- просто нет слов, чтобы  выразить,
как  я  рада! Я ведь читала и о голубом экспрессе, и о том, как
вы там  случайно  оказались,  и  разные  ваши  другие  истории.
Кажется,  с тех пор как у меня болит спина, я перечитала все на
свете детективные романы. Вот уж когда времени-то не замечаешь.
Берт, голубчик, скажи Эдит, чтобы приготовила чай.
   -- Ладно, мать, -- ответил мистер Крофт и вышел.
   -- Эдит у нас вроде сиделки, -- пояснила  миссис  Крофт.  --
Приходит   по   утрам,   прибирает  меня.  С  прислугой  мы  не
связываемся. А Берт у нас и за стряпуху и за горничную, на  все
руки.  Но он не жалуется, даже рад, что не сидит без дела. Да и
в саду еще возится.
   -- А вот и мы!  --  воскликнул  мистер  Крофт,  появляясь  в
дверях с подносом. -- Ох, мать, ну и праздник у нас нынче!
   --  Надолго  вы сюда, мосье Пуаро? -- спросила миссис Крофт,
наклоняясь над маленьким чайником.
   -- Да вот хочу немного отдохнуть, мадам.
   --  А  мне  помнится,  я  где-то  читала,  что  вы   уж   не
работаете... совсем ушли на отдых.
   -- Стоит ли верить всему, что пишут газеты, мадам?
   -- Ваша правда. Так вы и теперь ведете разные дела?
   -- Когда мне попадается что-нибудь интересное.
   -- Ну, а сейчас вы ничего такого не распутываете? -- спросил
мистер  Крофт,  проницательно  взглянув  на  Пуаро. -- Может, и
отдых-то у вас только для отвода глаз?
   -- Не задавай нескромных вопросов, Берт, --  сказала  миссис
Крофт,  --  а  то  мосье  Пуаро больше к нам не придет. Мы люди
маленькие, мосье Пуаро, к нам очень лестно, что вы и  ваш  друг
зашли  к нам. Вы просто представить себе не можете, как это нам
приятно.
   Ее  искренняя,  простодушная  радость  растрогала  меня   до
глубины души.
   -- А с картиной-то, и верно, нехорошо получилось, -- заметил
мистер Крофт.
   --  Чуть  насмерть  не убило бедную девочку, -- взволнованно
подхватила миссис Крофт. -- А уж  непоседа  она  --  ну  просто
ртуть.   Приедет   сюда,   и   весь  дом  оживает.  Я  слышала,
недолюбливают ее в здешних местах. Так уж заведено в английском
захолустье. Если девушка живая и веселая, ее осуждают.  Мудрено
ли,  что  она  здесь  не  засиживается?  И этому ее долгоносому
кузену нипочем не  уговорить  ее  поселиться  тут  навсегда  --
скорей уж... не знаю что...
   -- Не сплетничай, Милли, -- остановил ее муж.
   --  Ага!  -- воскликнул Пуаро. -- Так вот откуда ветер дует!
Ну что ж, поверим женскому чутью. Стало быть, мосье Чарлз  Вайз
влюблен в нашу юную приятельницу?
   --  С  ума  сходит,  --  сказала  миссис Крофт. -- Да она не
пойдет за провинциального адвоката. И я ее не осуждаю. Какой-то
он ни рыба ни мясо. Ей бы лучше  выйти  за  этого  симпатичного
моряка,  как  бишь его, за Челленджера. Совсем неплохая партия.
Правда, он старше, но это не беда. Прибиться ей надо, вот  что.
А  то мечется как неприкаянная всюду, даже на континент ездила,
и все одна и одна или с этой своей чудачкой миссис Раис. А ведь
она славная девушка, мосье Пуаро, можете мне поверить.
   И все-таки  я  за  нее  тревожусь.  Какой-то  у  нее  вид  в
последнее  время стал несчастливый, словно изводит ее что-то. И
я волнуюсь. Верно, Берт?
   Мистер Крофт неожиданно встал.
   -- Не стоит об этом, Милли,  --  проговорил  он.  --  Хотите
взглянуть на австралийские снимки, мосье Пуаро?
   Мы просидели еще минут десять, толкуя о разных пустяках.
   --  Славные  люди,  --  сказал  я  Пуаро.  --  Простые,  без
претензий. Типичные австралийцы.
   -- Понравились вам?
   -- А вам?
   -- Они очень приветливы... очень дружелюбны.
   -- Так в чем же дело? Я вижу, вас что-то не устраивает?
   -- Я бы сказал,  чуточку  слишком  типичны,  --  в  раздумье
произнес  Пуаро. -- Кричат "Куй!", суют австралийские снимки --
немного пересаливают, а?
   -- Ох, и подозрительный же вы, старый чертяка!
   -- Ваша правда, мой друг. Я подозреваю всех... и во всем.  Я
боюсь, Гастингс, боюсь.


        Глава шестая. ВИЗИТ К МИСТЕРУ ВАЙЗУ

   Пуаро   признавал  только  французский  завтрак.  Он  всегда
повторял, что не в силах видеть, как я поглощаю бекон и яйца. А
потому булочки и кофе подавали ему прямо в  постель,  и  я  мог
беспрепятственно начинать день традиционным английским беконом,
яйцами и джемом.
   В понедельник утром я заглянул к нему перед тем, как сойти в
столовую. Он сидел на постели в каком-то невиданном халате.
   --  Здравствуйте, Гастингс. А я как раз собирался позвонить.
Сделайте милость, распорядитесь, чтобы эту  записку  отнесли  в
Эндхауз и немедленно вручили мисс Бакли.
   Я  протянул  руку  за  запиской.  Он  посмотрел  на  меня  и
вздохнул.
   -- Ах, Гастингс, Гастингс, ну что вам стоит  сделать  пробор
не  сбоку,  а  посредине.  Насколько симметричнее стала бы ваша
внешность. А усы! Если они вам так уж необходимы, почему вам не
завести себе настоящие, красивые усы вроде моих.
   Ужаснувшись в душе, я твердой рукой взял у  него  записку  и
вышел.
   Нам  доложили  о приходе мисс Бакли, когда мы оба были уже в
гостиной. Пуаро попросил, провести ее к нам.
