tschland" объявление о том, что ищу работу как технический переводчик с указанием полного адреса. Вот эта газета регулярно предоставлялась в распоряжение сотрудников центрального антифашистского актива, который располагался в Горьком. Жанна называет Сашу моим другом, и у него была моя фотография. Другого решения нет: этот Саша из лагеря со ст. Игумново был переведен в Горький и там познакомился с Жанной. Следовательно, он остался в плену, отслуживает восьмой год плена. Строго судьба с ним обходится. Через месяц второе письмо, которое следовало бы включить в литературный фонд человечества. Думаю, что никакой литератор не смог бы выдумать такие формулировки (и это письмо сохранилось в подлиннике): "Дорогой мой! Ты не можешь себе представить, какую большую радость принесло мне твое письмо. Я его долго ждала. И вот в один прекрасный вечер я выступала на сцене в одном из концертных залов г. Горького и очень нервничала перед выходом на сцену. В это самое время мне позвонили из дома и сказали, что пришло письмо из Германии. Я, потеряв всякую надежду на твой ответ, решила, что письмо от Саши, и была рада получить от него весточку. Ведь это чудесный человек, все, кто его знал, остались прекрасного мнения о нем. Если бы он был рядом с тобой, я бы и не беспокоилась о тебе - с таким другом и товарищем легко и просто идти даже по неровному пути. Вы с ним, кажется, разные люди. Я тебя ведь очень мало знаю, но мне кажется, что по натуре своей ты очень капризный и неуравновешенный. Может быть, ошибаюсь, все возможно. Коля, меня поразило твое знание русского языка. Знать художественный язык - большое достижение. Я, правда, и не сомневалась в твоих способностях, но после твоего письма в восхищении аплодирую тебе. То, что живешь не скучно и много работаешь - очень хорошо; что не женился - тоже хорошо, так как я не хочу, чтобы ты кому-нибудь принадлежал. Ах, если бы ты только знал, как я рада твоему письму и что со мной делалось, когда узнала, от кого оно. Я побледнела, потом покраснела и вдруг закружилась в каком-то неистовом вальсе, к великому удивлению мамы, которая в это время играла какой-то печальный ноктюрн. Когда я прочла, что завтра ты будешь играть в одной из пьес Гете, танцевать на прекрасном вечере, мне стало очень грустно, из-за того, что ты будешь улыбаться не мне, глаза твои будут смеяться не для меня и танцевать ты будешь не со мной. Обидно до слез. Коля, как я хочу быть рядом с тобой. Неужели тебе нельзя приехать обратно к нам, ведь ты любишь мою Родину и мой народ. Как бы я этого хотела. Пиши, родной, обо всем, я с нетерпением буду ждать твоего ответа. С приветом, Жанна". Ромео и Джульета в социалистическом лагере. Умом я понимал, что путь в Горький окончательно закрыт. Получить паспорт невозможно было в эти годы. А кроме того, Горьковская область - закрытая. Предложить ей приехать в Германию - было бы похоже на издевательство. Никакого простого гражданина из закрытой области в эти годы не выпускали за границу. Грустно, только плакать можно и мечтать. Переписка стала реже и реже и погасла. Мечты остались. Сентябрь 1958 года Все еще работаю переводчиком, только теперь "на частных началах". У меня частное переводческое бюро, работы досыта. Перевожу с русского языка технические книги. В 1956 году вышел из печати мой первый русско-немецкий металлургический словарь. Заочную учебу на инженера закончил, но живу с политическим клеймом "врага". Исключили меня как такового из СЕПГ еще в 1952 году. А "враг" не может и думать о выезде за границу. Среди моей клиентуры есть Научно-исследовательский институт холодильного хозяйства ГДР, директор которого очень доволен моей переводческой работой. Ему надо поехать в Москву на международный конгресс. Перед вышестоящими органами и партбюро отстаивает мнение о том, что может с успехом участвовать в этом конгрессе только с таким переводчиком, который имеет техническое образование и знания по делу. Как ни странно - летом 1958 года мне выдают служебный паспорт. Определены дата прилета в Москву и гостиница, в которой мы будем жить. Нельзя умолчать, что я уже женат, есть дочка. Но вычеркнуть Жанну из моей памяти нет возможности. Совесть запрещает думать о встрече с Жанной, а сердце страдает при мысли, что буду близко к ней и не увижу. Одержало победу сердце. Как ни тяжело, но жене я рассказал об этом. Она, хотя и не с восхищением, дала свое благословение этой авантюре. Я написал письмо по старому адресу Жанны. Ответ: приеду в Москву, очень рада увидеть тебя. Наивный какой я был! Надеяться на такую встречу было подобно преступлению, поскольку бюрократы госбезопасности как на советской, так и на ГДР-овской сторонах с