Гордон Диксон. Дракон на границе --------------------------------------------------------------- Gordon Dixon "The Dragon on the border", 1992 Дракон и Джорж #3. Перевод с анг. Е. Смирнова, С. Реентенко, 1998 г. Иллюстрации К. Гарин, 1998 г. ООО "Фирма "Издательство АСТ", 1998 г. OCR and Spellcheck Афанасьев Владимир --------------------------------------------------------------- Эта книга посвящается Элизабет Пирс -- в память о годах, прожитых ярко, храбро и славно. Глава 1 - Весна! -- воскликнул доблестный рыцарь сэр Брайен Невилл-Смит. -- Что может быть лучше, а, Джеймс? Сэр Джеймс Эккерт, барон де Маленконтри-и-Ривероук, ехавший рядом с сэром Брайеном, был несколько смущен его вопросом. Солнце и правда сияло чудесно, но с точки зрения человека двадцатого столетия было еще довольно прохладно, и теплая набивка под доспехами пришлась как нельзя кстати. Брайен, конечно же, чувствовал себя превосходно, -- очевидно, он считал этот день достаточно теплым, -- а немного отставший от них Дэффид ап Хайвел в легкой короткой кожаной куртке лучника, обшитой металлическими пластинами, должен был, казалось, продрогнуть до костей. Но Джим мог побиться об заклад, что лучник не ощущал холода. Все же радостное восклицание Брайена имело какой-то смысл. В прошлом году и во Франции, и в Англии все лето стояла отличная погода. Но потом осень взяла свое, и начались бесконечные дожди, а всю зиму без устали валил снег. Наконец зима и снег отступили, и даже в Нортумберленд, граничащий с Шотландией, пришла весна. К границе с Шотландией и ехал Джим вместе с Брайеном и Дэффидом. Джим вдруг сообразил, что так и не ответил другу. А ответить стоило. Если он не разделит радости Брайена по поводу чудесной погоды, тот решит, что его товарищ заболел. Такова была одна из проблем, с которыми пришлось столкнуться Джиму в параллельном мире четырнадцатого века, куда его вместе с женой Энджи некогда забросило. Для людей вроде сэра Брайена существовало лишь две возможности: либо все идет как нельзя лучше, либо ты болен. Больным же приходилось принимать всевозможные отвратительные снадобья, ни одно из которых, как правило, не помогало. Конечно, кое-что о медицине четырнадцатый век знал, но эти знания касались в основном хирургии. Например, пораженную гангреной ногу или руку просто отрезали, -- разумеется, без анестезии, -- и у людей хватало благоразумия прижигать раны, если на глаз казалось, что они поражены инфекцией. Над Джимом постоянно висела угроза получить какое-нибудь ранение вдали от дома, где Энджи (леди Анджела де Маленконтри-и-Ривероук, его супруга) могла бы позаботиться о его лечении. Пожалуй, у него был всего один способ отклонить любезную помощь таких людей, как Брайен и Дэффид, -- сослаться на свою магическую силу. Ведь Джим, хотя и не по своей воле, был магом, -- по правде говоря, самого низшего ранга, но несомненно он внушал простым смертным достаточное уважение. Он еще не ответил Брайену, а тот уже посматривал на него с любопытством. Очевидно, Брайен собирался спросить у своего друга, что с ним: понос или лихорадка. -- Ты совершенно прав! -- сказал Джим, стараясь, чтобы его слова звучали искренне. -- Погода чудесная. Конечно, лучше и быть не может! Они ехали по безлесной болотистой равнине, поросшей вереском и пушицей. Там, где долина выходила к побережью, и находился конечный пункт их путешествия -- замок де Мер, жилище их погибшего друга Жиля де Мер, убитого в прошлом году во Франции, когда он героически защищал наследного принца Англии Эдварда от вооруженных и закованных в латы врагов; но, поскольку в жилах сэра Жиля текла кровь силки, он превратился в живого тюленя, едва его мертвое тело погрузилось в воды Английского канала. Путешествие, совершаемое ими, считалось в подобных случаях обычной обязанностью друзей убитого: они должны были сообщить родственникам о его смерти -- в четырнадцатом веке более надежного способа передачи известий не существовало. Впрочем, все эти оправдания не произвели впечатления на жену Джима, Энджи; она нисколько не одобряла путешествие, словно оно было просто прихотью мужа. Джим, конечно, не мог осуждать ее. Энджи пришлось нелегко в прошлом году, когда она осталась одна почти на все лето и должна была не только следить за порядком в замке, что всегда входило в ее обязанности, но и присматривать за землями Джима вместе с их разнообразными обитателями. В общем, Энджи была решительно против поездки Джима, и, чтобы ее уговорить, потребовалось целых две недели. В конце концов Джим пообещал, что они доберутся до замка Жиля не более чем за десять дней, проведут с его семьей не больше недели, и еще десять дней уйдет на обратный путь -- так что вся поездка займет не больше месяца. Энджи не хотела соглашаться даже на это, но, к счастью, как раз в это время появился их близкий друг и наставник Джима в магии С. Каролинус, и его