не стены, лепились дома и сараи разной высоты. Выход был найден. Человек-обезьяна без труда забрался на крышу низкого сарая, оттуда -- на крышу более высокой постройки, затем на третью, оказавшуюся на одной высоте с верхним краем городской стены. Ицл Ча только сейчас решилась открыть глаза, крепко зажмуренные на протяжении всего пути. Она увидела, что Че -- Повелитель леса, переносит ее с крыши на крышу. Подбежав к краю последней, он не сбавил скорости, и это заставило Ицл Ча вновь крепко зажмуриться, так как она решила, что сейчас они оба упадут вниз и разобьются насмерть. Оттолкнувшись от крыши, Тарзан прыгнул вперед и приземлился на стене. По другую сторону, внизу, виднелась тростниковая крыша крестьянского дома. Тарзан спрыгнул сначала на крышу, а оттуда на землю. В следующий миг он уже бежал через возделанные поля к лесу, унося с собой почти бездыханную от волнения Ицл Ча. XV Жизнь в лагере приобрела четкий распорядок и подчинялась военной дисциплине, поскольку полковник Ли взял бразды правления в свои руки. Не имея горна, он установил на шесте корабельный колокол, в который били каждый день в шесть часов утра -- гулкая имитация побудки. Рында трижды в день созывала людей к общему столу, звучала в девять утра и сигналила отбой в десять вечера. Часовые охраняли лагерь круглые сутки, а рабочие команды поддерживали порядок, рубили дрова или собирали в джунглях съедобные растения и плоды. Это был и вправду образцовый лагерь. Каждый день в лагуну выходили команды рыболовов, а в лес за дичью отправлялись группы охотников, что позволяло разнообразить монотонный рацион, состоящий из фруктов и корнеплодов. В обязанность женщин входила уборка хижин и починка прохудившейся одежды. Таинственное исчезновение Тарзана и его длительное отсутствие стало темой многочисленных разговоров. -- Скатертью дорога! -- заявила миссис Ли. -- Как только я впервые увидела это жуткое существо, сразу же лишилась покоя, и только сейчас пришла в себя. -- Не понимаю, как ты можешь так говорить, -- возразила племянница. -- Я бы чувствовала себя намного спокойнее, если бы он был здесь. -- Все время приходилось опасаться, как бы ему не взбрело в голову тебя съесть, -- гнула свое миссис Ли. -- Я провела с ним в запертой клетке несколько дней, -- сказала Джанетт Лейон, -- и он ни разу не выказал по отношению ко мне ни малейшей неучтивости, и уж конечно не угрожал расправой. Смешно даже думать. Пенелопа Ли фыркнула. Она до сих пор не снисходила до признания самого факта существования Джанетт, не говоря уже о том, чтобы удостоить ее беседой. Миссис Ли с первого взгляда определила, что Джанетт -- развратная женщина, а мнение Пенелопы Ли, как правило, не могло поколебать даже постановление парламента. -- Накануне ухода он мастерил оружие, -- вспомнила Патриция, -- и, мне кажется, он отправился в лес на охоту. Наверное, его растерзал тигр или лев. -- И поделом, -- бросила миссис Ли. -- Это надо же придумать -- выпустить всех диких зверей на остров, когда там находимся мы. Будет чудо, если нас всех не растерзают. -- Он отправился в джунгли, не взяв с собой огнестрельного оружия, -- рассуждала Джанетт Лейон, обращаясь в пространство. -- Полковник сказал, я сама слышала, что все оружие на месте. Подумать только -- пошел в джунгли, зная, что там все эти дикие звери, и взял с собой только острогу, лук и пару самодельных стрел. Миссис Ли сделала вид, будто ее совершенно не интересуют рассуждения Джанетт Лейон, однако не смогла удержаться от соблазна ввернуть язвительное замечание. -- Он, наверное, чокнутый. Эти дикари все такие. -- Не могу знать, -- произнесла Джанетт Лейон невинным тоном. -- Мне ни разу не доводилось общаться с чокнутыми. Миссис Ли фыркнула, а Патриция отвернулась, сдерживая улыбку. Алджернон Райт-Смит, капитан Боултон и доктор Крауч решили поохотиться. Они отправились в джунгли, в северном направлении, надеясь принести в лагерь свежего мяса. Там они пошли темной звериной тропой, где на сырой земле время от времени встречались кабаньи следы, вселявшие надежду и манящие вперед. -- Скверное место для встречи с кабаном, -- заметил Крауч. -- Верно, -- согласился Алджи. -- Эй! Глядите! -- воскликнул Боултон, ушедший вперед. -- Что у вас? -- поинтересовался Крауч. -- След тигра или льва, -- ответил Боултон. -- Совсем свежий. Эта тварь, похоже, только что пересекла тропу. Крауч и Алджи принялись изучать отпечатавшийся в мягкой земле след зверя. -- Тигр, -- заключил Крауч. -- Сомнений быть не может. Я столько их повидал на своем веку, что ошибиться невозможно. -- Мерзкое место для встречи с полосатой кошкой, -- сказал Алджи. -- По... -- Его прервало чье-то кашляющее ворчание. -- По-моему, вот и она сама! -- воскликнул Алджи. -- Где? -- встрепенулся Боултон. -- Вон там, слева! -- крикнул Крауч. -- Ни черта не вижу, -- ответил