у слова и спрятал ее обратно
в металлический ларец, отложив разгадку этих тайн на дальнейшие времена.
Бедный маленький обезьяний приемыш! Если бы только он знал, что эта
маленькая книжечка заключала в своем крепком переплете из тюленьей кожи ключ
к его происхождению и ответ на всю загадку его странной жизни! Это был
дневник Джона Клейтона, лорда Грейстока, написанный по-французски.
Тарзан поставил шкатулку в шкаф, но с той поры уже не забывал милого и
мужественного лица своего отца, и затаил в мозгу твердое решение разгадать
тайну странных слов, начертанных в маленькой черной книжке.
Но сейчас перед ним стояла важная и неотложная задача. Весь запас его
стрел кончился, и ему предстояло возобновить этот запас, сделав набег на
поселок черных людей.
Он отправился в путь на следующий день рано утром, и еще до полудня
очутился у деревни чернокожих. Он влез на то же большое дерево и, как в
прошлый раз, его глазам представились женщины работавшие на полях и перед
хижинами; и опять, как тогда, прямо под ним на земле бурлил котелок с ядом.
Несколько часов пролежал на ветке Тарзан, выжидая удобный момент, когда
поблизости никого не будет, чтобы захватить стрелы. Но теперь не случилось
ничего такого, что могло бы отвлечь жителей из поселка. Улица была все время
полна народу. День уже угасал, а Тарзан все еще лежал, притаившись над
головою ничего не подозревавшей женщины, которая хлопотала у котла.
С полей вернулись работницы. Охотники потянули из леса и, когда все
вошли в палисад, ворота были накрепко заперты. По всей деревне зажглись
костры и появились котелки над огнями. Перед каждой хижиной сидела женщина и
варила похлебку, и у всех в руках были видны лепешки из манноки и проса.
Неожиданно с лесной опушки послышался окрик.
Тарзан взглянул.
Это был отряд запоздавших охотников, возвращающихся с севера. Они с
трудом тащили за собой какое-то упирающееся животное.
Когда они приблизились к деревне, ворота распахнулись, чтобы впустить
их. Рассмотрев жертву охоты, чернокожий народ вождя Мбонги испустил
неистовый крик радости: дичь была человеком.
Когда пленника, все еще противящегося, потащили по улице, женщины и
дети набросились на него с палками и камнями. И Тарзан, обезьяний приемыш,
молодой и дикий зверь джунглей, удивился жестокому зверству животных своей
породы.
Из всех обитателей джунглей одни только леопард Шита мучил свою добычу.
Этика всех других тварей предписывала быструю и милосердную смерть.
Тарзан из своих книг извлек лишь отрывочные и скудные сведения об
образе жизни человеческих существ.
Когда он гнался в лесу за Кулонгой, то думал, что его след приведет или
к городу странных домов на колесах -- домов, пускавших клубы черного дыма из
большого дерева, воткнутого в крышу одного из них, или к морю, покрытому
большими плывучими зданиями, которые, как он знал, назывались различно:
судами, парусниками, пароходами и барками.
Поэтому он был очень разочарован жалким тростниковым поселком, который
ютился в его родных джунглях и где не видно было ни одного дома хотя бы даже
такой величины, как его собственная хижина на далеком берегу.
Тарзан убедился, что народ этот еще более злой, чем его обезьяны, и
жестокий, как сама Сабор, и он переставал относиться с прежним уважением к
своей породе.
Между тем чернокожие притащили пойманную жертву в середину деревни,
привязали ее к большому столбу, прямо против хижины Мбонги, и воины,
потрясая копьями и ножами, образовали вокруг него пляшущий и воющий хоровод.
Вокруг танцующих воинов уселись женщины: они били в барабаны и выли.
Это сразу напомнило Тарзану Дум-Дум, и теперь, он уже знал, что последует
дальше. Но все же сомнение закралось в него: не кинутся же чернокожие
внезапно на мясо еще живой жертвы? Обезьяны никогда не делали этого.
Кольцо вокруг пленника все суживалось и суживалось в то время, как они
скакали в разнузданной пляске под умопомрачительный грохот барабанов. Вдруг
мелькнуло копье и укололо жертву. Это послужило сигналом для пятидесяти
других копий.
Глаза, уши, ноги и руки пленника были проколоты; каждый дюйм его
трепещущего тела стал мишенью жестоких ударов. Дети и женщины визжали от
восторга. Воины облизывали толстые губы в предвкушении ожидавшего их
угощения и соперничали друг перед другом в гнусности омерзительных
жестокостей, которые они изобретали, пытая несчастного, все еще не
потерявшего сознания.
Тогда Тарзан, обезьяний приемыш, решил, что удобное время настало.
Глаза всех были устремлены на жуткое зрелище у столба. Дневной свет сменился
тьмою безлунной ночи, и только горящие костры бросали тревожные блики на
дикую сцену.
Человек-обезьяна гибко спрыгнул на мягкую землю в конце деревенской
улицы. Он быстро собрал стрелы -- на этот раз все, так как принес с собой
длинные волокна, чтобы связать их в пучок. Он связал их накрепко, не спеша,
и уже собирался уйти, как вдруг словно какой-то озорной бесенок залез ему в
душу.
