Почему вы халтурите, вместо того чтобы учиться? Ответьте! -- Мне нужны деньги. -- Но у вас же их никогда нет. Вы ведь вечно рыщете за полтинником. -- Я купил мебель и вышел из бюджета. -- И много вы купили мебели? Вам зa вашу халтуру платят столько, сколько она стоит,грош! -- Хороший грош! Я такой стул купил на аукционе... -- В форме змеи? -- Нет. Из дворца. Но меня постигло несчастье. Вчера я вернулся ночью домой... -- От Хины Члек? -- закричали присутствующие в один голос. -- Хина!.. С Хиной я сколько времени уже не живу. Возвращался я с диспута Маяковского. Прихожу. Окно открыто. Я сразу почувствовал, что что-то случилось. -- Ай-яй-яй! -- сказал Персицкий, закрывая лицо руками.-- Я чувствую, товарищи, что у Ляпсуса украли его лучший шедевр "Гаврила дворником служил, Гаврила в дворники нанялся". -- Дайте мне договорить. Удивительное хулиганство! Ко мне в комнату залезли какие-то негодяи и распороли всю обшивку стула. Может быть, кто-нибудь займет пятерку на ремонт? -- Для ремонта сочините нового Гаврилу. Я вам даже начало могу сказать. Подождите, подождите... Сейчас... Вот: "Гаврила стул купил на рынке, был у Гаврилы стул плохой". Скорее запишите. Это можно с прибылью продать в "Голос комода"... Эх, Трубецкой, Трубецкой!.. Да, кстати. Ляпсус, почему вы Трубецкой? Почему вам не взять псевдоним еще получше? Например, Долгорукий! Никифор Долгорукий! Или Никифор Валуа? Или еще лучше: гражданин Никифор Сумароков-Эльстон? Если у вас случится хорошая кормушка, сразу три стишка в "Гермуму", то выход из положения у вас блестящий. Один бред подписывается Сумароковым, другая макулатура - Эльстоном, а третья -- Юсуповым... Эх вы, халтурщик!.. ГЛАВА XXX. В ТЕАТРЕ КОЛУМБА Ипполит Матвеевич постепенно становился подхалимом. Когда он смотрел на Остапа, глаза его приобретали голубой жандармский оттенок. В комнате Иванопуло было так жарко, что высохшие воробьяниновские стулья потрескивали, как дрова в камине. Великий комбинатор отдыхал, подложив под голову голубой жилет. Ипполит Матвеевич смотрел в окно. Там, по кривым переулкам, мимо крошечных московских садов, проносилась гербовая карета. В черном ее лаке попеременно отражались кланяющиеся прохожие: кавалергард с медной головой, городские дамы и пухлые белые облачка. Громя мостовую подковами, лошади понесли карету мимо Ипполита Матвеевича. Он отвернулся с разочарованием. Карета несла на себе герб МКХ, предназначалась для перевозки мусора, и ее дощатые стенки ничего не отражали. На козлах сидел бравый старик с пушистой седой бородой. Если бы Ипполит Матвеевич знал, что кучер не кто иной, как граф Алексей Буланов, знаменитый гусар-схимник, он, вероятно, окликнул бы старика, чтобы поговорить с ним о прелестных прошедших временах. Граф Алексей Буланов был сильно озабочен. Нахлестывая лошадей, он грустно размышлял о бюрократизме, разъедающем ассенизационный подотдел, из-за которого графу вот уже полгода как не выдавали положенного по гендоговору спецфартука. -- Послушайте,-сказал вдруг великий комбинатор,-- как вас звали в детстве? -- А зачем вам? -- Да так! Не знаю, как вас называть. Воробьяниновым звать вас надоело, а Ипполитом Матвеевичем -- слишком кисло. Как же вас звали? Ипа? -- Киса,-ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь. -- Конгениально. Так, вот что, Киса,-посмотрите, пожалуйста, что у меня на спине. Болит между лопатками. Остап стянул через голову рубашку "ковбой". Перед Кисой Воробьяниновым открылась обширная спина захолустного Антиноя, спина очаровательной формы, но несколько грязноватая. -- Ого,-сказал Ипполит Матвеевич,-краснота какая-то. Между лопатками великого комбинатора лиловели и переливались нефтяной радугой синяки странных очертаний. -- Честное слово, цифра восемь!-воскликнул Воробьянииов.-- Первый раз вижу такой синяк. -- А другой цифры нет? -- спокойно спросил Остап. -- Как будто бы буква Р. -- Вопросов больше не имею. Все понятно. Проклятая ручка! Видите, Киса, как я страдаю, каким опасностям подвергаюсь из-за ваших стульев. Эти арифметические знаки нанесены мне большой самопадающей ручкой с пером номер восемьдесят шесть, Нужно вам заметать, что проклятая ручка упала на мою спину в ту самую минуту, когда я погрузил руки во внутренность редакторского стула. А вы, ничего-то вы толком не умеете. Изнуренковский стул кто изгадил так, что мне потом пришлось за вас отдуваться? Об аукционе я ужи не говорю. Нашли время для кобеляжа! В вашем возрасте кобелировать просто вредно! Берегите свое здоровье!.. То ли дело я! За мною-стул вдовицы. За мною-два щукинских. Изнуренковский стул в конечном итоге сделал я! В редакцию и к Ляпису я ходил! И только один-единственный стул вы довели до победного конца, да и то при помощи нашего священного врага -- архиепископа. Неслышно ступая по комнате босыми ногами, технический директор вразумлял покорного Кису. Стул, исчезнувший -в товарном дворе Октябрьского вокзала, по-прежнему оставался темным пятном на сверкающем плане концессионных работ. Четыре стула в театре Колумба представляли верную добычу. Но театр уезжал в поездку по Волге с тиражным пароходом "Скрябин" и сегодня показывал премьеру "Женитьбы" .