обняк, который уже несколько месяцев, со времени избрания Ц. в верховные жрецы, наново обставляют для нас на Священной улице. Ему все вынь да положь. Меня просто страх берет, когда я думаю, во сколько нам встанет новая обстановка. А представишь ему счета - злится. И всякий раз начинает экономить на питании прислуге. Словно на этом можно что-то выгадать! Вечером гулял с моим ненаглядным Цебионом в садах над Тибром. Он никак не может найти работу, Цебион парфюмер, но и в этой отрасли используют теперь почти исключительно рабов. Помпей шлет их из Сирии тысячами, и все обученных, которые имели там собственные лавки. Цебиону всюду отказывают, ссылаясь на то, что нет никакого расчета нанимать человека, которого завтра же могут призвать в армию. Цебион - римский гражданин. Он в полном отчаянии. Говорит, что просто не знал бы, что делать, если бы не моя поддержка. 13.8.  Никто из мало-мальски приличных людей еще не вернулся в город. Жарко и пыльно. Стараюсь не думать об утреннем ветерке в Альбанских горах. Конечно, мы остались в Риме исключительно из-за Цинтии, а вовсе не "из-за политического положения", как утверждает Ц. Он ни с кем не встречается, кроме нее. 14.8.  Главк, новый учитель фехтования, которого Помпея купила за пятнадцать тысяч сестерциев в Капуе, говорит, что Ц. в прекрасной форме. Ни унции жира, и это в тридцать восемь лет. Здешний климат на него, как видно, не действует. Просто стыд и позор, что такой человек болтается без дела. С его способностями он должен был бы давно добиться успеха. Если б он еще как-то себя связал политически, можно было бы понять, почему его держат на отшибе. Ну, пускай он демократ, но ведь он с открытой душой готов ухватиться за любое предложение, сулящее хоть небольшую выгоду, а как он гибок в своих принципах, как лишен малейшей предвзятости в политических вопросах - просто диву даешься, почему его так третируют. Человека из именитой семьи, с местом в сенате! Главк просто восхитителен, к тому же образован. Видел его на утренней гимнастике. Эдакая пружинистая легкость. Пожалуй, возьму у него несколько уроков фехтования, не вредно для здоровья; климат здесь, особенно сейчас, в это время года, отвратителен. Я чувствую себя физически не на высоте - переутомлен. С клиентами сплошное мучение. Их впускают в девять утра, но уже в семь они выстраиваются в очередь перед домом и подымают такой шум, как овцы, когда их в пять часов утра гонят по Аппиевой дороге на бойню. Ц. принимает их за завтраком в атриуме. На сандалиях у них грязь, на языке - сплетни. И начинаются бесконечные вопросы: не следует ли заложить участок, отлупить жену, сменить адвоката. Подавай им должности и деньги. У многих дырявые подошвы, а иные богаче, чем мы, держат собственных телохранителей, которые не спускают с меня глаз, словно я прячу нож за пазухой. Ветераны домогаются патента на продажу спиртных напитков, места банщика, парфюмеры приносят образцы своих изделий, литераторы - книги, жулики - приказ явиться в полицию, чиновники - служебные тайны. Меньшинство - конверты с чеками. Ц. разговаривает с каждым по-разному, но всегда остается Ц., тогда как Красс, которого я однажды видел в приемные часы, пытается говорить на всех диалектах и меняет тысячи личин, но никогда не бывает Крассом. Цицерон - тот не скупится на длиннющие периоды, зато не даст тебе ни одной драхмы. 16.8.  Первый урок фехтования. Утомительно. Как ни странно, но город не так пуст, как можно бы ожидать в это время года. Многие уже вернулись. Кое-кто из господ сенаторов вчера у нас ужинал. Говорили о войне на Востоке. Торговая палата через Цицерона представила сенату докладную записку, предлагая послать Помпею благодарственный, адрес. Наряду с восхвалениями, в которых сказано, что он "победоносно водрузил римских орлов в глубине Азии", будто бы осторожно, но недвусмысленно вкраплены требования допустить Сити к азиатским делам. Господа, потешались на этот счет. Они питают весьма обоснованное недоверие к покорителю Востока. Если благодарность перехлестнет какие-то границы, он, со своими победоносными легионами. легко может статься, сядет им на шею. Во дворцах на Авентинском холме вот уже два года звучат зловещие слова: "Помпей рвется к диктатуре". 17.8.  