азала она. - Без шлема. - Вы наивны, принцесса, - ответил Такаси. - Кто будет отмывать скафандр от грязи? Спроси у Крони, он уже там купался. - За мной погнался тиф, как только я вылез, - сказал Крони. - Станчо подарил шкуру Кирочке, - сказал Такаси. - Тебе не жалко? - Он спросил моего разрешения, - сказал Крони. - Мне не жалко. Мне удивительно, что я одолел тигра. - Ты хотел бы отнести шкуру Гере? - спросила Наташа. - Она бы не приняла ничего из рук трубаря, - сказал Крони. - Ты забыла, что она - дочь директора. - Это мне ни о чем не говорит, - засмеялась Наташа. - Но открою тебе тайну. Мой отец очень важный директор. На Земле. А дедушка очень важный писатель. А родители вот этого японца никогда в жизни не покидали своего городка на Хоккайдо. - Ну, вы - другое дело, - сказал Крони. - Наташа, - сказал Такаси, - можно я остаток пути понесу тебя на руках? Я преклоняюсь перед твоей родословной. - Неси свои лопаты. Большего ты не заслуживаешь, - сказала Наташа. - А мне вашу Геру жалко, - добавила она без всякой связи с предыдущим. - Когда она выйдет, я буду о ней заботиться. Часа за три они вытащили из грязи трех рыбин, уморились, измазались и уселись отдохнуть на валу, что окружал воронку. Такаси с Наташей все шутили и спорили. Крони улыбался и поддерживал разговор, но порой так углублялся в мысли, что переставал слышать спутников. Неожиданно из тростников вышло привидение. Они не заметили, что опустились глубокие синие сумерки, и привидение вобрало в себя синь этих сумерек и зажгло его изнутри. Что-то привлекло его к воронке. Может быть, шум и чавканье грязи. И теперь оно остановилось в нерешительности на краю тростников, и казалось, что стебли прорастают сквозь него. - Ой! - прошептала Наташа. Крони, уже знакомый с привидениями, удивился ее испугу. Как она могла бояться привидений? Такаси приподнялся, прикрывая девушку, а Крони шепнул: - Не пугай его. У нас ничего нет съедобного? Оно голодное. Привидение увидело людей и скользнуло в тростники. Было видно, как голубым облачком оно растворяется в зарослях. - Оно голодное, - повторил Крони. - Я думаю, что оно выбралось из подземелья вслед за мной и заблудилось. - Что это такое? - спросил Такаси. - Привидение, - сказал Крони. - Когда я искал библиотеку, встретил одно. Привидения понимают человеческий язык. Но они не говорят. Ночью, когда следопыты, Круминьш и Крони обсуждали план действий на завтра, а Такаси с Анитой проверяли, насколько успешно электронный мозг усвоил язык подземелья, Наташа взяла кусок хлеба и ведро с супом и вынесла на склон холма, за зону защиты. Утром оказалось, что суп съеден, а хлеб пропал. Утром все собрались у скалы, под которой был лаз. Возникла некоторая суета, словно Крони собирался поставить рекорд и его окружали болельщики, тренеры, секунданты и судьи. - Ты похож на рождественскую елку, - сказал Гюнтер. Внешне Крони выглядел нормально. Правда, одежду трубаря пришлось выкинуть - от нее остались лишь лохмотья. Девушки перешили рабочий костюм археолога так, что издали он мог сойти за одежду инженера. Спереди комбинезон был на молнии, и достаточно было двух секунд, чтобы извлечь подвешенный под мышкой парализующий бластер - плоский и легкий. На ручке бластера было выгравировано: "Гюнтеру от признательной Греты". Смысл надписи Гюнтер объяснить отказался, но настоял, чтобы Крони взял именно его бластер, а не стандартный, экспедиционный. В воротник вшили микрофон, и поэтому любое слово, сказанное Крони или произнесенное в его присутствии, становилось немедленно известным наверху. Телевизионный глаз передатчика помещался над левым верхним карманом комбинезона, а второй, страхующий, на поясе, который сам по себе был чудом изобретательности следопытов. В нем отлично размещались медикаменты, включая достаточное количество дезинфицирующего пластыря, чтобы обклеить Крони с ног до головы, неприкосновенный запас пищи, спрессованной в таблетки и могущей прокормить группу из десяти прожорливых мужчин в течение двух недель. Там же умещался гибкий кинжал и набор инструментов, который мог пригодиться как профессиональному взломщику, так и самодеятельному строителю вездехода. В ухо была вставлена горошина динамика связи, а в карманах лежали всяческие разности вроде очков, позволяющих видеть в полной темноте. Крони был экипирован на славу. Он был польщен таким вниманием. Хорошо, если знаешь, что друзья слышат каждый твой вздох, каждое твое слово, а если будет плохо, ты можешь их позвать на помощь. - Ну, трубарь, - сказал Такаси, - пошли? Он спускался с Крони на два яруса вниз, где устроили промежуточную базу. Такаси был в скафандре и шлем держал в руке, словно запасную голову. Он должен был выступать в роли резерва. - Я вас поцелую, - сказала Наташа. Наташа сначала поцеловала Крони. Она была с ним одного роста, и поцелуй попал в угол губ, и это было странное и острое ощущение. Последними словами Крони, перед тем как он шагнул вниз, были: - Меня еще никто в жизни не целовал. 