последним спектаклем сезона. Нужно было решить-оставаться ли в Москве для розысков пропавшего в просторах Каланчевской площади стула, или выехать вместе с труппой в гастрольное турне. Остап склонялся к последнему. -- А то, может быть, разделимся? -- спросил Остап.-- Я поеду с театром, а вы оставайтесь и проследите за стулом в товарном дворе. Но Киса так трусливо моргал седыми ресницами, что Остап не стал продолжать. -- Из двух зайцев,-- сказал он,-- выбирают того, который пожирнее. Поедем вместе. Но расходы будут. велики. Нужны будут деньги. У меня осталось шестьдесят рублей У вас сколько? Ах, я и забыл! В ваши годы девичья любовь так дорого стоит! Постановляю: сегодня мы идем в театр на премьеру "Женитьбы". Не забудьте надеть фрак. Если стулья еще на месте и их не продали за долги соцстраху, завтра же мы выезжаем. Помните, Воробьянинов, наступает последний акт комедии "Сокровище моей тещи". Приближается финита-ля-комедия, Воробьянинов! Не дышите, мой старый друг! Равнение на рампу! О, моя молодость! О, запах кулис! Сколько воспоминаний! Сколько интриг! Сколько таланту я показал в свое время в роли Гамлета! Одним словом, заседание продолжается! Из экономии шли в театр пешком. Еще было совсем светло, но фонари уже сияли лимонным светом. На глазах у всех погибала весна. Пыль гнала ее с площадей, жаркий ветерок оттесняя ее в переулок. Там старушки приголубливали красавицу и пили с ней чай во двориках, за круглыми столами. Но жизнь весны кончилась-в люди ее не пускали. Д ей так хотелось к памятнику Пушкина,, где уже прогуливались молодые люди в пестреньких кепках, брюках-дудочках, галстуках "собачья радость" и ботиночках "джимми". Девушки, осыпанные лиловой пудрой, циркулировали между храмом МСПО и кооперативом "Коммунар" (между б. Филипповым и б. Елисеевым). Девушки внятно ругались. В этот час прохожие замедляли шаги, но не только потому, что Тверская становилась тесна. Московские лошади были не лучше старгородских: они так же нарочно постукивали копытами по торцам мостовой. Велосипедисты бесшумно летели со стадиона "Юных пионеров", с первого большого междугородного матча. Мороженщик катил свой зеленый сундук, полный майского грома, боязливо косясь на милиционера; но милиционер, скованный светящимся семафором, которым регулировал уличное движение, был не опасен. Во всей этой сутолоке двигались два друга. Соблазны возникали на каждом шагу. В крохотных обжорочках на виду у всей улицы жарили шашлыки карские, кавказские и филейные. Горячий и пронзительный дым восходил к светленькому небу. Из пивных, ресторанчиков и кино "Великий немой" неслась струнная музыка, У трамвайной остановки горячился громкоговоритель. Нужно было торопиться. Друзья вступили в гулкий вестибюль театра Колумба. Воробьянинов бросился к кассе и прочел расценку на места. -- Все-таки,-- сказал он,-- очень дорого. Шестнадцатый ряд-три рубля. -- Как я не люблю,-заметил Остап.-этих мещан, провинциальных простофиль! Куда вы полезли? Разве вы не видите, что это касса? -- Ну а куда же? Ведь без билета не пустят! -- Киса, вы пошляк. В каждом благоустроенном театре есть два окошечка. В окошечко кассы обращаются только влюбленные и богатые наследники. Остальные граждане (их, как можете заметить, подавляющее большинство) обращаются непосредственно в окошечко администратора. И действительно, перед окошечком кассы стояло человек пять скромно одетых людей. Возможно, это были богатые наследники или влюбленные. Зато у окошечка администратора господствовало оживление. Там стояла цветная очередь. Молодые люди, в фасонных пиджаках и брюках того покроя, который провинциалу может только присниться, уверенно размахивали записочками от знакомых им режиссеров, артистов, редакций, театрального костюмера, начальника района милиции и прочих, тесно связанных с театром лиц, как то: членов ассоциации теа-- и кинокритиков, общества "Слезы бедных матерей", школьного совета "мастерской циркового эксперимента" и какого-то "Фортинбраса при Умслопогасе". Человек восемь стояли с записками от Эспера Эклеровича. Остап врезался в очередь, растолкал фортинбрасовцев и, крича: "Мне только справку, вы не видите, что я даже калош не снял", пробился к окошечку и заглянул внутрь. Администратор трудился, как грузчик. Светлый. брильянтовый пот орошал его жирное лицо. Телефон тревожил его поминутно и звонил