, что он остановился и слушает. -- Чей козел? -- спросил он подозрительно. -- Не знаю, он сюда упал раньше меня,-- ответил я, понимая, что слова мои не убеждают. -- Что-то ты ничего не знаешь,-- сказал он, а потом спросил: -- А Мексуту кем ты приходишься? Я, сбиваясь от волнения, стал объяснять наше родство (в Абхазии все родственники). Я почувствовал, что он начинает мне верить, и старался не упускать это потепление. Сразу же я ему рассказал, зачем иду к дяде Мексуту. Я почувствовал, как трудно оправдываться, очутившись в могильной яме. В конце концов он подошел к ней и осторожно наклонился. Я увидел его небритое лицо, брезгливое и странное в лунном свете. Было видно, что место, где он стоит и куда он смотрит, ему неприятно. Мне даже показалось, что он старается не дышать. Я выкинул конец веревки, за которую был привязан козел. Он взялся за нее и потянул вверх. Я старался ему снизу помогать. Козел глупо упирался, но он, слегка подтянув его, схватил за рог и с яростным отвращением вытянул из ямы. Все-таки эта история ему не нравилась. -- Богом проклятая тварь,-- сказал он, и я услышал, как он пнул ногой козла. Козел екнул и, наверное, рванулся, потому что человек схватил веревку и дернул. Потом он низко наклонился над ямой, опершись одной рукой о землю, другой схватил меня за протянутую кисть и сердито вытащил наверх. Когда он тащил, я старался быть легким, потому что боялся, как бы и мне не досталось. Он поставил меня рядом с собой. Это был большой и грузный мужчина. Кисть руки, которую он держал, побаливала. Он молча посмотрел на меня и, вдруг неожиданно улыбнувшись, потрепал по голове: -- Здорово ты меня напугал со своим козлом. Думал, человека тащу, а тут рогатый вылезает... Мне стало сразу легко и хорошо. Мы подошли к лошади, четко и неподвижно стоявшей у ограды. Козел на веревке шел за ним. От лошади вкусно пахло потом, кожей седла, кукурузой, Наверно, он оставил на мельнице кукурузу, подумал я и вспомнил, что веревка тоже пахла кукурузой. Он подсадил меня, вернее, почти вбросил в седло. Я подумал про свою палку, но не решился возвращаться за нею. К тому же лошадь, когда я садился, мотнула головой, чтобы укусить меня за ногу. Я успел ее подобрать. Хозяин отвернул морду лошади от ограды, закинул уздечку и, не выпуская из руки веревку с козлом, грузно уселся на седле. Я почувствовал, что лошадь прогибается под ним. Тело его придавило меня к луке седла. Мы тронулись. Конь бодро пошел, стараясь перейти на рысь, раскорячиваясь от сдерживаемой силы и от раздражения, что сзади тащится козел. Под глухой стук копыт, под легкое покачивание на седле я задремал. Неожиданно конь стал, и я проснулся. Мы были у плетня, за которым виднелся большой чистый двор и большой дом на высоких деревянных сваях. В окнах горел свет. Это был дом дяди Мексута. -- Эгей, хозяин! -- крикнул мой спутник и стал закуривать. Веревку с козлом он намотал на кол изгороди, не привязывая ее. Дверь в доме отворилась, и мы услышали: -- Кто там? Голос был мужественный и резкий: так у нас по ночам отвечают на незнакомый крик, чтобы показать готовность к любой встрече. Дядя Мексут -- это был он, я сразу узнал его широкоплечую, низкорослую фигуру -- спустился по лестнице и, отгоняя собак, шел в нашу сторону, внимательно вглядываясь в темноту. Помню удивление его и даже испуг, когда он узнал меня. _ Еще не то узнаешь,-- сказал мой спаситель, ссаживая меня и стараясь передать через изгородь прямо в руки дяде Мексуту. Но я не дался ему в руки, а уцепился за кол изгороди и слез сам. Спутник мой стал откручивать веревку с козлом. -- Козел откуда? -- еще больше удивляясь, спросил дядя Мексут. _ Чудеса, чудеса! -- весело и загадочно сказал всадник и посмотрел в мою сторону, как равный на равного. -- Зайди в дом, спешься! -- сказал дядя Мексут, схватив коня за уздечку. -- Спасибо, Мексут, никак не могу,-- ответил всадник и заспешил, хотя до этого почему-то не торопился. По абхазскому обычаю, дядя Мексут долго уговаривал разделить с ним хлеб-соль, то обижаясь, то упрашивая, то издеваясь над его якобы важными делами, из-за которых он не может остаться. Все это время он поглядывал то на козла, то на меня, чувствуя, что между моим появлением и козлом есть какая-то связь, и никак не улавливал ее. Наконец всадник уехал, волоча за собой козла, а дядя Мексут повел меня домой, удивленно цокая языком и покрикивая на собак. В комнате, озаренной не столько лампой, сколько ярко пылавшим очагом, за столом, уставленным закусками и фруктами, сидели гости. Я сразу увидел маму и заметил, несмотря на багровые отсветы пламени, как она медленно побледнела. Гости повскакали с мест, заохали, запричитали. Одна из моих городских теток, узнав о цели моего прихода, стала тихо опрокидываться назад, как бы падая в обморок. Но так как в деревне этого не понимали