н ко всем нам отнестись одинаково беспристрастно. Думаю, в принципе, я тоже способна на убийство... - София помолчала несколько мгновений и добавила: - Но для этого у меня должны быть действительно стоящие причины. Тогда я расхохотался. Не мог сдержаться. Улыбнулась и София. - Наверное, я просто дура, - сказала она. - Но мы должны узнать всю правду о смерти дедушки. Должны. _Е_с_л_и_ б_ы_ только убийцей оказалась Бренда... Я почувствовал внезапную жалость к Бренде Леонидис. 5 По дорожке быстрым шагом к нам приближалась высокая старуха в потрепанной фетровой шляпе, бесформенной юбке и нелепом обвислом жакете. - Тетя Эдит, - сказала София. По пути старуха один-два раза останавливалась, наклоняясь к цветочным клумбам, потом приблизилась к нам. Я поднялся на ноги. - Это Чарлз Хэйворд, тетя Эдит. Моя тетя, мисс де Хэвилэнд. У Эдит де Хэвилэнд, женщины лет семидесяти, были растрепанные седые волосы, обветренное сухое лицо и острый, проницательный взгляд. - Здравствуйте, - сказала она. - Я слышала о вас. Уже вернулись с Востока? Как поживает ваш отец? Несколько удивившись, я ответил, что хорошо. - Знала его еще мальчиком, - пояснила мисс де Хэвилэнд. - Была хорошо знакома с его матерью. Вы похожи на нее. Приехали помочь нам? Или еще что? - Надеюсь помочь, - неловко пробормотал я. Она кивнула. - Помощь нам не помешает. Дом кишмя кишит полицейскими. Выскакивают из-за каждого угла. Среди них несколько пренеприятных типов. Мальчик, окончивший приличную школу, не должен идти в полицию. На днях видела сына Мойры Кинуль, регулирующего уличное движение на перекрестке у Марбл Арч. Что-то непонятное творится в этом мире! Она повернулась к внучке: - Тебя ищет Нэнни, София. Насчет рыбы. - О, черт, - сказала София. - Сейчас позвоню в лавку. И она быстро направилась к дому. Мисс де Хэвилэнд повернулась и медленно двинулась в том же направлении. Я пошел рядом, ступая с ней в ногу. - Не знаю, что бы мы делали без нянюшек, - заговорила мисс де Хэвилэнд. - Почти во всех семьях есть преданные старые нянюшки - они стирают, и гладят, и готовят, и делают все по дому. Нашу Нэнни я выбирала самолично... много лет назад. Внезапно старая леди остановилась, наклонилась и яростно выдернула из клумбы вьющийся зеленый стебель. - Проклятые вьюнки! Самый отвратительный сорняк! Разрастается в мгновение ока, душит цветы... И от него не избавиться: слишком далеко во все стороны пускает корни. И мисс де Хэвилэнд яростно втоптала каблуком в землю зеленый стебелек. - Это нехорошее дело, Чарлз Хэйворд, - она посмотрела в сторону дома. - Что думает обо всем этом полиция? Наверное, я не должна задавать такие вопросы. В голове не укладывается, что Аристид отравлен - трудно представить его мертвым. Я никогда не любила его - никогда! Но не могу свыкнуться с мыслью, что он умер... Без него дом как-то... опустел. Я промолчал. Несмотря на резкий, отрывистый тон, Эдит де Хэвилэнд, похоже, собиралась погрузиться в воспоминания. - Как раз думала сегодня утром... я живу здесь давно. Уже больше сорока лет. Приехала сюда после смерти сестры. О н попросил меня. Семеро детей - и младшему только год. Не могла же я допустить, чтобы их воспитывал этот грек? Нелепый брак, конечно. Я всегда подозревала - он просто... околдовал Марцию. Безобразный маленький иностранец! Но мне он предоставил полную свободу действий - что правда, то правда. Няни, гувернантки, школы. И нормальная здоровая пища для детей - не та острая отрава, к которой привык о н. - И вы с тех пор так и жили здесь? - пробормотал я. - Да. Как ни странно... Я _м_о_г_л_а_ б_ы_ уехать, конечно, когда дети выросли... Наверное, я просто привязалась к парку. И потом еще Филип. Если человек женится на актрисе, ему трудно рассчитывать на нормальную семейную жизнь. Не понимаю, зачем актрисы обзаводятся детьми. Сразу после рождения ребенка они срываются с места и уезжают на гастроли в Эдинбург или еще куда-нибудь, по возможности подальше от дома. Филип принял единственно разумное решение: перебрался сюда со всеми своими книгами. - А чем занимается Филип Леонидис? - Пишет книги. Ума не приложу почему. Их никто не читает. Бесконечные описания малоизвестных исторических фактов. Вы, наверное, никогда даже не слышали об его книгах? Я подтвердил это предположение. - Просто у него слишком много денег, - сказала мисс де Хэвилэнд. - Большинство людей вынуждены отказаться от всякой дури и зарабатывать себе на хлеб. - А разве книги не приносят ему дохода? - Конечно, нет. Филип считается крупным специалистом по определенным историческим периодам - но это все. Правда, он и не стремится извлекать доход из своих писаний. Аристид выделил ему - это совершенно невероятно! - сто тысяч фунтов. Во избежание налога на наследство. Аристид вообще всех сделал независимыми в финансовом отношении. Роджер руководит