а и  сводилась  к  двум  фразам  -  она
просила его  не уезжать учитьсЯ в ‹енинград, увереннаЯ в  том, что в далеком
большом городе он сразу разлюбит  и забудет ее,  а он  клЯлсЯ, что этого  не
произойдет никогда и что,  как только она через год закончит школу, сразу же
приедет к нему, не важно, поступив в институт  или нет, и они заживут  новой
свободной взрослой жизнью в прекрасном, самом лучшем на свете городе.
     Ћни  любили  друг  друга   первой  любовью,   быть  может,  чуть  более
возвышенной и  романтической, чем у  сверстников,  поскольку оба были  очень
"книжными" и  воспитывались прекрасными бабушками - провинциальными русскими
интеллигентками, каких  и в  те времена оставалось уже очень мало. …ще перед
началом  вступительных  экзаменов он страшно противилсЯ своему  отъезду и не
мыслил  жизни  в  далеком  чужом  городе   со  своими  моложавыми  светскими
родителЯми, без бабушки и, главное, без Ћли. Ћднако жизнь, котораЯ завертела
его, едва только он освободилсЯ от  материнских объЯтий на перроне, а может,
уже тогда, когда она прижала его к себе, окутав фантастическим запахом своих
духов,  оказалась штукой  столь  прекрасной,  нарЯдной,  звонкой,  пьЯнЯщей,
открывающей  такие  сиЯющие  высоты  и  дали,  что  он сразу и безоговорочно
поверил - вне ее он  теперь существовать не сможет, да и не хотел  он теперь
существовать  вне этой жизни.  € его пушистый котенок,  Ћленька,  конечно же
разделит  с  ним  это  счастье.  Ћн  блестЯще сдал  экзамены  и,  еще  более
окрыленный и устремленный в  будущее, вернулсЯ  к ней. € тут началось  самое
страшное. ‚прочем, сначала ему  не было  страшно, он надеЯлсЯ, просто она не
так понЯла его или не понЯла вовсе, он сам виноват - плохой рассказчик -  не
сумел  передать всей  радуги  той сиЯющей жизни, и он говорил снова и снова,
смакуЯ каждый  прожитый им  час  и  день и пьЯнеЯ  от  представлениЯ о  днЯх
будущих,  а   ей  от  этого  становилось  все  хуже.   ‚  своем  неудержимом
восторженном стремлении вперед,  он был  чужим  ей, еще более  прекрасным  и
любимым, но чужим, рвущимсЯ от нее в мир, где ей не  могло быть места, в ней
крепла какаЯ-то одержимаЯ фанатическаЯ уверенность, что если он уедет сейчас
- это навсегда, если останетсЯ с ней - тоже навсегда.
     ’ри  днЯ они вели этот бесконечный спор, три днЯ все понимающие бабушки
молились, плакали и пили валерьЯнку. ‚се были измучены до предела.

     ‘темнело уже давно, и все  ощутимее тЯнуло холодом от воды. Ћн одел  на
Ћлю свой свитер  поверх  вЯзаной кофточки и теперь зЯб в тонкой тенниске,  а
может, это был  нервный  озноб. Ѓолела голова. Ћльга уже даже  не плакала, а
только   всхлипывала,  по-детски  сотрЯсаЯсь  всем   тельцем.   ‚первые   он
почувствовал  кроме безумной жалости  к  ней  еще  и  раздражение.  "ѓосподи
милосердный,  придет ли конец  моим мучениЯм",  -  говорила обычно  бабушка,
страдаЯ тЯжелыми  приступами мигрени. Ћн повторил сейчас эту  фразу про себЯ
слово в слово...
     -  Џойдем  домой, - он поднЯлсЯ  с сырых  досок старого, полуистлевшего
причала и легко  потЯнул девушку за стЯнутый на  затылке хвостик,  -  завтра
наступит утро и ты поймешь...
     Ћна не дала ему договорить, вырываЯсь, резко дернула  головой, вскочила
и,  близко глЯдЯ на  него  снизу  вверх, закричала громко, каким-то не своим
визгливым голосом:
     - Ќет, Я не хочу завтра, Я не доживу до завтра... Љак ты не видишь, как
ты можешь быть таким жестоким... џ же не смогу без тебЯ жить, не смогу жить,
понимаешь ты.  - Ћна  захлебнулась рыданиЯми,  схватила его  за руки  повыше
локтей  и начала трЯсти, больно царапаЯ  кожу остренькими ноготками.  - џ же
прошу тебЯ, умолЯю, хочешь, Я стану перед тобой на колени, хочешь, Я буду за
тобой ползти на коленЯх по улицам... ‘кажи, скажи, что мне сделать, чтобы ты
осталсЯ?
     - Ћлька,  пожалуйста, перестань, - он  пыталсЯ оторвать ее руки, но она
еще больнее впивалась в него, -  ЋлЯ,  ты делаешь  мне больно, слышишь,  мне
больно.
     -  Ѓольно? Ђ мне,  как ты  мне делаешь больно? џ, Я... Я не буду больше
жить, Я утоплюсь сейчас, вот что, Я утоплюсь на твоих глазах.
     - ’опись, -  он наконец оторвал ее от себЯ, - топись, если ты ничего не
хочешь  слушать. ’ы сумасшедшаЯ, вот ты кто. ‘умасшедшаЯ. - Ћн повернулсЯ  и
быстро пошел с причала.
     …го бил озноб и болели ссадины от ее ногтей. Ћн словно продолжал видеть
перед  собой ее лицо, распухшее, с мокрыми глазами и мокрым носом, некрасиво
кривЯщиесЯ мокрые  губы. Ћн первый раз в жизни  видел  так близко потерЯвшую
над  собой  контроль, кричащую и плачущую женщину,  и  это зрелище было  ему
противно. ‘зади раздалсЯ всплеск воды. "Ќичего, охладись",  - зло подумал он
и, неловко ступаЯ по сырой гальке старого плЯжа, пошел прочь.
     ЏлЯж этот действительно был  старым, заброшенным  -  раньше  здесь была
тихаЯ бухта,  с чистой и относительно теплой  водой  и  слабым течением,  но
озеро  мелело,  кромка воды  все отступала  от берега, и  уходЯщий некогда в
бесконечную  водную гладь причал  теперь стоЯл  на мелководье, возле  самого
дальнего его  краЯ глубина едва достигала  метра. Ќа  старый  плЯж уже давно
никто не ездил купатьсЯ, днем в жаркую погоду здесь безбоЯзненно  плескались
дети, вечерами жгли костры подростки и уединЯлись влюбленные пары.
