ал герцог. - Звучит убедительно, - задумался Д'Артаньян. - Пойдем с нами, - предложил герцог, - за одно будешь нас охранять. Д'Артаньян чувствовал за собой некоторую неловкость и поэтому согласился. - Если кто-нибудь встретится, - заверил гасконец, - я ему покажу. - Этого мало, - подхватил герцог, - Вы его лучше заколите. - Нет проблем, - пообещал Д'Артаньян. - А потом зарежьте, - горячился Бэкингем. - Без вопросов, - опять согласился Д'Артаньян. - А потом расстреляйте, - не унимался герцог. - А вот это лишнее, - возразил Д'Артаньян, - во-первых я по характеру человек добрый и незлопамятный, а во-вторых я забыл свой пистолет. Однако все обошлось и Бэкингем смог без проблем добраться до Лувра. Глава 6. Встреча в верхах. Герцог стоял перед дверью королевы и заметно нервничал. - Последний раз, я так волновался, когда упал с лошади на охоте и ударился головой о дерево. Врачи сказали, что я либо не выживу, либо стану идиотом. Однако обошлось, - шепотом признался Бэкингем. - Вы родились под счастливой звездой, - тихо ответила Бонасье, - один мой знакомый, некто Жан Амьени, который жил в Марселе, был известен тем, что ему всегда не везло. Иной раз пойдет погулять по городу, так либо в плен к туркам попадет, либо ногу сломает. - Да какие же турки в Марселе? - удивился Бэкингем. - Турок там отродясь не было, - пояснила Бонасье, - но ему от этого не легче. Но однажды все его невзгоды внезапно прекратились. - Как так? - заинтересовался герцог. - Жан решил свести счеты с жизнью и избавиться от своих неудач. Это случилось как раз после того, как цирюльник по небрежности отрезал ему ухо. Но когда он повесился, веревка лопнула, Жан упал и сломал себе три ребра, не считая сотрясения мозга. Когда его повезли в больницу, карета опрокинулась в море. Местные жители спасли Жана, правда при этом они вывихнули ему руку. И все бы закончилось благополучно, но в больнице Жану по ошибке вырезали аппендицит и сделали трепанацию черепа. Однако Жан был крепким парнем и к удивлению всех скоро пошел на поправку, но когда дело близилось к выздоровлению Жан случайно подхватил двустороннее воспаление легких, дизентерию и врожденное косоглазие. А в тот момент когда за Жаном закрылись двери больницы, ему прищемило пальцы правой руки, но обратно его не взяли, потому что на Жана упал метеорит и все было кончено. - Какой печальный финал, - вздохнул Бэкингем. - Это еще не все, - продолжила Бонасье, - когда его отпевали от случайной искры загорелась крыша церкви, потом огонь перекинулся на пороховой завод, в результате чего пол-Марселя взлетело на воздух. - Что Вы говорите, - изумился герцог. - Благодарные потомки воздвигли Жану Амьени чугунный памятник, который от сильного ветра упал и придавил жену губернатора. Терпение жителей лопнуло и они решили вывезти скульптуру в открытое море, чтобы там ее выбросить. И никто не удивился когда пришло известие, что корабль внезапно затонул. Единственный спасшийся матрос рассказал потом, что во время шторма памятник пробил днище судна и оно пошло ко дну со всем его экипажем. - Вот видите, - заметил Бэкингем, - один все-таки спасся. - Не надолго, - пояснила Констанция, - чтобы развеять грустные воспоминания матрос напился до полного бесчувствия и бродячие собаки его загрызли. Из-за двери послышался голос Ла Порта: - Запускайте герцога. Бэкингем тут же засуетился, поправил прическу, подвел брови, почистил сапоги и спросил Констанцию : - Ну как я Вам? Бонасье внимательно его осмотрела и сказала: - Для первого взгляда очень даже ничего. Ободренный Бэкингем вошел к королеве. Краткая характеристика. Королева французская. Анна Австрийская. В ней постоянно вели спор за право на существование две сущности - женская и королевская. Любила читать книги, так как по ее словам: "Это придает вид солидности, даже самому последнему кретину". Анна лежала на кровати и читала книгу о вкусной и здоровой пище. На ней было платье в горошек и корона Франции, которую королева еще в раннем возрасте выменяла на свою невинность. - О моя дорогая, - поприветствовал ее герцог, - я здесь. - Да я вижу, - согласилась Анна. - Препятствия стояли у меня на пути, но они ничто по сравнению с нашей любовью, - сказал Бэкингем и многообещающе замолчал. - Хотелось бы расставить акценты, - на удивление холодно ответила Анна, - принимая во внимание, наше высокое положение, в особенности мое, хотелось бы полюбопытствовать о целях и позывах взаимного влечения. - Я Вас люблю как женщину, - признался герцог. - А как мужчину? - переспросила королева. - Мадам, - откровенно сказал