алось, ее темно-голубое кимоно, плотно облегавшее прекрасное, стройное тело, все еще изящно колышется при ходьбе... Мужчины, провожавшие ее взглядами, старались не смотреть друг на друга... Когда дверь бесшумно закрылась, Кийяма задал последний вопрос: - Вы действительно считаете, что госпожу Тода можно арестовать? - Конечно! - Ишидо все еще не отрывал глаз от двери... Ошиба пересекла роскошно обставленную комнату и стала на колени перед футонами. Их окружали служанки и доктора. Солнечный свет проникал сквозь бамбуковые жалюзи и отражался от золотых и красных гравированных украшений на балках, столбах и дверях. Ёдоко, в своей удобной постели за инкрустированными ширмами, казалось, спит - и не спит... Бледное, бескровное лицо окружено капюшоном буддийской накидки, тонкие руки - в узловатых венах... "Как печально, что приходится стареть, - думала Ошиба. - Возраст беспощаден и несправедлив к женщинам! Не к мужчинам - только к женщинам... Боги, защитите меня от старости! - молилась она, - Будда, защити моего сына и помоги ему получить власть! Помоги мне, чтобы я могла защитить его и помогать ему! " Она взяла Ёдоко за руку, приветствуя ее. - Госпожа? - О-чан? - прошептала Ёдоко, называя ее по-домашнему. - Да, госпожа. - Ах, какая ты хорошенькая... Ты всегда такая хорошенькая... - Ёдоко подняла руку и погладила блестящие волосы Ошибы. Молодой женщине было это приятно - она очень любила Ёдоко. - Такая молодая и красивая... так сладко пахнешь. - Повезло тогда Тайко... - У вас что-нибудь болит, госпожа? Могу я чем-нибудь помочь? - Нет, ничем... Я хотела только поговорить... - Глаза у старухи ввалились, но взгляд был ясный, осмысленный. - Отошлите всех отсюда... Ошиба сделала знак всем выйти. - Да, госпожа? Мы одни, я слушаю вас. - Милая моя, заставьте господина генерала отпустить ее... - Он не может, госпожа, - тогда и все другие заложники уедут и мы потеряем такое преимущество. Все регенты с ним согласны. - Регенты! - В голосе Ёдоко слышался оттенок презрения. - А вы согласны? - Да, госпожа. Вчера вечером вы тоже говорили, что ее нельзя отпускать. - Теперь вы должны отпустить ее, или остальные последуют ее примеру и совершат сеппуку, а вы и ваш сын будете опозорены из-за ошибки Ишидо. - Господин генерал верен нам, госпожа, Торанага - нет, прошу прощения. - Вы можете доверять господину Торанаге, а не ему. Ошиба покачала головой. - Простите, но я убеждена, что Торанага решил стать сегуном и уничтожить нашего сына. - Вы не правы. Он говорил тысячу раз... Другие дайме пытаются использовать его для удовлетворения собственных амбиций, они всегда так хотели. Торанага был любимцем Тайко. И он всегда любил наследника. Торанага из рода Миновары. Не поддавайтесь на уговоры Ишидо или регентов. У них свои собственные кармы, свой тайны, О-чан... Почему бы не отпустить ее? Это все так просто. Запретите ей плыть морем, тогда ее можно задержать где-нибудь на нашей территории. Она все еще в сети вашего генерала, вместе с Кири и всеми остальными. Она будет окружена серыми. Подумайте, как поступил бы Тайко или Торанага. Вы и ваш сын будете втянуты... - Голос прервался, глаза замигали. Старая госпожа собралась с силами и закончила: - Марико-сан не сможет возражать против охраны. Я знаю, она сделает то, что обещает. Пусть она уходит. - Конечно, мы подумаем об этом, госпожа, - успокоила ее Ошиба, голос ее был мягок и ровен. - Но за пределами замка у Торанага есть тайные банды самураев, спрятанные вокруг Осаки, - мы не знаем, сколько их, - и у него есть союзники - мы не уверены, кто они. Она сможет бежать. Как только она уйдет, за ней последуют остальные и мы потеряем заложников. Вы же согласились, Ёдоко-сан, - разве вы не помните? Простите, но я спрашивала вас вчера вечером, - разве вы не помните? - Помню, дитя. - Ёдоко все время отвлекалась, ей было трудно говорить. - О, как я хотела бы, чтобы здесь снова появился Тайко, чтобы руководить вами... - Дыхание ее прервалось. - Можно я дам вам чаю или немного саке? - Чаю, да... пожалуйста, немного зеленого чаю... Она помогла ей напиться. - Благодарю вас, дитя. - Голос стал слабеть, напряжение от разговора оказалось для Ёдоко непосильным. - Послушайте меня, дитя... вы должны довериться Торанаге. Выходите за него замуж, заключите с ним такой договор, чтобы сохранить наследника. - Нет, о нет! - запротестовала пораженная Ошиба. - Яэмон может потом править вместо него... А потом - дети от вашего брака. Сыновья вашего сына торжественно поклянутся в дружбе с детьми Торанаги... - Торанага всегда ненавидел Тайко, вы знаете это, госпожа. Торанага - источник всех несчастий, и уже много лет. И вы предлагаете именно его! - А вы? Ваша гордость, дитя мое? - Он враг. Наш враг. - У вас два врага, дитя, - ваша гордость... и необходимость найти мужчину, который был бы ровней вашему мужу... Пожалуйста, послушайтесь