о дней и вытянул из тебя все, что ты знаешь. - Ты уверен? - вспыхнул Эверард. - Уверен! Если от боли тебе нужно лекарство... - Тохтай по-волчьи оскалил зубы. - Однако, ты можешь пригодиться как заложник или еще зачем-нибудь. А твоя дерзость мне по душе. Я даже расскажу тебе о своей догадке. Я подумал: а что, если ты совсем не из той богатой южной страны? По-моему, ты просто странствующий шаман и вас не так много. Вы уже взяли власть над южным царем или пытаетесь и не хотите, чтобы вам кто-то помешал. - Тохтай сплюнул в костер. - Все как в старых преданиях, но там герой всегда одолевает колдуна. Почему бы и мне не попробовать? - Ты узнаешь, почему это невозможно, нойон. "Так ли уж это теперь невозможно?" Эверард вздохнул. - Ну-ну! - Тохтай хлопнул его по спине. - Может, ты мне хоть что-нибудь расскажешь, а? Ведь кровной вражды между нами нет. Будем друзьями. Эверард указал на Сандоваля. - Жаль, конечно, - сказал Тохтай, - но он же сопротивлялся слуге Великого Хана. Брось, Эбурар, давай лучше выпьем. Я пошлю за бурдюком. Патрульный поморщился. - Так у нас мир не заключают. - А-а, твой народ не любит кумыс? Боюсь, у нас ничего другого нет. Вино мы уже давно выпили. - Ну а мое виски? - Эверард посмотрел на Сандоваля и снова уставился в темноту. Холод все сильнее пробирал его. - Вот что мне сейчас нужно! - Что-что? - Наше питье. У нас фляги в седельных сумках. - Ну... - заколебался Тохтай... - Хорошо. Пойдем, принесем его сюда. Караульные пошли следом за своим начальником и его пленником - через кустарник, мимо спящих воинов, к куче снаряжения, которое тоже охранялось. Один из часовых зажег от своего костра ветку, чтобы посветить Эверарду. Мускулы у патрульного напряглись: он спиной почувствовал, что монголы, натянув луки, взяли его на прицел; стараясь не делать резких движений, он присел на корточки и стал рыться в вещах. Найдя обе фляги с шотландским виски, он вернулся на прежнее место. Тохтай сел возле костра и стал наблюдать за Эверардом. Тот плеснул в колпачок фляги немного виски и одним махом опрокинул его в рот. - Странно пахнет, - сказал монгол. Патрульный протянул ему флягу. - Попробуй. Он поддался чувству одиночества. Да и Тохтай был не таким уж плохим парнем - конечно, по меркам его эпохи. А когда рядом умирает напарник, можно выпить хоть с самим сатаной, лишь бы забыться. Монгол подозрительно потянул воздух носом, снова взглянул на Эверарда, помедлил, а потом, явно рисуясь, поднес флягу к губам и запрокинул голову. - Ву-у-у-у! Эверард едва успел поймать флягу, не дав вылиться ее содержимому. Тохтай хватал ртом воздух и плевался. Один караульный натянул лук, а другой, подскочив к Эверарду, вцепился ему в плечо. Блеснула занесенная сабля. - Это не яд! - воскликнул патрульный. - Просто для него питье слишком крепкое. Смотрите, я сейчас выпью еще. Тохтай взмахом руки отослал караульных и уставился на Эверарда слезящимися глазами. - Из чего вы это делаете? - кое-как выдавил из себя он. - Из драконьей крови? - Из ячменя. - Эверард не собирался излагать ему принципы перегонки спирта. Он налил себе еще немного виски. - Ладно, пей свое кобылье молоко. Тохтай причмокнул. - И впрямь согревает, а? Как перец. - Он протянул грязную руку. - Дай еще. Эверард заколебался. - Ну же! - прорычал Тохтай. Патрульный покачал головой. - Я же говорил, для монголов это питье слишком крепкое. - Что? Смотри у меня, бледнорожее турецкое отродье... - Ладно, ты сам этого хотел. Я честно предупредил, твои люди свидетели, завтра тебе будет плохо. Тохтай жадно отхлебнул из фляги, рыгнул и вернул ее обратно. - Ерунда! Это я просто с непривычки... Пей! Эверард не торопился, и Тохтай стал терять терпение: - Поскорей там! Нет, давай сюда другую фляжку. - Ну, ладно. Ты здесь начальник. Но я прошу, не тягайся со мной. Ты не выдержишь. - Это я-то не выдержу? Да я в Каракоруме перепил двадцатерых! И не каких-нибудь там китаез, а истинных монголов... - Тохтай влил в себя еще пару унций. Эверард осторожно потягивал виски. Слегка жгло в горле, но голова оставалась ясной - слишком велико было нервное напряжение. Внезапно его осенило. - Холодная сегодня ночь, - сказал он, протягивая флягу ближнему караульному. - Выпейте по глотку, ребята, согрейтесь. Слегка опьяневший Тохтай поднял голову. - Это ведь хорошее питье, - возразил он. - Слишком хорошее для... - Опомнившись, он проглотил конец фразы. Какой бы деспотичной и жестокой ни была Монгольская империя, ее командиры всегда делились добычей со своими подчиненными. Обиженно покосившись на нойона, караульный схватил флягу и поднес ее к губам. - Эй, поосторожнее, - предупредил Эверард. - Оно крепкое. - Кому крепкое, мне? - Тохтай сделал еще несколько глотков и погрозил пальцем. - Трезв, как бонза. Плохо быть монголом. Сколько ни пей, все равно не опьянеешь. - Ты