крупной фирмой по поставкам товаров. У Софии - весьма приличное содержание. Младшие внуки получат деньги по достижении совершеннолетия. - Значит, от его смерти никто не выигрывает? Старая леди странно взглянула на меня: - Почему? Выигрывают все. Все получат денег еще больше. Но любой вполне мог получить денег еще больше, чем имеет, попроси он об этом Аристида. - Вы подозреваете кого-нибудь, мисс де Хэвилэнд? Она ответила характерным для себя образом: - Конечно, нет. Все это страшно расстроило меня. Не очень приятно предполагать, что по дому расхаживает новоиспеченный Борджиа. Полиция, наверное, вцепится в бедную Бренду. - Вы полагаете, полицейские ошибаются в своих подозрениях? - Я просто не знаю. Я всегда считала Бренду существом исключительно тупым и заурядным. Я представляю себе отравителя несколько иначе. Но с другой стороны, когда молодая женщина двадцати четырех лет выходит замуж за восьмидесятилетнего старика, совершенно очевидно - она делает это из-за денег. В обычном случае она могла бы рассчитывать вскоре оказаться молодой богатой вдовой. Но Аристид был исключительно крепким стариком. Болезнь его не прогрессировала. Казалось, он проживет до ста лет по меньшей мере. Наверное, Бренда просто устала ждать... - И в этом случае... - начал я и остановился. - И в этом случае, - резко подхватила мисс де Хэвилэнд, - все раскладывается более-менее удачно. Неприятно, конечно, что история получит огласку. Но в конце концов, Бренда не принадлежит к нашей семье. - А других предположений у вас нет? - спросил я. - А какие другие предположения у меня могут быть? Но у меня было подозрение, что под потрепанной фетровой шляпой скрывается гораздо больше мыслей, чем я уже знал. За всеми этими отрывистыми, почти бессвязными фразами таилась, мне казалось, энергичная работа острого ума. На какое-то мгновение я даже подумал, уж не сама ли мисс де Хэвилэнд отравила Аристида Леонидиса... Предположение не являлось таким уж невероятным. Я вспомнил, с какой холодной мстительностью старая леди втоптала каблуком в землю зеленый стебелек. И я вспомнил произнесенное Софией слово "жестокость". Я искоса взглянул на Эдит де Хэвилэнд. Но для убийства должна быть какая-то серьезная причина... Что могло показаться Эдит де Хэвилэнд достаточно серьезной причиной? Чтобы ответить на этот вопрос, я должен был узнать старую леди получше. 6 Входная дверь была открыта. Мы прошли в неожиданно просторный холл, обставленный строгой мебелью из темного дуба с сияющей латунной отделкой. В глубине помещения, где обычно находится лестница, я увидел лишь дверь в обшитой светлыми деревянными панелями стене. - Та часть дома принадлежит моему зятю, - сообщила мисс де Хэвилэнд. - Первый этаж занимают Филип и Магда. Мы прошли налево по коридору в просторную гостиную с бледно-голубыми обоями. Вся мягкая мебель была здесь обтянута парчой, все столы и столики заставлены фотографиями известных актеров и танцоров, все стены увешаны картинами и эскизами декораций и костюмов. Над каминной полкой висели "Балерины" Дега. В огромных вазах стояли букеты гигантских коричневых хризантем и садовых гвоздик. - Полагаю, вы хотите видеть Филипа? - спросила мисс де Хэвилэнд. Хочу ли я видеть Филипа? Я понятия не имел об этом. Единственное, что я определенно хотел, это видеть Софию. Девушка горячо одобрила план моего Старика, но неожиданно ушла со сцены, не сказав мне, как действовать дальше, и в настоящее время звонила лавочнику насчет рыбы. Как я должен представиться Филипу? Как молодой человек, желающий жениться на его дочери? Как просто знакомый, случайно заглянувший в гости? Или как помощник инспектора полиции? Мисс де Хэвилэнд не дала мне времени на размышление. Собственно, ее вопрос больше походил на утверждение. Старая леди, насколько я успел понять, больше привыкла утверждать, чем спрашивать. - Пройдемте в библиотеку, - сказала она. Мы вышли из гостиной и прошли по коридору к другой двери. За ней находилось большое помещение, сплошь заваленное книгами. Книги не умещались в достигавших потолка книжных шкафах и лежали стопками на креслах, столах и даже на полу. Но тем не менее беспорядка здесь не чувствовалось. В библиотеке было холодно и пахло пыльными старыми книгами и восковыми свечами. Какого-то запаха в этом букете не хватало. Через несколько секунд я понял, какого именно: табачного. Филип Леонидис не курил. При виде нас он встал из-за стола - высокий мужчина, лет под пятьдесят. Исключительно красивый мужчина. Все настойчиво подчеркивали внешнее безобразие Аристида Леонидиса, и я почему-то ожидал, что сын его окажется тоже весьма непривлекательным с виду. И абсолютно не был готов увидеть черты столь совершенные: прямой нос, безукоризненная линия подбородка, светлые, чуть тронутые сединой волосы, откинутые назад с прекрасного