Ему захотелось сыграть какую-нибудь ловкую шутку над этими уродливыми
созданиями, чтобы они снова почувствовали его присутствие среди них.
Положив связку стрел у подножия дерева, Тарзан стал пробираться по
затененной стороне улицы, пока не дошел до той самой хижины, в которой он
уже побывал, однажды.
Внутри была полная тьма, но, пошарив, он нашел предмет, который искал,
и не медля повернулся к дверям.
Но выйти он не успел. Его чуткие уши уловили где-то совсем близко звук
приближающихся шагов. Еще минута -- и фигура женщины заслонила вход в
хижину.
Тарзан безмолвно прокрался к дальней стене, и рука его нащупала
длинный, острый охотничий нож. Женщина быстро прошла на середину хижины и на
мгновение остановилась, ища руками вещь, за которой пришла. Очевидно, вещи
этой не было на обычном месте, и женщина в поисках все ближе и ближе
подвигалась к стене, у которой стоял Тарзан.
Она подошла теперь так близко, что обезьяна-человек чувствовал животную
теплоту ее голого тела. Он замахнулся охотничьим ножом, но женщина как раз в
это мгновение отодвинулась в сторону, и ее спокойное гортанное восклицание
обнаружило, что поиски ее, наконец, увенчались успехом.
Она повернулась и вышла из хижины, и когда проходила в дверях, Тарзан
разглядел, что она несет в руках горшок для варки пищи.
Он пошел за ней по пятам и, выглянув в дверь, увидел, что все женщины
торопливо шли к хижинам и выходили из них с горшками и котелками. Они
наполняли их водой и ставили на костры близ столба, где еще висела
неподвижная окровавленная, истерзанная масса.
Выбрав минуту, когда, как ему казалось, никого поблизости не было,
Тарзан поспешил обратно в конец улицы к своей связке стрел под большим
деревом. Как и в прошлый раз, он опрокинул котел, а затем гибким кошачьим
прыжком взобрался на нижние ветви лесного гиганта.
Бесшумно поднялся он выше, пока не нашел места, откуда сквозь просвет в
листве мог свободно видеть все, что происходило внизу.
Женщины рубили истерзанное тело пленника на куски и раскладывали их по
горшкам. Мужчины стояли кругом, отдыхая от разгульного танца. В деревне
воцарилось сравнительное спокойствие.
Тогда Тарзан высоко поднял предмет, взятый им из хижины, и с меткостью,
достигнутой годами упражнений в швырянии плодов и кокосовых орехов, бросил
его в группу дикарей.
Предмет упал среди них, ударив одного из воинов по голове и сбив его с
ног. Затем он покатился среди женщин и остановился у полуистерзанного тела,
которое они приготовляли для пиршества.
Оцепенев, в ужасе смотрели на него чернокожие.
Это был человеческий череп, который лежа на земле, скалил на них зубы.
Падение его с ясного неба казалось чудом. И чудо это охватило чернокожих
страшным суеверным страхом. Все, как один, разбежались по своим хижинам.
Своею хорошо рассчитанной выходкой Тарзан внушил дикарям вечный ужас перед
какой-то невидимой и неземной силой, подстерегающей их в лесу вокруг их
поселка.
Позже, когда они нашли перевернутый котел и увидели, что стрелы их
снова украдены, в их бедном мозгу людоедов зародилась мысль, что они
оскорбили какого-то могущественного бога, правящего этой частью джунглей. Он
мстит им за то, что, выстроив здесь поселок, они не подумали умилостивить
его предварительно богатыми дарами. С той поры народ Мбонги стал ежедневно
оставлять пищу под большим деревом, откуда исчезли стрелы. Это была попытка
задобрить таинственного Могучего.
Семя страха было глубоко посеяно в дикарях, и Тарзан, обезьяний
приемыш, сам не зная того, положил этим основу многих будущих несчастий для
себя и для своего племени.
В ту ночь он спал в лесу, недалеко от поселка, и следующим утром на
заре медленно двинулся в обратный путь. Он был страшно голоден, а ему как
раз попались только несколько ягод и подобранные на листьях гусеницы...
Увлеченный поисками еды, он случайно поднял голову над пнем, под которым он
рылся, и вдруг на тропе, менее, чем в двадцати шагах от себя, он увидел
львицу Сабор.
Большие желтые глаза ее были устремлены на него с злобным и мрачным
блеском; красный язык жадно облизывал губы, Сабор тихо кралась, почти
касаясь земли животом.
Тарзан и не думал бежать. Он был рад случаю, которого искал все прошлые
дни. А ведь теперь он был вооружен не одной лишь травяною веревкой.
Быстро снял он лук со спины и вложил в него стрелу, тщательно смазанную
ядом. Когда Сабор прыгнула, маленькая острая палочка встретила ее на
полпути, а Тарзан в то же мгновение отскочил в сторону. Громадная кошка со
всего размаху уткнулась в землю около него, а другая окунутая в смерть
стрела глубоко вонзилась ей в бедро.
С ревом зверь обернулся и прыгнул еще раз -- и опять неудачно; третья
меткая стрела попала ей прямо в глаз. Но на этот раз львица оказалась
слишком близко к обезьяне-человеку, чтобы тот мог увильнуть от падающего на
него
тела.
