сь, не для нас. -- Не думаю, что надо вам волноваться, -- сообщил им Адам. -- Я про вас двоих все знаю. Не волнуйтесь. Он посмотрел на остальных Них, которые попытались отступить подальше. Немного, видно, подумал, а потом произнес: -- Итак слишком много путаницы насоздавали. Но кажется мне, все станут гораздо счастливее, если об этом забудут. Не то чтобы забудут, просто помнить не будут. А потом мы все домой пойти сможем. -- Но ты же не можешь все так оставить, -- вскричала Анафема, пробиваясь вперед. -- Подумай обо всех вещах, что сделать сможешь. Хороших вещах. -- Каких, к примеру? -- спросил Адам подозрительно. -- Ну.. для начала, мог бы вернуть китов в моря. Он наклонил голову. -- И люди их прекратят убивать, да? Она замешалась. Было бы славно сказать "да". -- А если люди их начнут убивать, что попросите меня с ними сделать? -- продолжал Адам. -- Нет. Полагаю, я начинаю с этим разбираться. Когда всюду все менять, нельзя кончить будет. Кажется мне, самая разумная вещь -- это чтоб люди знали, что убив кита, получат мертвого кита. -- Совершенно разумно, должен сказать, -- заметил Ньют. Адам поднял бровь. -- Просто здравый смысл, -- ответил он. Азирафаил похлопал Кроули по спине. -- Похоже, мы выжили, -- бросил он. -- Представь, как бы жутко было, если б мы были хоть насколько-то компетентны. -- Э, -- отозвался Кроули. -- Твоя машина в рабочем состоянии? -- Думаю, придется с ней слегка повозиться, -- признал Кроули. -- Я вот что подумал -- мы можем этих добрых людей в город отвезти, -- проговорил Азирафаил. -- Я, уж это точно, должен один раз откушать с мадам Трейси. И с ее молодым человеком, конечно. Шедвелл поглядел через плечо, а затем поднял глаза вверх -- на мадам Трейси. -- О ком это он говорит? -- спросил сержант, глядя в ее сияющие глаза. Адам вновь присоединился к Ним. -- Полагаю, теперь мы должны домой пойти, -- бросил он. -- Но что на самом деле произошло-то? -- недоуменно спросила Пеппер. -- Я имею в виду, было это все... -- Теперь это уже не важно, -- отозвался Адам. -- Но ты мог бы так помочь... -- начала Анафема, глядя, как Они возвращаются к своим велосипедам. Ньют мягко взял ее за руку. -- Это плохая идея, -- проговорил он. -- Завтрашний день -- первый день из оставшейся части наших жизней. -- Знаешь, -- откликнулась она, -- из всех избитых выражений, которые я всю жизнь по-настоящему ненавидела, это -- самое ненавидимое. -- Удивительно, верно, -- ответил Ньют счастливо. -- Почему на двери твоей машины краской выведено "Дик Терпин"? -- Это шутка, на самом деле, -- ответил Ньют. -- Хмм? -- Потому что всюду, где бы я не появился, людей останавливаю [Дело в том, что Дик -- знаменитый разбойник с большой дороги. Прим. перев.], -- пробормотал он несчастно. Кроули хмуро глядел на управление джипа. -- Я сожалею о машине, -- говорил Азирафаил, -- я знаю, как ты ее любил. Может, если по-настоящему сильно сконцентрируешься... -- Такой же она не будет, -- ответил Кроули. -- Да, ты прав, наверное. -- Она у меня с того времени, когда новехонькой была. Это не машина была, что-то вроде перчатки на все тело. Он принюхался. -- Что горит? -- вопросил он. Ветерок поднял пыль в воздух и вновь бросил ее на землю. Воздух стал горячим и тяжелым, заключив в себе тех, кто в нем находился, как сироп мух. Он повернул голову и поглядел в лицо Азирафаила, на котором был написан ужас. -- Но все же кончилось, -- проговорил он. -- Не может сейчас произойти. Этот... как там он зовется, правильный момент или как-то так... прошел! Все кончилось! Земля начала трястись. Звук был как от поезда метро, но не внизу проезжавшего. Скорее выезжавшего наверх. Кроули бешено возился с переключателем передач. -- Это не Вельзевул! -- проорал он, перекрикивая шум ветра. -- Это Он. Его отец! Это не Армагеддон, это личное. Заводись, проклятая ты машина! Земля раздвинулась под Анафемой и Ньютом, кидая их на танцующий бетон. Из дыр под разломами хлынул желтый дым. -- Ощущение как от вулкана! -- прокричал Ньют. -- Что это? -- Что бы это ни было, оно очень сердито, -- ответила Анафема. В джипе с уст Кроули одно за другим слетали проклятия. Азирафаил положил руку ему на плечо. -- Там люди, -- сказал он. -- Да, -- кивнул Кроули. -- И я. -- Я имею в виду, мы не можем позволить, чтобы с ними такое происходило. -- Ну, и что..., -- начал было Кроули и остановился. -- Я имею в виду, если подумать, мы и так достаточно для них проблем создали. Ты и я. За годы. Одна вещь, потом другая... -- Мы просто делали свои работы, -- пробормотал Кроули. -- Да. Ну и что? Куча народа в прошлом просто делали свои работы -- посмотри, какие они создали проблемы. -- Ты же не имеешь в виду, что мы должны по-настоящему Его остановить попробовать? -- А что тебе терять? Кроули начал