сот метров до дома, твой отец был сбит неизвестной
машиной. А теперь ты говоришь, что одна визитка находилась в квартире отца,
прикрепленная кнопкой к стене. Нестыковка. Кто-то из вас двоих неправ. Или
ты, или Панченко.
- Ясное дело, что Панченко! - воскликнул Юра.
- Другого ответа я не ждал. А теперь докажи.
- Доказываю, - Юра сыто рыгнул и отодвинул тарелку. - Отец имел
привычку записывать все телефонные номера карандашом прямо на обоях, на
стене рядом с аппаратом. Туда же он кнопками прикалывал визитные карточки и
номера телефонов, записанные на отдельных бумажках. У него там получился
такой столбик - на полметра. И самой последней в этом столбике была ваша
визитка, Константин Сергеевич.
- А милиция навещала квартиру твоего отца?
- Да. Было такое мероприятие.
- И они эту визитку не заметили?
- Так они ведь ничего такого не искали. Они зашли, в две минуты
осмотрели квартиру и ушли. Их больше всего обрадовало, что на кухне стояли
одиннадцать пустых бутылок из-под водки. Это они зафиксировали. Я же говорю:
им было нужно удобное объяснение. Пьянство.
- Извини, но твой отец действительно выпивал. Мягко говоря, - напомнил
я и, прежде чем Юра успел что-то возразить, вернул разговор к визитным
карточкам. - Так что же у нас выходит теперь, с этой дырявой визиткой?
- А выходит вот что, - Юра был рад изложить свои предположения. - Отца
сбили не по дороге домой. Его сбили, когда он уже побывал дома после всех
ваших приключений и шел куда-то... Но не домой.
- То есть, - продолжил я... - Он пришел домой, прицепил на стену мою
визитку, почистил зубы и снова куда-то потащился? В пять утра?
- В пять утра, - кивнул Юра. Я посмотрел на его тяжелый подбородок и
невольно вспомнил Леонова-старшего, с его презрительно опущенными уголками
рта... Куда, интересно знать, черти понесли этого человека в пять утра,
после основательного мордобоя в баре и не менее основательной попойки?!
- Минутку, - сказал я. - А что, собственно, доказывает эта твоя
карточка с дыркой? Пусть Панченко ошибается и твоего отца сбили, когда он
шел из дома, а не домой. Ну и что? Где тут убийство?
- Это только начало, - Юра сжал пальцы в кулаки и придвинулся ко мне
ближе. Он излучал необоримую страсть, страсть к разоблачениям, страсть к
выяснению скрываемых истин, страсть к темным загадкам. Хороший мальчик. Его
единственный недостаток заключался в том, что Юра Леонов не знал: в этом
мире выяснение скрытых истин и разгадывание темных загадок стоит слишком
дорого.
Я старый, измученный жаждой лентяй был в курсе действующих расценок. И
я постарался просветить юношу. Пока у нас было время.
- Юра, - вздохнул я, насадив на зубчик пластмассовой вилки черную
оливку. - А зачем тебе вообще это нужно? Сам понимаешь, отца ты не
воскресишь...
- Да-да, - подхватил Юра. - Жизнь продолжается... Вы мне уже это
говорили.
- Ну так что? Разве я не прав?
- Немного правы, немного нет. Вы правы, что отца уже не воскресишь. Он
уже прожил свою жизнь. А я свою - еще нет. И мне придется говорить еще лет
сорок-пятьдесят, когда меня будут спрашивать о моем отце: <Он умер. По
пьяному делу попал под машину. Такое вот несчастье>. Я не хочу так говорить!
И я не верю, что отец был настолько пьян и не смог увернуться от машины - в
пять утра, когда дороги практически пусты, когда звук работающего мотора
слышен издалека...
- Веришь ты или не веришь, но фактов, говорящих об убийстве, нет, -
перебил я. - Карточка ничего нам не дает. Панченко схалтурил при
расследовании, но это ничего не меняет! Был наезд.
- Было убийство, - упрямо повторил Юра.
- Факты?
- Как вы думаете, - впиваясь в меня глазами и словно гипнотизируя,
прошептал Юра. - Как вы думаете, Константин Сергеевич, какого хрена мой отец
попросил у вас полтора десятка визитных карточек? Не одну, не две, а полтора
десятка! Даже семнадцать, если быть точным!
- Я не очень хорошо помню. - Юра продолжал меня гипнотизировать, и я
предпочел смотреть на Пугачеву в розовом балахоне. - Я тоже был слегка под
мухой... Не помню, зачем я дал твоему отцу столько карточек. Скорее всего я
просто выгреб из карманов все, что у меня было...
- Он должен был как-то вам объяснить, - настойчиво повторял Юра. - Что
он вам говорил при этом? Вы сказали: <На, возьми на память мою визитку>. А
он? Он попросил: <Дай-ка мне с десяток...>?
- Может, и так, - неуверенно проговорил я. - Что-то он говорил...
Я закрыл глаза, стараясь представить картину: холодная ночь, я поднимаю
воротник плаща, мы с Павлом пожимаем друг другу руки, долго трясем... Мы
собираемся разойтись по домам. Но что-то должно еще произойти. Мы не можем
после всего, что случилось, просто повернуться спиной друг к другу и
разойтись быстрым шагом. Настоящие мужчины так не делают. А что они делают?
- Запиши мой адрес, - сказал тогда Павел. Нет, немного по-другому.
Более доверительно, совсем по-дружески.