Невыносимая жара. Приехал Помпоний Целер. Он воротился из Байи, чтобы провернуть свои дела на Востоке. Заправила кожевенного треста, он главный поставщик армии Помпея. Кожевенный трест представляет тридцать четыре шорные мастерские, которые на время войны целиком переключились на изготовление ремней и ранцев. Целер тоже поднял на смех благодарственный адрес. Он рассказал много интересного об отношении Сити к войне на Востоке. Несмотря на военные поставки, Сити долго не проявляло особого энтузиазма по поводу этого похода. До того как Помпей получил главное командование, одна римская армия за другой терпела поражения. Но все, что мы тогда слышали о "бесталанных полководцах", о том, что "римская армия уже не та, что прежде", и "легионер бежит, как заяц", - все это была чепуха. Истинная причина поражений, по словам Целера, заключалась в том, что Сити вначале не желало финансировать поход. Сенат отнял у него откупа на налоги и пошлины. Лишь когда их снова ввели, даже в той урезанной форме, в какой они существуют сейчас, Сити стало в какой-то мере интересоваться войной на Востоке и ссудило Помпея деньгами. Сити сейчас только и занимается Азией. Без откупов на налоги в Азии не может быть демократии в Риме! - говорит Целер. Помпею, дали нажить двадцать миллионов. А теперь он не желает и пальцем пошевельнуть для банков, а те не желают довольствоваться ничтожной долей дохода по откупам на налоги и пошлины. А кроме того, ведь предстоит крупное дело - финансирование репараций! Римские банки, естественно, хотят ссудить завоеванным провинциям под соответствующие проценты деньги на репарации, которые те обязаны будут выплачивать римскому государству. Но и тут Помпей действует очень вяло. Отсюда и результат: Сити против Помпея. Ц. даже позеленел, когда услышал о двадцати миллионах. 18.8.  Финансовое наше положение плачевно. От судебного исполнителя теперь не отобьешься. Составил сегодня список мелких долгов, которых тоже накопилось немало. Ц. поразился итогу. Размышлял о загадочности любви. Дивлюсь тому, что люблю Цебиона, а между тем не в силах противиться низменным плотским влечениям (Главк!). Быть может, это разные вещи? Странно. Не только Сити, но и моя скромная особа страдает от несговорчивости великого Помпея. Моя маленькая акция Азиатского коммерческого банка, откупившего киликийские налоги, котируется очень низко. 19.8.  Рабов, которых Помпей шлет из Азии, обычно, чтобы не привлекать внимания, гонят через город на торги, едва начинает светать. Я видел сегодня такую партию, тысячи две тащились по Субуре в самом жалком виде, большинство босиком - и это по нашим ужасным мостовым! Несмотря на ранний час, вокруг толпилось много ремесленников и безработных (первые на заре принимаются за работу, чтобы использовать дневной свет, последние спешат пораньше попасть на рынок, чтобы по дешевке купить гнилых овощей). Все хмуро провожали глазами длинное шествие. Они понимали, что каждый из этих рабов отнимает у них работу или заказчика. 19.8. (вечером) Был с Ц. на обеде у Лукулла. Он и летом живет в своих тенистых садах над Тибром. Приглашенные им господа сенаторы нарочно для этого случая прибыли в город из своих загородных вилл. Я видел хозяина дома в атриуме; маленький сухонький человечек, который ходит прихрамывая, опираясь на палку. Он все еще пользуется большим влиянием; в последнее время в сенате опять стали поговаривать, что Восток был им, собственно, уже завоеван, когда Помпей, получив неограниченные полномочия и деньги, сменил его на посту главнокомандующего. Слава его пиршеств, будто бы съязвил Цицерон, затмила славу его побед. Ц. хотел переговорить с городским претором, который тоже был в числе приглашенных, и я дожидался с бумагами в атриуме. Купол так высок, что вечером его невозможно осветить. Дворец по существу состоит из пяти построенных анфиладой дворцов и так велик, что обойти его невозможно, разве что объехать на квадриге. В то время как господа пировали во внутренних покоях, я слушал разговоры челяди. Битых два часа они толковали о новых приобретениях сенаторов (поместьях, виллах, лошадях, статуях). Вся азиатская добыча опять потекла в карманы этих господ. Не удивительно, что Сити рвет и мечет. Приглашено было всего человек сорок - помещики, военные, чиновники. Однако Ц., как видно, так и не удалось втянуть претора в деловую беседу. Мы хотели получить для одного из наших клиентов, посулившего нам хороший куш, концессию на постройку линии городского водопровода. Секретарь претора нахально заявил мне: - Вы можете с тем же успехом отправляться домой со своей папкой. За трапезой мы не торгуем. А затем я видел, как он с другими смеялся над Ц. Всем известно, в каком мы сейчас положении. Я размышлял над тем, почему Ц. пользуется несравненно большим успехом у дам, чем у мужчин. Половина сенаторов вообще с ним не здоровается. Меня, в самом деле, так и не позвали; позднее, когда гости стали расходиться, я узнал, что Ц. давно ушел. 20.8.  Неприятное происшествие во время приема клиентов. Контора помещается рядом с атриумом. Там было полным-полно посетителей, дожидавшихся Ц., когда бакалейщик Гор, став в дверях, поднял страшный крик, требуя, чтобы ему уплатили его четыре тысячи сестерциев. Ц. еще не спускался. Я спросил его, как быть. Он в свою очередь спросил, не могу ли я уплатить из своих денег. Я уплатил четыре тысячи. (Точнее, у меня нашлось всего три тысячи двести, остальные восемьсот ссудил мне Главк.) 