ичать и звать на помощь. - Помогите! - попробовала она крикнуть, но получилось слишком тихо и неубедительно. Она чувствовала себя глупо, как актриса, фальшиво играющая в плохой пьесе. - На помощь! Крысобой выпустил блузку и ударил Джейн по лицу. Было больно. Она ударилась затылком о дерево, шляпа слетела с головы и упала в высокую траву. Ноги подкосились, и Джейн упала. Сейчас он меня изнасилует, поняла она. Придется Меланхтону меня спасать. Я ведь обещала ему хранить невинность. Если это со мной случится, я стану для него бесполезной. Но дракон не давал о себе знать. Он был занят чем-то другим. Она попыталась призвать его, сосредоточившись на его тайном имени, на командных кодах, на том, что смогла наспех припомнить из его схемы. Надеясь, что расстояние не слишком велико, она молчаливо кричала изо всех сил, призывая его на помощь. Но дракон не откликался. Крысобой возился с ее поясом. Она ухватилась обеими руками за пряжку, не давая ее расстегнуть, и он снова ударил ее, на этот раз в живот. Она невольно разжала одну руку, но другой продолжала держаться за пряжку. Он отдирал ее пальцы. Из глотки у него вырывалось какое-то клокочущее блеяние. Джейн вцепилась ногтями ему в лицо. Вот ее жизнь - унижение за унижением, сплошной, непрекращающийся кошмар! - Прекратить сейчас же! Джейн подняла глаза и окаменела. Вот уж не думала она, что когда-нибудь обрадуется, увидев это лицо! Это был Кошкодав. Он протянул свою лапищу и поставил Джейн на ноги. Она торопливо подтянула брюки, застегнула пряжку. Когда она снова подняла глаза, Крысобой уже исчез. Было слышно, как он ломится сквозь заросли. - Порочная девчонка! - Губы Кошкодава побелели от негодования. Его еле заметные брови сошлись в комическую ижицу над бесстрастными стеклами очков. Он толкнул Джейн на тропинку, схватил за шиворот. Блузка обтянула ей грудь, больно врезалась под мышками. - Грязное маленькое чудовище! - Но я же не виновата! - Она чувствовала, что ее лицо начинает распухать. Неужели Кошкодав может думать, что это все было с ее согласия? Когда она так избита! - Это Крысобой! Он... - Молчать! Он потащил ее за шиворот через лужайку, полную гостей, и втолкнул в ресторан. Она успела заметить метрдотеля, заснувшего в кресле. Кошкодав втолкнул ее в гардероб и с шумом захлопнул дверь. - Это так-то ты платишь за все мои заботы! Дрянь такая! Развратница! Соблазняешь моих славных мальчиков! - Он был вне себя от негодования. - А я-то думал, что мы уже все о тебе знаем! Но такое!.. Внезапно он сделал паузу и наклонился к ней поближе. Его ноздри дрогнули. - От тебя еще и спиртным разит! Казалось, он никогда не замолчит. Слушать его было невыносимо, и не только потому, что он не давал ей ни слова сказать в свое оправдание. Он еще, так же точно, как и Крысобой, заново разъярялся, стоило ей отвести глаза. Она не могла понять, что он говорит. Каждое слово ударялось в нее, как твердый предмет - молоток, глиняная кружка, камешек, - а смысл от нее ускользал. Наконец Кошкодав выдохся: - Убирайся! Он распахнул дверь. Потом крикнул ей вслед: - И не забывайте, молодая особа, мы с вас глаз не спускаем! Не думайте, что вы нас провели! Ничего подобного! Джейн поплелась прочь. Стоял тихий голубоватый час - уже не день, но пока и не вечер. Покачивающиеся повсюду китайские фонарики еще не зажгли. Джейн не плакала. Она привыкла сдерживаться. В голове у нее был сумбур. Крысобой, Детолов, Кошкодав, таинственный голос в лесу - все это сплелось в один клубок. Столько злобы обрушилось на нее - словно ее собственное потаенное раздражение обратилось против нее же. Лицо болело, мысли обрывались и путались. Она не могла идти домой в таком состоянии. Меланхтон встретит ее молчанием, в котором она почувствует злорадство. В конце концов, все вышло как он хотел, хоть и без его участия. Она ощущала во рту вкус его мрачного веселья. Кто-то над ней подшутил - злобно и непристойно. Все ее знакомые еще угощались. В Торговый двор с таким лицом ехать было нельзя. Значит, оставалось только одно место, куда она могла пойти. *** - Ну, подруга, ты даешь! Ты что, подралась? - Ты бы видел, как тому досталось, - ответила она старой шуткой. Но прозвучало это слишком тихо, слишком невесело. Шутка не получилась. - Я хочу закрасить твои вмятины. - Она постаралась улыбнуться. - Ты, наверное, новый красивый был. Мятлик, беспокойно повел глазом: - Эй, сразу красить нельзя! Надо сначала убрать ржавчину. - Знаю! Я так и хочу сделать. - Она надела очки и противопылевую маску, включила электрическую шлифовальную машинку. - Слушай, подруга, я тебе, конечно, доверяю, ты не думай, только ты все-таки поставь зеркало, чтобы я мог видеть, что ты делаешь. Нам так и разговаривать будет удобнее. Джейн, поколебавшись, кивнула. Нашла зеркало, установила. - Так. Первым делом найди, где ржавчины не так много. Вон