убавить паруса. Боцман велел матросам убрать брамсель, марсель и топсель, оставив бизань, косой фок и стаксели, которых было достаточно, чтобы преодолеть расстояние, отделявшее нас от суши, за несколько часов. Капитан велел бросить лот. Глубина под днищем составила сто двадцать морских саженей, и дно было гладкое. Погода оставалась ясной, лишь на юго-востоке и на юго-западе небо начали затягивать облака. Из-за них было трудно разглядеть очертания берега, напоминавшего скорее пар, плывущий по небу, появляющийся в разрыве облаков и снова исчезающий за тучами. В конце концов мы сошлись во мнении, что суша поднимается над морем на высоту двадцать пять -- тридцать саженей -- по крайней мере в наивысшей части. Трудно поверить, что мы поддались галлюцинации, однако волнение заставляло сомневаться в очевидном. Разве не естественно для сердца сжиматься от сотен страхов, когда оказывается близка желанная цель?.. Эти берега сулили нам столько надежд или разочарований, что нам легче было бы, если бы перед нами оказался всего лишь призрак земли, всего лишь тень, которая вот-вот ускользнет из-под носа. От волнения у меня кружилась голова, мне представлялось, что "Халбрейн" уменьшается в размерах, превращаясь в крохотную шлюпку, затерявшуюся в океанских просторах... Имея на руках морские карты, даже простейшие компасные, с очертаниями берегов, заливов и бухт, мореход может смело идти вперед. В любом ином районе мира капитан не явил бы никакой доблести, поспешив причаливать к берегу. Однако здесь от него требовалась осторожность и еще раз осторожность, пусть даже перед нами не было никаких препятствий. Несмотря на наступление ночи, видимость не ухудшилась: ведь солнце еще не заходило за западный горизонт и продолжало освещать косыми лучами бескрайние антарктические просторы. Показания в судовом журнале свидетельствовали, что температура воздуха продолжает падать. Градусник показывал в тени не более 32°F (0°С){Вряд ли путешественники могли наблюдать такую температуру морской воды: при нормальной океанической солености (около 35 г солей на 1 л воды) температура замерзания составляет -1,9°С.}. Температура воды равнялась всего 26°F (-7,33°С). Оставалось гадать, с чем связано это похолодание в самый разгар антарктического лета... Так или иначе экипажу пришлось вспомнить про шерстяную одежду, заброшенную со времени прохождения припая месяц назад. Правда, шхуна шла по ветру и волны холода пока что были малочувствительны. Однако все понимали, что следовало поспешить. Застрять в этих краях и рисковать зимовкой значило бы испытывать терпение Всевышнего. Лен Гай несколько раз проверял направление течения с помощью тяжелых лотов и пришел к выводу, что оно начинает отклоняться в сторону. -- Пока непонятно, что перед нами -- континент или остров, -- промолвил он.-- Если континент, то придется предположить, что течение нашло себе проход на юго-востоке... -- Вполне вероятно, -- отвечал я, -- что твердь Антарктиды сведена здесь до размеров ледяной шапки, вокруг которой можно описать круг. Во всяком случае, следовало бы занести в журнал те наблюдения, которые вызывают наименьшие сомнения... -- Что я и делаю, мистер Джорлинг, -- откликнулся капитан.-- Мы накопили очень много наблюдений над этим сектором южных морей, бесценных для мореплавателей, что пойдут за нами следом. -- Если среди них найдутся такие, кто дерзнет подняться столь высоко! Чтобы очутиться здесь, мы воспользовались счастливым стечением обстоятельств: чрезвычайно ранним наступлением лета, более теплой, чем обычно, погодой, быстрым вскрытием льдов. Такое повторяется раз в двадцать, а то и в пятьдесят лет... -- Я благодарю за это Провидение, мистер Джорлинг! Теперь во мне снова ожила надежда. Раз хорошая погода держится так долго, то почему мой брат и остальные не могли высадиться на этом берегу, куда направлены и ветры, и течение? Если это удалось нашей шхуне, то могло удаться и их шлюпке. Они вряд ли стали бы пускаться в путешествие, не собрав достаточных запасов. Наверное, в их распоряжении было все то, что на протяжении стольких лет дарил им остров Тсалал... Должно быть, они захватили оружие и патроны... Здешние воды кишат рыбой и морским зверем. Да, мое сердце вновь переполнено надеждой! Как бы мне хотелось стать старше на несколько часов!.. Хотя я и не разделял безоговорочно ожиданий Лена Гая, я был счастлив, что он поборол уныние. Вдруг при счастливом завершении поисков мне удастся уговорить его продолжить их, теперь уже ради Артура Пима? "Халбрейн" медленно скользила по поверхности прозрачной воды, кишевшей рыбой всех известных видов. Морских птиц стало больше, чем раньше, и они, уже не ведая страха, летали вокруг мачт и садились отдохнуть на реи. Матросы подняли на борт несколько белых лент длиною в пять-шесть футов, оказавшихся колониями миллионов крошечных моллюсков, переливающихся