- Запиши мой адрес, Костик, - сказал Павел Леонов за час до своей
гибели. А я? Что я ответил? <Записываю>? Нет, не так. <Записываю, Паша!>
Нет, не так. Что-то другое. И вообще, если я записывал его адрес или
телефон, то где я это все записал? На чем? Стоп...
- Запиши мой адрес, Костик, - сказал Паша Леонов, чуть покачиваясь из
стороны в сторону.
- Разве что пальцем, - радостно отвечаю я, выставляю указательный палец
и глупо хохочу. Это тем более глупо, если учесть, что через короткий
промежуток времени один из нас будет мертв. И это буду не я, я останусь жив,
и самым надежным доказательством тому станет моя головная боль,
пронизывающая череп от виска до виска.
Если болит, это значит, что ты еще жив.
20
Мы стояли у перекрестка и трясли сцепленными в рукопожатии ладонями.
Долгое и пьяное прощание. Машин не было, светофоры мигали разноцветными
огоньками совершенно напрасно. Город еще не проснулся. Мне всегда нравилось
это время суток, я ощущал собственное превосходство над десятками тысяч
людей, которые в этот миг лежат под одеялами, отключившись от внешнего мира.
А я - нет. Я начеку. Я бодрствую. И еще - особый, бодрящий холодок
предрассветных часов, даже если перед этим ты не спал около суток.
В тот раз удовольствие было подпорчено тем, что выпил я слишком много.
Может, потому так долго и не решался выпустить ладонь Павла - чтобы не
свалиться. Да еще лицо - после драки я чувствовал на себе словно гипсовую
маску, обхватившую лоб, скулы и челюсти. То еще ощущение.
- Запиши мой адрес, Костик, - сказал Павел Леонов, покачиваясь из
стороны в сторону. Он походил на опытного боцмана, что уверенно стоит на
палубе судна, попавшего в шторм. Корабль качает, но как бы ни ходила ходуном
палуба - Паша стоит. Надо просто пошире расставить ноги и презрительно
скривить губы, чтобы стихия осознала свое бессилие.
- Адрес? - пробормотал я чуть растерянно. - А чем? - Свободной рукой я
неуклюже похлопал себя по карманам, скорее для проформы, чем в
действительных поисках чего-
то пишущего. - Нету... Разве что пальцем, - ответил я весело, показал
Паше указательный палец и глупо засмеялся.
- Тогда я твой запишу, - сделал контрпредложение Павел. - Хотя... - Он
наморщил лоб, то ли вспоминая что-то, то ли обдумывая. - У меня-то тоже
нечем записать! - И он захохотал. - Вот, блин, приплыли! Два деятеля! Как
алкаши прямо! Даже ручки в кармане нет!
- Стоп, - Осенившая меня мысль сверкнула в мозгу словно вспышка молнии.
- Не надо никаких ручек. У меня есть кое-что получше...
- Фломастер? - спросил Павел, и в этот момент я понял, что он пьян
немного сильнее, нежели я про него думал. Мой алкогольный пик пришелся
где-то на час ночи, а Паша усердствовал с двух до половины четвертого. Или
даже до четырех.
Так что мне полагалось быть более трезвым и соображать быстрее и четче.
Что я и попытался сделать.
- У меня же... - Я попытался достать визитные карточки одной рукой, но
запутался в недрах кармана. - У меня же есть эти штуки... - Я осторожно
разжал пальцы правой руки и отпустил руку Павла. - Визитные карточки у меня
есть, - вспомнил я заветное слово.
- Да ну? - удивился Леонов. - Ни хрена себе! А у меня вот таких штук
нету...
- Я тебе свои подарю, - пообещал я. Пустив в ход обе руки, я все-таки
вытащил наружу перехваченную резинкой тонкую стопку визитных карточек. Затем
последовали долгие попытки вытолкнуть пальцем одну карточку, но ни к чему
путному это не привело.
Раздосадованный, я в конце концов стянул резинку, ухватил пальцем
несколько карточек - то ли две, то ли три - и протянул их Павлу. Руки у меня
чуть дрожали, и задача отделения одной карточки от остальных была столь же
невыполнимой, как если бы меня
в трезвом состоянии попросили разделить человеческий волос на сорок
равных частей.
- Ну-ка, - Павел заинтересовался карточкой и поднес ее почти к самым
глазам. - Почитаем, что написано...
Шумов Константин Сергеевич... Частный... Предприниматель, что ли?
- Как бы не так, - обиженно сказал я.
- А, частный де-тек-тив, - по складам произнес Леонов, осознал
прочитанное и изумленно уставился на меня. - Правда, что ли? Черт!
- Правда, - гордо заявил я, продолжая ощущать легкую качку, словно во
время несильного землетрясения. Три балла по шкале Рихтера.
- Черт! - прочувствованно сказал Леонов - Надо же!
- Всегда к вашим услугам, - произнес я и хотел было поклониться, но
потом решил, что это слишком рискованно: можно потерять равновесие. - Там
есть телефоны, домашний и рабочий. Так что звони...
- Само собой, - отозвался Леонов. - А знаешь, ты чертовски вовремя мне
попался.
- Да-ну?
- Честное слово. Мне как раз было нужно... - Леонов вдруг оборвал
фразу. Некоторое время я вежливо молчал, ожидая, когда мой новый знакомый
соберется с мыслями,
однако, судя по выражению лица, Леонов унесся в такие заоблачные высоты
или, напротив, такие запредельные глубины, что вытащить его обратно можно
было лишь каким-нибудь радикальным методом, типа удара в челюсть с размаху.