21.8.  Людские потери в азиатской войне огромны. Списки убитых вывешивают на Форуме, между двумя банковскими конторами. Тонкая цепочка людей медленно движется мимо. Женщины с детьми на руках ищут в длинном перечне имена своих близких. Они нанимают для этого безработных, которые, учитывая подобный спрос, выучились читать. Много народу приезжает из окрестных селений. Убедившись, что их родные не значатся в списках, они садятся где-нибудь в уголке Форума и гложут прихваченную из дому корку. Большинство еще засветло возвращается обратно; ночевка в городе им не по карману, и рано утром надо приниматься за работу. В Кампании самый разгар молотьбы. 24.8.  Словно ниспосланные богами, появились сегодня наши купцы с берегов По во главе с добрым толстяком Фавеллой из Кремоны. Торговые круги Цизальпинской Галлии непременно хотят воспользоваться предстоящими выборами консула, чтобы этой осенью развернуть новую кампанию за распространение прав римского гражданства на равнину реки По. Ц. три года назад, по приглашению тамошних торговых палат, выступал во всех крупных городах с докладами, что принесло нам немалые деньги. Красс был тогда цензором, и Ц. заморочил головы этим простакам, которым не терпится стать римскими гражданами. Они хорошо заплатили. Со своей несчастной любовью к римскому гражданству эта публика с давних пор представляет постоянный и надежный источник дохода для демократии. Правда, бедняги потом на какое-то время приуныли, оттого что Крассу не удалось внести их в списки граждан, и утверждали, что Ц. слишком много им наобещал. Но Ц. тут ни при чем. Если бы Красс отвалил своему коллеге цензору, старому Катуллу, сколько надо, тот при огромных своих долгах не подумал бы возражать. Но так как его обделили, то он, естественно, раскрыл всю аферу, и с римским гражданством для городов равнины По ничего не получилось. Ну, а теперь купцы вновь сюда пожаловали. Кроме демократов, никто их знать не желает; всех отпугивает демократизм подобной идеи. Они готовы предоставить Ц. крупные суммы на проведение кампании. Когда они ушли, Ц., потирая руки, сказал: "И гуманная политика все же подчас окупается!" Вновь просматривали планы манежа. Они в самом деле превосходны. Контракт заключен. 29.8.  Как назло, именно сегодня Цебион признался мне, что от денег, которые я дал ему в прошлый месяц, у него не осталось ни аса. А ему надо внести квартирную плату за полгода, иначе его вышвырнут на улицу. Мать его очень расстроена. Угораздило же меня кинуть все свои сбережения в ненасытную пасть бакалейщика, который, кстати сказать, опять обнаглел. И не только он один. Не могу же я напомнить Ц. о долге. Как быть? 1.9.  Каменщики, которые, обливаясь потом, трудятся у нас в саду на постройке манежа, только и говорят что о боевых отрядах Катилины; отряды эти растут как грибы. Каждый вновь вступивший получает табличку с номером. Отряды прочно обосновались во многих погребках на окраине. А ведь считали, что с Катилиной после его прошлогоднего провала на консульских выборах навсегда покончено. Повсюду трубили о том, что его боевые отряды распускаются из-за недостатка средств. И правда, летом их почти не видать было на улице. Но теперь они снова появились. Ремесленники относятся к ним по-разному. Подряд на постройку сдан крупной фирме, использующей в основном рабов, но для некоторых специальных работ они нанимают также и свободных мастеров-ремесленников. Последние чуть ли не поголовно за Катилину, ведь тот обещает в своей программе дешевый хлеб и списание долгов, а владельцы небольших мастерских задолжали банкам. Рабам же все равно. Цебион снова зашел вечером узнать, не могу ли я раздобыть денег на квартирную плату. Досадно. Что же, мне самому остаться без гроша? Все же дал ему на половину квартирной платы (шестьдесят сестерциев). Люди действительно голодают. Раньше безработные получали хлеб от государства по низким ценам. А как им теперь жить? Непременно потребую с Ц. свои четыре тысячи. Консул, господин Цицерон, как говорят, тоже вернулся в город. 2.9.  Вот уже две недели, как я все чаще слышу имя Катилины, последние дни все только о нем и говорят. Я узнал, что в третьем районе будто бы состоялось собрание, на котором он под бурные овации присутствующих громил ростовщиков и спекулянтов. Он требует, чтобы не только сенат и Сити, но и последний римский гражданин получил свою долю азиатской добычи. Помпея внезапно вернулась в город. Бурная сцена в первом этаже. Видимо, она пронюхала что-нибудь о Цинтии. Не думаю, чтобы она знала имя своей соперницы, просто Ц. опять завел себе кого-то. Ц. удалось ее успокоить, показав ей строящийся манеж. Я видел их вместе в саду, они перелезали через камни. Он, конечно, сказал ей, что строит манеж для нее и только потому остался в городе. Не зря, значит, затеяли мы эту стройку. (Да благословят боги наших купцов с По!) Именно сейчас размолвка с женой была бы Ц. очень некстати. Если бы не влиятельные связи ее родственников, нас, чего доброго, еще вычеркнули бы за долги из списка сенаторов. Завтра Помпея отправляется обратно в горы. 4.9.  