ыбке. Его черные одежды, включая сапоги и развевающийся за плечами плащ, были отделаны серебром, и на фоне похожей на башню скалы он вдруг напомнил Эверарду Дракулу [персонаж одного из романов английского писателя Б.Стокера, человек-вампир]. Голос Варагана по-прежнему звучал тихо: - Очевидно, твои коллеги выудили информацию у моих. Надо полагать, ты поддерживал с ними контакт и поэтому уже знаешь имена и кое-что о нашем происхождении... "Тридцать первое тысячелетие. Преступная группировка, сложившаяся после неудачной попытки экзальтационистов сбросить бремя цивилизации. За время пребывания у власти обзавелись машинами времени. Их генетическое наследие... Ницше мог бы их понять. Я не пойму никогда". - ...но знаешь ли ты истинную цель нашего пребывания здесь? - Вы собирались изменить ход истории, - резко ответил Эверард. - Мы едва успели помешать вам. И теперь нам предстоит сложная воспитательная работа. Зачем вам все это понадобилось? И как вы вообще решились на столь... столь безответственные действия? - По-моему, лучше сказать "эгоистичные", - усмехнулся Вараган. - Власть личности, неограниченные возможности... Сам подумай. Так ли было бы плохо, если бы Симон Боливар создал в испанской Америке настоящую империю вместо скопища драчливых государств-наследников? Это и цивилизованно, и прогрессивно. Представь, скольких страданий и смертей можно было бы избежать. - Замолчи! - Эверард почувствовал, как нарастает его гнев. - Вы прекрасно знаете, что это невозможно. У Боливара не было ни людей, ни коммуникаций, ни поддержки. Да, для многих он герой, но у многих других он вызывает ярость - например, у перуанцев, после того как он отделил Боливию. А о чем он будет стонать на смертном одре? Да о том, что все его старания построить стабильное общество были лишь попытками "вспахать море". Если бы вы и впрямь намеревались объединить хотя бы часть континента, вам следовало отправиться в другое время и другое место. - В самом деле? - Да. Есть только одна возможность. Я изучал ситуацию. В 1821-м Сан-Мартин вел переговоры с испанцами в Перу - он тогда вынашивал идею основать монархию под властью кого-то вроде Дона Карлоса, брата короля Фердинанда. Монархия могла бы включать территорию Боливии и Эквадора, а позднее, может быть, Аргентины и Чили, поскольку у такого объединения было бы гораздо больше преимуществ, даже чисто географических, по сравнению с союзом, созданным Боливаром. Спросишь, чего ради я все это тебе рассказываю?.. Да просто хочу доказать тебе, мерзавец, что я вижу, что все это ложь. Вы, очевидно, тоже неплохо подготовились. - Какова же тогда, по-твоему, наша истинная цель? - Яснее ясного. Заставить Боливара переоценить свои силы. Он же идеалист, мечтатель, а не просто воин. Если он не рассчитает свои силы, всему этому региону грозит хаос, который может распространиться и на оставшуюся часть Южной Америки. Вот тут-то вам и выпадет шанс захватить власть! Вараган передернул плечами, словно кот. Кот-оборотень. - По крайней мере, - сказал он, - в такой схеме есть некий элемент мрачного великолепия. Неожиданно в воздухе появился темпороллер и завис в двадцати футах над ними. Водитель ухмыльнулся и нацелил на Эверарда свое оружие. Не вставая с седла, Меро Вараган помахал рукой самому себе, восседавшему в машине времени. Дальше все произошло мгновенно. Каким-то образом Эверарду удалось освободиться от стремян и броситься на землю. Пораженный энергетическим разрядом, его конь пронзительно заржал. Пахнуло дымом и опаленной плотью. Но не успело мертвое животное рухнуть на землю, как Эверард, прячась за телом коня, произвел ответный выстрел. Должно быть, роллер противника чуть переместился. Конь упал, но Эверард успел отскочить и продолжал стрелять то вверх, то в сторону первого Варагана. Тот тоже соскочил с лошади и укрылся за обломком скалы. В воздухе с треском метались молнии энергетических разрядов. Свободной рукой Эверард выхватил из кармана коммуникатор и надавил большим пальцем на красную кнопку. Вражеский роллер спикировал за скалу, и спустя секунду оттуда донесся громкий хлопок - схлопнулся на месте исчезнувшей машины времени воздух, - а затем ветер донес резкий запах озона. Появилась машина Патруля. Но было уже поздно. Меро Вараган уже увез самого себя - раннего себя - в неведомую точку пространства-времени. - Да, - закончил Эверард, невесело кивнув, - таков был его план, и он сработал, черт подери. Добраться до какого-нибудь приметного объекта местности и отметить точное время на часах. То есть, он знал - будет знать позже, - куда и в какое время нужно попасть, чтобы спасти самого себя. Зораков этот рассказ буквально шокировал. - Но... но причинно-следственная петля такого рода... - пробормотал Хаим. - Он что, вообще не понимает, какой опасности подвергается? - Без сомнения, понимает, в том числе и то, что мог сделать так, словно