оказалось. Естественно, она решила, что они с мужем не поняли друг друга и он унес ключ с собой. Времени оставалось в обрез, того и гляди явится поддельный муж, Стефан Паляновский вместе со мной уже ее ждет, Басенька не стала взламывать тайник, подумав, что муж вместе с ключом унес и сокровища. Этим' объясняется ее нервное состояние и многочисленные упущения, а также нервное состояние и пана Паляновского, с которым она поделилась своим открытием. Еще бы, сокровища неизвестно где... Вот о чем они тогда так долго шептались! Вот почему не предупредили меня о многих важных вещах! Потом немного успокоились, решив, что, если мы даже обыщем секретер, тайника все равно не обнаружим. К тому же так просто его не откроешь -- только с помощью ключа, который приводил в действие очень хитрый механизм. Ключ же имелся только в одном экземпляре. А впрочем, не стоит беспокоиться, утешали они друг друга, драгоценности забрал муж. Вскоре обнаружилось, что зря они надеялись, муж не только драгоценности не забрал, но даже и ключ не трогал. Его он оставил дома в другом ящике секретера и сказал об этом Басеньке. Та в спешке совершенно забыла об этом -- ведь до моего прибытия надо было как можно больше напридумывать несуразностей. Короче, все три недели они провели в страшном напряжении, не зная, целы ли брильянты, и вздохнули свободно лишь тогда, когда, совершив обратную замену нас с поддельным мужем, обнаружили и ключ на месте, и брильянты в тайнике. Пересчитали, все двадцать шесть оказались в целости и сохранности. И вот теперь, как гром средь ясного < неба известие о том, что все двадцать шесть фаль- шивые... Экспертизу производил очень опытный милицейский эксперт. Его заранее предупредили, что доставят на экспертизу камни редкой красоты, и он с нетерпением ждал их. Его заключение было четким и не оставляло никаких лазеек для сомнений: в шкатулке находилось двадцать шесть очень красиво отшлифованных стекляшек, вероятнее всего приобретенных в магазине с чешской бижутерией Яблонекса. Ни Мацеяки, ни Паляновский, естественно, поначалу не поверили заключению милицейской экспертизы, обвинив милицию в махинациях, когда же повторная независимая экспертиза выдала тот же результат, впали в ярость и принялись обвинять друг друга, после чего впали в отчаяние. Их отчаяние было неподдельным, у милиции не было в этом сомнения, и, естественно, подозрение в замене настоящих камней на фальшивые пало на меня. -- А теперь объясните, пожалуйста, как ключик мог оказаться в банке с чаем? -- обрушилась я на полковника. -- Сами сказали,, ключ был только один и они держали его при себе. Подбросили мне его из вредности? -- А вот этого никто не знает, -- вздохнул полковник. -- Их ключ оказался у них. Получается, что было два ключа, но откуда взялся второй -непонятно: Вы, с вашей энергией и умом, свободно могли сделать дубликат. А стекла для замены настоящих брильянтов приобрести в магазине Яблонекса... -- ...и выковырять их из ювелирных изделий, которые мне показывала продавщица? Насколько мне известно, в магазине россыпью поддельные брильянты не продаются. -- Ну зачем же этим заниматься в магазине? Вы купили подходящие бусы, может, не одну нитку, и занимались этим спокойно дома. Так что поймите вас правильно: похищены огромной стоимости брильянты и у вас были все возможности сделать это. Тем более, что драгоценные камни не просто украдены, во очень ловко заменены на фальшивые. Улики говорят против вас. И то, что так ловко придумано, и то, чтовы сняли с себя подозрения, ибо, когда покинули дом, драгоценности оказались на месте. Меня попеременно бросало то в жар, то в холод. -- Я правильно понимаю вас, и теоретически такая возможность существует. Но вы ведь сами знаете, пан полковник, что это идиотизм! -- Идиотизм! -- согласился полковник. -- Тем более, что официально в операции вы вообще не участвовали. Вот и получается, что брильянты свистнул я. И что теперь делать? Мне стало еще холоднее и еще жарче. -- Вор-домушник, -- прошептала я немеющими губами. -- Мы не исключаем такой возможности, но тогда вором должен быть кто-то из шайки. Постороннему вору брильянты заменять на фальшивые, ни к чему. Заменил их тот, кому не хотелось, чтобы кражу обнаружили и подняли крик. Крик и паника в шайке могли навести милицию на ее след, и, видимо, вору это было из каких-то соображений нежелательно. Или же он подменил драгоценные камни из опасения быть разоблаченным, если кража в тот момент будет обнаружена. Но шайка сейчас сидит в полном составе,а брильянтов ни у кого не обнаружено. Ну что, теперь понимаете, к чему ведет ненужная самодеятельность, которую то и дело вы проявляете? Когда вот так, очертя голову, человек бросается в любую авантюру... Чуть живая под лавиной обрушившихся на меня упреков, я все-таки робко осмелилась запротестовать: -- Во-первых, не в любую, во-вторых, брильянтов