высокого лба. - Это Чарлз Хэйворд, Филип, - сообщила Эдит де Хэвилэнд. - Да, очень приятно. По его лицу я не понял, знакомо ли ему мое имя. Протянутая мне рука была холодной. Лицо Филипа Леонидиса не выразило никакого интереса. Я несколько растерялся. Он молча стоял напротив меня и смотрел мне в глаза спокойно и абсолютно безразлично. - Где эти ужасные полицейские? - осведомилась мисс де Хэвилэнд. - Они здесь уже были? - Полагаю, старший инспектор... - Филип взглянул на карточку на столе, - э... э... Тавернер собирается в скором времени побеседовать со мной. - А где он сейчас? - Понятия не имею, тетя Эдит. Наверное, наверху. - У Бренды? Глядя на Филипа Леонидиса, невозможно было даже представить, что где-то по соседству с ним могло произойти убийство. - Магда еще не спускалась? - Не знаю. Она не встает раньше одиннадцати. - А вот и она, похоже, - сказала Эдит де Хэвилэнд. В коридоре послышался быстро приближающийся, говорящий скороговоркой голос. Дверь с грохотом распахнулась, и в библиотеку стремительно вошла женщина. Не знаю, каким образом, но ей одной легко удалось создать полное впечатление того, что в библиотеке появились сразу три женщины - и очень шумные. Одной рукой она придерживала на груди розовый шелковый пеньюар, другой - держала дымящуюся сигарету в длинном мундштуке. Ее тициановские волосы струились по спине густыми волнами. Лицо миссис Леонидис казалось почти неприлично обнаженным, как у всех современных женщин, не успевших с утра накраситься. У нее были огромные голубые глаза и хрипловатый, довольно приятный голос. Говорила Магда очень быстро, по-актерски отчетливо произнося каждое слово. - Дорогой, я этого не переживу... я просто этого не переживу! Ты только представь себе, какой шум поднимется в печати!.. Да, еще не поднялся, но обязательно поднимется - и очень скоро. А я просто ума не приложу, в чем мне выступать на дознании. Наверное, в чем-нибудь очень, очень темном... но не черном... может быть, в темно-фиолетовом... Но у меня больше не осталось купонов, к тому же я потеряла адрес этого ужасного магазина, в котором всегда покупаю... Знаешь, это где-то в районе Шафтсберри-авеню... Но если я поеду туда на машине, полицейские обязательно увяжутся за мной и будут задавать мне всякие неуместные вопросы, правда? А что я должна им отвечать? Но как ты спокоен, Филип! Как ты можешь быть так спокоен?! Разве ты не понимаешь, мы можем теперь уехать из этого ужасного дома? Свобода!.. Свобода! О, какой кошмар... наш бедный старый дорогуша... Конечно, мы никогда не покинули бы его, будь он жив. Он в нас действительно просто души не чаял... несмотря на все старания этой интриганки наверху. Я совершенно уверена, что если бы мы уехали и оставили бы его в ее власти, она живо лишила бы нас наследства. Мерзкая тварь! В конце концов, бедняжке было уже под девяносто... и все интересы семьи ничего не значили для него по сравнению с интересами этой ужасной женщины. Знаешь, Филип, я думаю, теперь есть прекрасная возможность для постановки "Эдит Томпсон". Эта шумиха вокруг убийства привлечет к нам внимание. Да, все говорят - с моим носом играть только в комедии, но, знаешь ли, в "Эдит Томпсон" очень много комичного... Вряд ли сам автор осознавал это... Я знаю, как играть героиню: пошлое, глупое, фальшивое существо - и вдруг в последнюю минуту... Магда выбросила руку вперед - сигарета выпала из мундштука на полированный стол красного дерева и задымилась. Филип спокойно взял ее со стола и бросил в корзинку для мусора. - Вдруг... - прошептала Магда Леонидис, глаза ее расширились и лицо оцепенело, - ...начинается этот кошмар... Секунд двадцать ее напряженное лицо выражало полнейший ужас, потом неожиданно расслабилось и медленно искривилось: перепуганный и сбитый с толку ребенок собирался заплакать. Потом вдруг с лица ее разом исчезли все эмоции - словно были стерты влажной губкой, - и миссис Леонидис повернулась ко мне и деловито спросила: - Вы не находите, что Эдит Томпсон нужно играть именно так? Я сказал, что на мой вкус Эдит Томпсон нужно играть именно так. Кто такая эта Эдит Томпсон, я представлял себе очень слабо, но мне было важно не испортить отношений с матерью Софии в самом начале знакомства. - Очень похоже на Бренду, не правда ли? - сказала Магда. - Знаете, мне это только что пришло в голову. Очень интересная мысль. Может, стоит поделиться ею с инспектором? Мужчина за письменным столом почти незаметно нахмурился. - Тебе нет никакой нужды встречаться с ним, Магда, - сказал он. - Я сам могу сообщить инспектору все интересующие его сведения. - Не встречаться с инспектором?! - повысила голос Магда. - Конечно же, я должна с ним встретиться! Дорогой, дорогой, но ты начисто лишен воображения! Ты не понимаешь важности разных _д_е_т_а_л_е_й_. Инспектор захочет узнать о развитии