его никогда и не было, - ответил Эверард. - Но с другой стороны, Вараган полностью готов к тому, чтобы уничтожить будущее в пользу варианта истории, где он мог бы достичь высокого положения. Он абсолютно лишен страха, ему на все наплевать. Все руководство экзальтационистов таково, это заложено на генетическом уровне. Он вздохнул. - Такие понятия как дружба или преданность у них также отсутствуют. Вараган и все его возможные сообщники не сделали и попытки спасти тех, кого мы схватили. Они просто исчезли, скрылись. С того самого времени, если можно так сказать, мы ждали их нового появления, и это вот хулиганство в храме как раз в их духе. Но конечно же - опять из-за риска временной петли - я не могу слетать в будущее и узнать, какой рапорт подам по завершении операции. Если "завершение" будет у операции, а не у меня. Яэль тронула его за руку. - Я уверена, вы победите, Мэнс, - сказала она. - А что случилось в Южной Америке потом? - Потом? Когда Вараган перестал подавать дурные советы, которые сам он дурными не считал, Боливар вернулся к своим естественным методам, - ответил им Эверард. - Он заключил мирное соглашение с Паэсом и объявил всеобщую амнистию. Позднее на него обрушилось множество несчастий, но он справился с ними - справился ловко и к тому же вполне гуманными методами. То есть сумел защитить и экономические интересы своего народа, и культуру страны. Когда он умер, от унаследованного им громадного состояния почти ничего не осталось, поскольку он за всю свою жизнь не взял ни единого сентаво из общественных денег. Прекрасный правитель, один из лучших в истории. Таков же и Хирам, как я предполагаю, но только и его правление находится под угрозой со стороны этого бродячего дьявола. У выхода Эверарда, разумеется, поджидал Пум, который тут же вскочил ему навстречу. - Куда мой славный хозяин хотел бы пойти сегодня? - пропел он. - Позвольте вашему слуге сопровождать вас, куда бы вы ни собирались. Может быть, навестите Конора, торговца янтарем? - А? - Он неожиданности патрульный вытаращил на Пума глаза. - С чего ты взял, что у меня есть какие-то дела к... таким особам? Пум поднял на него почтительный взгляд, но хитрые искорки в глазах выдавали его сразу же. - Разве мой господин не упоминал об этом своем намерении на борту корабля Маго? - А ты откуда об этом знаешь? - рявкнул Эверард. - Ну... я разыскал людей из команды, разговорил их, выудил кое-что. Ваш смиренный слуга вовсе не хотел выведывать то, что он знать не должен. Если я перешел границы допустимого, припадаю к вашим ногам и молю о прощении. Моим единственным желанием было узнать побольше о планах моего хозяина, чтобы я мог прикинуть, как ему помочь наилучшим образом. - Пум лучезарно улыбался с нескрываемой дерзостью. - О, понимаю. - Эверард дернул себя за ус и огляделся по сторонам. В пределах слышимости никого не было. - Ну, коли так, знай, что это лишь притворство. На самом деле меня привели сюда совсем иные дела. "Как ты уже должен был догадаться, увидев, что я сразу же направился к Закарбаалу и остановился у него", - добавил он про себя. Далеко не в первый раз случай напоминал ему, что люди любой эпохи могут быть столь же проницательны, как и представители далекого будущего. - О! И разумеется, это дела величайшей важности. Но не беспокойтесь, на устах вашего слуги печать молчания. - И пойми, я не вынашиваю никаких враждебных замыслов. Сидон и Тир - друзья. Скажем так: мне хотелось бы организовать совместную торговлю в очень больших масштабах. - Чтобы увеличить обмен товаром с народом моего господина? Но ведь тогда вам как раз и нужно посетить вашего земляка Конора, разве не так? - Нет! - Эверард осознал, что почти кричит. Справившись с собой, он продолжил: - Конор не земляк мне, во всяком случае, не в такой степени, как, например, тебе. У моего народа нет единой страны. Весьма вероятно, что мы друг друга просто не поймем, потому что родные языки у нас разные. Это было более чем вероятно. Эверарда и без того напичкали выше головы всевозможной информацией о Финикии - не хватало ему еще и кельтского языка. Он знал лишь несколько фраз, и этого ему вполне хватало, чтобы сойти за кельта среди финикийцев. Во всяком случае, он надеялся. - Сегодня, - сказал Эверард, - я хотел бы попросту прогуляться по городу, а Закарбаал тем временем попытается устроить мне аудиенцию у царя. - Он улыбнулся. - И здесь я целиком передаю себя в твои руки. Пум засмеялся и хлопнул в ладоши. - Как мудр мой господин! А к вечеру он сам решит, получил ли он, что искал - будь то удовольствие или нужные сведения, - и, возможно, сочтет в великодушии своем необходимым вознаградить своего проводника. Эверард ухмыльнулся. - Ну так показывай, на что ты способен, проводник. Пум потупил взгляд. - Может быть, мы заглянем сначала на улицу Портных? Вчера я позволил себе заказать там новое одеяние, которое теперь