я не крала, а в-третьих, нельзя ли их как-нибудь отыскать, чтобы снять с меня подозрения? -- Уверяю вас, сударыня, мы сами делаем все, что можем, и вовсе не только для того, чтобы доказать вашу непричастность к краже. И тем не менее подозрение с вас не снимается. Извольте с этим считаться. Если вы намерены выехать из Варшавы, учтите, вам не позволят. -- И в Сопот тоже нельзя? -- Куда?! -- В Сопот. На курорт... -- Одной? -- Нет, не одной... Бросив на меня быстрый взгляд, полковник задумался, а потом неожиданно согласился: -- В Сопот, пожалуй, можно. Но предупреждаю, только в Сопот, не дальше! -- Уж не подозреваете ли вы меня в том, что я из Сопота рвану в корыте через море в Швецию?! -- рассердилась я. -- А капитану посоветуйте -- пусть возьмет тот кусок бристоля, на котором остался отпечаток подошвы вора, я его еще целлофаном заклеила для сохранности. И пусть ищет по подошвам, а не по брильянтам. -- Спасибо за ценный совет, -- издевательски поблагодарил полковник. -Не преминем воспользоваться им... Почему же меня не посадили за решетку? Эта мысль пришла в голову вечером, когда я ехала на свидание к Мареку. Подозревают человека в краже на фантастическую сумму -- и оставляют его на свободе. Да еще разрешают ехать на край Народной Польши... Странно, очень странно. Слежку за мной не установили, отпустили на все четыре стороны... Что бы это значило? -- Полковник так на меня обрушился, что я не посмела задавать ему вопросы и до сих пор половины не понимаю, -- пожаловалась я Мареку, когда мы медленно ехали в моей машине по темным улицам Нижнего Мокотува, -- Кое-что мне по дороге рассказал капитан, кое о чем я догадалась по вопросам, которые мне задавали. Но потом брильянты заслонили весь мир, и поэтому многое остается непонятным. -- Что же тебе непонятно? -- Я не знаю главного -- кто шеф банды. -- Поясни, почему считаешь это главным. -- Знаешь, у меня такое чувство, что' это еще не конец аферы. Ну, например, милиция ничего не знает о взломщике, том воре-домушнике, который через подвал проник в дом и которого я застукала в гостиной. Боюсь, и многое другое им неизвестно. Но главное -- шеф. Сначала я думала, это шаман, а теперь сомневаюсь. Всего вероятнее, он на свободе, значит, до финала еще далеко. -- А еще что тебе неясно? -- Чем занималась банда. Так никто толком и не сказал. Опять приходится самой догадываться. Если я правильно поняла, преступная деятельность шайки заключалась в том, чтобы вывозить за границу все, что находит там сбыт: произведения искусства, предметы старины, драгоценности. Картины, всякие там Ватто, Ренуары и Коссаки, переправлялись через границу под видом ковриков с лебедями, старинные иконы -- под видом штампованных металлических подносов с патриотической символикой. Говорят, старинную шпагу одного из придворных Сигизмунда Августа им удалось переправить в толстенной сувенирной трости. А в рукоять шпаги был вставлен рубин размером с кулак! В шайке у каждого было свое амплуа. Одни раздобывали редкости -скупали или крали, другие маскировали ценности под халтурные поделки ширпотреба. Вроде бы у шамана была целая мастерская по производству таких китчей, но тогда мне опять непонятна вся история с передачей ему уже готовых поделок, В обязанности третьих входила пересылка готовых изделий 'за границу. Видишь, довольно сложное производство, кто-то же должен был всем этим руководить? Кто? Марек внимательно слушал, не перебивая меня ни словом и даже не улыбаясь, немного снисходительно, немного насмешливо, как это он обычно делал. Я продолжала: -- Теперь вот еще комод. Почему этой мебели придается такое значение, почему капитан велел мне бегать по мебельным магазинам и столярным мастерским в поисках именно комода? Но даже не это самое странное. Больше всего меня удивляет другое... Я не докончила, искоса глянув на невозмутимое лицо любимого человека. Тот счел нужным отозваться: -- Что же кажется тебе самым странным? -- То, что мне разрешили догадываться обо всем. И не просто разрешили, а прямо-таки всячески поощряли -- дедуцируй, мол, на здоровье. Ведь догадки я строю не только на основе личных наблюдений, некоторые сведения мне подкинули мои милицейские друзья, а им строго запрещено посвящать в свои служебные тайны посторонних лиц. Полковник не слепой, он прекрасно видел, что я о многом догадываюсь, и это его не встревожило. Меня оставили на свободе, а сажают и за меньшие прегрешения. Значит, им выгодно было предоставить мне свободу действий. Не такой полковник человек, чтобы из личной симпатии пренебречь своим служебным долгом. Значит, они преследовали определенную цель. И, кажется, я догадываюсь, какую именно... -- Какую же? -- Шеф и в самом деле существует, его не поймали, хотят поймать с моей помощью. И этот шеф -- ты! Марек не отреагировал на инсинуации, предоставляя мне полную возможность высказаться. И