с упорством трамвайного вагона, пробирающегося через Смоленский рынок. -- Скорее,-крикнул он Остапу,-вашу бумажку? -- Два места,-сказал Остап тихо,-в партере, -- Кому? -- Мне! -- А кто вы такой, чтобы я давал вам места? -- А я все-таки думаю, что вы меня знаете. -- Не узнаю. Но взгляд незнакомца был так чист, так ясен, что рука администратора сама отвела Остапу два места в одиннадцатом ряду. -- Ходят всякие,-сказал администратор, пожимая плечами,-кто их знает, кто они такие! Может быть, он из Наркомпроса? Кажется, я его видел в Наркомпросе. Где я его видел? И, машинально выдавая пропуска счастливым теа-- и кинокритикам, притихший Яков Менелаевич продолжал вспоминать, где он видел эти чистые глаза. Когда все пропуска были выданы и в фойе уменьшили свет, Яков Менелаевич вспомнил: эти чистые глаза, этот уверенный взгляд он видел в Таганской тюрьме в 1922 году, когда и сам сидел там по пустяковому делу. Из одиннадцатого ряда, где сидели концессионеры, послышался смех. Остапу понравилось музыкальное вступление, исполненное оркестрантами на бутылках, кружках Эсмарха, саксофонах и больших полковых барабанах. Свистнула флейта, и занавес, навевая прохладу, расступился. К удивлению Воробьянинова, привыкшего к классической интерпретации "Женитьбы", Подколесина на сцене не было. Порыскав глазами, Ипполит Матвеевич увидел свисающие с потолка фанерные прямоугольники, выкрашенные в основные цвета солнечного спектра. Ни дверей, ни синих кисейных окон не было. Под разноцветными прямоугольниками танцевали дамочки в больших, вырезанных из черного картона шляпах. Бутылочные стоны вызвали на сцену Подколесина, который врезался в толпу верхом на Степане. Подколесин был наряжен в камергерский мундир. Разогнав дамочек словами, которые в пьесе не значились, Подколесин возопил: -- Степа-ан! Одновременное этим он прыгнул в сторону и замер в трудной позе. Кружки Эсмарха загремели. -- Степа-а-н!!-повторил Подколесин, делая новый прыжок. Но так как Степан, стоящий тут же и одетый в барсову шкуру, не откликался, Подколесин трагически спросил: -- Что же ты молчишь, как Лига наций? -- Очевидно, я Чемберлена испужался,--ответил Степан, почесывая шкуру. Чувствовалось, что Степан оттеснит Подколесина и станет главным персонажем осовремененной пьесы. -- Ну что, шьет портной сюртук? Прыжок. Удар по кружкам Эсмарха. Степан с усилием сделал стойку на руках и в таком положении ответил: -- Шьет! Оркестр сыграл попурри из "Чио-чио-сан". Все это время Степан стоял на руках. Лицо его залилось краской. -- А что,-спросил Подколесин,-не спрашивал ли портной, на что, мол, барину такое хорошее сукно? Степан, который к тому времени сидел уже в оркестре и обнимал дирижера, ответил: -- Нет, не спрашивал. Разве он депутат английского парламента? -- А не спрашивал ли портной, не хочет ли, мол, барин жениться? -- Портной спрашивал, не хочет ли, мол, барин платить алименты. После этого свет погас, и публика затопала ногами. Топала она до тех пор, покуда со сцены не послышался голос Подколесина: -- Граждане! Не волнуйтесь! Свет потушили нарочно, по ходу действия. Этого требует вещественное оформление. Публика .покорилась. Свет так и не зажигался до конца акта. В полной темноте гремели барабаны. С фонарями прошел отряд военных в форме гостиничных швейцаров. Потом, как видно -- на верблюде, приехал Кочкарев. Судить обо всем этом можно было из следующего диалога: -- Фу, как ты меня испугал! А еще на верблюде приехал! -- Ах, ты заметил, несмотря на темноту?! А я хотел преподнести тебе сладкое вер-блюдо! В антракте концессионеры прочли афишу: ЖЕНИТЬБА Текст -Н. В.Гоголя Стихи -М. Шершеляфамова Литмонтаж -И. Антиохийского Музыкальное сопровождение -X. Иванова Автор спектакля -Ник. Сестрин Вещественное оформление -- Симбиевич-Синдиевич. Свет-Платон Плащук. Звуковое оформление-Галкина, Палкина, Малкина, Чалкина и Залкинда. Грим -- мастерской Крулт. Парики-- Фома Кочура. Мебель -- древесных мастерских Фортинбраса при Умслопогасе им. Валтасара. Инструктор акробатики -- Жоржетта Тираспольских. Гидравлический пресс-под управлением монтера Мечникова. Афиша набрана, сверстана и отпечатана в школе ФЗУ КРУЛТ -- Вам нравится?