там, например, на боку... Через полчаса левый бок у него выглядел вполне пристойно. Не идеально, может быть, но несколько слоев краски - и будет как новенький. Джейн тоже чувствовала себя получше. Так на нее действовала работа. Напряженная, требующая сосредоточенного внимания, она, как ничто другое, успокаивала нервы и прогоняла дурные мысли. - Ну что, сестренка? - сказал Мятлик. - Ты, вижу, малость успокоилась. Может, теперь скажешь, что с тобой стряслось? - Нет, Мятлик, слишком долго рассказывать. И потом, ты все равно не знаешь этих людей. - Кого, например? - Ну, Крысобоя, Кошкодава... - Это я-то Кошкодава не знаю? Мы с ним старые кореши. Ты вот послушай. В прошлом году приперся он в цех, а я тут как раз кое-кому рассказывал про свои подвиги на войне. А этот гад и попер на меня - ты, говорит, не военная модель. Представляешь? Якобы я все вру. Ну я этой суке показал, какая я модель. Как наступлю ему на ногу - три косточки сломал. Больше носа сюда не кажет. - Правда? - Джейн еле удержалась от смеха. - Дорогие детишончики! - Мятлик довольно точно изобразил Кошкодава. - Ну-ка, скажите мне все слова на букву "ха"! Три, четыре! Так, правильно! А еще? ...? Хорошо! Еще! ...! Недурно! А еще? Как, неужели никто не знает? А ... - то? Джейн хохотала до колик и никак не могла остановиться. Она смеялась и смеялась, словно вся боль, весь страх, скопившиеся у нее внутри, выходили потоками неудержимого смеха. - Ой, перестань, я больше не могу! - задыхаясь, проговорила она. - Вот так-то лучше! - сказал Мятлик. - Утри слезы, подруга! И пошли их всех на ..., коли шуток не понимают. Глава 9 - Я тут прикинула, - сказала Джейн, - знаешь, сколько надо возиться, чтобы тебя полностью восстановить? Дракон не отвечал. Он, как обычно, наблюдал мерионов. Крохотные солдатики стройными рядами отправлялись на войну. Тягачи величиной с мышей волокли пушки размером с игрушечный пистолетик и прочие смертоубийственные орудия. Над башнями танков, каждый из которых был чудом миниатюризации, поднимались ниточки дыма. - Целые годы! Никакого ответа. - Десятилетия! Никакого ответа. - Века! Молчание. Она раскрыла гримуар и прочла вслух: - Изготовление одного дракона класса "Молох" требует семидесяти человеко-лет высококвалифицированного труда. Здесь не учитываются системы вооружения, наблюдения и связи, поскольку их монтируют впоследствии. - Она слегка повысила голос. - Если же прибавить рабочее время, пошедшее на изготовление деталей, закупленных в готовом виде у поставщиков, общий итог составит не менее восьмидесяти шести человеко-лет. - Она захлопнула гримуар. - Восемьдесят шесть лет! Я помню, Питер провозился три дня, когда чинил проводку у лошади, а устанавливали ее, наверное, минут десять. Прохладный ветерок занес в окно кабины тополиный лист - желтый и заостренный, как наконечник копья, - и уронил на колени Джейн. Это было похоже на знак. Знать бы еще, что он предвещает! - Ты меня обманывал! Дракон не сводил глаз с колонны пленников, поднимающихся по бесчисленным храмовым ступеням. Наверху ждали жрецы, зажав в руках невидимые ножи. Храмы располагались по сторонам семиугольника, фасадом к дракону. Издали это напоминало стилизованное изображение его морды. Меланхтон и мерионы уже не могли обходиться друг без друга: он давал им сырье и материалы для промышленности, они же занимали и развлекали его. - Ты взял с меня обещание починить тебя, и я обещала, но это невозможно, и ты это знаешь и всегда знал. Почему ты заставил меня пообещать невозможную вещь? Дракон не отвечал. Она выскочила наружу, оставив люк нараспашку. Прежде чем спрыгнуть с лестницы, убедилась, что не наступит на мериона. Она и раньше об этом заботилась, а теперь это стало совершенно необходимо - прогресс вооружений привел к тому, что они с легкостью могли убить ее, раздави она хоть кого-нибудь. Повернув голову, она крикнула: - Я в Торговый двор! Но вместо этого она пошла к Питеру. Ей хотелось увидеться с Гвен. *** Гвен была в дурном настроении. В это утро началась официальная компания по выдвижению кандидатуры в ивовые королевы будущего года. Выдвинули пятерых - но ни одна из них Гвен не нравилась. - Ты только погляди, сплошные кухарки! - Она потрясла стопкой листовок. - Змейку выдвинули, эту кривляку - я что, и к ней должна относиться всерьез? Да у нее под ногтями грязь! - Гвен горько засмеялась. - Мой костер подожжет особа с волосатыми ногами. Не знаешь, смеяться или плакать! - Ничего, кого бы ни выбрали, она войдет в роль. - Питер выбрал один из листков. - Вот эта довольно симпатичная. - Он подмигнул Джейн. - Я бы мог влюбиться. - Вы заплатите за эти слова, господин-с-холма, - зловеще пообещала Гвен. Она протянула листок Джейн. - Ты посмотри, как она красится! Слой штукатурки на морде. Джейн посмотрела - девушка была в миллион раз красивее