Мокрица {Мокрица - прозвище Красса, владельца многочисленных доходных домов в Риме. В этих домах, славившихся своей сыростью, водилось множество мокриц.} тоже в городе. Он долго беседовал с Ц. в библиотеке. Когда Ц. пошел его провожать, явился торговец шерстью Круппул. Я слышал, как Красс на вопрос Круппула, что он думает о Катилине, ответил: "Катилина - способный малый из старой знатной семьи, стало быть, совершенно разорен. Сити пять раз спасало его от банкротства. Он подпишет любой вексель, который подсунут ему банкиры, а как глава государства, подпишет любой угодный им указ. На наше несчастье, он весьма красноречив. Мои квартиранты из беднейших кварталов, наслушавшись его речей, перестали платить за жилье. Он доставит нам еще немало хлопот". Ц. потом язвительно заметил, что не столько красноречие Катилины, сколько красноречивые пятна сырости в домах Красса толкают малоимущих к революции. И добавил: "Не говоря уже о красноречивых ценах, по которым Круппул продает свои сукна". Такие речи Ц. перенял у Александра, библиотекаря Красса. Деньги от купцов с По, к сожалению, еще не поступили. А конверт, который наш добрый Фавелла передал лично, конечно, давно пуст. Судебный исполнитель Мумлий Спицер сегодня пригрозил описать мебель. И это в часы приема клиентов! Ц. толковал с ним целые четверть часа. Он разговаривает с такими людьми, словно они ровня ему, что просто непристойно. А когда ему на это намекаешь, отвечает: "Надо быть демократичнее, милейший Рар". Похоже, что интрига с тощей Цинтией идет на спад. Встретил в прихожей расфуфыренную даму (волосы в красной пудре). Хотел узнать, кто она такая, и выглянул на улицу. Самые обыкновенные наемные носилки (!). Ужинали они целых три часа. 5.9.  Вздорожание жизни и утечка капиталов. Мера зерна стоит полтора динария вместо одного в июне. Каждый выходящий в море корабль увозит груз золота и серебра. А между тем урожай в Сицилии нынешний год превосходный. Об утечке капиталов один из наших виднейших судовых маклеров во время приема клиентов выразился так: "Золотые слитки покрепче стягивают туникой свои увесистые телеса и мрачно вступают на корабль. Они не доверяют нынешнему правительству". А ведь в правительстве сидит само Сити - господин Цицерон. Зато азиатские акции поднялись на несколько пунктов. 6.9.  Главк - катилинарий! Уже больше года. Он мне сам сегодня признался. Его прежний господин оттого его и продал. По его словам, он лишь обучает отряды фехтованию, на самом-то деле он разделяет их взгляды. Отряды разбиты по-военному на подразделения и регулярно собираются. Главк говорит, что они хотят более сильного правительства и борьбы с всеобщей продажностью. Проспорил с ним до рассвета. "Демократический" консул Цицерон будто бы всего-навсего приказчик зерновых фирм - еще с того времени, как он побывал проквестором в Сицилии, этой "житнице метрополии". А Катилина-де идеалист и народолюбец. Решил расспросить Александра, библиотекаря Красса. Он всех лучше знает, что думает простой народ. Александр родом грек, он раб Красса (тот заплатил за него восемьдесят тысяч сестерциев) и самый порядочный человек в Риме. Вечером отправился к нему. Он живет на Палат_и_нском холме в огромном доме, где того и гляди заблудишься. Контора на конторе, сущий пчелиный улей. По коридорам с утра до вечера снуют секретари, посетители, слуги, и все это перекликается и галдит на всех языках мира! Мне пришлось пересечь несколько двориков, где помещаются ремесленные школы. Было невыносимо душно, двери стояли настежь, и я видел рабов, сидевших на низеньких скамейках, вылупив глаза на учителя. Мокрица наживает бешеные деньги на этих ремесленниках, которых отдает в обучение купленным в Греции и Азии архитекторам и инженерам, а затем продает или отпускает напрокат. В одном из дворов проводила учение пожарная команда, которую Красс набрал из галлов. У него по всему городу расставлены посты, и если случается пожар, галлы спешат на место происшествия с пожарным обозом. Однако во главе их едет агент, который покупает горящий дом, а часто и смежные за бесценок, но за наличные. Лишь после этого галлы вступают в действие и тушат пожар. Маленькая, чисто побеленная каморка Александра скудно обставлена: койка с кожаными ремнями вместо матраца, старый стол, два стула; в ней всегда царит полумрак, потому что единственное, выходящее во двор окно забрано решеткой. Книги сложены на полу штабелем, и эта вторая стена лишь не намного ниже каменной. Он среднего роста, крепко сложен, лицо большое, розовое, с мясистым носом и светлыми в коричневых крапинах, как черепаший панцирь, круглыми