ирать от инфекций, ран и болезней, хотя вполне способны вылечиться от них. Но судить вас я не собираюсь. У нас врачи спасают жизнь нам и нашим детям, приносят огромную пользу. И я не стану извиняться за них или за нас. Прежде чем ответить, К'астилль издала гортанное и низкое восклицание. - Ты говоришь, что у вас не допускаются самоубийства и убийства людей, которые достигли Разделения, стариков, как ты их назвала. Такие поступки вы называете безнравственными. Но разве честь и нравственность допускают, чтобы им позволяли страдать, впадая в безумие? - Ты сама ответила на свой вопрос. У нас старики редко страдают психическими расстройствами. Да, такие встречаются, но их число слишком мало. - Значит, люди остаются в здравом рассудке после Разделения, после того, как они становятся ростками? - В голосе К'астилль прозвучало неподдельное изумление. Момент был напряженным. Люсиль приоткрыла рот, желая ответить, но тут же все поняла и воззрилась на К'астилль. Внезапно все встало на свои места: загадочные замечания, трудности аборигенов в изучении чужой речи, отвращение к Разделению - все вдруг приобрело смысл. Ужасный, невозможный смысл. Люсиль требовалось время подумать, но времени не было. Упускать момент не стоило. - Чарли, К'астилль, я только что все поняла! - воскликнула она. - К'астилль, произошло серьезное недоразумение - причем по моей вине, ибо все понимание вашей культуры основано на моей работе, узнанных мною значениях слов вашего языка. Я совершила досадную ошибку. С первого дня я слышала слово "Разделение" и сочла его эвфемизмом, приукрашенным, приемлемым названием смерти. Но я ошиблась. Значит, Разделение - это что-то иное? - Смерть! - изумленно повторила К'астилль. - Да нет же! Разделение - это... это месть, которой Жизнь подвергает нас за наш разум. Это отправная точка философии нигилистов и других подобных групп прошлого. Для них смерть является желанным бегством от Разделения. Наши ученые говорят, что нас никогда не будет столько, чтобы создать культуру, основанную на городах, потому что многие станут искать спасения в смерти. Люсиль энергично кивнула: - Все это вдруг осенило меня. Позволь спросить еще об одном: английские слова "мужчина" и "женщина" - они что-нибудь значат для вас? К'астилль сжала и разжала пальцы - этот жест заменял зензамам пожатие плечами. - Они относятся к двум основным типам строения тела людей. Ты - женщина, а Чарли - мужчина. Вот и все, что мне известно. Но вы всегда придавали огромное значение различиям, правильному употреблению слова. Я так и не смогла понять почему. Зачем уделять внимание таким несущественным различиям? Почему бы не учитывать в таком случае и рост, и цвет глаз? Это имело бы гораздо больше смысла. - А тебе никогда не приходило в голову, что причина может иметь какое-то отношение к... Господи, Чарли, виной всему - мое баптистское воспитание! Я не решилась объяснять им слова "пол" и "размножение". К'астилль, ты никогда не задумывалась, что слова "мужчина" и "женщина" могут относиться к способу появления людей на свет? - Нет, ни разу. Возможно, у меня были какие-то смутные догадки, но мне не хотелось расспрашивать о таких отвратительных вещах. - Вот как? Чарли не выдержал: - Прошу прощения, К'астилль. Я хочу, чтобы Люсиль немного просветила меня. - Он воткнул вилку внутреннего передатчика в панель связи на скафандре Люсиль. Оба они выключили наружные микрофоны и динамики. - Люсиль, что происходит? - потребовал он. - Как может быть, что они не знают различий между мужчинами и женщинами? Я видел К'астилль и Л'аудази - очевидно, они женщины. В лагере я видел нескольких малышей... - Чарли, когда мы вернемся в лагерь, присмотрись к зензамам - все они относятся исключительно к женскому полу. До сих пор я объясняла это тем, что внешность обманчива или же что в их обществе существует некое разделение, но наверняка я ничего не знала - до этого дня. А теперь молчи и слушай. И ради Бога, если вздумаешь заговорить, следи за собой. - Люсиль прервала связь. Сердце Люсиль торопливо билось. Каким-то образом она понимала, что подошла к самому главному, стоит на пороге открытия тайны жизни зензамов. Но, кроме того, она понимала, что это знание грозит опасностью. - Прости нас, К'астилль. Чарли не понимал, почему я спрашиваю об этом, - мягко и негромко пояснила она. - Расскажи мне о жизненном цикле зензамов - расскажи так, словно я ничего не знаю, как ты объясняла бы это ребенку. К'астилль долго молчала. - Есть такой стишок для самых маленьких, - наконец произнесла она. - Я попробую передать его смысл на английском - чтобы Чарли меня понял. "Сначала появляются малыши, которые учатся и играют. Затем - взрослые, которые воспитывают детей, наставляют их и учат. Затем Разделение уносит взрослых, обращая их в коконы. Наконец, из своего кокона появляется росток - более неразумный, чем ребенок, разум покинул его