ее. Никогда, никогда ей не стать такой! - Да, лицо как маска. - Вот именно, Питер, а что мы тут сидим? Мне здесь надоело! Пойдем куда-нибудь! Втроем! - Клубы еще не скоро откроются. - А почему обязательно клубы? Как будто, кроме танцев, других занятий нет. Поедем ко мне! Джейн никогда у меня не была, правда, Джейн? Надо же ей хоть разок поглядеть. Поехали! Вызванный нажатием кнопки экипаж ждал у края тротуара, когда они спустились. Черный гном распахнул перед ними дверцу кареты, а когда они сели, взобрался на козлы и взял в руки вожжи. Внутри карета была обита серым бархатом с черной отделкой. Там был и встроенный бар, но Джейн не решилась его открыть. Гвен всю дорогу мрачно глядела в окно. У Гвен была роскошная квартира на последнем этаже. Джейн видела ее впервые. Питер не любил здесь бывать - в квартире Гвен принимала своих друзей мужского пола. Джейн с изумлением смотрела на белый концертный рояль, роскошные цветы в высоких вазах, на громадную круглую кровать с водяным матрацем. - Попробуй, как удобно! - Секунду поколебавшись, Джейн бросилась на кровать. Упругая волна пошла по матрацу, закачала ее, как лодку. Гвен сделала пальцами магический знак, и скрытые моторы начали покачивать кровать. Еще один знак, и заиграла музыка. Такой роскоши Джейн не видела никогда. Можно было лежать на белых атласных простынях и любоваться своим отражением, медленно поворачивающимся в громадном зеркале на потолке, как новое созвездие в небе. Звуковые колонки были вделаны в раму кровати. Когда "Томагавки" запели "Последнюю мамину просьбу" из альбома "Выхода нет", волны глубокого баса шли прямо через ее тело, отдаваясь в животе. - Чудесно! - воскликнула Джейн. - Не правда ли? - Гвен сдернула ее с постели. - Пойдем посмотрим остальное. - Она повела ее по квартире, открывая двери. - Здесь сауна, здесь я взвешиваюсь. Это ванная. - А это что такое? - Это биде. - А-а! - сказала Джейн, покраснев. Был в квартире и игрушечный грот с крохотным озерцом внутри. В углублениях искусственных камней цвели орхидеи. Ветви вьющихся растений свисали до самой воды, а на дне горели цветные электрические лампочки. В огромных шкафах висело непредставимое количество одежды. На туалетном столике стояло столько флаконов с духами, что рядом с ним трудно было дышать. Гвен взяла один из флаконов и чуть-чуть подушила длинную шею. - Я знаю, что мне неприлично это говорить, но не могу ничего поделать - здесь восхитительно, правда? - Сдохнуть можно! - саркастически отозвался Питер. Это были его первые слова с тех пор, как они сюда вошли. Он отдернул портьеру, раздвинул пальцами планки жалюзи и тут же их отпустил. - А вид до чего обалденный! - Ну не надо так! - Гвен выдвинула ящик комода и из-под груды кружевного белья достала маленькую серебряную табакерку. - Нюхнем для бодрости? Она взяла овальное зеркальце без рамки. Они сели втроем на край кровати. Зеркало в руках Гвен было как маленькое горное озеро. Ее отражение тонуло в его глубине, словно прекрасное видение. Она насыпала на зеркальце три горстки волшебного порошка, взяла соломинку и в три приема изящно втянула в ноздри одну из них. - А-а-а! - вздохнула она. Питер взял у нее зеркало и соломинку и втянул в себя вторую порцию. Потом протянул все Джейн. С испугом заглянув в зеркало, она взяла соломинку, стараясь держать ее так же, как Гвен, и вдохнула. Мелкие пылинки обожгли ей дыхательные пути. Глаза широко открылись, все вокруг стало как-то отчетливее, ярче, словно она мгновенно выздоровела от какой-то болезни, затуманившей ей зрение. Джейн нагнулась, чтобы понюхать еще. - Стоп! - Гвен ухватила ее за волосы и оттащила от порошка. - Ты представляешь себе, сколько эта пакость стоит? - Ты за нее все отдашь, - проворчал Питер. - Спасибо, дорогой, ты так мил1 - Она нахмурилась, но тут же потянулась и порывисто обняла его. С лукавой улыбкой она спросила Джейн: - Я никогда тебе не рассказывала, как мы с Питером познакомились? - Ей это совершенно неинтересно! - Нет, очень интересно! Расскажи, пожалуйста! - Ладно. Когда я была молодая... - Питер поднял два пальца, это значило: два года назад, - ... я жила в ужасном месте. В прицепе, можешь себе представить, на краю болота, там был целый поселок из таких домиков на колесах. Комары как кусались - ужас! - а на деревьях водились белые обезьяны, которые могли прыгнуть на тебя и затащить к себе наверх, если поздно идешь. Они могли откусить все пальцы на руках и на ногах и уши тоже. Я знала девушку, которая лишилась носа. Гвен вздрогнула. Даже вздрагивала она красиво. - Я так мучилась там! У меня ничего не было. И вот однажды... Она замолчала, подняв глаза кверху, словно всматриваясь в свое прошлое. Джейн чувствовала прилив сил и бодрости, ее тянуло плясать, сердце стучало. Она делала над собой усилие, чтобы не запрыгать на кровати. Профиль Гвен восхищал