и никто не собирался ее подхватывать, она остановилась на полпути и сделала вид, что у нее заломило поясницу. Дядя Мексут всячески успокаивал женщин, предлагал пить за победу, за сыновей, за то, чтобы все вернулись. Дядя Мексут был большой хлебосол, в доме у него всегда были гости, а здесь, в долине, уже собрали виноград, и сезон длинных тостов только начинался. Мама сидела молча, ни к чему не притрагиваясь. Мне было жалко ее, хотелось как-то успокоить, но роль, которую я взял на себя, не допускала такой слабости. Мне подали горячей мамалыги, курятины и даже налили стакан вина. Мама покачала головой, но дядя Мексут сказал, что мачарка еще не вино, а я уже не ребенок. Я рассказал о своих приключениях и, уже досасывая последние косточки, почувствовал, как на меня навалился сон, сладкий и золотой, как первое вино мачарка. Я уснул за столом. Дней через десять из Баку вернулась мама. Оказывается, брат не был ранен, а просто соскучился по своим и решил увидеться с ними перед отправкой на фронт. И, конечно, добился своего. Он у нас всегда был с фокусами. Часов в десять утра я вышел из автобуса в селе Ореховый Ключ. Автобус запылил дальше, а я пошел в сторону правления колхоза, с удовольствием разминая ноги после долгого, неподвижного сидения. Становилось жарко, Я чувствовал себя бодро и ощущал в своей душе неисчерпаемый запас репортерской проницательности. Рядом с правлением под могучим шатром орехового дерева в традиционной позе патриархов сидели два старика абхазца. Один из них держал в руке палку, другой -- посох. Я заметил и радостно удивился тому, что крючковатый загиб рогатульки на посохе одного старика соответствовал крючковатому носу самого старика, тогда как другой старик был с прямым носом и держал палку без всяких ответвлений. Проходя мимо них, я поздоровался, вернее, почтительно кивнул им, на что они ответили вежливым движением, как бы приподымаясь навстречу. -- Сдается мне, что это новый доктор,-- сказал один из них, когда я прошел. -- А по-моему, армянин,-- сказал другой. Правление колхоза находилось в деревянном двухэтажном здании. Внизу магазин и склады с большими висячими замками на дверях. Наверху служебные помещения. Из открытых дверей магазина доносился женский смех. У самого крыльца стоял потрепанный "газик", и я понял, что председатель на месте. К стене правления было прикноплено объявление, написанное подтекающими буквами: "Козлотур -- это наша гордость". Лекцию читает кандидат археологических наук, действительный член Общества по распространению научных и политических знаний Вахтанг Бочуа. После лекции кино "Железная маска". Так, значит, Вахтанг здесь или должен приехать! Я обрадовался, предвкушая встречу с нашим прославленным балагуром и чангалистом. Я его не видел больше года. Я знал, что он процветает, но не думал, что он уже стал кандидатом археологических наук, да еще читающим лекции про козлотуров. Кстати, слово чангалист, кажется, употребляется только у нас в Абхазии и означает -- любитель выпить на чужой счет. Производное от него -- зачангалить, то есть подцепить кого-нибудь, взять на абордаж, и не обязательно с тем, чтобы выпить, но и в более широком смысле. Впрочем, Вахтанга, как правило, любили угощать, потому что в любую компанию он вносил шумливое, безудержное веселье. Сама внешность его полна комических противоречий. Тучная и мрачная голова Нерона -- и добродушный, незлобивый характер, пронырливость и пробивная сила снабженца -- и задумчивая профессия археолога, так сказать, листающего пласты веков. После окончания историко-архивного института Вахтанг несколько лет работал экскурсоводом, а потом написал книжку "Цветущие развалины". Она стала любимой книгой туристов. "И интуристов",-- неизменно добавлял Вахтанг, когда разговор о ней заходил при нем, А разговор заходил почти всегда, потому что он сам же его и заводил. Мы, земляки, в студенческие времена часто собирались вместе, и ни одна дружеская пирушка не обходилась без Вахтанга, В этом отношении, как, впрочем, и во многих других, он обладал необычайным чутьем, и если кто получал посылку, его не надо было звать. Он являлся в общежитие еще до того, как хозяин посылки успевал обрезать или оборвать шпагат, которым был перевязан ящик. -- Приостановить процедуру,-- говорил он, открывая дверь и обрушивая на голову обладателя посылки водопад великолепного пустозвонства. В нем и тогда чувствовался плут, но плут веселый, дерзкий, артистичный и, главное, безвредный для друзей, разве что впадал в меланхолию, когда приходило время расплачиваться с официанткой. Вспоминая Вахтанга, я поднялся по деревянной лесенке на второй этаж и вошел в правление колхоза. Это была длинная прохладная комната, перегороженная справа и слева деревянными перилами. Слева от меня, сидя за столом, дремал толстый небритый