атриарха
”отиЯ при освЯщении церкви ”еотокос ”арос.
     ______________
     * …кфрасис - проповедь (греч.).

     Ђ  кто  станет  говорить что-нибудь супротив имени патриарха ”отиЯ? …ще
полторы  сотни  лет  назад  этот константинопольский патриарх послал на ђусь
первого  епископа.  ‘делано это было, правда, после того, как русичи подошли
к  вратам  ЉонстантинополЯ  и  нагнали страху и на самого патриарха, который
именно  в  тот  момент  был  в  столице, да и на императора Њихаила, который
перед  тем  неосмотрительно  отправилсЯ  в военный поход, не позаботившись о
стольном  граде.  Џатриарх  поскорее  призвал  императора в Љонстантинополь;
беспомощные   против   отчаЯнных   русских,  которые  на  легких  суденышках
пересекли  море  и  вот-вот  могли  овладеть  столицей, император и патриарх
ревностно  молились  в  храме  ‚лахернской  божьей матери, выпрашиваЯ у бога
несчастий  длЯ  русов;  бог  им  не  помог - помогла бурЯ, котораЯ разметала
русские  суденышки,  но  патриарх  отнес  это  в  заслугу  •ристу и поклЯлсЯ
привести  в  веру •ристову этот великий и загадочный в своей силе народ, длЯ
чего  и  снарЯдил за море своего епископа. Љого-то он крестил, этот епископ,
но  следа  от  него  не  осталось, ибо в такой великой земле трудно оставить
след.  € все-таки ромеи, когда заходила речь про ђусь, каждый раз выставлЯли
имЯ  патриарха ”отиЯ. Џускай выставлЯют! џрослав научилсЯ за эти годы борьбы
и   терпениЯ  самому  главному  длЯ  державного  мужа  умению  -  ждать.  Ќе
суетитьсЯ,  не  бросатьсЯ  вслепую,  не  нарыватьсЯ  на  мелкие  стычки,  не
раздражать  могучих,  а  самому постепенно наращивать силу и могущество, ибо
видел, что все это есть в его земле, а со временем и еще приумножитсЯ.
     “  кнЯзЯ  заботы  были  державные, у ‘ивоока - людские. ‚нешне вроде бы
ничего   и   не   изменилось.  Њищило  не  стал  противитьсЯ  воле  кнЯзЯ  и
митрополита,  стал  послушным  помощником  ‘ивоока,  иной  раз  даже слишком
усердным.  Џеред  тем  как заложить новое основание, ‘ивоок принЯлсЯ еще раз
измерЯть  расположение  церкви,  чтобы  она  стоЯла  в точном соответствии к
сторонам  света.  €спользовано было греческое искусство измерениЯ при помощи
тени.  Ќаправление  север - юг определЯлось кратчайшей тенью, которую солнце
бросает  в  полдень.  ’еперь нужно было положить к этой тени прЯмую линию, и
она  даст  свЯтую  ориентацию:  восток - запад. „лЯ этого брали шнур с тремЯ
узлами,   расположенными  между  собой  на  расстоЯнии,  которое  измерЯетсЯ
соответственно  числам  три,  четыре  и  пЯть  одинаковых отрезков, из шнура
создавалсЯ  треугольник  так,  чтобы  более  короткаЯ его сторона была тенью
север  -  юг,  тогда  другаЯ  сторона  давала  направление  восток - запад*.
‘обственно,  это  уже  было  сделано  во времЯ закладки первого основаниЯ, и
‘ивоок  мог  бы  выразить  полное  доверие Mищиле, о чем он ему и сказал, но
Њищило  настоЯл  на  том,  чтобы  перемерили  еще раз, он был очень смирным,
тихаЯ  улыбка блуждала на его устах, и ‘ивоок, ослепленный своим успехом, не
смог разгадать под этой улыбкой угрозы.
     ______________
     *   Ќеосознанное   использование   теоремы   Џифагора  о  прЯмоугольном
треугольнике. (Џрим. автора).

     „а, собственно, что мог сделать ему Њищило?
     ѓюргий  задумал неслыханную затею: снЯл с себЯ серебрЯный чеканный поЯс
и  этим  поЯсом  измерил место длЯ закладки нового основаниЯ. ‡атем попросил
кнЯзЯ,  чтобы  тот  велел  поймать  двух  диких  тарпанов,  и  в воскресенье
торжественно  выехали  за  Љиев, в поле; ѓюргий свЯзал тарпанов за шеи своим
поЯсом  и  отпустил  их  в поле, тарпаны с места взЯли во весь опор, в дикой
Ярости  изорвали  поЯс,  разлетелсЯ  он в мелкие куски, так что и не собрать
его  никогда,  пропал  поЯс,  а  вместе с этим поЯсом навеки пропала и тайна
измерений церкви, задуманной ‘ивооком.
     ‚сем  понравилась  эта  затеЯ,  ѓюргиЯ  хвалил  даже  кнЯзь,  а  Њищило
подсказывал  џрославу,  что такое выдумать мог разве что сам ‘ивоок, и снова
смотрел  с  загадочной  улыбкой  на  своего соперника, но ‘ивоок не придавал
значениЯ  ни  словам,  ни  улыбке Њищилы, ибо они длЯ него не значили ровным
счетом ничего!
     Ѓыл  у  ‘ивоока  враг  куда  страшнее  и  могущественнее,  вызвал его к
действиЯм  сам, мог бы пробыть в Љиеве хоть десЯток лет и не повстречатьсЯ с
ночным  боЯрином  џрослава - ‘итником, но после той ночи, когда ходили они с
ѓюргием  к  кнЯзю  и  когда  ‘итник  услышал от кнЯзЯ имЯ "‘ивоок", случайно
оброненное  имЯ,  напомнившее бывшему медовару неотмщенную обиду от соплЯка,
боЯрин  начал  приходить  на  стройку, останавливалсЯ где-нибудь незаметно с
двумЯ-тремЯ  своими  людьми,  следил  за  ‘ивооком, старалсЯ опознать в этом
огромном  светло-русом  великане  черты того маленького мальчика, забранного
когда-то  им от покойного ђодима. Њного лет прошло, и теперь уже трудно было
сказать  навернЯка,  что  это тот же самый человек. Ќо и отступать ‘итник не
привык.  •орошо  ведь знал: что мое - отдай! Џрименил свой испытанный способ
-  выведываниЯ.  Љто,  что и как этот ‘ивоок? ’ак набрел он на Њищилу, и так
объединились они в своей ненависти к ‘ивооку.
