опнула дверь и тяжелый засов опустился с другой ее стороны. Страх вновь вернулся к нему, как старый друг, близкий и знакомый. Он даже некоторое время не мог взглянуть на лежащий на каменном полу меч. Он не просил этого, а хотел только лишь освобождения. Но, так или иначе, это был честный, даже более, чем честный ответ на все, о чем он просил Эриджа. В конце концов он повернулся, не вставая с колен, отыскал эфес клинка и, взяв его в руку, нашел, что он не очень удобно лежит в ней, и, более того, Вейни отчетливо ощущал, что пока он держит ее в руке, то в значительной мере теряет и смелость и мужество, которые ему были необходимы, чтобы сейчас сделать то, что ему предлагал почти два года назад нхи Риджен. Возможно, подумал он, это было сделано с целью обезопасить себя от всех трудностей, которые, может быть, не хотел брать на себя Эридж, а может быть, это был его последний жест милосердия: его боль была гораздо сильней, чем честь, символизируемая этим клинком. Но этот жест требовал и желания и смелости, за которыми Эридж обратился именно к нему, зная очень хорошо, что его брат-кайя не способен сделать это. И Вейни тоже хорошо знал, что Эридж, в этом месте и в этом случае, мог. И точно так же это мог сделать Кандрис или их отец. В них была определенная кровожадность: они должны были поступить именно так, если только это могло досадить их врагу или лишить его возможности осуществить месть. Он положил меч на пол, на расстояние вытянутой руки, закрыл глаза и затих. Теперь, чтобы схватить его, был нужен лишь один-единственный побудительный импульс. После некоторых раздумий, он окончательно пересилил страх, потому что понял, что не собирается делать это. Он оставил клинок лежать там, где он был, а сам переместился поближе к огню и лег, подрагивая всем телом, его грудь резко вздымалась, а челюсти были крепко сжаты в предчувствии очередных оскорблений или насилия. Когда дневной свет начал пробиваться в комнату, он все еще находился в изнеможении, хотя по-настоящему и не заснул всю ночь. Он услышал приближающиеся по коридору шаги, и внутри него возник на какой-то миг толчок к тому, чтобы с опозданием сделать то, что должно было быть сделано вовремя и с достоинством. Он даже не стал обдумывать убийство Эриджа с помощью этого же клинка. Это было бы бесполезным делом, с одной стороны, в результате которого он должен был бы с позором умереть, а с другой стороны, это убийство было бы лишено всякой чести или оправдания для него самого. В комнату вошло несколько человек. Эридж отправил остальных за дверь, и, оставшись один, прошел по ковру, поднял лежащий на камнях клинок и вложил его в ножны, висевшие на поясе. - Я и не думал, что ты сделаешь это, - заметил он. - Но зато теперь ты не сможешь выражать недовольство, что я обесчестил тебя. - И с этими словами он положил руку на плечо Вейни, стоявшего на коленях, и пытался поднять его. На глаза Вейни навернулись слезы. Он не желал этого, но ему было обидно, что подобно другим сражениям с Эриджем, это тоже оказалось тщетным, и он уже понял это. Затем, к его полному дальнейшему позору, он ощутил руку Эриджа около себя. Эта рука предлагала ему приют, и было нужно лишь опуститься рядом на колени, как мир был бы восстановлен. Теперь обе руки брата лежали на нем после столь долгого отчуждения от дома и от родственников, да и от самого Эриджа. Он взглянул на него и увидел, что Эридж тоже плачет. Тут брат ударил его рукой, нервно и немного грубо, чтобы привести в чувство, и продолжал удерживать уже на расстоянии вытянутой руки: лицо Эриджа было мокрым от слез. - Я нарушил клятву, - сказал он, - потому что я поклялся, что убью тебя. - Я хочу, чтобы ты выполнил ее, - ответил Вейни, и Эридж крепко обнял его и потрепал, как маленького ребенка, взлохмачивая его волосы, которые все еще были детской длины, и оттолкнул. - Ты сам бы никогда не сделал этого, - сказал Эридж, - потому что ты слишком любишь жизнь, чтобы умереть. Это большой дар, брат. И именно поэтому ты всегда будешь слабым врагом. Как Моргейн, подумал Вейни. Неужели это передалось от нее? Но ведь он с самого начала своего путешествия имел две половинки своего собственного короткого меча, символа Чести, сломанного его отцом. Поэтому его слабость отнюдь не была заслугой Моргейн: он на самом деле не заслужил честь стать юйо среди Нхи. Подобные вещи имели цену, которая зачастую должна выплачиваться значительно позже их получения, а он был не согласен с такой формой оплаты. И он вновь заплакал от осознания этого. Эридж очень осторожно похлопал его по уху, заставляя взглянуть на него. - Ты ограбил меня, - сказал он необычно резко, - ты отнял у меня брата, отца и даже часть моего тела. Неужели у тебя нет желания хоть как-то компенсировать мои потери? - Что ты хочешь от меня? - Мы сделали из тебя врага. Кандрис ненавидел тебя и в итоге погиб от твоей руки, а отец всю жизнь считал