всеми цветами радуги. Вдали показались киты, бодро выпускающие в воздух фонтаны, и я заметил, что все они плывут к югу. Оставалось предположить, что море в этом направлении простирается достаточно далеко. Шхуна прошла еще две-три мили, не пытаясь ускорить ход. Представшая нашим взорам береговая линия тянулась с северо-запада на юго-восток -- в этом, по крайней мере, не могло быть никаких сомнений. Однако и после трех часов, на протяжении которых шхуна приближалась к суше, мы не могли ничего на ней разглядеть, даже и при помощи подзорных труб. Экипаж, столпившийся на полубаке, помалкивал, не выдавая своих чувств. Джэм Уэст, проведший целых десять минут на вантах фок-мачты, откуда он наблюдал за горизонтом, не смог рассказать ничего определенного. Я стоял у левого борта позади рубки, не сводя глаз с линии, где море сливалось с небом, непрерывность которой нарушалась только на востоке. Неожиданно ко мне приблизился боцман и без всяких предисловий выпалил: -- Разрешите поделиться с вами одной мыслью, мистер Джорлинг... -- Делитесь, боцман, только не рассчитывайте, что я поспешу согласиться с ней, даже если она покажется мне верной, -- отвечал я. -- Моя мысль верная, и чем ближе мы будем подходить, тем это будет яснее -- во всяком случае, тому, кто наделен зрением. -- Выкладывайте вашу мысль! - Она заключается в том, что перед нами никакая не земля, мистер Джорлинг... -- Что это вы такое говорите, боцман?! -- Приглядитесь внимательнее. Вытяните палец и посмотрите вправо от него... Я повиновался. -- Видите? Пусть виски из фляжки станет мне поперек горла, если все эти массы не перемещаются, только не относительно шхуны, а относительно друг друга... -- И вы заключаете из этого, что... -- ... это движущиеся айсберги. -- Айсберги?! -- Они самые, мистер Джорлинг. Неужели боцман прав? Выходит, нас ожидает немалое разочарование... Раз это не берег, а просто ледяные горы, дрейфующие в океане, то... Очень скоро к тому же мнению склонился весь экипаж, и никто уже не верил, что в той стороне лежит какая-то земля. Еще через десять минут наблюдатель в "сорочьем гнезде" крикнул, что северо-запада к нам приближается флотилия айсбергов, которая может перерезать нам путь. Новость эта привела всех в сильнейшее уныние. Прощай последняя надежда! Для капитана Лена Гая это было весьма болезненным ударом. Выходило, что земли, затерянные в южных морях, следовало искать в еще более высоких широтах, безо всякой, впрочем, надежды на успех... -- Поворачивай назад! Назад! -- раздался дружный крик. Да, матросы с Фолклендов в один голос выразили свою волю, требуя немедленного возвращения, -- им не понадобилось даже Хирна. Более того, большинство старой команды придерживалось, как видно, того же мнения. Джэм Уэст, не посмев призвать их к молчанию, замер, дожидаясь команды капитана. Гратиан плотнее сжал рукоятки штурвала, готовясь к развороту, а его товарищи, взявшись за кнехты, ждали сигнала, чтобы отдать шкоты. Дирк Петерс неподвижно стоял, прислонившись к фок-мачте, с опущенной головой, поникший, с перекошенным ртом, не в силах вымолвить ни слова. Внезапно он бросил на меня взгляд- о, что это был за взгляд, полный одновременно мольбы и ярости!.. Не знаю, что за сила заставила меня вмешаться, еще раз подать голос... Наверное, все дело было в последнем доводе, неожиданно пришедшем мне в голову, -- доводе, в разумности которого никто не смог бы усомниться. Итак, я взял слово, решившись переспорить и убедить всех до одного, и в голосе моем прозвучало столько убежденности, что никто не осмелился меня прервать. Вот в чем состояла, собственно, моя речь: -- Нет! Еще остается надежда!.. Земля не может быть далеко! Перед нами вовсе не паковые льды, образующиеся в открытом море из-за накапливания льда. Ведь это айсберги, а айсберги обязательно должны откалываться от твердого основания, то есть континента или на худой конец острова. Время для вскрытия льда наступило недавно, поэтому они не могли отойти далеко от суши... Позади айсбергов нас ждет берег, на котором они образовались... Еще сутки, максимум двое -- и вот тогда, если земля так и не покажется, капитан отдаст команду поворачивать на север! Я не знал, удалось ли мне убедить их или следовало еще раз помахать приманкой в виде премии, воспользовавшись тем, что среди них не было на этот раз Хирна, который наверняка стал бы подстрекать их, крича, что их опять обманывают и что шхуну ждет неминуемая гибель... Тут мне на помощь пришел боцман со своей неизменной усмешкой. -- Верно сказано. Я, к примеру, придерживаюсь того же мнения, что и мистер Джорлинг. Земля наверняка совсем рядом... Отправившись на ее поиски за айсберги, мы запросто ее отыщем и при этом не слишком перетрудимся... Всего-то градус к югу -- что за беда, тем более что от этого в карманах зашелестят лишние сотни долларов? Не будем забывать, что их приятно не только распихивать по карманам, но и извлекать оттуда!.. Кок Эндикотт решил поддержать своего приятеля боцмана. -- Вот здорово-- доллары!