знал. В одном Грэхем был убежден: за некоторое время до случившегося преступник их где-то видел. Он остановил свой выбор на этих людях, потому что какая-то особенность их семейного уклада привлекла его внимание. И разгадку нужно искать в женщинах. Но что это было? Обстоятельства преступлений совпадали не во всем. Убийца застрелил Эдварда Джекоби, когда тот, разбуженный шумом, спускался по лестнице. Миссис Джекоби и ее дети скончались от выстрелов в голову, миссис Лидс получила смертельное ранение в живот. В обоих случаях стреляли из пистолета калибра девяти миллиметров с самодельным глушителем. На гильзах никаких отпечатков пальцев. Нож применялся лишь однажды, при нападении на Чарлза Лидса. По заключению доктора Принчи, нож был очень острый, с тонким лезвием, типа кухонного для разделки мяса. Различны и способы вторжения в дом. У Джекоби взломана дверь внутреннего дворика, в случае Лидсов воспользовались стеклорезом. Судя по бирмингемским фотографиям, в доме Лидсов было куда больше крови. Зато на стенах спальни Джекоби обнаружены пятна крови на высоте полутора футов от пола. В Бирмингеме у него тоже была аудитория! Самый тщательный дактилоскопический анализ в Бирмингеме не дал никаких результатов. Ни на телах жертв, ни на поверхностях их ногтей отпечатков пальцев не обнаружено. И здесь, и там на месте преступления найдены идентичные светлые волосы, а также следы спермы и слюны одного и того же человека. Грэхем прислонил фотографии счастливых, улыбающихся Лидсов и Джекоби к спинке кресла впереди и долго вглядывался в их лица. Что же все-таки притягивало этого маньяка к тем и к другим? Грэхему очень хотелось верить, что существует некая общая причина, а если это так, то он должен ее обнаружить. Иначе - новые выезды на очередное место преступления, новые следы Зубастого парии. Грэхем заранее согласовал план своих действий с полицией Бирмингема. Из аэропорта он сообщил в управление о своем прибытии. Взял напрокат скромную машину. Из кондиционера его обрызгало водой. Первая остановка предстояла в бюро по продаже недвижимости на Деннисон-авеню. Сам его владелец, мистер Джиэн, высокий, лысоватый мужчина поспешил навстречу клиенту. Улыбка его несколько завяла, когда он увидел фэбээровское удостоверение Грэхема. Просьба детектива выдать ему ключ от дома Джекоби окончательно испортила настроение Джиэна. - Там сегодня будут дежурить полицейские в форме? - обреченно спросил он. - Понятия не имею. - Только бы не это. Как раз сегодня должны приехать двое перспективных покупателей. Дом-то ведь неплохой, людям он нравится. В прошлый четверг здесь была пара из Дулута. Пожилые, респектабельные супруги, всю жизнь мечтали перебраться на юг. Посмотрели дом, предварительно обсудили условия, в общем все складывалось как нельзя лучше, и на тебе - подкатывает полиция. Старички задали им пару вопросов, те ответили. Чуть ли не обзорную экскурсию по дому провели, не поленились даже показать, где чей труп лежал. Как вы считаете, что после этого скажут покупатели? А вот что: "Извините за беспокойство, мистер Джиэн". Я еще пытался распинаться перед ними, объяснял, как мы все переделали, и что тут теперь безопасно. Куда там. Заковыляли к своей машине, только их и видели. - А какой-нибудь одинокий мужчина не хотел посмотреть дом? - Ко мне никто не обращался. Может быть, в других бюро есть информация. Впрочем, вряд ли. Полиция до сих пор не разрешает нам начать отделку дома. На прошлой неделе мы только закончили красить в комнатах. Понадобилось два, а где и три слоя краски, чтобы привести все это в божеский вид. Закончим отделочные работы снаружи, и будет картинка, а не дом. - Но вы же не сможете оформить сделку, пока не вступит в силу завещание. - Да, не могу совершить сделку до этого момента, но ведь я все равно сперва должен подготовить продажу. В конце концов люди, бывает, въезжают на основе частного соглашения, действующего до окончательного решения вопроса. Мне нужно заниматься делом. Бизнес есть бизнес, в нем не может быть перерывов. - Кто был адвокатом мистера Джекоби? - Байрон Меткаф, фирма "Меткаф и Барнс". Вы долго пробудете в доме? - Пока не знаю. - Бросьте там ключ в почтовый ящик, чтобы не заезжать сюда. По дороге к Дому Джекоби Грэхема не покидало ощущение унылой безнадежности. Он предчувствовал, что здесь ему ничего не найти. Дом находился почти за городом, в районе, который совсем недавно вошел в границы Бирмингема. Ему пришлось остановиться на окружной магистрали и свериться с картой, прежде чем он обнаружил поворот на узкую боковую дорогу. Прошло больше месяца с тех пор, как они погибли. Чем он в то время занимался? Монтировал пару дизелей в шестидесятипятифутовую лодку. Он представил себе, как дает знак машинисту крана Арьеге, чтобы тот взял пониже на полдюйма. Ближе к вечеру на пристань приходила Молли, и они втроем - Молли, Грэхем и Арьега - располагались под навесом на палубе лодки и с удовольствием ели больших креветок, которые приносила Молли, запивали их холодным пивом. Арьега рассказывал, как правильно чистить лангусту, и пальцем чертил нечто похожее на лангусту на усыпанной опилками палубе. Океан искрился в лучах заходящего солнца. Рубашка Грэхема была забрызгана водой. Но это вода из кондиционера его машины, и сам он сейчас в Бирмингеме. Креветки и лангусты остались в прошлом. Справа от шоссе тянулась лесопарковая зона, заросли деревьев сменялись лужайками, на которых паслись коровы и козы. Слева от него раскинулся Стоунбридж, уютный, обжитой район. Элегантные особняки, дома состоятельных людей. Табличку с надписью "Продается" он увидел издалека. Дом Джекоби оказался единственным строением по правую сторону дороги. Ореховые деревья, которыми была обсажена подъездная дорожка, пропитали своим липким соком ее гравиевое покрытие, хрустевшее под колесами машины. Рабочий, стоя на верхней ступеньке лестницы-стремянки, прилаживал оконные решетки. Он помахал Грэхему рукой. Раскидистое дубовое дерево с одной стороны почти полностью закрывало внутренний дворик, пол которого был выложен черепицей. Ночью это дерево целиком затеняет двор. Вот откуда через стеклянную дверь проник в дом Зубастый пария. Разбитую дверь заменили новой, алюминиевая коробка которой еще не успела потускнеть. С нее забыли снять ярлычок с названием фирмы-производителя. Дверь защищала только что установленная чугунная решетка. Вход в подвальный этаж был также закреплен металлической обшивкой. Грэхем вошел в дом. Ковровые дорожки скатаны... Спертый воздух. Его шаги эхом отдавались в пустом помещении. В ванной уже повешены сверкающие зеркала взамен разбитых. В этих не отражались лица живших здесь людей и того, кто принес сюда смерть. В углу каждого зеркала - небольшое белесое пятнышко на месте фабричной наклейки. На полу в спальне хозяев скатанная в рулон штора. Грэхем присел на нее. За то время, что он просидел там без движения, солнечные лучи, проникавшие в комнату сквозь голые окна, переместились на одну половицу в глубь спальни. Здесь нечего искать. Нечего. Если бы он приехал сюда сразу после убийства Джекоби, возможно, Лидсы были бы живы. Он долго думал над этим, примеряясь к тяжести бремени, которое ему отныне предстояло нести. Тяжесть не уменьшилась, когда он вышел из дома, постоял на открытом пространстве. Грэхем держался в тени орешника. Устало опустив плечи и засунув руки в карманы, он рассматривал подъездную дорожку, выходившую на шоссе, которое огибало дом Джекоби. Как добирался сюда Зубастый пария? Скорее всего на машине. В таком случае, где он ее оставил? Ночью без шума подъехать к дому по гравиевой дорожке невозможно. Так считал Грэхем, но в этом бирмингемские следователи не были с ним согласны. Он прошел до конца узкого подъездного пути, который вывел его на асфальтированное шоссе. По обеим сторонам шоссе сплошные рытвины и канавы. Может быть, и можно спрятать машину в придорожном кустарнике со стороны, ближайшей к особняку Джекоби. Но только в том случае, если земля твердая и сухая. Территория района Стоунбридж начиналась здесь, о чем говорил дорожный знак, установленный как раз напротив дома, в котором жила семья Джекоби. Этот же знак сообщал, что в районе имеется частная патрульная служба дорожного движения. Незнакомую машину тут заметят сразу же. Как и одинокого пешехода ночью. А поэтому к чертовой матери вариант насчет парковки в самом Стоунбридже. Грэхем вернулся в дом. Телефон работал, и это было приятным сюрпризом. Он позвонил в бюро погоды и выяснил, что в день накануне убийства прошел сильный дождь, и толщина слоя осадков достигала трех дюймов. Следовательно, рвы по обочинам дороги были заполнены водой и раскисшей грязью, и Зубастый пария не смог бы съехать с автострады. Грэхем прошелся вдоль выкрашенной в белый цвет ограды, которая привела его на зады садового участка Джекоби. Вровень с ним с другой стороны ограды медленно брела по лужайке лошадь. Он заметил углубление в земле и остановился. Здесь дети зарыли мертвую кошку. Обсуждая в полицейском управлении Атланты со Спрингфилдом подробности происшедшего, он почему-то представил себе дворовые постройки белыми. Они оказались темно-зелеными. Дети завернули кошку в полотенце, поместили ее в коробку для обуви, а между лапами засунули цветок. Грэхем положил руку на ограду, потерся лбом о тыльную сторону ладони. Трогательный и печальный ритуал погребения домашнего любимца. Родители прячут мокрые глаза, не зная, уместно ли читать молитву. Дети переглядываются. Близость смерти заставляет их посерьезнеть. Первой склоняет голову девочка, за ней остальные. Лопата, которой они роют яму, больше самого высокого из них. Затем следует спор: попадет ли их кошка на небо к боженьке, или нет. Внезапно Грэхема осенило: да, Зубастый пария