аргументы в поддержку Джима решили дело. Энджи наконец согласилась, хотя и с явным неудовольствием. Замок де Мер находился на побережье, всего в нескольких милях к югу от города Бервика, замыкавшего древний римский вал -- восточный край границы между Шотландией и Англией. Насколько было известно путникам, замок представлял собой обычную четырехугольную башню, к которой прилепились кое-какие пристройки. Кроме того, он находился на самом севере Нортумберленда, некогда Нортумбрии, древней шотландской земли. -- Лучше и быть не может, -- заметил Дэффид ап Хайвел. -- Но скоро будет хуже -- как только сядет солнце. Поглядите-ка, оно сейчас почти у горизонта, а вон там впереди уже поднимаются клубы тумана. Будем надеяться, что удастся добраться до замка де Мер, пока не стемнеет; иначе опять придется ночевать под открытым небом. Обычно простой лучник не мог позволить себе так свободно говорить в присутствии двух рыцарей. Однако Дэффид, Джим и Брайен были соратниками в сражениях с творениями Темных Сил, которые в этом средневековом мире постоянно пытались нарушить равновесие Случая и Истории. Поскольку Джим прежде принадлежал к технологической цивилизации, ушедшей в своем развитии на шесть веков вперед от этой, а также поскольку при его с Энджи перемещении в этот мир он приобрел некоторое количество магической энергии, здешние Темные Силы проявляли к нему особое внимание. Каролинус, маг ранга ААА+, живший у Звенящей Воды, неподалеку от принадлежавшего Джиму замка Маленконтри, предупреждал Джима, что Темные Силы будут охотиться за ним хотя бы уже потому, что справиться с ним труднее, чем с любым человеком, родившимся в этом мире и в это время. Однако сейчас были проблемы и поважнее Темных Сил. После слов Дэффида Джим сразу почувствовал, как струйки куда более холодного, чем прежде, воздуха сочатся сквозь щели в доспехах и набивку под ними, обжигая тело. И еще -- скорее всего, это просто игра воображения -- Джиму почему-то вдруг почудилось, будто солнце оказалось значительно ближе к горизонту, чем минуты две назад. К тому же туман над болотами и в самом деле сгущался; повсюду виднелись струйки белесого дыма, поднимавшиеся на высоту от двух до шести футов над землей; теперь они начали сливаться друг с другом, грозя вскоре затянуть все болото сплошной пеленой; продолжать путь в таких условиях было бы опасно... -- Ха! -- внезапно произнес Брайен. -- Вместе с ночью к нам приближается то, чего мы никак не ожидали! Джим и Дэффид взглянули в ту сторону, куда он указывал пальцем. Прямо перед ними, шагах в двадцати, туман немного поредел, и стало заметно какое-то движение. Приглядевшись, они различили фигуры пяти всадников. Когда всадники подъехали поближе -- а они двигались прямо на Джима и его соратников, -- все трое были поражены необычайным зрелищем. -- Клянусь всеми святыми! -- воскликнул Брайен, осеняя себя крестным знамением. -- Они едут или по воздуху, или на невидимых конях! Так оно, вне всякого сомнения, и было. Пятеро всадников действительно передвигались будто по воздуху. Судя по движениям тел, а также по их высоте над землей, легко было предположить, что они едут верхом на призрачных конях; но между всадниками и землей зияла пустота. -- Это еще что за нечисть? -- проговорил Брайен. Его квадратное худощавое лицо воина с пронзительными голубыми глазами, крючковатым носом и прямоугольным раздвоенным подбородком побледнело под забралом шлема. -- Джеймс, может, тут какая-то магия? То, что жуткое явление могло быть порождено лишь магией, без непосредственного участия нечистой силы, очевидно, немного успокаивало Брайена. Но с точки зрения Джима ситуация в любом случае выглядела достаточно опасной. Их было всего трое, причем только Джим и Брайен в доспехах, а к ним приближались пять рыцарей в полном вооружении, с тяжелыми копьями и опущенными забралами. При мысли о предстоящей схватке у Джима кровь застыла в жилах; встреча с чем-нибудь сверхъестественным ужаснула бы его гораздо меньше. Для Брайена все было наоборот. -- Да, я думаю, это магия, -- ответил Джим, скорее то лишь затем, чтобы успокоить своих спутников. У Джима оставалась еще слабая надежда, что, может быть, у незнакомцев на уме нет ничего плохого. Но когда всадники приблизились, их намерения обнаружились с ужасающей очевидностью. -- Они опустили копья, -- констатировал Брайен. На его лицо вернулись краски, и голос звучал почти весело. -- Нам лучше сделать то же, Джеймс. Именно этого Энджи и опасалась больше всего, когда возражала против поездки Джима. В четырнадцатом веке в любом из знакомых Джиму миров жизнь человека постоянно висела на волоске. Если муж отправлялся с возом товаров на ярмарку в ближайший город, жена не знала, увидит ли своего супруга живым. Путника подстерегали бесчисленные опасности. Не говоря уже о всевозможных разбойниках, встречавшихся на дорогах, ему