было спорить, а затем осознал, что нечего. Он ничего потерять не мог, чего уже не потерял. Они ничего не могли с ним сделать, что хуже будет того, что сейчас с ним произойдет. Он наконец-то ощутил себя свободным. А еще, засунув руку под сиденье, он ощутил, что там лежит железка. Полезно оно не будет, но ведь полезно ничего не будет. На самом деле, будет гораздо страшнее противостоять Мятежнику с каким-либо хорошим оружием. Тогда у тебя может появиться некоторая надежда, от чего станет хуже. Азирафаил поднял меч, недавно выроненный Войной, и задумчиво его взвесил в руке. -- Да-а, много лет прошло с тех пор, когда я этим пользовался, -- пробормотал он. -- Около шести тысяч лет, -- кивнул Кроули. -- Слушай, ведь и правда, -- отозвался ангел. -- Какой день был, а -- точно... Добрые старые дни. -- Нет, на самом-то деле, -- буркнул Кроули. Шум усиливался. -- В те дни люди знали разницу между добром и злом, -- проговорил Азирафаил, с улыбкой глядя в прошлое. -- Ну, да. Подумай об этом. -- А. Да. Слишком много путали? -- Да. Азирафаил поднял меч. Послышался звук "вуммпф", и он неожиданно запламенел, как плитка магнезия. -- Научился, как это делать, никогда уж не забудешь, -- проговорил он. Он улыбнулся Кроули. -- Я только сказать хочу, -- бросил он, -- на тот случай, если живыми отсюда не выйдем, что... Я всегда знал, в глубине души, что была в тебе искра добра. -- Это точно, -- ответил Кроули горько. -- Что уж тут поделаешь. Азирафаил протянул ему руку. -- Приятно было с тобой близким быть, -- проговорил он. Кроули ее взял. -- Надеюсь, еще встретимся , -- проговорил он. -- И... Азирафаил? -- Да. -- Просто помни, что я знал, что в глубине души был ты как раз настолько гадом, чтоб мне нравиться. Послышалось шарканье, и их отодвинула в сторону маленькая, но динамичная фигура Шедвелла, который целенаправленно махал Громовым Ружьем. -- Я вам, двое вы Южных неженок, не доверю и крысу хромую, что в бочке, убить, -- поведал он. -- И с кем мы сражаемся нине? -- С Дьяволом, -- ответил Азирафаил просто. Шедвелл кивнул, словно сказанное его не удивило, бросил ружье га землю и снял шляпу, обнажив лоб, который знали (и которого боялись) всюду, где собирались вместе дерущиеся на улице. -- А, так и думал я, -- произнес он. -- В таком во случае воспользуюсь я своею головой. Ньют и Анафема смотрели, как троица, нетвердо держась на ногах, уходила прочь от джипа. С Шедвеллом в середине выглядела она как стилизованное "W". -- И что же, скажи мне, собираются они делать? -- вопросил Ньют. -- И что происходит -- что с ними происходит? Куртка Кроули и куртка Азирафаила разорвались по швам. Если уж умирать, так в истинной форме. Раскрылись перья, указывать стали на небо. Крылья демонов такие же, как крылья ангелов, только они частенько лучше ухожены -- все не так, как многие представляют. -- Шедвелл с ними не должен идти! -- вскричал Ньют, пошатываясь вскакивая на ноги. -- Что такое Шедвелл? -- Мой серж... -- этот удивительный старик, ты не поверишь... Я должен ему помочь! -- Помочь? -- переспросила Анафема. -- Я клятву принес и все такое, -- Ньют замешался. -- Ну, что-то типа клятвы. И он мне вперед выдал зарплату за месяц! -- А эти двое кто тогда? Твои друзья... -- начала было Анафема и остановилась. Азирафаил наполовину повернулся, и она наконец-то его профиль узнала. -- Я знаю, где я его раньше видела! -- крикнула она, выпрямляясь рядом с Ньютом -- а земля вокруг них в это время скакала вверх-вниз. -- Пошли! -- Но сейчас что-то жуткое произойдет! -- Если он книгу повредил, ты абсолютно прав! Ньют повозился в отвороте своей верхней одежды и нашел свою официальную булавку. Он не знал, с чем они в этот раз собирались сражаться, но у него ничего, кроме булавки, не было. Они побежали. Адам огляделся вокруг. Затем он посмотрел вниз. На лице его появилось выражение просчитанной невиновности. Последовала секунда конфликта. Но Адам был на своей территории. Всегда и везде на своей территории. Адам нарисовал одной рукой в воздухе смутный полукруг. ... Азирафаил и Кроули почувствовали, что мир изменился. Не было никакого дыма. Не было никаких разломов. Было только вот что -- там, где начиналось извержение вулкана силы Сатаны, был лишь расходящийся дым и медленно замедляющаяся машина, звук мотора которой казался громким в вечерней тишине. Это была старая машина, но она хорошо сохранилась. Правда, использовался не метод Кроули, который просто желал, чтобы дырки исчезли; эта машина так выглядела, вы инстинктивно понимали, поскольку ее владелец каждые выходные за два десятилетия проводил, делая то, что велело руководство в каждые выходные делать. Перед каждой поездкой он вокруг нее ходил, проверял фары и считал колеса. Серьезные люди, которые курили трубки и