ее своей красотой - такой чистый, законченный рисунок! Джейн в нетерпении наклонилась: - Что? Что тогда случилось? - А? Ну, в общем-то, ничего. Если под "случилось" ты понимаешь какое-то событие или чьи-то слова, которые меня подтолкнули. - Она насыпала на зеркало еще порошка, наклонилась и растолкла его позолоченным бритвенным лезвием. - Просто я не могла больше этого выносить. Такое ужасное однообразие, понимаешь? Все дни как один - серые, серые, серые!.. Я ушла. Она сделала паузу и нюхнула еще порошка. - От нашего поселка тянулась тропинка в глубь болота. По бокам ее была свалка - негодные холодильники, строительный мусор. Стояли лужи химических отходов. Их покрывала густая коричневая пленка. Но не все. Были лужи, которые тянулись за тобой, от них приходилось убегать. Некоторые были такие красивые-красивые, бирюзовые, от них шли ядовитые испарения, можно было умереть, если засмотришься. Но потом эта тропка приводила в первозданные, нетронутые места. Там были пруды, очень глубокие, до самого сердца земли, и в них росли черные яблоки. - Черные яблоки? - Да. Я шла больше часа, вся вспотела и исцарапалась. Но я нашла один такой пруд. Было так тихо, вода гладкая, как зеркало. Я огляделась вокруг, нет ли кого, и разделась. На мне были ужасная цветастая блузка и мешковатые джинсы. Я сбросила эту дешевую дрянь. Грело солнце, дул легкий ветерок... Я показалась себе такой красивой! - Ты и была очень красивой, - серьезно сказал Питер. - Милый он, правда? Но не перебивай. Ну вот, я набралась храбрости, вздохнула глубоко и бросилась в воду. Это был единственный храбрый поступок за всю мою жизнь. - Гвен положила зеркальце на колени, перевернула табакерку и постучала по донышку, но ничего не высыпалось. - Тьфу ты, черт! Больше нет? Питер! Ты же должен был запастись! - Она отшвырнула табакерку и зеркало. - Надоело мне здесь! Пошли отсюда! - Куда? - спросил Питер. - А, плевать, все равно куда! Клубы скоро откроются, придумаем что-нибудь. Пошли! Опять внизу ждала карета. Они сели, поехали. Гвен застучала ладонью в вверх. "Быстрее!" Гном поехал быстрее. Одно прикосновение к кнопке - и раздалась музыка. Группа "Лешие", альбом "Майский день". Гвен смотрела в окно. - И что было дальше? - спросила Джейн. - Когда ты бросилась в пруд. Гвен вздрогнула, повернулась к ней, нахмурилась. Потом ее настроение снова изменилось, и она улыбнулась. - Я погружалась все глубже. Сначала вода была коричневая, как чай, но потом стала густо-черной, и я уже ничего не видела. Я перестала донимать, погружаюсь я или поднимаюсь, но, конечно, я опускалась, потому что поверхность не показывалась. Легким было больно, а уши - ты не представляешь! - как будто в них гвозди забивали. Ко мне что-то прикасалось, щупальца или усики, нежно-нежно, словно меня ласкало множество маленьких любовников. Потом они стали настойчивее, опутали меня, как веревки, зажали лицо. Я тонула. И, хотя этого я и хотела, я невольно начала бороться. Но, как я ни билась, я только еще больше запутывалась. Наконец я уже не могла пошевелиться. И тут что-то ударило меня по губам. Оно было мягкое, как перезрелая слива, а величиной с мой кулак. Это и было черное яблоко, я это сразу поняла. Обычно они растут гораздо глубже, но это почему-то оказалось недалеко от поверхности. И я подумала: как сладко умереть с яблоком во рту. Гвен протянула руку и положила Питеру на колено. Он чуть придвинулся к ней, и она рассеянно стала поглаживать его бедро изнутри. - Я откусила кусочек. Оно было вовсе не сладкое, нет! Оно было горькое-горькое, восхитительно горькое. Питер закрыл глаза и пробормотал: - Ну вот, худшее позади. - Щупальца выпустили меня, и я стала подниматься. Меня переполняла энергия, а вода делалась все светлее, все ярче. Я видела круг яркого света - это была поверхность пруда, и вот по ней пошла рябь... - А что это за черные яблоки? - спросила Джейн, но никто ей не ответил. - Я стоял на берегу, и тут она вынырнула. Это было фантастическое зрелище, никто такого не видел! Только что ничего не было, и вдруг прекрасная, обнаженная... - Питеру не хватало слов. - Словно солнце взошло среди ночи. - А что ты делал на болоте? - Собирал пиявок для урока фармакологии. Так что с Гвен мне повезло, потому что на ней висели сотни... - Питер! - ...