ть запыхавшийся оруженосец Пим впустил Катерину в вестибюль особняка Форкосиганов. Он подергал, расправляя, высокий воротник ливреи и улыбнулся со своим обычным радушием. - Добрый день, Пим, -- сказала Катерина. Она была довольна, что сумела заставить свой голос совсем не дрожать. -- Мне нужно видеть лорда Форкосигана. -- Да, мадам. Катерина наконец-то с запозданием поняла, что реплика Пима Да, миледи!, обращенная к ней в этом самом холле в вечер званого ужина, была выдававшей его оговоркой. Тогда она этого не заметила. Пим нажал клавишу своего наручного комма. -- М'лорд? Вы где? Из комма послышался слабый глухой стук и приглушенный голос Майлза: -- На чердаке в северном крыле. А что? -- К вам пришла госпожа Форсуассон. -- Я сейчас спущусь... нет, погоди. -- Короткая пауза. -- Проводи ее сюда. Держу пари, ей захочется на это посмотреть. -- Да, м'лорд. -- Пим сдел жест в сторону заднего крыльца. -- Сюда. -- Пока она шла за ним к лифтовой шахте, он добавил, -- Маленький Никки сегодня не с вами, мадам? -- Нет. -- Ей не хватило духу объяснить, почему. И она ограничилась одним словом. Они вышли из лифтовой трубы на пятом этаже - так высоко она не разу не поднималась во время той первой, незабываемой экскурсии по дому. Она проследовала за ним через прихожую, пол которой не был покрыт ковром, и сквозь пару двойных дверей в огромное помещение с низким потолком, простирающееся от одной стены дома до другой. Выпиленные вручную стропила, сделанные из больших деревьев, пересекали пространство над головой, между ними желтела штукатурка. Высокую кипу различных вещей рассекала посереди пара проходов, над которыми свисала голая осветительная арматура. Частью эту кипу составлял обычный чердачный хлам: потертая мебель и светильники, забракованные даже для комнат прислуги; рамы от картин, которые уже ничего не обрамляли; покрытые пятнами зеркала; обернутые квадраты и прямоугольники - может быть, живопись; скатанные в рулон гобелены. И еще более древние керосиновые лампы и подсвечники. Таинственные корзины и коробки, обтянутые потрескавшейся кожей чемоданы, изрезанные деревянные сундуки с выжженными ниже замка инициалами давно умерших людей. Но дальше список делался более примечательным. Рядом с вытесанным вручную столбом-подпоркой втиснулась охапка ржавых кавалерийских копий с обернутыми вокруг древка сморщенными, выцветшими коричнево-серебряными флажками. Вешалка с плотно увязанными поблекшими ливреями оруженосцев, тоже коричневыми с серебром. Огромное количество лошадиной сбруи: седла, уздечки и упряжь с ржавыми бубенчиками, запутанными кисточками, покрытым пятнами серебряным тиснением и разбитым, потрескавшимся, выцветшим бисером; подседельники и попоны с ручной вышивкой - монограммой Форкосиганов или различными вариантами узора на тему их герба. Десятки мечей и кинжалов в беспорядке торчали из бочонков, словно какие-то стальные букеты. Майлз с закатанными рукавами сидел посереди этого мусора в центре одного из проходов, ближе к противоположному концу комнаты, в окружении трех раскрытых сундуков и полуразобранной груды бумаг и свитков. Один из сундуков, явно только что отпертый, был до краев полон разнообразным устаревшим энергетическим оружием - Катерина понадеялась, что его батареи давно разрядились. Некоторые бумаги, похоже, были только что извлечены из ящика поменьше. Он поднял взгляд и весело усмехнулся. -- Я же говорил вам, на чердаки стоит посмотреть. Спасибо, Пим. -- Пим кивнул и удалился; теперь Катерина уже знала, как расшифровать этот кивок - пожелание удачи своему лорду. -- Вы не преувеличивали, -- согласилась Катерина. И что это за чучело птицы висит вниз головой в углу, свирепо тараща на них злобные стеклянные глаза? -- В тот единственный раз, когда я привел сюда Дува Галени, с ним чуть не случился припадок потери связной речи. Прямо на моих глазах он снова преобразился в доктора истории профессора Галени, а потом часами - днями - бушевал, наскакивая на меня за то, что мы не каталогизировали все это барахло. Стоит мне допустить ошибку и напомнить ему об этом, и он готов говорить на эту тему бесконечно. Мне-то казалось, что отец, организовав документохранилище с климат-контролем, сделал уже достаточно. -- Он жестом пригласил ее присесть на длинный лакированный сундук из древесины грецкого ореха. Катерина села, молча ему улыбнувшись. Надо бы сообщить ему дурные новости и уйти. Но он в таком явно приподнятом настроении, что она просто не может его огорошить. И с каких это пор звук его голоса стал так ласкать ее слух? Пусть он еще немножко поболтает... -- Короче, я наткнулся на кое-что, что, по-моему, могло бы вам быть интересным..., -- Его рука потянулась к чему-то большому, укутанному плотной белой тканью, но нерешительно задержалась над сундуком с оружием. -- На самом деле, и это тоже