событий в подробностях, его будут интересовать всякие, знаешь, мелкие частности: ну там, кто-то заметил случайно что-то странное... - Мама, - сказала София, появляясь в дверях, - ты не станешь вливать инспектору в уши всякую чепуху. - Но, София, _д_о_р_о_г_а_я_... - Я знаю, мамочка, ты уже все тщательно продумала и готова разыграть потрясающий спектакль. Но здесь ты ошибаешься. Глубоко ошибаешься. - Но ведь ты даже не знаешь... - Я все знаю. Но ты будешь играть совершенно другую роль, дорогая. Подавленная несчастьем женщина... замкнутая, уклончиво отвечающая на вопросы... все время настороже... защищающая интересы семьи. На лице Магды Леонидис изобразилось наивное детское недоумение. - Милая, ты действительно полагаешь... - Да. И тут не может быть никаких разговоров, - отрезала София и добавила, увидев довольную понимающую улыбку матери: - Я приготовила тебе шоколад. Он в гостиной... - О... прекрасно... Умираю от голода. В дверях Магда на мгновение задержалась. - Вы себе не представляете, - сообщила она то ли мне, то ли книжному шкафу за моей спиной, - как это замечательно иметь взрослую дочь! После этой заключительной реплики она вышла. - Бог знает, что она может наболтать полиции, - сказала мисс де Хэвилэнд. - Все будет в порядке, - уверила тетушку София. - Она может ляпнуть все, _ч_т_о_ у_г_о_д_н_о_. - Не беспокойся, - сказала София. - Она будет играть так, как потребует режиссер. А сейчас ее режиссером являюсь я! Она вышла вслед за матерью, но тут же вернулась: - Тебя хочет видеть инспектор Тавернер, папа. Ты не возражаешь, если Чарлз будет присутствовать при вашем разговоре? Мне показалось, что легчайшая тень удивления скользнула по лицу Филипа Леонидиса. Еще бы! Но его привычка никогда ничему не удивляться в этот раз сыграла мне на руку. - Да-да, конечно, - неопределенно промямлил он. Вошел главный инспектор Тавернер - основательный, располагающий к доверию и производящий умиротворяющее впечатление человека решительного и делового. Извините, еще одна неприятная мелкая формальность, - - казалось, говорил его вид, - и мы тут же уберемся из вашего дома восвояси - и ни для кого это не будет так приятно, как для _м_е_н_я_. М ы совершенно не хотим докучать вам, уверяю вас..." Не знаю, как ему удалось сообщить все это без всяких слов - просто деловито пододвинув стул к письменному столу хозяина, - но на присутствующих его поведение подействовало явно благотворно. Я ненавязчиво сел в углу. - Слушаю вас, инспектор, - сказал Филип. - Я вам понадоблюсь, инспектор? - отрывисто поинтересовалась старая леди. - Не сейчас, мисс де Хэвилэнд. Я задам вам несколько вопросов чуть позже, если позволите... - Конечно. Я буду наверху. И она вышла, прикрыв за собой дверь. Слушаю вас, инспектор, - повторил Филип. Я знаю, вы человек занятой, и не хочу отнимать у вас много времени. Но должен с полной определенностью заявить, что наши подозрения подтвердились. Ваш отец умер не естественной смертью. Причиной смерти явилась слишком большая доза физостигмина, обычно известного под названием эзерин. Филип чуть наклонил голову вперед. Никаких особых эмоций на его лице не отразилось. - Не знаю, возникают ли у вас какие-нибудь предположения в связи с этим обстоятельством... - продолжал Тавернер. - Какие предположения у меня могут возникнуть? Я лично считаю, что отец принял яд по ошибке. - Вы действительно так считаете, мистер Леонидис? - Да. Я нахожу это вполне возможным. Не забывайте, отцу было почти девяносто, и его зрение оставляло желать лучшего. - И поэтому он перелил содержимое пузырька с глазными каплями в бутылочку из-под инсулина? Вы действительно находите вероятным подобное предположение, мистер Леонидис? Филип не ответил. Лицо его стало даже еще более бесстрастным. - Мы нашли пузырек из-под эзерина, - продолжал Тавернер, - в мусорном ведре - пустой, на нем нет ни одного отпечатка пальца. Это само по себе странно. В обычном случае на пузырьке должны были бы остаться чьи-нибудь отпечатки. Скорей всего, вашего отца, возможно, его жены или лакея... Филип Леонидис поднял глаза. - А кстати, как насчет лакея? - спросил он. - Насчет Джонсона? - Вы подозреваете в совершении преступления Джонсона? Конечно, возможность у него была. Но когда дело доходит до мотива - что получается? Ваш отец имел обыкновение ежегодно выплачивать лакею вознаграждение, которое с течением времени все увеличивалось. Эти деньги, как объяснил Джонсону мистер Леонидис, выплачивались вместо положенного слуге наследства. После семи лет службы у Леонидиса ежегодно выдаваемая сумма достигла весьма значительных размеров и продолжала увеличиваться с каждым годом. Естественно, Джонсон был заинтересован в том, чтобы ваш отец жил как можно дольше. Более того, хозяин со слугой находились в прекрасных отношениях, и у Джонсона была