Я посмотрел на леоновскую челюсть, и мне стало жалко свой кулак.
Я уже намеревался потихоньку отойти с перекрестка, оставив Леонова в
компании мигающих светофоров, но тут Павел вздрогнул, икнул и посмотрел на
меня более-менее
осмысленным взглядом.
- Ты вправду частный детектив? - спросил он с неожиданной
подозрительностью. - Ты не мент?
- Паша, - страдальческим голосом произнес я. - За что ты меня так
обижаешь? Разве ты видел когда-нибудь, чтобы мент так пил, как я сегодня с
тобой?
- Нашел аргумент, - фыркнул Леонов. - Они еще и похлеще закладывают.
Вот тут на днях... А, ладно. Не будем о прошлом. Короче, - хмуро посмотрел
он в мою сторону. - Это хорошо, что ты не мент. Хотя кто-то мне говорил, что
все эти частные сыскари - из бывших ментов. А ты нет? Ну, нет так нет...
Извини, Костя, - он хлопнул мне по плечу, и я едва не сел на асфальт. - Не
хотел тебя обижать, но и разочаровываться в тебе не хочу.
Н-да... - Он вдруг засучил рукав пальто, отыскивая на запястье часы. -
Времени многовато уже... - Потом его мутный взгляд перешел на визитную
карточку, сжатую в
его же руке. - Ага... Слушай, а у тебя только одна такая?
- Нет, - гордо сказал я. - У меня их до фига. Всегда с собой таскаю.
Раздаю разным людям. Это же моя реклама, мать ее...
- Вот и раздай мне, - предложил Леонов. - Штук десять дай. Я себе
возьму, знакомым раздам... Вот и реклама тебе будет.
- Запросто, - согласился я и протянул оставшиеся визитки. Леонов
попытался схватить их, но промахнулся.
Тогда я шагнул поближе и лично вложил свои визитные карточки в карман
его светло-серого пальто. И еще хлопнул по карману, чтобы карточки
провалились поглубже. -
Готово, - отрапортовал я Леонову.
- Спасибо, Костик! - горячо проговорил Леонов. - Вот так настоящие
друзья - ничего не жалко!
- Ничего, - кивнул я. - Будут проблемы - звони!
- У меня проблем этих - по горло, - вздохнул Леонов. - Я потому у тебя
карточки и беру. Потом тебе позвоню, Костик. А может, кто из моих знакомых
тоже позвонит. Я с ними поговорю...
- Только не все сразу! - предупредил я. - У меня же не шесть рук. Я
десять дел сразу вести не могу!
- Да там одно дело, - постарался успокоить меня Леонов. - Если я
уговорю... А она, может, и не согласится...
Но надо уговорить. - В этот момент он перешел на едва различимый шепот,
и до моих ушей доносилось бормотание типа: <Договориться бы надо, чтоб
всем... Частный детектив - это не хрен собачий... Ментам веры нету...
Сегодня поговорю, а потом... Не хрен собачий... Только чтобы все сразу, а не
я...>
У меня вновь возникло сильное желание оставить Павла наедине со своими
путаными мыслями, а самому направиться домой. И вновь Леонов пришел в себя
за пару секунд перед тем, как я готов был повернуться к нему спиной.
- Горе тут у меня, Костик, было, - неожиданно признался Леонов. -
Может, поможешь разобраться с горем?
- Запросто, - сказал я. - У меня работа такая.
- А у меня нет работы, - с еще более неожиданной грустью заявил Леонов.
- Меня выгнали с работы. Пинком под зад. Сволочи.
- Понимаю, - кивнул я. - Сокращение производства... Заводы стоят, кони
дохнут. Экономический кризис и как с ним жить.
- Ты что за чушь несешь? - строго спросил Леонов. - Какое производство?
Какие заводы?! Меня же не с завода выгнали... У меня такая работа была... -
Его лицо стало
спокойным и безмятежным, словно Господь Бог только что выполнил все его
заветные желания. - Какая была работа, какая была жизнь! И вот куда все
прикатилось! Тьфу! - Безмятежность исчезла с его лица, и секунду спустя я
уже не мог поверить, что видел что-то еще, кроме той презрительна гримасы,
что вновь оккупировала лицо Павла Леонова.
Внезапно он повернулся ко мне спиной и быстро зашагал прочь. Я смотрел
на удаляющееся светло-серое пальто и думал о том, что каждый человек - это
загадка, разгадать которую не по силам никому, и в первую очередь это не под
силу пьяному частному детективу, которого мучает боль в разбитом лице,
сухость во рту и странный зуд внутри головы. Хотелось отвинтить крышку
черепа и хорошенько почесать.
Метров через пятнадцать Леонов обернулся и крикнул:
- Я тебе позвоню. Костя! Скоро позвоню!
Я молча помахал рукой в ответ, наблюдая, как Леонов, решительно засунув
кулаки в карманы пальто, идет по тротуару. Двигаться по прямой Павел после
выпитого не мог
и потому выписывал замысловатые зигзаги, то приближаясь к проезжей
части, то, напротив, топча ботинками прямоугольные площадки мертвенно-серого
цвета, бывшие еще полтора месяца назад зелеными газонами.
Он уходил, уходил... Пока не ушел совсем, оставив после себя множество
вопросов и ни одного ответа.