Тарзан рухнул под тяжестью огромной туши своего врага, но высвободил
при этом свой нож и успел нанести львице несколько ран. Одно мгновение они
оба неподвижно лежали; наконец обезьяний приемыш понял, что безжизненная
масса, упавшая на него, никогда больше не сможет повредить ни человеку, ни
обезьяне.
С трудом выкарабкался он из-под тяжелого звериного тела и,
выпрямившись, смотрел на свой трофей. Мощная волна ликования нахлынула на
него.
Глубоко дыша, он поставил ногу на тело могучего врага и, откинув назад
красивую молодую голову, проревел страшный победный клич обезьяны-самца.
Лес отозвался на дикий крик торжества. Птицы умолкли, а крупные хищные
звери отошли, оглядываясь, подальше, так как мало кто в джунглях искал ссоры
с большими антропоидами.
А в Лондоне в это время другой лорд Грейсток держал речь к людям своей
породы в палате лордов, и никто не дрожал от звуков его приятного, мягкого
голоса.
Сабор была совсем невкусной едой даже для Тарзана, но голод -- лучшая
приправа для жесткого и горького мяса, и вскоре обезьяна-человек исправно
набил себе желудок и приготовился заснуть. Однако, он сперва решил снять
шкуру с львицы, это была ведь одна из причин, ради которых он добивался
умертвить Сабор.
Тарзан проворно снял ее большую шкуру, потому что хорошо набил себе
руку на маленьких животных, и повесил свой трофей на разветвление высокого
дерева. Затем, свернувшись поудобнее, заснул глубоким сном без сновидений.
Недосыпавший в прежние дни, утомленный и плотно поевший, Тарзан проспал
целый солнечный круг и проснулся лишь около полудня следующего дня. Он
тотчас же спустился вниз к освежеванной туше Сабор, но, к досаде своей,
нашел от нее одни кости, чисто обглоданные другими голодными обитателями
джунглей.
Через полчаса неторопливого шествия по лесу он увидел молодого оленя, и
прежде чем маленькое существо узнало о близости врага, острая стрела
вонзилась ему в шею.
Яд подействовал так быстро, что, едва сделав несколько прыжков, олень
пал мертвым в кустарнике. Тарзан опять хорошо поел, но на этот раз не
ложился спать.
Он спешил туда, где кочевало его племя, и, встретив обезьян, с
гордостью показал им шкуру Сабор.
-- Обезьяны Керчака, -- кричал он, -- смотрите! Смотрите, что сделал
Тарзан, могучий убийца! Кто из вас когда-либо убил хоть одного из племени
Нумы? Тарзан сильнее вас всех, так как Тарзан не обезьяна. Тарзан... -- но
тут он был принужден прервать свою речь, потому что на языке антропоидов не
существовало слова для обозначения человека, и сам Тарзан мог только писать
это слово, да и то по-английски, а произнести его не умел.
Все племя собралось вокруг. Обезьяны слушали его речь, созерцая
доказательство его удивительного подвига.
Только Керчак остался стоять в стороне, кипя от ненависти и бешенства.
Внезапно что-то сорвалось в тупом мозгу антропоида. С бешеным ревом
бросился зверь на толпу.
Кусаясь и колотя своими огромными руками, он убил и искалечил с дюжину
обезьян, прежде чем остальные успели спастись на верхние ветки деревьев.
В безумии своего бешенства Керчак с визгом осматривался кругом, ища
глазами Тарзана, и вдруг заметил его сидящим поблизости на ветке.
-- Спустись-ка теперь, великий убийца, -- вопил Керчак, -- спустись и
почувствуй клыки более великого! Разве могучие бойцы забираются на деревья и
трясутся при виде опасности? -- И Керчак вызывающе испустил боевой клич
племени.
Тарзан спокойно сошел наземь. Еле дыша, смотрело племя со своих высоких
насестов, как Керчак, продолжая реветь, бросился на легкую фигуру
противника.
Несмотря на свои короткие ноги, Керчак достигал почти семи футов в
вышину. Его огромные плечи были оплетены громадными мускулами, а короткая
шея казалась сзади глыбой железных мышц, так что голова его представлялась
как бы небольшим шаром, выступающим из большой горы мяса. Оттянутые вниз
губы оскалили боевые клыки, а маленькие, злобные, налитые кровью глаза
сверкали страшным огнем безумия.
Выжидая его, стоял Тарзан -- тоже крупное и мускулистое животное. Но
его рост и сильные мышцы казались жалкими рядом с исполинской фигурой зверя.
Его лук и стрелы лежали в стороне -- там, где он их оставил, когда
показывал шкуру Сабор своим соплеменникам. Он стоял лицом к лицу с Керчаком,
вооруженный одним охотничьим ножом и человеческим разумом.
Когда его противник с яростным ревом бросился на него, лорд Грейсток
вынул из ножен свой длинный нож и с таким же неистовым вызовом быстро
бросился вперед навстречу противнику. Он был достаточно ловок, чтобы не
позволить длинным волосатым рукам охватить себя. В то мгновение, когда тела
их должны были столкнуться, Тарзан сжал кисть одной из рук своего противника
и, легко отскочив в сторону, вонзил по самую рукоятку свой нож в тело
обезьяны, пониже сердца.