тебя очень неудобным и даже нежелательным для нашего дома. Я же сам относился к своему брату очень послушно, и всегда делал так, как он хотел. Что ты чувствуешь по отношению ко мне? Ненависть? - Нет. - Вернешься ли ты домой? Твоя лио оставила тебя по собственному выбору. Теперь ты просто брошен. Твоя служба кончилась, и если я дарую тебе прощенье, то ты перестанешь быть илином. А я могу сделать это, потому что я готов простить тебя. Ты мне нужен, Вейни. Ведь здесь только я один остался от всей семьи, и при этом я не могу сам себе отрезать кусок за столом. Рано или поздно мне понадобится брат с двумя здоровыми руками, брат, которому я мог бы полностью доверять, Вейни. Это обрушилось на него так быстро и неожиданно, что он был изумлен и подавлен. Но, с другой стороны, почувствовав руку брата на своей руке и предложение обрести дом и честь, он на какое-то время растерял все остальные свои чувства. Но не совсем. Неожиданно он покачал головой. - До тех пор, пока она будет жива, - сказал он, - и даже после ее смерти, я должен буду выполнять свое Обязательство, данное ей. Вот почему она должна была оставить меня. Я обязан убить Фая и разрушить Колдовские Огни. Вот что она возложила на меня по Закону. - Она возложила на тебя и еще кое-что, - заявил неожиданно после паузы Эридж. В его голосе чувствовался страх. - Небеса защищают безумцев. Разве ты не слышал свои собственные слова, Вейни? Почему ты решил, что она именно об этом просила тебя? Ты не смог наложить на себя руки прошлой ночью, почему же ты решил, что она поручит тебе что-то более простое? Ведь она просто-напросто приказала тебе убить самого себя, только и всего. - Это было справедливое Обязательство, согласно Закону, - возразил он, - и она действовала в рамках своих прав. - Но сейчас она оставила тебя. - Нет, это ты отослал ее от меня. Она была ранена, и у нее не было другого выбора. Эридж с силой сжал его руку. - Я предоставлю тебе место рядом с собой. Несмотря на то, что ты был вне закона, несмотря на то, что ты до сих пор был вовлечен в эту смертельную игру, ты был бы в Ра-Моридже вторым человеком после меня. Вейни, послушай. Посмотри на меня, Вейни. Ведь как-никак, а я человек. Ты можешь потрогать меня и ощутить человеческое тело и тепло. Но ведь она - порождение Колдовского Огня. Эта леденящая душу женщина очень опасна для всех, кто был рожден человеком и в чьих жилах течет человеческая кровь. Ведь она убила десять тысяч человек. И всех - во имя одной и той же лжи, а сейчас ты повторяешь ту же ошибку и веришь в ту же самую ложь. И я не хочу, чтобы кого-нибудь из моего дома ожидал подобный конец. Посмотри на меня. Ты видишь? Можешь ли ты чувствовать себя так же легко, когда смотришь в ее глаза? Ему же вновь вспомнились слова, которые говорил Лилл: "Ты даже не заешь, как велик дьявол, которому ты служишь... Она лжет, так же как лгала всегда, чтобы разрушить Корис... Клятва илина гласит: разрушь семью, разрушь очаг, но только не лио. Но разве там говорится об уничтожении всего рода?.. Пойдем со мной, кайя Вейни..." - Вейни. - Рука брата опустилась вниз. - Уходи. Я приказал, чтобы тебя проводили в твою комнату, в твою бывшую комнату, в башне. Отдохни до завтра, а вечером мы поговорим еще раз, и ты поймешь, что я был прав. Он все еще спал. Он так и не поверил, что это возможно для человека в его положении, который был лишен сразу и совести и разума, после чего все его остальные чувства были попросту заперты и недоступны для употребления. Он спал крепко, в своей собственной постели, которую помнил еще с детства, а проснулся от боли в голове и в груди, напоминавшей об ударах, полученных накануне от людей Маай. Пробуждение, однако, вернуло его еще и к другим, не менее болезненным страданиям, связанным с воспоминаниями о том, как он не мог заснуть всю ночь на полу, в темном подвале, заполненном крысами, и о кошмаре, который он испытал в комнате Эриджа, и о том, что самым лучшим для него было бы остаться, напустить на свое лицо маску гордости и чести и пытаться постоянно носить ее перед другими. Но даже это последнее воспоминание казалось ему бесплодным. Он знал, что это был самообман. Разве возможно было в этой крепости найти хоть кого-нибудь, кто мог бы забыть все происшедшее прежде, а особенно Эридж? Так он лежал и думал до тех пор, пока слуги не принесли воду. Он с удовольствием умылся, не забыв при этом все свои синяки и ссадины, и только после этого оделся в чистую одежду, которую ему тоже принесли. Каким-то необъяснимым, скорее извращенным движением ума, он вновь вернулся к мысли о том, как нхи Риджен обрезал его длинные волосы, которые за два года изгнания отросли. Неожиданно он отбросил их назад, схватил рукой и сделал то же самое на глазах у обомлевших слуг, которые не посмели даже двинуться с места, чтобы остановить его. В таком виде и с таким настроением он отправился на очередную вечернюю