носили усы, написали инструкции, говорящие, что необходимо это делать, он и делал, ведь был он серьезным человеком, который курил трубку, носил усы и такие веления принимал всерьез -- если не принимать, где окажешься? У него была правильная сумма страховки -- один в один. Он ездил либо со скоростью на три мили меньше самой высокой возможной, либо со скоростью сорок миль в час -- смотря какая была ниже. Он носил галстук, даже по субботам. Архимед сказал, что с достаточно длинным рычагом и при наличии достаточно твердого места, на которое он мог бы встать, он мог сдвинуть мир с места. Он мог бы встать на мистера Янга. Дверь машины открылась, и вышел из нее мистер Янг. -- Что здесь происходит? -- спросил он. -- Адам? Адам! Но Они мчались к воротам. Мистер Янг посмотрел на шокированных остальных. По крайней мере, у Кроули и Азирафаила осталось достаточно самоконтроля, чтобы втянуть крылья. -- Чем он теперь занимался? -- вздохнул мистер Янг, и не ожидая особенно ответа. -- Куда этот мальчик подевался? Адам! Немедленно вернись сюда! Адам редко делал то, чего желал его отец. x x x Сержант Томас А. Дейзенбергер открыл глаза. Единственной странной вещью в окружавшем его было то, как было все знакомо. Висела его фотография -- из последних классов школы -- на стене, и в кружке с принадлежностями для чистки зубов был его маленький флаг со Звездами и Полосками, рядом с его зубной щеткой, был даже его маленький плюшевый мишка, все еще в своей маленькой форме. Свет солнца раннего дня мощным потоком тек сквозь окно его спальни. Он чувствовал запах яблочного пирога. Это была одна из тех вещей, которых ему больше всего не хватало, когда он субботние ночи проводил далеко от дома. Он прошел вниз. Его мать стояла у плиты, вынимая из духовки огромный яблочный пирог -- чтобы остыл. -- Привет, Томми, -- кивнула она. -- Я думала, ты в Англии. -- Да, мама, я обычно в Англии, мама, защищаю демократический строй, мама, сэр, -- ответил сержант Томас А. Дейзенбергер. -- Это хорошо, дорогой , -- отозвалась его мать. -- Папаня твой внизу, на Большом Поле, с Честером и Тедом. Рады будут тебя увидеть. Сержант Томас А. Дейзенбергер кивнул. Он снял свой стандартный военный шлем и свою стандартную военную куртку, и закатал рукава своей стандартной военной рубашки. В течении секунды выглядел он более задумчиво, чем когда-либо раньше в жизни. Часть его мыслей занимал яблочный пирог. -- Мам, если произойдет контакт с кем-либо, кто пожелает связаться с сержантом Томасом А. Дейзенбергером посредством телефонной трубки, мама, сэр, этот человек будет... -- Прости, Томми? Том Дейзенбергер повесил свой пистолет на стену, над побитым старым ружьем своего отца. -- Я сказал, если кто позвонит, мам, я буду внизу, в Большом Поле, с папой, Честером и Тедом. x x x Микроавтобус медленно подъехал к воротам военно-воздушной базы. Он остановился. Страж (полуночное дежурство) заглянул в окно, проверил бумаги водителя и махнул ему, веля проезжать. Микроавтобус прокатился, неуверенно сворачивая то туда, то сюда, по бетону. Он припарковался на тармак [Название смеси железа со смолой и креозотом. Прим. перев.] пустой взлетно-посадочной полосы, рядом с тем местом, где сидели два человека, хлебавшие вино из одной бутылки. Один из них был в темных очках. Что удивительно, никто другой не обращал на них ни малейшего внимания. -- Ты говоришь, -- говорил Кроули, -- что Он прямо тогда такой план создал? В самом начале? Азирафаил виновато вытер верх бутылки и передал ее обратно. -- Мог, -- бросил он. -- Мог. Можно всегда Его спросить, полагаю. -- Из того, что я помню, -- отозвался Кроули задумчиво, -- а мы никогда не были, как говорится, так близки, чтобы поговорить -- Он никогда не был человеком, всегда дающим четкие ответы. На самом деле, на самом деле, он вообще не отвечал никогда. Просто улыбался, словно Он знал что-то, чего не знал ты. -- И, конечно, это правда, -- кивнул ангел. -- В другом случае, какой во всем этом был бы смысл? Последовала пауза, и оба создания задумчиво глядели вдаль, словно вспоминали вещи, о которых ни один из них уже давным-давно не думал. Водитель микроавтобуса из него вылез, неся в руках картонный ящик и пару щипцов. На тармаке лежали металлическая корона и пара весов. Человек поднял их с земли с помощью щипцов и поместил в ящик. Потом он подошел к паре с бутылкой. -- Простите, парни, -- проговорил он, -- но где-то тут должен быть еще и меч, по крайней мере, так здесь сказано, и я думал... Азирафаил, похоже, смутился. Он огляделся вокруг -- слегка озадаченно -- а затем встал, после чего открыл, что последний час или около того сидел на мече. Он наклонился и поднял его. "Простите", -- сказал он и положил меч в ящик. Водитель микроавтобуса, на котором была