я воспользовалась этой возможностью. -- Они знают, что мы с тобой... В общем, знают, что я выложу тебе все мои соображения. И надеются, это тебя встревожит и ты допустишь какую-нибудь ошибку. Так всегда поступают, когда имеют дело с особо хитрыми и опасными преступниками, я читала. Если он такой умный, что против него нет никаких улик, единственная возможность доказать его вину -- поймать с поличным. И вот когда ты сделаешь эту ошибку... -- Какую, например? -- Например, убьешь меня. Не знаю, где мы сейчас находимся, но место самое подходящее. Не понятно только, почему я тебя совсем не боюсь. А ты 'знаешь, где мы? -- Кажется, на Садыбе. Вот ворота, через которые въезжают на садовые участки. Вроде никого нет, можем спокойно въехать. Я развернулась, задом въехала в ворота и остановила машину в зарослях какого-то бурьяна. Марек слушал мои хаотичные рассуждения серьезно, без издевки, возможно усматривая в них симптом столь желанного для него процесса мышления. У меня до сих пор звучат в ушах "А ты сама как думаешь? ... А ты подумай". Доволен, что заставил меня думать? -- Одного я никак не могу понять, -- продолжала я, перескакивая с одного предмета рассуждений на другой. -- Как могла попасться на их удочку таможня? Только вдребадан пьяные таможенники могли не обратить внимания на кошмарного рыцаря и жуткую надгробную деву. Такое не забывается! -- А вот это обстоятельство я мог бы прояснить. -- В самом деле? -- Представь себе. Мне удалось догадаться, что эти предметы... И, как всегда, прервал на самом интересном ме- сте. Пришлось больно ткнуть его в бок. История ока- залась довольно сложной. Контрабандная афера и в самом деле представляла собой весьма сложное и разветвленное предприятие, причем в соответствии со строжайшими правилами конспирации одна ветвь ничего не знала о соседних. Так случилось, что на одного из подручных шамана вышла милиция -- случайно, из-за его брата, стащившего с мельницы мешок муки. Намечался обыск, в том числе и у ближайших родственников воришки, а у шаманского помощника как раз скопилась партия золота. Желая поскорее избавиться от левого товара, он в жуткой спешке принялся маскировать его под изделия народного творчества, помня лишь о том, что надо как-то обосновать вес золота, и совершенно пренебрегая художественной стороной изделий. Приготовив в считанные часы передачу для шамана, он отправил ее обычным путем, использовав в качестве курьера совершенно постороннего мужика. Так что не придирайся, эстетка! Кстати, что касается художественной стороны переправляемых через границу произведений искусства... Таможенникам совсем не обязательно напиваться до потери сознания, чтобы пропустить подобные шедевры. Они и не такое видели. Ты не представляешь, какие кошмарики перевозят честные "люди с самыми честными намерениями. А данный шедевр предназначался для одного поляка, который эмигрировал за границу еще до первой мировой войны, видимо, младенцем... -- А рамы?! Зачем этому младенцу каменные рамы? -- Камень, по мысли изготовителя, прекрасно маскировал вес золота, не станут же на границе взвешивать отдельно рамы. А во-вторых, у них даже было письмо вышеупомянутого эмигранта, в котором он выражал пожелание оправить заказанную картину в раму, изготовленную из местного камня, с полей его предков. -- Мрамор на полях предков? -- Так ведь его деревня под Хенчинами, недалеко от каменоломни. Ну вот, наконец, хоть один эпизод прояснился. Захватывающая история! -- А откуда тебе все это известно, мой милый? -- Да ничего мне не известно,--так, догадываюсь кое о чем... Не так уж трудно, зная предпосылки, домыслить себе все остальное. Ты права, по пути дедукции можно зайти очень далеко. Разумеется, куда проще... Опять издевается надо мной! -- Понятно, все это ты сам домыслил. Шел по пути дедукции, и встретился тебе на дороге мешок с мукой... Очень логично! Скажи на милость, какие предпосылки были у тебя для того, чтобы домыслить этот мешок? Молчишь? В могилу ты меня вгонишь со своим дедуцированием! А случайно не знаешь, зачем им вообще понадобилась вся эта свистопляска с переодеванием? Зачем они наняли меня и мужа? -- Как! До сих пор ты не догадалась? Я чуть не впилась когтями в его красивое лицо и злобно прошипела: -- Ну знаешь, мой милый, если все станут обо всем догадываться, на свете не останется никаких тайн и сюрпризов! А информация, которую мы черпаем из прессы, радио и телевидения, окажется совершенно лишней, и все эти уважаемые учреждения отомрут за ненадобностью. Если не хочешь довести меня до белого каления, перестань издеваться! Естественно. я догадываюсь, что они догадались, что соответствующие органы следят за ними, и решили на какое-то время скрыться. А зачем? -- Что зачем? -- Скрыться зачем!!! Ведь для чего-то им это нужно 'было! В роман века я не верю, и никто не 'убедит меня, что они скрылись в уединенной