   Вошла она с довольно оживленным видом,  но  мне  почудилось,
что  круги  у нее под глазами стали темнее. Она протянула Пуаро
телеграмму. -- Ну вот, -- сказала Ник. -- Надеюсь, вы довольны?
Пуаро прочел вслух: "Приезжаю сегодня пять тридцать. Мегги".
   -- Мой страж и защитник, -- заметила Ник. -- Только, знаете,
зря вы это. У нее ведь голова совсем  не  варит.  Благочестивые
дела  --  пожалуй,  единственное,  на  что  она способна. И она
совершенно  не  понимает  шуток.  Фредди  в  сто  раз   быстрее
распознала  бы  убийцу.  А  о  Джиме  Лазарусе  и  говорить  не
приходится. По-моему, никому еще не удавалось его раскусить.
   -- А капитан Челленджер?
   -- Кто? Джордж? Он не видит дальше своего носа. Но  зато  уж
когда  увидит  --  только  держись. Если играть в открытую, ему
цены нет, Джорджу.
   Она сняла шляпку и продолжала:
   -- Я велела впустить человека, о котором вы пишете. Как  это
все  таинственно! Он будет подключать диктофон или что-нибудь в
этом роде?
   Пуаро покачал головой.
   -- Нет, нет, никакой техники. Просто меня заинтересовал один
пустячок, и мне хотелось узнать мнение этого человека.
   -- Ну  ладно,  --  сказала  Ник.  --  Вообще-то  презабавная
история.
   -- Вы думаете? -- тихо спросил Пуаро.
   Она  стояла  к  нам  спиной  и  смотрела  в  окно,  а  когда
повернулась, на ее лице не осталось и тени обычного вызывающего
выражения. Лицо се по-детски сморщилось, словно  от  боли:  она
отчаянно старалась не расплакаться.
   --  Нет, -- ответила она. -- Ни капли не забавно. Я боюсь...
боюсь. У меня просто поджилки трясутся. А я-то  всегда  считала
себя храброй.
   -- Так оно и есть, дитя мое, мы с Гастингсом восхищены вашим
мужеством.
   -- Уверяю вас! -- с жаром воскликнул я.
   --  Нет, -- покачала головой Ник. -- Я трусиха. Ждать -- вот
что самое  ужасное.  Все  время  думать:  не  случится  ли  еще
что-нибудь? И как? И ждать когда.
   -- Я понимаю -- вы все время в напряжении.
   --  Ночью  я  выдвинула кровать на середину комнату. Закрыла
окна, заперла на задвижку двери. Сюда я пришла по дороге. Я  не
могла...  ну, просто не могла заставить себя идти парком. Вдруг
сдали нервы -- и конец. А тут еще это...
   -- Что вы имеете в виду, мадемуазель?
   Она ответила не сразу.
   -- Да, собственно, ничего. По-моему, это  то  самое,  что  в
газетах  называют  перенапряжением  современной  жизни. Слишком
много коктейлей, слишком много  сигарет,  слишком  много  всего
остального.  Просто  у меня сейчас какое-то дурацкое состояние.
Самой смешно.
   Она опустилась в кресло и съежилась  в  нем,  нервно  сжимая
руки.
   --  А  вы  ведь что-то скрываете от меня, мадемуазель. Что у
вас случилось?
   -- Ничего, правда же, ничего.
   -- Вы мне чего-то недосказали.
   -- Все до последней мелочи, -- с жаром ответила она.
   -- Насчет случайностей... покушений -- все.
   -- А что же остается?
   -- То, что у вас на душе... ваша жизнь...
   -- А разве можно рассказать... -- медленно произнесла она.
   -- Ага! -- торжествуя, воскликнул Пуаро. -- Так я был прав!
   Она покачала головой. Он  не  спускал  с  нее  внимательного
взгляда.
   -- Чужая тайна? -- подсказал он с понимающим видом.
   Мне  показалось,  что  у  нее чуть дрогнули веки. Но в ту же
секунду она вскочила.
   -- Нет, как хотите, мосье Пуаро, а я вам выложила  все,  что
знаю  насчет  этого идиотского дела. И если вы думаете, что мне
известно  больше  или  что  я  подозреваю  кого-нибудь,  --  вы
ошибаетесь.  Я потому и схожу с ума, что у меня нет ни малейших
подозрений. Я же не дура. Я понимаю, что если эти "случайности"
не были случайными, то их подстроил  кто-то  находящийся  здесь
поблизости,  кто-нибудь, кто... знает меня. И самое ужасное то,
что я не могу себе представить... ну вот просто никак,  кто  бы
это мог быть.
   Она опять подошла к окну. Пуаро сделал мне знак молчать. Он,
очевидно,  рассчитывал,  что теперь, когда девушка потеряла над
собой контроль, она проговорится.
   Но она заговорила уже совсем другим,  мечтательно-отрешенным
тоном:
   --  Вы  знаете, у меня всегда было странное желание. Я люблю
Эндхауз. В нем все овеяно такой драматической атмосферой. И мне
всегда хотелось поставить там пьесу. Каких  только  пьес  я  не
ставила там в своем воображении! А вот теперь там словно бы и в
самом  деле  разыгрывается  драма. Только я ее не ставлю -- я в
ней участвую! Да  еще  как  участвую!  Я,  наверно,  тот  самый
персонаж, который умирает в первом акте.
   У нее дрогнул голос.
   --  Э,  нет,  мадемуазель!  --  воскликнул  Пуаро. -- Так не
пойдет. Это уже истерика.
   Она обернулась и подозрительно посмотрела на него.
   -- Это Фредди сказала вам, что я истеричка? -- спросила она.
-- Она говорит, что со  мной  это  случается  по  временам.  Да
только  ей  не  всегда  можно верить. Фредди, знаете ли, бывает
иногда... ну, словом, не в себе.
   Мы помолчали, и вдруг  Пуаро  задал  совершенно  неожиданный
вопрос:
   --  А  что, мадемуазель, вам когда-нибудь делали предложения
насчет Эндхауза?
   -- То есть хотел ли его кто-нибудь купить?
   -- Вот именно.
   -- Никогда.
   -- А вы бы продали его за хорошую цену?
   Ник задумалась.
   -- Нет, едва ли. Разве что за какую-нибудь непомерную сумму,
когда отказываться было бы просто глупо.
   -- Вот именно.