Но прежде, чем он успел выдернуть нож, быстрое движение Керчака,
пытавшегося схватить его в свои ужасные объятия, вырвало оружие из рук
Тарзана.
Обезьяна готовила ужасающий удар в голову ладонью -- удар, который,
если бы попал в цель, легко проломил бы череп юноши.
Но человек был проворнее и, пригнувшись, сам нанес зверю могучий удар
сжатым кулаком под ложечку.
Керчак зашатался; к тому же смертельная рана под сердцем почти что
лишала его сознания. Но он приободрился на одно мгновение, как раз
достаточное, чтобы вырвать свою руку у Тарзана, и вступил с ним врукопашную.
Крепко прижав обезьяну-человека к себе, свирепый самец пытался поймать
своими громадными клыками горло Тарзана, но мускулистые пальцы молодого
лорда успели охватить шею Керчака.
Так боролись они: один -- стараясь перекусить шею соперника своими
страшными зубами, другой силясь -- сжать дыхательное горло врага своей
рукой, в то же время отстраняя от себя оскаленную пасть зверя. Более мощная
обезьяна начинала, казалось, медленно брать верх, и зубы надрывавшегося из
последних сил зверя были уже в дюйме от горла Тарзана. Но вдруг Керчак
содрогнулся всем своим грузным телом -- на одно мгновение как бы замер, а
затем безжизненно свалился на землю.
Он был мертв.
Вытащив нож, который так часто давал ему победу над мускулами более
могучими, чем его собственные, Тарзан поставил ногу на шею побежденного
врага, и снова громко, на весь лес, раздался свирепый крик победителя.
Таким образом молодой лорд Грейсток сделался царем обезьян.
XII
УМ ЧЕЛОВЕКА
Среди подданных Тарзана был один самец, который дерзал оспаривать его
власть. Это был сын Тублата, Теркоз. Но он так боялся острого ножа и
смертоносных стрел нового властелина, что осмеливался проявлять свое
недовольство только в мелочном непослушании и в постоянных коварных
проделках. Тарзан знал, однако, что Теркоз только выжидает подходящего
случая, чтобы внезапной изменой вырвать власть из его рук, и потому всегда
держался настороже против возможного нападения врасплох.
В течение долгих месяцев жизнь обезьяньего племени протекала
по-прежнему. Нового было только то, что, благодаря выдающемуся уму Тарзана и
его охотничьей ловкости, снабжение продовольствием шло теперь гораздо
успешнее, и еды было больше, чем когда-либо прежде. И потому большинство
обезьян было очень довольно сменой правителя.
Тарзан по ночам водил племя на поля черных людей. Здесь, по указаниям
своего мудрого вождя, обезьяны досыта ели, но никогда не уничтожали того,
что не могли съесть, как это делает мартышка Ману и большинство других
обезьян.
Поэтому, хотя чернокожие и досадовали на постоянный грабеж их полей, но
набеги обезьян не отбивали у них охоты обрабатывать землю, что несомненно
случилось бы, если бы Тарзан позволил своему народу бесчинно разорять
плантации.
В продолжение этого времени Тарзан много раз посещал по ночам поселок
для другой -- личной своей цели. Он время от времени возобновлял там свой
запас стрел. Скоро заметил он и пищу, которую негры теперь постоянно ставили
под деревом, и стал съедать все, что чернокожие оставляли для него.
Когда дикари убедились, что пища исчезает за ночь, они пришли в еще
больший ужас, так как ставить пищу для снискания благосклонности бога или
черта -- это одно, но уже совершенно другое, когда дух действительно
является в поселок и поедает приносимую пищу! Это было неслыханно и
наполнило их суеверные умы всякого рода смутными страхами.
Периодическое исчезновение стрел и странные проделки,
творимые невидимым существом, довели чернокожих до такого состояния,
что жизнь их в новом поселке сделалась невыносимой. Мбонга и его старейшины
стали усиленно поговаривать о том, чтобы навсегда оставить деревню и искать
новую более спокойную местность поглубже в джунглях.
Черные воины, в поисках места, забирались все дальше и дальше на юг, в
самую глубь лесов.
Появление этих разведчиков стало все чаще беспокоить племя Тарзана.
Тихое уединение первобытного леса было нарушено новыми, странными криками.
Не было больше покоя ни для зверей, ни для птиц. Пришел человек...
Другие животные приходили и ночью и днем, скитаясь по джунглям, --
свирепые, жестокие звери; но более слабые их соседи только на время убегали
от них, чтобы тотчас же вернуться, когда минует опасность.
Не то с человеком. Когда он приходит, многие из более крупных пород
инстинктивно покидают местность и чаще всего уже никогда более не
возвращаются; так всегда было с большими антропоидами. Они бежали от
человека, как человек бежит от чумы.
Некоторое время племя Тарзана еще держалось вблизи бухты, потому что их
новый царь и думать не хотел о том, чтобы навсегда бросить сокровища,
собранные им в маленькой хижине.
