ть,  сколько  ж
похабели  тут  на менЯ налипнет, да хрен с ней, с похабелью, времечко отмыло
бы,  но  куда  выйду-то,  кого другого - семьЯ ждет, а менЯ кто ждать будет,
детки  наши,  Ќадька,  дуреха  горькаЯ, и знать нас не желают, а потом - тем
паче,  стыдитьсЯ  станут, налЯпаемсЯ мы пЯтнами черными на их биографии: где
твой  отец,  спросит твою ‹юську жених: а она: отравлен матерью; а где мать,
спросит  невеста  моего Љолюшку: в тюрьме отбывает за отравление отца моего,
ответит  Љолюшка  и сдохнуть мне пожелает; нет, конечно, врать будут, сказки
придумывать  про  летчика-испытателЯ  и  про  мать, котораЯ не выдержала его
геройской   гибели  и  от  разрыва  сердца  скончалась,  или  другую  сказку
придумают  и  будут зубами за нее хвататьсЯ, даже поверЯт в нее, а поЯвишьсЯ
-  посмотрЯт,  как на выходца с того света, лишнего человека, который ЯвилсЯ
-  мало семьи, - чтобы и сказку тоже разрушить, гнать станут поганой метлой,
и  вообще,  сбегут  они  подальше  отсюда, от людского злого Языка, сбегут и
адреса  не  оставЯт,  не  доищешьсЯ  - вроде и деток никогда не было, а баба
ЌастЯ  плоха совсем, еле ходит, годик какой протЯнет, может, два, и упорхнет
ее добраЯ душа, хоть внуки проводЯт - не одиноко помрет.
     Ќе пойму вот - простила она или нет, неужели простила?
     Ќе  хочет  разговаривать об этом, а внуки у нее вечно занЯты, то да се,
а  попросту  -  видеть  они  нас не могут, Ќадька, такое дело - старую шлюху
Љупревну  и  то  дети  навещают, а нас не желают, и не увидим мы их никогда,
эта факт.
     •олодно,  нету  Ѓореньки,  не  поЯвитсЯ  -  как ни зови, хоть бы одеЯло
ватное,  пусть  год-другой  сроку  накинут, один хрен, выходить-то все равно
некуда,  вот  только  к  Ѓореньке  съездить,  прощениЯ  у него по-настоЯщему
попросить,  Љолюшку издали увидеть, издали, чтоб не помешать ему в новой его
жизни  -  и  всех  делов-то,  других и нет, потому и выходить-спешить некуда
мне,  за  одеЯло,  ей-богу,  пару лишних лет принЯла бы, глазом не моргнула,
теплота была бы и мЯгкота сплошнаЯ.
     Ћхоньки, спать надо.
     Њожет, приснитсЯ что похожее.
     •оть бы приснилось...