человек. Почувствовав, что кто-то вошел, он приоткрыл один глаз и некоторое время осознавал мое появление и, очевидно осознав, прикрыл его. Так дремлющий кот, услышав звон посуды, приоткрывает глаз, но, поняв, что этот звон не имеет отношения к началу трапезы, продолжает дремать. Справа несколько счетных работников усердно щелкали костяшками счетов, и иногда, когда костяшка стучала слишком сильно, дремлющий человек приоткрывал все тот же глаз и снова благодушно закрывал его. Один из счетных работников встал, подошел к несгораемому шкафу и вынул оттуда какую-то папку, и вдруг я понял, что это девушка, одетая в мужской костюм. Меня поразило выражение ее лица, печального, как высохший колодец. В конце комнаты над большим столом возвышалась председательская фигура самого председателя. Он говорил по телефону. Он оглядел меня с холодноватым любопытством и отвел глаза, прислушиваясь к трубке. -- Здравствуйте,-- сказал я по-русски, не обращаясь ни к кому определенно. -- Здравствуйте,-- ответила девушка тихо и приподняла свое печальное лицо. Я не знал, с чего начать, потому что председателя прервать было неудобно, но и стоять так без дела тоже было неудобно. -- Лектор еще не приехал? -- зачем-то спросил я у девушки, словно явился на лекцию. -- Товарищ Бочуа уже приехал,-- сказала она тихим голосом, вскинув па меня свои большие глаза,-- он поехал рассматривать старую крепость. -- Дорогой, за кукурузу не бойся, как львы стоят! -- загремел председатель по-абхазски.-- Как львы, говорю, только напоминаю насчет удобрения... Давали, но не хватает... Если комиссия-чамиссия, есть что показать, ведите прямо к нам... Чтоб я кости отца откопал, если не выполним план, но, дорогой Андрей Шалвович, больше у нас земли нет. Какие залежные земли -- бурку расстелить негде. Здесь агроном сидит, он скажет, если проснется,-- добавил председатель игриво и посмотрел на дремлющего человека. Не успел он договорить, как тот что-то сердито заклокотал в ответ, и, по-моему, заклокотал раньше, чем открыл глаза. Из того. что он сказал, я понял, что он не собирается ради каких-то сумасшедших выкорчевывать чайные плантации. Он замолчал так же неожиданно, как и начал, и закрыл глаза раньше, чем кончил говорить. Пока он говорил, председатель плотно прикрывал трубку. Заметив, что я смотрю на него, он нахмурился и бросил по-абхазски в сторону девушки: -- Узнай у этого лоботряса, откуда он и что ему надо. Он снова слился с трубкой и вдруг заурчал тоном гостеприимного хозяина: -- Совсем к нам дорогу забыли, Андрей Шалвович. Нехорошо получается, Андрей Шалвович. Не я прошу, народ просит, Андрей Шалвович. Я несколько опешил, услышав про лоботряса. Очевидно, он решил, что я не абхазец, и мне ничего не оставалось, как согласиться с этим. Председатель продолжал говорить. Теперь он заходил по второму кругу. ...-- Тонн сто суперфосфат-муперфосфат прошу, как родного брата, Андрей Шалвович. Я смотрел, как работает девушка. Она что-то подсчитывала, изредка перекидывая костяшки на счетах, словно задумчиво перебирала большие деревянные бусы. Наконец председатель положил трубку, и я подошел к нему. -- Здравствуйте, товарищ, вы из леспромхоза,-- сказал он уверенно и протянул мне руку. -- Я из газеты,-- ответил я. -- Добро пожаловать,-- оживился он и, кажется, пожал мне руку сильней, чем собирался. -- Вот командировка,-- сказал я и полез в карман. -- Даже не хочу смотреть,-- ответил он, делая рукой отстраняющий жест.-- Человека видно,-- добавил он с наглой серьезностью, глядя мне в глаза. -- Я насчет козлотура,-- сказал я, внезапно почувствовав, что здесь слова мои прозвучат смешно. Так и получилось. Кто-то из счетоводов хихикнул. -- Чтоб я похоронил твой смех,-- проурчал председатель по-абхазски и добавил по-русски: -- С козлотуром мы провели большую работу. -- А что именно? -- спросил я. -- Во-первых, широкая пропаганда среди населения,-- председатель загнул мизинец на левой руке и вдобавок пристукнул его правой ладонью.-- Сегодня у нас читает лекцию уважаемый товарищ Вахтанг Бочуа. Зоотехника командировали к селекционеру,-- он загнул безымянный палец и опять пришлепнул его ладонью.-- А что, жалобы есть? -- неожиданно прервал он себя и посмотрел на меня черными настороженными глазами. -- Нет,-- сказал я, выдержав его взгляд. -- А то у нас есть один, бывший председатель примкнувшего колхоза. -- Нет-нет,-- сказал я,-- дело не в жалобе. -- Но он свою фамилию не пишет,-- добавил он, словно раскрывая всю глубину его коварства,-- другими словами подписывает, но мы знаем эти слова. -- Можно посмотреть на козлотура? -- перебил я его, давая знать, что жалобщик меня не интересует. -- Конечно,-- сказал он,-- пройдемте. Председатель вышел из-за стола. Чувствовалось, как его большое, сильное тело свободно двигается под просторной одеждой. Спящий агроном молча поднялся из-за стола и вышел вместе с нами на веранду. -- Сколько раз я этому болвану говорил, чтоб почистил загон,-- сказал председатель про кого-то по-абхазски, когда мы спускались по лестнице. -- Валико! -- крикнул председатель, обернувшись к дверям магазина.