Бэкингем, - даже если бы Вы были какой-нибудь зверюшкой, это не помешало бы моей нежной привязанности к Вам. - Ах, - растроганно воскликнула королева, - Вы сама любезность. - Дорогая, - произнес герцог, - скажи мне "Да", иначе хуже будет. - Может быть, - тонко намекнула Анна Австрийская. - Я брошу все дела в Англии, ты разведешься с Людовиком и мы уедем на Мальдивские острова, будем жить в маленьком шалашике на берегу моря, есть кокосы, ловить рыбу и фазанов, а утром мы будем радостно встречать восход солнца, - высказался Бэкингем. Королева на это предложение выразительно покрутила пальцем у виска. - Действительно, погорячился, - вынужден был признать герцог. В наступивший тишине послышался приглушенный звон колокольчика. Это было предупреждение Ла Порта. - Тебе надо уходить, - с сожалением заметила Анна. - Ну вот, довыпендривалась, - огорченно произнес Бэкингем. Анна в ответ только вздохнула. - В память нашей встречи я хочу тебе подарить сапоги из кожи бешеных бизонов, - сказала на прощание королева, - между прочим подарок короля. - А почему они зеленого цвета? - удивился Бэкингем. - Я же говорю - бизоны бешеные. ...Через пять дней Людовик зашел в спальню королевы. Анна Австрийская стояла у окна и печально махала платочком. - Что это ты делаешь? - спросил король. - Комаров гоняю, - ответила Анна. - Кстати, через три дня будет праздничный банкет у кардинала и я хочу видеть тебя в сапогах, которые я тебе подарил, - сказал Людовик и выпил стакан вина. Королева побледнела, а Людовика покраснел нос. ...А в это время кардинал Ришелье закрылся в своей резиденции и радостно пел "Ave Maria" на мотив матерных частушек. Глава 7. Сбор. Бонасье устало сидел в кресле-качалке. Тонкий шнурок соединял кресло с ручкой входной двери. Как только заходил новый посетитель, кресло начинало раскачиваться и лицо Бонасье медленно расплывалось в улыбке. Д'Артаньян заперся в своей комнате. От нечего делать он только что принял душ и грамм пятьдесят. Вдруг, внимание его привлекли громкие голоса из комнаты Бонасье. Схватив на всякий случай шпагу Д'Артаньян помчался на звук. Оказалось, что кричал г-н Бонасье. - Ты что орешь? - спросил Д'Артаньян. - Я песню пою, - обиженно ответил Бонасье, однако замолчал. Тут дверь открылась и в дом вошла Констанция. Бонасье бросился к ней, но проворный Д'Артаньян опередил его и успел первым заключить Констанцию в объятия. - Вот это ничего себе, - воскликнул Бонасье, но на него даже не посмотрели. - Я требую объяснений, - топнул ногой Бонасье. Д'Артаньян показал ему кулак и Бонасье замолчал. Чтобы скрыть досаду он отвернулся и сделал вид, что ничего не видит. Через некоторое время Бонасье для убедительности заткнул уши. Это принесло свои результаты и вскоре Бонасье успокоился окончательно. Между тем гасконец без всяких помех продолжал общаться с Констанцией, к обоюдному удовольствию сторон. Д'Артаньян после общения получил задание съездить в Лондон, а Констанция получила чувство глубокого удовлетворения. Расставание двух влюбленных получилось особенно трогательным. - Я буду лететь к тебе как альбатрос на шум прибоя, - говорил Д'Артаньян. - А я буду ждать тебя, как ждут цветы утреннюю росу, - вторила ему Констанция. - Я буду мчаться как стрела индейца в ясную погоду. - А я буду спокойна как японцы после харакири. - Я буду осторожен как дельтапланерист без парашюта. - А я буду внимательна как утка на охоте. На этом месте раздались душераздирающие всхлипывания. - Не плачь, - сказал Д'Артаньян. - Я не плачу, - ответила Констанция, но всхлипывания продолжали иметь место. - Это я, - раздался тихий голос сзади. Д'Артаньян обернулся, так и есть, крупные слезы катились по щекам господина Бонасье. - Не обращайте на меня внимание, - махнул он рукой, - это я о своем. Д'Артаньян почесал щеку и звук мнущейся щетины наполнил комнату. Констанция попробовала утешить своего мужа словами : - Не плачь мой козлик лопоухий. Но Бонасье совсем расклеился и побежал докладывать кардиналу о государственном заговоре. - Надо спешить, - сказала Констанция. И они поспешили по своим делам, кто в королеве, а кто к Атосу с Портосом и Арамисом. - Так и так, - сказал Д'Артаньян, - поехали в Лондон. - Зачем? - хором спросили мушкетеры. - Так и так, - ответил Д'Артаньян, - надо. - Ко мне на днях должна приехать кузина, - в сомнении покачал головой Арамис, - и право я в затруднении относительно длительной прогулки по заграницам. - А вы оставьте ей записку, - предложил Д'Артаньян. - Хорошая мысль, - согласился Арамис и принялся писать послание. " Дорогая кузина! Моя