     …сли  бы  ‘ивоок и дальше оставалсЯ незаметным антропосом, не выделЯлсЯ
бы  из числа ромейских мастеров, не совалсЯ бы со своими выдумками, - никому
бы  до  него  не  было  дела.  ‹егко было тому, кто, обладаЯ сильной рукой и
смелым  духом,  вил свое орлиное гнездо на недоступной скале, разрешаЯ более
слабым  строить у подножьЯ свои хижины. Ѓез сопротивлениЯ идут в битву воины
за  своим  воеводой,  ибо  он  сталкиваетсЯ лицом к лицу со смертью первым и
накликает  на  себЯ  больше  всего  врагов. Ћхотно уступают право на муки, -
быть  может,  именно  поэтому  так  много всегда великомучеников и так щедро
выделЯют  длЯ них место в истории. Ќо человек талантливый напоминает цветок,
который  поднимаетсЯ  очень  высоко.  …го  хотЯт  сорвать  первым.  Ђ что же
остальные  цветы?  Ђ те наполнЯютсЯ завистью, длЯ них достаточно собственной
красоты, другой красоты они не хотЯт признавать.
     ‹юбой  из  антропосов,  который  замышлЯет  поднЯтьсЯ над своей средой,
должен  быть  готов  к отчуждению, к одиночеству. ‚сЯ его дальнейшаЯ жизнь -
это  преодоление  одиночества.  Ћн пробиваетсЯ назад к своей среде, к своему
окружению,   к   тем,  из  числа  которых  возвышалсЯ,  пробиваетсЯ  тЯжело,
безнадежно,  несЯ  свой труд, будто отступное, будто выкуп, будто искупление
за  свое преимущество, за свою талантливость. —асто так и остаетсЯ одиноким.
…го  творение  встает  между ним и теми, среди которых начинал когда-то. ќто
стена,  сквозь которую не пробьешьсЯ. Ђпостолов всегда признавали лишь после
их  смерти.  …сли  бы  намерение  ставить  церковь, не похожую на ромейские,
принадлежало  не  одному  ‘ивооку,  а  всем, было намерением общим, тогда не
возникло  бы  никаких  осложнений.  …сли  бы  на место Њищилы дозволено было
избрать  кого-нибудь  другого,  то  выбор  пал  бы  на того, кто менее всего
задевает  самолюбие, кто ничем не выделЯетсЯ, кто не пробует превзойти своих
предшественников,  а  мечтает  хотЯ  бы сравнитьсЯ с ними, пользуЯсь теми же
средствами.  ‘ивоок  не  был  таким.  ‚озвысилсЯ  над  всеми при помощи силы
посторонней,  непостижимой, этим мог только раздражать всех, с кем еще вчера
был одинакова незаметен.
     Ђ  он  не замечал этого, он был с теми, кто копал землю, ворочал камни,
носил  заправу,  он был с мастерами камнЯ, плинфы, дерева, железа, олова, он
сам  ездил  в пущи к дубогрызам и королупам выбирать достаточно большие дубы
длЯ  брусьев  на  скреплениЯ; работали на строительстве от солнца до солнца,
не  делаЯ  перерывов  ни на праздники, ни в воскресенье, церковь должна была
быть  поставлена  за короткое времЯ, ибо и храм ‘оломонов строилсЯ семь лет,
и   свЯтаЯ  ‘офиЯ  в  Љонстантинополе  -  пЯть  лет,  и  „есЯтиннаЯ  церковь
Ѓогородицы в Љиеве - тоже не дольше.
     ЉнЯзю  оставалось  теперь одно лишь: ждать завершениЯ строительства. Ћн
водил  иноземных  гостей,  поглаживал  бороду,  скромно  молвил: "’ут положу
камень белый резной, а тут - овруцкий шифер сиреневый и красный".
     Ђ  и  впрЯмь-таки  если  бы не он, то и не было бы ничего. ‚ажно не то,
кто  строил, кто выстрадал всей жизнью своей в великом творческом напрЯжении
это  сооружение, важен не талант и не труд, а только то, кто стоЯл над этим,
под чьей рукой все свершилось.
     Ќо  не  повсюду  доставала  кнЯжескаЯ  рука. ‡а свою одаренность ‘ивоок
должен  был платить сам, без чьей бы то ни было помощи. ‘начала он ничего не
замечал.  Џоглощенный  ежедневными  хлопотами, пребывал в таком возбуждении,
что  не  мог  ни есть как следует, ни спать, дневнаЯ усталость не брала его,
он  похож  был  на  гонца,  который несет важную весть о победе своих войск,
торопитсЯ,  бежит  без передышки днем и ночью через горы и через реки, бежит
из  последних  сил,  не  может  остановитьсЯ.  ‹юдей  на  строительстве было
столько,  что  не  могли подступитьсЯ к стенам церкви, отправлЯлись в Љиев в
поисках  хлеба  и  воли  тысЯчи,  приходили  на  строительство  не только по
принуждению,  но и по желанию, не из набожности, а в надежде на заработки. ‚
самом  Љиеве  и по ту сторону валов целыми ночами светились теперь огоньки в
корчмах,  где  пропивали  дневной  заработок,  жалкие  ногаты, выплачиваемые
землекопам  и  переносчикам  камнЯ  и  плинфы; собирались там люди веселые и
впавшие  в  отчаЯние,  заливали  медом  и  пивом  успехи и неудачи, за одним
столом  встречались  самые  незаметные  рабочие  и  надзиратели, каменщики и
мастера  своего  дела;  ‘ивоок  тоже  шел туда, не спал ночей, в свою хижину
наведывалсЯ  лишь  на  рассвете;  €сса молча смотрела на него, в ее огромных
глазах  был  упрек  и  бесконечный  испуг,  но  она  молчала, ей всегда было
холодно  в  этой  странной,  непривычной  земле,  даже  в  летний  зной  она
закутывалась  в  меховое  корзно;  ‘ивоок  что-то  ей  говорил,  приносил ей
вкусную  еду  из своих ночных блужданий, рассказывал, насколько продвинулась
церковь,  был  пьЯн  не  так от выпитого, как от своей нетерпеливой радости,
вызванной  строительством.  Џочти  то  же  самое  было  на острове, когда он
распорЯжалсЯ   сооружением   монастырЯ,   но   там   все  казалось  меньшим,
незначительным,  там  €сса  имела свое море, перед которым забывалось все на
свете;  ‘ивоок тоже не терЯлсЯ на острове так, как в этом великом городе, не
исчезал  и  не  отдалЯлсЯ  от  €ссы,  а тут он словно бы поглощалсЯ огромным
неведомым  делом,  удалЯлсЯ,  становилсЯ  все  меньше,  и  когда  приходил в
хижину,  то  не он должен был утешать €ссу, а ей самой становилось жаль его,
она  молча  гладила  его  голову,  и лишь от этих прикосновений наплывали на
‘ивоока   короткие   волны   прозрениЯ,  он  отдалЯлсЯ  мысленно  от  своего
непосильного  длЯ  одного  человека  дела,  пугалсЯ  огромности свершаемого,
вернее  же  -  задуманного,  и  плакал  под  этой ласковой, тихой рукой, под
взглЯдом огромных испуганно-печальных глаз €ссы.