спокойными глазами. Александр почитатель философа Эпикура, и Ц., который часто под предлогом, что ему требуется какая-нибудь книга из библиотеки Красса, вызывает его к себе и часами с ним спорит, - говорит, что он единственный подлинный демократ на италийской земле. Я сразу же завел разговор о Катилине. - Катилина, - сказал он спокойно, - это проблема безработицы, а проблема безработицы - это земельная проблема. Знаете, что сказал Тиберий Гракх семьдесят лет назад? - И порывшись в груде книг, он вытащил тоненькую брошюрку и вслух прочел мне слова великого народного трибуна: "Даже у диких зверей в Италии есть свое пристанище, у одного - логово, у другого - нора. А вот у людей, которые сражаются и умирают за Италию, нет ничего, кроме воздуха и солнца; их выбрасывают с женами и детьми на улицу, и в поисках работы они бродят по дорогам, вместо того чтобы возделывать свое поле. Полководцы лгут, когда перед сражением заклинают солдат защищать от врагов очаги и гробницы, ибо у большинства римлян нет своего очага и они не знают, где гробницы их предков. Ради чужого богатства и чужой славы проливают они свою кровь и отдают жизнь. Владыки мира, они не владеют и клочком земли". Он положил книжку на место. - Крестьянин, - продолжал он, - которого оторвали от его пашни, чтобы он победил пунийцев, испанцев, сирийцев, вернувшись домой, оказывается побежденным рабами, в которых он превратил врага. Земля его отходит к крупным помещикам, а сам он бежит в столицу в напрасной надежде получить в виде подачки пригоршню сицилийского зерна. Полмиллиона человек задыхается на клочке земли в пятьсот гектаров за Сервийской городской стеной. А Цицерон весной этого года провалил проект демократов о заселении Италии римскими безработными, напомнив им, что, получив землю, они лишатся доходов от продажи голосов на выборах. И эти униженные, отчаявшиеся, исполненные страха перед завтрашним днем бедняки проголосовали против плана расселения. Я сам слышал речь Цицерона. Это было все равно как если бы он уговаривал потаскушек Субуры не разрешать дарить себе винных лавок, потому что у них-де не останется времени торговать своим телом. Но так оно и есть, он знает римский плебс как свои пять пальцев, хотя сам живет в пяти виллах. Дай им горстку медных монет, и эти владыки мира проголосуют за любой направленный против них же закон; впрочем, за полезный им закон они тоже проголосуют, лишь если дашь им горсть медных монет. Дальше ужина они не загадывают. Катилина может сколько угодно обещать землю, но изберут его лишь в том случае, если он уплатит за выборы, то есть купит голоса. - Значит, вы не считаете, что все разрешит земельный вопрос? - Нет, почему же, - ответил он с улыбкой, - но я не думаю, что он может быть решен выборами. Я ушел в раздумье. Александр пользуется большим влиянием в ремесленных союзах. Вечером Цебион, весь сияя от счастья, рассказал мне, что хозяин согласился подождать с половиной квартирной платы. Мы отправились с ним играть в кости к Тригеминским воротам. Он обнял меня посреди улицы; от взоров прохожих нас скрыло облако пыли. Он снова мой порывистый и нежный Цебион. 7.9.  Вечером застал в саду у строящегося манежа Спицера, он пререкался с десятником. Спицер угрожал конфисковать лес для оплаты кредиторов. Десятник спас положение, заявив, что лес пока является собственностью строительной фирмы. Каменщики стояли вокруг и ухмылялись. Особа с присыпанными красной пудрой волосами - Муция, жена Помпея! Вот это победа! Смела! Явилась прямо к нам в дом. 9.9.  В цирюльнях состоятельные люди говорят, что Катилина угрожает республике. Я слышал, как богатый суконщик, по-видимому человек здравомыслящий, сказал: "Никогда бы этот субъект не приобрел такой популярности, если б господа из сената опять не норовили положить в собственный карман всю азиатскую военную добычу, а мы все за нее кровью заплатили и деньгами!" Цирюльник его обнадежил, напомнив о Цицероне. - Пока Цицерон что-нибудь да значит в Риме, - сказал он убежденно, - нечего опасаться диктатуры ни слева, ни справа. Цицерон - это республика. А за Цицероном стоит Сити. Все посетители согласились с ним, суконщик тоже. 10.9.  Утечка капиталов принимает все большие размеры. Процентная ставка повысилась с шести до десяти. Значит, Сити все-таки уже побаивается Катилины. Однако Помпоний Целер (выделка кож) сказал нечто весьма любопытное: - Быть может, Сити намеренно переправляет капиталы за границу, чтобы пугнуть всех Катилиной. Мы еще с добрый час обсуждали его слова. 12.9.  