т же вскочил с мечом в руке и увидел, как Моргейн борется с чем-то, с силой опуская кулак в окружающую темноту. Первой ему в голову пришла мысль о неожиданном нападении. Он приблизился к ней, попытался поднять ее и удержать от истеричных движений, чтобы унять дрожь, внезапно охватившую ее. Но она оттолкнула его и пошла прочь, прямо против холодного ветра, потом остановилась, скрестив руки на груди, и так молча стояла некоторое время. - Лио? - окликнул он ее. - Отправляйся спать, - сказала она. - Это был всего лишь сон, просто один из моих старых снов. - Лио... - У тебя есть свое место, илин. Вот и отправляйся туда. Он понимал, что это выходила ее внутренняя боль, но тем не менее это все равно задевало его. Он вернулся к костру и снова завернулся в плащ. Прошло значительное время, прежде чем она смогла прийти в себя и вернулась на свое место. Он уставился на огонь, чтобы не глядеть в ее сторону, но, как оказалось, она думала иначе и уже стояла около него, глядя вниз. - Вейни, - сказала она, - ты должен простить меня. - Я тоже хочу, чтобы ты простила меня, госпожа. - Сейчас тебе лучше поспать, а я подежурю некоторое время. - Я не хочу спать, лио. - Я сказала тебе что-то не то и не так? Тогда он сделал полупоклон, по-прежнему не глядя на нее. - Я илин, и у меня действительно должно быть место рядом с золой твоего костра, лио. Просто раньше я привык пользоваться большей честью, чем эта, но в конце концов я примирюсь и с этим. - Вейни. - Она тоже присела у огня, подрагивая на ветру без плаща. - Ты мне просто необходим. Без тебя этот путь будет страшным и невыносимым. Его охватила неожиданная жалость к ней. В ее голосе чувствовались слезы, и чтобы не видеть, как она будет плакать, он как можно ниже склонил голову и некоторое время оставался в таком положении, пока ее дыхание не стало более ровным. Только после этого он рискнул взглянуть ей в глаза. - Чем я могу помочь тебе? - спросил он. - Я уже говорила тебе об этом, - сказала она. Теперь перед ним была прежняя Моргейн, которую он хорошо знал, хорошо вооруженная, с твердым взглядом серых глаз. - Но ты не должна верить мне. - Вейни, тебе не следует вмешиваться в мои дела. Я убью и тебя, если это поможет мне подняться на Иврел. - Я знаю это, - сказал он. - Лио, я хочу, чтобы ты выслушала меня. Я знаю, что ты готова умереть, чтобы достичь этой вершины, и, возможно, для этого ты готова убить нас обоих. Мне не нравится это место. Но с тобой бесполезно спорить, и я это понял с самого начала. Я клянусь, что если ты выслушаешь меня, если ты только позволишь мне, я выведу тебя безопасным путем из Эндара-Карша и... - Ты уже говорил это, так же как и то, что со мной бесполезно спорить. - Но почему? - спросил он. - Госпожа, эта ваша война безумие. Однажды она уже была проиграна, а я не хочу умирать. - Они тоже не хотели, - сказала она, и ее губы сжались, вытягиваясь в узкую и жесткую линию. - Я слышала, что говорили обо мне в Бейне перед тем, как я отправилась в путешествие из того времени в это. И я думаю, что я должна была хорошо запомнить это. Но я пойду туда все равно, и это будет только моим делом, а твоя клятва не предусматривает твоего согласия на мои дела. - Нет, - подтвердил он. Но в этот момент он уже понял, что она не слушает его: она задумчиво вглядывалась в темноту, в сторону Иврел, в сторону Айрен. Его же по-прежнему мучил вопрос, которым он не хотел травмировать ее, но без ответа на который он чувствовал себя не в силах приблизиться к долине Айрен. - Что там такое с ними было? - наконец спросил он. - Почему после событий в Айрен нашли всего лишь нескольких человек? - Там был ветер, - ответила она. - Лио? - Ее ответ охладил его как взрыв неожиданного безумия. Но она, по-прежнему сжимая губы, открыто посмотрела на него. - Это был ветер, - повторила она. - Там было поле врат, искривленное у основания Иврел, и легкий туман, который был в то утро, втягивался туда, как дым втягивается в трубу, ветер... Это и был ветер, какого ты не можешь себе вообразить. Вот он и прошелся по Айрен. И унес десять тысяч жизней. Мы знали, мои друзья и я, только мы пятеро знали об этом. И я до сих пор не уверена, что было ужаснее: знать это, как знали мы, или не знать ничего, как те, кто погиб там, так ничего и не поняв. Там была прозрачная межзвездная темнота... только бесконечная пустота, заполняемая туманом... Но я выжила. Я одна была достаточно далеко от этого места: в мою задачу входило обогнуть Айрен с другой стороны. Лри, мужчины из Лифа и я, мы были на высоком месте, когда все это началось. Я не смогла удержать мужчин: они считали, что должны помочь тем, кто был внизу вместе с их королями, и бросились туда. Они не захотели слушать меня, потому что я была женщина. Они решили, что я просто испугалась, и поскольку они были мужчинами и не боялись ничего, то они и бросились туда. Я не могла им объяснить и не могла