совершенно безукоризненная репутация - это опытный и преданный своему хозяину слуга. - Тавернер помолчал. - Джонсона мы не подозреваем. - Понимаю, - сказал Филипп ничего не выражающим тоном. - А сейчас, мистер Леонидис, не расскажите ли вы мне поподробней о ваших перемещениях по дому в день смерти вашего отца? - Конечно, инспектор. Весь день я находился здесь, в библиотеке, - за исключением тех случаев, когда выходил в столовую. - Вы видели отца в тот день? - По обыкновению я заходил к нему после завтрака пожелать доброго утра. - Вы оставались с ним наедине? - В комнате находилась моя... э-э... мачеха. - Ваш отец выглядел как обычно? В голосе Филипа появился легкий оттенок иронии: - Предчувствия скорой насильственной смерти как будто не терзали его. - Отцовская часть дома полностью изолирована от вашей? Да, туда можно попасть только через дверь в холле. - Эта дверь запирается? - Нет. - Никогда? Я никогда не видел, чтобы ее запирали. - И любой может свободно пройти оттуда сюда? Безусловно. Дом разделен в достаточной мере условно - для удобства домашних. - Как вы узнали о смерти отца? - Мой брат Роджер, который занимает второй этаж западного крыла здания, прибежал вниз и сообщил, что у отца внезапный приступ удушья. - Что вы сделали после этого? - Я позвонил доктору - почему-то никому не пришло в голову сделать это сразу. Доктора не оказалось дома, но я попросил передать ему, чтобы он срочно приехал в "Три фронтона". Потом я пошел наверх. И дальше? - Отец определенно находился при смерти. Он умер до прихода доктора. В голосе Филипа не слышалось и намека на какое-либо чувство. Это была сухая констатация факта. - Где находились в это время остальные члены вашей семьи? - Жена была в Лондоне. Она вернулась вскоре после смерти отца. София, полагаю, тоже отсутствовала. Двое младших - Юстас и Джозефина - были дома. - Надеюсь, вы не поймете меня неправильно, мистер Леонидис, если я поинтересуюсь, как смерть вашего отца отразится на вашем финансовом положении. - Я нахожу похвальным ваше стремление узнать все обстоятельства дела. Отец сделал всех нас совершенно независимыми в финансовом отношении. Моего брата он назначил президентом и главным акционером крупной фирмы по поставкам товаров - крупнейшей его компании - и полностью доверил Роджеру управление этим предприятием. Мне же он выделил крупную сумму в облигациях и ценных бумагах, чтобы я мог использовать этот капитал по своему усмотрению. Так же отец поступил и в отношении двух моих сестер, ныне покойных. - Но тем не менее мистер Аристид оставался очень богатым человеком? - Нет, в то время отец оставил себе сравнительно скромное состояние, только для поддержания интереса к жизни, как он говорил. Но с тех пор... - чуть заметная улыбка тронула губы Филипа, - в результате различных деловых операций он стал еще более богатым, чем прежде. - Вы с братом поселились здесь в связи с какими-нибудь... денежными затруднениями? - Конечно, нет. Просто для удобства. Отец часто повторял, что был бы рад жить с нами под одной крышей. По различным семейным обстоятельствам меня это тоже устраивало. Кроме того, - неторопливо добавил Филипп, - я всегда любил отца. Я переехал сюда с семьей в тридцать седьмом году. За аренду я не плачу, но выплачиваю свою долю страховых взносов. - А ваш брат? - Брат переехал сюда во время войны, когда в сорок третьем немцы разбомбили его дом в Лондоне. - Мистер Леонидис, у вас есть какое-нибудь представление об условиях завещания вашего отца? Есть, и очень отчетливое. Он написал свое завещание в сорок шестом году. Мой отец ничего не скрывал от нас, и у него было чрезвычайно развито чувство семьи. Он созвал семейное собрание, на котором присутствовал и его поверенный, - последний по просьбе отца ознакомил всех с условиями завещания. Мистер Гэйтскилл, несомненно, уже дал вам исчерпывающую информацию по этому поводу. Моей мачехе оставалось сто тысяч фунтов в дополнение к весьма щедрому содержанию. Остальные деньги должны были быть разделены на три части, одна из которых предназначалась мне, другая - брату и третья - - моим троим детям. Состояние отца огромно, но и налог на наследство, конечно, будет очень большим. Что завещается слугам? - Ничего. Заработная плата слуг увеличивалась с каждым годом службы здесь. - Извините за нескромный вопрос... Вы сейчас не нуждаетесь по какой-либо причине в деньгах? - Налог на доходы, как вы знаете, сейчас довольно значителен, но нам с женой хватает денег на все. Более того, отец часто делал нам щедрые подарки и в случае надобности немедленно помог бы деньгами любому из нас. - Филип помолчал и потом холодно отчеканил: - Уверяю вас, инспектор, у меня не было причин желать смерти отца. - Не надо думать, что я в чем-то подозреваю вас, мистер Леонидис. Просто мы должны знать все обстоятельства