встречу со своим братом. Эридж однако не оценил эту жестокую шутку. - Что это за сумасбродство? - прохрипел он, глядя на него. - Вейни, ты позоришь весь дом. - Я уже однажды сделал это, - ответил он очень спокойно. Эридж пристально глядел на него, но все-таки у него хватило терпенья на время оставить эту тему. Вейни же без приглашения уселся за стол и ел, не поднимая лица от тарелки и не произнося лишних слов. Эридж ел почти в такой же манере, но в конце концов отставил наполовину незаконченную тарелку. Видимо, выдержка все-таки изменила ему. - Послушай, брат, - сказал Эридж, - зачем ты позоришь меня? Вейни закончил ужин и вышел из-за стола, направляясь к камину, где было единственное по-настоящему теплое место. Через некоторое время Эридж присоединился к нему и положил руку ему на плечо, заставляя его обернуться. - Я могу уехать отсюда? - спросил Вейни. Эридж выругался. - Нет, ты не свободен в этом решении. Сейчас ты представляешь семью и обязан находиться здесь. - Но для чего? Для того, чтобы быть подле тебя? И это после всего, что было? - Тут Вейни взглянул на брата и понял, что проявлять дальнейшую агрессивность невозможно. В этот момент на лице Эриджа застыло выражение неподдельного страдания. Вейни не ожидал увидеть такое, как ему показалось, почти естественное раскаяние и, может быть, поэтому не знал, как правильно оценить его. Он отошел к столу и сел. Эридж вернулся вслед за ним и сел напротив. - Если бы я дал тебе оружие и лошадь, - неожиданно спросил он, - что бы ты стал делать? Последовал бы за ней? - Я связан клятвой, - сказал Вейни и так посмотрел на Эриджа, как будто хотел выжать из него нужный ему ответ: - Где она? - Она остановилась недалеко от Бейн-эй. - А ты действительно можешь дать мне оружие и лошадь? - Нет, я не могу этого сделать. Послушай, брат мой, ведь ты нхи. Я прощаю тебе все твои прегрешения и не держу на тебя зла. - Спасибо тебе за это, - сказал Вейни очень спокойно. - Я так же прощаю тебе твои. Эридж облизнул губы. Временами старый нрав вспыхивал в нем, но он старался гасить его. Он склонил голову и коротко кивнул. - Они были значительными, - заметил он, - но из них последний был самым мелким. Но я клянусь тебе, что ты будешь моим братом, наследником, вслед за моими собственными детьми. При нашем правлении будет значительно больше успехов, чем при моем или даже при правлении нашего отца, если только ты возьмешься за ум. Вейни потянулся к вину. Что-то в этих словах раздражало его. Он поставил кубок на место. - Что же ты хочешь от меня? - Ведь ты знаешь эту колдунью. Ты долго был рядом с ней. Ты должен знать, что она ищет, и я готов держать пари, что ты знаешь, как это можно заполучить: я думаю, что неявно это выражено в комиссионных, которые она обещала тебе. Я уверен, что ты видел, как она использовала какие-то силы, которые она, скорее всего, извлекает из своего оружия. Ведь ты проезжал с ней через лес Корис. Я даже подозреваю, что ты знаешь, как именно их можно использовать. Я не верю в магию, Вейни, и я думаю, что и ты мало веришь в нее. Все, что происходит в мире, проходит через руки людей, а не через желания, обращенные к волшебной палочке, а потом извлекаемые из прозрачного воздуха. Разве не так? - Но как это связано с тобой и со мной? - Покажи мне, как делаются эти вещи. Ты даже можешь сдержать свою клятву относительно Фая, если хочешь, но ты должен будешь убить его с моей помощью. Запомни, что в тебе течет человеческая кровь и твоя преданность должна распространяться только на людей. Послушай, послушай меня! Когда-то, во времена Верховных Королей, владения нашего отца занимали самое высокое положение в Срединных Царствах. Теперь Верховных Королей уже нет, а с ними нет и той силы, которая когда-то была у нас. И я подозреваю, что эта сила, которой владели некогда мы, была у нас похищена благодаря этой колдунье. И теперь в наших силах вернуть ее обратно в Моридж, для тебя и для меня. Взгляни же на меня, мой младший брат! Я клянусь тебе, что ты будешь вторым после меня. - Я все еще илин, - запротестовал Вейни, - и я свободен от всех твоих обещаний. Сила Моргейн заключается в том, чем она владеет, и если ты не лжешь, то она по-прежнему владеет этим. Не пытайся сделать ей вызов, Эридж: она просто убьет тебя. А мне не хотелось бы, чтобы так случилось. - Но послушай меня еще раз. Ведь если она имеет дело с Колдовским Огнем и если она имеет дело с Фаем, то она не может быть нашим другом. Ведь в данном случае, когда она займет его место, мы просто получим одного Фая вместо другого. При этом не забывай, что она еще менее человечна, чем он... Она очень склонна к мести, а обладая такой силой, она может сделать такое, о чем сейчас трудно вообразить. Что можешь сделать ты против ее честолюбия? Подумай об этом, брат. - Ты сказал, что она остановилась рядом с Бейн-эй, - произнес Вейни, игнорируя все сказанное Эриджем. - Не похоже, что