Алджи. -- Думаю, нам следует вернуться, -- пробормотал Боултон. -- Если эта зверюга нападет, нам крышка. Наверняка один из нас погибнет, а, может, и не один. -- Пожалуй, вы правы, -- подхватил Крауч. -- Не хватало еще погибнуть в двух шагах от лагеря. Невдалеке раздался громкий хруст ломаемых веток. -- О Боже! -- вскричал Алджи. -- Он идет сюда! И, бросив ружье, Алджи вскарабкался на дерево. Остальные, не мешкая, последовали его примеру и не напрасно. Едва они очутились наверху, как на тропу из своего укрытия выскочил огромный бенгальский тигр. Зверь застыл, глядя по сторонам, и через секунду-другую заметил спрятавшихся среди ветвей охотников. Подняв кверху оскаленную морду, тигр зарычал, сверкая жуткими желто-зелеными глазами. Крауч прыснул со смеху, вызвав недоумение своих спутников. -- Я рад, что нас никто не видел, -- пояснил он. -- Какой ужасный удар был бы нанесен британскому престижу! -- Черт побери, что же нам оставалось делать? -- рассердился Боултон. -- Вы, как и я, прекрасно понимаете, что мы не смогли бы осилить его даже с помощью трех наших ружей. -- Конечно, нет, -- откликнулся Алджи. -- Мы не успели бы даже прицелиться, как он прыгнул бы на нас. Нам здорово повезло, что рядом оказались деревья и мы успели на них взобраться. Милые верные деревья. Я всегда любил деревья. Рычащий тигр направился в их сторону и, когда оказался под деревом, на котором спасался Алджи, прижался к земле и прыгнул вверх. -- Клянусь Юпитером! -- воскликнул Алджи, забираясь повыше, -- он едва не достал меня. Тигр сделал еще две попытки под каждым из деревьев, затем вернулся на тропу и лег неподалеку в ожидании. -- Влипли, -- сказал Боултон. -- Он же не на век там развалился, -- отозвался Крауч. Боултон покачал головой. -- Надеюсь, что нет, -- произнес он, -- но у тигров потрясающее терпение. Знавал я одного парня, так того тигр всю ночь продержал на дереве. Это было в Бенгале. -- Ну знаете, это уж слишком. С нами ему такой номер не пройдет, -- зашумел Алджи. -- За кого он нас принимает, за полных идиотов? Неужели он думает, что мы спустимся прямо ему в пасть? -- Наверное, он думает, что когда мы созреем, то упадем вниз, как спелые яблоки. -- Черт, ну и ситуация, -- проговорил Алджи спустя некоторое время. -- Мне уже порядком это надоело. Эх, ружье бы. -- Вон же оно, прямо под вами на земле, -- сказал Крауч. -- Почему бы вам не спуститься за ним? -- Эй, у меня идея! -- воскликнул Алджи. -- Только сейчас осенило! Глядите. Он снял с себя рубашку, разорвал ее на полоски, которые связал вместе, и, когда таким образом получилась длинная веревка, сделал на одном конце затягивающуюся петлю. Затем спустился на ветку пониже и бросил вниз конец веревки с петлей, норовя зацепить ею ствол ружья, который возвышался над землей на пару дюймов. -- Умно? -- самодовольно спросил Алджи. -- Очень, -- отозвался Боултон. -- Тигр восхищен вашей изобретательностью. Видите, глаз с вас не сводит. -- Если петля затянется позади мушки, я смогу поднять эту чертову штуковину, и тогда полосатый приятель узнает, что почем. -- Из вас получился бы гениальный изобретатель, Алджи, -- сказал Крауч. -- Моя матушка хотела, чтобы я стал священником, -- отозвался Алджи, -- а отец хотел, чтобы я стал дипломатом, -- но ни то, ни другое поприще меня не привлекало -- скучно, и я решил вместо этого заняться теннисом. -- И стали никудышным теннисистом, -- рассмеялся Крауч. -- Точно, дружище, -- не обиделся Алджи. -- Глядите! Получилось. В результате многократных попыток петля наконец была брошена на ствол. Алджи осторожно потянул. Петля задернулась за мушкой, и Алджи принялся подтягивать ружье к себе. Еще один фут, и ружье было бы у него в руках, но тут зарычавший тигр сорвался с места и прыгнул высоко вверх. При виде атакующего зверя Алджи выронил все, что у него было в руках, и молнией взвился вверх на безопасную высоту. Выпущенные когти вспороли пустоту в дюйме от ступни человека. -- Уффф! -- выдохнул Алджи, забравшись на ветку повыше. -- Теперь вы и рубашки лишились, -- съязвил Крауч. Тигр постоял под деревом, глядя вверх и недовольно ворча, затем пошел обратно и снова лег на землю. -- Сдается мне, наш приятель собирается продержать нас здесь всю ночь, -- сказал Алджи. XVI Краузе и не думал выполнять приказ Тарзана и отойти от лагеря на расстояние двух переходов. Изгнанники разбили свой лагерь на берегу в каких-нибудь четырех милях от лагеря соседей, в устье другой реки, впадающей в океан. Настроение у людей Краузе было препаршивым. Они угрюмо сидели на берегу, питаясь фруктами, которые собирали для них в джунглях ласкары. Несколько дней прошло в ожесточенных спорах и выяснении отношений. И Краузе, и Шмидт хотели стать главарями. Победу одержал Шмидт, поскольку Краузе струхнул, побоявшись связываться с психопатом. Абдула Абу Неджм сидел сам по себе, ненавидя