должно быть готово. Несмотря на необыкновенную щедрость моего хозяина, бедный юноша не осилит цену платья, поскольку придется заплатить и за скорость, и за прекрасный материал. Негоже ведь спутнику великого господина ходить в таких лохмотьях. Эверард тяжело вздохнул, хотя на самом деле не имел ничего против. - Я понимаю. Прекрасно понимаю! Не пристало тебе самому покупать себе одежду. Это недостойно моего положения. Что ж, идем, и я куплю тебе яркое достойное одеяние. Хирам заметно отличался от большинства своих подданных. Он был выше, светлее лицом; рыжеватые волосы и борода, глаза серые, прямой нос. Внешностью он напоминал Морской народ - пиратскую шайку изгнанных с родного острова уроженцев Крита и варваров с европейского Севера, которые два столетия назад неоднократно совершали набеги на Египет и, можно сказать, стали предками филистимлян. Другая, меньшая часть шайки, осевшая в Ливане и Сирии, породнилась с племенами бедуинов, которые и сами уже пытались заниматься мореплаванием. Отсюда и возникли финикийцы. И кровь захватчиков все еще проявлялась в облике местной знати. Дворец Соломона, который будет прославлен в Библии, станет лишь уменьшенной копией того дома, в котором проживал Хирам. Однако одевался царь просто - обычно в белый льняной халат с пурпурной отделкой и сандалии из тонкой кожи; золотая лента на голове и массивное кольцо с рубином служили символами царской власти. Да и манеры были так же просты. Средних лет мужчина, он все еще казался моложе и был по-прежнему силен и полон энергии. Они с Эверардом сидели в просторной, изящной и наполненной свежим воздухом комнате, которая выходила окнами в уединенный сад с садком для рыбы. Соломенную циновку под ногами покрывали тонкие узоры. Фрески на выбеленных стенах нарисовал художник, привезенный из Вавилона: они изображали деревья, цветы и крылатых химер. Между мужчинами стоял низкий столик из эбенового дерева, инкрустированный перламутром. На нем были расставлены стеклянные чаши с неразбавленным вином и блюда с фруктами, хлебом, сыром, сладостями. Красивая девушка в полупрозрачном платье, примостившись на коленях рядом с ними, пощипывала струны лиры. Двое слуг ожидали приказаний чуть поодаль. - Ты полон тайн и загадок, Эборикс, - проворчал Хирам. - Безусловно... но моя таинственность не вызвана желанием утаить что-то от вашего величества, - осторожно ответил Эверард. Одного взгляда царя достаточно охранникам, чтобы убить его. Впрочем, это было маловероятно: статус гостя священен. Но если он вызовет у царя раздражение, вся его миссия окажется под угрозой. - Если я и не могу до конца объяснить какие-то вещи, то оттого лишь, что мои знания о них незначительны. Но дабы не ошибиться, я также не рискну предъявлять необоснованные обвинения против кого-либо. Хирам соединил пальцы мостиком и нахмурился. - Тем не менее ты утверждаешь, что мне грозит опасность, хотя ранее говорил совсем иное. Сдается мне, ты отнюдь не тот прямодушный воин, за которого пытаешься себя выдать. Эверард изобразил на лице улыбку. - Мой мудрый повелитель хорошо знает, что необразованный странник из дальних земель не обязательно глупец. Я позволил себе сказать... э-э... слегка завуалированную правду. Мне пришлось так поступить... Но ведь так же поступает любой тирийский торговец, если хочет заключить выгодную сделку, а? Хирам рассмеялся и расслабился. - Продолжай. Если ты и мошенник, то, по крайней мере, мошенник забавный. Психологи Патруля весьма основательно продумали легенду. Сразу она не убеждала - но этого-то они как раз и добивались. Нельзя безоглядно торопить события и подталкивать царя к действиям, которые способны изменить всю известную историю. Тем не менее рассказ должен был прозвучать достаточно убедительно, чтобы царь согласился поспособствовать расследованию, ради которого Эверард здесь и появился. - Узнай же, о повелитель, что отец мой был вождем в горной стране, что лежит далеко за морем. - Речь шла о Халльштатском регионе Австрии. Эверард рассказал Хираму о том, что многие кельты, пришедшие в Египет вместе с Морским народом, после сокрушительного поражения, которое нанес этим полувикингам Рамзес III в 1149 году до Рождества Христова, бежали обратно на родину. Потомки их сохранили кое-какие связи (главным образом по Янтарному пути) с потомками кровных родственников, осевших в Ханаане с позволения победоносного фараона. Но старые амбиции не были забыты: кельты всегда отличались долгой памятью, и, по слухам, планировалось новое вторжение. Слухи подтвердились, когда, волна за волной, по обломкам микенской цивилизации варвары спустились в Грецию. По Адриатике и Анатолии словно пронесся разрушительный смерч. Эверард прекрасно знал о шпионах, которые, помимо этого, выполняли роль эмиссаров царей филистимлянских городов-государств. Дружелюбие Тира по отношению к евреям не могло вызвать любовь