Однажды, несколько из человекоподобных встретили многочисленных
чернокожих на берегу маленькой речки, в продолжение многих поколений
служившей привычным местом водопоя, и увидели, что черные люди расчищают
джунгли и сооружают множество хижин. После этого обезьяны не захотели больше
оставаться у бухты, и Тарзан увел их вглубь страны, на много переходов
дальше, в место, еще не оскверненное ногой человеческого существа.
Но раз в месяц Тарзан, быстро перепрыгивая с ветки на ветку, мчался в
свою хижину, чтобы провести там день с книгами, а также чтобы пополнить
запас стрел. Последняя задача становилась все более и более трудной, так как
черные стали прятать на ночь свои стрелы в житницы и жилые хижины.
Тарзан за день должен был усиленно наблюдать, куда будут спрятаны
стрелы. Дважды входил он в хижины, пока их обитатели спали на своих
циновках, и похищал стрелы из-под самого носа воинов. Но этот способ
показался Тарзану слишком опасным, и потому он предпочитал ловить одиноких
охотников своими длинными смертоносными петлями. Обобрав с них оружие и
украшения, он бросал ночью эти трупы с высокого дерева на середину улицы
поселка.
Эти разнообразные случаи опять до того напугали чернокожих что если бы
не месячная передышка между посещениями Тарзана, внушавшая им каждый раз
надежду, что больше набегов не будет, то они вскоре опять покинули бы свой
новый поселок.
Чернокожие еще не заметили хижины Тарзана на далеком берегу, но
обезьяна-человек жил в постоянном страхе, что во время его отсутствий они
найдут ее и ограбят его сокровища. Поэтому с течением времени он стал
проводить все больше и больше времени близ жилища своего отца и все реже и
реже бывал среди обезьян. И вот, члены его общины стали страдать от его
пренебрежения к ним; то и дело возникали ссоры и распри, которые только
верховный вождь мог мирно уладить.
Наконец, некоторые из старейших обезьян завели разговор с Тарзаном по
этому поводу, и он после того целый месяц оставался без отлучек из племени.
Обязанности верховного вождя у антропоидов не трудны и не
многочисленны. После полудня придет, например, Така, и пожалуется на то, что
старый Мунго украл у него его новую жену. Тогда дело Тарзана, созвать всех
обезьян -- и если окажется, что жена предпочитает своего нового супруга
прежнему мужу, он приказывает, чтобы так и было, или же велит Мунго дать
Таке в обмен одну из своих дочерей.
Обезьяны считают окончательным всякое решение вождя -- каково бы оно ни
было, и, удовлетворенные, возвращаются к своим занятиям.
А то прибежит с криком Тана, прижав руку к боку, из которого хлещет
кровь. Она жалуется, что Гунто, муж ее, зверски ее укусил. А вызванный Гунто
говорит, что Тана ленива, не хочет носить ему жуков и орехов, или
отказывается чесать ему спину.
И Тарзан бранит их обоих, грозя Гунто смертоносными стрелами, если он
будет продолжать истязать Тану, а Тана, со своей стороны, должна дать
обещание исправиться и лучше исполнять свои женские обязанности.
Так все и идет. По большей части, это все маленькие семейные распри,
которые, если их не уладить, могут однако привести к значительным партийным
ссорам и даже иногда к расчленению племени.
Но Тарзану это стало надоедать. Он понял, что верховная власть
значительно ограничивает его свободу. Его страстно тянуло к морю, озаренному
ласковым солнцем, к прохладной комнате уютно построенного дома и к
нескончаемым чудесам многочисленных книг.
Когда Тарзан стал старше, он понял, что становится чужим в своем
племени. Их интересы все больше расходились с его интересами. Обезьянам были
чужды многие странные и чудесные грезы, которые мелькали в деятельном мозгу
их человека-вождя. Их язык был так беден, что Тарзан даже не мог говорить с
ними о многих новых истинах и о широких горизонтах мысли, которые чтение
раскрыло перед его жадными взорами. Он не мог сообщить им и о честолюбии,
тревожившем его душу.
У него уже давно не было друзей и товарищей. Ребенок может водить
знакомство со многими странными и простыми существами, но для взрослого
человека необходимо некоторое, хотя бы внешнее равенство ума, как основа для
дружбы.
Будь жива Кала, Тарзан всем бы пожертвовал, чтобы остаться вблизи нее.
Но теперь, когда ее не было, а резвые друзья его детства превратились в
свирепых и грубых животных, он чувствовал, что ему гораздо более по душе
спокойное одиночество своей хижины, чем докучливые обязанности вождя стаи
диких зверей.
Однако желание Тарзана отказаться от своего верховенства над племенем
сильно задерживалось ненавистью и завистью Теркоза, сына Тублата. Как
упрямый молодой англичанин, Тарзан не мог заставить себя отступить перед
лицом злорадствующего врага.
Тарзан знал отлично, что на его место будет избран вождем Теркоз, так
как свирепое животное уже давно установило право своего физического
превосходства над немногими самцами-обезьянами, которые осмеливались
восстать против его жестоких задираний.
Тарзану хотелось сломить этого злобного зверя, не прибегая к ножу или
стрелам. Его сила и ловкость настолько возросли вместе с его возмужалостью,
что он стал подумывать: не сможет ли он победить грозного Теркоза в
рукопашной схватке? Если бы только не огромные боевые клыки, дававшие такое
превосходство антропоиду перед плохо вооруженным в этом отношении
Тарзаном!..