меня: вы молоды, красивы, можете иметь детей и заслуживаете мужа... Торанага достоин вас, вы стоите его... Торанага - единственный шанс, оставшийся, у Яэмона... - Нет, он враг! - Он был лучшим другом вашего мужа и самым верным вассалом. Без... без Торанаги... вы разве не видите... ведь Торанага вам помогал... понимаете? Вы сможете влиять на него... руководить им. - Простите, но я ненавижу его - он не любит меня, Ёдоко-сан. - Многие женщины... О чем я говорила? Ах да, многие женщины выходят замуж за мужчин, которые их не любят. Хвала Будде, что я не пережила этого... - Старуха улыбнулась и вздохнула. Это был долгий, печальный вздох, он длился так долго, что Ошиба подумала - уже наступила смерть. Но глаза открылись и опять появилась слабая улыбка, - Разве не так? - Да-да... - Ну, вот и вы... Ну пожалуйста... - Я подумаю об этом. Старые пальцы пытались собраться в кулак. - Я прошу - обещайте мне, что вы выйдете замуж за Торанагу, и я отойду к Будде, зная, что род Тайко будет жить вечно, как и его имя... его имя будет жить... По лицу Ошибы потекли слезы, она нежно погладила замерзшие руки Ёдоко. Умирающая как будто впала в беспамятство... Но вот ресницы ее задрожали... она прошептала: - Ты должна дать уйти Акечи Марико. Не дай ей... не дай ей отомстить нам за то, что Тайко сделал... сделал... с ее отцом... Ошиба была застигнута врасплох. - Что вы говорите? Ответа не последовало. Ёдоко вдруг забормотала: - Милый Яэмон, мой милый сын... ты такой хороший мальчик... но у тебя так много врагов... такой глупый... Разве ты тоже так думаешь, разве... Снова начался спазм... Ошиба гладила и гладила ее руки - так ласково, как только могла. - Наму Амида Бутсу! - прошептала она с великим почтением. Прошел еще один спазм, и старуха внятно произнесла: - Прости меня, О-чан! - Мне не за что вас прощать, госпожа. - Прости меня за многое. - Голос стал еще слабее, лицо угасало. - Слушай... обе... обещай насчет Торанаги, Ошиба-сама... Это важно... пожалуйста... ты можешь ему довериться... - Старые глаза умоляли, приказывали... Ошиба не хотела этого воспринимать, не хотела подчиняться, хотя и знала, что должна повиноваться Ёдоко. Она не поняла того, что ей сказали про Акечи Марико, но в голове у нее все еще звучали слова Тайко, которые он повторял ей тысячи раз: "Вы можете довериться Ёдоко-сама, О-чан, она мудрая женщина-никогда не забывайте этого! Она почти всегда видит правильный путь, и вы всегда можете доверить ей свою жизнь, и жизнь моего сына, и мою собственную". И Ошиба уступила. - Я обещаю... - Она резко оборвала фразу. Лицо Ёдоко осветилось последний раз, и все кончилось. - Наму Амида Бутсу! - Ошиба поднесла ее руку к губам, поклонилась, положила руки умершей на одеяло и закрыла ей глаза, вспоминая смерть Тайко - единственную смерть, которую она тоже видела так близко. Тогда глаза умершему закрыла госпожа Ёдоко - так как это было привилегией жены - и все происходило в той же самой комнате. Торанага ожидал снаружи, как сейчас Ишидо и Кийяма, продолжая бодрствование, начатое еще в предыдущую ночь. - Но зачем посылать за Торанагой, господин? - спросила она тогда. - Вам следует отдохнуть. - Я отдохну, когда умру, О-чан, - ответил ей Тайко. - Я должен позаботиться о наследнике, пока у меня еще есть силы. Так к ним присоединился Торанага - сильный, цветущий, пышущий энергией. Теперь их было четверо: Ошиба, Ёдоко, Торанага и Накамура Тайко, властелин Японии, лежащий на смертном одре. Все ждали последних распоряжений. - Ну, Тора-чан, - сказал Тайко, обращаясь к нему по имени, которое Торанаге когда-то дал Города. Глубоко посаженные глаза Тайко смотрели с маленького, обветренного лица обезьяны, принадлежавшего такому же маленькому телу - телу, которое имело крепость стали, пока несколько месяцев назад не начался этот процесс разложения. - Я умираю. Из ничего - в ничто... Но вы все будете жить, рядом с моим беспомощным сыном... - Не беспомощным, господин. Все дайме будут почитать вашего сына, как они почитали вас. Тайко это было смешно: - Да уж, они будут... Сегодня, пока я жив, - конечно! Но как мне устроить, чтобы Яэмон правил после меня? - Назначьте Совет регентов, господин. - Регенты! - презрительно процедил Тайко. - Может быть, я бы сделал вас моим наследником и дал вам судить, достоин ли Яэмон править после вас. - Я недостоин этого, ваш сын должен сменить вас. - Да, и сыновьям Городы тоже следовало править после него. - Нет. Они нарушили мир. - И вы уничтожили их по моему приказу. - У вас был мандат императора. Они восстали против вашего законного мандата, господин. Дайте мне сейчас ваши приказы, и я буду их исполнять. - Вот поэтому я и позвал вас сюда. И Тайко произнес следующее: - Редко бывает, чтобы сын родился в пятьдесят семь лет, и ужасно, что сын - единственный и надо умирать в шестьдесят три, а других