не только разделался с кошкой, но он и наблюдал за детьми, когда они хоронили животное. Он вне всякого сомнения следил за ними, если у него была возможность. Не мог он наведываться сюда дважды: один раз, чтобы убить кошку, другой - чтобы покончить с хозяевами. Нет, он приезжал только один раз. Убил кошку и ждал, пока дети ее найдут. Сейчас уже невозможно узнать, где именно они наткнулись на мертвое животное. Полиции не удалось отыскать ни одного человека, который бы разговаривал с Джекоби во второй половине того дня, то есть часов за восемь-десять до их гибели. Как же приехал сюда Зубастый пария и где он скрывался? Сразу за оградой начинались заросли кустарника в высоту человеческого роста, переходившие в самый настоящий лес. Из заднего кармана брюк Грэхем достал измятую карту, приложив к забору, разгладил ее. Сразу позади участка Джекоби действительно начинался лес, протянувшийся на четверть мили. За ним была видна узкая дорога, проложенная параллельно той, что проходила прямо перед домом. Грэхем сел в машину и возвратился на шоссе, замеряя расстояние от дома. Затем поехал на юг и нашел поворот на ту дорогу, которая, как было указано на карте, шла параллельно, отделенная от участка Джекоби лесом. Он медленно ехал, сверяясь по спидометру, пока не убедился, что находится на прямой с домом, который загораживал лес. Дорога привела его в район-новостройку для жителей с доходом ниже среднего. Этот квартал, видимо, появился здесь совсем недавно - его еще не успели нанести на карту штата. Он оставил машину на стоянке, где преобладали старые обшарпанные машины. На пустыре играли в баскетбол чернокожие мальчишки. Грэхем наблюдал за ними, прислонившись к своей машине. Больше всего ему хотелось сбросить пиджак, однако нельзя же привлекать к себе любопытные взгляды всех встречных - на поясе у него фотокамера и кольт сорок четвертого калибра. В одной команде было восемь человек, в другой одиннадцать. Процесс судейства осуществлялся коллективно, дружными криками. Один из самых маленьких игроков в пылу схватки вытолкнутый с поля, с ревом побежал домой, но вскоре появился снова, подкрепляя силы пирожком, и нырнул в самую гущу схватки. Азартный рев, глухой стук мяча, напомнившие Грэхему о собственном детстве, подняли его настроение. У этих ребят мяч и единственные ворота без сетки. Он вдруг вспомнил, как много вещей было у Лидсов. Да и у Джекоби тоже. В рапорте бирмингемского следователя упоминались лодки, спортивное снаряжение, походные принадлежности, камеры, спортивные ружья, удочки. Это обстоятельство, между прочим, тоже объединяло погибших. Но стоило ему подумать, как жили Джекоби и Лидсы, и в памяти возникли картины их убийства. Ему расхотелось наблюдать за игрой. Тяжело вздохнув, он вошел под сень леса, начинавшегося через дорогу. Густой подлесок на опушке сосновой рощи заметно поредел, когда Грэхем углубился в заросли. Ноги утопали в мягком ковре хвои. Теплый, душистый воздух был неподвижен. Голубые сойки криками оповещали обитателей этого тихого уголка о приближении человека. К пересохшему руслу ручья вел пологий спуск. Сосновый бор сменился редкими кипарисовыми деревьями. На красной глинистой почве отпечатались следы енотов и мышей-полевок. Он обратил внимание на следы людей. Взрослые и детские. Они затвердели, потому что после дождей наступила сушь. Миновав высохший ручей, Грэхем начал подниматься по песчаному склону, поросшему мхом. Полоса хвойного леса продолжалась. Идти по жаре становилось все труднее. Через некоторое время он увидел просвет между деревьями. Вскоре показался верхний этаж дома Джекоби. Грэхем стоял у задней калитки и глядел во двор. Скорее всего, Зубастый пария припарковал машину в квартале для бедных и, пройдя лесом, подобрался к дому сзади. Заманить кошку в кусты и придушить ее - минутное дело. Грэхем живо представил себе, как убийца, зажав в руках бездыханного зверька, подкрадывается к забору под прикрытием кустарника и перебрасывает его во двор... Делает он это днем, потому что в сумерках дети не смогли бы обнаружить кошку и похоронить ее. А ему непременно нужно видеть, как они будут ее хоронить. Неужели этот субъект проторчал на жаре весь остаток дня? Он не стал бы прятаться возле забора, иначе бы его могли заметить из дома. Так что он наблюдал за домом из-за нагретых солнцем кустов? Нет, ясное дело, он вернулся в лес. Грэхем тоже сделал именно так. В бирмингемской полиции не идиоты служат. По примятым веткам Грэхем видел, как тщательно полицейские обследовали прилегавший к дому участок лесного массива. Но ведь это было до того, как нашли задушенную кошку. Значит, они искали все, что угодно - следы, вещественные доказательства, но только не то, что нужно. А искать нужно было наблюдательный пункт. Грэхем углубился в лес на несколько ярдов, не теряя из виду дом, и попытался определить наиболее удачную наблюдательную