всех. Убанович много говорил громким голосом, призывая всех стать товарищами и внушая, что никто не должен командовать другими. Единственной нитью, которая все еще связывала этих людей, являлась общая ненависть к Тарзану, поскольку тот прогнал их, не дав с собой оружия и патронов. -- Можно пойти туда ночью и выкрасть то, что нужно, -- предложил Убанович. -- Я уже и сам об этом думал, -- отозвался Шмидт. -- Отправляйся-ка ты, Убанович, на разведку. Прямо сейчас. Заляжешь в джунглях в окрестностях лагеря, выберешь место, откуда лагерь хорошо просматривается, и будешь вести наблюдение. Так мы узнаем, где у них хранится оружие. -- Сам иди, -- огрызнулся Убанович. -- Нечего мной командовать. -- Я здесь командир! -- закричал Шмидт, вскакивая на ноги. Убанович тоже встал -- громадный грозный увалень, крупнее самого Шмидта. -- Ну что? -- злобно спросил он. -- Нам не стоит ссориться между собой, -- примирительно произнес Краузе. -- Почему бы тебе не послать ласкара? -- Будь у меня оружие, этот грязный большевик подчинился бы, -- буркнул Шмидт и кликнул матроса-ласкара. -- Иди-ка сюда, Чалдрап, -- приказал он. Ласкар подошел шаркающей походкой, хмуро глядя исподлобья. Шмидта он ненавидел, но поскольку всю свою жизнь выполнял приказы белых, привычка подчиняться оказалась сильнее. -- Пойдешь в другой лагерь, -- приказал Шмидт, -- спрячешься в джунглях, узнаешь, где у них оружие, патроны. -- Пойти нет, -- сказал Чалдрап. -- Джунгли тигр. -- Пойдешь как миленький! -- рявкнул Шмидт и ударом кулака сбил матроса с ног. -- Я тебе покажу! Матрос поднялся на ноги, кипя от ненависти. Он готов был убить этого белого, но не решился. -- А теперь пошел вон, языческий пес, -- заорал на него Шмидт, -- и гляди не возвращайся, пока не выяснишь все, что нужно. Чалдрап повернулся и зашагал прочь. Через минуту его поглотили джунгли. -- Эй! Глядите! -- воскликнул Алджи. -- Что он теперь надумал? Тигр поднялся с земли и навострил уши, глядя вперед на тропу. Он склонил голову набок, прислушиваясь. -- Почуял что-то, -- предположил Боултон. -- Уходит, -- с надеждой сказал Крауч. Тигр крадучись пошел в кусты, росшие вдоль тропы. -- Это наш шанс, -- сказал Алджи. -- Он не ушел, -- сообщил Боултон. -- Вот он, я его вижу. -- Пытается обдурить нас, -- сказал Крауч. Чалдрап очень боялся. Он боялся джунглей, но еще больше боялся вернуться к Шмидту без информации, которую тот хотел получить. Ласкар приостановился, решая, как ему поступить. Может, вернуться и затаиться возле лагеря Шмидта, а там, выждав время, требуемое для выполнения задания, явиться к Шмидту и выдать ему "тайну" местонахождения винтовок и патронов? Чалдрап почесал затылок, и тут его озарила великолепная идея: он отправится в лагерь англичан, расскажет им о намерениях Шмидта и попросит разрешения остаться у них. Чалдрап воодушевился. Какая великолепная мысль, лучшая из тех, которые иногда посещали его. И он, развернувшись, радостно потрусил по тропинке. -- Сюда идут, -- прошептал Крауч. -- Я слышу чьи-то шаги. В следующий миг на тропу выбежал Чалдрап. Все трое одновременно закричали, предупреждая человека об опасности, но было уже поздно. Ласкар остановился в недоумении, поднял голову и посмотрел на людей, ничего не соображая. В тот же миг из кустов выпрыгнул огромный тигр и, вздыбившись нар перепуганным до смерти человеком, вцепился ему в плечо. Чалдрап завопил. Огромный зверь встряхнул его. затем повернулся и потащил в кусты. Потрясенные англичане беспомощно наблюдали за происходящим. Из кустов донеслись человеческие вопли и рычание тигра. Через несколько секунд вопли стихли. -- О Боже! -- воскликнул Алджи. -- Это было ужасно. -- Да, -- отозвался Боултон, -- но это наш шанс. Теперь тигру не до нас. Главное -- не отвлечь его от добычи. Они тихо и осторожно спустились на землю, подобрали свои винтовки и тихо двинулись к лагерю, потрясенные трагедией, разыгравшейся на их глазах. Все намеченные на день работы в лагере были выполнены, даже полковник Ли не мог найти ничего, чем бы занять людей. -- Кажется, я старею, -- сказал он жене. -- Кажется? -- переспросила она. -- Ты только сейчас это обнаружил? Полковник улыбнулся. Его всегда радовало, когда Пенелопа оставалась верна себе. Всякий раз, когда она говорила что-нибудь приятное или доброе, полковник начинал тревожиться. -- Да, -- продолжал он, -- что-то я начинаю сдавать. Ничего не приходит на ум, не знаю, чем бы, черт возьми, занять людей. -- А мне кажется, что здесь уйма всяких дел, -- заметила Пенелопа. -- Я всегда занята. -- Думаю, люди заслужили право на короткий отдых, -- сказала Патриция. -- Они не разгибают спины с самого начала нашего пребывания на острове. -- Ничегонеделание всегда порождает недовольство, -- произнес полковник, -- но я разрешу им расслабиться в течение оставшегося дня. Ханс де Гроот и Джанетт Лейон