последовать за ними. - Ее голос стал срываться, но она справилась с ним. - Я была более осведомленной, чем они, чтобы идти туда, это должно быть очевидно. Я знала гораздо больше их всех. Но пока я сама поняла, что происходит, ветер уже прошел над нами. Некоторое время никто не мог дышать, нам не хватало воздуха. Когда же это прошло, я подняла Сиптаха на ноги и уже не помня себя поскакала к Иврел. На моем пути оказались силы Хеймура, и я повернула от них. Была свободна только дорога на юг. Земля Корис приютила меня, но я лишилась и этого убежища и двинулась к Лифу, и некоторое время скрывалась там, прежде чем отправиться в Инор-Пиввн. Я надеялась поднять там армию, но они не стали даже слушать меня, а вместо этого решили меня убить. Когда они уже нагоняли меня, я укрылась во Вратах: у меня не было другого убежища для того, чтобы переждать. Но я не думала, что это будет столь долгое ожидание. - Госпожа, - сказал он, - то, что произошло в Айрен, я имею в виду как было совершено убийство людей без всякого сражения... не повторит ли Фай с нами то же самое, когда мы войдем в долину Айрен? - Если он будет знать точное время нашего появления там, то да. Ветер... этот ветер образовался из воздуха, который с огромной скоростью втягивался в открытые Врата, а их поле распространялось до камня, стоящего в долине Айрен, открывая в этом пространстве межзвездную бездну. Но будет большим несчастьем для Хеймура, если она будет существовать некоторое продолжительное время. При всем своем безрассудстве, он этого не сделает. - Тогда, в Айрен, он знал это? - Да, знал. - Лицо Моргейн вновь стало жестким. - Был только один человек, который начинал этот путь вместе с нами, но который так и не дошел до долины Айрен и не стоял там вместе с нами. Он хотел заполучить все могущество Тифвая и для этого уничтожил Тифвая и его жену, а позже, убив Иджнела, стал наставником его сына. - Кайя Зри. - Вот именно, Зри. И до конца своих дней я буду убеждена, что он был подкуплен и все время действовал в интересах Хеймура. Он сам нацелился на царство и сам получил его, однако он не сам спланировал это. - Лилл. - Вейни произнес имя почти не задумываясь и внезапно почувствовал, как ее глаза уставились на него. - Почему ты подумал о нем? - Рох сказал, что у них в свое время была какая-то история с Лиллом. Он считает, что этот Лилл... что этот Лилл очень стар, лио, что он так же стар, как сам Фай. Теперь во взгляде Моргейн отчетливо проступил страх. - Зри и Лилл. Необычайно, но возможно. Утопить всех наследников Лифа, если только они действительно утонули... Он тут же вспомнил слабое мерцающее зарево над Вратами у озера, и понял, что она имела в виду. Сомнения обрушились на него. И тогда он осмелился задать вопрос, который не давал ему покоя: - Значит, и ты, при желании, можешь жить таким же образом? - Да, - ответила она. - И ты пробовала это делать? - Нет, - сказала она и, словно читая его мысли, добавила: - Это можно сделать, пользуясь свойствами Врат. Но я должна сказать, что переселиться в другое тело - очень непростая вещь. Я не уверена даже сейчас в том, как действительно достичь этого, хотя мне и казалось, что я это знаю. Прежде всего, ведь это смертный грех: тело должно быть отнято у кого-то. Это тебе понятно? А Лилл, если только это правда, действительно очень старый человек. Он вздрогнул, вспомнив прикосновение чужих пальцев к своей руке и голодное выражение глаз. Слова, произнесенные тогда Лиллом, до сих пор сохранились в его памяти: "Идем со мной, и я покажу тебе... Она заберет твою душу, как она уже делала не раз. Идем со мной, кайя Вейни. Она лжет. Она уже лгала и раньше. Идем со мной". Произнеся со вздохом молитву, он поднялся, некоторое время стоял, содрогаясь от ужаса при мысли, что все его существо, его молодость и сила могут стать предметом чьей-то алчности. Но он по-прежнему ничего не понимал. - Вейни, - раздался озабоченный голос. - Говорят, - он пришел в себя и повернулся к ней, - что Фай тоже очень старый человек, во всяком случае, это заметно по его глазам. - Если, - сказала она очень спокойно, - я умру или исчезну, а тебе придется идти в Хеймур одному, старайся не попадаться им живым. Я, во всяком случае, этого делать не собираюсь ни при каких обстоятельствах, Вейни. - О, Небо, - прошептал он. Желчь подступила к его горлу. Неожиданно он начал осознавать, каковы на самом деле были ставки в войнах между кваджлинами и обычными людьми и какие призы ожидали на самом деле побежденных. Он уставился на нее как невинный младенец, не ощущая никакого ужаса. - И ты поступила бы именно так? - спросил он. - Я постоянно думаю о том дне, - сказала она, - когда я должна буду выполнить все задуманное, и я должна быть готова к нему. Тогда он выругался. Ему не хотелось оставлять ее одну в этот момент, именно тогда, когда первые признаки человечности начали проступать сквозь непроницаемую