позицию. Он выбрал самое высокое место и стал спускаться по пологому склону. Прошло больше часа прежде чем его взгляд привлек маленький блестящий предмет на земле. Он тут же потерял его, но вскоре опять нашел. Это было колечко, которое крепится на крышке жестяной банки с прохладительным напитком. Оно валялось среди опавших листьев у корней могучего вяза. Грэхем заметил блестящую точку с расстояния восьми футов, но подходить ближе не спешил. Минут пять он не сводил внимательного взгляда с клочка земли, на котором поджидала его заветная улика, а потом не спеша побрел к вязу, аккуратно отводя ветки и осторожно ступая по узенькой тропке, чтобы не наследить, не нарушить первоначальную картину. Осмотрел слой прошлогодних листьев вокруг дерева. Следов не было". Зато чуть поодаль от алюминиевого колечка муравьи облепили огрызок яблока, из которого птицы уже выклевали зернышки. Еще минут десять Грэхем простоял без движения. Потом плюхнулся на землю и уперся спиной в ствол дерева. И почувствовал, как гудят ноги. Над его головой в полосе солнечного света клубился столб мошкары, жирная гусеница ползла по обратной стороне листа под самым его носом. К невысокому сучку дерева прилип комок засохшей, красноватой глины с берега ручья. На этот сучок опирался, каблук ботинка человека. Грэхем повесил пиджак на ветку и полез на дерево с противоположной стороны. Он то и дело поглядывал из-за шишковатого ствола на засохший кусочек глины, словно боясь, что он возьмет и исчезнет. Поднявшись футов на тридцать, он взглянул в сторону дома, находившегося в ста семидесяти пяти ярдах от него. С этого расстояния, да еще сверху, дом казался совсем другим. Ярко пламенела красная черепичная крыша, накаленная солнцем. Отсюда был как на ладони весь участок позади дома. В хороший полевой бинокль можно разглядеть выражение на лице человека. Вдалеке шумело шоссе, где-то лаяла собака. Потом все звуки заглушил стрекот цикады над ухом. Чуть выше от ствола отходила под прямым углом толстая, крепкая ветка. Он подтянулся на ней. На уровне его щеки между основанием ветки и стволом дерева застряла жестянка из-под прохладительного напитка. - Дорогая ты моя, любимая, - прошептал Грэхем и потерся лицом о кору. - Ну, иди же ко мне. Впрочем, банку сюда могли засунуть и дети. Он взобрался еще выше, чтобы рассмотреть банку сверху. Ему бросился в глаза голый квадратик на поверхности толстой ветки, с которой содрали кору. На зеленоватом кусочке древесины размером с игральную карту был вырезан знак. Знак вырезали старательно, очень острым ножом. Ребенку такое явно не под силу. Грэхем сделал несколько снимков этого знака. Дом и окружающие его строения просматривались с этой ветки просто отлично, но тот, кто наблюдал отсюда, постарался улучшить обзор и обрезал торчавшие сверху ветви. Срезы были чуть расплющены, волокна древесины сморщились. Грэхем посмотрел вниз. Если бы отрезанные ветки валялись на земле, он бы заметил их раньше, но они запутались в листве над самой землей. В лаборатории потребуются оба конца среза, чтобы определить длину и ширину лезвия. Значит, придется вернуться сюда и спилить обрубки. Он сфотографировал их, бормоча себе под нос: - Вот как все было: ты задушил кошку, после этого забрался на дерево. Наблюдал за детьми, игравшими во дворе, и коротал время, выстругивая свою отметину и предаваясь мечтаниям. Стемнело, в окнах загорелся свет, опустились шторы. Прошло еще какое-то время, и окна погасли одно за другим. Ты для верности подождал еще немного, а потом слез с дерева и направился к дому. Так, неуловимый ты мой? Спуститься отсюда с фонариком, да еще при свете луны, проще простого. Для самого Грэхема спуск оказался труднее. Просунув в отверстие банки длинную ветку, он осторожно снял ее и, зажав в зубах прутик с насаженной на него банкой, медленно спускался вниз. Вернувшись в квартал новостройки, Грэхем увидел, что слой пыли на капоте его машины украшает надпись "Левой - придурок". Высота надписи над уровнем земли свидетельствовала о том, что даже самое юное поколение этого квартала бедноты овладело азами грамоты. Интересно, что они вывели на машине Зубастого парию? Грэхем сидел в машине, вглядываясь в окна многоэтажек. Их здесь было несколько десятков. Вполне возможно, что кому-то из жителей запомнился незнакомый белый человек, который крутился на стоянке поздно ночью. Правда, с тех пор прошел уже целый месяц, но все равно опросить жильцов домов, чьи квартиры выходят окнами на стоянку, не мешает. И чем скорее, тем лучше. И в этом ему должна оказать помощь полиция Бирмингема. Он преодолел искушение тут же отправить найденную банку Джимми Прайсу в Вашингтон, понимая, что ему никак не обойтись без содействия местной полиции. А потому стоит поделиться с ними своим открытием. Пусть займутся дактилоскопическим анализом. Может, повезет, тем более, что особой квалификации