, глядя, как мальчишка жадно
глотает воду. - Стрелочники мне звонят, пожарные звонят... Одни сообщают:
Ерохин на путях трещины ищет, другие - что он в огонь лезет, третьи - что он
спасательную станцию имени Антарктиды открывает...
- Какие трещины? Зачем трещины? - переспросил Ерохин.
- Какие и зачем - это уж ты мне расскажи, - сказал майор.
- Я никакие трещины нигде не искал.
Майор пристально посмотрел Женьке в глаза.
Было не похоже, чтобы мальчуган говорил неправду.
- Как это не искал? - спросил он удивленно.
- Так, не искал!
- Да тебя же стрелочница у Ховрина видела! И разговаривала с тобой.
- Не был я у Ховрина... И со стрелочницей не разговаривал.
- Подожди, подожди, как это не был? Что же это получается? Получается,
значит, не ты трещины искал?
- Не я, товарищ майор!
В это время где-то вдалеке раздался глухой гром. Мальчишка внимательно
прислушался к нему и, глядя в недоверчивые глаза майора, еще раз повторил:
- Ну честное антарктическое, не я!
Шум приближался.
- Ну, если честное антарктическое, тогда конечно... - Майор покачал
головой и сказал: - А зачем ты в Химках в пожарную машину прятался?
Шум приближался. Он становился все слышней и отчетливей. Теперь было
ясно, что это бил в барабаны проходивший по улице пионерский отряд.
- Не был я в Химках, - сказал Женька. - И вообще нигде не прятался!
"Точка! Точка! Точка-тире-точка!" - говорили барабаны.
- Я все время на Москве-реке был...
"Точка-тире-точка! Точка! Точка!" - били барабаны.
- Сначала я был у пионерского лагеря, потом у детского сада, а потом
возле пансионата... А если я ночью под лодкой лежал, так я тоже не прятался,
я под нее от града залез...
Тире-тире-точечный марш гремел на далекой улице, рассыпая во все концы
города тысячи ребячьих радиограмм!
Майор с Женькой прислушались к барабанному бою.
- Значит, в пожарном депо тоже не ты был? - сказал майор. - На путях не
ты, и в депо не ты... Вот те раз - два раза!
В отделении милиции даже стекла дрожали от барабанных радиограмм.
- Товарищ майор! - крикнул дежурный милиционер, входя в комнату. - Там
еще двух мальчишек привезли!
- Каких мальчишек?
- Да, говорят, вроде бы еще двух Ерохиных.
Барабаны замолчали.
Майор и Женька посмотрели на открытую дверь, за которой были слышны
приближающиеся шаги.
ВТОРОЙ ЕРОХИН... И ТРЕТИЙ ЕРОХИН
Пожарный был в полной форме. Брезентовая роба и штаны были перепачканы
сажей и пахли дымом.
- Я вам о нем звонил, товарищ майор, - сказал пожарный, показывая
глазами на стоящего рядом паренька с измазанным лицом, в прожженной
ковбойке. - Сначала в машину прятался, а утром на пожаре встретились. Я его
со второго этажа из горящего дома за шиворот вытаскиваю, а он кричит: "Меня
не надо спасать, я сам спасаю!" Мы бы его, конечно, и сами домой отправили,
так он ни имени, ни фамилии, ни адреса - ничего не говорит...
- Так, - сказал майор, переводя взгляд на стоящего рядом парня. - А это
кто?
- Задержан при переходе железнодорожного моста! - отрапортовал сержант.
- Можно, я еще попью? - спросил тихо майора Женя Ерохин.
- Давай пей - и в машину, - сказал майор, не отрывая глаз от третьего
Ерохина. - Значит, это ты трещины на рельсах ищешь?
- Какие трещины?
- От которых крушения бывают...
- Что я, маленький - трещины искать.
- Значит, опять не ты?
- Что значит "опять"? Я трещины никогда не искал.
- А что же ты искал на мосту?