маску. Именно это и удерживало его. - Садись, - сказала она. Он сел. - Послушай, Вейни, - продолжила она. - У меня нет времени, чтобы заниматься воспитанием в себе добродетели. Поэтому я лишь пытаюсь пользоваться теми остатками ее, которые еще сохранились во мне. Но их очень немного. Что бы ты сделал сам, если бы умирал, и у тебя был бы лишь один выход: убить кого-то, не для того, чтобы растянуть свою старость со всеми ее болями и болезнями, а чтобы снова стать молодым? Для кваджлина не существует ничего более невыносимого, чем смерть. Они потеряли своих богов, а вместе с ними потеряли и веру, которая, возможно у них когда-то была. Для них существует только один закон: жить, чтобы наслаждаться удовольствиями, это значит жить, чтобы наслаждаться силой. - Ты хочешь обмануть меня? Ты, должно быть, одной с ними крови? - Нет, уверяю тебя, я не имею с ними ничего общего. Но я хорошо знаю их. Например, Зри... если ты прав, Вейни, то теперь это многое объясняет. Не с точки зрения честолюбия, а с точки зрения того самого отчаяния: чтобы жить. И для этого необходимо сохранить Врата, от которых эта его жизнь целиком зависит. Я никогда не наблюдала за ним раньше именно с этой стороны. Что именно он сказал тебе? - Только то, что я должен оставить тебя и пойти с ним. - Хорошо, что ты вовремя почувствовал это. Иначе... И вдруг в ее взгляде появилась настороженность, и она тут же схватилась за тот самый черный предмет, который постоянно висел у нее на поясе, за оружие. В первый момент он подумал, что где-то рядом появились посторонние, но тут же понял, впадая в панику, что черный предмет был направлен прямо на него. Он застыл, чувствуя, что превращается в глыбу льда. Его мозг отказывался понимать что-либо, кроме того, что она неожиданно сошла с ума. - Иначе, - продолжала она, - у меня был бы очень подходящий компаньон для путешествия к Иврел, который с давних пор был уверен, что меня уже нет в живых, компаньон, который теперь рассчитывал, что близость Врат позволит ему в таком случае разделаться со мной. Я оставила тебя на озере с гнедой кобылой, кайя Вейни, а ты тем временем украл черного коня, принадлежащего Лиллу. Ведь я подумала, что это он скачет следом за мной, когда первый раз оглянулась на дороге, а мне не очень-то хотелось одной находиться в его компании. Я очень удивилась, что это был ты. - Госпожа, - воскликнул он, протягивая вперед руки, чтобы показать, что он ничем не угрожает ей. - Я поклялся... госпожа, и я никогда не обманывал... тебя. Уверяю тебя в этом. Тогда она встала и, не спуская с него глаз, подошла к тому месту, где лежал ее плащ и остальные вещи. - Оседлай мою лошадь, - приказала она. Он осторожно подошел к лошади, чувствуя постоянное присутствие оружия за своей спиной, и сделал все, о чем она просила. Моргейн продолжала внимательно наблюдать за ним, даже когда садилась в седло. Затем она повернулась в ту сторону, где стоял черный конь. И Вейни мгновенно прочитал ее мысли: она хотела убить лошадь, чтобы оставить его без средств передвижения, поскольку Закон не разрешал ей убить илина. Он рванулся вперед и встал между ними, глядя вверх с неимоверным ужасом. Это было бесчестно - отделываться от человека таким путем, убивая его лошадь и фактически обрекая этим на смерть. В какой-то момент он поймал ее взгляд, испугавший его своей дикостью, как будто она была готова расправиться и с лошадью и с ним. Но вдруг она резко повернула голову Сиптаха к северу и быстро поскакала вперед, не оборачиваясь. Некоторое время он пристально смотрел ей вслед, ошеломленный, полагая, что она сошла с ума. Он и сам уже был на грани этого. Он медленно собрал свои вещи, привязал багаж к седлу, проверил сбрую и вскочил на лошадь. Черный уже знал, что должен догонять серого, поэтому его можно было и не подгонять. Он поскакал вниз по холму, делая широкий круг, чтобы было легче пойти на очередной подъем и догнать серого. Он все еще ожидал удара стрелы или молнии, который сбросит его с седла или повалит его лошадь. Наконец Моргейн повернулась и увидела, что он ее догоняет. Но она не препятствовала этому, а напротив, чуть попридержала Сиптаха. - Ты похож на дурака, - сказала она, когда они наконец уже поравнялись и скакали рядом, и выглядела при этом так, как будто собиралась заплакать, но у нее хватило выдержки. Убрав оружие на пояс, под плащ, она взглянула на Вейни и покачала головой. - Ты действительно самый типичный представитель людей из земли Карш. Больше никто не может иметь столько дурацкой гордости. Зри, должно быть, уже сбежал бы, если был бы даже более храбр, чем мы когда-то. Но на самом деле мы не такие смелые, и мы лишь просто вынуждены играть в эти игры с Вратами, пересиливая свой страх. При этом мы очень многое можем потерять, если будем допускать такую роскошь, как добродетель и бесстрашие. Но я все равно завидую тебе, я позавидую любому, кто может позволить