-- Выйди на минуту, если тебя еще там не женили. Из магазина раздался смех девушки и дерзкий голос парня: -- А что там случилось? -- Не случилось, а случится, если я запру этот магазин и позову сюда твою тещу. Снова раздался женский смех, и на пороге появился парень среднего роста с огромными девственно-голубыми глазами на смуглом лице. -- Поезжай к тете Нуце и привези огурцы для козлотура,-- сказал председатель,-- товарищ приехал из города, можем осрамиться. -- Не поеду,-- сказал парень,-- люди смеются. -- Плюнь на людей,-- сказал председатель строго,-- подъезжай прямо туда, мы будем там. Я теперь понял, что это его шофер. Валико сел на газик и, сердито развернувшись, выехал на улицу. Было жарко. В тени грецкого ореха все еще сидели два старика, и тот, что был с посохом, что-то рассказывал другому, время от времени постукивая своим посохом по земле, так что он уже продолбил порядочную лунку. Было похоже, что он собирается поставить здесь небольшую изгородь, чтоб отгородить свое место в тени орешника от летнего солнца и колхозной суеты. Председатель поздоровался с ними, когда мы с ними поравнялись, и старики в знак приветствия сделали вид, что приподымаются. -- Сынок,-- спросил тот, что был с посохом,-- этот, что с тобой, новый доктор? -- Это козлотурский доктор,-- сказал председатель. -- А я посмотрел и думаю: армянин,-- вставил тот, что был с палкой. -- Чудеса,-- сказал тот, что был с посохом,-- я этих козлотуров в горах сотнями убивал, а теперь за одним доктора прислали. -- Большой чудак этот старик,-- сказал председатель, когда мы вышли на улицу. -- Почему? -- спросил я. -- Приезжал как-то секретарь райкома, остановился тут, а старик вот так сидел в тени, как сейчас. Пошел разговор, как раньше жили, как теперь. Старик ему говорит: "Раньше землю пахали деревянной сохой, а теперь железным плугом".-- "Что это означает?" -- спросил секретарь. "От сохи земля падает в обе стороны одинаково, а железный плуг выворачивает в одну,-- значит, и урожай себе".-- "Правильно",-- сказал секретарь райкома и уехал. Мне захотелось в двух словах записать эту присказку, чтобы потом не забыть. Я вынул блокнот, но председатель не дал мне записать ее. -- Это не надо,-- сказал он решительно. -- Почему? -- удивился я. -- Не стоит,-- сказал он,-- это фантазия, я вам скажу, что надо записывать. "Ничего, я и так запомню",-- подумал я и спрятал блокнот. Мы шли по горячей пыльной улице. Пыль так раскалилась, что даже сквозь подошвы туфель пекло. По обе стороны деревенской улицы время от времени мелькали крестьянские дома с приусадебной кукурузой, с зелеными ковриками дворов, с лозами "изабеллы", вьющейся по веткам фруктовых деревьев. Сквозь курчавую виноградную листву проглядывали плотные, недозрелые виноградные кисти. -- Много вина будет в этом году,-- сказал я. -- Да, виноград хороший,-- сказал председатель задумчиво.-- А на кукурузу обратили внимание? Я посмотрел на кукурузу, но ничего особенного не заметил. -- А что? -- спросил я. -- Как следует посмотрите,-- сказал председатель, загадочно усмехнувшись. Я присмотрелся и заметил, что с одной стороны приусадебного участка у каждого дома кукуруза была более рослая, с более мясистыми листьями, с цветными косичками завязи, с другой стороны зелень более бледная, кукуруза ниже ростом. -- Что, не одновременно сеяли? -- спросил я у председателя, продолжавшего загадочно улыбаться. -- В один день, в один час сеяли,-- сказал председатель, еще более загадочно улыбаясь. -- А в чем дело? -- спросил я. -- В этом году отрезали приусадебные участки. Конечно, это нужное мероприятие, но не для нашего колхоза. У меня чай -- я не могу на приусадебных клочках плантации разводить. Я еще раз пригляделся к кукурузе. В самом деле, разница в силе и упитанности кукурузных стеблей была такая, какая изображается в наглядных пособиях, когда хотят показать рост урожайности в будущем. -- Крестьянское дело -- очень хитрое дело, между прочим,-- сказал председатель, продолжая загадочно улыбаться. Казалось, он своей улыбкой намекал на то, что эту хитрость из городских еще никто не понял, да и навряд ли когда-нибудь поймет. -- В чем же хитрость? -- спросил я. -- В чем хитрость? А ну скажи ты,-- председатель неожиданно обернулся к агроному. -- Хитрость в том, что, если крестьянин увидит коровью лепешку на этой улице,-- он ее перебросит на свой участок,-- засопел агроном.