, как пустые горшки, лежали на земле. ‘корчившись,
в  крови,  валЯлись  мертвецы --  и свои, и чужие. Ѓабы тащили  раненых; кто
кричал,  кто стонал -- ратники не оглЯдывались. Њальчишки за спинами отцов и
старших  братьев опасливо  забирались  на забрало,  глЯдели  меж  кольев  на
отступивших вогулов,  осторожно, с робостью и уважением, брали в  руки, едва
удерживаЯ,  тЯжелые  иззубренные  топоры с длинными  и скользкими рукоЯтЯми.
Ѓудто опавшей  листвой,  склоны валов  и дворики были  забросаны вогульскими
стрелами, хрустевшими под ногой кнЯзЯ, как хворост.
     ‘ловно лесорубы  на лесосеке  после жаркой работы, они жадно обедали  у
костра:  глотали бурую,  глинЯную  воду из берестЯных  ковшей, рвали  зубами
мылкую, синюю конину.
     -- Љак думаешь, кнЯзь,-- спросил  один из ратников,-- полезут  нехристи
другой раз?
     -- Џолезут,-- кивнул Њихаил.

     € вогулы, наладив новые мувлахи, к вечеру подступились опЯть. Њихаил за
железными  остриЯми своих болтов,  целЯсь,  видел  их отважные  лица --  все
одинаковые,  смуглые  и безбородые,  искаженные,  с прозрачными от бешенства
глазами. ќто было адски трудно -- после ужаса, крови и сумЯтицы неудавшегосЯ
приступа  вновь  гнать себЯ в бой, в ужас, кровь и  сумЯтицу, и еще  труднее
было  преодолеть  эту  острозубую  бревенчатую  стену  --   наверное,  живым
вознестись  на  соколиное небо, где обитают  души героев,  было  легче,  чем
ползком поднЯтьсЯ на эти три сажени вверх.
     ’еперь вогулы тащили с собой свои рогатые, хвостатые бунчуки с оленьими
и  волчьими черепами,  теперь на  берегу рва выли,  хохотали,  пели, били  в
бубны, бесновались и  кувыркались в  пыли  с  пеной у рта шаманы, призываЯ в
битву  всех вогульских богов. ‚огулы  уже не защищались,  ничего не боЯлись,
лезли напролом.  Ћни  мертвецами  задавили  чердынцев,  завалили, как  диких
зверей,  вытаскиваЯ  из  ловчей  Ямы  живьем,  заваливают мокрыми шубами,  и
прорвались в острог.
     Ћни прорвались не везде, только в нескольких местах, но зачем? ќто было
бессмысленно.  —ердынь решила стоЯть  насмерть. ‚се ворота, все проезды были
наглухо  засыпаны землей.  ЏрорвавшиесЯ  в острог вогулы  бежали  к воротам,
чтобы открыть их длЯ  своих, и там,  загнанные в тупик, падали под стрелами,
повисали на копьЯх.
     Њонастырь, оттесненный в сторону, как  младший брат, увидел, что вогулы
посыпались в  острог  через  гребень стены.  Ћн не хотел  оставатьсЯ на этой
земле  один. …го  ворота раскрылись, и вновь  из них в бок вогулам врезалась
рать в черных подоткнутых рЯсах и железных клобуках.
     Ќо вогулы помнили о  прошлом жестоком и коварном ударе, и словно бы все
их хонты разом  повернулись лицом к монастырю. ‚огулы бросились на  монахов,
будто  бы ворота монастырЯ  вели в острог,  и  даже  те, кто мгновение назад
ползли по мувлахам на частокол, спрыгнули вниз и побежали  к обители. ‚огулы
хотели  хоть какой-то, хоть малой победы;  в них кипела невымещеннаЯ Ярость.
—ерные рЯсы и черные одежды из шкур вмиг перемешались, как две столкнувшиесЯ
грозы, и в общей туче заблестели молниЯми лезвиЯ мечей.
     ‚огулы  смЯли  монахов, как траву,  разорвали  на клочки,  расшвырЯли и
ринулись в  открытые ворота монастырЯ. „икий вой  взлетел  выше  звонницы, и
даже  лемеховые  купола  будто бы поплыли  в  головокружении  от  внезапного
приступа.  Њонастырь внутри  загремел,  как  барабан,  затрещал. €  чердынцы
полезли на зубцы своего частокола, покатились вниз по вогульским мувлахам.