4. ВОЗВРАЩЕНИЕ ТРУБАРЯ Госпожа Гера Спел, милостью бога Реда дочь директора Спела, горько плакала. Она плакала, потому что жизнь ее завершалась бессмысленно и мучительно. Она лежала в постели, было зябко, и она никак не могла решиться скинуть с себя одеяло, сшитое из крысиных шкур. От одеяла дурно пахло, но, когда она сказала об этом отцу, тот поморщился, как будто она упомянула о чем-то неприличном, и заметил: - Тебе мерещатся глупости. Это от болезни. Господин директор Спел свыкся с болезнью и неизбежной скорой смертью дочери. Ее мать тоже кашляла кровью и умерла от этого, и доктор сказал, что медицина не знает никаких средств против этой болезни, которая гнездится в груди и недоступна мазям и примочкам. Директору Спелу было горько сознавать, что дочь его не родила ребенка, что так нелепо и позорно для доброго имени древнего рода Спелов кончилась история с ее женихом, дело которого, состряпанное Мокрицей, не удалось замять. И оно показало всем, что Спел уже не самый сильный человек в городе. Гера лежала под крысиным одеялом и разглядывала знакомые замысловатые подтеки и трещины на потолке спальни. Гера никак не могла примириться со смертью, и в кошмарах, которые ей теперь снились каждую ночь, она видела, как карабкается по туннелям, потому что впереди должен быть свежий воздух, и много света, и Город Наверху. Виноват был тот трубарь. Трубарь Крони. Она почему-то запомнила его имя, хотя никто не запоминает имен трубарей. Он был странный человек, этот Крони, и ей было жалко, что он умер в туннелях. Надо было вставать и начинать новый бесконечный день. Гера разрывалась между ожиданием, что наступающий день может оказаться последним, и страхом перед бесконечностью этого дня, которую надо пережить. Она отсчитывала, задерживала минуты и как-то даже разбила водяные часы, смутно подозревая их в злонамеренности. Но день все равно кончился, и, укладываясь спать и дрожа перед жестокостью ночи, Гера каждый раз испытывала благодарность к собственному телу, одолевшему еще один день. Она иногда пыталась призвать себе на помощь образ рассудительного и язвительного Леменя, которого она не заметила бы, если бы он был знатным, и не полюбила бы, если бы ему не грозила смерть. Но появление трубаря, который принес железный знак, поставило точку на существовании инженера Леменя. Лемень растворился в прошлом, и, хотя Гера могла заставить себя вспомнить черты его лица или манеру говорить, - вызвать в памяти Леменя целиком она была уже не в состоянии, потерялись какие-то ниточки-пружинки, объединяющие голос, улыбку, манеру хмуриться, походку человека, которого она любила и из-за которого сказала отцу, что уйдет в Бездну с ним вместе, и отцу пришлось запереть Геру в подвале и поставить у подвала стражу. Тогда у нее и обострилась болезнь. Гера поднялась. Ей было холодно, и голова закружилась так, что она еле успела сделать шаг к ледяной стене и опереться о нее. Она вынула из стенного шкафа - каменной ниши, обшитой ошметками пластика, длинное платье. Она выбрала светлое, чтобы не так бросалась в глаза ее бледность. Теперь надо было набраться сил, чтобы причесаться, вымыть лицо. Все это требовало усилий, но и придавало жизни какую-то значимость. В умывальне было тепло, и руке было приятно дотрагиваться до горячих труб. Раньше у Геры была служанка, старая уже женщина, которая когда-то ходила и за ее матерью. Но служанка умерла как раз в те дни, когда разыгралась история с Леменем. А новой отец брать не стал, все равно дочь скоро умрет и не может быть выдана замуж. Гера, привыкшая соглашаться с неумолимой логикой отца, поняла его и не обижалась, хотя порой ей бывало трудно и хотелось, чтобы рядом кто-то был... Кто-то живой. Оставался брат, непутевый, не верящий никому и не вызывающий доверия. Брат любил ее. Но мог забыть о Гере и не появляться месяц, особенно теперь, когда обстановка была, по его словам, напряженной и офицеры тайной стражи часто оставались в казармах. Но в конце концов он приходил, и тогда Гера старалась делать вид, что ей лучше, и говорила с ним о пустяках - брат боялся говорить о чем-либо еще. Послышался стук. Кто-то стучал в заднюю дверь, выходящую в переулок. Этой дверью пользовался только брат, но у брата был свой ключ. Может, он потерял ключ? Гера хотела открыть дверь, но вдруг испугалась. Это могли быть бандиты. Хоть отец и говорил, что им не проникнуть на верхние уровни, страх не проходил. Гера стояла в нерешительности. Она могла подойти к переговорной трубе и вызвать отца или брата. Но какой глупой будет выглядеть она, если окажется, что это всего-навсего Спел. И потому Гера выбрала третий путь. Она села в кресло и решила подождать, что будет дальше. Решение ничего не делать успокоило. Это было все-таки решение. Стук прекратился. Гера ждала. Она вдруг поняла, что