бдительностью следили за тем, чтобы лозунги о советско-германской дружбе оставались только лозунгами. Но расхлябанность и безобразное выполнение служебных обязанностей сделали возможным невозможное. Кадрам в заграничных командировках было строго запрещено вступать в контакт с местным гражданским населением. Какой-то сотрудник отдела международного сотрудничества министерства обязан был информировать меня об этих правилах, но впервые в период существования министерства в состав делегации вошел "частник". Меры к таким общественным динозаврам не описывались в инструкциях. Значит, соответствующие наставления до меня не дошли. В то же время директор института не очень соблюдал те предписания вышестоящих органов, смысл которых он не признавал или не понимал. Контракт участника-переводчика с директором института об участии в командировке в СССР был заключен на трудовые дни недели, т.е. за исключением выходных. За выходные дни не будет оплаты, а следовательно, и ответственности заведующий делегацией за эти дни не несет. Сговор был обнаружен, но поздно. В формально-юридическом отношении все было в порядке, но чиновники министерства считали эту договоренность плохим трюком (в этом они были не правы, ибо трюк был хорошо продуман). Путь ко встрече с Жанной был открыт. Отправил телеграмму. Ответную телеграмму мне вручили уже в гостинице Пекин (подлинник также сохранился в моем архиве): "ГОСТИНИЦА ПЕКИН ЧЛЕНУ ДЕЛЕГАЦИИ ГЕРМАНСКОЙ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКИ КЛАУСУ ФРИТЦШЕ ВЫЕЗЖАЮ ДЛЯ ВСТРЕЧИ ЖДИТЕ ПЕКИН СЕДЬМОГО ДЕСЯТЬ УТРА - ЖАННА" С нетерпением жду момента встречи. Суббота и воскресенье для меня выходные дни. Кто-то из членов делегации выразил недоумение, что свободное время должен провести в Москве без гида-переводчика, но директор института отражает все попытки подорвать мои планы. С девяти часов сижу в холле гостиницы. Жду встречи и боюсь ее. Любой психолог объяснил бы нам, что перетащить прошлое в настоящее невозможно без опасных потерь качества, особенно в делах любви. Мы с Жанной друг в друга влюбились за миг, как будто молния нас поразила. Эта эмбриональная любовь разрасталась в гиганта при отсутствии субъекта любви. Эти мнимые душевные нагрузки не успели разрядиться никуда. Какое-то огромное воображаемое счастье свалилось на нас, и реально поздно догнать его. Но, очевидно, ни Жанна, ни я не желаем думать разумно. Сбросить бремя несбывшейся любви? Дай Бог, чтобы было не так. Открывается дверь холла, заходит молодая женщина, останавливается, смотрит вокруг и со вспышкой в глазах и с незабвенной улыбкой приближается ко мне. Узнала меня, а я на улице прошел бы мимо нее. Стыдно? Облик ее в моей памяти зафиксирован в длинном черном платье, с прической для выступления на сцене, а передо мной женщина, проехавшая 300 километров в одежде нормального пассажира железных дорог. Дружеское приветствие проходит не без признаков застенчивости с обеих сторон. Сидим в холле недолго. Многолюдно кругом, нелепо себя чувствую. У нас обоих есть желание сбежать в совместное одиночество. Договорились погулять в ПКО имени Горького. Удается нам сбросить напряжение, и гуляем целый день при прекрасной осенней погоде. Проводим вместе еще один день. Сидим на скамейке под Кремлевской стеной, греемся на солнце. Побывали у могилы Неизвестного солдата, завидуем молодым парам, которые справляют свадебное торжество. Потом идем в гости к сестре Жанны. Сижу на кромке ее постели, когда она легла из-за сильной головной боли. Это были счастливые часы. Бегаем сквозь настоящее, не думая о будущем. Вопрос, что могло бы быть, если бы сумели преодолеть дальнее расстояние еще в 1947 году - одиннадцать лет тому назад, - не трогаем. Два дня в том неестественном мире, куда нас перебросило в свое время за эстрадной сценой. Боюсь, что Жанна все же не совсем потеряла надежду на совместное будущее. Обратный путь в реальный мир тяжелый для нас обоих. Реальный мир сбыться нашим мечтаниям не дает. Прощание не без слез. Но, прежде чем расстаться с Жанной, обращаюсь к ней с просьбой. В 1955 году появился на свет составленный мной русско-немецкий металлургический словарь. Вспоминая о том, что основам технического перевода научился на базе трофейного оборудования, этот труд я посвятил Николаю Порфирьевичу Кабузенко. Такая фраза напечатана на первой странице книги. При выезде в Москву я взял с собой экземпляр словаря, мечтая, что найдется человек, кому можно будет поручить поискать Н. П. Кабузенко и передать ему такой сувенир. Жанна согласилась принять на себя такую почти невыполнимую обязанность. Лето 1963 (?) года Почтальон принес письмо - из СССР. Отправитель - Н.