филистимлян, а богатство Финикии служило вечным соблазном. Планы зрели медленно, неравномерно, в течение не одного поколения. Сам Эборикс не мог сказать с уверенностью, как далеко уже зашли приготовления к походу на юг армии кельтских авантюристов. Хираму он честно признался, что и сам думал, не присоединиться ли ему к такому отряду вместе со своими людьми. Но вражда между кланами переросла в открытые столкновения, которые закончились поражением его клана и убийством его отца. Эбориксу едва удалось унести ноги. Желая мести так же сильно, как и упрочения своего положения, он прибыл в Тир с надеждой, что город, благодарный за его предупреждение, сочтет возможным по крайней мере предоставить ему средства, чтобы нанять солдат, которые помогли бы ему вновь вступить во владение своими землями. - Но ты не представил мне никаких доказательств, - задумчиво произнес царь. - Ничего, кроме твоих слов. Эверард кивнул. - Мой повелитель видит ясно - как Ра, Сокол Египта. Разве я не сказал заранее, что могу ошибаться, что, возможно, никакой реальной угрозы нет, а есть лишь сплетни и пустая болтовня глупых обезьян? Тем не менее, я молю, чтобы мой повелитель распорядился расследовать это дело со всей возможной тщательностью - просто спокойствия ради. И я готов стать вашим покорной слугой, который мог бы помочь в таком дознании. Я знаю мой народ, его обычаи, а кроме того, по пути через континент я встречал множество различных племен и побывал в разных странах. Теперь я чую коварство лучше всякой ищейки. Хирам дернул себя за бороду. - Возможно. В таком заговоре непременно должно участвовать много народу: кучка диких горцев и несколько филистимлян из числа знати здесь ничего не сделают... Люди из разных земель... Однако чужеземцы приезжают и уезжают, вольные, как ветер. Кто выследит ветер? Сердце Эверарда учащенно забилось. Вот оно - мгновение, которого он ждал. - Ваше величество, я много размышлял об этом, и боги подсказали мне несколько идей. Думаю, что в первую голову нам надлежит искать не обычных торговцев, капитанов и матросов, а странников из тех земель, которые тирийцы посещают редко или совсем не посещают; странников, которые задают вопросы, не имеющие отношения к торговле или выходящие за пределы обычного любопытства. Желая узнать как можно больше, они будут стремиться проникнуть и в общество знати, и на самое дно общества. Не припомнит ли мой повелитель кого-либо, кто отвечает такому описанию? Хирам покачал головой. - Нет. Нет, пожалуй. Я непременно услышал бы о таких людях и пожелал бы встретиться с ними. Моим приближенным известно, что я всегда жажду новых знаний и свежих вестей. - Он усмехнулся. - О чем свидетельствует хотя бы то, что я пожелал принять тебя. Эверарду пришлось проглотить свое разочарование. На вкус разочарование оказалось довольно кислым. "Но мне и не следовало ожидать, что сейчас, накануне удара, враг будет действовать столь открыто. Ему ведь известно, что Патруль тоже не сидит без дела. Нет, очевидно, он провел всю подготовительную работу, собирая информацию о Финикии и ее слабых местах, раньше. Возможно, очень давно". - Мой повелитель, - сказал он, - если угроза действительно существует, то планы вынашивались уже давно. Осмелюсь ли я попросить ваше величество подумать еще раз? Царь в своем всеведении может припомнить что-то подобное, что было годы назад. Хирам опустил взгляд и собрался с мыслями. От волнения Эверард весь покрылся испариной. Лишь усилием воли он заставил себя сидеть неподвижно и наконец услышал негромкие слова: - Что ж, в конце правления моего прославленного отца, царя Абибаала... да... какое-то время у него гостили чужеземцы, ставшие предметом слухов. Они прибыли из страны, о которой мы никогда ничего не слышали... Искатели мудрости с Дальнего Востока, как они говорили о себе... А сама страна?.. Си-ан? Нет, вряд ли. - Хирам вздохнул. - Воспоминания со временем тают. Особенно воспоминания о чужих рассказах. - Так мой повелитель не встречался с ними сам? - Нет, я был в отъезде, несколько лет путешествовал по нашим владениям и по миру, готовя себя к трону. А ныне Абибаал спит вечным сном, как и его предки. Как спят, боюсь, почти все, кто мог видеть тех людей. Эверард подавил вздох разочарования и заставил себя расслабиться. Туманно, расплывчато, но хоть какая-то ниточка. С другой стороны, на что он вообще рассчитывал? На то, что враг оставит свою визитную карточку? Здесь не хранят дневников и не берегут писем, не нумеруют года, как стали поступать в более поздние века. Узнать точно, когда Абибаал принимал своих странных гостей, Эверард не мог. Найти хотя бы одного-двоих, кто помнит тех странников - и то удача. Ведь Хирам правил уже два десятилетия, а средняя продолжительность жизни в эту эпоху совсем невелика. "Тем не менее надо попытаться. Это единственный пока след. Если, конечно, след этот не