хочет, чтобы кто-нибудь пришел к ней. Хоть кто-нибудь, хоть бандит. Она уже три дня не видела ни одного человека. И, испугавшись, что тот, за дверью, уйдет, она вскочила с кресла и побежала к задней двери. Но не успела добежать. Как только она переступила порог маленькой гостиной, портьеры, ведущие в переднюю, раскрылись и с другой стороны в гостиную вошел человек. Человек был ей знаком. - Здравствуйте, милостивая госпожа, - сказал человек. - Да хранит вас бог Ред. - Как вы сюда попали? - Через дверь, - сказал человек, и тогда она поняла, что это - трубарь Крони. - Ты - трубарь? - спросила она, потому что перемена, происшедшая с ним, была настолько разительна, что разрушала установленный порядок вещей, при котором трубарь всегда остается трубарем. И дело было не только в том, что Крони был пострижен, изысканно и богато одет и лицо его, в морщинах и складках которого, как ни отмывай, должна оставаться впитавшаяся в кожу грязь и сажа, стало гладким и чистым. Крони был другим человеком, потому что вел себя как другой человек. - Я трубарь, - сказал Крони. - Ты позволишь мне сесть? - Садись, - сказала Гера. - Но ты ведь мертв. - Почему? - удивился Крони, усаживаясь в кресло, правда не раньше, чем в кресло опустилась Гера. - Я жив. - Но Спел сказал... - Спел не верил, что я дойду. А я дошел и вернулся. - Зачем? - Чтобы помочь другим и тебе. Мне жалко тебя. Гера подняла брови. Это было оскорбление. Грязный не может жалеть госпожу, ибо лишен этого чувства. - Как ты смеешь, - сказала она размеренно, наслаждаясь давно забытым ощущением власти над людьми. - Как ты смеешь испытывать благородное чувство... - Сейчас вы скажете, Гера, - перебил ее Крони, выставив перед собой ладонь и словно закрываясь от ее слов, - что я - вонючий трубарь, что вы позовете стражу и пожалуетесь отцу. Не надо. Вы же видите, что я вернулся оттуда, и там, - Крони показал вверх, - никто ни разу не назвал меня вонючим трубарем. И поверьте мне, госпожа, что люди наверху богаче, сильнее и вашего отца, и Мокрицы, и всех директоров, вместе взятых. - Ты в самом деле был там? - А откуда у меня все это? - Ты кого-то ограбил, ты украл все это. Я знаю, ты украл. Правда была невероятна, и Гера защищалась от нее. - Послушайте, Гера, - сказал Крони. - Вы же образованная девушка... - Не тебе судить о моем уме! Гера испугалась трубаря. Она сама придумала, что он ограбил кого-то, что он убийца - ведь все трубари лживые, и теперь Крони на глазах превращался в бандита, черты лица его складывались в злую гримасу, и он грозил ей... Не выдержав встречи с невероятным, Гера проваливалась в тошнотворное озеро обморока, который не дарит благодатного небытия, а держит между действительностью и беспамятством. Крони смотрел на нее в растерянности. Он видел, что с девушкой что-то неладно. Такой встречи он не ожидал. Он не подумал, что за тонкой маской знатной госпожи скрывается боль, растерянность и страх смерти, и ложно истолковал ее слова и действия. Девушка еще смотрела на него, но глаза ее уже не видели трубаря, а замыкались на внутреннем мире кошмаров и неминуемой боли. Кисти ее рук лежали и казались голубыми. С того момента, как Крони, потеряв терпение, открыл дверь отмычкой и встретил Геру, он был поражен ее видом. И виной тому была не столько болезнь, которая успела многое сделать за прошедшие дни, а то, что образ Геры оторвался от самой девушки и воспоминание смешалось с улыбкой Наташи, родился новый, скорее идеальный образ, которому Гера не соответствовала. Она оказалась и меньше ростом, и худее, и бледнее, чем должна была быть. Одежды ее, показавшиеся трубарю столь роскошными, были ветхи, и застиранные пятна на них были видны даже при том скудном освещении, которое казалось ослепительным неделю назад. И лицо Геры было не голубым, а землистым и не очень чистым - это было лицо подземного жителя. Реальный облик Геры, хоть был неожиданным и горьким, не привел к разочарованию, лишь вызвал жалость и желание прижать ее к груди и успокоить. Он не удержался и сказал об этой жалости вслух, а реакция на его слова была холодной и презрительной. Крони ожидал какой угодно встречи, но не этой. И растерянность, желание спрятаться в раковину, показались ему врожденной спесью, к которой не подберешь ключа. И вдруг Крони понял, что Гере плохо, что она теряет сознание, и, когда голова ее упала, запрокинувшись на спинку кресла, и на углах губ показалась розовая пена, он бросился к Гере, опустился перед ней на колени, и рука его замерла в воздухе, потому что надо было что-то срочно предпринять, а Крони забыл о том, что он не один. И неизвестно, сколько бы он стоял на коленях, ощущая, как замерло вокруг время и он как бы подвешен внутри прочной и глухой сферы. - Крони... - защекотало в ухе, и трубарю понадобилась секунда или две, прежде чем он понял, чей это голос. - Мы здесь, - сказал Круминьш. - Не бойся, мы все слышим и