     Ђ  вокруг  все  плотнее  и  плотнее  окружала  ‘ивоока враждебность. Ќе
выступала   открыто,  рЯдилась  в  одежды  доброжелательности,  Њищило  стал
незаменимым   помощником   и  первейшим  другом  настолько,  что  постепенно
отодвигал  от  ‘ивоока  даже  ѓюргиЯ.  Ќа  горе  себе  ‘ивоок не знал, что с
чрезмерным  усердием дружеские чувства выказывают, как правило, тогда, когда
хотЯт предать своего друга.
     ‘итник  стоЯл в сторонке, до поры до времени он не хотел сталкиватьсЯ с
кнЯжеским  зодчим,  несмотрЯ  на  огромное желание посчитатьсЯ с ним (что-то
подсказывало  боЯрину,  что этот огромный, загадочный в своих способностЯх и
в  своем  быту  человек - его бывший раб, а уступать свое ‘итник не привык и
не  умел),  -  ведь за ‘ивооком стоЯл кнЯзь, а это был единственный человек,
которого бывший медовар боЯлсЯ.
     ‘ивоок  тоже  чувствовал,  что  ‘итник  ходит за ним по пЯтам, ему тоже
иногда  хотелось  найти  боЯрина  и  поговорить  с  ним  с  глазу  на  глаз,
убедитьсЯ,  что  это  в самом деле медовар из далекого детства, но у него не
было  длЯ этого времени, а более же всего он боЯлсЯ, что тогда возвратЯтсЯ к
нему  все воспоминаниЯ, встанет перед глазами маленькаЯ ‚еличка, длЯ которой
с  таким  трудом  разыскивал  в пуще синий цветок. Ђ где теперь ‚еличка, где
синие цветы? Ќет ничего, все изменилось, а о давнишнем страшно и подумать.
     Ќеожиданно  к  сообщничеству  двух врагов ‘ивоока присоединилсЯ третий,
совсем  посторонний,  казалось  бы,  неспособный  на  подлость  человек, тем
только  и  приметный,  что  любил болтать Языком. Ќо, как говоритсЯ, стрелой
попадешь  в  одного,  а  Языком  -  в  тысЯчу.  —асто  речь  бывает страшнее
острейшего оружиЯ.
     ќтим  третьим  оказалсЯ  Ѓурмака,  кнЯжий  шут  и  глумотворец.  Ќе мог
смиритьсЯ  с  тем,  что  с  каждым  днем все дальше и дальше отодвигаетсЯ от
кнЯзЯ,  из  особы  приближенной  превращаетсЯ в нечто лишнее, нежелательное.
€скал  причин  такого  оборота  дела,  искал  причин кнЯжеской немилости - и
никак  не  мог найти. Њалым своим умом не мог сообразить, что такие, как он,
нужны  не  всегда,  что  они  имеют свое времЯ. ‚о времена жестокие исчезает
мудрость,  предаютсЯ забвению науки, художества, остаютсЯ только дураки. Ћни
всегда  плодЯтсЯ  там,  где  угнетаетсЯ  свобода.  „лЯ  свободы же дураки не
надобны.  Ќо  Ѓурмака  размышлЯл  иначе:  раз  он устранен от кнЯзЯ, следует
искать,  кто  же занЯл его место, кто стал приближенным. Ђ кто? џсно: ‘ивоок
с его церковью!
     Ѓурмака  тоже  приходил  на  стройку,  нахально лез повсюду, цеплЯлсЯ к
‘ивооку  с  дурацкими  загадками: "Ђ что круглое, а посередине - столб?" ‘ам
же и разгадывал: "‹ужа! ѓе-ге-ге!"
     Џозднее,  присмотревшись или по наущению Њищилы, начал ездить на осле и
возле  самой  церкви,  и  в  глинищах, где выжигались плинфы, и на пристани,
откуда  погонщики  волов  тащили  с  лодей  камень, и среди торжищ - и всюду
разглагольствовал про ‘ивоока:
     - Џосмотрите-ка,  ничего  человек  не  делает,  а  прибыль  имеет! € не
кнЯзь,  и  не  боЯрин,  и  не купец, и на дуде не играет, а богатеет! ‚сЯкаЯ
птица своим носом сыта. Ђ что же это за нос?
     ‘ивоок  четвертую  часть  своей  платы жертвовал на строительство, - не
помогло,   не   заткнул   глотку  Ѓурмаке.  Њногие  начали  сердитым  глазом
посматривать  на  главного  зодчего.  €бо  не могли взЯть в толк, как это, в
самом  деле,  может  такое  быть,  чтобы один копал землю и ворочал камень и
имел  три  ногаты  за день, а другой получал бы во сто крат больше, и только
за  то, что носит голову на плечах? ђазве головы не одинаковы? Њожет, внутри
и различаютсЯ они между собою, но кто же может заглЯнуть внутрь?
     „о  кнЯзЯ  все  это,  конечно, не доходило. џрослав никогда еще не имел
таких  мирных  и  спокойных  лет  кнЯжениЯ,  как  эти,  свЯзанные  с началом
возведениЯ  великого  Љиева,  считал  это  добрым  предзнаменованием,  часто
вспоминалась  ему ночь, когда двое неизвестных принесли в полутемную горницу
вылепленную   из   сверкающего  воска  церковь,  и  тогда  бросал  все  свои
государственные  дела,  повелевал  ‘итнику найти ‘ивоока и ѓюргиЯ, затевал с
ними  трапезу  на  кнЯжеском  дворе, а иногда и сам шел к ним, и усаживались
они  где-нибудь  в корчме, кнЯзь был без охраны, без прислуги, сидел простым
человеком  среди  зодчих  и художников, пил с ними, ел, похвалЯлсЯ точно так
же,  как  и  они,  чувствовал  себЯ  совсем  молодым,  приподнЯтым, это были
неповторимые ночи.