     Ћн дошел  до трамвайной остановки, постепенно замедлЯЯ шаг, ожидаЯ и не
желаЯ одновременно  того, чтобы она догнала его  и все  началось сначала. Ћн
уже решил, что не будет с  ней  ни о чем сейчас говорить, проводит домой,  и
все. Ћн понЯтиЯ не имел, что будет делать и как себЯ вести завтра,  но это и
следует решать завтра, сейчас  он  хотел только  поскорей  добратьсЯ  домой,
согретьсЯ, смазать чем-нибудь царапины, чтоб  не болели,  поужинать  и  лечь
спать.
     ’рамваЯ  ждать пришлось довольно долго.  Ћн  пришел, громыхаЯ  особенно
уныло,  почти  пустой,  продуваемый  ветром,  грЯзный.  Ќекоторое  времЯ  он
раздумывал, зЯбко переступаЯ с ноги на ногу у распахнутой двери-гармошки, но
усталость,  раздражение,  голод и холод были очень сильны  - он  запрыгнул в
вагон,  однако стоЯл у дверей,  вглЯдываЯсь  в  темноту.  Љогда  трамвай уже
тронулсЯ и  двери,  противно  лЯзгнув,  поползли  навстречу  друг другу,  из
темноты метнулась чьЯ-то  фигура и  неуклюже запрыгнула на  подножку. Ќо это
была не Ћльга.
     ќто был ‹азарь  - так все называли этого довольно смазливого,  но жутко
закомплексованного и  оттого заносчивого и конфликтного парнЯ, сына одинокой
и какой-то  затравленной преподавательницы географии.  Ћн училсЯ  с Ћльгой в
одном классе, и  однажды она  показала  его записку,  написанную в  довольно
ироничном стиле и довольно складно. ‚ ней ‹азарь предлагал Ћльге встретитьсЯ
в  модном   кафе.  Ћльга  смеЯлась  и  одновременно  немного  гордилась  его
вниманием.  ЌесмотрЯ на скверный характер, ‹азарь  многим девочкам нравилсЯ.
‡аписка не затронула его никак: ‹азарЯ  он не принимал  всерьез  и  даже  не
помнил,  как его зовут, хотЯ  в общем-то не любил кличек и редко пользовалсЯ
ими, общаЯсь с людьми. Љонечно, она ни в какое кафе с ‹азарем не пошла, и он
забыл об этой истории, почти сразу.
     Ћни поздоровались, и ‹азарь осталсЯ стоЯть рЯдом с ним,  как-то странно
глЯдЯ мимо него и дергаЯ губами, то ли посмеиваЯсь, то ли гримасничаЯ.
     - ’ы чего? - “ него получилось довольно грубо, но ‹азарь, похоже, этого
не заметил. Ћн опЯть как-то странно то ли всхлипнул, то ли хихикнул и мотнул
головой.
     - Ќичего. ‘урово ты с ней, старик.
     - Џодслушивал? - ‚ этот момент  он был настолько разбит  и измучен, что
не нашлось даже сил как следует  взбеситьсЯ. „ратьсЯ он не любил, но, как ни
странно,  умел, получалось как-то  само собой, то  ли от гордости,  то ли от
упрЯмства, но довольно убедительно длЯ противника. Ћтделать ‹азарЯ следовало
немедленно,  но он только  угрожающе  повернулсЯ к нему и  смотрел в упор, с
высоты своего приличного роста. ‘ ‹азарем к тому же Явно что-то происходило,
он  словно не мог  совладать  со своим  лицом  -  по нему пробегали  быстрые
гримасы, но думать на эту тему совсем не было сил.
     -  Џросто услышал, обходЯ окрестности.  ‹еди,  Я  извинЯюсь,  орала как
резанаЯ.
     - ’ы, подонок, тлЯ  болотнаЯ.  - Ћн  как-то вдруг  взЯл ‹азарЯ за лицо,
практически  накрыв его ладонью. ’рамвай в  этот момент подошел к остановке,
двери,  жалобно  поскрипываЯ,  разъехались в стороны. Ћн даже  не толкнул, а
лишь  слегка  надавил  рукой, голова  противника  послушно  подалась  назад,
увлекаЯ за собой тело. ‹азарь медленно падал со ступенек, откидываЯсь назад,
пока не опрокинулсЯ на мостовую, запрокинув голову и безвольно раскинув руки
в стороны. Ћн и не пыталсЯ сопротивлЯтьсЯ.
     ’ело Ћльги нашли ранним утром следующего днЯ там же, где она прыгнула в
воду, - у причала, на  глубине семьдесЯт  сантиметров в воде валЯлась ржаваЯ
металлическаЯ  скоба,  некогда  стЯгивающаЯ  бревна, поддерживающие  дощатый
настил,  на  голове  у  девушки  была  глубокаЯ  рана,  а  вода вокруг густо
окрасилась кровью. ‚ывод экспертов был однозначен: прыгаЯ в воду, она сильно
ударилась головой о железку  и потерЯла  сознание, однако была еще жива, так
как легкие ее  наполнились  водой  и смерть  наступила  вследствие асфиксии.
ѓибель Ћльги была квалифицирована как самоубийство - в этом следствие убедил
ее дневник,  последние записи  в котором полностью воспроизводили содержание
их бесед и изобиловали мыслЯми о  добровольном уходе из жизни  как наказании
ему  за  предательство,  и  энергичное  вмешательство  его  матери,  котораЯ
примчалась  из Џитера в тот же день  и сумела  устроить так, что он никак не
фигурировал в  деле, его  даже  не допросили  ни  разу и спокойно  позволили
уехать из города.  Ћна  не разрешала никому, даже бабушке,  разговаривать  с
ним,  сама не задавала никаких вопросов и  не допускала мысли  о том,  чтобы
дождатьсЯ  похорон  Ћльги  и  уж  тем  более  на  них  присутствовать.  Њать
планомерно  накачивала  его сильными транквилизаторами,  стремЯсь  заглушить
какие бы  то  ни было эмоции. ќто  ей  почти удалось.  Ћн, конечно, не пошел
учитьсЯ  в этом  году, хотЯ  и  поселилсЯ  у  родителей в  Џитере, несколько
месЯцев  с  ним работал  очень известный  психиатр,  ни словом,  впрочем, не
касаЯсь случившегосЯ, но работа была успешной. Ќа следующий  год он блестЯще
сдал вступительные  экзамены, но настоЯл  на том, что учитьсЯ и  жить  будет
отдельно от родителей - в Њоскве. ‚ конечном итоге это оказалось к лучшему.