-- закричал он, показывая два ряда зубов ослепительной белизны. Теперь все зависело от экипажа: прислушается ли он к доводам Харлигерли или вздумает сопротивляться, если "Халбрейн" устремится в направлении айсбергов?.. Лен Гай снова взялся за подзорную трубу и направил ее на скользящие по воде льдины. Понаблюдав за ними какое-то время с величайшим вниманием, он твердо приказал: -- Курс зюйд-зюйд-вест! Джэм Уэст отдал команду провести необходимый маневр. Немного поколебавшись, матросы предпочли повиноваться и принялись брасопить реи и натягивать шкоты; паруса шхуны наполнились ветром, и она ускорила ход. Когда маневр завершился, я подошел к боцману и, отозвав его в сторонку, сказал: -- Спасибо, боцман! -- Что ж, мистер Джорлинг, -- отвечал он, качая головой, -- на этот раз обошлось. Но в следующий раз уже нельзя будет налегать на фал изо всех сил. Тогда уже все пойдут против меня, даже Эндикотт... -- Однако в моих словах не было ни капли неправды...-- с живостью возразил я. -- Не стану спорить, ваши речи походили на правду. -- Вот именно, Харлигерли! Я сказал только то, что думал. Я нисколько не сомневаюсь, что за айсбергами нас ждет земля... - Возможно, мистер Джорлинг, возможно! Только пусть она покажется не позже, чем через два дня, -- иначе уже ничто не сможет помешать нам лечь на обратный курс. На протяжении следующих суток "Халбрейн" шла в юго-западном направлении, хотя ей часто приходилось менять галсы и замедлять бег, ибо льдов вокруг становилось все больше. Вскоре нас окружил лес айсбергов. Однако на пути не встречалось ни паковых льдов, ни дрейфующих ледяных полей, с которыми мы познакомились у кромки припая на семидесятой параллели, ни той ледяной каши, в которую превращался полярный океан под воздействием штормов. Напротив, огромные массы льда проплывали мимо нас с величавой медлительностью. Закрадывалось подозрение, что они образовались всего несколько дней назад. Однако при высоте сто -- сто пятьдесят футов каждый айсберг должен был весить не менее нескольких тысяч тонн, поэтому Джэм Уэст, ни на секунду не покидавший палубу, тщательно наблюдал за тем, чтобы не возникла угроза столкновения. Но, сколько я ни всматривался в просветы между айсбергами, мне никак не удавалось разглядеть землю, при виде которой наша шхуна смогла бы направиться прямиком на юг. Нет, ничто вокруг не позволяло надеяться на лучшее... До сих пор капитан мог всецело доверять показаниям компаса. Магнитный полюс, до которого оставалось еще много сотен миль, ибо он лежит в восточном полушарии, никак не воздействовал на магнитную стрелку, которая, вместо того чтобы колебаться на шесть-семь румбов, как это происходит вблизи магнитного полюса, уверенно показывала направление, не вызывая сомнений в точности показаний. Итак, вопреки моим надеждам, земля все не появлялась, и я начинал спрашивать себя, не забрать ли круче к западу, пусть даже "Халбрейн" удалится при этом от точки, в которой скрещиваются все меридианы... Час уходил за часом, а так как их было отпущено всего сорок восемь, то людьми прямо на глазах овладевало отчаяние, и они все с: меньшей охотой соблюдали дисциплину. Еще полтора дня -- и всеобщий упадок сил станет необратимым. Шхуна неминуемо повернет на север... Экипаж молча производил маневры, подчиняясь отрывистым командам Джэма Уэста -- повернуть ли круче к ветру при проходе узкого пролива, дабы избежать столкновения, встать ли кормой под самый ветер. Однако, несмотря на бдительность командиров, умение матросов и безупречное маневрирование, шхуна то и дело со скрежетом терлась о края айсбергов, после чего на их сверкающей поверхности оставались длинные полосы смолы. Тут и у самого бесстрашного не могло не сжаться от ужаса сердце при мысли, что борта вот-вот лопнут и тогда в трюм хлынет вода... Отмечу, что окружавшие нас ледяные горы имели весьма крутые склоны, так что высадиться на них было бы совершенно невозможно. Кроме того, здесь не было ни тюленей, которые обычно в больших количествах населяют ледяные поля, ни даже крикливых пингвинов, которых "Халбрейн" заставляла тысячами нырять в воду в более низких широтах. Птиц над мачтами и то поубавилось, а оставшиеся стали заметно пугливее. При виде этих безжизненных мест в душу каждого закрадывалось ощущение тревоги, даже ужаса. Разве можно было надеяться, чтобы люди с "Джейн", даже если бы случай занес их в эти дикие края, смогли отыскать здесь приют и просуществовать сколь-нибудь долго? Если же и "Халбрейн" была суждена гибель, то приходилось сомневаться, сможет ли хоть кто-нибудь засвидетельствовать потом факт ее исчезновения... Я подметил, что с того момента накануне, когда шхуна, шедшая прежде к югу, отклонилась в сторону, чтобы обогнуть