давным-давно. Очарованный ростком, взрослый приносит ребенка, и так среднее звено соединяет начало и конец". - Пожалуй, я кое-что поняла, К'астилль, - произнесла Люсиль. - Но не хочу вновь допустить ошибку. Пришло время рискнуть и познать жизнь друг друга, даже если это знание придется нам не по душе. Расскажи мне все. - Ты права - этот стишок настолько иносказателен, что к нему требуется пояснение. Особенно для инопланетян. Но прошу тебя, пойми: для меня, как и для любого зензама, очень трудно говорить об этом. По сравнению с этим приятен даже разговор о вашей медицине! Итак, каждый зензам проходит несколько этапов развития. Прежде всего появляется ребенок - от взрослого. Затем он вырастает и становится взрослым, таким, как я. Между детством и зрелостью нет четких границ - просто в один день взрослые признают, что ребенок уже приобрел достаточно знаний. Как я гордилась в тот день, когда вместо О'астилль меня стали звать К'астилль! Приставка "О'" используется для имен детей. С помощью приставок к именам мы различаем социальное положение зензамов, но не их биологическое состояние. Когда-нибудь я стану М'астилль, а может, даже Д'астилль. Я еще молода, возможно, пройдет тридцать ваших лет, прежде чем я вступлю в этап Разделения, новый этап биологического цикла. Разделение занимает всего несколько дней. Первый его признак - появление длинного алого рубца вдоль хребта зензамов. Зензам, у которого появился этот признак, должен найти себе безопасное место. Тело замирает, кожа становится твердой, как камень, чтобы защитить его от хищников. Внутри тело - не знаю, как это будет по-английски, - поглощает себя, преобразуется. Только очень маленькая частица прежнего тела появляется из этого кокона, и называется она ростком. Затем, когда такой росток находит взрослого, готового произвести на свет малыша, росток входит во взрослого и соединяется с ним. Росток помещает внутрь тела взрослого свое семя, которое соединяется с семенем взрослого и вырастает в ребенка, а тот рождается спустя несколько месяцев. Когда росток входит в тебя, ты испытываешь отвратительное и унизительное ощущение. Со мной такое случалось всего несколько раз, хотя детей у меня до сих пор не было. Но при появлении ростка зензам полностью подчинен ему, им движут невообразимо сильные чувства, он вынужден подчиняться и помогать. Таков закон природы, иначе зензамы давно бы уже вымерли. Но эта неизбежность, бессилие, необходимость кажутся нам настолько унизительными, особенно потому, что они вызваны бессмысленными ростками, что нам омерзительно знать, что когда-нибудь мы уподобимся им. Потому мы не порицаем нигилистов за их желание избежать этого унижения в смерти. Так мы и живем. Насколько я понимаю, ваша жизнь совсем иная. Теперь ты расскажи о ней. Тысяча мыслей закрутилась в голове Люсиль, она отчаянно хотела поговорить с Чарли наедине. Но К'астилль уже была настроена подозрительно. Еще один разговор наедине означал бы, что люди лгут, пытаются что-то сочинить. Неудивительно, что аборигены Заставы не могли понять разделения людей на мужчин и женщин. Каждый зензам сначала становился разумной женщиной - "взрослым", а затем неразумным мужчиной - "ростком". Очевидно, для самоопределения гораздо большее значение имел склад мышления, чем форма гениталий. Разделение на мужчин и женщин уступало по точности разделению на мыслящих и немыслящих. Люсиль поняла, какую осторожность ей следует проявлять в ответах. - У нас все совеем по-другому. Каждый человек рождается либо незрелым взрослым, либо незрелым ростком. В любом случае он вырастает, живет и умирает. Когда они соединяются - так, как вы с ростками, - взрослые рожают детей, обычно только по одному. Когда К'астилль ответила, ее тон был совершенно новым - наполовину враждебным и наполовину изумленным: - Но вы... вы ведь взрослые. Неужели вы никогда не лишаетесь рассудка? Значит, вы всю жизнь остаетесь и здоровыми и мыслящими? - В большинстве своем - да. Но по мере того, как стареет тело, стареет и мозг, вместилище разума, и вместе с ним ослабевает способность рассуждать здраво. Но это скорее исключение, чем правило. - Едва успев договорить последнюю фразу, Люсиль пожалела о ней. - Очевидно, благодаря вашей чудесной медицине, - горько заметила К'астилль. Она покачала головой - жест, перенятый у людей. - Какой бы бог ни создал вас, он был добрее нашего творца. Жизнь и культура моего народа искажены неизбежностью безумия, безумие настигает каждого, кто не предпочтет бежать от него с помощью самоубийства. Если бы мне только знать, что я сохраню способность мыслить... - К'астилль, - мягко прервал ее Чарли впервые за долгое время, - я хотел бы попросить тебя об одном одолжении. Возможно, исполнить мою просьбу ты не сможешь или испытаешь при этом боль. Если так, я отказываюсь от нее. Но я бы хотел увидеть одного из зензамов в фазе ростка. Кожа на черепе К'астилль