   -- А вообще я не хочу продавать Эндхауз -- я его люблю.
   -- Я вас прекрасно понимаю.
   Ник медленно пошла к дверям.
   -- Да, кстати, сегодня вечером фейерверк. Вы придете? Обед в
восемь. Фейерверк  в  половине  десятого.  Из  моего  сада  его
отлично видно.
   -- Я буду в восторге.
   -- Конечно, я имею в виду вас обоих.
   -- Очень благодарен, -- ответил я.
   --   Для  поднятия  духа  нет  ничего  лучше  вечеринки,  --
проговорила она со смешком и вышла.
   -- Бедное дитя, -- сказал Пуаро.
   Он взял шляпу и аккуратно смахнул с нее невидимую пылинку.
   -- Вы куда-то собираетесь? -- спросил я.
   -- Ну да, нам ведь необходимо посоветоваться с юристом,  мой
друг.
   -- Ах да, конечно, понимаю.
   --  Иного  я  и  не ожидал от человека с таким блистательным
умом.
   Контора господ Вайза, Треваниона  и  Уинарда  находилась  на
главной  улице  города.  Мы  поднялись на второй этаж и вошли в
комнату, где три  клерка  что-то  усердно  строчили  за  своими
столами. Пуаро осведомился, может ли он повидать мистера Чарлза
Вайза.
   Один   из   клерков,  сняв  телефонную  трубку,  пробормотал
несколько слов и, получив, должно быть,  утвердительный  ответ,
сообщил,  что мистер Вайз нас сейчас примет. Мы прошли вслед за
ним по коридору, он постучал в дверь и, отступив, пропустил нас
в кабинет шефа.
   Мистер Вайз поднялся из-за  большого,  заваленного  бумагами
стола.
   Это  был  высокий молодой человек с бледным, невыразительным
лицом и в очках.  Его  блеклые,  неопределенного  цвета  волосы
заметно редели на висках.
   Пуаро  явился во всеоружии. По счастливой случайности у него
оказался с собой недописанный контракт, и он хотел попросить  у
мистера Вайза совета по поводу некоторых пунктов.
   Мистер  Вайз,  выражаясь  обдуманно  и  точно,  быстро сумел
развеять  сомнения  моего  друга  и  разъяснить  ему  некоторые
туманные формулировки.
   --   Премного  обязан,  --  пробормотал  Пуаро.  --  Я  ведь
иностранец, и все эти юридические дела и выражения представляют
для меня большую трудность.
   Мистер Вайз  поинтересовался,  кто  рекомендовал  его  мосье
Пуаро.
   --  Мисс  Бакли,  --  ответил  тот,  не задумываясь. -- Ваша
кузина, не правда ли? Обворожительная молодая леди.
   Я  случайно  обмолвился  о   своих   затруднениях,   и   она
посоветовала  мне  обратиться  к  вам. Я заходил сюда в субботу
днем, примерно около половины первого, но не застал вас.
   -- Да, вспоминаю. Я рано ушел в субботу.
   -- Ваша кузина, должно быть, чувствует себя очень одинокой в
своем огромном доме. Она ведь живет там одна?
   -- Совершенно верно.
   -- А не скажете, мистер Вайз, есть ли надежда,  что  ее  дом
когда-нибудь будет продаваться?
   -- По-моему, никакой.
   --  Дело в том, что я спрашиваю не из праздного любопытства.
У меня есть причина. Я сам подыскиваю домик вроде этого. Климат
Сент Лу меня очаровал. Говоря откровенно, дом  выглядит  весьма
запущенным,   из  чего  я  заключаю,  что  хозяева  стеснены  в
средствах. Вот  я  и  подумал,  что  мадемуазель,  может  быть,
согласится его продать.
   --  Ни  о  чем  подобном не может быть и речи. -- Чарлз Вайз
решительно потряс головой. -- Моя кузина всей душой привязана к
этому дому. Я убежден, что она не  расстанется  с  ним  ни  при
каких обстоятельствах. Ведь Эндхауз -- ее родовое поместье.
   -- Я понимаю, однако...
   --  Нет,  это  полностью  исключено. Я знаю свою кузину. Она
фанатично привязана к дому.
   Через несколько минут мы снова были на улице.
   -- Итак, мой друг, -- заговорил Пуаро, -- какое  впечатление
произвел на вас мосье Чарлз Вайз?
   Я задумался.
   --  Да,  собственно,  никакого,  -- ответил я наконец. -- На
редкость бесцветный субъект.
   -- Вы хотите сказать, что в нем нет индивидуальности?
   -- Вот именно. Таких людей обычно не узнаешь на улице.
   -- Да, внешность у него не примечательная. А скажите, вам не
бросились в глаза  какие-либо  несообразности  во  время  нашей
беседы?
   --  Да,  кое-что, -- медленно выговорил я. -- Насчет продажи
Эндхауза.
   -- Вот именно. Могли бы вы назвать отношение  мадемуазель  к
своему дому "фанатической привязанностью"?
   -- Слишком сильно сказано.
   --  Вы  правы. А мистеру Вайзу, между прочим, не свойственны
сильные   выражения.   Его   обычная,    официальная    позиция
приближается скорее к "недо", чем к "пере".
   И   тем  не  менее  он  сказал,  что  мадемуазель  фанатично
привязана к дому своих предков.
   -- Когда мы  разговаривали  с  ней  сегодня  утром,  у  меня
создалось совсем другое впечатление, -- заметил я. -- По-моему,
то, что она говорила, было вполне разумно.
   К дому она, конечно, привязана, как был бы привязан любой на
ее месте, но, право же, не больше.
   --  А  это  значит,  что  один  из  них  лжет,  -- задумчиво
проговорил Пуаро.
   -- Вайза трудно заподозрить во лжи.
   -- Для человека, которому приходится лгать,  --  неоспоримое
преимущество, -- заметил Пуаро. -- Да, уж держится он, что твой
Георг  Вашингтон.  Ну,  а  вы  не обратили внимания еще на одно
обстоятельство?
   -- Что вы имеете в виду?
   -- То, что в половине первого в  субботу  Вайза  не  было  в
конторе.


        Глава седьмая. БЕДА

   Первым  же  человеком,  которого мы встретили этим вечером в
Эндхаузе, была сама Ник. Она  кружилась  по  залу  в  роскошном
кимоно с драконами.