довольно интересно, хотя скорее во вкусе Никки. Он ценит гротеск? Думаю, для меня в его возрасте это была бы сногсшибательная находка. Не понимаю, как я мог это пропустить, - о, конечно, ключи-то были у деда. -- Он поднял из сундука мешок из грубой коричневой ткани и с легким сомнением покопался в его содержимом. -- Вот это, кажется, мешок с цетагандийскими скальпами. Хотите посмотреть? -- Посмотреть - может быть. Но не потрогать. Он любезно протянул ей открытый мешок. Высохшие пожелтевшие пергаментные лоскутки с клочками прилипших - или, в отдельных случаях, отвалившихся - волос действительно напоминали человеческие скальпы. -- Фу-у, -- протянула она не без уважения. -- Ваш дед сам их добыл? -- М-м, может быть, - хотя, кажется, их слишком много для одного человека, даже для генерала Петра. Я думаю, куда вероятнее, что их сняли его партизаны и принесли ему в качестве трофеев. Все замечательно, но что ему было с ними делать? Выбросить их было нельзя, это подарки. -- А что собираетесь с ними делать вы? Он пожал плечами и убрал мешок обратно в сундук. -- Если Грегору понадобится нанести тонкое дипломатическое оскорбление цетагандийской Империи - что сейчас не входит в его планы - то, надо полагать, мы могли бы их вернуть с тщательно продуманными извинениями. Экспромтом мне другой способ их использования в голову не приходит. Он закрыл крышку, покопался в наборе механических ключей, сваленных кучкой у него на коленях, и снова запер сундук. Поднявшись с колен, он перевернул вверх ногами стоящую перед Катериной корзину, поставил на нее закутанный предмет и откинул покрывало, чтобы дать ей рассмотреть. Это оказалось прекрасное старинное седло, в том же стиле, что и кавалерийские седла старого образца, но более изящно сделанное, для леди. Его потемневшая кожа была тщательно вырезана и украшена тисненым узором листьев, цветов и веточек папоротника. Изношенный зеленый бархат стеганной седельной подушечки был наполовину вытерт, он ссохся и потрескался, из него выглядывала набивка. Кленовые и оливковые листья, выдавленные в коже и изящно прокрашенные, окружали буквы Ф и чуть меньшие Б и К, вместе заключенные в овал. Богатая вышивка шерстяной попоны, на удивление ярких цветов, была выполнена в тех же растительных мотивах. -- К нему должна быть такая же уздечка, но я ее пока не нашел, -- объяснил Майлз, проводя пальцем по монограмме. -- Одно из седел моей бабушки по отцовской линии. Жены генерала Петра, принцессы-графини Оливии Форбарра-Форкосиган. Вот этим она явно хоть немного пользовалась. Мою мать так ни разу и не удалось уговорить прокатиться верхом - я никогда не понимал, почему, - и в список увлечений моего отца верховая езда тоже не входила. Так что деду оставалось лишь обучить ей меня, дабы сохранить эту традицию живой. Но когда я стал взрослым, времени на это у меня не осталось. Вы, кажется, говорили, что ездите? -- С самого детства не пробовала. Моя двоюродная бабушка держала для меня пони - хотя подозреваю, дело было скорее в навозе для ее сада. У родителей такой возможности в городе не было. Жирный пони с дурным характером, но я его обожала. -- Катерина улыбнулась своим воспоминаниям. -- А седло было совсем не обязательно. -- Думаю, его можно было бы восстановить и отремонтировать, чтобы снова пользоваться. -- Пользоваться? Да ему место в музее! Ручной работы... абсолютно уникальное... имеющее историческую ценность... мне трудно даже представить, сколько бы оно стоило на аукционе! -- А-а - с Дувом мы на эту тему тоже поспорили. Это не просто ручная работа, это работа на заказ, специально для принцессы. Наверное, как подарок от моего деда. Представьте себе человека - не просто ремесленника, а мастера - который выбирает для него кожу, кроит, шьет, вырезает узор. Я воображаю, как он руками втирает в него масло и думает о своей графине, разъезжающей в седле его работы на зависть и восхищение своим друзьям. Он был частью всего того произведения искусства, которым была ее жизнь. -- Он провел пальцем по обрамляюшим инициалы листьям. Она догадалась о ценности предмета еще до того, как Майлз успел произнести свою тираду. -- Ради всего святого, оцените его сперва! -- Зачем? Одолжить музею? Для этого нет необходимости устанавливать цену на мою бабушку. Продать какому-то коллекционеру, который копит эти вещи, словно деньги? Вот пусть и копит деньги, людям такого сорта только деньги и важны. Единственным достойным этой вещи коллекционером был бы тот, кто сам одержим принцессой-графиней - один из мужчин, способных безнадежно влюбиться вопреки разделяющему их времени. Нет. Мой долг перед создателем этого седла - использовать его по прямому назначению, как он и планировал. Живущая в ней замученная и стесненная в средствах домохозяйка - прижимистая супруга Тьена - ужаснулась. Но потайная часть ее души