? -- и отвечают мне: Мы вызванные дети соцьялизма Я воскричал: Родные! Как я рад! Вот я -- ваш единоутробный брат! -- Но отвечали мне: Изыди же! Ты временного, а мы вечного уже Социализма -------- x x x Кто не жизнью с жизнью связан Тот ничем ей не обязан Тот готов на смертный бой И даже не самим собой А всей массою народа Потому что он -- свобода Ни к чему отдельно здесь не привязанная -------- x x x Вот юноша подходит к гробу: Прощай! -- он гробу говорит А тот вдруг хвать его за оба Да и с собою в гроб тащит Тут юноша томиться, рваться А что томиться! что метаться! Срок неминуймый подойдет -- Еще не всякий и возьмет К себе -------- x x x Я вышел в сад -- он полон был сполна Врагов и наших трупами полегших Я в дом ушел -- там было все полегче Хотя и там была уже она Я ей сказал: Ирина, ты -- медведь Доделывай свой святое дело Смотри, два листика еще не облетело! И ты -- она мне отвечала -- ведь -- Что я? -- И ты, и ты! -- Что я? что я? -- И ты, милый, и ты! -- Что, что, что я? -- И ты, и ты, я говорю: и ты! -- А что, что я? -- И ты! -- Что? -- И ты! -------- x x x Вот души основных народов Собрались вместе в небесах И порешили там за всех Как жить им средь людей-природы Немецкая душа сказала: Мне жизни мало, смерти мало А мериканская сказала: Мне смерти много, жизни мало Китайская что-то сказала И что-то русская сказала И порешили; а напротив Вторая русская стояла Душа и ровно все напротив Говорила -------- x x x Вот воздух изогнувши тело Над душным стогом пролетает И тихий сельский пролетарий Косясь глядит на это дело Как местная родная высь В какой-то дальней выси тает И тихий сельский пролетарий В улыбке становясь как рысь Родную высь когтит умело Чтобы она не отлетела В ту высь -- рассудочную -------- x x x Садится солнце за холмы Так думаю и я Уйду-исчезну и меня Растений смутные умы Неспешно станут вспоминать: Ведь вроде тут вот кто-то, блядь Был Только что -------- x x x О, мальчик мой, я так тебя любила Ты спал, а я неслышная входила И молча над тобой стояла Прозрачною водою одеяло Тебя опутывало -- я следила И струи чистые рукою отводила Потом ложилась рядом и дрожала Ты вскакивал, кричал -- но я держала Тебя В объятьях своих жарких -------- x x x Стоит мужичок под окошком И прямо мне в очи глядит Такой незаметный на вид И так подлетает немножко И сердце внутри пропадает И холод вскипает в крови А он тихонечко так запевает: Ой, вы мене, вы текел мои Фарес! -------- x x x Вот Бао Даю сон приснился Что некой деве молодой Приснился некий Бао Дай И к ней немедленно явился И молвит ей: О молодая! Я первый ведь тебя приснил Потом уж ты по мере сил Себе приснила Бао Дая Во сне моем -------- x x x Когда бы сильные метели Наш этот домик занесли Мы б тихо-тихонько сидели На высоком воздухе земли Куда-то там -- не разобрать -- С седьмого этажа смотрели О, Господи -- ведь в самом деле Ни капельки не разобрать Кругом одна Природа-Мать А там, за этой канителью Там Батюшка-Народ -- он злится Он хочет к нам сквозь Мать пробиться Он бьется, но рожает Мать -------- x x x Вот молодежь ко мне приходит А что я ей могу сказать Учитесь? -- да уже сказали Женитесь? -- женятся и так А поженившись-научившись Так это каждый проживет А я скажу ей как злодей: Живите там, где жить нельзя -- Вот это жизнь! -------- x x x Вот пурга отошед позабылась Утром выглянешь -- Боже, прости! Пухлым снегом вся местность забилась Так что слова не произнести Да какая-то виснет досада Говорить-то, выходит, что надо Что ж сказать-то, чтоб вышло красиво Разве вот что: Ебитская сила Экая! -------- x x x Нет, мир не так уж и убог Когда в любую щелку глянешь За угол за любой заглянешь И видишь -- вон сидит там Бог Как пташка малая тоскует Лукавой ласкою глядит А то как вскочет, как помчится И снова нету никого -------- x x x Вот великий праздник праздничный У окошка я сижу В небо высшее гляжу И салют там вижу праздничный А над ним цветочек аленький Невозможный расцветает Следом сходит Будда маленький Всех крестом благословляет Тут же наступает тьма Как кошачий орган жуткий На коротком промежутке Все срывается с ума -- Бьется, рвется, цепи гложет Пропадает, но не может Только я сижу здесь маленький Словно тот цветочек аленький Нетленный -------- x x x Господь листает книгу жизни И думает: кого б это прибрать Все лишь заслышат в небе звук железный И словно мыши по домам бежать А Он поднимет крышу, улыбнется И шарит по углам рукой Поймает бедного, а тот дрожит и бьется Господь в глаза посмотрит: Бог с тобой -- Что бьешься-то? -------- x x x Я поглядел в дверной глазок А там она стояла И на меня глядела Не опуская век И я вскричал: О номму! номму! Зачем