        X

     Ћсень-то опЯть ладнаЯ.
     ’еплехонько.
     Џосижу  какую  минутку на скамеечке, Љоленьку подожду, вот уже из школы
бежать должен.
     ‘овсем  развалюхой стала, дай Ѓог хоть зиму перезимовать, изнутри нечто
долбит, наружу проситсЯ, и ходить - ногам невмоготу.
     € как косточки мои старые терпЯт, хрустЯт, а терпЯт...
     „евки   чего-й-то   с   Љоленькой   загрызатьсЯ   стали,  что  ни  день
загрызаютсЯ,  и  менЯ  слушать  совсем  не  хотЯт,  ‹юсенька  взрослаЯ  уже,
кавалера  завела,  домой  поздно  приходит,  Ќадькин  у  ней характер, чисто
Ќадькин,  горластаЯ,  а  Ќаташенька - невесть в кого, сама не жмотничает, но
за  сестру  держитсЯ,  та  ей  деньжонок  рупь-другой  подбрасывает, скоро и
Ќаташенька  на  работу  пойдет,  полегче  нам,  только  с мальцом беда - как
его-то  одного  оставить,  не  опора  ему  девки,  не  опора,  да  и  Я  уже
скопытилась,  вот-вот  с  работы  погонЯт,  руки  трЯпку-то выжать не могут,
спасибо  Љоленьке  -  помогает  когда,  а девки стеснЯютсЯ, думают - зазорно
возле бабки старой крутитьсЯ, все из дому убежать норовЯт.
     ‚едь  недавно  ж резваЯ была, смотришь - и бутылочек соберешь, а теперь
-  куда  там,  ведра  с  водой  не поднЯть, грехи тЯжкие, за что это ѓосподь
покарал-то, за что?
     “ж  лучше  было  бы  мне  одной того холодца съесть, и мучений таких не
выпало  бы  -  поплакали бы надо мной, денежки поделили, может, и памЯтничек
какой  на  могилку поставили, вышло бы все куда как к лучшему, жили бы детки
и  внуки,  бабку  изредка добрым словом поминали, а дочки с годами казнитьсЯ
стали бы, но Я уж за них замолила на том свете.
     ‘ъела  бы  того  холодца  поганого  и покоилась вместо хлопот, а то три
внука  в мои-то годы - за всех трЯсусь, а трЯстись-то нечему, рухлЯдь и есть
рухлЯдь.
     €  деньжата  вчистую  слизаны, как ударил ѓосподь по жизни нашей, так и
пошло  -  зЯтьев похоронила, полторы тыщи на похороны-памЯтники утекло, и то
ж  глупость  получилась,  потому  на  памЯтниках  каждому надпись заказала -
"вечнаЯ  памЯть  от  жены  и деток", так ѓенкина роднЯ скандал учинила, брат
его  в  милицию  даже  попал,  хотел  ѓенкин  памЯтник порушить, не понимают
баламуты,  что  девки-то  мои  ничего  против  мужей не умышлЯли, любили их,
смотрели,  как  могли, обхаживали, хорошие они жены были, нечего зрЯ пинать,
а  что  против  менЯ, старухи, затеЯли, пусть их бог судит, Я им не судьЯ, а
уж роднЯ мужнина и подавно.
     ’оже  мне  роднЯ  называетсЯ  -  хоть к детишкам подошли бы, приласкали
когда,  гостинчику  принесли,  к себе зазвали на обед-ужин, хоть спросили бы
менЯ,  старую,  каково  сладко  мне  с  тремЯ-то внуками приходитсЯ, а внуки
совсем не виноваты, что отцов-матерей потерЯли, ох, роднЯ-роднЯ...
     ЋпЯть  на следующей неделе к дочкам ехать, змеюки они, понЯтно, а все ж
жалко,  маютсЯ  там в неволе, ни деток, ни мужиков, харч казенный - горький,
а  детки-то  и ухом не ведут, хоть бы пару слов написали, так нет - знать не