запела, словно колокол, в ответ на слова Майлза. Да. Именно так и должно быть. Место этому седлу под прекрасной леди, а не под стеклянным колпаком. Сады предназначены для того, чтобы на них смотреть, обонять их запах, прогуливаться, копаться в земле. И сотня объективных характеристик не составит вместе ценности сада; она лишь в удовольствии тех, кто им пользуется. Лишь использование придает какой-то смысл. Откуда Майлз это знает? За одно это я могла бы тебя полюбить... -- Ну, вот, -- он усмехнулся в ответ на ее улыбку, и набрал воздуха в грудь. -- Бог свидетель, мне необходимо что-нибудь в качестве физических упражнений, а то в результате всей этой моей нынешней кулинарной дипломатии труды Марка отличаться от меня потерпят крах. Здесь в городе есть несколько парков с дорожками для верховой езды. Но в одиночку это вряд ли интересно. Как думаете, не захотите составить мне компанию? -- Он чуть простодушно моргнул. -- Очень бы хотела, -- сказала она искренне, -- но не могу. -- В его взгляде она увидела десяток внезапно возникших контрдоводов, готовых вырваться наружу. Она подняла руку, пресекая его попытку перебить ее. Ей нужно покончить с этим потворствующим ее желанием кусочком иллюзорного счастья прежде, чем ее воля будет сломлена. Навязанное ей соглашение с Василем разрешает лишь попробовать Майлза, но не наесться им. Никаких банкетов... Назад к грубой действительности. -- Произошло кое-что новое. Вчера ко мне пришли Василий Форсуассон с моим братом Хьюго. Явно натравленные мерзким письмом Алексея Формонкрифа. Она вкратце описала их визит. Майлз снова уселся на пол и с недрогнувшим лицом внимательно все выслушал. В этот раз он ее не перебивал. -- Вы развеяли их заблужения? -- проговорил он медленно, когда она замолчала, чтобы перевести дух. -- Я пыталась. И пришла в ярость, видя как как они просто... отмахнулись от моих слов в пользу всех подлых инсинуаций этого кретина Алексея. Это его-то! Думаю, Хьюго искренне за меня волнуется. А вот Василия подстегивает лишь его превратно понимаемый семейный долг плюс какие-то дутые идеи насчет упадочной развращенности столицы. -- А, -- протянул Майлз. -- Романтик, как я погляжу. -- Майлз, они были готовы забрать Никки прямо сразу! И у меня нет никакого законного способа бороться за опеку. Даже если я силой приведу Василия к судье в магистрат округа Форбреттена, то не смогу доказать, что он вопиющим образом непригоден для опеки - это не так. Он лишь вопиюще легковерен. Но я подумала - уже слишком поздно, вчера вечером - что у Никки допуск секретности. Сделает ли СБ что-либо, чтобы остановить Василия? Майлз нахмурился, его брови поползли вниз. -- Вероятно ... нет. Он ведь не собирается увезти Никки на другую планету. СБ не стала бы возражать, чтобы Никки жил на военной базе - фактически, они наверняка сочтут это место лучше отвечающим соображениям безопасности, нежели особняк Форкосиганов или дом вашего дяди. Больше анонимности. И к тому же не думаю, что они мечтают о судебном процессе, который привлечет еще большее общественное внимание к комаррскому делу. -- Они бы прикрыли процесс? В чью пользу? Он, задумавшись, со свистом втянул воздух сквозь зубы. -- В вашу, если я их об этом попрошу. Но с них станется сделать это таким способом, чтобы максимально упрочить версию прикрытия - именно так на этой неделе они определили всю эту клевету об убийстве в своих ограниченных умишках. Я практически не смею ничего предпринять; я только хуже сделаю. Интересно, кто-то... кто-то рассчитывал на это? -- Я знаю, что Алексей дергает Василия за ниточки. Как вы думаете, не может еще кто-то дергать за ниточки самого Алексея, пытаясь вынудить вас совершить гибельный шаг? -- Тогда она оказалась бы последним звеном в цепочке, потянув за которую тайный враг Майлза стремится поставить того в уязвимое положение. Ужасающее открытие. Но только, если она - и Майлз - поступят так, как ожидает от них враг. -- Я... гм. Возможно. -- Он еще сильней нахмурился. -- В любом случае, будет гораздо лучше, если ваш дядя уладит эти вещи конфиденциально, внутри семьи. Он по-прежнему намерен вернуться с Комарра до свадьбы? -- Да, но лишь если так называемые несколько мелких технических вопросов не окажутся сложнее, чем он предполагал. Майлз поморщился с сочувственным пониманием. -- Верно, значит никаких гарантий. -- Он замолчал. -- Округ Форбреттенов, а? Если на нас будут слишком сильно давить, я могу потихоньку попросить Рене Форбреттена об услуге - чтобы он... э-- э... все уладил. Вы сможете обратиться непосредственно к нему бы через голову судьи Округа. Мне не нужно будет привлекать СБ и вообще появляться в этом деле. Хотя такой вариант не сработает, если к тому времени графство и округ Форбреттена перейдет к Сигуру. -- А я не хочу, чтобы на нас давили слишком сильно. Я вообще не хочу, чтобы