   -- Вы? Всего-навсего?
   -- Мадемуазель, я убит!
   -- Ох, простите, и в самом деле вышло грубо. Но понимаете, я
жду, что принесут платье. Ведь Обещали же, клялись, негодяи!
   -- А! Речь идет о туалете! Так нынче будут танцы?
   --  Ну  да! И мы пойдем танцевать сразу же после фейерверка.
То есть я так предполагаю, -- закончила она упавшим голосом.
   А через минуту она снова хохотала.
   -- Никогда не вешать носа. Вот мой девиз. Не думай о беде, и
никакой беды не будет. Я сегодня опять взяла себя в руки.  Буду
радоваться и веселиться.
   На лестнице послышались шаги. Ник обернулась.
   --  А  вот и Мегги. Знакомься, Мегги, -- это сыщики, которые
оберегают меня от таинственного убийцы. Проводи их в гостиную и
послушай, что они тебе расскажут.
   Мы пожали друг другу руки, и по совету Ник Мегги повела  нас
в  гостиную.  Она  мне  понравилась с первого взгляда. Я думаю,
меня особенно привлек ее спокойный, рассудительный  вид.  Тихая
девушка,  красивая,  но не на нынешний лад и, уж конечно, никак
не шикарная. На ней было  черное  старенькое  вечернее  платье.
Мегги не была знакома с ухищрениями косметики; ее голубые глаза
смотрели открыто, голос звучал приятно и неторопливо.
   Она заговорила первая.
   --  Ник  рассказала  мне  поразительные  вещи. Она, конечно,
преувеличивает. Кому придет в голову ее обижать?  Разве  у  нее
могут быть враги?
   В   голосе  девушки  отчетливо  звучало  недоверие.  Взгляд,
который она устремила на Пуаро, едва  ли  мог  польстит"  моему
другу.  Я  подумал,  что девушкам вроде Мегги иностранцы всегда
внушают подозрение.
   -- И тем не менее я уверяю вас, мисс Бакли, все это  правда,
-- негромко ответил Пуаро.
   Она  промолчала,  но на ее лице оставалось прежнее выражение
недоверия.
   -- Ник сегодня сама не своя.  Не  могу  понять,  что  с  ней
творится,  --  сказала  Мегги  через  некоторое  время.  -- Она
какая-то одержимая. К беде такое веселье.
   От этих слов по спине у меня забегали мурашки.  Чтото  в  ее
интонации поразило мой слух.
   -- Вы шотландка, мисс Бакли? -- не удержавшись, спросил я.
   -- Мама была шотландка, -- ответила она.
   Я заметил, что Мегги смотрит на меня гораздо милостивее, чем
на моего  друга,  и подумал, что моим словам она придает больше
значения.
   -- Ваша кузина держится превосходно, --  сказал  я.  --  Она
решила быть такой же, как всегда.
   -- Да, наверно, только так и можно, -- ответила Мегги. -- То
есть  я хочу сказать, что совершенно незачем выставлять напоказ
свои чувства.  Только  расстроишь  всех.  --  Она  помолчала  и
добавила  тихо: -- Я очень люблю Ник. Она всегда была так добра
ко мне.
   На  этом  наш  разговор  оборвался,  ибо  в  комнату  вплыла
Фредерика  Раис.  На  ней был небесно-голубой туалет, в котором
она выглядела необычайно хрупкой и воздушной. Вскоре  пожаловал
и  Лазарус,  а  вслед  за  ним  впорхнула Ник. Она была одета в
черное бальное платье и закутана в ярко-красную китайскую  шаль
изумительной красоты.
   --  Привет,  друзья!  --  воскликнула  она.  --  Как  насчет
коктейля?
   Мы выпили,  и  Лазарус,  словно  приветствуя  ее,  приподнял
фужер.
   --  Потрясающая  шаль,  Ник,  -- сказал он ей. -- Старинная,
конечно?
   -- Да, прапрадедушка Тимоти привез из какого-то путешествия.
   -- Красавица, просто красавица. Другой такой вам  больше  не
найти. -- Теплая, -- сказала Ник. -- Очень пригодится, когда мы
пойдем смотреть фейерверк. И к тому же яркая. Я ненавижу черный
цвет.
   --  А правда, -- удивилась Фредерика, -- я, кажется, ни разу
не видела тебя в черном. Зачем ты его сшила?
   -- Да так, сама  не  знаю,  --  досадливо  отмахнулась  Ник,
однако  я  заметил,  что  у нее как-то странно, словно от боли,
скривились губы. -- Мало ли что мы делаем?
   Мы перешли в столовую. Появился  некий  таинственный  лакей,
нанятый,  очевидно,  специально  для  нынешнего  торжества. Еда
оказалась довольно безвкусной, зато шампанское было отменным.
   -- А Джорджа нет как нет, -- сказала Ник. --  Какая  досада,
что  ему  пришлось  вчера  вечером  вернуться  в  Плимут.  Но я
надеюсь, что рано или поздно он сможет вырваться.  К  танцам-то
он,  во  всяком  случае,  поспеет.  Для  Мегги у меня тоже есть
кавалер.  Он,  правда,   не   ахти   какой   интересный,   зато
представительный.
   В окно ворвался слабый рокочущий звук.
   -- Проклятые моторки, -- заметил Лазарус. -- До чего они мне
надоели.
   -- А это вовсе не моторка, а гидросамолет, -- сказала Ник.
   -- Охотно верю.
   -- Еще бы вам не верить. Звук ведь совсем другой.
   -- Когда вы заведете собственный "мот", Ник?
   -- Когда соберусь с деньгами, -- ответила она смеясь.
   --  И тогда, надо думать, сразу отправитесь в Австралию, как
эта девушка, как бишь ее?
   -- О, я бы с удовольствием!
   -- Я преклоняюсь перед  ней,  --  томно  проговорила  миссис
Раис. -- Какая выдержка! И в одиночку!
   --   Я  преклоняюсь  перед  всеми  летчиками,  --  подхватил
Лазарус. -- Если  бы  Майклу  Сетону  удалось  облететь  вокруг
света,  он  стал  бы  героем  дня, и с полным правом. Чертовски
жаль, что он попал в беду. Для Англии это невозместимая потеря.