родственников нет и вы властелин Японии... - Да, господин, - отвечал Торанага. - Может быть, было бы лучше, если бы у меня вообще не было сына, тогда я мог бы передать государство вам, как мы и договаривались. У вас больше сыновей, чем у португальцев вшей. - Карма. Тайко засмеялся, изо рта у него потянулась нитка слюны с примесью крови. Ёдоко осторожно вытерла слюну, и он улыбнулся жене: - Благодарю тебя, Ёдоко-сан, благодарю. Потом его взгляд обратился на Ошибу... Она улыбнулась ему, но его глаза теперь не улыбались, только спрашивали, проверяли, задавали вопрос - тот самый, который он никогда не осмеливался произнести вслух, но который, она уверена, всегда был у него в голове: "А на самом деле - сын ли мне Яэмон? " - Карма, О-чан, правда? - Это было сказано очень мягко, но Ошиба так боялась, что этот вопрос зададут в открытую, что сразу же в глазах у нее заблестели слезы. - Нет нужды плакать, О-чан. Жизнь только сон в пределах другого сна. - Старик с минуту лежал задумавшись, потом снова посмотрел на Торанагу и с внезапной, неожиданной теплотой, которой он славился, заговорил: - Э-э-э, старина, что за жизнь у нас была, а? Одни сражения. Сражались бок о бок - вместе мы были непобедимы, мы делали невозможное. Вместе мы усмиряли сильных и плевали на их задранные зады, а они пресмыкались еще больше. Мы... мы делали это - крестьянин и представитель рода Миновара! - Старик хмыкнул. - Послушайте, еще несколько лет и я разгромил бы этих любителей чеснока. Потом с нашими и корейскими легионами резкий бросок на Пекин - и мы на Троне Дракона в Китае. Потом я отдал бы вам Японию, которую вы так хотели иметь, а я бы имел то, что хотел. - Голос у него был сильный вопреки всей его хрупкости. - Крестьянин может взойти на Трон Дракона с почестями и уважением не так, как здесь! - Да, в Китае они придумали умно. Начинал династию всегда крестьянин или сын крестьянина, трон захватывался силой, кровавыми руками. Там не было наследственного замка... Не в этом ли сила Китая? Сила и окровавленные руки, крестьянское происхождение - это я. Правда? - Да. Но вы к тому же и самурай. Здесь вы изменили правила. Вы первый в династии. - Я всегда любил вас. Тора-сан. - Старик с довольным видом прихлебнул чаю, - Да, представьте себе: я - на Драконовом Троне! Подумайте об этом! Император Китая! Ёдоко - императрица, за ней - Ошиба Прекрасная, после меня - Яэмон, и Китай с Японией навеки вместе, как им и следует быть. Ах, это было бы так легко! Потом с нашими войсками и ордами китайцев я бросился бы на северо-запад и юг - и, как проститутки десятого класса, все государства мира лежали бы, изнемогая, в грязи, с широко расставленными ногами, чтобы мы могли взять все, что пожелаем... Мы непобедимы, вы и я, - были непобедимы! Японцы непобедимы! Конечно же, мы знаем, в чем смысл жизни! - Да, знаем. У Тайко странно блеснули глаза: - В чем же? - Долг, дисциплина и смерть! - произнес Торанага. Снова хмыканье, старик, казалось, стал еще меньше, еще морщинистее... И тут же, с той же печалью, которой он тоже славился, сразу потеряв всю свою теплоту, он спросил: - А что регенты? - Голос его стал ядовит и тверд. - Кого бы вы взяли? - Господ Кийяма, Ишидо, Оноши, Тода Хиро-Мацу и Судзияма. Лицо Тайко искривилось в зловещей усмешке. - Вы самый умный человек в империи - после меня! Объясните дамам, почему вы выбрали именно этих пятерых. - Потому что они ненавидят друг друга, но вместе могут управлять и уничтожать любую оппозицию. - Даже вас? - Нет, не меня, господин. - Торанага посмотрел на Ошибу и обращался теперь непосредственно к ней. - Чтобы Яэмон унаследовал власть, вы должны продержаться еще девять лет. Чтобы добиться этого, вам надо кроме всего остального сохранять мир, который установил Тайко. Кийяму я назвал потому, что он главный из дайме-христиан, крупный генерал и самый преданный вассал. Далее, Судзияма - он самый богатый дайме в стране, его семья самая древняя, он всей душой ненавидит христиан и больше всех выиграет, если Яэмон получит власть. Оноши: ненавидит Кийяму, мешает ему властвовать. Он тоже христианин, но словно прокаженный, который хватается за жизнь, - проживет еще лет двадцать... ненавидит всех остальных лютой ненавистью, особенно Ишидо. Ишидо; он разнюхает наши планы - ведь он крестьянин, ненавидит потомственных самураев и ярый противник христиан. Тода Хиро-Мацу: честен, исполнителен, предан и верен как солнце и подобен самому лучшему мечу работы мастера-кузнеца. Ему следует стать председателем Совета. - А вы? - Я совершу сеппуку вместе со своим старшим сыном, Нобору. Мой сын Судару женат на сестре госпожи Ошибы, так что он не опасен, никогда не сможет быть угрозой. Он может наследовать Кванто, если вам будет угодно, при условии что поклянется в вечном подчинении вашему дому. Никто не удивился тому, что предложил