айсберги, в обычном поведении метиса произошла разительная перемена. Теперь он проводил почти все время под фок-мачтой, не желая глядеть в сторону моря, и лишь изредка вставал на ноги, чтобы поучаствовать в маневрах шхуны, делая это, впрочем, без былого рвения и сноровки. Судя по всему, он совсем пал духом. Я не хочу сказать, что он отказался от надежды, что его товарищ жив, -- нет, подобная мысль просто не могла бы родиться в его мозгу. Однако инстинкт подсказывал ему, что, следуя этим курсом, шхуна не найдет следов бедного Пима... "Поймите, сэр, -- сказал бы он мне, -- это не здесь. Нет, не здесь!.." Что бы я смог ответить на такие слова?.. Часов в семь вечера мы вошли в полосу довольно густого тумана. Плавание в нем было чревато бедой... Позади остался день, полный тревог, надежд и разочаровании. Я совершенно обессилел. У меня только и хватило духу, что добраться до своей каюты и повалиться одетым на койку. Однако сон никак не шел, ибо мое воображение, столь спокойное до недавних пор, было перевозбуждено и в нем рождались самые тревожные мысли. Готов согласиться, что беспрерывное чтение Эдгара По, тем более в столь фантастических краях, неминуемо должно было произвести на меня действие, которого я не предполагал... Назавтра истекут двое суток -- последний срок, на который согласился экипаж, уступив моим настояниям. "Дело идет не так, как вам хотелось?" -- спросил меня боцман, прежде чем я скрылся в каюте. Конечно же, не так! Мы не нашли ничего, кроме флотилий проклятых айсбергов... Если до завтра в просветах между ними не покажется земля, капитан даст команду поворачивать на север. Ах, почему я не командир этой шхуны? Если бы я смог купить ее, пусть это и стоило бы мне всего моего состояния, если бы все эти люди были моими рабами, повинующимися кнуту у меня в руке, то "Халбрейн" ни за что на свете не прервала бы своего путешествия... пусть даже оно завело бы ее в самый центр Антарктиды, к земной оси, где полыхает в небе Южный Крест!.. В моем взбудораженном рассудке теснились сотни мыслей, обид, желаний. Я хотел подняться, но чувствовал, что властная тяжелая рука пригвоздила меня к койке. Меня обуревало желание немедленно удрать из каюты, где меня мучили нестерпимые кошмары, спустить в море одну из шлюпок "Халбрейн", спрыгнуть в нее вместе с Дирком Петерсом, который, не колеблясь, последует за мной, и отдаться воле течения, которое понесет нас на юг... Так я и поступил -- во сне... Наступило завтра. Капитан Лен Гай, оглядев напоследок горизонт, отдает команду поворачивать назад... За кормой привязана шлюпка... Я предупреждаю об этом Дирка Петерса, и мы незаметно спускаемся в нее. Остается разомкнуть стопор... Шхуна уходит, мы все больше удаляемся от нее, подхваченные течением... Нас несет в свободное ото льдов море. Остановка. Мы достигли земли. Я вижу перед собой сфинкса, возвышающегося над полярной шапкой. Я приближаюсь к нему и задаю вопрос... И он открывает мне все тайны этого загадочного края! Потом вокруг монстра начинают происходить все те явления, о которых писал Артур Пим! Завеса мерцающих паров, испещренных полосами света, разрывается -- и перед моим ослепленным взором предстает не фигура нечеловеческого роста, а сам Артур Пим -- несломленный хранитель Южного полюса, развернувший на ветру высоких широт флаг Соединенных Штатов!.. Я не знаю, что случилось потом, -- то ли прервалось мое забытье, то ли, подчиняясь капризам близкого к безумию мозга, один сон сменился другим... Во всяком случае, у меня возникло ощущение, что я пробудился и что равновесие шхуны нарушено, ибо она слегка накренилась на правый борт, хотя море оставалось по-прежнему спокойным. При этом я не ощущал ни бортовой, ни килевой качки... У меня появилось чувство, словно моя койка превратилась в корзину аэростата, словно для меня не существуем более законов тяготения... Я не бредил. Сон сменила реальность... Над моей головой раздались удары, причина которых оставалась для меня неведомой. Перегородки моей каюты отклонились от вертикального положения, словно шхуна улеглась на бок. Еще секунда -- и я слетел с койки, едва не раскроив голову об угол стола... Мне удалось подняться и добраться до бокового иллюминатора; потом я навалился на дверь, открывавшуюся наружу, и она стала приоткрываться... В это мгновение со стороны левого борта послышался треск ломающегося дерева... Неужели шхуна столкнулась с колоссальной ледяной горой, от которой Джэм Уэст не сумел увернуться из-за густого тумана? До моих ушей долетели полные ужаса возгласы, после чего весь экипаж издал один отчаянный крик... Последовал еще один толчок и "Халбрейн" замерла на месте. Глава VII ОПРОКИНУВШИЙСЯ АЙСБЕРГ Мне пришлось ползком добираться до двери рубки, откуда я смог попасть на палубу. Лен Гай тоже не мог подняться с коленей, настолько силен был крен, и безуспешно пытался