П. Кабузенко!!! Чудо! Николай Порфирьевич рассказывает, что сын его работал на пивоваренном заводе в Горьком. Кто-то, якобы из начальства предприятия, спросил его, не знает ли некоего Николая Порфирьевича Кабузенко. Когда он объяснил, что он сын этого человека, ему вручили словарь с просьбой передать его отцу с рассказом о том, что я якобы состоял членом делегации, которая во главе с Эрихом Хонеккером посетила город Горький. Такая версия оставалась для меня единственной до 1998 года. Удалось мне в конце концов узнать, что там произошло на самом деле. Передо мной лежит письмо Жанны от 30 декабря 1998 года. Лучше всего мне переписать дословно, что она пишет: "Я только один раз была на станции Игумново после нашей встречи в Москве. То ли ты плохо объяснял, то ли я, кроме твоих глаз, ничего не видела, а дома Кабузенко я не нашла. Там полно новых домов, появились новые люди за эти годы. Потом уехала на Камчатку, а когда вернулась, то поступила в вечерний техникум, и друзья устроили меня на работу начальником автоколонны на пивзаводе "Волга". В одной комнате со мной сидел диспетчер, который выписывал наряды на получение совхозами, колхозами и фермами отходов от производства пива, каши такой, видно, очень полезной для откорма скота. Я уже и не думала, что найду когда-нибудь Н. П. Кабузенко или увижусь с тобой, поэтому словарь остался у меня как память о тебе. И вдруг слышу: диспетчер рядом выписывает накладную какому-то Кабузенко, имя я уже не помню сейчас, вроде бы тоже Николай, а может, путаю. Смотрю: человек не в шапке, а в шляпе, очень симпатичное лицо. Ну я и спросила, не знает ли он Николая Порфирьевича Кабузенко. А он говорит, что это его отец. Тогда я назвала твое имя, и он удивился и обрадовался, назвал тебя Коля Фритцше, сказал, что вы дружились. Тогда я попросила его не уезжать, немного подождать, села в машину и привезла книгу из дома и отдала для передачи отцу. Жалею, что не расспросила побольше - они торопились". Вот чудо или очередная случайность особого рода в моей жизни, настолько богатой подобными событиями. Переписывались с Николаем Порфирьевичем. Получил я возможность еще раз как следует выразить истинную благодарность за все благо, которое он сотворил для меня и для многих немецких военнопленных. Ему я обязан тем, что, несмотря на клеймо "врага партии", благополучно жил и работал как специалист. Хороших специалистов, слава Богу, в ГДР, как правило, не убивали. Н. П. Кабузенко тогда жил в г. Арзамасе. Хотелось мне пригласить его приехать в гости ко мне с женой. В 60-х годах наконец были созданы условия для туристских поездок в ГДР. Но переписка оборвалась без указания причин. Я считаю, что Николай Порфирьевич работал в атомной промышленности, сотрудникам которой, говорят, не разрешалось поддерживать неофициальные связи с иностранцами. Август 1989 года Тоска по России не прошла за эти 40 лет. После встречи с Жанной в 1958 году я бывал в России несколько раз в год в командировках. После издания в печати второго технического словаря по энергетическому и подъемно-транспортному оборудованию (1440 страниц) я оставил профессию переводчика. Опять дало о себе знать "созвездие тельца" (по гороскопу я Телец). В зените профессионального успеха искал новую гору, подняться на вершину которой обещало новые интересные события. От НИИ холодильного хозяйства, в рамках научно-технического сотрудничества, я часто бывал в Москве. Официальным языком в СЭВ (Совета Экономической Взаимопомощи) был русский, и меня ценили как специалиста со стажем переводчика. Но попасть в Горький не удавалось. Пришла перестройка, наступила гласность, открылись совершенно новые возможности. Индивидуальную туристическую поездку в Россию, о которой в связи с перехваткинскими событиями рассказал еще в восьмой главе, я наметил по двум направлениям: первое - посидеть за штурвалом спортивного самолета, хотя бы на минутку занявшись любимым спортом; второе - посетить те места, где провел лучшие годы своей молодости. Что касается летного спорта, то исключение из партии повлекло за собой очень нежеланные для меня последствия: исключение из "Общества спорта и техники" (братская организация ДОСААФ) и тем самым лишение возможности летать на планерах, чем с успехом увлекался в 1952-54 годах. Летные поля были ограждены высоким забором, и единственный контакт с авиацией осуществлялся визуально, стоя за забором и наблюдая за полетом планеров и моторных самолетов. Как абонент журнала "Техника молодежи", я узнал о предстоящем авиасалоне СЛА (сверхлегкая авиация) "Рига-89". Через московского друга добился приглашения от редакции журнала, на авиалайнере прилетел в Москву и поездом отправился в Ригу, где действительно