     Ќи  с  кем  и  никогда   не  обсуждал   эту  трагедию,  за  исключением
одного-единственного раза.  Ћн уже несколько  лет жил в Њоскве, когда  вихрь
очередной студенческой попойки занес его в „Ђ‘ - знаменитый дом аспирантов и
студентов  Њѓ“, вечное пристанище всех, кто молод  душой и не  чужд радостЯм
жизни.  ЉомпаниЯ была многочисленной, разношерстной и постоЯнно менЯющейсЯ -
кто-то вливалсЯ в ее  пьЯные  рЯды, кто-то выпадал  в  осадок.  Ћчнувшись  в
очередной раз  в тесной комнатенке  со  стаканом портвейна в  руке  и весело
щебечущей на чистом русском Языке экзотической мулаткой на коленЯх, он вдруг
почувствовал на себе чей-то взглЯд.  Ћтодвинув в сторону, как штору на окне,
пышную мулаткину шевелюру, он пробежалсЯ глазами по пьЯным молодым лицам - и
в  момент  протрезвел,  почувствовал даже, что  сердце у него в груди просто
остановилось - из-за батареи бутылок на грЯзном столе его в упор разглЯдывал
‹азарь.  Ћн  еще  не  осознал тогда,  но в ту  же минуту почувствовал: в  их
отношениЯх теперь все наоборот, чем тогда в пустом  трамвае, - теперь боЯлсЯ
он.
     - Џривет, - сказал ‹азарь и почти ласково улыбнулсЯ, - в гостЯх?
     -  Џривет.  - Ћн  ответил  послушно, словно  кто-то завел в  нем хитрый
механизм. - „а вот, в гостЯх. Ђ ты - живешь?
     - „а вообще нет, тоже - бываю...
     - ЏонЯтно.
     Ћн  замолчал,  чувствуЯ какую-то  неизвестную ему,  жалкую  собственную
беспомощность.  ‹азарь  тоже  молчал,  вертЯ  в  тонких  пальцах  засаленный
граненый стакан с  какой-то бурой жидкостью. "‘ейчас он уйдет, и Я никогда",
-  подумал он,  но закончить мысль не сумел. —то, собственно, никогда? Ћн не
знал.  Њысль выскользнула откуда-то из  подкорки. „а и страх свой он врЯд ли
сумел бы  объЯснить.  Њулатка несла  какую-то чушь и настойчиво  пробиралась
пальчиками ему под рубашку, он попыталсЯ отстранить ее руки, но она тихонько
смеЯлась, не переставаЯ что-то говорить, и продолжала расстегивать пуговицы,
на секунду она заслонила ему комнату, а когда он наконец сбросил ее с колен,
то  увидел,  что  ‹азарь  почти  скрылсЯ  за  дверью.  Ћн  рванулсЯ  следом,
распихиваЯ какие-то гуттаперчевые тела на своем пути. ‹азарь не спеша уходил
по  коридору.  ‚ эту секунду  он понЯл,  почему испугалсЯ.  ‹азарь ведь  был
единственным, кто  слышал  их последний разговор с  Ћльгой.  Ќо он  понЯл  и
другое: он был единственным, кто знает - ‹азарь тоже был там.
     -  Људа  же  ты?  -  ѓолос  его  звучал  теперь  совсем  по-другому.  -
’оропишьсЯ?
     ‹азарь медленно повернулсЯ к нему, внешне он был совершенно спокоен:
     - Њне пора. Џрощай.
     - ‡адержись на минуту, пожалуйста. Њожно задать тебе вопрос?
     - ‚алЯй.
     -  Љогда Я ушел  с причала, ты же еще  оставалсЯ? ’ы что же, не слышал,
что  там - тишина, что она, Ћльга, ну  -  не  пытаетсЯ выбратьсЯ и вообще...
молчит. ’ы что, не понЯл, что с ней что-то ненормально?
     -  ’ы  о  чем  это?  - ‹азарь  говорил  негромко  и по-прежнему  хранил
спокойствие. - ѓде Я осталсЯ?
     - Ќа причале, где мы с Ћльгой...
     - ’ы был с ней, когда она топилась?  ‚от не знал.  „а и  никто вроде не
знал, а?
     -  Љак ты не знал? ’ы же догнал  менЯ у трамваЯ, вспомни! џ же  толкнул
тебЯ, и ты вывалилсЯ. ’ы что?
     - ‘лушай. - ‹азарь по-прежнему говорил тихо, но голос его стал жестким.
Ћн уже не улыбалсЯ. - џ не знаю, что ты плетешь. ѓоворили, ты сбрендил после
нее и тебЯ лечили в  психушке.  ‚идимо, не до конца. џ  не  был  ни на каком
причале, ни в каком трамвае, и ты менЯ никуда не толкал. Њожет, тебе пить не
стоит, старик?
     Ћн ничего не понимал из того, что происходило сейчас между ними. Љто-то
из них действительно сбрендил. Ќо ‹азарь  не  скажет  больше ничего другого,
это было Ясно. Ћн повернулсЯ, не говорЯ ни слова, и пошел назад.
     ‘зади раздалсЯ шум лифта, вызванного ‹азарем, потом наступила тишина, и
в этой тишине все так же тихо, но отчетливо прозвучал вопрос:
     - € кстати, какого хрена Я должен был ее спасать? Ћна же выбрала тебЯ?
     Ћн не  успел даже  повернутьсЯ. ‘творки  лифта мЯгко сомкнулись,  и шум
кабины постепенно затих у него за спиной.
     ‚ернувшись в комнату, он спросил у кого-то,  кто  более всех походил на
ее  хозЯина,  знает  ли  он того парнЯ,  который сидел напротив  и  вслед за
которым он  вышел в коридор,  - тот старательно  напрЯгал  памЯть, но ничего
толком вспомнить не смог.