видим! Я передаю микрофон Аните. - Крони, милый, - сказала Анита, вздохнула в микрофон, и Крони представил ее широкое доброе лицо, на котором кружками нарисованы карие зрачки. - Не волнуйся. Как только мы поднимем ее наверх, мы ее вылечим. Я ручаюсь. - Спасибо, - сказал Крони. И он был благодарен Аните не столько за слова, сколько за то, как они были сказаны. - А пока, - сказала Анита, - сделай следующее. Гюнтер говорит, что прямо под правой рукой в твоем поясе есть карман. Вынь три красные пилюли и раствори их в воде. Для того чтобы Гера выпила лекарство, ему пришлось приподнять ее голову. Волосы на затылке были мягкими и теплыми, и голова послушно поднялась. Гера стискивала зубы, и Крони уговаривал ее шепотом: - Пей, пожалуйста, пей. Это не горько. Это тебе поможет. Губы шевельнулись. Гера глотнула и поперхнулась. - Ну что ты, - сказал Крони. - Не спеши. Это вкусно. Гера балансировала на неустойчивой планочке, протянутой между забытьем и реальностью. Голос Крони, рука, поддерживающая ее затылок, и вкус напитка сливались в умиротворяющую картину сродни доброму сну. И когда, выпив напиток и ощущая, как он наполняет ее ласковым теплом, она открыла глаза, то близко, совсем рядом, увидела глаза Крони и не испугалась, потому что они были добрыми. И они замерли оба. Как будто боялись спугнуть это мгновение. Крони услышал, как в ухе пискнул голос Аниты: - Теперь ей будет лучше. Но голос Аниты был чужим, он только мешал сейчас, и Анита поняла и замолчала. - Что это было? - спросила Гера, не открывая глаз. - Лекарство, - сказал Крони. Гера чуть кивнула. - Гера! - сказал Крони. - Что? - Я поднялся наверх, - сказал Крони. - И дошел до города. Гера молчала. Впервые за много дней ей было тепло. - Города нет, - сказал Крони. - Город разрушен. - Я знала. Нам говорил учитель. И отец. - Города нет. Он разрушен. В самом деле была война. Но главное не в этом. Все остальное, к счастью, ложь. - Что - ложь? - Ложь то, что наверху такая же пещера, как и здесь, только обширней. На самом деле там нет пещеры. Там поверхность. - Поверхность? - Ну как объяснить это тебе? Поверхность - это когда нет потолка. - А где потолок? - Потолка вообще нет. Представь себе шар. Сейчас мы с тобой внутри шара. А поверхность это то, что снаружи. Гера не стала спорить. - Как хочешь, - сказала она сонно. - Дай ей одну желтую пилюлю, - сказала Анита. - Мне не нравится ее голос. - Что это? - Проглоти. - Крони протянул Гере пилюлю. Гера подчинилась. - Говори, - сказала она. - Там не осталось людей. Твой учитель прав. Но жить наверху можно. - Город разрушен, - сказала Гера. - И если выйти туда, заболеешь смертельной болезнью. - Скорее заболеешь здесь, - возразил Крони. - В норе. Посмотри на себя. Там лес, солнце, ветер, деревья, озера - и эти слова ничего тебе не говорят? - Почему? - сказала Гера. - Я знаю слово "озеро", и слово "ветер", и слово "лес". И слово "солнце". Эти слова я слышала. Ведь говорят же: яркий, как солнце. И говорят: густой, как лес. - А что значит - густой как лес? - Это значит - очень тесный, - сказала Гера. - Слова потеряли свое значение. Но у слов память длиннее, чем у людей. Так слушай: солнце - это раскаленный шар, вокруг которого вращается все - и ты, и я, и наш город, и Город Наверху. Лес - это когда рядами стоят деревья. Озеро - это столько воды, что предметы на том берегу еле можно различить. А ветер - это такая масса воздуха, что она может сбить человека с ног и сорвать крышу с дома. Ветер несет с собой небесный дождь... И Крони понял, что куда лучше смог бы объяснить это на другом языке. В его родном и на самом деле не хватало слов. А те, что были, изменили свой смысл. - А кто же дал тебе одежду? - Люди. Но другие люди. Они прилетели сюда со своей Земли, потому что думали, что здесь никто не живет. - Они захватили Город Наверху? Беспокойство, которое прозвучало в голосе Геры, было абстрактным. Она как будто слушала увлекательную сказку, действие которой никак ее не касалось. В ней говорилось о людях, что прилетели откуда-то. Наверно, на крыльях, как летучие мыши. Летучие мыши редки в подземном городе, но у отца в кабинете есть одна, высушенная. Крони побывал в сказке и вернулся, как сказочный герой, переродившийся в Огненной Бездне и ставший прекрасным директором. - Им не нужен наш город, - сказал Крони. - У них есть свой. Они ищут старые вещи. Потому что им нужно знание. Они хотели узнать, какими мы были и что случилось с нами. - Им нас жалко? - Гера, ты не веришь мне? - Я стараюсь. Продолжай. - Они готовы нам помочь выйти наружу и жить, как положено людям. Как мы жили когда-то. И они поделятся с нами своими знаниями и помогут. Я верю им. - А зачем они это сделают? Зачем мы им? - Потому что они хотят нам помочь. Порой труднее растолковать очевидное. То, что у самого тебя не вызывает сомнений. - Но что мы дадим им взамен? - Ничего, - сказал Крони. Гера склонила голову