уселись на берегу и повели разговор. -- Странная штука -- жизнь, -- начал де Гроот. -- Всего каких-нибудь несколько недель назад я стремился поскорее попасть в Нью-Йорк, молодой, беспечный с трехмесячным жалованием в кармане. А уж планы, какие я строил на это время! И вот теперь я здесь, где-то в Тихом океане, на каком-то острове, о котором никто никогда не слышал -- и это еще не самое плохое... -- А что тогда самое плохое? -- спросила Джанетт. -- То, что мне здесь нравится, -- ответил де Гроот. Джанетт с удивлением взглянула на него. -- Что-то я не понимаю, -- сказала она. -- Вы, конечно, шутите? -- Я говорю серьезно, Джанетт, -- произнес он. -- Я... -- Загорелое лицо де Гроота вспыхнуло румянцем. -- Ну почему так трудно бывает произнести эти три слова, если они идут от сердца? Джанетт потянулась к де Грооту и положила свою руку на его ладонь. -- Не говорите этих слов, -- сказала она. -- Никогда не говорите их ... мне. -- Почему? -- удивился де Гроот. -- Вы же знаете о моем прошлом. О моих похождениях в Сингапуре, Сайгоне, Батавии. -- Я люблю вас, -- произнес Ханс де Гроот, и тогда Джанетт Лейон разрыдалась. Вообще-то плакала она редко, да и то от злости или разочарования. -- Не смейте, -- прошептала она. -- Не смейте. -- Разве вы совсем меня не любите, Джанетт? -- спросил он. -- Не скажу, -- ответила она. -- Никогда не скажу Де Гроот пожал ее руку и улыбнулся. -- Вы уже сказали, -- промолвил он. На этом месте их беседу прервал голос Патриции: -- Что с тобой, Алджи, где твоя рубашка? В лагерь вернулись охотники, и европейцы обступили их, желая выслушать рассказ о случившемся на охоте. Когда рассказ был закончен, полковник решительно кашлянул. -- С этим пора кончать, -- заявил он. -- С этого момента -- никакой охоты в джунглях. С тиграми и львами в этой чаще нам не справиться. -- А все по твоей вине, Уильям, -- вмешалась миссис Ли. -- Тебе нужно было взять на себя командование раньше и запретить этому дикарю выпускать на волю диких зверей. -- Мне все же кажется, что он поступил по-джентльменски, -- возразил полковник, -- и потом не забывай, он подвергается такой же опасности, что и мы. Судя по всему, бедняги уже нет в живых. Наверное, его разорвал один из этих самых зверей. -- И поделом, -- повторила миссис Ли. -- Человеку, который разгуливает перед дамами в таком непотребном виде, не имеет смысла жить, по крайней мере, среди порядочных людей. -- А я думаю, что он был толковым малым, -- сопротивлялся полковник. -- Не забывай, Пенелопа, если бы не он, еще неизвестно, что с нами бы стало. -- Не забывай, тетя Пенелопа, что он спас тебя с "Сайгона". -- Я только и делаю, что стараюсь об этом забыть, -- пробормотала миссис Ли. XVII Когда Ицл Ча догадалась, что ее несут в лес, она не сразу сумела разобраться в своих ощущениях. В Чичен Ица ее ожидала верная смерть, ибо боги не могли допустить, чтобы у них безнаказанно отнимали их жертвы, и, если она когда-нибудь вернется обратно, ее снова принесут в жертву. Впереди же ее ожидала неизвестность, но Ицл Ча была молода, жизнь казалась ей прекрасной, и, возможно, Че -- Повелитель леса не станет ее убивать. Когда они достигли леса, Че повел себя странно -- запрыгнул на нижнюю ветку дерева, оттуда на другую, и вскоре девушка оказалась высоко над землей. Ицл Ча охватил панический ужас. Вдруг Че остановился и издал долгий протяжный крик -- жуткий неземной крик, эхом отозвавшийся в лесу. Затем он продолжил путь. Девушка изо всех сил старалась не зажмуривать глаз, но вскоре увидела нечто такое, от чего ей захотелось снова зажмуриться. Тем не менее, она, как завороженная, продолжала глядеть на двух несуразных существ, приближающихся к ним по деревьям и что-то лопочущих на непонятном языке. Че ответил на том же странном наречии, и Ицл Ча поняла, что слышит речь богов, ибо эти двое, несомненно, боги земли, о которых рассказывал Тхак Чан. Боги нагнали Че, все трое остановились и повели разговор на своем непонятном языке. Ицл Ча случайно глянула вниз, где на маленькой поляне, над которой они сейчас находились, увидела труп жуткого зверя, и догадалась, что это то самое животное, от которого Че спас охотника Тхак Чана. Девушка пожалела, что скептики из Чичен Ица не видят того, что довелось увидеть ей, тогда они убедились бы в том, что это на самом деле боги и раскаялись бы в своем непочтительном обращении с Повелителем леса. Божественный спаситель донес ее до горной тропы, где опустил на землю, и девушка пошла сама. Теперь она могла хорошенько его разглядеть. Какой он красивый! Действительно, бог. Два бога земли ковыляли вперевалку рядом с ним. Ицл Ча забыла про свои недавние страхи, напротив, она очень гордилась тем, что оказалась в такой компании. Кто еще из девушек Чичен Ица когда-либо прогуливался с тремя богами? Так они вышли к месту, где заканчивалась тропа, и за