рошенько прогреть девочку, - сказал Таррант. - В таком возрасте дети легко простужаются. К тому же она никогда не выходила из дому, а это означает, что ее иммунитет как минимум не разработан, так что лучше не подвергать организм дополнительным испытаниям. Он подошел к двери, как будто собрался уйти из хижины. - Куда это вы? - спросил Дэмьен, не веря собственным глазам. - Скоро рассвет. - Посвященный поглядел в окно, словно рассчитывая найти подтверждение собственным словам. Хотя солнце еще, разумеется, не встало. - Мне тоже нужно найти пристанище, священник. - Он нехотя взялся за дверную ручку. - Джеральд. Прошу вас. - И, не услышав ничего в ответ, Дэмьен добавил: - Не валяйте дурака. Бледные глаза прищурились. - В углу есть дверь - в подвал, куда же еще. Если он затоплен, тоже не беда. Мы можем закрыть окно. - Священник кивнул на толстое оконное стекло, за которым хлестал дождь и завывал ветер. - Вам совершенно не нужно никакого другого пристанища. Охотник явно колебался. С его туники струйками стекала дождевая влага. - Мы ведь союзники и единомышленники, - тихо сказал Дэмьен. - Не так ли? Что-то дрогнуло в глубине глаз Тарранта - какое-то темное и потаенное чувство, но все прошло слишком быстро, чтобы Дэмьен смог понять, что это такое. И вновь воцарилась обычная маска - полное самообладание, абсолютная непроницаемость. Медленно-медленно Таррант убрал руку от двери. Сделав еще одну паузу, столь же медленно отошел от входа. - Действительно, - мягко согласился он. Словно упиваясь звучанием слов. - Именно так. А ветер выл все сильнее и сильнее. 7 Дэмьену снился сон. Не последовательная череда образов, поддающихся хоть какому-то - пусть и инфернальному - описанию, а мешанина хаотических фрагментов, накладывающихся друг на друга, не образуя в результате никакого единства. Образы темной и почему-то стерильной страны, в которой земля черна, а деревья белы, а небо то кроваво-красное, то оранжевое. Образы бегства, чудовищной жажды, паралича, охватывающего одну за другой все мышцы, потом все четыре конечности в целом, пока ты не остаешься неподвижным и беспомощным на земле и каждый вдох дается с превеликим трудом. И вслед за этим - смех ракха. Вечно одно и то же - смех ракха, жестокий и беспощадный, - тот самый смех, который он слышал на родине Хессет. Время от времени появлялось нечто хрустальное - тускло поблескивающие колонны из черного хрусталя, как в той цитадели, которую они видели в Лема, - как в цитадели Хозяйки, которую они разрушили, - только во сне этих колонн были многие тысячи - большие и маленькие, прямые и гнутые, сломанные и совершенно целые... а некоторые из гнутых имели форму человеческого черепа, в глазницы которым были вставлены живые глаза немыслимых размеров. Глаза, состоящие из сплошного зрачка, глаза как у насекомых; и в этих глазах, разбиваясь на тысячи осколков, отражались багровые и пунцовые небеса. Изумляться, откуда взялись эти видения, не имело смысла: он не забудет этого отвратительного взгляда до конца своих дней. "Может быть, мучения развяжут ему язык, - донеслось из хрустального черепа. Глаза заблестели. - Во всяком случае, стоит попробовать". Проснулся он в холодном поту, на мгновение позабыв, где находится. Затем все вспомнилось: дождь, холод, испуганная девочка у него на руках. Усевшись, священник обнаружил, что плечи у него отчаянно болят, а стертые до крови ноги так и не отогрелись, но тем не менее тело кое-как отзывается. Проведя столько времени в пути, волей-неволей научишься благодарить судьбу только за это и не обращать внимания на все остальное. Снаружи по-прежнему бушевала буря, а свет, сочившийся сквозь единственное оконце, был настолько жалким, что Таррант, скорее всего, мог бы остаться в их комнатке без малейшего риска. "На сегодня со странствиями покончено", - мрачно подумал Дэмьен. Хессет удалось-таки протопить печь, и сейчас там плясало веселое пламя, но, конечно, в такой сырости дом можно обогреть лишь до известного предела. Неохотно поднявшись на ноги (и будучи не вполне уверен в том, что они не подкосятся), Дэмьен прислонился к стене и спиной ощутил гудение бури, почувствовал ее натиск, ее давление и сбоку, и сверху, - так, словно стихия решила смять этот летний домик в лепешку. И вдруг испытал острый приступ клаустрофобии, преодолеть который удалось с немалым трудом. Тут, к его радости, прозвучал голос Хессет: - Хочешь позавтракать? Он утвердительно хмыкнул и оглядел тесную каморку. Маленький стол уже был заставлен тарелками, а посередине красовалась кастрюля, из которой валил на редкость аппетитный пар. За столом сидела Йенсени, судя по всему, только что управившаяся со своей порцией; пустая тарелка была отставлена в сторону, а сама девочка возилась с головоломкой, подаренной ей Таррантом. Когда Дэмьен подошел к столу, Хессет налила ему полную тарелку наваристой похлебки. Из сушеных овощей, предположил он, хотя