подтянуться, держась за стойку фальшборта. Недалеко от фок-мачты из-под штормового фока, накрывшего бак, как простыня, высовывались несколько голов. По правому боргу за ванты цеплялись Дирк Петерс, Харди, Мартин Холт и Эндикотт, на черном лице которого застыла гримаса крайнего изумления. Можно было ручаться, что он и боцман готовы отказаться от половины премии, причитающейся им за пересечение всех параллелей, начиная с восемьдесят четвертой!.. Какой-то человек полз в мою сторону, ибо наклон палубы, достигавший пятидесяти градусов, не давал ему распрямиться. Я узнал Харлигерли, который тянулся ко мне, подобно марсовому, увидавшему с вантов землю и указывающему на нее пальцем. Я растянулся на палубе и уцепился за дверь, устранив тем самым опасность соскользнуть в воду. После этого я протянул боцману руку, что позволило ему с некоторым трудом добраться до меня. -- Что произошло? -- только и вымолвил я. -- Мы сели на мель, мистер Джорлинг! -- Мы подошли к берегу? -- вскричал я. -- Берег бывает у земли, -- с неизменной иронией отвечал боцман, -- земля же в этих краях существовала только в воображении Дирка Петерса!.. -- Тогда что же стряслось? -- Из тумана появился айсберг, от которого мы не смогли увернуться. -- Айсберг?.. -- Вот именно, айсберг, да еще выбравший именно это время, чтобы перевернуться вверх тормашками! Переворачиваясь, он зацепил "Халбрейн", подобно ракетке, подхватывающей мячик, так что теперь мы вознеслись на высоту добрых ста футов над уровнем моря. Невозможно было представить себе более ужасную развязку дерзкого путешествия "Халбрейн". Здесь, в опаснейших шпротах, мы оказались лишены единственного средства передвижения, вырванного из родной стихии и оказавшегося на высоте более ста футов!.. Вот это развязка!.. Погибнуть в бурю, не выдержав нападения дикарей, быть раздавленным льдами -- что ж, ни один корабль, отправляющийся в полярные моря, не застрахован от этих опасностей. Но чтобы быть подхваченными ледяной горой в гот самый момент, когда гора переворачивается, и взлететь почти на самую ее верхушку -- нет, это было просто невероятно! Я не знал, хватит ли у нас сил спустить шхуну с такой высоты. Однако в одном я был уверен: капитан Лен Гай, его помощник, старая команда, оправившись от ужаса, не станут поддаваться отчаянию, каким бы тревожным ни представлялось наше положение. Это не вызывало у меня сомнений. Да, они сделают все, чтобы спасти корабль и людей. Правда, оставалось только гадать к каким ухищрениям нам придется для этого прибегнуть .. Пока же айсберг окутывал серый туман. Мы не могли разглядеть на нем ничего, кроме расселины, в которой застряла "Халбрейн". Что касается места, которое занимал наш айсберг во флотилии, плывущей на юго-восток, то по этому поводу оставалось лишь строить догадки... Элементарная осторожность подсказывала, что нам надо покидать "Халбрейн" как можно скорее. В любую минуту айсберг может перевернуться еще раз {Нарисованная буйной фантазией автора картина довольно далека от реальности. Айсберги разрушаются либо с надводной части -- в условиях теплого воздуха и холодной воды (что имеет место в романе; но в этом случае ледяная гора не может перевернуться), либо с подводной части -- когда вода теплее воздуха. Именно во втором случае и происходит переворачивание айсберга, но здесь решающую роль играет не столько подтаивание, сколько раскалывание крупной ледяной горы на меньшие куски и глыбы, нарушающее гидростатическое равновесие айсберга. Но даже в случае переворачивания необходимо достаточно много времени, чтобы таяние ледяной горы привело к новому нарушению ее равновесия}. Тогда шхуна рухнет в пустоту, и вряд ли кто-то из нас останется живым и невредимым -- ледяные глубины проглотят нас, не поперхнувшись... Всего за несколько минут экипаж покинул "Халбрейн", ища убежища на льду и молясь, чтобы айсберг побыстрее вышел из тумана. Слабым солнечным лучам не удавалось проникнуть сквозь его плотную завесу. Правда, люди могли разглядеть друг друга на расстоянии дюжины шагов. "Халбрейн" же представала нашим взорам просто как масса с неясными очертаниями и только благодаря темным бортам выделялась на фоне поблескивающего белоснежного льда. Настало время оглядеться и задаться вопросом, все ли, кто находился в момент катастрофы на борту, остались в живых, не перелетел ли кто-нибудь через борт, в ледяную воду?., Подчиняясь приказу капитана, матросы сбились в плотную группу, в центре которой оказались лейтенант, боцман, старшины Харди и Мартин Холт, а также я. Джэм Уэст устроил перекличку. На зов не откликнулись пятеро: матрос Драп, старый член команды, и четверо новеньких, завербовавшихся на корабль на Фолклендах: двое англичан, американец и матрос с Огненной Земли. Итак, катастрофа уже стоила жизни пятерым. Это были первые жертвы путешествия после отхода с Кергеленов -- вот только последние