Никки снова беспокоили. Довольно с него ужасов. -- Она вся сжалась и ее трясло - трудно сказать, от страха, гнева или ядовитой смеси того и другого. Майлз встал с пола, обошел вокруг, несколько неуверенно присел рядом с ней на ореховый сундук и испытующе на нее поглядел. -- Тем или иным путем, но мы можем сделать так, что все наконец образуется. Через два дня состоится голосование в Совете Графов по наследованию обоих округов. Как только голосование пройдет, испарится политический мотив раздувать против меня это обвинение и все начнет стихать. -- Сказанное прозвучало бы очень убедительно, если бы он не добавил: -- Надеюсь. -- Мне не следовало была предлагать наложить на вас карантин до окончания моего годичного траура. Сперва надо было предложить Василию срок до Зимнепраздника. Я слишком поздно догадалась. Но я не могу рисковать Никки, просто не могу. Не теперь, когда мы зашли так далеко и так много вынесли. -- Ну-ну, ш-ш. Думаю, ваши инстинкты верны. У моего деда была древняя кавалерийская присказка: 'Скакать по опасной земле надо как можно легче'. Мы просто ненадолго ляжем на дно, чтобы не раздражать беднягу Василия. А когда вернется ваш дядя, он приведет этого парня в порядок. -- Он искоса поглядел на нее. -- Или, конечно, вы можете просто год со мной не видеться, а? -- Мне бы этого весьма не хотелось, -- признала она. -- А. -- Уголок его рта пополз вверх. Помолчав, он добавил, -- Ну, тогда нам это не подходит. -- Но, Майлз, я дала свое слово. Не хотела, но дала. -- Вас вынудили. Знаете, тактическое отступление - неплохой ответ на внезапное нападение. Сначала остаешься в живых. Потом сам выбираешь позицию. И затем контратакуешь. Как-то, хотя она ничего не делала, его нога оказалась рядом с ее; это было не касание, а просто ощущение теплого и плотного, даже через два слоя одежды - серой и черной. Она, естественно, не могла уютно положить голову ему на плечо, но могла бы незаметно обнять его за пояс и склонить голову так, чтобы щека коснулась его волос. Это было бы приятное ощущение, успокаивающее душу. Я не должна этого делать. Нет, должна. Сейчас и всегда.... Нет. Майлз вздохнул. -- Сражен собственной репутацией. Я думал, что в данном случае для меня имеют значение только ваше мнение, Никки и Грегора. Я забыл о Василии. -- Как и я. -- Папа выдал мне такое определение: репутация - это то, что знают о тебе другие, а честь состоит в том, что знаешь о себе сам. -- Вот что имел в виду Грегор, когда велел вам поговорить с ним? Слова вашего папы звучат мудро. Я хотела бы встретиться с ним. -- И он тоже хочет встретиться с вами. Конечно, он немедленно довел эту мысль до конца, спросив меня, что я о себе думаю. У него есть этот... этот глазомер. -- Думаю... я понимаю, что он имел в виду. -- Она могла бы обвить пальцами его руку, лежащую у него на бедре так близко от нее. Рука бы тепло и успокаивающе легла в ее ладонь... Ты уже предавала себя прежде в жажде прикосновений. Не смей. -- В день, когда Тьен погиб, я сама из человека, давшего клятву и хранившего ее, превратилась в того, кто разломал свой обет пополам и ушел прочь. Моя клятва была для меня всем миром, или, по крайней мере... я отдала за нее весь мир. И я пока не знаю, было ли ради чего становиться клятвопреступницей. Не думаю, что Тьен бы так по-дурацки бросился вон из купола той ночью, если бы я не потрясла его сообщением о том, что ухожу. -- Она на мгновение замолчала. В комнате было очень тихо. Старые толстые старые каменные стены не пропускали городского шума. -- Я не та, что была. Я не могу вернуться обратно. Мне не очень нравится то, кем я стала. Я все еще пока... держусь. Но вряд ли знаю, как мне сдвинуться с этой точки. Никто и никогда не давал мне карты этого пути. -- А, -- произнес Майлз. -- А-а. Вы об этом. -- В его голосе не было ни капли недоумения, это был тон твердого понимания. -- К концу моего брака моя клятва оставалась единственным, что не обратилось в прах. Когда я пыталась поговорить об этом с тетей Фортиц, она старалась меня утешить - мол, все нормально, ведь и остальные тоже считали Тьена ослом. Вы понимаете... Тьен тут не при чем, будь он святым или чудовищем. Это я, это мое слово. Он пожал плечами. -- Что же тут так трудно понять? Для меня, это абсолютно очевидно. Она повернула голову и опустила взгляд на его лицо. Он глядел на нее снизу вверх с терпеливым любопытством. Да, он понимает абсолютно все... и даже попытки не делает ее утешать, уговаривая забыть об этом горе или убеждая, что оно того не стоит. Ощущение было такое, словно она открыла дверь, которую считала дверцей платяного шкафа, и шагнула через нее в иной мир, распахнувшийся перед ее округлившимися глазами. Ой. -- По моему собственному опыту, -- сказал он, -- проблемы с клятвой типа скорее смерть, чем бесчестье в том, что дай им достаточно времени, и