Цебион какой-то странный в последнее время. Уж не подозревает ли он о моих отношениях с Главком? Он такой впечатлительный! Или он болен? Тревожусь о нем. С Главком я сейчас никак не могу порвать: он информирует меня о движении катилинариев, с которым вскоре, может быть, придется очень и очень считаться. Ц. постоянно не в духе. На Форуме, по его словам, что-то затевается, но что именно - ему не известно. Клубы Сити, по-видимому, еще не договорились между собой, какую позицию должна занять демократическая партия на предстоящих консульских выборах. Ц. на пару с Крассом уже не раз по поручению клубов проворачивал предвыборные кампании демократов. В этом году они к нему еще не обращались. Он, разумеется, делает вид, будто ему это безразлично, или же роняет фразы вроде того, что ему осточертело быть на побегушках у клубов: позовут тебя в последнюю минуту и не раскрывают карты. К тому же его допекают кредиторы. В такие минуты Ц. любит поиздеваться над Сити и афиширует свою принадлежность к сенату. Правда, у него это скоро проходит. К сожалению, он снова и снова позволяет втянуть себя в политику Сити. Такие замечания, как недавно брошенное Помпонием Целером (выделка кож) о двадцати миллионах, нажитых Помпеем на Востоке, словно яд, отравляют ему существование. Как ему якобы ни опротивела политика, он опять безвылазно торчит с Клодием в библиотеке, и они часами обсуждают, с какой масти намерено пойти Сити. В прошлом году благополучно провели в консулы Цицерона, то есть "нового человека" из непатрицианской семьи. А он оказался во сто крат хуже, чем сенат. Первое, что он сделал, - это распустил демократические уличные клубы, в которых население столицы было организовано по месту жительства, улицам, районам. И в оправдание этой меры заявил, что нужно обуздать эти бандитские шайки. Этот новый человек и старый ментор твердит о равных правах для левых и правых. (Я привел слова Клодия.) - Как вы можете с этим мириться, - науськивал он Ц. - Простые люди вас хорошо знают. Они не забыли гладиаторских игр, которыми вы их потчевали, когда были квестором. Все они, от владельца самой мелкой мастерской до крупного подрядчика и менялы, уже однажды рассчитывали на вас. Клубы Сити используют вас от случая к случаю, вы для них мальчик на побегушках. А кто у них еще есть из такой именитой семьи? Надо уметь постоять за себя! Ц. мерил комнату длинными шагами, и я видел, как яд начинает действовать. Не выношу этого напомаженного, смазливого Клодия, хотя Помпея пять раз на дню уверяет, что он необыкновенно остроумен. Вечно он хочет втянуть Ц. в свои политические махинации. Он возглавлял уличные клубы, хотя сам из старой патрицианской семьи. На мой взгляд, мы достаточно прогорели после знаменитых игр, которые Ц. устраивал, будучи квестором. 16.9.  У Цебиона что-то с жирным Руфом, кладовщиком амбаров второго района. Он принял от него в подарок перстень. Какие же еще нужны доказательства! Я напрямик ему это сказал. Он изменился в лице и начал, запинаясь, что-то плести. Обещал больше с ним не встречаться, но, пока он не вернет перстня, я ему не поверю. Нет, он должен отослать перстень! Никак не мог уснуть, принял снотворное. 17.9.  Мумлий Спицер недавно сделал мне неслыханно наглое предложение - указать ему какой-нибудь подходящий для конфискации объект покрупнее, а он в долгу не останется. За кого он меня принимает? 18.9.  Перстень подарила Цебиону мать, она сама мне подтвердила. Он принадлежал еще его покойному отцу, бывшему легионеру. Я чересчур мнителен. Подслушал из конторы разговор Александра с Ц. Они сидели в атриуме. Библиотекарь сказал: - Сейчас идет ожесточенная схватка. Тот не политик, кто в нее не вмешается, и демократия не демократия, если она не вступит в бой. Завсегдатаи шикарных клубов на Палатинском холме, где обедает господин Цицерон, самодовольно внимают его остроумным и хвастливым донесениям о том, как подавлен сенат утечкой капиталов и агитацией катилинариев. Но простые люди зашевелились. Они понимают, что теперь или никогда можно что-то отвоевать. Какие прекрасные открываются перед вами возможности! Либо примкните к Катилине, превратите его программу в серьезную политическую платформу, выкиньте из этого движения авантюристов! Либо выступите против Катилины, обратитесь к ремесленным союзам и потребуйте отставки Цицерона, решительного проведения в жизнь демократической программы, особенно в части земельного вопроса! Все допустимо, кроме одного - оставаться в стороне. Ц. подробно осведомился о настроениях в избирательных округах. Высокие и все повышающиеся цены на хлеб, растущая безработица, задолженность банкам - все это глубоко всколыхнуло малоимущих, и, по словам Александра, существует большая опасность, что они бросятся в объятия Катилины. Ц. после этого разговора был задумчив, но, по-видимому, не склонен действовать. Он веско заявил: - Земельный вопрос - основное, в этом Александр прав. До тех пор пока не будет разрешен земельный вопрос, спокойствия и порядка не будет. Вот уже вторая попытка втянуть его в политику! 19.9.  