кепка "Международного Экспресса", сказал "ничего страшного", а вообще, просто небес подарок, что они двое вот так вот здесь были, кто-то ведь подписаться должен, подтвердить, что он все взял, что должен был, и это точно был день знаменательный, э? Азирафаил и Кроули оба с ним согласились -- да, несомненно, -- и Азирафаил подписался в записной книжке, которую ему дал водитель микроавтобуса, подтверждая, что корона, пара весов и меч были получены в целости и сохранности и должны быть доставлены на адрес, закрытый кляксой, деньги же должны быть перечислены на определенный номер счета. Человек начал шагать обратно к своему микроавтобусу. Потом он остановился и повернулся. -- Если б я жене своей сказал, что сегодня со мной произошло, -- немного грустно поведал он паре, -- она бы мне не поверила. И я ее и не подумал бы винить -- я тоже не верю. И залез он в свой микроавтобус, и укатил он прочь. Кроули, слегка пошатываясь, встал на ноги. Он опустил руку -- к Азирафаилу. -- Пошли, -- бросил он. -- Я нас обратно в Лондон отвезу. Он взял джип. Никто их не остановил. В нем был проигрыватель для кассет. Его -- даже в американские военные машины -- обычно не вставляют, но Кроули автоматически предполагал, что всякое транспортное средство, в котором он едет, имеет такой проигрыватель, и потому имел и джип -- через секунды после того, как он в него влез. Кассета, которую он вставил на ходу, была "Водяной музыкой" Генделя, и ею она и осталась на протяжении всей дороги домой. ВОСКРЕСЕНЬЕ (Первый день из оставшейся части их жизней) В районе половины десятого мальчик, разносящий газеты, принес воскресные к входной двери Жасминового Домика. Пришлось три раза ходить. Серия ударов, вызванная ударами их об коврик, разбудила Ньютона Пульцифера. Он не стал будить Анафему. Она, бедняжка, была совершенно разбита. Когда он ее уложил в постель, она говорила почти бессвязно. Всю жизнь прожила в соответствии с Пророчествами -- и больше не было Пророчеств. Чувствовала себя, должно быть, как поезд, который доехал до конца пути, и ему необходимо дальше ехать. С сегодняшнего дня она сможет жить так же, как все остальные, все для нее неожиданно будет. Какая удача. Зазвонил телефон. Ньют помчался в кухню и на втором звонке поднял трубку. -- Але? -- проговорил он. Голос, наполненный искусственной дружественностью, приправленной отчаянием, начал быстро бормотать с другой стороны трубки. -- Нет, -- ответил он. -- Это не я. И это П. Реббор, а Анафема Приббор. Нет, не как "прелестные", после "р" буква "и". И она спит. -- Ну, -- добавил он, -- я совершенно уверен, что она не хочет, чтобы дырки закрывали. Или двойное стекло вставляли. В смысле, она, знаете ли, домиком не владеет. Она его просто сняла. -- Нет, я не собираюсь ее разбудить и спросить, -- продолжил он. -- И скажите мне, мисс, э... да, мисс Морроу, почему бы вам всем не отдыхать в воскресенье, как все нормальные люди делают? -- Воскресенье, -- повторил он. -- Конечно, сегодня не суббота. Почему должна быть суббота? Суббота вчера была. Сегодня правда воскресенье, честное слово. Как это, вы день потеряли? Не понимаю. Кажется мне, вы слегка увлеклись продажей... Але? Он зарычал и положил трубку на место. Продавцы по телефону! Как было бы здорово, если бы с ними произошло что-то ужасное. У него внезапно появилось сомнение в своих словах. Сегодня ведь правда воскресенье, верно? Взгляд на воскресные газеты его вновь в этом уверил. Если воскресная "Таймс" говорила, что сегодня воскресенье, можно было быть уверенным, что они дело расследовали. А вчера была суббота. Конечно. Вчера была суббота, и он эту субботу всю жизнь помнить будет, если только сможет вспомнить, что он не должен был забывать. Видя, что он в кухне, Ньют решил сделать завтрак. Он ходил по кухне так тихо, как было возможно, чтобы не разбудить других жителей дома, и каждый звук был усилен. У древнего холодильника была дверь, закрывавшаяся со звуком, похожим на гром судьбы. Из кухонного крана вода лилась, как из песчанки с недержанием мочи, но звук он издавал, как дверь, которую сто лет не смазывали. И он не мог найти, где что находится. В конце концов, как всякий человек, который без чужой помощи завтракал на чужой кухне, делал практически с зари времен, он удовлетворился несладким растворенным черным кофе [Исключением из правила служит Джованни Джакопо Казанова (1728-1798), знаменитый любовник и литератор, который открыл в книге 12 своих "Мемуаров", что во время своих амурных похождений всегда носил с собой маленькую сумку, содержащую "буханку хлеба, горшок с отборнейшим севильским мармеладом, нож, вилку и маленькую ложку, чтоб мешать, 2 свежих яйца, аккуратно в неплетеную запакованные шерсть, помидор иль томат, маленькую сковородку, горелку, жаровню, оловянный ящик с соленым маслом итальянского сорта, 2 китайских тарелки из глины, с пеплом костяным перемешанной. Также кусочек сот, как усластитель дыханья моего, и кофе. Да поймут читатели мои то, что говорю им я: истинны дворянин должен способен быть поесть как дворянин, где бы он не находился". Прим. авт.]