зашевелилась в выражении эмоции, подобной смеху. - Ты уже видел их и ничего не понял. Разве ты не знаешь, где они находятся, Люсиль? Ты еще не поняла, почему мы держим их рядом? Пойдемте, я покажу вам. - Она вдруг вскочила и рысью понеслась в кустарник, преследуемая запыхавшимися людьми. - Научи меня еще двум словам, которых я не знаю, Люсиль. - К'астилль смотрела прямо перед собой, не оглядываясь на спутников, и в ее голосе прозвучала непривычная резкость. - Как назвать по-английски взрослого, который дал мне жизнь? И как назвать росток, повинный в этом? Люсиль догнала ее, подошла поближе и приглушенно произнесла: - Мать. По-английски взрослый, который дал тебе жизнь, - мать. А росток, который соединился с ней, - отец. - Понятно. Спасибо тебе. - К'астилль слегка замедлила шаг. - Скоро мы будем на месте. Люсиль шагала рядом в своем армированном скафандре, защищенная от вони и опасностей Заставы, способная видеть лишь внешнюю красоту дня. Она задыхалась от усталости, стыда, вины и отвращения. Безумие! Безумие, сумасшествие и предвидение приближающегося безумия, от которого не спастись никому. Земная матушка-природа проявила больше заботы по отношению к своим детям. Разве смогли бы люди создать свою культуру, будь их биологическое наследие таким же суровым, как у зензамов? Караваны, поселки, крохотное население, которое, как теперь поняла Люсиль, просто было не в состоянии избавиться от всех голодных. Все достижения человечества тускнели по сравнению с пыткой отвратительного, унизительного цикла жизни. К'астилль вывела их на небольшую прогалину. - Мы всегда держим их здесь, когда останавливаемся поблизости. Так нам удобно, и им никто не мешает играть. Они где-то рядом. - К'астилль запрокинула голову и издала отрывистый, пронзительный крик. Люсиль понадобилось всего несколько секунд, чтобы узнать крик - именно таким звуком зензамы подзывали... Вскоре они и впрямь появились. Спотыкашки. Махали крыльями, кружились над прогалиной, трепеща, спускались на землю. Смешные, ласковые существа, глупенькие любимцы зензамов, милые, пестрые зверьки размером с кошку, с которыми любила играть Люсиль, знающие несколько слов на языке 3-1. Люсиль даже удалось обучить зверьков одному-двум английским словам. Она узнала одного из спотыкашек - самого глупенького, которого Люсиль прозвала Метеором за стремительные, но неуклюжие полеты. Метеор тоже заметил Люсиль и издал приветливый крик. Подлетев поближе, он замахал длинным хвостом, с вопросительной интонацией повторяя: - Куки? Куки? Срывающимся голосом К'астилль произнесла: - Люсиль Колдер, Чарли Зизулу, позвольте представить вам Амезера, которого Люсиль прозвала Метеором. Позвольте представить моего отца. - Куки? Люсиль попыталась что-то сказать, но ее глаза наполнились слезами, по щекам побежали теплые ручейки. У нее перехватило горло, она издала сдавленный всхлип. Подняв руку к лицу, чтобы вытереть слезы, она вспомнила про шлем и зарыдала. Чарли ощутил, как к его горлу подкатывает тошнота, испытал отчаянное желание немедленно вернуться на Землю, туда, где правила жизни не столь суровы. Зензамы оказались цивилизованным народом, а их творец - варваром. - Куки?.. Постепенно, с величайшим трудом Люсиль удалось взять себя в руки. Она пыталась рассуждать трезво, призвать на помощь анализ. Какой жестокой оказалась ирония судьбы! Разумные существа, обладающие высокой культурой, которых она видела прежде, претерпевали смертельные мутации. С точки зрения стратегии воспроизведения и эволюции смена каждым существом пола была не лишена смысла. Неразвитым предкам зензамов такой образ жизни должен был неплохо послужить. Самкам зензамов, матерям, требовалась сообразительность и разум, чтобы воспитывать, вскармливать и защищать детенышей. Должно быть, за детенышами присматривало все стадо. Стада, предшественники групп, должны были сотрудничать между собой. А самцы, летающие самцы, должны были преодолевать большие расстояния - так, чтобы генофонд оказался как следует перемешан в небольшом, рассеянном по огромной территории населении. Они могли быстро распространять любые полезные мутации и обеспечивать генетическую совместимость вида. У каждого существа был двойной шанс распространить свои гены. Только когда самки приобрели истинный разум, только когда у них развилась способность рассуждать, запоминать и общаться, оказалось, что внешне полезная стратегия - палка о двух концах. Мыслящие существа знали, что они являются потомками неразумных животных, что они обречены совокупляться с животными и в конце жизни становиться ими. Сколько людей, страдающих от повреждений или болезней мозга, обреченные на безумие, предпочитали покончить жизнь самоубийством? И ведь такое происходило с каждым зензамом! Неудивительно, что им не удавалось поддержать стабильную численность населения. Неудивительно, что так легко было найти пустые