     Ќикто, наверное, и не думал, что монахов надо выручать,-- просто в пылу
боЯ невмоготу было остановитьсЯ на ползамахе, когда враг вдруг развернулсЯ и
побежал в другую сторону. —ердынцы перелетали стену, прыгали с  трехсаженной
высоты, падали среди мертвецов, вскакивали  и мчались  вслед за вогулами.  €
невозможно  было их задержать, образумить.  Ќикому уже не было дела до того,
что выйти в поле означало погибнуть, ведь в поле вогулов не одолеть.
     Ќо даже видЯ этот гибельный  бросок  своей рати  за врагом,  Њихаил  не
думал о  гибели. Ќаоборот,  ему казалось,  что это --  знаменье  победы, что
теперь  уж  точно никому не взЯть,  не сломить  —ердынь.  €  он понимал, что
какаЯ-то  причина  этой радости  победы должна все же быть и, наверное,  уже
есть,  но  пришлось даже  трижды оглЯнутьсЯ,  чтобы осознать  увиденное:  за
дальним частоколом и дальними башнЯми во всю ширь Љолвы разметнулись струги,
ладьи, барки, лодки, плоты с распущенными парусами и растопыренными веслами.
     -- ђусь!.. ђусь пришла!..-- закричал Њихаил.
     ‘труги и плоты  выползали  на  отмели.  ‘ них сыпались воины  с  алыми,
вырезанными каплей  щитами, в брызгах  бежали по мелководью.  „ва оврага под
боками  острога  -- —ердынка и ЏрЯмица  -- вдруг  загудели, затрЯсли космами
уремы и, ожив, как пересохшие источники, выбросили наверх, в поле, две струи
русского войска.
     ЏламЯ и колокольный звон наискось выметнулись из монастырЯ в  небо, и в
отблеске этого  взрыва  на  кривых улочках порушенного  посада смешались все
рати:  вогульскаЯ,  чердынскаЯ,   русскаЯ.   ‚се   заметалось,  задергалось,
заискрилось,  развалилось  на куски,  как  в  сказке.  Њихаил  одним прыжком
очутилсЯ  на  земле,  другим -- на валу, третьим  -- уже  за  частоколом.  ‚
монастырь, в монастырь, скорее туда, где в дыму вставало клином Яркое пламЯ,
где была ’иче.
     -- ’иче!..-- кричал Њихаил, надсаживаЯсь.

     ‚огулы словно провалились сквозь землю. Ќигде их не было, а были вокруг
только  свои,  только  русские,  бегущие,  как  и  он, орущие, размахивающие
мечами. Њихаил, расшвыриваЯ встречных, пробилсЯ сквозь узкий проезд воротной
башенки  в монастырь, и тотчас над  ним  во  весь  рост  взметнулсЯ огромный
€оанно-Ѓогословский собор. Ћн горел.
     Љогда-то изваЯнный Љалиной в образе ламии в снегах, он и сейчас был жив
нечеловеческим  духом:  отшатнулась в  сторону  остроглаваЯ  звонница, будто
обожженнаЯ, и высоко, грозно чернели купола в короне пламени. Џылающие доски
кровли, срываЯсь, плыли и кружились  в небе  над толпой,  раскатывающейсЯ от
пожара кто куда.
     -- ’иче!-- кричал Њихаил.
     -- ЉнЯгинЯ!.. ’ам кнЯгинЯ!..-- вторили ему чьи-то голоса.
     €  Њихаил ничего уже не понимал. ‚се  смешалось в  его разуме: времена,
города, люди. ѓорел “сть-‚ым, горела —ердынь, горели деревЯнные соборы, и  в
зареве,  в вихре  огнЯ, русский воин Џолюд с двумЯ детишками на руках рвалсЯ
сквозь пожар к спасению.
     -- Ћна там,  кнЯзь!--  хватаЯ  Њихаила за плечи и  разворачиваЯ лицом к
собору, кричал Љалина и махал рукой: -- ’уда! ‘корее!..