. На кухонном столе был примерно прямоугольный, обернутый в кожу пепел. Он мог различить слова "Пре естные и Акк" на обгоревшей обложке. "Как же все за день переменилось, -- подумал он. -- Превратилась из книги, в которой все про все написано, в просто поджарившийся прямоугольник". Итак... Как же они ее получили? Он вспомнил человека, пахнувшего дымом и даже в темноте носившего темные очки. И еще другое было, все вместе прокручивающееся... мальчики на велосипедах... неприятное жужжанье... маленькое, неряшливое, уставившееся на что-то лицо. Все это вместе висело в его мозгу, не то чтобы забытое, вечно висящее на грани между помнимым и забытым, память о вещах, что никогда не произошли [А еще был "Дик Терпин". Выглядел так же, только вот всегда потом способен был мчаться со скоростью 250 миль на галлоне бензина, так тихо ехал, что -- буквально -- приходилось рот к выхлопной трубе приложить, чтобы понять, работает ли мотор, и выдавал свои голосовые предупреждения изысканными и безупречно сформированными хайку, каждое оригинально и подходяще к случаю... Поздние заморозки выжигают цветки Станешь ли, глупец, не позволять ремню Сдерживать тело? ... говорила машина. И, Цветок вишни Падает с высочайшего древа. Нужен еще бензин. Прим. авт.]. Как такое возможно? Он сидел, глядя на стену, пока стук в дверь не вернул его обратно на землю. На ступеньке у двери стоял маленький, бодренький человечек в черном непромокаемом плаще. Он держал маленький картонный ящик и он сверкнул улыбкой Ньюту в лицо. -- Мистер, -- он сверился с куском бумаги в одной руке, -- Пульсифер? -- Пульцифер, -- поправил его Ньют. -- С "ц". -- Ох, извините меня, я весьма -- виноват, -- отозвался человек. -- Раньше я только на бумаге имя видел. Э. Ну ладно. Это, судя по всему, для вас и миссис Пульцифер. Ньют непонимающе на него поглядел. -- Нет никакой миссис Пульцифер, -- ответил он холодно. Человек снял свою шляпу с круглым верхом и узкими полями. -- Ох, ужасно виноват, -- проговорил он. -- Я имею в виду, что... ну, есть моя мать, -- бросил Ньют. -- Но она не мертва, просто она в Доркинге. Я не женат. -- Как странно. Письмо очень, э, точно. -- Кто вы? -- спросил Ньют. Он был в одних штанах, а у двери было холодно. Человек с трудом уравновесил ящик и вытянул из внутреннего кармана карточку. Ее он передал к Ньюту. На ней было написано: Джайлз Бэддикомб Роуби, Роуби, Редфиерн и Байченс Адвокаты 13 Демдайк Чемберз ПРЕСТОН -- Да? -- проговорил он вежливо. -- И что я могу для вас сделать, мистер Бэддикомб? -- Можете меня впустить, -- ответил мистер Бэддикомб. -- Вы не судебное предписание мне принесли или что-то такое? -- спросил Ньют. События последней ночи висели в его памяти, как облако, постоянно меняясь, когда он думал, что может картину увидеть, но он смутно припоминал разрушение вещей и ожидал какого-то воздаяния. -- Нет, -- ответил мистер Бэддикомб, выглядя слегка обиженно. -- Для этого у меня люди есть. Он прошел мимо Ньюта и положил ящик на стол. -- Честно говоря, -- поведал он, -- мы все в этом заинтересованы. Мистер Байченс чуть сам не приехал, но у него сейчас проблема с путешествиями. -- Послушайте, -- проговорил Ньют, -- я ни малейшего понятия не имею, о чем вы говорите. -- Это, -- ответил мистер Бэддикомб, предлагая Ньюту взять ящик и улыбаясь, как Азирафаил, собирающийся попробовать показать фокус, -- ваше. Кто-то хотел, чтобы вы это получили. Они очень точны были. -- Подарок? -- спросил Ньют. Он осторожно глядел на обернутый клейкой лентой ящик, а затем стал рыться в ящике кухонного стола, ища острый нож. -- Я думаю, скорее завещание, -- поправил мистер Бэддикомб. -- Видите ли, эта вещь у нас уже триста лет. Простите. Что, я что-то не так сказал? Я бы подержал палец под краном. -- Черт, о чем вы говорите? -- вопросил Ньют, но к нему уже подползало определенное ледяное подозрение. Он пососал порез. -- Это странная история -- могу я сесть, вы не против? -- и, конечно, всех деталей я не знаю, я ведь в фирму всего-то пятнадцать лет назад пришел, но... ...Когда ящик осторожненько доставили, это была очень маленькая фирма, занимающаяся делами закона; Редфиерн, Байченс и оба Роуби, а уж тем более мистер Бэддикомб, были ее далеким будущим. Добивавшийся успеха клерк-юрист, что принял предложенную посылку, был очень удивлен, увидев на ящике привязанное к нему бечевкой письмо, адресованное ему. В нем были определенные инструкции и пять интересных фактов об истории следующих десяти лет, которые обеспечивали воспользовавшемуся ими пытливому молодому человеку достаточно денег, чтобы он смог начать -- и продолжить -- успешную карьеру. Все, что ему надо было сделать -- проследить, чтобы за ящиком аккуратно смотрели здорово больше, чем триста лет, а затем доставили его на определенный адрес... -- ...