еществ, которые висят в воздухе до тех пор, пока их не прибьет утренний ливень. Минералы, железо и прочие вещества абсолютно необходимы животным и растениям планеты. Они собираются в чашечках, а потом поступают в почву с дождевой водой. - А теперь мы накрепко привязали песок к пустыне, - мрачно резюмировал Стордал. Бригс кивнул и продолжал: - Растения, неоформленные аморфы, черви-слоны начнут умирать от того, что их организм не получает нужных минеральных веществ. Спустя какое-то время и ящеры начнут голодать и гибнуть. Вскоре на этой планете не останется ни одного местного вида, только люди, посеянные людьми земные злаки, а также принявшие вид людей аморфы. Все молчали под впечатлением сказанного. - Из этого следует, - сказал наконец Стордал, - что приученные аморфы - в ловушке. Чтобы чем-то питаться, они должны жить с нами. Податься им некуда. Бригс ответил не сразу. - Правильно. Существует глобальная проблема. Что делать с аморфами, оставшимися на свободе? Их тысячи. Спасем ли мы их, загнав в нашу колонию и сделав псевдолюдьми, то есть рабами? А может, пока у них нет интеллекта, оставим их на диких просторах, и пусть погибают, как другие животные? Вот такая дилемма. Как быть, что подсказывает тебе совесть, Стордал? - Третий путь, - жестко ответил Стордал, - нужно уничтожить лишайник. - Я думал об этом, - Бригс как-то сник. - Да, песок будет летать свободно, и это спасет растения. А жизнь людей в пустыне станет невыносимой, они откажутся работать, и Старик перестанет снабжать пас всем необходимым. Дальше - больше. Аморфов будут огромными толпами посылать на ту работу, от которой откажутся люди. Те, что имеют человеческое обличье, постепенно вымрут, но их быстро заменят другие, согнанные со всей планеты. Работа на заводе не остановится, он будет давать продукцию, и колония начнет процветать. Ведь так? Короче, Стордал, неужели ты решишь бросить Мэрилин и оставить Левера в роли ее безраздельного правителя? Прошло какое-то время. Медленно поднимаясь по склону холма, Стордал пытался понять, осталось ли на планете хоть что-то нетронутым, или же вмешательство Человека погубило все вокруг. "Блюдечки", по которым он шел, превратились в густое коричневое месиво; приминаемое его сапогами, оно издавало гнилостный запах. Деревья чашелистника, когда-то высокие и горделивые, безвольно опустили ветки, их потемневшие листья, обращенные к земле, истекали соком, капавшим на рыхлую кашу, в которую превратилась почва. Даже дождь, когда-то приносивший свежесть и прохладу, отдавал теперь затхлостью. "Неужели я опоздал, - размышлял Стордал, - и чудо, единственное, что меня держит на этой больной планете, не произойдет?" Среди пожелтевших стволов деревьев мелькнула ящерица, она тщетно искала пропитание среди царящего всюду гниения. "Можно ли подчинить память своей воле? - думал он. - Сосредоточиться на одном эпизоде из прошлого и заставить аморфа сыграть лини, одну сцену?" Он вспомнил то, что случилось давно. Элис попросила: - Дай мне пятьдесят центов. - Зачем они тебе? В ответ - недовольная гримаса, потом напряженная работа ума: стоит ли задуманное того, чтобы поступиться гордостью? - Дай мне пятьдесят центов, ну, пожалуйста, папа. - Подойди поближе. - Нет. - Отступая: - Не надо меня целовать. Мне надо пятьдесят центов. - Зачем? - На шоколадку. Мама сказала - можно. - Давай спросим у мамы, идет? - Нет! Я ведь прошу у тебя. - Понимаю. Тогда поцелуй меня, а я дам тебе монетку. - Обещаешь? - с сомнением в голосе. - Обещаю, ведь в этом нет ничего плохого, правда? Скажи, кого ты любишь? Она напряженно думала, искоса глядя на него. - Маму. И куклу с длинными волосами, в розовом платье, еще дядю Берта и тетю Дженет. И кошку. И велосипед, который мне подарили в день рождения, трехколесный и со звонком. - И это все? - Никого больше не люблю. Сначала он смотрел, как она уходит, потом видел, как она возвращается из магазина на углу - перемежая бег с подпрыгиванием, а иногда и с прыжками. Увидев отца, она замедлила шаг и подошла как-то застенчиво, нетипично для нее. - Ты что, уже съела шоколадку? - Нет, я передумала ее покупать, - руки заложены за спину. - Ах так. А что же ты купила? Она смущенно прошептала: - Подарок. Сунув ему что-то в руку, она повернулась и убежала, быстро взобралась вверх по ступенькам, а он все стоял и смотрел на нее. В руках у него была пачка сигарет, а в глазах дрожали слезы. Теперь, стоя на холме с гниющей растительностью, на страшно далекой планете, он думал: "Как хочется вернуть эти несколько минут жизни. Больше ничего. Только эти минуты, до того, как мы избавимся здесь от всяких воспоминаний". Внизу, на равнине, двигались фигуры людей, все в одном направлении, к поселку. Среди тех, кто катил ручные тележки со скарбом, он