грозили неожиданные стычки или даже арест и казнь за нарушение того или иного местного закона. Энджи и Джим теоретически представляли себе особенности средневековой жизни, еще будучи преподавателями колледжа в своем двадцатом веке, но в первые месяцы пребывания здесь они увидели все собственными глазами. Понадобилось еще некоторое время, чтобы новый опыт буквально въелся им в кожу. Теперь Энджи беспокоилась и, конечно, имела на то достаточно оснований. Только сейчас думать об этом бесполезно. Джим взялся за тяжелое копье, вставленное вертикально тупым концом вниз в специальное углубление в седле -- так его обычно возили, -- и перевел его в горизонтальное положение, прислонив к луке седла и направив острием вперед. Он собирался уже опустить забрало, когда Дэффид, немного обогнав его, остановился и соскочил с коня. -- Я бы посоветовал не спешить, -- сказал Дэффид, доставая из чехла свой длинный лук и снимая колчан. -- Кем бы они ни были, посмотрим-ка сначала, как им понравится ярдовая стрела. Нет смысла сближаться с ними без надобности. Джим удивился хладнокровию и уверенности Дэффида. Облаченные в тяжелые доспехи всадники на невидимых конях вполне могли оказаться неуязвимыми даже для стрел, выпущенных из длинного лука Дэффида. Однако лучник не обнаруживал никаких признаков страха. Спокойно, не обращая внимания ни на топот копыт невидимых коней, которые быстро приближались и уже перешли в галоп, ни на сверкающие стальные наконечники пяти копий, за каждым из которых следовал мощный кусок железа весом в полтонны, Дэффид, чуть склонившись вперед, перекинул кожаный ремень колчана через правое плечо, чтобы тот удобно висел возле левого бедра. Точные движения его стройного атлетического тела, как всегда, могли служить образцом того, как следует обращаться с таким оружием. Он откинул крышку колчана, выбрал стрелу, внимательно осмотрел ее от оперения до широкого металлического наконечника, затем положил на лук и оттянул тетиву. Длинный лук согнулся, оперенный конец стрелы продолжал двигаться назад, пока не оказался вровень с ухом Дэффида, и тут он внезапно отпустил тетиву; стрела умчалась. Джиму не удалось проследить за ее полетом. Он увидел только, как она вонзилась под прямым углом в грудной щиток ближайшего к ним всадника и до самого оперения вошла в его тело. Рыцарь -- если, конечно, это был рыцарь -- упал на землю, но остальные продолжали скакать вперед. Почти тотчас же стрелы Дэффида пронзили еще троих. Все, кроме упавшего, развернулись и поехали прочь; трое раненых едва держались в седлах; невидимые кони вскоре унесли их в туман. Дэффид зачехлил свой лук, прикрепил его вместе с колчаном к седлу и вскочил на коня. Соратники подъехали к лежащему на земле пронзенному стрелой телу. Почему-то оно было едва видно; но приблизившись, они поняли почему. Брайен снова перекрестился. -- Может, тебе интересно будет взглянуть на это поближе? -- неуверенно спросил он Джима. -- Если тут не обошлось без магии... Джим кивнул. Первый испуг прошел, и теперь он, в отличие от своих спутников, испытывал скорее любопытство, чем ужас. Джим спешился, подошел к тому, что лежало на земле, и присел на корточки. Его глазам предстала груда цепей, стальных пластин и одежды. Стрела Дэффида пронзила грудной и спинной щитки панциря, напоминавшего доспехи Джима, однако несколько старомодного. Джим уже неплохо разбирался в военном снаряжении и заметил, что не все части доспехов должным образом соответствовали друг другу. Дэффид вытащил стрелу через спинной щиток и покачал головой, рассматривая ее поврежденное оперение. Джим встал. -- Ясно вот что, -- объявил он. -- Во-первых, стрела остановила его -- и, похоже, навсегда. Во-вторых, того, кто носил эти доспехи, кем бы или чем бы он ни был, здесь больше нет. -- Может, это какая-нибудь проклятая душа из преисподней, -- предположил Брайен, опять осенив себя крестным знамением, -- и послана она против нас? -- Вряд ли, -- возразил Джим. Он вдруг решился: -- Надо взять это с собой. Джим привык брать в дорогу помимо прочего снаряжения легкую веревку. Она не раз сослужила ему хорошую службу. Теперь он воспользовался ею, чтобы связать доспехи и одежду и прикрепить их сзади к своему седлу. Дэффид промолчал. -- А туман сгущается, -- заметил Брайен, оглядываясь по сторонам. -- Скоро мы в двух шагах ничего не увидим. Что будем делать? -- Давайте проедем еще немного, -- предложил Джим. Они вновь сели на коней и двинулись дальше; между тем видимость продолжала ухудшаться. Однако через некоторое время справа повеял сырой холодный ветер, и они заметили, что там начинается довольно крутой спуск. Развернувшись, путники пустили коней вниз по склону. Минут через пять они выехали из тумана, который казался теперь низким облаком, висевшим над их головами, и оказались на покрытом галькой и валунами морском берегу. Облако поднялось. Ярдах в