в пуху. Ђ ‘ентаури ничего не скажет, только буркнет
что-нибудь  пиджачно-брючное, да  бурчи  сколько  хочешь, Я не в  претензии,
бурчи, дорогой, мы, может, и словом больше с тобой не обмолвимсЯ, если трепа
не считать, только поглЯдим друг на друга, только рЯдом станем -- чего ж мне
больше.
        ‘…Ќ’Ђ“ђ€
     “  самого дома „айры •аЯни  нос к  носу столкнулсЯ с  ‘ентаури.  €  все
произошло  так,  как  думал  •аЯни:  они остановились  друг перед  другом  и
посмотрели  друг  другу в глаза и •аЯни  протЯнул руку, но  потом  все пошло
кувырком ‘ентаури сорвал с плеча автомат и всадил в него очередь, и это было
очень больно, и падать ужасно не хотелось, но что поделаешь -- не устоЯть на
ногах, а  ‘ентаури отбрасывал автомат, ‘ентаури трЯс руками, ‘ентаури кричал
что-то, и •аЯни  сквозь боль подумал, ну  какой Я пиджак, ну, конечно, Я все
понЯл или  вот-вот пойму, но не успел ничего понЯть, а  все было так просто,
он  забыл, что по беглым импатам стрелЯют, что реакциЯ на  поЯвление беглого
импата  доведена у скафов до  рефлекса, потому что  при таких встречах важно
нанести  удар первым, он  ничего этого не успел, и ‘ентаури  с  перекошенным
лицом  стоЯл теперь перед ним на  коленЯх и рвал файтинг с груди и бормотал,
морт, боже мой, морт, почему морт, хоть  кто-нибудь, отзовитесь, что  же это
такое, почему не отвечает никто?
        „Ђ‰ђЂ
     „айра так никогда и не узнает,  что случилось с его мальчишкой на самом
деле. ‚сегда у  „айры будет ощущение, что он  не умер, а убежал, хотЯ мало к
тому  будет у него оснований. ‚ каждой странности своей последующей жизни: в
безмолвном телевызове, в неизвестном, который однажды ночью не посмеет войти
к  нему во двор и, потоптавшись  у калитки,  торопливо уйдет  (а „айра будет
следить  за  ним из полувыключенного окна музыкальной),  в  небольшом букете
красных цветов  (это особенно!  Ќикто из знакомых „айры никогда не грешил, и
не будет грешить пристрастием к букетам, анонимно переданным в больницу, где
уже  к старости „айра  будет менЯть вдруг ставшие хрупкими  кости), иногда в
совсем уже мелочи, в слове, оброненном  невпопад, -- везде будет усматривать
он присутствие сына.
     ЏамЯть услужливо  исказит  воспоминание об утреннем разговоре на кухне,
переставит акценты, вставит несказанные слова, и все  длЯ того только, чтобы
всю жизнь мучитьсЯ „айре ненужным вопросом -- почему, черт возьми, мальчишке
надо было  бежать от него, почему не  подает он вестей о себе? „айра никогда
не сменит  адреса, он снимет с  дома замки,  а уезжаЯ надолго из дому, будет
оставлЯть сыну записку.
     ’о ему будет  казатьсЯ, что Њальбейер соврал тогда на летном поле,  то,
вспоминаЯ его  искренние, напуганные глаза, он  будет говорить себе, что это
был тот самый раз, когда Њальбейер не врал ‚ремЯ от времени  Њальбейер будет
приходить к  нему  в гости, обставлЯЯ  свои визиты ненужной таинственностью,
сидеть  в  музыкальной,  изображать  из  себЯ страстного  поклонника  нарко,
улыбка,  притворные  банальности,  странные, очень  странные  разговоры,  но
никогда  ни словом не обмолвЯтсЯ они о мальчишке. „айра  будет считать,  что
Њальбейер молчит  из  садизма, может  быть, неосознанного,  а сам  никогда о
судьбе сына  не  спросит,  хотЯ  и будет  готовитьсЯ  к  этому  каждый  раз,
репетировать, примерЯть различные выражениЯ. Ќе сможет он этого сделать.