     ‚  одну из таких ночей ‘итник, будучи не в состоЯнии отомстить ‘ивооку,
нашел  все-таки способ, как выместить свою злость. ‘начала послал Њищиле два
бочонка  меду,  велел Ѓурмаке устроить там изрЯдную пирушку, длЯ которой он,
‘итник,  обещает  вельми  незаурЯдное  развлечение.  Ђ  потом  поздней ночью
послал  своих  людей  в  хижину  ‘ивоока,  они  силой  вытащили оттуда €ссу,
завернутую  в  корзно,  принесли ее в корчму, где разглагольствовал Ѓурмака,
вытрЯхнули  из  мехов,  и  она предстала перед одуревшими от питьЯ мужчинами
почти голаЯ, перепуганнаЯ, беззащитнаЯ в своей наготе, душевной и телесной.
     - Џоговори  с нею, - крикнул Ѓурмаке Њищило. - Ћна умеет по-нашему! Ћна
такаЯ разговорчиваЯ!
     Ѓурмака  этого  только  и ждал. Ћн мигом подскочил к €ссе, дернул ее за
руку:
     - Ђ ну-ка скажи! ‘кажи!
     €сса смотрела на него большими глазами и молчала.
     - ѓав-гав! - запрыгал вокруг нее Ѓурмака. - Џочему молчишь! ‘ивоок!
     €сса  закрылась руками. Ћна поднЯла руку, будто молилась то ли за себЯ,
то  ли  за ‘ивоока, которого не видела здесь и не знала, что с ним, а может,
молилась и за этих никчемных людей - кто же это ведает?
     - ‘кажи: ‘ивоок! - крикнул Њищило.
     - ‚ода, - прошептала €сса.
     - ’их-хо! - ревнул Ѓурмака. - Ћна что-то бормочет.
     - ‚ода, - точно так же тихо повторила €сса.
     - ѓа-га-га!  -  заржал  Ѓурмака.  -  Ћтгадай  загадку. Ђ что длинное да
закрученное, как собачий хвост?
     - †ито, - думаЯ о своем, сказала €сса.
     - ѓе-ге-ге! - хохотал Ѓурмака. - ‚от девка! Ћй, умру!
     ’еперь  смеЯлись  все.  ‘мотрели на растерЯнную, несчастную, тоненькую,
большеглазую  девушку,  уже  не  слышали, что она говорит, пошли на поводу у
своей  пьЯной удали, смеЯлись, хохотали, ревели, размазывали по мордам слюну
и  слезы,  раздирали  рты  до  ушей, хохотали во все горло, до обалдениЯ, до
слез, до безумиЯ, заливались, качались, надрывали животики, задыхались.
     - Ћй, лопну!
     - Џодохну!
     - ’ресну!
     —ертом  из  ада  носилсЯ вокруг €ссы Ѓурмака, брызгал слюной, плевалсЯ,
ржал, как жеребец, а Њищило сквозь всхлипываниЯ от смеха ревел из-за стола:
     - ‘проси еще!
     - Џусть скажет! - разъЯренно визжали пьЯницы.
     - Џро воду!
     - Џро жито!
     - •а-ха-ха!
     - ѓо-го-го!
     €  это  несчастное,  забитое,  обезумевшее  от страха создание решилось
наконец   на   отчаЯнный   шаг:  с  коротким  горестным  криком-стоном  €сса
оттолкнула  распоЯсавшегосЯ  шута,  одним прыжком добралась до двери и молча
побежала   по   темной   узенькой   улочке,  распугиваЯ  ночных  сторожей  с
деревЯнными  колотушками  и  случайных  прохожих. € хотЯ казалось, что бежит
вслепую,  не  разбираЯ  дороги,  все  же €сса интуитивно направлЯлась к тому
месту   на  городском  валу,  откуда  любила  смотреть  на  широкие  разливы
днепровских  и  деснЯнских  вод,  и то ли кто-то заметил ее уже на валу, или
догадалсЯ  кто  о  ее  страшном  намерениЯ, или же нашлась среди прихвостней
Њищилы  еще  не  до  конца  пропащаЯ  душа,  или это был уличный сторож, или
просто  какой-то  случайный  человек, но поЯвилсЯ неизвестный там, где кнЯзь
џрослав пировал с ‘ивооком, ѓюргием и их товарищами, и крикнул ‘ивооку:
     - ќй, там твоЯ агарЯнка сбежала!
     ‘ивоок,  не расспрашиваЯ далее, метнулсЯ к двери, а за ним, извинившись
перед  кнЯзем  за  такой  не  совсем  учтивый  перерыв  в угощении, бросилсЯ
ѓюргий,  которому  послышалось  что-то  слишком  уж  тревожное и страшное не
столько в этом выкрике, сколько в неистовом прыжке ‘ивоока из корчмы.
     ‘ивоок  побежал  по  тем  же  самым  улицам,  по которым совсем недавно
пролетела  €сса,  он  примчалсЯ  на  вал  и взобралсЯ на самую вершину одним
махом,  он  рванулсЯ  к  самому  обрыву, к черной ночной пропасти, в которой
где-то  глубоко-глубоко шумели деревьЯ и раздавалсЯ какой-то крик, как будто
упало, провалилось туда все живущее на свете.
     ѓюргий  подбежал  в  самый  раз, чтобы успеть схватить ‘ивоока, который
так  бы  и  рванулсЯ  в  эту  пропасть, он крепко схватил товарища, дернул к
себе,  оттЯнул от обрыва, молча повел подальше от опасного места, а ‘ивоок в
молчаливой  Ярости вырвалсЯ и снова метнулсЯ туда, к пропасти, но тут ѓюргий
наконец  понЯл  всю  опасность  того,  что  может  здесь  случитьсЯ, и успел
крикнуть:
     - Џрыгай, дурак! џ - за тобою!
     ’олько  это  остановило  ‘ивоока.  Њир  был  не только там, внизу, - он
оставалсЯ  еще  и  здесь,  за спиной, нужно было только обернутьсЯ к нему, и
‘ивоок   обернулсЯ  к  ѓюргию,  понуро,  бессильно  встал,  спросил  упавшим
голосом:
     - ‡а что они ее так?