   -- Но, может быть, с ним  ничего  еще  и  не  случилось,  --
сказала Ник.
   --  Не  думаю. Сейчас уже не больше шанса на тысячу. Бедняга
шальной Сетон.
   -- Его всегда называли "шальной Сетон", верно?  --  спросила
Фредерика.
   Лазарус кивнул.
   --  У  них  в  семье все были с причудами, -- ответил он. --
Дядюшка, сэр Мэтью Сетон, тот, что скончался на прошлой неделе,
и вовсе рехнулся.
   -- Тот сумасшедший миллионер с  птичьими  заповедниками?  --
осведомилась Фредерика.
   --   Ну   да.   Он   все   скупал  острова.  И  был  ужасным
женоненавистником.   Наверное,   в   молодости   его    бросила
какая-нибудь девушка, и он нашел себе утеху в естествознании.
   -- Но почему вы решили, что Майкла Сетона нет в живых? -- не
унималась Ник. -- По-моему, еще рано терять надежду.
   -- Да ведь вы с ним знакомы! -- воскликнул Лазарус. -- А я и
забыл.
   --  Мы  с  Фредди встречали его в прошлом году в Ле Туке, --
сказала Ник. -- Он прелесть, правда, Фредди?
   -- Не спрашивай меня, голубчик. Это ведь был не мой, а  твой
трофей. По-моему, ты с ним как-то даже поднималась в воздух?
   -- Да, в Скарборо. Это было потрясающе.
   -- Вам приходилось когда-нибудь летать, капитан Гастингс? --
учтиво обратилась ко мне Мегги.
   Я  сознался,  что все мое знакомство с воздушным транспортом
ограничивается путешествием в Париж и обратно.
   Внезапно Ник вскрикнула и вскочила.
   -- Телефон!  Не  ждите  меня  --  уже  и  так  поздно,  а  я
наприглашала массу гостей.
   Она  вышла. Я взглянул на часы, они показывали ровно девять.
Принесли десерт  и  портвейн.  Пуаро  и  Лазарус  толковали  об
искусстве.   Лазарус  утверждал,  что  на  картины  сейчас  нет
никакого спроса. Затем  они  принялись  обсуждать  новый  стиль
мебели и убранства комнат.
   Я  попытался  завязать  беседу  с  Мегги  Бакли,  но девушка
оказалась неразговорчивой. Она с готовностью  отвечала,  но  ни
разу  не подхватила нить разговора, а тянуть ее в одиночку было
для меня непосильной задачей.
   Фредерика Раис, положив локти на стол, задумчиво  курила;  и
дым  от  сигареты  плавал вокруг ее белокурой головки. Она была
похожа на замечтавшегося ангела.
   В двадцать минут десятого в дверь заглянула Ник.
   --  Всем  приготовиться!  --  возвестила  она.  --  Зверинец
прибывает.
   Мы  послушно встали со своих мест. Ник встречала гостей. Она
пригласила  человек  двенадцать,  в   основном   малоинтересную
публику.  К  моему  удивлению, Ник оказалась отличной хозяйкой.
Отбросив новомодные манеры, она приветствовала каждого гостя со
старинным радушием. Среди приглашенных был и Чарлз Вайз.
   Вскоре все мы перешли в ту часть сада, откуда открывался вид
на море и  гавань.  Для  стариков  принесли  несколько  кресел,
остальные ждали стоя. В небо, сверкая, взлетела первая ракета.
   Вдруг   я   услышал   чей-то   знакомый   громкий  голос  и,
обернувшись, увидел, что Ник здоровается с мистером Крофтом.
   -- Как жаль, что миссис Крофт  не  может  быть  с  нами,  --
говорила она ему. -- Ее хоть на носилках надо было принести.
   --  Такая  уж  она у меня невезучая, бедняжка. Но жаловаться
нипочем не станет -- золотой характер... Ба! До чего хорош!  --
последнее  относилось  к огненному ливню, вдруг посыпавшемуся с
небес.
   До новолуния оставалось три дня, поэтому вечер  был  темный,
да  к  тому  же еще холодный, как почти все наши летние вечера.
Мегги Бакли, стоявшая около меня, вздрогнула.
   -- Сбегаю за жакетом, -- шепнула она.
   -- Позвольте мне.
   -- Не надо, вы не найдете.
   Она  направилась  к  дому.  В  этот  момент   ее   окликнула
Фредерика:
   -- Захватите и мой, Мегги. Он у меня в комнате.
   --  Она  не слышала, -- сказала Ник. -- Я сама тебе принесу.
Заодно захвачу меховую накидку. Эта шаль, оказывается, не такая
уж теплая. А тут еще ветер, как назло.
   С моря и в самом деле тянуло пронизывающим ветерком.
   Вспыхнули огненные картины и  стали  медленно  спускаться  в
воду.
   Я  разговорился  с  пожилой  дамой, стоявшей неподалеку. Она
учинила мне подробный допрос по  поводу  моей  жизни,  карьеры,
вкусов и предполагаемого срока пребывания в Сент Лу.
   Бам!   Небо   расцветилось   фонтанами  зеленых  звезд.  Они
превратились в голубые, потом в красные,  потом  в  серебряные.
Бам! Еще и еще один.
   --  Сперва "Ах!", а потом будет "Ох!", -- внезапно услышал я
возле самого уха шепот Пуаро. -- Не кажется  ли  вам,  что  это
зрелище   становится   однообразным?  А  трава,  между  прочим,
совершенно мокрая!  Б-р-рр!  Я  еще  поплачусь  за  это.  И  ни
малейшей  возможности  раздобыть  подходящий целебный настой из
трав!
   -- Простудитесь? В такой дивный вечер?
   -- Дивный вечер? Дивный вечер? Ну еще бы, раз дождь не  льет
как  из ведра. Если не хлещет ливень, для вас это всегда дивный
вечер. Но поверьте мне,  мой  друг,  если  бы  здесь  был  хоть
крохотный термометр, он убедил бы вас...
   --  Ну  ладно,  --  согласился  я. -- Я тоже не прочь надеть
пальто.
   -- Очень благоразумно. Ведь вы приехали из теплых краев.
   -- Я принесу и ваше.
   Пуаро каким-то кошачьим  движением  оторвал  от  земли  одну
ногу, потом другую.
