тя умри ты вчера, это не спасло бы его сегодня вечером. Тем не менее ты каждое воскресенье будешь ставить ему свечу в монтефольском соборе и молиться о его душе. - Да, отче, - сказал Тейр, слегка утешенный. Монреале кивнул, и они вышли следом за ним. В верхнем, теперь опустевшем коридоре Тейр услышал слабый стон. - Погодите... - Он бросился к последней темнице. Да, на соломе там лежало скорченное тело. - Почему эту дверь не открыли? Где ключ? - крикнул он. Из комнатки стражи вышел пожилой горожанин, побрякивая связкой ключей. - Нам сказали, что он помешанный. А когда придет сержант взять ключи? - Я их возьму, - сказал Монреале, забирая у него связку. Ее он передал Тейру, который нагнулся над скважиной. Сеньор Пия лежал один в темнице под тонким одеялом. Лицо у него было совсем землистым, остекленевшие глаза, казалось, не узнавали Тейра. Рану в плече ему не перевязали, и на ней комьями запеклась кровь. Судя по множеству синяков, его безжалостно избили, когда поймали в последний раз. Чтобы разрешить свои сомнения, Тейр высунул голову в окошко. В отверстии с краю сохранился один прут, и к нему были привязаны шелковые чулки-трико, а к их нижнему концу - еще одни. Вдоль обрыва свисала намоченная дождем самодельная веревка! Как просто. Тейр ощутил облегчение, но и легкое разочарование. Значит, сеньор Пия не слетел в темную берлогу Вителли огромным нетопырем вчера вечером, как бы ему этого ни хотелось. Монреале послал за помощью, так что вскоре бедняга кастелян был уложен на широкую доску, на которой крепкий монах и еще один горожанин понесли его впереди них. Когда они вышли во двор, там возбужденно кричащие люди толпились вокруг герцогини Летиции, освобожденной из башни. Она призвала к себе уцелевших офицеров Сандрино и поручила им очистить замок, во-первых, от еще не схваченных лозимонцев, а во-вторых, от монтефольцев, которые ни за что не позволили бы себе поживиться имуществом своего покойного герцога, но не видели ничего зазорного в том, чтобы отобрать у взятого в плен или убитого лозимонца его добычу. Монреале тут же был втянут в человеческий смерч вокруг герцогини. Дама Пия кинулась к мужу в страшной тревоге. Однако сеньор Пия как будто узнал ее вопреки своей крайней слабости и помрачению рассудка. Он чуть-чуть улыбнулся ей, когда она опустилась на колени возле носилок, и взял ее руку. Она тут же приказала оказавшимся рядом мужчинам отнести его в их комнаты в башне, которые вновь из места заключения стали домашним очагом. И, не слушая никаких возражений, увела туда целителя-монаха из свиты Монреале. Каким-то образом весь этот ночной хаос оставил их с Фьяметтой в стороне, сосредоточился вокруг Монреале и герцогини. Тейр только обрадовался. Дождь стихал, превращаясь в сеющуюся водяную пыль. Тейр обнял Фьяметту за дрожащие плечи. - Думается, мы можем теперь отнести тело твоего отца к тебе домой. - Если мой дом еще стоят. А... а Ури? - Ты о статуе? Оставим здесь, что же еще? Ведь теперь это просто статуя. И без двух упряжек волов ее не украсть. Фьяметта кивнула. В дрожащем полусвете ее глаза казались очень большими. Они пробрались к крышке от ящика с завернутым телом на ней. - Тейр, я не смогу нести свой конец, - сказала она с тревогой. - Да и у меня сейчас вряд ли получится, - честно ответил Тейр. - А свою лошадь ты хочешь забрать? Белый мерин тоскливо обнюхивал булыжник, на котором не росла трава. Он смирно стоял на месте, и почему-то никто не попытался увести его, пока Монреале смотрел в другую сторону. Тейр просто подошел к нему и почесал за ушами. Мерин потерся о него мордой, царапая ему кожу бляшками уздечки и осыпая его мокрыми белыми волосками. Тейр отдал поводья Фьяметте и пошел на поиски веревки. В конюшне с гвоздя свисал