     €мЯ  журналиста Џетра ‹азаревича  было  ему  известно.  Ћн  не то чтобы
постоЯнно,  но  периодически  читал  его злые, умные  материалы,  рискованно
затрагивающие интересы правЯщего истеблишмента и проливающие  свет  в  самые
темные и грЯзные закоулки большой политики.
     ќтот человек  с типичной внешностью московского тусовщика средней руки,
веселый и чуть  нагловатый, но, несомненно, неплохо  образованный и умеющий,
когда  захочет,  достойно себЯ  вести, ничем  даже отдаленно не напомнил ему
‹азарЯ, впрочем, с  момента их последней  встречи прошло  двадцать с  лишним
лет.
     -  „а,  на  Ѓайкале. - ‹азаревич  остановилсЯ у  двери и смотрел на них
открыто и доброжелательно. "џ виноват, увлексЯ, но готов просить прощениЯ  и
ответить на все ваши вопросы готов,  -  словно говорил его Ясный взглЯд, - и
будет, ей-богу, несправедливо выставлЯть менЯ сейчас на  улицу под проливной
дождь, как паршивую, к тому же нашкодившую собаку". - ‚ы там бывали?
     - Ѓывал. Љогда-то давно.
     ‘лучайный,  казалось, вопрос вроде  бы разрЯдил обстановку.  Џо крайней
мере,  в  защиту  ‹азаревича  прозвучал, хотЯ и несколько  иронично,  первый
голос:
     -  ‘обственно,  вас  никто не выгонЯет, господин  журналист. €  куда вы
сейчас пойдете - умирать на нашем пороге?
     ‹азаревич только развел руками и грустно улыбнулсЯ:
     -  Ћчень вероЯтно.  Њне кажетсЯ, Я настолько вас достал, что вы  готовы
дать мне хорошего пенделЯ. “ж лучше сам.

     "’ы  прав, Џит, лучше  бы  тебе  самому. ‘амому пустить себе пулю в лоб
или, к примеру, не завЯзнуть  в грЯзи на своей машине, а взорватьсЯ вместе с
ней, еще лучше бы тебе, грЯзный ублюдок, вообще не  родитьсЯ  на свет, - она
размышлЯла так и  разглЯдывала его беззастенчиво, в упор, улыбаЯсь при  этом
слегка отстраненно, - удивительно, что никто до сих пор не свернул тебе шею,
ведь ты, мерзавец, навернЯка сломал  жизнь не одному человеку за  столько-то
лет!"

     ‹ет и вправду прошло уже очень много, и многое изменилось в  мире - она
даже  не сразу узнала его, хотЯ  ничего не  забыла. ‚озможно,  впрочем, дело
было именно  в этом - она помнила  все  до мельчайших деталей,  и  она очень
хорошо помнила его, но тогдашнего. ’еперь же он очень сильно изменилсЯ. „аже
помолодел. ’очнее,  он всегда  был  моложав,  но в  те давние годы  старалсЯ
казатьсЯ старше  и  солиднее,  теперь  же,  напротив,  не  Явно,  но все  же
молодилсЯ. Љ тому же у  него поЯвилсЯ стиль, и он умело ему  соответствовал.
’огда он  и  понЯтиЯ не имел, что  это такое, а верхом  совершенства  считал
наличие настоЯщих фирменных джинсов и Японских часов  "‘ейко". Ћн по-другому
говорит теперь и,  наверное, по-другому думает, но она готова была заключить
самое  рискованное  пари: он  не  изменилсЯ ни на йоту, оставаЯсь  таким  же
негодЯем,  каким  она  его хорошо помнила,  негодЯем милым  и  обаЯтельным и
оттого еще более опасным.

     „о нее он добралсЯ в  конце второго семестра. €менно добралсЯ, перебрав
поочередно почти десЯток однокурсниц.  Ћн был почти легендой факультета, все
его похождениЯ  были  хорошо известны  и всегда бурно обсуждались, но каждаЯ
новаЯ  жертва  была   абсолютно  уверена   (сила  убеждениЯ  и  обаЯниЯ  его
шлифовались  от романа к роману), что наконец-то,  пережив череду трагедий и
разочарований в  поисках  одной-единственной,  страдающий  от  одиночества и
бессердечиЯ окружающих, мужчина встретил истинную свою женщину - ее.
     Ћн был жадноват, несмотрЯ на то что лучше других обеспечен  - фарцевал,
приторговывал  валютой, иконами. Ѓыл трусоват - каждый раз,  когда кто-то из
друзей или поклонников очередной покинутой девицы собиралсЯ  как подобает  с
ним разобратьсЯ, лгал,  юлил, унижалсЯ  и в результате бит был на  удивление
редко, к тому  же  его  подозревали в стукачестве, а потому  предпочитали не
свЯзыватьсЯ.  Ћн  обладал еще добрым  десЯтком самых  скверных  человеческих
пороков и слабостей, но замечали их почему-то уже покинутые им женщины.
     Ћна прошла этот путь от начала до конца, прошла впервые, но не это было
самым страшным - в конце  концов, каждаЯ  женщина рано  или поздно  в  своей
жизни и, как правило, не один раз идет по этой предательской дороге.
     “жас этой истории состоЯл в другом.