дела. Теперь, боюсь, я вынужден буду задать вам еще один щекотливый вопрос. Это касается отношений между вашим отцом и его женой. У них были хорошие отношения? - Насколько мне известно - великолепные. - Они не ссорились? - Думаю, нет. - У них была... очень большая разница в возрасте... - Да. - Вы... извините... одобряли второй брак вашего отца? - Моего мнения никто не спрашивал. - Это не ответ, мистер Леонидис. - Если вы настаиваете, я отвечу. Я находил этот брак неумной затеей. - Вы пытались протестовать против него? - Меня поставили перед свершившимся фактом. - Наверно, это сильно потрясло вас? Филип не ответил. - Вы были недовольны поведением вашего отца? - Мой отец имел полную свободу делать все, что ему хочется. - Вы находились в дружеских отношениях с миссис Леонидис? - Безусловно. Мы крайне редко виделись. Инспектор поменял тему. - Вы можете рассказать что-нибудь о мистере Лоуренсе Брауне? - Боюсь, нет. Его нанимал мой отец. - Но он был нанят учить ваших детей, мистер Леонидис. - Да, это так. Мой сын переболел детским церебральным параличом - в легкой форме к счастью, после чего было признано нецелесообразным отдавать его в школу. Отец предложил нанять для Юстаса и его младшей сестры Джозефины домашнего учителя. Выбор кандидатур в то время был довольно ограниченным - выбирать приходилось из людей, освобожденных от военной службы. Рекомендации этого молодого человека показались отцу и тете (которая всегда занималась детьми) удовлетворительными, и я согласился с их решением. Могу добавить, что преподаватель полностью устраивает меня: он добросовестен и компетентен. - Он живет на половине вашего отца? Не здесь? - Просто наверху больше свободных комнат. - Не замечали ли вы когда-нибудь... извините, за этот вопрос... каких-нибудь признаков интимных отношений между Лоуренсом Брауном и вашей мачехой? - У меня не было возможности заниматься подобными наблюдениями. - Вы не слышали каких-либо сплетен или слухов на эту тему? - Я не обращаю внимания на сплетни и слухи, инспектор. - Весьма похвально, - вздохнул инспектор Тавернер. - Значит, вы ничего не видели, ничего не слышали и ничего не можете сказать? - Если вам угодно формулировать это таким образом, инспектор, - то да. Тавернер поднялся. - Что ж, благодарю вас, мистер Леонидис. Я незаметно последовал из библиотеки вслед за Тавернером. - Да-а, - протянул инспектор. - Этот тип бесчувствен как бревно. 7 - А теперь мы побеседуем с миссис Филип, - сказал Тавернер. - Ее сценический псевдоним Магда Уэст. - Что она за актриса? - поинтересовался я. - Имя ее мне как будто знакомо. Полагаю, я ее видел в каких-то постановках, но не помню, когда и где. - Миссис Филип из тех, кто почти добился удачи на актерском поприще, - сказал Тавернер. - Пару раз она с блеском сыграла главные роли в Вест-Энде и сделала себе имя. Часто играет в маленьких "интеллектуальных" театриках и воскресных клубах. По моему твердому убеждению, Магде Леонидис как актрисе мешает то, что ей надо зарабатывать себе на хлеб. У нее всегда есть возможность выбирать себе роли и театры и время от времени финансировать спектакли, в которых она играет главную роль (обычно для нее неподходящую). В результате из профессионалов миссис Леонидис сползла, скорей, в разряд любителей. Безусловно, она очень хороша - особенно в комедиях. Но режиссеры не особенно любят работать с ней: слишком уж у нее независимый и беспокойный характер. Говорят, эта дама обожает раздувать ссоры и получает удовольствие от своего легкого интриганства. Не знаю, насколько это соответствует истине, но и среди своих коллег-актеров Магда не пользуется особой популярностью. Из гостиной вышла София и сказала: - Мама ждет вас, инспектор. Я прошел за Тавернером в просторную гостиную и в первый момент не узнал женщину, сидевшую на обтянутом парчой канапе. На Магде был темно-серый костюм великолепного покроя и плиссированная розовато-лиловая блузка, заколотая у шеи маленькой камеей. Ее тициановские волосы были уложены в высокую прическу в стиле эпохи Эдуарда Ш. Я впервые смог оценить очаровательный вздернутый носик миссис Леонидис. Просто не верилось, что сидевшая передо мной дама - это уже знакомое мне буйное существо в розовом пеньюаре. - Инспектор Тавернер? - произнесла женщина. - Пожалуйста, входите и присаживайтесь. Вы будете курить? Ужасная история. До сих пор в голове не укладывается. У нее был тихий невыразительный голос человека, решившего хранить самообладание во что бы то ни стало. - Буду рада помочь вам, - продолжала Магда. - Спасибо, миссис Леонидис. Скажите, пожалуйста, где вы находились в то время, когда произошла трагедия? - Вероятно, в пути из Лондона в Суинли-Дин. В тот день мы с подругой завтракали в ресторане, потом сходили на выставку модной одежды. Выпили по коктейлю с несколькими друзьями