     ѓюргий  молча  обнЯл ‘ивоока за плечи, повел его с вала вниз, осторожно
прошел  с  ним  через  торговище, затем они миновали темные дворы боЯрские и
купеческие,  вышли  на  поле,  где  среди  камней,  дерева,  плинфов,  среди
разрытой  земли,  среди строительного хлама, среди возов, под которыми спали
люди,  среди фырканьЯ коней и вздыханиЯ волов, жевавших во тьме свою жвачку,
поднимались  в  киевское небо еще не завершенные стены причудливого, дивного
сооружениЯ.
     - ‚идишь? - горЯчо прошептал ѓюргий.
     ‘ивоок молчал.
     - Ћни  такого  не  могут!  - горЯчо промолвил ѓюргий. - Ќикто не может.
’олько ты! Ђ они, как голодные шакалы, рвут у тебЯ, что могут!
     ‘ивоок стоЯл словно окаменелый.
     - ЏроклЯтье,  проклЯтье  им  всем, бездарным, завистливым, никчемным! -
воскликнул  ѓюргий,  и голос его, отразившись от стен, громким эхом загремел
над  всеми  строительными  стойбищами,  эхо  перебрасывало  грозное  слово с
ладони на ладонь, смаковало его: "ЏроклЯтье... клЯтье... Ятье... Ятье!"
     - „а   разверзнутсЯ   небеса   и  поразЯт  их  громами  и  молниЯми!  -
неистовствовал   ѓюргий,   надеЯсь   вырвать   своего  товарища  из  тЯжкого
оцепенениЯ  обвалом  слов, которые он обрушивал на головы притаившихсЯ здесь
злодеев.  - „а проклЯнет их всЯк входЯщий и выходЯщий! „а будет проклЯт харч
их,  и  все добро их, и псы, которые их охранЯют, и петухи, которые поют длЯ
них!  „а  будет  проклЯт  их  род  до  последнего  колена,  да не поможет им
молитва,  да  не  сойдет  на них благословение! „а будет проклЯто место, где
они  теперь,  и  всЯкое,  куда  перейдут  или  переедут! Џусть преследуют их
проклЯтьЯ  днем  и ночью, ежечасно, ныне и присно, едЯт они или переваривают
пищу,  бодрствуют  или  спЯт, стоЯт или сидЯт, говорЯт или молчат! ЏроклЯтье
их  плоти  от темени до ногтей на ногах, да оглохнут они и ослепнут и станут
безъЯзыкими  все, проклЯтье им отныне и во веки веков до второго пришествиЯ,
им, трижды никчемным, мерзким и гадким! Ђминь!
     ‘ивоока  это  мало  утешило.  …сли  бы  можно  было  благословением или
проклЯтием  возвратить  чью-то  утраченную  жизнь!  Ќо  не поможет, ничто не
поможет.  „а  ѓюргий, отведЯ немного душу в словах-проклЯтиЯх, тоже понимал,
что  его  товарищу  нисколько не полегчало, но не такой человек был ивериец,
чтобы  беспомощно  опускать  руки,  он  снова подскочил к ‘ивооку, обнЯл его
крепко  за  плечи  рукою,  сдвинул  с  места,  повел  вперед, прЯмо к стенам
строЯщейсЯ  церкви,  нашел  там  в  темноте ступеньки, по которым можно было
взобратьсЯ   наверх,  на  самую  верхушку  волнистых  апсид,  проводил  туда
измученного  ‘ивоока, казалось, навеки утратившего интерес к жизни, и, когда
встали  они на широкой стене под покровом душистой летней ночи, когда ударил
в  их разгорЯченные лица свежий ветер из-за „непра и из дальних боров и пущ,
ѓюргий  рванул  из-за  поЯса  небольшой бурдючок, в котором, по обычаю своей
земли, всегда носил вино, поднес трубку к губам ‘ивоока, крикнул:
     - Џей!  ’олько  жалкие  души  могут думать, что остановЯт тебЯ, ‘ивоок!
Џей, чтоб ты возвысилсЯ над всеми, чтоб утопил своих врагов!
     ‘ивоок  через силу шевельнул Языком, сделал глоток, вино было пахучим и
обжигающим,  прокатилось  по  его внутренностЯм, будто клубок веселого огнЯ;
тело  его  встрепенулось,  постепенно возвращаЯсь к жизни, сознание было еще
омрачено,  однако  уже пробивалась мысль о том, что великое дело, которое он
начал, должно превысить все: и боль, и горе, и несчастье!
     - Џей!  - кричал ѓюргий. - Џей, и да будет с тобой сила наших предков -
твоих и моих! „а будет огонь и страсть!
     ‚ино  из бурдюка содержало в себе полынную горечь степи и пронзительную
прозрачность  гор,  искрометные лучи солнца отзывались в нем и влились прЯмо
в  кровь  человека,  ‘ивоок  сделал еще один большой глоток, оперсЯ плечом о
ѓюргиЯ, крепче утвердилсЯ на стене.
     - Ѓрат мой, - сказал он, обращаЯсь к ѓюргию, и повторил: - Ѓрат мой!
     ’от обнЯл ‘ивоока, прикоснулсЯ к его бороде своей иверийской бородкой.
     - „орогой,  -  промолвил  он растроганно, - все-таки жизнь - величайшаЯ
роскошь! Џей!
     "„а,  -  думалось  ‘ивооку,  - жизнь прекрасна. Ќужно это понимать даже
тогда, когда кажетсЯ, что все уже утрачено".


                                  1966 год
                        ЉЂЌ€Љ“‹›. ‡ЂЏЂ„ЌЂџ ѓ…ђЊЂЌ€џ

                                                      ‚ыбрали мы свидетелей,
                                                      и хорошо выбрали, черт
                                                                     побери!

                                                                   Џ.Џикассо

     ‚  Њарбург  они  не  поехали.  ‡ато  выслушали от ‚ассеркампфа еще одну
историйку.  Ќа  этот  раз  - о лебедЯх. Џроисходило это на одном из островов
‘еверного  морЯ.  ’ам,  в  прибрежной  полосе, множество островов, больших и
малых,  в древние времена они били заселены фризами, людьми стихии, суровыми
рыбаками  и  мореходами,  обладавшими  душами чуткими к красоте природы Я ее
чуду.  ’еперь  там поселЯютсЯ многие из тех, кто жаждет душевного покоЯ, кто
хочет  сменить ничтожную мирскую суету на тихие раздумьЯ, на одинокую беседу
с  природой  и высшими силами. Ѓыть может, живет на тех островах особый "дух
места",   оставленный   еще  древними  фризами,  и  этот  дух  передаетсЯ  в
наследство  новым жителЯм, и они, как никогда раньше, тЯнутсЯ всем сердцем к
жизни в ее первобытных проЯвлениЯх. ’аково вступление к этой истории.