хотя, конечно, фирму за века много лет перекупали, -- закончил мистер Бэддикомб. -- Но ящик всегда был частью имущества, так уж повелось. -- Я и не знал, что делали "Хейнцевскую Пищу для Малышей" в семнадцатом веке, -- пораженно проговорил Ньют. -- Это было сейчас положено -- чтобы в машине ящик не поломать, -- ответил мистер Бэддикомб. -- И за все эти годы никто его не открывал? -- спросил Ньют. -- Дважды, насколько я знаю, -- ответил мистер Бэддикомб. -- В 1757-ом мистер Джордж Крэнби, а в 1928-ом -- мистер Артур Байченс, отец нынешнего мистера Байченса. -- Он кашлянул. -- Насколько известно, мистер Крэнби нашел письмо... -- ..адресованное ему, -- докончил Ньют. Мистер Бэддикомб быстро уселся. -- Боже мой. Как вы угадали? -- По-моему, я узнаю стиль, -- мрачно откликнулся Ньют. -- Что с ними произошло? -- Вы это раньше слышали, что ли? -- спросил мистер Бэддикомб подозрительно. -- Не так подробно. Их не взорвали, нет? -- Ну... У мистера Крэнби, считается, произошел инфаркт. А мистер Байченс здорово побелел и положил письмо обратно в конверт, насколько я понимаю, и очень четко всем велел на его жизни ящик не открывать. Он сказал, что всякий, кто откроет, будет уволен без рекомендаций. -- Жуткая угроза, -- саркастично бросил Ньют. -- В 1928-ом была. В общем, их письма в ящике. Ньют отодвинул картон. Внутри был маленький окованный железом сундук. На нем не было замка. -- Давайте, подымайте, -- возбужденно говорил мистер Бэддикомб. -- Должен сказать, мне очень хочется узнать, что там. Мы ставки в офисе делали. -- Я вам вот что скажу, -- ответил Ньют великодушно, -- я нам кофе сделаю, а вы можете открыть ящик. -- Я? Разве это будет правильно? -- По моему, да. Ньют оглядывал кастрюли, висящие над плитой. Одна была достаточно крупна, чтобы для того подойти, что он задумал. -- Давайте, -- бросил он. -- Делайте. Я не против. Вы -- вы можете считать, что вам позволяет открыть сила поверенного, или что-то вроде того. Мистер Бэддикомб снял свою куртку. -- Ну, -- проговорил он, потирая руку об руку, -- раз уж вы так ставите вопрос... будет что-то, что рассказать внукам можно будет. Ньют поднял кастрюлю и мягко коснулся рукой дверной ручки. -- Надеюсь, -- кивнул он. -- Открываю. Ньют услышал слабый скрип. -- Что видите? -- спросил он. -- Два открытых письма... о, и третье, адресованное... Ньют услышал, как щелкнула восковая печать, а затем что-то звякнуло на столе. Потом послышался судорожный выдох, стук кресла, звук бегущих ног в коридоре, хлопанье дверью, и звук машинного мотора, резко запускаемого, затем же звук машины, мчащейся вниз по дорожке. Ньют снял с головы кастрюлю и вышел из-за двери. Он поднял письмо и не был стопроцентно удивлен, увидев, что оно было адресовано мистеру Дж. Бэддикомбу. Он его развернул. В нем было вот что: "Вот, адвокат, тебе Один Флорин; теперь же быстро беги, иль Мир Правду узнает о тебе и госпоже Спиддон, cлужанке Печатной Машинки". Ньют поглядел на другие письма. На хрустящей бумаге адресованного Джорджу Крэнби говорилось: "Убери Руку свою, воровку, мистер Крэнби. Я знаю хорошо, как ты обманул Вдову Плэшкин, в прошедший день Св. Михаила [Один из религиозных праздников, справляемых в Британии; справляется 29-ого сентября. Прим. перев.], старый ты тощий поедака. Ньюту стало интересно, что Агнес понимала под словом "поедака". Он готов был поспорить, что готовка здесь нипричем. Письмо, ждавшее любопытного мистера Байченса, содержало следующие строки: "Ты их оставил, трус. Верни письмо свое в ящик, иль Мир узнает, что действительно Произошло июля 7-ого года Тысяча Девятьсот Шестнадцатого". Под письмами был манускрипт. Ньют на него уставился. -- Что это? -- спросила Анафема. Он развернулся. Она, вытянувшись, стояла в дверном проеме, как привлекательный зевок на ногах. Ньют отступил, закрывая от нее стол. -- О, ничего. Неправильный адрес. Ничего. Просто какой-то старый ящик. Мусорная почта. Ты знаешь, как... -- В воскресенье? -- спросила она, отталкивая его в сторону. Он пожал плечами, глядя, как Анафема обхватила руками пожелтевший манускрипт и его выловила. -- "Дальнейшие Прелестные и Аккуратные Пророчества Агнес Безумцер", -- медленно прочла она, -- "Рассказывающие о Мире, что нескоро Придет; Сага Продолжается!". О боже... Девушка благоговейно положила книгу на стол и приготовилась перевернуть первую страницу. Рука Ньюта мягко приземлилась на ее