   --  Боюсь,  что ноги промокли. Как вы думаете, сумею я здесь
раздобыть галоши?
   Я едва сдержал улыбку.
   -- Ни малейшей надежды. Поймите, их никто больше не носит.
   -- Тогда я иду домой,  --  объявил  Пуаро.  --  Я  не  желаю
получить  насморк из-за каких-то дурацких гайфоксовских зрелищ.
Или еще, чего доброго, подхватить воспаление легких.
   Мы уже шли к дому, а он никак не мог угомониться и негодующе
бурчал себе под нос. С мола до нас донесся громкий треск -- там
зажглась еще  одна  картина  --  кажется,  корабль  с  огромной
надписью "Привет нашим гостям".
   --  В  душе  мы  все  дети,  --  задумчиво  изрек  Пуаро. --
Фейерверки, бал, игры со стрельбой  и  даже  фокусник,  который
обманывает  нас, как бы внимательно мы за ним ни следили... Что
с вами?
   Это восклицание  относилось  ко  мне,  так  как  я  внезапно
схватил  его  за  руку  и указал на что-то лежавшее прямо перед
нами.
   Мы находились в сотне ярдов от дома,  а  прямо  перед  нами,
неподалеку  от  распахнутой  двери, на земле, съежившись, лежал
кто-то закутанный в алую китайскую шаль.
   -- Боже мой! -- прошептал Пуаро. -- Боже мой!


        Глава восьмая. КРАСНАЯ ШАЛЬ

   Наверное, мы простояли так меньше минуты, но мне показалось,
что прошел час. Мы оцепенели от ужаса. Потом Пуаро сбросил  мою
руку и, словно деревянный, двинулся вперед.
   -- Случилось-таки, -- пробормотал он, и я не в силах описать
боль   и   горечь,   звучавшие   в   его   голосе.  --  Никакие
предосторожности...  ничто  не  помогло.   Преступник,   жалкий
преступник  --  зачем  я  не  охранял  ее  лучше?  Я должен был
предвидеть. Я должен был ни на секунду не спускать с нее глаз.
   -- Не взваливайте всю вину на себя, -- сказал я.
   Язык мой словно прирос к гортани и плохо слушался меня.
   Пуаро лишь сокрушенно покачал головой. Потом он опустился на
колени рядом с телом.
   И тут на нас обрушилась новая неожиданность.
   Мы услышали голос Ник, веселый и звонкий, и в ту же минуту в
освещенном проеме окна возник се силуэт.
   -- Не сердись, что я так  задержалась,  Мегги,  --  говорила
она. -- Я...
   Вдруг она оборвала речь на полуслове, словно задохнувшись.
   Пуаро  охнул и перевернул лежащее на траве тело. Я ринулся к
нему.
   Передо мной было мертвое лицо Мегги Бакли.
   Через минуту Ник была уже возле нас.
   Она пронзительно вскрикнула:
   -- Мегги! Ой! Мегги! Не может...
   Пуаро все еще осматривал тело.  Наконец  он  очень  медленно
поднялся на ноги.
   --  Она...  она...  --  Ник  не  могла  справиться  со своим
голосом.
   -- Да, она мертва, мадемуазель.
   -- Но почему же, почему? Кому понадобилось ее убивать?
   Он ответил ей не задумываясь и очень твердо:
   -- Никто не собирался убивать ее, мадемуазель. Убить  хотели
вас. Убийцу ввела в заблуждение красная шаль.
   У Ник вырвался тяжелый стон.
   -- Ну отчего же, отчего не меня! -- вне себя выкрикнула она.
-- Так  было  бы  во  сто  раз лучше. Я не хочу теперь, не хочу
больше жить! Я рада, счастлива была бы умереть.
   Она  в  отчаянии  вскинула  руки  и  пошатнулась.  Я  быстро
подхватил ее.
   --  Уведите  ее в дом, Гастингс, -- распорядился Пуаро. -- А
потом позвоните в полицию.
   -- В полицию?
   -- Ну да! Скажите им, что здесь застрелили человека. А после
этого оставайтесь с мадемуазель. Не покидайте ее ни  под  каким
видом.
   Я  понимающе  кивнул  и,  поддерживая  девушку,  которая еле
передвигала ноги, повел ее в гостиную. Уложив Ник на  диван,  я
подсунул  ей  под  голову  подушку  и  кинулся  в  холл,  чтобы
позвонить.
   Столкнувшись нос к носу с Эллен,  я  слегка  вздрогнул.  Она
стояла  возле самых дверей с каким-то неописуемым выражением на
респектабельном  постном  лице.  У  нее  Дрожали  руки,   глаза
лихорадочно  блестели,  и  она  поминутно облизывала пересохшие
губы. Едва увидев меня, она сразу заговорила:
   -- Что-нибудь... случилось, сэр?
   -- Случилось, -- отрезал я. -- Где телефон?
   -- Но ведь... никакой беды, сэр?
   -- Произошел несчастный случай, -- уклончиво ответил  я.  --
Один человек пострадал. Я должен позвонить.
   -- А кто этот человек, сэр?
   Она буквально ела меня глазами.
   -- Мисс Бакли. Мисс Мегги Бакли.
   --  Мисс Мегги? Мисс Мегги? И вы уверены, что не ошиблись...
то есть уверены, что это именно мисс Мегги?
   -- Совершенно уверен, -- ответил я. -- А в чем дело?
   --  Да  ни  в  чем.  Я  подумала,  что,  может   быть,   это
какая-нибудь другая дама, например... миссис Раис.
   -- Послушайте, -- перебил я ее, -- где у вас телефон?
   -- Вот здесь, в маленькой комнате, сэр.
   Она открыла дверь и указала на аппарат.
   --  Спасибо, -- ответил я. И, заметив, что она не собирается
уходить, добавил: -- Мне больше ничего не нужно, благодарю вас.
   -- Если вам нужен доктор Грэхем...
   -- Нет, нет, -- ответил я. -- Мне  никто  не  нужен.  Идите,
пожалуйста.
   Она  удалилась  очень  неохотно  и  так медленно, как только
позволяли приличия. Скорей всего, она осталась подслушивать  за
дверью,  но тут уж я ничего не мог поделать. К тому же рано или
поздно она бы и так все узнала.