избушке лесника и занимались там любовью! Втроем! А уединились исключительно для того, чтобы не шокировать, не развращать милицейскую молодежь! -- Спокойнее, зачем так нервничать? Действительно, нс для того они пытались скрыться с глаз милиции. Так с какой же целью они скрылись? Хлопнув дверцей, я выскочила из машины. Нет, это невыносимо! Свежий воздух оказал положительное действие и на возбужденные нервы, и на несколько привядшее воображение. В машину я вернулась с целой кучей предположений. -- Выкапывали клады в лесной чаще. Проводили встречи с партнерами-контрабандистами на отдаленной границе. Собственноручно изготовляли очередные кошмарики. Организовали нападение на богатого коллекционера. Убили парочку конкурентов. Ограбили музей... -- Ты очень недалека от истины. Если им и в самом деле понадобилось заняться чем-то из твоего перечня, например заменить оригинал на копию, подменить икону в какой-нибудь церкви, в общем, сделать что-то в этом роде... -- ...то и в самом деле им надо было избавиться от слежки. Не дура, понимаю. Сделать крупную покупку лучше в спокойной обстановке. И прикончить неудобного свидетеля тоже. Но неужели нельзя было незаметно скрыться на короткое время? Зачем предпринимать хлопотную и дорогостоящую аферу с переодеванием, рискуя к тому же, что я и фальшивый муж можем о чем-нибудь догадаться? -- А ты представь, что исчезнуть из поля зрения милиции им требовалось на длительное время, что у них накопилось много неотложных дел, что они не могли примириться с мыслью о потере нс только того, что уже было наготовлено, но и о наклевывающихся очень выгодных сделках... -- ...миллионы на расстоянии вытянутой руки, а взять их нельзя. Понимаю. Даже если их возьмут, даже если что-то купят, переправить все равно не смогут, ведь за каждым шагом следят, даже связаться с шаманом и то не смогут. А заниматься всем этим обязательно Басеньке с мужем и Паляновскому? -- За другими тоже следили, к тому же эти составляли центр всей аферы. Наверняка другие тоже пытались отвязаться от слежки, но удалось только этим. В значительной степени благодаря тебе. Три недели напряженного труда -- и почти все сделано. -- Что именно? -- Наконец-то они смогли увидеться с людьми, встреча с которыми откладывалась многие месяцы. Благодаря этому получили ряд очень ценных вещей. И договорились с людьми, едущими за границу... -- Сообщниками? -- Не обязательно. Могли быть нормальные честные люди, их умолили оказать услугу, например, тому самому несчастному эмигранту. Нет, преступники были заинтересованы как раз в том, чтобы переслать вещи с людьми, ничем себя не запятнавшими, чтобы в таможне к ним не придирались. -- Понятно. Ведь любой, замешанный в контакты с членами шайки, сразу становился подозрительным и брался на учет.^ -- Именно. А им предстояла очень большая работа, так как предполагалось вывезти за границу все имущество и свернуть деятельность своего предприятия. Ты даже не представляешь, какую грандиозную работу они провернули за три недели. Всю Польшу изъездили вдоль и поперек... -- ...и При этом избегали пользоваться гостиницами и самолетами, чтобы не предъявлять документы, если не было фальшивых, -- подхватила я. -Ночевали у знакомых. В Кракове приобрели картину, в Познани договорились с выезжающей в Париж бабусей... . -- Да, что-то в этом роде. А самое главное, встретились с человеком, в распоряжении которого находились остатки баронского сокровища. Вот уж его они должны были изо всех сил беречь от бдительного взора нашей милиции. На встречу с ним могли идти, только будучи совершенно уверены в отсутствии слежки. -- А после вторичного переодевания хотели тем же заняться? -- Ты сама как думаешь? -- Я думаю, что на сей раз они собирались смыться. Закончить оставшиеся мелочи и бежать в синюю даль. Причем сделать это без особой нервотрепки, зная, что никто за ними не следит, а милиция засела в кустах вокруг их дома и сторожит подставных лиц. Так? -- Вот видишь, как легко обо всем догадаться, стоит только немного подумать. -- А комод? -- Что ты хочешь сказать? -- Погоди, тут у меня что-то не сходится. Скажи, я правильно догадываюсь -- комод как-то связан с их мифическим шефом? -- Может, и правильно. -- А мифический шеф у меня ассоциируется с брильянтами. Правильно? -- Не знаю, может, и правильно. -- Ну вот и непонятно, при чем тут я. Какова моя роль? Почему меня не отстраняют? Наверное, из-за тебя. Если ты не шеф... Может, это ты подменил брильянты? Милиция знает о нас с тобой... Милиция знает... Не может же она рассчитывать на то, что я пожалуюсь тебе на тяготеющее надо мной подозрение и ты из любви ко мне помчишься в ближайший ко- Басенька, но мы не предполагали, что его доставят на той неделе, тем более, что пана Шамана не было в Варшаве. А приставал к вам, чтобы разузнать о Басенькиных деловых связях, в которые она его, естественно, не