я подошел к глазку дверному! Теперь не отойти вовек -------- x x x Такой бывает вечер беспричинный Особо в нашей средней полосе Когда вдруг исчезают все Все эти женщины-мужчины Все эти знаки различенья И над землею на весу Гуляют ангелы внизу Исполненные среднего значенья Средней полосы нашей -------- x x x Мы не от страшных ран помрем Конечно ежели помрем Но так как все же мы помрем Выходит, мы помрем от ран Нестрашных -------- x x x Вот завилась пыль воронкой Это смерть сюда идет Может и пройдет сторонкой В смысле, мимо обойдет А чего идти ей мимо Ей и здесь ведь хорошо Вот когда ведь ты прошел -- Ведь понравилось, не правда ль? -------- x x x Весна под окошками бродит Родимая! Личко покажь! На седьмой поднимися этаж А то все внизу пропадаешь Она ж отвечала смеясь Гуляя средь гущи народа: А на седьмом -- там уже не природа На седьмом -- там уже черт те что -------- x x x Странна ли, скажем, жизнь китайца Когда живет на свете грек И русский тоже жить пытается И мериканец тот же грех Берет на душу -- средь природы Жить не как дерево там вишня Или там камни или воды Иль, скажем, небеса, а видишь ли -- Как мериканец -------- x x x Ты помнишь край, где все мы жили Где пел полночный соловей И некторый мужик двужильный Пахал поля при свете дней И возвращался с работы На наш невинный палисад Как будто из потьмы египтской Бросал свой истомленный взгляд И были мы не виноваты И лишь сводящая с ума Во всем была здесь виновата Одна великая потьма Египтская -------- x x x Всюду мясо женское летает Просит одевать-любить его От души бывало отлетает А душа не просит ничего Потому что голая душа Женская -- безумно хороша -------- x x x Вот он ходит по пятам Только лишь прилягу на ночь Он мне: Дмитрий Алексаныч -- Скажет сверху -- Как ты там? -- Хорошо -- отвечу в гневе -- Знаешь кто я? Что хочу? -- Даже знать я не хочу! Ты сиди себе на небе И делай свое дело Но тихо -------- x x x Вот человек и нет ему призванья Ни ласкового средь других людей прозванья Ни места, ни жены, ни сына И плачет по нему в лесу осина Но если что-то плачет по тебе То это уж само серьезно по себе * Имеется в виду Бродский? -- С. В. -------- x x x Вся жизнь исполнена опасностей Средь мелких повседневных частностей: Вот я на днях услышал зуммер Я трубку взял и в то ж мгновенье Услышал, что я чистый гений Я чуть от ужаса не умер -- Что это? -------- x x x Вот Он едет на осляти Отчего же он убог? -- А потому что это, дети Вочеловечившийся Бог Отчего ж он так страдает Волочит ужасный крест? -- А потому то, дорогие Это дело Бога есть Отчего же это люди Чуть чего -- за топоры? -- А потому что они -- бляди Но до времени-поры -------- x x x Ах, будущей жизни счастливой Отсыпьте немного в пригоршню От этого станет ли горше Что вот подержу я в руках Ну, не ее -- так хоть прах Ее Будущей -------- x x x Прекрасные девушки бродят по пляжу Нагие как серны альпийских лугов Я взглядом их трогаю нежно и глажу И в море бросаю под ропот валов: Они ко мне руки с пучин простирают А я уже небо глазами держу И солнце заходит и след их стирает И я одинокий под взглядом лежу Чьим-то -------- x x x Как много женщин нехороших Сбивающих нас всех с пути В отличие от девушек хороших Не миновать их и не обойти Куда бежать от них! куда идти! Они живут разлитые в природе Бывает, выйдешь потихоньку вроде Они вдруг возникают на пути Как дерева какие -------- x x x В ней все, Господь не приведи! И как вошла и как приветствовала И наполнение груди -- Все идеалу соответствовало И мне совсем не соответствовало Я тонок был в своей груди Со впадиною впереди И вся фигура просто бедствовала Так -- что Господь не приведи! -------- x x x Женщина плавает в синей воде Гладкою кожей на солнце сверкает Ведь человек! -- а как рыба какая Неуловимая в синей воде Но подберется когда не спеша Ужас какой или пакость какая -- Вот уже только глазами сверкает! Только безумие! Только душа! -------- x x x Давайте думать как бывает О том, что так легко не быть О том, что каждый забывает При том, что так легко забыть Так как же этому не быть Когда оно так и бывает -------- x x x Он вспомнил о дальнем но главном О родине вспомнил своей Привиделись свет и пространство И блики знакомых людей Он двинулся в том направленье И в стенку ударился лбом И это родство и знакомство С тех пор узнает он в любом -------- x x x Прозрачные сосны стояли Меж ними стояли прекрасные ели Но все это было когда-то вначале Когда мы и ахнуть еще не успели Все это по-прежнему где-то стоит Но мы уже мимо всего пролетели И мимо сосны, что прозрачна на вид И мимо прекрасной и памятной ели Куда ж мы спешили-летели? И где отошли от