ней открывался жуткий обрыв. Че -- Повелителя леса это не остановило. Он вновь перекинул Ицл Ча через свое широкое плечо и стал спускаться вниз по склону обрыва с поразительной легкостью, как и два бога земли. Взглянув вниз, Ицл Ча пришла в ужас. Крепко зажмурившись и затаив дыхание, она тесно прижалась своим маленьким телом к Че -- Повелителю леса, ставшему для нее чем-то вроде спасительного убежища. Наконец они спустились вниз, и Повелитель леса вновь подал голос. Ицл Ча показалось, что он сказал что-то вроде: "Йад, Тантор, йад!" И она не ошиблась, именно это он и сказал: "Сюда, Тантор, сюда!" Буквально через секунду Ицл Ча услышала звук, который никогда раньше не слышала, как не слышал никто из народа майя. То был трубный зов слона. Ицл Ча думала, что уже перевидала все чудеса, имеющиеся на свете, но когда появился громадный слон-самец, крушивший стоявшие на его пути деревья, маленькая Ицл Ча вскрикнула и упала в обморок. Придя в себя, Ицл Ча не сразу открыла глаза. Она ощущала придерживающую ее руку, а спиной чувствовала близость человеческого тела. Но почему они так странно движутся, и что за шероховатая поверхность, которой касаются ее голые ноги? Ицл Ча со страхом приоткрыла глаза, но тут же пронзительно закричала и вновь зажмурилась. Она сидела на голове этого жуткого зверя! Повелитель леса расположился за ее спиной, придерживая девушку рукой, чтобы она не свалилась на землю. Боги земли двигались параллельно, перепрыгивая с ветки на ветку, и, казалось, недовольно ворчали. Для впечатлительной Ицл Ча всего этого оказалось слишком много: за какой-нибудь час или два с нею произошло столько событий, и она испытала столько потрясений, сколько хватило бы на всю жизнь. День клонился к закату. Лум Кип был занят приготовлением ужина для европейцев. Процедура оказалась несложной -- нужно было поджарить рыбу и сварить корнеплоды. Меню разнообразили фрукты. Лум Кип пребывал в отличном настроении: ему нравилось работать на этих иностранцев, те хорошо к нему относились, а сама работа была куда менее трудоемкой, чем рубка леса. Люди собрались на берегу почти в полном составе -- обе девушки и большинство мужчин. Они сидели на земле, обсуждая события дня, особенно охотничью вылазку, закончившуюся трагедией. Патриция обеспокоено завела речь о Тарзане -- доведется ли им когда-нибудь с ним свидеться, и разговор переключился на дикаря и его предполагаемую судьбу. Полковник находился внутри хижины, он брился, а его жена сидела снаружи, занимаясь штопкой. Вдруг что-то привлекло ее внимание, и, взглянув в сторону леса, она, пронзительно взвизгнув, упала в обморок. Люди моментально повскакали со своих мест. Из хижины вылетел полковник, не успевший стереть с лица мыльную пену. -- О Боже, глядите! -- вскричала Патриция Ли-Бердон. Из леса выходил огромный слон, на спине которого восседал Тарзан, придерживающий руками сидевшую перед ним почти обнаженную девушку. Справа на некотором расстоянии ковыляли два орангутанга. Не мудрено, что Пенелопа Ли потеряла сознание. Выйдя из леса на несколько шагов, слон остановился, отказываясь идти дальше. Тарзан с девушкой на руках соскользнул на землю и, взяв ее за руку, повел к лагерю. Ицл Ча чувствовала, что все эти люди -- боги, но страха почти уже не испытывала, поскольку Повелитель леса не причинил ей вреда, как и боги земли, и этот громадный странный зверь, на котором она ехала верхом через лес. Патриция Ли-Бердон оглядела шедшую рядом с Тарзаном девушку недоуменным и несколько настороженным взглядом. Работающий неподалеку матрос сказал своему напарнику: -- Этот малый своего не упустит. Услышав эти слова, Патриция поджала губы. Тарзана встретили молча, но молчание это было вызвано удивлением. Полковник хлопотал возле своей жены, и та вскоре открыла глаза. -- Где он? -- прошептала Пенелопа Ли. -- Этого мерзавца нужно немедленно прогнать из лагеря, Уильям. Его и эту распутную девку с ним. На них обоих вместе взятых лишь пара жалких лоскутков, которыми даже младенца толком не прикроешь. Я полагаю, он специально уходил, чтобы похитить женщину, причем, подумать только, туземку. -- Ты бы помолчала, Пенелопа, -- раздраженно произнес полковник. -- Ни ты, ни я не знаем, что случилось на самом деле. -- Тогда не стой, как пень, а пойди и узнай, -- бросила миссис Ли. -- Я не могу позволить Патриции оставаться в одном лагере с такими людьми и сама не останусь. Тарзан прямым ходом направился к Патриции Ли-Бердон. -- Я хочу попросить вас позаботиться об этой девушке, -- сказал он. -- Меня? -- высокомерно процедила Патриция. -- Да, вас, -- ответил он. -- Значит, так, -- сказал полковник с мыльной пеной на лице. -- Объясните, что все это значит, сэр. -- К югу от нас расположен город, -- начал Тарзан, -- довольно большой. Его жители придерживаются некоторых языческих обрядов и приносят в жертву