себе такой широкий жест, как пренебрежение жизнью. По своему природному простодушию он чувствовал, что она хотела просто напугать его. Но теперь на него трудно было воздействовать чем бы то ни было: будь то ее настроение или недоверие. И словно в подтверждение своих ощущений, он произнес ломающимся голосом: - Меня очень легко ввести в заблуждение, лио, гораздо легче, чем это делаешь ты. Любой их твоих самых простых трюков удивляет меня, но ни один из них уже не пугает. И, как обычно, она промолчала. Иногда ему казалось, что она смотрела на него очень неприязненно и атмосфера между ними источала яд. Уходи прочь, казалось, говорил ее взгляд. Уходи прочь, и я не буду тебя удерживать. Но он не хотел оставлять ее, понимая, что на самом деле ей очень трудно и она нуждается в нем. Нарушить раз данную клятву было не сложным делом, но нарушить клятву тогда, когда эта женщина не могла самостоятельно позаботиться о себе, было тяжелым делом. В ее характере было нечто, что убеждало его в том, что она была очень далека от восприятия истинных причин происходящих событий. Поэтому и не всегда могла понять то упорство, с которым он продолжал сопровождать ее, несмотря на все неудобства своего положения. Рассвет постепенно перерастал в холодное тусклое утро. С севера накатывались низкие тяжелые облака. Под их покровом они оказались над крутым склоном, откуда была видна раскинувшаяся между разбегающимися в обе стороны холмами долина Айрен. Она была очень широкой и ласкала взор своим слегка вогнутым в самом центре пространством. Когда они остановились на краю этой огромной чаши, Вейни все еще не был уверен, что это и есть то самое место. Но потом он увидел, что с другой стороны этого гигантского углубления находится геометрически правильный конус Иврел. Центральная же часть этой чаши напоминала бесплодную пустыню. Они все еще были слишком далеко, чтобы рассмотреть как следует все детали, включая и Камень в центральной ее части. Но он догадывался, что этот мрачный символ находится именно в центре этого таинственного места. Тем временем Моргейн уже спешилась и отвязывала Подменыш от седла, из чего он заключил, что эта остановка может быть долгой. Он последовал ее примеру и тоже соскочил с седла. Тем временем она повернулась и пошла вдоль долины, и он не думал, что ему следовало сопровождать ее. Поэтому он уселся на выступ скалы и стал ждать, всматриваясь в раскинувшееся перед ним пространство. В его голове вновь возникали картины, где тысячи всадников неслись по долине серым весенним утром, которое затягивало долину туманом, а люди и лошади двигались подобно призракам в туманной мгле, и ветер, сильный ветер, как она говорила, втягивал туман, словно дым в дымоход. Но в это утро над долиной висели низкие облака, светило зимнее солнце, а внизу были отчетливо видны трава и деревья. Прошедшая сотня лет залечила все шрамы, которые когда-то были оставлены здесь, и теперь никто не мог даже предположить что за трагедия здесь разыгралась. Моргейн все еще не возвращалась. Он ждал уже долго, и его охватило беспокойство. Наконец он решительно поднялся и пошел в ее сторону по гребню холма. Он вздохнул с облегчением, когда через некоторое время нашел ее там. Она стояла на холме и неподвижно смотрела на долину. Какое-то время он не отваживался приблизиться к ней, но потом решил, что должен это сделать, потому что долина Айрен не то место, где можно позволить находиться одному: здесь могут быть и дикие звери, и не менее дикие люди. - Лио, - позвал он ее и начал приближаться. Тогда она повернулась и пошла ему навстречу, и уже вместе они вернулись туда, где оставили лошадей. Там она вновь привязала меч к седлу Сиптаха, взяла в руки повод и замерла, глядя на долину. - Вейни, - сказала она, - Вейни, я устала. - Госпожа? - спросил он, и первая его мысль была о том, что она хочет остановиться здесь надолго, а ему не хотелось сейчас даже думать об этом. Но когда она взглянула на него, то он понял, что она говорила совсем о другой усталости. - Я боюсь, - обратилась она к нему. - Я осталась одна, Вейни. И у меня нет больше ни благородства, ни жизненных сил. Вот здесь, - она протянула руку в направлении долины, - вот здесь я оставила их и поскакала дальше, по краю склона, - она указала в направлении скалы, густо поросшей деревьями, - и вон с того дальнего места я наблюдала гибель армии. Когда-то я и мои товарищи составляли сотню самых сильных и отчаянных людей, но с годами нас становилось все меньше и меньше, и вот теперь я осталась совсем одна. Я начинаю понимать тех, кого называют кваджлинами. Когда необходимо сохранить свою жизнь, то человек оказывается на грани своих возможностей, теряет и честь и мужество, подчиняясь только одному инстинкту - необходимости выживания. Тогда он неожиданно начал понимать страхи, охватившие ее. Он почувствовал в ней что-то сходное с Лиллом, когда тот тоже