здесь не требуется. Другое дело - выявить скрытые отпечатки, оставленные на железе едким потом. Это уже высший пилотаж, и Прайс сможет проделать это даже после того, как банку обработают бирмингемские эксперты. Лишь бы голыми руками за нее не хватались. Он понимал, что правильнее всего в сложившейся ситуации отдать улику в распоряжение здешних сыщиков. Зато как ухватятся в Центре документальных исследований ФБР за эту надпись вырезанную на коре. Увеличенные снимки размножат, раздадут всем сотрудникам и начнут копать. Из дома Джекоби Грэхем связался по телефону с отделом по расследованию убийств бирмингемского управления. Полицейские подкатили к дому в тот самый момент, когда Джиэн показывал здание перспективным покупателям. ГЛАВА 11 Эйлин читала статью "Гнилье вместо хлеба" в "Отечественных сплетнях", когда в кафетерий вошел Долархайд. Девушка с отсутствующим видом выедала начинку сэндвича; с рыбным салатом. Глаза Долархайда, скрытые очками темно-красного стекла, пробежались по заголовкам первой страницы: "Сенсация: обнаружено тайное любовное гнездышко Элвиса!", "Потрясающий прорыв в области медицины во благо страдающим раком!" и "Каннибал Ганнибалович помогает властям. Полицейские, расследующие убийства Зубастого парию идут на поклон к своему заклятому врагу". Он постоял у окна, повернувшись спиной к залу и отпивая кофе, пока не услышал, как Эйлин поднялась со своего места. Она бросила поднос в контейнер для использованной посуды, и если бы Долархайд стремительным движением не коснулся ее плеча, номер "Отечественных сплетен" последовал бы туда же. - Простите, Эйлин, можно попросить у вас газету? - Ради Бога, мистер Ди. Я ее только из-за гороскопов и покупаю. Заперев дверь своей лаборатории, Долархайд разложил на столе газету, опубликовавшую на обоих разворотах два больших материала Фредди Лаундса. Большая статья посвящалась захватывающим подробностям убийства Джекоби и Лидсов. Поскольку детали преступлений полиция сохраняла в секрете, Лаундс восполнял недостаток конкретных данных с помощью собственного необузданного воображения. Долархайд нашел изложенную им версию бездарной. Вторая статья оказалась более интересной: "МАНЬЯК-УБИЙЦА КОНСУЛЬТИРУЕТ ПОЛИЦЕЙСКОГО, КОТОРОГО КОГДА-ТО ЕДВА НЕ ПРИКОНЧИЛ ФРЕДДИ ЛАУНДС. Чезапик, Мэриленд. Асы из ФБР забуксовали в деле Зубастого парии, психически ненормального убийцы, от рук которого уже погибли две семьи в Бирмингеме и Атланте. Сознавая собственное бессилие, фэбээровцы обратились за помощью к одному из самых чудовищных преступников, отбывающих в данный момент пожизненное заключение. Доктор Ганнибал Лектер, о чьих зверствах, заставляющих кровь стыть в жилах, мы рассказывали на страницах нашей газеты три года назад, на этой неделе, не выходя из своей камеры в отделении для особо опасных преступников, давал консультацию Уильяму Грэхему, принадлежащему к элите следователей ФБР. Любопытно отметить, что сам Грэхем некоторое время тому назад едва не погиб при аресте Лектера. Грэхема уговорили вернуться на работу из преждевременной отставки и поручили возглавить следствие по делу Зубастого парии. Что же происходило за закрытыми во всех смыслах дверями на этой волнующей встрече двух смертельных врагов? Чего добивался полицейский от Лектера? Как сказал нашему корреспонденту один высокопоставленный чиновник ФБР, "по своему калибру они один другого стоят". Чьи умственные способности он все-таки оценил бы выше? Матерого убийцы-садиста и одновременно врача психиатра Лектера или Грэхема? Наша газета располагает информацией о том, что ранее Грэхему, бывшему преподавателю судебной экспертизы в Академии ФБР, Квантико, приходилось находиться на излечении.., в психиатрической клинике. Руководство ФБР отказалось прокомментировать, как могло случиться, что человек, явно психически неуравновешенный, назначен ведущим специалистом по делу национальной значимости. Диагноз, по поводу которого Грэхем лечился в психиатрической клинике, остается неизвестным. Однако один из бывших сотрудников этой клиники охарактеризовал его как "состояние глубочайшей депрессии". Гармон Ивэнс, в то время работавший в Военно-морском госпитале, Бетесда, рассказал, что Грэхем был доставлен в психиатрическое отделение госпиталя вскоре после того, как застрелил Гаррета Джекоба Хоббса, по кличке "миннесотский стервятник". Прицельным выстрелом Грэхема в 1975 году был положен конец восьмимесячному террору Хоббса в Миннеаполисе. Ивэнс вспоминает, что Грэхем был крайне подавлен и в течение первой недели пребывания в больнице отказывался принимать пищу и разговаривать Уилл Грэхем не состоит в штате ФБР. Комментаторы объясняют этот факт строгостью отборочного тестирования в ФБР, . В процессе которого обнаруживаются любые отклонения от психической нормы. По данным, полученным в ФБР, Грэхем начинал свою карьеру в научно-исследовательских