моток, который никто не стал у него оспаривать. Один конец Тейр привязал к стремени, затянул в тугой петле крышку у верхнего края и завязал другой конец на втором стремени, превратив крышку в подобие волокуши. Белый мерин услышал позади себя скрежет, испуганно раздул ноздри и отпрянул в сторону. Тейру представилось, как взбесившаяся от страха лошадь мчится не разбирая дороги, а позади нее подпрыгивает, только-только не переворачиваясь, мастер Бенефорте, которому уже не придется больше никогда и никуда ездить. Но мерин тут же перешел на свой обычный вялый шаг, и Тейр счел, что может подсадить Фьяметту ему на спину, ничего не опасаясь. Она обеими руками вцепилась в длинную гриву и почти припала к толстой шее. Тейр повел мерина к разбитым воротам замка и дальше с холма. Ночь близилась к концу, и улицы Монтефольи затихли. Им повстречались только две компании возбужденных мужчин с факелами, но они прижались к домам по сторонам узкой улицы, давая дорогу мерину с его грузом. Тейр был измучен и постарался просто их не замечать. И они добрались до разбитой двери Фьяметты, так никем и не окликнутые. Стены все еще стояли, не провалилась и черепичная крыша. Приятная неожиданность! - Тейр помог Фьяметте слезть с лошади. Она, спотыкаясь, пошла в дом. Онемевшими пальцами Тейр развязал узлы на стременах и крышке ящика. К этому времени появился Тич с фонарем и увел мерина через ворота в сад. Вместе они привязали его подальше от грядок с весенним луком и салатом, и Тич принес ему ведро воды, которую он жадно выпил и с благодарностью громко фыркнул, обдав Тича брызгами слюны. Но туника Тича особенно не пострадала, так как уже была покрыта коростой грязи и золы. - Утром надо будет найти для него корм, - тоном знатока объявил Тич. - Этой травки надолго не хватит. - Да уж, ему этого только на один зуб. Утром я помогу тебе отыскать твоих мулов. Тич удовлетворенно кивнул, и они заперли ворота. С помощью Тича Тейр внес носилки с мастером Бенефорте в парадную комнату и положил его рядом с Ури, которого кто-то перенес в это тихое место. - Их надо будет поскорее похоронить, - сказал Тейр. - Как положено. - Завтра в Монтефолье будет много похорон, судя по всему, - заметил Тич. - Ну, для них выберут время, - ответил Тейр. - Я уж позабочусь! - Руберта постелила нам в прихожей, - сообщил Тич, - чтоб мы заодно сторожили вход, пока дверь снова не навесят. Тейр чуть улыбнулся: - Не думаю, что кто-нибудь посмеет сунуться в этот дом. Постелила! Какое чудесное слово. Тейр готов был заплакать при мысли о таком добросердечии: ему постелили постель? Тич тут же улегся, но Тейр, спотыкаясь, вновь вышел во двор, где мерцал свет то ли свечи, то ли фонаря. Оказалось, что и свечи, и фонаря. Фьяметта прилепила огарок в грязи рядом с ямой для отливки, теперь пустой, и поднимала фонарь повыше, чтобы лучше осмотреть двор. Там царил полнейший хаос. Брошенный горн, зияющая яма, обломки мебели, разбросанные инструменты. Центральная часть галереи сгорела. Беленая стена была черной от копоти, а по сторонам опасно торчали обгоревшие балки. - Но пожар-то они погасили! - радостно заметил Тейр. - Да, - сказала Фьяметта. - Руберта, Тич и соседи. Я не знала... что у меня такие друзья. - Она тяжело опустилась на засыпанные угольками плиты. Останки бархатного платья влажно облепляли ее фигурку. - Ах, Тейр! Мой бедный, бедный дом! - Ну-ну? - Он осторожно сел рядом с ней и погладил ее трясущиеся плечи. - Утром он, наверное, будет выглядеть получше. Я помогу тебе со всеми починками. Галерея это чепуха. Я ведь ставил крепи в руднике. И такую отстрою тебе галерею, что она никогда не провалится. Из ее дрожащих губ вырвалось не то рыдание, не то смешок, Тейр не понял. - Есть ли хоть что-нибудь, чего