хотим, ведать не желаем, простить не умеют за отцов своих.
     ‡нала  б  Я,  как  дело  повернетсЯ,  на  себЯ  всю  вину взЯла, что со
старухой-то  сделаешь,  сказала бы: по злобе зЯтьев потравила, простите дуру
окаЯнную;  в  тюрьму  бы,  конечно,  пошла,  так  доченьки  не  оставили бы,
сподручней  им  по очереди было бы передачки возить, да и померла бы вскоре,
все  едино  долго  не  протЯну,  зато  детки  при  матерЯх  -  другой спрос,
как-никак легче росли бы...
     ќх-хэ,  если  бы  да  кабы,  ведь  тот милиционер в гражданском никаким
вракам  не  поверит - там Яд некий страшный был, где купила да почем, может,
запиратьсЯ  стала  бы,  только  пользы  мало,  ловкий он больно, с подходом,
запутал  бы менЯ, темноту древнюю, вон и Ќадька на суде на него наговаривать
пошла,  извернутьсЯ  хотела, а пшик получилсЯ, потому что правда она на свет
вылезет,  куда  не  сунь  ее,  горемычную,  в  одну щель засунешь, из другой
вылезет.
     ‹юдЯм  в  глаза  теперь  смотреть  стыдно,  и  прошло  уж  два годика с
половинкою,  почитай,  три  уже с той осени, а все стыдно, которые поумней -
те  ласково,  а  которые  поверх души глазенками шнырЯют, те норовЯт уколоть
побольней,  то внучатами с подковыркой поинтересуютсЯ - не безобразничают ли
без  отцовского  присмотра,  то про дочек всЯкую пакость спрашивают, тошно с
такими  умниками,  кому  Я  что  плохого  сделала  -  работала всю жизнь, не
разгибаЯсь,  копейку  добывала,  дочек  поднЯла, теперь вот внуков тЯну, как
могу.
     ’олько  дочки нелюдские такие вышли, где ж такое видано, чтоб на родную
мать  отраву  насылали за рубли паршивые, длЯ них же и длЯ внуков старалась,
а  они  дождатьсЯ  моей  кончины  не  хотели - вот и наказал господь, да как
наказал-то,  подумать  страшно, волосы дыбом встают, жадюги получились, но и
то  правда,  что  от  менЯ  они  не много премудрости видели - одна работа с
утречка,  другаЯ  с  вечера,  и  разговоров-то  всех  - что купить, да почем
продать,  еда,  одежда, дрова, да чтоб в люди выйти, да платили чтоб хорошо,
чтоб  хату  обставили  всем,  как  у людей, чтоб все, как у людей, а у каких
людей-то,  люди-то  разные,  и  копейка к ним по-разному идет, к одним прЯмо
так  и  валит одна к одной, а к другим - мимо да мимо, только нельзЯ ж вслед
за  каждой  копейкой дорожку свою кривить, а дочушек-то некогда было обучать
этой  премудрости,  кто  сам  понЯтие  заимеет  -  хорошо, а у них не пришло
такого  понЯтиЯ,  а  может,  надо  было  успеть  и рассказать - бутылочек не
добрала  бы  малость,  зато  не вышло бы конца прижизненного, копеечка живаЯ
нужна, да, живаЯ, а вот дочушки теперь вроде мертвые...
     ќх-хэ, хоть бы зиму перезимовать, Љоленька еще чуток подрастет.
     € как косточки мои старые терпЯт, хрустЯт, а терпЯт...
     Ќадо  у  ‘ергеевны  пЯтерку одолжить, на передачку последние пЯтнадцать
рубликов  затратились,  теперь  на  дорогу  набрать  надо,  билетик на поезд
купить.
     Ћсень-то какаЯ знаменитаЯ, совсем, как та, совсем...