     - Ќу  вот,  -  продолжал  ‚ассеркампф. - Ќа одном маленьком островке, в
маленьком  поселке  укрылась  от мирских тревог чета пожилых людей. €х можно
было  назвать  эмеритами,  то есть людьми на пенсии, а можно и эремитами, то
есть   монахами-отшельниками.   €гра  слов,  а  суть  не  изменЯетсЯ.  Ѓудем
откровенными:  муж  был  ветераном  войны,  потерЯл  на  фронте руку, не под
Њосквой  и  не  под  ‘талинградом,  пускай это вас не тревожит, человек этот
вообще  на  ‚осточном  фронте  не  был, потому что ранен был еще в сороковом
году  под  „юнкерком.  Џредставьте  себе:  там  были  раненые  также и среди
немцев, были даже убитые, но не об этом речь.
     €так,  заслуженный  ветеран,  имеЯ  небольшую  пенсию  от  федерального
правительства  и  соответствующие  сбережениЯ,  как  это умоет делать каждый
порЯдочный  немец,  сумел  купить  на  маленьком  острове  маленький домик и
поселилсЯ  там  с  женой.  „вое пожилых людей, свЯзанных с миром только, так
сказать,   общей   экзистенцией,  да  еще  и  почтовым  ведомством,  которое
ежемесЯчно присылало им небольшую денежную сумму.
     €меЯ  много свободного времени, супруги решили изучить остров, длЯ чего
ими  были  разработаны  соответствующие  маршруты,  и  так  они  и  измерЯли
островок  собственными  ногами.  Љогда  мы  говорим  "маленький  остров", то
выражаемсЯ  чисто  географически,  ибо  маленьким  он считалсЯ в сравнении с
материками,  с  островами большими, с архипелагами, маленьким он казалсЯ длЯ
быстроходных   лайнеров,  проплывавших  мимо  него  на  Ѓерген,  ‹ондон  или
Ђнтверпен;  совсем  как  маковое  зернышко  был  этот  остров длЯ реактивных
самолетов,  потому  что при сверхзвуковой скорости такой лоскут земли просто
не  попадет  в  поле  зрениЯ, на него отводитсЯ даже не секунда во временном
исчислении,   а   всего   лишь  долЯ  секунды,  времЯ  крайне  малое,  чтобы
человеческий   взглЯд   успел   зафиксировать  все  вокруг  с  исчерпывающей
полнотой.  Ќо  длЯ  двух  пожилых людей, живущих на таком лоскуте земли, длЯ
людей,  не  имеющих  ни  автомобилЯ, ни мотоцикла, а имеющих всего лишь один
велосипед  на  двоих, понЯтие "маленький остров" обретает значение несколько
иное,  чем  длЯ  тех, кто живет на материке среди необозримых просторов. „лЯ
этих  двоих  людей  маленький  остров  был  по-своему  землей великой, почти
необозримой,  он  таил множество секретов, на нем находили они новые и новые
тайные  уголки:  небольшие  озера, пригорки, бугры, деревьЯ, цветы, ручейки,
неожиданные  изгибы  берега,  о  которые  с особым шумом разбиваютсЯ морские
волны.   …сли   подумать,   то   даже  на  незначительном  пространстве  при
соответствующем  настроении  и  желании человек всегда может найти множество
неожиданных  открытий, благодарЯ чему этот простор обретет длЯ него свойство
безграничности.
     ‚   числе  других  открытий,  сделанных  супругами  на  островке,  было
небольшое  озеро,  неглубокое,  тихое,  и  ничего  в этом озере и не было бы
интересного,  если бы не застали наши путешественники однажды там двух белых
лебедей.  Ѓыла уже осень - времЯ, когда птицы из этих суровых северных краев
перелетают  на юг; давно должны были бы, кажетсЯ, отправитьсЯ в дальние краЯ
и  лебеди,  но что-то их задержало здесь; возможно, они полюбили этот остров
точно  так  же,  как  эти  двое  уединившихсЯ людей, возможно, и в лебединых
душах  родилсЯ  сантимент  к забытому всеми куску земли среди серых холодных
волн  Ќемецкого  морЯ,  -  как  бы  там  ни  было,  а между птицами и людьми
возникло  что-то  общее, какаЯ-то словно бы искра привЯзанности соединила их
мгновенно,  женщина сразу решила, что птицы голодны, что их нужно накормить,
она  раскрошила  свои  бутерброды,  бросила  крошки в воду, однако лебеди не
хотели  верить  людЯм, они отплывали подальше от берега, сторожко вытЯгивали
шеи,  готовы  были  в любую минуту распрЯмить крыльЯ и взлететь. Љогда муж и
жена  поЯвились  утром на берегу озера, обнаружили, что лебеди, оказываетсЯ,
не  улетели,  они  словно ждали людей, хотЯ и на этот раз держались подальше
от  берега, но уже не так сторожко поглЯдывали на своих вчерашних знакомых и
даже  изъЯвили  намерение  взЯть  предложенную  пищу,  правда,  ограничились
только намерением.
     ‘амое  удивительное  было,  однако,  впереди!  ‹ебеди не улетали на юг,
пропущены   уже  были  все  сроки,  приближались  холода,  клубились  густые
холодные  туманы  над островом и морем, начались штормы, а лебеди продолжали
плавать  по озеру, немного смелее приближались к людЯм, начали уже принимать
от них пищу, постепенно зарождалась дружба между людьми и птицами!
     ‡а  зиму  дружба  стала  настоЯщей,  теперь  жизнь  длЯ эмеритов обрела
значимость,   она   наполнЯлась  заботами,  с  материка  были  выписаны  все
возможные  книги  о лебедЯх, жена и муж готовили длЯ птиц пищу точно так же,
как  родители  готовЯт  пищу  длЯ  детей;  лебеди  надлежащим образом ценили
человеческую  заботу, стали почти ручными, пополнели за зиму, на них выросло
новое      перо,      они      заметно     покрасивели,     стали     такими
прекрасно-величественными,  что  наврЯд  ли  и  могли  бы стать такими после
длительных перелетов на юг и снова в краЯ летних гнездовий.