и не смог определить, что это за овощи, тем более что это было ему совершенно безразлично. Сейчас он бы и болотной водицей не побрезговал, лишь бы она оказалась горячей. Когда священник подсел к столу, девочка искоса посмотрела на него и нервно улыбнулась. Он постарался улыбнуться в ответ, осознавая, насколько страшным кажется, должно быть, его заляпанное просохшей грязью лицо. Черт побери, если она может смотреть на такую мерзость, значит, она вынесет все, что угодно. Ни ракханка, ни девочка не заговаривали, дав ему возможность спокойно поесть. Хессет заварила на огне какой-то сладкий плодовый настой; как и сухие овощи, из которых была сварена похлебка, продукты были взяты не из их собственных припасов, а из того, что нашлось в хижине. И за это надо будет заплатить, подумал Дэмьен. Конечно, если они щедро расплатятся с хозяином летнего домика, можно будет обойтись без угрызений совести. Да и кто бы расстроился, обнаружив пропажу нескольких банок с консервами, если на их месте нашел бы целую пригоршню монет? Дэмьен уж постарается заплатить по совести и даже сверх того. И пусть Таррант с презрением посмотрит на него. Честный человек остается честным человеком в любых обстоятельствах. - Мне снился сон, - сообщил он в конце концов, отодвигая тарелку, которую успел дважды опустошить. Ему показалось, будто эти слова тяжело повисли в воздухе, ставшем теперь почему-то еще холоднее. Он передвинул стул так, чтобы оказаться поближе к печи; теперь ему припекало спину, и это было просто здорово. - Скверный сон? - спросила Хессет. - Да. Девочка оставила головоломку и смотрела на него во все глаза. Он подумал, не отослать ли ее куда-нибудь (Куда? В домике, судя по всему, не было другой комнаты), и тут до него дошел весь идиотизм его опасений. Девочка добровольно отправилась с ними в царство злого колдуна, зная, что там ей угрожает смерть и даже кое-что хуже самой смерти. И даже если отвлечься от этого, стоило помнить, что они нашли ее среди Терата, нашли как единственную свидетельницу подлинной природы этого отвратительного племени. А он, Дэмьен, решил отослать ее, чтобы не пугать пересказом страшного сна, который ему приснился! Он вспомнил о том, какую боль причиняли ей скитания по улицам Эсперановы, о том, как грехи и страдания жителей города переполняли ее юную душу... "Всего лишь пройдя по главной улице, она увидела больше ужасов, чем многим из нас доводится увидеть за всю свою жизнь, - подумал он. - И все-таки она не дрогнула. Многие ли дети в ее возрасте способны на такое? Она куда крепче, чем кажется, и пора отдавать ей должное уважение". Поэтому он пересказал свой сон им обеим - пересказал и образы, и сопутствующие образам ощущения. Именно ощущения и были страшнее всего, а вовсе не смех ракха, вовсе не хрустальные черепа, вовсе даже не образ Калесты. Больше всего пугало его собственное ощущение полнейшей беспомощности, когда он лежал на стерильной земле парализованный, одному только Богу ведомо, какой силой. На протяжении всего рассказа Йенсени смотрела на него широко раскрытыми глазами, начисто позабыв о головоломке и об игральных картах. Хотя она ни разу не перебила Дэмьена, он чувствовал в ней нарастающее напряжение, и его не удивило, что, когда он закончил, девочка отреагировала на его слова первой. - Это Черные Земли, - выдохнула она. - Это они! Ее откровенность расстроила Дэмьена; конечно же он предпочел бы, чтобы пустыня его сна имела чисто символическое значение и не имела никакого отношения к реальному ландшафту. Но тут в беседу вступила Хессет. - Расскажи нам о Черных Землях, - потребовала она. Должно быть, приливное Фэа было в этот миг особенно сильное, потому что, прежде чем девочка успела заговорить, прямо перед ней появился, зависнув над столом, некий образ. Тускло мерцающая черная поверхность, в которой, подернутый рябью, как морские волны, отражался лунный свет. Образ продержался всего какой-то миг, а затем исчез - слишком быстро, чтобы Дэмьен и Хессет успели как следует всмотреться в него. - Отец рассказывал... Принц живет в Черных Землях... - Йенсени сморщила лоб, стараясь дословно вспомнить то, что давным-давно рассказывал ей родитель. Да и кто бы тогда мог подумать, что ей придется об этом рассказывать? - Он рассказывал, что земля там похожа на море или на реку, только она черная и смерзшаяся. - И вновь перед ней завис образ, но всего на какую-то долю секунды. Казалось, сама девочка даже не обратила на это внимания. - Он рассказывал... там ничего не растет. Он рассказывал, это пустыня. Плоская во все стороны, так что Принц все видит. - Так что к этому ублюдку не подкрадешься, - пробормотал Дэмьен. Пробормотал, разумеется, по привычке. Меньше всего ему хотелось в данном случае встретиться с врагом лицом к лицу. Удача сопутствовала им в Лема, не говоря уж о том, что там были лесистые горы и ракханка в качестве проводника, но здесь, на абсолютно