громадных пиявок, зеленых, золотых, они были везде - на груди, на лице, на ногах - везде! Мы их сто лет снимали. - Сукин ты сын! Ты же обещал об этом молчать! - И не думал обещать. - Я тебе приказывала, а это то же самое. - Она стукнула его в грудь, потом стала щекотать. Он обмяк от смеха, прижавшись к окну. - Негодяй! Предатель! - Карета накренилась. Снаружи была враждебная улица, а внутри - свет, смех, тепло. Джейн чувствовала себя неловко, и все же ей было очень хорошо. Гвен перестала щекотать Питера. Когда он отдышался, она схватила его руку и начала, причмокивая, облизывать кончики пальцев. - Чего бы ты хотел? - Она заглянула ему в глаза. - Скажи мне, чего бы тебе сейчас хотелось? Он ответил без всякой надежды: - Ты знаешь, чего я хочу. Быть с тобой, только вдвоем, вместе, всегда. Гвен откинулась на сиденье. - Да, - томно сказала она, - это было бы мило, верно? Может быть, на Джейн еще действовал порошок - правда, возбуждение прошло, оставив только чувство пустоты и сухости в горле, - но, возможно, порошок имел замедленное дурманящее действие - во всяком случае, Джейн сказала: - Послушай, ведь жертва должна быть добровольной, правда? Что будет, если ты просто откажешься? Тогда они возьмут вторую прошлогоднюю кандидатку, а вы с Питером будете свободны. Ты сможешь вернуться к нормальной жизни. Глаза Гвен сверкнули: - Но я не хочу возвращаться к прежней жизни! Я хочу, чтобы эта жизнь продолжалась без конца. - Но... - Ох, да что ты вообще понимаешь! Кто ты такая? Лесовица дремучая! Джейн стало больно. - Зачем ты так? Питер знаками просил ее замолчать. - Ах, теперь мы замечания будем делать! Нечего меня учить! Ты уж подождала бы немножко и тогда говорила бы обо мне что вздумается, так нет, тебе надо оскорблять меня в лицо, пока я еще жива! - Я... Гвен зарыдала. Все получилось ужасно. - Мы недалеко от Торгового двора. Хочешь, я выйду? - Да, думаю, так лучше. Когда карета остановилась, Питер вышел вместе с Джейн и неловко обнял ее. Понизив голос, он сказал: - У нее это пройдет. Мы немножко потанцуем, а потом поедем ко мне... Не расстраивайся. Утром она будет снова такая, как всегда. Он улыбнулся печальной, обреченной улыбкой. *** Итак, Джейн все-таки попала в Торговый двор. Она заметила Саломе и Хебога на скамейке у крохотного поля для гольфа. Это был просто аттракцион для развлечения покупателей, Поле украшали искусственным дери и стилизованные фанерные мельницы. За ними присматривал помирающий от скуки тролль, который в данный момент дремал, опустив голову на руки. Играющих не было. Хебог и Саломе сидели рядышком, на колени их был небрежно брошек свитер, Когда Джейн подошла, рука Хебога вынырнула из-под свитера и потянулась почесать подбородок. Саломе, покраснев, начала сворачивать свитер. Джейн, к своему крайнему удивлению, поняла, что они тайком держали друг дружку за руки. - Привет, ребята! Саломе рассеянно кивнула. - Привет, Сорока! - ответил Хебог. - Это Крысобой меня так называет. Мне больше нравится Джейн. - Что там у вас случилось? - с любопытством спросил Хебог. - Ты с ним больше не ходишь? Собрав все свое самообладание, Джейн ответила металлическим голосом: - Крысобой и я никогда не "ходили" вместе, ни в каком смысле, виде или форме. Мы дружили одно время, но больше мы не друзья. И, даст Богиня, дружить не будем. - Да, он так и сказал, что вы расплевались. Джейн не успела найти достойный ответ. Заговорила Саломе: - Слушай, ты давно видела Скакуна-и-Свинтуса? У них сейчас на двоих три с половиной глаза. То есть глаза три, но у среднего две радужки, каряя и голубая. Ужас! Они еще посплетничали, а потом Джейн сказала: - Мне нужно что-нибудь для Гвен. У нее плохое настроение, хочу ее немножко порадовать. - Например, свитером? - спросил Хебог. Саломе ткнула его пальцем под ребро. - Да нет, хотелось бы что-нибудь более праздничное. Украшение, может быть. Гвен обожает украшения. - Скоро начнутся холода. Свитер был бы практичнее. - Поищи в "Доме Оберона", - предложила Саломе. - Там самые лучшие украшения. - Она бросила быстрый взгляд на запястье, на котором не было никаких часов. - Ой, поздно как! Нам пора бежать! Конечно, в такой одежде, как у нее, зайти в "Дом Оберона" было немыслимо. Прежде всего пришлось украсть блузку получше. После некоторых колебаний она выбрала шелковую с муаровыми разводами, персикового цвета. Брюки могли бы сойти, будь у нее приличные туфли, а не стоптанные кеды, а воровать туфли - пустое дело: без примерки никогда не будут по ноге. Поэтому она решила спереть дорогие джинсы. Кроме того, нужны были сумочка, хорошая косметика и шарф - из тех, безумно, неестественно дорогих, даже если учитывать ручную работу и прочее. Ко всему этому побольше бижутерии и черные очки помоднее - и тогда даже самый опытный и недоверчивый продавец, только взглянув на нее, сразу решит: полукровка, эльфийское отродье. Все это заняло у нее полных три дня субъективного времени. Нельзя же было все время вертеться у прилавков, это могло привлечь внимание охранников. Приходилось воровать пищу. Одна только Богиня знала, сколько раз ей пришлось заходить в туалет для переодевания, пока она не приняла нужный вид. Но дело того стоило. Когда она вошла в "ДО", продавщица-ореада чуть не сломала ногу, когда бросилась к ней, боясь, что другие продавцы перехватят. Джейн сообщила, что ее интересует, и ореада проводила ее к