она бросила меня здесь. Скорее всего, она ждет меня. Она все еще надеется, что я смогу прийти. Эридж рассмеялся, но его улыбка как бы потонула в мрачном и холодном взгляде Вейни. - Ты все еще очень наивен, - сказал Эридж. - То, что она ожидает, еще не означает, что она ожидает именно тебя. Она не может ждать из-за такой мелочи по сравнению с ее делами. - Что же тогда это может означать? - Можешь ли ты показать мне способ, с помощью которого она пользуется своей силой? - спросил Эридж. - Я не прошу тебя нарушать клятву. Если она отправляется за смертью Фая или собирается разрушить Хеймур, я не буду ссориться из-за этого. Но если она ищет силу только лишь для себя, то это меняет все положение дел. Разве клятва, которую ты ей дал, может позволить подчинить ей твой собственный народ? Если это так, то эта клятва граничит с позором. - Она предполагает уничтожить силу Фая, - сказал Вейни, - и она ничего не говорила о создании своей собственной силы или какой-либо другой. - Нет, ты уж договаривай, - сказал Эридж. - Предполагает уничтожить силу Фая... зачем? Чтобы жить в бедности и прозябать в безвестности? Или рисковать, наживая столько кровных врагов? Ведь ты для нее ничего не значишь. Я предлагал ей тебя в обмен на обещание пойти на юг. Но она отказалась. Вейни пожал плечами. Для него не было новостью, что он не нужен ей, разве что как средство для осуществления ее целей. И она никогда не обманывала его в этом. - Она просто вышвырнет тебя в сторону, - сказал Эридж. - А что еще сделать подобное сердце в Хеймуре, если оно не имеет никаких привязанностей? Она создаст еще больший холод и еще большие опасности. Я предпочитаю врагов с характером, но при этом с понятием чести. Мне больше по душе сражаться с людьми. Фай стар и почти сошел с ума, но он никогда не вел войну с нами, ни он, ни его предшественники. Он лишь занят своими зверями и своими прихотями. Но как ты смотришь на то, если всем этим начнет заниматься Моргейн? - А что ты сам сделал бы, обладая всем тем, о чем мы сейчас говорим, - грубовато спросил Вейни. - Нечто подобное тому, что я видел в Ра-Моридже? - Оглянись вокруг, - сказал Эридж. - Посмотри повнимательней, как живет народ. Уверяю тебя, что не так уж и плохо. Много ли ты видел такого, что следовало бы изменить? У нас есть свои законы, храмы, тишина полей, и лишь наши враги, Кайя, досаждают нам. Вот это и есть моя работа. И мне не приходится стыдится за то, что я делаю здесь. - Действительно, Моридж выглядит очень хорошо, - сказал Вейни. - Но что касается тебя самого, ведь ты не сможешь обращаться с теми вещами, с которыми имеет дело Моргейн, а кроме того, ведь она не собирается их отдавать. Лучше попытайся найти в ней союзника. Это будет самое лучшее, что ты сможешь сделать для Мориджа. - И присоединиться к тем десяти тысячам, которые погибли в Айрен? С ее помощью? - Но она не убивала их. Большая часть всех этих рассказов - ложь. - Но если это произошло с ее помощью, то это одно и то же. И я не хочу, чтобы Моридж и Нхи постигла та же участь. Я не могу поверить ей. Но этому - этому - я поверил бы, я поверил бы, что она ценит силу. - Он поднялся в возбуждении и достал из шкафа, стоявшего рядом со столом, какой-то сверток. Пока он держал его в руке, ткань развернулась, и Вейни увидел, к своему ужасу, золотую рукоятку Подменыша. - Вот что держит ее в Бейн-эй. И я бьюсь об заклад, брат мой, что ты должен знать кое-что об этом. - Я знаю только одно: она приказала мне держать руки подальше от него, - сказал Вейни. - На что и ты должен обратить внимание, Эридж. Она говорит, что большая опасность может исходить от этого проклятого клинка, и я верю в это. - Я знаю, что она ценит его больше своей жизни, - сказал Эридж, - и даже больше, чем все остальное, что у нее есть. Это было очевидно. - Он резко дернулся, когда Вейни попытался протянуть руку к мечу. - Нет, этого я тебе не дам. Но мне хотелось бы услышать твои объяснения о том, что он значит для нее. И если ты действительно мой брат, то ты расскажешь мне об этом по собственному желанию. - Я честно скажу тебе, что не знаю, - ответил Вейни, - и если ты благоразумный человек, то ты позволишь мне вернуть ей эту вещь еще до того, как она успеет принести нам несчастье. Из всех вещей, которые есть у нее, эта - самая опасная, которой боится даже она сама. И он сделал вторую попытку взять меч, начиная опасаться за намерения Эриджа относительно клинка: тот считал, что именно этот предмет являет собой источник силы. Он думал так уже хотя бы судя по тому, как Моргейн хранила его и никогда с ним не расставалась. Неожиданно Эридж повысил свой голос до крика, и в распахнувшуюся дверь вбежала четверка маай. А Эридж уже обнажал клинок, выдвигая его из ножен здоровой рукой. Лезвие напоминало полупрозрачный лед, который мерцал опаловым отливом, и весь окружающий воздух как будто начал петь у них в ушах. Вейни сразу