любовь к Вам незыблема как дно морское, но встреча наша откладывается в силу субъективных причин, но это не из-за женщин и уж тем более не то, что Вы подумали. Арамис. P.S. Завтрак на столе, майонез в погребе" - Кстати, - воскликнул Портос, - я же сегодня не обедал. - Мы возьмем с собой бутерброды, - утешил его Д'Артаньян. Атос слегка покачал головой. - Какие-то проблемы? - спросил Д'Артаньян. Атос снова закачал головой, но ничего не сказал. Так продолжалось минут пять, потом Атос улыбнулся и как бы про себя заметил : - Голова в резонанс попала. Мушкетеры скакали галопом. Мимо пролетали поля и леса, деревни и мосты, крестьяне и всякие насекомые. Небо было окрашено в серый цвет, то ли тучи набежали, то ли мужики накурили. У Портоса волосы стояли дыбом. - Что это с Вами? - спросил его Д'Артаньян. - Ветер в рожу, - ответил Портос. Глава 7. Сбор. (Вариант второй - высокохудожественный, укороченный) За окном нечеловеческим голосом завывал ветер, в этом звуке слышался демонический хохот и плач ребенка. Закутанный в красно-черный плед Бонасье откинулся на спинку старинного кресла. Его веки были приспущены настолько, что тусклый взгляд едва пробивался сквозь подернутые дремотой ресницы. Шнур изящной работы выполненный в готическом стиле связывал воедино кресло и обшарпанную ногами полуночных посетителей дверь. Как только дверь открывалась, противно скрипя в несмазанных полозьях, кресло медленно и важно начинало раскачиваться. На сером лице господина Бонасье появлялось слабое подобие улыбки и едва заметный румянец заливал его лицо, на котором искоркой нежданной радости на мгновение вспыхивали глаза и снова тухли, словно блуждающий болотный огонек. Д'Артаньян проводил свое время за бутылкой добротного вина провинции Шампань. Душа его полна была радужных эмоций. Солнечный блик медленно полз по стене, то останавливаясь, словно в раздумьях, то еще что-нибудь, но тоже веселое и светлое. Приятный мужской голос медленно и величаво выводил арию Тоски, из оперы Пучини. Привлеченный таинственным и романтическим сюжетом гасконец легкими шагами направил свои стопы на чарующий голос. К удивлению Д'Артаньяна пел Бонасье. Гасконец нашел в себе мужество дослушать арию до конца и с легкой тенью иронии и зависти спросил : - Так ты еще и песни поешь? - Я пять лет учился в балетной школе, - пояснил Бонасье, - но однажды я упал в оркестровую яму и не смог оттуда выбраться. Дверь медленно открылась и на пороге стояла Констанция. - Любовь моя, - забыв про осторожность воскликнул Д'Артаньян. - Ах, - простонал Бонасье и рухнул без чувств. Его возвышенная душа разломилась пополам как шпага в ножнах. Молодые люди не замедлили этим воспользоваться... ...- Друзья мои, - сказал Д'Артаньян, - разум мой и сердце мое зовут нас в Англию на помощь королеве. - Мы не привыкли задавать лишние вопросы, - за всех ответил Атос, - честь королевы превыше жизни. Так в путь и пусть удача будет с нами. Арамис уверенной рукой набросал несколько строк - вот они : " Милая и добрая моя кузина! Наша любовь подвергается новому испытанию. Но разлука не в силах не только помешать нам, но даже еще больше сблизит наши сердца. Волнение переполняет меня как океан бушует на просторе. Целую Ваши прелестные ручки прямо в губы." Глава 8. Королевский преферанс. В Лувре между тем играли в карты. Людовик тринадцатый отчаянно мухлевал, но это отнюдь не помогало, и даже напротив - пришлось пару раз схлопотать по мордасам. - Обидно не то, что случилось, а то что могло бы случиться, - высказался король по этому поводу. - Все ясно, - шепнул Де Тревиль на ухо кардиналу, - Наше Величество нализалось как епископ на Пасху . Сейчас либо заснет, либо в словах заблудится. - Я ставлю на первое, - также тихо ответил кардинал. - Вряд ли, - заспорил с ним Де Тревиль, - последнее время король долго и упорно тренировался. Людовик тринадцатый между тем сделал безуспешную попытку икнуть, после чего выдал речь: - Вот ходят слухи, которые всячески распространяются кем попало и временами обозначают что-то типа невразумительного. Ведь ... Король откинулся на спинку и вяло махнул ногой. Но взяв себя в руки Людовик продолжил. - В общем, - не унимался он, - недавно услышал я историю о графе Монтермини. Так он родился в Альпах среди снегов и водопадов. Но самое смешное в том, что однажды возвращался он в свое имение под Тулоном и заехал к своему приятелю послу. Дальше хуже, у посла была дочь и граф на ней женился. Но не прошло и трех месяцев как они снова встретились. И что Вы думаете? - радостно воскликнул Людовик и посмотрел