-- И так во всем. -- Психология,-- произнес важно председатель. Мне захотелось записать этот пример с коровьей лепешкой, но председатель опять схватил меня за руку и заставил вложить блокнот в карман. -- В чем дело? -- спросил я. -- Это так, разговор туда-сюда, об этом писать нельзя,-- добавил он с убежденностью человека, который лучше меня знает, о чем можно писать, о чем нельзя. -- А разве это не правда? -- удивился я. -- А разве всякую правду можно писать? -- удивился он. Тут мы оба удивились нашему удивлению и рассмеялись. Агроном сердито хмыкнул. -- Если я ему скажу,-- председатель кивнул на приусадебный участок, мимо которого мы теперь проходили,-- половина урожая тебе -- совсем по-другому обработает землю и хороший урожай возьмет. Я уже знал, что такие вещи делаются во многих колхозах, только не слишком гласно. -- А почему бы вам не сказать? -- спросил я. -- Это проходит как нарушение устава,-- строго заметил он и неопределенно добавил: -- Иногда кое в чем позволяем сверх плана. Густой аромат распаренного солнцем чайного листа ударил в ноздри раньше, чем открылась плантация. Темнозеленые ряды кустов уходили справа от дороги и разливались до самой опушки леса. Они мягко огибали опушку, иногда, как бы образуя залив, входили в нее. Посреди плантации стоял огромный дуб, наверное, в жару под ним отдыхали сборщицы. Так тихо, что кажется -- на плантации пусто. Но вот у самой дороги мелькнула широкополая шляпа сборщицы, а там белый платок, а там еще кто-то в красном. -- Как дела, Гогола? -- окликнул агроном широкополую шляпу. Она обернулась в нашу сторону. -- Двадцать кило с утра,-- сказала девушка, на миг приподняв худенькое миловидное лицо. -- Ай, молодец Гогола! -- крикнул председатель радостно. Агроном с удовольствием засопел. Девушка гибко склоняется над чайным кустом. Пальцы рук легкими, как бы ласкающими движениями скользят по поверхности чайного куста. Цок! Цок! Цок! -- слышится в тишине беспрерывный сочный звук. Молодые побеги, кажется, сами впрыгивают в ладони юной сборщицы. Она медленно продвигается вдоль ряда. К поясу, слегка оттягивая его, привязана корзина. Движения рук от куста к корзине, от куста к корзине. Иногда она наклоняется и выдергивает из кустов стебель сорняка. На руках перчатки с прорезями для пальцев, вроде тех, что носят зимой кондукторши в Москве. Зной, марево и упорная тихая работа почти невидимых сборщиц. Вид чайных плантаций оживляет председателя. -- Ай, молодец Гогола, Гогола,-- напевает он с удовольствием. Рядом, посапывая, шагает агроном. -- Вот про Гоголу запишите, все скажу,-- говорит председатель.-- За лето тысяча восемьсот килограммов собрала, почти две тонны. Но теперь мне не хочется записывать, да и задание у меня совсем другое. -- Другой раз,-- говорю я.-- А вас давно объединили? -- Не говори, дорогой, нищих примкнули,-- говорит он брезгливо и добавляет: -- Конечно, хорошее мероприятие, но не для нашего колхоза: у них табак, у нас чай. Я готов десять козлотуров воспитать, чем иметь дело с ними. -- Ай, молодец Гогола, Гогола,-- напевает он, пытаясь вернуть хорошее настроение, но, видно, не получается.-- Нищие! -- сплевывает он с отвращением и замолкает. Мы подошли к ферме. Рядом с большим пустым коровником был расположен летний загон, отгороженный плетнем. К нему примыкал загон поменьше, там и сидел козлотур. Мы подошли к загону. Я с любопытством стал оглядывать знаменитое животное. Козлотур сидел под легким брезентовым навесом. Увидев нас, он перестал жевать жвачку и уставился розовыми немигающими глазами. Потом он встал и потянулся, выпятив мощную грудь. Это было действительно довольно крупное животное с непомерно тяжелыми рогами, по форме напоминавшими хорошо выращенные казацкие усы. -- Он себя хорошо чувствует, только наших коз не любит,-- сказал председатель. -- Как не любит? -- Не гуляет,-- пояснил председатель,-- у нас климат влажный. Он привык к горам. -- А вы что, его огурцами кормите? -- спросил я и испугался, вспомнив, что про огурцы он говорил по-абхазски. Но председатель, слава богу, ничего не заметил. -- Что вы,-- сказал он,-- мы ему даем полный рацион. Огурцы -- это проходит как местная инициатива. Председатель просунул руку в загон и поманил козлотура. Козлотур теперь уставился на его руку и стоял неподвижно, как изваяние. Подъехал шофер. Он вышел из машины с плотно оттопыренными карманами. Агроном опустился под изгородью загона и тут же задремал в ее короткой тени. Председатель взял у шофера огурец и вытянул руку над забором. Козлотур встрепенулся и уставился на огурец. Потом он медленно, как загипнотизированный, двинулся на него. Когда он вплотную подошел к изгороди, председатель поднял руку так, чтобы козлотур не смог достать огурец с той стороны. Козлотур привстал на задние ноги и, упершись передними в изгородь, вытянул шею, но председатель еще выше поднял огурец. Тогда козлотур одним легким звериным рывком перебросился через изгородь и чуть не свалился на голову агронома. Тот слегка приоткрыл