пятистах слева на берегу высилась темная четырехугольная башня -- такие крепости обычно встречаются на шотландской границе. Башня вздымалась вверх подобно огромному черному пальцу, а к ее основанию примыкало несколько невысоких строений. Все сооружение стояло на высоте пятидесяти-восьмидесяти футов над уровнем моря, на самом краю отвесного утеса, о который дробились пенистые волны. -- Как ты думаешь, Брайен, это замок де Мер? -- спросил Джим. -- Я в этом не сомневаюсь! -- весело ответил сэр Брайен, переводя своего коня в легкий галоп. Остальные последовали его примеру; через несколько минут они скакали по деревянному мосту, подвешенному над глубоким, хотя и сухим рвом, к большим раскрытым воротам, на которых с обеих сторон в десяти футах над землей висели светильники -- корзины из железных прутьев; их пламя рассеивало ночную мглу и туман. Глава 2 - Джеймс! Брайен! Дэффид! -- С этим криком по сырой твердой земле внутреннего двора к ним бежал невысокий молодой человек довольно крепкого сложения, с пышными усами и огромным крючковатым носом. Поверх рубашки на нем была лишь короткая кольчуга, а его волосы -- того же соломенного цвета, что и усы, -- сильно взлохматились. -- Господи помилуй! -- пробормотал Брайен, резко натягивая поводья. -- Сначала лошади из воздуха, а теперь мертвый друг воскрес! Но уже в следующую секунду его настроение изменилось. Брайен соскочил с коня и по обычаю людей четырнадцатого века заключил невысокого молодого человека в свои стальные объятия и расцеловал. -- Ха! -- грохотал он. -- Как здорово снова видеть тебя, Жиль! Мы постарались как можно скорее погрузить твое тело в воды Английского канала. Это было почти через неделю после твоей смерти. Конечно, мы видели, что ты сразу превратился в тюленя. Но с тех пор -- ни слова. Никаких вестей. Во внутреннем дворе появилось еще несколько светильников, но они находились слишком далеко и потому давали слишком мало света, чтобы разглядеть, покраснел ли Жиль. Но Джим, который, как и Дэффид, теперь тоже спешился, хорошо знал Жиля и мог догадаться о его реакции. -- Тот, в чьих жилах течет кровь силки, не может умереть на суше, -- сказал Жиль. -- Но, по правде говоря, мне пришлось довольно туго. Я вернулся домой, и мои родные, конечно, узнали меня, но они никак не могли вернуть меня в человеческое обличье. К счастью, в Бервик приехал благочестивый аббат; они пригласили его сюда на несколько дней. В конце концов отец уговорил его благословить меня, и тогда я снова стал человеком. Но отец предупредил, что, если я опять умру человеком на земле, мне уже не уйти от смерти. Благодаря благословению я могу превратиться в тюленя в воде, но на суше мне не миновать своей судьбы... Джеймс! Жиль обнял и расцеловал Джима. Кольчуга одного со скрежетом терлась о латы другого, а щетина на подбородке Жиля царапала щеки Джима. Поцелуй в эту эпоху заменял рукопожатие -- все целовались друг с другом. Заключив сделку с совершенно посторонним человеком, следовало поцеловать его или ее, а поскольку зубы у большинства людей были в отвратительном состоянии, изо рта у него или у нее обычно исходил довольно неприятный запах. Путник, переночевавший в гостинице, прощаясь с хозяйкой, также целовал ее Джиму обычно удавалось избегнуть этого ритуала. Но уклониться от него в эту минуту значило бы проявить черствость по отношению к другу. Джим задумался, как женщины терпят такую щетину. Он решил -- и в тот же миг с грустью подумал, что это решение ненадолго задержится в его голове, -- как можно тщательнее побриться, прежде чем ему снова доведется поцеловать Энджи. И еще Джим с содроганием подумал, каково пришлось Жилю в его кольчужке, когда его обнимал закованный в латы Брайен. Но Жиль, похоже, не испытал ничего, кроме удовольствия. Затем он заключил в объятия Дэффида, который тоже был этому только рад, хотя кольчуга Жиля заметно вдавливалась в кожаную куртку лучника. -- Ну, заходите же! -- сказал Жиль. Он обернулся и крикнул: -- Эй, на конюшне! Возьмите лошадей у этих добрых джентльменов! Полдюжины слуг появились с той подозрительной быстротой, с какой обычно являлись слуги Джима в Маленконтри, если происходило что-нибудь интересное. Лошадей увели, и несколько слуг -- двое из них в килтах[1] разной расцветки -- унесли седла и снаряжение. Жиль распахнул двери и пригласил своих гостей в длинное деревянное строение, где, верно, находился большой зал, соединенный с башней. Большой зал в замке Джима был попросторнее, но обстановка здесь была такой же. Значительную часть помещения занимал большой стол; под прямым углом к нему в дальнем конце на возвышении стоял более короткий высокий стол. Жиль нетерпеливо провел их к высокому столу, который, судя по запахам, находился напротив кухни, расположенной, очевидно, в самом основании башни; оставшаяся приоткрытой входная дверь, как и та, что вела на кухню, была