   Я связался с полицией и сообщил о случившемся. Потом уже  по
собственному   почину   позвонил  доктору  Грэхему,  о  котором
упоминала Эллен. Его номер я разыскал в телефонной  книге.  Мне
пришло  в голову, что если он не в силах помочь бедняжке Мегги,
то Ник, во всяком случае, нуждается в помощи врача.  Он  обещал
прийти немедленно. Я повесил трубку и вернулся в холл.
   Если  Эллен  и  подслушивала,  то она умудрилась молниеносно
исчезнуть. Когда я вышел  в  холл,  там  не  было  ни  души.  Я
вернулся в гостиную и увидел, что Ник пытается приподняться.
   -- Не могли бы вы принести мне немного бренди?
   -- Разумеется.
   Я  торопливо  прошел  в столовую, нашел бутылку и вернулся к
девушке. Несколько крохотных глотков вернули ее к  жизни,  щеки
ее слегка порозовели. Я поправил полушку.
   -- Как все ужасно! -- Она вздрогнула, как от озноба. -- Все,
все ужасно!
   -- Я знаю, милая, знаю!
   --  Нет, вы не знаете, не можете знать. И как нелепо! Если б
это была я. Все бы уже кончилось.
   -- Не надо так убиваться, -- заметил я.
   Но она только качала головой и все повторяла:
   -- Если б вы знали! Если б вы только знали!
   Неожиданно она начала плакать.
   Она всхлипывала отчаянно и тихо, как ребенок. Я подумал, что
выплакаться ей сейчас, пожалуй, важнее всего, и не стал  мешать
ее слезам.
   Когда  первая  волна  горя  немного  улеглась,  я потихоньку
прошел к окну и выглянул наружу. За несколько минут до этого  я
слышал громкие крики. Теперь гости уже все собрались возле дома
и выстроились полукругом около места, где разыгралась трагедия,
а Пуаро, словно сказочный страж, не давал им подойти ближе.
   Потом я увидел двух человек в мундирах. Они широко шагали по
траве. Прибыла полиция.
   Я  тихо  вернулся  и  сел возле дивана. Ник повернула ко мне
заплаканное лицо.
   -- Мне нужно что-то делать?
   -- Ничего, милая. Все сделает Пуаро. Предоставьте это ему.
   После небольшой паузы она снова заговорила:
   -- Бедная Мегги! Бедная душечка Мегги...  Такая  добрая,  за
всю  жизнь  и мухи не обидела. И надо же, чтобы это случилось с
ней! У меня такое чувство, словно я сама ее убила... ведь это я
позвала ее сюда.
   Я грустно покачал  головой.  Мыслимое  ли  Дело  предугадать
будущее?  Когда  Пуаро  потребовал, чтобы Ник пригласила к себе
подругу, приходило ли ему в голову, что он тем  самым  подписал
смертный приговор какой-то незнакомой девушке?
   Мы замолчали. Мне мучительно хотелось узнать, что происходит
там,  за  дверями, но я честно выполнял указания Пуаро и словно
прирос к своему месту.
   Казалось, прошли долгие часы,  прежде  чем  дверь,  наконец,
отворилась и в комнату вошли Пуаро с полицейским инспектором. С
ними  был  еще один человек, как видно, доктор Грэхем, Он сразу
же направился к Ник.
   --  Ну,  как  вы  себя  чувствуете,  мисс   Бакли?   Ужасное
потрясение,  правда?  --  Он пощупал у нее пульс. -- Могло быть
хуже.
   Потом он обратился ко мне:
   -- Вы ей что-нибудь давали?
   -- Немного бренди, -- ответил я.
   -- Со мной все в порядке, -- отважно заявила Ник.
   -- И вы можете ответить на несколько вопросов?
   -- Конечно.
   Инспектор кашлянул и выступил вперед. На лице Ник  мелькнуло
слабое подобие улыбки.
   --  На  этот  раз я не нарушала правил уличного движения, --
сказала она.
   Я догадался, что им уже приходилось встречаться.
   -- Ужасное несчастье, мисс Бакли, -- заговорил инспектор. --
Искренне вам сочувствую. Однако, как  уверяет  меня  знаменитый
мистер  Пуаро,  --  а сотрудничество с ним для нас, разумеется,
большая честь, -- позавчера утром возле отеля "Мажестик" кто-то
стрелял и в вас.
   Ник кивнула.
   -- Я думала, что это оса, -- пояснила она. -- Но  оказалось,
что я ошиблась.
   --  А  перед  этим  тоже  произошло несколько подозрительных
случаев?
   -- Да... во всяком случае, уж очень странно, почему они  так
быстро следовали один за другим.
   Она коротко рассказала о каждом.
   --  Вы  правы.  А  как  вышло,  что  шаль оказалась на вашей
кузине?
   -- Мы пришли за ее жакетом -- в саду было довольно  холодно.
Я  бросила шаль здесь, на диван, поднялась наверх и надела свою
накидку из нутрии, ту, что сейчас на мне. Я захватила еще  плед
для  моей  подруги, миссис Раис, из ее комнаты. Вот он лежит на
полу у окна. Потом Мегги крикнула мне, что никак не найдет свой
жакет -- она  искала  свой  твидовый  жакет,  у  нее  ведь  нет
мехового.
   Я  посоветовала  ей  посмотреть внизу. Она спустилась вниз и
снова крикнула, что не может найти его. Тогда  я  сказала,  что
он,  наверно,  остался  в  машине и что я принесу ей что-нибудь
свое. Но она ответила, что не стоит,  она  просто  накинет  мою
шаль,  если  та  мне  не  нужна.  Я отвечала, что, конечно, да,
только шаль ведь не очень теплая. Но Мегги сказала: а, пустяки,
после Йоркшира ей  у  нас  почти  не  холодно,  просто  хочется
что-нибудь  набросить. И тогда я крикнула: "Ну ладно, я спущусь
через минуту". А когда спустилась... когда спустилась...
   Она не могла продолжать.
   -- Ну, перестаньте же так убиваться,  мисс  Бакли.  Ответьте
мне  еще  на  один  только вопрос... Вы слышали выстрел или два
выстрела?
   -- Нет, только треск фейерверка и хлопанье петард.
   -- В том-то и дело! -- воскликнул инспектор. -- Когда вокруг
творится такое, выстрела ни за что не услышишь.