в конечном итоге на свете останутся только два сорта людей: мертвецы и клятвопреступники. Так что выживший неизбежно сталкивается с этой проблемой. -- Да, -- тихо согласилась она. Он знает. Он все знает, вплоть до горькой мерзости сожаления на самом дне источника души. Откуда он это знает? -- Скорее смерть, чем бесчестье. Ну, по крайней мере никто не может упрекнуть меня в том, что я принял их не по порядку... Знаете... -- Он отвел было взгляд, но затем снова взглянул ей прямо в глаза. Лицо его побледнело. -- Из СБ я ушел не совсем по медицинским показаниям. Меня выгнал Иллиан. За фальсификацию рапорта о моих припадках. -- Ох, -- произнесла она. -- Я этого не знала. -- Знаю, что не знали. Я не очень широко рекламирую этот факт, по вполне очевидным причинам. Я так упорно старался спасти мою карьеру - адмирал Нейсмит к тому времени стал для меня всем, моей жизнью и честью, большей частью моей личности - а вместо этого ее разрушил. Не то, чтобы я себя к этому не готовил... Сперва адмирал Нейсмит был лишь ложью, но я искупил эту ложь, постепенно сделав его настоящим. И до поры это и вправду неплохо срабатывало; маленький адмирал дал мне все, о чем я, казалось, когда-то мечтал. И какое-то время спустя я начал думать, что так можно искупить любой грех. Сперва солги, потом сделай это правдой. То же я пытался проделать и с вами. Даже любовь не так сильна, как привычка, а? Теперь она посмела обвить его рукой. У них обоих нет причин морить себя голодом... Он на мгновение затаил дыхание, словно человек, который протягивает лакомство дикому животному, пытаясь уговорить его взять угощение из рук. Смутившись, она отпрянула. Она глубоко вдохнула и отважилась произнести, -- Привычки. Да. У меня такое чувство, будто старые привычки делают меня наполовину калекой. -- Старые шрамы разума. -- Тьен... мне кажется, что я никогда не смогу выбросить его из головы. Как вы думаете, его смерть когда-нибудь сотрется у меня из памяти? Теперь он не глядел на нее. Не смел? -- Я не могу ответить за вас. Мои собственные призраки, кажется, просто движутся туда же, куда и я, и я стараюсь большей частью не обращать на них внимания. То ли они постепенно делаются все прозрачней, то ли я привыкаю к ним. -- Он окинул взглядом чердак, успокоил дыхание, и коротко добавил, -- Говорил я вам когда-нибудь, как я убил моего собственного деда? Великого генерала, пережившего все - цетагандийцев, Юрия Безумного, все, что на него взвалило это столетие? Она не поддалась на провокацию выдать в ответ потрясенную реплику, которой, по его мнению, заслуживало столь драматическое заявление, а лишь приподняла брови. -- Я разочаровал его до смерти, э-- э, в тот день, когда провалился на вступительных экзаменах в Академию и потерял свой первый шанс на военную карьеру. Он умер той же ночью. -- Разумеется, -- сказала она сухо, -- Причина была именно в вас. И быть не могло, чтобы к этому имел хоть какое-то отношение его почти столетний возраст. -- Ага, конечно, знаю. -- Майлз пожал плечами и кинул на нее пронзительный взгляд из-под темных бровей. -- Точно так же, как знаете вы, что Тьен погиб в результате несчастного случая. -- Майлз, -- произнесла она после долгой задумчивой паузы, -- вы что, пытаетесь обставить меня по мертвецам? Захваченный врасплох, он открыл было рот в возмущенном протесте, но выговорил лишь просто "Ох". И мягко ткнулся лбом ей в плечо, словно колотясь головой об стену. Когда он снова заговорил, то в его неровном голосе прорывалась настоящая боль. -- И как вы меня выносите? Я сам-то себе невыносим! Думаю, это признание искренне. Несомненно, мы дошли до самых глубин друг друга. -- Ш-ш, ш-ш... Теперь уже он взял ее за ее руку, и пожатие его пальцев было не менее горячим, чем любое объятие. Она не отдернулась в испуге, хотя по телу и пробежала странная дрожь. Разве морить себя голодом не такое же предательство по отношению к самой себе? -- Пользуясь бетанской терминологией Карин, -- проговорила она, и ее дыхание чуть перехватило, -- у меня насчет клятв Пунктик. Вы приносили присягу заново, когда стали Имперским Аудитором. Хотя однажды уже ее преступили. Как вы это вынесли? -- О, -- произнес он, с некоторой рассеянностью оглядываясь вокруг. -- А что, когда вам выдавали вашу честь, то не дали модель с кнопкой перезагрузки? Моя вот здесь, -- он ткнул куда-то в район собственного пупка. Она ничего не смогла с собой поделать; ее мрачный хохот эхом разнесся по помещению, отражаясь от перекрытий. И этот смех заставил рассслабиться что-то внутри - что-то сжатое, как скрученная до излома пружина. Вот так ее рассмешить - это было словно открыть свету и воздуху скрытые раны, слишком болезненные для прикосновения, и тем дать им шанс зарасти. -- Так вот зачем эта штука? А я и не знала. Он улыбнулся, снова захватывая ее руку в плен. -- Одна