ли?.. Не приходилось сомневаться, что несчастные погибли, ибо они не отвечали на наш зов; их не смогли разыскать, сколько ни обшаривали айсберг, заглядывая во все трещины, где они могли бы схорониться, уцепившись за какой-нибудь выступ. Когда туман рассеялся, поиски возобновились, но безуспешно. В тот момент, когда "Халбрейн" была подхвачена уступом айсберга, ее сотряс настолько неожиданный и сильный удар, что у этих пятерых, как видно, не хватило сил удержаться на палубе, и теперь мы никогда не отыщем их тел, унесенных в океан... Как только мы поняли, что лишились пятерых своих товарищей, сердце каждого переполнилось отчаянием. Вот когда до каждого дошло, какими опасностями чревато путешествие в глубь Антарктики!.. -- А Хирн? -- напомнил кто-то. Мы узнали голос Мартина Холта. Воцарилось молчание. Мы совсем забыли о гарпунщике -- а ведь его могло расплющить в тесном трюме, где он сидел взаперти... Джэм Уэст устремился к шхуне, забрался на нее с помощью веревки, свисавшей с бака, и проник в кубрик, откуда можно было пробраться в трюм. Мы ждали его возвращения и вестей об участи Хирна в скорбном молчании и неподвижности, хотя этот злой гений экипажа вряд ли был достоин жалости. А ведь многие справедливо полагали, что, послушайся мы его совета, шхуна давно повернула бы к северу и экипажу не пришлось бы топтаться на этом айсберге, ставшем ему последним пристанищем. Немалая ответственность лежала и на мне -- ведь это я рьяно ратовал за продолжение экспедиции... Теперь же я боялся даже подумать об ожидающей меня каре. Наконец на палубе показался лейтенант, а за ним -- Хирн. Каким-то чудом в том месте трюма, где находился мятежный гарпунщик, уцелели и переборки, и обшивка. Хирн покинул шхуну и присоединился к товарищам, не произнеся ни слова, и о нем можно было забыть. Примерно к шести часам утра туман рассеялся, что было вызвано довольно резким понижением температуры. На смену туману пришло обледенение -- частое явление в высоких широтах. Теперь мы могли определить размеры ледяной горы, к которой прилипли, как мухи к сахарной голове. Шхуна казалась снизу не больше утлого ялика... Айсберг имел триста-- четыреста саженей в окружности и сто тридцать -- сто сорок футов в высоту {В 1854 году в Атлантике под 44° южной широты и 28° западной долготы был встречен айсберг высотой 90 м, а в ноябре 1904 г. у Фолклендских островов моряки шхуны "Зенита" определили высоту приближающейся к ним ледяной горы в 450 м}. Подводная его часть должна была быть в четыре-пять раз внушительнее {Таким образом, подводная часть описываемого Ж. Верном айсберга уходила в глубину океана метров на 200 (при высоте надводной части около 40 м), так что опасения Джорлинга относительно нового переворачивания ледяной горы "в любую минуту" явно несостоятельны}, и весь айсберг весил, стало быть, миллионы тонн. Произошло же с нами следующее: более теплая вода подмыла основание айсберга и центр его тяжести стал смещаться, так что в результате дно стало верхушкой и наоборот. При этом "Халбрейн" была подхвачена как бы мощным рычагом. Айсберги частенько кувыркаются таким образом в полярных морях, и в этом состоит главная опасность для приближающихся к ним кораблей. Наша шхуна застряла в расселине на западной стороне айсберга, накренившись на правый борт, с приподнятой кормой и опущенным носом. Мы боялись, что при малейшем толчке она заскользит по склону вниз. На правом борту лопнула обшивка, а в фальшборте зияла трещина длиною в несколько саженей. Камбуз, закрепленный перед фок-мачтой, сорвался и съехал ко входу в рубку. Дверь рубки, по сторонам от которой помещались каюты капитана и старшего помощника, слетела с петель. Стеньга и топсель свалились вниз, оборвав бакштаги. Осколки рей и рангоутов, клочья парусов, бочки, ящики и прочий мусор качались на волнах под айсбергом. Самое тревожное в нашем положении заключалось в том, что одна из двух шлюпок "Халбрейн" -- та, что крепилась над правым боргом, -- была раздавлена и у нас осталась всего одна -- правда, большего размера. Первым делом нам предстояло спасти именно ее. Осмотр шхуны показал, что мачты остались невредимы и могли бы нести паруса. Однако как спустить шхуну на воду?.. Наш корабль находился в положении только что построенного судна на верфи, вот только стапели располагались слишком высоко над водой... Убедившись, что капитан, старший помощник и боцман остались одни, я тут же задал им этот вопрос. -- Операция будет очень рискованной, тут не поспоришь, -- отвечал Джэм Уэст, -- однако без нее не обойтись, так что придется браться за дело. Думаю, надо будет прорубить что-то вроде русла до самого моря... -- И не медля ни дня...-- добавил Лен Гай. -- Слышите, боцман? -- подхватил Джэм Уэст.