это жалуешься или хвастаешь? - спросил Эверард. Отдышавшись, первый караульный передал виски своему товарищу и, вернувшись на место, вытянулся по стойке смирно. Тохтай тем временем снова приложился к фляге. - А-а-а-а-х! - выдохнул он, вытаращив глаза. - Хорошо! Ну ладно, пора спать. Эй вы, там, отдайте ему питье! Кое-как справившись с волнением, Эверард насмешливо бросил: - Спасибо, я, пожалуй, выпью еще. А тебе больше нельзя - хорошо, что ты это понял. - Ч-чего? - уставился на него Тохтай. - Да я... Для монгола все это - тьфу! - И он шумно забулькал. Другой флягой снова завладел первый караульный; воспользовавшись моментом, он еще раз торопливо отхлебнул из нее. Эверард перевел дух. Его идея могла сработать. Могла. Тохтай привык к попойкам. И ему, и его людям наверняка были нипочем и кумыс, и вино, и эль, и медовуха, и квас, и то кислое пиво, которое здесь называли рисовым вином, - в общем, любые напитки того времени. Они прекрасно знали, когда им нужно остановиться, пожелать остальным доброй ночи и направиться прямиком в постель. А дело в том, что простым сбраживанием невозможно получить напиток крепче 24 градусов - продукты брожения останавливают процесс. В большинстве же напитков тринадцатого века содержание алкоголя едва ли превышало пять процентов, и вдобавок все они изобиловали питательными веществами. Шотландское виски - совсем другое дело. Если пить его как пиво (и даже как вино), жди неприятностей. Сначала, незаметно для себя, перестаешь что-либо соображать, а вскоре вообще лишаешься сознания. Эверард потянулся к караульному за флягой. - Отдай! А то все выпьешь! Воин ухмыльнулся, глотнул еще разок и передал флягу товарищу. Эверард поднялся на ноги и стал униженно выпрашивать ее. Караульный пихнул его в живот, и патрульный упал навзничь. Монголы так и повалились друг на друга от хохота. Такую удачную шутку стоило отметить. Только Эверард увидел, как отключился Тохтай. Сидевший с поджатыми ногами нойон просто откинулся назад. В этот момент костер вспыхнул ярче и осветил его глупую ухмылку. Эверард припал к земле. Через несколько минут свалился один из караульных. Он зашатался, опустился на четвереньки и изверг из себя обед. Другой повернулся к нему и заморгал, нашаривая саблю. - Ч-что такое? - выдохнул он. - Ч-что ты дал нам? Яд? Эверард вскочил. Он перепрыгнул через костер и, прежде чем монгол успел среагировать, бросился к Тохтаю. С громким криком караульный заковылял к нему. Эверард нашарил саблю Тохтая и выхватил ее из ножен. Воин замахнулся на него своим клинком, но Эверард не хотел убивать практически беспомощного человека. Подскочив вплотную к нему, он выбил саблю у него из рук и ударил монгола кулаком в живот. Тот упал на колени, его вырвало, и он тут же заснул. Эверард бросился прочь. В темноте, окликая друг друга, зашевелились монголы. Он услышал стук копыт - один из дозорных спешил узнать, в чем дело. Кто-то выхватил из едва теплившегося костра ветку и принялся размахивать ею, пока она не вспыхнула. Эверард распростерся на земле. Мимо куста, за которым он спрятался, пробежал воин. Патрульный скользнул в темноту. Позади раздался пронзительный вопль, а затем - пулеметная очередь проклятий: кто-то обнаружил нойона. Эверард вскочил и пустился бежать туда, где под охраной паслись стреноженные лошади. На раскинувшейся под колючими звездами серо-белой равнине они выглядели темным пятном. Навстречу Эверарду галопом понесся один из дозорных. - В чем дело? - раздался его крик. - Нападение на лагерь! - гаркнул в ответ патрульный. Ему нужно было выиграть время, чтобы всадник не выстрелил, а подъехал поближе. Он пригнулся, и монгол увидел только какую-то сгорбленную, закутанную в плащ фигуру. Подняв облако пыли, он осадил лошадь. Эверард прыгнул вперед. Прежде чем его узнали, он успел схватить лошадь под уздцы. Дозорный вскрикнул и, выхватив саблю, рубанул сверху вниз. Но Эверард находился слева от него и легко отразил неуклюжий удар. Его ответный выпад достиг цели - он почувствовал, как лезвие вошло в мышцу. Испуганная лошадь встала на дыбы. Вылетев из седла, всадник покатился по земле, но все-таки поднялся, пошатываясь и рыча от боли. Эверард тем временем успел вдеть ногу в круглое стремя. Монгол заковылял к нему. Кровь, струившаяся из раны в ноге, при свете звезд казалась черной. Эверард вскочил на лошадь, ударил ее саблей плашмя по крупу, и направился к табуну. Наперерез ему устремился другой всадник. Эверард пригнулся - мгновение спустя над ним прожужжала стрела. Угнанная лошадь забилась под незнакомым седоком, и на то, чтобы справиться с ней, у Эверарда ушла почти минута. Догнав его и схватившись врукопашную, лучник запросто мог бы взять над ним верх, но он, стреляя на ходу, по привычке проскакал мимо, так ни разу и не попав из-за темноты. Прежде чем