гладкой равнине... у них не будет ни малейшего шанса. "Удача дважды не приходит", - мрачно подумал он. - Продолжай, - попросила Хессет. - Он рассказывал... Принц живет в хрустале. Но это не драгоценный камень... и не что-нибудь в этом роде... Он рассказывал, что хрусталь может расти, как растения, и что в Черных Землях есть целый хрустальный лес. Вот там он и живет. Вот оттуда он и правит. Девочка с надеждой посмотрела на Дэмьена. Судя по всему, она вовсе не была уверена в том, что предлагаемая ею информация - именно то, что им нужно. - Ты умница. - Дэмьен взял ее руку в свою и легонько пожал. - Продолжай. И вновь перед ней появился образ, точнее, целая череда образов: белые деревья, черная земля, странно изогнутая труба, вывернувшаяся наизнанку, пока они за ней наблюдали. Лишь через пару секунд Дэмьен сообразил, что последний образ представляет собой проекцию детской головоломки. - Там есть Избытие, - доверчиво поведала девочка. Ее голос постепенно становился все громче, она проникалась уверенностью в ценности своего рассказа. - Принц поставил Избытие между людьми и ракхами, чтобы они не убивали друг друга. Он сказал, что ему пришлось поставить Избытие, потому что люди и ракхи не уживаются друг с дружкой и вечно норовят начать войну. А теперь это для них невозможно, потому что никому не дано пройти сквозь Избытие без помощи Принца. - А почему? - поинтересовался Дэмьен. Она ответила с детским простодушием: - Потому что они умрут. - Как именно умрут? - захотела уточнить Хессет. Девочка наморщила лоб. Потом покачала головой: - Не знаю. Отец, по-моему, тоже не знал. Он просто сказал, что в Избытии умирают все, кто не живет в самом Избытии. И... он рассказал, что однажды видел Избытие издалека - и оно такое же черное, как страна Принца, и там растут белые деревья, только на них нет листьев и сквозь них ничего нельзя рассмотреть... - Она разочарованно покачала головой. - По-моему, Принц не рассказал ему, как оно устроено. - Разумеется, не рассказал, - проворчал Дэмьен. - Насколько я понимаю, протектор мог в любой момент вновь перейти на другую сторону. Так с какой стати предоставлять потенциальному противнику лишнюю информацию? - Жестокое устройство существования, - отметила Хессет. - Да уж, - согласился Дэмьен. - Похоже на то. - Но необходимое. А то меня в этих Черных Землях всегда удивляло: как это там люди и ракхи живут вместе? - Теперь мы узнали. Они не живут вместе. - Живут, но только в доме у Принца, - пояснила девочка. - Люди и ракхи работают вместе, и хотя они не любят друг друга, но уживаются. Потому что Принц сейчас человек, но раньше он был ракхом, так что из-за него им ссориться не приходится. - Ее ушедший было в себя в процессе воспоминаний взгляд теперь упал на них - сперва на Дэмьена, потом на Хессет. - Это не звучит слишком дико? Потому что он рассказывал мне именно это. Дэмьен перевел дух. - Судя по всему, Принц... трансформируется тем или иным образом. В ходе очередного омолаживания. Он может стать человеком или ракхом, мужчиной или женщиной, самцом или самкой. - Странное какое-то колдовство, - заметила Хессет. - Странное, но не для того, кто властвует в местах вроде здешних. Подумай об этом. Существует ли для человека какой-нибудь другой способ заручиться лояльностью всех ракхов? И заставить их отказаться от обычая рвать на части проживающих по соседству людей? Хессет хмыкнула: - Да уж, едва ли. - Отец говорил, что Принц уже снова стал старым, - напомнила им Йенсени. - Он сказал, что это означает, что Принц скоро опять переменится. - Значит, он не предпринимает ничего, чтобы остановить процесс старения, - заключил Дэмьен. - Просто в конце цикла проходит через тотальное превращение. - Приберегает энергию, - предположила Хессет. - Но это рискованно. Затеяв такую игру, люди, случалось, умирали. - А что, другие люди тоже что-то такое проделывали? - удивилась Йенсени. Дэмьен вздохнул. А когда заговорил, то подбирал слова с особой тщательностью. - Многим людям хотелось бы навсегда остаться молодыми, - объяснил он девочке. "Или любой ценой просто оставаться в живых", - мысленно добавил он. - И кое-кто достаточно искусен, чтобы на какой-то срок этого добиться. Он вспомнил Сиани - столь обольстительно юную в свои семьдесят. Интересно, удалось бы ей остаться такой навсегда? - И вы тоже собираетесь так поступить? - спросила девочка. - Нет, - спокойно ответил он. - Я не собираюсь. - А почему? На мгновение он закрыл глаза, подыскивая максимально точный ответ. Как объяснить девочке, что означает в этом мире смерть или что означает для Святой Церкви его решение умереть в положенный ему час? - Потому что мы не хотим использовать Фэа для достижения личных целей, - в конце концов ответил он. - Мы используем эту силу лишь для того, чтобы служить Господу. - Как это было в гостинице? - вспомнила девочка. И внезапно священник почувствовал себя страшно усталым. Усталым