     ‚след за Љалиной Њихаил побежал вверх по ступенькам крыльца, ворвалсЯ в
трапезную, полную дыма. Ќа полу в обломках столов ползали задыхающиесЯ люди,
что укрылись в соборе от вогулов. „верь в молельную  была закрыта и  заперта
изнутри на засов. Њихаил и Љалина, не  сговариваЯсь, ухватили длинную скамью
и, как тараном, ударили ею в окованные  створки, выбив их  вместе с петлЯми,
засовом и  щепою косЯка. Ќестерпимый зной дохнул из молельной,  как из пасти
џщера,  и  Љалина,  взвыв, отскочил,  заслонЯЯсь руками. ‚ход зиЯл и  пылал,
словно зев печи. Ќо на кнЯзЯ жар будто не подействовал.
     ироко раскрыв глаза, Њихаил шагнул за порог.

     Ћна была здесь -- стоЯла под  образами, прижимаЯ к  груди сына, глЯдела
вверх на горЯщий иконостас и не оборачивалась на Њихаила, словно молилась. Ђ
весь храм  был освещен пожаром,  и  по всем стенам, как  вода,  стремительно
струилсЯ  ввысь прозрачный  огонь и свивалсЯ над головой  в прожженной  дыре
"неба" в немыслимо Яркий водоворот солнца. ‚ потоке пламени оживали иконы, и
какие-то  свЯтые  вдруг начинали  бесовски  корчитьсЯ, плЯсать и таЯть,  как
восковые,  а другие страшно чернели, чернели и  исчезали в  пустоте, где еще
чуть-чуть, еще мгновение, отсвечивали угли их Яростных глаз.
     ’иче была  нагаЯ, и  смолЯные ее  кудри  взметнулись над  плечами,  как
крыльЯ ворона. Ћт дикого зноЯ трЯпками провисали оклады образов, но ни ’иче,
ни младенец не  кричали, словно зачарованные, словно перед кнЯзем  была сама
бестелеснаЯ Ѓогоматерь-“миление.
     -- ’иче!-- позвал Њихаил.-- ’иче! ‚ернись!..
     Ћна медленно оглЯнулась на него,  разворачиваЯсь, и Њихаил  увидел, что
она смеетсЯ  -- беззвучно смеетсЯ, откидываЯ голову, а по телу ее, по рукам,
по бедрам ползет Янтарный пот,  точно смола по идолу, точно лампадное масло.
Ђ  ребенок спал, прислонившись виском к ее щеке и обхватив ее  ручонками  за
шею.
     -- ’иче! Ќе покидай менЯ!..-- просил кнЯзь.
     —ерты ее  лица, ее тела задрожали, словно отражение в воде. Ћна  отнЯла
младенца  от  груди и  опустила, прижав к животу.  Ћна будто  плавилась, как
свеча, оплывала, искажалась,  и  наконец Њихаил понЯл: нет, не Ѓогородица, а
золотаЯ  ‘орни-Ќай  с  дитем во  чреве,  сиЯЯ,  стоит  перед  ним  и  долго,
безмЯтежно, страшно улыбаетсЯ ему, закрыв глаза.
     –елое облако  непроглЯдно-блистающих алых искр  поднЯлось и заклубилось
вокруг ‡олотой Ѓабы, и  она начала опускатьсЯ --  то ли прогорел пол, то  ли
землЯ  поглощала в  свои  недра ламию, то ли  дьЯволицу низвергало в  пекло.
’угой завиток огнЯ вихрем окрутил кнЯзЯ, сжигаЯ волосы и бороду, и вышвырнул
сквозь разбитый  дверной  проем.  Љалина подхватил  его  и поволок на улицу,
бессмыслено и потрЯсенно бормоча:
     -- ‚от и все, ЊишанЯ... ‚се, все...
     € уже из ворот проезжей башенки монастырЯ они увидели, как гора  собора
начала  ломатьсЯ, грузно покосилась  набок, точно  от  удара под  дых, и  со
склонившихсЯ шей начали срыватьсЯ и падать, разбиваЯсь на площади,  огненные
клубки куполов.
     € потом еще что-то  было, голоса, люди, лица, плечи, руки, брони, смех,
слезы,  Њатвей, тревожно  и опасливо  вглЯдывающийсЯ  в отца, воевода Ђндрей
Њишнев,  обнимавший  Њихаила  и   что-то  рассказывавший,  блестЯ  в  хохоте
зубами,--  но  перед глазами кнЯзЯ  были только медленное превращение ’иче в
‘орни-Ќай и высокий стог огнЯ на месте храма.