хотел что-то получить от него. Он больше не хотел слушать ее откровения, от которых возникал лишь устрашающий кошмар, от того, что правда сталкивала его с невообразимыми вещами, смысл которых все время ускользал от него или попросту был закрыт. - Я могла тебя убить, - сказала она, - просто из-за паники. Меня очень легко напугать, теперь ты видишь это, и к тому же я бываю не очень-то рассудительна и склонна к риску. Но единственный мой безнравственный поступок заключается в том, что я по-прежнему верю тебе, после того как пыталась лишить тебя жизни. Как видишь, у меня совсем не осталось такой роскоши, как добродетель. - Я не совсем понимаю тебя, - сказал он. - Я надеюсь, что это и к лучшему. - Что же ты в таком случае хочешь от меня? - Чтобы ты и дальше придерживался своей клятвы. Она вскочила в седло, подождала, когда запрыгнет он, и затем поскакала, намереваясь объехать долину по склону, в точности повторив путь, который она проделала в день сражения. Сейчас ее состояние было на грани безумия, и о рассудке говорить не приходилось. Он все больше проникался этим. К тому же она продолжала бояться его, потому что он, как ей казалось, подвергаясь смертельной опасности, продолжал вести себя спокойно и даже по-дружески по отношению к ней, как будто ничего и не произошло. Путешествие вокруг долины оказалось долгим, им даже пришлось несколько раз остановиться для отдыха. Солнце тем временем прошло через зенит, а облака начали собираться в плотную темную завесу вокруг конуса Иврел, предвещая бурю, настоящий северный ураган, похожий на те, которые иногда можно было наблюдать в землях к северу от Корис и которые либо обрушивали потоки снега в долины, либо, что было чаще всего, приносили ледяной холод, от которого трескались деревья и погибали люди и звери. Ураган уже приближался, разбрасывая вокруг них первые, еще редкие, заряды дождя со снегом. Постепенно становилось все темнее. Они решили сделать последнюю остановку перед тем как двинуться непосредственно в сторону Иврел. А опасность тем временем уже обрушилась на них. Пока что единственным предупреждением о ней было беспокойное поведение лошадей: Сиптах тяжело дышал и иногда негромко ржал вместе с черным конем. Они остановились, чтобы, затаившись на мгновенье, прислушаться. В этот момент Вейни, уже наполовину спустившийся с седла, вновь вскочил в него, выхватил меч и резким движением опустил его на смутные очертания бесформенных теней, которые неожиданно набросились на них из лесной тьмы, окутавшей пространство между скалами. Скорее всего, это были люди Хеймура, одетые в звериные шкуры. Те, которые находились уже рядом с ними, были пешие, но за ними можно было различить и всадников. Их было пятеро, вырвавшихся из темноты, которые первыми столкнулись с оружием Моргейн, которая защищалась, не делая различий между людьми и лошадьми. Отброшенные назад, они устремились к нижнему повороту дороги. Склон холма защитил их, и они вновь были на ногах, расплывающиеся в туманной мгле, темные фигуры, которые было трудно даже принять за людей. Ножи засверкали, как только эта дикая орда вновь приблизилась к ним, нацеливаясь на ноги и животы лошадей, которые понеслись, пришпоренные седоками, заставлявшими их сделать этот последний рывок для их же спасения. Моргейн закричала и ударила одного из нападавших в лицо, свалив его на землю. Вейни еще раз пришпорил Черного, и тот со всех ног поскакал в сторону Сиптаха, пристраиваясь сзади и не отступая от него ни на шаг. В подобной свалке бесполезно было надеяться на благополучный исход, и поэтому самым лучшим было все-таки бегство. Вейни оценил это решение Моргейн, которое она приняла, возможно, инстинктивно, подчиняясь первому импульсу надвигающейся опасности. Вейни сделал то же самое, и они поскакали, надеясь только на выносливость лошадей. У него самого сердце уже подкатывало к горлу, не столько от быстрой скачки, сколько от ощущения погони, которая теперь преследовала их по скалистому склону. Казалось, что на всех малоизвестных им дорогах, среди которых была и та, где скакали они, направляясь к узкому ущелью, ведущему на запад от Айрен, мелькали размытые тени. Но неожиданно, с запада, прямо перед ними, появились всадники, вынырнувшие из узких складок между холмов. Они вытягивались дугой, преграждая им путь и заставляя повернуть назад. Моргейн хотела чуть развернуться и попытаться объехать дугу всадников прежде, чем они полностью отрежут их от дороги на север, заставляя вернуться назад, в Айрен, к засаде, которая была за их спиной. Сиптах уже еле бежал и начинал спотыкаться. Путь вперед был закрыт. Тогда она отпустила поводья и взялась за оружие, а Вейни придерживал рвущегося вперед Черного, чтобы быть все время рядом с ней, и обнажил меч, собираясь защищать ее слева. Теперь всадники, окружавшие их со всех сторон, начали приближаться, стягивая кольцо. - Лошади выдохлись, - сказал