монгол смог развернуться, Эверард скрылся в ночи. Размотав с седельной луки аркан, патрульный ворвался в испуганный табун. Он набросил веревку на ближайшую лошадь, которая, на его счастье, оказалась смирной; наклонившись, Эверард саблей разрубил путы и поскакал прочь, ведя ее в поводу. Проехав через табун, он двинулся на север. "Конная погоня, долгая погоня, - ни с того, ни с сего забормотал он про себя. - Если не сбить их со следа, меня обязательно догонят. Что ж, насколько я помню географию, к северо-западу отсюда должны быть отложения застывшей лавы". Он оглянулся. Пока его никто не преследовал. Конечно, им понадобится какое-то время, чтобы организоваться. Однако... Над ним сверкнули узкие молнии. Позади загремел расколотый ими воздух. Его забил озноб - но не от ночного холода. Погонять лошадь он перестал: теперь можно было не торопиться. Все это означало, что Мэнс Эверард... вернулся к темпороллеру и отправился на юг в пространстве и назад во времени - именно в эту точку. Чисто сработано, подумал он. Правда, в Патруле подобная помощь самому себе не приветствовалась. Слишком большой риск возникновения замкнутой причинно-следственной цепи, когда прошлое и будущее меняются местами. "Но сейчас все сойдет мне с рук. Даже выговора не объявят. Потому что я спасаю Джо Сандоваля, а не себя. Я уже освободился. От погони я могу отделаться в горах, которые я знаю, а монголы - нет. Прыжок во времени - только для спасения друга. А кроме того (к сердцу подступила горечь), все наше задание - не что иное, как попытка будущего вернуться назад и сотворить собственное прошлое. Если бы не мы, монголы вполне могли завладеть Америкой, и тогда никого из нас никогда бы не существовало". Огромное черное небо было ясным: редко увидишь столько звезд. Над заиндевевшей землей сверкала Большая Медведица, в тишине звонко стучали копыта. Никогда еще Эверарду не было так одиноко. - А что я делаю там, в лагере? - спросил он вслух. Ответ пришел к нему тут же, и он немного успокоился. Подчинившись ритму скачки, он одолевал милю за милей. Он хотел поскорее покончить с этим делом. Но то, что ему предстояло, оказалось не таким отвратительным, как он опасался. Тохтай и Ли Тай-цзун никогда не вернулись домой. Но не потому, что погибли в море или в лесах. Просто с небес спустился колдун и перебил молниями всех лошадей, а потом разбил и сжег корабли в устье реки. Ни один китайский моряк не осмелится плавать в этих коварных морях на неуклюжих судах, которые можно построить здесь. Ни один монгол и не подумает возвращаться домой пешком. Вероятно, так все и было. Экспедиция осталась в Америке, ее участники взяли себе в жены индианок и прожили здесь до конца своих дней. Племена чинуков, тлинкитов, нутка (весь здешний потлач [группа родственных индейских племен]) с их большими морскими каноэ, вигвамами и медными изделиями, мехами и одеждой, а также с их высокомерием... Что ж, и монгольский нойон, и даже ученый конфуцианец могли прожить куда менее счастливую и полезную жизнь, чем та, что привела к появлению такого народа. Эверард кивнул - об этом хватит. С крушением кровожадных замыслов Тохтая смириться было куда легче, чем с истинным обликом Патруля, который был для него семьей, родиной и смыслом жизни. А далекие супермены оказались в конце концов не такими уж идеалистами. Они вовсе не охраняли "божественно упорядоченный" ход событий, который породил их самих. Тут и там они вмешивались в историю, создавая собственное прошлое... Можешь не спрашивать, существовала ли хоть когда-нибудь "изначальная" картина исторических событий. И не задумывайся об этом. Взгляни на извилистую дорогу, которой пришлось идти человечеству, и скажи себе, что если кое-где она и оставляет желать лучшего, то некоторые ее участки могли быть гораздо хуже. - Пусть крупье - мошенник, - сказал Эверард вслух, - но это единственная игра в городе. В тишине белой от инея гигантской равнины его голос прозвучал так громко, что он не произнес больше ни слова. Он прикрикнул на лошадь, и та помчала его на север.  * ЧАСТЬ ПЯТАЯ. DELENDA EST *  [Delenda est - уже разрушен (лат.). Это слегка видоизмененные слова Марка Порция Катона, прозванного Старшим (234-149 гг. до н.