21
- Примерно так это и было, - сказал я Юре и откинулся на спинку кресла.
Переживать заново весьма насыщенный событиями кусок своей жизни - это вам не
шутка. Я чувствовал себя выжатым как лимон.
При всем том я вовсе не был уверен в точном соответствии моего рассказа
действительным событиям. Туману в моей голове поубавилось, связь между
различными эпизодами стала более очевидной. Однако вряд ли я сумел вспомнить
все, сказанное Леоновым-старшим в ту ночь. Тем более что говорил он не
слишком понятно, рассуждал
вслух о каких-то вещах, очевидных ему, но абсолютно не ясных мне. Я
вспомнил его слова: <Частный детектив это не хрен собачий>. Но вот зачем ему
понадобился частный
детектив? Темный лес.
Впрочем, Юру мой рассказ воодушевил. Каждый сомнительный момент в моем
повествовании он трактовал в пользу своей версии о преднамеренном убийстве
отца.
- Вот! - едва не завопил он - Вот видите!
- Ничего не вижу, ничего не слышу, - отозвался я, скептически наблюдая
за очередным приступом юношеского энтузиазма.
- Он вам сказал: <Помоги мне разобраться с горем>, пояснил Юра.
- Вот если бы <Горе> было кличкой, тогда бы я поверил, что речь может
идти об угрозах твоему отцу... Я, конечно, был нетрезв, но у меня сложилось
впечатление, что горе - это именно горе, а никакой не головорез. А уж что
именно за горе... - я развел руками. - Он еще что-то говорил о своих
знакомых, которым собирался раздать мои визитки. Может быть, это у них были
проблемы? В любом случае, мы уже не узнаем, кого и что твой отец имел в
виду...
- Я узнаю, - решительно произнес Юра, морща лоб, - обязательно узнаю.
Это же моего отца убили. Не вашего.
- Юра, за что твоего отца уволили из ФСБ? - попытался я сменить тему
разговора. К тому же мне и самому было интересно.
- Какая разница? - Юноша мгновенно переменился в лице, сосредоточился,
нахмурился, замолчал.
- Ты не знаешь? - забросил я удочку. - Отец, наверное, не говорил
тебе...
- Он говорил, - тут же отозвался Юра. - Он мне говорил. И не за
пьянство, как думают те кретины из милиции. И как думаете вы. У него просто
вышли разногласия... - на пару секунд Юра замялся, но потом снова вспомнил
заученную конструкцию и выдал ее мне. - Из-за разногласий с руководством по
вопросам организации оперативной работы.
- Это отец тебе такое сказал? - уточнил я.
- Да, он мне сказал! - Юра по моему примеру уставился на фотопортрет
Пугачевой в розовом балахоне.
Я подумал, что если бы я занимался расследованием смерти Павла Леонова,
то в первую очередь запросил бы ФСБ о службе Леонова-старшего в этой славной
организации.
К счастью, я не занимаюсь таким расследованием.
- Все теперь думают про отца, что он был обычным алкашом, - тихо
проговорил Юра некоторое время спустя. - Но это не так! Он начал пить уже
после увольнения, когда ушел со службы и не мог найти новую работу. Он
переживал!
- Послушай, если ты хочешь убедить всех, что твой отец был хорошим
человеком, - то для этого не обязательно доказывать, что он был убит. И
хорошие люди попадают под машину. И хорошие люди бывают слегка <под мухой>.
И главное - если ты любил своего отца и уважал, его, то продолжай это делать
и после его смерти. Безо всякой сыщицкой самодеятельности. И перестань
постоянно морщить лоб, иначе к двадцати годам он у тебя весь будет в
морщинах.
- Пусть будет, - ответил Юра. - Я слишком молодо выгляжу. Меня и так
Василисой Прекрасной дразнят. Заколебали уже.
- Хочешь выглядеть взрослым? - усмехнулся я. - Могу сказать тебе по
секрету - это не решает ни одной проблемы. Важно не только выглядеть
взрослым, но и поступать соответственно. Взрослый мужчина в твоей ситуации
отправился бы к матери и постарался ее утешить.
- Утешить? - с сомнением хмыкнул Юра. - Да она... - Она наверняка умеет
притворяться, как любая бизнесвумен. Но ты должен помнить, что погиб не
просто твой отец. Это был и ее муж. Что бы она ни говорила...
- Я собирался поехать к матери, - неохотно признался Юра. - Только
попозже. Или завтра утром. А сегодня я еще пороюсь в бумагах отца, может,
там найдутся какие-то
намеки, какие-то записи...
- Не переусердствуй, - сказал я.
- Может, поедете со мной? - предложил Юра. - Вместе посмотрим?
Я отрицательно покачал головой. За разговором как-то позабылось, что я
теперь остался без дома, что на меня объявлена охота и каждый миг может
стать для меня последним. Какой-нибудь ветеран чеченской войны, не сумевший
акклиматизироваться в мирной жизни, подойдет ко мне со спины и выстрелит в
затылок.
От таких мыслей мне стало не по себе. Я оглянулся на дверь кафе, но не
увидел там никого подозрительного.
- Видишь ли, - я перевел взгляд на Юру и увидел разочарование на его
лице: парень явно рассчитывал на более активную помощь с моей стороны. Но с
какой стати? Разве я давал повод для этого? Черта с два.