узнал Арнота Уолша с его пятью, нет, уже шестью женами. Беглецы возвращались в коммуну, чтобы укрыться от погибающей природы. Стордал исходил склоны холма вдоль и поперек, заглядывая в темные норы, раздвигая руками увядающую траву и кусты, и не находил ничего, кроме ящериц, в панике разбегающихся прочь. В душе его росло отчаяние. Занятый своими поисками, он не заметил, как Джоан помахала ему рукой снизу, из долины. Теперь она уже направлялась к холму. "Неужели все аморфы погибли, ну, должно же остаться хоть несколько", - подумал он. На ближайшей скале сидела ящерица, неподвижная" если не считать пульсирующей полоски кожи на шее, - и смотрела на него холодным, равнодушным взглядом. Он осторожно подошел к ней, стараясь не спугнуть. Ящерица наблюдала за ним спокойно, мигнув всего один раз. Стордал подошел совсем близко, вытянул руку и положил ее рядом с чешуйчатой лапкой. Вдруг голова ящерицы стала переливаться и менять форму, словно расплавленный пластик. Стордал отвернулся, он совсем не хотел наблюдать все эти превращения, которые лишат долгожданную встречу очарования внезапности. Он подождет вот так, стоя у скалы. Потом обернется, и эпизод, так бережно хранимый в памяти, станет явью. Он видел, что Джоан поднимается по склону, он уже слышал свое имя Жаль будет, если она нарушит таинство. Хватит ли у нее такта оставаться поодаль? Сейчас он остановит ее жестом, чтобы она не влияла на аморфа; она, конечно, поймет и подарит ему это свидание, последний миг отцовского счастья Она уже ступает у него за спиной, вот-вот встанет рядом. Джоан остановилась шагах в двадцати. Она смотрит на аморфа и на Алекса с выражением острой жалости, она все понимает... Сзади раздался хрипловатый кашель и шелест одежды. - Привет, Алекс. Голос был не тот, которого он ждал, и слова тоже не те. Резко обернувшись, он увидел красавицу блондинку, сидящую на скале. В голубых глазах сияет улыбка, юбка изумрудного цвета вздернута выше колен. - Мэрилин, - только и произнес Стордал Внезапность явления, разочарование, укоры совести - все это вызвало шок, головокружение и приступ тошноты. Скрючившись, Алекс судорожно вцепился в уступ скалы. К нему подошла Джоан, обняла его за плечи и увела прочь. 20 Джоан остановила Алекса и села рядом, поодаль от рощицы, там, где кончается крутизна склона и холм переходит в плоскую равнину, сейчас не зеленую, а золотисто-желтую. Джоан говорила долго, Стордал не отвечал, лишь тупо смотрел вдаль. Он едва различал колонию, а за ее куполами угловатый силуэт маленького космического корабля. Джоан сидела рядом и говорила, потому что знала: стоит оставить его одного, как он пересечет равнину, пройдет сквозь колонию и поднимется по трапу корабля. Она повторяла то, что он слышал и раньше, она приводила все старые аргументы, избитые истины и постепенно заставила посмотреть на нее, а потом и прислушаться. Она знала, что ничего нового не скажет, да и не пыталась быть оригинальной. Пока лился поток слов, солнце, как ослепительный воздушный шар, медленно опустилось к горам. Неуклонно близилось время отлета корабля. Наконец Стордал нарушил молчание. Вначале он бросил колкость, потом оспорил аргумент Джоан, а затем его прорвало: он на чем свет клял скотину Хедерингтона, подлеца Левера и иже с ними. Джоан поняла, что Стордал остается... Когда по долине поползла тень, отброшенная западной горной грядой, и подул холодный ветер, Джоан встала, подала руку Алексу и со смехом потянула его к себе. К поселку они подошли уже в сумерках, когда зажглись фонари и раздался глухой гул мотора. Сначала земля завибрировала, потом ярко-красные сполохи заплясали по верхушкам куполов, закружив их в хороводе. Корабль выбросил огненный хвост, взвился над колонией и с ревом исчез в темно-синем небе. Зарево высветило неподвижные фигурки, рассыпанные на краю колонии. - Что случилось? - спросил Стордал. Теперь, когда корабль исчез вдали, муки выбора ушли, уступив место любопытству. - Даже не представляю. Когда я уходила, все было, как обычно. Правда, многие колонисты собирались провожать корабль, - ответила Джоан. - Да, но они слишком далеко от стартовой площадки. Если только... О Господи, да это аморфы! Что они задумали? Ускорив шаг, Джоан и Алекс подошли к безмолвным фигурам и увидели, что трос идут навстречу к ним. - Что здесь происходит, Эйвио? - крикнул Стордал. Бригс и Моисей стояли рядом с Сантаной. - Нечто более интересное, чем отлет Хедерингтона. Мне кажется... - ответил психиатр, потом повернулся к Моисею: - Лучше скажи ему ты. - Произошли некоторые события, мистер Стордал. Дело в том, что у миссис Уолш родовые схватки. - У Кэти? - удивился Стордал. - Что-то я не... - Алекс, но ведь Кэти - аморф, - сказала Джоан. - Да, конечно, их несколько, этих Кэти. Я