э.), который по преданию каждое свое выступление в Сенате завершал фразой: "Ceterum censeo Carthaginem esse delendam (А кроме того, я полагаю, что Карфаген должен быть разрушен)"] 1 Охотиться в Европе двадцать тысяч лет назад одно удовольствие, а об условиях для зимних видов спорта и говорить нечего. Поэтому Патруль Времени, неусыпно заботясь о своих высококвалифицированных специалистах, построил охотничий домик в Пиренеях плейстоценового периода. Мэнс Эверард стоял на застекленной веранде и смотрел на север, туда, где за ледяными вершинами гор и полосой лесов тянулась болотистая тундра. Широкоплечий патрульный был облачен в свободные зеленые брюки и куртку из термосинта двадцать третьего века, обут в сапожки, сшитые во французской Канаде девятнадцатого века, а в зубах сжимал старую вересковую трубку неизвестного происхождения. Им владело какое-то смутное беспокойство, и он не обращал внимания на шум, доносившийся сюда из домика, где полдюжины агентов Патруля пили, болтали и бренчали на рояле. Заснеженный двор пересек проводник-кроманьонец - высокий ладный парень с раскрашенным лицом; его одежда напоминала эскимосскую (бытует странное представление, что первобытный человек, живший в ледниковом периоде, не додумался до куртки, штанов и обуви). За поясом у него торчал стальной нож - проводники предпочитали такую плату. Здесь, в далеком прошлом, Патруль мог действовать достаточно свободно, не опасаясь исказить ход истории: металл съест ржавчина, а странных пришельцев забудут через век-другой. Главной бедой были сотрудницы Патруля из эпох, отличавшихся свободой нравов: они то и дело заводили романчики с местными охотниками. Питер ван Саравак (венерианин голландско-индонезийского происхождения, из начала двадцать четвертого века), гибкий темноволосый юноша, благодаря своей внешности и манерам успешно конкурировавший с кроманьонцами, присоединился к Эверарду. С минуту они стояли молча. Они понимали друг друга без слов - Питер тоже был агентом-оперативником, которого в любой момент могли отправить с заданием в любую эпоху. Ему уже доводилось сотрудничать с американцем, и отдыхать они поехали вместе. Саравак заговорил первым - на темпоральном: - Говорят, под Тулузой выследили парочку-другую мамонтов. Возникнуть Тулузе предстояло еще очень не скоро, но от привычных оборотов речи отвыкнуть не так-то просто. - Я уже одного подстрелил, - пробурчал Эверард. - И на лыжах катался, и по скалам лазал, и на пляски аборигенов насмотрелся... Ван Саравак кивнул, достал сигарету и щелкнул зажигалкой. Он затянулся, и на его тонком смуглом лице отчетливо выступили скулы. - Конечно, побездельничать приятно, - согласился он, - но жизнь на природе все-таки приедается. Им оставалось отдыхать еще две недели. Теоретически, отпуск не был ограничен, поскольку всегда можно вернуться почти сразу после отбытия, но никто так не делал: какую-то, вполне определенную часть своей жизни патрульный должен был посвятить работе. (Тебе никогда не говорили, когда ты умрешь, а здравый смысл подсказывал, что не стоит выяснять это самому. К тому же, ничто не определено раз и навсегда - время изменчиво, а Патруль давал своим сотрудникам возможность пройти омоложение с помощью техники данеллиан.) - Вот бы сейчас махнуть туда, - продолжал ван Саравак, - где много света, музыка и девочки, которые слыхом не слыхивали о темпоральных путешествиях... - Идет! - согласился Эверард. - Рим времен Августа? - выпалил венерианин. - Ни разу там не был. Язык и обычаи можно выучить под гипнозом прямо здесь... Эверард покачал головой. - Ты переоцениваешь Рим. Если не забираться слишком далеко в будущее, то самая подходящая обстановка для разложения - в моем времени. Скажем, Нью-Йорк... То есть если знаешь нужные телефонные номера. Вот как я. Ван Саравак ухмыльнулся. - И в моем секторе кое-что есть. Но, по правде говоря, пионерские цивилизации не слишком поощряют изящное искусство развлечений. Ну ладно, давай смотаемся в Нью-Йорк, в... какой год? - Давай в 1960-й. В последний раз в моем официальном обличье я был именно там. Обменявшись улыбками, они пошли собирать вещи. Эверард предусмотрительно запасся для своего друга костюмом двадцатого века. Укладывая одежду и бритвенный прибор в чемоданчик, американец мельком подумал, сможет ли он угнаться за ван Сараваком. Он никогда не был забубенным гулякой, а идея попойки в каком-нибудь закоулке пространства-времени просто не приходила ему в голову. Хорошая книга, дружеская беседа за кружкой пива - для него этого было вполне достаточно. Но даже самому положительному трезвеннику нужно иногда встряхнуться. А то и не просто встряхнуться. Если ты - агент-оперативник Патруля Времени, если твоя работа в "Компании прикладных исследований" - только ширма для странствий и сражений во всех эпохах человеческой истории, если ты видишь, как эту историю, пусть в мелочах, переписывают заново - и делает это не Бог, с чем еще можно смириться, а простые смертные, которым свойственно ошибаться, потому что даже данеллианам довольно далеко до Бога, если тебя постоянно преследует страх перед таким изменением, после которого окажется, что ни тебя, ни твоего мира нет и никогда не было... Иссеченное шрамами лицо Эверарда сморщилось. Он провел рукой по жестким каштановым волосам, словно отгоняя непрошеные мысли. Что толку? Язык и логика бессильны перед лицом парадокса. В такие моменты лучше просто расслабиться - что он и делал. Он взял чемоданчик и пошел за Питером ван Сараваком в гараж, где стоял их маленький двухместный антигравитационный роллер с лыжным шасси. Глядя на эту машину, никто бы не подумал, что ее приборы могут быть настроены на любую точку Земли и любой момент ее истории. Но ведь и самолет - не менее удивительное явление. И корабль. И костер. С моей блондинкой рядом Приятно погулять, С моей блондинкой рядом Приятно рядом спать. Усаживаясь на заднее сиденье роллера, ван Саравак запел эту французскую песенку, и пар от его дыхания заклубился в морозном воздухе. Песню он выучил в армии Людовика XIV, которую однажды сопровождал. Эверард засмеялся. - Цыц! - Ну что ты привязался? - защебетал юноша. - Как прекрасны пространство и время, как великолепен космос! Эй, давай, жми на все кнопки! Эверард не разделял этих восторгов: во всех эпохах он насмотрелся на человеческие страдания. Со временем к этому привыкаешь и черствеешь, но все равно... Когда крестьянин смотрит на тебя глазами измученного животного, или кричит пронзаемый пикой солдат, или город исчезает в пламени ядерного взрыва, внутри что-то рвется. Он понимал фанатиков, пытающихся вмешаться в ход истории. Беда только в том, что они не могли изменить ее к лучшему - даже в мелочах... Он набрал координаты склада "Прикладных исследований" - удобного и укрытого от посторонних глаз места. Оттуда они отправятся к нему на квартиру, а оттуда уже двинутся развлекаться. Эверард хмыкнул. - Надеюсь, ты попрощался со своими здешними подружками? - И очень любезно, уверяю тебя. Хватит копаться! Патока на Плутоне - и та быстрее. К твоему сведению, эта машина ходит не на веслах. Эверард пожал плечами и нажал на стартер. Гараж тут же исчез. 2 Сильный толчок чуть было не сбросил патрульных. Мало-помалу окружающее прояснилось. Роллер материализовался в нескольких дюймах над поверхностью земли (точка выхода не могла оказаться внутри твердого тела - за этим следило специальное устройство), и от неожиданной встряски у патрульных лязгнули зубы. Машина стояла на какой-то площади. Рядом, из чаши, которую обвивали каменные виноградные лозы, бил фонтан. Расходившиеся от площади улицы с аляповато раскрашенными домами-коробками из кирпича и бетона высотой от шести до десяти этажей были заполнены людьми, по мостовой катили автомобили странного вида - какие-то неуклюжие колымаги. - Что за чертовщина? - Эверард взглянул на приборы. Темпороллер доставил их в заданную точку: 23 октября 1960 года, 11.30 утра, Манхэттен, координаты склада... Но налетевший ветер запорошил ему глаза пылью пополам с сажей, пахло печным дымом и... В руке у ван Саравака тут же оказался акустический парализатор. Люди, окружавшие темпороллер, попятились, выкрикивая какие-то непонятные слова. Какие они все были разные! Рослые блондины с круглыми головами (многие были просто рыжими), индейцы, метисы всех сортов... Мужчины - в свободных цветных блузах, клетчатых юбочках-килтах, шапках, похожих на шотландские, ботинках и гетрах. Волосы по плечи, у многих - висячие усы. Женщины были в длинных, до щиколоток, юбках, а волосы прятали под капюшонами плащей. И мужчины, и женщины носили украшения - массивные браслеты и ожерелья. - Что произошло? - прошептал венерианин. - Где мы? Эверард, застыв, лихорадочно перебирал в уме все эпохи, известные ему по путешествиям и книгам. Эти автомобили похожи на паровые - значит, культура индустриальная, но почему радиаторы машин сделаны в виде корабельных носов? Топят углем - может, период Реконструкции после ядерного века? Нет, килты тогда не носили, да и говорили по-английски... Ничего похожего он вспомнить не мог. Такой эпохи никогда не было! - Удираем отсюда! Его руки уже лежали на пульте, когда на него прыгнул какой-то здоровяк. Сцепившись, они покатились по мостовой. Ван Саравак выстрелил, парализовав одного из нападавших, но тут и его схватили сзади. На них навалились сверху, перед глазами у патрульных поплыли круги... Эверард смутно увидел каких-то людей в сверкающих медных нагрудниках и шлемах, которые дубинками прокладывали себе дорогу сквозь бушующую толпу. Его извлекли из-под кучи-малы и, крепко держа с обеих сторон, надели на него наручники. Затем их обоих обыскали и потащили к большой закрытой машине. "Черный ворон" выглядит одинаково в любой эпохе. Очнулся он в сырой и холодной камере с железной решетчатой дверью. - Ради всего святого! - Венерианин рухнул на деревянную койку и закрыл лицо руками. Эверард стоял у двери, выглядывая наружу. Ему были видны только узкий коридор с цементным полом и камера напротив. Оттуда, через решетку, на них уставился человек с типично ирландской физиономией, выкрикивавший что-то совершенно непонятное. - Что произошло? - Ван Саравака била дрожь. - Не знаю, - с расстановкой сказал Эверард. - Просто