-робко спросил Ипполит Матвеевич. -- А вам? -- Очень интересно, только Степан какой-то странный. -- А мне не понравилось,--сказал Остап,-в особенности то, что мебель у них каких-то мастерских Вогопаса. Не приспособили ли они наши стулья на новый лад? Эти опасения оказались напрасными. В начале же второго акта все четыре стула были вынесены на сцену неграми в цилиндрах. Сцена сватовства вызвала наибольший интерес зрительного зала. В ту минуту, когда на протянутой через весь зал проволоке начала спускаться Агафья Тихоновна, страшный оркестр X. Иванова произвел такой шум, что от него одного Агафья Тихоновна должна была бы упасть в публику. Однако Агафья держалась на сцене прекрасно. Она была в трико телесного цвета и мужском котелке. Балансируя зеленым зонтиком с надписью: "Я хочу Подколесина", она переступала по проволоке, и снизу всем были видны ее грязные подошвы, С проволоки она спрыгнула прямо на стул. Одновременно с этим все негры, Подколесин, Кочкарев в балетных пачках и сваха в костюме вагоновожатого сделали обратное сальто. Затем все отдыхали пять минут, для сокрытия чего был снова погашен свет. Женихи были очень смешны, в особенности-Яичница. Вместо него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была мачта с парусом. Напрасно купец Стариков кричал, что его душат патент и уравнительный. Он не понравился Агафье Тихоновне. Она вышла замуж за Степана. Оба принялись уписывать яичницу, которую подал им обратившийся в лакея Подколесин. Кочкарев с Феклой спели куплеты про Чемберлена и про алименты, которые британский министр взимает с Германии. На кружках Эсмарха сыграли отходную. И занавес, навевая прохладу, захлопнулся. -- Я доволен спектаклем,-сказал Остап,-стулья в целости. Но нам медлить нечего. Если Агафья Тихоновна будет ежедневно на них гукаться, то они недолго проживут. Молодые люди в фасонных пиджаках, толкаясь и смеясь, вникали в тонкости вещественного и звукового оформления. -- Ну,-указал Остап,-вам, Кисочка, надо-байбай. Завтра с утра нужно за билетами становиться. Театр в семь вечера выезжает ускоренным в Нижний. Так что вы берите два жестких места для сиденья до Нижнего, Курской дороги. Не беда-посидим. Всего одна ночь. На другой день весь театр Колумба сидел в буфете Курского вокзала. Симбиевич-Синдиевич, приняв меры к тому, чтобы вещественное оформление пошло этим же поездом, закусывал за столиком. Вымочив в пиве усы, он тревожно спрашивал монтера: -- Что, гидравлический пресс не сломают в дороге? -- Беда с этим прессом,-отвечал Мечников,-работает он у нас пять минут, а возить его целое лето придется. -- А с "прожектором времен" тебе легче было, из пьесы "Порошок идеологии"? -- Конечно, легче. Прожектор хоть и больше был, но зато не такой ломкий. За соседним столиком сидела Агафья Тихоновна, молоденькая девушка с ногами твердыми и блестящими, как кегли. Вокруг нее хлопотало звуковое оформление -- Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд. -- Вы вчера мне не в ногу подавали,--жаловалась Агафья Тихоновна,-я так и свалиться могу. Звуковое оформление загалдело: -- Что ж делать! Две кружки лопнули! -- Разве теперь достанешь заграничную кружку Эсмарха?-кричал Галкин. -- Зайдите в Госмедторг. Не то что кружки Эсмарха, термометра купить нельзя! -- поддержал Палкин. -- А вы разве и на термометрах играете?-ужаснулась девушка. -- На термометрах мы не играем,-заметил Залкинд,-- но из-за этих. проклятых кружек прямо-таки заболеваешь -- приходится мерить температуру. Автор спектакля и главный режиссер Ник. Сестрин прогуливался с женой по перрону. Подколесин с Кочкаревым хлопнули по три рюмки и наперебой ухаживали за Жоржеттой Тираспольских. Концессионеры, пришедшие за два часа до отхода поезда, совершили уже пятый рейс вокруг сквера, разбитого перед вокзалом. Голова у Ипполита Матвеевича кружилась. Погоня за стульями входила в решающую стадию. Удлиненные тени лежали на раскаленной мостовой. Пыль садилась на мокрые, потные лица. Подкатывали пролетки. Пахло бензином. Наемные машины высаживали пассажиров. Навстречу им выбегали Ермаки Тимофеевичи, уносили чемоданы, и овальные их бляхи сияли на солнце. Муза дальних странствий хватала людей за горло. -- Ну, пойдем и мы,-- сказал Остап. Ипполит Матвеевич покорно согласился. Тут он столкнулся лицом к лицу с гробовых дел мастером Безенчуком. -- Безенчук!-сказал он в крайнем удивлении.Ты как сюда попал? Безенчук снял шапку и радостно остолбенел. -- Господин Воробьянинов!-закричал он.--Почет дорогому гостю! -- Ну, как дела? -- Плохи дела,-ответил гробовых дел мастер. -- Что же так? -- Клиента ищу. Не идет клиент. -- "Нимфа" перебивает? -- Куды ей! Она меня разве перебьет? Случаев нет. После вашей тещеньки один только "Пьер и Константин" перекинулся. -- Да что ты говоришь? Неужели умер? -- Перекинулся, Ипполит Матвеевич. На посту своем перекинулся. Брил аптекаря нашего Леопольда и перекинулся. Люди говорили -- разрыв внутренности произошел, а я так думаю, что покойник от этого аптекаря лекарством надышался и не выдержал. -- Ай-яй-яй,-- бормотал Ипполит Матвеевич,ай-яй-яй! Ну, что ж, значит, ты его и похоронил? -- Я и похоронил. Кому же другому? Разве "Нимфа", туды ее в качель, кисть дает? -- Одолел, значит? -- Одолел. Только били меня потом. Чуть сердце у меня не выбили. Милиция отняла. Два дня лежал, спиртом лечился. -- Растирался? -- Нам растираться не к чему. -- А сюда тебя зачем принесло? -- Товар привез. -- Какой же товар? -- Свой товар. Проводник знакомый помог провезти задаром в почтовом вагоне. По знакомству. Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль Безенчука на земле стоял штабель гробов. Иные были с кистями, иные-так. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины. -- Восемь штук,-сказал Безенчук самодовольно,-- один к одному. Как огурчики. -- А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров довольно. -- А гриб? -- Какой гриб? -- Эпидемия. Мне Прусис сказал, что в Москва гриб свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал перевели. Вот я и. решил дела поправить. Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством, вмешался: -- Слушай, ты, папаша, это в Париже грипп свирепствует. -- В Париже? -- Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти. Если Бриан тебя полюбит, ты заживешь недурно: устроишься лейб-гробовщиком при парижском муниципалитете. А здесь и своих гробовщиков хватит. Безенчук дико огляделся. Действительно, на площади, несмотря на уверения Прусиса, трупы не валялись" люди бодро держались на ногах, и некоторые из них даже смеялись. Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и прочую публику, а Безенчук все еще ошалело стоял над своими гробами. В наступившей темноте его глаза горели желтым неугасимым огнем.  * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СОКРОВИЩЕ МАДАМ ПЕТУХОВОЙ *  ГЛАВА XXXI. ВОЛШЕБНАЯ НОЧЬ НА ВОЛГЕ Влево от пассажирских дебаркадеров Волжского государственного речного пароходства, под надписью: "Чаль за кольца, решетку береги, стены не касайся", стоял великий комбинатор со своим другом и ближайшим помощником Кисой Воробьяниновым. Над пристанями хлопали флаги. Дым, курчавый как цветная капуста, валил из пароходных труб. Шла погрузка парохода "Антон Рубинштейн", стоявшего у дебаркадера э 2. Грузчики вонзали железные когти в тюки хлопка, на пристани выстроились в каре чугунные горшки, лежали мокросоленые кожи, бунты проволоки, ящики с листовым стеклом, клубки сноповязального шпагата, жернова, двухцветные костистые сельскохозяйственные машины, деревянные вилы, обшитые дерюгой корзинки с молодой черешней и сельдяные бочки. "Скрябина" не было. Это очень беспокоило Ипполита Матвеевича. -- Что вы переживаете? -- спросил Остап.-- Вообразите, что "Скрябин" здесь. Ну, как вы на него попадете? Если бы у нас даже были деньги на покупку билета, то и тогда бы ничего не вышло. Пароход этот пассажиров не берет. Остап еще в поезде успел побеседовать с завгидропрессом, монтером Мечниковым, и узнал от него все. Пароход "Скрябин", заарендованный Наркомфином, должен был совершать рейс от Нижнего до Царицына, останавливаясь у каждой пристани и производя тираж выигрышного займа. Для этого из Москвы выехало целое учреждение: тиражная комиссия, канцелярия, духовой оркестр, кинооператор, корреспонденты центральных газет и театр Колумба. Театру предстояло в пути показывать пьесы, в которых популяризовалась идея госзаймов. До Сталинграда театр поступал на полное довольствие тиражной комиссии, а затем собирался, на свой страх и риск, совершить большую гастрольную поездку по Кавказу и Крыму с "Женитьбой". "Скрябин" опоздал. Обещали, что он придет из затона, где делались последние приготовления, только к вечеру. Поэтому весь аппарат, прибывший из Москвы, в ожидании погрузки устроил бивак на пристани. Нежные созданья с чемоданчиками и портпледами сидели на бунтах проволоки, сторожа свои ундервуды, и с опасением поглядывали на крючников. На жернове примостился гражданин с фиолетовой эспаньолкой. На коленях у него лежала стопка эмалированных дощечек. На верхней из них любопытный мог бы прочесть: ОТДЕЛ ВЗАИМНЫХ РАСЧЕТОВ Письменные столы на тумбах и другие столы, более скромные, стояли друг на друге. У запечатанного несгораемого шкафа прогуливался часовой. Представитель "Станка" Персицкий смотрел в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением на территорию ярмарки. Разворачиваясь против течения, подходил пароход "Скрябин". На бортах своих он нес фанерные щиты с радужными изображениями гигантских облигаций. Пароход заревел, подражая крику мамонта, а может быть и другого животного, заменявшего в доисторические времена пароходную сирену. Финансово-театральный бивак оживился. По городским спускам бежали тиражные служащие. В облаке пыли катился к пароходу толстенький Платон Плащук. Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд выбежали из трактира "Плот". Над несгораемой кассой уже трудились крючники. Инструктор акробатики Жоржетта Тираспольских гимнастическим шагом взбежала по сходням. Симбиевич-Синдиевич, в заботах о вещественном оформлении, простирал руки то к кремлевским высотам, то к капитану, стоявшему на мостике. Кинооператор пронес свой аппарат высоко над головами толпы и еще на ходу требовал отвода четырехместной каюты для устройства в ней лаборатории. В общей свалке Ипполит Матвеевич пробрался к стульям и, будучи вне себя, поволок было один стул в сторонку. -- Бросьте стул! -- завопил Бендер.-- Вы что, с ума спятили? Один стул возьмем, а остальные пропадут для нас навсегда. Подумали бы лучше О том, как попасть на пароход. По дебаркадеру прошли музыканты, опоясанные медными трубами. Они с отвращением смотрели на саксофоны, флексотоны, пивные бутылки и кружки Эсмарха, которыми было вооружено звуковое оформление. Тиражные колеса были привезены на фордовском фургончике. Это была сложная конструкция, составленная из шести вращающихся цилиндров, сверкающая медью и стеклом. Установка ее на нижней палубе заняла много времени. Топот и перебранка продолжались до позднего вечера. В тиражном зале устраивали эстраду, приколачивали к стенам плакаты и лозунги, расставляли деревянные скамьи для посетителей и сращивала электропровода с тиражными колесами. Письменные столы разместили на корме, а из каюты машинисток вперемежку со смехом слышалось цоканье пишущих машинок. Бледный человек с фиолетовой эспаньолкой ходил по всему пароходу и навешивал на соответствующие двери свои эмалированные таблицы: ОТДЕЛ ВЗАИМНЫХ РАСЧЕТОВ ЛИЧНЫЙ СТОЛ ОБЩАЯ КАНЦЕЛЯРИЯ МАШИННОЕ ОТДЕЛЕНИЕ К большим, табличкам человек с эспаньолкой присобачивал таблички поменьше: БЕЗ ДЕЛА НЕ ВХОДИТЬ ПРИЕМА НЕТ ПОСТОРОННИМ ЛИЦАМ ВХОД ВОСПРЕЩАЕТСЯ ВСЕ СПРАВКИ В РЕГИСТРАТУРЕ Салон первого класса был оборудован под выставку денежных знаков и бон. Это вызвало взрыв негодования у Галкина, Палкина,Малкина, Чалкина и Залкинда. -- Где же мы будем обедать?-!волновались они.А если дождь? -- Ой,-- сказал Ник. Сестрин своему помощнику,-не могу?.. Как ты думаешь, Сережа, мы не сможем обойтись без звукового оформления? -- Что вы, Николай Константинович! Артисты к ритму привыкли. Тут поднялся новый галдеж. Пятерка пронюхала, что все четыре стула автор спектакля утащил в свою каюту. -- Так, так,-говорила пятерка с иронией,-а мы должны будем репетировать, сидя на койках, а на четырех стульях будет сидеть Николай Константинович со своей женой Густой, которая никакого отношения к нашему коллективу не имеет. Может, мы тоже хотим иметь в поездке своих жен! С берега на тиражный пароход зло смотрел великий комбинатор. Новый взрыв кликов достиг ушей концессионеров. -- Почему же вы мне раньше не сказали?! -- кричал член комиссии. -- Откуда я мог знать, что он заболеет. -- Это черт знает что! Тогда поезжайте в рабис и требуйте, чтобы нам экстренно командировали художника. -- Куда же я поеду? Сейчас шесть часов. Рабис давно закрыт. Да и пароход через полчаса уходит. -- Тогда сами будете рисовать. Раз вы взяли на себя ответственность за украшение парохода, извольте отдуваться, как хотите. Остап уже бежал по сходням, расталкивая локтями крючников, барышень и просто любопытных. При входе его задержали: -- Пропуск! -- Товарищ!-заорал Бендер.-Вы! Вы! Толстенький! Которому художник нужен! Через пять минут великий комбинатор сидел в белой каюте толстенького заведующего хозяйством плавучего тиража и договаривался об условиях работы. -- Значит, товарищ,-- говорил толстячок,-- нам от вас потребуется следующее: исполнение художественных плакатов, надписей и окончание транспаранта. Наш художник начал его делать и заболел. Мы его оставили здесь в больнице. Ну, конечно, общее наблюдение за художественной частью. Можете вы это взять на себя? Причем предупреждаю -- работы много. -- Да, я могу взять это на себя. Мне приходилось выполнять такую работу. -- И вы можете сейчас же ехать с нами? -- Это будет трудновато, но я постараюсь. Большая и тяжелая гора свалилась с плеч заведующего хозяйством. Испытывая детскую легкость, толстяк смотрел на нового художника лучезарным взглядом. -- Ваши условия? -- спросил Остап дерзко.-Имейте в виду, я не похоронная контора. -- Условия сдельные. По расценкам рабиса. Остап поморщился, что стоило ему большого труда. -- Но, кроме того, еще бесплатный стол,-поспешно добавил толстунчик,-- и отдельная каюта. -- Ну, ладно,-- сказал Остап со вздохом,-- соглашаюсь. Но со мною еще мальчик, ассистент. -- Насчет мальчика вот не знаю. На мальчика кредита не отпущено. На свой счет -- пожалуйста. Пусть живет в вашей каюте. -- Ну, пускай по-вашему. Мальчишка у меня шустрый. Привык к спартанской обстановке. Остап получил пропуск на себя и на шустрого мальчика, положил в карман ключ от каюты и вышел на горячую палубу. Он чувствовал немалое удовлетворение при прикосновении к ключу. Это было первый раз в его бурной жизни. Ключ и квартира был.