   Я думаю, бесполезно спрашивать, есть ли у  вас  какие-нибудь
подозрения?
   -- Никаких, -- ответила Ник. -- Представить себе не могу...
   -- Иначе и быть не может, -- подхватил инспектор. -- Маньяк,
одержимый  манией  убийства,  --  вот  как я объясняю это дело.
Паршивая история. Ну,  я,  пожалуй,  больше  не  стану  сегодня
беспокоить вас. Не могу выразить, как я огорчен.
   Доктор Грэхем сделал шаг вперед.
   --  Я  бы  не советовал вам оставаться здесь, мисс Бакли. Мы
как  раз  говорили  об  этом  с  мосье  Пуаро.   Я   могу   вам
порекомендовать   отличную   лечебницу.   Ведь   после   такого
потрясения вам необходим полный покой.
   Но Ник смотрела не на него, а на Пуаро.
   -- И все дело... только в потрясении? -- спросила она.
   Пуаро подошел поближе.
   -- Я -- хочу, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, дитя
мое. И сам хочу знать, что  вы  в  безопасности.  У  вас  будет
сиделка-милая,  деловитая,  без  всяких  фантазий. Всю ночь она
будет сидеть возле вас. Если вы проснетесь  и  вскрикнете,  она
будет тут как тут. Понимаете?
   -- Я-то понимаю, -- ответила Ник. -- А вы -- нет. Я ведь уже
не боюсь.  И  мне все равно -- так или иначе. Если кто-то хочет
меня убить -- пусть.
   -- Тес, -- попытался я остановить ее. -- Это нервы.
   -- Да вы же не знаете. Никто из вас не знает.
   -- Поверьте мне, мосье Пуаро дает вам превосходный совет, --
вкрадчивым тоном стал убеждать ее доктор. -- Я бы отвез  вас  в
своем  автомобиле.  И мы бы дали вам что-нибудь такое, чтобы вы
могли как следует поспать. Ну, соглашайтесь же.
   -- Мне все равно, -- сказала Ник. -- Делайте как хотите, мне
безразлично.
   Пуаро положил руку на руку девушки.
   -- Я понимаю, мадемуазель, я знаю, что вы сейчас чувствуете.
Взгляните, я стою перед вами, убитый и  опозоренный.  Я  обещал
быть  вашим  защитником  и  не  смог сдержать слова. Я потерпел
неудачу. Я жалок. Но верьте, это поражение не дает  мне  покоя.
Если  бы  вы  знали,  как я страдаю, вы обязательно простили бы
меня.
   -- Конечно, -- все так же безучастно отозвалась  Ник.  --  И
незачем вам взваливать вину на себя. Я уверена: вы сделали все,
что  могли.  И  никто бы тут не помог и не сделал бы больше. Не
огорчайтесь, не надо.
   -- Вы очень великодушны, мадемуазель.
   -- Да нет, я...
   Она не договорила. Дверь распахнулась, и  в  комнату  влетел
Джордж Челленджер.
   --  Что  тут  произошло?  --  закричал  он.  -- Я только что
приехал. Возле ворот полиция, толкуют, что кто-то умер.
   Что это все значит? Да скажите же мне, ради Бога. Это...
   Ник?
   В его голосе прозвучала невыносимая мука. Я вдруг сообразил,
что Пуаро и  доктор  совершенно  загородили  от  него  девушку.
Прежде  чем  кто-нибудь  успел  сказать  хоть  слово,  он снова
заговорил:
   -- Скажите мне... ведь это невозможно... Ник умерла?
   -- Нет, мой Друг, -- ласково ответил ему Пуаро. -- Она жива.
   И он отступил так, чтобы Челленджер смог увидеть девушку.
   С минуту он оторопело разглядывал ее. Потом  зашатался,  как
пьяный, бормоча:
   -- Ник... Ник...
   И  вдруг рухнул на колени перед диваном, закрыл лицо руками,
и мы услышали его сдавленный голос:
   -- Ник, родная, я подумал, что вас нет в живых.
   Ник попыталась сесть.
   -- Ну  будет,  Джордж.  Бросьте  валять  дурака.  Я  цела  и
невредима.
   Он поднял голову и растерянно огляделся.
   -- Но ведь кто-то умер? Так сказал полицейский.
   -- Мегги, -- ответила Ник. -- Бедная душенька Мегги...
   Ох...
   Ее  лицо  свела  судорога. Пуаро и доктор подошли к девушке,
помогли ей подняться и, поддерживая с обеих  сторон,  увели  из
комнаты.
   --  Вам надо как можно скорее лечь, -- говорил ей доктор. --
Я отвезу вас сейчас в своей машине. Я уже попросил миссис  Раис
собрать для вас все необходимое.
   Они вышли. Челленджер схватил меня за руку.
   -- Ничего не понимаю. Куда они се повели?
   Я объяснил.
   --  А!  Ясно. Ну, а теперь расскажите же мне, ради Бога, обо
всем. Какая ужасная трагедия! Бедная девушка!..
   -- Вам надо выпить, -- ответил я. -- А то вы сами не свой.
   -- А, ерунда!
   Мы перешли в столовую.
   -- Понимаете, -- объяснил  он  мне,  подкрепляясь  почти  не
разбавленным виски, -- я ведь решил, что это Ник.
   Я  понимал.  Ни  разу  в  жизни  я  не встречал влюбленного,
который скрывал бы свои чувства так неумело, как капитан Джордж
Челленджер.


        Глава девятая. ОТ "А" ДО "К"

   Едва ли я когда-нибудь забуду эту ночь. Пуаро впал  в  такое
самоуничижение,  что  я  не на шутку встревожился. Он неустанно
Шагал по комнате, призывая хулу на свою голову и  оставляя  без
малейшего внимания все мои благие попытки его утихомирить.
   --  Так  вот что значит слишком возомнить о себе! Я наказан,
да, я, Эркюль Пуаро, наказан. Я слишком полагался на себя...
   -- Ну что вы, -- перебил я его.
   -- Но кто  предположил  бы...  кто  мог  предположить  такую
беспримерную  наглость?  А  я-то  думал,  что  принял  все меры
предосторожности. Предупредил убийцу...
   -- Предупредили убийцу?
   -- Ну конечно. Я ведь привлек к себе его внимание.  Дал  ему
понять,