удалось полетать. Не мог же я тогда вообразить, что 2 года спустя после объединения Германии в возрасте 68 лет сумею снова приобрести права пилота. Насчет Горького (переименование тогда еще не состоялось) я кое-что уже рассказал, но умолчал, что встреча с этим городом больно оживила воспоминания о той несбывшейся любви, которая разгорелась в течение двух часов за сценой в лагере военнопленных в Сормове. Я мечтал встретиться с Жанной. Обходя город, я убедился в том, что дома по ее адресу снесены. Там, где должен был стоять дом с ее квартирой, мы обнаружили незастроенную площадку. Времени для поисков было маловато. Как "член делегации ГДР", я должен был укладываться в установленное расписание дня. Сердце рыдало, но все-таки уже одно пребывание в этом городе поднимало сильные эмоции в душе. В оперном театре Горького в награду за "ударную работу" я смотрел "Евгения Онегина" и "Сорочинскую ярмарку", сидя в первом ряду перед сценой. В рамках нелегального выхода в город, я посетил нижегородскую ярмарку, постоял на площади с памятником В.Чкалову, полюбовался панорамой слияния Оки с Волгой. Теперь, будучи стариком, я праздновал новую встречу с местами, которые заполнили большую ячейку моей памяти с убеждением: Горький это Жанна. Октябрь 1997 года Я 74-летний старик, но жизненная энергия меня не покинула. Объединение Германии изменило в нашей стране многое, и технический прогресс возможным сделал то, о чем раньше не приходилось и думать. С момента объединения ГДР и ФРГ я все еще работал специалистом по проектированию холодильных складов и, несмотря на мой возраст (67 лет), шеф одной выдающейся фирмы по постройке холодильников попросил меня, поработать у него пару лет. Я согласился, но из пары получилось две пары. Окончательно я подал в отставку только в 71 год. Мы, бывшие граждане ГДР, после объединения научились многому, в том числе и пользоваться персональным компьютером. В этой области мне открылась новая сторона увлечений - разработка программ для физико-технических расчетов. В магазинах появилась "электронная телефонная книга" всей Германии. Cтоит ввести в компьютер фамилию и имя человека, и за считанные секунды на дисплее появится список всех лиц (абонентов телефонной связи) под этими инициалами, проживающих в Германии. С помощью этих технологий я разыскал моего друга времен военного плена, Александра (Сашу). Он вернулся из плена на полгода позже меня. В 1949 году мы даже переписывались, но скоро от него по неизвестной причине корреспонденция перестала приходить. Так как такая фамилия, как у него, в Германии не очень распространена, то мне пришлось написать и отправить по разным адресам не более 16 писем. По истечении 48 часов у меня дома раздался телефонный звонок. Это был Саша. Я немедленно сел в машину и отправился к нему. При встрече - воспоминания и еще раз воспоминания. Одна из тем: Жанна! Оказалось, что Саша познакомился с Жанной при тех же обстоятельствах, при каких и я: весной 1949 года в качестве переводчика-конферансье на эстраде в лагере военнопленных в Горьком. Его преимущество заключалось в том, что он жил в Горьком и имел пропуск МВД, который открывал ему путь в ограниченную свободу, в том числе и в компанию Жанны. Она ему рассказала о короткой встрече с неким Колей, выступавшим с ней на сцене весной 1947 года, и Саша догадался, что это был я. Он дал ей мой адрес и фотографию, на которой она меня конечно узнала. Вот и объяснение тому, как письмо Жанны попало ко мне в 1949 году. Дальнейший ход событий Саша не застал из-за своего возвращения на родину. Контакт с Жанной он больше не поддерживал, так как устроился работать в одну из фирм ФРГ, где сотрудникам запрещалось поддерживать личные связи с гражданами коммунистических государств. Шла холодная война, которая подавила переписку и двух бывших военнопленных. Во время долгих бесед с Сашей во первых зародилась идея о настоящих воспоминаниях, а во вторых - о поиске Жанны. Перспективы решения первой задачи казались вполне реальными с условием сохранения работоспособности автором в необходимой мере. Формулируя последние строки этого рассказа могу сказать, что перспективность этого мероприятия мы с Сашей оценили правильно. Другое дело - найти Жанну. Как известно, в европейских странах общепринято женщине во время замужества принимать фамилию мужа. А какими данными для поиска Жанны располагали мы по истечении 40 лет после контакта с ней? Только именем, девичьей фамилией и тем фактом, что она в сороковые годы занималась художественной самодеятельностью в горьковском доме культуры, который давным-давно исчез с лица земли. Жизнь моя полна причуд и уникальных случайностей. Так произошло и в