глаза и снова задремал. -- Исключительная прыгучесть,-- важно сказал председатель и отдал огурец козлотуру. Тот завозился над ним, выскалив большие желтые резцы. Он возился с ним с таким же нервным нетерпением, с каким кошка возится с пузырьком из-под валерьянки. -- Зайди теперь с той стороны,-- сказал председатель шоферу. Валико, кряхтя, стал перелезать через изгородь. Из карманов у него посыпались огурцы. Козлотур ринулся было к ним, но председатель отогнал его и поднял их. Шофер с той стороны загона поманил козлотура огурцом. Председатель подал мне один огурец и надкусил другой, слегка обтерев его о рукав. -- Весь скот у нас на альпийских лугах,-- сказал председатель, чмокая огурцом,-- для него оставили десять лучших коз, но ничего не получается. Козлотур опять стал передними ногами на изгородь и, не дотянувшись до огурца, еще более великолепным прыжком перебросился в загон. Шофер поднял над головой огурец. Козлотур замер перед ним, глядя на огурец розовыми дикими глазами. Потом подпрыгнул и, выдернув из руки шофера огурец, рухнул на землю. -- Чуть пальцы не отгрыз,-- сказал шофер и, вынув из кармана еще один огурец, надкусил его. Теперь все мы ели по огурцу, кроме агронома. Он все еще дремал, прислонившись к изгороди. -- Эй,-- крикнул председатель,-- может, очнешься,-- и бросил ему огурец. Агроном открыл глаза и взял огурец. Лениво очистил его о свой полотняный китель, но, не дотянув до рта, почему-то передумал есть и вложил огурец в карман кителя. Снова задремал. К загону подошли девочка и мальчик лет по восьми. Девочка, как ребенка, держала на руке большой свежий кукурузный початок в зеленой кожуре, с еще не высохшей косичкой. -- Сейчас козлотур будет драться,-- сказал мальчик. -- Пойдем домой,-- сказала девочка. -- Посмотрим, как будет драться, а потом пойдем,-- сказал мальчик рассудительно. -- Попробуй впусти коз,-- сказал председатель. Шофер пересек загон и, открыв дверцу-плетенку, вошел в большой загон. Я только теперь заметил, что в углу загона, сбившись в кучу, дремали козы. -- Хейт, хейт! -- прикрикнул на них Валико и стал сгонять с места. Козы неохотно поднялись. Козлотур тревожно вздернул голбву и стал принюхиваться к тому, что происходит в загоне. -- Понимает,-- сказал председатель восхищенно. -- Хейт, хейт! -- сгонял коз Валико, но они стали бегать от него по всему загону. Он их пытался подогнать к открытой дверце, но они пробегали мимо. -- Боятся,-- сказал председатель радостно. Козлотур замер и не отрываясь смотрел в сторону большого загона. Он смотрел, вытянув шею, и принюхивался. Время от времени у него вздрагивала верхняя губа, и тогда казалось, что он скалит зубы. -- Нэнавидит,-- сказал председатель почти восторженно. -- Пойдем,-- сказала девочка,-- я боюсь. -- Не бойся,-- сказал мальчик,-- он сейчас будет драться. -- Я боюсь, он дикий,-- сказала девочка рассудительно и прижимала початок к груди. -- Он один сильнее всех,-- сказал мальчик. Агроном неожиданно тихо засмеялся и вынул из кармана огурец. Он сломал его пополам и протянул детям. Девочка не сдвинулась с места, только крепче прижала свой початок к груди. Мальчик осторожно-осторожно, бочком подошел и взял обе половины. -- Пойдем,-- сказала девочка и посмотрела на початок,-- кукла тоже боится. Видимо, она напоминала ему о старой игре, чтобы отвлечь от новой. -- Это не кукла, это кукуруза,-- сказал мальчик поспешно, разрушая условия старой игры во имя новой. Теперь и он чмокал огурцом. Девочка от своей половины отказалась. Наконец шофер, чертыхаясь, вогнал коз в загон и прикрыл дверцу. Козлотур в бешенстве ринулся на них. Козы рассыпались по загону. Козлотур догнал одну из коз и ударом рогов опрокинул ее. Она перевернулась через голову, крякнула, но тут же вскочила и пустилась наутек. Козы бежали вдоль плетня, то рассыпаясь, то вновь сбиваясь в кучу. Козлотур гнался за ними, ударами рогов разбрызгивая их по всему загону. Козы бежали, топоча и подымая пыль, а козлотур внезапно резко тормозил и, некоторое время следя за ними розовыми глазами, бросался на них, выбрав угол для атаки. -- Нэнавидит! -- снова воскликнул председатель, восторженно цокая. -- Ему царицу Тамару подавай! -- крикнул шофер. Он стоял посреди загона в клубах пыли, как матадор на арене. -- Хорошее начинание, но не для нашего климата! -- крикнул председатель, стараясь перекричать топотню и голоса блеющих коз. Козлотур свирепел все больше и больше, козы метались по загону, то сливаясь, то рассыпаясь в стороны. Наконец одна коза прыгнула через плетень и свалилась в большой загон. Другие сейчас же ринулись за ней, но страх мешал им соразмерить прыжок, и они падали назад и снова бежали по кругу. -- Хватит! -- крикнул председатель по-абхазски.