столь широка и высока, что через нее свободно мог бы проехать всадник. Судя по всему, при строительстве этого замка, как и прочих приграничных цитаделей, основное внимание уделялось защите от внезапных вторжений. В случае необходимости все обитатели могли быстро укрыться за могучими стенами каменной башни, которым не смог бы причинить вреда даже огонь. Так поступали, когда нападающих было слишком много или они оказывались слишком сильны, чтобы с ними можно было сразиться во внутреннем дворе или за внешней стеной с главными воротами. Высокий стол пока пустовал; несмотря на тяжелый запах, неизменно присутствовавший во всех больших залах, в которых случалось бывать Джиму, здесь было тепло и потому приятно после пронизывающего ночного холода. Жиль рассадил друзей по скамьям у стола и крикнул, чтобы принесли вино и кубки; это приказание слуги исполнили с тем же удивительным проворством, с каким прежде позаботились о конях и снаряжении. Между тем в зале появился человек, значительно превышавший ростом всех присутствующих. -- Отец, вот те благородные рыцари, о которых я вам говорил; они были моими соратниками во Франции; вот прославленный лучник, он тоже был с нами! -- объявил Жиль, сияя. -- Джеймс, Брайен, Дэффид, это мой отец, сэр Геррак де Мер. Сам он остался стоять и рядом со своим отцом казался просто карликом. Геррак де Мер при росте не менее шести футов и шести дюймов имел соответственно развитую мускулатуру. Тяжелое квадратное лицо обрамляли густые черные волосы с проседью. Его плечи были заметно шире, чем у Дэффида, которого едва ли кто-нибудь назвал бы узкоплечим. Он нахмурился было при виде незнакомцев, уже занявших места за высоким столом. Но как только Жиль представил ему гостей, его лицо смягчилось. -- Садитесь! Садитесь! -- замахал он руками, поскольку при его появлении все невольно встали. -- Да и ты тоже, Жиль, ведь они твои друзья... -- Благодарю вас, отец! -- Жиль поспешно сел на скамью чуть поодаль от остальных. Хотя место за высоким столом принадлежало ему по праву -- не только как рыцарю, но и как члену семьи, -- в присутствии отца он, очевидно, не мог занять его без разрешения. Остальные также уселись. -- Отец, -- начал Жиль, -- джентльмен, сидящий к вам ближе всех, -- сэр Джеймс Эккерт, барон де Маленконтри-и-Ривероук; рядом с ним -- сэр Брайен Невилл-Смит. За сэром Брайеном -- мастер Дэффид ап Хайвел, равного которому, если речь идет об искусстве стрельбы из длинного лука, готов поклясться, нет на свете. -- Спасибо, -- пробормотал Дэффид. -- Только тут следовало бы добавить, что ни один арбалетчик пока тоже не превзошел меня ни в дальности, ни в точности стрельбы. Взглянув на сидящего на скамье человека в кожаной куртке, сэр Геррак сначала слегка сдвинул свои черные брови над глубоко посаженными, черными, как у тюленя, глазами, но тут же снова улыбнулся. Конечно, у себя за высоким столом он не привык потчевать лучников. Однако Дэффид оказался не простым лучником. -- Я слышал обо всех вас еще до рассказов Жиля, -- объявил Геррак своим звучным густым басом, словно исходившим из неведомых глубин. -- Балладу о Презренной Башне пели даже в этом зале, добрые сэры и вы, мастер лучник. Я рад всех вас видеть. Будьте моими гостями, сколько пожелаете. Какую весть вы несете? Он сел за стол рядом с ними. Сэр Геррак был не только высок; подобно Дэффиду, он принадлежал к тем людям, которые постоянно держали спину прямой как стрела. Поэтому за столом он еще больше возвышался над всеми остальными. Дэффид и Брайен хранили молчание. Разумеется, первым отвечать на вопрос должен был, как старший по рангу, Джим. -- Мы приехали, чтобы поведать вашей семье историю смерти Жиля. Сэр Брайен и я видели, как он погрузился в воду... -- Тут Джим постарался выразиться с максимальной осторожностью. Он не знал, как отнесется сэр Геррак к тому, что его сын рассказал кому-то о том, что он -- силки. Впрочем, Геррак, похоже, все равно догадался. Джим продолжал: -- ...но нам и в голову не могло прийти, что он вернется домой. Тем не менее мы ожидали видеть его здоровым и счастливым! -- За это мы воздаем хвалу Святой Церкви! -- прогрохотал Геррак. -- Но Жиль рассказал нам очень мало. Мы знаем лишь, что он погиб во время большого сражения во Франции. Скоро здесь будут все мои сыновья; мы займемся приготовлением обеда, достойного такой компании. -- Он поднял над столом свою могучую ладонь, как бы извиняясь за вынужденную задержку. -- Это займет около часа. А пока позвольте предложить вам кувшинчик-другой вина; потом, если не возражаете, Жиль проводит вас в вашу комнату, и вы сможете приготовиться, как сочтете нужным, к тому, чтобы выпить и закусить должным образом, -- если, конечно, вам понадобятся какие-либо приготовления. Ну, а вернувшись сюда, вы, надеюсь, застанете уже всю нашу семью. Увы, -- лицо его на минуту помрачнело при воспоминании о