- Видишь ли, у меня сейчас хватает своих проблем, - проговорил я и
понял, что это звучит как плохая отговорка. - Честное слово, - добавил я. -
У самого такие проблемы возникли, что... Одним словом, сейчас мне не до
того.
- Тогда я позвоню вам вечером домой и расскажу новости, если они будут,
- предложил Юра.
- Меня не будет дома.
- Тогда я позвоню завтра утром вам на работу...
- Меня не будет на работе, я...
- Все понятно, - жестко сказал Юра и рывком поднялся из-за стола. - Вам
наплевать на то, что случилось с моим отцом.
- Мне не наплевать! Но твой отец мертв, и ему уже ничем не помочь. А я
еще жив и я хочу остаться в этом состоянии! И для этого мне нужно залечь на
дно, а не гонять
вместе с тобой по Городу, отыскивая мифические следы мифических убийц
твоего отца! У меня настоящие проблемы, а не выдуманные! - Это было сказано
чуть резче, чем
следовало, однако мне к тому моменту порядком надоело выслушивать
бесконечные рассуждения - <А может быть...>, <А если...> и так далее. К тому
моменту я очень
хорошо понимал капитана Панченко. Впору было самому звонить в
двенадцатое отделение милиции и просить избавить меня от общества
назойливого курсанта.
О двенадцатом отделении вспомнил и Юра Леонов.
- Эх вы! - бросил он мне с презрением. - Я-то думал, что вы не такой,
как они. Я-то думал, вы мне поможете!
- Я тебе уже помог. Я рассказал обо всем, что помню о той ночи.
Придумывать какие-то вещи сверх этого - уже не по моей части. Делать из мухи
слона и превращать обычный наезд в мировой заговор - тоже не мой профиль.
Проведи остаток отпуска с матерью, навести свою девчонку и возвращайся в
училище, - посоветовал я. - Занимайся своей жизнью. И не пытайся переписать
жизнь своего отца. Она уже закончилась.
- У меня нет девчонки, - мрачно сообщил Юра, по прежнему стоя рядом со
столом и барабаня пальцами по светло-коричневому пластику.
- Так заведи.
- Нет времени. Мне нужно просмотреть бумаги отца, - буркнул Юра- Я
тяжело вздохнул. Парень отреагировал неожиданно резко. - А вот не надо! Я
все равно докопаюсь до правды! Я докажу, что это был не несчастный случай!
- Ради Бога. - Я пожал плечами и решил, что пора выбираться из этого
злосчастного места, которое поначалу казалось мне весьма приятным. Вот уж
действительно: не
место портит человека, а человек место.
Я встал и застегнул плащ. Юра понял, что я собираюсь уходить, и вдруг
стал говорить, быстро и даже иногда нечленораздельно, - стараясь зацепить
меня хотя бы одним из сотни произнесенных слов, привлечь мое внимание хотя
бы одной фразой.
- Вы сказали, что отец был в баре с двумя бокалами пива, не с водкой и
не с коньяком - а кто же берет пиво, если хочет основательно напиться?
Значит, он не хотел напиваться, тем более что он все-таки не был
алкоголиком. Он мог запить на два-три дня, но потом держался недели две как
минимум. Я спрашивал у соседей - отец вышел из запоя за четыре дня до
смерти, и вплоть до той ночи никто не видел его пьяным.
- Я видел, - устало произнес я и пошел от столика к выходу. За моей
спиной Юра продолжал говорить, и это напоминало рев водопада. Слова
произносились, падали в пустоту и исчезали.
- Он не пришел в тот бар, чтобы напиться, он стал пить уже после драки,
то есть вынужденно... Как-то я приезжал к отцу на каникулы, летом, мой
самолет прилетел в начале шестого утра, и отец приехал меня встречать.
Я удивился, что у него помятое лицо, и почувствовал запах алкоголя...
Но он не был сильно пьян. Отец сказал, что будильник у него дома не
работает, он боялся проспать, поэтому с вечера пошел в пивной бар и просидел
там до того времени, когда пора было ехать в аэропорт. Он пил тогда только
пиво... И вы, Константин Сергеевич, видели его с пивом. Он пришел в бар
провести время до утра, а потом направиться куда-то... И после того как он
попрощался с вами, он вернулся домой, прицепил вашу визитку на стену, а
затем пошел на ту самую встречу... И его сбили машиной, Я не знаю, с кем он
должен был встретиться, я не знаю, из-за чего отец пошел на встречу... Но
его там убили!
Я уже слишком устал. Я мало что понял из этого потока слов. Подумал
только, что мальчик обладает хорошей фантазией. Бедняга.
Я пропустил его слова мимо ушей. Письма Артура, посредник Рома,
предупреждения Гарика - все это было главным для меня в тот момент. Это
заслоняло солнце, это заслоняло Ленку, и уж тем более это заслоняло Юру
Леонова с его буйной фантазией. Надо было позаботиться о себе.
Поэтому я махнул Юре Леонову на прощание и стал подниматься по узкой
лестнице к входной двери. Из динамиков в который раз уже доносился голос
Аллы Пугачевой: <Жизнь невозможно повернуть назад, и время ни на миг не
остановишь...>.
Сопровождаемый этими глубокими мыслями, я вышел наружу. В кафе было
душно и утомительно, на улице холодно, слякотно и противно. Моя <Ока>
осталась стоять рядом с домом, и поэтому мне предстояло путешествовать на
общественном транспорте. Куда? Куда глаза глядят. Как говорил кто-то из
классиков: <Главное прочь, а там все равно>.