в "Беркели". И потом я отправилась домой. В доме царило смятение: у свекра случился внезапный приступ, и он... умер. - На последних словах ее голос чуть дрогнул. - Вы любили свекра? - Я была предана ему всей душой... - Магда повысила голос. София незаметно поправила картину Дега над каминной полкой. Ее мать мгновенно заговорила прежним сдержанным тоном. - Да, я очень любила его. Мы все его любили. Он был очень добр к нам. - Вы ладили с миссис Брендой Леонидис? - Мы редко с ней виделись. - Почему? - Ну... У нас с ней мало общего. Бедняжка Бренда! Жизнь не баловала ее. София снова потрогала уголок картины. - Неужели? В каком смысле? - О, не знаю, - Магда покачала головой с легкой печальной улыбкой. - Миссис Леонидис была счастлива с мужем? - О, думаю, да. - Они ссорились когда-нибудь? Магда снова покачала головой и улыбнулась: - Право, не знаю, инспектор. Их часть дома изолирована от нашей. - Миссис Леонидис была очень дружна с Лоуренсом Брауном, не так ли? Магда Леонидис буквально окаменела, устремив укоризненный взгляд на Тавернера. - Полагаю, вам не следует задавать мне подобные вопросы, - с достоинством произнесла она. - Бренда была очень дружна _с_о_ в_с_е_м_и_. Она очень благожелательна. - Вам нравится мистер Лоуренс Браун? - Это очень тихий молодой человек. Премилый, но совершенно незаметный. Я редко вижу его. - Он хорошо справляется с работой? - Наверное, да. Я толком не знаю. Филип как будто им доволен. Тавернер попытался применить тактику шокового воздействия. - Извините за нескромный вопрос, но, как по-вашему, состояли ли мистер Браун и миссис Бренда Леонидис в любовной связи? Магда величественно поднялась с канапе. Оскорбленная аристократка получилась у нее превосходно. - У меня никогда не было оснований подозревать что-либо подобное, - сказала она. - И, право, инспектор, вам не стоит задавать мне подобные вопросы. В конце концов, Бренда - жена моего покойного свекра. Я чуть было не зааплодировал. Инспектор тоже поднялся. - Подобные вопросы лучше задавать слугам? - спросил он. Магда не ответила. - Спасибо, миссис Леонидис. Инспектор вышел. - Ты была просто великолепна, мамочка, - нежно сказала София. Магда задумчиво заправила локон за правое ухо и посмотрелась в зеркало. - Да-а, - протянула она. - Действительно, это нужно играть именно так. София взглянула на меня. - Разве ты не должен находиться рядом с инспектором? - Послушай, София, как мне себя вести?.. Я остановился не договорив. Не мог же я прямо при матери девушки уточнять свою роль. До сих пор Магда Леонидис не обращала на мое присутствие никакого внимания - если не считать обращенной ко мне на выходе из библиотеки заключительной реплики о взрослых дочерях. Я мог быть журналистом, женихом ее дочери, или непонятным сотрудником полиции, или даже владельцем похоронного бюро - но в любом качестве для Магды Леонидис я был только зрителем. Посмотрев на свои ноги, миссис Леонидис недовольно сказала: - Туфли не те: слишком легкомысленны. Повинуясь властному жесту Софии, я поспешил за Тавернером и настиг его в холле направляющимся через дверь в обитой деревянными панелями стене к лестнице, ведущей на второй этаж. - Хочу поговорить со старшим братом, - пояснил он. Я задал вопрос Тавернеру в лоб: - Послушайте, Тавернер, а кем, собственно, являюсь я? Инспектор несколько удивился: - Кем являешься ты? - Ну да. В качестве кого я нахожусь в этом доме? Что мне говорить, если кто-нибудь спросит? - А, понимаю. - Тавернер на несколько секунд задумался, потом улыбнулся: - А что, кто-нибудь уже спрашивал? - Да нет еще... - Ну пусть все так и остается. _Н_и_к_о_г_д_а_ н_и_к_о_м_у н_и_ч_е_г_о _н_е _о_б_ъ_я_с_н_я_й_. Замечательное правило. Особенно в доме, где царит смятение. У каждого здесь слишком много собственных тревог и страхов, чтобы иметь желание задавать кому-то какие-то вопросы. Все будут принимать твое присутствие как должное до тех пор, пока ты будешь держаться уверенно. Самая большая ошибка - объяснять что-то, когда в этом нет необходимости... Та-а-ак, теперь мы должны пройти в эту дверь и подняться наверх. Дверь не заперта. Ты, конечно, понял: все эти вопросы, которые я задаю, - чистой воды чепуха! Кто был в тот день дома, кто не был - не имеет ни малейшего значения. - Тогда зачем же... - А затем, - предупредил мой вопрос инспектор, - что это дает мне возможность приглядеться к каждому члену семьи и составить о нем мнение. Кроме того, в их показаниях может случайно проскользнуть что-нибудь важное. - Тавернер помолчал и задумчиво пробормотал: - - Бьюсь об заклад, Магда Леонидис при желании многое могла бы сообщить. - И вы полагаете, ее показания заслуживали бы доверия? - О нет, - сказал Тавернер, - никакого доверия они бы не заслуживали, но, отталкиваясь от них, можно было бы строить какую-нибудь линию