и старым. Он сильно сжал маленькую руку в своей, надеясь, что благодаря этому легче найдет нужные слова. - Да, Йенсени. Как там, в гостинице. Я верил в то, что служу Господу, обеспечивая нашу безопасность на весь срок, необходимый для выполнения миссии. И поверь, не будь я убежден в том, что здесь нам противостоит страшное зло и что только мы в силах справиться с ним... я ни за что не сделал бы того, что сделал там. Даже если бы лично для меня это обернулось невыразимыми страданиями. Не осмеливаясь взглянуть на Хессет, он смотрел только на девочку. Но вопреки этой хитрости, он прекрасно представлял себе лицо ракханки: замкнутое, неодобряющее. Но, к его изумлению, Хессет, перегнувшись через стол, накрыла его руку своей, что означало ободрение, если не поддержку. - У вашего Бога большие притязания, - спокойно сказала она. И все же ему удалось улыбнуться. - А я никогда и не искал легкой жизни. Время послеполуденной стражи; Хессет и Йенсени спят в хижине, улегшись рядышком на одной лежанке. Котелок крепко заваренного чая висит над огнем. Дождь практически кончился, но небо затянуто тучами. Дэмьен сидел у огня с чашкой горячего горького чая. Вопросы, заданные девочкой, потрясли его до глубины души. Не из-за смысла самих вопросов и даже не из-за тона, которым они были заданы. Но эти вопросы разбередили самые корни его существа, и без того уже тронутые сомнением. "Или я становлюсь чересчур восприимчивым, чересчур чувствительным? Или водораздел между Добром и Злом стал в моем сознании настолько расплывчатым, что мне больше нет дела до того, где он в действительности проходит?" Давным-давно на темном лугу Охотник объяснил священнику, какое именно воздействие произведет на него их союз. "Я стану для вас самым тонко устроенным из всех существ на свете: стану цивилизованным злом, благородным и соблазнительным. Злом, которое вы терпите, поскольку нуждаетесь в его помощи, хотя само ваше терпение исподволь размывает устои вашей морали. Злом, которое заставит вас задуматься над тем, кто вы такой, причем задуматься над этим в самом фундаментальном смысле. Задуматься так, что водораздел между Светом и Тьмой расплывется и вы перестанете понимать, где Добро, а где Зло, и как они отличаются друг от друга". Неужели это и на самом деле случилось? Неужели отношение Охотника к колдовству как всего лишь к орудию для достижения собственных целей постепенно передалось и ему, как незримая хворь? И дело заключается не в Творениях как таковых, напомнил он себе, и даже не в колдовских манипуляциях чужой волей для достижения богоугодных целей. Каждый раз используя Фэа для решения стоящих лично перед тобой задач, ты вгоняешь лишний гвоздь в крышку собственного гроба, ты вносишь свою лепту в общий характер происходящего, в равной мере губительный для всех. И где тут проходит водораздел? Когда ты спасаешь собственную жизнь ради того, чтобы просто спасти ее, и когда ради того, чтобы и впредь служить Господу? Когда-то у него не было на этот счет никаких сомнений. А сейчас былая уверенность его оставила. И хватило невинных детских вопросов, чтобы разрушить крепостные стены, которыми он обнес собственную душу, и оставить его наедине с растерянностью. Чтобы заставить его прислушаться к голосу совести. Он отставил чашку в сторону. И уставился в огонь, словно в языках пламени могло проступить хотя бы подобие искомого ответа. Золотое пламя, жаркое и чистое. А когда в последний раз чувствовал себя по-настоящему чистым он сам? Когда в последний раз он ни в чем не сомневался? Дэмьен закрыл глаза, вздохнул. Поленья трещали в печи. "Черт бы тебя побрал, Таррант. За все... Но главное... за то, что ты прав". - Это установленный факт, - провозгласил Таррант. - Неумирающий Принц - единственное существо в данном краю, способное изменить ракхов так, как они здесь изменились. Еще один установленный факт: именно он организовал вторжение, приведшее к гибели протектора Кирстаада и к последующему уничтожению нескольких деревень. Дэмьен резко посмотрел на Охотника, но тот уклонился от поединка взглядов. Сколько же деревень посетил посвященный в поисках пищи в протекторатах, в те часы, когда его не было с остальной группой? Они никогда не задавали ему этого вопроса, а задать, возможно, стоило. - Отсюда вытекает, - продолжал Таррант, - что если у нас и имеется враг, то речь может идти только о Неумирающем Принце. - А как насчет Калесты? - осведомился Дэмьен. - Вне всякого сомнения, этот демон - союзник Принца и действует с ним заодно. Что делает любое прямое покушение особенно опасным. - Точнее говоря, невозможным, - хмыкнул Дэмьен. - Именно так вы и говорили раньше. Охотник пожал плечами. - И каковы же наши шансы? - прямо спросила Хессет. - Шансы четверки бродяг против властвующего монарха? Весьма ограниченные. - Охотник откинулся на спинку кресла, переплел на столе изящные пальцы. - Прямое покушение представляется