узнал эту ужасающую вибрирующую мелодию, которая срывалась с кромки лезвия. - Нет! - закричал он, отскакивая в сторону. Воздух уже почти ревел в темноте, и сильный ветер затягивал их. В этот момент все четверо маай уже исчезли, втянутые в безбрежное пространство, открывшееся между ними и дверью. Эридж внезапно отбросил клинок, который заскользил по полу, сокрушая все вокруг себя. Неожиданно для самого себя Вейни быстро подхватил ножны и осторожно пополз к лежащему на полу клинку. Он взялся за золоченого Дракона в тот момент, когда в дверях появились новые люди, привлеченные шумом в комнате. Все та же прозрачная звездная темнота поглотила и их, и в это время рука Вейни начала неметь. Он понял, что именно это ощущение оцепенения, которое почувствовал и Эридж несколько мгновений назад, заставило того отбросить меч. Внезапно Вейни услышал странный крик и почувствовал, как чья-то рука опустилась на его запястье. Тогда он рванулся и побежал вниз по лестнице, но не для того, чтобы разрушать все вокруг, а для того, чтобы наконец-то обрести свободу, и никто в этот миг, никто их тех, кто видел произошедшее, кто видел это жуткое мерцание неизвестного им мира, вихрем срывающееся с опалового лезвия колдовского меча, зажатого в его руке, не посмел остановить его. Он хорошо знал дорогу. Миновав главный выход, он побежал к конюшням, где суматошно наорал на плачущего конюха, чтобы тот оседлал для него самую лучшую лошадь. И все это время вся крепость пребывала в полной тишине. Укрываясь от стрел, которые, как он ожидал, каждую минуту могли обрушиться на него из узких крепостных окон, он добрался до ворот и приказал мальчику открыть их. Держа ножны и повод в одной руке, а другой сжимая трепещущий клинок, он вскочил в седло и поскакал. Стрелы, как он и ожидал, мчались ему вдогонку. Одна из них, пущенная с крепостной стены в темноту просто на удачу, задела кромку меча и исчезла в бесконечности. Другая попала в лошадь, заставив ее спотыкаться. Но несмотря на это, он был свободен. Перепуганная стража при виде угрозы со стороны колдовского оружия не посмела задерживать его. Вторые ворота остались позади, и теперь он мчался по дороге, извивающейся по склону холма. Пока еще не было видно его преследователей. Он представил себе, как Эридж собирает людей, пытаясь отобрать тех, кто отважится участвовать в погоне. То, что Эридж будет среди них, не вызывало у него никаких сомнений. Он очень хорошо знал своего брата, чтобы представить себе, будто тот мог отказаться от задуманного. И Эридж, в свою очередь, очень хорошо знал, по какой дороге будет скакать Вейни, и если бы он не вырос на земле Моридж, ему не удалось бы ускользнуть от них. Он скакал, выбирая самые короткие дороги, которые значительно сокращали его путь к окончательной свободе. И он и Эридж очень хорошо представляли себе всю паутину окрестных дорог. Теперь все зависело лишь от того, успеет ли он добраться, если это вообще возможно, до Бейн-эй и до Моргейн быстрее, чем его преследователи или их стрелы. 8 Погоня вновь была за его спиной. Когда он оглядывался назад, всматриваясь в отдельные пятна снега, окружавшие дорогу и поблескивающие в свете ночных звезд, он одновременно мог различать и темную массу всадников на вершине холма или вдоль дороги. Но хорошо объезженная лошадь все время поддерживала расстояние между ними почти постоянным. Он ни разу не задержался в дороге надолго. Страх оказаться на расстоянии полета стрелы подгонял его. Если бы им удалось приблизиться на это расстояние, то ему уже не удалось бы выжить. Он уже почти не сомневался, что все его преследователи были маай и изнывали на предмет его убийства, поскольку это был единственный способ вернуть назад то, что он увозил от них. Поэтому остановки в пути были очень опасны. Иногда ему приходилось останавливаться, чтобы дать отдых лошади. Для этого он выбирал такое время, когда уже не мог различить своих преследователей, предполагая, что они делают то же самое, но прекрасно понимал, что в один прекрасный момент он может сделать роковую ошибку или потерять скорость и время. Так они продвигались уже целый день по долинам Мориджа, когда появились первые сигнальные огни на вершинах холмов, предупреждающие, что здесь недалеко находится граница. Эта сеть сигналов была своего рода средством защиты, которая предусматривала еще и то, что все, кто был в состоянии, должны были патрулировать дороги и проверять каждого встречного около жизненно важных дорог. Ему не хотелось встречаться с ними, потому что он не хотел подвергать их опасности, которая могла исходить от колдовского клинка. Некоторые жители этих районов, преимущественно из кланов Сан или Торин, были без всякого сомнения хорошими стрелками из лука, и это была еще одна причина, по которой он старался избегать встреч. На одной из первых остановок он ухитрился вложить устрашающее лезвие в ножны, боясь подвергнуть