Но однажды, силою обстоятельств, это дело было выхвачено из рук
Тарзана, и он мог спокойно избирать свой путь и либо остаться в племени,
либо уйти из него, не запятнав свою честь дикаря.
Случилось это так:
Племя спокойно искало себе пищу. Все разбрелись в разные стороны, когда
вдруг пронзительный крик раздался к востоку от того места, где Тарзан, лежа
на животе около прозрачного ручья, пытался поймать увертывающуюся рыбу
своими быстрыми коричневыми руками.
Как один, все члены племени быстро помчались по направлению к
испуганным крикам и здесь нашли Теркоза, державшего за волосы старую самку.
Он бил ее своими большими руками.
Тарзан подошел к нему и поднял руку в знак того, что Теркоз должен
перестать драться. Самка принадлежала не ему, а бедному старому самцу,
боевые дни которого уже давно миновали и который не мог защищать свою семью.
Теркоз знал, что поступает против законов своего племени, избивая чужую
жену. Но, будучи забиякой, он воспользовался слабостью мужа самки, чтобы
наказать ее за то, что она не захотела уступить ему нежного молодого
грызуна, пойманного ею.
Когда Теркоз увидел Тарзана, приближающегося к нему без стрел в руках,
он принялся еще сильнее колотить бедную самку, надеясь этим вызвать на бой
ненавистного властителя.
Тарзан не повторил своего предупреждения, а вместо того просто кинулся
на Теркоза.
Никогда, с этого давно минувшего дня, когда Болгани, вождь горилл, так
страшно истерзал его, не приходилось Тарзану выдерживать такого боя.
На этот раз нож Тарзана едва ли мог возместить собой сверкающие клыки
Теркоза, зато небольшое превосходство обезьяны над ним в смысле силы было
почти уравновешено изумительной ловкостью и быстротой человека.
Но все же, в конечном счете, антропоид имел на своей стороне некоторое
преимущество, и если бы не оказалось на лицо другой силы, которая повлияла
на исход битвы, Тарзан, приемыш племени обезьян, молодой лорд Грейсток, так
и умер бы, как он и жил, неведомым диким зверем в экваториальной Африке.
Но налицо было то, что возвышало Тарзана над всеми его товарищами
джунглей -- искра, в которой сказывается вся разница между человеком и
зверем -- разум. Разум уберег Тарзана от железных мускулов и жадных клыков
Теркоза.
Их схватка едва продолжалась несколько секунд, а они уже катались на
земле, колотя, терзая и разрывая друг друга, -- два большие свирепые зверя,
бьющиеся насмерть.
Теркоз имел дюжину ножевых ран на голове и груди, а Тарзан был весь
растерзан и обливался кровью. Его скальп был в одном месте сорван с головы и
висел над глазом, заслоняя ему зрение. Но молодому англичанину удавалось до
сих пор удержать ужасные клыки противника, рвущиеся к его шее, и теперь, во
время легкой передышки, Тарзан придумал хитрый план. Он обойдет Теркоза и,
вцепившись ему в спину зубами и ногтями, будет до тех пор наносить ему раны
ножом, пока враг не перестанет существовать.
Этот маневр был выполнен им легче, чем он думал, потому что глупое
животное, не поняв его намерения, не думало пытаться предупредить его.
Но когда, наконец, Теркоз понял, что его противник схватил его так, что
он не мог достать его ни зубами, ни кулаками, то он стремительно бросился на
землю. Тарзану оставалось только отчаянно цепляться за скачущее, вертящееся,
изгибающееся тело. А прежде, чем он успел нанести ему хоть один удар, нож
был выбит у него из рук тяжелым толчком о землю, и Тарзан остался
беззащитным.
В следующее мгновение, когда оба противника катались клубком по земле,
Тарзан должен был несколько ослабить свою хватку, пока, наконец, случайное
обстоятельство в этой быстрой смене постоянно меняющихся эволюций позволило
ему сделать новое нападение правой рукой, после которого, как он тотчас
понял, его позиция стала совершенно неприступной. Его рука оказалась
пропущенной сзади под рукой Теркоза, а предплечье и кисть легли кругом его
шеи. Это был полу-Нельсон, современный прием борьбы, на который случайно
натолкнулся несведущий обезьяна-человек. Но божественный разум мгновенно
подсказал ему, насколько ценно сделанное им открытие. От этого приема
зависели жизнь или смерть.
Он постарался добиться подобного же положения для левой руки, и через
несколько минут бычья шея Теркоза затрещала под целым Нельсоном.
Теркоз перестал вертеться. Оба они лежали совершенно тихо на земле,
Тарзан на спине Теркоза. И медленно круглая голова обезьяны была вынуждена
пригибаться к его груди все ниже и ниже.
Тарзан знал, чем все это кончится. Еще минута -- и сломается шея. И вот
тогда, на счастье Теркоза, в Тарзане заговорила та самая способность,
которая помогла ему одолеть обезьяну, -- способность рассуждения.
-- Если я его убью, -- подумал Тарзан, -- какая мне будет от этого
польза? Лишу племя могучего бойца, вот и все. Если Теркоз будет мертв, он
ничего не будет знать о моем превосходстве, а живой -- он всегда будет
примером для других обезьян.