ты не умеешь? - Не знаю, - ответил Тейр, подумав. - Я ведь всего не пробовал. - А ты бы хотел все попробовать? - Ее бровь насмешливо поднялась. Тейр поглубже вдохнул воздух для храбрости. - Я хотел бы попробовать стать твоим мужем. Она часто-часто заморгала и протерла глаза перепачканной в саже рукой. - Я буду плохой женой. Слишком у меня острый язык. Так все говорят. Тебе ни минуты покоя не будет. Тейр наморщил лоб. - Так это "да" или "нет"? Ну послушай, где еще ты отыщешь жениха, готового взять в жены девушку, которая в любую минуту может его подпалить? - Да никогда! - Она возмущенно выпрямилась. - Но я правда даю волю языку - так батюшка говорил. И у меня мало терпения. - А у меня много, - отозвался Тейр. - Его хватит на двоих. - С загустевающей бронзой ты был не слишком-то терпелив! - Уголки ее губ вздернулись. - Да, но... мне же требовалось, чтобы она была безупречной! - А теперь ему требовалось красноречие. Зачем он начал этот разговор, когда на него навалилось такое утомление, что в глазах двоится? Он поднял голову и испугался: за черным квадратом крыши небо, стало оранжевым. В городе пожар? - Почему небо такого странного цвета? Фьяметта, в свою очередь, подняла голову. - Заря, - сказала она после долгой паузы. - Тучи расходятся. И правда, темно-синие нагромождения туч были обведены медовой каймой. - А-а... - Голова у него была словно набита кашей. Фьяметта хихикнула и чихнула. Это ей нужно лежать в постели! И переодетой в сухое! Он притянул ее к себе и обнял, согревая. Она не сопротивлялась, И даже, обняла его за шею. Так они и сидели под светлеющим небом. - Он выглядит похуже, - сонным голосом заметила Фьяметта. - А? - Тейр вздрогнул и проснулся. - Он выглядит похуже. Утром. Тейр взглянул над вороньим гнездом ее волос на то, что прежде было двором. - Ну да. Фьяметта наморщила нос. - Да. - Что - да? - спросил Тейр после паузы, сообразив, что понятия не имеет, о чем она говорит. - Да. Я хочу выйти за тебя замуж. - О! Отлично! - Он заморгал и крепче обнял ее. - По-моему, это потому, что ты понимаешь безупречность. Чего она требует. - Чего?. - Вот почему я тебя люблю. На его окаменевшее от, усталости лицо пробралась медленная усмешка. - Конечно. Вот почему я люблю тебя. ЭПИЛОГ Как и замыслил зодчий, утренний свет дня летнего солнцестояния, вливаясь в верхние окна Монтефольского собора, падал широким лучом на аналой. Свет этот заиграл в гранате львиного кольца, когда Фьяметта надела его на палец Тейра. Он блистал, как рубин, как звезда. Золотая львиная маска, казалось, замурлыкала в руке Фьяметты, точно напившаяся вдоволь сливок и всем довольная самая огромная из кошек. Тейр это тоже почувствовал, решила Фьяметта, потому что улыбнулся, будто сам был котом, напившимся сливок. Он обнял ее так, что ребра затрещали, и не отпускал, пока епископ Монреале не кашлянул. А тогда они послушно стали рука об руку, чтобы принять его завершающее благословение. Фьяметта не могла решить, какое одеяние больше подходит Монреале - серое монашеское или вот это облачение из алого шелка и высокая епископская митра. Пожалуй, равно оба. Монреале не принадлежал к тем, кого создает одежда, а потому в любой он выглядел величаво. И Тейра одежда не делает, продолжала она размышлять, а показывает, какой он. Она то и дело радостно косилась на него, даже когда благоговейно склонила голову. Его брачный наряд она увидела лишь сегодня - плод заговора между ним, Рубертой и портным. А вот штуку шелка они из бережливости купили одну на двоих, и поэтому его зеленая туника гармонировала с ее распашным платьем. Однако искусный портной сумел заложить подобающее число складок. Благодаря его прямой осанке скромная отделка рукавов и нижнего края позументами