расследования. В этом проклятом доме у каждого была возможность совершить преступление. Что мне нужно, так это мотив. На верхней лестничной площадке справа находилась дверь с медным дверным кольцом, которым инспектор Тавернер послушно воспользовался по назначению. Дверь моментально открылась, и перед нами появился неуклюжий великан с могучими плечами, темными взъерошенными волосами и лицом чрезвычайно некрасивым и в то же время удивительно приятным. Он взглянул на нас и тут же торопливо и смущенно отвел взгляд в сторону - с неловкостью, свойственной стеснительным и честным людям. - Ох, послушайте, - сказал он, - входите. Да, прошу вас. Я только что собирался... впрочем, это неважно. Проходите в гостиную. Сейчас я позову Клеменси... О, вот и ты, дорогая. Это главный инспектор Тавернер. Он... А где сигареты? Подождите минуточку, пожалуйста. - Великан наткнулся на ширму, сбивчиво извинился перед ней и выскочил в коридор. Создавалось впечатление, что из гостиной вылетел громко жужжащий шмель, после чего воцарившаяся здесь тишина стала ощущаться почти физически. Миссис Роджер Леонидис стояла у окна. Меня сразу же заинтриговал характер этой женщины, да и вся атмосфера комнаты, в которой мы находились. Стены здесь были выкрашены в ослепительно белый цвет. И никаких картин и фотографий - только над каминной полкой висела какая-то геометрическая фантазия из темно-серых и синих треугольников. Избытка мебели в гостиной я тоже не заметил: три или четыре кресла, стол со стеклянным верхом и маленький книжный шкаф. И никаких предметов роскоши: свет, пространство и воздух. Это помещение отличалось от огромной, полной парчи и цветов гостиной внизу, как мел отличается от куска сыра. И миссис Роджер Леонидис отличалась от миссис Филип Леонидис так, как только может отличаться одна женщина от другой. Если при виде Магды становилось ясно, что она может быть - и зачастую бывает - по меньшей мере десятком самых разных героинь, то Клеменси Леонидис явно не могла быть никем, кроме как самой собой. Очень яркая и совершенно определенная индивидуальность. Ей было где-то около пятидесяти. Ее седые волосы, подстриженные коротко, почти по-мальчишески, лежали так красиво на маленькой великолепной формы голове, что не произвели на меня того отталкивающего впечатления, какое обычно производят слишком короткие женские стрижки. У Клеменси Леонидис было интеллигентное выразительное лицо и по-особому проницательный и пытливый взгляд светло-серых глаз. Темно-красное платье великолепно подчеркивало стройность и изящество ее фигуры. Миссис Клеменси с первого взгляда показалась мне женщиной весьма непростой - может быть, потому, что ее образ жизни значительно отличался от образа жизни обычной женщины. И я сразу же понял, почему София употребила слово "жестокость" в отношении жены Роджера. В гостиной было холодно, и я зябко поежился. - Присаживайтесь, пожалуйста, инспектор, - сказала Клеменси Леонидис спокойным вежливым голосом. - Вы можете сообщить нам какие-нибудь новости? - Смерть вашего свекра наступила в результате отравления эзерином, миссис Леонидис. - Значит, это убийство, - задумчиво произнесла она. - Это ведь не могло быть простой случайностью? - Нет, миссис Леонидис. - Пожалуйста, будьте поделикатней с моим мужем, инспектор. Это известие страшно потрясет его. Роджер боготворил отца, и, кроме того, он чрезвычайно эмоционален. - Вы были в хороших отношениях со свекром, миссис Леонидис? - Да. В хороших. - И спокойно добавила: - Я не особенно любила его. - Почему? - Мне не нравились его жизненные цели - и способы их достижения. - А как вы относитесь к миссис Бренде Леонидис? - К Бренде? Я очень редко вижу ее. - Вы не допускаете существования каких-то отношений между ней и мистером Лоуренсом Брауном? - Вы имеете в виду любовную связь? Не думаю. Но я действительно ничего об этом не знаю. В ее голосе не слышалось никакой заинтересованности. В комнату ворвался Роджер Леонидис, производя все такое же впечатление громко жужжащего шмеля. - Я немного задержался, - торопливо заговорил он. - Телефон. Итак, инспектор? Итак. У вас есть какие-нибудь новости? Что явилось причиной смерти моего отца? - Смерть мистера Леонидиса наступила в результате отравления эзерином. - Да? Боже мой! Значит, это дело рук этой ужасной женщины! Она не могла подождать! Он вытащил ее из грязи - и вот награда. Она хладнокровно убила старика! Боже! Кровь закипает в жилах, как подумаю об этом! - У вас есть конкретные причины подозревать миссис Бренду? Роджер бегал взад-вперед по гостиной, вцепившись в волосы обеими руками. - Причины? А кто, кто еще мог это сделать? Я никогда не верил ей... никогда не любил ее! Да никто из нас ее не любил. Мы с Филипом не могли прийти в себя, когда папа пришел однажды домой и сообщил нам о содеянном! В его-то возрасте