Торанага, - очевидно, то же было на уме у Тайко: Торанага один среди дайме представлял собой реальную угрозу. Тут она услышала, как ее муж спрашивает: - О-чан, а что вы посоветуете? - Все то же, что сказал господин Торанага, господин, кроме того, что вам следует приказать моей сестре развестись с Судару, которому следует совершить сеппуку. Господину Нобору следует стать наследником господина Торанага и наследовать две провинции - Мусаси и Химоза, - а оставшаяся часть Кванто должна отойти вашему наследнику, Яэмону. Я советую вам отдать этот приказ прямо сегодня. - Ёдоко-сама? К ее удивлению, Ёдоко сказала: - Ах, Токиси, вы знаете, что я от всего сердца восхищаюсь и вами, и О-чан, и Яэмоном - как своим собственным сыном. Я бы посоветовала сделать Торанагу единоличным регентом. - Что? - Если вы приказываете ему умереть, я думаю, вы убиваете и нашего сына. Только один господин Торанага достаточно умен, авторитетен и опытен, чтобы наследовать ваш Пост. Отдайте Яэмона под его опеку, пока он не подрастет. Прикажите господину Торанаге официально усыновить нашего сына. Пусть Яэмон попросит разрешения совершить сеппуку и уйдет из жизни раньше вас. - Нет, этого делать нельзя, - запротестовала Ошиба. - Что вы скажете на это, Тора-сан? - спросил Тайко. - При всем моем смирении я должен отказаться, господин. Я не могу принять этого и прошу разрешения совершить сеппуку и уйти из жизни раньше вас. - Вы будете единоличным регентом. - Я никогда не отказывался подчиняться вам со времени совершения нашего договора. Но этот приказ я не выполню. Ошиба помнила, как она пыталась убедить Тайко позволить Торанаге покончить с собой, хотя она и знала, что Тайко уже все решил. Но тот передумал, принял наконец частично то, что посоветовала Ёдоко, и нашел компромисс: Торанага будет регентом и председателем Совета регентов. Торанага поклялся в вечной верности Яэмону, но сейчас он ткал паутину, которая опутывала их всех, как последствия этого происшествия с Марико. - Я знаю - это по его приказам, - бормотала Ошиба, поняв, что госпожа Ёдоко хотела, чтобы она полностью доверилась Торанаге. "Выйти замуж за Торанагу? Будда, защити меня от такого позора, от того, чтобы принимать его, чувствовать его вес и как он впрыскивает в меня свое семя! Позор? Ошиба, а разве это не правда? - спросила она себя. - Ты ведь хотела его однажды, еще до Тайко... Мудрый опять был прав в том, что гордость - твой враг и тебе необходимо иметь мужчину, мужа. Почему не принять Ишидо? Он уважает и желает тебя, хочет добиться своего. Им будет легко управлять... Разве не так? Нет, только не этого грубого обитателя рисовых болот! О, я знаю о тех грязных слухах, что распространяют мои враги... Неслыханные дерзости! Клянусь, что скорее лягу со своими слугами, чем оскорблю память моего господина и Ишидо: будь честной, Ошиба, подумай о Торанаге! Неужели ты и правда ненавидишь его, потому что он мог видеть тебя в тот безумный день? Это случилось более шести лет назад на Кюсю, когда она со своими дамами была на соколиной охоте с Тайко и Торанагой. Их охотничья компания разъехалась по большой территории, она ускакала за одним из своих соколов, отбившись от остальных... Оказавшись одна среди лесистых холмов, она внезапно наткнулась на этого крестьянина, собиравшего ягоды сбоку от заброшенной тропинки. Ее первый, слабый здоровьем сын уже два года, как умер, и с тех пор в ее лоне еще не было ни малейших движений, несмотря на все используемые ею позиции, уловки, диеты, обеты, зелья и молитвы, к которым она прибегала, чтобы удовлетворить страстное желание своего господина иметь наследника. Встреча с этим крестьянином была совершенно внезапной. Он глазел на нее, словно она была ками, а она - на него, потому что он был копией Тайко: маленький, похожий на обезьяну... Но он был молод... Ум ее кричал, что это дар богов, о котором она молилась, поэтому она спешилась, взяла его за руку, они углубились в лес на несколько шагов, и она повела себя как сука в течке... Все было словно во сне, - безумие, страсть и грубость, лежание на земле, и даже сегодня она все еще могла ощущать струящийся из него жидкий огонь, его сладкое дыхание, стиснувшие ее руки... Потом она сразу почувствовала его тяжесть, дыхание его стало зловонным, все показалось ей отвратительным- кроме той влаги, и она спихнула его с себя. Он захотел еще, но она стукнула его, обругала - пусть он благодарит Богов, что она не обращает его в дерево за его наглость, - и бедный дикарь упал на колени, моля о прощении, - конечно, она была ками... Почему бы еще такая красавица корчилась в грязи с таким, как он?.. Ошиба с трудом залезла в седло и уехала в полном смятении, скоро потеряв из виду человека на поляне и размышляя, было ли это все сном или явью, не настоящий ли ками этот крестьянин, молясь, чтобы он был ками, его данной Богами сущностью, и