не знаю. Этим роллером может управлять даже идиот, но, по-видимому, на таких дураков, как мы с тобой, он не рассчитан. - Такого места не существует, - в отчаянии сказал ван Саравак. - Сон? - Он ущипнул себя и попытался улыбнуться. Губа у него была рассечена и опухла, подбитый глаз начал заплывать. - Рассуждая логически, друг мой, щипок не может служить доказательством реальности происходящего, но определенное успокаивающее действие он оказывает. - Лучше бы не оказывал! - бросил Эверард. Он схватился за решетку и с силой тряхнул ее. - Может, мы все-таки напутали с настройкой? Есть ли где-нибудь на Земле такой город? В том, что это Земля, черт побери, я уверен! Есть ли какой-нибудь город, хоть отдаленно похожий на этот? - Насколько я знаю, нет. Эверард взял себя в руки и, вспомнив уроки психотренинга в Академии, сосредоточился. В таком состоянии он мог вспомнить все, что когда-то знал, а его познаний в истории (даже тех эпох, в которых он сам никогда не бывал) с избытком хватило бы на несколько докторских диссертаций. - Нет, - сказал он наконец. - Никогда не существовало носивших килты брахицефалов, которые бы перемешались с индейцами и использовали паровые автомобили... - Координатор Стантель Пятый, - пробормотал ван Саравак. - Из тридцать восьмого столетия. Ну, тот великий экспериментатор, с его колониями, воспроизводившими культуры прошлого. - Таких культур никогда не было, - сказал Эверард. Он уже начал догадываться, что случилось, и сейчас готов был заложить душу, лишь бы эта догадка оказалась неверной. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не закричать и не заколотиться головой об стену. - Нужно подождать, - уныло сказал он. Полицейский (Эверард полагал, что они находятся в руках закона), который принес им поесть, попробовал заговорить с ними. Ван Сараваку язык напомнил кельтский, но разобрал он всего лишь несколько слов. Еда оказалась неплохой. Ближе к вечеру их отвели в уборную, а потом позволили умыться, держа все время на мушке. Эверард сумел рассмотреть оружие - восьмизарядные револьверы и длинноствольные винтовки. Помещения освещались газовыми рожками, выполненными в виде все тех же переплетающихся лоз и змей. Обстановка и оружие, как, впрочем, и запахи, соответствовали уровню развития техники начала девятнадцатого века. На обратном пути он заметил пару надписей на стенах. Шрифт, несомненно, был семитическим, но ван Саравак, который бывал на Венере в израильских поселениях и немного знал иврит, не смог ничего прочесть. Снова оказавшись взаперти, они увидели, как ведут мыться других заключенных - толпу на удивление веселых оборванцев и пьяниц. - Кажется, нас удостоили особого внимания, - заметил ван Саравак. - Ничего удивительного, - ответил Эверард. - А ты бы что стал делать с таинственными незнакомцами, которые появились из воздуха и применили невиданное оружие? Ван Саравак повернулся к нему: выглядел он непривычно угрюмым. - Ты думаешь о том же, о чем и я? - Вероятно. Губы венерианина дрогнули, в его голосе послышался ужас. - Другая мировая линия! Кто-то ухитрился изменить историю. Эверард кивнул. Ночь они провели плохо. Сон был бы для них благодеянем, но в других камерах слишком шумели - с дисциплиной здесь, видимо, было неважно. Кроме того, не давали покоя клопы. Толком не проснувшись, Эверард и ван Саравак позавтракали и умылись; потом им разрешили побриться безопасными бритвами, похожими на те, к которым они привыкли. После этого десять охранников отвели их в какой-то кабинет и выстроились там вдоль стен. Патрульные уселись за стол и стали ждать. Как и все остальное, мебель здесь была одновременно знакомой и чужой. Через некоторое время показались начальники. Их было двое: совершенно седой краснолицый мужчина в зеленом мундире и кирасе - видимо, шеф полиции - и худощавый метис с суровым лицом; в волосах у него пробивалась седина, но усы были черными. Он носил голубой китель и самый настоящий шотландский берет. Слева на груди у него красовалась золотая бычья голова - видимо, воинский знак различия. В его внешности было что-то орлиное, но общее впечатление портили тонкие волосатые ноги, выглядывавшие из-под килта. Его сопровождали двое вооруженных молодых людей, одетых в такие же мундиры; когда он сел, они встали позади него. Эверард наклонился и прошептал: - Держу пари, что это военные. Кажется, нами заинтересовались. Ван Саравак мрачно кивнул. Шеф полиции многозначительно откашлялся и что-то сказал... генералу? Тот раздраженно ответил и повернулся к пленникам. Отрывисто и четко он выкрикнул несколько слов - Эверард смог даже разобрать фонемы, но тон ему совсем не понравился. Так или иначе, им нужно было объясниться. Эверард показал на себя и назвался: - Мэнс Эверард. Его примеру последовал ван Саравак. "Генерал" вздрогнул и заспорил