случае с Жанной. Мы нашли ее сразу. Но большую роль сыграло и то, что она не забыла Колю, а Коля не забыл ее. Моя тоска по России вступила в следующую фазу. Тоска эта опять сфокусировалась на том единственном человеке, который с радостью принял дружеское обращение немца, настолько внезапно ворвавшегося в его жизнь в 1947 году. Право воображать о том, что происходит в душе людей, хранивших свою любовь более, чем половину всей жизни, я оставляю за читателем. Любовь, оставшуюся в пределах реального мира зародышем, но в мире мечтаний затронутых этим чувством, выросшую в гиганта. Послесловие Шесть лет военного плена не могли не оказать глубокого влияния на дальнейшую жизнь молодого человека. В первые годы после возвращения мне регулярно, не менее двух-трех раз в месяц, снились страшные сны: будто я нахожусь дома, но точно знаю, что из плена попал сюда по временной увольнительной. Выход из положения ищу в бегстве, но куда бы я не бежал, путь мой везде преграждают чудовища в человеческом облике, держащие винтовку с приткнутым штыком. Бегу куда только можно и наконец просыпаюсь мокрый от пота. Частота появления подобных сновидений с годами убавлялась, но к нулю свелась лишь через 30 лет! В Горьковской области я провел четыре года плена из шести. За этот период с теми местами связало меня многое. Я возлюбил природу этого лесного края, научился понимать и уважать его жителей и познакомился с литературой нижегородского края. С большим увлечением читал я рассказы и романы Максима Горького, причем больше всего мне понравились "Мои университеты". Вот так и смотрю я на годы военного плена как на свои "университеты", где настрадался и многое пережил, но в то же время многому и научился. Русский язык Я также научился разговаривать по-горьковски - "окать". Одной из главных задач, которую мне пришлось выполнить как вновь устроившемуся в качестве переводчика в Объединение народных предприятий "Фарма", являлось получение пропуска в Берлин. Чтобы попасть туда из любого места советской оккупационной зоны (ГДР была основана только в начале октября 1949 года), требовалось разрешение местного коменданта советской военной администрации. Пришел я к коменданту и на русском представил свое ходатайство. Комендант, выслушивая мое обращение с весьма угрюмым выражением лица, оживился и расплылся в улыбке: - Ты друг откуда приехал? - Из Горького, - отвечаю ему. Он хохочет и говорит: - Слышно, сомнений нет. Вот насколько тесно я был связан с "родным" краем. И вполне естественно, что местный диалект повлиял на практикуемое мной произношение русского говора. За всю свою жизнь я не прошел ни одного курса русского языка. Грамматике научился путем самообучения, а произношение освоил на стройплощадках среди простого народа. Но чтобы читателю не врать, нельзя не упомянуть тот факт, что русский являлся одним из предметов учебы в инженерном институте, который я окончил в 1956 году. После третьего урока доцент, преподаватель русского языка, попросил меня задержаться во время перерыва. Настоятельная просьба в компромиссной форме звучала так: "Гарантирую Вам отличную оценку, но прошу Вас на уроках больше не присутствовать". Я не без охоты выполнил просьбу смущенного доцента, которому свободно высказать какую-то мысль на русском удавалось с большим усилием. Вот, хотелось бы вспомнить о предметах, которым я научился в "моих университетах". На первом месте, разумеется, стоял русский язык. Уровень знаний и навыков в момент окончания "курса" был не очень уж высок, но по сравнению со средним уровнем способностей переводчиков-профессионалов я, несомненно, заслуживал высокую оценку. Мое начальство и советские коллеги особенно высоко ценили мой опыт в свободном, устном переводе технически насыщенных бесед. Лекции "профессора" Кабузенко я заслушал с высокой эффективностью. В начале 1953 года я был зачислен в штат переводчиков технической литературы издательства "Техник" в Берлине. Очень горжусь рецензиями на те книги, выборки из которых начали появляться в западных технических журналах. Исключительно положительные рецензии укрепляли мою позицию штатного переводчика. Русско-немецкий металлургический словарь (1955 г.) и Русско-немецкий-немецко-русский словарь энергетического и подъемно-транспортного оборудования (1963 г.) представили собой завершение процесса моего освоения русского технического языка. Когда в шестидесятые годы на рынок русско-немецких переводов обрушились немецкие выпускники советских Втузов, для меня пришла пора освободить место молодежи и устроиться в другую область научно-технической деятельности. Но все-таки вплоть до гибели ГДР в 1990 году, я из знаний русского языка, приобретенных