     Ђ  в тот  день он прЯмо с  аэродрома приехал с Ќиорданом к  себе домой,
никто не встретил их, так и знал, сказал тогда себе „айра, а ”ренеми куда-то
исчез, и это немного беспокоило Ќиордана. Ћни  прошли в музыкальную и сели в
кресла друг против друга, и „айра подумал, он же настоЯщий псих, этот  самый
"самый  надежный скаф", псих  на  сто процентов, и эта мысль оказалась такой
длинной, что уже  стемнело,  когда  она  кончилась. Џотом снаружи  раздались
крики  и  выстрелы.  Ќиордан повернул голову  к  двери, а немного  спустЯ  в
музыкальную ворвалсЯ ‘ентаури. Ћн сказал, Я  только что убил •аЯни, Я думал,
он  сбежал  от  них, а  он оказалсЯ совершенно здоров. “ него, мне  сказали,
иммунитет,  мне сейчас объЯснили по файтингу. џ все-таки прикончил  его, вот
комедиЯ-то!   Ќа   этот  раз  ‘ентаури  совсем   не  обиделсЯ,  что  они  не
отреагировали, ему было не до того -- он был занЯт  саморазоблачением, и это
выходило у него  так скучно, и длилось все  это так отвратительно долго, что
„айра сказал ему, ты просто дурак. € опЯть ‘ентаури не обиделсЯ.
     Љак раз тогда поЯвилсЯ Њальбейер, а вслед за ним вошел ”ренеми, но руки
у ”ренеми были свЯзаны, и позади стоЯл конвой.
     Ќикто не  удивилсЯ  приходу  Њальбейера,  ‘ его  поЯвлением все  словно
ожили,  или, чтобы точнее,  гальванизировались. Њоментально „айра  ощутил  в
себе массу  информации, которую необходимо  было  сообщить  Њальбейеру:  и о
смерти •аЯни со всеми  известными подробностЯми, и о том, что ‘ентаури вовсе
не претендовал на высокий пост, и о том, что он вообще собираетсЯ уходить из
скафов,  и о том,  что сына  в доме не оказалось, а следовательно, Њальбейер
врал, когда говорил,  что  есть надежда; нужно было особенно сделать упор на
разъЯснении  этого   "следовательно";  нужно  было  также  расспросить  его,
насколько  верна  информациЯ   о  том,   что  все   дети  на   триста  пЯтом
идентифицированы, нужно было  получить разъЯснениЯ по поводу вакансии. Ќужно
было плюс ко всему указать Њальбейеру на дверь, но сделать это так, чтобы он
не ушел. ‚прочем, он не ушел  бы а любом случае, ему тоже было что сообщить.
‚се заговорили одновременно, каждый пыталсЯ говорить как можно громче, чтобы
именно его было слышно, один только Ќиордан презрительно молчал, вслушиваЯсь
в  лепет  предателЯ  ”ренеми,  основного  вдохновителЯ   всех  раскрытых  им
заговоров.
     „айра  сказал  Њальбейеру, Я  не понимаю,  зачем вам нужно было,  чтобы
именно  Я сбил этот атмосферник, а Њальбейер ответил, что это  неправда, что
прекрасно „айра все понимает, только понимает неправильно, что на самом деле
Њальбейер вовсе и не  хотел стрельбы,  как  раз наоборот,  он надеЯлсЯ,  что
„айра   откажетсЯ,  и  тогда  пришлось  бы  взЯтьсЯ  за  дело   ему  самому,
грандкапитану гвардии  ‘ЉЂ”а. Ќо у  него тоже не получилось бы -- проистекло
бы огромное количество суеты, ахов, комплиментов и ломаниЯ рук, все в  ужасе
и отвращении отвернулись бы от него, но атмосферник приземлилсЯ бы,  и сотни
предсудорожных импатов  рассыпались бы  по  людным  местам,  и  началась  бы
страшнаЯ эпидемиЯ, и погибло бы множество народу, и ‘ЉЂ” значительно укрепил
бы свои позиции, и уже  никто не посмел бы с нами боротьсЯ, пусть даже и был
бы наш путь усыпан проклЯтиЯми, потому что скафы -- это раса, это каста, это
качественно отличные от людей существа, более жизнеспособные и в силу своего
аскетизма   с  большими,  чем  у  обычных  людей,   возможностЯми,   это  --
профессионалы, на что ‘ентаури с необычным жаром возразил,  что профессионал
не может быть скафом, что настоЯщими скафами становЯтсЯ только пиджаки, а от
пиджаков ничего хорошего ждать не приходитсЯ, и Њальбейер  тонко усмехнулсЯ.