на слушателей. Кардинал в это время жевал пирожное и чуть не поперхнулся. Ему сразу же представился строгий серый гранит рядом с холмиком. На граните золотыми буквами было выгравировано : "Кардинал Ришелье. Почил в бозе от поперхнения". От этого видения кардинал даже вздрогнул, потом, немного подумав, вздрогнул еще пару раз, пока не пришло долгожданное облегчение. - Так вот, - так и не дождавшись ответа продолжил король, - он ему и говорит : "Не подскажите ли который час?" ... - Без пятнадцати два, - машинально заметил Де Тревиль. - Спасибо большое, - сказал король. - Пожалуйста, тоже не маленькое, - скромно ответил Тревиль. - Кстати, кардинал, - спохватился король, - расскажите нам о банкете, который Вы устраиваете на следующей неделе. Ришелье радостно потер руки, словно какая-то мысль согрела вдруг его сердце. - Сначала будет праздничный ужин, потом танцы, фейерверк, а затем неофициальная часть. - А какие собственно танцы Вы предполагаете? - уточнил король. - Менуэт, мазурка и танец живота, - ответил Ришелье. - А что будет входить в неофициальную часть? - допытывался Людовик. - А Вы как думаете? - развязано переспросил кардинал. Король густо покраснел. - Вот именно, - согласился Ришелье. - Кстати, - спохватился Людовик тринадцатый, - пойду поиграю с королевой в покер на раздевание. Однако король отсутствовал на удивление недолго, так что Тревиль и кардинал не успели даже подраться, что с ними обыкновенно случалось как только их оставляли наедине. Людовик являл собой красноречивый образ и был похож на себя, как никто другой. Из одежды на нем остались панталоны и один чулок. На покрасневшем участке щеки отчетливо было заметно прикосновение ладони. - Что, Ваше Величество, проигрались? - язвительно спросил кардинал. - Это я еще отыгрался, - серьезно ответил король и потребовал новое платье. - Эта история напоминает мне случай с одним из моих мушкетеров, - заметил Де Тревиль, - Его звали Де Кубертен. Однажды во время своего путешествия по Испании сел он играть в очко с каким-то местным грандом и для начала выиграл пятьдесят песет, потом само собой увлекся и проиграл под честное слово корону Габсбургов и клад в Южной Америке. Парень был честный малый и потому поехал в Австрию и потребовал полной капитуляции под тем предлогом, что он мол все продул. Там его не поняли и вышвырнули вон. Правда надо заметить что Куберетен успел немного порезвиться и спалил пару деревушек. Рассказывают, что он ходил с факелом и кричал: "А на хрена мне это - все равно придется отдавать". Чтобы как-то рассчитаться с карточными долгами ему пришлось вызвать испанца на дуэль. - И что же? - спросил кардинал. - Кубертен победил за явным преимуществом, но оказалось что испанец успел оформить завещание, где недвусмысленно говорилось, что все долги переходят по наследству. Ничего не поделаешь пришлось драться с наследником. Так продолжалось года три, пока во всей тамошней округе не осталось более менее подходящих соперников. Воспользовавшись моментом крестьяне объявили республику, но по счастью как раз там случилась эпидемия холеры и монархия была спасена. - А что случилось с Кубертеном? - поинтересовался король, уже успевший переодеться, что явно пошло ему на пользу, так как Ла Шене успел натереть корону зубным порошком и она ослепительно сияла и переливалась перламутровым оттенком. - Кубертен после этого отправился путешествовать по Европе. Последний раз его видели в Албании, говорят он ведет там оседлый образ жизни и уже почти стал коренным. Однако по другим источникам он, собирает там антиавстрийскую коалицию. - И много он собрал? - переспросил кардинал. - Порядка десяти голов, двое из них крупного рогатого. - Из этого можно сделать вывод, что не всегда ожидания соответствуют внутреннему мироощущению, - заметил кардинал. - В самом деле, - согласился Людовик, - это все равно, что лезть на яблоню и сорваться у самой цели. А потом еще тем же яблоком получить по макушке. - Лично меня это не удивляет, - вставил Де Тревиль, - на военной службе я много повидал и могу судить о жизни исходя из собственного опыта. Однажды штурмовали мы крепость во Фландрии, вдруг какое-то шальное ядро начисто снесло голову гвардейцу Ля Ломбу. А он вместо того, чтобы упасть и спокойно отдать концы, схватил знамя и первый пошел на приступ. И только после полной виктории, он пошел в лазарет и наш лекарь сделал ему кровопускание. - И он выжил, - удивленно спросил кардинал. - Да какое там, - махнул рукой Де Тревиль, - из нашего лазарета никто живым не уходит. Был у нас один герцог, так