лагеря, строения, оставленные группами зензамов, только что покинувшими эти места... Люсиль вспомнила свою мать - еще бодрую и крепкую, добродушную и остроумную, у которой за последние годы разве что прибавилось седины в волосах да морщин на лице. Старческое слабоумие в худшем случае было отдаленной и слабой опасностью, вполне предсказуемой в эти времена. А еще ей вспомнился отец - стройный, веселый, умный, добрый папа, исполненный мудрости и понимания, когда дети обращались к нему за советом. Какой бы выросла она, Люсиль, какую горечь испытывали бы постоянно человеческие дети, зная, что их отцами были безмозглые животные? - Ну вот, - подытожила К'астилль, сверху вниз глядя на трогательного, жалкого зверька, маленького глупыша, не понимающего, чем опечалены его друзья. - Вы видели мое будущее - мне предстоит стать суетливым, бездумным существом, которое при желании можно научить выпрашивать еду. Вам такое не грозит, и это различие все время будет осложнять отношения между нашими народами. Это меня и волнует. Но должна признаться, мне стало любопытно. Я уже долго размышляю, но все не решаюсь спросить... теперь вы видели наши ростки, и было бы справедливо показать ваши. Конечно, вы не привезли их с собой, но меня вполне устроит рассказ. Опишите, как выглядят ваши ростки? Чарли ошеломленно обернулся к Люсиль. "О Господи, - пронеслось в голове у Люсиль, - вот к чему привело мое описание нашего жизненного цикла! Я забыла упомянуть, что наши мужчины разумны! К'астилль до сих пор считает Чарли женщиной!" Чарли поймал взгляд Люсиль, и она кивнула. Он все понял и согласился. Истина могла обернуться лишними сложностями, возможно, даже бедой. Но К'астилль заслуживала правды, а рано или поздно ложь все равно раскрылась бы. - Нет, мы привезли их сюда, - отозвалась Люсиль. - Наши взрослые называются женщинами, а ростки - мужчинами. Сейчас ты разговариваешь с одним из них. 33 На борту корабля "Воссоединение". По пути с орбиты Заставы в лагерь рафинаторов Океанские волны взметнули курчавую тучу сверхгорячего пара и молекул, разорванных на атомы, нагретых ревущими реактивными двигателями "Воссоединения". Сам воздух пылал, пока нагретые до высочайших температур кислород и водород остывали, окружая корабль бледно-голубым нимбом. Шлюпка почти полностью погрузилась в воду, прежде чем вновь подняться и продолжить полет по горизонтали. Жар двигателей, выхлопы воздуха и пара моментально высушили поверхность шлюпки. Синтия Ву радовалась любой, даже ничтожно малой победе. Полет оказался чертовски трудным. Густав хотел убедить всех, кто наблюдал за "Воссоединением" в радары, что шлюпка затонула, упала в океан и взорвалась. И вход в атмосферу выдался не из легких. Автопилот вел шлюпку сквозь атмосферу, полагаясь на торможение о воздух, не включая реактивные двигатели, пока "Воссоединение" не оказалось всего в пяти километрах над водой - небывало низкая высота для космического судна. Вспышка реактивных двигателей и ревущее облако пара внешне выглядели почти как взрыв и должны были убедить любых наблюдателей с орбиты. Но самое главное, ионный шлейф, образующийся при сгорании, должен был создать помехи на экранах радаров. Синтия переключила пульт, проверила свои координаты относительно сигнала маяка, дала компьютеру команду начать баллистический прыжок в сторону маяка при минимальной мощности и отключила реактивные двигатели. Рев двигателей утих, шлюпка качнулась в воздухе. Станции "Нике" и "Ариадна" сейчас находились ниже линии горизонта, но надеяться на это не стоило. Шлюпка "Воссоединение" устремилась на север, постепенно снижаясь к поверхности планеты. Как только сигнал маяка оказался в пределах досягаемости, Синтия выровняла курс и продолжила полет. Ей не терпелось вновь увидеть Люсиль, Мака и Джослин. Синтия дала шлюпке несколько странное название, постоянно помня об этом событии. Ожидание казалось невыносимым. Запустив химические посадочные двигатели, она поискала место для приземления. Шлюпка "Воссоединение" благополучно приземлилась в пяти километрах от лагеря рафинаторов. Синтия еще заканчивала циклы остановки двигателей, когда наружные камеры показали несколько выходящих из лесу фигур в скафандрах. Мак в своем скафандре выглядел настоящим гигантом. А Джослин за время долгой разлуки ничуть не изменилась. Синтия рассмеялась от пьянящей радости при виде товарищей. Но в происходящем ощущалось что-то странное. Синтия заметила, как напряженно и нервно держатся люди. Она бросилась к шлюзу и спустила на землю трап. Мак пересек круг выжженной двигателями земли и приблизился к ней. - Синтия, я чертовски рад тебя видеть! - воскликнул он. - О, Мак, мне тоже очень приятно. - Она вгляделась в его полускрытое шлемом лицо и затаила дыхание. Такого она еще никогда не видела. Мак был испуган. - Синтия, уходи на шлюпку и будь готова к вылету в любую минуту. Мы переберемся из лагеря