руку. -- Ты вот о чем подумай, -- тихо проговорил он. -- Ты хочешь всю свою оставшуюся жизнь быть потомком? Он подняла голову. Их глаза встретились. x x x Было воскресенье, первый день оставшейся части жизни мира, примерно одиннадцать тридцать. Сент-Джеймский парк был достаточно тих. Утки, которые были экспертами в realpolitik, которую познавали через хлеб, считали, что дело в снижении трения между странами мира. Трение и правда снизилось, но куча народа находилась в офисах, пытаясь понять, почему, пытаясь понять, куда исчезла Атлантида вместе с находившимися на ней тремя международными исследовательскими делегациями, и еще пытаясь понять, что вчера произошло со всеми их компьютерами. Парк был почти пуст -- были в нем только член МИ9, пытающийся завербовать кого-то, кто позже, что смутит их обоих, тоже окажется членом МИ9, да высокий человек, кормящий уток. А еще в парке были Кроули и Азирафаил. Один шагали по траве -- плечо к плечу. -- И здесь тоже, -- бросил Азирафаил. -- Магазин весь здесь. Нет даже чуточки сажи. -- Я имею в виду, невозможно сделать старый "Бентли", -- говорил про свое Кроули. -- Нельзя достать патину. Но там он был, замечательный такой. Невозможно отличия найти. -- Ну, я-то как раз могу их найти, -- отозвался Азирафаил. -- Я уверен, что у меня не было в магазине книг с названиями вроде "Бигглз Летит на Марс", "Джек Кейд, Рубежи Защищающий Герой", "101 Вещь, Которые Может Сделать Мальчик" и "Кровавые Псы Моря Черепов". -- Ох, как мне жаль, -- бросил Кроули, который знал, как ангел дорожил своей коллекцией книг. -- И зря, -- ответил Азирафаил счастливо. -- Это все самые первые издания, и я их посмотрел в "Ценовом Руководстве Скиндла". Думаю, тебе сказать надо "фьюю-и". -- Я думал, он мир восстанавливал, делал таким, каким он был, -- заметил Кроули. -- Да, -- кивнул Азирафаил. -- Более или менее. Насколько мог. Но у него и чувство юмора есть. Кроули на него искоса глянул. -- Твои люди с тобой связались? -- спросил он. -- Нет. А твои? -- Нет. -- Думаю, притворяются, что этого не произошло. -- Мои тоже, полагаю. Бюрократия... -- И, думаю, мои ждут, хотят увидеть, что далее произойдет. Кроули кивнул. -- Появилась возможность передышку устроить, -- проговорил он. -- Шанс морально перевооружиться. Защиту усилить. Подготовить к большому делу. Они стояли у пруда, глядя, как утки за хлеб дерутся. -- Прости? -- проговорил Азирафаил. -- Мне казалось, что это было большое дело. -- Я не уверен, -- покачал головой Кроули. -- Подумай об этом. Я готов все свои деньги поставить, настоящим большим делом будет вот какое -- все Мы против всех Них. -- Что? Ты имеешь в виду, Небеса и Ад против Человечества? Кроули пожал плечами. -- Конечно, если он все изменил, может, и себя изменил. Возможно, от силы своей избавился. Решил жить человеком. -- О, я очень на это надеюсь, -- ответил Азирафаил. -- Вообще, я уверен, ничего другого ему не дозволят сделать. Э. Разве нет? -- Я не знаю. Никогда нельзя уверенным быть насчет того, что вправду задумано. Планы внутри планов. -- Прости? -- переспросил Азирафаил. -- Ну, -- проговорил Кроули, который об этом думал, пока голова не разболелась, -- неужели никогда обо всем этом не задумывался? Ты знаешь -- твои люди и мои люди, Небеса и Ад, добро и зло, все эти вещи? Я имею в виду, почему? -- Насколько я помню, -- протянул ангел, -- был мятеж и... -- А, да. А почему он произошел, э? Я имею в виду, не должен был, так? -- отозвался Кроули, во взгляде которого видна была маниакальность. -- Если может кто-то построить вселенную за шесть дней, он не позволит такой штучке произойти. Если, конечно, не хочет, чтоб она произошла. -- Ой, ну не надо. Будь благоразумен, -- сказал на это Азирафаил. -- Это нехороший совет, -- покачал Кроули головой. -- Совсем он не хорош. Если сядешь и обо всем этом благоразумно подумаешь, додумаешься до кое-чего весьма странного. К примеру: зачем людей любопытными делать, а затем положить запретный плод там, где они его видят, а рядом чтоб мигал большой неоновый палец и говорил "ВОТ ОН!"