22
И это было хорошо - запереться на ключ В гостиничном номере, задернуть
шторы, лечь на кровать и закрыть глаза. В этом был кайф.
Ради него я мог смириться с вытоптанной до белизны ковровой дорожкой в
коридоре, с мерно капающей из крана водой в ванной комнате, с выцветшими
обоями на стене и со специфическим запахом, говорившем о недавно проведенной
здесь дезинфекции.
В конце, концов, гостиница именовалась не <Метрополь> и не <Хилтон>, а
<Колос>, лет десять назад ее название звучало еще более прозаично - Дом
колхозника.
К слову сказать, колхозниками здесь и не пахло. Пахло торговцами с
Кавказа. Пахло несколькими московскими бизнесменами, приехавшими расширить
свою фирму за счет глухой провинции. На каком-то этаже обреталась, по словам
администратора гостиницы, женская сборная Саратова по плаванию, прибывшая в
Город на соревнования.
Ближе к вечеру кавказские торговцы впадали в лирическое настроение и
начинали искать саратовских пловчих с целью познакомиться. Московские
бизнесмены никого не искали. Они выписывали из газет телефоны контор,
предлагавших <досуг для состоятельных господ в любое время суток>. В Городе
заурядный московский коммерческий агент начинал чувствовать себя
состоятельным господином. Поэтому диски старомодных телефонных аппаратов
крутились, а в гостиничном магазине, что располагался в вестибюле, на <ура>
расходились водка и презервативы.
А я лежал на кровати, не сняв ботинок. И мне было хорошо безо всякой
водки, потому что никто не звонил мне по телефону и никто не стучал в мою
дверь. Никто не знал, что я здесь. Даже Гарик. Даже Генрих. Это было так
просто - получить ключ у администратора, подняться на пятый этаж, запереться
в номере, лечь и закрыть глаза.
Я убежал от них от всех. Генрих, Гарик, милиция, Юра Леонов, Ленка...
Все они остались за пределами моего номера. Я получил тайм-аут. Как мне
казалось, вполне заслуженный.
Хорошо было бы. просидеть в этом номере до тех пор, пока Гарик не
вычислит киллера и не запрячет его в камеру. Пока Генрих не подыщет мне
такую работу, чтобы не нужно было суетиться, а лишь успевать получать деньги
от клиента.
Впрочем,, в тридцать лет прекрасно понимаешь, что этакое бывает только
в мечтах. Я смогу оплатить номер до конца октября, а потом придется отсюда
свалить. Вряд ли к этому времени киллер попадется в руки к Гарику. А
попадется один, наймут другого.
Нет, не получится у меня отсидеться. И никогда не получалось. Всегда
приходится выходить на улицу и спрашивать у поджидающего тебя громилы с
выбритым затылком:
<Какие проблемы?> Ну а далее - возможны варианты.
Рано или поздно все этим кончится, но пока я наслаждался тайм-аутом. Я
смотрел в потолок, я спал, я часами лежал в ванной, листая страницы старого
журнала с картинками, оставленного прежним постояльцем.
Никто не звонил мне и никто не стучал в мою дверь. Я был переполнен
покоем. Иногда это так необходимо.
Наконец я дошел до крайней степени безделья и стал смотреть в
телевизор. Первая передача, на которую я наткнулся, была <Санта-Барбара>. До
этого я смотрел телевизор с полгода назад, и тогда один мой знакомый по
фамилии Сидоров в сердцах расколотил кинескоп моего <Самсунга>, опечалившись
очередным проигрышем сборной России по футболу. Я не стал предъявлять
Сидорову претензии. Я понимал его чувства.
Так вот, перед тем футбольным матчем полгода назад тоже показывали эту
вечную <Барбару>. А еще говорят, что в стране нет стабильности.
Я выключил чертов ящик, и мне стало гораздо лучше. На протяжении
следующих двадцати часов я спал, я думал, я смотрел в окно. И если выходил
из номера, то лишь за тем, чтобы спуститься в вестибюль и купить что-нибудь
поесть.
И по прошествии двадцати часов такой жизни я понял, что меня начинает
от нее мутить.
Никто не звонил мне по телефону, никто не стучал в мою дверь. От этого
я начал понемногу психовать.
Через сорок два часа после того, как я запер за собой дверь
гостиничного номера и облегченно вздохнул, мне стало понятно, что дальнейшие
игры в прятки я не выдержу. Надо было подавать признаки жизни.
Я сел на кровать, посчитал про себя до десяти и снял трубку телефонного
аппарата. А затем набрал шесть цифр.
Когда длинные гудки прервались, я услышал треск, щелчки и чуть позже
незнакомый голос:
- Управление внутренних дел. Отдел по борьбе с организованной
преступностью.
- Игоря, пожалуйста.
- Кто его спрашивает?
Я назвался.
- Минуточку, - сказали мне в трубке, - подождите.
Я был согласен подождать. Но лишь минуту, не больше.
23
- Откуда ты звонишь? - быстро спросил Гарик. - Нет, не называй, - тут
же спохватился он, и я знал почему: с некоторых пор все звонки в Управление
записывались, И Гарик считал нелишним подстраховаться. - Это безопасное
место?
- Относительно.
- Хорошо, оставайся там и не вздумай соваться домой.
- Что-то случилось?
- Кажется, я уже тебе объяснил, что случилось.
- Артур, письма... - перечислил я ключевые слова, - Это?