Вейни. - Госпожа, мне кажется, что нам придется умереть здесь. - У меня нет намерения делать это, - сказала она. - Стой недалеко от меня, илин. Только не переступай пространство впереди меня и старайся быть все время на одной со мной линии. И в этот момент ему показалось, что он узнал крапчатую низкорослую лошадь одного из всадников, который был немного впереди остальных и командовал приближающейся к ним цепью. Под ним была лошадь с белой звездой на лбу, именно такая, какую и ожидал увидеть Вейни. Эти всадники были явно из земли Моридж. Их часто можно было встретить на подступах к Элис Кейдж или даже внутри границ Хеймура, особенно в те периоды, когда силы Хеймура или Кайя досаждали им. Он перехватил ее руку, на что сразу последовал яростный взгляд, полный злобы и подозрения. Ужас начинал охватывать ее. - Это Моридж, - пояснил он ей, и в его словах чувствовалась явная просьба. - Мой род - Нхи. Поэтому прошу тебя, госпожа, не отнимай у них жизнь. Мой отец - их предводитель. Он злопамятный человек, но он же человек достаточно честный, чтобы не нарушать Закон. А Закон илина говорит, что мой грех и мое преступление никак не затрагивают ни тебя, ни твоих дел. У Мориджа и у тебя нет кровной вражды. Ну, пожалуйста, госпожа, не отнимай у них жизнь. Она раздумывала. Но ему хотелось спорить с ней, а главное, она должна была знать о том, почему он так возражал ей. Если им придется скакать еще, отрываясь от погони, то их лошади окончательно упадут и им не удастся спастись бегством, а если они и оторвутся сейчас, то на севере их могут встретить новые силы, уже из Хеймура, и финал может быть тот же самый. Здесь же была вероятность получить хотя бы убежище, если не хороший прием. И в конце концов она опустила свою руку. - Пусть же это будет на твоей совести, - произнесла она свистящим шепотом. - На твоей совести, если только ты обманываешь меня. - Сохранить собственную душу я должен согласно клятве, - сказал он, потрясенный ее словами. - И ты должна бы уже понять это за время нашего путешествия. Я не собираюсь погубить тебя. Ни тебя, ни свою душу, лио. Оружие было убрано. - А теперь иди и поговори с ними, - продолжила она. - И если в тебя не попадет дюжина стрел, я, может быть, пойду вместе с ними, но только под твое слово. Он убрал меч и широко раскинул руки, слегка подняв их вверх, осторожно подгоняя вперед черного коня, пока не подъехал к окружавшим их всадникам на расстояние, где звук голоса был уже отчетливо слышен. - Я илин, - громко произнес он, понимая, что никто не отважится совершить бесчестный поступок, убив илина, не рассчитавшись предварительно с его хозяином. - Я же нхи Вейни. И ты, нхи Парен, сын Лелна, должен помнить мой голос. - Кому ты служишь, илин нхи Вейни? - последовал вопрос с противоположной стороны, и он узнал голос Парена, слегка грубоватый, хорошо знакомый и немного радостный. - Нхи Парен, эти холмы кишат людьми из Хеймура и даже из Лифа. Во имя милосердия Небес, возьми нас под свою защиту, чтобы мы могли добраться до Ра-Мориджа и обратиться к Нхи с просьбой об убежище. - Но ты, как нам кажется, служишь нашим врагам, - с подозрением произнес Парен, - и должен дать честное слово, если это не так. - Сейчас речь идет не об этом, - сказал Вейни. - У вас не может быть причин для опасений. Мы просим убежища, нхи Парен, и только предводитель Нхи имеет право дать нам его или отказать, а не ты. Поэтому ты должен сообщить об этом в Ра-Моридж. Последовала длинная пауза, затем решение было принято: - Забирайте их обоих, - раздалась команда, обращенная к цепочке всадников, и те двинулись вперед, плотным кольцом окружая и его и Моргейн. В какой-то момент Вейни испугался, как бы она не поддалась панике и не накликала на них смерть, в том случае, если Парен будет настаивать на сдаче оружия. А Парен в первый раз как следует рассмотрел Моргейн в окружавшей их темноте и даже чуть не вскрикнул от удивления, посылая заклинания небесам. Окружавшие его мужчины явно чувствовали себя будто в дьявольском наваждении и пытались делать руками сообразные моменту знаки, надеясь что они защитят их от дьявола. - Мне кажется, что вам было бы не совсем приятно держать в руках мое оружие, учитывая ваши религиозные запреты, - сказала Моргейн. - Но я знаю как разрешить эту задачу. Дайте мне плащ, я заверну в него все свое оружие, и вы будете уверены, что я не смогу им воспользоваться с обычной легкостью. Я думаю, что нам надо побыстрее убираться из этих мест. Вейни был прав, когда говорил об опасностях, подстерегающих нас со стороны Хеймура. - Мы вернемся назад, к Элис Кейдж, - сказал Парен и взглянул на нее так, как будто его мысли только и были заняты оружием. Затем он приказал Вейни, чтобы он дал ей плащ, и проследил очень внимательно, как она заворачивала в него свое снаряжение и закрепляла узел на седле. - Выстроиться, - приказал Парен своим людям. И с того