тот как-то зашел в лазарет, дескать чирей у него вскочил. - И что же? - поинтересовался король. - Чирей вылечили без проблем, но герцога спасти не удалось. - Как бы там ни было, - напыщенно сказал кардинал, но для меня ясно, что гвардеец Ля Ломб проявил выдержку и самообладание в трудную минуту. Причем слово "гвардеец" кардинал выделил особо. - Прежде всего он показал свое неуважение к воинским традициям, - не согласился с ним Де Тревиль, - если каждый боец начнет шляться без головы, либо тем паче без какого-нибудь другого атрибута воинской доблести, то это уже не армия получиться, а какой-то заштатный бордель. Кстати Ля Ломб был не вашим гвардейцем, а из роты Де Зессара. Кардинал молча проглотил эту пилюлю и стал прощаться, якобы его ждут государственные дела. Но ему никто не поверил и безусловно сделали правильно, потому что кардинал был хитрой натурой и запросто мог наврать. Глава 9. Дорога к побережью. Мушкетеры остановились на отдых в какой-то сельской деревушке. Заказали для начала баранину и что-нибудь для души. - Странное дело, - задумчиво произнес Арамис, - мы во весь галоп несемся в Англию ... - Аллюр, - вставил Атос, который во всем любил точность. (Поговаривали, что за это ему как-то доверили произвести расчеты для строительства Пизанской башни.) - Можно я выскажу одну мысль, - неожиданно вклинился в разговор Портос. Мушкетеры внимательно посмотрели на Портоса - такая деликатность была ему совсем не свойственна, и даже противопоказана. У Портоса на этот счет даже была справка от личного стоматолога господина Де Тревиля, в которой сообщалось : "Податель сего, обладает потенциальной возможностью экспульсивного характера, что отличает его личность как неординарную и расположенную к бурным всплескам эмоций." Поэтому когда Портос во время вечеринки у маркизы Де Лякур выбросил в окно рояль и восемьдесят шесть предметов китайского фарфора, это не только сошло ему с рук, но даже приветствовалось. - Отображение внешнего мира, являет сущность нашего внутреннего мироздания и представляется уникальным для каждого отдельного индивида, - сказал Портос. После этих слов Д'Артаньян залпом выпил стакан вина, а Арамис неуверенно проговорил : - Пойду проверю лошадей. Атос же не проявил ни малейших признаков беспокойства и с полным равнодушием смотрел куда-то в даль. - Развивая это высказывание, - продолжил Портос, - хотелось бы задать Вам несколько вопросов. Вы можете хранить полное молчание, ибо все сказанное Вами вылетит как воробей и может быть использовано в качестве наглядной иллюстрации для создания общего образа. - Что это за хреновину Вы несете? - послышался голос из-за соседнего столика. - Молчи, блаженный! - ласково ответил ему Портос. - Что-то я плохо улавливаю нить размышлений, - осторожно заметил Д'Артаньян. - Все дело в том, что существование чего-либо зависит от того насколько мы это ощущаем, - объяснил Портос, - возьмем к примеру эту бутылку вина. Что она есть из себя представляет? Только наше ее ощущение, как-то зрительное восприятие бутылки, осязание оной, равно как и обоняние со вкусом. - А Вы ничего не забыли? - спросил его Атос. - Как-то раз, - ответил Портос, - когда мне было пять лет я пошел в одно заведение и забыл снять штаны. Но это секрет и Вам я его рассказываю как моим друзьям. А если кто-нибудь другой узнает про этот случай, то я его насажу на шпагу как гуся на вертел. Все, кто был в этот момент в кабаке, на мгновение замолчали, а потом заговорили все разом и хором : - Мы ничего не слышали и ничего не знаем. А один голос уточнил: - Я тоже не слышал как господин мушкетер обделался, когда пошел в одно заведение и забыл снять штаны. - То-то же, - грозно сказал Портос и миролюбиво улыбнулся. Все радостно выдохнули, послышался смех, шутки и тот же самый голос громко произнес, обращаясь к Портосу : - Вы не расстраивайтесь, это с каждым может случится, особенно с похмелюги и от соленных огурцов. В это время вернулся Арамис. - Ну как там лошади? - спросил его Д'Артаньян. - Просили не беспокоиться и передают Вам привет. - Как это мило, - признался Д'Артаньян. - Это еще что?, - заспорил с ним Атос, - у меня Во время испанской кампании был арабский жеребец. Так я его научил приносить мне по утрам тапочки и воровать кур. Но он плохо кончил - однажды, на званном балу он нажрался как скотина и подрался с гусарами. - Да, - подтвердил Арамис, - я его хорошо знал. У него были пронзительные голубые глаза и монокль, который он носил на праздники. - Что-то мне немного нездоровиться, - заметил Д'Артаньян и пошел на свежий