ложный. Может, они и в самом деле исследователи - например, из китайской династии Чоу". Он кашлянул. - Дарует ли мой повелитель своему слуге позволение задавать вопросы - в царском дворце и в городе? Мне кажется, что простые люди будут разговаривать с простым человеком вроде меня более свободно и откровенно, чем им позволит благоговейный трепет, который охватит их в присутствии вашего величества. Хирам улыбнулся. - Для "простого человека", Эборикс, у тебя слишком хорошо подвешен язык. Однако... ладно, можешь попробовать. И я хочу, чтобы ты на какое-то время остался у меня во дворце вместе с твоим молодым слугой, которого я приметил снаружи. Мы побеседуем еще. Уж что-что, а собеседник ты занятный. Аудиенция завершилась, и слуга провел Эверарда с Пумом в их комнаты. - Благородный гость будет обедать с начальниками стражи и людьми, равными ему по положению, если его не пригласят за царский стол, - подобострастно объяснил он. - Спутника его ожидают за столом свободнорожденных слуг. Если возникнут какие-либо пожелания, вам нужно лишь сказать слугам - щедрость его величества не знает границ. Эверард решил эту щедрость особо не испытывать. Хотя придворные, в отличие от большинства тирийцев, всячески старались пустить пыль в глаза, сам Хирам, возможно, не был чужд бережливости. Тем не менее, войдя в отведенную ему комнату, патрульный убедился, что царь оказался заботливым хозяином. Распоряжения, очевидно, были отданы после их беседы, за то время, пока гостям показывали дворец и кормили их легким ужином. В большой, хорошо обставленной комнате горело несколько светильников. Окно со ставнями выходило на двор, где росли цветы и гранатовые деревья. Массивные деревянные двери крепились на бронзовых петлях. Еще одна дверь открывалась в смежную комнату - видимо, для прислуги, поскольку места в ней едва хватало на соломенный матрас и ночной горшок. Эверард остановился. Неяркий свет освещал ковер, драпировки, стулья, стол, сундук из кедрового дерева, двойную кровать. Неожиданно тени колыхнулись - с кровати встала молодая женщина и сразу же опустилась на колени. - Желает ли мой повелитель что-нибудь еще? - спросил слуга. - Если нет, то позвольте недостойному слуге пожелать вам доброй ночи. Он поклонился и вышел из комнаты. Из груди Пума вырвался вздох. - Красавица-то какая, хозяин! Щеки Эверарда загорелись. - Угу. Тебе тоже доброй ночи. - Благородный господин... - Доброй ночи, я сказал. Пум поднял глаза к потолку, демонстративно пожал плечами и поплелся в свою конуру. Дверь за ним захлопнулась. - Встань-ка, милая, - пробормотал Эверард. - Не бойся. Женщина повиновалась, но закрыла грудь руками и смиренно опустила голову. Высокая, явно выше среднего роста для этой эпохи, стройная, с хорошей фигурой. Светлая кожа под тонким платьем. Каштановые волосы были собраны на затылке. Ощущая едва ли не робость, он прикоснулся пальцем к ее подбородку. Она подняла голову, и патрульный увидел голубые глаза, дерзко вздернутый нос, полные губы и пикантно рассыпанные по лицу веснушки. - Кто ты? - поинтересовался он. Горло у него перехватило. - Ваша служанка, которую прислали позаботиться о вас, повелитель. - В ее речи слышался певучий иностранный акцент. - Что вы пожелаете? - Я... Я спросил, кто ты. Твое имя, твой народ. - Здесь меня зовут Плешти, хозяин. - Потому что, готов поклясться, не могут выговорить твое настоящее имя, - или потому, что им лень делать это. Так как же тебя зовут? Она сглотнула, на глаза навернулись слезы. - Когда-то меня звали Бронвен, - прошептала она. Эверард кивнул - кивнул своим собственным мыслям. Он огляделся и увидел на столе кувшин с вином, сосуд с водой, кубок и вазу с фруктами. Он взял Бронвен за руку, отметив про себя, какая она тонкая и нежная. - Идем-ка сядем, - сказал он, - угостимся, познакомимся. Вон тот кубок как раз подойдет. Она вздрогнула и отшатнулась. Печаль снова коснулась его мыслей, но Эверард заставил себя улыбнуться. - Не бойся, Бронвен. Я не сделаю тебе ничего плохого. Просто хочу, чтобы мы стали друзьями. Видишь ли, девочка, я думаю, что мы с тобой соплеменники. Она подавила всхлипы, расправила плечи, снова сглотнула. - Мой повелитель... п-подобен богу в своей доброте. Как же мне отблагодарить его? Эверард увлек ее к столу, усадил на стул и налил вина. Вскоре она уже рассказывала свою историю. Все было более чем обычно. Несмотря на ее смутные географические представления, он пришел к заключению, что Бронвен из какого-то кельтского племени, которое мигрировало на юг от родных дунайских земель. Она выросла в деревне в северной части Адриатического побережья, и ее отец считался там весьма состоятельным человеком - насколько это вообще возможно в бронзовом веке. Бронвен не подсчитывала ни дни рождения "до", ни годы "после", однако, по его оценке, ей было около тринадцати, когда - примерно десять лет назад - пришли тирийцы. Они