богам людей. Эту девушку как раз собирались принести в жертву, но мне удалось ее спасти. Возвращаться ей нельзя, потому что ее, конечно же, убьют, так что мы должны о ней позаботиться. Если ваша племянница против, я попрошу Джанетт. Она, я уверен, не откажется. -- Ну разумеется, я позабочусь о ней, -- согласилась Патриция, -- с чего вы взяли, что я против? -- Первым делом это создание необходимо приодеть, -- вмешалась миссис Ли. -- Стыд и срам! Тарзан посмотрел на нее с осуждением. -- Это не ей, а вашим низменным мыслям нужна одежда, -- сказал он. У Пенелопы Ли отвалилась челюсть. Она застыла с раскрытым ртом, не находя слов. В следующую секунду она развернулась и прошагала в свою хижину. -- Эй, приятель! -- обратился к Тарзану Алджи. -- Как вам, черт побери, удалось уломать этого слона прокатить вас на своей спине? Ведь слон-то африканский, дикий? -- А как вы уламываете своих друзей, прося их об одолжении? -- вопросом на вопрос ответил Тарзан. -- Ну, знаете, приятель, у меня нет друзей, подобных этому. -- Сочувствую, -- сказал человек-обезьяна и обратился к полковнику. -- Мы должны принять все меры предосторожности на случай нападения. В городе много воинов, и я не сомневаюсь, что девушку будут разыскивать. Они неизбежно наткнутся на наш лагерь. Конечно, им неведомо огнестрельное оружие, и если мы будем начеку, то бояться нечего. Предлагаю разрешать выход в джунгли только усиленными группами. -- Я как раз отдал приказ, запрещающий выходить в джунгли, -- произнес полковник. -- Сегодня один из ваших тигров напал на капитана Боултона, доктора Крауча и мистера Райт-Смита. XVIII В течение последующих шести недель жизнь в лагере протекала размеренно и без происшествий. За это время Патриция Ли-Бердон научила Ицл Ча многим английским словам и выражениям с тем, чтобы юная девушка из племени майя могла по крайней мере хоть как-то общаться с остальными, а Тарзан тем временем уделял много внимания изучению языка майя, консультируясь с Ицл Ча. Он был единственным из всего лагеря, кто время от времени отваживался отправляться в джунгли, и из этих вылазок зачастую возвращался с дикой свиньей. Всякий раз, когда Тарзан отсутствовал, Пенелопа Ли закипала от гнева. -- Он дерзкий и своевольный, -- жаловалась она мужу. -- Ты же категорически запретил всем ходить в джунгли, а он нарочно тебя не слушается. Его нужно наказать. -- И как ты предлагаешь с ним поступить, дорогая? -- спрашивал полковник. -- Вздернуть на дыбе, четвертовать или просто расстрелять на рассвете? -- Не пытайся острить, Уильям, тебе это не идет. Просто ты обязан настоять на том, чтобы он подчинялся установленным тобою предписаниям. -- И лишиться свежей свинины? -- спросил полковник. -- Не нравится мне свинина, -- ответила миссис Ли. -- Кроме того, мне не нравятся лагерные шуры-муры. Мистер де Гроот чересчур интимничает с этой француженкой, а дикарь вечно липнет к этой туземке. Вот и сейчас, смотри, -- опять они болтают. Могу представить, что он ей говорит. -- Он хочет выучить ее язык, -- объяснил полковник, -- и это может нам здорово пригодиться, если придется когда-нибудь иметь дело с ее соплеменниками. -- Хм! Прекрасный предлог, -- возмутилась миссис Ли. -- А как они одеты! Если я найду что-нибудь подходящее среди вещей с корабля, то сошью ей балахон, а что касается его -- ты должен что-то предпринять. Гляди! Вот-те раз. Теперь к ним подошла Патриция. Они разговаривают. Уильям, ты должен прекратить это безобразие -- это неприлично. Полковник Уильям Сесил Хью Персиваль Ли вздохнул. Ему и без того приходилось несладко. Люди начали проявлять недовольство, были и такие, кто стал подвергать сомнению его право командовать. Да и он сам задавался вопросом, имеет ли он на это право, однако сознавал, что без командира жизнь превратится в сплошной кошмар. Алджи, Боултон, Тиббет и Крауч, разумеется, поддерживали его, а также де Гротт и Тарзан. Из них он больше всего полагался на Тарзана, ибо понимал, что это тот человек, который в случае бунта сохранит хладнокровие и трезвый рассудок. А теперь вот жена требует, чтобы он заставил полудикого человека надеть брюки. Полковник снова вздохнул. Патриция подсела к Тарзану и Ицл Ча. -- Как ваши занятия? -- спросила она. -- Ицл Ча говорит, что у меня прекрасно получается, -- ответил Тарзан. -- А Ицл Ча неплохо овладевает английским, -- сказала Патриция. -- Мы с ней уже можем разговаривать на довольно сложные темы. Она рассказала мне очень интересные вещи. Вам известно, почему ее хотели принести в жертву? -- Чтобы умилостивить какого-нибудь бога, наверное, -- предположил Тарзан. -- Да, бога по имени Че -- Повелителя леса, чтобы умилостивить его за оскорбление, нанесенное ему человеком, который заявил, что Че -- это вы. Ицл Ча, понятно, уверена в том, что ее спас не кто иной, как Че -- Повелитель леса. По ее