за годы военного плена, извлекал как материальную, так и моральную пользу. Техническое образование В последние школьные годы у меня возникло желание, когда-нибудь в будущем совмещать профессию пилота с профессией инженера. Любовь к летному спорту и живейший интерес к техническим предметам любого рода определили будущую профессию. Заведующим кафедры общего машиностроения и химического оборудования был опять-таки Николай Порфирьевич Кабузенко. Он, разумеется, заметил проявленную мной заинтересованность, и всеми силами помогал мне накопить необходимые знания и навыки. Заочную учебу я начал в институте машиностроения в 1953 году, убедив приемную комиссию в том, что достаточный практикум прошел в плену. Без этого, прежде чем поступить в институт, мне пришлось бы отрабатывать годовую практику на машиностроительном заводе. Благодарить "свои университеты" причина есть. Самообразование В плену я сумел убедиться, что наделен способностью, с высокой эффективностью осваивать новые знания и с успехом использовать их на практике. Устроившись переводчиком в администрацию немалой группы фармацевтической промышленности ГДР, я убедился в том, что мои возможности могут приносить больше. В конце концов, решил пройти курс обучения на экономиста по сбыту и снабжению. Нормальная продолжительность курса - 3 года. Я занимался заочно и сдал экзамен через полтора года. Более чем 80% заочного обучения проходило во время непосредственной работы. Быстро заканчивая с переводами, я переключался на выполнение домашних заданий. В связи с этим нельзя не отметить, что стенография - один из обязательных предметов курса. Но я этому научился в плену! Заочная учеба в институте машиностроения была рассчитана на 6 лет. Мне удалось закончить полный курс за три с половиной года. В НИИ холодильного хозяйства ГДР я устроился инженером-машиностроителем. Но, убедившись, что в этой области таких специалистов достаточно, а в области строительной физики холодильных сооружений ощущается острый дефицит специалистов, я решил переквалифицироваться на инженера-строителя. Завершением процесса учебы явилось получение грамоты о присуждении Министерством строительства ГДР титула эксперта-строителя. Это было в 1986 году. Чиновникам министерства не представлялось встречать такое: по окончании курса обучения я стал не строителем, а машиностроителем. В начале восьмидесятых в институте появились первые простейшие компьютеры. Предлагались курсы обучения, но у меня были сжатые сроки выполнения работ на научно-исследовательские темы. Пришлось обучаться по ночам и в пути в частные командировки. Начался интересный процесс замещения ручного труда (выполнение расчетов на логарифмической линейке) механическим (выполнение расчетов на компьютере с применением самодельных программ). Чем совершеннее становились программы, тем больше оставалось времени для дальнейшего их усовершенствования. Последний курс экстремального самообразования мне пришлось пройти в возрасте 70 лет. В обязанность технического сотрудника западногерманской фирмы, занимавшейся холодильным строительством где я работал, входил поиск заинтересованных лиц, разработка эскизных проектов по желанию клиента, заключение контракта о реализации объекта, разработка исполнительного проекта, организация строительных работ, техническое оснащение и сдача готового объекта заказчику. Моя специализация ограничивалась постройкой холодильных складов, а тут появился мясник, которому нужен был мясоперерабатывающий цех с полным комплектом оборудования, включая отдел копчения колбас. Эскизный проект ему понравился. Заключили контракт. При отсутствии опытного и профессионального помощника за мной осталась задача, справиться с монтажом совершенно непривычного производства. Однако объект сдал без рекламаций, клиент доволен уже четвертый год. Общественные науки Я прошел сложный курс освоения современных общественных наук. От безоговорочного сторонника Гитлера, через критичного наблюдателя советского строя и почти безоговорочного сторонника учения Маркса-Энгельса и Ленина (Сталина исключаю сознательно), это развитие, в конце концов, пошло обратным путем и дошло до сверх критичного наблюдателя социализма на советский лад. Весь этот путь я преодолел по каменистым тропам во время военного плена. Я научился прежде всего тому, что таким вспыльчивым людям, как я, к идеологиям, за которыми стоят органы исполнительной власти, подходить нужно очень осторожно и критически. Быть успешным в политике даровано только тем, кто умеет глотать и переваривать самые липкие глыбы лжи, не изменяясь при этом в лице и не говоря ни слова. Страховка жизни политического активиста скрывается в его