воздух. Мушкетеры с сожалением посмотрели ему вслед. - Он такой молодой и так мало знает, - вполголоса заметил Атос. - И наверняка еще не видел пингвинов - альпинистов, - поддержал его Портос. Д'Артаньян вышел на улицу и увидел удивительный пейзаж. Не теряя ни минуты, он взял в руки мольберт и стал торопливо делать наброски. С третьего броска у него получилось. В изображении гасконец узнал самого себя. "Вероятно это зеркало", - подумал Д'Артаньян, однако это была лужа. Из кабака вышли Атос и Арамис, их лица были суровы и серьезны. На предложение продолжить поездку в Англии Д'Артаньян ответил согласием, но спросил куда подевался Портос. - На него напало его второе я и Портос вызвал его на дуэль, - грустно ответил Атос. - Здесь не обошлось без вмешательства кардинала, - предположил Д'Артаньян. "Он безусловно очень умен", - подумал Атос. Они пустили лошадей в галоп и в один из моментов Арамис выскользнул из седла, но успел шпорой зацепиться за стремена и в таком положении проскакал примерно десять миль, после чего попал под колеса случайной кареты и выбыл из строя. На удаляющейся карете Д'Артаньян успел рассмотреть надпись : "От каждого по способностям, остальным по морде. Кардинал Ришелье." - Вот мы остались вдвоем, - заметил Д'Артаньян, - а до побережья еще восемь миль. - Нам надо бы объясниться, - вдруг сказал Атос. Гасконец с удивлением посмотрел на Атоса. - Только не надо меня прерывать, - сразу предупредил Атос, - до побережья доедешь только ты, а мне останется застрять где-то на полпути. Может быть я даже погибну. - К чему этот пессимизм, - переспросил Д'Артаньян. - Я читал сценарий, - объяснил Атос. - В таком случае пусть сейчас на нас нападет два десятка гвардейцев кардинала, я поскачу вперед, а ты примешь неравный бой, - предложил Д'Артаньян. - Два десятка - это чересчур, - засомневался Атос. - Ну тогда человек пять, - высказался гасконец. - Лучше один для ровного счета, - предложил Атос. - Итак, численный состав мы определили, - подытожил Д'Артаньян, - осталось выбрать амуницию и внешний вид. Мое мнение - враг должен иметь шляпу с пером и быть вооруженным до зубов. - Побойся бога, - возразил Атос, - пусть он будет в шотландской юбке и в домашних тапочках, а из вооружения будет вполне достаточно перочинного ножа. - И что только не сделаешь для друга? - согласился Д'Артаньян. Тут внезапно из зарослей дикой смородины выскочил Рошфор с перочинным ножом и громко закричал : - Прошу прощения за мой дурацкий вид, но я Вас атакую. На что Атос с большим трудом, едва сдерживаясь от душившего его смеха произнес: - Скачи Д'Артаньян в Англию я его задержу. Д'Артаньян вынул пистолет и несколько раз выстрелил. Смех покачнулся и как-то неловко упал. - Больше он не будет тебя душить, - объяснил Д'Артаньян. Глава 10. Лондон. Волны лениво шлепались о борт шхуны. Д'Артаньян нетерпеливо стоял на носу судна и всматривался в сгустившийся туман. Наконец медленно, но неотвратимо стал вырисовываться контур большого города. Завидя на берегу какого-то человека Д'Артаньян спросил: - Это Лондон? - Нет мосье, - ответил человек, - это Бостон. Д'Артаньян резко обернулся к шкиперу и закричал: - Давай разворачивай, Англию мы уже проскочили! - Это не мудрено, - степенно ответил шкипер, - в таком тумане не то, что Англию, но и Гренландию не сразу отыщешь. Д'Артаньян кусал губы, ошибка шкипера задержала его на лишних двадцать минут, а время было дорого как никогда. Наконец стали причаливать, сначала шкипер отдал якорь, потом тельняшку и часы, и наконец пришлось отдать концы. Д'Артаньян схватил первую попавшуюся лошадь и поскакал к дворцу герцога Бэкингема. Д'Артаньян не знал английского языка, но он набросал на листке несколько слов и показывал его доверчивым жителям туманного Альбиона: - A transaction occurs when a simulated customer makes a deposit or withdrawal from an account through a teller. Англичане почему-то громко смеялись, показывали на Д'Артаньяна пальцем, но потом показывали дорогу и просили автограф на память. Д'Артаньян нашел герцога на охоте. Бегло прочитав письмо от королевы Бэкингем вспомнил ассоциацию со старинной шотландской песней, которую тут же и спел. В переводе песня звучала так: 1 куплет: Один мой старый верный друг Скакал за дичью по лесам Но вдруг услышал сердца стук Как будто гром по небесам Припев: О моя дорогая возлюбленная - 2 раза Банголо-банголо-банголо-Пим - 2 раза Что ты забыла в далекой земле - 2 раза Тырыры-рым-Тырырым-Тырырым - 2 раза 2 куплет: Он кликнул собаку свою из лесов На конь он тогда залезает Закрыл дверь свою на висячий засов И ветер в ушах завывает. Припев. 