летучего сна? -- Да там, где уже не прозрачна сосна И где не прекрасны, но памятны ели -------- x x x Солдат лежал напротив неба И был он намертво убит Иль притворялся, чтобы пуля Которую на нитке Бог Сквозь все миры привел к солдату Чтоб познакомить их, но пуля... Но пуля! Но солдат! Но Бог! -------- x x x Если смерти не бояться То не так прекрасна жизнь Потому бояться смерти Жизненный закон велит Так и ты вот -- бойся смерти Ну а сам смотри вперед И представь что смерть вся сзади Хотя смерть вся здесь вокруг -------- x x x В любую вещь вхожу до середины А там уж Бог навстречу мне идет Бутылку выпьешь так до половины А там само без удержу идет Вот так нас любит Бог -- лишь пальцем поманит А сам уж со всех ног навстречу нам бежит -------- x x x Как же так? -- В подворотне он ее обидел В смысле -- изнасиловал ее Бог все это и сквозь толщу видел Но и не остановил его Почему же? -- Потому что если в каждое мгновенье Вмешиваться и вести учет То уж следующего мгновенья Не получится, а будет черт те что -- Вот поэтому. -------- x x x Нет последних истин -- все истины предпоследние И в смысле истинности и в смысле порядка следования Да и как бы человек что-то окончательное узнал Когда и самый интеллигентный, даже балерина, извините за выражение, носит внутри себя, в буквальном смысле, кал -------- 25-Й БОЖЕСКИЙ РАЗГОВОР Бог меня немножечко осудит А потом немножечко простит Прямо из Москвы меня, отсюда Он к себе на небо пригласит Строгий, бородатый и усатый Грозно глянет он из-под бровей: Неужели сам все написал ты? -- -- Что ты, что ты -- с помощью Твоей! -- Ну то-то же -------- x x x Скажи мне, о чем ты сейчас размышляешь Взирая на этот квадрат А я размышляю о ласковом круге Который квадрату ни друг и ни брат А кто же квадрат этот названный круга? Убийца он кругу квадрат Однако в квадрате хоть жить нам возможно Ах, где только щас ни живут -------- x x x Посредине мирозданья Среди маленькой Москвы Я страдаю от страданья Сам к тому ж ничтожно мал Ну, а если б я страдал Видя это или это То страдания предметы Принимали б мой размер Но страданьем же страданья Я объемлю мирозданье Превышая и Москву -------- x x x Скажем, грек поднимет голову Что же видит над собой? -- А он видит Бога голого Потому что жарко там Ну а мы поднимем голову Что ж в отличье видим мы? -- Тоже видим Бога голого Но посереди зимы В отличье -------- x x x Вот дождик на улице хлещет часами И пусть его хлещет по травам и веткам Вот я и поднялся до мудрости самой Какая возможна по слабости ветхой А мудрость вся эта -- не хитрость какая Но лишь повторение мысли убогой Что все происходит со смыслом глубоким А вот что за смысл -- это мудрость иная -------- x x x На том свете по идее Нам несложно будет жить Мы уж ко всему привыкшие Да и от всего отвыкшие Вот в раю сложнее жить -- Им ведь надо дорожить По идее -------- x x x Отчего бы мне не взять Да и не решиться на бессмертье Это непонятней смерти Но и безопасней так сказать Безопасней в смысле смерти А в смысле жизни -- как сказать -------- ЗВЕЗДА ПЛЕНИТЕЛЬНАЯ РУССКОЙ ПОЭЗИИ Поэту нельзя без народа. Народные корни поэта -- в народе, а поэтические корни народа -- опять-таки в народе. Все это понимал великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин. Была в ту пору сложная внутренняя и внешнеполитическая ситуация. Обложил тогда Россию Наполеон, блокировал все порты и магистрали, готовился напасть на нашу родину. А внутри страны, в самом ее сердце, в столице ее, в древнем Петербурге, при попустительстве и прямом содействии царского двора и государственных чиновников французский посол Геккерен и его племянник вели разложение русского общества в пользу французского влияния. Уже весь высший свет говорит только по-французски с прекрасным, даже на французское ухо, прононсом, а сама императрица ведет переписку с одним из вдохновителей французской революции, позднее переросшей в диктатуру Наполеона, Вольтером, и тоже по-французски. Небольшая часть несознательной молодежи при попустительстве властей поддалась пропаганде и в этот сложный и опасный момент вышла на Сенатскую площадь с профранцузскими, антинародными лозунгами, рассчитанными на раскол русского общества перед лицом захватчика. Один Пушкин понимал всю опасность, нависшую над Россией. Где мог, обличал он Наполеона, этого апокалиптического зверя, обличал трусость и разложение высшего общества, которое пыталось закрыть глаза на грозящую разразиться катастрофу мирового масштаба и глушило страх балами и приемами, на которых желанным гостем был наполеоновский ставленник и агент Геккерен, не жалевший сил на очернение всего русского и особенно -- великого