самым простым способом, и у него имеются определенные преимущества. Но когда у тебя в телохранителях могущественнейший Йезу, опасаться покушения особо не приходится. - Что тогда? - поморщился Дэмьен. - Если отказаться от мысли собрать собственное войско или, в свою очередь, заручиться демоническим покровительством, нам следует ориентироваться на ресурсы, которые способна предложить сама эта страна. - Вы хотите сказать: найти кого-нибудь, кто сделает дело за нас. - Да-да, вот именно. Или поможет нам сделать это. - Но если Принц находится под покровительством Йезу, то сквозь такую броню не пробиться и аборигену, - подчеркнула Хессет. - В идеальном случае Калеста не сумеет распознать в нашем агенте врага. Но я думаю вовсе не о прямом покушении. Принц и сам могущественный колдун, возможно, он также является посвященным. Такие люди вечно вызывают зависть, которая иногда оборачивается насилием. Дэмьен не сразу сообразил, куда он клонит. - Вы говорите о восстании? Охотник кивнул: - Именно так. - Революция? - По голосу Хессет было ясно, что она считает подобную возможность полностью исключенной. - Вы же сами говорили, что он правит этой страной уже много веков... - Но всегда остаются недовольные, любезная Хессет. Всегда остаются и находятся такие, кто готов при первом же удобном случае взять бразды правления в свои руки. Так уж устроен человек. Чем могущественней тот или иной правитель, тем вероятней, что он сам уже посеял семена своей гибели. Надо только найти эти семена и помочь им прорасти. - Но если его враги так глубоко затаились, они едва ли бросятся к нам лишь потому, что мы в них остро нуждаемся. - Каждый разумный человек, планируя свергнуть властителя-колдуна, держит этот замысел в глубокой тайне, - спокойно отозвался Таррант. - И ни на какие наши уговоры он не клюнет... если ему не будет предложена помощь другого колдуна - по меньшей мере столь же могущественного. - Вы говорите про себя?! Таррант насмешливо поклонился. - Но все равно остается Калеста, - напомнила Хессет. - Наверняка в случае любого восстания он использует свое могущество в интересах Принца - и мятежники будут столь же бессильны перед его иллюзиями, как были мы. И что же тогда получится? Погибнем не только мы, но и целое войско бунтовщиков вместе с нами. - Не совсем так. - Серебряные глаза Охотника холодно блеснули. - Погибнет целое войско бунтовщиков, но не вместе с нами, а вместо нас. - Приманка, - выдохнул Дэмьен. - Я бы предпочел назвать это отвлекающим маневром. - Чтобы Принц со своими демонами ждал их, а вовсе не нас, - сообразила Хессет. Дэмьен заговорил, стараясь сохранять хладнокровие: - Вы говорите об убийстве многих людей. О том, что мы пошлем целое войско в бой, пообещав ему вашу поддержку, а потом бросим на произвол судьбы и, соответственно, обречем на верную гибель, тогда как сами обрушимся на врага с неожиданной стороны. - Если кому-то так уж хочется избавить страну от ее нынешнего правителя, - столь же хладнокровно возразил Таррант, - то тут нет никакого обмана. Многие из этих людей, вне всякого сомнения, готовы пожертвовать собой для победы. Так имеет ли особое значение, кем и как будет достигнута искомая победа, если в конце концов им удастся добиться своего? - А поскольку Дэмьен промолчал, он добавил: - Война всегда требует жертв. - Да уж, - пробормотал Дэмьен. - Это я понимаю. Но все равно мне этот план не нравится. - А если бы мы приняли ваше предложение, - вступила Хессет, - то с чего нам следовало бы начать? Как выйти на группу потенциальных мятежников? - Вот-вот, - подхватил Таррант. - В том-то и загвоздка. - Да бросьте, - фыркнул Дэмьен. - Применив Познание... - Припав к революционным потокам в этой стране, я тем самым во весь голос извещу Принца о нашем появлении. Нет, преподобный Райс. Здешнее Фэа нам надо использовать с чрезвычайной осмотрительностью. Любого рода Фэа, - добавил он, многозначительно посмотрев на Йенсени. Девочка не дрогнула под его ледяным взглядом - не дрогнула ни физически, ни психически. И хотя внешний мир по-прежнему невероятно страшил ее, с проявлениями натуры Тарранта она справляться научилась. И в этом отношении, подумал Дэмьен, она преуспела лучше многих посвященных. А порой ему казалось, что и лучше его самого. - Йенсени. - Хессет погладила девочку по руке. - Может быть, ты подскажешь нам что-нибудь? Что-нибудь, что рассказал или же показал тебе отец. Девочка задумалась. - Как что, например? - Что-нибудь о людях, которым не нравится Принц. О местах, откуда Принцу, возможно, грозит опасность. - Вы действительно полагаете, что она может это знать? - резко спросил Таррант. - Ее отец побывал здесь, считая себя врагом Принца, - напомнил Дэмьен. - Какие бы поводы он ни изобрел для того, чтобы попасть сюда, его главной целью была разведка ситуации, в которой находится Принц, включая и его потенциальные слабости. - Подавшись вперед, он