приплыли в одном-единственном корабле, смело направляясь на север в поисках новых возможностей для торговли. Разбив лагерь на берегу и разложив товар, тирийцы принялись за свое дело, изъясняясь при помощи языка жестов. Очевидно, они не собирались возвращаться в эти места, поскольку, уезжая, прихватили с собой нескольких детей, которые подбрели к кораблю, чтобы взглянуть на удивительных чужестранцев. Среди них оказалась и Бронвен. Пленниц никто не насиловал - да и вообще тирийцы относились и к ним, и к мальчикам без лишней жестокости, но просто потому, что здоровая девственница стоила на невольничьем рынке очень дорого. Эверард признал, что даже не может назвать моряков порочными. Они просто сделали то, что считалось вполне естественным в древнем мире - да пожалуй, и еще долго в последующие века. В общем-то Бронвен еще повезло. Ее купили для царского дворца - не для гарема (хотя царь и воспользовался несколько раз ее прелестями, так сказать, в неофициальном порядке), а для того, чтобы Хирам мог предоставлять ее своим гостям - тем, кому он оказывал особое внимание. Мужчины редко бывали умышленно жестоки с ней, а боль, которая никогда не исчезала, объяснялась ее положением - положением пленницы у чужаков. Это, и еще дети. За годы на чужбине Бронвен родила четверых, но двое из них умерли в младенчестве - не такая уж плохая статистика по тем временам, особенно если учесть, что она сохранила и зубы, и вообще здоровье. Двое выживших были пока малы. Девочка, скорее всего, также станет наложницей, когда достигнет половой зрелости, - если ее не отправят в публичный дом. (Рабынь не подвергали дефлорации в ходе религиозного обряда, потому что никого не волновала их дальнейшая судьба.) Мальчика в этом возрасте, вероятно, кастрируют: воспитанный при дворе, он мог пригодиться в качестве прислуги в гареме. Что же касается Бронвен, то, когда она подурнеет, ее определят на работу. Не обученная никакому ремеслу - такому, например, как ткачество, - она, скорее всего, закончит свои дни посудомойкой или где-нибудь на мукомольне. Все эти горькие подробности Эверарду пришлось выуживать из нее одну за другой. Она не жаловалась и не просила о помощи. Такая уж у нее судьба, ничего тут не поделаешь. Ему вспомнилась строчка, которую через несколько столетий напишет Фукидид [древнегреческий историк, автор знаменитого труда, посвященного событиям Пелопонесской войны] о гибельной афинской военной экспедиции, последние участники которой провели остаток своих дней в копях Сицилии: "Свершив, что мужчины могли, они терпеливо переносили то, что положено перенести". Это же можно сказать и о женщинах. Эверард невольно задался вопросом, найдется ли у него столько же стойкости, сколько у Бронвен. Едва ли. О себе он рассказывал немного. Едва он уклонился от встречи с одним кельтом, ему тут же навязали другого, и он чувствовал, что лучше будет попридержать язык. В конце концов Бронвен немного повеселела, раскраснелась и, подняв на него взгляд, произнесла слегка заплетающимся языком: - О, Эборикс... - Дальше он ничего не разобрал. - Боюсь, мой диалект слишком сильно отличается от твоего, милая, - сказал он. Она вновь перешла на пунический: - Эборикс, как великодушно со стороны Ашерат, что она привела меня к тебе, сколько бы времени она мне ни даровала. Как чудесно... А теперь, мой милый повелитель, приди ко мне и позволь твоей служанке также доставить тебе немного удовольствия... - Она поднялась, обошла вокруг стола и устроилась, мягкая, теплая, у него на коленях. Эверард уже успел посоветоваться со своей совестью. Если он не сделает того, чего от него ожидают, слух об этом непременно дойдет до царских ушей. Хирам может обидеться - или заинтересоваться, что там не так с его гостем. Бронвен тоже обидится, и, возможно, у нее будут из-за него неприятности. Кроме того, она красива, привлекательна, а он так давно не был с женщиной. Бедняжка Сараи здесь не в счет... И он привлек Бронвен к себе. Умная, внимательная, чувственная, она прекрасно знала, как доставить мужчине удовольствие. Поначалу он рассчитывал только на один раз, но она заставила его изменить свои намерения - и неоднократно. Ее собственная страсть также оказалась не фальшивой. Что ж, возможно, он был первым, кто когда-либо пытался доставить удовольствие ей. Когда они отдыхали после второго раза, она судорожно прошептала ему на ухо: - Я... я не рожала... вот уже три года. О, как я молю, чтобы богиня открыла мое лоно для тебя, Эборикс... Он не стал напоминать ей, что все ее дети будут рабами. А перед тем, как они уснули, она пробормотала нечто такое, о чем, подумал Эверард, она вполне могла и не проговориться, если бы не вино и не усталость: - Мы были сегодня одной плотью, мой повелитель, и еще не раз сможем снова слиться воедино. Но знай: мне известно, что мы не принадлежим к одному народу. - Что? - Его пронзил