с видом умудренной жизнью старухи. Трубарь оставался ребенком. Все простые похожи на детей. Они доверчивы и непостоянны. - Они ждут, пока я поговорю с тобой и с твоим братом и найду инженера Рази. - Почему они не пришли сами? - Потому что сначала должен прийти я. Ведь люди испугаются, если увидят чужих. - А они страшные? - Нет, они такие же. Среди них есть девушка, похожая на тебя. - И как ее зовут? - Ее зовут Наташа. - Наташа, - с трудом выговорила слово Гера. - Некрасивое имя. - Нет, - сказал он, - очень красивое имя. Это имя услышал Такаси, сидевший в темном туннеле верхнего яруса, у заваленного лифтового колодца. Он непроизвольно улыбнулся, потому что ему тоже нравилось это имя. Анита, стоявшая наверху, под импровизированным тентом, тоже улыбнулась, потому что уловила неприязнь в голосе Геры, которую не отметил динамик электронного мозга, тщательно, но без интонаций переводивший диалог трубаря с Герой. А Станчо, чинивший экскаватор, который должен был расширить лаз, но сломался, громко засмеялся и сказал: - Наташа, меняй имя. Красивое имя Снежана. Тебе нравится? - Нет, - сказала Наташа, - это тебе нравится. - Конечно, - сказал Станчо. - Я с ней знаком. Она моя невеста. - Иди к моему отцу, - сказала наконец Гера. - Он старый человек, и он скажет, что тебе делать. - Ты не веришь в то, что наверху. - Я хотела бы верить. Может, ты и прав. Вот переговорная труба. Вызови отца. - А ты уверена, что он согласится, чтобы люди вышли наверх? - Все? - Конечно, все. - И те, кто внизу? И шахтеры, и ткачи, и трубари? - Ну конечно же, им хуже, чем прочим. - А кто будет работать? - Мы все будем работать. Наверху. - Не знаю, - сказала Гера. - Наверно, отец не согласится. - И я так думаю. И он прикажет меня убить. - Может быть, - сказала Гера. - Я об этом не подумала. - И ты будешь вызывать отца? - Нет, - сказала Гера. - Не буду. Я позову брата. Телевизионный объектив смотрел вперед, и все наверху видели, как Гера поднялась с кресла, чтобы подойти к спрятанной в стенной нише переговорной трубке. - Бледная, - сказал о Гере Гюнтер, который был из тех больших, добрых, сентиментальных людей, кто подбирает на улице брошенных щенят и перевязывает крылья птенцам, выпавшим из гнезда. - Очень далеко зашла болезнь, - сказала Соломко. - Девушку нужно срочно госпитализировать. - Удивительное сочетание археологии с медициной, - заметил Макс Белый. - Вам повезло, Анита. - Не шутите, - сказала Анита. - Не время для шуток. - Для шуток всегда есть время, - не согласился с ней Макс и пошел помочь Станчо запустить экскаватор. Гера сказала в переговорную трубу: - Тайная стража? Господина Спела-младшего. Она ждала, пока ее соединят, чувствовала взгляд Крони и постаралась представить себе поверхность, на которой бушует большой ветер и раскачивается лес, схожий со сталактитами. - Господин Спел просил сказать, что крайне занят, - послышался голос в трубке. - Передайте ему, что это важно. Слышите, важно. Его вызывают из дома. Она прикрыла трубу ладонью и спросила Крони: - Сказать ему, что у нас гость? - Не надо, - ответил Крони. - Люди Мокрицы могут подслушать. - Это ты, Гера? - послышался голос Спела. - Что стряслось? - Послушай, брат. У меня к тебе срочное и очень важное дело. Ты должен немедленно прийти. - Ох! - вздохнул брат. - Тебе опять плохо? - Мне хорошо. Я себя отлично чувствую. - Гера, я сейчас ухожу на задание. На очень важное задание. У меня нет времени с тобой разговаривать. Я вернусь вечером, и поговорим. Ладно? Спел старался не ссориться с сестрой. - Как я зла на тебя, - сказала Гера. - Когда я в последний раз просила, чтобы ты пришел? Вспомни. - Ну, когда накрыли твоего Леменя. А что, он ожил? - Спел, приходи немедленно. Немедленно. Забудь обо всем! - Погоди... - Спел был встревожен. Гера швырнула трубку и закрыла переговорную нишу. - Он сейчас придет, - сказала она. На щеках у нее появились красные пятна, и она кашлянула, будто поперхнулась. Спел стукнул три раза, и Крони услышал, как лязгнул замок. Гера пошла встретить брата. - Что с тобой? - Спел был зол. - Мне Мокрица голову оторвет. Он и так смотрит на меня крысой с тех пор, как мы украли трубаря. - Проходи, - сказала Гера. - Есть дела поважнее, чем твой Мокрица. Я хочу, чтобы ты встретил нашего общего знакомого. Спел отмахнулся, не вслушиваясь. Он продолжал, входя за сестрой в гостиную: - Пойми же, сейчас мы уходим. Мы нашли инженера Рази. Помнишь, того, что с Леменем был? То и есть наш человек... И в этот момент Спел увидел Крони. - Ты! - сказал он. И рука потянулась к поясу. - Не сходи с ума, - сказала Гера. - Ты сам привел когда-то этого трубаря. Ты сам увел его отсюда. Чего удивляешься? Это же привидение. - Привидение, - Спел попытался улыбнуться, но ничего из этого не вышло. - Красавчик, - сказала с осуждением Анита, глядя на лицо Спела, занявшее весь экран телевизора. Спел приблизился к Крони. На шаг. И