погладил Йенсени по плечу. - А поскольку обо всем остальном он дочери рассказал, то почему бы и не об этом? - Мне кажется... - медленно заговорила девочка. Видно было, с каким напряжением она вспоминает. - Мне кажется, он рассказывал, что определенное недовольство чувствуется среди ракхов. Хессет шумно вдохнула: - Это более чем понятно. - И он говорил, что восстать им трудно, потому что Принц был одним из них. Но, с другой стороны, одним из них он был не всегда. - Родовой инстинкт в противоречии с разумом, - заметил Таррант. Хессет недовольно зашипела. - А имен ты каких-нибудь не слышала? - поинтересовался Дэмьен. - Может быть, он называл какие-нибудь имена? - Он рассказывал о городе ракхов. - Глаза Йенсени сейчас смотрели куда-то вдаль или, вернее, в пустоту. - Принц взял его с собой в поездку. Отец говорил - затем, чтобы продемонстрировать ему, как замечательно идут дела. Но, добавил он, дела идут замечательно далеко не повсюду. Ему показалось, что многие ракхи недовольны и что им хочется создать собственное государство. Но говорить об этом они, разумеется, не смеют. - Имена, - напомнил Дэмьен. - Знаешь ли ты какие-нибудь имена? Вспоминая, Йенсени закусила нижнюю губу. - Тэк, - выпалила она наконец. - Город называется Тэк. И там была переводчица-ракханка, ее звали... Зука. Да, ее звали Зука, но это происходило в другом городе. - Нам нужно... - настаивал Дэмьен. - Тсс... - перебил Таррант. - Пусть говорит. - Зука... Нет, не могу вспомнить. - Детская ручонка, по-прежнему накрытая рукой Хессет, сжалась в кулачок. Йенсени изо всех сил старалась вспомнить. - Был еще кто-то. Кто-то важный. Едва услышав это, Дэмьен почувствовал, что его охватывает волнение; как же трудно было не обрушить на девочку новые вопросы, а дождаться, вместо этого, пока она не вспомнит сама. - Сильный и по-настоящему важный. Как бывают важны мужчины у ракхов, а женщины такими важными быть не могут. - Самец-Альфа, - заметил Таррант. Хессет бросила на него убийственный взгляд. - Самец-Прима! Именно так именуют себя сами ракхи, в отличие от названий, придуманных для них зоологами и антропологами из племен людей. И она права, подумал Дэмьен. Существа, способные преодолевать врожденные инстинкты, заслуживают большего, чем терминология, почерпнутая у кинологов. - Мне кажется... его имя начиналось на Ката... Катас... Катасах! - Ее кулачки разжались, когда она наконец вспомнила. - Да, вот оно! Катасах. - Самец-Прима, - мягко произнес Дэмьен. - Что означает, что ему подчиняются остальные. - Что означает, что остальные могут подчиняться ему, - уточнила Хессет. - Расскажи нам о Катасахе, - попросил Дэмьен. Девочка замешкалась с ответом. - Отец рассказывал, что он высокий, сильный и драчливый. Но у ракхов все мужчины драчливы. - Кто бы говорил!.. - прошипела Хессет. - Он вел себя так, будто ему нравится Принц, и может, он ему на самом деле нравился, только моему отцу так не показалось. Ему показалось, что Принц вообще не нравится ракхам. Он еще сказал, что имейся у них хоть малейший шанс свергнуть Принца, ракхи непременно так бы и сделали. - Включая этого Катасаха? - Мне кажется, так, - подтвердила девочка. - Но отец не был уверен в этом на все сто процентов. Он сказал, что просто что-то в этом роде почувствовал, но поговорить об этом ему было не с кем. Поэтому все так и осталось догадками. За маленьким столом наступило молчание. Напряженное молчание, порожденное интенсивными размышлениями. Наконец Хессет произнесла то, что было у всех на уме: - Для того чтобы связаться с ракхами, надо пройти сквозь Избытие. - Вот именно, - пробормотал Дэмьен. Подобная перспектива его не радовала. - А что, разве мы так уж уверены в том, что они захотят вступить в союз с нами? - как-то отстранение поинтересовался Таррант. - Воитель-ракх, задумавший свергнуть властителя-человека, едва ли захочет брать себе в союзники людей. Дэмьен посмотрел на Хессет. - Я же не человек, - фыркнула она. - Я имел в виду... - Вы забываете, почему я здесь нахожусь, - сказала Хессет. Голос ее звучал спокойно, но в глазах горела беспредельная ненависть. - Этот человек - этот Принц - превращает моих соплеменников в демонов. Хуже того: он превращает их в чудовищ, которые думают, будто они стали демонами, и поэтому охотятся и питаются как самые жалкие порождения Фэа. Дело доходит до того, что они действительно умирают, попав на солнце. - Она вдруг посмотрела на Йенсени: - А как воспринимают солнечный свет здешние ракхи? Что отец рассказывал тебе об этом? На минуту девочка задумалась. - Он рассказывал, что солнца они не любят. Но я не думаю, что оно им вредит. Во всяком случае, слишком вредит. Хессет, прежде чем заговорить, что-то невнятно прошипела: - Вот именно. То, что на Западе уже закончено, здесь всего лишь наполовину начато. Возможно, труднее изменить нацию, насчитывающую сотню тысяч, чем племя всего в несколько десятков. Или, не