третьей по роскоши витрине, отперла витрину и откинула крышку, чтобы Джейн могла рассмотреть товар. Пресыщенно и лениво Джейн вела пальцем по брошкам - и вдруг на одной задержалась. Круглая серебряная брошь изображала луну в четвертой фазе - с изрытой кратерами яркой четвертушкой и путаницей блестящий линий на темной стороне. При ближайшем рассмотрении оказалось, что сложнейший узор этих линии не нарисован, а тончайшим образом вырезан, образуя лабиринт, по которому свободно может скользить небольшой изумрудик, похожий на яркую слезу. Джейн поддела его единственным своим необкусанным ногтем и повела по запутанному пути через ночной мрак. "Гвен будет в восторге", - подумала она. Продавщица назвала цену. - О, - с сожалением сказала Джейн, - боюсь, что на этой неделе не получится. Мама покупает корову. - Ореада стала закрывать витрину. Джейн, глядя в сторону, спросила: - А вон те бусы, из черного коралла, они дешевле? Когда продавщица посмотрела на бусы, Джейн протянула руку за спину, туда, где, как она точно запомнила, лежала брошь, и схватила ее. Опускающийся край витрины легонько, будто крылом бабочки, задел пальцы. Брошка упала в задний карман джинсов. - Да, намного дешевле. - Тогда мне их не надо! Джейн позволила ореаде продемонстрировать еще две витрины, после чего вежливо, но твердо сказала, что подумает. У священного источника она подобрала медную монетку на счастье, хорошенько огляделась по сторонам и выудила брошку из кармана. Чья-то рука схватила и сжала ее руку, вдавив брошь в ладонь. Булавка больно вонзилась в кожу. - Попалась! - сказал Сучок. - Ой! - Джейн вырвала руку и пососала ранку. - Дурак! До крови поцарапал! - Не думай отпираться. - Он уставил на нее свои вытаращенные глаза. - Мы давно знали, что ты воруешь. Кошкодав не зря говорил, мы с тебя глаз не спускаем. Джейн молчала. - Мне вообще-то не обязательно было ловить тебя с поличным. Я мог просто сказать, что видел, как ты что-то стащила. Мне бы поверили. - Он взял ее за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. - Думаешь, нет? Она сбросила его руку. - Тогда зачем тратить слова? - Чтобы ты поняла, как это серьезно. Вообще-то у меня есть предложение. - Что еще за предложение? - Мы с тобой похожи. - Он так долго молчал, что Джейн задумалась - может, он уже все сказал, а она по глупости не поняла. - Я не... - начала она, но тут он заговорил снова: - Мы с тобой оба изгои, мы на них на всех не похожи. Мы можем делать такое, что они никогда не смогут. Ты же ведь это знаешь, правда? Она в недоумении покачала головой. Его выпученные глаза, круглые, как морские камешки, без выражения таращились на нее. От него пряно пахло потом. - "Есть вещи поинтереснее воровства, - сказал он. - Я тебя научу. - Он наклонился к ней и втянул носом воздух. - Ты знаешь, о чем я. Носом чую, что знаешь. Джейн видела, что он говорит серьезно. - Ты хочешь, чтобы я... чтобы я стала такой, как ты? - Стукачкой? Да! Предложение такое. Я не доношу, что ты воруешь. Ты получаешь стипендию. Я буду твоим наставником. Ты делаешь то, что я тебе говорю. - Джейн смотрела на него с ужасом, он на нее - уверенно и спокойно. - Это очень просто. Ты выдашь Саломе и этого гнома, скажешь секретарше, чем они занимаются. Я скажу им, что ты исправилась. Они поверят. Они всему верят, что я им говорю. - Ни за что я не стану доносить на друзей! - Ну так я донесу. И опять Джейн видела, что он говорит правду. Хебог и Саломе пострадают в любом случае. Но, если она согласится на его предложение, будет хоть какая-то польза для нее самой. - И для верности ты мне скажешь свое имя, а я тебе скажу свое. - Но это... - "невозможно", хотела она сказать. - Это навсегда? Да, я знаю. - Он смотрел на нее не мигая, опустив руки по швам. - Можешь поступить в университет, если хочешь. Я поеду с тобой. Куда ты поедешь, там и я буду, ближе, чем самый близкий друг. Мы будем читать одни и те же книги, есть из одной тарелки. Спать в одной постели. Только сейчас, мгновенным прозрением, Джейн поняла, как Сучок одинок. Товарищи боялись и ненавидели его, начальники терпели, но не уважали. Он был настолько выключен изо всех нормальных отношений, что и сейчас не понимал, как ему нужно с ней разговаривать - угрожал, когда надо было убеждать, запугивал, когда надо было улыбаться. Его предложение, конечно же, было искренним. - Нет, никогда! - почти выкрикнула она. Он оглядел ее с ног до головы. Она дрожала. Он понюхал ее волосы, наклонился и понюхал колени и - она отскочила - промежность. - Ты еще ничего не решила, - сказал он. - Даю тебе время до завтрашнего утра. Я носом твое решение учую. - Он показал ей брошку-луну - Джейн совсем о ней забыла - и добавил: - А это я возьму как залог. Он сунул брошку за щеку, повернулся и ушел. *** - Убей его! - попросила она. - Ну что тебе стоит! Меланхтон