Всякий раз, как Ц. ужинает с Фульвией, он нарочно приглашает и меня. То ли потому, что хочет подчеркнуть, сколь он демократичен (она вращается в кругах катилинариев), то ли потому, что уже не хочет прежней близости с ней. Она очень занятна и всегда в курсе всех новостей. На днях она прочла Ц. лекцию о поразительном сходстве, существующем, на ее взгляд, между положением таких политических деятелей, как он, и таких особ, как она. - Точь-в-точь как нам, - сказала она, - вам приходится выжидать. Как бы дорого это ни стоило. Представляете, сколько я трачу на свои туалеты? А уход за телом! По-вашему, я для собственного удовольствия ношу вот эти драгоценности? О бессмертные боги! Так же, как вы для собственного удовольствия устраивали гладиаторские игры! Иначе попробуй обратить на себя внимание! И потом, надо набить себе цену. Но не мне вас учить, мой дорогой, когда я просто восхищаюсь вами. Я всегда говорю: как бы Гай Юлий ни швырялся деньгами, он никогда не швыряет их на ветер; впрочем, вы не своими швыряетесь. Словом, надо уметь ждать. Лишь бы не просчитаться, знать, на кого ставить. Конечно, не следует быть и чересчур разборчивым. Ни вы, ни я не можем себе этого позволить. Все оценить и выбрать наилучшее, вот в чем задача! А что вы еще дождетесь своего червонного короля, в этом я нисколько не сомневаюсь. Ц. чуть не подавился куриной ножкой. 22.9.  Спицер все же нас перехитрил. Оказывается, он пронюхал о существовании конюшен в Пренесте и описал верховых лошадей. Поделом, мне не жалко. За обедом Ц. разглагольствовал о том, как он отчитал Спицера за его подлость, а тот со стыда не смел на него глаз поднять. Можно подумать, что все это Ц. очень веселит. Но меня он не обманет. То он часами сидит на садовой скамье, мрачно уставившись в землю, то впадает в самый восторженный оптимизм. 26.9.  Красс за Катилину! Сегодня он сказал Ц., что Сити могло бы выложить большие суммы для Катилины, поскольку Помпей в отношении азиатских откупов все еще придерживается точки зрения сената, а Каталина обязался приструнить своих более радикальных сторонников и прекратить агитацию против банков. На этих условиях демократическая партия готова поддержать его кандидатуру на консульских выборах в нынешнем году. Нам поручают руководство избирательной кампанией. Ц. немедленно приступил к делу. В ту же ночь у нас собралось человек двадцать из округов - председатели избирательных комиссий. Красс ушел еще до того, как они ввалились. Ц. принял всех этих лавочников, мелких ремесленников, домовладельцев, ветеранов Мария и т. д. в еще не отстроенном манеже. Все это народ положительный. Они связаны с сотней религиозных сект и ремесленными союзами. Если им поручают подготовку выборов, они обходят избирателей со списками и собирают подписи или же раздают списки (и деньги) союзам, а те действуют уже сами. Ц. они знают по прежним поручениям подобного рода, он известен как человек Красса, а у того благодаря его богатству огромное влияние. Ц. извинился, что принимает гостей в недостроенном помещении; показал единственную почти готовую фреску "Диана на голубом коне". Они рассматривали ее молча, возможно, что она написана в чересчур модернистском духе. Ц. спросил их, как средний римлянин, человек с улицы, относится к агитации Катилины. Маленький хромой старичок, старшина союза канатного промысла, заявил, что они уже не могут удерживать своих безработных членов, число которых все возрастает. Тот, кого выбросили на улицу, без оглядки бежит за Катилиной. Прекращение военных поставок в Азию катастрофически отразилось на положении ремесленников. Изо дня в день растет ненависть к банкам, которые нещадно выколачивают долги и плату за квартиру. А от возвращения армии из азиатского похода никто ничего не ждет, кроме усиления нужды. Ведь мир в Азии - палка о двух концах: частенько мать, найдя в списке павших имя сына, вся в слезах возвращается домой, и ее встречает рыдающая невестка - оказывается, маленькой шорной мастерской не возобновили военные заказы. Вот и получается, что одна и та же семья льет слезы из-за войны и из-за мира. Неожиданное заявление Ц. о том, что от них "ожидают" поддержки Катилины на предстоящих консульских выборах, было воспринято как ошеломляющая новость. Ц. тут же заговорил о предвыборных лозунгах. Поразительно, как он без всякой подготовки, словно вытряхивая ее из складок своей тоги, стал излагать продуманную во всех подробностях программу. С Крассом он успел обсудить лишь финансовую сторону; у него не было и получаса, чтобы набросать несколько политических пунктов, как заявились все эти люди из округов. Голова у него работает невероятно быстро, а умение приспосабливаться к разного рода обстоятельствам бесподобно! Битых двадцать минут он толковал о новых поселениях, которые разгрузят столицу; ремеслам придется отбиваться от заказов! Бесплатный хлеб получат не только лишившиеся работы, но и вообще все нуждающиеся. "Смешно думать, - воскликнул