-- Ка-го-да? -- зашипел Тарзан в ухо Теркозу, что в вольном переводе
значит: "сдаешься?". Нет ответа, и Тарзан слегка прибавляет давление, вызвав
ужасающий крик боли у большого зверя.
-- Ка-го-да? -- повторил Тарзан.
-- Ка-го-да! -- закричал Теркоз.
-- Слушай, -- сказал Тарзан, несколько отпустив его, но не освобождая
рук. -- Я, Тарзан, верховный вождь обезьян, могучий охотник, могучий боец.
Во всех джунглях нет никого столь великого, как я. Ты сказал мне:
"ка-го-да". Это слышали все. Не ссорься больше ни со своим вождем, ни со
своими соплеменниками, или в следующий раз я убью тебя. Понял?
-- Ху, -- подтвердил Теркоз.
-- Ну, теперь довольно с тебя?
-- Ху, -- сказала обезьяна.
Тарзан выпустил его, и через несколько минут все занялись опять своими
делами, как будто не случилось ничего, нарушающего спокойствие в их
первобытном лесном пристанище.
Но в сознании обезьян глубоко укрепилось убеждение, что Тарзан --
могучий боец и странное создание. Странное потому, что в его руках была
жизнь врага, и, вместо того, чтобы его убить, он позволил ему жить
невредимым.
На закате дня, когда все племя вместе собралось, по своему обычаю,
перед тем, как темнота опустилась на джунгли, Тарзан, раны которого были
омыты в прозрачных водах ручья, созвал вокруг себя старых самцов.
-- Вы опять видели сегодня, что Тарзан, вождь обезьян -- самый великий
среди вас, -- сказал он.
-- Ху, -- ответили они в один голос, -- Тарзан великий.
-- Тарзан, -- продолжал он, -- не обезьяна. Он не похож на свой народ.
Его пути не ваши пути, и потому Тарзан возвратится в логовище своего рода
близ вод большого озера. Вы должны избрать себе нового вождя. Тарзан больше
не вернется.
И, таким образом, молодой лорд Грейсток сделал первый шаг к той цели,
которую он себе поставил -- отысканию белых людей, подобных ему.
XIII
ЕГО СОБСТВЕННЫЙ РОД
Следующим утром Тарзан, сильно страдавший от нанесенных ему Теркозом
ран, направился на запад к морскому берегу.
Он двигался очень медленно, провел ночь в джунглях, и добрался до своей
хижины лишь поздно следующим утром.
В течение нескольких дней он выходил очень мало и только для того,
чтобы собрать нужное ему для утоления голода количество плодов и орехов.
Но через десять дней Тарзан был уже совершенно здоров. На его лице
остался только ужасный полузаживший шрам, который, начинаясь над левым
глазом, шел поперек всей головы и кончался над правым ухом. Это был след,
оставленный Теркозом, когда тот сорвал с него скальп.
В период выздоровления Тарзан пытался смастерить плащ из шкуры Сабор,
пролежавшей все время в хижине. Но он увидел, что кожа тверда, как дерево. А
так как он ничего не знал о дублении, то ему и пришлось отказаться от
взлелеянного плана.
И вот он решил отобрать хоть какую-нибудь одежду у кого-нибудь из
чернокожих в поселке Мбонги, потому что Тарзан, питомец обезьян, решил всеми
возможными способами отметить свою эволюцию из существ низшего порядка. А по
его мнению не было более отличительного признака человеческой породы, как
украшения и одежда.
С этой целью он собрал различные украшения для рук и ног, снятые им с
черных воинов, погибших от его быстрой и бесшумной петли. Все это он надел
так, как видел на других.
На шею он повесил золотую цепочку с осыпанным брильянтами медальоном
его матери, леди Элис, а за спиной, на ремне, колчан со стрелами, тоже
снятый им с какого-то из побежденных им чернокожих.
Талию он украсил поясом из небольших полосок необделанной кожи. Он сам
смастерил себе этот пояс для самодельных ножен, в которые вкладывал
охотничий нож своего отца. Длинный лук, принадлежавший Кулонге, висел за его
левым плечом.
Молодой лорд Грейсток представлял оригинальную и воинственную фигуру.
Его густые черные волосы падали ему сзади на плечи, а спереди были им
неровно срезаны охотничьим ножом, чтобы не лезли в глаза.
Его прямая и прекрасная фигура, мускулистая, как у лучших древних
римских гладиаторов, но вместе с тем с мягкими и нежными очертаниями
эллинского бога, говорила с первого же взгляда об удивительном соединении
огромной силы с гибкостью и ловкостью.
Тарзан, приемыш обезьяны, был олицетворением первобытного человека,
охотника, воина.
С благородной посадкой красивой головы на широких плечах, с огнем жизни
и ума в прекрасных и ясных глазах, он легко мог показаться полубогом в
дышащем древностью первобытном лесу.
Но Тарзан и не думал об этом. Он досадовал, что у него не было одежды и
что он не может показать всем обитателям джунглей, что он человек, а не
обезьяна. Часто в его ум закрадывалось серьезное сомнение, не может ли он
еще превратиться в обезьяну.