- Да-да, - торопливо подтвердил Гарик. - Я посадил тебе на квартиру
своих ребят, они ждут визитеров...
- Больше никаких новостей?
- Как тебе сказать, - Гарик на несколько секунд замолчал. - Ну, есть
кое-что. Кое-что хорошее для тебя.
Быть может, сегодня вечером все это кончится.
- Возьмете киллера?
- Слушай. - недовольно сказал Гарик. - Давай не будем обсуждать это по
телефону. Я тебе намекнул, а ты уж сам делай выводы.
- Может, нам встретиться? - предложил я.
- Сидел бы ты в своем подполье, - высказал пожелание Гарик. - Без тебя
разберемся...
- Я тут свихнусь скоро, в этом подполье. Хотя бы введи меня в курс
дела, - умоляющим голосом попросил я. - Или я сейчас приеду прямо в
Управление!
- Не надо! Лучше сделай вот что... Часа через полтора я поеду обедать.
Знаешь куда?
Я знал. И я сказал, что через полтора часа буду в том месте.
- Приеду один, - пообещал Гарик. - Прослежу, чтобы никого за собой не
притащить. Но и ты тоже ушами не хлопай. В конце концов, это не на меня
открыли сезон охоты...
Это я тоже знал. Такие вещи не забываются. Они остаются в памяти даже
после того, как сезон охоты по каким-то причинам закрывается.
Но мне еще нужно было дожить до этого события. Мне еще многое что было
нужно. И, выходя из гостиничного номера, я был готов к этому куда больше,
чем двое суток назад, когда нашел убежище в бывшем Доме колхозника.
Вот что значит выдержать паузу.
24
Гарик ждал меня в ресторане <Комета>. Приятное место для того, чтобы
провести там обеденный перерыв. Меня пару раз едва там не убили. Но это
никак не было связано с кухней ресторана. Хотя иногда именно приготовленная
там пища кажется самым опасным, что может случиться с тобой в <Комете>.
Гарик сидел в глубине зала, один, повесив пиджак на спинку стула. Он
сосредоточенно пытался порезать котлету на как можно большее количество
кусочков.
- Тебе везет, - сказал он, как только я уселся напротив него.
- Пока это не очень заметно, - возразил я. - Можешь пояснить свое
утверждение?
- Ты все еще жив, - заметил Гарик, и возразить на это было нечего.
- Это действительно аргумент, - кивнул я. - Что-нибудь еще?
- Еще, - пообещал Гарик - Будет и еще. Тебе, Костя, просто сказочно
везет. Я поставил телефон того Ромы на прослушку, хотя не имел такого права.
Я посадил на квартиру к тебе засаду, хотя такие вещи делаются с санкции
начальства. Но начальство до вторника на конференции в Москве. Во вторник я
буду вынужден убрать засаду и снять прослушку. Так вот, тебе повезло.
- А более конкретно? - попросил я.
- Сегодня утром Роме звонил киллер, - сообщил Гарик. - Рома должен
передать ему какую-то часть денег. Они назначили встречу на сегодняшний
вечер. На двадцать три ноль-ноль.
- Где будут встречаться?
- Места встречи не назвали, сказали: <Там, где в прошлый раз>. Сядем
Роме на хвост, он сам нас приведет куда нужно. Если все будет в порядке, -
Гарик отвлекся от котлеты, огляделся, отыскал по соседству деревянную панель
и трижды постучал по ней, - тогда возьмем сегодня и Рому, и киллера.
- У тебя большие планы на сегодняшний вечер, - осторожно заметил я.
- Есть такое дело, - согласился Гарик.
- Помощники не нужны?
Гарик медленно поднял на меня глаза и столь же медленно положил на стол
нож и вилку. Его взгляд стал печальным, как у ослика Иа-Иа. Потом Гарик
отрицательно покачал головой.
- Так это же все из-за меня, - напомнил я. - Ты, грубо говоря, будешь
спасать мне жизнь, так? Я тоже хочу участвовать. Мое законное право.
- Какие еще у тебя права? - сквозь зубы выдавил Гарик. - Нет у тебя
никаких прав. Сиди в своем подполье, пока я не скажу, что можно вылезать на
поверхность.
- Я бы там и сидел, если бы ты не вычислил киллера, - сказал я.
Словосочетание <если бы ты не вычислил киллера>, по моим расчетам, должно
было польстить самолюбию Гарика и в конечном счете сыграть в мою пользу.
Однако, судя по кислому лицу Гарика, его самолюбие сегодня взяло отгул.
- Теперь-то все ясно, - продолжил я. - И я хочу тебе помочь взять киллера.
Это, если хочешь, дело принципа.
- Не хочу, - буркнул Гарик.
- Придется раскрыть твоему начальству глаза, - вздохнул я. - Раскрыть
глаза на твое самоуправство за их спиной - незаконное прослушивание и прочие
подвиги...
- Ну ты и сволочь! - сказал Гарик и отодвинул от себя тарелку: что-то
стряслось с его аппетитом.
- Да еще какая! - согласился я. - Ну что, я еду с тобой вечером?
- Едешь, едешь, - отмахнулся Гарик. - Только уйди отсюда, дай пообедать
в спокойной обстановке.
Я, всем своим видом излучая удовлетворение от исхода переговоров,
поднялся из-за стола. Гарик посмотрел на меня, покачал головой и задумчиво
произнес, спрашивая даже не меня, а себя самого:
- Интересно, какого черта люди так активно ищут приключения на
собственную задницу? Им что, больше нечем заняться? Почему бы тебе, Костя,
не посидеть в тихом укромном местечке и не подождать, чем все кончится?