исключено, тамошняя правительница просто была преисполнена большей решимостью и целеустремленностью. В обоих случаях... то, что мы видим здесь, свидетельствует о начале мутации. Иначе как бы они превратились... в то, что видела Йенсени? - Она обратилась к Тарранту, в глазах у нее запылало янтарное пламя: - Или вы думаете, что найдется хоть один ракх, который не захочет присоединиться к нам после того, как он осознает смысл происходящего? Неужели вы думаете, будто останутся ракхи, готовые по-прежнему служить Принцу после того, как они поймут, какую цель преследует это правление? - Я думаю, что всегда и всюду находятся люди, готовые служить тирану, - сухо возразил Таррант. - И мне не кажется, что ваше племя представляет собой в этом смысле некое исключение. Но ваш тезис звучит убедительно. И вновь наступило молчание, лишь поблескивало золотом пламя в печи. Присутствующие задумались о здешнем безжалостном монархе и об Избытии. - Я не вижу альтернативы, - в конце концов признался Дэмьен. - А кто-нибудь видит? Хессет многозначительно посмотрела на Тарранта. Владетель кивнул, лицо его оставалось мрачным. - Нет, - подтвердил он. - На настоящий момент выбора нет. Он говорил несколько странным тоном, но Дэмьен списал это на важность обсуждаемой темы. Начинать войну всегда нелегко. - Ладно, - вздохнул священник. - Но вот что мне хочется довести до вашего сведения. Мы отправляемся в города ракхов, мы находим этого Катасаха и интересуемся, готов ли он работать с нами. Договорились? А после этого вновь обсуждаем возможные на тот момент пути. Но я не согласен с тем, чтобы принести ракхов в жертву в порядке отвлекающего маневра. И никогда не соглашусь на это. Если мы заключим с ними союз, значит, это будет честным союзом. И точка. Выложим все карты на стол. - Он мрачно посмотрел на Тарранта. - Это вам ясно? Голос посвященного прозвучал в ответ тихо, однако в глазах у него горело ледяное пламя. - Вы погубите всех нас во имя абстрактной морали. - Возможно. По крайней мере, посмотрим. Но на данный момент мои условия именно таковы. - И поскольку Таррант ничего не ответил, он нажал на Охотника: - Ну как? Договорились? - Это ваша миссия, - спокойно ответил Владетель. Чрезвычайно спокойно. Трудно было сказать, где именно затаилась в его словах издевка, но затаилась она там несомненно. В тоне, возможно. Или в самом выражении лица. - И за все отвечаете вы. - Отлично. Именно так. Только на этих условиях. - Дэмьен посмотрел в окно, там стояла кромешная тьма. - Подождем еще денек, пока не подсохнет земля. При таком холоде это имеет огромное значение. Думаю, в Избытии нам придется еще труднее, там ведь не найдешь настоящего убежища... - И нам ровным счетом ничего не известно о тамошних ловушках, - вставил Таррант. - Не думаю, что все сведется к черной земле и белым деревьям. - Я тоже не думаю. - Мурашки побежали по спине Дэмьена при одной мысли о предстоящем испытании. - Но у нас есть мой опыт и острота восприятия Хессет, не говоря уж о вашем собственном могуществе. - Действительно, - согласился Владетель. - Это у нас есть. - И особое Видение Йенсени, - добавил Дэмьен, погладив девочку по руке. К собственному изумлению - и к радости, - он обнаружил, что она больше не дрожит. Неужели она уже настолько доверяет им? Неужели не сомневается в том, что они способны защитить ее? "А мы даже не знаем, с чем нам придется иметь дело, - мрачно подумал священник. - Мы даже не можем начать к этому готовиться". Но какого черта! Видывал он порождения Фэа. И не однажды развеял их простым мечом. И даже собственные носки как-то пошли в ход. При этом воспоминании он поневоле улыбнулся. - У нас все получится, - пообещал он союзникам. 8 В чертогах черного праха В цитадели из черного хрусталя Под кроваво-красными небесами с запекшейся кромкой горизонта Ждал Принц. Сквозь стены он почувствовал приближение вестника. Мягче звука, тоньше зрительного образа, приближение напоминало слабое струение капель воды с древнего утеса. Но многократное эхо расходилось от колонны к колонне, от одной спирали к другой, и, достигнув органов восприятия Принца, превратилось в четкое сообщение, достоверную информацию. Поэтому его ничуть не удивило прибытие капитана его собственной гвардии перед приходом вестника. Подобно всем остальным гвардейцам, и этот был ракхом, и служил он Принцу с таким рвением, с каким его соплеменники, как правило, служат только себе подобным. Неумирающему это нравилось. Нравилось ему и то, что в его домене и люди и ракхи служили ему с одинаковой преданностью. Нет, добиться этого было совсем не просто. Прежде чем научиться испытывать, подобно своим западным сородичам, ненависть к людям, здешние ракхи ни в коем случае не желали подчиниться чужаку. Здесь был задействован элементарный родовой инстинкт выживания. Но он вступил с ними в схватку по собственным правилам и - уже по их правилам - выиграл ее. И теперь для