сюда. Дела наши плохи, и не только здесь. Рафинаторы не станут помогать нам в войне против гардианов и нигилистов. Люсиль опасается, что они скорее помогут нигилистам избавиться от нас. Надо как можно быстрее вылететь отсюда и предупредить об опасности. ОСГ "Ариадна". Орбита планеты Застава Командир радиолокационной установки станции "Нике" Ричард Спрант без стука распахнул дверь и вошел в кабинет Густава. - Вам придется кое-что объяснить, Густав. В ваших интересах сделать это немедленно. Густав неторопливо поставил на отчете свою подпись, отложил ручку, сунул отчет в ящик стола и откинулся на спинку кресла. - Садитесь, командир. Спрант стащил фуражку и тяжело рухнул на стул. Этот бледнолицый белобрысый мужчина среднего роста со злыми серовато-белесыми глазками держался настороженно и резко. - Лейтенант Густав, с этой станции уже дважды исчезают ВИ и дважды пропадают шлюпки. В официальных донесениях говорится, что ВИ мертвы, а шлюпки потерпели крушение. Один раз меня можно провести, но не дважды! Они сбежали, Густав, сбежали! Я лично видел их обоих на экранах радаров "Нике", и визуальные наблюдения могли бы подтвердить вашу версию - но только один раз, а не дважды. Я прибыл сюда, желая сделать вам одолжение. Я проделал чертовски трудный трехдневный перелет, чтобы поговорить с вами как мужчина с мужчиной, сказать, что не годится прикрывать беглецов. Я знал вашего отца, а это был отличный офицер. Ради его памяти вы обязаны немедленно исследовать происшествия и совершить поступок, достойный мужчины. - Я ждал вас, командир Спрант, хотя признаю, ваш жест мне польстил. Очевидно, вы никому не сообщали о своей отлучке и никто не узнает, где вы пропадали эти три дня. - Что? Что за чертовщину вы несете? - взревел Спрант, тараща на Густава выкатившиеся из орбит глаза. - Персонал вашей станции, не спорю, хорош, - продолжал Густав, - но не особенно. Он не заметил запуск первой шлюпки к центру тяжести пару недель назад. Он пропустил секретную шлюпку через несколько дней. И вашим служащим никогда не хватало ума переключить частоты и заметить радиомаяк в лагере рафинаторов. Разумеется, аборигены Заставы постоянно пользуются радио. Возможно, ваши люди решили, что это один из обычных сигналов, так что я не стану их винить. Но мои ВИ ничего не упустили из виду, даже секретную шлюпку. Шиллер заметил ее - правда, с трудом. Найти такую мишень было непросто. Я не стану обвинять вас за такое упущение. - Вы изменник, Густав... - Спрант приподнялся над стулом и застыл. Лазерный пистолет в руке Густава был нацелен прямо ему в грудь. - Сядьте же, командир. Позвольте изложить вам истинную версию. Вам известно, что я бывший разведчик. Что, если я скажу вам, что предпринимал отчаянные усилия, подвергался огромному риску, играл в самые смелые игры с противником, чтобы предотвратить возможную атаку на Столицу, в результате которой наш народ был бы истреблен? - Я ответил бы, что вы проклятый предатель, страдающий манией величия, - прорычал Спрант. Густав понял, что его гость рассержен, но не напуган. Это делало Спранту честь. - Через несколько дней, командир, вряд ли ваше мнение будет иметь хоть какое-нибудь значение. Но сейчас оно для меня еще важно, а вы, ревностно исполняя свой долг, можете обречь на гибель миллионы человек. Потому я возьму вас под арест. Пожалуй, я сумею обмануть компьютер и отправить вас в лагерь на планете под видом туриста, желающего полюбоваться на инопланетян. Уже было два-три случая, когда люди на Заставе забредали в леса и исчезали. Иногда спасатели находили клочки скафандров. Тамошние хищники прожорливы, командир. Уверяю вас, такая игра была бы весьма опасной для меня самого. Но знайте, что я готов убить вас и скрыть это убийство наилучшим образом - если вы вынудите меня к этому. Я дам вам обещание: если мне не повезет, я сам вручу вам этот пистолет и сдамся. Вы можете передать меня в руки правосудия, собрать военный трибунал. Но если я и вправду проиграю, сомневаюсь, что вы или любой другой человек в этой системе выживет достаточно долго, чтобы заседание этого трибунала состоялось. 34 Лагерь гардианов. Планета Застава Капитан Ромеро был перепуган до смерти. С неуютным ощущением жертвы, идущей прямо в капкан, Ромеро шагал по широкому трапу на борт "Звездного неба", внутрисистемного корабля, подаренного гардианами нигилистам. Д'еталлис поднималась за ним, за ней следовали первый и второй пилот корабля, Л'анимеб и Л'етмлих. Шлюпка "Звездное небо" уже несколько раз выходила на орбиту и совершала посадки на планету. Последние два рейса выполнили пилоты-аборигены без посторонней помощи. Но только этот полет должен был завершиться в другом месте. Д'еталлис попросила разрешения посетить Столицу и в ответ получила дружеское приглашение от самого Жюля Жаке. Чтобы обеспечить безопасность, полет должен был пройти в обстановке строжайшей секретности, но на