тяжком горе, -- моей жены не будет с нами; она умерла от внезапной боли в груди шесть лет назад, за три дня до Рождества. Печальное Рождество было у нас в тот год. -- Могу себе представить, сэр Геррак! -- воскликнул Брайен, как обычно не в силах сдержать свое сочувствие. -- Сколько же у вас сыновей? -- Пятеро, -- ответил Геррак. -- Двое старше Жиля и двое младше. Самому молодому всего шестнадцать. Еще у меня есть дочь; сегодня она гостит у соседей, но завтра вернется. -- И это превосходно, сэр Геррак, -- сказал Дэффид своим мягким голосом, -- у человека должны быть и сыновья, и дочери, чтобы его жизнь имела смысл. -- Я согласен с вами, мастер Дэффид. -- прогрохотал Геррак. По-видимому, ему удалось отогнать печальные мысли. -- Но,-- продолжал он, -- нужно подумать и о настоящем, а прежде всего о сегодняшнем дне. Интересно будет послушать, как Жиль сражался во Франции. Сам он никогда о себе не рассказывает. -- И он с любовью взглянул на Жиля, который теперь уж точно покраснел, хотя слабый свет факелов не позволял увидеть этого. Геррак встал из-за стола. -- Жиль, когда твои добрые друзья выпьют, не проводишь ли ты их в самую верхнюю комнату и не позаботишься, чтобы все их желания были удовлетворены? Это прозвучало не как вопрос, а скорее как приказ. Жиль моментально вскочил: -- Отец, я позабочусь о них самым лучшим образом. -- Вижу, -- прогремел Геррак и покинул большой зал, направляясь в душную и шумную кухню, а может быть, в какие-то верхние покои башни, откуда, верно, и явился, услышав о прибытии гостей. Минут через двадцать, когда кувшины с вином опустели, Жиль отвел своих друзей в самую верхнюю комнату башни. Судя по всему, обычно ее занимал сам Геррак. Жиль сообщил, что прежде, когда была жива его мать, здесь находилась спальня родителей. В углу по-прежнему стояла деревянная рама для вышивания; на ней был натянут кусок ткани с незаконченной работой. Похоже, Геррак специально освободил эту комнату для гостей. -- Ну хоть на месяц-то вы останетесь, правда? -- возбужденно тараторил Жиль, показывая им комнату. Он обращался ко всем, но взгляд его сосредоточился на Джиме. -- Здесь будет отличная охота, как только немного потеплеет, и рыбалка, если она вас интересует, -- такой больше нигде не найдете. И еще я показал бы вам тысячу вещей. Останетесь? У Джима сжалось сердце. -- Извини, Жиль, -- проговорил он, -- обстоятельства позволяют нам остаться только на неделю; а потом, по крайней мере мне, нужно возвращаться домой. У него снова сжалось сердце, когда он увидел, каким несчастным вдруг стало лицо Жиля. -- Ты же знаешь, -- продолжал Джим, -- мы думали, что ты умер или до сих пор плаваешь тюленем в водах Английского канала. Мы собирались только рассказать твоим родным о том, как ты погиб, а потом скромно удалиться. Если бы мы знали, что случилось дальше, то, наверное, все сложилось бы иначе. -- О... о, я понимаю, -- пробормотал Жиль, тщетно пытаясь выдавить из себя улыбку. -- Конечно, вы не рассчитывали гостить дольше, чем требуют приличия, в семье, потерявшей сына. Я просто не сообразил... Глупо было думать, что вы останетесь дольше. У вас ведь, особенно у тебя, Джеймс, столько дел -- и обычных, и магических... Все правильно. Мы просто постараемся как можно лучше провести эту неделю. Джим чувствовал себя ужасно. Ему было больно видеть разочарованного Жиля. Но отложить возвращение он не мог -- Энджи решила бы, что с ним случилось какое-то несчастье. Он немного помолчал, надеясь, что Брайен наконец откроет рот и как-нибудь поддержит его. Но Брайен молчал. Для человека вроде Брайена такое дело, как посещение замка де Мер, имело гораздо большее значение, чем женские слезы. Таков был обычай эпохи, а обычаи эпохи, как правило, становятся непреложным законом. -- Извини, Жиль, -- повторил Джим. -- Я же сказал, все в порядке, -- сказал Жиль. -- Ну-ну? -- он снова попытался улыбнуться, -- не забывай, у нас ведь впереди еще неделя. Вот кровать. Она большая, но втроем вам, наверное, будет тесновато... -- Все в порядке, -- перебил Джим. -- Я сплю на полу. Ты же знаешь, таковы правила магии. -- О, конечно! -- просиял Жиль. Прежде Джим в таких случаях говорил, что он дал обет никогда не спать ни в какой постели (неизменно населенной вшами и прочей живностью); эта отговорка хорошо действовала в прошлом году, во время путешествия во Францию, однако она уже немного поизносилась. Так что Джим сочинил новую: чтобы обучиться магии, он якобы мог спать только на полу или на земле. Это тоже действовало превосходно; прошло еще некоторое время, и Джим понял, что здесь охотно простят и примут все, что угодно, если только ваши выкрутасы связаны со словом "магия". Он выбрал место на голом каменном полу и развернул свою подстилку -- нечто вроде матраса, -- сделанную для него Энджи. Будучи странствующими рыцарями, они не могли возить с собой много вещей, поэтому