он, - будто канатчик или пекарь, который, имея всего двух-трех рабов, лишь кое-как перебивается, обременен долгами и вечно ломает голову, как наскрести непосильную арендную плату за свою лавку, не нуждается в дешевом хлебе!" Подробно он остановился на кассации задолженности банкам. И все это с цифрами! Государство обязано предоставлять ремесленникам кредиты на приобретение и содержание рабов! На это он особенно напирал. "Для чего же Гогда ваши сыновья завоевывают обе Азии? - вопрошал он. - Куда гонят необозримые стада рабов? Неужели все достанется тремстам семействам для их крупных поместий? Или нескольким бронзоплавильням? Где рабы? Они нужны вам!" Видно было, что подобные речи доставляют удовольствие его слушателям. По их словам, это была самая демократичная программа из всех когда-либо выдвигавшихся перед консульскими выборами. Да, с подобной программой одно удовольствие начинать предвыборную кампанию! Каждый пальчики себе оближет, услыхав такие лозунги! Но тут вышла небольшая заминка. Человек с одутловатым бледным лицом и жирным затылком пропищал: - А я вот точно знаю: Катилина принимает в свои отряды рабов. Как нам это понимать? Собравшиеся заволновались. Это был один из основных вопросов. Заговорили все разом. А благообразный старик - как я узнал, председатель погребальной кассы - крикнул громче всех: "Что ж, нас призывают рабам пособничать? На бунт их подбивать?" Канатчик, весь покрывшись пятнами, громко сказал, не глядя на Ц.: "Об этом не может быть и речи. Две трети членов нашего союза сами держат по нескольку рабов у себя в мастерских". Ц. не дал разгореться страстям. Он что-то сказал довольно тихо, так что его слова потонули в общем шуме. Но это-то и заставило всех замолчать; дальнейшее уже никто не пропустил - мимо ушей. - Я впервые слышу об этом, - сказал он, - и немедленно же выясню, но считаю, что это исключено. - Немного помолчав, он добавил уже в тоне дружеской беседы: - В саду приготовлено угощение, господа, и подавать вам будут рабы. Кстати, мой секретарь - я поручил ему оформление некоторых пунктов нашего небольшого соглашения, связанных с финансами, - он с улыбкой кивнул в мою сторону, - тоже раб. Я думаю, что вопрос о рабах не нуждается в дальнейшем обсуждении, ибо вопроса этого не существует. И он быстро перешел к чисто деловой стороне. Тут сразу пошла торговля о том, сколько предлагать избирателям за голоса. После этого всех еще хорошо угостили. Я вновь поразился умению Ц. обходиться с этой публикой: он запросто с ними беседует и в то же время не допускает никакой фамильярности. Подумать только: битых пять минут он обсуждал с каким-то пекарем "Диану на голубом коне"! Но в общем этот неожиданный поворот меня тревожит. Даже очень. Поделился с Цебионом. Он развил ряд весьма интересных мыслей. Руфа он не видел уже три недели. 27.9.  После полудня к нам явились трое каких-то господ. Ц. заперся с ними в библиотеке. Когда они покидали наш дом, я в одном из них признал бывшего консула Корнелия Лентула Суру ("Голяшку"). Ныне он опять претор. Это один из главных заправил при Катилине. Посмотрел он на меня, надо сказать, крайне нагло. До чего же мы докатились! Сегодня Ц., как бы мимоходом, попросил меня разузнать, каковы цены на земельные участки в Кампании (?). А ведь три дня назад наши денежные дела были так плохи, что мы не могли пригласить даже золотаря для очистки выгребной ямы. 2.10.  Фульвия - вероятно, одна из самых соблазнительных кокоток столицы - остроумно рассказывала сегодня о том, какие заботы мучают ей подобных дам в связи с неопределенным политическим положением. Хотя бархатный сезон еще не окончился, все они уже вернулись в душный, пыльный Рим и стараются любыми средствами выведать у политиков, что творится за кулисами. Улыбаясь, она спросила Ц.: - Что ж, будет он консулом? Я держала пари и поставила на него. - На кого?-спросил Ц. - На Катилину, разумеется. - Тогда не ставьте слишком много, - заметил Ц., как бы нехотя. - Кстати, что вас надоумило? Она пояснила. Молодые и молодящиеся катилина-рии сейчас высоко котируются. Модным считается туалет в народном духе - очень простой. Только нитка янтаря - и больше никаких украшений. Ногти на ногах не красят. Говорить надо о земельном вопросе. Фульвия добавила: "Ведь, в конце концов, всех нас эксплуатируют, не так ли?" Но ее подружка Фония решила все же не бросать своего сенатора. Она говорит: "Погоди, мой толстунчик еще возьмет верх. Ты не знаешь, он груб до садизма". (Она у нас ужасная реакционерка!) Сейчас только и толкуют, что о демократии. Цицероном все восхищаются - это за его демократические идеалы и еще потому, что он намерен купить городской дом Красса (четыре с половиной миллиона сестерциев). С тех пор как Катилина вошел в моду, шикарным считается жалеть раненых, вернувшихся из азиатского похода. На некоторых вечеринках дел