безоговорочном подчинении. Пожертвовав всеми радостями жизни, я должен был убедиться, что "партийная дисциплина" все-таки не мое дело. Но лекции в "моих университетах" изучил, к сожалению, не до конца. Спустя шесть лет существования под советской властью, я должен был знать, что в оккупационной зоне в Германии выжить сможет только такая политическая система, которая полностью соответствует советскому строю. Я промахнулся, походатайствовав о принятии в члены СЕПГ. Я стал кандидатом этой партии. Кандидатский срок - 2 года. Начальство за годы моей работы переводчиком в Объединении народных предприятий очевидно убедилось в том, что этот Фритцше обладает некоторыми предпосылками для принятия в святое общество номенклатурных кадров. Мне предложили поступить в Кадровую академию народного хозяйства ГДР. Не видя в этом никакой политической направленности, я согласился. Все равно всю жизнь работать переводчиком не собирался. Выпускники этой академии устраивались директорами предприятий, заведующими отделов в министерствах и пр. Почему же не попытаться попасть в семейство социалистических полубогов? Но я забыл о некоторых уроках плена. У ворот на небо была поставлена комиссия, куда направили и меня. Там и решилось направление моего дальнейшего жизненного пути. Комиссия в составе трех высокопоставленных функционеров приняла меня в общем-то дружелюбно, но мое расположение к ним сразу же изменилось в обратную сторону, когда я узнал своего "старого друга", Бернгарда Кенена. Он еще в 1944 году в антифашистской школе сварил мне невкусную кашу. Беседа растянулась не на один час. Я сумел показать, что классическое учение Маркса и Энгельса, историю рабочего движения России и Германии, а также краткий курс истории ВКП(б) знаю не хуже, чем поп Евангелие. За словом в карман я ни разу не залез, несмотря на хорошо замаскированные засады. Я был горд тем, что во время "допроса" не дал им залезть ни в одну нишу моих политических знаний. Затем последовало заключительное слова Бернгарда Кенена, который тогда был областным секретарем партии (приводится лишь смысл высказывания): "Вы комиссии доказали, что в политической литературе разбираетесь исключительно хорошо. Но запомните, что интеллигенту вашего калибра мы предпочитаем простого, но верного рабочего". Меня отвергли, но тем самым, получается, сделали одолжение. Нет сомнений в том, что меня бы выгнали из академии еще до окончания курса, или, в крайнем случае, дав подняться до директорской вершины, обвинили бы во вредительстве, а то и отдали под суд. Слишком уж короткий у меня путь от сферы мышления до языка. Есть еще одно принципиальное познание, правдивость которого мне открылась за годы военного плена: как Энгельс, так и Ленин (и Сталин?) ошибались с прокламацией о том, что историю "делают " народные массы. Боюсь, что ни первый, ни второй и ни в коем случае третий из этой тройки в правдивость данного принципа не верили. На самом деле движущей силой в политике выступают менеджеры, которые подобно принципу "снежного кома" приводят в движение массы, находящихся без таковых, как правило, в неподвижном состоянии. Но направлять народные массы не удается без ликвидации тех, кто потерял из виду выбранный лидером путь к цели. Вернувшись из плена на родину, активную часть человечества я стал подразделять на три категории: 1-я категория - верующие в правдивость идеи. Из них выжимают последний сок, ими жертвуют в боях и для пропаганды, с них взимают последнюю копейку для финансирования борьбы за власть. Они, в конце концов, остаются дураками, несмотря на то, что по характеру они добрые и справедливые. 2-я категория - верующие в целесообразность присоединения к движению - правдивость идеи им не важна. Все сомнения на этот счет молча проглатываются. Они разговаривают на языке властителей, закрывают глаза на явные преступления своего лидера, молча одобряют смертный приговор лучшему другу, делая все это во имя своей карьеры. 3-я категория - борющиеся за верховную власть. Первое условие для проникновения в этот круг полубогов - готовность к убийству своих собственных родителей и лучшего друга во имя цели овладеть властью и сохранить ее за собой. Подобно миру красок, где тысячи оттенков являются результатом смешивания трех цветов - желтого, синего и красного - так и в политическом мире есть переходные формы между смежными категориями. Но политически активный человек должен знать, что, хочет он этого или нет, он будет прижат к одной из этих категорий. Выход из этой опасной ситуации один - своевременный отказ. Для себя я в политике сделал вывод - для этого ремесла не гожусь. Опасаюсь невольно попасть в первую категорию. Прочие познания Философия, это