приготовления к обеду оказались чрезвычайно быстрыми. Друзья просто сняли доспехи. Да еще Джим, уговорив Жиля принести немного воды, воспользовался привезенным из дома самодельным мылом и вымыл лицо и руки. Это он также объяснил как необходимый магический ритуал, и Брайен с Дэффидом, конечно, приняли такое объяснение. Однако окончания процедуры они ожидали с явным нетерпением. Джим вытер лицо руками, а руки просто встряхнул, чтобы скорее высохли, и вместе с остальными спустился в зал, где их ждали вновь наполненные кувшины и кубки. Жиль тут же уселся рядом с ними. Они разговаривали и пили, а братья Жиля тем временем один за другим возвращались домой. Очевидно, их уже предупредили о том, что за высоким столом сидят гости, которых отец не желал беспокоить, поэтому ни один из братьев не показывался в большом зале. Однако прибытие каждого из них сопровождалось значительным шумом. Подобно своему отцу и Жилю, все они говорили басом. Но все же их голоса не так грохотали. Было слышно, как они переговариваются друг с другом по всему замку. Наконец с удивительной нерешительностью и застенчивостью они начали появляться по одному, несомненно в заранее оговоренном порядке, и были представлены трем именитым гостям. Первым вошел, конечно, старший, Алан. Он, как, впрочем, и остальные братья, унаследовал богатырское сложение отца. Кроме того, у всех были черные тюленьи глаза, большие крючковатые носы (хотя и не столь огромные, как у Жиля) и волосы соломенного цвета. Несмотря на то что все сыновья -- даже Алан -- оказались немного ниже ростом и уже в плечах, чем сэр Геррак, они все равно были значительно крупнее не только Джима, но и Дэффида. Джим, Брайен и Дэффид словно попали в дом великанов. Великаны же, особенно более молодые, испытывали благоговейный трепет перед людьми, о которых поют в балладах. Алан, после того как его представили, занял свое место и затем, когда появлялись остальные братья, давал им разрешение сесть. Рядом с Аланом устроился второй сын Геррака, Гектор, за ним Вильям, следующий по старшинству после Жиля, и, наконец, самый молодой -- шестнадцатилетний Кристофер. Все они старались говорить вполголоса. Несомненно, в доме Геррака де Мер были строгие порядки. Однако по мере того, как вино исчезало в просторных глотках, братья становились смелее и вскоре засыпали гостей всевозможными вопросами о рыцарстве, оружии, доспехах, людях, живущих во Франции, драконах и прочих интересных вещах, стараясь только, чтобы эти вопросы звучали достаточно вежливо. Вдруг все разом умолкли. Оглянувшись, Джим увидел, что в большом зале появился сам сэр Геррак. Он вышел из кухни и направился к столу. Заняв свое место, он некоторое время хмуро взирал на своих говорливых сыновей; те же с виноватым видом потупили глаза. -- Жиль, -- прогрохотал он, -- твои братья не побеспокоили твоих гостей? Глава 3 Джим слегка нахмурился. Показалось ему, или в самом деле Геррак сделал особое ударение на слове "побеспокоили", словно желая подать какой-то знак своим сыновьям? Джиму легко было уверить себя, что ему просто послышалось. Но он знал, что это не так. Значит, Геррак опасался, как бы его сыновья не произнесли таких слов, которые могли бы "побеспокоить" Джима, Брайена и Дэффида -- или только кого-то одного из них? Во всяком случае Жиль успокоил отца, проигнорировав скрытый смысл его вопроса. Он прямо на глазах раздулся от гордости, поскольку речь шла о его гостях. Ответ уже готов был сорваться с его языка, но Жиль все никак не решался его произнести. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно. -- Я думаю, они, так же как и я, счастливы и взволнованы встречей с этими рыцарями и мастером лучником. -- Хорошо, -- кивнул Геррак. -- Вильям, сходи на кухню и вели подавать кушанья. Мы сможем побеседовать за едой. С вашего, милорд и сэр Брайен, разрешения?.. -- добавил он. В конце фразы он как будто немного замялся. Дэффид ободряюще улыбнулся, давая понять, что все в порядке: рыцарь действительно не может в таком формальном обращении упомянуть лучника, даже самого прославленного. Снова вопрос в устах Геррака прозвучал как решительное утверждение. Джим и Брайен поспешили дать свое согласие на то, чтобы обед начался. По правде говоря, Джим был ему весьма рад. Он выпил натощак гораздо больше вина, чем хотел бы, особенно если учесть, что пить придется и во время обеда, и после него. Конечно, Джим всегда мог превратить налитое в его чарку вино в молоко. Но именно теперь он старался беречь свою магическую энергию. Джим ожидал, что разговор сразу пойдет о деяниях Жиля во Франции. Однако Геррак, очевидно, принадлежал числу тех хозяев, которые сами знают, когда и о чем следует говорить за столом. Поэтому он сам занимал беседой троих гостей, а сыновья во время первых перемен блюд хранили полное молчание. Он был интересным собеседником. Но, к некоторому