принес ей еще одного сына во славу ее господина, принес пир, которого заслужил ее господин... На противоположном краю леса она увидела ожидающего ее Торанагу. Панический ужас охватил ее. "Неужели он..,, видел? " - пронеслось у нее в голове. - Я беспокоился о вас, госпожа, - объяснил он. - Я... все в порядке, благодарю вас. - Но ваше кимоно все порвано, в волосах и на спине у вас папоротник... - Меня сбросила лошадь - ничего страшного. - И она предложила ему скорее скакать домой, чтобы доказать ему, что все нормально. Она мчалась как ветер, хотя спина и болела от уколов ежевики. Спину скоро залечили с помощью разных снадобий. В ту же ночь она была близка со своим господином и хозяином и через девять месяцев, на радость ему и себе, родила Яэмона. - Наш муж, конечно, отец Яэмона, - уверенно ответила Ошиба на вопрос Ёдоко. - Он отец обоих моих детей - другой был только сон. "Зачем обманывать себя? Это был не сон, - подумалось ей. - Это случилось на самом деле. Тот крестьянин не был ками. Вы совокупились в грязи с крестьянином - вам надо было родить сына, чтобы привязать к себе Тайко. Он мог бы взять и другую наложницу... А как родился ваш первенец? " - Карма... - Ошиба пыталась отогнать от себя эту тайную боль. - Выпей это, дитя, - попросила ее Ёдоко, когда ей исполнилось шестнадцать лет, через год после того, как она стала официальной наложницей Тайко. Она выпила этот странный, согревающий травяной настой, ее сразу же потянуло в сон, а на следующий вечер, когда она снова проснулась, вспомнила только незнакомые ей раньше эротические сновидения, и причудливые цвета, и пугающую потерю ощущения времени... Ёдоко была с ней при пробуждении и когда она засыпала, как всегда, внимательная, обеспокоенная тем, чтобы не нарушать гармонии их господина. Девять месяцев спустя Ошиба родила - первая из всех женщин Тайко. Но ребенок был очень слабый и умер в раннем детстве. "Карма", - подумала она. Они с Ёдоко не сказали друг другу ни слова - ни о том, что случилось, ни о том, что могло случиться во время этого длительного глубокого сна. Ничего, кроме... "прости меня", сказанного несколько минут назад, и "не за что". - Вы не виновны, Ёдоко-сама, и ничего не случилось, никаких тайных поступков - ничего. А даже если что-то и было - покойся в мире, старая женщина, теперь твоя тайна уйдет вместе с тобой. Она посмотрела на это мертвое лицо, такое хрупкое и торжественное теперь, совсем как у Тайко при его кончине... Он свой вопрос так и не задал. "Карма, что он умер, - подумала она бесстрастно, - Если бы он жил еще десять лет, я стала бы императрицей Китая, а сейчас... сейчас я одна". - Странно, что вы умерли до того, как я успела пообещать, госпожа... - прошептала Ошиба; запах ладана и смерти окружил ее. - Я бы пообещала, но вы умерли еще до этого... В этом тоже моя карма? Должна ли я выполнить эту просьбу и непроизнесенное обещание? Что мне следует делать? Сын мой, сын мой, я чувствую себя такой беспомощной. Потом она вспомнила, что сказала Мудрая: - Думай, как поступил бы Тайко - или Торанага. Ошиба почувствовала, как в нее вливаются новые силы. Она села и хладнокровно стала готовиться к выполнению обещания. Во внезапно наступившей тишине Дзиммоко подошла к небольшим воротам в саду и, приблизившись к Блэксорну, поклонилась: - Анджин-сан, пожалуйста, извините меня, моя хозяйка хочет видеть вас. Если вы немного подождете, я провожу вас. - Хорошо. Спасибо. - Блэксорн уже давно сидел глубоко задумавшись, но так и не пришел к окончательному ответу на вопрос - что же такое судьба. Тени становились все длиннее и захватили уже часть двора. Серые подобрались, собираясь идти с ним. Джиммоко подошла к Самиери. - Прошу меня извинить, капитан, но моя госпожа просит вас все приготовить. - Где она собирается это сделать? Служанка указала на площадку перед аркой: - Там, господин. Самиери поразился. - При всех? Не в уединенном месте с несколькими свидетелями? Она сделает это для того, чтобы все видели? - Да. - Но, если... если это будет здесь... Ее... ее... А кто у нее будет помощником? - Она считает, что ей окажет честь господин Кийяма. - А если он не станет? - Я не знаю, капитан. Она... она мне не сказала. - Дзиммоко поклонилась, пересекла веранду и снова поклонилась - Киритсубо-сан, моя госпожа говорит, она скоро вернется. - У нее все хорошо? - О да. - В голосе Дзиммоко звучала гордость. Кири и остальные успокоились. Услышав разговор с капитаном, они все переполошились. - Она знает, что все дамы ждут, чтобы поприветствовать ее? - О да, Киритсубо-сан. Я... я следила и передала ей. Она сказала, что польщена их присутствием и скоро лично поблагодарит их. Пожалуйста, извините меня. Все следили, как она прошла к воротам, и сделала знак Блэксорну следовать за ней. Серые хотели идти за ним, но Дзиммоко покачала головой и сказала, что ее