него отпала необходимость вновь становиться ракхом во имя поддержания своего могущества. И поскольку ракхи воспринимали его теперь в качестве Самца-Альфа независимо от того, в каком образе он являлся и какой пол предпочитал, они стали для него превосходными слугами. Капитан резко поклонился: - Ваше Высочество. - У тебя новости. От Москована? Если ракх и изумился осведомленности своего повелителя, то не подал виду. - Буря заставила его причалить за мысом. Ах вот оно как. Буря. Вот уж сюрприз так сюрприз. Он Познал эту бурю на океанском просторе и удостоверился в том, что она ни в коем случае не приблизится к берегам подвластных ему земель. Он даже заверил начальство своих западных портов, что этой бури страшиться не надо. Тем удивительней было узнать, что она все-таки подошла к самому берегу. И тем неприятней. Но когда методом Познания обращаешься к метеоусловиям, всегда возможны такие накладки, об этом знает любой колдун. Раскладываешь пасьянс, он сходится, а затем природа смахивает карты со стола. Погоду можно изменить, вызвать, предупредить, но ее невозможно контролировать... на все сто процентов невозможно. - Судно Москована пришло в Вольный Берег с опозданием на два дня, - пояснил капитан. - Он просит прощения за то, что не доставил пассажиров. Судя по всему, они сошли на берег в Адской Забаве. - Понятно. Принц быстро припомнил свои последние контакты с Джеральдом Таррантом и подумал о том, стоит ли по-прежнему доверять этому человеку. Хотя нет, прямых доказательств измены не было. Путешественники странствуют по его стране в составе группы из четырех человек, и у каждого из них свои цели и своя воля в осуществлении этих целей. Так что ничего удивительного, если, столкнувшись с такой бурей, они решили переиграть свои планы и высадились на берег, чтобы продолжить путь сушей. И если бы Джеральд Таррант вздумал противиться, он только навлек бы на себя лишние подозрения. Нет. Пусть уж все идет как идет. - Не прикажете направить кого-нибудь в Адскую Забаву? - спросил капитан. Принц резко покачал головой: - Пока твои доберутся, их там уже не окажется. К чему зря стараться? Течение Фэа работает сейчас на них, напомнил он себе. У него хватало опыта понимать, что это означает. Каждый сделанный им ход в то же мгновение отразится в потоках Фэа - и потоки устремятся на север. Такой след можно Затемнить, но не полностью. Если путешественники знают, что им нужно искать, - а он подозревал, что дело обстоит именно так, они сумеют Познать каждый сделанный им шаг. - Нет, - обратился он к капитану. - Пусть проявят инициативу. А когда решат, чем же им следует заняться... вот тогда мы за них и возьмемся. "Времени хватит, - подумал он при этом. - Потому что Джеральд Таррант оповестит меня заблаговременно". Это была приятная мысль. 9 С наступлением тьмы они вышли на юг, по направлению к самой тонкой перемычке Избытия. Скоро на смену сырым лесам, окружающим Адскую Забаву, пришла голая каменистая равнина, настолько промозглая и враждебная, что привиться здесь сумел лишь редкий кустарник. Зверьки, снующие под ногами, вид имели тщедушный и жалкий, они не представляли собой никакой опасности ни для людей, ни для их припасов. Пройдя, сколько удалось, группа остановилась на дневной привал; холодный ветер, постоянно дувший с запада, напоминал о том, что, хотя здешние места и нельзя было назвать гористыми, дело происходит на достаточной высоте над уровнем моря и, соответственно, на погодные поблажки, связанные с наступающей весной, здесь рассчитывать не приходится. "Почище, чем в стране ракхов", - подумал Дэмьен. Он вспомнил то путешествие во льдах и нечестивое пламя, которое поджидало их в конце пути. Дай Бог, чтобы в конце этой дороги их не ожидал столь же "радушный" прием. Точно на закате они взвалили на плечи поклажу и теперь дожидались лишь Тарранта, чтобы всем вместе выступить в долгий путь на юг. Дорога была трудной - во всяком случае, труднее всего, с чем Дэмьену доводилось сталкиваться ранее. Он пребывал в постоянном напряжении - и из-за того, что приходилось приглядывать за Йенсени, и из-за того, что его тревожил Таррант (не говоря уж о том, что Таррант мог в любую минуту взорваться гневом по поводу обузы в лице девочки). Да и впрямь присутствие девочки и трудность самого перехода, накладываюсь друг на друга, лишь усугубляли положение. Йенсени с трудом поспевала за взрослыми. Да и терпения у нее было, конечно, поменьше, чем у них. Она просто не понимала, что приходится идти дальше и дальше, игнорируя собственную усталость, пока не найдешь удобное место для привала. И все же она старалась изо всех сил и безропотно переносила лишения, даже когда выяснилось, что ее ноги стерты в кровь на каменистой дороге. И если бы не обостренное восприятие Тарранта, особенно ко всему, связанному с человеческой кровью, они бы и не узнали, что за беда с ней стряслась. И Дэмьен запомнил это. За