выглядела не простенько, а изящно. А сколько знатных сеньоров с тощими кривыми ногами позавидовало бы крепким икрам, которые белые шелковые чулки обтягивали без единой морщинки. Новые блестящие башмаки, а что у него всего одна пара сапог, другим знать не обязательно. Его белокурые волосы были убраны под щегольской головной убор из темно-зеленого сукна с позолоченной бляхой работы самой Фьяметты. "Кусайте пальцы от зависти, монтефольские дамы! Он мой!" Свое обручальное кольцо Фьяметта тоже отлила сама - но на этот раз без заклинания - с маской львицы. Ее крохотные золотые зубы сжимали ограненный зеленый камешек, позаимствованный из глаза серебряной змеи-пояса. Он, как и его пара, оказался при проверке настоящим изумрудом. Ну а целомудренная змея пусть пощурится, пока она не соберет деньги купить замену. Фьяметта чуть повернула руку, чтобы изумруд сверкнул, и наклонила голову ниже, пряча гордую усмешку. Они повернулись принимать поцелуи, объятия и горячие поздравления свидетелей - кто уж как Лоренцетти, нотариус, пожал им руки. Тич чмокнул ее в щеку. Руберта обняла всех, утирая глаза. Мать Тейра схватила Фьяметту за обе руки и одарила ее ласковой улыбкой, хотя в полных слез глазах все еще пряталось пытливое сомнение. Время рассеет это сомнение, заверил Монреале Фьяметту в беседе с глазу на глаз. И потому Фьяметта улыбнулась в ответ, уповая, что так оно и будет. Тич самолично доставил вдову Окс из Бруинвальда, в первый раз отправившись в путь со своими мулами. В конце концов ему удалось вернуть их - кроме двух. Без его усердных уговоров и услуг пожилая женщина, возможно, и не решилась бы расстаться с домиком, в котором прошла почти вся ее жизнь, и отправиться в путь, суливший и печаль и радость - на могилу одного сына и на свадьбу другого. Тейр и Фьяметта с тревожным нетерпением ожидали ее приезда, так как согласились сыграть свадьбу на следующий же день. Она оказалась тихой женщиной, и было видно, как преданно она любит Тейра. Быть может, этот ее взаимный интерес с невесткой поможет им сблизиться. Его свадебный наряд явно привел ее в восторг. Перед тем как выйти из собора, они свернули в один из приделов, которому более года назад мастер Бенефорте принес в дар несравненное распятие - Христос из белого мрамора на черном мраморном кресте, и теперь оно было приделано к стене железными скобами. В ответ капитул уважил его смиренную просьбу и дозволил установить под столпами Господа Нашего каменный саркофаг. Фьяметта не истолковала эту просьбу как дурное предчувствие, потому что сам он саркофаг так и не заказал. Камнерезчики, которых наняла она, завершили гробницу всего неделю назад, но, как бы то ни было, теперь можно опуститься перед ней на колени и возложить на нее свой свадебный букет. - Покойтесь с миром, батюшка, - прошептала она. К жгучему своему сожалению, ей не удалось найти смертную маску матери. Самые тщательные поиски в разгромленном доме не привели ни к чему, как и расспросы соседей, вернувших себе кое-что из украденного имущества. Даже особый талант Тейра на этот раз не помог, хотя он часами сосредоточенно обходил Монтефолью, мысленно разбив ее на квадраты. Видимо, бронзовую маску увезли из города. "Я колдунья. И если буду искать со всей душой, я наконец найду вас, матушка, - безмолвно поклялась Фьяметта. - Когда-нибудь. Когда-нибудь". Поднявшись с колен, она увидела, что позади нее стоит Монреале и глядит на Христа - взглядом не благочестивца, но знатока искусств, как свидетельствовали его слова: - Чудесно. Пропорции необычны, но они притягивают глаза и мысли. - Он, говорил мне батюшка, был изваян не с натуры, а по ниспосланному ему видению, когда он был брошен в Риме в темницу по... э... по ложному обвинению, сказал