самого себя действию того опасного огня, который был сродни самим Вратам. Для этого он положил ножны на землю и осторожно, с большим страхом, поместил острие внутрь, не надеясь, что они смогут удержать эти колдовские силы. Но свечение моментально было втянуто внутрь, а клинок легко лег на место, как в собственный дом, после чего он смог поднять его как обычный меч. Именно картина исчезновения тех четырех маай, от которой он не мог отделаться до сих пор, когда они были унесены, втянуты в эту пустоту, наполненную прозрачной межзвездной тьмой, волновала его до сих пор. Он не мог забыть людей, которые даже не понимали, от чего и как они умирают. Если такое было возможно, то он с радостью предпочел бы выбросить Подменыш, освободиться от этого смертельного груза, оставив его лежать где-нибудь в ожидании очередного незадачливого хозяина. Но в этом-то как раз и состояла его обязанность: он должен был сохранить его, чтобы вернуть Моргейн, которой принадлежал и которая имела достаточно рассудка, чтобы держать его в ножнах. Сам же он продолжал содрогаться при мысли, что ему придется вновь обнажить его, и, может быть, он боялся этого даже больше, чем стрел, которые в любой момент могли появиться за его спиной. В этом мече была все та же зловещая сила, хотя и более замедленная, чем в том отвратительном оружии, которое он видел у нее последний раз. Об этом ему все время напоминала рука, которая все еще ныла от общения с этой колдовской силой. Он старался сократить остановки до минимума, все время подгоняя лошадь, чтобы увеличить разрыв, понимая, что она выдохнется раньше, чем они доберутся до Бейн-эй, где он рассчитывал отыскать Моргейн. На его пути попадались деревни, в которых маай могли заменить лошадей, после чего им только оставалось ждать, когда падет его лошадь. Его внутренняя боль, последствия многочисленных побоев, не утихала, а на губах периодически появлялась кровь, не то из разбитых губ, не то из какого-то более глубокого места. Когда он в очередной раз взглянул назад, то понял, что Маай вот-вот будут недалеко от него. Не оставалось другого выхода, кроме как съехать с главной дороги, чтобы попытаться запутать погоню. В следующий же момент он рискнул воспользоваться узкой дорогой, сильно разбитой уже после того, как выпал снег. В конце концов он решил двинуться по ней и едва уговорил бедную лошадь сделать этот поворот. Эта дорога была ему известна. Недалеко от нее находилась маленькая деревня, Сан-Моридж, принадлежавшая клану Сан. Эти люди были приветливыми и жили очень уединенно вот в таких небольших селениях, разбросанных то тут, то там. Однако они же были очень свирепы по отношению к врагам. Там же была небольшая ферма, которую он помнил потому, что его старый воспитатель и учитель военного искусства, сан Ромен, был из этих мест. Он был в великом долгу перед ним: этот человек был единственным во всем Ра-Моридже, кто хорошо относился к кайскому ублюдку и всегда залечивал его ушибы и мелкие раны. Это был долг, который он не мог сейчас оплатить, но отчаяние подавило в нем все гордые порывы. Он знал, что на ферме есть конюшня, расположенная сзади маленького дома, где в давние времена он и Эридж поили своих лошадей. Оставив уставшую лошадь на краю дороги, и положив Подменыш на плечо, он направился вниз вдоль придорожного рва, пока не увидел конюшню. Тогда он побежал, стараясь держаться в тени, распахнул дверь и быстро вошел внутрь. Ему нужно было торопиться, пока люди в домике сана Ромена не почувствовали присутствие посторонних. Он выбрал подходящую уже оседланную лошадь, какая только могла приглянуться ему в такой темноте, и вывел ее наружу. Где-то в доме уже слышались звуки торопливых шагов. Поэтому он быстро вскочил в седло и пришпорил лошадь в тот момент, когда уже открывалась дверь в доме. Перескочив через канаву, они выбрались на дорогу, где он погнал ее, подталкивая пятками под ребра. Он все время выдерживал направление на пересечение дорог, которое уже виднелось впереди. Там он развернулся, направляясь прямо в Бейн-эй, по более длинной, но менее опасной на его взгляд дороге. Когда неожиданно впереди показался всадник, Вейни решил, что это кто-нибудь из местных бедных кланов, но потом разглядел, что этот человек был снаряжен как воин. Не было никакой надежды, что его низкорослый зверек может обогнать более сильную лошадь, и нечего было думать о том, чтобы избежать неминуемой встречи. Поэтому Вейни ехал не торопясь, покачивая ногами, как обычно делают загонщики скота, возвращающиеся к вечеру домой. Но сейчас все еще была ночь, на домах горели сторожевые огни, а он никак не походил на пастуха в одежде, которая скорее отличала в нем молодого воина, юйо, а никак не жителя этих удаленных окраин. Кроме того, у него был длинный меч, а его рубашка из тонкого батиста выдавала в нем человека, преждевременно покинувшего какой-нибудь большой замок, принадлежащий