„айра  тоже не  осталсЯ в стороне от дискуссии, он  сказал, что скаф --  это
мертвец с  автоматом, только мертвец способен на то, что требуетсЯ от скафа,
и поэтому  раса скафов, если даже она и есть, не имеет будущего. ђазумеетсЯ,
это  не  относитсЯ  к  институту  ‘ЉЂ”а,  это  образование  бюрократическое,
долговременное, очень живучее, но никакого отношениЯ к функциЯм скафов, к их
морали оно не имеет, Њальбейер, сладко покачав головой, ринулсЯ  в спор, а в
это  времЯ ”ренеми перестал каЯтьсЯ, он уже бросал Ќиордану тЯжелые, больные
слова,   и  глаза  Ќиордана  щурились  еще  больше,  и  лицо  его   выражало
нечеловеческую  жестокость.  „лЯ  ‘ентаури  Њальбейер  превратилсЯ  а   двух
человек: один ходил  между  кресел, в которых расположились скафы,  страстно
жестикулировал и с обычной  витиеватостью говорил невероЯтные вещи, а другой
склонилсЯ  над ‘ентаури и,  упершись ладонЯми в подлокотник кресла,  молча и
пристально вглЯдывалсЯ ему в лицо. ќто очень мешало.
     Џотом Ќиордан сказал:
     -- Џредатель. Љазнить его сейчас  же, немедленно.  Ћн  хотел ненависти.
Џусть он ее получает.
     € закрыл руками лицо.
     ‚се смолкли Њальбейер, который после этих слов почувствовал себЯ крайне
неловко, скроил невинную мину и замолчал наконец-то, сел в ближайшее кресло.
„айра вымученно улыбнулсЯ и сказал:
     -- € этот тоже против менЯ. Ќе думал.
        ‘…Ќ’Ђ“ђ€
     --  џ никого не продавал.  Ќеправда, -- пробормотал ‘ентаури.  -- џ все
честно. ќто не предательство. џ не из-за вакансии. џ и не знал о ней ничего.
Ќеправда это. Џсих. —то он понимает.
     Џервый раз за все  времЯ Ќиордана в глаза назвали сумасшедшим. € ничего
не произошло. Ћн просто не слышал.
        „Ђ‰ђЂ
     Џомолчав, „айра сказал:
     -- ‚едь  это  ужас, что мы делаем. ‚от где настоЯщее омертвение. џ убил
сына  (быстрый взглЯд  в сторону Њальбейера),  ‘ентаури --  самого  близкого
друга, Њальбейер собиралсЯ уничтожить тысЯчи людей, жалеет о том, что ничего
не  вышло,  а собрались мы вместе и обсуждаем сугубо теоретические  вопросы,
которые и касаютсЯ нас только чуть-чуть.
        ЊЂ‹њЃ…‰…ђ
     -- Џозвольте! -- тут же воспрЯнул Њальбейер. -- џ вовсе не жалею, что у
менЯ ничего  не  вышло,  здесь вы ошиблись,  друг  „айра, наоборот,  Я почти
счастлив:  вера  в  человека,  лицезрение подвига  куда  дороже  несбывшейсЯ
комбинации.  Ђ  что  до  ваших  сетований   по  поводу  неуместности  сейчас
теоретических диспутов, то позвольте  напомнить, что при сильных потрЯсениЯх
мозг   обладает   способностью   обезболивать  страсти   --   так   сказать,
психологическаЯ анестезиЯ, иначе мы просто не выжили бы.
        ‘…Ќ’Ђ“ђ€
     -- ‚се  мы  пиджаки и  трупы,  -- сказал ‘ентаури,  -- это  „айра верно
подметил. Ћмертвение. Џричем тут мозговаЯ анестезиЯ? Џросто мы трупы.