подразделениях этой организации. Добившись выдающихся успехов не только в области теории, но и в практике расследования, где выступал в качестве следователя по особо важным делам, Уилл Грэхем был приглашен на преподавательскую работу в Академию ФБР. Согласно досье Уилла Грэхема, подготовленного нашей газетой, его карьера началась в отделе тяжких преступлений полицейского управления Нового Орлеана, откуда он поступил в аспирантуру судебной экспертизы на соответствующий факультет Университета Джорджа Вашингтона. Любопытное суждение высказал один из офицеров полиции Нового Орлеана, в те годы служивший вместе с Грэхемом: "Да, он ушел в отставку, но для людей из ФБР очень важно знать, что он находится под боком. Знаете, это все равно что королевская кобра, которая почти никогда не появляется из своей норы, но все в округе знают, где она прячется, и всем доподлинно известно, что по ночам она уничтожает мокасиновых змей". Доктор Лектер приговорен к пожизненному заключению. Если его когда-либо признают вменяемым ему придется предстать перед судом по обвинению в девяти убийствах с отягчающими обстоятельствами. По словам адвоката, Лектер проводит время за работой. Он пишет научные статьи для специальных журналов и ведет обширную переписку с кое-кем из светил психиатрии. x x x Долархайд закончил чтение и стал рассматривать фотографии. На одной был снят Лектер в момент ареста, прижатый к борту полицейской машины. Другая была той самой фотографией Грэхема, которую сделал Лаундс у входа в тюремный госпиталь для душевнобольных. Венчала сенсационный материал маленькая фотография автора репортажа, Фредди Лаундса. Долархайд долго изучал снимки, потом провел кончиком пальца по шероховатой поверхности газеты. Его указательный палец был испачкан чернилами, он облизнул его и вытер салфеткой. Только после этого принялся делать вырезки из газеты. По дороге домой Долархайд купил рулон особой туалетной бумаги, быстро растворимой в воде, какую используют на кораблях. Заехал в аптеку и приобрел ингалятор. Его слегка лихорадило, но в общем он чувствовал себя неплохо. Долархайд постоянно страдал от насморка и воспалительных процессов в горле, как это часто бывает с людьми, которые после оперативного вмешательства в области носоглотки лишаются волосяного покрова на слизистой носа. Он проторчал минут десять в пробке на мосту через Миссури, но это не ухудшило его настроения. В машине работал кондиционер. Откинувшись на ковровую подушку Долархайд с удовольствием слушал "Музыку на воде" Генделя, доносившуюся из стереоколонки. Он то постукивал пальцами по рулю в такт музыке, то поглаживал распухший, воспаленный нос. На параллельной полосе автострады стояла машина с откидным верхом, в которой сидели две молодые женщины. Обе в шортах и блузках, полы которых были завязаны под грудью. Они казались усталыми и раздраженно щурились от солнца. Та, что сидела на пассажирском месте, положила ноги на приборную доску, и от этой согнутой позы на животе у нее обозначились две складки. Долархайд впился взглядом в темный след засоса на внутренней поверхности ее бедра. Женщина почувствовала себя неудобно, выпрямилась и опустила ноги. У нее было недовольное выражение лица. Она что-то сказала своей приятельнице, сидевшей за рулем. Обе смотрели прямо перед собой, но Долархайд знал, что они говорят о нем. Его это нисколько не задело. Как приятно ощущать, что ты неизмеримо выше мелких житейских уколов. Раньше он был бы вне себя. Теперь же в нем появилось незнакомое дотоле чувство собственного достоинства. Музыка ласкала слух. Машины впереди него тронулись с места. Скорее домой! Соседняя дорожка была все еще заблокирована. Одной рукой он повернул руль, другой опустил оконное стекло. Как следует откашлялся и плюнул сгустком зеленоватой мокроты, целясь в женщину, сидевшую ближе к нему. Плевок попал ей на живот, чуть пониже пупка. Надрывный визг, смешанный с грязной руганью, понесся вслед черной машине Долархайда, заглушая музыку Генделя. x x x Альбому, в котором Долархайд хранил свою коллекцию, была, по крайней мере, сотня лет. Огромных размеров гроссбух, переплетенный в черную кожу, с окованными медью углами, хранился на рабочем столике в запертой кладовке верхнего этажа. Долархайд увидел его на распродаже имущества одной обанкротившейся типографии, и с первого взгляда понял, что это его вещь. Приняв душ и облачившись в кимоно, он открыл кладовку и выкатил столик с альбомом. Толстый фолиант занял свое место под гравюрой, изображавшей Красного Дракона. Долархайд удобно устроился в кресле и открыл альбом. В нос ударил запах изъеденной временем бумаги. На первой странице он вывел большими буквами слова Апокалипсиса: "Вот, Большой Красный Дракон..." Самый первый экспонат его коллекции, в отличие от всех остальных, не был подклеен к плотным картонным листам, а просто засунут между страницами. На