- Что искал, то искал...
Стакан выскользнул из Женькиных рук и разбился.
Закрыв глаза, Женька прислонился к стене. Майор обернулся.
- Э, - сказал он, прикладывая руку к Женькиному лбу, - да у тебя, брат,
температура... А ну, скорей в машину и домой! Федоров, - крикнул майор в
открытую дверь, - давай его в машину!
- А можно мне на мотоцикле? - спросил Женя.
- С температурой-то? Нет, брат, давай в машину, а на мотоцикле в
следующий раз... Ну, герои, будете сообщать свои адреса?
Это была последняя фраза, которую успел услышать Женька, выходя из
комнаты майора.
ТИРЕ-ТИРЕ-ТОЧКА
Женька стоял рядом с мамой и прижимался к ней изо всех сил молча и так
сильно, что ему было слышно, как громко бьется ее сердце. Наверное, мама
была очень взволнована, потому что ее сердце билось, словно по азбуке Морзе.
Точка! Тире! Точка! И была она такая теплая, и от нее так хорошо пахло ее
любимыми духами... А потом Женьке показалось, что это бьется не мамино
сердце, а это стучит дятел. Тире! Тире! Точка! Точка! Тире! А может быть,
это стучит не дятел, а вода из крана или это тает лед ледника Шеклтона, тает
и падает в пропасть радиограммой. Точка! Точка! Точка! И лед пахнет мамиными
духами. И откуда-то издалека доносится гром барабанов, тире-тире-точечный
громовой марш, рассылая во все концы земли ребячьи радиограммы. А потом
совсем издалека, может быть, с ледового барьера Росса, донесся папин голос:
"Да он же весь в огне! Весь в огне! Весь в огне!" И сразу же почему-то
запахло лекарством...
СЧАСТЛИВОГО ВОЗДУХА, ПАПА!
Очнулся Женька в постели через несколько часов. На тумбочке лежал
термометр и стояло несколько пузырьков с приклеенными к ним рецептами.
Женька поднялся с постели и увидел на стуле две записки. Одну,
написанную маминой рукой: "Женька! Я ушла в аптеку!" На другой была выведена
цифра "73!". И подпись: "Лешка Пингвин".
Чувствуя незнакомую слабость, Женька спустил ноги на пол, посидел
немного, потом встал и медленно подошел к письменному столу. На столе лежала
недописанная радиограмма со словами: "Здравствуй, дорогой папочка!!"
Женька медленно опустился на стул и взял ручку.
Перо плохо слушалось его, оно спотыкалось на каждой букве. Женьке было
жарко, так жарко, будто он писал не письмо, а пил горячий чай с малиной...
- А ну-ка марш в постель! - услышал Женька мамин голос.
- Я только последнее слово... - сказал Женька и медленно вывел:
"Папочка! Счастливого воздуха! 73!"
Потом он вытер рукавом пижамы выступивший на лбу пот и лег в постель.
Когда Женькина мама вернулась из кухни, Женька уже крепко спал. Она подошла
к столу, взяла в руки письмо сына и стала его читать.
ОТВЕТ ОТЦУ
Письмо было как письмо. Женька сообщал в нем папе о том, какую
замечательную картину он смотрел на днях. Что "Динамо" обыграло "Спартака" в
Лужниках и как они с приятелем Мишкой видели это собственными глазами. Потом
он перечислил новые марки, описал подарок, который подарил маме в день ее
рождения. Написал, что скучает и что нового у него в жизни ничего не
произошло...
Держа в руках радиограмму, Женькина мама подошла к постели и долго
смотрела на своего сына. Она смотрела на него так, словно они встретились
после большой разлуки. Потом она поправила одеяло и тихо вышла из комнаты.
Уложив Женькино письмо в посылку, она оделась, закрыла квартиру на ключ. На
улице Горького она остановила такси.
- В аэропорт Шереметьево! - сказала она водителю. - Очень прошу вас
поскорее! Самолет улетает через час...