высшая и всеобъемлющая ветвь человеческих наук. Гиганты ума пишут философские труды, пытаясь обобщить в них все явления нашего мира в широчайшем смысле этого слова. В плену я столкнулся с отдельными и очень важными для меня явлениями, которые постараюсь обобщить формулировками или тезисами: Война - бич человечества не только потому, что гибнут люди и уничтожаются материальные богатства. Слишком мало, я думаю, говориться о том, что гибнут преимущественно люди с положительными чертами характера. Гибнут лица преимущественно "первой категории". Вторая и третья категории предпочитают тылы и оттуда, далеко от передовой, защищают свои позиции. Таким образом, война представляет собой процесс отрицательной селекции, измерять которую нельзя только числом погибших и стоимостью уничтоженных ценностей. Мерой тому должны быть объем потерянной человеческой доброты, количество напрасно уничтоженных умов, утрата человечности. Справедливость - весьма относительное понятие. Определение этому понятию в обществе формирует правящая власть группа людей. Сталин, например, считал справедливым умерщвление миллионов граждан СССР во имя постройки в его представлении социализма и коммунизма. Я бы считал справедливым поступком ставить клеймо на лбы преступников, служивших палачами в сталинской системе "примирения" народных масс. Управлять массой людей с соблюдением высшей и общепринятой справедливости невозможно. В связи с тем, что справедливость вещь неабсолютная, то любой вождь должен смириться с фактом фатальности ситуации: как ни старайся быть справедливым, определенный процент подвластных всегда будет обвинять тебя в несправедливости. В этом отношении мне повезло. Будучи в положении специалиста, не обремененного грузом ответственности за результаты труда подчиненных, я приобрел очень обостренное понятие справедливости, хотя оно за время плена не осталось без шрамов и рубцов. Есть у меня, наконец, еще одно удивительное приобретение со времен плена, которому имя трудновато дать: никогда за всю свою жизнь мне не приходилось бороться за власть. В плену я всегда удивлялся тому, что меня часто выдвигали на руководящие должности. Когда находились самозваные преемники, мне удавалось, как правило, освободив им свое место без рукоприкладства, находить новое поле деятельности, более интересное и увлекательное, чем прежнее. Никак не иначе протекала моя жизнь после плена и до сегодняшнего дня. Значит выходит, что число кафедр "моих университетов" было значительно. Преподаватели - если таковым удавалось проникнуть в мир моего самообразования - читали мне бесценные лекции. Помимо технических и общественных предметов, преподавались предметы: "Добродушие", "Человеколюбие", "Милосердие", "Человечность" - о лекторах которых я излагал в предыдущих главах. Немало я страдал в плену как физически, так и психологически, но, невзирая на переживания, забрал с собой на родину мешок, полный жизненным опытом и профессиональных знаний, за что оставил в России часть своего сердца. ОГЛАВЛЕНИЕ От автора 3 Глава 1: "Пошел он на фронт стать героем". Июнь 1943 года. 5 Глава 2: "Допросы в Астрахани". Июнь 1943 г. 17 Глава 3: Лагерь в деревне Табалла в дельте Волги. Июнь-октябрь 1943 года 20 Глава 4: Лаготделение 108-1 г. Красноармейск под Сталинградом. Ноябрь-февраль 1943-1944 гг. 30 Как добывают дополнительный паек 30 Рождество 1943 года 30 На пути к аду 30 Комиссия - спасение. (Февраль 1944 г.) 30 Медкомиссия или "осмотр голой кожи" 30 Глава 5: Дистрофия. Сталинград - Красноармейск. Январь-апрель 1944 г. 30 Глава 6: Школа учений Маркса - Энгельса - Ленина - Сталина 30 Интермеццо - рабочая зона лагеря No 165 30 Глава 7: Пыра на торфу. Весна - лето 1945 г. 30 Глава 8: Станция Игумново - 96-й химзавод "Заводстрой". Лагерь 469/3. Сентябрь 1945 г. 30 Зубной врач - Анастасия Федоровна 30 Лето в лесу - д. Перехваткино 30 Перехваткино - по ягоды, по грибы. Лето 1946 года 30 Галина 30 Глава 9: Лейтенант Ведерников. Ст. Игумново - лагерь No 469/3. Осень-зима 1946 -1947 гг. 30 Жанна. Март 1947 г. 30 Изгнание с политработы. Ст. Игумново весной 1947 года 30 Охота на военных преступников 30 Глава 10: Лаготделение No 469-1 - 1947-1948 гг. 30 Кабузенко. База трофейного оборудования. Весна-осень 1947 г. 30 Глава 11: Теодор. Школа истинной демократии. Осень 1947-весна 1948 гг. 30 Командир батальона. Декабрь 1947-сентябрь 1948 гг. 30 Глава 12: Центральный госпиталь ст. Уста. Зима 1948-1949 гг. 30 Вера Гауфман Январь-февраль 1949 г. 30 Начальник Фикс. г. Балахна март 1949 г. 30 Глава 13: На родине. И все же Жанна. 30 Сентябрь 1958 года 30 Лето 1963 (?) года 30 Август 1989 года 30 Октябрь 1997 года 30 Послесловие 30