словам, многие из ее племени также верят в это. Она говорит, что в истории ее народа это первый случай, когда бог спустился и забрал живым предназначенное ему жертвоприношение. Это произвело на нее глубокое впечатление, и никто никогда не сможет переубедить ее в том, что вы не Че. Ее собственный отец предложил принести ее в жертву, чтобы добиться благосклонности богов, -- продолжала Патриция. -- Какой ужас, но такие у них нравы. Ицл Ча говорит, что родители часто так поступают, хотя обычно в жертву приносят рабов или военнопленных. -- Она рассказала мне много интересных вещей о своем народе и острове, -- сказал Тарзан. -- Остров называется Аксмол, в честь города на Юкатане, откуда сотни лет тому назад прибыл ее народ. -- Тогда они -- майя, -- заметила Патриция. -- Это очень интересно, -- произнес подошедший к ним доктор Крауч. -- Из того, что вы рассказали нам о своем пребывании в их городе и что поведала Ицл Ча, напрашивается вывод, что они сохранили свою религию и свою культуру почти нетронутыми на протяжении веков после переселения. Какая благодатная почва для антрополога и археолога. Если бы вам удалось установить с ними дружеские отношения, то мы смогли бы расшифровать письмена на их колоннах и храмах в Центральной и Южной Америке. -- Но поскольку все говорит за то, что мы останемся здесь до конца наших дней, -- напомнила ему Патриция, -- то наши знания принесут миру очень мало пользы. -- Не могу поверить, чтобы нас когда-нибудь не спасли, -- сказал доктор Крауч. -- Кстати, Тарзан, та деревня, которую вы посетили, на острове единственная? -- Этого я не знаю, -- ответил человек-обезьяна, -- но майя -- не единственные люди на острове. На северной оконечности есть селение "очень плохих людей", как их называет Ицл Ча. История острова, передаваемая в основном из уст в уста, гласит, что уцелевшие жертвы какого-то кораблекрушения смешались путем браков с туземцами, и в том селении проживают их потомки, но они не общаются с туземцами, живущими в центральной части острова. -- Вы хотите сказать, что здесь есть туземцы? -- спросил доктор Крауч. -- Да, и наш лагерь разбит прямо на юго-западной границе их территории. В своих вылазках я далеко не заходил и поэтому никого из них не видел, но Ицл Ча говорит, что они очень жестокие каннибалы. -- Какое чудесное местечко уготовила нам судьба, -- заметила Патриция, -- и, разумеется, чтобы оно было совсем чудесным, вы выпустили на волю массу тигров и львов. Тарзан улыбнулся. -- По крайней мере, от скуки не помрем, -- промолвила Джанетт Лейон. Подошли полковник Ли, Алджи и Боултон, чуть позже к ним присоединился де Гроот. -- Со мной только что разговаривали матросы, -- сказал голландец, -- и просили узнать у вас, полковник, можно ли им попытаться разобрать "Сайгон" на доски и построить лодку, чтобы выбраться отсюда. Они сказали, что лучше погибнут в море, чем проведут здесь оставшуюся жизнь. -- Я их вполне понимаю, -- согласился полковник. -- Что вы об этом думаете, Боултон? -- Попытаться можно, -- ответил капитан. -- К тому же у них появится занятие, -- сказал полковник, -- и если оно придется им по душе, они перестанут беспрестанно ворчать и жаловаться. -- Вопрос в том, где им строить лодку, -- продолжал Боултон. -- На рифе, естественно, невозможно, а на берегу не имеет смысла, так как лагуна слишком мелка, и лодка сядет на мель. -- В миле отсюда, к северу, есть бухта с глубокой водой, -- сказал Тарзан, -- и без рифов. -- К тому времени, как эти лоботрясы разберут "Сайгон" на части, -- заметил Алджи, -- и перенесут на милю по суше, они так вымотаются, что не смогут построить лодку. -- Или так постареют, -- предположила Патриция. -- Кто сделает чертеж лодки? -- спросил полковник. -- Матросы попросили меня заняться этим, -- ответил де Гроот. -- Мой отец -- судостроитель, я работал на его верфи перед тем, как пошел в море. -- Неплохая идея, -- сказал Крауч. -- Как считаете, можно построить лодку таких размеров, чтобы мы все в ней уместились? -- Все будет зависеть от того, сколько удастся вывезти с "Сайгона". Если на днях случится сильный шторм, то судно может развалиться, -- ответил де Гроот. Алджернон Райт-Смит широким жестом указал в сторону джунглей. -- Там леса предостаточно, -- сказал он, -- если "Сайгон" подкачает. -- Работенка будет не из легких, -- заметил Боултон. -- Ну, знаете, старина, у нас впереди целая жизнь, -- напомнил ему Алджи. XIX Прошло уже два дня, а Чалдрап все не возвращался. Шмидт отправил в лагерь Тарзана другого ласкара, приказав добыть сведения о ружьях и боеприпасах. Ласкары обосновались в отдельном лагере, неподалеку от того, в котором расположились Шмидт, Краузе, Убанович и араб. Ласкары все время что-то мастерили, но никто из компании Шмидта не обращал на них никакого внимания. Их просто вызывали по одному и приказывали выполнить то или иное