-- А то эта сволочь перекалечит наших коз. -- Чтоб я его съел на поминках того, кто это придумал! -- крикнул шофер по-абхазски и ударом ноги распахнул дверцу загона. Козы сейчас же ринулись туда и запрудили узкий проход, блея от страха и налезая друг на друга. Козлотур несколько раз с разгону налетел на это сцепившееся, рвущееся и застрявшее в узком проходе стадо и ударами рогов вколачивал их в большой загон. Шофер с трудом отогнал его. Козлотур долго не мог успокоиться и бегал по загону, как разгоряченный лев. -- Ну, теперь пойдем,-- сказала девочка мальчику. -- Он один всех победил,-- объяснил ей мальчик, и они пошли по дороге, бесшумно перебирая пыльными загорелыми ногами. -- Нэнавидит,-- повторил председатель, как бы восторгаясь надежным упорством козлотура. Мы сели в машину и поехали назад, к правлению колхоза. Машина остановилась в тени грецкого ореха. Агроном остался в машине, а мы вылезли. Старики сидели на своем месте. Вахтанг Бочуа, сияя белоснежным костюмом и розовым добродушным лицом, стоял возле новенького "газика". Увидев меня, он пошел навстречу, шутовски растопырив руки, словно собираясь принять меня в свои объятия. -- Блудный сын вернулся,-- воскликнул он,-- в тени столетнего ореха его встречает Вахтанг Бочуа и сопровождающие его старейшины села Ореховый Ключ. Целуй край черкески, негодяй! -- добавил он, сияя солнечной жизнерадостностью. Рядом с ним стоял молодой парень и восхищенно смотрел на него. Вдруг я вспомнил, что он может со мной заговорить по-абхазски, и, схватив его за руку, отвел в сторону. -- Что такое, мой друг, интриги? -- спросил он, радостно загораясь. -- Делай вид, что я не понимаю по-абхазски,-- сказал я тихо,-- так получилось. -- Понятно,-- сказал Вахтанг,-- ты приехал изучать тайные козни против козлотура. Но учти: после моей лекции в селе Ореховый Ключ будет обеспечена сплошная козлотуризация,-- завелся он, как обычно.-- Кстати, это неплохо сказано -- козлотуризация. Не вздумай употреблять раньше меня. -- Не бойся,-- сказал я,-- только молчи. -- Вахтанг умеет молчать, хотя это ему не дешево обходится,-- заверил он меня, и мы подошли к председателю. -- Я надеюсь своей лекцией разбудить творческие силы вашего колхоза, если даже не удастся разбудить вашего агронома,-- обратился Вахтанг к председателю, подмигивая мне и похохатывая. -- Конечно, это интересное начинание, товарищ Вахтанг,-- сказал председатель уважительно. -- Что я и собираюсь доказать,-- сказал Вахтанг. -- Какое ты имеешь к этому отношение, ты же историк,-- сказал я. -- Вот именно,-- воскликнул Вахтанг,-- я рассматриваю проблему в ее историческом разрезе. -- Не понимаю,-- сказал я. -- Пожалуйста,-- он сделал широкий жест,-- чем был горный тур на протяжении веков? Он был жертвой феодальных охотников и барствующей молодежи. Они истребляли его, но гордое животное не покорялось и уходило все дальше и дальше на недоступные вершины Кавказа, хотя сердцем оно всегда тянулось к нашим плодородным долинам. -- Заткнись,-- сказал я. -- Я продолжаю,-- Вахтанг похлопал себя ладонями по животу и, любуясь своей неистощимостью, продолжал: -- А чем была наша скромная, незаметная абхазская коза? Она была кормилицей беднейшего крестьянства. Оба старика с уважением слушали Вахтанга, хотя явно ничего не понимали. Тог, что был с посохом, даже забыл про свою лунку и важно слушал его, слегка загнув ухо так, чтобы речь удобней вливалась в ушную раковину. -- С ума сойти, как говорит,-- сказал тот, что был с палкой. -- Наверное, из тех, что в радио говорят,-- сказал тот, что был с посохом. -- ...Но она, наша скромная коза,-- продолжал Вахтанг,-- мечтала о лучшей доле, скажем прямо: она мечтала встретиться с туром... И вот усилиями наших народных умельцев,-- а талантами земля наша богата,-- горный тур встречается с нашей скромной домовитой и в то же время прелестной в самой своей скромности абхазской козой. Я заткнул уши. -- Видно, что-то неприятное напомнил, ишь как закрыл уши,-- сказал старик с палкой. -- Наверное, ругает, что плохо лечит козлотура,-- добавил старик с посохом,-- я этих козлотуров в горах убивал сотнями, а теперь за одного ругают... -- У них тоже какие-то свои дела,-- заключил старик с палкой. -- ...