и. Не было 9. И. Ильф Е Петров 257 только денег. Но они находились тут же, рядом, в стульях. Великий комбинатор, заложив руки в карманы, гулял вдоль борта, не замечая оставшегося на берегу Воробьянинова. Ипполит Матвеевич сперва делал знаки молча, а потом даже осмелился попискивать. Но Бендер был глух. Повернувшись спиною к председателю концессии, он внимательно следил за -процедурой опускания гидравлического пресса в трюм. Делались последние приготовления к отвалу. Агафья Тихоновна, она же Мура, постукивая ножками, бегала из своей каюты на корму, смотрела в воду, громко делилась своими восторгами с виртуозом-балалаечником и всем этим вносила смущение в ряды почтенных деятелей тиражного предприятия. Пароход дал второй гудок. От страшных звуков сдвинулись облака. Солнце побагровело и свалилось за горизонт. В верхнем городе зажглись лампы и фонари. С рынка в Почаевском овраге донеслись хрипы граммофонов, состязавшихся перед последними покупателями. Оглушенный и одинокий, Ипполит Матвеевич что-то кричал, но его не было слышно. Лязг лебедки губил все остальные звуки. Остап Бендер любил эффекты. Только перед третьим гудком, когда Ипполит Матвеевич уже не сомневался в том, что брошен на произвол судьбы, Остап заметил его: -- Что же вы стоите, как засватанный? Я думал, что вы уже давно на пароходе. Сейчас сходни снимают! Бегите скорей! Пропустите этого гражданина! Вот пропуск. Ипполит Матвеевич, почти плача, взбежал на пароход. -- Вот это ваш мальчик?-спросил завхоз подозрительно. -- Мальчик,-- сказал Остап,-- разве плох? Кто скажет, что это девочка, пусть первый бросит в меня камень! Толстяк угрюмо отошел. -- Ну, Киса,-заметил Остап,-придется с утра сесть за работу. Надеюсь, что вы сможете разводить краски. А потом вот что: я-художник, окончил ВХУТЕМАС, а вы -- мой помощник. Если вы думаете, что это не так, то скорее бегите назад, на берег. Черно-зеленая пена вырвалась из-под кормы. Пароход дрогнул, всплеснули медные тарелки, флейты, корнеты, тромбоны, басы затрубили чудный марш, и город, поворачиваясь и балансируя, перекочевал на левый берег. Продолжая дрожать, пароход стал по течению и быстро побежал в темноту. Позади качались звезды, лампы и портовые разноцветные знаки. Через минуту пароход отошел настолько, что городские огни стали казаться застывшим на месте ракетным порошком. Еще слышался ропот работающих "ундервудов", а природа и Волга брали свое. Нега охватила всех плывущих на пароходе "Скрябин". Члены тиражной комиссии томно прихлебывали чай. На первом заседании месткома, происходившем на носу, царила нежность. Так шумно дышал теплый вечер, так мягко полоскалась у бортов водичка, так быстро пролетали по бокам парохода темные очертания берегов, что председатель месткома, человек вполне положительный, открывши рот для произнесения речи об условиях труда в необычной обстановке, неожиданно для всех и для самого себя запел: Пароход по Волге плавал, Волга-матушка река... А остальные суровые участники заседания пророкотали припев: Сире-энь цвяте-от... Резолюция :по докладу председателя месткома так и не была написана. Раздавались звуки пианино. Заведующий музыкальным сопровождением X. Иванов навлекал из инструмента самые лирические ноты. Виртуоз-балалаечник плелся за Мурочкой и, не находя собственных слов для выражения любви, бормотал слова романса: -- Не уходи! Твои лобзанья жгучи, я лаской страстною еще не утомлен. В ущельях гор не просыпались тучи, звездой жемчужною не гаснул небосклон... Симбиевич-Синдиевич, уцепившись за поручни, созерцал небесную бездну. По сравнению с ней вещественное оформление "Женитьбы" казалось ему возмутительным свинством. Он с гадливостью посмотрел на свои руки, принимавшие ярое участие в вещественном оформлении классической комедии. В момент наивысшего томления расположившиеся на корме Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд ударили в свои аптекарские и пивные принадлежности. Они репетировали. Мираж рассеялся сразу. Агафья Тихоновна зевнула и, не обращая внимания на виртуоза-вздыхателя, пошла спать, В душах месткомовцев снова зазвучал гендоговор, и они взялись за резолюцию. Симбиевич-Синдиевич после зрелого размышления пришел к тому выводу, что оформление "Женитьбы" не так уж плохо. Раздраженный голос из темноты звал Жоржетту Тираспольских на совещание к режиссеру. В деревнях лаяли собаки. Стало свежо. В каюте первого класса Остап, лежа на кожаном диване и задумчво глядя на пробочный пояс, обтянутый зеленой парусиной, допрашивал Ипполита Матвеевича: -- Вы умеете рисовать? Очень жаль. Я, к сожалению, тоже не умею. Он подумал и продолжал: -- А буквы вы умеете? Тоже не умеете? Совсем нехорошо! Ведь мы-то художники! Ну, дня два можно будет мотать, а