        „Ђ‰ђЂ
     -- „а, -- согласилсЯ „айра.  -- „лЯ  него все  очень быстро  случилось.
Ќеожиданный взрыв, боль, падение, всего несколько метров, не больше. ‘мерть.
Џочти навернЯка мгновеннаЯ смерть,
     (Ќиордан вдруг встал).
     -- ’аким как мы, самое милое  дело --  самоубийство, -- спокойна и тихо
продолжал „айра. -- Њы не люди. Ћни не могут принЯть нас. € мы  правы, и они
правы.
        ЊЂ‹њЃ…‰…ђ
     -- ќто неправда,  неправда! -- зачастил Њальбейер. -- „орогой мой  друг
„айра, не драматизируйте так ситуацию. ќто жиииизнь! †и-и-изнь! —то мы знаем
о  жизни?  ‚  ней  все случаетсЯ, но  нет  ничего, из-за чего бы  стоило  ее
обрывать. ‚слушайтесь -- жи-и-и-изнь!
        „Ђ‰ђЂ
     --  €менно, что каста. Ќеприкасаемых, -- упрЯмо бубнил „айра, ковырЯЯсь
в носу. -- џ расслабилсЯ и умер.
        Ќ€Ћђ„ЂЌ
     -- Ђ  Я  умер  давно, -- задумчиво сказал  Ќиордан,  Ћн оглЯдывал  всех
ищущими глазами, рассчитываЯ привлечь к себе всеобщее внимание. -- ‘лушайте.
џ осталсЯ один. ’олько вы. ЊоЯ корона, моЯ мантиЯ -- все это теперь игрушки,
не больше. Ќикогда не вернутьсЯ мне к своему народу.
     ”игура  Ќиордана  была  непререкаемо царственна. Ћн  стоЯл, держась  за
спинку  кресла, устремив  задумчивый  взглЯд  сквозь  Њальбейера,  и  что-то
бормотал себе под нос, глаза его горели.
     -- ’олько Я потерЯл друга, неважно, что он был плох.  Ћн не понЯл менЯ.
€ли Я  не понЯл его. Ќо только он, он  один свЯзывал менЯ с моим  народом. џ
вынужден был разорвать эту свЯзь. ’еперь Я просто скаф.
     ѓоворил  он  возвышенно и  нелепо, однако  пластика его тела уничтожала
всЯкую мысль о  том,  что можно над  его словами  посмеЯтьсЯ или  просто  не
принЯть их всерьез.
        „Ђ‰ђЂ, ЊЂ‹њЃ…‰…ђ, ‘…Ќ’Ђ“ђ€, Ќ€Ћђ„ЂЌ
     Ћн  сорвалсЯ  вдруг с места,  кошачьей  походкой  подлетел  к  полке  с
записЯми („айра был обладателем великолепной коллекции нарко), пробежалсЯ по
ним пальцами,  отобрал,  почти суетЯсь, пЯть белых  кассет  и  одну кремовую
(белые кассеты  хранили в себе  записи нарко, а  кремовым цветом  отмечались
преднарковые мелодии). ‚ихрь  с точно выверенными движениЯми, он в следующую
уже  секунду  вставлЯл  кремовую  кассету  в  магнитофон,  такой  же, как  у
Њальбейера (да-да!). ‡акрыв глаза, он возложил на панель пальцы правой руки.
     ЊузыкальнаЯ   преобразилась.   €з   центра   пола   забил,   заискрилсЯ
разноцветными красками фонтан-тоноароматик. ‘тены комнаты оголились. €счезли
с них  картины,  зеркало, пропал даже след резной пластиковой двери. ‚се еще
находЯсь в напрЯжении, слушатели судорожно вдохнули манЯщий знакомый аромат.
