Маруся поднялась из-за стола. И снова: - Жить! А через две секунды: - Факт! И наконец скороговоркой: - Шит, шит, шит, фак, фак, фак, фак... Шит, шит, шит, шит, фак, фак, фак... - Лоло! - воскликнула Маруся, бросившись к окну. Откинула портьеру. Он стоял на подоконнике. Зеленый, с рыжим хохолком, оранжевыми бакенбардами и черным ястребиным клювом. Боевой семитский профиль выражал раскаянье и нежность. Хвост был наполовину выдран. Прозвенел звонок. Маруся подбежала к телефону, Рафа подозрительно спросил: - Ты не одна? - Я не одна, - воскликнула Маруся, - приезжай. Но только приезжай скорей!.. Хэппи энд К дому Муси Татарович подъезжали вереницы легковых автомашин. Приятно щелкали замки вместительных багажников. Оттуда извлекались свертки, ящики, корзины в разноцветной упаковке, перевязанные лентами. Баранов, Еселевский и Перцович, не снимая ярких галстуков, орудовали дружно молотками. Собирали на широком тротуаре привезенную частями белую двуспальную кровать. Евсей Рубинчик нес, шатаясь, клетку из сварного чугуна. Она предназначалась для Лоло, хотя в ней мог бы уместиться Рафаэль. Аркаша Лернер шел к Марусе налегке. Он ей принес билет нью-йоркской лотереи, купленный за доллар. А разыгрывалось в этот день четыре миллиона с небольшим. Владелец магазина "Днепр" фантазией не обладал. Он снова прикатил Марусе целую телегу всяческих деликатесов. Но сама телега в этот раз была из мельхиора. Друкер ограничился ста восемнадцатью томами "Мировой библиотеки приключений и фантастики". Григорий Лемкус вынул из багажника квадратный полированный футляр. В нем помещалась кипарисовая лютня с инкрустациями. Лемкус пояснил, вручая Мусе инструмент: - Облагораживает душу! Чек он сохранил, загадочно при этом высказавшись: - Таксдидактибл... Всех удивил правозащитник Караваев. Он явился неопохмелившийся и мрачный. Захотел устроить в честь Маруси Татарович небольшое личное самосожжение. Буквально возле Мусиного лифта. Караваева успели потушить французским бренди "Люамель". Зеленый синтетический пиджак его, как выяснилось, был огнеупорным. Караваев понемногу успокоился и вежливо спросил: - Нельзя ли потушить меня внутри? Ему был выдан дополнительный стакан того же "Люамеля"... Всех растрогал публицист Натан Зарецкий. Подарил Марусе ценный, уникальный сувенир. А именно - конспиративную записку диссидента Шафаревича, написанную собственной рукой. Она гласила: "Вряд ли". И размашистая подпись: "Шафаревич. Двадцать первое апреля шестьдесят седьмого года..." Около семи к Марусиному дому подкатил роскошный черный лимузин. Оттуда с шумом вылезли четырнадцать испанцев по фамилии Гонзалес. Это были: Теофилио Гонзалес, Хорхе Гонзалес, Джессика Гонзалес, Крис Гонзалес, Пи Эйч Ар Гонзалес, Лосариллио Гонзалес, Марио Гонзалес, Филуменио Гонзалес, Ник Гонзалес и Рауль Гонзалес. И так далее. Был даже среди них Арон Гонзалес. Этого не избежать. Как выяснилось, лимузин был их подарком жениху. Невесте же предназначалась серенада... Стол был накрыт. Бутылки изготовились к атаке. Орхидеи, гладиолусы, тюльпаны - завороженно роняли лепестки в фаянсовое блюдо с неразрезанной индейкой. Рафаэль был в смокинге. Невеста в белом платье с кружевами. И все гости улыбались. И Лоло не сквернословил. И у Левушки привычно ощущалась неизменная конфета за щекой. И музыка наигрывала. И все кого-то ждали. И я, честно говоря, догадываюсь, в общем-то, - кого. Живого автора. И тут явились мы с женой и дочкой. И Маруся вдруг заплакала. И долго вытирала слезы кружевами... Тут я умолкаю. Потому что о хорошем говорить не в состоянии. Потому что нам бы только обнаруживать везде смешное, унизительное, глупое и жалкое. Злословить и ругаться. Это грех. Короче - умолкаю... Письмо живого автора Марии Татарович ВМЕСТО ЭПИЛОГА Муся! Ты довольно часто спрашивала - уж не импотент ли я? Увы, пока что - нет. А если - да, то этот факт, как минимум, заслуживает комментариев. Позволь тебе сказать, что импотенцию мою зовут - Елена, Ника, мама. В общем, ясно. Да, я связан. Но куда серьезней то, что я люблю мои вериги, путы, цепи, хомуты, оглобли или шпоры. Всей душой... Ты - персонаж, я - автор. Ты - моя причуда. Все, что слышишь, я произношу. Все, что случилось, мною пережито. Я - мстительный, приниженный, бездарный, злой, какой угодно - автор. Те, кого я знал, живут во мне. Они - моя неврастения, злость, апломб, беспечность. И т.д. И самая кровавая война - бой призраков. Я - автор, вы - мои герои. И живых я не любил бы вас так сильно. Веришь ли, я иногда почти кричу: "О, Господи! Какая честь! Какая незаслуженная милость: я знаю русский алфавит!" Короче, мы в расчете. Дай вам Бог удачи! И так далее. А если Бога нет, придется, Муся, действовать самой. На этом ставим точку. Точка. _________________________________________________ 1 Каламбур В. Бахчаняна. 2 Шуточное стихотворение Г Варшавского 3 Перевод В. Голованова.