     Ќебо над ними еще казалось безоблачным, и встречи приносили радость, но
она уже ощутила легкий сквознЯчок остуды, хотЯ и старалась убедить себЯ, что
все  тревоги -  от  счастьЯ,  ведь, когда  очень любишь,  постоЯнно  боишьсЯ
потери. Ћна убеждала  себЯ  искренне, но исподволь, неумело, только постигаЯ
азы этого  искусства, начала  плести паутинку, в которой, совсем не сознаваЯ
того,  наивно  надеЯлась его удержать.  Ћна была  умной  и тонкой девочкой и
довольно быстро почувствовала подсознательно жадность и  корысть  его  души,
однако не отшатнулась и не поспешила прочь, а, напротив, попыталась повысить
свою привлекательность в  его  глазах именно  в этом ракурсе. Ћснований  длЯ
этого у нее, надо сказать, почти не было - ни к партийной номенклатуре, ни к
научной  или творческой элите, ни даже к торговой аристократии и баронам  от
сферы  обслуживаниЯ  ее  семьЯ   не  принадлежала.   …динственной   семейной
ценностью, реликвией и свЯтыней  одновременно, о которой шепотом, но часто и
с удовольствием  рассказывали ей в детстве, были письма бабушкиного брата, в
семье их называли таинственно и подчеркнуто значительно - Џисьма, именно так
- с  заглавной  буквы. Ѓабушка происходила  из  хорошей дворЯнской  фамилии,
ничем, впрочем,  особо  не  прославившейсЯ,  но  состоЯтельной  и занимающей
определенное место в петербургском  обществе. Ћна была младшей в  семье и  в
семнадцатом году заканчивала ‘мольный институт благородных девиц, старший ее
брат  к  тому времени сделал блестЯщую  военную  карьеру -  он  был  молодым
генералом,  любимцем света, и с  его  будущим семьЯ свЯзывала  очень большие
надежды. Ћни не оправдались - грЯнула  революциЯ, генерал  возглавил одну из
добровольческих  армий,  сражалсЯ  с большевиками, был  разбит, эмигрировал,
поселилсЯ  в  Џариже  и закончил  жизнь  дрЯхлым,  злобным,  полусумасшедшим
стариком, разругавшимсЯ  со всеми и всеми покинутым. Ѓабушка единственнаЯ из
всего  некогда  большого  семейства  осталась  в  живых, хотЯ и  не покинула
ђоссию,  каким-то чудом она не попала  в  поле  зрениЯ  —Љ-ЌЉ‚„, и жизнь  ее
протекала тихо и почти  незаметно, сокрушаемаЯ  теми же бедами  и лишениЯми,
что и жизнь миллионов  людей,  которым судьбой  было  определено именоватьсЯ
советскими. Ћна была учительницей музыки, и  те, кто знал ее близко, уважали
и любили ее за легкий, светлый нрав, удивительную длЯ очень бедного человека
щедрость и  какую-то тихую, но непоколебимую гордость - сказывалось, видимо,
происхождение. ‚ середине пЯтидесЯтых произошло  событие,  которое формально
ничего не изменило  в  жизни их  семьи,  но  стало  своего  рода вехой в  ее
духовном  развитии - бабушка  получила  письмо из Џарижа, от брата.  ѓенерал
разыскал ее, когда одиночество  стало  нестерпимым  и смерть  близко дохнула
из-за спины. …му  и в голову  не пришло предложить  помощь или пригласить  к
себе, да по тем временам это было невозможно, фантастикой было уже и то, что
письмо нашло ее.  Ћн  честно писал, что чувствует скорую кончину, что  рЯдом
нет ни  одной близкой души и некому высказать все, что угнетает ум и сжигает
душу,  что  помнит  ее  доброе  сердце  и   считает  достойной  того,  чтобы
наследовать  все  его  воспоминаниЯ,  мысли  и  суждениЯ  о том великом,  но
трагическом  пути,  который  прошел  он   вместе  с  ђоссией.  Ћна  ответила
немедленно в  том духе, что никогда ни на  секунду не забывала о нем, считаЯ
подлинным героем и патриотом, и конечно же почтет за великую честь стать его
духовной наследницей. Џереписка завЯзалась и длилась несколько лет, до самой
смерти генерала.  ‚се эти годы бабушка  жила новой жизнью - глаза ее, словно
помолодев, глЯдели на мир с огромной, всепрощающей любовью, она и ее близкие
не были теперь обыкновенными  советскими обывателЯми, лишенными прошлого, не
помнЯщими  родства,  -  они  были  признанной  частицей   великой  культуры,
обладающей славной историей и огромной нравственной силой, которую не сомнут
никакие режимы и границы. ‚сЯ семьЯ  с той поры жила с чувством приобщениЯ к
великой тайне и ответственности за этот дар.  Џисьма генерала, надо сказать,
довольно быстро утратили пафос спасителЯ отечества и все  больше изобиловали
довольно грЯзными и очень сомнительными подробностЯми некоторых исторических
событий,  рассказами  о страшно  неблаговидных  поступках столпов российской
аристократии, вплоть до царствующих персон, о ничтожности и бессилии  вождей
белого  движениЯ  и эмиграции. Љазалось, всю желчь,  накопившуюсЯ за  долгую
неспокойную  жизнь и бесславную одинокую старость, генерал изливал теперь на
страницы своих  писем  - и впору  было  усомнитьсЯ, в своем ли уме парижский
родственник, но и мысли такой не возникало в  семье  его сестры,  ведь своим
поЯвлением он как бы вдохнул во всех них новые души и расстатьсЯ с ними было
уже невозможно.  ђассудок, а вместе  с  ним совесть  или страх разоблачениЯ,
похоже, все-таки  вернулсЯ к генералу перед  самой  смертью  -  в  последнем
письме  он требовал  от  сестры,  призываЯ всех свЯтых, никогда и никому  не
показывать его писем, а лучше всего побыстрее сжечь их, как  только его душа
покинет  земную  обитель. Ћднако,  когда  это произошло,  бабушка,  прорыдав
несколько ночей и отстоЯв многие часы в храме с мольбой наставить ее на путь
истинный,  письма  сохранила,  взЯв,  правда, клЯтву со всех домашних  свЯто
исполнЯть волю генерала - хранить письма от посторонних глаз.
     ‚от об этих письмах и  рассказала  Џетру ‹азаревичу, который в  ту пору
предпочитал называть себЯ  Џитом, безоглЯдно влюбленнаЯ в него юнаЯ женщина,
пытаЯсь  удержать ускользающего  возлюбленного. Ћн выслушал  ее без  особого
интереса  и   будто  из  вежливости,  вскользь  задал  несколько  уточнЯющих
вопросов. Љ этому времени ею начинало уже овладевать настоЯщее отчаЯние - он
все Явственнее  тЯготилсЯ  их  свЯзью,  на  редких теперь свиданиЯх  отбываЯ
словно некую повинность, мог легко повысить  на нее голос или, придравшись к
какой-нибудь  мелочи, уйти, громко  хлопнув дверью.  Ћна корила себЯ  за эту
глупую историю с письмами, которыми она надеЯлась удержать его интерес, - он
просто  не  обратил  на  них никакого вниманиЯ. Ћна даже представить себе не
могла, как сильно ошибаетсЯ.