русского поэта, видя в нем единственного, но могучего, благодаря поддержке низов общества, противника. Наполеоновский агент подбил Чаадаева на написание печально известных философических писем, где последний обливает грязью Пушкина и весь русский народ, говоря, что неплохо было бы попасть под французов, называя их передовой и культурной нацией. А тут Наполеон без объявления войны перешел наши государственные границы и стал углубляться на территорию нашей Родины. Но Пушкин решил заманивать узурпатора в глубь российских снегов, справедливо рассчитывая на слабую выдержку и непривычную к страданиям французов по сравнению с русским мужиком. Решил Пушкин подпустить его поближе, а сам пока разъезжал по необъятным просторам Родины и призывал народ готовиться к борьбе с захватчиками: копать траншеи, собирать оружие и бутылки с зажигательной смесью, сжигать хлеб и не сдаваться в плен. Тогда решили Геккерен с племянником действовать против поэта впрямую. Знали они огромную нетерпимость поэта ко всякого рода случаям недостойного поведения и низкого отношения к женщинам. Однажды собрался на балу весь высший свет. Только и разговору, что о последних парижских новинках, о художественных выставках, о журналах, как будто на Руси нет ничего достойного для предмета разговора и рассуждения. Входит тут Пушкин, высокий, светловолосый, с изящными руками, оглядел все это космополитическое общество и говорит зычным голосом: "Господа, на нас движется Наполеон". Все смущенно посмотрели друг на друга, словно он какую глупость при иностранце сморозил. А племянник Геккерена, маленький, чернявенький, как обезьянка, с лицом не то негра, не то еврея, вдруг ловко подставил великому поэту ножку и ушмыгнул, как зверек, в толпу засмеявшихся великосветских бездельников. Поднялся Пушкин, кулаки стискивает, но понимает, что нарочно провоцирует его французский ставленник на скандал. Хочет на дуэли из-за угла как-нибудь убить его. Нет, не быть этому, -- думает Пушкин -- я нужен народу, и честь народа выше личной. А племянник Геккерена в толпе мелькает, всем что-то на ухо нашептывает. Вот около Потемкина мелькнул, а вот около и самой Императрицы. И отказали Пушкину от дома друзья Кюхельбекер и Баратынский. Вышел тогда Пушкин из этой душной атмосферы на свежий воздух, а там простой народ собрался, узнал поэта, обрадовался и заговорил: "Батюшка, не дают жить французы, все деньги и земли злодеи отобрали. Поборами донимают, побоями мучат. Нет житья русскому человеку от французов". А Пушкин им и отвечает: "Мужайтесь, братья. Бог послал нам испытания. А раз послал испытания, -- значит, верит, что вытерпим его. Великое будущее ждет Россию, и мы должны быть достойны его". "Спасибо, батюшка", -- отвечал народ. Тут пробился сквозь толпу гонец и сообщил, что уже англичане высадились в Мурманске. Перекрестил тогда великий поэт толпу, поставил во главе своего верного соратника Неистового Виссариона Белинского, обнял его, поцеловал трижды и послал против англичан. А Бонапарта все еще решил заманивать, подпустить поближе. Вернулся снова Александр Сергеевич в зал. А там только и разговору, что не может русский человек против западного ни по культуре, ни по истории, что и новости там, на Западе, все происходят значительнее, и выводы из них выводятся глубже. Пушкин здесь и говорит звонким молодым голосом: "Господа, англичане на севере высадились". Все переглянулись недоумевающе, а племянник Геккерена, чернявый, шустрый, как насекомое какое, подбежал к поэту, подпрыгнул, как кузнечик, ударил ручкой по щеке и в толпу шмыгнул. Сжал Пушкин кулаки, но понимает, что опять нарочно его провоцирует французский агент на скандал, хочет на дуэли из-за угла как-нибудь убить его. Нет, не быть этому,-- думает Пушкин, -- я нужен народу, а честь народа выше личной. А племянник Геккерена в толпе мелькает, на ухо всем что-то нашептывает. Вот около Аракчеева мелькнул, а вот и около самого Александра. И отказали Пушкину от дома друзья Жуковский и Вяземский. Вышел тогда Александр Сергеевич из этой душной атмосферы на свежий воздух, а там простой народ собрался, узнал поэта, обрадовался и заговорил: "Батюшка, не дают жить французы, все деньги и земли злодеи отобрали. Поборами донимают, побоями мучат. Нет житья русскому человеку от французов". А Пушкин им отвечает: "Мужайтесь, братья. Бог послал нам испытания. А раз послал испытания, -- значит, верит, что вытерпим их. Великое будущее ждет Россию, и мы должны быть достойны его". "Спасибо, батюшка", -- отвечал народ. Тут пробился сквозь толпу гонец и сообщил, что уже японцы во Владивостоке высадились. Перекрестил тогда Пушкин толпу, поставил