Столице аборигены Заставы непременно привлекли бы общее внимание. Правительству гардианов уже давно не терпелось взглянуть на своих новых союзников - и Ромеро приказали сопровождать их. С точки зрения карьеры момент был великолепным для Ромеро, но в данном случае он отказался бы от далеко идущих прогнозов. Он не доверял пилотам-аборигенам, не верил, что "Звездное небо" уцелеет, оказавшись между двух огней. Ромеро хватало ума внимательно просматривать донесения и соображать, что происходит. Странно, но решающее сражение было запланировано на то время, когда аборигены окажутся на Столице. Предполагалось, что пассажиры "Звездного неба" никогда об этом не узнают. Курс шлюпки проложили астронавигаторы-гардианы, получив приказание провести шлюпку как можно дальше от зоны военных действий. Приборы наблюдения и связи на шлюпке были недостаточно мощными, а шансы на встречу с патрульным кораблем в обширном космосе близились к нулю - особенно потому, что курс для "Звездного неба" был проложен крутой дугой, выходящей за плоскость орбиты двух звезд. Шлюпка не приблизилась бы к центру тяжести и на расстояние пятисот миллионов километров. Поблизости от центра тяжести системы в космосе плавало достаточно естественного мусора и обломков кораблей, чтобы оправдать такие предосторожности - даже в отсутствие вражеского флота. Но вылетать с планеты в разгар войны было неразумно. Льюис Ромеро мог понять, какие перспективы сулит сотрудничество с нигилистами, но вместе с тем признавал, что в будущем с ними могут возникнуть хлопоты. Он не знал одного - какой груз везет "Звездное небо". Д'еталлис искренне радовалась суете и суматохе подготовки к космическому путешествию. Ей льстила возможность совершить путешествие по самой длинной из Дорог, на каких когда-либо оказывались зензамы. Несколько дней полета заняться будет нечем, и она сможет полюбоваться звездами, рассмотреть Заставу из космоса. Но этот полет - отнюдь не увеселительная прогулка. Ромеро лишился бы чувств, узнав, как много нигилистам известно о военном положении в системе. Радиоприемники нигилистов оказались достаточно мощными, как и их умение вскрывать пакеты, изучать их содержимое и вновь запечатывать - так, словно печати и не были вскрыты. Д'еталлис знала обо всем, что происходило в космосе, знала, что в системе началась суматоха, что гардианы заняты своими проблемами и время для удара подходит как нельзя лучше. Несмотря на то что шлюпка направлялась на Столицу по приглашению гардианов, у нигилистов были совсем иные планы. Сразу же после приземления Д'еталлис намеревалась воспользоваться предоставленным гардианами орудием, установить его на взлетном поле и выстрелить вслепую особыми зарядами. Заряды взорвутся в воздухе, рассеивая вирус, переносимый с воздухом, и через несколько дней все жители Столицы погибнут. Возбудитель был смертельным для людей, но не для зензамов - нескольких гардианов, которых считали заблудившимися в лесу, нигилисты просто похитили и заразили вирусом. Люди погибали быстрой, но мучительной смертью - и трупы продолжали распространять заразу. Как только Столица опустеет, "Звездное небо" начнет курсировать между Столицей и Заставой, перевозя все новых нигилистов, наследников промышленной базы гардианов. Там придется многому научиться. Одним ударом нигилисты завладеют доками, чертежами космических кораблей, звездными картами, которые приведут их к другим населенным планетам. В течение года во вселенной появится много других опустевших планет с отличной техникой и бесценными архивами, ждущими нигилистов. Радио зензамов не передавало ничего вроде обзора новостей; о событиях узнавали так, как узнают соседки, сплетничающие у забора, - когда один радист болтал с невидимым приятелем из другой группы. Но для распространения слухов этого хватало. Запуск "Звездного неба" остался тайной для людей, но среди зензамов это событие приобрело широкую известность, и нигилисты не делали из него секрета - хотя и не упоминали о реальных целях своей миссии. Целью полета было названо установление дружеских отношений. Это не ввело в заблуждение К'астилль. Новости она услышала, выходя из дома правительницы. Правительница и ее советники были ошеломлены рассказом К'астилль о том, какое оскорбление нанесли им люди, привезя на планету свои ростки, "мужчин", да еще позволяя им вступать в переговоры. Разумеется, винить в этом следовало только взрослых, женщин. Мысли о поступке людей вызывали отвращение. Все зензамы наотрез отказались вступать в дальнейшие контакты с людьми, решив игнорировать их, избегать, предоставить возможность покинуть планету и забыть о них. Но этот полет насторожил ее. К'астилль хорошо знала нигилистов, была осведомлена об их замыслах и планах, помнила, как соотносятся их слова и поступки. Она немедленно поняла, что нигилисты замыслили биологическую атаку, и не сомневалась, что люди, гардианы