     Ћн  пропадал уже почти неделю, и она отчетливо понЯла - все кончено, но
произошло  чудо -  он поЯвилсЯ.  —удо, однако, было не в  этом - он поЯвилсЯ
прежним    -    влюбленным,    предупредительным,   остроумным,   страстным,
безрассудным. Ћн потащил ее в ресторан, в настоЯщий ресторан в „омжуре, не в
какую-нибудь шоколадницу на ЋктЯбрьской, в такси он целовал ей  руки,  потом
переворачивал  их ладонЯми вверх и прЯтал лицо в  ладонЯх, глубоко  втЯгиваЯ
воздух,  словно спеша  надышатьсЯ  запахом ее  рук, он  заказал шампанское и
черную икру, он купил чайную розу, попросил официанта поставить ее в бокал с
вином  и  преподнес  ей,  опустившись  на  одно колено,  - люди  за  другими
столиками им завидовали, и она  плыла по теплым  искрЯщимсЯ волнам  счастьЯ,
покинув все реальные измерениЯ.
     - Ћни правда возьмут тебЯ? - Ћн только что поведал ей, как долгое времЯ
решалсЯ  вопрос  о приеме его в штат одного  из  самых популЯрных московских
еженедельников,  какие интриги плели вокруг этого  событиЯ его враги, как он
дергалсЯ и психовал из-за этого  ("Џрости, тебе тоже досталось и ни  за что.
Ќо ты выдержала, ты ведь сильнаЯ у менЯ").
     - ’еперь - да, вопрос почти решен.
     - Џочти?
     -  Ќу,  знаешь,  там же  ничего не  решаетсЯ  без...  -  он назвал  имЯ
известной  журналистки,  заместителЯ  главного  редактора, дамы, по  слухам,
крутой и своенравной,  -  Я, правда, говорил  с  ней, и,  кстати, она  очень
заинтересовалась этими письмами... ну твоего дедушки из Џарижа.
     - ’ы рассказал?  - Ћна почувствовала острый  укол в сердце, но отогнала
от себЯ тревогу, как назойливую муху.
     - ’ы же знаешь, историЯ белого  движениЯ -  ее пунктик, леди  мнит себЯ
крупным исследователем.  џ...  Џонимаешь,  Я  просто не  знал,  о  чем с ней
говорить, она смотрела на менЯ как на  насекомое -  еще минута, и она просто
выставила бы менЯ из кабинета. € менЯ как озарило  - Я начал рассказывать ей
о письмах и попал в десЯточку - у нее глаза загорелись, весь гонор слетел...
‚ общем, говорили почти час.
     - € что теперь?
     - ’еперь  - не знаю,  - он сразу как-то  осунулсЯ,  обмЯкли плечи, - не
знаю, редколлегиЯ  на  следующей неделе,  вопрос -  в  повестке,  у  них там
демократиЯ, конечно, но будет все равно так, как она скажет.
     - ’ы пообещал ей что-то?
     -  Њалыш, ты ж  менЯ  совсем  в подонки не записывай. Љак Я мог  что-то
обещать. џ просто рассказывал, чтобы удержать ее внимание, просто  ухватилсЯ
за  соломинку, и все.  -  Ћн совсем  поник, глубокаЯ складка  залегла  между
бровЯми, а глаза стали какими-то больными, страдающими и жалобными.
     - Џодожди, но она что-то сказала тебе в итоге? Ќа чем вы расстались?
     - Ќи на чем. Ћна все расспрашивала о письмах, а когда Я сказал, что мне
предложили работу у  них,  пожала  плечами: "Љадровые  вопросы у нас  решает
редколлегиЯ". џ спросил: "Ђ вы?"  Ћн замолчал  и нервно потЯнул сигарету  из
пачки. …й показалось даже, глаза его наполнились слезами. "Ђ Я вас совсем не
знаю", - отвечает она мне совершенно спокойно.
     - € что?  - ‘ердце ее  разрывалось от жалости и  любви. Љто утверждает,
что женщины предпочитают сильных мужчин - беспомощный, слабый, сейчас он был
во сто крат ей дороже.
     - Ќичего. Њило распрощались, она улыбалась, пригласила заходить в любое
времЯ,  если вдруг  предоставитсЯ  возможность  показать ей письма.  ’елефон
оставила - домашний.
     - ‡начит,  так, - она была на  вершине счастьЯ, чувствуЯ себЯ сильной и
очень нужной  ему в трудную минуту,  - ты покажешь ей  письма, но при  одном
условии...
     Џисьма  она  просто-напросто украла.  ђуки дрожали, и  гулко колотилось
сердце в пустой и холодной, как у покойника, груди. Ќо когда она принесла их
Џиту - он, как ребенок,  зарылсЯ головой в ее колени и замер так  надолго, а
когда поднЯл к ней лицо, оно  было залито слезами: "„урак маленький, ты хоть
понимаешь, что сейчас делаешь длЯ менЯ? ђассказывали мне, что есть на  свете
такие женщины, а Я не верил..."
     ‡а  это  она готова  была  вынести  все.  €спытание, однако,  оказалось
невыносимым. „ушевные муки,  которые  испытывала  она,  оставаЯсь  наедине с
собой,  сжигали ее  душу на  медленном  огне,  лишаЯ сна  и  покоЯ, но самым
мучительным было ощущение неотвратимо надвигающейсЯ страшной расплаты. € она
наступила.

     ‘татьЯ  называлась "Ѓоже, какими мы были наивными". ќто была строчка из
романса,  ставшего благодарЯ  знаменитому булгаковскому роману  и снЯтому по
его   мотивам    удивительно   честному   советскому    фильму    популЯрным
белогвардейским романсом. ђечь в  статье и шла о  белой гвардии, ее вождЯх и
героЯх.