     Њихаил очнулсЯ глубокой ночью. Ћн не  спал, не терЯл сознаниЯ -- жил, и
ходил, и говорил, но на самом деле ничего не видел, ничего не слышал, ничего
не понимал, хотЯ  никто этого и не заметил. Ћн стоЯл  посреди пустой  улочки
посада.  Џосад ожил. ‚  темноте  в окошках полуразвалившихсЯ домишек светили
лучины;  во дворах пылали костры, вокруг которых сидели люди. €х было много,
они бражничали, пели,  радовались избавленью,  горевали о погибших. €х жизнь
продолжалась, а его,  Њихаила, не  оборвалась, не  кончилась, а  непостижимо
замерла на месте, будто луна посреди Ясного днЯ. Њихаил стоЯл посреди пустой
улицы совершенно один, и хотЯ  вокруг по домам и дворам были сотни людей, он
внезапно ощутил такое страшное одиночество, какого не знал никогда.
     Ћн  пошагал по улочке вперед, и она вывела его к ‘пасской башне. ‚орота
уже раскопали.  Њихаил  спустилсЯ в ров и поднЯлсЯ на  вал, прошел в острог.
Ћстрог  был  совершенно  пуст. ‡ачем  его так ожесточенно  оборонЯли?  —тобы
оставить,  как  только  станет  возможно?  Њихаил  усмехнулсЯ  своей  глупой
ревности.
     Ћн поднЯлсЯ по лестнице на обход башни и остановилсЯ. Ќочь была темнаЯ,
облачнаЯ, беззвезднаЯ. …ле отсвечивала тусклаЯ Љолва. Џо берегам, по лощинам
и оврагам, по еланЯм и лугам лежал туман, укрывший неубранных мертвецов.
     ‚от так. Џрихотливые, извилистые линии судьбы вдруг сложились в единый,
Ясный, осмысленный узор. ’аинственные круги  судьбы пересеклись,  сплелись в
кружево, неразрывное, как кольца кольчуги.
     -- Њихан,-- вдруг окликнули кнЯзЯ откуда-то снизу, с краЯ рва.
     Ћн прищурилсЯ, разглЯдываЯ какого-то человека в зыбком тумане.
     ќто  был Ђсыка. ‚огул стоЯл  босой, без брони,  без меча, без  рогатого
оленьего черепа  на  голове.  „линные сивые  волосы,  перевЯзанные тесемкой,
хвостом лежали за  спиной. —ерез плечо у Ђсыки был надег лук. Џо-стариковски
медленно Ђсыка стащил его через  голову, достал откуда-то стрелу, наложил ее
на тетиву, нацелил на кнЯзЯ.
     "Ћн  стар и слаб. Ћн проиграл.  Ћн  стоит далеко и в тумане,-- спокойно
подумал Њихаил.-- џ дам ему выстрелить в себЯ... но  только один раз. ’олько
один. Ћн все равно промахнетсЯ. Џотом Я уйду".
     ‚огул оттЯнул тетиву, разжал пальцы. ‘трела запела. Њихаил услышал, как
пение ее оборвалось звуком тупого удара.
     "Ќе попал,-- усмехнулсЯ кнЯзь.-- ‘удьба". Ћн повернулсЯ, чтобы уйти, но
почему-то все небо и всЯ —ердынь повернулись вокруг него, и он будто полетел
то ли вверх, то ли вниз, в пустоту. "Ћн ведь не попал!..--  удивилсЯ Њихаил,
раскидываЯ  руки длЯ полета.--  ‚едь Я  жив, Я все  чувствую  и  понимаю,  и
значит, смерти нет, смерть -- ничто. ‚се вопросы, все ответы, весь смысл  --
в жизни, а смерть -- ничто..."
     Ќо он уже не  мог произнести этих слов, потому что  на  губах его  было
молчание,  а  в глазах -- прозрачнаЯ  тьма, потому что, убитый, он уже лежал
вниз головой на заросшем откосе  рва под ‘пасской  башней.  € он уже  не был
кнЯзем,  не был человеком, а был  только  корнЯми  отцветающих  трав, только
палой листвой, только светЯщимсЯ песком.


     Џермь, 2000 год