знатному клану. И он подумал с тоской, что, может быть, ему придется даже убить этого человека. Он отыскал на поясе то место, где был закреплен меч, отстегнул ножны и взял Подменыш одной рукой так, чтобы при этом вторая рука удобно ложилась на рукоятку. И тут ему показалось, что он узнает эту дичь, которая случайно попалась ему на ночной пустынной дороге. Это был один из братьев, чей отец был Торин Эфен. Вейни не знал отца, но он часто видел детей Эфена, длиннолицых, никогда не расстающимися с лошадьми, суровых и непреклонных во всех размолвках, возникающих с наиболее богатыми представителями рода Торин. - Юйо, - обратился к нему Вейни, - у меня нет никакого желания нападать на тебя. Я нхи Вейни, сейчас находящийся вне закона, но я не ищу ссоры с тобой. Человек, а это был действительно один из отпрысков Эфена, разрешил ему подъехать ближе, несмотря на то, что сам остановился. Он смотрел на него с большим любопытством, удивляясь, без сомнения, что за сумасшедшего он встретил: в такой одежде и на такой невзрачной лошади. Даже при бегстве мужчина должен был бы выбрать что-нибудь получше. - Нхи Вейни, - сказал он, - мы слышали, что ты был где-то в Эрде. - Сейчас я направляюсь в Бейн. Я украл эту лошадь прошлой ночью, поэтому она так выглядит. - Если ты соберешься красть очередную, юйо, то береги получше свою голову, ведь ты плохо вооружен. У меня тоже нет никакого желания убивать тебя. Ты сын Риджена, и убивать тебя, тем более отверженного, не сделает чести и не принесет удачи никакому воину. Вейни поклонился в знак понимания услышанного, затем поднял повыше меч, который он держал в руках. - А это, юйо, меч, который я не должен потерять. Этот меч имеет имя и принадлежит тому, у кого я в данный момент нахожусь на службе. Я илин и подчиняюсь другим законам. Спроси в Ра-Моридже, и они тебе расскажут, с чем ты случайно столкнулся на этой дороге и чего едва избежал. И он чуть выдвинул Подменыш из ножен, чтобы были видны только странные древние символы, нанесенные на поверхность клинка. Глаза человека округлились, а лицо побледнело, в то время, как его руки по-прежнему лежали на собственном мече. - Кому ты служишь? - задал он очередной вопрос. - И кому принадлежит вещь, подобная этой? Похоже на работу кваджлинов. - Спроси в Ра-Моридже, - вновь последовал ответ. - По законам, которыми пользуется только илин, я могу ехать дальше, потому что мой хозяин находится здесь, в Моридже, и ты по Закону не можешь использовать волю Риджена по отношению ко мне. Я же прошу тебя, сойди с лошади, освободи ее от своего багажа, а я взамен дам тебе свою. Я отчаявшийся человек, находящийся в безнадежном положении, но не вор, и я не загоню твою лошадь до смерти, если у меня будет очередной шанс заменить ее. Эта же низкорослая кобыла взята из Сана. Если твоя лошадь знает дорогу домой, я отправлю ее тебе назад, как только у меня будет такая возможность. - Было видно, что человек взвешивал перспективы возможного поединка и затем благоразумно капитулировал. Он слез с лошади и быстро снял свои вещи. - Эта лошадь принадлежит клану Торин, - сказал он, - и если потеряется где-то в этих краях, то всегда сможет найти дорогу домой. Но я прошу тебя позаботиться о ней, я ее очень люблю. Вейни поклонился, затем вскочил в седло, развернул лошадь и послал ее в галоп, чтобы не получить в спину стрелу с красным оперением, поскольку он заметил лук среди вещей его нечаянной дорожной жертвы. А тем временем от одного места к другому, вдоль всего пространства Мориджа, его преследователи имели возможность отдыха и замены лошадей с седлами и со всем необходимым в дороге. Вновь надвигалась ночь, темнота сгущалась очень быстро, и на окружающих холмах вспыхнули яркие огни, обозначавшие границы. Он подумал о том, как человек, встреченный им на дороге, вернется в Сан-Моридж на их низкорослой лошади, и тогда уже без всяких сомнений люди из Сана и Торина, объединившись, двинутся за ним, в то время как с другой стороны к нему будут подступать Нхи и Маай, и наконец все соединятся в Бейн-эй в расчете захватить его там. Для того, чтобы снять с человека снаряжение, его надо по меньшей мере убить. Но Подменыш не был оружием, которое оставляло победителю труп, который он мог ограбить. Кроме того, чтобы убить человека, надо было иметь соответствующие качества, а у него их явно не хватало. Такова была его природа: не убивать, если есть такая возможность. Так требовала честь, которой он все еще придерживался, понимая, что есть некий предел, который он не мог преступить в своих действиях. Несомненно, если он будет пойман людьми клана Торин, то они с большим удовольствием передадут его Нхи и Маай. Теперь многие, очень многие знали, где он должен появиться. Существовал самый короткий путь к Бейн-эй, но он был очень затруднен тем, что как раз там находился старый разрушенный форт, развалины которого лежали среди холмов, где