посвящает, а он делал вид перед вами, что посвящен в ее тайны и только по своему обыкновению вставляет палки в колеса, а на самом деле ничего не знал... Он путался в объяснениях, а мне очень интересно было узнать, как он выкрутится, как представит всю эту историю с пакетом, и я слушала внимательно, не сводя с него глаз и не облегчая его задачу. И чем дольше я смотрела, тем больше он запутывался, пока до меня не дошло, что веду себя неправильно. Как легковерная и легкомысленная особа, слепо верящая всему, что он мне наплел, я просто не имела права интересоваться так долго каким-то одним аспектом дела и пытаться выяснить его подноготную. Вообще это не должно меня занимать, на такие вещи я просто внимания не обращаю, никаких несуразностей не замечаю. И я сама сменила тему беседы к немалому облегчению хозяина, переключившись на случайного знакомого в скверике. -- Можете с ним раскланяться, если хотите, -- проинструктировала я Басеньку. -- Человек мне совершенно незнакомый, просто тоже гулял в том сквере, ну мы пару раз и поговорили с ним на самые нейтральные темы -- о погоде, о хулиганах. Сам он с вами не заговорит, не беспокойтесь. -- А мы уже беспокоились, что вы с ним сдружились, -- нервно рассмеялся Стефан Паляновский, -- это могло привести к осложнениям. Хотела я ему сказать, что если даже и сдружилась, то не как Басенька, а как я лично, но не стала. Вообще меня очень измотал разговор с ними, много нервов мне стоил, хотелось его поскорее закончить и уйти отсюда. Уйти, наконец, в своем собственном виде! Я взглянула на часы, и это не прошло незамеченным. -- Вы торопитесь? Мне бы не хотелось проявить бестактность, но. кажется, вы чем-то взволнованы? Может, еще что-нибудь случилось, о чем вы нам не сказали? -- Что-нибудь случится, если сюда заявится муж и станет скандалить! -раздраженно ответила я. -- Меня удивляет, что вы так легкомысленно относитесь к этому. Впрочем, вы как хотите, дело ваше, но лично мне не терпится отсюда уйти. Давайте кончать маскарад! Считаю, что наша афера удалась, но нервов она мне стоила немало. Три недели я жила в постоянном напряжении, с меня достаточно. А если еще хотите поговорить, давайте встретимся где-нибудь в другом месте. Стефан Паляновский понял свое упущение и заторопился, всячески демонстрируя беспокойство и чрезвычайную озабоченность. Он согнал Басеньку с тахты, велев ей заняться делом, и мы принялись переодеваться. Теперь этот процесс доставил мне величайшее удовольствие. Поддельная героиня поддельного романа натянула на себя свои оранжевофиолетовые одеяния, а я сдирала с себя ее шкуру. Долой родинку, долой мертвый зуб, долой идиотскую челку, долой капризные губки недовольной примадонны. Под париком волосы сбились в колтун, расчесывать который не было времени, навести марафет не было чем, так как моей косметики в моей сумке не оказалось, но эти мелочи не испортили мне настроения. Душа пела -- свободна, наконец свободна! Ладно, дома приведу себя в человеческий вид. Басенька удалилась, мне надо было полчаса переждать, и эти полчаса показались мне годом. Хозяин квартиры занимал меня светской беседой, но, поскольку мысли его явно витали далеко отсюда, беседа шла через пень-колоду, пока не иссякла совершенно. Несколько минут мы сидели молча, а потом Стефан Паляновский откашлялся и совсем другим, деловым тоном произнес: -- А теперь к делу. Спохватившись, он сменил тон: -- Не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, но может возникнуть необходимость... Вы проявили такое понимание наших трудностей... Позволю себе надеяться... Знаете, после минут безоблачного счастья так трудно вернуться к суровой действительности... Пока еще ничего определенного, но хотелось бы предварительно узнать, не окажете ли вы еще раз любезность, может, через несколько дней? Не согласитесь ли еще раз заменить Басеньку, уже на более короткий срок, на недельку, может, дней на десять? Разумеется, за особую плату. Даже если бы капитан меня не предупредил, я бы все равно согласилась. И без всякой особой платы, лишь бы сейчас уйти поскорей отсюда. Когда он, запинаясь, стал излагать просьбу, я вся похолодела, предполагая самое плохое: меня попросят остаться в этой квартире, меня посадят в машину и отвезут в безлюдную местность, меня силой заставят выпить остывший кофе. Да мало ли что мне могли предложить?! Воображение за доли секунды предоставило большой выбор самых ужасных ситуаций. Так что, услышав предложение, которое предвидел мудрый капитан, я с облегчением перевела дух и сразу же согласилась. События развивались по предусмотренному сценарию, и это вселяло надежду на скорое окончание принудительного дежурства. Определив сумму нового гонорара в десять тысяч злотых, пан Паляновский, возможно, приготовился поторговаться со мной, но я проявила полнейшее равнодушие к материальной стороне вопроса, согласившись