он. - Да, он мне рассказывал. Видение, во всяком случае, было истинным, - Монреале задумался. - Ну теперь он покоится под взором, перед которым я прах. Благо ему, что у него такой хранитель. Кстати о хранителях. - Аббат обернулся к ней. - У меня есть для тебя свадебный подарок. - Из складок своего одеяния он извлек сложенный лист пергамента и протянул ей. Она торопливо развернула похрустывающий лист, прочла и дважды подпрыгнула высоко в воздух... - Чудесно? Мое цеховое разрешение? Теперь я могу делать и продавать не только металлические безделицы, но творить и продавать заклятия? - Только с помощью заклинаний, проверенных и одобренных для твоей ступени, - предостерег он. - Официально ты записана как мой подмастерье, так что я отчасти несу ответственность за последствия твоих действий. Следить за тобой ежедневно, как положено мастерам, я не смогу, но не сомневайся, проверять твою мастерскую я буду часто. - Для пущего впечатления он умудрился строго нахмуриться. - И я не потерплю бенефортовских штучек, на какие был горазд твой отец! - Конечно, монсеньер! - Фьяметта еще раз подпрыгнула и обняла Тейра. - Теперь мы потрудимся? Тейр ухмыльнулся, разделяя ее сияющий восторг. Монреале понизил голос, чтобы слышала его она одна. - Я говорю совершенно серьезно, Фьяметта! Мне пришлось вести себя сугубо осторожно с советом инквизиции касательно дела покойного и проклятого Вителли, чтобы ты не оказалась в нем замешанной. В отчете указано, что дух Ури сам проник в статую, в результате промаха в волхвованиях Вителли. Не советую тебе вновь привлекать к себе их внимание. - Так ведь так и было! - вполголоса возразила Фьяметта. - Я ведь не вынуждала, а только направила его. - Я постарался не утруждать их умы столь тонким различием. Считай, что дело закончено под моим ручательством как твоего мастера, и не обсуждай его без моего разрешения. А? Фьяметта улыбнулась: - Слушаюсь... мастер. Монреале кивнул с мрачным удовлетворением. Благословив всех присутствующих, он удалился: его ждали дела не только епархии, но и канцлеровские, так как он оказался главным советником герцогини Летиции в ее непривычной роли регентши при малолетнем герцоге Асканио. Новобрачные и свадебные гости вышли под чудесные лучи утреннего солнца, заливавшего ступени собора. Руберта и Лоренцетти поспешили пешком в дом, чтобы посмотреть, как накрывают столы - она, и вскрывают бочку вина - он, до того, как там соберутся все соседи, помогавшие тушить пожар. - Да как я могу поручить этой нанятой девчонке проследить за моими пирогами? - сердито фыркнула Руберта. Кобольдов не пригласили. Да и после безумного вечера заклинаний и отливки Фьяметта ни разу даже не видела ни единого из этих застенчивых гномов. Однако миска козьего молока, которую она теперь ежевечерне ставила на полу овощного подвала, наутро неизменно оказывалась пустой. Тейр подсадил свою мать на белого мула, которого одолжил им Тич, а Фьяметту на их белого мерина. Накануне Фьяметта собственноручно мыла и чистила обоих, так что белизну их шерсти не портил ни единый комочек присохшего навоза. На ночь она зашпилила на них старые простыни, чтобы сохранить плоды своего труда. Копыта обоих были вычернены, а в расчесанные гривы и хвосты вплетены яркие ленты. Вогнутую спину мерина маскировали подушечки и цветочные гирлянды, и Фьяметта ловко расправила над попоной зеленую юбку распашного платья и белую - нижнего. Словно польщенный этими заботами, старый коняга грациозно изгибал шею, гордо шагая по булыжнику. Тейр шел между ним и мулом. Они покружили по улицам и начали подниматься на холм к замку Монтефольи. Стены окутывало приветливое солнечное сияние, будто не они зловещей преградой вставали там в полуночной тьме шесть недель