-- Сегодня же за работу! -- Слышу. Только одно замечание, если позволите, капитан... -- Какое же? -- Прежде чем начать, осмотрим корпус корабля, убедимся, велики ли повреждения и можно ли их устранить. К чему спускать на воду дырявый корабль? Чтобы он немедленно затонул? Предложение боцмана было признано разумным. Туман совершенно рассеялся, и солнце осветило восточную сторону айсберга, откуда было видно обширное пространство моря. С этой стороны склон представлял собой не отвесную скользкую стенку, где некуда пристроить ногу, а был усеян уступами разных размеров и очертаний, так что здесь можно было разбить временный лагерь. Однако приходилось быть все время настороже: сверху в любую минуту могли обрушиться ледяные глыбы, потревоженные малейшим толчком. За утро не одна такая глыба срывалась в море с оглушительным грохотом. У нас сложилось впечатление, что айсберг прочно плывет на новом основании. Если новый центр тяжести ниже ватерлинии, то можно не опасаться очередного кульбита {Кульбит -- в акробатике переворот, то есть перекат вперед с опорой на руки, причем голова прижата к груди}. С момента катастрофы мне ни разу не довелось перемолвиться словечком с Дирком Петерсом. Однако он подал голос при перекличке, поэтому я знал хотя бы, что его нет в числе жертв. Вскоре я увидел его -- он неподвижно стоял на узенькой ледяной ступеньке, и читатель догадывается, куда был устремлен его взор... Капитан, старший помощник, боцман, старшины Харди и Мартин Холт, а также я поднялись к шхуне, чтобы тщательно ее осмотреть. Левый борт предстал нашему взору целиком, ибо шхуна накренилась на противоположный бок, и с той стороны пришлось разбивать лед, чтобы добраться до киля и удостовериться, что от пристального осмотра не укрылась ни одна деталь обшивки. Осмотр продолжался два часа. Итог был следующим: повреждения оказались незначительными и вполне устранимыми. От удара лопнули доски обшивки, обнажив нагели {Нагель -- деревянный или металлический стержень, применяемый для скрепления частей деревянных конструкций, в том числе и деревянных судов}. Однако внутренние шпангоуты оказались невредимы. Наш корабль, построенный специально для плавания в полярных широтах, устоял там, где многие другие, сколоченные на скорую руку, рассыпались бы в одно мгновение. Правда, руль выскользнул из железной окантовки, но и это было поправимо. Повреждения оказались менее серьезными, чем мы опасались. Мы воспрянули духом. Да, воспрянули -- однако сможем ли мы спустить наш корабль на воду?.. После завтрака матросам было поручено выдолбить покатый спуск, по которому "Халбрейн" смогла бы соскользнуть в воду Мы молили Небо, чтобы эта операция увенчалась успехом, ибо разве можно было без ужаса помыслить о том, чтобы дожидаться на этой плавучей горе, уносимой неведомо куда, антарктической зимы? С наступлением зимы всех нас постигнет самая мучительная из смертей -- смерть от холода... Внезапно Дирк Петерс, отошедший от остальных шагов на сто и изучавший горизонт на юге и востоке, крикнул: -- Стоим! "Стоим"? Что имел в виду метис? Дрейф нашего айсберга внезапно прекратился? -- А ведь верно! -- воскликнул боцман.-- Айсберг замер, а может, он и не двигался с тех пор, как проделал свой кульбит... -- Как?! -- вскричал я.-- Неужто стоим? -- Именно, -- отвечал боцман, -- и вот вам доказательство: остальные айсберги движутся, оставляя нас в кильватере. И верно, пять-шесть ближних айсбергов смещались в южном направлении, наш же оставался на месте, словно застрял на мели. Вероятно, новое днище айсберга зацепилось за подводный уступ и останется на нем до тех пор, пока айсберг не дозреет до нового пируэта... Наше положение оказалось хуже, чем мы надеялись, ибо стоять на месте в этих водах куда хуже, чем дрейфовать, пусть даже наугад. При дрейфе мы хотя бы не теряли надежды повстречать островок или даже континент, а то и -- при благоприятном течении и свободном море -- покинуть антарктические воды!.. Итак, три месяца путешествия остались позади -- и чего же мы достигли? Мы уже не помышляем об Уильяме Гае, его спутниках с "Джейн", Артуре Пиме... Теперь нам предстоит употребить все силы для собственного спасения. Если же матросы "Халбрейн" взбунтуются и объявят командиров, а главным образом -- меня, виновными в постигшей нас катастрофе, то этому не стоит удивляться... Что же теперь будет? Ведь, несмотря на гибель четырех моряков, дружки гарпунщика все равно в большинстве. Я видел, что именно эта мысль занимает сейчас Лена Гая и Джэма Уэста. Пусть новичков с Фолклендов теперь пятнадцать против тринадцати, причем на нашей стороне метис, нельзя исключить, что кто-то из "старичков" предпочтет перейти на сторону недовольных, предводительствуемых Хирном. Кто знает -- быть может, эти люди, поддавшись отчаянию, захотят завладеть единственной нашей шлюпкой и устремиться на север, бросив нас на айсберге на произвол судьбы? Осторожность требовала, чтобы мы неусыпно стерегли шлюпку. Однако обрушившиеся на нас несчастья