молчал. Границу жизненного пространства мерионов обозначали бледно-фиолетовые огни. В темноте двигались машины. Дракон упорно глядел в землю, не желая разговаривать, но Джейн чувствовала подспудные вихревые токи, электромагнитный резонанс гнева. Она знала его имя. Она могла приказать ему - один раз ей это удалось, значит удастся и в будущем. В этом она не сомневалась. Но рано или поздно ей придется покинуть кабину, и тогда он сможет обратить на нее свою ярость. Она была в безопасности только до тех пор, покуда его нужда в ней была больше, чем его гнев. - Послушай! Он хочет со мной спать. Я тебе обещала, что этого не будет, помнишь? Это изменяет электрический потенциал в ауре, ты сам мне объяснял, я тогда не смогу чинить твою электронику, все будет тут же ломаться. Ты это сам, говорил, вспомни! Бесполезно, он молчал. Джейн снова сложила на кресло учебники, надела ночную рубашку. Развернула тюфяк, постелила простыни и легкое одеяло, теплое одеяло сложила на всякий случай в ногах. Ночи делались все холоднее. Что поделаешь, осень. Джейн легла спать. Она лежала с закрытыми глазами, но сон не шел к ней. Она снова и снова пыталась объяснить себе все ту же загадку: молчание дракона. Может быть, он унижен тем, что существо с человеческой кровью подчинило его себе, и мелко мстит ей - заботится о ее главных нуждах, а в остальном не замечает. С другой стороны, дракон изощрен и хитер. Может быть, он хочет спровоцировать ее на какой-нибудь отчаянный шаг. Может возникнуть ситуация, в которой она, боясь ему доверять, поступит именно так, как ему нужно, в соответствии с каким-нибудь его сложным замыслом. Может быть, он уже манипулирует ею, управляет каждым ее движением, мыслью, эмоцией, опутав ее сетью своего коварства, столь изощренного, что она его даже не замечает. Может быть, он просто выжил из ума. Школьный порядок держался страхом, а уровень страха, распространяясь концентрическими кругами, нарастал по мере приближения к директорскому кабинету. Этой комнаты боялись самые грозные учителя. Ее дверь всегда была закрыта, и время от времени оттуда доносились леденящие кровь вопли ужасного создания, заключенного там. Кабинет секретарши находился поблизости от директорского. Хозяйка кабинета с горящими глазами слушала донесение школьного надзирателя Сучка. При каждом его слове Кошкодав пыхтел от негодования. Джейн еле держалась на ногах, так ей было страшно. Наконец Сучок закончил. - Ну и ну! - Секретарша стояла на одной ноге, засунув костлявое колено под мышку. - Столько лет я здесь работаю, но такой испорченности и бесстыдства мне видеть не доводилось. Думаю, относительно наказания двух мнений быть не может? Она поглядела на Кошкодава. Он откашлялся и отвел глаза. Она повернулась к Сучку. Этот твердо встретил ее взгляд. - Хорошо, - сказала она наконец. - Бросим это испорченное дитя василиску. Сучок и Кошкодав, избегая глядеть на Джейн, выволокли ее в коридор. Приоткрыв дверь директорского кабинета, втолкнули ее туда. Дверь захлопнулась. Джейн оглянулась и увидела чудовище. Оно восседало на стопке бумаги, загаженной зеленоватым пометом. Василиск цеплялся когтеподобными пальцами за край письменного стола. Это было двуногое без перьев, с кожей бледной, как у курицы, длинной шеей и какими-то недоразвитыми обрубками на месте крыльев. Его круглый живот был упруг и плотен, как барабан, а остальное тело вялое, дряблое, будто вареное. Но самым страшным было его лицо. Глаз на нем не было, лба тоже, только крошечные человеческие уши и рот, громадные мягкие губы, блестящие от какой-то слизи. Носа тоже не было, эта тварь дышала ртом и при каждом вздохе всхлипывала, как от великой боли. Глядя на это странное существо, Джейн невольно попыталась представить себе, каково это - быть заключенным в такую оболочку. Эта судьба показалась ей еще отвратительнее, чем само создание. Она хотела отвернуться и не смогла. Он захлопал своими покрытыми гусиной кожей обрубками-крыльями. Потом внезапно вытянул бледную шею вперед и вниз и широко раздвинул мягкие, резиновые губы. Показались зубы, ровные и белые, и розовый влажный язык. Джейн отпрянула от его пронзительного вопля. Все померкло у нее перед глазами. Она оказалась где-то там, где не было ни времени, ни пространства, ни мыслей, ни воздуха. Это было абсолютное отрицание сущего, полная пустота. А потом, вздрогнув, она снова обрела себя в директорском кабинете. Она в ужасе глядела на василиска, на его закрытый, мокрый от слюны рот. Джейн защитило беспамятство, но его черный, слепой крик все еще отдавался у нее во всем теле. Ей хотелось добежать до ближайшего туалета и там извергнуть из себя вместе с желчью невыносимую мерзость, которая, она чувствовала это, замарала всю ее изнутри - язык, рот, все внутренности. И тут ей наконец удалось отвести взгляд от василиска и посмотреть на