назад. Всего шесть недель? Словно все это случилось давным-давно и в другом мире. Едва лозимонские войско получило известие о смерти своего вождя и его темного секретаря, как оно повернуло от пограничного брода и отправилось обратно в свою столицу. Родич Ферранте, утвержденный курией его наследником, теперь пытался утвердиться там, и ему меньше всего нужны были лишние неприятности от его соседей. Цоканье копыт отдалось эхом от каменных стен, когда женщины въехали через ворота между башнями в шумный двор, где кипела жизнь. Кузнецы чинили подъемную решетку, их подмастерья раздували огонь в переносном горне. За работой, опираясь на трость, следил сеньор Пия в летней полотняной одежде и рубахе из египетской ткани. Преданный уход жены помог ему оправиться, хотя он выглядел уже не таким крепким, как прежде, волосы его стали почти совсем седыми, и у него поубыло дородности. Если не считать чуждой ему прежде нерешительности, рассудок его почти совсем прояснился после горячечного помрачения тех дней безумия, магии и убийств. Он узнал Фьяметту и почтил ее дружеским взмахом руки. Фьяметта помахала в ответ, стараясь придать себе очень занятой вид из опасения, как бы он не подошел и не втянул бы Тейра в новые обсуждения опытов с крыльями летучих мышей - опытов, которыми он намеревался заняться в ближайшем будущем. Бронзовый Персей-Ури был установлен на каменном пьедестале прямо перед мраморной лестницей. Капитан герцога Сандрино теперь бессменно охранял его замок. Фьяметта вновь закусила губу от непреходящей обиды: герцогиня поручила завершить работу над статуей не ей, а ди Римини. Надо надеяться, что батюшка унесся очень далеко от этой юдоли скорбей, ведь даже его дух пришел бы в черное бешенство при мысли, что величайший труд его жизни попал в руки его соперника. А впрочем, скорее всего в такое же бешенство его привела бы и мысль, что труд этот оказался в руках его дочери. Что же... ди Римини как будто справился. Во всяком случае, статуя пока еще не опрокинулась. Приходится принимать то, что есть. Герцогиня, в первые неясные дни своего вдовствования ставшая довольно прижимистой, решила, что можно обойтись без туловища Медузы у ног Персея, которое завершило бы группу, и установить статую в ее нынешнем виде. Конечно, это спасло статую от лап ди Римини, но также дало герцогине предлог уполовинить сумму, которую мастер Бенефорте рассчитывал получить с герцога Сандрино. Тейр по лицу Фьяметты прочел эти ее мысли - она не раз и весьма бурно высказывала их ему. Сняв ее с лошади у пьедестала, он поцеловал жену в лоб и шепнул: - Думай о хлебе насущном, любовь моя. Она кивнула со вздохом покорности судьбе. Полученных денег вместе с окончательным расчетом за солонку хотя бы хватило на уплату всех долгов ее отца. Купив новые инструменты для мастерской и отложив сумму на расходы до получения заказов, Тейр ничего из нее не потратил на починку дома, все сделав сам. Его новая галерея выглядела достаточно прочно, чтобы на ней затевали пляску слоны султана. Новая мебель и одежда могли подождать. Тейр остудил ее язычок, указав, что Господь обещал лишь хлеб насущный, а не пекарню к нему. И правда, герцогиня вскоре заказала ей украшения для Джулии из серебра и жемчуга. А мастерская, которую удостоила вниманием герцогиня, конечно же, будет завалена заказами всех знатных дам Монтефольи. Тейр положил охапку привезенных ими цветов к ногам бронзового Ури, и Фьяметта деликатно отступила в сторону, чтобы мать Тейра могла в последний, нежданный, раз вглядеться в черты своего погибшего сына. Оценит ли она чудесную плавность линий, победную позу, безупречность отливки? Согреет ли ее сердце эта дань его памяти и его доблести? - Тейр, - прерывающимся голосом произнесла пожилая