во главе своего верного соратника Сурового Николая Чернышевского, обнял его, поцеловал трижды и послал против японцев. А Бонапарта все решил дальше заманивать, подпустить еще поближе. Вернулся снова Александр Сергеевич в зал. А там прямо гул стоит, все кричат, что любому русскому надо ехать на Запад, исправить свою породу и уже во втором или третьем там поколении, исправившимся и очистившимся от азиатчины, возвращаться на Русь и все с нуля начинать. Пушкин и говорит зычным сильным голосом: "Господа, японцы на Востоке высадились". Все обернулись непонимающе, а племянник Геккерена вышел на середину зала; встал против великого поэта, вертлявый, как чертенок, и под одобрительный гул всего высшего общества стал рассказывать всякие неприличные и полностью выдуманные истории про жену великого поэта Наталью Гончарову, сопровождая все это непристойными жестами и телодвижениями. "И, вообще, все русские женщины..." -- сказал он и грязно выругался. Все кругом засмеялись и зааплодировали, даже Николай и Бенкендорф благосклонно склонили головы. Понял тут Пушкин, что дальше терпеть нельзя, что задета честь не только его жены, но и всех русских женщин. Поднял он тогда сверкающие глаза на врага и сказал: "За оскорбление чести женщин моей горячо любимой земли вызываю вас на дуэль, завтра у Черной речки". Задрожал тут племянник Геккерена, как осиновый листок, и осел на пол. Вышел тогда сам Импозантный Геккерен и сказал с улыбкой: "Мы принимаем ваш вызов"; взял своего ослабевшего племянника, как ребеночка, на руки и унес. И отказали Пушкину от дома друзья Тургенев и Тютчев. Вышел тогда Александр Сергеевич из этой душной атмосферы на свежий воздух, а там простой народ собрался, узнал поэта, обрадовался и заговорил: "Батюшка, не дают жить французы, все деньги и земли злодеи отобрали. Поборами донимают, побоями мучат. Нет житья русскому человеку от французов". А Пушкин им отвечает: "Мужайтесь, братья. Бог послал нам испытания. А раз послал испытания, -- значит, верит, что вытерпим их. Великое будущее ждет Россию, и мы должны быть достойны его". "Спасибо, батюшка", -- отвечал народ. Тут пробился сквозь толпу гонец и сообщил, что Бонапарт уже при Бородине, на Москву с Поклонной горы смотрит, как захватить ее соображает. Перекрестил тогда великий поэт толпу, резким движением накинул на плечи шинель, привязал шашку, подвели ему боевого коня, и повел он людей навстречу коварному врагу. Когда пришли все на Бородинское поле, был уже вечер. Александр Сергеевич распорядился, чтобы рыли окопы, водружали укрепления и огневые точки, наводили мосты и протягивали связь. Всю ночь работали люди и соорудили неприступную линию обороны. Распорядился великий поэт под утро, куда кому встать, какому маршалу кого возглавить, где батарею установить, где засаду спрятать, кому начинать, кому кончать, сказал, что скоро будет, чтобы, если чего, без него начинали, и поскакал к Черной речке. Прискакал Пушкин на Черную речку, а там племянник Геккерена с сообщниками уже часа два что-то подстраивают. Сам племянник бледный, слабый, как ящерка, какие-то таблетки успокаивающие глотает, а под рубашкой у него поддет непробиваемый панцирь из какого-то тайного сплава. Посмотрел Пушкин на него даже с некоторой жалостью, взял свой револьвер, отошел и стал заряжать. И в то время, как он заряжал, стоя спиной к своим врагам, чтобы не смущать их, раздался выстрел, и пуля вошла прямо в сердце великого поэта. Упал он, а племянник Геккерена, петляя, как заяц, начал убегать, а с ним и его приспешники. "Стой! -- закричал Пушкин. -- Стой!" Но те только пуще бросились бежать. Тогда прицелился Пушкин из последних сил и выстрелил. Пробила пушкинская пуля стальной панцирь племянника Геккерена и уложила его на месте. Оставшимися пулями уложил умирающий поэт и пособников французского агента. А в это время русский народ благодаря умелой диспозиции великого поэта разгромил французов на Бородинском поле и праздновал полную и окончательную победу. Стали искать Пушкина, но не могли найти. Только на третий день один из спасательных отрядов наткнулся на неподвижное тело великого русского поэта. Подняли его, уложили на лафет тяжелого орудия, покрыли пурпурным шелком, положили в изголовье щит, в ногах -- меч и под скорбные звуки духового оркестра повезли на Бородинское поле. Выстроились войска с приспущенными знаменами и под дружные залпы салюта опустили его в сырую могилу. И заплакали все, даже побежденный Бонапарт со своим генералитетом. А труп молодого и подлого племянника Геккерена остался в поле на растерзание воронам и волкам. Нельзя поэту без своего народа, но и народу нельзя без