        XI

     ‡ануда эта ‡инаида, каракатица.
     Ќу, заехал ‘аньке в морду, чего приставать: за что, почему?
     Ќадо  -  вот  почему,  ему-то  чего плохого моЯ мамка сделала, дразнить
вздумал, так и в морду получил, и все тут.
     …сли  ‡инаида  еще  раз  ‹юську  в школу вызовет - сбегу, совсем сбегу,
нельзЯ  с  ‹юськой  дел  иметь,  дешевка  она,  только  и  давит - вроде моЯ
виновата,  а  ее  -  не тронь, свЯтаЯ прЯмо, так не дали бы ей в суде на два
года  больше,  не  дали  бы, а ‹юська тогда злитсЯ, краснеет, как помидор, и
обЯзательно  пакость какую-нибудь придумывает, пуговицы на штанах пообрезает
-  утром  хвать,  и  в  школу  опоздал,  или  тетрадку во что-нибудь вонючее
умакнет,  еще  и в ботинок пописать догадалась, унитаза ей, психичке дурной,
мало  -  настоЯщаЯ  психичка, недаром три года назад, когда это случилось, в
больнице  лежала  с  вывихом  мозгов, хоть и говорит, что теперь здороваЯ, а
все  равно  с  вывихом,  пристает  все  времЯ  -  скажи ей, что ее мамаша не
виновата,  а моЯ виновата, скажи и все, скажешь - целую трешку дать может, и
давала,  только противно, вроде что-то свое стыдное из-под полы продаешь, за
мамку-то  некому заступитьсЯ, стерва она, конечно, это ‹юська точно говорит,
но  и тетЯ ЌадЯ - стерва, да и побольше еще, нечего тут врать, только ‹юське
правда  до  фонарЯ,  ей  так подай, чтоб она довольна осталась - это и будет
правдой.
     €  Ќаташка  на ее стороне, она Ќаташке рубль сунет, тогда вдвоем в менЯ
вцепЯтсЯ,  спасениЯ  никакого, но и бабушка говорит: нельзЯ за каждым рублем
себЯ  ломать; а Ќаташка потом на этот гадкий рубль менЯ же мороженым угощает
или в кино зовет - пойми девчонок.
     Џосле  случаЯ  с  ботинком  пришлось  пригрозить  ‹юське,  что  все-все
€брагиму  расскажу,  он  парень  хороший,  жалко,  что уедет, когда отслужит
здесь,  а  сначала хочет на ‹юське женитьсЯ, дурак, конечно, Я лучше бы руку
отрезать  дал,  чем на ‹юське женитьсЯ, съест она его, и про наших родителей
€брагим  ничего  не  знает, ‹юська врет ему, что погибли они в автомобильной
катастрофе  на  собственной машине, хочет показать, что жили не хуже, чем на
юге  живут,  а  €брагиму эта выдумка страшно нравитсЯ, и любит он повторЯть:
родителей  Я  тебе  не  верну,  говорит,  а  вот машину, как только из армии
приеду и про невесту скажу, отец сразу подарит, будет у нас своЯ машина.
     ‹юська   тогда   разревелась,   как   маленькаЯ:  Љолюсенька,  хлюпает,
родненький,  не  надо  говорить, может, жизнь моЯ в нем, перепортишь ты все:
жалко  мне  ее  стало, и вообще, всех мне жалко, даже ‘аньку, хотЯ в морду Я
ему правильно дал.
     ‘бежать  бы  куда  подальше,  в  ‘ибирь  на стройку, а лучше на корабле
поплавать,  только не возьмут, мал еще, скажут, не посмотрЯт, что по росту -
здоровый  лоб, да и как сбежишь - бабушка совсем разболелась, часто говорит:
ради  тебЯ,  Љоленька,  тЯну еще; а тогда бабушка сразу умерла бы, тЯжко ей,
‹юська  и Ќаташка ничего не понимают, думают с бабушкой спорить можно, как с
молодой,  а  у нее сердце больное, чего с ней спорить, она ведь нас в детдом
не  отдала, к себе взЯла, и ‹юська и Ќаташка живут при ней как за пазухой, а
лаютсЯ  чуть  не  каждый  вечер: как же ты дочек воспитала, кричат, если они
убийцами  получились,  смотри,  нас так не воспитай, мы тебе не позволим так
воспитывать...
     „а  разве бабушка кого-нибудь воспитывает, она не вреднаЯ, не ругаетсЯ,
только  плачет;  если  что не так сделаешь или ‹юська поздно загулЯетсЯ, или
кричать  они  на  нее  начинают  -  тогда Я готов глаза им повыкалывать, над
бабушкой-то  зачем  издеватьсЯ,  ничего,  вот кончу восемь классов, уведу от
них  бабушку,  сам  работать  буду,  а ей не разрешу, и к мамке тогда поеду,
чтоб  бабушке  спокойней было, страшно, правда, еще разревусь, как девчонка,
вспомню,  как  мы  с папой в кино ходили, хорошо было, и папа рисовать учил,
до  сих  пор  лучше  всех  в  школе рисую, когда работать пойду, сам учитьсЯ
буду,  красок  накуплю,  кистей, а папин мольберт еще долго выдержит, только
ножку  приклеить  надо,  тогда  Я  осень  рисовать  буду,  скверик нарисую и
большой-пребольшой  желтый лист посреди дорожки, папа говорил, что в картине
надо  обЯзательно что-нибудь главное найти, главный образ того, о чем хочешь
сказать,  вот  Я  и  напишу  большущий желтый лист и небо такое, как сейчас,
хоть  нырЯй  в  него,  напишу  сентЯбрь,  а  потом попробую бабушкин портрет
сделать,  руки  ее  рисовать трудно, карандаш вЯзнет, главного в них поймать
не может, ну ничего, подучусь и нарисую, обЯзательно бабушку нарисую.


        XII

     ’еплый сентЯбрь.
     Џронзительное сентЯбрьское небо.
     ‘легка подкрашенный сентЯбрем скверик.
     Џо скверику идет мальчик с потрепанной сумкой.
     Њальчик думает о портрете, который он непременно должен сделать.
     Ћн сворачивает налево, перебегает улицу, входит во двор.
     ‘о скамейки навстречу ему подымаетсЯ старушка.
     Њальчик улыбаетсЯ, старушка тоже.
     Ћни рады друг другу.
     € солнцу.

     Њинск, 1979