женщина, - он же голый! - И расстроенно прижала ладонь к губам. - Ну да, матушка, - ответил Тейр с умиротворяющей невозмутимостью. - У итальянцев все статуи такие. Наверное, из-за жаркого климата. - Господи! Господи! Тейр почесал в затылке, словно взвешивая, не вскочить ли на пьедестал и не утешить ли ее, поместив букет в стратегическом пункте. Но она справилась со своим ужасом настолько, что произнесла дрожащим голосом: - Она... она, наверное, очень хороша... "Но он же голый!" - почти услышала Фьяметта ее страдальческий мысленный вопль. Фьяметта, не зная, то ли засмеяться, то ли огрызнуться, укусила себя за палец и промолчала. Она подняла глаза на бронзовое лицо под крылатым шлемом. Металлические губы чуть-чуть изгибались в уголках. И она поняла. Ури засмеялся бы. ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА Для любителей редких книг я хотела бы добавить несколько слов о главных исторических источниках "Кольца духов". Толчком к роману послужил том - вернее три тома, все связанные с историей моей семьи и много лет простоявшие в тесном соседстве на одной из моих книжных полок. Первое семя с моего фамильного древа (и, бесспорно, редчайшая из книг, меня вдохновивших), это ученая монография, которая была опубликована в 1907 году под заглавием "Благодарный мертвец. История народного сказания" и принадлежала перу моего двоюродного деда Гордона Холла Джерулда, бакалавра литературы (Оксфорд) и преподавателя Принстонского университета. Мне эта книга досталась по материнской линии. На 174 убористо набранных страницах дядя Гордон проследил примерно в двадцати странах и на протяжении двадцати веков судьбу очень древнего фольклорного сказания с таким названием. В кратчайшем изложении оно сводится к следующему: молодой человек отправляется на поиски счастья и оказывается свидетелем спора из-за трупа должника, который должен оставаться непогребенным, пока долги не будут уплачены. Наш герой предлагает свое имущество - самое различное в зависимости от версии, но обязательно все, что у него есть за душой, - и мертвеца погребают. Он идет дальше навстречу новым приключениям, но теперь обретает в них сверхъестественную помощь благодарного духа мертвого должника - награду за благочестивое деяние. Большое разнообразие вариантов, которые нашпиговывали монографию точно засохшие изюминки и просто молили, чтобы в них снова вдохнули жизнь, неопровержимо свидетельствовало, что речь идет о вселенской теме большой силы. И тут в игру вступают два других тома, наследие из обширной и крайне эклектичной библиотеки моего отца инженера. "De Re Metallica" Агриколы, написанный в XVI веке по латыни трактат о горном деле и металлургии и переведенный на английский Гербертом и Лу Гуверами. (Да-да, президентом. Он был горным инженером, прежде чем занялся политикой. А его супруга была также знатоком латыни.) Агрикола подсказал героя "Колец духов", скромного сына швейцарского рудокопа, Тейра Окса. Кобольды появились из примечания к этому же трактату. А "Биография Бенвенуто Челлини", естественно, стала источником для Просперо Бенефорте и еще многого. Агрикола - чтение не из легких, но Челлини я горячо рекомендую всем любопытствующим. Там вы найдете золотую солонку, бронзового Персея, сумасшедшего кастеляна и тысячи других восхитительных и устрашающих подробностей, живописующих ту эпоху, не говоря уж об изумительном эгоистичном чудовище, самом Челлини. Затем последовали еще десятка два книг справочного характера (кольцо духов, принадлежавшее Лоренцо Медичи, вы найдете в великолепно иллюстрированной "Европе 1492" Франко Кардини), но эти три были семенами, из Которых вырос роман. Нет никаких сведений, что у Челлини была дочь. И Фьяметта - мое собственное создание.