хозяйка не звала их. Капитан позволил Блэксорну пойти одному. За воротами сада был совершенно другой мир - зеленый и спокойный: солнце освещало верхушки деревьев, щебетали птицы, кормились насекомые, ручей журчал и впадал в пруд с листьями... Но он никак не мог избавиться от мрачного настроения. Дзиммоко остановилась и показала ему на маленький домик для тя-но-ю. Дальше он пошел один. Сняв сандалии, он поднялся по трем ступенькам - пришлось согнуться, чуть ли не встать на колени, чтобы пройти в маленькую зашторенную дверь, и вот он оказался внутри... - Ты, - сказала Марико. - Ты, - сказал Блэксорн. Она стояла на коленях лицом к двери, со свежей косметикой на лице, с малиновыми губами, искусно причесанная, в свежем темно-голубом, с зеленой каймой кимоно с зеленым же, но более светлым оби и тонкой зеленой лентой в волосах. - Ты красивая. - И ты. - Робкая улыбка. - Извини, что тебе пришлось такое увидеть. - Это был мой долг. - Нет, я не ожидала... не планировала... что будет так много смертей. - Карма, - Блэксорн заставил себя выйти из транса и перестал говорить по-латыни. - Вы планировали все это уже давно - ваше самоубийство? - Моя жизнь никогда не была моей собственностью, Анджин-сан. Она всегда принадлежала моему сюзерену и после него - моему господину. Таков наш закон. - Это плохой закон. - Да. И нет. - Она оторвала глаза от татами, - Мы будем спорить о вещах, которых нам не изменить? - Нет. Пожалуйста, извини меня. - Я люблю тебя, - сказала она по-латыни. - Да. Теперь я знаю это. И я люблю тебя. Но ты стремишься к смерти, Марико-сан. - Ты не прав, мой милый. Моя цель - жизнь нашего господина. И твоя жизнь. Мадонна наверняка простит, благословит меня за это, - сейчас пришло время, когда твоя жизнь более важна. - Но сейчас нет способа спастись. Ни для кого. - Потерпи, солнце еще не село. - Я не уверен в этом солнце, Марико-сан. - Он протянул руки и прикоснулся к ее лицу: - Гомен насаи. - Я обещала тебе, что сегодня все будет как в Гостинице Цветов. Потерпи... Я знаю Ишидо, Ошибу и других. - Плевать мне на других! - ответил он по-португальски, - у него испортилось настроение. - Ты имеешь в виду, что блефуешь, а Торанага знает, что делает? - Какой у тебя черный юмор... - мягко произнесла она. - Этот день слишком короткий... - Извини, ты опять права. Сегодня не время для черного юмора. - Он внимательно рассматривал Марико: на лицо ее падали полосы теней, создаваемых бамбуковыми планками, служившими защитой от солнца. Тени ползли вверх и исчезали, по мере того как солнце опускалось за крепостную стену... - Чем я могу тебе помочь? - Верить в то, что будет завтра. В какой-то момент он уловил выражение ужаса на ее лице, - он протянул к ней руки, обнял ее и держал так, пока она не справилась с этим чувством. - Послышались приближающиеся шаги. - Да, Дзиммоко? - Время, госпожа. - Все готово? - Да, госпожа. - Подождите меня около пруда с лилиями, - Шаги удалились, Марико повернулась к Блэксорну и нежно поцеловала его. - Я люблю тебя, - сказала она. - Я люблю тебя, - ответил он. Она поклонилась и вышла через дверь, он - следом. Марико остановилась у пруда с лилиями, развязала оби и дала ему упасть. Дзиммоко помогла ей снять голубое кимоно. Под ним на Марико было ослепительно белое кимоно и оби, которые Блэксорн уже видел, - принятое всеми одеяние смертника. Она развязала ленту на волосах и отбросила ее в сторону, потом, оставшись в одном белом, пошла не глядя на Блэксорна. За садом все оставшиеся в живых коричневые выстроились по трем сторонам квадрата вокруг восьми татами, лежащих в центре главных ворот. Ябу и Кири с остальными дамами сидели в рад на почетном месте, повернувшись лицом на юг. В переулке так же церемонно выстроились серые, вперемешку с ним располагались остальные самураи - мужчины и женщины. По знаку Самиери все поклонились, она ответила поклоном. Вперед вышли четыре самурая и растянули поверх татами малиновое одеяло. Марико подошла к Киритсубо и поклонилась ей и остальным дамам. Они ответили на ее приветствие поклоном и заговорили, рассыпаясь в церемонных фразах. Блэксорн ждал у ворот. Он следил за тем, как она отошла от дам, приблизилась к малиновому квадрату и стала на колени в центре его, перед маленькой белой подушкой. Правой рукой она достала из-за оби узкий нож и положила его на подушку перед собой. Дзиммоко вышла вперед и, также встав на колени, протянула ей маленькое чистое белое покрывало и бечевку. Марико тщательно расправила подол кимоно - служанка помогала ей, - потом бечевкой повязала одеяло вокруг груди. Блэксорн знал: это делалось для того, чтобы уберечь подол от крови и не измять во время предсмертной агонии... Успокоившись и полностью приготовившись, Марико подняла взгляд на главную башню замка... Солнце все еще освещало верхний этаж, отражаясь в золотых черепицах, промелькнул