удивлению Джима, Геррак почти ничего не говорил ни о себе, ни о своей семье, ни о своих владениях, ни о здешних делах. Даже когда Джим из вежливости затрагивал эти темы, Геррак искусно возвращался к разговору о делах Своих гостей. Они поговорили о погоде как нынешнего, так и прошлого года; о различиях между Нортумберлендом и югом Англии, откуда прибыли Джим, Брайен и Дэффид; о дамах сердца и различных занятиях гостей, а также об известной в замке де Мер версии баллады, посвященной битве у Презренной Башни. Последняя тема особенно пришлась по душе Джиму и его друзьям, дав им возможность указать, где эта версия баллады грешит против истины. На самом деле от истины отклонялась любая версия, поскольку каждый исполнитель стремился добавить что-нибудь от себя, чтобы получилось как можно интересней, а также длиннее и красивее. Согласно большинству вариантов, в том числе и тому, который слышали в замке де Мер, Джим отправился в Лондон, дабы испросить разрешения короля Эдварда на поход против Презренной Башни. Его величество милостиво дал свое согласие и намекнул на возможность награды в случае успешного завершения похода. Случилось так, что эту версию баллады услышал сам король, и она до того понравилась Эдварду, что он вбил себе в голову, будто все так и было. В результате Джим вступил во владение замком и землями де Буа де Маленконтри. Кроме того, Джим получил герб. Конечно, он и сам мог придумать себе какой-нибудь герб, поскольку уже объявил себя носителем мифического титула барона Ривероук -- так назывался колледж, в котором Джим и Энджи в двадцатом веке были аспирантами и преподавателями. Но если герб жаловал сам король, это считалось особой честью и возвышало обладателя герба. По этой и еще кое-каким причинам та часть баллады, где говорилось о королевском согласии, не подверглась критике со стороны Джима, Брайена и Дэффида. Джим даже подозревал, что его друзья, как и король, убедили себя, будто так все и было. Но в балладе обнаружились и другие добавления, а то и искажения; вот на них герои не преминули указать. К тому времени с едой было уже покончено, и все основательно налегли на вино, что уже начинало сильно беспокоить Джима; Геррак и его старшие сыновья, похоже, могли перепить даже такую отъявленную бездонную глотку, какой зарекомендовал себя во Франции Жиль. Поэтому Джим немало обрадовался, когда после прямого вопроса Геррака речь наконец зашла о подвигах Жиля во Франции. -- Из рассказа Жиля мы узнали только о том, что он погиб во время большого сражения где-то во Франции и что вы втроем похоронили его в море, -- сказал Геррак, сурово покосившись на Жиля. Тот поспешно отвел глаза -- Из ваших речей, джентльмены, я понял, что вы могли бы кое-что добавить к его рассказу? -- И немало, -- ответил Джим. -- Вот как? -- Глубоко посаженные глаза Геррака не отрывались от смущенного лица Жиля.-- Почему же ты не поведал нам остального, Жиль? Я полагаю, ты не совершил ничего постыдного и недостойного рыцаря? -- Ничего подобного, -- заверил Брайен. -- Ну, Жиль? -- допытывался отец. -- Я... -- запинаясь, пробормотал тот, -- я надеялся... я только надеялся -- понимаете? -- что какой-нибудь незначительный бард будет искать тему для новой баллады и, может быть, выберет это. Только и всего. Гектор на другом конце стола громко захохотал: -- Жиль решил, что про него сочинят балладу? Это же курам на смех! Жиль -- герой баллады! -- По правде говоря, -- заметил Дэффид своим мягким голосом, -- я слышал немало баллад, воспевающих куда менее значительные дела. -- Клянусь святым Дунстаном! -- воскликнул Брайен, с грохотом опуская на стол свой кулак. -- Так оно и есть! И это относится к большей части песен, которые распевают по всей стране. -- Гектор, выйди из-за стола, -- приказал Геррак. -- Отец! -- взмолился Гектор, уже и без того смущенный отповедью Дэффида и Брайена, а теперь еще и лишавшийся возможности послушать то, что услышат остальные. -- Окажите нам любезность, -- поспешно обратился Джим к Герраку, -- простите Гектора на этот раз. Ему просто трудно понять, как может прославиться на весь мир тот, с кем он вместе вырос. Это всегда нелегко постичь, хотя нам всем часто приходится с этим сталкиваться. Геррак мрачно посмотрел на Джима, а затем -- еще мрачнее -- на Гектора. -- Ладно, Гектор, -- сказал он, -- можешь остаться но лишь потому, что об этом попросил наш гость. И впредь следи за тем, что говоришь. -- Да, отец, -- испуганно пробормотал гигант. Геррак обратился к гостям. -- Вы собирались рассказать нам, что случилось Жилем во Франции, -- напомнил он. Джим вновь заметил, что друзья смотрят на него, предоставляя ему право голоса. -- Сэр Джон Чендос, -- начал он, -- возложил на нас с Жилем тайную миссию во Франции. Благодаря помощи одного французского информатора, а может, и многих информаторов, мы узнали, что благородного Эдварда, наследника