остановился. - Где ты был? - зло спросил он, будто Крони его в чем-то ослушался. "Что произошло? - старался понять Спел. - Вдруг весь этот маскарад - дело рук Мокрицы, который решил погубить Спелов? Но одежда была чужой, - видно, трубарь все же побывал наверху. Значит, наверху живут люди и все, чему учили Спела раньше, - ложь. А что, если те люди - давние враги города, прислали Крони, чтобы отомстить за прошлое? В любом случае Крони был опасен. А раз так, лучше иметь его в друзьях. Если Крони пришел мстить, он будет сначала мстить Мокрице. Иначе зачем он доверился Гере?" И, перебрав все эти варианты, Спел улыбнулся открытой мальчишеской улыбкой. - Рассказывай, трубарь, - сказал он. - Где был, что видел? - Я не трубарь. Не называй меня так, - ответил Крони. В общем, ему было все равно, как его называют. Быть трубарем никак не хуже, чем стражником. По крайней мере честный кусок каши. Но Спела надо было поставить на место. Он никогда не будет доверять Крони, но пойдет за ним, если почувствует силу. Об этом говорили еще вчера, на совещании в палатке. - Не сердись, - дружески улыбнулся Спел. - Тогда слушай, - сказал Крони. - Я был наверху. Крони был краток. Ему помогают те, кто наверху. Он выведет людей наверх, к солнцу, но он хочет сделать это так, чтобы не было ненужного страха. Нельзя гнать людей наверх, как перепуганное стадо. Нужно объяснить людям, нужно обезвредить Мокрицу и тех, кто хочет удержать людей в своей власти. - А тебе никто не поверит. Я тоже не верю, - сказал Спел. - Поверишь, - ответил Крони. - Где инженер Рази? Археологи наверху, сгрудившись под тентом, замерли перед экраном. Дождь молотил по тенту. Станчо прикрыл экскаватор пластиковым чехлом, и тот казался синим неуклюжим зверем, подстерегающим кого-то над черной дырой. - Мы его поймаем сегодня, - сказал Спел. - А старик? - спросил Крони. - Помер. - Сам? Спел удивился. - У Мокрицы сами не умирают. Он этого не любит. - Это был хороший старик, - сказал Крони. - Он имел убеждения. И не отрекался от них. - Ага, - согласился Спел равнодушно. - Мы его потом опознали. А Мокрица не поверил, что ты стражника задушил. И сейчас не верит. - Он прав, - сказал Крони. - Кто тебя знает! Каждый человек может убить другого. Если нужно. Мокрица думал, что я украл опознавательный знак Леменя. Но я все свалил на тебя. Ты не в обиде? - Чего же обижаться? Если бы ты не заметил знака, мне бы от Мокрицы не уйти. Спел подумал, что это справедливо и выгодно ему. - Ты мне жизнью обязан, - сказал он. - Я твой спаситель. - Ты обо мне тогда не думал. О себе думал и о сестре. Не хотел, чтобы у Мокрицы оказался в руках человек, который знаком с Леменем. Гера ходила по комнате, как будто не догадываясь сесть. Она почувствовала возбуждение и бодрость, чего с ней не было давно, и ей хотелось перемен, которые разрушат ее темную нору. - Ушел твой Рази и, видно, добрался до оружия. Нам одноглазый рассказал. - Кто? - У Мокрицы везде есть люди. - Как зовут одноглазого? - Откуда мне знать? Мокрица устроил большую облаву в городе. Поднял всю стражу. Всех квартальных. - И чем кончилась облава? - Ничем. Мы окружили дом. Все шло по плану. Крысоловка захлопнулась. А в ней пусто. Ни души. Кто-то их предупредил. Спел находился в странном положении, хотя сам этого не сознавал. Борьба с бандитами, чтецами, бунтовщиками была, на его взгляд, справедлива. Жалости к бунтовщикам он не испытывал. Того же, кто руководил этой борьбой, он ненавидел. А рассказывал об этом Крони, который был врагом не только Мокрице, но и Порядку, а значит, и Спелу. - Дальше, - сказал Крони, как человек, который имеет право спрашивать. - Мокрица догадался, что ты успел передать инженеру Рази план города Предков. И инженер с его людьми спрятался там. Сегодня мы идем к ним. И Рази от нас не уйдет. - Ты хочешь, - сказала Гера, становясь перед братом и глядя ему прямо в глаза, - и дальше быть на побегушках у Мокрицы, пока он не решит от тебя отделаться? - Мне у него неплохо, - буркнул Спел. - Не тронет он меня. - Как пойдет облава? - спросил Крони. - С двух сторон. Один отряд спускается через служебные туннели. Второй идет от рудников. Над теплостанцией будет засада, в которую они попадут, когда будут бежать. Больше я ничего не знаю. - Уже кое-что, - сказал Крони. - И на том спасибо. - Я должен идти, - сказал Спел. - Вы же не хотите, чтобы Мокрица что-то почуял? И не советую тебе, Крони, идти вниз. Ты их не спасешь. А сам попадешь в ловушку. - Когда начало облавы? - Через три часа... теперь уже меньше. - Счастливого пути. Спел. Не суйся под пули. - Какие пули? - Ты забыл, что в городе Предков есть оружие? - Оружие... Да они и стрелять не умеют. Спел не хотел показывать, что обеспокоен. Он погладил сестру по плечу и сказал: "Не болей". Этот жест вызвал в Крони нечто вроде симпатии к стражнику. - Что ты будешь делать? - спросила Гера, когда за Спелом хлопнула