пожелтевшей фотографии маленький Долархайд снят с бабушкой на ступеньках их дома. Мальчишка вцепился в бабушкину юбку. Пожилая леди держится очень прямо, руки скрещены на груди. Долархайд, не глядя, перевернул страницу, будто снимок не имел к нему никакого отношения и уж тем более не интересовал его. Он просмотрел собранные в альбоме газетные вырезки. Самые ранние из них сообщали об исчезновении пожилых женщин в Сент-Луисе и Толедо. Место между вырезками заполняли комментарии Долархайда, сделанные тонким, изящным почерком, напоминавшим почерк Уильяма Блей-ка, которым были подписаны его гравюры. К полям страниц крепились высохшие полоски скальпов с развевающимися волосами - точно фантастические кометы, залетевшие в Книгу Судеб. Специальный раздел был посвящен газетным материалам об убийстве Джекоби и Лидсов. В кармашках на соответствующих страницах помещались отснятые им слайды и фильмы. До сообщения об убийстве в Атланте кличка "Зубастый пария" не проникала в прессу. Во всех вырезках, касающихся убийства Лидсов, это прозвище было подчеркнуто жирной красной чертой. Теперь Долархайд сердито прошелся красным фломастером по новым вырезкам. Для статьи из "Отечественных сплетен" он отведет отдельную страницу, хотя для этого ее придется еще немного подрезать. Стоит ли вклеивать снимок Грэхема? Слова "... Для душевнобольных", сопровождавшие снимок, покоробил Долархайда, которому всегда было неприятно упоминание о местах заточения. Лицо Грэхема ничего не говорило ему. Пока он отложил фотографию в сторону. Но Лектор... Лектер другое дело, хотя это, конечно, не лучший снимок доктора. О, в коллекции Долархайда были и другие его снимки. Он достал из шкафа коробку с фотографиями. Вот эта появилась в газетах сразу после ареста Лектора. Как выразительны его глаза! Впрочем, и этот снимок по-настоящему недостоин доктора. По мнению Долархайда, наиболее полно смог бы выразить облик Лектера, его сокровенную суть, портрет в стиле придворной живописи позднего Возрождения. Ведь только Лектеру дано понять и оценить по достоинству все величие и славу Преображения Долархайда. Долархайд чутьем угадывал, что Лектер, как и он, знает, что жалкие людишки, которые, умирая, способствуют твоему Преображению, всего лишь химеры. Глубочайшее заблуждение считать, что они как и ты состоят из плоти. Нет, они лишь призрачное свечение, воздух, цвет, звуки и так далее. И все это перестает существовать, когда ты переводишь их в иное состояние. Они лопаются, как воздушные шары, наполненные краской. Только для Великого Преображения и потребны их ничтожные жизни, за которые они так цепляются, ползая у него в ногах. Долархайд научился переносить их вопли как нечто, неизбежно сопутствовавшее его Преображению, как мирится скульптор с тем, что, работая, вечно обсыпан каменной крошкой и пылью. Лектер понимает, что их дыхание и кровь - единственные элементы в природе, способные питать его Преображение. Источником света является горение, а кровь и плоть людей ляжет на алтарь его Преображения. Как хорошо было бы встретиться и поговорить с Лектером, обменяться впечатлениями, знакомыми лишь им обоим, испытать блаженство единения мыслей и чувств. Лектер узнает его, подобно тому, как Иоанн Креститель узнал идущего за ним. Он воцарится на пьедестале, воздвигнутом Лектором, как в "Апокалипсисе" Блейка Дракон воцарился на магическом числе 666. И, когда умирая, Лектер в последнем вздохе сольется с Драконом, он, Долархайд, должен запечатлеть на пленке этот священный акт. Долархайд надел резиновые перчатки и подошел к письменному столу. Он сорвал с купленного им рулона туалетной бумаги верхний слой и выбросил его. Затем оторвал еще полосу и сел за письмо Лектеру, аккуратно придерживая левой рукой тонкую бумагу. По тому, как человек говорит - никогда нельзя наверняка судить, как он пишет. Речь Долархайда была неуклюжей и нескладной из-за его физических недостатков, подлинных и мнимых. А потому контраст между его речью и манерой письма был разителен. Но ему все равно казалось, что самое главное так и не удастся выразить на бумаге. Он мечтал получить ответ от доктора. Лектор должен подать ему какой-то знак, прежде чем он отважится поведать ему о главном. Но как переслать письмо? Он порылся в коробке с вырезками о Лекторе, в который раз их перечитал, и внезапно ему в голову пришла простая мысль. Он закончил письмо. Перечитал его, и оно показалось ему чересчур робким и неуверенным. Подписался "Горячий поклонник". Несколько секунд размышлял над этой подписью. Да, так и есть - горячий поклонник. Он гордо выпятил подбородок. Рукой в перчатке он вынул изо рта зубной протез и положил его перед собой. Верхняя челюсть имела весьма необычный вид. Сами зубы были ни чем не примечательны: белые, ровные, но ярко-розовая пластмассовая десна своими шишковатыми выпуклостями и впадинами воспроизводила строение