момента, как путешественники были окружены всадниками, больше ничем не ограничивал их относительной свободы. Теперь они вновь скакали колено в колено, он и Моргейн, окруженные со всех сторон всадниками. И пока они еще не отъехали далеко, она попыталась было передать Вейни завернутое в плащ оружие. Но он опасался брать его, понимая, что Нхи безусловно увидят это. И действительно, реакция последовала мгновенно: один из всадников, принадлежащих к клану Сан, более безрассудный, чем все остальные, забрал его у них. Вейни оставалось только наблюдать за Моргейн, понимая, как тяжело ей переносить подобное обращение. Но она только наклонилась вперед и слегка согнулась в седле, следя за тем, чтобы не упасть. Ее рука была все время прижата к ноге, а сквозь бледные пальцы проступали тонкие струйки крови. - Договорись с ними об убежище для нас, - сказала она ему, - на каких угодно условиях, илин. Ведь между мной и кланом Нхи нет ни кровной мести, ни других поводов для вражды. И попроси их остановиться, когда это будет возможно, мне необходимо позаботиться о ране. Он взглянул на ее бледное напряженное лицо и понял, что она вконец перепугана. Тут же прикинув, сколько ей потребуется сил, чтобы выдержать эту дорожную тряску, пока они доберутся до Элис Кейдж, он, обогнав ее, поскакал прямо через кольцо всадников, к нхи Парену. - Нет, - сказал тот, когда Вейни обратился к нему с просьбой. И сказано это было очень твердо. Решение было непоколебимо. Он не мог брать на себя ответственность за людей в чужой земле, где они не были хозяевами. - Мы остановимся, когда доберемся до Элис Кейдж. Вейни вернулся назад. Моргейн кое-как все еще держалась в седле, бледная и несчастная, сгибаясь под порывами ветра, и продолжала скакать. Она даже не собиралась останавливаться, когда ее окликнули передовые всадники, отыскав подходящее место для привала, пока Вейни едва не силой заставил ее слезть с седла. Он приготовил ей место и принес все ее медицинские принадлежности и лекарства, которые взял у человека, хранившего плащ с ее вещами и оружием. Затем он взглянул на отряд сопровождавших их мрачных людей, и Парен, который всегда старался соблюдать приличия, приказал всем отойти подальше. Тогда Вейни принялся за ее рану, которая оказалась достаточно глубокой, стараясь использовать, насколько мог, ее медицинские средства: его душу переполняло отвращение, когда ему приходилось прикасаться к этому руками, но он убеждал себя в том, что ее организм, возможно, лучше всего поддается лечению именно этими средствами и методами. При этом она еще пыталась что-то подсказывать ему, поскольку большая часть этих предметов ему была просто неизвестна. Он сделал ей перевязку, в результате чего прекратилось по крайней мере кровотечение. Когда он наконец поднялся, нхи Парен подошел к нему, посмотрел, как обстоят дела, и скомандовал своим людям, чтобы они собирались в дорогу. - Нхи Парен. - Вейни, проклиная себя, пошел вслед за ним, и они остановились среди людей, уже сидевших в седлах. - Нхи Парен, не можем ли мы задержаться здесь хотя бы до утра? Разве есть нужда так спешить сейчас, когда между вами и вашими преследователями находятся горы? - Вы сами находитесь в большей опасности, нхи Вейни, - сказал Парен. - И ты, и эта женщина. Армии Хеймура уже поднялись. Теперь нельзя останавливаться ни на минуту. Мы должны немедленно отправляться дальше, в Ра-Моридж. - Но ты можешь послать туда гонца. Ведь такая спешка может убить ее. - Мы отправляемся прямо туда, - по-прежнему упорствовал Парен. Вейни грязно выругался, сдерживая гнев. Нхи Парен не был жестоким человеком, но он был очень упрям, как все нхи. Вейни поправил свое седло, чтобы развернуть на нем мягкую подстилку. Гнев все еще кипел в нем. Он повернулся, чтобы отвести лошадь туда, где пока еще лежала Моргейн. - Прикажи кому-нибудь из своих людей, чтобы он помог мне поднять ее, - попросил он Парена сквозь стиснутые зубы. - И будь уверен, что я все расскажу об этом нхи Риджену. У него, по крайней мере, есть справедливость, а его честь заставит его сожалеть о твоем поступке, нхи Парен. - Твой отец умер, - сказал Парен. Вейни остановился как вкопанный, чувствуя, как лошадь подталкивает его в спину, а повод по-прежнему находится у него в руках. Его руки начали двигаться произвольно, останавливая животное. - Кто же сейчас предводитель Нхи? - спросил он. - Твой брат, Эридж, - ответил Парен. - Эридж. И мы получили приказы относительно тебя. Как только твоя нога ступит на эту землю, мы должны доставить тебя в Ра-Моридж. Что мы и делаем. Это не мое решение, - добавил он более мягким тоном, - нхи Вейни, но мы должны его выполнять. Он понял все, несмотря на оцепенение, невнимательно поклонился Парену, оценивая новую реальность, совершенно неожиданную для него. Парен принял этот знак с должным уважением порядочного человека и выглядел даже несколько смущенным. Возможно, чтобы