Интимным подробностям этой встречи и посвящена моя лекция,-- закончил Вахтанг и, вынув платок, промокнул им повлажневшее лицо. В это время к председателю подошли какие-то лохматые парни городского типа. Оказалось, что это монтажники, которые проводят сюда электричество. Они вступили с председателем в долгий, нескончаемый спор. Оказывается, какие-то виды работ не учтены в смете, и ребята отказывались работать до того, как правильно составят смету. Председатель старался доказать им, что не следует бросать работу. Нельзя было не залюбоваться мастерством, с каким он вел спор. Разговор шел на трех языках, причем с наиболее задиристым он говорил по-русски, на языке законов. Тихого кахетинца, который почти ничего не говорил, он сразу же отсек от остальных и говорил, отчасти как бы ссылаясь на него. Иногда он оборачивался в нашу сторону, может быть призывая нас в свидетели. Во всяком случае, Вахтанг солидно кивал головой и бормотал что-то вроде: безусловно, вы погорячились, мои друзья, я это выясню в министерстве... -- Много ты лекций прочел? -- спросил я у Вахтанга. -- Заказы сыплются, за последние два месяца восемьдесят лекций, из них десять шефских, остальные платные,-- доложил он. -- Ну и что говорят люди? -- Народ слушает, народ осознает,-- сказал Вахтанг туманно. -- А что ты сам об этом думаешь? -- Лично меня привлекает его шерстистость. -- Кроме шуток? -- Козлотура надо стричь,-- сказал Вахтанг серьезно и, внезапно расплываясь, добавил: -- Что я и делаю. -- Ну ладно,-- остановил я его,-- мне пора ехать. -- Не будь дураком, оставайся,-- сказал Вахтанг вполголоса,-- после лекции предстоит хлеб-соль. Ради меня они зарежут последнего козлотура... -- С чего это они тебя так любят? -- спросил я. -- А я обещал председателю устроить с удобрением,-- сказал Вахтанг серьезно,-- и я это действительно сделаю. -- Какое ты имеешь отношение к этому? -- Мой мальчик,-- улыбнулся Вахтанг покровительственно,-- в природе все связано. У Андрея Шалвовича племянник поступает в этом году в институт, а твой покорный слуга член приемной комиссии. Почему бы председателю райисполкома не помочь хорошему председателю? Почему бы мне не обратить внимание на юного абитуриента? Все бескорыстно, для людей. Председатель уговорил ребят продолжать работу. Он обещал им сейчас же вызвать телеграммой из города инженера и установить истину. Они понуро поплелись, видимо, не слишком довольные своей полупобедой. Председатель тоже заторопился. Я попрощался со всеми. Старики сделали вежливое движение, как бы приподымаясь проводить меня. -- Рейсовая машина уже прошла, но мой шофер довезет вас до шоссе,-- сказал председатель. -- Мой тоже не откажется,-- вставил Вахтанг. Председатель подозвал своего шофера. Мы сели в машину. -- Боюсь, как бы он против нас не написал какую-нибудь чушь,-- сказал председатель Вахтангу по-абхазски. -- Не беспокойся,-- ответил Вахтанг,-- я ему уже дал указания, что писать и как писать. -- Спасибо, дорогой Вахтанг,-- сказал председатель и добавил, обращаясь к шоферу: -- Там на шоссе зайди и напои его как следует, а то журналисты, я знаю, без этого не могут. -- Хорошо,-- ответил шофер по-абхазски. Вахтанг расхохотался. -- Вы не одобряете, товарищ Вахтанг? -- встревожился председатель. -- Всемерно одобряю, мой друг,-- воскликнул Вахтанг, обнимая одной рукой председателя, и, обернувшись, крикнул мне через шум мотора: -- Передай моему другу Автандилу Автандиловичу, что пропаганда козлотура в надежных руках. Машина запылила по дороге. Солнце клонилось к закату, но жара не спадала. "Против нас какую-нибудь чушь..." -- вспоминал я слова председателя. Получалось так, что я могу написать за или против, но в обоих случаях для него не было сомнений в том, что это будет чушь. Потом я с горечью убеждался много раз, что он, в общем, не слишком далек от истины. Кстати, насчет травли козлотура шофер мне сообщил любопытную деталь. Оказывается, козлотур как-то сбежал на плантацию, где наелся чайного листа и временно сошел с ума, как сказал Валико. Он действительно бегал по всему селу, и за ним гнались собаки. Его даже хотели пристрелить, думали, что он взбесился, но потом он постепенно успокоился. Машина выскочила на шоссе и остановилась возле голубой закусочной. "Посмотрим, как ты меня заманишь туда",-- подумал я и решил стойко защищать свою репутацию. Валико посмотрел на меня голубым взглядом совратителя и сказал: -- Перекусим, что ли? -- Спасибо, в городе пообедаю, -- Туда еще ехать и ехать. -- Я" все же поеду,-- возразил я, стараясь быть помягче. Чем-то он мне понравился, этот парень с голубыми глазами всевозможных оттенков. -- Ничего такого не собираюсь,-- сказал он и открыл дверцу.-- Перекусим каждый за себя по русскому счету. Чего я боюсь, подумал я, у меня преимущество в том, что я знаю о том, что он собирается меня напоить, а он не знает, что я знаю об этом. -- Хорошо,-- сказал я,-- быстренько перекусим, и я поеду. -- О чем говорить -- зелень-мелень, лобиа-мобиа. Валико закрыл машину, и мы вошли в закусочную. Помещение было почти пустое. Только в углу сидела компания, плотно облепив два сдвинутых стола. Видно, они уже порядочно поддали, потому что полдюжины бутылок стояли на полу, как отстрелянные гильзы. Среди пирующих сидела одна белокурая женщина северного типа. На ней был сарафан с широким вырезом, и она то и дело оглядывала свой загар. Было похоже, что он ей помогает самоутверждаться. Валико занял столик в противоположном углу. Мне это понравилось. Две официантки, тихо переговариваясь, сидели за стол