были луга для выпаса скота, и поэтому его очень часто посещали дети, сопровождавшие на пастбище отцов, а иногда даже и парочки, назначавшие там любовные свиданья. Эти каменные развалины разделили много трагедий, как во время войн, так и в мирное время. Проводник, сопровождавший Моргейн, арфист из рода Нхи, с воображением зеленого юнца, предвкушающего любовное свидание, наверняка не мог придумать ничего лучшего, как привести ее именно в это укрытие, которое, к сожалению, имело только один выход. На холмах можно было видеть мужчин, которые явно несли охрану и вели наблюдение. Он знал, что они должны быть там, еще и не подъезжая сюда близко. Все, кто ехали в Бейн-эй, не могли миновать этого узкого места и стрелков из лука, расположенных кругом и охранявших этот кратчайший путь. Он оставил лошадь привязанной на тот случай, если ему пришлось бы возвращаться, хотя ветки кустов, которые он использовал для этого, были не очень густые и прочные, и поэтому животное могло и само освободиться и сбежать домой. Захватив с собой меч, он пешком отправился к холмам. Многочисленные тропинки вокруг Бейн-эй не охранялись: их было слишком много, а против больших нападающих сил обычно было принято использовать местных пастухов и крестьян. Ведь известно, что нападающие воины всегда предпочитают для сражений большие открытые пространства, где они могут использовать свою тактику и мастерство, в то время как в подобных местах им была бы навязана совсем другая война, к которой они явно не были готовы, и тогда Бейн-эй становился для них сущей ловушкой, что в какой-то мере делало его неприступным. Он продвигался бесшумно, проявляя огромное терпенье, и постепенно перед ним открылся вид и на остатки башни, и на развалины стен, которые он помнил с детских лет. Где бегом, где ползком, часто останавливаясь и прислушиваясь, он тенью скользил в пространстве: опыт, приобретенный после почти двухлетнего путешествия через земли Маай, кражи продуктов и охота с целью спасения от голода на снежных вершинах Элис Кейдж требовали не меньшей осторожности, чем у волка, и привычки все делать в одиночку. Наконец он добрался до стены, и его пальцы уже ощущали щели и трещины в каменной кладке, с помощью которых он должен был подняться на самый верх этого старого защитного сооружения. Он перебрался через гребень стены, приземлился на мокрую траву и спустился по склону в небольшое огороженное пространство. Сейчас он ощущал всю усталость, скопившуюся за время пути, чувствовал, как подергивались его напряженные мышцы, ощущал чуть ли не каждую свою кость и, конечно, приступы голода. Страх, как часто с ним случалось, не оставлял его и здесь. Ведь он вполне мог воспринимать это место как ловушку, расставленную ему Эриджем. Он неожиданно почувствовал зуд в плечах, и у него возникло ощущение, будто стрела уже направлена в его спину из какого-то укромного места, где расположились невидимые наблюдатели. Он начал поддаваться страху, полагая, что это оправдано, и, огибая угол каменного сооружения, все время старался держаться в тени, где было укромное пространство, образованное естественной складкой холма. В этом месте в стене был пролом, который он хорошо помнил, достаточно широкий, почти в размер двери, на худой конец его можно было использовать в качестве укрытия. Он крался вдоль стены к этому месту, когда уловил присутствие лошадей. - Лио! - свистящим шепотом произнес он в темноту. Ответа не последовало. Он стал идти еще осторожней, пока не заметил бледную шерсть Сиптаха, справа - черную. - Не двигайся, - дошел до него шепот Моргейн. - Вейни, ты знаешь, что это значит. Он застыл, полностью затаившись. Ее голос доносился из пространства впереди него. Кто-то еще, скорее всего Рин, двигался позади него. Потом он ощутил на себе чьи-то руки, которые тщательно обыскивали его в поисках оружия, пока не остановились на рукоятке меча. Он повернул голову, чтобы удобней было снять перевязь. Наконец-то он был освобожден от этого груза, присутствие которого вызывало в нем лишь одни внутренние страдания. Рин передал меч Моргейн. Теперь Вейни мог разглядеть ее тень в свете ночных звезд. Стоя перед ней, он почувствовал, что его колени невыносимо дрожат. - Разреши мне присесть, - обратился он к ней. - Я провел день и ночь в седле, добираясь до этого места, и все-таки догнал тебя, лио. - Сядь, - сказала она, и он свалился как сноп на колени, и был бы рад опустить голову и спать, но ни место, ни момент не располагали к этому. - Рин, - сказала она, - следи за подступами. Я хочу немного порасспросить его. - Не верь ему, - сказал Рин, что обожгло Вейни и даже бросило в ярость. - Нхи не могли дать ему этот меч в подарок и отпустить его на свободу из-за любви к тебе, леди. Злость закипала в нем. Он ненавидел сейчас этого юнца, который был таким гладким и обтекаемым, который еще не был покрыт рубцами, которые оставляет жизнь, и был так у