скрыть свое огорчение, он постарался побыстрее заняться своими людьми, чтобы они помогли поднять Моргейн. Замок Мориджа, Ра-Моридж, по утверждениям многих был неприступен. Он стоял высоко на холме, почти врезаясь в него своими стенами. Две линии ворот на подъездном пути, а так же близко расположенные соседние холмы усиливали его безопасность, так что его никогда не удавалось взять во время войн. Замком поочередно владели два клана: сначала Ила, а теперь Нхи. Но это происходило в основном мирными путями: либо вследствие новых родственных отношений, таких как женитьба, либо путем семейных интриг, а в последний раз в результате гибельной неудачи в долине Айрен, но никогда путем прямого штурма или осады крепости. Большие стада лошадей и рогатого скота паслись на землях, окружавших замок. В долине же располагались многочисленные деревни. Они находились в относительной безопасности, потому что там никогда не было ни волков, ни посторонних людей, ни диких зверей из лесов Корис, терроризирующих все вокруг, как это часто происходило в других местах. Крепость нависала над окружавшими ее землями подобно суровому старцу над любимой дочерью, голова которого была увенчана короной в виде зубчатых стен и островерхих башен. Вейни по-прежнему любил это место, и в его горле по-прежнему вставали слезы, когда он видел замок, принесший ему столько огорчений. Он тут же вспомнил о своем детстве, о весне и об откормленной белогривой Мэй, той самой первой его лошади, и о своих братьях, которые тоже выезжали с ним на лошадях в те дни, когда воздух был таким теплым, что они выезжали с непокрытыми головами, когда фруктовые сады стояли все в цвету и вся огромная долина была наполнена бело-розовыми облаками цветущих деревьев. Теперь же перед ним был свет уже меркнущего зимнего солнца, падающий на крепостные стены, звуки от вооруженных всадников, окружавших его со своих сторон, и тяжесть Моргейн на его руках. Сейчас она спала, а его руки онемели и спина превратилась в раскаленный столб. Моргейн имела очень немного впечатлений от этого последнего участка их пути, потому что сильно ослабела, хотя кровотечение уменьшилось и рана не выглядела такой тяжелой. Он подумал, что, может быть, ей следовало бы бороться со слабостью и приготовиться к сопротивлению, но она не знала, что их дела на самом деле так плохи, тем более, что все нхи были хорошо расположены к ней. Они делали для нее все, что могли; все, чем могли ей помочь, вплоть до того, что даже прикасались к ней или к ее лекарствам, и, казалось, их страх перед ней должен был понемногу ослабевать. Она была очень красива, выглядела очень молодой и даже казалась простодушной, особенно когда были закрыты ее серые глаза. Мужчины из низших кланов находили общий язык и часто развлекались даже со знатными дамами. Напротив, мужчины из богатых кланов находили зачастую общий язык с женщинами из окрестных деревень. Но ничего подобного никто не позволял себе в отношении Моргейн, вероятно потому, что она имела все права предводителя клана, а может быть потому, что ее все время оберегал илин, который, даже будучи без оружия, должен был бы ее защищать, а нападать на безоружного человека было против правил чести. Но скорее всего это могло быть потому, что она имела репутацию кваджлина, а с ними и со всем, что к ним относилось, мужчины не хотели иметь ничего общего. Нхи Парен изредка интересовался ее самочувствием, а за ним и другие так же проявляли знаки внимания и удивлялись, что она до сих пор спит. Один из них, нхи Рин, сын Парена, вел себя так, как будто испытывал благоговейный страх перед ней. Он был еще очень молод, а его голова была полна стихов и легенд. Он был талантлив и играл на арфе, чему обучались многие мужчины из знатных кланов. Чувства, которые переполняли его взгляд, выражали, во-первых, совершенное изумление, а во-вторых, культ поклонения, который предвещал большую опасность для благоденствия его души. Нхи Парен, казалось, видел весь развивающийся процесс и неоднократно в резкой форме отправлял сына в боевое охранение на самый дальний фланг цепочки вооруженных всадников. Теперь им уже не требовалась такая чрезмерная опека, поскольку всадники выехали на дорогу, ведущую прямо к воротам. Нхи Редж построил эту дорогу, мощеную камнем, звеневшую сейчас под копытами коней, около пятидесяти лет назад. Здесь же был сооружен небольшой канал для отвода воды, собирающейся на холмах от весенних дождей. Путешественников встретили Красные Врата, которые получили свое название от цвета развевающихся там многочисленных штандартов Нхи, большинство которых были красные с черными геральдическими знаками. Когда они въезжали во внутренний двор, то здесь не было слышно никаких звуков, кроме как от трепещущих на ветру флагов, да звона копыт о каменные плиты. Вскоре перед ними появился слуга, который низко поклонился нхи Парену, после чего между ни