дверь. - Пойдешь вниз? Даже если я скажу тебе остаться, ты все равно пойдешь вниз? - Да, - сказал Крони. - Я бы не хотела, - сказала Гера. У нее была привычка смотреть людям в глаза, будто она могла читать, что в них написано. - Я бы хотел, чтобы так смотрели на меня, - сказал Станчо. - Просто у нее такая манера, - сказала Анита Соломко, которая разливала кофе по чашкам из термоса. - Она, наверно, очень близорукая, но не догадывается. У них же нет очков. - Ты не хочешь, чтобы я уходил? - спросил Крони. - Да. Люди уходят от меня и никогда не возвращаются. Их съедает тьма. - Я вернусь, - сказал Крони. Гера остановила его жестом. - У тебя друзья, - сказала она. - Они сильные. Пусть идут они. - И что тебе за дело до трубаря? - Крони был не совсем искренен. Ему хотелось, чтобы Гера возразила. - Не в тебе дело, Крони, - ответила она серьезно. - Ты живой. А вокруг все мертвые. И Лемень был живой. Мертвые остаются и существуют вокруг. А живые умирают и не возвращаются. Когда тебя не было, я привыкла к тому, что и меня скоро не будет. Но ты вернулся и изменил мою жизнь. Мне не хочется умирать и не хочется, чтобы ты исчез в Бездне. Наверно, дело не в тебе, а во мне самой. - Я вернусь, - повторил Крони. И они услышали шаги. Твердые, уверенные в себе шаги, которые уже приближались к спальне. Гера замерла, оцепенела. Прошептала: "Отец". Крони быстро отступил к двери, нырнул за портьеру и прижался к простенку со стороны прихожей. - У тебя кто-то был, Гера? - услышал он низкий, уверенный в себе голос директора. - Доброе утро, отец. Брат заходил ко мне. - Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше? - Да, отец. Спасибо. - Странно, что брат приходил к тебе, - сказал господин Спел. - Он не должен был приходить. - Я его звала. Отец Геры мерно шагал по ковру, и Крони считал шаги. - Ты хорошо выглядишь. Крони непонятно было, осуждает он ее за это или радуется, что дочери лучше. Скорее всего он просто отмечал этот факт, как отмечал перегоревшую лампу или сломанный лифт. Равнодушно, хоть и с некоторым раздражением, которому не позволял вылиться наружу. - Отец, зачем ты пришел? Мне стало хуже, и я хочу лечь... - Ты права. Мне тоже надо спешить. Какие бы ни были между нами размолвки в прошлом, ты - моя дочь и я твой отец. И надеюсь, что могу тебе доверять. - Я тебе тоже доверяла, но ты предал меня. - Я бы его не спас, зато погубил бы себя. Когда мы решаем в качестве примера остальным наказать кого-то, пути назад нет. И окончательность последних слов ставила точку на прошлом. Господин Спел не намеревался к нему возвращаться. - Полагаю, что скоро могут произойти неожиданные перемены. - Я тоже так думаю, - сказала Гера. - Ты? Тебе что-нибудь сказал брат? - У меня предчувствие. - Больных людей иногда посещают оправданные предчувствия, - серьезно сказал господин Спел. - Это свидетельствует о том, что они ближе к богу Реду, чем мы, здоровые. - Но мое предчувствие говорит о Городе Наверху. - Что? - Отец не понял. - Оно говорит о том, что пришло время уйти отсюда наверх. - У тебя начинается бред. Ты же знаешь, что наверху нельзя жить. Мои опасения куда более реальны. Сегодня ранним утром состоялся Совет директоров. Его созвал Мекиль, хотя он не имеет права этого делать. На совете он сказал, что внизу возникла опасность для всего города. Бунтовщики нашли склад с оружием, и в интересах города он потребовал контроля над рудниками, фабриками и станцией, контроля над жизнью всех. Включая директоров. Ты не удивлена? - Нет, я же знаю Мокрицу. - Я тоже знаю его, - сказал Спел. - И знаю, что его сказка о бунтовщиках рассчитана на то, чтобы испугать стариков, которых в совете большинство, и изолировать людей энергичных и влиятельных, тех, кто стоит на его пути, - меня, Калгара и некоторых других. И я боюсь. Потому что, если он добьется полной власти, мое будущее под угрозой. - И ты пришел для того, чтобы рассказать мне об этом? - И попросить твоей помощи. Есть еще одна вещь, до которой Мокрица хочет добраться. - Я знаю. - Тем лучше. Мокрица будет искать наши фамильные драгоценности. Он будет искать их у меня. Но он не знает о нише за твоей кроватью. Сегодня ночью, когда ты спала, я спрятал туда шкатулку. Я не хотел говорить тебе об этом. Но потом подумал, что придут ищейки Мокрицы и спросят, нет ли укромного места в твоих покоях. И ты, думая, что ниша пуста, покажешь ее. И тогда все погибнет. Гера почему-то коротко засмеялась. - Ты чего? - Я бы им ничего не сказала. Там лежит прядь волос матери. И письмо от Леменя. - Да? Я не заметил. - У меня тоже просьба к тебе, отец. Когда я умру, положи эти вещи мне на грудь. Прядь и письмо. Пусть они сгорят вместе со мной. - Я обещаю, - сказал господин Спел. - Если я не умру раньше. - Нет, ты не умрешь. - Я тоже так думаю, - сказал отец, не стараясь быть деликатным. - Мы еще посмотрим, - подумал вслух Крони. Он забыл о том, что лишь портьера