3 куплет. Он не вернулся к родному костру Сгинул где-то в болоте Песня эта напомнила мне Сказание о Ланцелоте. Припев. - Ну как? - спросил Бекингем. - Хорошее сопрано, - согласился Д'Артаньян. - Кстати, о сапогах, - задумался Бэкингем, - мне будет жалко с ними расставаться: во-первых это подарок королевы, а во-вторых они мне ничуть не жмут. Согласитесь мой друг - трудно найти хорошую обувь. А эти сапоги кроме того почти не пачкаются, в них можно ходить часами и даже целыми днями, а потом протереть их влажной тряпочкой и сапоги как новые. Я их между нами даже на ночь не снимаю, и не потому, что боюсь как бы не сперли, а просто чувствую внутреннюю потребность быть всегда рядом с ними, смотреть на них, гладить их, обнимать. Некоторые называют это фетишизмом, однако я считаю что этот термин несколько не соответствует истине. Но с другой стороны называйте как хотите, только не приписывайте мне лишнего, например автоморфизма. Впрочем я заговорился. Идите за мной. Сейчас я отдам вам сапоги. Герцог провел Д'Артаньяна в залу, достал ларец, и вынул сапог. Осыпав его (сапог) поцелуями герцог с удивлением заметил, что второго сапога не хватает. - Булшот, - сказал герцог. - И что же теперь делать? Согласитесь герцог, что королева будет весьма глупо смотреться в одном сапоге. - Да Вы правы, - согласился Бекингем, - но с другой стороны это даже несколько пикантно и я бы даже сказал сексуально. В нашу эпоху длинных юбок, очень трудно что-либо подсмотреть, а иногда такая потребность возникает. Судя по всему герцог затронул жизненно важную для себя тему, поэтому Д'Артаньян поспешил перевести нить размышлений в другое русло. - А как быть с сапогом? - как бы между прочим спросил гасконец. - С каким сапогом? - герцог настолько предался собственным воспоминаниям, что не сразу понял о чем идет речь. - Я думаю, левым, - задумчиво сказал Д'Артаньян. - Ах да, - спохватился герцог, - эй сапожник, - крикнул он. На призыв прибежало человек двадцать и хором спросили: - В каком смысле? - В прямом, - ответил Бекингем. Восемнадцать облегченно вздохнули и отправились обратно. Из двоих оставшихся один был всамделешним королевским сапожником. Про него ходили всякие слухи, дескать для снятия мерки с ноги королевы сапожник заявил, что для полноты информации ему нужно узнать объем бедер. В тот раз мерку снимали минут тридцать, после чего оба выглядели счастливыми, хотя и немного уставшими, зато сапоги удались на славу. Вторым из оставшихся был некто Шумахер, который по рождению был немцем и абсолютно не понимал английского языка, но откликался на слово "Сапожник". Его быстренько спровадили и даже пообещали бесплатную путевку в Италию. ... А на следующий день Д'Артаньян уже скакал в Париж, сжимая в одной руке злополучные сапоги, а в другой эспандер. Глава 11. Бал. Наутро в Париже давали бал. Кареты с приглашенными гостями одна за другой подкатывали к ратуше. Вокруг них толпились случайные прохожие и незамужние девицы, выспрашивая лишний билетик. Король был явно не в духе и даже дважды показал королеве язык, кардинал же напротив, проявлял хорошее настроение и заигрывал с чужими женами. Ришелье с мерзкой улыбкой, временами превращающуюся (удивительно трудное слово для правописания. Прим Авт) в ухмылку, вальяжно подошел к королю. - Здорово! - сказал кардинал. - И тебе также и потому же месту! - ответил король. - Неплохой денек, не правда ли? - попытался завязать разговор Ришелье. - Это смотря, с какой стороны смотреть, - занервничал Людовик, - если с метеорологической то конечно, а если подходить с позиции внутреннего ощущения, то возможны варианты. - То-то я гляжу Вы плохо выглядите! - Что? Я очень бледный? - спросил король. - Да нет, ширинка расстегнута, - ответил кардинал. - Это шутка или намек? - переспросил Людовик. - Это намек, - спокойно сказал Ришелье. - Ну тогда будьте любезны застегнуть это маленькое упущение. - Это не входит в мои должностные обязанности, - надулся кардинал. - Вечно Вы из всего проблему делаете, сначала наябедничали, а теперь в кусты? - рассердился Людовик. - А знаете Вам так даже идет, - попытался успокоить его Ришелье, - такое колоритное сочетание цветов Вам явно к лицу. - К чему? - нервно переспросил коробь. - К лицу, - подтвердил Ришелье. - Сменим тему, - предложил Людовик, - все что есть, то есть, а совсем не может быть. - Кстати, - заметил Ришелье. Король вздрогнул. - Когда Вы говорите "кстати" я всегда вздрагиваю, - объяснил Людовик. - Кстати, кстати, кстати, кстати, кстати, - пошутил