- Если я буду ждать, - сказал я, - боюсь, что все кончится совсем не
так, как нужно.
- Я придерживаюсь противоположного мнения, - возразил Гарик и снова
придвинул к себе тарелку. - Когда ты сидишь дома, есть хотя бы маленькая
надежда, что все пройдет как надо. Вот такая маленькая надежда, - он свел
вместе большой и указательный пальцы, оставив между ними промежуток в пару
миллиметров. - Но и она, как правило, остается несбывшейся.
Он сказал это, и его взгляд принял обычное для Гарика пессимистическое
выражение, более подходящее для какого-нибудь лорда Байрона, но никак не для
капитана милиции. Однажды я спросил Гарика, писал ли он когда-нибудь стихи.
Гарик решительно отверг эти грязные подозрения. Хотя он мог и соврать.
- Говоришь, надежда? - иронически хмыкнул я, - Эх ты, а еще милиционер.
Ты должен быть стопроцентным рационалистом, практиком, циником. А ты -
надежда... Кисейная барышня.
- Пошел вон, - еле сдерживаясь, процедил Гарик, - Или я заколю тебя
этой вилкой!
Судя по выражению, его лица, он не врал. Во всяком случае, глаза Гарика
уже не были столь грустными, чего я и добивался. Всякий раз, когда я видел
безнадежность и печаль в его глазах, мне становилось не по себе. Потому что
это никогда не было позой или игрой, они всегда были
искренними, шедшими из глубины души.
Слезы в глазах ребенка трогают, но они при этом естественны и обыденны.
Слезы в глазах взрослого мужчины вызывают недоумение, иногда презрение,
порой жалость, но в любом случае они производят куда более сильное
впечатление, нежели детские слезы. Потому что они редки.
Когда темная неизбывная грусть поселяется в зрачках шестнадцатилетнего
пацана, только что преданного другом или брошенного девчонкой, - это
нормально, потому что это ненадолго. Это будет вскоре вытеснено новыми
впечатлениями, подаренными жизнью. Когда же такое выражение имеют глаза
сильного мужчины, движущегося от тридцати к сорока, имеющего за своей спиной
победы и поражения, взлеты и падения, это пугает. Это означает...
Это означает многое. И когда я думаю об этом, я прихожу к выводу, что
неспроста так много людей имеют привычку носить темные солнцезащитные очки
даже в те дни, когда солнце светит не так уж и ярко. Какие уж тут надежды.
25
Гарик сумел задействовать в вечерней операции две машины и четверых
милиционеров. В половине одиннадцатого Рома вышел из подъезда и сел в
красный задастый <Вольво>. Отблески уличных фонарей скользнули по крыше и
бокам автомобиля, когда он стремительно вынесся со двора.
Мы наблюдали за этим событием сквозь окно <шестерки>. Гарик проводил
<Вольво> взглядом и меланхолично проговорил: - Вот смотрю я и думаю - быть
посредником при наемных убийцах занятие куда более прибыльное, чем спасать
всяких дураков от этих убийц. Был бы как Рома, ездил бы на <Вольво>, не
стрелял бы полсотни до получки...
- Говорите, говорите, товарищ капитан, - жизнерадостно отозвался
водитель, крепкий молодой парень по имени Леха. - Я как раз только что
диктофон включил! - и он громко засмеялся.
- Ты лучше дави на газ, извозчик, - хмыкнул Гарик. - Не отрывайся от
коллектива.
<Коллектив> состоял из собственно Роминого <Вольво>, шедшей за ним в
некотором удалении <Дэу> с тремя оперативниками и нашей <шестерки>. Из <Дэу>
по рации сообщали направление движения, и Леха мог себе позволить отстать от
<Вольво> на сотню метров. Он вел машину с каким-то особым шиком, то и дело
подрезая зазевавшихся <чайников>, пролетая перекрестки на последних секундах
зеленого света, закладывая крутые виражи на поворотах. <Шестерка> во время
таких маневров издавала звуки, присущие скорее не произведению волжских
автомобилестроителей, а какому-то инфернальному существу, волей мага
запертому в оболочку машины.
Гарик морщился и ворчал, что это не оперативное мероприятие, а какие-то
<американские горки>, но я видел, что ему нравится такая езда. Меня же
больше занимало другое.
- Итак, Рома встретится с киллером и передаст ему деньги, - начал я -
Они расходятся, тут выскакиваешь ты, Гарик, и командуешь <Руки вверх!>. А
что дальше?
- Дальше они поднимают руки, - уверенно сказал Гарик.
- А что ты с ними будешь делать? Какое обвинение ты им предъявишь? Один
мужчина передал другому деньги. Ну и что? Может, это старый долг. А отдавать
долги - еще не преступление.
- Это точно! - поддакнул Леха. - Мне Тихонов уже месяц как сотню
должен. Пора сажать, товарищ капитан?
- На дорогу смотри, - посоветовал Гарик. - И меньше думай о деньгах.
- Я знаю, - не успокаивался Леха. - Деньги - ничто, их количество -
все.
- На дорогу смотри! - рявкнул Гарик и тут же едва не сонным голосом
обратился ко мне: - Так что ты там говоришь? Что мы не найдем, за что
прижать Рому и киллера?
- Вот именно. Если только киллер окажется та