директора. Директор, не шевелясь, сидел за письменным столом. На нем был темный костюм-тройка, галстук. Руки неподвижно лежали на коленях. Глаза смотрели на неепристальным взглядом рептилии, без малейшего проблеска эмоций. Это был Болдуин. Едва не задохнувшись, она с трудом подавила восклицание. Значит, ее все-таки разоблачили! Меланхтон обещал укрыть ее от разоблачения, от преследования. От допросов. Очередная ложь! Такого острого отчаяния, такой покинутости и беспомощности, как сейчас она еще не испытывала никогда. Но Болдуин молчал и, хотя не сводил с нее глаз, не сделал ни малейшего движения, чтобы задержать ее, когда она отступила к порогу. Рука Джейн была уже на дверной ручке, когда она заметила на коленях у Болдуина папку. Это была обычная картонная папка, и он крепко держал ее двумя руками. Что-то сказало Джейн, что она должна на нее посмотреть. "Я схожу с ума", - подумала она. Но, преодолев неприязнь, заставила себя подойти к нему. Глаза Болдуина следили за ее рукой, потянувшейся к папке. У него были бледные руки, покрытые крупными старческими веснушками. Осторожно она взяла папку двумя пальцами и потянула. Папка выскользнула из его рук, глаза Болдуина поднялись следом. На папку был наклеен листок с именем. Джейн прочла его. Питер-с-холма. Охваченная нетерпением, она раскрыла папку. В ней был один-единственный листок папиросной бумаги, больше ничего. Он был исписан бледными чернилами, неразборчиво - Джейн не могла читать его здесь, в таком состоянии. Она сложила листок вчетверо и сунула за пазуху. Болдуин не пошевелился, даже когда она вкладывала папку назад, в его руки. Джейн медленно вышла в пустой коридор. Какой-то учитель, выходящий в этот момент из класса, заметил ее и торопливо нырнул обратно. Он явно не хотел ничего знать. Медленно, не чувствуя ног, ничего не видя вокруг, шла она по коридору. Голова кружилась. У кабинета секретарши Кошкодав и Сучок схватили ее за руки и втащили внутрь. - Что он тебе сказал? - спросила секретарша. - Что он сказал? До этой минуты Джейн сдерживалась. Но сейчас ее самообладание рухнуло, и она разрыдалась. Страх и отвращение переполняли ее. - У нее истерика! - Секретарша подняла руку и закатила Джейн такую пощечину, что звон пошел. - Что он сказал? - прокричала она, брызгая слюной. И тут Джейн какой-то холодно-расчетливой стороной своей натуры, глубоко до сих пор запрятанной, о которой сама раньше не подозревала, оценила ситуацию и увидела, какие возможности она несет. О том, что произошло в кабинете, никто из них знать не мог. Они все так панически боялись директора, что не осмеливались встречаться с ним лицом к лицу. Они знали о его намерениях столько же, сколько о намерениях Дамы Луны. - Он сказал, что я должна стать алхимиком, - прорыдала она. - Сказал, что вы должны дать мне стипендию. Троица обменялась недоуменными взглядами. То, что они услышали, было невозможно, но еще менее реальным казалось им, что можно лгать после встречи с василиском. Слова Джейн были невероятны, но неоспоримы. В конце концов, что они могли тут поделать? Секретарша села за машинку и начала заполнять бланки. Глава 10 У бокового входа курили, сбившись в стайку, девушки-стрекозы. Их тела и после созревания оставались на вид совершенно детскими, и это придавало им какой-то извращенно-порочный вид. Джейн видела их каждый день, они собирались, сплетничали, и их прозрачные крылышки трепетали от возбуждения. Узкобедрые и безгрудые, одетые в дорогие тесные джинсы и прозрачные шелковые блузки, небрежными щелчками пальцев они разбрасывали по двору свои окурки в ярко-алой помаде. Джейн выбрала одну, которая показалась ей чуть дружелюбнее остальных, и дождалась, пока она отойдет в сторону. - Извини, пожалуйста... Стрекоза, уже пройдя мимо, остановилась и бросила презрительный взгляд через Плечо. - А, воровка... - сказала она в пространство. - Посмотри-ка! - Джейн вынула из сумочки серебряный амулет - кованый цветок каланты, - изящную вещицу и весьма недешевую. Джейн стащила его нынче утром, пропустив ради этого уроки, и, если бы попалась, шуму было бы много. Но рискнуть пришлось, потому что приносить украшения домой она не могла. Магия холодного железа губила их, они заболевали и умирали. Серебро заиграло в солнечных лучах. Стрекоза широко раскрыла глаза. - Это тебе. - Мерси! - Она протянула за вещицей тощую руку. Джейн отдернула свою. - Но не даром. Глаза стрекозы стали тусклыми, злыми. Губы раздвинулись, обнажив остренькие жемчужные клыки. Джейн отважно продолжала: - Где можно узнать... как предохраняться? Полное недоумение. - Предохраняться? Тебе? - Стрекоза откинула голову и расхохоталась - безжалостным эльфийским смехом. - Ну что, берешь или нет? - Давай сюда! Едва коснувшись узкой ладони, амулет мгновенно исчез из виду. Стрекоза, отвернувшись, поспешила прочь. Но в