холод. Он сел рывком, но она сразу прижалась к нему и обняла. - Ложись, сердце мое. Никогда, никогда я тебя не выдам. Но... я довольно хорошо помню свой дом, помню множество мелочей, и я не верю, что горные гэлы так уж отличаются от гэлов, которые живут у моря... Успокойся, успокойся, твоей тайне ничто не угрожает. Почему Бронвен, дочь Браннока, должна выдать единственного человека, который за долгие годы здесь проявил о ней заботу? Спи, моя безымянная любовь, крепко спи в моих объятьях. На рассвете, рассыпаясь в извинениях и лести, Эверарда разбудил слуга и увел его в горячую баню. Мыла пока еще не придумали, однако губка и пемза оттерли кожу патрульного от грязи, а затем слуга сделал ему массаж с втиранием ароматного масла и побрил его. После чего Эверард присоединился к начальникам охраны - для скромного завтрака и оживленной беседы. - Я сегодня освобожден от службы, - сказал один из них. - Не хотите ли, чтобы я свозил вас в Усу, друг Эборикс? Я мог бы показать вам город. А затем, если будет еще светло, мы прокатимся по окрестностям. - Эверард так и не понял, имелась ли в виду ослиная спина или более быстрая, хотя и менее удобная боевая колесница. Лошади в ту эпоху, как правило, слишком ценились, чтобы использовать их для чего-либо, кроме сражений и парадных выездов. - Благодарю вас, - ответил патрульный. - Однако сначала мне нужно повидаться с женщиной по имени Сараи. Она работает где-то на кухне. Офицер поднял брови. - Ну-ну, - ухмыльнулся тириец. - Северяне, что, предпочитают царским избранницам простых служанок? "Боже, что за деревенские сплетники обитают в этом дворце, - подумал Эверард. - Мне лучше будет, если я побыстрей восстановлю свою репутацию". Он выпрямился, бросил на своего собеседника холодный взгляд и проговорил: - По повелению царя я провожу дознание, но суть его никого не касается. Ясно это? - О да, безусловно. Я просто пошутил, благородный господин. Подождите, я разыщу кого-нибудь, кто знает, где она. - Стражник поднялся со скамьи. Эверарда провели в другую комнату, и на несколько минут он остался один. Он провел их, анализируя охватившее его ощущение, что надо спешить. Теоретически у него было столько времени, сколько нужно: в случае необходимости он всегда мог вернуться назад. Главное - позаботиться, чтобы его никогда не увидели рядом с самим собой. На практике, однако, это предполагало огромный риск, приемлемый только в самом крайнем случае. Помимо того, что создавалась временная петля, которая могла выйти из-под контроля, существовала и возможность иного развития земных событий. И чем дольше длилась операция, тем выше становилась вероятность изменений. Кроме того, ему не давало покоя естественное желание поскорей разделаться с этой работой, довести ее до конца и закрепить существование породившего его мира. Приземистая фигура раздвинула входные занавеси. Сараи опустилась перед ним на колени. - Ваша обожательница ожидает приказаний повелителя, - сказала она дрожащим голосом. - Поднимись, - произнес Эверард. - И успокойся. Я всего лишь хочу задать тебе два-три вопроса. Она заморгала и покраснела до кончика своего длинного носа. - Что бы ни приказал мой повелитель, та, кто перед ним в таком долгу, постарается исполнить его волю. Он понял, что она не пресмыкается и не кокетничает. Не подталкивает его к чему-либо и ничего не ждет. Принесшая свою девственность в жертву богине финикийка по-прежнему считалась целомудренной. Сараи просто испытывала к нему робкую благодарность. Эверарда это тронуло. - Успокойся, - повторил он. - Мне нужно, чтобы мысли твои ничто не сковывало. По поручению царя я ищу сведения о людях, которые когда-то гостили у его отца, в конце правления достославного Абибаала. Ее глаза расширились. - Но, хозяин, я тогда, наверное, только родилась. - Знаю. А как насчет остальных слуг? Ты наверняка знаешь их всех. Кто-нибудь из тех, кто служил тогда, могут до сих пор работать во дворце. Не могла бы ты порасспросить их? Она коснулась рукой бровей, губ и груди - в знак повиновения. - Раз мой повелитель желает этого... Эверард рассказал ей то немногое, что знал сам. Сараи задумалась. - Боюсь... боюсь, из этого ничего не получится, - сказала она. - Мой повелитель, конечно же, понимает, что приезд чужестранцев для нас большое событие. И если бы дворец посетили столь необычные гости, как описывает мой повелитель, слуги говорили бы об этом до конца своих дней. - Она грустно улыбнулась. - В конце концов, у нас не так уж много новостей - у тех, кто работает во дворце. Мы пережевываем старые сплетни снова и снова, и, если бы кто-то помнил чужеземцев, я давно бы уже знала эту историю. Эверард мысленно обругал себя на нескольких языках. "Похоже, мне придется отправиться на поиски в Усу самому, на двадцать с лишним лет назад. Хотя риск велик: они могут засечь мою машину или даже убить меня". - Но ты все-таки