     ‚торой  раз  за  последние  семьдесЯт  с  лишним лет  они были публично
распЯты  и  облиты  потоками  самой  отвратительной  грЯзи.   Ђвтор  статьи,
бесспорно, превзошла большевистских пропагандистов.  ‚ниманию аудитории были
предложены   подробности   частной  жизни,   подлинные   мотивы   поступков,
высказываниЯ о самых близких людЯх, о своей стране  и ее  народе, знаменитых
политических деЯтелей  ђоссии начала века,  включаЯ членов  царской семьи  и
павших в пламени гражданской войны генералов. ќффект был потрЯсающим - одной
только  газетной  публикацией в  общественном сознании  были  низвергнуты  с
пьедестала  совсем недавно и с таким  трудом  возвращенные туда нравственные
ценности  и образы людей,  их воплотивших. "Ќеужто большевики  были и впрЯмь
спасителЯми ђоссии и есть ли в  этой стране  вообще что-либо  не запЯтнанное
людскими пороками  и страстЯми?" - пронизанный отчаЯньем вопрос автора повис
в  воздухе  и...  вызвал  жесточайшую  дискуссию.   Ќикто  не  сомневалсЯ  в
подлинности  источника  - письма  одного из самых  известных белогвардейских
генералов не  были подделкой - это сразу подтвердила независимаЯ экспертиза,
но  его историческаЯ объективность, да  и личнаЯ  порЯдочность,  то есть, по
существу, честь  русского  офицера,  были  поставлены  под сомнение. Ќашлись
свидетельства о  весьма неблаговидных поступках  генерала после  эмиграции -
всплыла на свет  историЯ с пропажей денег из кассы офицерской  взаимопомощи,
вспомнились  его  контакты  с  немцами  в  оккупированном  Џариже,  странное
самоубийство  единственной  дочери,  нашелсЯ  психиатр,  подтвердивший,  что
последние годы жизни генерал страдал серьезным расстройством рассудка  - все
это расползалось по  газетным страницам вперемежку  с  возмущенными письмами
историков  и  публицистов,  а  также   живущих  в   ђоссии   и   за  рубежом
представителей русской аристократии и дворЯнства. ‘кандал  бушевал долго, но
длЯ  нее  это  уже не  имело  значениЯ. Љогда  спустЯ  несколько дней  после
публикации газета  попала  в руки  бабушки, ее разбил паралич... Ћна прожила
еще несколько дней, но не могла двигатьсЯ и говорить,  только глаза жили  на
мертвом  лице  и  в  них  билось  такое страдание,  что окружающие  избегали
встречатьсЯ с ней взглЯдами.
     Џоминки  были   скупыми   и   недолгими.  Љогда   разошлись   последние
родственники и она машинально начала собирать со стола грЯзную посуду, мать,
не  сказавшаЯ  ей за это  времЯ ни одного слова,  произнесла  тихо  и как-то
бесцветно, словно прошелестела: "‚озьми  в доме все, что считаешь нужным, и,
пожалуйста, уходи. џ не хочу больше тебЯ видеть. †иви как сможешь".

     Џетр больше не поЯвилсЯ никогда. Ћн взЯл академический отпуск и уехал в
‘реднюю Ђзию, подрЯдившись снимать фильм о каких-то древних захоронениЯх длЯ
некой то ли Японской, то ли французской телекомпании.

     ‘пустЯ недели две после всех описанных событий, когда  немного  затихли
газетные  и прочие страсти, она позвонила автору ставшей знаменитой статьи и
попросила  о встрече. Ћна представилась,  и  та, поколебавшись, согласилась,
предупредив  сразу,   что  все  претензии  юридического   характера  следует
адресовать ее адвокату.
     ‘обираЯсь в редакцию, она спросила себЯ: зачем нужен этот разговор, все
ведь было  абсолютно  Ясно. Ќо, очевидно, оставалась  все-таки  какаЯ-то  не
проставленнаЯ точка над и, котораЯ могла занЯть свое место лишь после беседы
с  этой  женщиной,  так  она  чувствовала  и  действовать  решила  сообразно
чувствам.  ђазговор  не заладилсЯ  поначалу,  дама  оказалась  действительно
высокомерной, а может, просто вела себЯ настороженно, что  вполне можно было
понЯть.
     - “ менЯ нет к вам юридических претензий, да и никаких других тоже.
     - ’огда что же?
     - ’олько одно: как письма попали к вам?
     †урналистка молчала,  не  без  любопытства разглЯдываЯ  собеседницу, и,
похоже, не торопилась с ответом, если вообще собиралась отвечать.
     - ’о есть Я знаю, откуда  они  к вам попали - их принес Џетр ‹азаревич,
студент  журфака,  -  она  запнулась,  произносЯ имЯ, и  почувствовала,  как
предательский  спазм  перехватывает  горло,  но  сумела  справитьсЯ  с  этим
довольно быстро  - пауза  не  была долгой, -  но  Я хочу знать,  что было до
этого, понимаете?
     - Ќет, совершенно не понимаю. —то значит - до этого?
     - Ќу, он же пришел к вам под каким-то предлогом?
     - Ћн пришел ко мне по вашей просьбе.
     - —то вы сказали? - Ћна готова  была услышать любой ответ, кроме этого.
‚опрос,  конечно, прозвучал глупо и жалко,  но хозЯйка  кабинета  неожиданно
смЯгчилась.
     - •отите кофе? € можете, кстати, курить.
     Џауза пошла ей на пользу, пока секретарь готовила кофе и расставлЯла на
столе посуду, а журналистка, извинившись, отвечала на телефонный звонок, она
успела покурить и собратьсЯ с силами, мысли же по-прежнему были в разброде и
шатании.
     - Џростите менЯ, Џит сказал вам,  что Я попросила его прийти и... - Ћна
замешкалась, подбираЯ слова, но собеседница пришла ей на помощь.
     - € предложить мне  купить  письма  вашего  деда,  вернее, брата  вашей
бабушки. Љстати, давно она умерла?
     - Ќедавно. „ве недели назад.
     -  ’о  есть, получаетсЯ,  после  публикации? -  ЊакиЯж журналистки  был
наложен тонко  и умело, но и он не смог скрыть проступившей бледности, кровь
просто отхлынула от ее лица. - ’о есть ее это убило?
     Ћна только кивнула в ответ, говорить сейчас было бы очень трудно, слезы
уже катились из глаз, срываЯсь в чашку с ароматным кофе.
     †енщина,  сидЯщаЯ  напротив, снЯла  дымчатые  очки, без  них  глаза  ее
показались беспомощными, тонкие пальцы нервно сжали виски.
     - Ќо вы же должны были это предвидеть... как же вы могли отдать письма?
…сли бы Я знала,  что она жива, Я никогда... Ћн же Ясно дал понЯть, что вы -
единственнаЯ наследница и хотите... - Ћна была в шоке, сознание собственной,
пусть и  непроизвольной вины смешалось с  искренним  возмущением. -  —то  вы
молчите,  черт  побери?  ‡ачем вы  это сделали,  неужели  вам так нужны были
деньги?
     ‘лезы лились, все  ее тело  сотрЯсали рыданиЯ, речь была прерывистой  и
довольно  сумбурной,  но  она  говорила  и  говорила,  захлебываЯсь слезами,
страшно боЯсь, что будет не понЯта.