или Лига, окажутся к ней совершенно неподготовленными. Люди... Она считала Люсиль подругой и не могла простить ей бездумного предательства. Их медицина... предположительно "разумные" ростки... обращение к росткам как к равным... Должно быть, они ждали подобного обращения и от зензамов! Отвратительные, половинчатые, бесстыдные, развращенные существа! Каким-то образом К'астилль поняла: не выбросы гормонов и не подчинение чужой воле заставляет женщин-людей спариваться с мужчинами - они делают это охотно, возможно, даже жаждут этого, как грязные, безмозглые животные. Послушать людей, так могло показаться, что они никогда не опускались до уровня животных. Но К'астилль считала иначе: при таком жизненном цикле людям никогда не подняться выше этого уровня. Она пожелала нигилистам и "Звездному небу" удачи. Пусть люди погибнут. Все до единого. 35 КРК "Орел". Центр тяжести. Система Нова-Сол Первым делом старшина Нгуен Цзи Прин заметил непорядок на верхней панели пульта: головки шурупов, удерживающих панель, были покрыты царапинами и сплющены. Кто-то пытался ослабить шурупы и, может, при этом воспользовался отверткой неподходящего размера. Так или иначе, шурупы попорчены, и ответить за это придется обслуживающему персоналу. Беспорядок был как раз из тех на вид пустячных, которые приводят к бедствию. Еще немного - и шурупы станет трудно вывинтить, чтобы поднять панель и отремонтировать внутренние системы посреди боя. А эта панель сообщала о состоянии некоторых важных систем судна. Если она выйдет из строя, вместе с ней окажется отрезанной вся пусковая установка по правому борту. Кто работал в последний раз с панелью? Этот разгильдяй заслуживал наказания. Прин включил терминал и вызвал журнал работы ремонтников. Минуту он изучал журнал, а затем разразился потоком проклятий, восходящих прямиком к древнему Сайгону. Он сам, Прин, значился в списке как последний ремонтник, работавший с этой панелью тысячу часов назад. Но Прин мог побиться об заклад, что еще два дня назад шурупы были в порядке. Кому-то повезло ускользнуть от бдительного внимания Прина. Подумать только - этот олух не сделал запись о ремонте! Но постойте... Прин отлично знал своих ребят. Все они были уверены, что их жизнь, и успех сражения, и ход самой истории напрямую зависит от качества работы. Излишне сильно затянуть шуруп - одно дело, такое может случиться с кем угодно, но никто из этих ребят не стал бы создавать путаницу в отчетах. Делать аккуратные записи о произведенном ремонте вошло у них в привычку. Они понимали, что отсутствие порядка - прямой путь к катастрофе. Прин задумчиво поскреб пальцем подбородок, а затем провел мясистой ладонью по тщательно уложенным, блестящим от бриллиантина волосам. По его мнению, случилось что-то серьезное. Он вынул из стола набор инструментов, рывком выдернул отвертку и открыл панель. Увиденное на время лишило его дара речи. Кто-то перепутал провода индикаторов панели! Саботаж! Несомненный, явный саботаж. Ему понадобилось несколько минут, чтобы обнаружить все перепутанные провода. При таком подсоединении индикаторы третьей пусковой установки сил быстрого развертывания должны быть зелеными, какой бы ни оказалась реальная ситуация. А там, у третьей установки, находилась вторая секретная шлюпка. Наружные камеры... Одну за другой он проверил все камеры возле установки. Камеры бездействовали. Прин метнулся к пульту внутренней связи. - Радист, говорит сержант Прин с пульта контроля запуска. Аварийная ситуация! Отправьте запрос всем кораблям, находящимся в зоне видимости "Орла", дать визуальные показания обшивки в зоне палубы третьей пусковой установки. И передайте сообщения мне. - Подождите, пульт контроля. Одну минутку... мы получили сообщение с "Бисмарка". Видеокамера ожила, показывая пустой космос, затем развернулась и уперлась в огромное цилиндрическое тело "Орла", тускло освещенное далекими солнцами. Затем "Бисмарк" включил прожектора, и огромный корабль засверкал в темноте, гордо и неторопливо вращаясь вокруг своей оси. "Бисмарк" прибавил увеличение, но зона пусковой палубы исчезла из виду быстрее, чем Прин успел что-нибудь заметить. Камера слегка передвинулась, вновь настраиваясь на указанную зону. Здесь к наружной обшивке должны быть пристыкованы четыре секретные шлюпки. Их было всего три. Прин снова выругался, чувствуя, как от страха и тревоги в его животе вырастает тугой клубок. - Радист, это снова Прин. Аварийная ситуация! Соедините меня с капитаном. У нас неприятности. Орбитальная командная станция "Зевс". Орбита планеты Столица Радиосигнал поступил неизвестно откуда. Интерферометр большой дальности указал расположение источника довольно точно - до него было всего тридцать тысяч километров, но радар ничего не показывал. Источник радиосигнала требовал разрешения на посадку на станции "Зевс", но командующий медлил. Он не хотел принимать корабль, невидимый