его челюсти. Гибкая пластина с подвижным клапаном наверху позволяла ему при разговоре закрывать мягкое небо. Он подвинул к себе небольшой футлярчик. Там находился еще один протез. Пластина для прикрытия мягкого неба на этом отсутствовала, хотя форма десны была такой же бугристой. Темные пятна засохшей у корней зубов крови издавали тошнотворный запах. Этот протез был точной копией бабушкиной искусственной челюсти, лежавшей в стаканчике возле ее постели. Ноздри Долархайда затрепетали, учуяв запах крови. Растянув губы, он вставил протез, провел языком по зубам. Потом сложил письмо и сжал его в зубах. Когда развернул сложенный листок, подпись "Горячий поклонник" обрамлял овальный след прикуса, его личная печать, скрепленная кровью. ГЛАВА 12 Ровно в пять часов вечера адвокат Байрон Меткаф снял галстук, приготовил себе выпить и водрузил ноги на стол. - Вы на самом деле не хотите? - Как-нибудь в другой раз, - ответил Грэхем, обирая с обшлагов колючки и радуясь уже хотя бы тому, что кондиционер в помещении работает прилично. - Семью Джекоби я знал плохо, - сказал Меткаф. - Они перебрались в Бирмингем всего три месяца назад. Мы с женой раза два заходили к ним на коктейль. Когда они сюда только переехали, Эд Джекоби обратился ко мне с просьбой переделать завещание. Так мы и познакомились. - Но вы, если я не ошибаюсь, являетесь исполнителем его воли. - Да, именно так. Вначале исполнителем своей воли он назвал жену, я был назван вторым на случай ее смерти или недееспособности. У него еще есть брат в Филадельфии, но у меня впечатление, что они никогда не были особенно близки. - Вы были помощником прокурора округа. - Да, с шестьдесят восьмого по семьдесят второй. В семьдесят втором выдвинул свою кандидатуру на место окружного прокурора, но не прошел, хотя и не добрал самую малость. Но теперь не жалею. - Как вы представляете себе картину случившегося, мистер Меткаф? - В первую очередь я подумал о Джозефе Яблонски, профсоюзном лидере. Грэхем кивнул. - В этом случае у преступления есть мотив - борьба за власть, но все решили замаскировать под нападение маньяка. Мы с Джерри Эстриджем из аппарата окружного прокурора основательно покопались в архиве Эда Джекоби, перевернули каждую бумажку. Ничего. Получается, что особой выгоды от смерти Эда не было никому. Зарабатывал он, конечно, немало, да еще шли проценты с нескольких патентов, но деньги в семье тратились так же легко, как зарабатывались. По завещанию все должно было отойти его жене, детям оставался небольшой участок земли в Калифорнии. Незначительный капитал предназначался для оплаты учебы старшего сына, того, который остался в живых. Денег там хватит года на три, но к этому времени он еще не закончит университет. - Найлс Джекоби. - Ага. Парень здорово доставал Эда. Он жил в Калифорнии со своей матерью, первой женой Эда. Попался на краже. По-моему, мать тоже ведет легкомысленную жизнь. В прошлом году Эд ездил туда, разбирался с парнем. Привез его в Бирмингем, устроил в школу, пытался сблизить с семьей, но парень ни в какую. Обижал младших детей, устроил всей семье такую веселую жизнь, что миссис Джекоби не выдержала, и мальчишку определили в школьное общежитие. - Где он находился? Меткаф сощурился. - Вечером двадцать восьмого июня? Полиция этим уже интересовалась, да и я проверял. Он пошел в кино, потом возвратился в общежитие. Подтверждается стопроцентно. Да и кровь у него другой группы. Простите, мистер Грэхем, через полчаса мне нужно заехать за женой. Если хотите, мы можем продолжить наш разговор завтра. Что бы вы еще хотели узнать? - Хорошо бы взглянуть на личные вещи семьи Джекоби. Дневники, письма, фотографии и так далее. - Боюсь, вам не повезло: почти все бумаги сгорели во время пожара в Детройте. Это случилось еще до того, как они переехали сюда. Но не думайте, здесь нет ничего подозрительного. Эд что-то сваривал в подвале, искры попали в банки с красителями, которые он хранил там, и дом загорелся. Знаете что? Могу вам показать некоторые личные письма. Они вместе с ценными вещами находятся в банке, но, по-моему, дневников там нет. Все остальное изъято полицией. Может семейные фотографии есть у Найлса, хотя навряд ли. Давайте договоримся следующим образом: утром в половине десятого я должен быть в суде, по дороге я завезу вас в банк, и вы, не торопясь, покопаетесь в сейфе, а на обратном пути я за вами заеду. - Идет. Но у меня есть к вам еще одна просьба. Мне нужны абсолютно все материалы, имеющие отношение к завещанию, вся переписка, связанная с ним. В особенности, если возникают спорные вопросы. - В прокуратуре Атланты меня просили о том же caмом. Видимо, хотят сопоставить с завещанием Лидсов, - ответил Меткаф. - И тем не менее я хотел бы иметь собственные копии всех документов. - О'кей. Мне нетрудно сделать это и для вас. Надеюсь, вы не считаете всерьез, что тут корыстные мотивы? - Не