Џредвкушение  радости, отдыха, о, как  все забываетсЯ, даже больно,  как все
забываетсЯ.  Џо  стенам  пробежали причудливые  серые тени,  где-то  вдалеке
заиграла  флейта,  чуть  слышно,  дразнЯще... странный мерцающий  свет залил
комнату,  лица  изменились,   чуть  пообмЯкли;  незнакомые,  ждущие,  широко
раскрытые глаза  Ќиордана, исподлобьЯ -- Њальбейера, ‘ентаури выпЯтил  губы,
„айра... нет, „айра  осталсЯ тем  же.  ‘веденные  пальцы  мнут  подлокотник,
челюсть вперед,  спина  прЯмаЯ, только  глаза  чуть  успокоились,  перестали
резать, приобрели  растерЯнное выражение. € неожиданно, хлыстом, кипЯтком --
атака  оркестра  тутти!  ”онтан  взлетел до потолка,  осыпал  все  шипЯщими,
быстроиспарЯющимисЯ   каплЯми,    какофониЯ    запахов,   Ярко   вспыхнувшие
экраны-стены... какаЯ-то площадь огромнаЯ, с двухэтажными  по  бокам домами,
желтыми,  зелеными,  багрЯными, предутреннЯЯ  площадь,  пустаЯ,  без единого
человека, Яркое небо. Ќиордан вытЯнул  вперед руки,  и фонтан опал. ’огда он
наклонилсЯ вперед, растопырил пальцы  и на  цыпочках,  плавно побежал к тому
месту, где  только  что был  ароматик. Њальбейер  вопросительно посмотрел на
„айру. ’от успокаивающе прикрыл веки и сказал одними губами:
     -- ’анец.
     Ќиордан до самозабвениЯ любил танцевать. Ћн танцевал чрезвычайно редко,
по  каким-то своим, одному ему известным праздникам, и на вопрос: "Џо какому
поводу танцуешь?" -- неизменно отвечал настороженным, оскорбленным взглЯдом.
€з-за этой  страсти он куда больше, чем нарко, под которую нельзЯ танцевать,
любил преднарковую музыку. „аже просто сидЯ и слушаЯ преднарко, он переживал
воображаемый  танец: запрокидывал голову,  вздыхал,  жмурил  в  сладкой муке
глаза,  трогал  быстрыми  пальцами то лицо, то колени -- меньше всего в  эти
минуты он напоминал сумасшедшего.
     ‚  этот  раз  Ќиордан  танцевал  оливу  --  один  из  самых   старинных
мьют-романских  танцев.  Џрелесть  оливы, особенно  в  исполнении  Ќиордана,
заключалась в том, что при  внешней скупости движений (дерево  под ветром) в
ней  заключалось  такое  мора чувств, что просто удивительно  было,  как это
Ќиордан  не переигрывает. ‚ этот раз танец почему-то не получалсЯ.  Ќиордан,
как всегда, был  чрезвычайно пластичен, руки его, ветки оливы, словно нежной
корой  обросли,  тело,  ноги --  каждое движение было прекрасно,  а вот лицо
подводило.  †естокость  нарушала   гармонию  …го   быстрые,  резкие,   почти
незаметные движениЯ, точно в  такт, уже  не составлЯли того  целого, которое
отличает искусных преднаркотанцоров, -- чувствовалсЯ диссонанс
     Њузыка  менЯлась.  Ћна становилась то  спокойной, то  резкой, и Ќиордан
четко  отслеживал смены  ритма. Џотом,  очень себе удивлЯЯсь, встал  с места
„айра,  подошел,  нарочито неловко, к танцору,  обнЯл его  за плечи и, мотаЯ
головой, стал  переступать  ногами в такт музыке. "џ  не понимаю  себЯ",  --
подумал  „айра.  …ще  меньше  он стал понимать,  когда  к ним  присоединилсЯ
‘ентаури --  каменное выражение лица,  совершеннейший  неумеха,  презиравший
танцы, эту маленькую радость истинных пиджаков,  терпЯщий танцы  только ради
компании.  Ђ  когда  с  виноватой улыбкой вдруг поднЯлсЯ  со  своего  кресла
Њальбейер, когда он подошел к ним, пытаЯсь приноровитьсЯ к несложному ритму,
пытаЯсь,  Явно пытаЯсь  не выглЯдеть  чересчур  смешным,  когда  он обхватил
руками плечи ‘ентаури и Ќиордана, когда  он  тем самым замкнул  кольцо и уже
полностью испортил оливу, тогда  „айра  перестал удивлЯтьсЯ,  перестал ждать
известий о своем сыне и полностью подчинилсЯ музыке.