     €  летом  лебеди тоже не покинули озеро, наоборот, они приманили к себе
еще  одну  пару, а под осень на озере уже собралось несколько лебединых пар,
и  длЯ  супругов наступила зима, и вовсе насыщеннаЯ большими хлопотами. Џищу
лебедЯм  пришлось  возить  на  велосипеде,  прикреплЯЯ  к  нему  специальную
тележку;  каждому  лебедю  была  дана  кличка,  муж  и  жена разговаривали с
птицами,  и  те  их  слушали,  грациозно вытЯгиваЯ шеи; весной часть лебедей
направилась  куда-то  на  другие острова и озера, однако осенью их стало еще
больше  на  озере,  -  казалось,  что  лебеди  со  всего  морЯ  намереваютсЯ
поселитьсЯ  на  зиму  здесь,  чтобы  не лететь бог весть куда, на озере было
сытнее  и  лучше, чем в дальних краЯх извечных странствий; муж и жена теперь
не  имели  ни отдыха, ни хотЯ бы минуты свободного времени, днем и ночью они
работали  на  своих  лебедей,  отдаваЯ птицам все, что могли и что имели, но
настал  такой  день,  когда люди вдруг вынуждены были признатьсЯ самим себе,
что  уже  ничего  не имеют, что отдали птицам все, истратили все сбережениЯ,
продали  все,  что могли продать, взЯли кредит под свою пенсию, но все равно
не  хватило  и  этого кредита, в будущем теперь людей не ждало ничего, кроме
голода  и  безнадежности;  но  они  за  себЯ  не  боЯлись  - им страшно было
подумать,  что случитсЯ с птицами, которые доверились людЯм, а теперь должны
будут тЯжко расплатитьсЯ за свое доверие.
     ’огда  муж  вспомнил,  что  где-то  на  материке  у  него  должно  быть
несколько  камрадов со времен войны, старых, добрых солдат с чуткими душами,
он  написал  им; не все получили эти письма, потому что кое-кого уже не было
и  на  свете,  но  кто-то  там  переправил  это письмо в какую-то газету, на
остров  примчалсЯ  репортер,  газета  мигом поднЯла кампанию, за неделю было
создано  добровольное  общество  в  защиту североморских лебедей, посыпались
пожертвованиЯ  на  содержание  птиц,  самые  бедные посылали несколько своих
марок  или пфеннигов. €бо лебеди не должны утрачивать веру в людей, причем -
добрую веру!
     ‚от такаЯ историЯ.
     - Ќу  хорошо,  -  сказал  Ѓорис  Ћтава, - но герр ‚ассеркампф, кажетсЯ,
обещал нам, что еще сегоднЯ мы поедем в Њарбург?
     - ‚ы  нам  обещали,  -  напомнил  со  своей  стороны и третий секретарь
посольства.
     - ѓоспода,  не  волнуйтесь,  все будет, полагаю, хорошо, хотЯ, не стану
скрывать,  возникают  некоторые  компликации,  но  это  уже  касаетсЯ работы
нашего  управлениЯ,  поэтому, думаю, лучше прежде времени вас не беспокоить,
нетва?
     - ЏриЯтно  узнать  о  людЯх,  встающих на защиту птиц. - Ѓорис изо всех
сил  пыталсЯ приглушить иронию. - Ќо хотелось бы надеЯтьсЯ, что с не меньшим
сочувствием  отнесутсЯ  ваши  соотечественники  к  тем, кто встает на защиту
истории.   Џоэтому   нас   немного   удивлЯет   ваша  нерешительность,  герр
‚ассеркампф.   ‚едь   все  так  просто.  Ћчень  важный  старинный  документ,
принадлежащий  нашему  народу, во времЯ войны злодейски был вывезен из Љиева
и сейчас находитсЯ в Њарбурге.
     - ќто еще не доказано, - быстро подбросил ‚ассеркампф.
     - ‚о  всЯком  случае,  в  Њарбурге есть человек, который знает, где и в
чьих  руках  этот  документ,  человек, который, очевидно, изрЯдно провинилсЯ
перед  моим  народом, перед моим городом, перед... џ не буду продолжать, ибо
еще  не  имею доказательств в отношении Ћссендорфера и старинного пергамента
времен  Љиевской ђуси, содержание которого профессору Ћссендорферу известно,
известно  об  этом  и вам, вы имеете научный журнал с публикацией профессора
Ћссендорфера,  имеете  наши  подтверждениЯ  о  том,  что  пергамент до войны
хранилсЯ в киевском институте.
     - Љстати,  майне  геррен,  в  Њарбурге  в свое времЯ училсЯ ваш великий
поэт Џастернак, - улыбнулсЯ ‚ассеркампф.
     - Ђ  еще  раньше - ‹ютер, а также ‹омоносов и братьЯ ѓримм, - точно так
же  многозначительно  улыбнулсЯ  и  Ѓорис,  -  а  сейчас  там нас ждет тайна
киевского  пергамента,  который  просуществовал,  несмотрЯ  на  все  мировые
событиЯ,  девЯтьсот  двадцать  девЯть  лет,  а  вот  теперь  не  может  быть
возвращен в руки настоЯщих хозЯев только из-за...
     - Џрошу  прощениЯ,  -  быстро произнес ‚ассеркампф, - но Я напомню вам,
майне  геррен,  что  существовал пергамент еще более древний, и там тоже шла
речь о Љиевской ђуси, о самом Љиеве, о ваших кнЯзьЯх.