на первую же предложенную сумму. С равным успехом он мог предложить мне как десять миллионов злотых, так и десять грошей. Точно так же, без возражений, приняла я все дальнейшие инструкции, которые выслушала вполуха, запомнив лишь необходимость соблюдать абсолютную тайну. Ну, кажется, я могу уйти! Только бы выбраться отсюда целой и невредимой! Опасность подстерегала во всем: на лестнице мог притаиться бандит с ножом, в подворотне мог свалиться на голову кирпич, на улице мог увязаться следом гориллообразный верзила с рукой в кармане, да и сам хозяин квартиры мог выкинуть в последний момент какую-нибудь пакость. Все обошлось, разбойничий притон я покинула беспрепятственно. Насладиться этим обстоятельством решительно не было времени. Надо было заехать к себе домой, взять деньги и мчаться в ремонтную мастерскую за машиной, а уже без десяти семь, вернуться, привести в порядок лицо и одежду и скорей, скорей на сквер! Ведь если не успею, там Бог знает что может произойти. Вот появляется блондин, видит эту кикимору в обычных фиолетах, спешит к ней, заговаривает, та в ответ несет чепуху, он пытается разобраться, что же происходит, может, и не поймет, зато Басенька поймет все. Тут появляюсь я... Нет, это уже второй вариант. Басенька прохаживается по скверику, блондин еще не успел подойти к ней, появляюсь я, кикимора видит нашу встречу и обо всем догадывается. Во втором варианте убивают не только меня, но и его, на скверике трупы, трупы... Или третий вариант. Появляюсь я, Басенька меня не видит, но он видит нас обеих, подходит к ней, поскольку она похожа на меня больше, чем я... Тьфу, сплошная неразбериха, но оба они обо всем догадаются, и все по моей вине, за это благодарная милиция упрячет меня за решетку на продолжительное время. Или вот еще вариант... Хватит, всех не перечислишь, но результат во всех случаях один -- отчаяние и скрежет зубовный. Так что надо успеть! Удалось схватить такси. Заехала домой за деньгами, в мастерскую поспела в последний момент, расплатилась, проигнорировав совет насчет смены масла, бросилась в машину и вылетела за ворота. Молнией промчалась по улицам, с визгом затормозила у собственного дома, галопом поднялась по лестнице. Трясущимися руками кое-как вернула себе собственное лицо, блузку надела задом наперед, уронила на пол часы и сломала о колтун зубья расчески. Когда я подъехала к скверику, было четверть восьмого. Кошмарная Басенька прогуливалась как нарочно по наиболее освещенной аллейке и уже издали бросалась в глаза, как статуя Свободы. Объехав вокруг сквера, я припарковалась в темном уголке и, закрыв машину, тоже пошла на прогулку по скверику, выбирая, наоборот, наиболее темные места. Одетая во все черное, я не очень была заметна в сумерках. Сев на подходящую лавочку -- в тени дерева, вдали от фонаря, с прекрасным видом на все четыре стороны, -- я принялась ждать. Блондина еще не было, так что не все потеряно, хотя неприятности отнюдь не снимались с повестки дня. Ну ничего, судьба послала мне свободную минутку, можно обдумать план действий. Главное -- перехватить блондина до того, как он увидит Басеньку. А все остальное зависит от моих дипломатических способностей. Сначала как-то подипломатичней объяснить ему изменения в моей внешности -- "с женщинами такое случается", потом опять же дипломатично уговорить его сесть со мной в машину и уехать куда глаза глядят, только бы подальше от проклятого скверика, причем сделать это в самых общих выражениях, избегая конкретики. Первую фазу операции удалось провести блестяще. Блондин подошел к скверу с той стороны, где я оставила машину. Сорвавшись со скамейки, я бросилась к нему резвой рысью. К счастью, в этот момент Басенька прохаживалась по дальней аллейке, оборотясь к нам задом. Споткнувшись о какую-то корягу, я с разбегу с такой силой налетела на блондина, что он чуть не упал. -- Немедленно уходите отсюда! -- дипломатично выдохнула я свистящим шепотом и, спохватившись, что говорю не совсем то, поправилась: -- То есть, мне кажется, этот скверик не очень подходящее место для прогулок. Есть скверики намного симпатичнее. Поехали туда! У меня машина. Видимо, это прозвучало достаточно дипломатично, потому что блондин не только не протестовал, но даже не особенно удивился. Он послушно развернулся и позволил затащить себя в машину. Недаром я ценила мою мастерскую, и деньги они брали недаром. Машина рванула с места, как зверь, мотор работал почти бесшумно. Проехав половину Варшавы, я остановила машину только на Рацлавицкой, в разрекламированном районе зеленых участков, предназначенных под частные домовладения. Тут было довольно темно, оба левых колеса увязли в какой-то яме, наполненной жидкой грязью, я выехала из нее задним ходом и выключила мотор, временно не способная продолжать дипломатические ухищрения. Блондин вел себя изумительно. Что значит