преобразили капитана. Перед лицом невзгод он стал другим человеком. До сих пор он не помьшлял ни о чем, кроме спасения соотечественников, доверив лейтенанту командование шхуной, благо тот был непревзойденным знатоком своего дела. Однако с этого дня он превратился в командира, обретя энергию, необходимую в столь трудных обстоятельствах, и став для матросов вторым авторитетом после самого Создателя. Повинуясь команде капитана, люди собрались вокруг него на площадке чуть правее шхуны. Из "старичков" здесь были старшины Мартин Холт и Харди, матросы Роджерс, Френсис, Гратиан, Берри и Стерн, кок Эндикотт, а также Дирк Петерс; собрались и четырнадцать новичков с Фолклендов, возглавляемые Хирном. Они держались особняком, доверив роль предводителя гарпунщику, который пользовался среди них непререкаемым авторитетом. Лен Гай обвел всю команду твердым взглядом и с дрожью в голосе начал: -- Матросы "Халбрейн"! Я начну с того, что скажу о тех, кто погиб. Пятеро наших товарищей пали в катастрофе... -- Скоро и мы сгинем в этом море, куда нас завлекли вопреки... -- Замолчи, Хирн! -- крикнул Джэм Уэст, побелев от ярости.-- Замолчи, не то... -- Хирн сказал то, что должен был сказать, -- холодно перебил его капитан.-- Однако теперь я требую, чтобы он больше не прерывал меня! Гарпунщик готовился сказать что-то в ответ, ибо он чувствовал поддержку большинства экипажа, однако Мартин Холт подошел к нему и дернул за рукав, заставив промолчать. Лен Гай обнажил голову и голосом, проникающим в самую душу, произнес такие слова: -- Помолимся же за тех, кто погиб в этой экспедиции, предпринятой во имя человеколюбия. Да простит Господь их прегрешения, ибо они пожертвовали собой ради себе подобных, и да услышит Он наши мольбы... На колени, матросы "Халбрейн"! Люди опустились коленями на лед и зашептали слова молитвы. Капитан поднялся первым и велел подняться остальным. -- Теперь, -- продолжал он, -- отдав должное мертвым, вернемся к живым. Им я говорю: даже в столь плачевном положении они станут исполнять все мои приказы. Я не потерплю ни сопротивления, ни малейшего колебания. На мне лежит ответственность за спасение каждого, и я ничем не поступлюсь ради этой цели. Здесь, как и на борту, командир -- я! -- На борту... когда корабля больше нет...-- осмелился подать голос гарпунщик. -- Ошибаешься, Хирн. Корабль перед нами, и мы спустим его на воду. Но пусть даже у нас останется одна шлюпка -- ее капитаном буду я! Горе тому, кто забудет об этом... В тот же день с помощью секстанта и хронометра, не разбившихся при катастрофе, Лен Гай сумел определить наши координаты: мы находились на 88°55' южной широты и 39°12' западной долготы. "Халбрейн" отделял от Южного полюса всего 1°5'-- шестьдесят пять миль... Глава VIII ПОСЛЕДНИЙ УДАР -- За дело! -- призвал Лен Гай, и в тот же день все рьяно принялись за работу. Нельзя было терять ни часа. Каждый понимал, что время решает все. Впрочем, на шхуне оставалось столько припасов, что их с лихвой хватило бы еще на полтора года, так что нам не грозил голод, а тем более жажда, хотя бочки с водой лопнули при ударе и потекли. На счастье, бочонки с джином, виски, пивом и вином оказались в наименее пострадавшем отсеке трюма. По части жидкости нам не грозили трудности, пресной же водой нас стал бы снабжать сам айсберг... Как известно, лед -- не важно, из какой воды он образовался -- пресной или соленой, -- не содержит соли, поскольку переход из жидкого в твердое состояние сопровождается исключением хлористого натрия. Поэтому любой лед может служить источником питьевой воды. Однако предпочтение все же следует отдавать льду зеленоватого оттенка, почти полностью прозрачному. Он образуется из дождевой воды, а она, как известно, лучше всего подходит для питья. Будучи частым гостем полярных морей, наш капитан без труда сумел бы распознать наилучший лед; беда в том, что на нашем айсберге его никак нельзя было бы отыскать, ибо то, что было его надводной частью, при перевороте ушло под воду... Лен Гай и Джэм Уэст решили начать с разгрузки шхуны. Предстояло снять с нее все паруса и такелаж и перенести на ровный лед. Важно было сделать шхуну как можно более легкой, убрав из трюма даже балласт, чтобы спуск на воду проходил в более безопасных условиях. Затем судно можно было бы без труда загрузить снова. Была еще одна, не менее серьезная причина, требовавшая ускоренной разгрузки шхуны. Было бы непростительным легкомыслием оставлять припасы в трюме "Халбрейн", зная, как непрочно она держится на склоне айсберга. Достаточно было толчка, чтобы она опрокинулась в море. Стоило немного сдвинуться льдинам, на которые она опиралась -- и ничто не смогло бы предотвратить самый печальный исход. Если бы вместе со шхуной в пучине сгинула наша провизия, нас ожидала бы плачевная участь. В первый же день наружу были вынесены ящики с солониной, сушеными овощами,