очень мудрая женщина как-то сказала мне: "просто двигайся дальше". Любой из добрых советов, когда-либо полученных мною, в конце концов сводится к этому. Даже те, что мне дал отец. Хочу быть с тобой всегда, ты так умеешь меня рассмешить. Майлз не сводил взгляда с ее ладони в своей руке, словно хотел поцеловать. Он сидел так близко, что она ощущала каждый его вздох - и их дыхания совпадали. Молчание затянулось. Она уже была готова сдаться, перейти к объятиям... а если это произойдет, то закончится тем, что она его поцелует. Его запах наполнил ее ноздри, рот... казалось, что кровь разносит его к каждой клеточке ее тела. Близость плоти казалась легкой после куда более ужасающей близости разумов. Наконец она с огромным усилием выпрямилась. Наверное, такого же усилия стоило ему отпустить ее руку. Сердце билось так, словно она только что бежала. Стараясь придать голосу обычное звучание, она произнесла, -- Значит, вы твердо считаете, что нам нужно подождать дядиного возвращения, прежде чем взяться за Василия. Вы и вправду думаете, что эта чушь должна была стать для нас ловушкой? -- Запашок именно такой. Но не могу пока точно сказать, с какого уровня это зловоние исходит. Может быть, это всего лишь Алексей пытается вывести меня из игры. -- Но тогда приходится задуматься, кто друзья Алексея. Понимаю, -- Она попыталась произнести оживленным тоном: -- Итак, послезавтра вы собираетесь дискредитировать в Совете Ришара и партию Формонкрифа? -- А, -- сказал он. -- Насчет этого мне нужно вам кое-что рассказать. -- Он отвел взгляд, постучал пальцем по губам и вновь взглянул на нее. Он еще улыбался, но глаза сделались серьезными, почти суровыми. -- По-моему, я допустил стратегическую ошибку. Вы, гм, знаете, что Ришар Форратьер воспользовался этой клеветой как рычагом, добиваясь моего голоса? Она сказала нерешительно: -- Я так и поняла, что в кулуарах случилось нечто подобное. Но не предполагала, что столь откровенно. -- По сути, просто топорно. -- Он скривился. -- Поскольку шантаж - не та вещь, которую я склонен вознаграждать, то в ответ я употребил все влияние, какое имею, в пользу Доно. -- Отлично! Он коротко улыбнулся, но покачал головой. -- Мы с Ришаром загнали друг друга в тупик. Если он выиграет графство, мое открытое противостояние практически вынудит его осуществить свою угрозу. В в этот у него момент будет и право, и власть. Сразу он ничего предпринимать не станет - полагаю, ему потребуется несколько недель, чтобы собрать союзников и разобраться с ресурсами. И если он хоть что-то смыслит в тактике, то подождет до окончания свадьбы Грегора. Но понимаете, что случится дальше? Ее желудок сжался. Она понимала все слишком хорошо, но... -- А разве он сможет избавиться от вас с помощью обвинения в убийстве Тьена? Я думала, такой иск аннулируют. -- Ну, если более мудрые головы не отговорят Ришара... реально может случиться все что угодно. По сути, чем больше я об этом задумываюсь, тем грязней это дело выглядит. -- Положив открытую ладонь на обтянутое серой тканью колено, он принялся загибать пальцы, считая по порядку. -- Убийство отметается. -- Судя по его гримасе, это была шутка. Почти. -- Грегор санкционирует нечто подобное лишь за открытую измену, а Ришар, что весьма некстати, верен Империи. Насколько я знаю, он и вправду верит, что я прикончил Тьена, так что он в каком-то смысле человек честный. Отвести его потихоньку в сторонку и рассказать правду о комаррском деле исключено напрочь. Я ожидаю многочисленные маневры вокруг недостатка улик и вердикт "Не Доказано". Ну, кое-какие улики может сфабриковать СБ, но меня чуть не тошнит при предположении, какие именно. Ни моя, ни ваша репутация в списке их приоритетов не значится. И в какой-то момент вас непременно в это дело втянут, а я... не могу полностью контролировать ситуацию. Катерина осознала, что стискивает зубы. Она провела языком по губам, расслабляя сведенные мускулы челюсти. -- Терпение было моим фирменным знаком. В былое время. -- Я надеялся подарить вам другое время. Она не знала, что на это сказать, так что просто пожала плечами. -- Есть еще вариант. Другой способ, каким я могу убрать этот... поток нечистот. -- Да? -- Я могу сдаться. Прекратить эту кампанию. Округ Форкосиганов проголосует "воздерживаюсь"... нет, для возмещения убытков этого, наверное, не хватит. Тогда - проголосовать за Ришара. Публично отступить. У нее перехватило дыхание. Нет! -- Это Грегор вас об этом попросил? Или СБ? -- Нет. Пока нет, во всяком случае. Но я подумал... не не захотите ли этого вы. Она отвела от него взгляд на три долгих вдоха. Когда же повернулась обратно, то ровно произнесла: -- Думаю, после такого нам обоим придется воспользоваться этой вашей кнопкой перезагрузки. Он принял сказанное, почти не изменившись в лице, лишь уголок губ чуть дернулся причудливо. -- У