для радаров. Возможно, это какая-то уловка, хитроумная атака. Командующий отправил к источнику радиосигналов звено истребителей, приказав им захватить неизвестный корабль и всех его пассажиров, а затем оставить корабль на стабильной орбите подальше от станции гардианов. Не только на "Зевсе", но и на всем кольце баз и кораблей вокруг Столицы поднялась тревога. Возможно, где-то рядом находились и другие невидимые корабли. Истребители безупречно справились с заданием, вскоре сообщив, что на борту странного корабля был всего один человек. Истребители вернулись на базу, а пассажира доставили на борт "Зевса" и провели прямо в штаб разведки. Капитан Филлипс решил лично допросить пленника. Корабль мог появиться только с одной стороны, причем прибыл он по доброй воле. Знание о наличии у противника секретных кораблей могло изменить весь ход войны. Капитан Филлипс внимательно оглядел гостя - уставшего, перепуганного, встревоженного. Такой легко поддастся на мягкое обращение. - Ну, сынок, - отеческим тоном произнес капитан, - ты немного напугал нас, но теперь ты здесь. Кто ты такой и зачем прибыл сюда? - Я прибыл, чтобы предупредить вас о планах нигилистов, - ответил гость. - Они замышляют предательство. Они запланировали биологическую атаку, способную уничтожить все население Столицы. Меня зовут Джордж Приго, я - уроженец Столицы. После четырехчасового допроса Филлипс был вынужден признать, что гостю можно верить. После поисков в центральном военном архиве оказалось, что отпечатки пальцев и узор сетчатки гостя действительно совпадают с данными некоего Джорджа Приго, считавшегося пропавшим без вести на Новой Финляндии. Этот Приго слишком много знал, его рассказ оказался связным и подробным. - Надеюсь, вы понимаете, мистер Приго, что, явившись сюда, вы подверглись страшной опасности. Каковы бы ни были причины вашего появления, по вашему собственному признанию, вы дезертировали из армии гардианов и повинны в измене Столице. Когда ваше дело будет вынесено на рассмотрение трибунала, возникнет лишь один вопрос: что с вами делать - расстрелять как шпиона или повесить как изменника. - Все это я понимаю, сэр, - спокойно отозвался Джордж, волнение которого выдавали только глаза. - Но какие бы чувства я ни испытывал к правительству Столицы, я не мог сидеть сложа руки, зная, что нигилисты вознамерились уничтожить население планеты. Я решил, что мне незачем жить, если я не попытаюсь остановить их. - И вы убеждены в том, что нигилисты решили предать нас? - Да, сэр. - Но единственная причина так думать - доклад этой Колдер, которая основывает свои выводы на словах единственного аборигена Заставы, члена группы, так сказать, противостоящей нигилистам. - Сэр, не мне объяснять вам, что истина не определяется по праву большинства. Истина остается истиной, даже если ей никто не верит. И потом, причина не доверять нигилистам у меня не единственная. Я видел записи, сделанные на "Беспощадном" во время атаки червей. Тот, кто изобрел эти чудовища, не питает любви к человечеству, так зачем ему беспокоиться о нас? По их философии, разумная жизнь - мерзость, а чужая разумная жизнь - мерзость вдвойне. Они убивают себе подобных, так почему бы им не приняться за нас? А если уничтожат нас, они захватят Столицу - всю планету со всей нашей техникой. Подумайте, какие возможности перед ними тогда откроются, и вы поймете - они не устоят перед искушением. Можете повесить меня как предателя, если вам угодно, но сначала выслушайте. Остановите нигилистов, пока еще не поздно! Лишь когда этот тип Джордж Приго был помещен во вполне комфортабельную камеру, а капитан Филлипс загрузил вентиляционную систему станции работой, выкурив две трубки чудовищно дорогого и вонючего табака, и просидел в задумчивости целый час, он наконец-то пришел к выводу, что Приго заслуживает доверия. Не только потому, что он сделал предупреждение, которое считал необходимым. Филлипс решил, что его рассказ и предупреждение выглядят вполне правдоподобно. Нигилисты собирались напасть на Столицу. Капитан с самого начала не доверял этим существам. Сделка с биологическим оружием совершилась слишком поспешно и была непродуманной. Но мистер Джордж Приго, бывший служащий войск гардианов и Британники, дал капитану понять кое-что еще, хотя и непреднамеренно. Обнаружив исчезновение Приго, на флоте Лиги решат, что их планы раскрыты, замыслы стали явными, а ловушки повернуты против них самих. Это значит, что они будут вынуждены изменить планы, а вместе с тем и потерять время, оказавшись более уязвимыми. Несмотря на то что Приго не привез с собой ни листочка с материалами тактических планов, самим своим присутствием он нарушил все планы Лиги и вынудил ее командование начать планирование заново. Капитан Филлипс не упустил из виду это преимущество - значительное, но временное. Включив терминал, он попросил срочно соединить его со шта