спиралью отблеск пламени и тут же исчез... Марико сидела не двигаясь и казалась очень маленькой белой каплей на малиновой квадрате. В переулке уже потемнело, слуги зажигали факелы. Покончив с этим делом, они исчезли так же молча и быстро, как и появились. Марико подалась вперед, взяла нож, приготовила его и посмотрела через ворота в дальний конец переулка, но он был тих и пуст, как и раньше. Она снова посмотрела на нож. - Касиги Ябу-сама! - Да, Тода-сама? - По-моему, господин Кийяма не хочет помогать мне. Пожалуйста, я была бы польщена, если бы вы стали моим помощником. - Это честь для меня, - отвечал Ябу. Он поклонился, встал и зашел сзади, слева от нее. Его меч зазвенел, скользя по ножнам. Ябу твердо поставил ноги и двумя руками поднял меч. - Я готов, госпожа, - заявил он. - Пожалуйста, подождите, пока я не сделаю второй разрез. Она посмотрела на нож, правой рукой перекрестила грудь, потом подалась вперед и подняла нож, поднеся его к губам недрогнувшей рукой, словно пробуя вкус полированной стали... Потом взяла нож поудобнее и теперь держала его правой рукой с левой стороны горла... В этот момент из-за угла в дальнем конце переулка показалось несколько факелов - приближалась группа людей во главе с Ишидо. Она не опустила ножа. Ябу все еще был как сжатая до предела пружина... - Госпожа, - спросил он, - вы ждете или продолжаете? Я хочу помочь вам как можно лучше. Марико с трудом удержалась от того, чтобы переступить последнюю грань. - Я... мы подождем... мы... Я... - Ее рука с ножом опустилась, теперь она задрожала. Ябу медленно расслабился. Меч со свистом вошел в ножны, сам он вытер руки о бока. Ишидо остановился в воротах. - Солнце еще не зашло, госпожа. Солнце все еще выше горизонта. Вы так стремитесь умереть? - Нет, господин генерал. Просто повиноваться моему господину... - Она старалась унять дрожь в руках, сжав их. Среди коричневых раздался возмущенный ропот, вызванный грубостью Ишидо. Ябу приготовился к выпаду, но остановился, услышав, как Ишидо громко произнес: - Госпожа Ошиба от имени наследника просила регентов сделать в вашем случае исключение. Мы согласились удовлетворить ее просьбу. Здесь разрешение для вас на выезд завтра утром. - Он сунул документы в руки Сумиери, стоявшего поблизости. - Господин? - спросила Марико, ничего не понимая, уставшим голосом. - Вы можете ехать. На рассвете. - И... и Киритсубо-сан, и госпожа Сазуко? - Разве это не часть вашего долга? Их пропуска здесь же. Марико пыталась сосредоточиться: - И... и ее сын? - На него тоже есть пропуск, госпожа. - Ишидо презрительно ухмылялся. - И на всех ваших людей. Ябу, запинаясь, произнес: - ... Пропуска на всех? - Да, Касиги Ябу-сан, - сказал Ишидо. - Вы у них главный офицер, не так ли? Пожалуйста, отправляйтесь сразу же к моему секретарю. Он оформляет все ваши пропуска, хотя я не знаю, почему наши уважаемые гости хотят нас покинуть. Трудно управиться за оставшиеся семнадцать дней, правда? - А я, господин генерал? - старая госпожа Эцу говорила очень осторожно, - ей хотелось проверить, насколько серьезна победа Марико; сердце у нее заболела, пульс участился. - Я... я могу тоже уехать? - Конечно, госпожа Маэда. Почему мы должны держать здесь кого-то против воли? Разве мы тюремщики? Ничего подобного! Если гостеприимство наследника так для вас оскорбительно, что вы хотите уехать, - уезжайте. Хотя я не понимаю, как вы собираетесь за семнадцать дней проехать четыреста ри до дома и столько же обратно. - Пожалуйста, извините меня, гостеприимство наследника не оскор... Ишидо прервал ее ледяным голосом: - Если вы хотите уехать, обратитесь к секретарю за разрешением, как положено. Это займет день или около того, но мы проследим, чтобы вы могли ехать, ничего не опасаясь, - Обращаясь ко всем собравшимся, он добавил: - Могут ехать все женщины, все самураи. Я уже говорил, что глупо уезжать за семнадцать дней, это обижает наследника. Это просто насмешка над наследником, его гостеприимством, гостеприимством госпожи Ошибы и регентов! - Он снова зло посмотрел на Марико. - Или попытка спекуляции угрозами совершить сеппуку... Сеппуку дама должна совершать в уединенном месте, а не устраивать оскорбительный для всех спектакль! Мне не нужны смерти женщин, - я борюсь с врагами наследника, но если женщины - его открытые враги, то скоро я смогу плюнуть на их трупы! Ишидо повернулся на пятках, прокричал приказы серым и удалился. Офицеры стали повторять его приказы. Для остальных самураев, строить их и уводить от ворот, оставив у коричневых несколько человек в качестве почетной стражи. - Госпожа, - хрипло сказал Ябу, снова вытирая вспотевшие руки, - горький привкус рвоты стоял у него во рту, так переживал он несостоявшееся сеппуку, - госпожа, все кончилось. Вы... вы выиграли... Вы победили... - Да, да, - ответила Марико. Обессилевшими руками она пыталась