Доно недостаточно голосов. -- Пока у него есть ваш... меня это удовлетворяет. -- При том, что вы понимаете, чем это, возможно, закончится. -- Понимаю. Он испустил долгий, все это время сдерживаемый, вздох. И она ничем не может ему в этом деле помочь? Ну да, тайные враги Майлза не стали бы дергать за столько ниточек, если бы не намеревались вынудить их обоих на какие-то необдуманные действия. Тогда нужно сидеть неподвижно и молча. Но не как съежившаяся добыча, а как поджидающий охотник. Она испытующе поглядела на Майлза. На его лице была обычная жизнерадостная маска, но сейчас - прячущая под собой нервозную напряженность. -- Кстати - спрашиваю не из любопытства - когда вы в последний раз пользовались активатором? Он явно избегал ее взгляда. -- Ну... некоторое время тому назад. Я был слишком занят. Вы же знаете, что это вырубает меня на целый день. -- А лучше вырубиться прямо в палате Совета в день подсчета голосов? Нет. Мне казалось, вам нужно там пару раз проголосовать. Вы сделаете это сегодня же вечером. Обещайте мне! -- Слушаюсь, мэм, -- ответил он подобострастно. Судя по странному блеску в глазах, он был далеко не так удручен, как заверял его виноватый собачий взгляд. -- Обещаю. Обещает... -- Мне надо идти. Майлз без возражений встал. -- Я провожу вас. -- Рука под руку они побрели вдоль прохода, рискуя быть погребенными под отвергнутыми историческими реликвиями. -- Как вы сюда добрались? -- На такси. -- Я распоряжусь Пиму отвезти вас домой? -- Конечно. Кончилось тем, что он поехал вместе с нею, в заднем отделении просторного старого бронированного лимузина. Они говорили лишь о пустяках, словно все время в мире было в их распоряжении. Поездка была короткой. Они не прикоснулись друг к другу, когда она выходила из машины. Автомобиль отъехал, и его серебристая дверца скрыла... все. x x x Мускулы на лице Айвена свело от улыбки. Нынче вечером замок Форхартунг был блестяще обставлен по случаю приема, который Совет Графов устраивал для комаррской делегации, только что прибывшей на свадьбу Грегора - впрочем, сами комаррцы упорно продолжали именовать ее свадьбой Лаисы. Фонарики и цветы украсили главный вестибюль, главную лестницу на галерею Палаты Совета и большой зал, где проходил ужин. Повод для приема был двойной - одновременно отмечалась и достройка отражателя, решение о которой было на прошлой неделе проведено - или пробито, словно тараном (в зависимости от политических взглядов говорящего) - голосованием через Совет. Это был императорский свадебный подарок истинно планетарного масштаба. Банкет сопровождался речами и демонстрацией голофильма. Фильи рассказывал не только о планах роста отражателя, жизненного важного для текущего терраформирования Комарра, но еще и о впервые обнародованном проекте новой скачковой станции, которую собрался строить объединенный барраярско-комаррский консорциум, куда входили Лаборатории Тоскане и Форсмит Лимитед. На этот небольшой интимный вечерок на пятьсот персон мать приставила Айвена сопровождать одну комаррскую наследницу; увы, ей пошел седьмой десяток, она была замужем и к тому же приходилась теткой будущей императрице. Ничуть не запуганная окружением высших форов, энергичная седовласая леди оставалась невозмутима - ей давала на это право изрядная доля Лабораторий Тоскане, пара тысяч комаррских планетарных акций с правом голоса и незамужняя внучка, которую она явно безумно любила. Айвен, полюбовавшись ее видеоизображением, согласился, что девочка очаровательна, красива и явно большая умница. Но так как ей было всего семь лет, ее оставили дома. Покорно проведя тетушку Анну с ее ближайшими прихлебателями по замку и показав им самые значительные архитектурные и исторические достопримечательности, Айвен ухитрился зажать всю компанию в плотной толпе комаррцев, окружавших Грегора с Лаисой, и спланировать свой побег. Пока тетя Анна громко, дабы перекричать весь этот гвалт, сообщала его матери, что тот очень симпатичный мальчик, Айвен снова скрылся в толпе, выглядывая стоящего возле стены слугу с подносом послеобеденной выпивки. Айвен чуть не налетел на молодую пару, идущую в сторону бокового крыла и не сводящую друг с друга глаз вместо того, чтобы смотреть под ноги. Лорд Вильям Форташпула, наследник графа Форташпулы, недавно объявил о своей помолвке с леди Кассией Форгорофф. Касси выглядела чудесно: глаза сияли, к лицу прилил румянец, платье с большим декольте... черт возьми, она что, как-то увеличила свой бюст или просто немного созрела за последние пару лет? Айвен все еще пытался разрешить эту загадку, когда она поймала его взгляд; она вздернула голову так, что качнулись цветы в ее гладких каштановых волосах, ухмыльнулась, крепче прижала руку своего жениха и проследовала мимо него. Лорд Форташпула успел лишь на ходу рассеянно поздороваться с