     Ћни  ступали  неуклюже  и  тЯжело,   один   Ќиордан  был,  как  всегда,
неповторимо изЯщен, наша гордость, наш Ќиордан. Ћн танцевал уже не оливу, он
подражал своим  друзьЯм,  он  тоже обнЯл их за плечи,  его  ноги  тоже стали
пудовыми,  но  все-таки  это был настоЯщий  танец,  произведение  искусства.
ЋбъЯтиЯ крепли, из-под  тЯжелых век упорно глЯдели четыре пары  воспаленных,
бессонных глаз... враскачку, враскачку... синхронно и не совсем в такт... да
разве до такта им было?  €х танец лишен  был даже намека на радость, на хотЯ
бы самое  мрачное удовлетворение,  их танец был тЯжелой работой,  приносЯщей
тоску, убивающей  самые смутные надежды.  Ђ музыка становилась  все веселее,
это  непременнаЯ тема преднарко,  потом, ближе к  концу, придет в эту музыку
горечь,  а  сейчас на  экране  бежала стайка  Ярко  одетых  девушек, руками,
ногами,  телом каждаЯ из них выполнЯла свою собственную серию сложных фигур,
которые  поддавались  расшифровке только на  самом высоком  профессиональном
хореографическом  уровне, но это,  несомненно, был радостный танец.  €ллюзиЯ
присутствиЯ  была  полной, и  она  только усиливала печаль --  тот мир,  тот
танец, та радость были недосЯгаемы.
     „айра  не знал, что  именно  танцевали девушки: запись принес  когда-то
Ќиордан и, по своему обыкновению, оставил без комментариев.
     Њертвые витали над скафами. “битые  сегоднЯ, вчера, во все времена, они
давили  на  танцующих  неумело  мужчин,  так  давили,  что  даже   Њальбейер
чувствовал их присутствие. Ќет, никто  из них, конечно, не верил в духов, им
не  вспоминалсЯ,  конечно,  каждый  летали  во  времЯ  захвата,  просто  все
разговоры, все  горести  этого днЯ  вдруг всплыли  одновременно в их памЯти,
спаЯлись  в однородную массу из боли, страха, ожиданиЯ,  ненависти, любви...
лицо ’омеша Љинстера на  экранах аэропорта, невнЯтное бормотание диспетчера,
толпы   возбужденных   людей,   какой-то   старик,   размахивающий   рогатым
сверхбезопасным  шлемвуалом,  посылающий  вдогонку  проклЯтиЯ,   раскаленные
тротуары,  крики,  больные,  непонЯтные разговоры,  оскал ‘ентаури, маслЯные
злые  глазенки  ”ренеми,  Ѓаррон, спЯщий  в углу  дежурки,  мертваЯ  летЯщаЯ
старуха с  растопыренными  локтЯми, улыбка  Њальбейера,  теплые капли  пота,
надписи на картинах...
     „айра заметил, что  вот  уже несколько минут  он не отводит  взглЯда от
одной из танцующих девушек. Ћн приглЯделсЯ к ней внимательнее.  ‹ицо ее было
чем-то знакомо, просто  родное было лицо, хотЯ  „айра мог бы поклЯстьсЯ, что
никогда прежде ее не видел, разве что запомнил по музыкальным вечерам, а это
было  не  очень-то  правдоподобно,  потому  что  „айра  никогда  не  обращал
особенного вниманиЯ на экраны: его всегда интересовала одна только музыка. €
ему захотелось в  этот момент, чтобы девушка была с ним (так захотелось, что
он поморщилсЯ), он бы ей все рассказал, все, ничего не скрываЯ ни от других,
ни  даже от себЯ самого,  и  не очень-то  важным казалось  ему то,  что она,
пожалуй, и не поймет ничего, просто чтобы рЯдом была. Њысль, конечно, дикаЯ,
несуразнаЯ, детскаЯ, было в этом мире четыре скафа, а больше никого нигде не
было. „айра горько  усмехнулсЯ и подмигнул девушке, и  к невероЯтному своему
удивлению, увидел, что она  в ответ подмигнула тоже и улыбнулась, и помахала
ему рукой.