отделяет его от той комнаты. И услышал грохот, рычание в соседней гостиной, словно дикий зверь бросился в его сторону. Крони отпрянул, прижался к стене. Портьеры взметнулись, будто под порывом бури, низенький и очень толстый человек, возник перед Крони. И удивительно было, что Крони увидел его не сразу, - он смотрел выше, туда, где, по его расчетам, должна была находиться голова человека, обладающего столь высоким титулом и таким глубоким голосом. - Не стреляй! - Гера бросилась к трубарю, заслоняя его. - Отойди! Ты всегда была развратницей, а теперь твоя похоть погубит нас всех! - Господин Спел! - крикнул Крони. - Мне плевать на ваши драгоценности! Ответом была пуля, пробившая портьеру и разбившая что-то в соседней комнате. Анита, увидев черный зрачок пистолета, закрыла лицо руками. Остальные молчали. Любое слово, любой звук мог сбить с толку Крони, оказаться для него гибельным. Но Крони спасла Гера. В тот момент, когда раздался выстрел и господин Спел замер, сам пораженный грохотом старого пистолета, она ударила его по руке, и следующий выстрел пришелся в потолок. Рухнула штукатурка. Белый туман окутал комнату. Крони бросился на директора. Тугая кисть поддалась под нажимом, и пистолет выпал. - На помощь! - крикнул Спел и закашлялся от пыли. Он бился, как огромный откормленный ребенок. - Ударь его! - закричала вдруг Гера высоким, чужим голосом. - Ударь его! Пусть замолчит! Он хочет, чтобы прибежал Мокрица. Но Крони не мог заставить себя ударить жирный и скользкий шар, который почему-то был отцом этой девушки, и не мог понять, откуда в Гере столь яростная ненависть к господину Спелу. А эта ненависть копилась давно, и в ней Гера не могла признаться даже самой себе. Сейчас она поднялась против отца, потому что он, лишивший ее столького, хотел убить последнюю ее надежду. Вдруг господин Спел сдался. Он обвис на руках Крони, будто мешок с чем-то мягким и теплым. - Плохо мне, - простонал он. - Больно. Сердце болит... - Не верь ему, Крони, - сказала Гера. Глаза ее были большими и горящими. Крони подтащил Спела к дивану в гостиной, тот упал на диван, и его затылок глухо стукнулся о стену. - Дай воды, - стонал он. - Я умру. Я обязательно умру... Он очень боялся умереть - самый богатый человек в крысиной норе. - Лежите спокойно, - сказал Крони и передал пистолет Гере. - Только не вздумай стрелять. - Отнимите у нее, - молил Спел. - Отнимите. Она меня ненавидит! - Он убил мою мать, он убил Леменя, он хотел убить тебя. - Голос Геры был ровным и глухим. - Отними, в самом деле натворит чего-нибудь, - услышал Крони голос Круминьша. - Верни пистолет, - сказал Крони. И Гера подчинилась. Она протянула пистолет на раскрытой ладони. И как только Крони взял его, ладонь бессильно упала. - Спасибо, господин, - сказал Спел. - Спасибо. Может быть, появление Спела было удачей. Возникла возможность поговорить с одним из хозяев подземелья, когда тот напуган Мокрицей. Крони сел в кресло и положил пистолет на колени. - Я не причиню вам вреда, - сказал он. - Но должен сказать, что я вам не доверяю. И вдруг Спел усмехнулся. Поняв, что его не убьют, он сразу ожил. - Неудивительно, - сказал Спел. - Ваше счастье, что я давно не стрелял. Что вы мне можете предложить? - Новости, - сказал Крони. - Это самое ценное, что есть в нашем мире. Я вас раньше не видел. Это странно. Вы любовник моей дочери? - Это не имеет отношения к делу. - Простите, имеет. От вашего отношения к моей дочери и к семье Спелов в целом зависит очень многое. Например, судьба моих драгоценностей. Я не верю в то, что вы настолько богаты, что можете отвергнуть наши деньги. Но если вы намереваетесь войти в нашу семью... Спел замер посреди фразы, ожидая реакции собеседника. Потом перевел взгляд на Геру. Гера отвернулась. - Я пришел сверху, - сказал Крони. - Вам достаточно поглядеть на меня внимательнее, чтобы убедиться в этом. - Не вижу оснований... И Спел осекся. Его глаза, уютно устроившиеся на сизых подушках щек, совершили быстрое путешествие по Крони, и это путешествие внесло разброд в мысли господина директора. - Но наверху жить нельзя! - возразил Спел, ничуть не убежденный словами Крони. - Я не знаю, кому и зачем нужны ваши новости, но они вредные. Человек наверху умирает. Я знаю. Я читал секретные бумаги. - Когда последний раз кто-нибудь поднимался наверх? - Разве это важно? - Да. С тех пор прошло много лет. И наверху можно жить. Куда лучше, чем здесь. Что ж, третий слушатель, подумал Крони. Я третий раз говорю те же слова. А скольких еще людей мне предстоит убеждать? - Если даже так, об этом лучше не знать. Значит, Спел все-таки допускает, что Город Наверху есть. Но какие выводы он сделает? - Я раньше жил здесь. Иначе бы как я познакомился с вашей дочерью? - Может быть. Дочь моя всегда стремилась к знакомствам вне своего круга. Наверно, это наследственное. Ее мать была взята мною снизу. Она была дочерью инженера...