порасспрашивай слуг, хорошо? - сказал он расстроенно. - Если никто ничего не помнит, тебе не в чем будет себя винить. - Да, но это меня очень огорчит, великодушный господин, - тихо ответила она и, прежде чем уйти, вновь преклонила колени. Эверард направился к своему новому знакомому. Он не рассчитывал всерьез, что за один день найдет на материке ключ к разгадке, но по крайней мере прогулка развеет его, снимет напряжение. Когда они вернулись на остров, солнце клонилось к горизонту. Над морем стелилась туманная дымка, рассеивавшая свет и превращавшая высокие стены Тира в золотой волшебный замок, который может в любой момент раствориться в воздухе. Сойдя на берег, Эверард обнаружил, что большинство горожан уже разошлись по домам. Начальник стражи, который вместе со своей семьей жил в городе, простился с ним, и патрульный поспешил во дворец по пустынным и словно призрачным после дневной суматохи улицам. Неподалеку от дворцовых ворот он заметил на фоне стены темный женский силуэт, но стражники не обращали на женщину никакого внимания. Зато когда Эверард приблизился, они вскочили на ноги, направив на него копья, и один из них строгим голосом потребовал, чтобы он назвался. Никакого уважения к почтенному гостю. Женщина поспешила ему навстречу. Она опустилась на колени, и он узнал Сараи. Сердце Эверарда подпрыгнуло от волнения. - Что случилось? - вырвалось у него. - Повелитель, я прождала вашего возвращения почти весь день, потому что мне показалось, вам будет интересно, что я узнаю. Видимо, она перепоручила кому-то свои обязанности и час за часом ждала его на раскаленной улице... - Ты... что-то нашла? - Мне трудно судить. Может быть, это лишь ничтожная крупица... - Так говори же, не тяни, ради Мелкарта! - Ради вас, повелитель, только ради вас, поскольку вы просили об этом вашу служанку. - Сараи вздохнула, заглянула ему в глаза. Голос ее окреп, и она заговорила деловым тоном: - Как я и опасалась, те немногие старые слуги, что еще остались во дворце, не видели людей, которые вас интересуют. В ту пору они еще не поступили на службу, а если и поступили, то работали не во дворце, а в других местах - на полях, в летнем имении или еще где. Двое или трое, правда, сказали, что когда-то они вроде бы слышали какие-то сплетни, но все, что они могли припомнить, мой повелитель уже и так знает. Я была в отчаянии, пока мне не пришло в голову вознести молитву Ашерат. Я попросила ее проявить милосердие к моему повелителю, который служил ей вместе со мной, тогда как ни один другой мужчина не хотел сделать этого долгие годы. И она откликнулась. Да восхвалят ее все живущие! Мне вспомнилось, что отец помощника конюха по имени Джантин-хаму работал раньше в дворцовом хозяйстве и что он до сих пор жив. Я разыскала Джантина-хаму, тот отвел меня к Бомилкару - и точно: Бомилкар может рассказать о тех чужеземцах. - Да ведь это... это замечательно! - воскликнул Эверард. - Без тебя я никогда бы этого не узнал! - Я молю сейчас лишь об одном - чтобы Бомилкар действительно пригодился моему повелителю, - прошептала она, - тому, кто был так добр к некрасивой женщине с холмов. Пойдемте, я провожу вас... Как и подобало почтительному сыну, Джантин-хаму выделил для своего отца место в комнате, которую делил со своей женой и двумя младшими детьми, которые пока жили в родительском доме. Единственный светильник выхватывал из тени предметы скудной обстановки: соломенные тюфяки, скамьи, глиняные кувшины, жаровню. Приготовив на общей для нескольких семей кухне еду, женщина вернулась с блюдом в комнату. Духота стояла ужасная, сам воздух казался липким и жирным. Домочадцы сидели на корточках, разглядывая Эверарда, пока тот расспрашивал Бомилкара. Старик совсем облысел, остались лишь несколько жидких прядей седой бороды, зубы выпали; полуглухой, со скрюченными, изуродованными артритом пальцами, молочно-белые глаза затянуты катарактами - лет ему было, наверно, около шестидесяти. (Показать бы такого энтузиастам движения "Назад к природе" в Америке двадцатого столетия - враз бы одумались.) Сгорбленный старик сидел на скамейке, вцепившись слабыми руками в деревянный посох. Однако голова у него работала, разум рвался наружу из развалин, в которые заключила его судьба, - словно растение, что тянется к солнечному свету. - Да, я вижу их перед собой, будто это случилось вчера. Если бы я еще так же хорошо помнил то, что на самом деле произошло вчера... Хотя вчера ничего не произошло, со мной давно уже ничего не происходит... Семеро, вот сколько их было, и они сказали, что приплыли на корабле с Хеттского побережья. Помню, молодому Матинбаалу стало тогда любопытно, он спустился в порт и расспросил моряков, но так и не нашел капитана, который привозил каких-нибудь таких пассажиров. Что ж, может, они приплыли на корабле, который сразу же отправился дальше - в Филистию или Египет... Чужеземцы называл