     ‘ тех пор прошло очень много времени.
     Ћна выжила, пройдЯ через  весь этот  кошмар,  и даже  вроде  окрепла, в
конце концов, уроки на  своих ошибках усваиваютсЯ  гораздо лучше.  Ћна  даже
помирилась  с  матерью,  хотЯ была убеждена  -  та не сумела  простить ее до
конца. ‚прочем, и ей самой чувство прощениЯ было неведомо - все эти годы она
не переставала самой лютой ненавистью ненавидеть некогда любимого человека и
никогда  не забывала про себЯ пожелать ему заслуженной кары.  ќта  ненависть
жила в ней, как живет на теле старое увечье, не  причинЯЯ острой  боли, но и
не позволЯЯ избавитьсЯ и забыть о себе навсегда. Ћна  была достаточно ленива
и инертна,  чтобы  прилагать какие-либо  усилиЯ  к  тому,  чтобы найти его и
покарать самой, хотЯ в последние годы это  не составило бы особого труда, но
абсолютно точно знала: подари ей судьба такой счастливый случай - она найдет
способ спросить с него сполна.

     ‘ейчас он был  полностью в ее  руках  и никакаЯ сила не заставила бы ее
позволить ему уйти.
     - Ѓог с вами, ‹азаревич, мы же не варвары. ‹юдей на смерть не посылаем,
даже журналистов.  ђасслабьтесь, пейте лучше коньЯк и не  дергайте тигров за
усы.
     - Ђ тигриц?
     - ’игриц тем более.
     ђазговор начал  разгоратьсЯ,  как  пламЯ, в которое  вовремЯ  подкинули
вЯзанку хвороста. Ѓыл он легким, ни к чему не обЯзывающим, но очень  ощутимо
хрупким,  слова  и  фразы  словно  нанизывались  на  тонкую  нить, и  стоило
кому-нибудь  бросить  слово  потЯжелее или  сделать  резкое  движение  - все
рассыпалось бы моментально.
     Ќенастье  продолжало  бушевать   за  стенами   дома  -   все  заглушали
оглушительные раскаты грома, паузы между  ними заполнЯл свирепый вой ветра и
барабанный  стук  дождЯ. ‚  доме  становилось  все  прохладнее,  и  ощутимые
сквознЯки  зло трепали пламЯ  свечей,  достигаЯ уже и Яркий огонь в камине -
стихиЯ словно посЯгала уже и на людское убежище.
     - —увствую  себЯ прЯмо-таки третьим поросенком. „ом хотЯ  из камней, но
вот-вот рухнет.
     - ђухнуть не рухнет, но вот затонет навернЯка.
     - Љ тому же река рЯдом, выйдет из берегов и поглотит нас как Ђтлантиду.
     - € падет ’ретий ђим.
     - Љак и первый, погрЯзнув в излишествах и разврате.
     - Ќу хватит, прекратите, пожалуйста, и без того страшно.
     - ЊариЯ, как боротьсЯ с беспричинными страхами?
     - Ѓеспричинных страхов не бывает. Ѓывают неосознаваемые причины.
     - € как с ними боротьсЯ?
     - ‘ ними не надо боротьсЯ, их надо осознать.
     - Ђ дальше?
     - Ђ дальше страхи должны исчезнуть сами.

     Љак легко и приЯтно рассуждать о чужих страхах. Љак там говорЯт: "—ужую
беду  рукою  разведу?.." Џравду говорЯт.  Џричину своего  страха  она  знала
слишком хорошо. Ќо разве было от этого легче?
     Ћна  росла очень  трусливым  ребенком.  ђазные страхи  преследовали  ее
всегда, подстерегаЯ в темной комнате и пустом подъезде, они сгущались вместе
с  сумерками  за окном, будоражили  маленькое сердечко  внезапным  стуком  в
дверь, телефонным  звонком,  чьим-то резким  окриком на улице.  Ћна  боЯлась
страшных сказок и фильмов, привидений,  домовых,  вампиров,  просто  умерших
людей - вообще-то всего этого  боЯтсЯ в той или иной степени  все нормальные
люди, но ее страх  был особенно  сильным. Њаленькой она признавалась в своих
страхах родителЯм и тем, кто был рЯдом, плакала, забивалась в самые глухие и
тесные   углы   квартиры,   они  казались   ей   безопасными.  …е  терпеливо
переубеждали,  случалось, ругали, случалось,  высмеивали, но  она продолжала
боЯтьсЯ.  ‘о временем страхи  менЯлись, приобретали  другие  очертаниЯ,  она
научилась  скрывать их  от  окружающих,  умела  даже отвлекатьсЯ  от  них на
некоторое  времЯ, но так и не  сумела избавитьсЯ  совсем  и, став  взрослой,
оставалась человеком тревожным и мнительным, а потому довольно болезненным.
     ‚ ту зиму, какую-то особенно промозглую, слЯкотную и серую, она болела,
как никогда, долго и  тЯжело. ‚рачи всерьез начали  опасатьсЯ  за  легкие  и
уложили ее в  стационар надолго.  ’ам она познакомилась с ђиммой. ђимма была
странной, но длЯ того, чтобы  заметить это, надо  было присмотретьсЯ к  этой
совсем еще молодой женщине, а это  мало кому пришло бы в голову - ђимма была
человеком абсолютно незаметным, каким-то удивительно бесцветным и бесшумным.
Љазалось, что  всю ее  долго  и тщательно кипЯтили  в каком-то  отбеливающем
средстве, потом сушили  и,  не удосужившись погладить, выпустили во  внешний
мир  серым,  почти  бестелесным  призраком. Ћчень светлые глаза ее  смотрели
тускло, а голос шелестел почти неслышно.
     Ћна медленно  передвигалась по  палате в  мЯгких своих  тапочках, зЯбко
кутаЯсь  в выцветший  байковый халат, свернувшись калачиком,  забивалась под
одеЯло  так,  что  казалось -  кровать  пуста,  она никогда  ни  на  что  не
жаловалась  и ни  у кого  ничего  не просила. …е почти никто не замечал,  и,
похоже, ее это абсолютно устраивало.
     „ружба, как  правило,  зарождаетсЯ  довольно  незаметно как  длЯ  самих
друзей, так и длЯ людей, их окружающих. Њало кто может сказать - дружба наша
началась  такого-то ч