своего поэта. -------- И СМЕРТЬЮ ВРАГОВ ПОПРАЛ Жил давно на Руси великий русский писатель. Был он известен во всем мире, даже не умевшим читать по-русски, даже совсем не умевшим читать. Происхождения он был самого знатного и чистого. По отцу он восходил к самим Рюрикам, а мать по прямой линии шла от Ивана Грозного. Не было фамилии знатнее, и не было в этой фамилии писателя талантливее. Вел писатель жизнь, соответствующую его знатности, богатству и нормам его круга. Ездил на балы, кушал в ресторанах, играл в карты, дрался на дуэлях и писал книги. Все он испробовал и во всем был удачлив. Поехал он как-то в загородный ресторан Яр с друзьями и цыганками. Проехали полпути и остановились. Ямщик говорит: "Барин, ось сломалась. Менять надо". Вышел писатель из кареты. Первый раз в жизни оказался он пеший вне своей усадьбы или английского клуба. А кругом стоит стон, крестьяне на полях работают, как рабы, женщины в плуг впряглись, детишки плачут и с голоду пухнут, скотина тощая ревет, низкие хлеба жалобно шелестят. Посмотрел писатель окрест себя, и душа его страданиями уязвлена стала. Вскочил он в карету и велел домой скакать. Друзья и цыганки удивляются, а писатель молчит и лишь ямщика торопит. Прискакали домой. Тут же продал великий писатель свое имение Ясная поляна какому-то приятелю, всю скотину, мебель, одежду, деньги и землю роздал бедным и ушел в народ. Пришел он в народ, на Волгу, бурлаком нанялся. Был он огромного роста и силы непомерной, и везде отстаивал он права простых тружеников. Бригада, где он работал, и получала больше, и кормили ее вкуснее. Уважали писателя в народе и дивились: откуда такой грамотный и справедливый среди них завелся. Наблюдал писатель народную жизнь и понял, что не может он работать сразу на всех фабриках и заводах, во всех бригадах и артелях, на всех полях и покосах, чтобы отстаивать правду народную. Понял он, что поможет только революция. Написал он песню про Буревестника, который гордо реет над седой пучиной моря и нисколько не боится бури, а всякие подлые пингвины и гагары прячут жирные тела куда потеплее. Разоблачил великий писатель в своей песне врагов и призвал народ к восстанию. Узнал народ про эту песню и поднялся. Но недостаточно твердо взялся народ за оружие и был разгромлен. Напали на великого писателя пингвины и гагары и кричат: "Не надо было браться за оружие". Выпрямился писатель и гордо отвечает: "Надо было, но только смелей и решительней". Но обманутый народ поверил гагарам и пингвинам, а за писателем установило слежку 3-е отделение. Сказал писатель: "Когда-нибудь они поймут, что я был прав, что я был всей душой за них". После этого ускользнул он от сыщиков и бежал в Италию на необитаемый остров Капри. Построил он себе шалашик и стал жить, питаясь ягодами и грибами. На маленьком пеньке, заменявшем ему стол, начал писатель создавать величайшую книгу о рабочем классе, чтобы раскрыть народу глаза на обман. Прослышали во всех странах, что живет в Италии, на необитаемом острове Капри мудрец, питается он только грибами и ягодами и день и ночь напролет пишет что-то. Стали приезжать к нему за советами. Помог он Итальянским железнодорожникам выиграть забастовку, англичанам Тред-юнионы основать, немцам организовать II Интернационал. И с каждым он разговаривал на его родном языке, без малейшего акцента, это была его единственная слабость. У каждого справлялся он о здоровье, о жене, о детях, давал совет, наставлял и отпускал с миром. И шла слава о нем. И вот однажды, как гром среди ясного неба, вышла в свет книга великого писателя, первая в мире книга о рабочем классе. Понял тут русский народ, какую непоправимую обиду нанес он великому писателю, и стал народ волноваться. Прочел царь эту книгу и понял, что пришел ему конец. Послал он тогда на Капри агента 3-его отделения. Приехал агент и говорит великому русскому писателю: "Послал меня сам царь. Бери, писатель, всю власть на Руси и только одному царю подчиняйся. И народ сделаешь счастливым и сам будешь у власти". Отвечал великий русский писатель: "Не хочу я с властью приходить к народу. Хочу, чтобы он сам ко мне с любовью пришел". И уехал агент ни с чем. Еще пуще волнуется народ. Посылает тогда царь второго агента 3-его отделения на Капри. Приехал агент и говорит великому русскому писателю: "Послал меня сам царь. Голодает народ. Бери, писатель, всю власть на Руси, накорми народ и только одному царю подчиняйся". Отвечал великий русский писатель: "Не хочу я хлебом заманивать народ. Хочу, чтобы он сам ко мне с любовью пришел". И уехал агент ни с чем. Еще пуще волнуется народ. И приезжает к великому писателю депутация рабочих и