Разве волосы не начали пробиваться у него на лице? У всех обезьян
волосатые лица, а единственные люди, которых он видел -- чернокожие --
совершенно безволосые, за немногими исключениями.
Правда, в книжках ему приходилось видеть рисунки людей с массой волос
на губах, щеках и подбородке, но тем не менее Тарзан брился. Почти ежедневно
точил он свой острый нож и соскабливал и выскребывал свою молодую бороду,
чтобы с корнем уничтожить этот унизительный признак обезьяны.
И, таким образом, он научился бриться, -- правда, грубо и мучительно,
но тем не менее удачно.
Когда он почувствовал, что совершенно поправился после кровавого боя с
Теркозом, Тарзан однажды утром направился к поселку Мбонги. Он шел небрежно
по извилистой тропе в джунглях, вместо того, чтобы передвигаться по
деревьям, как вдруг очутился лицом к лицу с черным воином.
Взгляд изумления дикаря был почти комичен, и прежде, чем Тарзан успел
снять свой лук, воин повернул и побежал по тропе с криком тревоги, как будто
обращался к другим товарищам.
Тарзан бросился в погоню по деревьям и через несколько минут увидел
впереди отчаянно бегущих людей.
Их было трое, и они безумно неслись гуськом через густой кустарник.
Тарзан их легко обогнал, и они не заметили ни того, как он бесшумно
несся над их головами, ни того, как он притаился на низкой ветке, под
которой пролегала тропа.
Тарзан дал пройти двум первым воинам, но когда третий бегом
приблизился, тихая петля охватила черное горло и была затянута ловким
движением.
Негр испустил душераздирающий крик, и его товарищи, обернувшись,
увидели, что содрогающееся тело, точно по волшебству, медленно поднимается в
густую листву над ними.
С криками ужаса они бросились бежать еще быстрее, надеясь спастись.
Тарзан молчаливо и быстро покончил со своим пленником, снял с него
оружие, украшения и -- о, счастье! -- прекрасную замшевую повязку с бедер.
Он тотчас же надел ее на себя.
Вот теперь он, наконец, одет так, как подобает быть одетым человеку.
Никто не сможет больше сомневаться в его высоком происхождении. Как приятно
было бы вернуться сейчас к своему племени, выставив напоказ перед их
завистливыми глазами этот удивительный наряд!
Взвалив тело черного на плечо, он неторопливо двинулся по деревьям к
маленькому, обнесенному частоколом, поселку, потому что опять нуждался в
стрелах.
Совсем близко подойдя к палисаду, Тарзан увидел возбужденную группу,
окружавшую обоих беглецов, которые, дрожа от страха и усталости, едва могли
рассказать неслыханные подробности своего приключения.
-- Мирандо, -- говорили они, -- шел впереди них, не на далеком
расстоянии, но внезапно он прибежал к ним с криком, что страшный человек
белый и голый преследует его. Все втроем бросились тогда бежать со всех ног.
Потом опять раздался пронзительный крик ужаса Мирандо, а когда они
повернули головы, то увидели ужасающее зрелище -- тело их товарища летело
вверх, в деревья; руки и ноги его судорожно бились в воздухе, а язык
высовывался из открытого рта. Ни одного звука не произнес он больше, и около
него не было видно решительно никого.
В поселке началась паника. Но мудрый старый Мбонга сделал вид, что не
верит их рассказу.
-- Вы рассказали нам длинную сказку потому, что не посмели сказать
правды. Вам стыдно признаться, что когда лев прыгнул на Мирандо, вы удрали,
бросив его. Трусы вы!
Едва Мбонга кончил последнее слово, как над ним в ветвях дерева,
раздался громкий треск. Все с новым страхом взглянули вверх. Зрелище,
представившееся их глазам, заставило содрогнуться даже мудрого старого
Мбонгу, так как, переворачиваясь и извиваясь, с вершины летело мертвое тело
Мирандо и с хрустом распласталось на земле у их ног.
Как один, все чернокожие бросились врассыпную и исчезли в густой тени
окружающих зарослей.
Тогда Тарзан смело вошел в поселок, возобновил свой запас стрел и съел
пищу, заготовленную дикарями для усмирения гнева таинственного злого духа.
Прежде чем уйти, он перенес тело Мирандо к воротам поселка и поставил
его стоймя у изгороди так, что казалось, будто его мертвое лицо смотрит
из-за ограды вдоль тропы, ведущей в джунгли.
Много раз пытались безумно напуганные черные войти в поселок мимо
страшного, скалившего зубы лица мертвого их товарища, пока, наконец, все же
осмелились это сделать. Когда они увидели, что пища и стрелы исчезли, то
поняли, что Мирандо погиб потому, что видел страшного духа джунглей.
Это объяснение показалось им самым разумным. Все, кто встречал этого
ужасного бога лесов, умирали: из живых никто не видал его. Вид его--
приносил верную смерть.
Они подумали также, что пока они будут снабжать божество стрелами и
пищей, оно им не будет вредить, если только им не глядеть на него. И потому
Мбонга постановил, чтобы, в дополнение к приношениям пищи, клали и
приношение стрелами этому Мунанго Ксевати. И с тех пор так и делали.
Если вам когда-либо с