видел, что Уолш со своими женами возвращается в колонию, но не придал этому значения. Значит, она рожает? Заговорил Бригс: - Раньше мы не задумывались над тем, как они размножаются. Я считал, что простым делением, как амебы. Но теперь, обретя человеческий облик... - в голосе его звучало сомнение. Моисей разрешил им войти в купол, это было помещение небольшой бойлерной, обогревающей весь поселок. Кэти Уолш лежала на грубо сколоченной кровати, вокруг нее тихо переговаривались остальные Кэти и Арнот Уолш. Зоолог, он же супруг, подошел к ним с выражением удивления и гордости. - Мне пришлось привезти ее сюда, мистер Стордал, - начал Уолш, - я не знал, что делать в таком случае. Я не ожидал этого. Понимаете, я... - Мы вас понимаем, мистер Уолш, - мягко перебил Моисей, - уверяю вас, все будет в порядке. Стордал отвел Бригса в сторону. - Боже мой, как он может так уверенно держаться? Я, например, не представляю, что родится на свет Да и не очень-то хочу это знать. Пойду-ка я домой, пожалуй. - Останься, Алекс, - твердо сказала Джоан. - Миссис Уолш беременна девять месяцев, - успокоил его Бригс. - Я думаю, что появится обычный ребенок. Так они и ждали, сидя в маленьком куполе, а пять одинаковых Кэти дежурили возле роженицы. На поселок упала ночь. Вдруг разговоры прекратились. Бригс предложил свою помощь, но Моисей, взявший на себя роль главного врача, не разрешил. Чтобы отвлечься от происходящего, Стордал жадно вчитывался в инструкцию по использованию бойлерного котла. Моисей шагал туда-сюда между женами Уолша и дверью; шагал неторопливо, внешне спокойно, но выглядел, слегка возбужденным. Бригс нервничал. Сантана не мигая смотрел через весь купол на Уолша и его жен. Моисей сказал: - Осталось не больше минуты. - Женщины наклонились над роженицей, которая прерывисто дышала, но на боли не жаловалась. Взяв брошюру из рук Стордала, Сантана поставил ее назад на полку. - Мы должны осмыслить происходящее, - сказал он. - Это событие может иметь огромное значение для будущего колонии. Люди все еще играют главную роль в колонии, а Алекс, к примеру, пользуется уважением и любовью, независимо от того, что он сам о себе думает. Нам следовало бы опекать аморфов, - он повернулся к Стордалу. - Я тут недавно сказал, что всегда выигрывают такие люди, как Хедерингтон, а мы не в силах с ними бороться. Да, он победил в том смысле, что колония работает, как он хотел. Но мы - мы не проиграли. Теперь, когда родится этот ребенок... - Вы не правы, - вмешался Моисей, - Хедерингтон проиграл дело. Он унес в космос микробы своего поражения в виде этого монстра - личного аморфа. Он не понимает, что создал существо с мощным и безжалостным интеллектом, которое вполне может выбросить его из руководящего кресла. Наша колония избавилась от великого зла и приобрела нечто совсем другое. Дальше заговорил Сантана: - Понимаете, это будет уникальный ребенок. Как правило, обычный аморф - это идеал, воплощение чьей-то мечты. У него нет знаний, но он способен учиться, хотя и страдает некоторыми слабостями. Теперь ясно, что люди и аморфы способны рожать детей друг от друга. Мы получим сочетание таких характеристик, которых нет ни у людей, ни у аморфов. Поймите, - продолжал он, - аморфы больше заинтересованы в том, чтобы смешать кровь с людьми. Им поможет в этом их замечательный защитный механизм. Этот ребенок, - улыбнулся Сантана, - эксперимент, поставленный самой природой. Прототип того, кто будет еще одним примером действия защитного механизма, свидетельством тяготения аморфа к людям. Его мать - типичный аморф, она добра, покладиста, она такова, какой ее хочет видеть Арнот Уолш. Но она уже закрепилась в этом образе, приобрела постоянство, и она родит ребенка, который изначально - индивидуальность. Стордал почувствовал не то страх, не то восторг предвидения: он понял, куда клонит Сантана. - Понимаете? Ребенок будет законченным идеалистом. Как отпрыск постоянного аморфа, он будет не подвержен влиянию человека, я в этом уверен. Это будет прямая противоположность чудищу, созданному Хедерингтоном, то есть он будет... доброжелательной, но самостоятельной личностью. - А как воспримем его мы, люди? - спросил Стордал. - Боюсь сглазить, я суеверен как все мы, удаленные от Земли на несколько световых лет. Лично я отдам свою жизнь, если понадобится его защитить. Эти пламенные слова врача убедили Стордала в том, что он принял правильное решение, оставшись на Мэрилин. Но тут Джоан в большом полнении схватила его за руку: Моисей шел к ним, неся на руках ребенка. Сморщив красное личико, он орал во весь голос, как любой другой новорожденный. Мальчик. Стордал внимательно осмотрел его - нормальный ребенок. Нормальный, если не считать одной особенности: он будет неспособен творить зло.