? -- Я никакого неона не помню. -- Я имею в виду, метафорически. Я имею в виду, что бы он сделал, если б правда не хотел, чтоб они его ели, а? Я имею в виду, может, увидеть ему хотелось, как все пойдет. Может, все это часть огромного плана основ мира. Все-все. Ты, я, он, все. Такой большой тест, чтобы увидеть, правильно ли все построенные вещи работают, а? Начинаешь думать: это не могут быть огромные космические шахматы, должен быть очень сложный солитер. И не утруждайся отвечать. Если б мы могли понять, мы бы собой не были. Потому что это все... все... В ОСНОВАХ МИРА, -- подсказала фигура, кормящая уток. -- Да. Точно. Спасибо. Они глядели, как высокий незнакомец аккуратно выкидывает пустой пакет в мусорный ящик и уходит прочь по траве. Потом Кроули кивнул головой. -- Что я говорил? -- спросил он. -- Не знаю, -- ответил Азирафаил. -- По-моему, ничего важного. Кроули мрачно кивнул. -- Давай я тебя на совместный завтрак соблазню, -- прошипел он. И они опять пошли в "Ритц", где загадочным образом был свободен столик. И, возможно, недавние напряжения на природу реальности повлияли, ибо, пока они ели, соловей пел на Площади Беркли. Никто его за шумом машин не слышал, но он там был, это уж точно. x x x Был час дня, воскресенье. На протяжении последнего десятилетия воскресный ланч в мире сержанта Охотников на Ведьм Шедвелла проходил одинаково. Он сидел на расшатанном, прожженным сигаретами столе в своей комнате, пролистывая старое издание какой либо из книг Библиотеки Охотников на Ведьм [Капрал Охотников на Ведьм Ковер, библиотекарь, 11 пенсов дополнительно per annum . Прим. авт.] -- книг по магии и Демонологии -- "Некротелекомникон" или "Liber Fulvarum Paginarum", или старую, любимую -- "Malleus Mallefacurum, Молот Ведьм" ["Эта книга -- блокбастер на века; от всего сердца рекомендую" -- Папа Иннокентий VIII. Прим. авт.]. Потом раздавался стук в дверь, и мадам Трейси кричала "Ланч, мистер Шедвелл", а Шедвелл бормотал "Бесстыдная проститутка", и ждал шестьдесят секунд, чтобы дать бесстыдной проститутке время вернуться в ее комнату; затем он открывал дверь и поднимал тарелку с печенкой, которая обычно была аккуратно накрыта другой , чтобы печенка не остыла. И он вносил ее в комнату, и он ее ел, стараясь -- впрочем, не особо, -- не проливать подливку на страницы, которые он читал [Правильный собиратель оценил бы библиотеку Армии Охотников на Ведьм в миллионы. Собиратель этот должен был быть очень богат, а также наплевать был должен на следы подливки, обожженную сигаретами бумагу,замечания на полях или страсть покойного Младшего Капрала Охотников на Ведьм Вотлинга пририсовать очки и усы на все гравюры -- изображения ведьм и демонов. Прим. авт.]. Так было всегда. Вот только не в это воскресенье. Для начала, он не читал. Он просто сидел. А когда раздался стук в дверь, он немедленно поднялся и открыл его. Не надо было ему спешить. Не было никакой тарелки. Была одна мадам Трейси, на ней была брошка с камеей, а на губах -- незнакомого оттенка помада. Также она стояла так, что запах ее духов был очень силен. -- Да, Бесстыдница? Готов мадам Трейси был весел, быстр и ломок от неуверенности. -- Привет, мистер Ш, я тут подумала, после всего, что вместе за последние два дня пережили, глупо было бы мне для вас тарелку оставлять, так что я для вас место устроила. Пойдемте... "Мистер Ш?". Шедвелл осторожно за мадам Трейси последовал. Прошлой ночью он опять видел сон. Он его и не помнил в общем-то, только одну фразу, которая все еще отдавалась эхом в его голове и его беспокоила. Сон, как и события предшествовавшей ночи, скрыл туман. Вот какие слова он помнил: "Ничего плохого нет в охоте на ведьм. Хотелось бы мне быть охотником на ведьм. Просто, ну, надо по очереди этим заниматься. Сегодня мы пойдем охотиться на ведьм, а завтра спрятаться можем, и будет ведьм черед на НАС охотиться...". Во второй раз за последние двадцать четыре часа -- во второй раз за всю свою жизнь -- он вошел в комнаты мадам Трейси. -- Садитесь сюда, -- велела ему та, указывая на кресло. У этого кресла там, куда клали голову, была салфеточка, на сиденье лежала подоткнутая подушка, а еще внизу стояла маленькая табуретка для ног. Шедвелл сел. Мадам Трейси положила поднос на его колени, и смотрела, как он ест, и убрала поднос, когда он кончил. Затем она открыла бутылку "Гиннеса", налила его в стакан и дала сержанту, а затем пила свой чай, пока он хлебал свое пиво. Когда она поставила свою чашку, та нервно зазвенела в блюдечке. -- У меня кучка денег отложена, -- проговорила она -- без всякой, вроде, цели. -- И знаете, иногда я думаю, что будет славно купить маленькое бунгало где-нибудь подальше от городов. Уехать из Лондона. Я его назову Лавры, или Конец-Делам, или, или... -- Шангри-Ла, -- предложил Шедвелл, и понять не мог, почему. -- Именно, мистер Ш. Именно. Шангри-Ла. -- Она ему улыбнулась. -- Удобно, дорогой ? Шедвелл -- с нарастающим ужасом -- понял, что ему удобно. Ужасно, ужасающе удобно. -- Да, -- осторожно проговорил он. Ему никогда раньше так удобно не было. Мадам Трейси открыла еще одну бутылку "Гиннеса" и поставила ее перед ним. -- Только есть проблема с маленьким бунгало, названным -- какая у вас умная была идея, мистер Ш? -- Э. Шангри-Ла. -- Шангри-Ла, именно, оно не на одного рассчитано, ведь так? Я имею в виду, два человека, говорят, двое могут тратить столько же денег, столько один. ("Или пятьсот восемнадцать", -- подумал Шедвелл, вспо