Айвеном, прежде чем его уволокли. -- Симпатичная девочка, -- раздавшийся рядом с Айвеном хриплый голос заставил того вздрогнуть. Айвен обернулся и обнаружил рядом своего в-дальней-степени-кузена, графа Фалько Форпатрила, наблюдавшего за ним из-под ужасно густых седых бровей. -- Беда, что ты упустил с ней свой шанс, Айвен. Что, она бросила тебя ради кандидата получше, а? -- Кассия Форгорофф меня не бросала, -- сказал Айвен с чуть излишней горячностью. -- Я за ней вовсе даже не ухаживал. Низкий смешок Фалько был неприятно недоверчив. -- Твоя мать говорила мне, что одно время Касси здорово по тебе сохла. Кажется, она вполне мило оправилась. Касси, я хочу сказать, а не твоя бедняжка мать. Хотя леди Элис, кажется, тоже преодолела свою досаду по поводу твоих злополучных романов. -- Он посмотрел сквозь всю комнату на группу рядом с императором, где Иллиан опекал леди Элис в своем обычном спокойном, но изысканном стиле. -- Ни один из этих романов не был злополучным, сэр, -- сухо проговорил Айвен. -- Все они завершились по взаимному согласию. Я сам выбираю правила игры. Фалько просто улыбнулся. Айвен, считая ниже своего достоинства сносить дальнейшие насмешки, отдал вежливый поклон пожилому, но держащемуся прямо графу Форхаласу, который подошел к своему давнему коллеге Фалько. Фалько был то ли прогрессивный Консерватор, то ли консервативный Прогрессист, отъявленный уклонист, которого обхаживали обе партии. Форхалас же, сколько Айвен помнил, был ключевой фигурой консервативной оппозиции центристскому блоку по главе с Форкосиганом. Лидером партии он не был, но репутация человека железной честности делала его тем, на кого равнялись остальные. В тот же момент из бокового крыла появился и кузен Айвена Майлз - легкая улыбка, руки в карманах коричневого с серебром форкосигановского мундира. Айвен напрягся, готовый быстро метнуться с линии огня, если Майлз высматривает себе добровольцев для какой-то безбожной затеи, какую он мог обдумывать сейчас. Однако Майлз просто махнул ему рукой, пробормотал приветствия обоим графам и почтительно кивнул Форхаласу, на что старик мгновение спустя ответил тем же. -- Куда теперь, Форкосиган? -- легко спросил Фалько. -- Собираетесь потом на этот прием в особняк Форсмитов? -- Нет, остальной части команды туда хватит. А я присоединюсь к гостям Грегора, -- он замолчал, потом приглашающе улыбнулся. -- Разве что, быть может, вы оба, джентльмены, желаете еще раз обдумать иск лорда Доно и предпочли бы пойти куда-нибудь это обсудить? Форхалас лишь покачал головой, но Фалько фыркнул от смеха. -- Бросьте, Майлз. Это безнадежно. Бог свидетель, вы отдали этому делу все силы - по крайней мере, я на вас натыкался всю прошлую неделю, где бы ни бывал, - но, боюсь, Прогресссистам придется довольствоваться победой с подаренным Комарру отражателем. Майлз оглядел редеющую толпу и благоразумно пожал плечами. Айвен знал, что, плюс к напряженной кампании в пользу Доно и Рене, тому пришлось приложить немало сил для Грегора, чтобы привести голосование именно к такому результату. Неудивительно, что он выглядит выжатым. -- Здесь мы все славно потрудились ради нашего будущего. Думаю, Империя пожнет плоды этого наращивания отражателя задолго до того, как закончится терраформирование. -- М-м, - нейтрально протянул Форхалас. При голосовании по поводу отражателя он воздержался, но у Грегора и так было большинство, так что это роли не сыграло. -- Как бы мне хотелось, чтобы Катерина была нынче вечером здесь и видела это, -- добавил Майлз тоскливо. -- Да, кстати, почему ты ее не привел? -- спросил Айвен. Он не понимал стратегии Майлза в данной ситуации; по его мнению, преследуемой парочке было бы куда полезней открыто бросить вызов общественному мнению и тем самым заставить его склониться перед ними, нежели малодушно покориться. Да и вообще бравада была гораздо больше в майлзовском стиле. -- Увидим. Послезавтра. -- Сквозь зубы он добавил, -- Хоть бы это чертово голосование наконец прошло. Айвен усмехнулся и понизил голос в ответ. -- Что, вот такой из тебя бетанец? Ну, полу-бетанец. Я думал, ты - сторонник демократии, Майлз. Или она тебе в конце концов разонравилась? Майлз улыбнулся, почти не разжимая губ, но не поддался на провокацию. Он сердечно пожелал доброй ночи старшим и удалился, двигясь чуть неуклюже. -- Мальчик Эйрела неважно выглядит, -- заметил Форхалас, глядя ему вслед. -- Ну, его же уволили со Службы по медицинским показаниям, -- признал Фалько. -- Удивительно, что он смог прослужить так долго. Полагаю, сказались его старые проблемы. Это правда, подумал Айвен, но не в том смысле, какой имел в виду Фалько. У Форхаласа сделался слегка мрачный вид - наверное, он задумался о внутриутробном отравлении Майлза солтоксином, и о связанной с этим тягостной истории своей семьи. Айвен, пожалев старика, поправил