с полицейским. Затем, обернувшись, он выпалил: - Ирн Симберленд? - Но! Спикка да Инглиз, - ответил Эверард. - Готланд? Свеа? Найруин Тевтона? - Эти названия, если только это названия, напоминают германские, а? - пробормотал ван Саравак. - Как и наши имена, сам подумай, - напряженным голосом ответил Эверард. - Может, они думают, что мы немцы? Он повернулся к генералу. - Шпрехен зи дойч? - спросил он, но не встретил понимания. - Талер ни свенск? Нидерландс? Денс тунга? Парле ву франсэ? Черт побери, абла устед эспаньол? Шеф полиции снова откашлялся и показал на себя. - Кадваладер Мак-Барка, - сказал он. - "Генерал" Синит ап Сеорн. По крайней мере так воспринял произнесенное им англо-саксонский ум Эверарда. - Точно, кельтский, - пробормотал он. Под мышками у него выступил пот. - Но все-таки проверим... Он вопросительно указал на нескольких человек в комнате и в ответ получил такие имена как Гамилькар ап Ангус, Ашшур ир Катлан и Финн О'Картиа. - Нет... Здесь чувствуется семитический элемент. Это согласуется с их алфавитом. Ван Саравак облизнул губы. - Попробуй классические языки, - хрипло предложил он. - Может, нам удастся обнаружить, где эта история сошла с ума? - Локверисне латина? - Опять в ответ молчание. - Элленидейс? Генерал ап Сеорн дернулся и, сощурившись, раздул усы. - Хеллена? - требовательно спросил он. - Ирн Парфиа? Эверард покачал головой. - По крайней мере, о греческом они слышали, - медленно сказал он и произнес еще несколько слов по-гречески, но ему никто не ответил. Ап Сеорн прорычал что-то одному из своих людей, тот поклонился и вышел. Воцарилось молчание. Эверард вдруг обнаружил, что будущее его больше не страшит. Да, он попал в переделку, смерть стоит у него за плечами, но что бы с ним ни случилось, все это сущая ерунда по сравнению с тем, что произошло со всем миром. "Боже милостивый! Со всем мирозданием!" С этим было трудно смириться. Перед его мысленным взором поплыли картины Земли, которую он знал, - ее широкие равнины, высокие горы и гордые города. Как живой, встал перед ним отец, и он вспомнил, как в детстве отец, смеясь, подбрасывал его высоко вверх. И мать... Они прожили неплохую жизнь. А еще там была девушка, с которой он познакомился в колледже, самая прекрасная девчонка из всех - любой парень гордился бы возможностью прогуляться с ней, даже под дождем... Берни Ааронсон - и ночные беседы за кружкой пива, в табачном дыму... Фил Брэкни, который под пулеметным огнем вытащил его с поля боя во Франции... Чарли и Мэри Уиткомб - и крепкий чай у горящего камина в викторианском Лондоне; Кит и Синтия Денисон в их нью-йоркском хромированном гнездышке; Джон Сандоваль среди рыжеватых скал Аризоны... Собака, которая когда-то у него была... Суровые терцины Данте и гремящие шекспировские строки, великолепие Йоркского собора и мост "Золотые Ворота"... Господи, там была целая человеческая жизнь и жизни тех, кого он знал, - миллиарды людей, которые трудились, страдали, смеялись и уходили во прах, чтобы уступить место своим сыновьям... Всего этого никогда не было. Подавленный масштабами катастрофы, которых он так и не смог до конца осознать, Эверард только покачал головой. Солдаты принесли карту и разложили ее на столе. Ап Сеорн повелительно махнул рукой, и Эверард с ван Сараваком склонились над ней. Да, это было изображение Земли в меркаторовой проекции, правда, как подсказывала им зрительная память, довольно грубое. Континенты и острова были раскрашены в разные цвета, но границы между государствами проходили по-другому. - Ты можешь прочесть эти названия, Пит? - Буквы древнееврейские - можно попробовать, - сказал венерианин и начал читать вслух. Ап Сеорн ворчливо его поправлял. Северная Америка вплоть до Колумбии называлась Инис ир Афаллон - по-видимому, одно государство, разделенное на штаты. Крупнейшей страной Южной Америки была Хай Бразил; кроме нее там имелось несколько небольших государств с индейскими названиями. Австралазия, Индонезия, Борнео, Бирма, восток Индии и почти все тихоокеанские острова принадлежали Хиндураджу. Афганистан и остальная часть Индии назывались Пенджабом. Китай, Корея, Япония и восток Сибири входили в состав государства Хань. Остальная Россия принадлежала Литторну, который захватывал и большую часть Европы. Британские острова назывались Бриттис, Франция и Нидерланды - Галлис, Пиренейский полуостров - Кельтин. Центральная Европа и Балканы были разделены на множество небольших государств, носивших в большинстве своем гуннские названия. Швейцария и Австрия составляли Гельвецию, Италия называлась Симберленд, Скандинавский полуостров был разделен почти посередине: северная часть называлась Свеа, южная - Готланд. Северная Африка представляла собой, по-видимому, конфедерацию, простиравшуюся от Сенегала до Суэца, а на юге доходившую почти до экватора; она называлась Карфагалан. Южная часть континента состояла из мелких государств, многие из которых носили явно африканские названия. Ближний Восток включал Парфию и Аравию. Ван Саравак поднял глаза полные слез. Ап Сеорн что-то прорычал и ткнул пальцем в сторону карты. Он хотел знать, откуда они. Эверард пожал плечами и показал вверх. Сказать правду он все равно не мог. Патрульные решили утверждать, что прилетели с другой планеты, поскольку в этом мире вряд ли знали о космических полетах. Ап Сеорн сказал что-то полицейскому, тот в ответ кивнул. Пленников отвели назад в камеру. 