развязать узлы на бечевке. Дзиммоко подошла, распустила узлы, убрала покрывало и сошла с малинового квадрата. Все смотрели на Марико, ожидая момента, когда она сможет уйти. Марико пыталась встать на ноги, но у нее ничего не получалось. Она пыталась во второй раз - снова не удалось. Повинуясь первому порыву, Кири подошла ей помочь, но Ябу покачал головой и сказал: - Нет, она должна это сделать сама! Кири пришлось отойти, затаив дыхание. Блэксорн, стоявший у ворот, был вне себя от радости: Марико спасена? Он вспомнил, как сам был обессилен в ту ночь, когда чуть не совершил самоубийство, и должен был встать как мужчина, и идти домой без посторонней помощи, как мужчина, и стал самураем... У нее не хватает мужества... Что ж, все равно - он понимал ее и гордился ею... Он видел, как Марико снова взялась руками за малиновое одеяло, оттолкнулась от него руками... На этот раз она заставила себя встать... Ее качало, она чуть не упала, но все-таки заставила ноги слушаться и зашагала... Медленно сошла с малинового квадрата и, шатаясь, направилась к главному входу... Блэксорн решил, что она сделала достаточно - вытерпела свою меру и проявила немалое мужество, - он вышел вперед, подхватил ее на руки и поднял в тот самый момент, когда она потеряла сознание... Несколько секунд он стоял во дворе один, гордясь тем, что он один, и тем, на что он отважился. В его руках она казалась сломанной куклой... Постояв так, он направился в дом, и никто не тронулся с места и не помешал ему. ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ Нападение на занимаемую коричневыми часть замка началось в самое темное время ночи - за два-три часа до рассвета. Первая группа, из десяти ниндзя - подлых тайных убийц, - поднялась на крыши противоположной стены, которую перестали охранять серые. Ниндзя - наемники, мастера в воровстве, специалисты во всяких малопочетных занятиях- шпионаже, проникновении в охраняемые места, организации внезапных смертей. Эти десятеро бросили обмотанные тряпками крюки-кошки с веревками на соседнюю крышу и переправились через улицу между этими домами как черные пауки по паутине: плотно обтягивающие черные кимоно с черными же таби, черные маски, руки и лица покрыты черной краской... Легкое вооружение - ножи с цепочкой и хариканы, маленькие, в форме звезды метательные приспособления с игольно острыми, намазанными ядом концами, и диски размером с ладонь - облегчало их задачу и не мешало переправе, как и рюкзаки на спинах и короткие тонкие дубинки. Все десять бесшумно достигли цели. Они собрали кошки, четверо опять забросили кошки за выступ и тут же скользнули вниз на веранду, в двадцати футах под ними. Как только они оказались там, все так же не произведя ни малейшего звука, их товарищи отцепили крюки, бросили вниз и двинулись по черепицам дальше... Но вот черепица под ногой одного треснула - и все мгновенно замерли. Во дворе, тремя этажами и шестидесятью футами ниже, Сумиери, делавший обход часовых, остановился и посмотрел наверх... Глаза его впились в темноту, он ждал не шевелясь, приоткрыв рот, чтобы лучше слышать, и медленно обводил крышу взглядом... Крыша, где затаились ниндзя, была в тени, луна светила очень слабо, звезды едва видны во влажном воздухе... Темные фигуры стояли абсолютно неподвижно, бездыханно, почти столь же безжизненные, как и черепицы под их ногами... Сумиери опять обвел все глазами, настороженно прислушиваясь, потом снова, все еще не убедившись, вышел на середину двора - отсюда лучше видно. Теперь в поле его зрения попали четверо ниндзя на веранде, но они были так же неподвижны, как все вокруг, и Сумиери их не заметил. - Эй! - окликнул он часовых у ворот - засовы надежно заперты. - Вы ничего не видели и не слышали? - Нет, капитан, - отвечали встревоженные часовые. - Черепицы на крыше часто потрескивают, - может, от сырости или от жары сдвигаются... Сумиери приказал одному из них: - Поднимись наверх и посмотри! Поосторожней! Скажи часовым на верхнем этаже - пусть пошарят там на всякий случай! Часовой убежал. Сумиери еще раз внимательно посмотрел наверх, пожал плечами и, несколько успокоившись, продолжал обход. Самураи разошлись по своим местам, следя за тем, что происходит снаружи. На коньке крыши и на веранде ниндзя лежали все в том же положении, замерев как вкопанные, - они даже не моргали: их обучали часами оставаться в неподвижности - это входило в программу постоянных тренировок. Но командир сделал знак - они сразу задвигались, с помощью крюков и веревок спокойно пробрались на следующую веранду, откуда проскользнули внутрь через узкие окна в гранитных стенах. Ниже этого верхнего этажа все остальные окна - укрытия для лучников - были так узки, что через них не прополз бы и уж. По следующему сигналу пробрались одновременно еще две новые группы... Обе комнаты были в темноте, аккуратными тесн