говорит: "Мы обидели тебя, но теперь все поняли. Веди нас, писатель, сотворим мы небывалое, до сей поры не бывшее в мире. Становись во главе". Отвечает писатель: "Добро. Сейчас, только соберусь". Приехал он в Россию и повел народ на штурм Зимнего, оплот самодержавия. Пушки кругом палят, пулеметы строчат, орудия бьют, бомбы рвутся, ад кромешный, но взял писатель Зимний. И, поразительная деталь, ни один из его людей не был убит, ни даже ранен. И установилась советская власть. Настало счастье, все ходят по улице сытые, довольные, улыбаются. Идет писатель погулять, а все ему кланяются, благодарят, желают долгих лет жизни. Но не успокоились враги и подослали к великому русскому писателю шпионов под видом врачей... Убедили враги народ, что писателю лечиться надо. И до того любил народ писателя, что поверил врагам-врачам. И вот они насмерть залечили совершенно здорового великого русского писателя. Когда узнал про это народ, то на клочки разорвал врачей-шпионов и других врагов, которых удалось обнаружить. Но, благодаря смерти великого русского писателя, только усилилась советская власть. Понял народ, какое великое счастье им готовит писатель, коли так боятся его враги. И все до единого стали за советскую власть. Так великий русский писатель и самою своею смертью врагов попрал. -------- ДЕЛЕГАТ С ВАСИЛЬЕВСКОГО ОСТРОВА Однажды закончилось одно из заседаний съезда РСДРП в Цюрихе. Все уже разошлись, только группа товарищей из ЦК задержалась. Был ясный летний день, яркое солнце заливало комнату и освещало молодые порывистые лица. Тут Владимир Ильич заметил в дальнем углу девушку, которая что-то быстро записывала в блокнот. Девушка была прекрасна: высокая, стройная, огромные голубые глаза, правильные и мягкие черты лица, хорошо очерченный подбородок, огромная русая коса до пояса. Владимир Ильич спросил кого-то из товарищей, и ему ответили, что это делегат от Васильевского острова. Владимир Ильич подошел к девушке, добро и внимательно посмотрел на нее и сказал: "А товарищи с Васильевского острова не лишены чувства прекрасного". Девушка зарделась, потупила глаза и отвечает: "Прекрасное -- это наша борьба за светлое будущее". Владимир Ильич отвечал: "Товарищи с Васильевского острова не лишены чувства разумного". Девушка отвечала: "Разумное это то, за чем будущее". Ленин обернулся к товарищу Сталину и сказал: "Вы представляете, Иосиф Виссарионович, какую жизнь мы построим с этакой молодежью!" Сталин отвечал: "У нас на Кавказе говорят: если девушка красива -- честь ее родителям, если умна -- честь ее народу". Девушка потупилась, провела рукой по волосам и отвечала: "Честь моим родителям, что вырастили меня честной и скромной, честь моему народу, что вырастил меня с чувством правды и справедливости". Владимир Ильич улыбнулся и спрашивает Сталина: "Что у нас говорят в этом случае?" Иосиф Виссарионович улыбнулся, ласково сощурил глаза и отвечает: "У нас на Кавказе в этом случае не говорят, а влюбляются". В это время подошли сзади Мартов и Плеханов. Оба они давно уже сватали своих дочерей за Ленина. Посмотрели они с презрением на делегата от Васильевского острова и говорят: "У наших дочерей партийный стаж перевалил за десяток лет, сами мы в партии с юности, прошли каторги и ссылки, когда она еще пешком под стол ходила. Да и родители у нее еще неизвестно кто". Владимир Ильич посмотрел на Сталина и говорит: "А ведь товарищи правы". Улыбнулся Сталин лукаво в усы и отвечает: "Давайте устроим проверку. Кто пройдет, тот и прав". Велели позвать дочерей Мартова и Плеханова. Пришли они толстые, старые, с недовольными лицами. Владимир Ильич говорит: "Вот первый вопрос: кто такие большевики и кто такие меньшевики?" Ничего не смогли ответить дочери Мартова и Плеханова. А девушка, делегат с Васильевского острова, откинула русую косу за спину, посмотрела открытым взором прямо в глаза Владимиру Ильичу и отвечает: "Меньшевики -- это те, которых сейчас больше, но потом будет меньше. А большевики -- это те, которых сейчас меньше, но потом будет больше". Подивились все товарищи из ЦК мудрому ответу, а Владимир Ильич от удовольствия даже правой рукой по правой коленке ударил. Вторым заданием было пронести листовку на завод. Дочерей Мартова и Плеханова сразу же поймала полиция, потом их выкупили с большим трудом. А девушка, делегат от Васильевского острова, не только пронесла листовку на завод, но сумела и стачку организовать и довести ее до победного конца. Подивились все товарищи из ЦК на такую зрелую работу, а Владимир Ильич прищурил глаза и по-другому взглянул на девушку. "Хорошо, хорошо, -- говорит Владимир Ильич, -- вот вам последнее задание. Поступили