3 - Ну и что теперь? - Ван Саравак тяжело опустился на койку и уставился в пол. - Будем им подыгрывать. - Эверард помрачнел. - Любым способом нужно добраться до роллера и бежать отсюда. Когда освободимся, тогда и разберемся, что к чему. - Но что здесь произошло? - Я же сказал, не знаю! На первый взгляд, что-то случилось с греко-римским миром, и победили кельты, но я не могу понять, что именно. Эверард прошелся по камере. У него созревала печальная догадка. - Вспомни основные теоретические положения, - начал он. - Каждое событие - результат взаимодействия множества факторов, а не следствие единственной причины. Поэтому-то изменить историю так трудно. Если я отправлюсь, скажем, в средние века и застрелю одного из голландских предков ФДР [Франклин Делано Рузвельт, президент США], он все равно родится в конце девятнадцатого века, потому что его гены и он сам сформированы целым миром предков, - произойдет компенсация. Но время от времени случаются ключевые события. В какой-то точке переплетается такое множество мировых линий, что этот узел определяет все будущее в целом... И вот, где-то в прошлом, кто-то зачем-то разрубил такой узел. - Не будет голубых вечеров возле канала, - бормотал ван Саравак, - нет больше Города Вечерней Звезды, нет виноградников Афродиты, нет... Ты знаешь, что на Венере у меня была сестра? - Заткнись! - Эверард едва не сорвался на крик. - Знаю. К черту все это. Нужно думать о другом... - Слушай, - помолчав, продолжал он, - и Патруль, и данеллиане пока вычеркнуты из истории. (Не спрашивай, почему они не вычеркнуты навсегда, почему мы, вернувшись из прошлого, впервые попадаем в измененное будущее. Мы здесь, вот и все.) Но, как бы то ни было, управления и курорты Патруля, находившиеся до ключевой точки, должны уцелеть. А это - несколько сот агентов, которых можно собрать. - Если нам удастся туда вернуться... - Тогда мы сможем найти это ключевое событие и предотвратить вмешательство в историю, в чем бы оно ни состояло. Мы сделаем это! - Прекрасная мысль. Но... Снаружи послышались шаги. В замке щелкнул ключ. Пленники отступили к стене. Затем ван Саравак внезапно просиял и, шаркнув ногой, галантно поклонился. Эверард изумленно разинул рот. Девушка, которую сопровождали трое солдат, была сногсшибательна: высокая, с гривой медно-красных волос, ниспадавших до тонкой талии, зелеными глазами, сиявшими на прекрасном лице, вобравшем в себя красоту не одного поколения ирландок... Длинное белое платье облегало фигуру, словно сошедшую сюда со стен Трои. Эверард уже заметил, что здесь пользуются косметикой, но девушка в ней не нуждалась. Он не обратил внимания ни на золотые и янтарные украшения, ни на пистолеты охранников. Смущенно улыбнувшись, девушка спросила: - Вы меня понимаете? Здесь решили, что вам, возможно, знаком греческий. Она говорила скорее на классическом, чем на современном языке. Эверард, которому довелось как-то поработать в Александрии, не без некоторого напряжения разобрал то, что она сказала. - Конечно, понимаю, - торопливо ответил он, глотая окончания слов. - Что ты там бормочешь? - требовательно спросил ван Саравак. - Это древнегреческий, - ответил Эверард. - Что и следовало ожидать! - Глаза венерианина блестели, недавнего отчаяния как не бывало. Эверард назвался и представил своего товарища. Девушка сказала, что ее зовут Дейрдре Мак-Морн. - Нет! - простонал ван Саравак. - Это уж слишком. Мэнс, немедленно научи меня греческому! - Помолчи, - попросил Эверард. - Мне не до шуток. - Но я ведь тоже хочу с ней пообщаться! Эверард перестал обращать на него внимание и предложил девушке сесть. Сам он устроился рядом, а его напарник в отчаянии метался вокруг них. Охранники держали оружие наготове. - Неужели на греческом еще говорят? - спросил Эверард. - Только в Парфии, да и там он сильно искажен, - ответила Дейрдре. - А я занимаюсь классической филологией. Саоранн Синит ап Сеорн - мой дядя, и он попросил меня, если удастся, поговорить с вами. В Афаллоне мало кто знает язык Аттики. - Что ж... - Эверард невольно улыбнулся, - я очень признателен вашему дяде. Она посерьезнела. - Откуда вы? И как вышло, что из всех существующих языков вы знаете только греческий? - Я знаю и латы