потом выкинут. За эти два дня мы должны успеть сделать все, что нам нужно. Положение несколько затруднилось. Я узнал, что стулья находятся в каюте режиссера. Но и это в конце концов не страшно. Важно то, что мы на пароходе. Пока нас не выкинули, все стулья должны быть осмотрены. Сегодня уже поздно. Режиссер спит в своей каюте. ГЛАВА XXXII. НЕЧИСТАЯ ПАРА Люди еще спали, но река жила, как днем. Шли плоты -- огромные поля бревен с избами на них. Маленький злой буксир, на колесном кожухе которого дугой было выписано его имя -- "Повелитель бурь", тащил за собой три нефтяные баржи, связанные в ряд. Пробежал снизу быстрый почтовик "Красная Латвия". "Скрябин" обогнал землечерпательный караван и, промеряя глубину полосатеньким шестом, стал описывать дугу, заворачивая против течения. На пароходе стали просыпаться. На пристань "Бармино" полетела гирька со шпагатом. На этой леске пристанские притащили к себе толстый конец причального каната. Винты завертелись в обратную сторону. Полреки облилось шевелящейся пеной. "Скрябин" задрожал от резких ударов винта и всем боком пристал к дебаркадеру. Было еще рано. Поэтому тираж решили начать в десять часов. Служба на "Скрябине" начиналась, словно бы и на суше, аккуратно в девять. Никто не изменил своих привычек. Тот, кто на суше опаздывал на службу, опаздывал и здесь, хотя спал в самом же учреждении. К новому укладу походные штаты Наркомфина привыкли довольно быстро. Курьеры подметали каюты с тем равнодушием, с каким подметали канцелярии в Москве. Уборщицы разносили чай, бегали с бумажками из регистратуры в личный стол, ничуть не удивляясь тому, что личный стол помещается на корме, а регистратура на носу. Из каюты взаимных расчетов несся кастаньетный звук счетов и скрежетанье арифмометра. Перед капитанской рубкой кого-то распекали. Великий комбинатор, обжигая босые ступни о верхнюю палубу, ходил вокруг длинной узкой полосы кумача, малюя на ней лозунг, с текстом которого он поминутно сверялся по бумажке: "Все -- на тираж! Каждый трудящийся должен иметь в кармане облигацию госзайма". Великий комбинатор очень старался, но отсутствие способностей все-таки сказывалось. Надпись поползла вниз, и кусок кумача, казалось, был испорчен безнадежно. Тогда Остап, с помощью мальчика Кисы перевернул дорожку наизнанку и снова принялся малевать. Теперь он стал осторожнее. Прежде чем наляпывать буквы, он отбил вымеленной веревочкой две параллельных линии и, тихо ругая неповинного Воробьянинова, приступил к изображению слов. Ипполит Матвеевич добросовестно выполнял обязанности мальчика. Он сбегал вниз за горячей водой, растапливал клей, чихая, сыпал в ведерко краски и угодливо заглядывал в глаза взыскательного художника. Готовый и высушенный лозунг концессионеры снесли вниз и прикрепили к борту. Толстячок, нанявший Остапа, сбежал на берег и оттуда смотрел работу нового художника. Буквы лозунга были разной толщины и несколько скошены в стороны. Выхода, однако, не было-приходилось довольствоваться и этим. На берег сошел духовой оркестр и принялся выдувать горячительные марши. На звуки музыки со всего Бармина сбежались дети, а за ними из яблоневых садов двинулись мужики и бабы. Оркестр гремел до тех пор, покуда на берег не сошли члены тиражной комиссии. Начался митинг. С крыльца чайной Коробкова полились первые звуки доклада о международном положении. Колумбовцы глазели на собрание с парохода. Оттуда видны были белые платочки баб, опасливо стоявших поодаль от крыльца, недвижимая толпа мужиков, слушавших оратора, и сам оратор, время от времени взмахивавший руками. Потом заиграла музыка. Оркестр повернулся и, не переставая играть, двинулся к сходням. За ним повалила толпа. Тиражный аппарат методически выбрасывал комбинации цифр. Колеса оборачивались, оглашались номера, барминцы смотрели и слушали. Прибежал на минуту Остап, убедился в том, что все обитатели парохода сидят в тиражном зале, и снова убежал на палубу. -- Воробьянинов,-шепнул он,-для вас срочное дело по художественной части. Встаньте у выхода из коридора первого класса и стойте. Если кто будет подходить-пойте погромче. Старик опешил. -- Что же мне петь? -- Уж во всяком случае не "боже, царя храни!". Что-нибудь страстное: "Яблочко" или "Сердце красавицы". Но предупреждаю, если вы вовремя не вступите со своей арией!.. Это вам не Экспериментальный театр! Голову оторву. Великий комбинатор, пришлепывая босыми пятками, выбежал в коридор, обшитый вишневыми панелями. На секунду большое зеркало в конце коридора отразило его фигуру. Он читал табличку на двери: НИК. СЕСТРИН Режиссер театра "Колумба" Зеркало очистилось. Затем в нем снова появился великий комбинатор. В руке он держал стул с гнутыми ножками. Он промчался по коридору, вышел на палубу и, пер