воспитание! Никаких неудобных расспросов, никаких требований объяснить, что происходит. С улыбкой глядя на меня, он сказал: -- Сегодня вы изумительно выглядите. -- Освещение плохое... -- начала было я, а оно и в самом деле было неважное, уличный фонарь давал мало света, но он меня перебил: -- Нет, нет, дело не в освещении. Вы изменили прическу? И форма глаз другая, и губы... Так вам намного лучше! Какой человек! Будто и не увезла я его в диком темпе с того скверика, будто мы только что встретились, поздоровались, а не мчались в машине на край города. И какой комплимент! -- Мне сегодня вообще намного лучше, во всех отношениях, -- отозвалась я. -- Постараюсь оставаться и впредь столь же привлекательной, особенно в слабом освещении. Вы не в претензии, что я вас увезла? Вам обязательно гулять именно на том скверике? -- Если б было обязательно, я не уехал бы оттуда. Кажется, вам разонравилось там прогуливаться? -- Да моей ноги там... -- начала было я с жаром и осеклась, вспомнив уговор с паном Паляновским. Закончила я уже без энтузиазма: -- ... целую неделю не будет. -- А через неделю опять предстоит работа по найму? Я посмотрела на него с подозрением: -- И откуда вы все знаете? Ведь вроде бы частное лицо... Или я ошибаюсь? Напротив, причастное? -- Конечно же, я частное лицо. Каким мне еще быть? -- Понятия не имею. Все время пытаюсь понять, но ничего в голову не приходит. Как частное лицо вы не должны знать... -- А если допустить, что я на редкость любопытное и сообразительное частное лицо? Умею сопоставлять факты и делать из них соответствующие выводы. Предпосылки же вы мне сами поставляете в таком изобилии, что любого дурака заставят призадуматься. Вот только до сих пор не сказали, как вас зовут. -- Могу поклясться, что вы и без того знаете! -- воскликнула я раздраженно. -- Даже если и знаю, хотелось бы, чтобы вы мне сами назвали свое имя. Ну и как-то само собой случилось такое, чего вообще не должно было случиться. Мое воображение было посрамлено. Действительность сделала то, чего оно не было в состоянии представить, а именно романа с блондином моей мечты. Ведь в воображении я доходила только до знакомства с ним и останавливалась. Представить, что будет дальше, не было никакой возможности. В воображении, доходя до знакомства, я так и застывала на этой фазе, уж не знаю, окаменев ли или вовсе дематериализовавшись... Иногда, правда, он предлагал мне свою дружбу, иногда мы говорили о платонической любви, иногда, чтобы наконец покончить с мучительной неизвестностью, я позволяла ему в моем воображении просто придушить меня. В действительности же то, что произошло в разрекламированном районе фешенебельных домовладении, превзошло все ожидания. Изумленная и ошеломленная, я утратила не только всякую способность критически воспринимать действительность, но и вообще способность рассуждать. Ясно было одно -- роман с таким блондином не может не быть действительно романом всех времен и народов! Стефан Паляновский позвонил через восемь дней и огорошил просьбой превратиться в Басеньку на следующий день. Самозабвенно погрузившись в личные переживания, за истекшую неделю я так далеко ушла от проблем четы Мацеяков, что мне стоило невероятных усилий согласиться на его просьбу. Мы договорились о технических подробностях, и на прощание я чуть было не ляпнула: "А мужа тоже заменяете?" Хорошо, вовремя прикусила язык. Сообщив капитану по телефону о планах шайки, я не скрывала своего недовольства. Он заверил меня, что вся операция займет не больше трех дней. Вечером мне предстояло свидание с Мареком, а я не представляла, в какой форме преподнесу ему известие об изменениях в моей жизни. За время нашего романа мы ни словом не упоминали о происшествии на сквере, я же сама не начинала разговора на щекотливую тему. -- Послушай, милый, -- сказала я со вздохом, когда он занял место рядом со мной в машине, -- не появилось у тебя случайно желание возобновить вечерние прогулки по скверику? -- Ты прекрасно выглядишь, -- сказал он мне вместо ответа, к тому же мешая вести машину. -- Хорошеешь с каждым днем! -- Не волнуйся, завтра подурнею. Оставь, слушай, что говорю. На скверик будешь приходить или нет? Перестав демонстрировать наличие черты, в отсутствии которой я его несправедливо подозревала, Марек откинулся на спинку сиденья и внимательно посмотрел на меня. -- Понятно, подурнеешь от прогулок... И надолго ты перевоплощаешься в таинственную личность? -- На три дня, -- ответила я, поеживаясь от омерзения. -- Начиная с завтрашнего. Вечером пойду на прогулку уже в ее шкуре. И что скажешь? -- Тоже пойду, только в своей собственной. И знаешь, дорогая, что я тебе скажу? Мне бы хотелось, чтобы ты больше не принимала участия в этом деле. Вздрогнув, теперь уже по другой причине, я резко свернула вправо, съехала на обочину и остановилась. -- Нет, это становится невыносимым, -- решительно заявила я. -- Хватит, мой дорогой! Хоть от любви к тебе я и здорово поглупела, но всему есть предел. Поговорим серьезно. Что тебе известно об этом деле? Он ответил не сразу. Он всегда отвечал не сразу, если собирался сказать что-то чрезвычайно важное, такое, что могло перевернуть всю жизнь. -- В принципе все, -- наконец ответил Марек. -- Или почти все. В любом случае достаточно для того, чтобы беспокоиться о тебе. -- Во-первых, ты не сказал, откуда тебе все известно, а во-вторых, почему беспокоиться? До сих пор со мной ничего не случилось, так что, надеюсь, и впредь не случится. -- Впредь будет все по-другому. Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, как мало людей знало о твоем перевоплощении в пани с челкой. И в интересах этих людей было держать язык за зубами. Теперь же события начнут разворачиваться в бешеном темпе, трудно предусмотреть все последствия, и твое участие в обмане может раскрыться. -- Ну так что? Не я же выдумала этот обман. -- Я имею в виду твое... твою договоренность с некоторыми лицами. -- Понятно. И тогда другие лица с наслаждением перережут мне горло? -- Что-то в этом роде. -- Но эти другие лица ничего не узнают до тех пор, пока их не переловят. А тогда им просто технически трудно будет перерезать мне горло. -- Милая, как же ты наивна! Разве можно гарантировать, что переловят всех до одного? Вижу, ты не отдаешь себе отчета в том, какие громадные суммы могут потерять эти люди. Такие не остановятся ни перед чем, а ты поразительно легкомысленна. -- Преувеличиваешь, милый. Давай рассуждать логично. Ведь не уголовники же они, высшая мера им не грозит, отсидят свое, и дело с концом. Никто не станет меня убивать, ибо это уже тянет на вышку. А если среди них есть какие-то особо важные преступники, мне о них ничего не известно, следовательно, я для них не опасна. Видишь, я все хорошенько продумала и перестала бояться. Мои рассуждения не убедили Марека, это было видно по его лицу. -- Не знаю, как тебя переубедить. Какой-то особо важный может не знать, что ты не знаешь... -- Хватит нагонять на меня страх! А впрочем, если ты считаешь, что мне нужно бояться, что ж, могу и бояться! А пока перестань увиливать и скажи наконец, откуда тебе все известно. -- Да от тебя же! Ты сама мне обо всем рассказала. И я с самого начала понял, что ты играешь чью-то роль, а выяснить, чью именно, для меня не представляло трудности. О той женщине мне уже приходилось слышать и даже видеть ее, и мне самому было интересно, каким образом милиция выйдет на языческого священнослужителя... -- Так ты и о шамане знаешь! -- поразилась я. -- Тогда одно из двух -или ты состоишь в шайке, или, как частное лицо, дружишь с полковником. -- Полковники, как правило, не имеют обыкновения делиться служебными тайнами со своими друзьями. -- Ну тогда остается одно -- ты тоже преступник. Из их шайки. Не ясновидящий же ты в самом деле... -- Одно мне непонятно, -- прервал меня Марек. -- Как ты ухитрилась обвести их вокруг пальца? -- Кого я обвела? -- Да нашу милицию. Что ты такого сделала? -- Ничего особенного. Просто работала. -- Работала? Где работала? Кем работала? -- В ихней мастерской, сидя за рабочим столом Басеньки, -- буркнула я, и вдруг у меня прояснилось в голове. Так вот в чем дело!-- Я намного лучше хозяйки умею рисовать узоры, работа для меня привычная. А за окном сидел рыжий дебил... -- Что сидело?! -- Рыжий оборванец с тупой рожей. С первого дня прирос к окну, сидел, жевал резинку и смотрел мне на руки. Я думала, у них так заведено, и не прогоняла его. А теперь получается... -- Говоришь, рыжий дебил? -- Теперь окажется, что это один из самых способных агентов милиции, -с досадой сказала я, видя, какое странное выражение приняло его лицо. -Вечно меня вводят в заблуждение. Это они обвели меня вокруг пальца! Я не удивлюсь, если в следующий раз их сотрудник переоденется страусом, чтобы я не догадалась. И, пожалуйста, не воображай, что ты слишком умный, раз во всем разобрался. Это только потому, что я сама тебе проболталась. А им откуда знать? Они видят -- Басенька со своей родинкой и челкой изо дня в день сидит у себя за столом и тянет узор. А много ли найдется женщин, которые умеют делать это? Вот ты, например, умеешь? Или хотя бы знаешь, что шаблон делается так, чтобы в любую сторону с максимальной точностью повторял один и тот же узор? -- Представь, знаю. Им очень повезло, когда они вышли на тебя. Просто выпал счастливый случай. Знаешь, меня очень беспокоит передача шаману. Что-то у них не сработало, и это может оказаться очень опасным для тебя. -- Рада, что ты наконец-то перестал ходить вокруг да около и перешел к конкретике, -- съязвила я. -- Интересно, как ты узнал о ней? В перископ подглядывал? Марек рассмеялся: -- Конкретику оставим для посвященных. Теперь, когда ты уже кое в чем разбираешься, я могу позволить