     ‚ассеркампф  схватил  со  стола  заранее  подготовленную  бумагу, начал
быстро  читать,  по  возможности пытаЯсь придать своему голосу торжественную
риторичность:
     - "’ем  временем  џрослав  занЯл  силой  один город, принадлежавший его
брату,  и  увел всех жителей. ‡ато необычайно могучий город Љиев по наговору
Ѓолеслава  стал  жертвой  упорных  набегов  со  стороны печенегов и огромные
понес  потери  в  результате  больших пожаров. …го жители защищались, однако
вскоре   открыли  ворота  перед  неодолимыми  чужеземцами.  Ѓрошенный  своим
властелином,  который  бежал,  Љиев  принЯл  в день 14 сентЯбрЯ Ѓолеслава, а
также  изгнанного  много  лет  назад  кнЯзЯ ‘вЯтополка, который овладел всем
этим  краем,  используЯ страх перед своими. Љогда вступали в город, тамошний
архиепископ   приветствовал  их  торжественно  реликвиЯми  свЯтых,  а  также
другими  разнообразными  драгоценностЯми из храма свЯтой ‘офии, сгоревшего в
прошлом  году  вследствие  несчастного  случаЯ. ‡десь присутствовали: мачеха
упомЯнутого  кнЯзЯ,  его  жена,  а также девЯть его сестер, одну из которых,
издавна  облюбованную,  этот  самый  развратник Ѓолеслав захватил бесстыдно,
забываЯ  о  своей  брачной  жене.  Ћдновременно  подарено  ему  бесчисленное
количество   денег,   из   которых  огромную  часть  разделил  между  своими
сообщниками  и  любимцами,  определенную  же часть отправил на родину. ‘реди
подкреплений,  которые  были  у  упомЯнутого  кнЯзЯ,  насчитывалось  от  нас
триста,  от  венгров пЯтьсот, от печенегов, наконец, тысЯча людей. ‚сех этих
людей  отослал  тамошний  властелин  домой, когда смог убедитьсЯ с радостью,
как  жители краЯ тЯнутсЯ к нему и свою верность ему выражают. ‚ этом большом
городе,   который   ЯвлЯетсЯ   столицей   государства,  насчитываетсЯ  свыше
четырехсот церквей и восемь рынков, количество жителей не поддаетсЯ учету.
     Џускай  бог  всемогущий  будет  посредником  во  всех  делах  и  укажет
милостиво, что ему нравитсЯ, а нам пользу принести может".
     - ‚ы  узнаете,  профессор,  этот  текст,  нетва?  ќто харатьЯ Thietmari
Merseburgensis  Episcop  Chronicon  -  из  хроники  ’итмара  Њерзебургского,
немецкого  епископа,  который  в тысЯча восемнадцатом году был в вашем Љиеве
вместе   с   польским  кнЯзем  Ѓолеславом,  -  нетва?  ‚ы  не  назовете  его
завоевателем - нетва?
     - Ќет,  мы называем ’итмара очевидцем, - сказал спокойно Ѓорис, - это -
один  из  старейших  очевидцев,  который  оставил  нам  описание  Љиева  без
позднейших   исправлений,   дописок   и   выдумок,  как  это,  к  сожалению,
наблюдаетсЯ в летописЯх и в исторических произведениЯх.
     - Џрекрасно!  -  воскликнул,  вскакиваЯ  со стула, ‚ассеркампф. - ‚ы не
отрицаете  ценности  и  важности работы мерзебургского епископа ’итмара! ќта
книга  пережила  девЯтьсот  тридцать  семь  лет.  ‘то  девЯносто две харатьи
древнего  пергамента.  Ќе  один  листик,  а  сто  девЯносто  два!  ќто  была
собственность  ‘аксонской  библиотеки  в  „рездене,  и эти сто девЯносто два
листа  пергамента,  который  просуществовал  девЯтьсот  тридцать  семь  лет,
сгорели  в  мае  сорок пЯтого года вместе с ‘аксонской библиотекой, вместе с
„резденом,  в  результате,  как сказал бы сам ’итмар, огромной бомбардировки
американской авиации. Ќетва?
     - ‚ы  сообщаете  нам  об  этом таким тоном, - не удержалсЯ Ѓорис, - как
будто   хотите  сказать,  что  мы  должны  благодарить  за  спасение  нашего
пергамента, хотЯ бы той одной страницы, которую Я сейчас разыскиваю.
     - ‚озможно,  даже  так,  -  пожал  плечами ‚ассеркампф, - все возможно,
если  подумать.  џ  вам уже говорил о вашем художнике. Џредставьте себе: его
выкатили  из вагона, он превратилсЯ в обледенелую глыбу. Џолучилось так, что
американцы  круглосуточно  бомбили  город,  люди  вынуждены  были  сидеть  в
укрытиЯх,  а  на  станции  в  это времЯ стоЯл эшелон с пленными. Ѓыл большой
мороз,  кое-кто  из пленных, имеЯ не очень теплую одежду, страдал от холода,
хотЯ  и  известно,  что  русские  весьма  привычны к холоду, кое-кто и вовсе
замерз  насмерть.  Џришлось  высвобождать  от  них  вагоны,  длЯ  этого было
мобилизовано  население,  то  есть  старики  и  женщины,  женщины выкатывали
замерзших  из  вагонов,  и  вот  у  одного замерзшего в камень одна немецкаЯ
женщина  совершенно  случайно  увидела  уголок какой-то бумаги на груди. Ћна
расстегнула  на  мертвом  одежду,  достала  эту  бумагу и сразу узнала в ней
диплом  ”лорентийской  академии  искусств,  потому что точно такой же диплом
имел  и  ее муж, которого взЯли на ‚осточный фронт в саперные части и где он
погиб.  †енщина  прислонилась  ухом  к груди русского и услышала, что у него
еще  бьетсЯ  сердце.  Ћно билось еле слышно, жизнь держалась, как говоритсЯ,
на  волоске  в  этом  теле,  но женщина решила спасти эту жизнь! Ћна украла,
буквально  украла замерзшего пленного, привезла к себе домой, возвратила его
к  жизни,  втайне  от  соседей прЯтала художника у себЯ в квартире до самого
конца войны. Џотом он возвратилсЯ к себе домой.
     - ’руднее  было  бы  сосчитать и рассказать о тех, кто не возвратилсЯ и
никогда не возвратитсЯ, - сказал Ѓорис.
     - Њы  стараемсЯ  возвратить все, - торжественно заЯвил ‚ассеркампф, - и
надеюсь,  что никому не даем оснований сомневатьсЯ в немецкой честности. Њог
бы  привести  вам  пример,  касающийсЯ  исторических документов. ђечь идет о
"Љодексе  ‘упраслиенсис",  проще  говорЯ  - ‘упрасльском кодексе, который до
войны   был   собственностью  ‚аршавской  государственной  библиотеки.  ѓерр
профессор слыхал об этом кодексе, нетва?
     - ќто моЯ специальность, - подтвердил Ћтава.
     - €  герр  профессор  знает,  какую ценность представлЯет собой кодекс.
„есЯтое,   а   может,  и  девЯтое  столетие.  Џисано  кириллицей,  возможно,
где-нибудь  в  Џрикарпатье,  то  есть  на  территории  современной  “краины.
„вадцать  четыре  менаэум,  то  есть  житий  свЯтых,  гомилии, приписываемые
€оанну  Љрестителю,  …пифанию Љипрскому и патриарху ”отию. ђукопись эта была
спасена  кем-то  из  наших  солдат во вре