Ришелье, - королева оденет зеленые сапоги, которые Ваше Величество подарили ей на праздник? - Ни слова больше, - перебил его Людовик , - вероятно это был праздник по случаю сбора урожая. Помните как весь урожай свезли в хранилище, а мы с Вами из хулиганских побуждений этот элеватор подожгли. А потом обвинили во всем гугенотов и отправились с ними воевать. А гугеноты накостыляли нам по первое число и нам пришлось бросить все пушки и королевскую казну. Очень веселое было время. - Нет, - сказал кардинал, - это был другой праздник. - Ну тогда, это было во время приезда папы римского в Париж. Вы тогда как раз обменивались опытом с кришнаитами и для пущего эффекта постриглись налысо. И для смеха мы с Де Тревилем натерли Вам голову фосфором. Папа тогда очень смеялся и подарил Вам свое благословение, а Вы в качестве ответного жеста сводили его в ночной клуб. - Нет, - это тоже не то. - Значит я подарил сапоги королеве на Вашей помолвке с мадам Де Ла Круа. Вы тогда заявили, что важнейшим из искусств для нас является стриптиз, а потом поспорили с епископом, кто быстрее выпрыгнет из окна. Епископ выиграл, и через три дня, мы устроили славную вечеринку на его поминках. Вы тогда помниться плясали джигу и пили на брудершафт с несовершеннолетними. - Нет, - перебил Людовика кардинал, - сапоги были подарены королеве на день рожденья. Вы тогда еще несли всякую ахинею, о том, что эти сапоги станут символом незыблемой дружбы между Вами и Ихнем величеством, а потом обожрались свининой и провели вечер в сортире. - Вероятно так и было, - холодно заметил Людовик и добавил, - королева сегодня оденет сапоги. - В таком случае, - сказал Ришелье протягивая королю сапог, который миледи сперла у Бэкингема, - покажите ей вот это. - Что это за сапог? - удивился Людовик. - Я думаю левый, - ответил кардинал. Чуть погодя начался балет. По этикету Людовик танцевал с женой мэра, который собственно и устроил вечеринку. Кардинал плясать отказался, под тем предлогом, что у него дескать голова кружится и дух захватывает, однако на самом деле Ришелье просто хотел посидеть с мужиками в баре, где по слухам разливали дармовое пиво. Едва дождавшись окончания балета, король подошел к королеве и протянул ей сапог. - Но у меня уже есть два? - изумилась Анна Австрийская. - Ну-ка подними юбку, - не поверил ей Людовик. Под юбкой было два сапога и еще кое-что. Людовик подозвал к себе кардинала и спросил: - Ну-с, и что это значит? Ришелье с ходу кинулся врать, что он мол хотел подарить сапог, но как-то не решался и тогда он прибегнул к этому средству, как единственной возможности найти выход из сложившегося положения. - Его высокопреосвященство вероятно считает, что у меня три ноги? - спросила королева. - Из них две левых, - радостно добавил король. - Женщину ногами не испортишь, - по возможности любезно ответил кардинал. Эту сцену наблюдали все, но ее смысл был понятен немногим. Краткое отступление. (антология кардинала Ришелье) Д'Артаньян: В ту ночь я стоял на часах. Это были небольшие карманные часы, с серебрянной крышкой. Помню ко мне подошел тогда герцог Де Гиз и спросил меня, будем ли мы сегодня петь. Откровенно говоря особого желания у меня не было, но Атос сказал, что мы должны обязательно выйти на сцену. Портос: Мы как раз только что вернулись из Индии, где встречались с Далай Ламой и Кришной Харей. К этому времени у нас был готов новый альбом. Атос: Д'Артаньян тогда сказал, не хочу мол играть на бас-гитаре, вообщем возникли небольшие сложности. А я ему говорю, какие проблемы, садись за клавишные. Арамис: Мы сыграли несколько песен и на этом закончили. Все вокруг что-то кричали, временами мы сами себя не слышали. Атос: Помню прием сначала был не таким как обычно. Обычно мы играли перед молодежной аудиторией, а тут собралась вся знать и они подсознательно еще не были готовы к такой музыке. Портос: Королева и король были в хорошем расположении духа. Все время свистели и аплодировали. У Анны Австрийской был значок и на нем надпись "I love BekinGem". Ришелье напротив все время был хмурый и казалось не мог дождаться пока все закончится. Потом он попытался незаметно уйти, но мы со сцены все видели. Д'Артаньян: Про нас говорили - эти парни только что вернулись из Гамбурга и это было нам на руку - мы стали по настоящему знамениты. После концерта Д'Артаньян прошел за кулисы. Там его ждала Констанция, она бросилась к гасконцу со словами: - Люби меня как бронепоезд. "Ну что ж", - подумал Д'Артаньян, - "Пожалуй вечер удался!". А Кардинал тем временем кусал губы. Это были губы Рошфора и миледи.