к нам сведения, что завелся в наших рядах предатель. Выявите его". Как ни старались дочери Мартова и Плеханова, но так и не смогли выявить предателя. А девушка, делегат с Васильевского острова, посмотрела в толпу людей, и вышел из толпы Зиновьев и говорит: "Не могу больше выносить этого честного пронзительного взора. Я предатель". С тех пор немало предателей выявила таким образом девушка. Подивились все товарищи из ЦК такой прозорливости, а Владимир Ильич говорит Сталину: "Что скажешь?" Улыбнулся Иосиф Виссарионович, покачал головой и отвечает: "Прямо бы сейчас украл бы ее и увез к себе на Кавказ, если бы не была она нужна нам для партийной работы здесь". А девушка сдержала улыбку, убрала волосы со лба и отвечает: "Если партия пошлет на Кавказ, поеду на Кавказ". Анкетные данные у девушки оказались в порядке, характеристика хорошая, да и ЦК поддержал ее кандидатуру. Звали ее Надежда Константиновна Крупская. С тех пор была она с Лениным везде. Вместе с ним коротала она долгие холодные ночи в Шушенском. Была она с ним и на памятном крейсере Аврора, когда он из всех 40 своих легендарных орудий в щепки разнес Зимний дворец -- оплот самодержавия. Была она и у смертного одра Ильича. И родились у них три сына. Первый пошел в крестьяне, второй -- в рабочие. Третий -- в солдаты. Растут сыновья, и все больше продуктов дает стране первый сын, все больше товаров дает стране второй сын, все зорче стережет страну третий сын. -------- ВЕЧНО ЖИВОЙ Давно это было. Однажды, ранним июньским утром 22 июня тридцатимиллионная китайская орда без какого-либо предупреждения или объявления войны перешла воды седого Амура и коварно напала на мирную советскую Сибирь. Советские войска мужественно приняли на себя удар подлого врага. Но слишком неравны были силы. К тому же была весна, стояла распутица, разлились великие сибирские реки Енисей, Иртыш, Лена, Ангара, и не могла по климатическим причинам вовремя прибыть подмога. Окружили китайцы всеми тридцатью миллионами штаб советского главнокомандующего генерала Лазо и кричат: "Сдавайся, Лазо-герой! Ты один остался". Но Лазо долго отстреливался из пулемета. Когда же кончились патроны и понял Лазо, что подвезти их ниоткуда нельзя, бросился он в воды Амура и поплыл. Установили китайцы на высоком берегу реки-Амура пулеметы и орудия и стали стрелять вослед Лазо, да все не точно -- то недолет, то перелет. Только к середине дня шальная пуля попала в голову Лазо, и раненым его взяли в плен. Стоит он огромный, белокурый, голова вся в крови, глаза сверкают, а вокруг китайцы бегают, маленькие, желтенькие, проворные. Окружили его тридцатью миллионами, штыками от него отгораживаются. И кричат: "Переходи к нам, Лазо-герой. Озолотим. Откажись от московских ревизионистов!" Лазо спокойно спрашивает их: "А Ленин за кого?" "За Москву, за Москву!" -- пищат китайцы. "Значит и я за Москву", -- перекрыл их щебет громоподобным голосом Лазо. Подпрыгнули китайцы от злости, лица их перекосились, слюна брызжет. "Страшную смерть мы тебе придумаем, Лазо-герой", шипят они. Но спокойно, как статуя, стоял Лазо, только в глазах его горела жизнь. Стояла в ту пору страшная зима. Деревья от холода переламывались, птицы мерзли на лету, не успев даже крылья раскрыть, все звери из лесов бежали за Урал, в Советскую Россию. Раздели китайцы Лазо донага, вывели на мороз и водой из брандспойта стали поливать. Уже около тысячи китайцев, которые поливали Лазо, замерзли, как пташки, а сам Лазо стоит, и только в глазах его горит жизнь. И самое удивительное -- стал подтаивать у ног его снег и трава пробиваться. Испугались китайцы, застучали зубами. Бегают кругом, головки вверх задирают и кричат: "Почему ты, Лазо-герой, не умираешь?" Лазо отвечает им: "Вся жизнь в Ленине!" Заперли китайцы тогда его в камеру, а сами агента в Москву послали, Ленина убить. Притворился агент китайцем-торговцем из Китай-города и прошел первый заслон вокруг Москвы. Хотел он проникнуть в древний Кремль, но бдительный солдат из второго заслона кремлевской охраны задержал его. Владимир Ильич потом лично наградил этого бдительного солдата из второго заслона кремлевской охраны Геройской звездой, солдат же из первого заслона вокруг Москвы сурово наказали. Узнали китайцы про гибель своего агента, прибежали к Лазо, слюной брызжут, кричат ему: "Берегись, Лазо-герой, страшную смерть мы тебе придумали!" А Лазо стоит, сверху на них глазами сверкает. Подогнали тогда китайцы паровоз, раскалили топку так, что весь паровоз розовым стал, дрожит от жара. Кинули китайцы в топку для пробы слиток тугоплавкого металла, и он в миг в жидкую каплю превратился. Столкнули тогда к