поручение. Второй посланный Шмидтом на разведку ласкар также не вернулся. Шмидт был вне себя от ярости и на третий день отрядил еще двоих с тем же заданием. Ласкары угрюмо стояли перед ним, выслушивая указания. Когда Шмидт закончил, оба ласкара повернулись и двинулись обратно в свой лагерь. Шмидт наблюдал за ними и заметил, что они подсели к своим товарищам. Он выждал минуту-другую, желая убедиться, что ласкары отправились в путь, но те оставались на своих местах. Тогда он бросился к их лагерю с побелевшим от гнева лицом. -- Я их проучу, -- злобно шипел он. -- Я покажу им, кто здесь хозяин. Желтокожее отребье! Но когда он подошел ближе, навстречу ему встали пятнадцать ласкаров, и Шмидт увидел, что они вооружены луками, стрелами и деревянными копьями. Так вот чем они занимались несколько дней! Шмидт и ласкары стояли друг против друга, пока, наконец, один из матросов не спросил: -- Что тебе здесь надо? Их было пятнадцать, пятнадцать угрюмых, злобных людей, причем хорошо вооруженных. -- Так вы пойдете в разведку насчет оружия и патронов, чтобы их выкрасть? Да или нет? -- спросил он. -- Нет, -- ответил один из них. -- Тебе надо, ты и иди. Больше мы не подчиняться. Убирайся. Иди свой лагерь. -- Это бунт! -- заорал Шмидт. -- Убирайся! -- сказал рослый ласкар и натянул тетиву. Шмидт развернулся и, съежившись, поспешил прочь. -- В чем дело? -- спросил Краузе, когда Шмидт вернулся в лагерь. -- Негодяи взбунтовались, -- отозвался Шмидт. -- И они все вооружены -- изготовили луки, стрелы и копья. -- Восстание пролетариата! -- воскликнул Убанович. -- Я присоединюсь к ним и поведу их. Это великолепно, великолепно. Идеи мировой революции проникли даже сюда. -- Заткнись! -- рявкнул Шмидт. -- Тошно тебя слушать. -- Погодите, вот я организую своих замечательных революционеров, -- вскричал Убанович, -- тогда вы запоете иначе, тогда будете ходить на задних лапках и лепетать: "Товарищ Убанович то", "Товарищ Убанович се". Я сейчас же иду к своим товарищам, которые поднялись в полный рост и сбросили ярмо капитализма со своих плеч. Торжествующей походкой он направился к лагерю ласкаров. -- Товарищи! -- крикнул он. -- Поздравляю вас с вашей замечательной победой!!! Я пришел, чтобы повести вас к еще более великим завоеваниям. Мы двинемся маршем на лагерь капиталистов, которые нас прогнали. Мы уничтожим их и завладеем всем оружием, боеприпасами и провиантом. Пятнадцать хмурых людей глядели на него молча, затем один из них сказал: -- Убирайся. -- Как же так! -- воскликнул Убанович. -- Я пришел, чтобы быть с вами. Вместе мы совершим замечательную... -- Убирайся, -- повторил ласкар. Убанович топтался на месте, пока к нему не направились несколько человек. Он повернулся и пошел назад в свой лагерь. -- Ну, товарищ, -- усмехнулся Шмидт, -- революция закончилась? -- Безмозглые кретины, -- выругался Убанович. В ту ночь четверо людей были вынуждены сами поддерживать огонь в костре, чтобы отпугивать диких зверей. Раньше этим занимались ласкары. Им также пришлось добывать дрова и по очереди стоять на вахте. -- Ну, товарищ, -- обратился к Убановичу Шмидт, -- как тебе нравятся революции теперь, когда ты очутился по другую сторону баррикад? Ласкары, которыми перестали помыкать белые люди, улеглись спать и позволили костру затухнуть. В соседнем лагере на вахте стоял Абдула Абу Неджм, который вдруг услышал со стороны лагеря ласкаров свирепое рычание, а затем вопль боли и ужаса. Проснувшиеся трое вскочили на ноги. -- Что это? -- спросил Шмидт. -- Эль адреа, Владыка с большой головой, -- ответил араб. -- А что это такое? -- поинтересовался Убанович. -- Лев, -- коротко объяснил Краузе. -- Добрался до одного из них. Вопли незадачливой жертвы пронзали ночную тишину, удаляясь от лагеря ласкаров, ибо лев оттаскивал добычу подальше от людей. Вопли вскоре затихли, а затем послышался еще более жуткий, леденящий кровь звук -- звук разрываемой плоти и хруст костей, сопровождаемый рычанием хищника. Краузе подбросил в костер дров. -- Проклятый дикарь, -- прошипел он. -- Выпустил на волю этих тварей. -- Так тебе и надо, -- съязвил Шмидт. -- Нечего было хватать белого человека и сажать его в клетку. -- Это идея Абдулы, -- захныкал Краузе. -- Сам бы я до этого никогда не додумался. Той ночью в лагере больше не спали. До рассвета были слышны звуки кровавого пиршества, а когда совсем рассвело, люди увидели, что лев бросил жертву и пошел к реке на водопой, затем исчез в джунглях. -- Теперь он проспит целый день, -- сказал Абдула, -- а ночью снова явится за добычей. Едва Абдула произнес эти слова, как с опушки леса послышались отвратительные звуки и показались два крадущихся зверя. Это на запах крови явились гиены, которые тут же принялись пожирать то, что осталось от ласкара. В следующую ночь ласкары вообще не разводили огонь и не досчитались еще одного че